• Дебюты сержанта Денисова (рассказы)
  • Однодневная командировка
  • Ночной дозор
  • Дело без свидетелей
• Астраханский вокзал (повесть)

- Сержант Денисов! - вполголоса сказал подполковник.

Денисов, сидевший в предпоследнем ряду, у окна, встал, одернул китель и, стараясь не спешить и не выказывать волнения, пошел меж рядами столов.

Была в скуластом рыжем подполковнике, руководителе семинара, какая-то внутренняя, скрытая сила, которую Денисов ничем не мог объяснить. Держал себя подполковник так же, как и другие преподаватели. Может, только шутил он реже других, и еще: даже когда отходил от своей темы, говорил обо всем серьезно и только самую суть.

- Даю вводную. Разыскивается вооруженный преступник, левша. Вы несете постовую службу в ночное время на улице. Навстречу вам движется прохожий, и вы принимаете решение проверить его документы. Действуйте!

Преподаватель сделал знак рукой, и маленький, юркий крепыш, сосед Денисова, выкатился на средину комнаты.

Денисов встретил «прохожего» под свисавшей с потолка лампой - так, чтобы самому оказаться в тени, предоставив освещенное место партнеру. Держался он левой стороны.

- Попрошу показать документы!

Задача не относилась к числу сложных: проверяя документы, нужно было следить за мелкими предметами, которые партнер быстро достает из карманов, и скороговоркой называть их классу, демонстрируя остроту и цепкость зрения. Кроме того, Денисов должен был в случае нападения суметь отразить его отрепетированным болевым приемом.

- Закончили! - в голосе подполковника прозвучал особый командирский шик. - Денисов, какие сигналы работник милиции подает свистком?

- Три основных сигнала...

Денисову нравились и преподаватель и занятия.

Здесь, в милиции, очень часто требовалось то, что в его прежней жизни считалось ненужным и даже несерьезным, - внимание к вещам, не имеющим на первый взгляд никакого к тебе отношения.

«Не смотри по сторонам!», «Не отвлекайся!», «Занимайся своим делом!» - все эти элементарные премудрости уважающего себя занятого человека ничего не значили для тех, кто готовил себя к работе в милиции. Напротив, здесь учили замечать и запоминать не десятки, а сотни всякого рода «ненужных» мелочей, потому что каждая из них могла в дальнейшем сыграть важную роль. И, вступая теперь в новый для себя мир, пока еще, правда, не уголовного розыска, как мечталось, а только постовой службы, Денисов чувствовал, что и сам невольно становится другим - более сдержанным, внимательным и дружелюбным по отношению к людям, которые теперь будут под его опекой.

- Хорошо, Денисов.

- Товарищ подполковник, пусть Денисов проверит мои документы! - Черкаев, один из «старичков» взвода - тех, кто пришел в милицию в зрелом возрасте, поднял руку.

Смуглый, словно только что с черноморского пляжа, Черкаев считался лучшим в классе после Денисова, был напорист, умен, безукоризненно исполнителен и словно рожден для того, чтобы командовать и подчиняться, хотя «на гражданке» пять лет проработал в таксомоторном парке, где особо строгих порядков не было.

- Разрешаю, - сказал подполковник.

И вот они встали друг перед другом - с виду узкоплечий и худощавый, но с крупными, привычными ко всякой тяжелой работе руками Денисов и плотный, но верткий Черкаев.

Черкаев быстро протянул свое удостоверение, верхняя часть которого была закрыта вложенной под слюдяную обложку запиской. Этого не положено было делать, но Денисов не мог тратить время на замечания: Черкаев показывал взводу содержимое своих карманов.

- Ключ, неполная пачка сигарет «Шипка», блокнот, - перечислял Денисов, уткнувшись в удостоверение, - коробка спичек, свисток, юбилейный рубль, брелочки, пуговица, карандаш...

Зная характер Черкаева, он готовился к защите, но и этот партнер не стал нападать.

- Все? - напряженно спросил Черкаев.

- Все...

- Посмотри, чье удостоверение!

Тишина вмиг сменилась взрывом смеха. Многие еще не поняли, в чем дело, но над промахом лучшего ученика смеются особенно охотно. На ладони Денисова лежало удостоверение милиционера, сидевшего за одним столом с Черкаевым. Предательский бумажный листок!

Смех стих не сразу.

- Люди смотрят, сыщики наблюдают, - сказал подполковник. Он сделал вид, будто не заметил уловки Черкаева. - Наблюдательному человеку на платформе не нужно расспрашивать, идет ли поезд, он это поймет по поведению окружающих, на какой путь принимают состав - подскажет суета носильщиков...

Оставшуюся часть урока Денисов внимательно слушал преподавателя, но чувство досады не оставляло его. Ребята иногда оборачивались в сторону Денисова, чтобы посмотреть, как он там после такого промаха. Черкаев тоже несколько раз обернулся: «Вот так-то, брат, знай наших!» Подполковник рассказывал о словесном портрете и особенностях носов и ушных раковин.

Перед окончанием занятий дверь класса тихо приотворилась. Подполковник кому-то кивнул, и в аудиторию вошел милицейский капитан в очках. Он чему-то улыбался, словно в коридоре, перед тем как войти в класс, услышал очень любопытную и смешную историю. Форма сидела на нем щегольски.

- Вы просили по мере возможности брать ваших слушателей на интересные мероприятия, - сказал капитан, - мы как раз едем на осмотр местности... Можем взять с собой одного хорошего парня, если у него острый глаз и он, конечно...

- ...конечно, внимательный и находчивый, - добавил преподаватель и обвел глазами аудиторию.

Денисов, не подымая головы, почувствовал, как уверенный и спокойный взгляд подполковника прошел над ним по направлению к углу, где сидел Черкаев, и заскользил обратно, никого не задев.

- Денисов, - подполковник поднес руку к своим рыжим, без единого седого волоса вискам, - вы поступаете в распоряжение капитана Кристинина. По возвращении доложите лично мне. Можете идти. Желаю успеха.

Покидая класс, Денисов скорее почувствовал, чем увидел, потускневшие глаза Черкаева и прямую, как доска, спину подполковника, отвернувшегося к окну.

- Задача, Денисов, несложная, - сказал капитан Кристинин, сидя за рулем новенькой песочного цвета «Волги», - мы должны с вами осмотреть небольшой безымянный овраг за городом. Преступник после кражи, по всей вероятности, бросил там «фомку».

- Очень хорошо. - В машине было душно, Денисов осторожно поправил воротник рубашки, но снять галстук и расстегнуть пуговицу не решился, хотя по летней форме это разрешалось.

- Мы в управлении переоденемся, - не отрывая глаз от дороги, сказал Кристинин.

- А преступник? - спросил Денисов. - Не ушел?

- Преступник задержан, кража была неделю назад.

Кристинин вел машину легко, с профессиональной небрежностью мастера, заканчивающего свою работу, и Денисов догадался, что ехать им осталось немного. Действительно, за Садовым кольцом они сделали несколько поворотов и остановились у большого серого дома.

В вестибюле к Кристинину подошли двое - полный пожилой с мешочками под глазами: «Старик», - сразу определил его Денисов, - и молодой парень. Оба были в живописных, выгоревших на солнце ковбойках.

- Позвольте представить друг другу, - церемонно и чуть насмешливо сказал Кристинин.

- Горбунов Михаил Иосифович, - назвался Старик.

- Лейтенант Губенко, - молодой чуть коснулся пальцами ладони Денисова и, продолжая прерванный разговор, сказал: - Вы, Михаил Иосифович, зря с ним возитесь, он же вас форменным образом эксплуатировал. Я бы его в два дня отшил...

- Сейчас мы с вами переоденемся, - сказал Денисову Кристинин.

В это время стоявший у входа милиционер положил телефонную трубку на аппарат и негромко крикнул:

- Товарищ капитан, к дежурному!

- Меня? - переспросил Кристинин и поспешил к лестнице.

Привыкшие, видимо, ко всем неожиданностям своей службы Михаил Иосифович и Губенко продолжали разговаривать. С уходом капитана Денисов сразу почувствовал себя в управлении лишним.

Кристинин появился через несколько минут, и по его лицу Денисов понял: что-то произошло.

- Михаил Иосифович! - крикнул Кристинин прямо со ступеней. - Этот объявился!

Старик и Губенко разом обернулись.

- Сейчас едем! Я попросил только кое-что уточнить.

- Неплохо бы Удальцова взять! - встрепенулся Губенко. - Ну и силища у него! Или Спирина! Но лучше Удальцова.

Денисов второй раз в это утро молча ждал, пока другие решат его судьбу.

- Вот он поедет, - помолчав, сказал Кристинин и кивнул на Денисова. - Удальцов твой сегодня выходной, Спирин ушел в поликлинику. Про остальных ты знаешь, - он еще с секунду помолчал, - нет никого. Да и не требуется больше. Идите пока наверх, я скоро приду.

Губенко больше ничего не сказал. Он зачем-то покрутил тонкое обручальное кольцо, а затем как-то старчески переплел пальцы обеих рук, и они громко хрустнули. И в эту минуту Денисов понял, что будет участвовать не в очередном занятии на внимание, а в настоящей, может быть, даже серьезной и опасной операции.

Михаил Иосифович и Губенко поднялись на лестницу первыми, и Денисов увидел полную сутулую фигуру Старика. Горбунов шел быстрыми короткими шажками, прижав к туловищу пухлые руки. Ладони были смешно обращены назад.

Кристинина ждали долго. Он появился в кабинете только минут через двадцать и бросил на диван ворох одежды. Денисову досталась куртка из водоотталкивающей материи, когда-то белая или кремовая, с красным шерстяным воротником и такими же манжетами, серые джинсы с ржавыми наклепками и кеды, а Кристинин надел серый, изрядно потертый костюм и летние туфли с пряжками.

- Я попросил Ранжина, чтобы он одолжил нам сегодня свой «газик» вместе со всем его снаряжением, благо сегодня настоящие землемеры сидят на профсоюзной конференции. - В новом одеянии Кристинин выглядел старше, но так же щеголевато. Смысл сказанного дошел до Денисова не сразу.

Покончив с переодеванием, Кристинин вытянулся в кресле и закурил. Денисов обратил внимание на то, что, затянувшись, Кристинин не относит сигарету в сторону, а лишь чуть приподымает ее над верхней губой, не отрывая большого пальца от подбородка, и на лице его, насмешливом и живом, проявляются признаки тщательно скрываемой тревоги и озабоченности.

- Значит, вы Денисов...

- Денисов Виктор Михайлович, товарищ капитан. - Денисов хотел встать.

- Сиди, сиди, Виктор Михайлович. Двадцать шесть лет?

- Двадцать семь.

- Двадцать семь лет, служил на флоте, вернулся на завод...

Денисов искоса взглянул на свой синий якорек на кисти.

- Потом решил пойти работать в милицию. Попал на учебные сборы. Ученик девятого или десятого класса школы рабочей молодежи?

- Десятого.

- А на заводе вы кем работали? - спросил Михаил Иосифович. Он сидел в кресле, положив ногу на ногу, откинувшись всей спиной назад с каким-то особым стариковским чувством уюта. И был совершенно спокоен.

- Электриком, по шестому разряду. И на флоте тоже. Я на подводной лодке служил, на Севере,

- Вам о приметах Новожилова на сборах рассказывали?

И тут все трое впервые взглянули на Денисова с интересом.

Значит он в группе, которая будет брать Новожилова! Это уже не занятия, это то самое, настоящее!

Кабинет, где они сидели, был аккуратен и чист. Сбоку от стола на стене висела большая цветная репродукция - рыжая глупая морда бенгальского тигра с седыми усами.

За окнами и стенами кабинета была жизнь, здесь - ожидание.

- Скоро он, товарищ майор? - спросил Губенко у Михаила Иосифовича.

- Будем ждать звонка...

Значит, Старик старше Кристинина по званию, но руководить операцией, по всему чувствовалось, назначили Кристинина. При этой мысли Денисова особенно порадовало и то, что Кристинин держался с ним и с Губенко как с равными, а к Старику обращался почтительно, как младший.

Позвонили не скоро - минут через двадцать. За это время Кристинин успел вычертить на листе бумаги план местности. В центре листа он нарисовал квадрат, который должен был обозначать дом, а справа волнистой линией определил границу леса.

- Расстояние от дома до леса по прямой сто метров.

Денисов перевел для себя - двенадцать-тринадцать секунд, - но вслух ничего не сказал.

Левую часть листа Кристинин заполнил короткими черточками и написал «луг». Затем между домом и лесом он изобразил машину и человечка с большой головой, длинными руками и короткими ножками, под которым размашисто вывел: «Денисов». Еще через минуту на лугу появились что-то отдаленно напоминающее теодолит, большой квадрат с подписью «Фундамент школы» и неподалеку три человеческие фигурки.

- Нолик, точка, огуречик, вот и вышел человечек, - удовлетворенно сказал Кристинин.

Телефон здесь был с каким-то странным глухим звонком, похожим на жужжание осы.

- Кристинин слушает...

Когда Кристинин положил трубку, телефон отозвался неожиданным мелодичным позваниванием.

- Ваше желание, лейтенант Губенко, руководством уголовного розыска удовлетворено, - сказал капитан. - Едем!

- Новожилов подонок, - сказал Михаил Иосифович, - абсолютное дерьмо.

- Ну и что? - спросил Губенко. - Зато у него пистолет!

- Определить правильно явление, - ответил Кристинин, - значит уже наполовину приблизиться к решению задачи. Потом ты тоже это поймешь. А теперь слушайте... С этой минуты мы с вами топографы. Полдня честно «вкалываем» на глазах у всех перед домом, потом, усталые, входим в дом и берем Новожилова... С пистолетом.

В переулке, неподалеку от здания управления, у забора стоял потрепанный зеленый «газик», затянутый брезентом, возле которого суетился длинный, как жердь, худой механик из гаража управления. Денисов это понял по его замасленному, когда-то серому форменному галстуку. Чуть поодаль, на двух положенных друг на друга кирпичах, сидел с хмурым видом шофер «газика». Кристинин ему сочувственно мигнул на свой манер - не улыбнувшись, на секунду зажмурив один глаз.

- Все есть, я проверял, - зачастил механик, - бензина достаточно, все инструменты на месте.

- Пора, - сказал Кристинин, садясь за руль рядом с Горбуновым.

Механику очень хотелось сказать им на дорогу что-то ободряюще-веселое, но он никак не мог найти нужных слов, и, пока он подыскивал их, вытирая масляные пальцы о спецовку, Кристинин, махнув рукой, плавно тронул машину с места.

Денисов и Губенко устроились в кузове. Между ними на полу стояли тяжелый деревянный ящик и ведро с картошкой. Под сиденьями громыхали лопаты, а наружу из-под задней брезентовой шторки кузова на полметра высовывалась длинная деревянная линейка с делениями.

- Теодолит, - ткнул Губенко ногой в ящик, - прибор такой для работ на местности.

- Знаю, - отозвался Денисов. Ему показалось, что лейтенант держится немного высокомерно.

По дороге капитан Кристинин и Михаил Иосифович разговаривали между собой, но Денисов не мог понять о чем.

- Архив Бабаты насчитывает тридцать пять документов, значительная часть которых в хорошем состоянии. Представляете, какая ценность. Договоры об аренде, наследственные документы...

Капитан понимающе кивнул.

- Мне как-то попался на глаза «Кумранский комментарий» в Ташкенте, - разговаривая со Стариком, Кристинин на время отставлял иронию, и в голосе его звучали почтительные нотки, - но я не рискнул купить - у вас он наверняка есть...

По его тону Денисов понял, что, несмотря на свой предпенсионный возраст, а может, благодаря ему, Горбунов в милиции человек очень уважаемый и нужный, и решил впредь более внимательно прислушиваться ко всему, что Старик будет говорить. Но вскоре ему это наскучило, и он вернулся к снаряжению топографической партии. Проверил, как открывается ящик с теодолитом, на всякий случай пощупал картошку в ведре, заглянул в висевшую на крючке сумку. Там лежали инструменты на все случаи жизни, и Денисов, как добрым знакомым, улыбнулся отвертке и кусачкам электромонтера, мотку изоляции и новеньким проводам.

Если в милиции Денисов стоял в самом начале высокой служебной лестницы, которая строго распределяла всех согласно образованию, авторитету и званию, то в жизни он давно уже не был новичком, и несоответствие его прежнего и нового положения мешало ему занять определенную позицию, отвечающую его жизненному опыту и умению.

«Всему свое время», - подумал Денисов, В это время Губенко поправил висевший под мышкой пистолет и посмотрел, не вырисовывается ли сквозь куртку очертание ствола.

Михаил Иосифович неторопливо рассказывал Кристинину все о том же археологическом архиве.

Денисов позавидовал этим двум людям. Позавидовал не их командирскому положению, не образованию, а чему-то такому, чего сам еще толком не понимал и что сразу же отличало их от него, Денисова, и даже от бывалого Губенко.

Чем дальше они отъезжали от центра, от старых домов, тем выше поднимались крыши и все больше становилось подъемных кранов, блоков, плит и кирпичей по обе стороны шоссе. Потом город кончился. Дорога стала перерезать короткие перелески, маленькие лесные речушки, втягивавшиеся в широкие бетонные трубы под шоссе, как нитки в игольное ушко. Мелькнула кольцевая дорога внизу и красные стрелы, указывающие на аэропорт. Кристинин увозил их все дальше и дальше от Москвы.

У бензозаправочной станции Кристинин свернул на проселочную дорогу. Прохожих здесь не было, только один раз, недалеко от школы, встретилась группа старшеклассников с рюкзаками, и кто-то на них, увидев высовывавшуюся из кузова планку, крикнул вслед: «Привет топографии!»

- Привет, привет! - мрачно пробурчал Губенко.

Как ориентировался Кристинин среди переплетающихся проселочных дорог, было непонятно. Впереди тянулись березовые рощицы, дорога была ухабистая.

- Внимание, - обернулся Михаил Иосифович к Денисову и Губенко, - подъезжаем. Вон на краю леса тот самый дом, а ближе территория будущей школы-интерната.

Справа виднелась заросшая травой красная кирпичная кладка. Впереди, метрах в ста пятидесяти, стоял старый деревенский дом-пятистенок с колодцем у крыльца и зеленоватой жестяной крышей. Этот дом показался Денисову необычным и даже зловещим. У кирпичной кладки Кристинин затормозил.

Вдвоем с Михаилом Иосифовичем они вышли из машины, некоторое время постояли у фундамента и о чем-то поговорили. Потом Кристинин снова сел за руль, а майор стал рядом с ним на подножку, показывая рукой направление. «Газик» проехал еще метров семьдесят и остановился между домом и лесом.

Денисов и Губенко отстегнули брезентовую шторку сзади кузова и стали сгружать на землю лопаты, ящик с теодолитом и еще какие-то незнакомые Денисову механизмы. Кристинин снова слазил в кабину и достал тетрадочку и карандаш, а Михаил Иосифович, воспользовавшись свободной минутой, мгновенно скинул с себя ковбойку вместе с майкой и бросился на трасу спиной к дому: загорать.

Помня инструктаж, Денисов не смотрел на дом. Ни для него, ни для Губенко, предупредил Кристинин, этого дома в природе не существует, потому что иначе может получиться так, что все четверо, не сговариваясь, могут в одно и то же время из разных положений бросить взгляд на окна, и тогда там, в доме, все сразу станет ясно. И кроме того, Кристинин сказал, что непосредственного участия в захвате Новожилова Денисов принимать не должен.

Денисов прилег около машины, просматривая старую «Вечерку», подобранную им в кузове. Он понимал, что не должен браться за дело слишком рьяно. Иногда по зову Губенко Денисов вставал, вооружался лопатой и срывал какой-нибудь бугорок, на который указывал ему все тот же Губенко. Кристинин в это время смотрел в трубу и делал пометки в тетрадке, а Губенко ходил чуть поодаль с планкой. Михаил Иосифович несколько минут подремал, накинув себе на затылок носовой платок, потом встал и принялся помогать Кристинину.

Денисов опасался вначале, что работа, лишенная внутреннего смысла, подействует на них угнетающе, но, к счастью, у Кристинина был наготове целый арсенал анекдотов и шуток. Нервозность у Денисова прошла почти совсем, и ему стало весело, как перед экзаменом. Это было то неудержимо-заразительное веселье, которое может пройти неожиданным холодком по сердцу. Он копал землю, чинил Кристинину карандаш, носил за Губенко планку и вдруг был совершенно сражен одной короткой фразой, которую Михаил Иосифович между дел бросил Кристинину:

- Новожилов нас разгадал.

С того момента, как «топографы» расположились на лугу, хозяин дома, которого в деревне называли Лукоянычем, и его постоялец не отходили от окна.

- Наконец-то возьмутся за школу-интернат, - заметил по поводу «топографов» Лукояныч. - Оно бы хорошо!

Пенсионеру, бывшему бухгалтеру совхоза, жившему уже несколько лет бобылем на отшибе деревни, Лукоянычу изрядно надоело однообразие его теперешней жизни, и он жаждал вокруг себя движения, суеты, какого-то действия. Его постоялец, приехавший на пару недель из Москвы, чтобы отдохнуть, подышать лесным воздухом после болезни, был настроен иначе. Он сумрачно наблюдал за работавшими, ни на секунду не выпуская из виду всех четверых.

- Детям будет неплохо, - продолжал Лукояныч, - речка рядом, лес тоже, земляника, грибы... Только дорогу подремонтировать. Интернату законно автобус положен, полуторка. Учителя бы в деревне молоко покупали, яйца. На два месяца и мне, пенсионеру, пойти в интернат поработать, - Лукояныч оглядел стены своего запущенного дома. Отсутствие хозяйки чувствовалось здесь в каждом углу, в сыром воздухе плохо проветриваемого помещения. Полы давно уже не подметались, со стен свешивались почерневшие провода, а стоявшая у окна металлическая кровать с панцирной сеткой была чуть прикрыта коротким фланелевым одеяльцем.

- Да, - пробурчал постоялец. - Будет дело...

Давая в управлении уничтожительную характеристику Новожилову, майор Горбунов был недалек от истины. Не в меру вспыльчивый, завистливый и недалекий, Новожилов жил в особом мирке, заполненном до краев извечной подозрительностью, опасениями, личными счетами и какой-то дремучей неосведомленностью обо всем, что находилось вне его узких мелочных интересов и забот. Поэтому даже в делах простых и понятных Новожилов постоянно попадал впросак, отчего его обычная неуравновешенность с годами становилась все заметнее для окружающих и принимала характер заболевания. Дерзкое ограбление, которое стоило жизни сторожу ювелирного магазина и за которое его теперь разыскивали, было, по существу, задумано другими, а Новожилов оказался втянутым в число участников, причем на главную роль. И теперь, вынужденный скрываться в глуши, не получая ни от кого ни помощи, ни поддержки, он проклинал и воров и милицию, а больше всего ту цепь случайных и неблагоприятных для него обстоятельств, которые приковывали его теперь к окну дома Лукояныча и заставляли сжимать в руке старый и весьма ненадежный в этой ситуации «дамский» пистолет.

За свою достаточно неустроенную жизнь Новожилов имел немало возможностей следить издалека за работой и геологов, и геофизиков, и топографов. И все же, наблюдая за «работягами», возившимися у теодолита, он так и не мог понять, кто перед ним, и, повинуясь одному лишь инстинкту самосохранения, заранее решил, что перед ним именно те люди, встреча с которыми не сулит ему ничего хорошего.

- Сколько детей могут поместить в школу-интернат? - спросил Лукояныч. - Человек триста? Пятьсот?

- Интернат! Олень безмозглый... Здесь такой интернат начнется - только держись!

Лукояныч недоуменно посмотрел на своего обычно сдержанного и молчаливого постояльца и ничего не ответил.

Новожилов быстро прошел во вторую комнату, где жил сам Лукояныч. Отсюда к лесу выходили три окна, и дорога была недлинной, но между домом и лесом, у машины, прилег с газеткой парень в светлой куртке. Он, безусловно, сразу заметил бы Новожилова, если бы тот попытался вылезть из окна и бежать в лес. А к крыльцу все время было обращено лицо второго парня, переносившего планку. Бежать из дома невозможно.

Новожилов нервничал, одно предположение сменялось другим, противоположным, и на несколько секунд каждое из них поочередно, казалось ему правильным и единственно верным.

Когда же они думают его брать? Видимо, под вечер. Закончат работу, невзначай подойдут к дому, попросят воды. Или останутся ночевать? А может, подойдут только двое, а остальные будут прикрывать путь к лесу и луг... Во всяком случае, парень у машины должен остаться, в дом пойдут другие. Тут сразу все и станет ясно. Стоп! Новожилов заметил, как парень в светлой куртке не торопясь пошел с лопатой к теодолиту, освобождая тем самым путь к лесу. Неужели в угрозыск нынче стали набирать дураков? А может, он, Новожилов, ошибается? Может, топографы, которые бродят по лугу с рейкой, все-таки самые обыкновенные топографы?..

Нет, бежать опрометью в лес и тем самым выдавать себя ни к чему, решил Новожилов. Надо подождать.

Он отвернулся к стене, осторожно, чтобы не задеть свесившуюся к кровати электропроводку, достал из кармана свой маленький «баярд», загнал патрон в патронник и снова спрятал пистолет в карман.

Старый работник уголовного розыска, добрейший Михаил Иосифович только на секунду случайно встретился глазами с Новожиловым, но даже издалека, через стекло, ощутил его взгляд, тяжелый, неустойчивый, короткий, по которому в любой сутолоке, в самой многолюдной толпе сыщики и преступники на протяжении многих веков безошибочно узнают друг друга.

- Может, нам сегодня уехать? Приучить его к мысли, что на лугу ведутся работы, а завтра приехать опять и взять? - спросил Губенко с надеждой в голосе.

- Завтра можно и не приезжать - его не будет...

- Действовать надо так, как действовали бы на нашем месте все землемеры, - Кристинин быстро исписывал одну страницу своей «топографической» тетрадки за другой.

- Надо бы оттянуть Денисова от машины, - сказал Старик, - уйти далеко теперь Новожилов все равно не успеет - лес обложен. А эта классическая расстановка сил, за которую в Высшей школе поставили бы пятерку, может все испортить.

Они подождали, пока подойдет Денисов.

- Обычно, - Кристинин выпрямился и отер пот со лба, - настоящие землемеры, и геофизики, и просто нормальные люди в этот час думают об обеде. В нашем положении они командировали бы самого молодого для переговоров в ближайший дом, поставив перед ним ответственную задачу - сварить картошку. Понял, Виктор Михайлович?

Денисов кивнул.

- Чего мы этим добиваемся? Первое: ликвидируем пост у леса, чем вводим в недоумение гражданина Новожилова. Второе: предоставляем нашему молодому другу возможность ввести Новожилова в круг флотских и заводских новостей, что я, собственно, и имел в виду, пригласив Виктора Михайловича в эту поездку. И третье: мы получаем реальную возможность пообедать. Предварительно все остальные начинают оттягиваться с теодолитом на приличное расстояние от дома и от машины. Новожилов, друзья, он не дурак, он понимает, что мы не пошлем Денисова одного его арестовывать. Пока все. Иди, Виктор Михайлович, чисть картошку. И свободнее, расслабься!

- Хороший план, - сказал Губенко. Он первый двинулся с планкой подальше к лесу. Вслед за ним потянулись остальные.

Почистив картошку, Денисов пошел к дому, стараясь не смотреть на окна. Ведро в колодце оказалось погнутым и ржавым, а толстая цепь из фасонных звеньев напомнила Денисову о морской службе.

Он не спеша выправил смятое ведро, потом отпустил цепь. В это время на крыльце показался Лукояныч, который не сумел вовлечь своего постояльца в разговор о строительстве и поэтому никак не мог упустить нового собеседника. На старике была красная рубашка, заправленная в широкие, сантиметров сорок у обшлага, синие, с искоркой, брюки. В этом одеянии Лукояныч имел вид ухарский, даже, можно сказать, пижонский.

- Вот это да! - непроизвольно вырвалось у Денисова. Воспоминания о бухте, громыхание цепи и нелепый вид Лукояныча сделали больше, чем напутственная инструкция Кристинина «Расслабься!». Он словно вернулся к тем дням, когда был беззаботным и бойким матросом. - Где вы такие клеши отхватили, отец?

- Эти брюки, молодой человек, - с достоинством ответил бывший бухгалтер, - я купил одиннадцатого мая девятьсот сорок пятого года, на второй день окончания войны, во Львове. Материал стоил тогда по девятьсот рублей за метр. Это стопроцентная манчестерская шерсть. И сшил их львовский частник за две банки свиной тушенки.

- О-о-о! - удивился Денисов. - И не подумаешь! Такое впечатление, что настоящий флотский портной. Прекрасная вещь, слово! А мы тут картошку у вас не сварим?

- Сварить бы можно, - сказал Лукояныч, - да только печка с утра топлена, а электричество не работает. Все вызываю монтера, да он у нас человек непьющий...

- Это мы сделаем! - обрадовался Денисов. - А ну-ка! Ведь я до этой чертовой рейки с полосками электриком был. Шестой разряд, слово!

Он прошел в дом впереди старика, краем глаза схватив всю запущенность обстановки, металлическую кровать с панцирной сеткой в углу и Новожилова, еще более низкорослого и плотного, чем Денисов представлял его себе по ориентировке. Новожилов стоял у окна, сунув правую руку в карман. Выражение лица у него было злое и раздраженное, и чувствовалось, что ему стоит много труда сдерживать себя.

- Здорово! - сказал Денисов.

Его интересовала только проводка.

Старый, со рваной обмоткой черный провод свисал со стены почти до кровати.

- Вот это проводочка! Подождите, изоляции притащу и отвертку.

Денисов выскочил из дома и быстро пошел к машине. У теодолита словно и не заметили его маневров. Вернувшись, он увидел маленькую шаткую лесенку, которую откуда-то притащил Лукояныч. Новожилов оставался в той же позе - насквозь фальшивой и вызывающей. Его так и подмывало на безрассудный шаг. Не хватало только привычного импульса. Новожилову нужна была ссора.

- Сначала проверим проводку, - сказал Денисов. Он заметил нетерпение Новожилова и теперь сразу почувствовал себя намного хитрее и спокойнее своего врага.

- Все-таки решили строить интернат? - спросил Лукояныч.

- Наверно, будут, раз нас пригнали.

- Беспокойная работа у вас.

- Зато деньги большие, - неожиданно охотно ввязался в разговор Новожилов, - форма хорошая, проезд бесплатный. Каждый год сапоги - год хромовые, год яловые... Две фуражки.

- Видишь ли, - Денисов пристроился на верхней перекладине лестницы, чуть в стороне от Новожилова и в то же время над ним и над кроватью. - Деньги не то чтобы большие. Так... А форму не дают. Может, раньше давали? Правда, когда на болоте работали, сапоги выдали на сезон. Потом забрали. А кто себе захотел оставить - деньги внес: стоимость минус амортизация. Полевые и командировочные - шиш, мы здесь на ночь не остаемся. Ну, машина у нас своя, проезд бесплатный.

- Это мы знаем, товарищ начальник.

- Вот именно, - не поняв, согласился Лукояныч, - без машины вам нельзя.

- Я и на заводе неплохо зарабатывал, но не то... Дисциплина, мастер, наряды, а здесь - по деревням. Сами себе хозяева, - он подмигнул Лукоянычу. - Ничего, отец, сейчас свет будет и картошка тоже... Вот, скажем, на заводе координатно-расточных станков, в электроцехе, имейте в виду, отец...

Денисов рассказывал не спеша о хорошо знакомой ему жизни электроцеха и чувствовал, как в поведении Новожилова появляются нотки успокоения. Он уселся на кровать поглубже, так, что сетка под ним прогнулась, однако руки из кармана не вынул. Как только Денисов умолкал, Новожилов снова начинал беспокоиться.

- Кроме того, электричество вообще штука опасная...

- Вам за то и деньги платят, чтобы рисковали, - Новожилов сделал легкое движение рукой в кармане, - тут ведь раз - и ваших нет!

- Это верно, - согласился Денисов. Теперь ему было совершенно ясно, что, кроме навязчивых и противоречивых подозрений, у его нетерпеливого, плохо владеющего собой противника ничего нет, и ему, Денисову, следует только продолжать свою игру, не допуская ни одной ошибки. - Дело рисковое, опасное... Мастер как-то говорит: «В лифте темно! Полезай после смены наверх, сменишь трансформатор!» Там трансформаторчик стоял - триста восемьдесят вольт на двенадцать. Сменить - пара пустяков: напряжение отключил, четыре винта отвинтил, новый трансформатор подключил, четыре винта завинтил. Работы всего ничего. А дело было в конце месяца, авральчик. Лифт без конца туда-сюда в работе. Мне бы действительно дождаться конца смены. А я на футбол спешу - «Торпедо» играет. «Сделаю под напряжением!» Залез наверх, трансформатор снял - все хорошо. Стою на резиновой прокладке, держусь только за один выход, не страшно. Ставлю новый трансформатор. Ну, низкий конец сделал, берусь за высокий. Вдруг лифт включили - а я, видно, задумался, что ли? - и щекой к железной стойке прикоснулся. Тут меня и приласкало. Как шибанет! Я через барьер - об стенку... И скорей снова к трансформатору. Как в драке: сначала даже не чувствуешь - ударили, а ты - опять в гущу! Законтачил второй конец, завинтил винты и вниз. Пошел умываться - шея не ворочается. И голова пустая, и на футбол неохота. Старым мастерам рассказал: они меня на кушетку - лежи! Потом в больницу - две недели отвалялся!

Рассказывая, Денисов нашел повреждение в проводке, оно оказалось близ кровати, на которой сидел Новожилов. Привычными, ловкими движениями Денисов зачистил один конец провода, бросил его вниз на спинку кровати и взялся за другой. Новожилов опасливо отодвинулся от шнура, вынул наконец руку из кармана и сел ближе к окну. Теперь он лишь искоса поглядывал на электрика, не упуская из виду топографов, которые все еще возились на лугу. Денисов был целиком поглощен возней со своим электричеством и что-то насвистывал. Потом он выпустил второй конец провода, и тот, упав, запутался в панцирной сетке. Бывший заводской электрик переставил лестницу и перешел к пробкам.

- Да, электрический ток - штука серьезная, - снова заговорил он, - а научно говоря, перемещение электрических зарядов в телах или в вакууме. Ты про электрический стул слыхал?

- Слыхал, - ответил постоялец и зябко передернул плечами. - Сразу насмерть или мучаешься?

«Да он же совсем-совсем темный! - подумал Денисов. - Рассказать кому-нибудь, не поверят!»

Новожилов покосился на почерневшие оголенные провода, лежавшие на кровати, и еще раз отодвинулся, лязгнув сеткой.

- Не двигайся, - сказал вдруг Денисов, сам изумившись странному звучанию своего голоса, - не двигайся, Новожилов, а то поверну сейчас пробку, и будет тебе электрическая кровать!

Рука Денисова застыла на белой фарфоровой пробке. Первым движением Новожилова было сунуть руку в карман за «баярдом». Направленное на него черное дуло было не так страшно - это в его жизни уже случалось. Но рука на белом кружке, на ярком белом кружке, сделанном ив материала, чуждого обычному для Новожилова кругу вещей, оказывала гипнотически-парализующее действие. Он застыл, ожидая неминуемого электрического удара.

- Отец, зовите работников, - сказал Денисов Лукоянычу, не видя хозяина, но чувствуя поблизости его ошеломленное, застывшее лицо.

- Я сразу догадался, что он работник милиции! - восхищенно рассказывал Кристинину Лукояныч, когда Новожилов и остальные были уже в машине. - Когда еще лестницу попросил! Я даже топор в дом принес: если что, думаю, я этого постояльца по башке!

- Уж этого нельзя, - сказал Кристинин.

Он тоже, кружа по лугу с теодолитом, почувствовал, что Денисов попытается взять Новожилова в одиночку, и проклинал и свое вынужденное бездействие, и тот час, когда ему пришла в голову мысль взять на операцию милиционера-новичка, который смог бы внушить Новожилову мысль, что перед ним простые рабочие.

- Ну ладно, пусть Денисов вам все поправит в проводке. Мы подождем, - Кристинин попрощался с хозяином и пошел к машине.

Обратная дорога из деревни показалась короче и быстрее утренней. Оперативники почти не разговаривали между собой, но Новожилов ни на минуту не умолкал: ругался и задевал и Денисова, и Губенко, и Кристинина. Он по-прежнему бессмысленно и глупо искал ссоры. А вот о том, что сторожа у магазина убил не он, а сообщники, Новожилов не говорил, хотя это было бы единственной новостью, какую он мог сообщить работникам уголовного розыска.

На шоссе их встречал закрытый светло-зеленый фургон. Когда Новожилова увезли, в «газике» стало тихо.

- Слушай, Денисов, - спросил Губенко, - ты после окончания сборов где будешь работать?

- В транспортной милиции.

- Я понимаю, что в транспортной. А кем?

- Постовым милиционером.

- А в уголовный розыск тебя не возьмут?

- Я же не кончал милицейской школы.

- Так! - Денисов не уловил в этом «так» особого сожаления.

Больше Губенко ни о чем не спрашивал. Простился он с Денисовым очень тепло, даже по-дружески. Кристинин высадил его из машины на Садовом кольце, у площади Маяковского.

Неприятный разговор произошел в кафе, куда они, переодевшись, зашли поужинать. Ослепленный слегка крахмальной чистотой скатертей и хрустальным великолепием фужеров, Денисов подумал, что работники уголовного розыска хотят отметить свой успех. Может, даже он, Денисов, как удачливый дебютант, был обязан пригласить их сюда, но не догадался?

Но озабоченное, усталое лицо Кристинина отвергало мысль о празднестве и веселье. Они выпили молча.

- Я хочу тебе рассказать о гибели самолета... Это было в тридцать четвертом году. Ты слыхал о таком самолете - «Максим Горький»?

Нет, Денисову не приходилось о нем слышать, он и родился-то в сорок первом.

- Большой был самолет. Самый большой в мире. Восьмимоторный. И сейчас таких нет, восьмимоторных. В этом рейсе на самолете были ударники производства. Некоторые с детьми. Он совершал праздничный рейс, эскортируемый истребителями. И вот летчику одного истребителя пришла в голову мысль совершить мертвую петлю вокруг крыла самолета, несмотря на категорический приказ не совершать в полете никаких фигур высшего пилотажа. Выходя из петли, он врезался в крыло... Весь экипаж, женщины, дети... все погибли из-за недисциплинированности одного человека. Советую тебе сходить на Новодевичье кладбище. Там на стене можешь все прочесть.

Кристинин, не отрываясь, смотрел на Денисова, В нем не было ничего от насмешливого, немного снисходительного человека, к которому Денисов уже успел за день привыкнуть и привязаться.

- Ты подумал, что могло быть, если бы Новожилов застрелил тебя и ушел из дома с оружием? Что он еще мог натворить! Ведь терять ему было бы нечего.

Денисову уже не хотелось есть, и желал он теперь только одного: чтобы обед прошел быстрее. Но официант обслуживал не спеша, как будто специально испытывая Денисова, и даже дважды поменял вилки, найдя их недостаточно чистыми.

Когда обед закончился, Кристинин вызвал машину. Больше об операции никто не говорил, но Денисов все равно чувствовал себя отвратительно.

- Слышали, товарищ капитан, Новожилова поймали? - вихрастый молодой шофер радостно улыбнулся.

- Это вот он поймал, - без улыбки сказал Кристинин, кивнув головой на Денисова. Но шофер воспринял это как шутку, и, самое удивительное, Денисову слова капитана тоже показались шуткой.

Михаил Иосифович сидел молча, глядя на дорогу.

Изрядно надоевшее за время учебных сборов серое здание, мелькнувшее впереди, Денисов встретил с радостью. Он был рад, что возвращается к своим нетрудным и, в общем-то, интересным занятиям и вскоре окажется за надежной серой стеной, где никто не знает о том, что он натворил. После сборов он будет опять стоять на посту в вале транзитных пассажиров, и ему не придется решать такие головоломки, как сегодня.

Он уже принял эту успокоительную мысль, когда Кристинин, протянув ему через сиденье руку, сказал:

- А инспектор из тебя должен получиться толковый. Есть и решительность, и, главное, фантазия. Пока это у тебя не от знаний, а... от бога. Нужно, чтобы и от знаний и от опыта. Ну ладно. Спасибо, Денисов. Желаю успеха. Еще встретимся.

Сердце Денисова вдруг странно забилось. Он стоял, глядя, как разворачивается машина, как улыбается ему вихрастый шофер и медленно подымает ладонь Михаил Иосифович...

- Денисов, поздравляем!

- Телеграмма о задержании Новожилова уже пришла!

Его окружили друзья, каждому хотелось посмотреть, как выглядит человек, вернувшийся с опасной операции.

А Денисов, поднявшись на носки, долго смотрел вслед машине. Она была уже далеко, огоньки скрывались в сумраке, но Денисов не спешил уходить с этого места, где он расстался с работниками уголовного розыска, и больше всего ему хотелось задержать, остановить этот день, который не был похож ни на какие другие дни в его жизни.

Развод заступающих на смену милиционеров проходил по привычной жесткой схеме: сначала дежурный знакомил с оперативной обстановкой, потом ставил задачи, зачитывал свежие ориентировки и - «Встать! Принять посты!».

Служба наряда во многом зависела от поступивших за день ориентировок о преступлениях, их следовало записать и запомнить. Но сегодня ничего такого не было: сутки на вокзале и в городе прошли тихо.

- Фогеля пока не задержали, приметы вам известны, - только объявил дежурный и снова вернулся к задачам наряда.

Фогель был вором-рецидивистом, которого уже вторые сутки разыскивали работники МУРа.

Наконец - «Встать! Принять посты!».

Громко переговариваясь, милиционеры и в их числе Денисов потянулись по заснеженной платформе к зданию вокзала.

Денисов нес службу у автоматических камер хранения. Стальные ящики, поставленные друг на друга, отгораживали с трех сторон площадку в самой средине зала для транзитных пассажиров. Четвертой стеной служил ряд сдвинутых вместе высоких неуклюжих диванов.

Пассажиров в камере хранения было немного. Равномерным шагом Денисов несколько раз прошелся вдоль запертых ячеек и вернулся к выходу. Здесь его неожиданно окликнули.

От дверей навстречу Денисову шел капитан Кристинин, на ходу протирая платком запотевшие стекла очков. Из-за его спины дружески улыбался и кивал Денисову Михаил Иосифович Горбунов.

- Добро пожаловать! - Денисов поправил портупею и попятился, пропуская гостей из МУРа. - Фогеля еще не задержали?

- Если только в последние пять минут, - Кристинин снял шапку, надел очки и пригладил свою смоляную коротко стриженную, как после болезни, голову. - Поверь мне: нам еще придется немало с ним повозиться... Вокзалы, гостиницы, выставки... Я немного Фогеля знаю. В нем ни капли этого воровского тщеславия... - Кристинин, похоже, продолжал прерванный разговор с Горбуновым.

Несмотря на поздний час, по всему огромному залу сновали люди, без устали хлопали узкими, словно обрезанными, крыльями автоматические справочные установки, монотонно бубнило радио. Массивные стеклянные двери размеренно-тяжело описывали свои стандартные полуокружности.

Пока Кристинин оглядывался по сторонам, к Денисову подошел старшина Ниязов. Майор Горбунов, не упускавший случая попрактиковаться в языковедении, обрадовался.

- Ассалом-алейкум, ака! Яхшимисыз?

Старшина улыбнулся и тоже что-то сказал по-узбекски.

- Интересно здесь дежурить? - отвлек внимание Денисова Кристинин. Это был его второй визит на вокзал на все время их знакомства.

- Не жалуюсь. Правда, такого, как тогда, - Денисов вспомнил свое знакомство с Кристининым, задержание Новожилова, - здесь не случается. Спокойнее. Но все-таки есть боле-мене... - Милиционер неожиданно поперхнулся; он больше всего боялся отпугнуть капитана каким-нибудь неправильно произнесенным словом или не так поставленным ударением. И вот, пожалуйста, это косноязычное «боле-мене»!

Но Кристинин словно не заметил.

- Надо уметь ждать. А пока тренируй глаз, набивай руку!

- В Ташкенте говорят «борвотман» - «я иду», - пояснил в это время старшина Горбунову, - в Намангане- «боруттиман»...

Долгий рабочий день майора Горбунова уже закончился, можно было и передохнуть, но он предпочел заехать вместе с Кристининым сюда, на вокзал, к «подшефному» милиционеру, обещавшему в недалеком будущем вырасти в талантливого оперативного работника.

Со вновь прибывшей электрички через входную дверь к буфету выплеснуло очередную жидкую порцию пассажиров.

- Дорогу дайте! - еще издалека крикнула им буфетчица: две посудомойки в мятых халатах несли низко, над самым полом, блестящий никелированный термос с кофе. - И мелочь готовьте, сдачи нет!

Впереди, у двери, мелькнули брезентовые кобуры инкассаторов.

- По нашим подсчетам, деньги у Фогеля кончились дня три-четыре назад, до прибытия в Москву, - говорил Кристинин Денисову, - как мне кажется, занять ему негде, остается только украсть. Причем украдет он в первый раз не особенно много - ты потом сам убедишься, - чтобы не привлечь к себе внимания. Сейчас надо быстро раскрывать все мелкие кражи! - Кристинин вдруг засмеялся и потянул Денисова за рукав. - Да что я о Фогеле да о Фогеле! Колоритные типажи встречаются на вокзалах! Так карандаш и просится в руку

Под потолком, жужжа, разгоралась еще одна лампа дневного света. В камере хранения стало светлее.

Кристинин продолжал рассматривать пассажиров.

- Обратите внимание, Михаил Иосифович, на пассажирку у входа! Какое умное, грустное лицо! Кто она? Откуда едет? Зачем? А? Засекаем время на обдумывание. Пять... Четыре... Товарищ Денисов! Ваше слово!

Денисов посмотрел на девушку, о которой говорил Кристинин, и не заметил в ней ничего особенного, кроме того, что была она голубоглазая и полная, в выцветшем тонком пальто и коротких войлочных полусапожках. Вещей при ней не было. Денисов присмотрелся внимательней.

- Пожалуйста... Она приезжая, с Украины или Донбасса. Волнуется, потому что кого-то ждет. Указательный палец на левой руке порезан, - Денисов мысленно обошел круг привычных профессий, - думаю, она работает продавцом в гастрономическом отделе...

Кристинин засмеялся.

- Михаил Иосифович, могли бы вы что-нибудь добавить?

Майор Горбунов был из тех легких характером людей, которых в любом возрасте можно втянуть и в безобидную мальчишескую игру, и в тяжелую, связанную с опасностью работу. Он на минуту задумался, сжав пухлые пальцы в замок.

- Ну, во-первых, потому что она стоит у камеры хранения без вещей, ее вещи лежат в одном из этих ящиков. Она кого-то ждет, чтобы получить вещи и уехать. Ее волнение связано с этим опаздывающим человеком. Что касается ее профессии, то я склонен думать, что она закончила недавно гуманитарный вуз, А ваше мнение, Кристинин?

Прежде чем ответить, Кристинин по привычке круто пригладил ладонью виски и затылок, с секунду, не мигая, смотрел на девушку, потом отвел глаза.

- Что-то сегодня не получается. Впрочем, одно из преимуществ оперативника перед другими психологами, практикующими на вокзалах, состоит в том, что они легко могут проверить результаты наблюдений своих более проницательных друзей! - Он приблизился к девушке. - Извините, здесь есть свободный стул, и мы с удовольствием вам его предлагаем.

Пассажирка удивленно посмотрела на Кристинина, потом перевела взгляд на Горбунова и Денисова.

- Спасибо, - она улыбнулась, - но я боюсь пропустить своих знакомых! - Горбунов незаметно ткнул Денисова кулаком в бок. - Вместе положили вещи в камеру хранения, а потом потеряли друг друга...

Денисов оставил обоих инспекторов и прошел вдоль камер хранения. В узком проходе пассажиров почти не было: первый утренний поезд уходил через пять часов.

«Сейчас полы начнут мыть!» - подумал Денисов, возвращаясь, и тут же, как по волшебству, в дальнем конце зала надрывно завыл горластый поломоечный комбайн.

- ...Модельеры-художники решают десятки вопросов, - рассказывала девушка, обращаясь преимущественно к Кристинину. Ее красивая большая голова возвышалась над кургузым легким пальтишком. - Может, вы видели в магазинах куклу «Шагающая Маша» - белая пачка, белая блузка, пришивной парик? Это наша работа...

- А как вы палец порезали? - спросил Денисов.

Вопрос прозвучал бесцеремонно, Денисов от неловкости покраснел.

- Это я сыр резала. Тупым ножом...

- Теперь расскажите, как вы потеряли друг друга, - попросил Кристинин.

- Прибежали в кинотеатр перед самым началом последнего сеанса. Я говорила им: «Мальчики, незачем ехать, все равно не успеем!» А они: «В честь знакомства! Как это, в Москве были и никуда не попали?» Мои вещи и свою сумку - в девятую ячейку и бегом! Я даже шифра не записала. В метро, потом на трамвай. Билеты купили с рук и все в разных концах зала! После сеанса я вышла на улицу: их нет! Ну, и сюда поехала... А может, они и сейчас меня там ждут?

- В каком вы кинотеатре были? - спросил Горбунов.

- В «Алмазе»... Я, пожалуй, еще к метро подойду, может, они там? - девушка невесело улыбнулась и медленно пошла к выходу.

- Ну, что ты еще добавишь к ее психологическому портрету? - спросил Кристинин у Денисова. Денисов пожал плечами.

- Смелее. Отвечай: у нас из камеры хранения часа три тому назад были украдены вещи одной симпатичной девушки, - вмешался Горбунов.

- Я так и подумал, - кивнул головой Денисов, - от вокзала до «Алмаза» идет трамвай, и никто из москвичей не поедет сначала на метро, а потом на трамвае. Ее просто хотели запутать, чтобы она не сразу потом вернулась на вокзал.

- Девушка сказала, что вещи в девятой ячейке? - В глазах у Кристинина зажегся нетерпеливый огонек.

- В девятой, - кивнул Горбунов.

Неразговорчивый молодой человек с тонкими рыжеватыми усиками - дежурный механик, - посвистывая, быстро вывернул контрольный винт. Из стальной ячейки раздался резкий дребезжащий зуммер.

- Вот именно, - сказал Кристинин. В ячейке лежала расползшаяся по дну ящика красная авоська со свертками, сверху пара огромных подшитых валенок, - закрывайте. Нужно объявить по радио, чтобы пассажир, положивший вещи в эту ячейку, подошел сюда.

Механик поставил на место винт, отошел в сторону и скрестил руки на груди: он был по специальности техником-конструктором и работал на вокзале по совместительству.

- Спасибо. Можете идти, - сказал ему Кристинин. - А ты, Денисов, найди старшину. Михаил Иосифович обо всем подробно расспросит потерпевшую...

Несколько минут, пока радио разносило по залу: «Пассажир, положивший вещи в ячейку номер... Вас просят...», работники МУРа стояли молча. Девушка, видимо, все еще дежурила у метро, Горбунов пошел ей навстречу. Еще несколько пассажиров с чемоданами вошли в камеру хранения, прежде чем в узком проходе показалась обвязанная шерстяным платком высокая женщина, недовольная и заспанная. Шаркая комнатными туфлями по кафелю, она подошла к ячейке и дернула ручку.

- Что там насчет девятой? По радио вызывали... - обратилась она к Кристинину, стоявшему у ячейки.

- Все в порядке, - сказал Кристинин, - только ответьте на несколько вопросов, вы недавно клали вещи?

- Ну да, недавно! - у нее оказался самый низкий и редкий из женских голосов - контральто. - Еще десяти не было!

- Скажите, ячейка была пустой?

- Ну да, пустой! Минут двадцать ждала, пока освободилась!

- За вещами к ячейке подходили два пассажира?

- Вот еще - два! Один был, а второй уж потом подошел!

О чем бы Кристинин ни спрашивал, его собеседница начинала с отрицания. Тогда он переменил тактику.

- Они между собой не разговаривали?

Женщина чутко среагировала, поэтому облекла свое несогласие в новую форму.

- А чего им разговаривать?! - спросила она. - Взяли и пошли!

- Вы с ними рядом не стояли? Какие они из себя?

- А где же мне стоять? Не для того я ждала! Какие из себя?! Мне их рассматривать некогда! Какие вопросы задают!

- В соседнюю ячейку кто-нибудь в это время не укладывал вещи?

Она на секунду задумалась.

- Мужчина был. Напротив меня сейчас сидит на диване. Бородатый, таких я называю тунеядец! - И тут же, словно спохватившись, добавила: - А почему ему не класть! Вот еще! - Ей словно нравилась эта игра.

- Покажите его милиционеру, - сказал Кристинин, кивая на Денисова. - Спасибо за подробную информацию.

У мужчины, которого через несколько минут привел Денисов, было тонкое лицо, тонкий с горбинкой нос и великолепные черные баки, переходившие на подбородке в курчавую мефистофельскую бородку. С Кристининым они нашли общий язык с полуслова.

- Видел, - сказал бородач, - двое. Взяли из девятой ячейки чемодан и сумку. Молодые симпатичные ребята.

- Вы случайно не слышали, о чем они говорили?

- Две реплики. Первая: «На такси или трамваем?» Вторая: «На трамвае, сойдем перед мостом». Они украли вещи?

- Да.

- Может, помочь запрограммировать?

- Спасибо. У нас еще нет такой машины.

- Тогда я вам сочувствую...

Большие вокзальные часы показывали пять минут второго. Шум в зале понемногу стихал. Наметанным глазом Кристинин уловил изменение в расстановке постовых. Один из них оттянулся к самому выходу и теперь стоял почти в дверях, внимательно оглядывая каждого пассажира.

Издалека прямо к Денисову и Кристинину направлялся старшина, что-то на ходу рассказывая невысокому чернявому человеку в запорошенном снегом демисезонном пальто и меховой финской кепке.

При виде его Денисов встревожился.

Знакомый со всеми скрытыми от непосвященных тонкостями и пружинами милицейского действования Кристинин с интересом следил за инспектором.

- Меньше посторонними разговорами надо отвлекаться, - сказал человек в финской кепке, не здороваясь, вскользь стрельнув глазами в Кристинина, - теперь вот бегай и ищи неизвестно кого!

- Это в дневную смену случилось, - сокрушенно вздохнул старшина, - не везет Мотину...

- Вот когда задержим, тогда точно узнаем, в чью смену! Потерпевшую направьте в отдел! - Оперативный работник вокзала намеренно игнорировал присутствие Кристинина, которому не был подчинен. - А его, - он кивнул на Денисова, - на всякий случай переоденьте, будет тоже искать! Ведь сколько предупреждаешь на разводах, чтобы внимательнее...

- Ну и ну! - покачал головою Кристинин, когда инспектор ушел. - Кто это?

- Капитан Блохин, - старшина помедлил. - Иди, Денисов, в общежитие, переоденься!

- Ну, я пошел, - смущенно попрощался Денисов, - желаю вам поскорее разыскать Фогеля! Извините, что так все получилось...

Кристинин рассеянно наблюдал за поломоечным комбайном, с ревом приближавшимся к автоматической камере хранения. Им управляла энергичная женщина в комбинезоне, две другие ей помогали. Пассажиры стали поднимать вещи, освобождая проход. Женщины спешили. В жестких щетках поломоечного агрегата беззвучно прыгал и вертелся пустой бумажный стаканчик.

У входа в зал показались Горбунов и уже знакомая Кристинину девушка. Майор что-то ей объяснял, растерянно разводя руками...

Вернувшись через двадцать минут к камерам хранения, Денисов снова увидел Кристинина и Горбунова, Они и не думали уходить.

- Поедешь с работниками МУРа, - сказал Денисову старшина, - есть одна зацепка, проверите. Может, найдем вещи!

Пока они были на вокзале, на улице потеплело и пошел снег. Вокруг почти ничего не было видно от стремительно налетавших белых шквалов, И все-таки здесь дышалось легче, чем на вокзале. И было тише.

- Может, вам лучше отдохнуть? - спросил Денисов. - Вы ведь с самого утра! И завтра опять весь день мотаться по городу!

Кристинин ничего не ответил. Денисов был молод и еще не знал всех тонкостей профессиональной этики. Горбунов несильно смазал Денисова рукой по шапке.

В машине Кристинин включил внутренний свет, достал карту Москвы и расстелил рядом с собою на переднем сиденье. Майор Горбунов и Денисов расположились сзади.

- Место, куда стремились уехать преступники, должно находиться недалеко от какого-то моста, до него можно доехать трамваем, - Кристинин снова стянул с головы шапку, - смотрим трамваи: третий, тридцать восьмой, тридцать девятый, «А»... Мосты: Краснохолмский, Устьинский, Автозаводской...

- Краснохолмский отпадает, - сказал Денисов, - до него от вокзала рукой подать! Ясно, что они не взяли бы такси на такое расстояние! И для таксиста подозрительно.

- Дальние мосты тоже отпадают - на трамвае они туда не поедут!

Горбунов перегнулся через спинку сиденья и включил радио. По УКВ шел репортаж с первенства Европы по фигурному катанию, предназначенный для телезрителей.

- ...Наша замечательная пара Людмила Пахомова и Александр Горшков заканчивают катание! Мы с вами! - донеслось из шума атмосферных разрядов. - Мы с вами, Людмила и Александр, все, все, без исключения, кто сейчас смотрит нашу передачу...

- Путь к мосту должен быть простым, - продолжал Кристинин, - простым и не очень далеким, чтобы на трамвае было даже удобнее, чем на такси, с учетом одностороннего движения...

- Еще минуточку, - ни к кому не обращаясь, попросил Горбунов, - сейчас объявят очки!

- ...Английская пара Таулер - Форд прима-танцоры, но только танцоры, исполнители, но не создатели...

Внезапно наступила пауза, пронизанная ветрами и хрипотой.

- Надо же в такой момент. Ну ладно, - майор махнул рукой, и Кристинин, словно только дожидавшийся этой секунды, без сожаления нажал на клавиш радиоприемника. Свист и дыхание космоса сразу исчезли, в машине стало тихо.

- Я вижу только один такой мост - Автозаводской. К нему от вокзала идут два трамвая, и оба кратчайшим путем. Если же ехать к мосту на машине, то надо сначала выехать на Садовое кольцо, к метро «Добрынинская», оттуда на Тульскую. Сейчас проверим еще одну деталь, - Кристинин поискал глазами по карте, - ну да, и «Алмаз», в общем-то, недалеко. Район им знакомый.

- Я думаю, что нужно связаться с трамвайным депо. Пассажиров вечером на этих линиях негусто, - Горбунов откинулся к спинке сиденья, азарт спортивного болельщика в нем утих, он лишь похрустывал костяшками пальцев.

- Может, водители трамваев кого-нибудь вспомнят? Молодые веселые ребята с чемоданом и сумкой - это уже немало!

- Согласен, - Кристинин включил зажигание, и еще несколько минут, пока мотор прогрелся, они сидели молча, наблюдая, как оконные «дворники» медленно и неловко царапают ледяные наросты на стеклах. Потом Кристинин плавно тронул машину с места.

В белой пелене ехать пришлось осторожно.

- А нет сведений, что Фогель пытался выбраться из Москвы? - Денисову хотелось быть чем-то полезным. - Если так, то самое главное сейчас - вокзалы!

- Трудно сказать, - отозвался Горбунов.

Майор объяснил Денисову, что ни он, ни Кристинин не руководят розыском Фогеля, а включены в оперативную группу как сотрудники, знающие его в лицо. Словесный портрет Фогеля, в котором чаще других признаков в разных сочетаниях варьировалось слово «средний», нельзя было назвать особенно запоминающимся, а фотографии Фогеля должны были поступить сегодня ночью.

- Вот и приходится пока разыскивать силами тех, кто его знал раньше, - закончил Горбунов, - дело не очень рациональное...

- Я давно говорю: надо, чтобы портрет по возможности был художественным, - вмешался Кристинин, - помните, у Гоголя Ноздрев - среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными румяными щеками, с белыми как снег зубами. Свеж как кровь с молоком! Любо-дорого искать! Или Ионыч Чехова - полный, ожиревший, тяжело дышит, ходит, откинув голову назад, оттого, что горло заплыло жиром, голос тонкий и резкий... Так и видишь!

У трамвайного парка Кристинин затормозил. Майор Горбунов поднял воротник.

- Я буду у диспетчера. Звоните.

- Там у них буфет есть ночной, - не обернувшись, сказал Кристинин, - и кофе всегда черный.

Когда они выехали на Серпуховский вал, снежный вихрь изменил направление и бил в лобовое стекло. Ветер заметно усилился, и несшиеся на большой скорости снежинки казались тонкими белыми пиками, летевшими в машину. На тротуарах прохожих не было.

- Я люблю жару, - неожиданно признался Кристинин, снимая руку с руля, чтобы еще туже перехватить на горле кашне, - и хотел бы оказаться сейчас где-нибудь на полустанке в жаркий летний день. Чтобы нагретые на солнце рельсы. Тишина. А рядом какое-то картофелехранилище, в лопухах по самую крышу... Знаешь, такое округлое, смоляное.

- И длинный грузовой состав ждет встречи со скорым, - попытался дофантазировать Денисов, - и речка впереди с деревянным мостом.

Оставаясь один на один с Кристининым, Денисов чувствовал себя свободнее, и ему даже казалось, что он понимает капитана: был Кристинин в чем-то похож на командира подводной лодки, с которым три года ходил Денисов на Севере. Но появлялся майор Горбунов, говорил об устройстве играющих в шахматы машин, о раскопках и древних рукописях, корнях незнакомых слов и выставках, и оказывалось, что у Кристинина в жизни есть что-то еще, чего не было ни у командира подлодки, ни у Денисова.

- Я хочу спросить вас, товарищ капитан, вы сначала тоже были постовым? До того, как попали в уголовный розыск?

Кристинин помолчал, прикуривая.

- Нет. Это длинная история. После университета я несколько лет работал адвокатом, потом следователем... Собственно, у меня была такая программа...

- А на моем месте какую бы вы избрали программу?

- Осенью ты пойдешь в юридический институт? Это хорошо. А сейчас? - он помедлил. - Что можно сказать о поезде, зная только его номер? А как делят между собою вагоны носильщики? Смог бы ты рассказать мне про путь, который проделывает выброшенный на вокзале клочок бумаги? Когда и кто перенесет его из урны в контейнер, как он окажется на заднем дворе, а потом на городской свалке?! В каком месте на вокзале проходит теплоцентраль и где можно ночью отсидеться в тепле? Ты все это знаешь?

- По правде говоря, я не думал об этом...

- Ты должен знать по возможности все и обо всем... Постой, мы, кажется, приехали...

Автозаводский мост был широк, пуст и бел. Снежный буран утих.

- «Иди туда, не знаю куда, принеси мне то, не знаю что», - сказал Кристинин, выходя из машины, - такова задача, и все же работник розыска обязан надеяться на успех, разыскивая неизвестно кого, без фамилии и адреса, ночью, на незнакомом безлюдном мосту.

- В таких случаях я обычно нахожу большую котельную, - поделился своим скромным опытом Денисов, - там собираются кочегары из окрестных маленьких, курят, калякают...

Тем не менее в котельной, которую они разыскали, никого не было.

- Видно, здешний кочегар вынужден сам ходить в гости.

Напротив котельной, в проходной маленького заводика, Денисов заметил огонек. Денисов постучал в дверь, пригнулся к маленькому окошечку, но никого не увидел. Тогда он снова постучал в дверь и, сложив ладони рупором, крикнул:

- Ми-ли-ци-я!

- Я и смотрю: никак милиция! - тотчас послышалось под самой дверью. На пороге проходной показалась маленькая сухонькая старушка с вязаньем в руках. В ногах у сторожихи кружился и косо посматривал на пришельцев грязноватый щенок.

- Вечер добрый! Вот и внучку теплые носки! - поздоровался Денисов, кивая головой на вязанье. - Такое дело, мамаша... Не видели, часов в десять-одиннадцать никто по переулку не проходил с чемоданами?

Старушка забеспокоилась и отложила вязанье.

- Не проходил, сынок. С чемоданами никто. В десять милиционер как раз приходил, Вася. Он у клуба «Коммуны» дежурит. У него тоже неприятность вышла. Только он ко мне зашел, и проверяющий - шасть! А Вася чай пьет. Вот из этого стакана. Уж как просил Вася не записывать его в книжку! Да разве уговоришь? Прямо беда! А так никто не проходил...

Когда они вышли на улицу, Денисов сказал:

- Я напрямик пойду к клубу, - он как-то странно, плечами поддернул пальто, - а вам придется вон там разворачиваться!

Кристинин заметил, что Денисов носит пальто, застегивая его не на первую, а только на вторую пуговицу, и притягивает ее вверх, к подбородку. Поэтому поднятый воротник топорщится у него на спине, чуть повыше лопаток, и весь вид Денисова от этого какой-то очень решительный и спортивный.

Подождав за рулем, пока загорится зеленый огонек светофора, Кристинин сделал запланированный Денисовым разворот по широкой пустой улице. Денисова и милиционера Васю он нашел недалеко от клуба, у овощного магазина. Через дорогу со стороны моста к ним подошел еще один постовой, неизвестно каким путем узнавший о постигшей Васю неприятности.

Прошелестел шинами экспресс к последнему отправляющемуся из Домодедова рейсовому самолету на Читу. Ночная жизнь шла по своим обычным ночным законам.

- Я видел двоих с чемоданом, - рассказал Денисову Вася, - примерно в двадцать два. Мне с трамвайной остановки хорошо было видно... По Холодильному переулку пошли, должно, в дом три. Из остальных уж всех выселили: на снос готовят! - Вася был юн, но широк и тяжел телом. - И как это меня в проходную занесло!

Он снова переживал свои служебные неприятности.

- Если бы ты нам преступников нашел, тебе сегодня бы все простилось, - сказал Денисов.

Из автомата Кристинин позвонил в трамвайный парк Горбунову.

- Пока ничего обнадеживающего, - вздохнул Горбунов, - правда, с двумя вроде подходящими водителями мне еще поговорить не удалось. А у вас что?

- Сейчас проверим один адрес. На завтра ничего не отменяется?

- Все остается в силе. Только мы с вами опять поедем в гостиничный комплекс «Останкино». В Домодедово едет Губенко.

- Неплохо! Вы не предложили искать этого типа на симпозиуме?

- Нет.

- Ну пока!

Снова проехав к мосту, они свернули на трамвайные пути и двинулись в обратную сторону.

- Кажется, это и есть Холодильный переулок! - наконец неуверенно сказал Денисов. - Нумерация домов идет к мосту.

Кристинин затормозил машину у высокого, выложенного белым кирпичом корпуса какой-то большой фабрики. Напротив тесно, плечом к плечу, ютились маленькие домики приговоренного к сносу квартала.

- Слышите? - спросил вдруг Денисов. Он снял шапку. Где-то недалеко, несмотря на поздний час, играла радиола.

- Я оставлю машину здесь, у фабрики. Пошли.

Третьим оказался старый кирпичный дом, высившийся темным прямоугольником рядом с трамвайной остановкой. Мощные звуки радиолы неслись с верхнего этажа.

- Зайдем, - сказал Кристинин, - поговорим с жильцами.

Парадный ход оказался грубо заколоченным толстыми досками, входить пришлось со двора. Изнутри дом выглядел еще более старым, со следами многократных конструктивных переделок. В поисках лестницы Кристинин и Денисов некоторое время плутали в узких полутемных коридорах первого этажа, то и дело попадая в большие притихшие коммунальные кухни, двигаясь почти на ощупь мимо не прекращавших ни на минуту свое угрюмое бурчание туалетов и старых, изъеденных коррозией, слезящихся труб.

Наконец они обнаружили лестницу и поднялись по ней на третий этаж. Радиола играла где-то совсем близко.

На лестничной площадке разговаривали двое парней. Увидев высокую худощавую фигуру Кристинина, его узкое бледное лицо, один из парней прервал себя на полуслове, отбросил в сторону сигарету и, внезапно обеспокоившись, пошел навстречу. На парне был строгий черный костюм, белая нейлоновая сорочка и черный галстук-«бабочка».

- Поздравляю вас с большим чудесным днем, - серьезно сказал ему Кристинин, - мы хотели...

Но парень его не слышал. У него было скуластое длинное лицо и длинные руки, в которых чувствовалась тяжесть выпитого за вечер алкоголя. Его руки тосковали теперь по крепким мужским пожатиям, жаждали работы или игры и с самого начала показались Кристинину чем-то враждебными, как всякая сила, грозившая выскользнуть из подчинения разуму. Парень крепко пожал ладонь Кристинина.

- У нас с вечера два баяна были, гитара! Что же вы?!

Из-за обитой коленкором двери на его голос выглянуло несколько любопытных. Сжав локти вновь прибывших требовательными мускулистыми пальцами, парень повел Кристинина и Денисова к двери.

- Ася! Асенька!

Тоненькая девушка в белой фате смущенно вышла в коридор.

- Я говорил, что придут! Пусть поздно, но все равно придут! Начальство всегда задерживается. Штрафную!

- Штрафную! Штрафную! - подхватила вслед за женихом появившаяся из комнаты маленькая круглая женщина с металлической брошью величиной с небольшое блюдце на груди и длинными, раскачивающимися на цепочках серьгами.

- Будем знакомы, - сказала она, - Толина сестра, Анна Ивановна. Можно Аня... Спасибо, что вы Толю вспоминаете не только на производстве... Он рассказывал...

Хозяева, разгоряченные вином и музыкой, заставили Кристинина и Денисова раздеться. Невеста и Анна Ивановна скрылись в кухне. Жених снова стиснул Денисову локоть, другой рукой еще крепче обнял Кристинина.

Так, все трое, теснясь и уступая дорогу друг другу, они вступили на мягкий пушистый ковер, расстеленный в комнате.

- Знакомьтесь! - ухнул жених с порога. - Это с Асиной работы.

Кристинин взглянул перед собой и вдруг почувствовал, что его холодный еще с мороза лоб покрылся испариной.

Прямо перед ним по ту сторону стола сидел среди других гостей полный, крепкий мужчина. Осторожно, чтобы не закапать скатерть, он сосал мятый соленый помидор. Увидев Кристинина, мужчина замер и хотел подняться. Но Кристинин, энергично подталкиваемый женихом, был уже в дальнем углу комнаты, у окна, и теперь двигался вдоль стола, поочередно протягивая руку каждому из гостей.

- Кристинин, Кристинин... - Тревожное предчувствие опасности уже разлилось по всему телу, но внешне он никак не изменился, только голос зазвучал мягче и глуше, чем обычно, и все его движения тоже словно стали мягче и пластичнее. Кристинин любил риск, и единственное, о чем он жалел в эту минуту, было отсутствие Горбунова, которому ничего не надо было рассказывать и объяснять.

Гости поочередно вставали, дружелюбно заглядывая Кристинину в лицо. Кристинин первым подал руку плотному крепышу.

- Борис, - буркнул крепыш.

По паспорту он значился Вячеславом Ивановичем Романовым. Фогель была его кличка.

Кристинина усадили во главе стола по левую руку от жениха. Справа наискосок через стол сидел Фогель, а Денисова, как младшего по возрасту, пристроили в. углу стола, кое-как втиснув между стульями принесенный для него из кухни табурет. Кристинин не успел даже обменяться взглядом со своим помощником.

Жених дал команду разлить вино и самолично наполнил рюмку Кристинина бесцветной жидкостью, в которой болотной ряской плавали мелко иссеченные лимонные корки.

- За всех присутствующих! - провозгласил жених и опрокинул стопку в рот. Потом он, не закусывая, налил себе еще и, держа стопку в руке, вышел из-за стола. Невеста тревожно следила за ним. Расплескивая вино, жених потрепал свободной рукой кого-то из гостей по плечу, расцеловался с сестрой, мимоходом чокнулся с Фогелем и вернулся на место.

Большие стенные часы показывали конец третьего часа.

Положение, в котором находился Кристинин, было не из лучших. За окном, которое казалось совсем маленьким от заваливших подоконник подарков - каких-то кофточек, блузок, тарелок, даже игрушек, из горы свертков торчала голова куклы, - рассвет и не думал начинаться.

Кристинин сидел на виду у всех, никому не известный, кроме Фогеля, отрезанный длинным рядом гостей от двери и от Денисова. Все остальные гости знали друг друга или успели уже освоиться и подружиться. За столом могли находиться и дружки Фогеля, готовые в любую минуту прийти ему на помощь. Поэтому любая попытка арестовать Фогеля здесь, в этой комнате, ночью, среди незнакомых Кристинину нетрезвых людей, могла закончиться дракой, которая позволила бы Фогелю скрыться.

Несколько раз Кристинин безуспешно пытался перехватить взгляд Денисова, но молодой милиционер не смотрел в его сторону. Возле него образовался маленький веселый кружок гостей, в котором выделялась сестра жениха, Анна Ивановна, со своими длинными серьгами и огромной брошью. Денисов делал бутерброды с сайрой, щедро орошая рыбу соком лимона.

Кристинин вдруг поймал себя на том, что мучительно вспоминает, откуда Фогель получил свою странную кличку. Крепкий, жилистый Фогель сидел за столом уверенно и тяжело, а его бесцветные глазки, запрятанные в глубь крепкого шишковатого черепа, поблескивали злобно и выжидающе.

Так ничего и не вспомнив. Кристинин обвел глазами стол. Как кстати был бы сейчас вместо их «крестника», подающего надежды Денисова, опытный, понимающий все с полуслова майор Горбунов!

Свадьба, прерванная их приходом, шла своим чередом. Денисов пригласил Анну Ивановну на танец, и они, держась за руки, прошли на середину комнаты, за спину Кристинина. Когда Денисов проходил рядом с ним, Кристинин сделал последнюю попытку привлечь внимание молодого милиционера: он резко подвинул стул назад, задев Денисова. Но тот не обернулся.

У Кристинина появилась смутная надежда.

Он мысленно представил себе ориентировку с приметами Фогеля, которую должен был слышать на разводе Денисов: «На вид 33-34 года, плотного телосложения, лицо круглое...»

Теперь это лицо было рядом. Мясистое, с уплотнениями на бровях и маленькими прижатыми ушами, оно напоминало виденную им в магазине игрушек резиновую маску, в которую сзади вставлялись пальцы, отчего маска приобретала множество различных выражений - от самых невинных до фантастически-уродливых.

Маленьким острым язычком Фогель поминутно трогал чуть отвисшую нижнюю губу.

Оставалось ждать. Под насмешливым взглядом Фогеля Кристинин не спеша стал закусывать. Он знал, что всякой физической схватке, если только тебя не застали врасплох, предшествует короткая или длинная война нервов, победа в которой и определяет успех всего последующего.

Фогель, казалось, тоже ждал помощи со стороны. Эта помощь могла прийти с минуты на минуту, и Фогель заметно тревожился, беспокойно переступая под столом ногами в старых домашних шлепанцах жениха. Полуботинки он, как и большинство гостей, оставил в передней, чтобы поберечь ковер. Только поэтому не мог он теперь рвануться из-за стола, попытаться сбить с ног высокого, на вид не отличающегося особой физической силой капитана и броситься в коридор, на черную лестницу. На всякий случай Фогель взял со стола нож, попробовал щербатым пальцем его остроту и понятным одному Кристинину жестом положил рядом с тарелкой с правой стороны.

Как только поступило предложение снова выпить за родителей жениха и невесты, все стопки и бокалы потянулись к Кристинину: всем хотелось чокнуться с интеллигентным трезвым человеком, смотревшим вокруг добрыми внимательными глазами. Под надзором жениха и гостей Кристинин выпил небольшой стаканчик разведенного спирта и запил лимонадом. Фогель не пил совсем. Денисов чокнулся большим бокалом вина, но выпил, как заметил Кристинин, из другого бокала лимонада или кваса. Маленькой, приятной Анны Ивановны, его партнерши по танцу, рядом с ним уже не было, а сидела совсем юная девочка - младшая сестра невесты. Кристинин на всякий случай поискал глазами огромную брошь и длинные серьги - после танца с Денисовым они в комнате не появлялись.

Вспышки веселья за столом становились все короче и реже. Невеста тоже куда-то вышла. Гости явно скучали.

- Анатолий! - Фогель бесцеремонно подозвал жениха пальцем, посадил рядом и тихо заговорил. После первых же слов Фогеля жених попытался вскочить со стула, но Фогель придержал его до поры, положив руку ему на плечо.

Кристинину теперь уже вовсе было трудно хранить на лице то выражение меланхолического удовлетворения, которое свойственно людям, попавшим по обязанности на чужое торжество.

Наконец жених встал и, ни на кого не глядя, пошатываясь и задевая на ходу гостей, принес в комнату ботинки. Фогель сразу же под столом стал их надевать. Потом, так же пошатываясь, жених подошел к Кристинину и остановился перед ним, зажав в руке стакан с пивом.

- Значит, вы будто бы на нашем заводе работаете? Почему же я вас никогда не видел? Я думал, вы с Асиной работы, но и она вас не знает.

«Вот оно! - подумал Кристинин. - Началось!»

Фогель последними судорожными стежками дошнуровывал полуботинки.

Внезапно в комнате появилось еще двое гостей, их ввела маленькая Анна Ивановна.

Высокий, почти под потолок, здоровяк с жидкими рыжеватыми волосами и гладким лоснящимся лицом смущенно улыбался, как будто стыдясь своего огромного роста и тяжелых жилистых кулаков, высовывающихся из-под рукавов куцего, не по росту, пиджака. Его спутница была маленькой и худой, с каким-то дефектом на лице, она все время старалась повернуться к гостям в профиль.

Появление нового человека внесло изменение в сложившуюся за столом расстановку сил. Кристинин и Фогель обменялись против воли быстрыми взглядами. Один Денисов был невозмутим по-прежнему.

- Извиняйте! - улыбаясь всем гостям сразу, повторял новый гость с приятным украинским акцентом. - Вот как вышло! Такси пришлось брать! Вот! - У него получалось «уот».

Здоровяк так же, как в свое время Кристинин, двинулся вдоль стола, знакомясь с гостями. Со стеснительным лицом он дольше, чем требовалось, извинялся перед каждым за опоздание и переходил к следующему. Кристинин не сводил с него глаз... Казалось, что он уже видел где-то это смущающееся лицо, маленькие пшеничные усики. Вот новый гость протянул руку Фогелю...

В ту же секунду Кристинин увидел, как острый язычок Фогеля словно прилип к губе и все лицо его внезапно изменилось, будто невидимые пальцы, вставленные в игрушечную резиновую маску, сжались: мясистый лоб и жирный подбородок внезапно подались навстречу друг другу, а переносье сузилось и ушло назад.

- Почему так горчит вино? - поднялся над столом Денисов.

Его соседи по столу оживились.

- Одну минутку! Человеку плохо! Уот! - сказал здоровяк и, перехватив Фогеля другой рукой под локоть, стал выводить из-за стола. Выражение лица у Фогеля и впрямь было страдальческое.

Он даже не мог ничего сказать. Кисть его руки застыла в неестественном, странном положении, подвернутая могучей ладонью атлета.

«Помощник дежурного с вокзала, - вспомнил наконец Кристинин. - Старший лейтенант».

Денисов выскользнул в дверь вслед за ними, а к Кристинину подошла Анна Ивановна. Ее длинные серьги раскачивались в ушах, как маятник. По сияющему лицу Кристинин понял, что это она по просьбе Денисова вызвала милицию. Капитан поднялся навстречу.

Анна Ивановна быстро заговорила:

- Вы только, ради бога, не подумайте о нас ничего плохого! Борис этот приехал в командировку, живет здесь в восемнадцатой квартире... Ну и зашел с подарком! Ведь не выгонишь! А Анатолий наш сантехником работает... Хороший парень, мухи не обидит! Выпил сегодня лишнего. Ну, ведь свадьба?

- Далеко пришлось бегать? - спросил Кристинин. - У вас и так хлопот со свадьбой, а тут еще мы!

- До почты. У нас в переулке всегда с автоматом что-нибудь... Ничего, будет что вспомнить!

- Спасибо вам большое. А у кого этот Борис остановился, не знаете?

- Вот кем бы еще вам надо заняться! Молодой парень, косая сажень в плечах, до двадцати лет на шее у матери сидит... Сегодня с другом весь вечер где-то лазил, сейчас пьяные лежат... И про Бориса своего забыли!

В комнате показался Денисов. Он был в пальто.

- Хорошо получилось, товарищ капитан! Я как только эти дары увидел и на вас посмотрел, все понял! - Денисов показал головой на куклу, лежавшую среди других подарков. - Вот она, думаю, «Шагающая Маша»! А под ней не та ли розовая блузка с мережкой, которая была в чемодане потерпевшей, - сорок восьмой размер, рукав вшивной, снизу приталена?! Остальное уж мне Аня подсказала, насчет восемнадцатой квартиры... Они еще ничего не успели промотать, только на «подарок» дали, чтобы не с пустыми руками идти...

Денисов радовался, как мальчишка.

- ...Этот, видать, у них за главного был! Сам воровать не ходил!

- Это был Фогель, - сказал Кристинин, когда они, простившись с хозяевами, шли по коридору.

Денисов удивленно посмотрел на него и замолчал.

У восемнадцатой квартиры Кристинин увидел финскую кепочку инспектора Блохина. Хриплым голосом он давал указания незнакомому младшему лейтенанту.

В доме уже начинали просыпаться, за дверями слышались негромкие разговоры. Где-то совсем близко, за окном, прогрохотал в темноте первый трамвай, заскрипела под ногами старая деревянная лестница.

- Денисов, - крикнул, перегнувшись через перила, капитан Блохин, - немного отдохнешь и зайди в отдел, напиши рапорт.

Когда Кристинин с Денисовым вернулись в пассажирский зал, людей там было уже меньше, и сам зал без электрического освещения выглядел другим - полупустым, сумеречным, тихим. Пассажиров, прибывших на вокзал с утра, можно было легко узнать по свежему румянцу, нерастраченной энергии, с которой они устремлялись к только что открывшимся суточным кассам.

Горбунова они нашли у камер хранения - он разговаривал со старшиной. За ночь, казалось, Ниязов еще больше пожелтел, лицо его выглядело болезненным, худым. Рядом с ними стояла девушка-модельер. Увидев Кристинина и Денисова, она пошла навстречу.

- Большое, большое вам спасибо. Я все знаю! - Девушка постояла с секунду, потом, еще несколько раз кивнув головой, смущенно простилась. - Меня к следователю вызывают...

Она сделала несколько шагов к выходу и сразу же затерялась среди других пассажиров.

Денисов проводил Кристинина и Горбунова к машине.

- Счастливо! Приезжайте, когда время позволит...

Кристинин устало кивнул головой и молча, не улыбнувшись, прищурил один глаз - Денисову была знакома эта его манера прощаться и здороваться.

- Хороший у тебя командир, - сказал Горбунов, - и живопись он отлично знает.

Денисов хотел сказать, что старшина прослужил лет двенадцать в полку ведомственной милиции по охране музеев и выставок, но раздумал.

Он взглянул на часы - смена заканчивалась через несколько минут. Пора было сдавать оружие.

Денисов застал капитана Кристинина в его кабинете на Петровке, на четвертом зтаже. Как всегда, здесь было по-казенному чисто и пусто. О вкусах хозяина кабинета свидетельствовали только несколько растений в горшочках на окне да глупый тигр с цветной репродукции, скаливший за стеклом свою брезгливую, невыспавшуюся морду.

Капитан милиции Кристинин сидел за столом и читал бумаги. Увидев Денисова, он прищурил вместо приветствия один глаз и снова углубился в документы. Денисов осторожно вздохнул, сбросил куртку, сел в кресло у окна.

Время от времени в комнату без стука входили незнакомые Денисову люди, здоровались, брали со стола отпечатанные на ксероксе бумаги, читали и расписывались. Потом так же молча уходили. Денисов и Кристинин ни на минуту не оставались одни, кроме того, Кристинину часто звонили, и он коротко, но обстоятельно отвечал по телефону.

Вошел лейтенант Губенко. Он ничуть не изменился за это время и выглядел таким же невеселым и костлявым, как и летом.

- Денисов? - удивился он. - Каким ветром? Ты где сейчас? - Он ревниво следил за продвижением по службе своих знакомых и, встречаясь с ними после долгого перерыва, заметно волновался.

- Все там же. На Астраханском вокзале?

- Перешел в уголовный розыск?

- Нет, стою на посту.

- Но ведь ты на юрфак поступил? - Губенко успокоился, и с этой минуты его отношение к Денисову можно было снова назвать теплым, даже дружеским.

- Почему ж на посту?

Денисов промолчал.

- Ты своего кадровика знаешь? Между прочим, хотел его спросить о тебе. Мы двенадцатого вместе гражданский процесс сдавали. Хотел и забыл - понедельник, летучка, да мне еще нужно было взносы собирать!

- Четверг, - уточнил Денисов и неожиданно покраснел. - Двенадцатого в том месяце был четверг.

- Правильно, в понедельник я криминалистику сдавал, - Губенко удивленно покосился в его сторону.

- Все! - сказал Кристинин, подымаясь. - Можно отдавать печатать! - Он вышел из-за стола и остановился напротив Денисова: - Ну что нового? Дал Блохин какое-нибудь кошмарное, запутанное преступление?

Блохин был старшим инспектором уголовного розыска, ответственным за предупреждение и раскрытие краж вещей у пассажиров, с которым Денисов, несший службу в залах вокзала, постоянно контактировал.

- Дал! - Это и было тем делом, которое привело Денисова в МУР. -

Сначала не хотел, говорил, не положено. А потом дал. Ознакомил со всеми материалами...

Кража чемодана у восьмой билетной кассы. Июльская...

Губенко даже присвистнул:

- А подозреваемый есть?

- Никого, и ни одного свидетеля.

- В чем же суть?

- Потерпевшая стояла в очереди за билетами, чемодан - сбоку... В деле один допрос, три постановления.

- Ну а за что зацепиться? Есть что-нибудь?

- Чемодан был красного цвета.

- Да?! - Губенко засмеялся. - Тогда считай, что Сбоку от кассы, у колонны, обязательно стояли оставленные кем-то чемоданы, и каждый, кто, получив билет, выбирался спиною вперед из очереди, толкал их то в одну, то в другую сторону. Когда до окошечка оставалось человек пять, Денисов оставлял очередь и шел к тяжелым стеклянным дверям, от которых тянуло морозным воздухом улицы.

От непривычных забот Денисов заметно побледнел и осунулся. Впрочем, свою первую в жизни сессию он сдал на «отлично».

Дмитрий Иванович, рекомендованный Кристининым как специалист по психологии вокзальных карманных воров, жил в Химках-Ховрине, недалеко от метро. Денисов поехал к нему в один из морозных дней, в часы, когда должен был сидеть в университете на установочной лекции.

Дверь Денисову открыл худенький мальчик, с белой, почти седой, челкой и розовыми, как у поросенка, ушами. Не поздоровавшись, он тут же молча шмыгнул в кухню. Через минуту оттуда появился приземистый угрюмый человек в пальто, шапке-ушанке и тапочках. В руке он держал бидон из полиэтилена с красной крышечкой.

Денисов поспешил представиться.

- А-а! - беззвучно рассмеялся Дмитрий Иванович. - Кристинина я давно знаю, когда он еще следователем работал. - Коротко кольнув Денисова маленькими светлыми глазками, он стал переобуваться. - Здесь ни слова - по дороге поговорим. Я за молоком собрался. А ну, пострел! - это уже относилось к мальчику.

Дверь в кухню захлопнулась, - Пошли!

Морозный день резанул по глазам неожиданно ярким светом.

- Ух ты! - зажмурился Дмитрий Иванович. - Как сверкает! Я ведь сегодня еще не выходил на улицу! Вот так отпуск догуливаю!

Денисов в нескольких славах рассказал о своем деле.

Они шли гуськом по тропинке между похожими друг на Друга белыми многоэтажными домами - впереди Дмитрии Иванович, за ним Денисов. Дмитрию Ивановичу заметно льстил выбор Кристинина, он поминутно оборачивался, подробно расспрашивал Денисова о деталях:

- У нее, у потерпевшей, кроме чемодана, наверное, еще сумочка была? Так?

- Была. Там двести рублей лежало.

- А как она ее держала, не расспрашивали? Какой стороной?

- Запор был снаружи.

Дмитрий Иванович чертыхнулся:

- Так... Теперь скажи мне, когда-он чемодан взял, то как пошел от очереди - по ходу или назад вернулся? - Разговаривая, Дмитрий Иванович как то, странно жестикулировал двумя длинными, торчащими, как клешня, пальцами

- указательным и средним. Денисов, смутно догадывавшийся о чем-то, никак не мог заставить себя не смотреть на них. - Не знаешь?

- Пассажиры говорили: назад никто не возвращался.

- Значит, с хода. Ну а когда из очереди она выходила с билетами, никто в это время к кассе не лез? Что-нибудь спросить или там деньги разменять? Ну, понимаешь?

- Этого не было.

Незаметно для себя Денисов и Дмитрий Иванович оказались в пустоватом холодном помещении нового магазина. Не переставая разговаривать, Дмитрий Иванович встал к кассе, потом подал продавщице бидон.

С молоком повернули к дому.

Заключение было категорическим:

- Чемодан брал не карманник. Тот бы в первую очередь сумочкой поинтересовался. Тем более что она в твою сторону распахивается, когда замок бьешь. Понял?

И был он одиночка! Может, даже не воровать приходил, а польстился! - По лицу Дмитрия Ивановича блуждала непонятная ухмылочка. - Он двести бумаг, что в сумочке лежали, прямо из рук выпустил. Теплыми! А чемодан с тряпками взял. Это фраер!..

- Уверены? - спросил Денисов: злорадство и два бесстыдно выставленных негнущихся пальца старого карманника вызвали в нем вдруг острую неприязнь.

- Новичок, точно. - Лицо консультанта вдруг както сразу сникло и приобрело совершенно иное, суховатое выражение. - По глупости многое еще бывает. По себе знаю, да и Кристинин, наверное, поделился, - он меня три раза сажал, пока я сам к нему не пришел. Сейчас уже семь лет на свободе.

Говорил в основном Кристинин. Он приехал на вокзал под вечер вместе с Губенко и был какой-то особенно возбужденный и отчаянно насмешливый.

- Ездил в поликлинику на прогревание. Две сестрички. О чем-то говорят не умолкая. Подходит очередь.

Ложусь, одна направляет аппарат на поясницу. «На спину, - говорю, - девушка, выше!» Охотно переставляет выше. «Как фамилия?» - «Кристинин». И снова шу-шу-шу... Минут через пять освобождается соседнее ложе. Слышу, приглашают: «Кристинин!» - «Я здесь!»

Успокаиваются. «А Кристинина нет?» - через минуту...

- Я бы их научил работать, - мстительно сказал Губенко. - Уж я не стал бы переносить двустороннее воспаление легких на ногах... Меня и сейчас подмывает ввязаться в эту историю!

Они разговаривали в зале для транзитных пассажиров, в том самом, где летом произошла кража.

- Все! Все! Не к тому речь! - Кристинин ваял Денисова за руку: - Как с твоим кошмарным преступлением?

- Кое-что есть, - Денисов кивнул. - В день кражи, девятого июля, из этого зала преступник мог выйти только через багажный двор...

- Я вижу здесь два выхода.

- У того выхода, рядом с киоском, - Денисов показал рукой, - как раз стоял старший лейтенант, и постовой ему крикнул про кражу. Понимаете?

- Понимаю.

- Но и через багажный двор он не выходил. Туда побежала потерпевшая, а за нею милиционер. Тот, что крикнул старшему лейтенанту... Они бы вора обязательно увидели. Далеко он с красным чемоданом уйти не мог.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Губенко.

- У меня такое мнение: из зала вор с чемоданом не выходил.

- По-твоему, он все еще здесь? - Губенко издал короткий смешок.

Денисов не обратил внимания на насмешку:

- Вор прошел к автоматическим камерам хранения: у него не было выбора. И это его спасло. Пока преступника искали в багажном дворе и на перроне, он был здесь, - Денисов кивнул на прямоугольник стальных ящиков в середине зала, - а потом, когда все улеглось, ушел...

- Разве там никто не дежурит?

- Дежурный мог быть в глубине отсеков. Здесь все решали секунды.

Они помолчали.

- Не так давно прочитал я книгу Штрома, - сказал Кристинин, щегольски расправляя перчатки, - исследователь устанавливает факты двухсотлетней давности. Он использовал документы, о которых не всякий следователь вспомнит. Чем, например, он доказывает присутствие Радищева в Москве на казни Пугачева? Требованиями Радищева на выдачу подвод и лошадей! Представляете? Оказывается, все это можно найти, было бы желание... Описания личных библиотек, семейная переписка...

Нужно искать документы, Денис! Не знаю, правда, есть ли архивы у этих ящиков. Ну что-то должно же быть!

Начни с работников камеры хранения, там сидят очень симпатичные люди. А главное, необычайно расположенные к сотрудникам транспортной милиции.

Особой расположенности к себе со стороны работников камеры хранения Денисов не почувствовал, тем не менее ему вежливо ответили на все его вопросы. Потом, запахнув на себе широкое пальто, заведующая камерой хранения повела Денисова на склад, где лежали невостребованные, вещи. У заведующей были пышные волосы, делавшие ее веснушчатое, без бровей лицо почти квадратным. С Денисовым она почти не разговаривала.

- Можете проверять.

На длинных деревянных стеллажах лежали вещи, сбоку, прямо на полу, - документация. Денисову и в голову не приходило, что на вокзале скапливается такое количество утерянных вещей. Кроме сумочек, часов, фотоаппаратов здесь были предметы, которые, казалось бы, невозможно потерять, - велосипеды, аккордеоны и даже стол новый, полированный, с густой сеткой черных прожилок.

- Неужели это все забытые?

- Других здесь не бывает, - заведующая видела в Денисове дотошного несимпатичного ревизора.

В окончательном виде версия Денисова выглядела весьма логично: обложенный со всех сторон, преступник забежал в автоматическую камеру хранения и, положив чемодан в одну из свободных ячеек, скрылся. Через несколько дней, когда все успокоилось, он спокойно унес чемодан домой.

В этом случае его должны были видеть.

В камере хранения всегда стоят несколько пассажиров, которые забыли номер своей ячейки, рассуждал Денисов, или набранный шифр. Они пишут заявления и ждут, пока дежурные откроют им ячейки. Эти люди могли обратить внимание на запыхавшегося человека с красным чемоданом, может, даже запомнить его. Оставалось установить, кто обращался в жаркий июльский день к дежурным по автокамере.

Такова была первая версия.

Теперь, глядя на все это оставленное владельцами - богатство, Денисов неожиданно подумал, что и преступник мог тоже забыть в спешке шифр, а потом не рискнуть прийти с заявлением. Тогда вещи потерпевшей должны быть здесь же, на стеллажах.

Обрисовав приметы чемодана, Денисов с надеждой шагнул к полкам.

Заведующая предупредила:

- Майор Блохин уже искал. Между прочим, он оставил нам приметы. Вот, под стеклом...

Денисов смутился:

- Тогда я посмотрю заявления о - затребовании вещей за девятое июля прошлого года.

- Пожалуйста.

Заявлений было восемнадцать, все они начинались с отпечатанной жирно стандартной фразы: «Прошу выдать вещи». В конце шла трафаретная типографская приписка: «Вещи получил сполна». Денисов аккуратно переписал фамилии заявителей, подумал, на всякий случай записал номера и серии паспортов, поблагодарил.

Потом вышел на платформу.

В привычной вокзальной суете Денисов чувствовал себя свободнее, и она уже не казалась ему беспорядочной и бессмысленной, как в первые месяцы работы.

Морозный день тихо клонился к вечеру. На восьмой путь подавали фирменный скорый, с другого конца станции к нему уже тащился электрокар с длинным хвостом почтовых контейнеров. За ним должны были подать другой, поновее, с тремя гружеными тележками - для вагона-ресторана.

К отправляющейся электричке по морозцу спешили женщины с обувной фабрики. Бойко перекликались мороженщицы.

Майор Блохин у себя в кабинете что-то писал мелким неровным почерком, часто царапая бумагу. Увидев Денисова, он поднял авторучку.

- Ну как дела? - спросил старший инспектор. - Садись. Рассказывай...

- Надо написать запросы пассажирам, которые обращались к дежурным по камере хранения, - Денисов сел за приставной столик. - Может, кто-нибудь видел - Не уловид, - майор Блохин протер пальцами стекла очков и пристально посмотрел Денисову в глаза Денисов стал излагать свою версию как можно короче и объективнее, чтобы старший инспектор не подумал, что Денисов сам не замечает ее слабые стороны Блохин все понял сразу, но перебивать не стал.

- Я выписал всех, кто по тем или другим причинам обращался к дежурным по камере хранения... - Денисов замолчал.

- Дальше не надо, - сказал Блохин.

Оставленный им листок с маленькими угловатыми буковками ежеминутно напоминал о себе Бумагу требовалось к утру отпечатать, подписать у руководства и направить по инстанциям.

- Теперь ты убедился, Денисов, что раскрыть преступление во много раз труднее, чем не допустить? Согласен:" Если каждый милиционер будет всегда об этом помнить, знаешь, как будет?

- А запросы?

Блохин усмехнулся:

- Клал ли преступник вещи в автокамеру? Заходил ли он туда? Это только догадки! А если клал? Ты думаешь, кто-нибудь через полгода вспомнит, кого он видел в этой толчее?

- Но попытаться...

- С такими запросами я к начальству не пойду От своего имени берись, пожалуйста. А теперь извини, - он придвинул исписанный листок, - мне спецсообщение надо писать. Да еще отпечатать!

После ужина Денисов промыл в теплой воде авторучку, заправил, аккуратно расшил общую тетрадь, припасенную для конспектов, и взялся за запросы.

Писал он долго, пока не приехала из техникума жена, и потом, когда она легла спать, поставив будильник на полшестого, Денисов написал всем восемнадцати пассажирам, которые девятого июля прошлого года обращались к дежурным по автоматической камере хранения.

«Уважаемый товарищ! - писал Денисов. - Пусть Вас не удивит это письмо.

Я работаю над нераскрытой кражей, совершенной на вокзале днем 9 июля прошлого года. Согласно нашей версии преступник с краденым чемоданом красного цвета непосредственно после кражи вбежал в помещение автоматической камеры хранения.

Возможно, Вы видели его, поскольку в этот день по заявлению получали там свои вещи. Мы будем благодарны Вам за любую подробность, которая будет содействовать раскрытию преступления...»

С первыми запросами вначале получалось не очень складно, однако от письма к письму стиль изложения улучшался сам собой, и два последних он сочинил так здорово, что несколько первых пришлось переписать заново. Подписывал свои запросы Денисов одной фамилией, без должности и звания, и просил ответить на отдел милиции.

Рано утром, опуская письма в почтовый ящик на вокзале, он чувствовал себя легко и празднично, будто с этой минуты всем мучившим его заботам мгновенно наступил конец.

Первый ответ пришел уже через неделю.

«Уважаемый товарищ, - писал из Тореза незнакомый корреспондент прямо-таки по Блохину, - как следует из полученного мною письма, Вы считаете, что для человека, прибывшего на столичный вокзал, нет там ничего более важного, как примечать все за другими пассажирами! В этом Ваша ошибка. К тому же через полгода я все равно бы ничего не вспомнил. Свои вещи я клал Днем, какого числа, не помню, а получал вечером. Все.

С уважением».

Денисов сам удивился: тон письма его не задел. Тем более жаждал он теперь получить ответы на остальные свои запросы.

Несколько дней письма не приходили, и Денисову все труднее было находить повод для посещения канцелярии. Потом пришло еще письмо, а вслед за ним сразу три. В течение недели Денисов получил девять писем, на - остальные запросы ответа так и не дождался и решил написать еще раз.

Все корреспонденты сообщили, что никого из находившихся вместе с ними в помещении автоматической камеры хранения людей они не запомнили и желали Денисову успехов в его трудной, но благородной работе.

Студент-рижанин прислал адрес своей подруги со станции Верхний Баскунчак, которая вместе с ним приходила получать вещи и могла чем-то помочь, - этой подруге Денисов послал запрос в тот же вечер. А пожилая женщина, ездившая к внучке в Старый Оскол, сочувствуя Денисову, просила одновременно узнать, можно ли в Москве купить для внука готовальню из латуни.

Эти дни, пока он ждал писем и пока они приходили, написанные незнакомыми почерками со штемпелями далеких городов, были для Денисова особенно радостными, и он терялся, пытаясь объяснить жене причину этой радости.

- Дело в том, - по-женски ставила все на свои полочки Лина, - что ты в настоящее время участвуешь в противоборстве с преступником. Между вами происходит борьба, поединок...

- Какой же сейчас поединок? Он пьянствует, гуляет, - недоумевал Денисов. - Борюсь я один...

- Преступник сделал ход. Теперь ты обдумываешь ответный... Как в шахматах!

Еще до того, как пришел ответ на последний запрос, Денисов, поразмыслив, решил написать всем пассажирам, которые получали вещи в течение пяти дней - с девятого по тринадцатое число. По инструкции вещи могли находиться именно этот срок, и преступник мог обратиться за ними и на другой день, и на третий, и на пятый. Потом вещи изымали из ячеек и уносили на склад.

Письма приходили теперь регулярно, и в отделе острили, что сержанту Денисову было бы неплохо обзавестись личным секретарем. А он ломал голову, как расширить круг людей, находившихся в день совершения преступления на вокзале.

Старшина навел его на счастливую мысль.

- В музеях, на художественных выставках, как ты знаешь, - сказал старшина, - есть книга отзывов. На вокзале зато есть книга жалоб...

- Так.

- Эти люди тоже могли видеть! Понимаешь? - i старшина подмигнул. - Майор Горбунов не звонит?

- На пенсию оформляется...

- Привет передавай.

- Обязательно...

«В самом деле, - подумал Денисов, - в комнате матери и ребенка имеется книга с адресами останавливавшихся пассажиров. Медицинская комната ведет свою регистрацию... Всех, кто обращается к ней за помощью, записывает касса возврата билетов...»

Должен же был кто-нибудь видеть преступника] «Когда я получал двенадцатого июля свой рюкзак в автоматической камере хранения, - писал преподаватель физики из Жданова, - то вместе со мной писал заявление незнакомый молодой парень, на которого я обратил внимание. Ему выдали вещи передо мной - сумку и чемодан красного цвета, примерно такой, о котором Вы пишете. В сумке я случайно увидел несколько микрометров, штангель, резцы и что-то еще. В чемодане была дамская одежда, белье. Парень был выпивши и заявление написал так грязно и неразборчиво, что дежурный предложил ему написать новое. Парень отказался, сказал, что лучше не может. Дежурный хотел на него воздействовать, но многие из очереди поддержали парня:

всем было некогда. Второй работник автокамеры, помоему механик, тоже заступился за него, и между работниками камеры хранения произошла небольшая ссора.

В конце концов первый дежурный сказал: «Выдавай сам! Я такой документ подшивать в папку не буду!» Второй выдал вещи. Парень был лет двадцати пяти, одежды, конечно, не помню, черненький, со шрамом на шее».

Письмо Денисов получил к вечеру: он работал во вторую. За смену прочитал его несколько раз и каждый раз, перечитывая или только вспоминая о нем, начинал улыбаться.

«Самодовольный дурак, кретин! - спохватывался он через минуту. - Чему ты радуешься? Задержал преступника? Или раскрыл преступление? Ты думаешь, дежурные хранят все испорченные бланки с девятьсот второго года, со дня постройки вокзала?»

Денисов знал обоих работников камеры хранения, о которых писал учитель, но решил никаких действий не предпринимать, пока не посоветуется с Кристининым.

«Как бы не напортить!»

Он только мысленно представил себе, как маленький дотошный Хорев, с вечно недокуренной дешевой сигарой, требует переписать заявление, а ленивый горластый Горелов, с пятнами на руках, которые он называет болезнью Витилиго, отмахивается от напарника. «Некогда бюрократизм разводить: люди на поезд спешат!»

Оба работника камеры хранения, в свою очередь, знали Денисова и его должность, поэтому он думал, что разговаривать с ними должен другой сотрудник. Несколько раз Денисов звонил в Московский уголовный розыск Кристинину, но не заставал на месте. Не было Кристинина и в конце рабочего дня, поздно вечером, когда Денисов наконец сдал смену.

В электричке по дороге домой он снова прочитал письмо, теперь оно только, встревожило ею, не вызвав никакого удовлетворения.

«Почему я решил, что речь идет именно о моем чемодане? - подумал он. - И как найти в Москве человека по шраму на шее!»

На станции Денисов не удержался, зашел в проходную завода, чтобы еще раз позвонить Кристинину. Было уже начало первого.

- Сейчас телефон освободится, и звони сколько надо, - махнул рукой вахтер, старый милицейский отставник, провожая Денисова в караулку.

За столом, склонившись к аппарату, сидела женщина в рабочем халате. Свободной рукой она скручивала и тут же выпрямляла телефонный шнур.

- Так вы всю жизнь проспите, - втолковывала она абоненту. Разговор шел, видимо, давно, и все точки над «и» были уже поставлены. - В пятницу тоже никуда не ходили?

- Ты, девушка, бери быка за рога, - посоветовал вахтер, - а то человеку по делу звонить надо!

- Товарищи ваши были в клубе... Рыженький был, который тогда в гармошку играл... Он почему-то холода не боится! - Денисов решил, что она разговаривает с поклонником, заст) пившим дежурить на коммутатор. - В крайнем случае могу вам валенки принести!

Ровно гудел за стеной завод, чуть жужжали под потолком лампы дневного света. Молоденькая работница в испачканном глиной халате безнадежно и неумело плела свои нехитрые сети.

Денисов не заметил, как задремал.

- Звони, - разбудил его вахтер.

Позади громко хлопнула входная дверь - Как у нее? Договорились?

- Второе уж дежурство звонит, да все глухо. Без пользы делу!

Денисов без особой, впрочем, надежды набрал номер и на секунду затаил дыхание. Внезапно очень близко раздался знакомый голос:

- Слушает Кристинин.

- Алло! - еще не веря, закричал в трубку Денисов. - у меня интересные новости! Это вы?

- Если будет на то воля аллаха, - пошутил Кристинин.

Перебивая себя, Денисов рассказал о письме, о дежурных. Закончил тем, что зачитал письмо преподавателя физики из Жданова целиком.

- Хорошо, - подумав, сказал Кристинин, - на Хорева мы напустим Губенко. Они найдут общий язык.

А сейчас давай домой и ни о чем не думай!

- Спокойной ночи!

Через лес к поселку Денисов шел не торопясь, заложив руки в карманы, как на прогулке, отдавшись полностью вдруг возникшему в нем чувству уверенности.

Подходя к отделу, Денисов еще издали увидел Губенко Лейтенант стоял как всегда, независимый, себе на уме. в руке он держал новый, словно сейчас из магазина, импортный портфель-саквояж.

- Здравствуй, Денисов! - Губенко подал горстку длинных холодных пальцев. - Где здесь у вас можно переговорить? Теснота такая! Как вы тут работаете? - Он не умел быть приятным.

Реконструкция вокзала. Хочешь, пойдем к носильщикам? Здесь рядом!

Они вошли в небольшую комнату с длинными скамьями вдоль стен. Губенко достал из портфеля свежую газету, встряхнул, постелил на скамью.

- Так вот, - сказал он, усаживаясь - я уже разговаривал с дежурным Хоревым. Кстати, в нем ничего от зануды. Аккуратный человек, может, чересчур педантичный. Добросовестный работник. Собирается на пенсию.

- Что он сказал?

- Он вспомнил все обстоятельства того дня. Как я понял, механик ваш... Горелов? Безответственная личность.

- Хорев помнит преступника?

- Он в тот же день написал на Горелова служебную записку. В ней есть фамилия и имя того парня. Отчества, правда, нет.

- Не Смирнов? - спросил Денисов, леденея при мысли о тысячах, а может, десятках тысяч людей, среди которых придется искать подозреваемого. - Если Смирнов да еще Николай или Виктор - это то же, что ничего...

- Николай! Но не Смирнов, а Суждин, - разговаривая, Губенко вынул из кармана капроновую щеточку и не спеша протер замок и без того чистого саквояжа.

- Сколько же в Москве Суждиных Николаев?

- По адресному бюро, всего двое, один уже отпал:

возраст не подходит. И место жительства тоже. Второй живет по вашей дороге, сейчас к нему поедем, - Губенко посмотрел на Денисова. - Я разговаривал с подполковником и просил дать тебя мне в помощь. Не возражаешь? Правда, я не сказал, что еду по вашему делу. Так что переодевайся.

- Ты... - не находя слов, Денисов схватил его за руку. - Ты просто молодец!

- Ерунда, - Губенко чуть покраснел. - Сколько тебе нужно времени, чтобы переодеться?

- В общежитие побегу!.. Здесь рядом.

Заснеженный поселок, куда они приехали, в Москве обычно вспоминали с наступлением грибного сезона. Несколько сотен кирпичных, старой постройки домов, торговые ряды, окружающие рынок, новое здание автовокзала. Завод синтетического волокна.

Губенко так и подмывало расспросить о грибах инспектора местного отделения внутренних дел, но молодцеватый, подтянутый младший лейтенант, по всей вероятности вернувшийся недавно из армии, разговаривал с ними сдержанно, чуть-чуть свысбка.

- Суждин? - удивился он. - Знаю такого. Ничего за ним раньше не замечалось.

- Раньше?.. - переспросил Губенко. - А в последнее время?

- В последнее время тоже.

- Не помните, у него шрамика нет ча шее? - спросил Денисов.

- Можно узнать: он здесь рядом живет, - младший лейтенант поправил галстук и провел рукой по значкам на кителе. - Мне все равно там паспортный режим проверять!

Выйдя из отделения, они пересекли площадь, углубились в необыкновенно широкую, с далеко отстоящими друг от друга домами улицу. Обширные белые прогоны тянулись между накатанной проезжей частью дороги и заборами. Перед тем как завернуть к подозреваемому, инспектор «для конспирации» решил проверить домовые книги в нескольких домах: за разговорами, втроем, это делалось живее. Отказаться Денисову и Губенко было неудобно. Поэтому к Суждиным они попали только часа через полтора.

Дверь открыл мальчуган лет двенадцати, и тут же в дверях показалась его бабка - высокая, с поджатыми губами и острым взглядом старуха. Ей было не меньше семидесяти.

- Кто, значит, еще здесь живет? - спросил инспектор, беря домовую книгу.

- Внук, Николай, он в райцентре работает, на предприятии...

- Слесарем, - вклинился в разговор мальчуган, - а раньше в Москве работал...

Что-то я не помню! - в тон младшему лейтенанту сказал Губенко. - Какой он собой? У вас фотокарточки нет?

- Витя, - приказала старая женщина, - где у нас Колины фотографии? В комоде?

Внук вытащил черный конверт с фотографиями, вытряхнул их на стол.

- А-а! - сказал наобум инспектор. - Знаю. У него шрамик вот здесь, - он провел рукой по шее.

- Это от ожога, - кивнула старуха.

- Так, так... А участковый часто к вам заходит? - под взглядом зоркой старухи приглядываться к фотографиям было неудобно, да и не имело особого смысла.

Внезапно Денисов почувствовал, что Губенко тихо постукивает его носком ботинка по ноге. Денисов осмотрелся, но ничего не увидел. Губенко продолжал свое тихое постукивание, пока Денисов не обратил внимание на маленькую фотографию, белевшую на полу, около стола. Улучив минуту, Губенко незаметно поднял ее и положил в карман.

Они распрощались с хозяевами и, никуда больше не заходя, молча прошли до конца улицы. За углом остановились.

- Он, - сказал Губенко, - все подходит: шрамик, слесарь, в Москве работал...

- Когда брать будете? - спросил инспектор смягчаясь.

- Сначала предъявим фотокарточку.

Инспектор всю дорогу молчал. Когда подошли к автобусной станции, сказал на прощанье:

- Давайте в конце лета к нам за грибами! Здесь их хоть косой коси.

- Предварительно созвонимся, - пообещал Губенко, вытащил из портфеля потрепанную записную книжку и записал младшего лейтенанта на «г» - «грибы».

После этого Губенко и Денисов распрощались с инспектором и еще долго ждали автобуса на Москву.

В уютном, с чеканкой на стенах зале нового автовокзала Денисов рассмотрел фотографию: с квадратика глянцевой бумаги уверенно смотрел его противник - молодой человек с удлиненным разрезом глаз и пробивающимися редкими усиками.

Старший инспектор Блохин выслушал Денисова не перебивая, отложив в сторону все другие дела. Потом вызвал эксперта.

- Три репродукции с этой фотокарточки. Срочно.

- У меня, товарищ майор, новая пленка, только что заряжена...

- Ничего, отрежешь! - Блохин протер очки. - Ты, Денисов, иди на пост. Когда я вызову, придешь с дежурными. Как они сегодня работают?

- Придут в ночь.

- Преподавателю мы направим фото Суждина на опознание телеграфом.

Денисов хотел что-то спросить, но Блохин загремел ключами, готовясь уходить.

- Полковник вызывает... Ты где сегодня несешь службу?

- Во втором зале.

- Добро.

Служба - в этот день тянулась особенно медленно и однообразно. Несколько раз к Денисову подходил старшина, а потом и другие милиционеры, узнавшие о предстоявшем опознании.

- Ничего пока?

- Жду...

«А вдруг Горелов заболел? Не придет... - подумал Денисов, когда стрелка часов качнулась к восьми. - Он постоянно отпрашивается, ссылаясь на Витилиго...

А Хорев? Тоже нежелезный...»

Успокоился он только после того, как Хорев, а потом и Горелов в положенное время появились у раздевалки.

Около двадцати одного часа динамики разнесли по всем платформам и залам:

- «Сержант Денисов, - дикторша ухитрилась придать сообщению извиняющуюся и в то же время вопрошающую интонацию, принятую на вокзалах,

- срочно зайдите в отдел внутренних дел? Повторяю...»

Денисов подошел сначала к автоматической камере хранения - дежурная по вокзалу, которую он заранее обо всем предупредил, заменила обоих работников. Еще через несколько минут Денисов, Горелов и Хорев были уже у кабинета Блохина.

- Разрешите? - Денисов постучал.

Кроме Блохина в комнате находился следователь Алтухов, в чьем производстве находилось дело по краже чемодана. Сбоку, у стола, сидели понятые.

- Мы предъявляем фотографии на опознание, - объяснил понятым Алтухов, рано начавший лысеть, небольшого роста молодой человек, склонный к полноте. - Пригласите свидетеля Хорева.

На лежавшем на столе плотном ватмане протокола, заметил Денисов, были наклеены три фотографии, украшенные по углам круглыми печатями. Фотография Суждина была в ряду третьей.

- Товарищ Хорев, - следователь сложил короткие руки на животе, - я предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний. Говорить нужно правду и только правду...

Маленький Хорев достал очки, надел их, вытащил из кармана носовой платок и шумно высморкался. Потом он низко склонился над протоколом. Денисов отвернулся к окну и так, стоя спиной к Хореву, услышал его ответ:

- Здесь нету!

- Посмотрите лучше, - сказал Блохин, но Хорев уже прятал очки в карман:

- Нету - я бы узнал!

- Но кто-нибудь из них похож?

- Нет, товарищ майор.

- Спасибо. До свиданья. Горелов...

- Здравствуйте, товарищи начальники! - развязно гаркнул Горелов еще с порога и, подойдя к столу, скользнул глазами по протоколу.

На этом бланке фотокарточка Суждина была первой.

- Как? - спросил Блохин.

Горелов покачал головой:

- Не в цвет! Ни один непохож!

Следователь отпустил обоих дежурных, простился с понятыми и, складывая протоколы в папку, стал расспрашивать Блохина о последнем служебном занятии, на которое сам он не смог попасть. Блохин отвечал скупо и нехотя, потом неожиданно увлекся. Денисов ждал нареканий в связи с напрасно потраченным временем, но их не было, и самого Денисова словно не было тоже.

- А Кузякин, веришь ли, - неожиданно прыснул Блохин. - Стоит глазами хлопает! Хотя бы записи достал...

Денисов прикрыл дверь и побрел на платформу.

В руке он сжимал неизвестно как вернувшуюся к нему фотокарточку Суждина.

- Денисов! - крикнули с крыльца. - Скажи Ниязову, чтоб послал человека к кассе сборов. Сейчас инкассация...

- Я сам схожу.

Он проводил инкассаторов к машине, подождал, пока их серая невзрачная «Волга» смешается с выводком других таких же, похожих друг на друга машин. Потом из справочного бюро позвонил Кристинину, как можно спокойнее объяснил, что произошло.

Кристинин помолчал на другом конце провода, потом спросил:

- В субботу работаешь?

- Выходной.

- Будь на кольцевой дороге, у поста ГАИ. Там, куда я однажды тебя подвозил. Помнишь? В девять...

День обещал быть солнечным, в воздухе ощущалась свежесть приближающейся весны. Денисов расстегнул верхнюю пуговицу куртки, по привычке как можно дальше закинул назад, на спину, воротник.

Ждать пришлось недолго. Кристинин сидел за рулем без шапки, как всегда, чуть-чуть щеголеватый, с непроходящими следами каких-то известных ему одному забот на лице. Подъезжая, он махнул Денисову рукой в перчатке:

- Долго ждал?

- Нет, - Денисов устроился рядом на сиденье. - Что нового на Петровке?

Кристинин беззаботно рассмеялся, тронул машину с места:

- Ты напоминаешь моего знакомого - работника внутренних дел с Памира.

Он начинает с вопроса: «Как ваше здоровье?» Однажды мы договорились по телефону о встрече через час. Жду - его нет. Звоню снова:

«Что же вы?» Он вежливо, но настойчиво поправляет меня: «Как ваше здоровье?»

- Отлично...

- Мне вдруг стало стыдно за свое нетерпение... - Кристинин легко вел машину и был в прекрасном настроении. - На Петровке все хорошо. Но сначала о твоем деле. Если Хорев не спутал фамилию, то вы с Губенко установили того самого единственного Суждина, который получил из автокамеры красный чемодан. Но тогда почему дежурные его не опознали?

- Вот что меня удивляет! И шрам! - Денисов провел рукой по воротнику. - Заметьте, жил в Москве на квартире, субботы и воскресенья проводил в поселке.

Вещи из автокамеры получены в пятницу. Как бы перед отъездом... А инструменты, микрометры? Это же по его специальности!

- Выходит, кражу совершил не карманник. Не гастролер и не рецидивист...

- Дмитрий Иванович, ваш консультант, - помните? - сразу сказал, что вор

- новичок, фраер.

- Мы правильно едем?

- К Суждину?

- Да, но сначала в поселковое отделение внутренних дел.

- Правильно, - Денисов погладил брошенную на сиденье мохнатую шапку Кристинина, хотел что-то сказать, но промолчал. Кристинин не терпел изъявлений благодарности.

- Хочу спросить, - Денисов сбоку взглянул на собеседника. - Вы тоже начали с постового? До того, как попали в уголовный розыск?

Кристинин прикурил сигарету:

- Это длинная история. После университета я несколько лет работал адвокатом, потом следователем.

Собственно, у меня была такая программа.

- А на моем месте какую бы вы избрали программу?

- Ты поступил на юридический факультет... Это хорошо. А сейчас? - Он подумал. - Что ты можешь сказать о поезде, зная только его номер? В какую сторону он идет? Как делят между собою вагоны носильщики?

Смог бы ты восстановить путь, который проделает выброшенный на вокзале клочок бумаги? В каком часу, когда и кто перенесет его из урны в контейнер, как он окажется на заднем дворе, а потом на городской свалке?

В каком месте под вокзалом проходит теплоцентраль и где можно ночью отсидеться в тепле? Знаешь?

- По правде говоря, я не думал об этом.

- Ты должен знать о железнодорожном транспорте, о вокзале по возможности все... Постой, мы, кажется, приехали...

Завидев машину с московским номером, подъезжающую к отделению, дежурный спустился с крыльца, откозырял.

- Начальник у себя? - спросил Кристинин, опуская стекло и предъявляя удостоверение Московского уголовного розыска.

- Начальник отделения в районе, - ответил дежурный.

- Если мы привезем одного человека на допрос, кабинет для нас найдется?

- Места хватит.

- Что ж! - сказал Кристинин, включая зажигание. - Показывай дорогу.

Вскоре машину пришлось оставить и дальше идти пешком.

Денисов нашел дом, в котором они проверяли паспортный режим, показал Кристинину:

- Здесь.

Во дворе, перед террасой, колол дрова молодой высокий парень в телогрейке, наброшенной поверх белой нейлоновой сорочки. Он оглянулся на прохожих и снова принялся за дрова. Денисов заметил, что в жизни Суждин был моложе и тоньше, чем на фотографии, носил другую прическу. Уже знакомые Денисову бабка с внуком складывали наколотые дрова на террасе.

Поравнявшись с невысоким дощатым заборчиком, Кристинин остановился, положил локти на штакетник и, не говоря ни слова, стал - наблюдать за работой. Парень снова оглянулся, но ничего не сказал. И это было странно. Суждин колол дрова, а Кристинин и Денисов наблюдали. Когда был разрублен последний кряж, Кристинин окликнул:

- Суждин? Николай? Нужно поговорить. Пойдем с нами.

Суждин ни о чем не спросил, положил топор, что-то крикнул старухе и вышел за калитку. Старуха посмотрела вслед, потом подняла топор и внесла на террасу.

Она узнала Денисова, но не показала виду. Кристинин, не оборачиваясь, пошел к машине, за ним так же молча потянулись Суждин и Денисов.

- Тишина такая! - сказал Кристинин, садясь за руль. - Только на санях и ездить.

- Далеко поедем? - спросил Суждин.

- В отделение.

- Ясно.

В милицейском доме было все так же тихо и пустынно. Дежурный провел всех троих через полутемный коридор в небольшую, жарко натопленную комнату за деревянной перегородкой. Денисов нервничал. Суждин ждал.

- Вы поговорите здесь, - сказал Кристинин. - Я кое о чем спрошу у дежурного.

Секунды потянулись мучительно долго.

- В армии был? - спросил Денисов.

- Был.

- Так... - Он вынул из кармана конверт, в котором носил записи по краже, затем вытащил смятую бумажку, которую приготовил заранее, - бланк заявления.

Суждин покраснел: издалека он не разобрал, заполнен ли бланк и чьей рукой, но набранные типографским шрифтом слова «Заявление» и «Вещи получил сполна»

бросились в глаза.

- Как же это получилось? - спросил Денисов.

Суждин сидел не шелохнувшись.

Вошел Кристинин, переставил стул ближе к Суждину.

- Как получилось? - повторил Денисов.

Суждин молчал, но не только для опытного работника МУРа, и для Денисова тоже молчание это было красноречивее слов.

- Не вижу причин, отчего все не рассказать, - сказал Кристинин, - есть люди, отрицающие очевидные факты. Я знал таких, кто этим гордился... В тюрьме. Потом в колонии. Это были не очень умные люди...

При упоминании о колонии Суждин сделал нетерпеливое движение рукой. х Он вовсе не напоминал прилизанного юнца, изображенного на фотографии, у него было бледное, чуть асимметричное лицо и тоскливые глаза.

- Бабка говорила, что вы приезжали... - сказал он. - Я сразу понял.

- Как все было? - спросил Денисов.

- Я увольнялся с завода. Приехал на вокзал, чтобы положить сумку в автокамеру. На завод ее нести нельзя было - тал у меня резцы лежали, штангели... А когда сумку сдал, идти было некуда. В отдел кадров - рано.

Двое подходят... Выпил с ними и пошел бродить... Чемодан этот - будь он проклят! - он ведь с полчаса стоял ничейный... Я его в камеру хранения поставил, сначала даже оттуда брать не хотел.

- Зачем были нужны резцы? - спросил Денисов. - Штангели?

Суждин поднял тоскливые глаза:

- Я сюда в РТС переходил. Из Москвы... Тут с инструментами туго. v - За вещи много получил? За одежду?

- Из чемодана? - Суждин положил руку на грудь. - Все цело. Ничего не взял. Так в чемодане и лежит, увидите! За поленницей, в сарае... Хотел отослать.

Думал, адрес в чемодане.

- Наверное, уже все сгнило...

- Напишите, - Кристинин пододвинул стопку белой бумаги, которую он принес от дежурного, - все как есть.

- Чудак, - покачал головой Денисов.

Суждин странно зашмыгал носом, пододвинулся ближе к столу.

Кристинин с Денисовым вышли в соседнюю комнату.

Кристинин курил, присев на подоконник, Денисов смотрел в окно. Продуктовая палатка напротив отделения милиции закрывалась на обед. Внизу дежурный громко переговаривался по телефону.

- Надо же! - вслух подумал Кристинин. - Среди ста тысяч пассажиров найти одного! Ничего не зная о нем. Да еще больше чем через полгода.

Денисов незаметно перевел дух.

На гулкой лестнице внизу послышались шаги. Потом гулко заскрипели половицы в коридоре.

Вошли Двое.

- МУР есть МУР! Зря не приедет! - провозгласил с порога шедший впереди майор. Он словно обращался к большой невидимой аудитории. - Не та фирма! Вот у кого следует учиться! Слышишь, заместитель по оперативной работе?

Второй, неулыбчивый, в штатском, заместитель по оперативной работе, спросил:

- Как вам удалось? Через скупочный магазин? Или оперативные данные?

- Как вам сказать? Скорее воспроизведение обстоятельств кражи...

Денисов вернулся в кабинет, где писал объяснение задержанный, взял со стола конверт со своими записями. Суждин на минуту поднял голову, увидел выпавшую карточку.

- А как это к вам попало? - удивился он. - Это мой друг, мы с ним вместе в армии служили!

Денисов смутился.

Между тем в соседней комнате профессиональные работники розыска анализировали метод, каким было раскрыто преступление. Они судили действия сержанта строго, без скидки на неопытность. Денисов старался не прислушиваться к разговору за перегородкой и в то же время не мог не волноваться, как ученик, представивший на суд мастеров первую самостоятельную работу.

Оттепель началась внезапно, за несколько часов до Нового года. Сначала повалил снег, влажный и рыхлый, потом зачастил дождь. Даже в темноте чувствовался туман, к ночи он еще больше усилился, плотная, опустившаяся сверху завеса застыла метрах в десяти над перроном.

Денисов поднял воротник, на свой излюбленный манер стащил куртку назад, сунул руки в карманы.

По всем платформам Астраханского вокзала шли люди. Наплыв пассажиров продолжался уже несколько дней.

- Граждане пассажиры! От первой платформы шестого пути отправится электропоезд... - Конец сообщения Денисов не расслышал.

Выход к перронам мгновенно оказался запруженным людьми. Они быстро двигались Денисову навстречу - встревоженный муравейник, заполнивший границы платформы.

Впереди бежал человек с квадратным стеклом для аквариума. Денисов взял в сторону, с полсекунды помедлил, пропуская женщину, листавшую на ходу расписание поездов, потом внезапно, рывком, продвинулся на несколько метров вперед. Вплотную за женщиной шли двое - парень в пальто с шалевым воротником и девушка. Сделав сложный поворот, Денисов прошел между ними.

Пробираясь сквозь толпу, он мысленно отделял встречных друг от друга и привычно индивидуализировал. Пассажиры, с которыми на платформе произошла бы беда, могли рассчитывать на неожиданную энергичную поддержку инспектора уголовного розыска.

Ближе к вокзалу толпа заметно редела.

Денисову предстояло обогнуть высокого моряка, младшего лейтенанта, пройти метров тридцать по диагонали, затем плавно повернуть к маленькой незаметной справочной. Это уже не было трудным - впереди освобождали дорогу: отъезжающие как бы признали его право двигаться против течения. Внезапное чувство заставило Денисова обернуться, посмотреть младшему лейтенанту вслед: морская фуражка, полоска кашне над шинелью... Неясный черный мазок с секунду продержался еще в зрительной памяти.

Временная потеря курса не прошла бесследно. Сбоку на Денисова наскочил бородач с авоськой, полной журналов. Увернувшись от бородача, он столкнулся со стариком железнодорожником.

- Тесновато, товарищ начальник? - Старшина у входа в центральный зал вытянулся с тяжеловесной щеголеватостью старослужащего, слегка прижал жестко выставленные по сторонам локти.

С возвышения ему был хорошо виден сложный фарватер дежурного инспектора розыска.

- Людей много, - ответил Денисов, обеими руками встряхнул на себе куртку. - Я буду на антресолях.

- Понятно. - Старшина поправил висевший на груди миниатюрный микрофон.

Едва войдя в зал, Денисов снова понял: такого количества отъезжающих Астраханский вокзал еще не знал. Диваны, кресла, боковые проходы были заняты. Огромный зал напоминал стадион, только места для зрителей находились посредине арены.

Завеса тумана по ту сторону стеклянных панелей висела по-прежнему низко, о том, чтобы увидеть привычную бегущую неоновую строчку уличного катехизиса: «Пользуйтесь услугами железнодорожного транспорта», не могло быть и речи.

Громадное электрическое табло показывало 21.15.

Денисов стянул с головы мокрую шапку, прошел к двери, скрытой стойками касс, и винтовой лестницей поднялся на антресоли. Гул центрального зала слышался здесь глуше - казалось, совсем близко, не прекращаясь ни на минуту, шумит по деревьям светлый весенний ливень.

«Чем меня заинтересовал этот моряк на платформе?» - неожиданно подумал Денисов. Давно - после демобилизации - он везде по привычке обращал внимание на моряков - искал «своих». Потом это прошло. - «Может, кого-то напомнил? Но кого? Лица я его не видел, фигуру тоже как следует не разглядел...»

Пока Денисов отсутствовал, картину беспокойного ожидания внизу сменила картина великого исхода. Дежурные по посадке открыли двери на перрон, со всех сторон к ним устремились отъезжающие.

- Граждане пассажиры, - с опозданием сообщила дикторша, - объявляется посадка на дополнительный скорый поезд Москва - Астрахань...

Течение, начало которого проследить было трудно, крепло, в середине зала огибало приподнятую над полом площадку, где стояли кресла, и направлялось к дверям.

Денисов еще несколько минут, раздумывая, постоял на антресолях, потом достал блокнот, ручку.

«31 декабря, младший лейтенант флота, 21 час 12 мин. Платформа 1».

Он взял за правило записывать все, что требовалось объяснить или запомнить. Без этого, Денисов знал, не может быть инспектора уголовного розыска.

Илья снова увидел Капитана, когда волна отъезжающих вынесла обоих из зала. Тот оказался впереди, чуточку сбоку. Здесь, на платформе, им не грозила опасность, и он уже крутил головой, отыскивая Илью. В такие минуты Илья едва переносил своего напарника: на лице Капитана не отражалось ничего, кроме безграничной преданности и любопытства.

За время их знакомства Капитан заметно изменился к лучшему: почти не пил, щеголял в новой, с иголочки, морской форме. Как-то внезапно, в одно утро, на выбритых теперь до глянцевого блеска щеках появились симпатичные, почти юношеские ямочки. Илья с трудом узнавал в моложавом белобрысом младшем лейтенанте флота жалкое существо, с которым случайно познакомился на вокзале.

- Счастливо встретить праздник, Илья Александрович! - кротко пожелал Капитан, принимая ношу. - Я пошел! - Капитан сразу почувствовал, что портфель Ильи набит не одними тряпками.

- Завтра, как договорились, - Небольшой, перехваченный бечевой сверток Илья оставил себе.

Выпавший с вечера снег быстро таял. Уборочные машины, отчаянно сигналя, забрасывали лужи пригоршнями мокрого песка. Несколько раз принимался идти дождь, с разных сторон в направлении к поездам спешили люди.

«Видел бы сейчас тесть эту сутолоку», - подумал Илья. Сунув сверток под пальто, он вместе со всеми побежал к платформе.

Воспоминание об отце жены было мимолетным: в последние годы, когда ноги старика отказали, он переехал в Юрюзань и часами сиживал у окна, наблюдал. Невинное, с точки зрения Ильи, желание прохожих срезать угол газона или проложить дорожку через цветник вызывало у тестя осуждение: старик уважал порядок.

- Если приходится топтать газон, чтобы сократить путь, - объяснял Илья новейшую концепцию, - значит, дорожки проложены не там, где следует.

Тесть не соглашался.

- Человек должен желать пройти весь путь! Не укорачивать. Иначе вот к чему подойдем! - Старик доставал с полки белый полиэтиленовый стакан без ручки. - Будет в каждом доме по такому сервизу на сто персон. Попил чай - и можешь выбросить!

- При чем здесь стакан?

- Старались, как прямее да короче!

Спор был с подтекстом.

- ...Слышал я, - не уступал тесть, - где-то, перед тем как дорожку проложить, засевают все травой и ждут. Где протопчут тропинки - там и быть асфальту. Да только не верю я в это! Другой все равно для себя дорогу вытопчет. Не с дорожек начинать надо - с человека!

...В полутемном тамбуре электрички на полу стояли лужи. Свет полностью не зажигали. Илья внезапно очнулся, откинул голову к стене.

«Зачем я здесь? - подумал он. - Какого черта мне надо?!»

Теперешнее положение требовало от Ильи ежечасно новых, каждый раз все более удовлетворительных объяснений. Необходимо было доказать самому себе, что не сошел с ума, не заболел, не сделал страшной, непоправимой ошибки, совершив этот внезапный на сто восемьдесят градусов поворот - оставшись в Москве и решившись на авантюру с Капитаном.

«Все время думаю об одном и том же! Какой тогда прок от всего этого? Ведь, кроме меня и Капитана, никто ни о чем не знает! Только я и он. Но Капитан не в счет - через пару дней мы расстанемся. Значит, все дело во мне. Почему же не посмотреть проще? Скажем, так: „Лыжник Илья М., воспользовавшись боковой лыжней, слегка выпрямил дистанцию гонки. Конечно, это нельзя приветствовать, но до него так поступали многие!.. „Выпрямил“. Видимо, никуда не уйти от этого слова“».

Заработали моторы, люминесцентный свет разлился по вагону. Илья вздохнул свободнее.

«...Во мне ничто не изменилось. Так же я продолжаю любить жену, сына, рисунки Анри де Тулуз-Лотрека, „Дон-Карлоса“, арию Далилы. Экономия в бюджете не распространяется на книги, музыкальные записи. Без „Москоу ньюс“ я уже давно никуда не хожу, при первой возможности зубрю слова. Лексика, упражнения, увеличение словарного фонда - все, как было раньше. Одно должно измениться: через несколько дней я куплю дачу, а через год - машину! Как это у Стендаля? „Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный, пусть пробивается сам“».

- Товарищ Денисов! - разнесли по вокзалу динамики. - Срочно подойдите к бригадиру поезда номер пять Москва - Баку. Повторяю...

Денисов взглянул на часы: посадка на бакинский заканчивалась.

Стеклянный свод над платформой дальних поездов усиливал возникавшие внизу звуки - шарканье ног, голоса, таинственные звонки, доносившиеся из операторской.

У последнего вагона затянутый в форменный плащ бригадир поезда внимательно слушал, что ему поочередно говорят майор Блохин и незнакомый пассажир. Появление Денисова всех троих как бы подхлестнуло.

- Вот товарищ две сумки поставил в купе и пошел за женой. - Блохин, не снимая очки, пальцами протер стекла. - Пока остальные вещи принес, сумки украли.

Он передернул плечами. Вечер старший инспектор провел на перроне и основательно промерз в своем колючем пальто и новой шляпе-«дипломат» с загнутыми вверх полями.

- Да-а, - вздохнул бригадир и еще сильнее затянул кушак на плаще, - такой это день, товарищ! В четвертый вагон на одно место три билета продали, в шестом тоже два двойника... - Голова его была крепко забита своим. - Куда их посадить, ума не приложу. А ехать всем хочется!

- Сержанта я послал в метро, к эскалатору. Сейчас следует хотя бы часть вещей переписать, - в руках Блохин держал блокнот и авторучку, - ориентировать наряд... И поезд отходит!

Денисов заметил, что движение в вагонах прекратилось. Провожающие выстроились вдоль окон.

- ...Может, тебе стоянку такси перекрыть, Денисов?

- Действовали не без головы, - потерпевший мигнул Денисову, - видно, следили. Я успел кое-что узнать: оказывается, вторая проводница все видела. Главный у них - в коричневом пальто, носатый. Он на стреме стоял, потом исчез. На левой поле нижняя пуговица пальто оторвана...

- Вы в каком купе едете? - спросил Денисов потерпевшего.

- В третьем. Девятое и десятое места. Если выходы на площадь перекрыть, по-моему, можно еще задержать: примета характерная!

- Извините.

Денисов бросился к вагону.

- Зеленый дали! - крикнул Блохин.

Тамбур был забит людьми.

- Провожающие! - волновалась в дверях проводница. - Есть еще провожающие?

Денисов протиснулся вперед. В первом купе ехали летчики.

- Не видели, здесь выносили сумки?..

- Разве уследишь?

Во втором и третьем купе он тоже ничего не узнал.

- Здесь уже спрашивал какой-то мужчина, - сообщили в четвертом.

Неожиданно Денисов увидел две одинаковые сумки, занимавшие всю нижнюю полку соседнего купе.

- Чье это?

- Когда мы вошли, они уже стояли.

Послышался толчок. Поезд отправился.

- Товарищи, чьи сумки?

На голоса в купе пробилась женщина.

- Господи! Как вы нашли?!

- Ваш муж поставил их в чужое купе...

По забитому людьми проходу Денисов устремился назад. Навстречу, энергично работая локтями, двигался потерпевший. Как пловцы на дистанции, не замечая друг друга, проследовали они каждый по своей дорожке. Проводница закрывала тамбур.

- Нельзя! - крикнула она Денисову. - Теперь только через два часа.

- Уголовный розыск!

Тон его не позволил усомниться. Денисов спустился на подножку. Опережая свой тихий свист, совсем рядом - по соседнему пути - проскочила электричка.

- Осторожнее!

Денисов спрыгнул с поезда за выходными стрелками. Блохин ждал его в конце платформы.

- Порядок? Думал, тебя в Баку увезут!

- Со спальными местами туго.

На перронах, успел заметить, пассажиров сильно поубавилось - верный знак, что время приближается к полуночи.

- Хорошо сработано, - признал Блохин.

Денисов отвернулся: улыбка, с которой он ничего не мог поделать, уже выдавала его скромный неофициальный триумф.

Время в переполненной людьми электричке пролетело незаметно. В Деганове Илья вышел из поезда, спрыгнул с платформы и пустырем зашагал к оврагу. Снова вовсю хлестал дождь. Ветер, который на вокзале почти не чувствовался, завывал здесь длинно, тоскливо. Впереди на бугре чернел забор мебельной фабрики. Тропа вела к мосткам, построенным для рабочих, живших по ту сторону оврага. Пройдя по пустырю метров триста, Илья резко повернул назад, присел на корточки и замер. Позади никого не было. Ни один подозрительный звук не доносился и от домов, вплотную подходивших к пустырю сбоку. Илья немного подождал, поднялся и стал осторожно спускаться по склону оврага.

Туман постепенно рассеивался. На дне оврага бурлил ручей. Благодаря отходам мебельного производства он не замерзал даже в самые лютые морозы. Илья спустился по склону. В том месте, где ручей втягивался в бетонированную трубу, он присел и снова огляделся. Ледяной наст с вмерзшим в него камышом держал крепко. Илья положил сверток на наст, заголил руку, окунул в ледяную воду.

Банка была на месте. Илья достал ее, проверил герметически закрывавшуюся крышку. В банке лежал капитал, предназначенный для покупки дачи. Илья переложил деньги из кармана в банку и снова тщательно ее закупорил.

Теперь он совсем близок к цели: прописка - и сразу домик в Подмосковье. Через месяц-другой можно будет, пожалуй, перевозить семью.

Обратный путь к домам оказался много легче. Прижимая сверток локтем, Илья поднялся по склону оврага, прямиком быстро дошел до жилого массива. По случаю праздника в домах не было ни одного темного окна. Илья нашел дом, поднялся лифтом на восьмой этаж.

- Вы?! - Принимая сверток, хозяйка затрепетала. - Догадываюсь, что это. Хрусталь? - Она пожала руку красноватыми крепкими, похожими на мытую морковь в пучке пальцами. - Очень тронута, спасибо. Все в сборе. Он должен сейчас подъехать, уже звонил...

Ждали начальника жэка, который обещал помочь с пропиской. Илья снял пальто, закурил, прошел к висевшему в конце коридора зеркалу. Из овальной рамки на него глянуло несколько помятое лицо тридцатилетнего мужчины, с крупным носом и чуть заметной красноватой ниточкой в глубине левого глаза. Илья поправил галстук.

«...Этот костюм, рубашка, чистое лицо, руки - разве легко было содержать себя в чистоте, когда приходилось ночевать где попало - на вокзальных скамьях, даже в подъездах?! Сейчас самое страшное позади. Есть деньги, жилье, правда, еще нет прописки».

Позади раздался звонок - Илья вздрогнул. Проклятые нервы!

- Наконец-то! - Хозяйка пошла кому-то навстречу, послышался звук поцелуя. - А мы уж совсем заждались! Теперь все в сборе.

- Погода-то какая! Еле нашел такси, - ответил густой бас. - Вся Москва как с цепи сорвалась!

Вслед за ними Илья прошел в гостиную.

- Илья, племянник Виктора, учитель физики в школе в Юрюзани и студент-заочник Института иностранных языков, - начальнику жэка надо было говорить правду - все равно узнает из документов.

- Помню. - Начальник жэка оказался нестарым, но с лицом, изрытым морщинами. - Я уже зондировал почву, молодой человек, кажется, все будет в порядке. - Кивнув Илье, он снова повернулся к хозяйке: - Так что у нас главное, мать? На что, так сказать, прицел держать? Грибы? Соленья?

Чтобы не мозолить глаза, Илья незаметно удалился. В кухне муж хозяйки, Виктор, вел разговор об ипподроме:

- ...Первым Натюрморт был - все видели! От Магнолии и Евфрата.

Одна из хозяйничавших в кухне женщин вручила Илье круглый консервный нож:

- Вот кому поручим консервы. Люблю, когда мужчины накрывают на стол: красиво у них получается.

Илья улыбнулся из приличия. Другие женщины его не интересуют, хотя он в браке уже восемь лет. Он любит жену. Это как страсть. Как она сказала ему перед отъездом? «Страсть» и «страдание» - слова даже этимологически связаны. То же и в немецком - «ляйден» и «ляйденшафт». У нее врожденная способность к языку... Нет, он не ошибся, когда настоял, чтобы она тоже поступала в иняз. Тесть был против: лишь две специальности тесть считал на свете стоящими - бухгалтера и часового мастера... Да еще, пожалуй, врача!

- У вас определенные способности, молодой человек. - Женщина сделала еще одну попытку его расшевелить.

- Только прилежание.

- Прилежание и упорство лучше, чем гений и безалаберность.

«...Сейчас другое время, - доказывал Илья тестю, - о куске хлеба и глотке воды можно не заботиться, а вот о машине, о даче...» Они сидели у тестя в избе, разговаривая, смотрели на вытянувшуюся вдоль забора поленницу. «Если не будете нам мешать, обещаю, она будет счастлива. Я на ветер слов не бросаю». Это был еще один вексель, по которому теперь следовало расплачиваться. Тесть молча пил чай, размачивая сушки в молоке. Будь он покрепче, лет десять назад, он бы не потерпел у себя за столом таких разговоров. «Она будет учиться заочно, уедет со мной в Юрюзань. Но и там мы надолго не останемся, переедем в большой город». - «Каким же это путем?» - спросил старик. «Посмотрим», - пожал плечами Илья. Тесть помолчал. «Будто вся жизнь для тебя в этом, Илья, - дача, машина... Зверьки есть такие - леминги. По радио передавали: упрутся однажды и за тысячи километров бегут к морю, как кто их гонит! Стая за стаей. Там и топятся... Ничем, передали, не своротишь!»

- К столу! - закричали из комнат.

Облезлый хозяйский дог вошел в кухню, прижался мордой Илье к колену.

«Откуда же такое чувство, будто что-то обязательно должно случиться? Словно взялся обучить грамоте этого старого, облезлого дога, прозаложил голову: или он научится читать, или моя голова с плеч долой. И с кем-то из нас неминуемо что-то произойдет! - Илья тихо отстранил собаку. - Может, милиционер на вокзале о чем-то заподозрил? Он как-то странно посмотрел... Или мне показалось? Конечно, все завертится, когда объявятся первые потерпевшие. Скорее бы он проходил, Новый год!»

Дождь прекратился внезапно. Температура воздуха упала, образовалась гололедица, которую тут же принялись травить солью и посыпать песком. По платформам засновали уборочные машины. Несколько раз Денисов видел издалека парадную фуражку начальника вокзала, которую тот надевал в исключительных случаях.

Ни на минуту не умолкало радио. Дежурные по посадке метались от вагонов к администратору - устраивали места, согласовывали.

Заканчивался час дополнительных поездов, автокаров, перевозки почты, тележек носильщиков - «час разъезда», час «пик», которого так долго ждали.

Внезапно освещенные окна мариупольского скорого отправлением в 23.50 медленно двинулись вдоль перрона. Казалось, кто-то невидимый из темноты потянул к себе провод с маленькими электрическими лампочками. Скошенными квадратами поплыли по асфальту тени.

Картине отходящего поезда не хватало завершающего штриха.

И когда последний вагон поравнялся со срединой платформы, из тоннеля показалась традиционная фигура опоздавшего. Неудачник в сердцах грохнул чемоданом об асфальт, как это делало до него несколько поколений опаздывавших, и сел, подперев голову руками. Хотя причина опоздания была у каждого из них сугубо личная, все они были заранее принесены в жертву неумолимому Закону больших чисел, определяющему количество всего, в том числе новогодних пассажиров, следственных версий, вещей, оставленных в чужих купе, и опоздавших.

Наступила тишина. Туман рассеялся еще раньше. Открылись верхние этажи окрестных зданий, Дубниковский мост. Выведенное вязью «Москва» светилось высоко над головой необыкновенно чистым пламенем...

Денисов прошел через тоннель в автоматическую камеру хранения. Здесь было тоже тихо. Аккуратно пронумерованные ячейки поблескивали матово-черными рукоятками электронных шифраторов. Постояв несколько минут, Денисов эскалатором поднялся наверх. Огромный зал был почти пуст. Непривычно ярко блестели скрытые всегда под ногами тысячи квадратных метров вымытого к утру торжественно-серого кавказского мрамора.

«Вот он и иссяк, нескончаемый - длиной от одного праздника до другого - поток пассажиров», - подумал Денисов.

Капитан ехал в той же электричке, что и Илья. Он стоял в тамбуре и сквозь разбитое стекло двери смотрел в темноту. На станции Деганово он заметил спрыгнувшего с платформы Илью, но не вышел следом: Илья мог увидеть и заподозрить неладное. На ходу с шипением сомкнув двери, электричка двинулась дальше. Никаких планов у Капитана не было. На минуту ему захотелось вернуться в Москву, купить в гастрономе у вокзала «Столичную» или коньяк, но, подумав, Капитан отверг эту мысль: гастроном был уже закрыт, а клянчить у швейцаров ресторана не хотелось. Кроме того, Капитан был одинок - помимо выпивки, душа его жаждала простого человеческого общения. Все-таки это был необычный вечер!

Пока Капитан решал, электричка увозила его все дальше от Москвы, мимо некоторых станций она проносилась без остановок. Новый год теперь уже наверняка должен был застать его в незнакомом месте, одного или со случайными попутчиками.

Капитан стоял в тамбуре со своим туго набитым портфелем и терпеливо ждал. Неплохо было бы продать все, что находится в портфеле, не обнаглевшим барыгам-перекупщикам, а просто людям, которые будут благодарны за свалившееся на них по дешевке богатство. Посидеть за столом, «обмыть» покупку, утром налегке вернуться. Портфель можно будет просто выбросить.

Иногда Капитана спрашивали:

- На следующей выходите?

Увидев мокрый асфальт, черные силуэты на платформе, он отстранялся. Поезд шел дальше - через неглубокие перелески, за которыми мелькали огни домов, дождливое шоссе.

Народ в тамбуре менялся. Капитан продолжал терпеливо ждать. Он знал, что только один раз за вечер, не больше, судьба предоставит в его распоряжение шанс, которым надо суметь воспользоваться. Терпения его хватило бы на всю Юго-Восточную магистраль.

В Валееве-Пассажирском толпа внесла в вагон хрупкую пожилую женщину. Капитан уважал старость.

- Осторожно! Пожилой человек здесь! - Он метнулся в середину, освобождая свое место у стенки. - Не толкайте!

Призыв достиг цели.

- Женщину сдавили! - крикнул кто-то.

Старушке давно уже ничто не угрожало, но Капитану казалось этого мало.

- Еще назад, товарищи!

Желание делать добро, как по цепи, передалось всем. В переполненном тамбуре мгновенно отгородили достаточно места, где старушка могла стоять, никого не касаясь. При этом пришлось потеснить нескольких женщин, в том числе одну с ребенком, - никто, и она в том числе, на это не сетовал. Капитан проявил себя прирожденным лидером. Под его руководством пассажиры образовали проход, по которому он переправил пенсионерку к дверям и вместе с ней втиснулся в салон.

- Сюда, мамаша...

На ближайшей скамье нашлось место. Старушка растерялась, забыла поблагодарить своего покровителя. За нее это сделали трое мужчин-южан, сидевших напротив.

- Присаживайтесь, товарищ капитан! - Все трое аппетитно попахивали коньячком, ехали, как потом выяснилось, в аэропорт и начали встречать Новый год заблаговременно.

- Благородный человек! - Старший из них, что сидел у окна, добавил несколько слов на родном языке и поднял с пола плоский ящичек-чемодан с блестящими замками - в нем оказались стоящие вертикально бутылки. - За благородный человек!

Предутренние часы тянулись особенно долго. Возбуждение после бессонной ночи давало о себе знать беспокойством и непроходящей моторностью.

Происшествий не было. В ожидании первой электрички Денисов вошел в дежурку. За стеклянной перегородкой Антон Сабодаш читал журнал. Обтекаемые формы аппаратов и пластик придавали дежурной комнате вид ультрасовременный. На пульте связи лежали накопившиеся за ночь бумаги. Сабодаш не поднимал головы.

- Зима какая-то чудная в этом году. - Провести молча оставшиеся до поезда минуты Денисову казалось неудобным. - Вот и Новый год тоже: дождь и мороз...

- Есть неопределенность, - не отрываясь от журнала, подтвердил Сабодаш.

- Может, весна будет дружной?

- Не исключено.

Теперь можно было уходить, оставив дежурного наедине с его журналом.

- Скоро поезд. - Первую электричку по традиции встречали еще с той поры, когда не было связи с дальними полевыми станциями.

- Возьми с собой старшину, он в бытовке, - Антон перевернул страницу, - я сейчас.

- О чем там все-таки? - Денисова разобрало любопытство. - Детектив?

Сабодаш наконец поднял голову. У него были рыжие усики и глаза человека, с детства обеспокоенного своею физической исключительностью.

- Как тебе сказать? - Он заглянул в мудреное название. - Кто-то забыл в электричке. Мне его утром сдавать.

- Убийство?

- Квартирная кража. В общем, скрипку Страдивари украли. Меня другое заинтересовало. Идея такая: у каждого человека есть в жизни событие, от которого все зависит на будущее. Уот! - Твердое носовое «уот!» служило Антону для усиления главной мысли. - Понимаешь, как бы звучат колокола судьбы. Только одни их слышат, а другие проходят мимо... Уот!

- До чего же невыносливый пошел пассажир! Особенно мужчины! Дашь им нести одну-единственную вещь, скажем, к примеру, магнитофон, - и уже стоны! Рядом слабая жена несет две сумки - и ничего!

Женщина держала в руках авоськи со всякой всячиной - детскими варежками, колготками, лыжными костюмчиками.

- Мы уезжаем, - объявила она дежурному по автоматической камере хранения, - можете предложить нашу ячейку желающим.

- Сейчас освободим, - подтвердил муж.

Дежурный, парень с вьющимися до плеч волосами, рассеянно посмотрел в их сторону и сделал несколько шагов длинными, вяло ступавшими ногами. Мысли его витали далеко от авто камеры.

Мужчина подошел к ячейке, набрал шифр и дернул дверцу. Дверца не открылась. Тогда он поставил магнитофон на пол.

- Ох уж этот мне сильный пол! - Теперь они держались за рукоятку вдвоем.

Ячейка не поддавалась.

Утренний зал быстро наполнялся людьми. Прибыли первые в новом году поезда дальнего следования - фирменный «Лотос» и почтово-багажный. Короткие каникулы зала для транзитных пассажиров продолжались в общей сложности не больше трех часов.

- Ну что дергать-то зря? - Рыжеватый человек с повязкой «Механик» протиснулся к ячейке. - Шифр надо правильно набирать! - Он оставался за дежурного.

- Мы правильно набирали. - Женщина хотела что-то добавить, но мужчина сказал примирительно:

- Бывает, конечно. Как же теперь быть?

- Сейчас узнаем. - Грубоватый механик что-то прочитал на клочке бумаги, который предварительно извлек из кармана. - Открытой вы оставили ячейку. Я ее после вас запирал, вот она - четыреста семьдесят четвертая. У меня все записано. - Он ловко вывинтил контрольный винт и, услыхав зуммер, ключом-секреткой поддел внутренний рычаг запора. - А дел-то, между прочим, всего: бросил монету, набери четыре цифры изнутри, чтобы никто не видел, захлопни дверцу и иди! - Пока он говорил, зуммер продолжал тревожно звенеть. - Что в ячейке?

- Сумка, чемодан, - женщина растерялась, - все перечислять? В сумке подарки... Авоська с апельсинами...

- Сверху что? - Механик поставил на место контрольный винт, и звонок прекратился.

- Два плаща-болонья - зеленый и синий, капюшон от зеленого лежит отдельно, - она успокоилась, - в кармане сумки: деньги, аккредитивы, документы... Учебник английского языка Бонка и Лукьяновой, авиабилет от Южно-Сахалинска. Две бутылки водки. Кинокамера, экспонометр...

Механик распахнул дверцу.

- Что это? - спросила женщина.

Слева, в дальнем углу ячейки, стояли две бутылки фруктового напитка «Саяны» и наполовину пустая авоська с апельсинами. Сбоку белел сверток с этикеткой «Детского мира», других вещей в ячейке не было.

- Где же чемодан? Сумка?!

Ранние пассажиры и длинноволосый дежурный, прогуливавшийся вдоль отсека, словно догадались о происшедшем - напряженно смотрели в их сторону.

...Под Дубниковским мостом, на стрелках, уже виднелась первая электричка. Она, казалось, стояла на месте, только середина ее беззвучно раздувалась то с одной, то с другой стороны, как будто странное пресмыкающееся дышало.

- Товарищ Денисов! - раздалось вдруг из громкоговорителей. - Срочно зайдите в автоматическую камеру хранения. Повторяю...

Потерпевшие стояли у раскрытой ячейки.

- Слушаю вас. Младший лейтенант Денисов.

Мужчина скользнул взглядом по его небрежно откинутой назад куртке. Шапку с опущенными наушниками Денисов держал в руке - он снимал ее, как только предстояло работать в помещении.

- Просто не верится, - женщина закусила губу, - как сон!

- Как же, сон! - Горелов, механик по автоматическим камерам хранения, не принимал к сердцу бед огромного количества растерях, именуемых пассажирами, которые, считал он, едут, едут зачем-то и зимой, и летом, и пожилые, и больные, и с детьми, не могут верно набрать и запомнить шифр, а правил пользования камерами хранения и вовсе не читают - отсюда и идут все их и его неприятности.

Коренастый милиционер с красным лицом - он словно только что покинул парилку, появился неожиданно, как из-под земли:

- Ячейку, товарищ младший лейтенант, обнаружили открытой вчера вечером. Думали, кто-то забыл сверток и бутылки. Я распорядился закрыть на другой шифр.

- В какое время обнаружили? - спросил Денисов.

- Примерно в двадцать один тридцать.

- А мы ячейкой пользовались часов в пять вечера, - вступил в разговор потерпевший.

- Дверцу хорошо проверили? - спросил механик.

- Закрыто было - это я точно говорю.

«Ячейка не могла простоять открытой почти пять часов», - подумал Денисов.

- Кто из вас набирал шифр?

- Я набирал, девятнадцать - тридцать восемь. - Мужчина старался держаться с достоинством.

- Хотя бы документы подбросили. - Его жена хрустнула переплетенными пальцами. - Как вы думаете, на какой день могут подбросить документы?

- Одному документы, другому - только бы конспекты нашлись, - вспылил Горелов, - третьему - удостоверение или права! Преступников надо искать, обезвреживать их!

Денисов оглянулся: дежурный по камере хранения Порываев видел, что с ячейкой что-то произошло, однако не спешил подойти - разговаривал с пассажирами.

Автоматические камеры хранения Денисов знал лучше других инспекторов, потому что, когда впервые появились автоматы, стоял на посту у автокамер. Секций тогда было совсем мало, и Денисов в основном занимался тем, что объяснял их назначение пассажирам.

- Принцип работы совсем простой, - говорил он, - четыре рукоятки шифратора снаружи, четыре внутри. Все соединены с цифрами. Поставьте в ячейку вещи, наберите четыре цифры на внутренней стороне дверцы, опустите монету и можете закрывать. Когда нужно открыть, снова наберите те же цифры, но уже снаружи.

И здесь же показывал, как это делается: поворачивал черные ребристые рукоятки шифраторов с внутренней и внешней стороны дверцы.

«Принцип работы несложен, - сформулировал Денисов для себя еще в те дни, - автокамеры подчиняются тому, кто владеет шифром. Одно плохо: они не делают разницы между теми, кто этот шифр избрал, и теми, кто его подсмотрел, подслушал или угадал».

...Мокрый воротник холодил шею, Денисов снова отбросил его назад.

- Когда вы заняли эту ячейку? - Это был один из наиболее важных вопросов.

- Тридцатого вечером, как только прилетели с Сахалина. Мы уже третий день в Москве - ходим по гостям, принимаем подарки, сами дарим. - Мужчине никак не удавалось перевести дух. - За эти дни несколько раз открывали ячейку, все было в порядке. И вчера вечером тоже...

- Шифр меняли?

- Пользовались одним. Считаете, следовало менять?

- Правило надо читать! - снова взорвался механик. - Там же черным по белому - «нельзя пользоваться дважды»... И так далее. Вот люди! Денисов перебил его:

- Не могли у вас подсмотреть?

- Как только ячейка открывалась, я сразу набирал снаружи первые попавшиеся цифры... Шифр оставался только изнутри. Понимаете? Там его никто не мог увидеть.

- Сосредоточьтесь на последнем приходе в автокамеру. Если шифр подсмотрели, то только в этот раз.

- Тогда я спокоен.

- Не понял.

- Именно в этот раз шифр подсмотреть не могли. Здесь никого не было.

- Совсем никого?

- Ни одного человека - в такую минуту попали. Открыли ячейку, сунули веши, монету бросили - и хлоп! Дверцу закрыли. Всего несколько секунд стояли.

Горелов вмешался в разговор:

- Тогда их никто не взял. Целы вещи!

- Думаете? Где же они?

- В другой ячейке.

- Но мы в эту клали.

Механик раздраженно хмыкнул.

- Поймите раз и навсегда: нельзя открыть ячейку, если не знаешь шифра. А вы сами сказали - рядом никого не было!

- Тогда как же попали в ячейку апельсины? Джинсы из «Детского мира»? Кто их туда переложил?

- Джинсы! Здесь и не такие чудеса бывают! Вчера, например, у пассажира сумка в одной, а портфель - в другой ячейке... Да и не в том отсеке! И все цело, а человек доказывает: «Вместе клал!» Ячейки, они все одинаковые. Бывает, человек отвлечется - вещи положил в одну, а шифр набирает на другой! Вот что: пишите заявление, приметы вещей укажите. Будут камеры хранения проверять, найдут - вышлют по указанному адресу. - Горелов лез из кожи, чтобы дело обернулось привычной перепиской между пассажиром и вокзалом.

- Как часто проверка?

- Через каждые десять дней. Последняя была двадцать восьмого.

Пассажир вопросительно посмотрел на жену. Денисов вмешался:

- Соседние ячейки проверим сейчас. Дежурный будет приоткрывать дверцы, не показывая шифр, а вы следите. Может, действительно найдем.

Механик в сердцах махнул рукой. Дежурный по камере хранения Порываев по кивку Денисова подошел ближе.

- Но вы же не знаете, на какой шифр заперты ячейки! - Потерпевший с сомнением взглянул на Денисова.

- В камере хранения есть ключи ко всем ячейкам. Один хранится у дежурного, второй - у механика. Открывайте, пожалуйста, с четыреста пятьдесят пятого.

Порываев словно ждал сигнала. Тревожно зазвенел зуммер.

- А дежурный, между прочим, тот же самый. При нем приходили, - как-то со средины продолжил свою мысль потерпевший, отходя с Денисовым в сторону. Жена его в это время как завороженная следила за хорошо отрепетированными движениями дежурного. - Вот вы спросили, кто был, когда мы в последний раз открывали ячейки. Я ведь о нем не подумал. А он был. Несколько раз мимо меня прошел... - Потерпевший незаметно кивнул на Порываева.

- Любопытно...

- Меня еще память ни разу не подводила.

«Что это за история с сумкой и портфелем, которые клали вместе, а нашли в разных ячейках? Выдумка Горелова, чтобы легче отделаться от потерпевших? А если нет? Выходит, кто-то специально перенес вещи в другую ячейку. Зачем? Чтобы потом взять. Но почему все цело?» Порываев проверил ячейки до угла отсека и теперь приближался к Денисову и потерпевшему по другой стороне ряда, ловко орудуя ключом-секреткой.

- ...Вам не кажется подозрительным? Почему он подходил к нам, когда мы закрывали ячейку? Какая в этом была необходимость?

Денисов не ответил.

- Стойте! - неожиданно крикнула женщина. - Вот наши вещи! Сумка и чемодан!

Мужчина метнулся к ячейке:

- Они самые!

- Видите! - зашумел Горелов. - И ячейку-то правильно не запомнят! А все едут, едут... И шифр другой - четыре пятерки!

Потерпевший притих, он смущенно улыбался, пока жена проверяла вещи.

- Что это?! Я «молнию» застегнула до конца. Хорошо помню! Кинокамеры нет. Еще каких-то вещей... Хрусталя, баккара в серебре. Я его отдельно завертывала. Экспонометра...

- Испорченный был, искупался в Тыми прошлый год...

- ...Духи. Ну и апельсины...

При упоминании об апельсинах механик нервно хрустнул нераспечатанной пачкой «Столичных».

- Вы лучше ищите! Если бы уж взяли, то все взяли, вместе с сумкой. Станет вам вор здесь с вещами располагаться, отбирать! Ждать, когда поймают! Он взял - и ходу!

«Надо вызывать следователя, давать ориентировки, - подумал Денисов, - как пишется „баккара“? С двумя „к“?»

«Всем, всем. 31 декабря примерно в 21 час на Астраханском вокзале совершена кража вещей из автоматической камеры хранения. В числе похищенного - хрустальная ваза, баккара в серебре в виде чаши, закусочный прибор серебряный на восемь предметов, кинокамера „Кварц“, фотоэкспонометр „Ленинград“ - номера уточняются, флакон французских духов „Ле галон“ с изображением на этикетке парусного судна, деньги в сумме...

Прошу принять меры розыска преступников и похищенных вещей. Дежурный по отделу милиции на станции Москва-Астраханская.

Капитан милиции Сабодаш».

Следователь и эксперт заканчивали составлять протокол осмотра, когда в отсеке камеры хранения появился майор Блохин. Старший инспектор был не один - позади держались двое похожих друг на друга мужчин - отец с сыном.

- Кажется, еще кража, - объявил Денисову Блохин, - ну и подежурили мы! Наверное, по благодарности отхватим. - Он протер пальцами стекла очков и пристально посмотрел на Денисова. - Набрали шифр, а ячейка не открывается.

Денисов отвел взгляд: Блохин мог «пересмотреть» кого угодно.

- Может, перепутали шифр? Или ячейку?

- Вряд ли.

В подтверждение его слов потерпевший-сын кивнул.

Следователь и эксперт из оперативной группы управления милиции подошли ближе, прислушиваясь к разговору.

- Нам пока не уходить? - спросил эксперт. - Заодно и эту ячейку осмотрим. - Ему явно не хотелось снова приезжать на Астраханский.

- Сейчас узнаем. Молодой человек! - крикнул Блохин Порываеву, видневшемуся в конце отсека. - Подойдите на минутку! - Блохин нервно передернул плечами - казалось, он так и не отогрелся за ночь. Полные, обросшие за ночь щеки старшего инспектора и особенно шея отливали с мороза лиловато-красным.

Дежурный подошел к ячейке. Дверца открылась под тревожный аккомпанемент зуммера: внутри оказался чемодан из свиной кожи, перетянутый толстыми ремнями.

- Не наш, - сказал молодой, сильный акцент выдавал в нем уроженца Прибалтики, - наш небольшой, новый. Мы его неделю назад купили в Каунасе.

- Когда вы клали вещи? - заученно спросил Блохин.

Потерпевшие перекинулись несколькими фразами.

- Отец говорит, что он клал чемодан утром тридцать первого. Он говорит еще, что здесь в это время было много людей, но отец надеется, что все будет в порядке, поскольку он аккуратно выполнил все предписания.

- Спросите, кого он подозревает из тех, кто находился в отсеке? - разговаривая, Блохин снимал и снова надевал свою шляпу. - Кто из них мог подсмотреть шифр?

- Он говорит, что не знает.

- Извините, - Денисов почувствовал неловкость, демонстрируя явное нетерпение, - на какой шифр была закрыта ячейка?

- Год своего рождения...

- А именно?

- Одна тысяча восемьсот девяносто два.

Все оглянулись на человека, который не подозревал, что речь идет о нем, и все время, пока находился у ячейки, оставался одинаково невозмутимым. Блохин снова разыскал Порываева, успевшего скрыться в лабиринте отсеков.

- Измените шифр так, чтобы новый никто не знал. Когда придут за чемоданом, пошлите ко мне или к Денисову - узнаем, с какого времени лежат вещи.

Порываев просунул руку в ячейку, не глядя, чтобы его не могли потом упрекнуть, изменил шифр внутри.

- Могу идти?

Старик литовец что-то сказал, показав на дежурного, сын перевел.

- Этот дежурный был недалеко.

- Мы вернемся к этому разговору. Что же находилось в чемодане? - Блохин глубже натянул шляпу-«дипломат».

- Он говорит, - начал сын с излюбленной формулы, - вещи и чемодан большой ценности не представляют. Только кожаная папка, она лежала на дне чемодана. В ней были деньги. Он еще говорит, что приехал покупать машину «Жигули».

- И сразу заявили о второй краже! - кричал в трубку Сабодаш. Увидев Денисова, дежурный на секунду зажал своею огромной ладонью мембрану. - Ничего нового нет? Звонки, брат, совсем одолели! Сейчас с дежурным по управлению разговариваю в третий раз! Алло! Да, слушаю! Куда мне пропадать?!

Еще несколько секунд они говорили втроем.

- Первая электричка как? Нормально? - спросил Денисов.

- Нормально. Вон портфель кто-то забыл, футляр от электробритвы.

- Детективов больше не приносили?

Антон вздохнул, убрал с мембраны ладонь:

- ...Сейчас инспектор подошел - пока ничего нового...

За то время, пока Денисов отсутствовал, дежурная часть сильно изменилась, со стола исчезло все лишнее, пол подметен, журнал, который всю ночь читал Сабодаш, лежал в стороне, прикрытый суточной ведомостью нарядов.

Пока дежурный, ежесекундно замирая, разговаривал по телефону с начальством, у Денисова появилась первая возможность осмыслить случившееся. Обычно преступник забирал вещи сразу после того, как узнавал шифр. Поэтому время последнего пользования ячейкой и время кражи практически совпадало. Если допустить, что обе кражи совершены одним лицом, на этот раз все обстояло по-другому: одну ячейку закрыли утром, другую - поздно вечером. Может, преступник подсмотрел шифр литовца утром, а за вещами приехал вечером и одновременно узнал шифр ячейки с хрусталем?!

Денисов отверг эту возможность: вор не мог быть уверенным, что старик литовец не возьмет до вечера свой чемодан - рисковать не имело смысла. Вор Мог приехать дважды. Интересно, с какого часа лежит в ячейке литовцев чемодан из свиной кожи? С утра или его положили вечером?

Резкий звонок оборвал его рассуждения. На коммутаторе оперативной связи вспыхнула красная точка.

- Дежурный слушает! - В руке Сабодаша трубка выглядела маленькой гуттаперчевой игрушкой. - Здравия желаю, товарищ полковник!

«Новое, пожалуй, и то, что в одном случае преступник не взял вещи полностью, а только самые ценные - хрусталь, кинокамеру, деньги... Остальное почему-то перенес в свободную ячейку - перепрятал. Может, думает вернуться?»

- Веришь ли, - отключая коммутатор, сказал Сабодаш, - когда с начальством говорю, всегда тушуюсь! И всегда в мое дежурство оно приезжает. - Сабодаш был человеком решительным и храбрым, не любил особенно задумываться, предпочитая напористость сомнениям и выжиданию. - Холодилин звонил. Из машины. Через десять минут будет здесь.

- Успеешь подготовиться, Антон? Кто ориентирован, кого куда направил?

- Подожди - покурю. Он только выехал...

Однако злосчастной судьбе Сабодаша даже десять минут, отпущенные Холоди-линым. по-видимому, показались чрезмерно большим сроком. Совсем скоро за окнами мелькнули черные крылья разворачивающейся «Волги». Вторая, серая, неприметная, с работниками уголовного розыска, приткнулась поодаль, между контейнерами почтовой перевозки.

В коридоре послышались стук дверей, шаги, громкие голоса.

Первым вошел полковник Холодилин, заместитель начальника управления, высокий, сухой, в надвинутой на глаза папахе. За ним - работники опергруппы, все, кто в этот час оказался под рукой. Холодилин не стал дожидаться рапорта, посмотрел на Денисова, который, подобрав руки по швам, стоял у дверей, и сразу прошел к столу дежурного.

- Какие изменения?

- Все по-прежнему, товарищ полковник, как я докладывал...

На коммутаторе зажегся огонек - трубку снял Холодилин.

- Нет, не ошиблись. Дежурная комната милиции. Холодилин у телефона. - Звонивший на том конце провода от неожиданности, должно быть, потерял дар речи, потому что Холодилин немного помолчал, давая время прийти в себя. - На вокзале совершены два преступления. Когда вы думаете прибыть? А успеете? Прошу прибыть в течение часа и обеспечить руководство нарядом...

Разговаривая, заместитель начальника управления цепким взглядом прошелся по дежурке, обнаружил высунувшийся из-под ведомости журнал.

- История Амати и Страдивари? - Положив трубку, он пробежал глазами оглавление. - Всю ночь читали?

На дежурного было жалко смотреть.

- Я мельком... Самую суть!

- Гете потратил восемьдесят лет, чтобы научиться читать эту самую суть...

- Разрешите! - На пороге показался старший инспектор Блохин, он привычно, не снимая очков, протер пальцами стекла. - Есть новые данные.

- Прошу, - как многие прошедшие по служебной лестнице с самого низа, Холодилин обращался к подчиненным по званиям и произносил их подчеркнуто уважительно, - докладывайте, товарищ майор.

- Чемодан со второй кражи нашелся. В нем всецело...

- Кроме денег?

- Да, за исключением денег.

- О преступнике ничего не известно?

- Нам кажется, преступник в обоих случаях был особенный: шифром не интересовался.

- Что вы имеете в виду?

- Товарищ полковник... - Блохин перевел дыхание. - Когда потерпевшие, муж с женой, клали вещи, в отсеке не было ни одного человека. Ни души! Как преступник мог узнать шифр? Другая важная деталь: чемоданы и сумки преступник с собою не забирает! Наша точка зрения, - он кивнул на дежурного и Денисова, - в совершении краж участвовал кто-то из персонала камеры хранения. Без своих здесь не обошлось. Их все знают, им нельзя вынести сумку или чемодан целиком, поэтому исчезает то, что занимает мало места, что можно спрятать в карман, в портфель. Обстановка разрядилась.

- Значит, вы уже успели кое-что проанализировать...

Денисов выдержал испытующий взгляд Холодилина, хотя ему не понравилось, что старший инспектор включил его в число авторов своей версии. Зачем это? В последнее время Блохин всюду, где только мог, превозносил его - будто наверстывал упущенное за то, что не замечал раньше.

- ...Засада у ячеек не имеет смысла: вор за оставшимися вещами не придет, товарищ полковник.

- Пока рано делать вывод. Розыск начнет оперативная группа управления. Часть людей мы выделим для свободного поиска преступника. Наиболее сильных. Они будут как бы на положении «блуждающих форвардов». - Холодилин взглянул на часы. - Скоро приедет начальник розыска, он организует проверку версий. Вы, товарищ майор, - Блохин сделал шаг вперед, - вместе с младшим лейтенантом идите отдыхать. Утром продолжите розыск. Капитан Сабодаш, - Холодилин не забыл дежурного, - будет с вами. Новый год он будет встречать позднее. Нет возражений?

- Ясно, товарищ полковник, - громко ответил за всех Антон, - разрешите исполнять?

Начальником органов милиции

Московского железнодорожного узла.

В отдел милиции Астраханского вокзала поступило второе заявление о краже вещей, приметы похищенного уточняются. В связи с появлением на узле преступника, совершающего кражи из автоматических камер хранения, примите меры предосторожности на московских вокзалах, совместно с администрацией организуйте разъяснение правил пользования автокамерами, усильте наряды милиции по охране указанных объектов. Приметами преступника не располагаем.

Холодилин.

Начальникам управлений транспортной милиции

(согласно перечню).

Срочно сообщите наличие нераскрытых краж из автоматических камер хранения, аналогичных совершенным в Москве на Астраханском вокзале, сведения о лицах, намеревавшихся выехать в Москву с целью совершения краж...

Начальникам отделов милиции

Московского железнодорожного узла.

В отдел милиции Астраханского вокзала поступило третье заявление о краже вещей из автоматической камеры хранения...

Полковник Холодилин не колебался: несмотря на праздничный день, разыскные мероприятия следовало развертывать в полном объеме. Следующее преступление могло произойти в любую минуту, на любом из девяти московских вокзалов. Для координации действий был создан оперативный штаб. Холодилин сам принял на себя руководство операцией.

И хотя кражи совершались на одном Астраханском, главное внимание управление милиции сосредоточило на Курском и Казанском вокзалах, где было размещено несколько тысяч автоматических ячеек. Сюда решено было стянуть резервы со всего железнодорожного узла, оперативный дивизион, усиленный курсантами школы подготовки со станции Силикатная.

Перфокартотека должна была выбрать наиболее квалифицированных преступников - специалистов по кражам из автоматических камер хранения, не приобщившихся к труду и общественно полезному образу жизни.

Во все концы полетели запросы с просьбами о срочных проверках.

Сигнал тревоги прозвучал в аэропортах, аэровокзалах, где тоже имелись автокамеры и велся учет лиц, задерживавшихся при попытках самочинно ознакомиться с содержимым чужих ячеек. Первыми ощутили приближение начинающейся операции сотрудницы Центрального адресного бюро - по невиданному доселе в первые новогодние часы количеству запросов и справок. Начальник архива получил приказ прибыть на службу.

Штаб Московского управления транспортной милиции получил приказ на 21 час 30 минут представить руководству комплексный анализ оперативной обстановки с указанием необходимых упреждающих мероприятий органов милиции.

- Ну и спать ты! - с завистью сказал Блохин, дергая Денисова за плечо. - Я и кофе пил, и в отделе побывал, - он заглянул Денисову в лицо, пытаясь «поймать на взгляд», - где, думаю, ты пропадаешь? Может, все преступления успел раскрыть?

Денисов поднялся. Комната отдыха локомотивных бригад, в которой для него нашлось место, казалась необыкновенно сухой - с геранью на окнах, домашними ситцевыми занавесками.

- ...Отдохнул?

Денисов догадался: старшему инспектору не терпится сообщить какую-то важную новость.

- Вчера ты пятьсот вторую ячейку вскрывал?

- Когда искали хрусталь, мы проверили весь отсек.

- В ней вещи были? Не помнишь?

- Наверно! Пустых ячеек не было.

Одеваясь, Денисов подошел к окну. С высоты вокзала открывался вид на тихий, непроснувшийся город. Неярко светило солнце. В прозрачном воздухе дали казались особенно тонко прорисованными, точно высветленными.

Несмотря на большое расстояние, Денисов различил вдали очертания бывшего Спасо-Андрониковского монастыря, Сыромятники. Тени домов лежали на пустых улицах. Денисов давно уже не видел такого ясного утра.

Фирменный астраханский «Лотос» выполз с Дубниковки на мост между сдвинутых углом высоких, непохожих друг на друга зданий. Скоро должны были объявить посадку.

- Так вот: пятьсот вторая ячейка обворована, - Блохин не позволил долго любоваться видом столицы. - Если хочешь, для меня это новостью не явилось. Вещи лежали с двадцать шестого декабря. Сегодня Порываев ее открывал - вещи были. Теперь она пуста.

Последний вагон астраханского фирменного, описав полукруг, скрылся по другую сторону площади.

- ...Сомнений быть не может.

Денисов накинул куртку, вслед за Блохиным узким проходом пошел к винтовой лестнице. Эта старая, не подвергавшаяся реконструкции часть вокзала славилась лабиринтами переходов от узких, в которых едва можно было разминуться вдвоем, до невиданно широких - дань исчезнувшему архитектурному стилю, - про них говорили, что автофургон мог спокойно проехать от кабинета начальника станции до операторской.

- Мало поспали, - сказала вслед дежурная, - может, еще придете?

- Спасибо. В другой раз...

- Известно еще кое-что, - на ходу объяснял Блохин, - известный тебе Порываев иногда появляется на вокзале не в свою смену. Видят его и в час, и в два часа ночи... Иногда спит у механика, за билетной кассой.

- Странно.

- И еще как! Живет на линии, в Белых Столбах. Зачем ему приезжать в Москву?

- У тебя точные данные?

- Абсолютно достоверные. Дежурная по посадке недавно видела; приехал с последней электричкой... Может, он и занимается кражами?

Старший инспектор все время чуточку спешил и в своих рассуждениях был как бы тоже на ступеньку впереди Денисова. Едва Денисов оказывался рядом и пытался в чем-то самостоятельно разобраться, Блохин снова делал шаг вперед. Работать с ним в паре было всегда нелегко. Наконец Денисову удалось временно перехватить инициативу.

- На других вокзалах все тихо?

- В том-то и дело. Если бы кто завелся, с Казанского бы давно просигналили. Смущает меня этот дежурный!

- Но ведь Порываев всю ночь провел с нами. Когда ему успеть совершить кражу?

- Мы с тобой за Порываевым не следили, а потом и вовсе ушли.

- Остался милиционер...

- А во-вторых, дежурному необязательно красть самому, - Блохин чуть задержался, открывая дверь в зал, - достаточно открыть ключом ячейку, подсмотреть шифр и передать сообщнику!

- Но в этом случае необязательно брать столько, чтобы уместилось в кармане или портфеле! Можно взять чемодан целиком.

- И все же, если шифр не подсматривали, значит, ячейку открыли ключом! Согласен?

Чтобы никому не мешать и в то же время почувствовать обстановку, они пристроились к очереди, тянувшейся к суточной кассе. Людей в зале было не очень много, но пассажиры все прибывали. Тяжелые входные двери из стекла и металла ни на секунду не оставались в покое.

- Холодилин предложил тебя для проведения личного сыска на вокзале, - вспомнил Блохин, - помнишь, он говорил - «блуждающий форвард», глаза и уши отделения уголовного розыска...

- Про глаза и уши не помню.

- Это он раньше на совещании так выразился. Смотри не подведи. - По ревнивому тону Денисов понял, что его назначение задело старшего инспектора. - Мне тоже придется больше находиться в залах, но в первую очередь я думаю заняться Порываевым.

- Он еще на работе?

- Там путаница с отгулами. Сегодня он будет до шестнадцати, отдохнет и снова выйдет в ночь.

- А механик?

- Горелов тоже... Хочешь пари?

Денисов тайно считал себя неплохим психологом, но порою он становился в тупик, пытаясь понять Блохина: границы его характера были слишком расплывчаты и нечетко очерчены, а строй мышления незнаком вовсе. Вот и сейчас старший инспектор сказал то, что Денисов от него совсем не ожидал.

- Посмотришь: сегодня или завтра в автокамере будет еще кража. Чтобы снять подозрения с дежурных. Вы, мол, нас проверяете, а кражи продолжаются. - Блохин покосился на очередь, но никто ничего не слышал. - Вспомнишь меня! - Он поправил шляпу и громко простился: - Давай, старик, пиши!

Денисов немного постоял в очереди. Ему ни разу не приходилось быть на положении «блуждающего форварда». Он припомнил все, что связано со свободным розыском, - раскрепощенность версий, работа в относительной изоляции - без непосредственной локтевой связи с товарищами наблюдать, делать выводы, сопоставлять.

Начальникам милиции

Московского железнодорожного узла.

Передаю приметы вещей, похищенных в период с 26 декабря по 1 января из ячейки автоматической камеры хранения № 502 на Астраханском вокзале.

Для сведения сообщаю, что футляр похищенной электробритвы «Эра» обнаружен в электропоезде Аэропорт - Москва, прибывшем на Астраханский вокзал 1 января в 4 часа 12 минут, в том же вагоне электропоезда изъят бесхозный портфель коричневого цвета импортного производства.

Холодилин.

Кабинет, который Денисов занимал вместе с Блохиным и еще одним инспектором - капитаном Кирой Колыхаловой - ККК, значившейся в краткосрочном отпуске по случаю Нового года, был особенный - с ромбовидным стрельчатым окном, ступеньками у входа и колонной, поддерживавшей арочный свод. Холодилин разместил в нем свою оперативную группу и обосновался сам.

Когда Денисов и Блохин появились в кабинете, там уже сидело несколько человек. Никто из них не снял пальто, готовый в любую минуту спуститься к машине. Позади полковника Холодилина, сидевшего за столом Блохина, с пачкой телеграмм стоял Сабодаш, он тоскливо посмотрел на вошедших.

За приставным столиком сидела проводница утреннего электропоезда Нина Устюжанина. Она успела переодеться - Денисов ее едва узнал.

- ...Только спустилась я с платформы, стала хвостовой вагон огибать, слышу, кто-то идет сзади!

- Вы хотите сказать - кто-то из пассажиров электрички пошел не к вокзалу, а через товарный парк? Назад? - Сидевший напротив инспектор перегнулся к ней через столик.

Нина кивнула.

- ...Куда же он мог в таком случае идти?

- Видно, на Дубниковку пошел. - Устюжанина достала из кармана платок, приложила к лицу. Ей, по-видимому, нравились резкие тона: платок был ярко-оранжевый, пальто из жатой кожи алое, брюки из темно-фиолетовой шерсти. - А может, на станцию, - она показала на окно, - в девятиэтажку. Я даже перепугалась сначала!

За хитросплетением переулков, за одинаково занесенными снегом заборами розовел новый девятиэтажный дом.

- Как вообще прошла поездка? - спросил тот же инспектор. - Трудная была ночь? Пассажиров много?

Денисову нравилось, как инспектор задает вопросы, только голос был уж чересчур вкрадчивым.

- С аэропорта не знаю сколько село...

- А в Тополином?

- Там платформа дугой, плохо видно.

- Вы сами проходили по вагонам в аэропорту?

- А как же?

- Этого всего не было? - Вторгшийся в разговор Холодилин показал на расстеленную в углу газету.

Денисов повернул голову, куда указал полковник. Кроме обычного вагонного сора, он увидел коричневый мятый портфель, пластмассовый черный футляр от электробритвы, несколько окурков. Денисов догадался, что Холодилин приказал подмести вагон и осмотреть мусор.

- Портфель бы я увидела. - Устюжанина пожала плечами.

По знаку Холодилина инспектор выключил диктофон и вместе с проводницей поднялся к дверям. С ними ушел еще один инспектор, который сидел у окна, третий их товарищ, дремавший на диване, остался неподвижным.

- Что еще? - спросил Холодилин у дежурного.

- Ничего существенного, товарищ полковник. - Сабодаш перелистнул не сколько ориентировок. - Кража ковра из пункта технического осмотра на Павелецком... «Господин Абдулали Саад-Эль Омейра утерял дипломатическую карточку и билет на самолет Москва - Бейрут».

В коридоре раздался шум, Холодилин поморщился. Инспектор, провожавший Устюжанину, показался в дверях:

- Генерал приехал! Находится внизу, у автокамер.

Холодилин встал. Сабодаш легонько тронул спящего инспектора за плечо, тот не пошевелился.

Холодилин обернулся:

- Пусть немного поспит, только форточку прикройте - простудится...

Денисов нагнулся к сейфу. В огромном двухъярусном шкафу «Бр. Смирновы, Москва, уг. Лубянской шт., Мебельные ряды» ему принадлежало нижнее отделение. Многие удачные мысли посетили Денисова в то время, пока он, сидя на корточках, смотрел в этот раскрытый стальной ящик.

«Некоторые пассажиры еще не знают, что у них украдены вещи... - подумал Денисов. - Всех потерпевших и настоящие масштабы преступления мы сможем узнать лишь через пять дней - после окончания срока хранения вещей».

Пронзительный телефонный звонок рассыпался на множество мелких тревожных звоночков. Инспектор на диване так и не проснулся, Денисов поднял трубку.

- ...Начальник караула с Москвы-Третьей. Такое дело. Вы пассажиром интересуетесь из первой электрички? Он в девятиэтажку забежал. Наш стрелок его видел.

- Алло?!

- ...На планерке рассказывал.

- Еду к вам. Где он сейчас находится?

- Первый пакгауз, за арбузными шатрами.

- Предупредите его: я сейчас буду!

- Я считал, что вы знаете об этом, - стрелок, встречавший Денисова на Москве-Третьей, приоткрыл овчинный тулуп, который закрывал его с головой, - только сам я этого не видел. Весовщица говорила с контейнерной площадки. Побежал, сказала, в девятиэтажный дом на Дубниковку, где «Галантерея».

- Как зовут весовщицу? Вы сможете ее показать?

- Почему же? Невысоконькая. Валей зовут.

Прошло минут пятнадцать, пока Денисов и стрелок в тяжелом тулупе обошли контейнерную площадку, растянувшуюся на добрый километр.

- Нигде не вижу. - От стрелка клубами валил пар. Валенки с литыми галошами задевали за каждую шпалу. - Шапочка у нее еще со шнурочком...

Сверху, из кабин грузовых кранов, их сопровождали острые взгляды. Стропальщики, прыгавшие по крышам контейнеров, тоже интересовались. Стрелок и милиционер в гражданском кого-то искали, и наблюдать за ними было увлекательнее, чем делать обычную работу - цеплять по два пустых контейнера и смотреть, как они висят над землей, словно две большие горбушки, прижавшиеся друг к другу корками.

- Кого ищете? - не выдержал парнишка-стропальщик, проезжавший рядом на лесенке крана. - Может, помочь?

- Весовщицу! Невысоконькую, в шапочке...

- Со шнурочком? Валю? Так бы и сказали! Отпросилась она - скоро будет.

- Попросите ее позвонить. - Денисов нахмурился, достал визитку.

- О! - присвистнул стропальщик. - Инспектёр де инструксьон криминель... - Карточка была на двух языках, за образец Денисов взял визитную карточку Кристинина. - Э бьен! Как только появится - сразу передам. Вот и образование пригодилось!

Инспектора на диване уже не было.

Слыша за собой шаги, Денисов проскользнул к столу, сбросил куртку на диван и быстро открыл сейф. Занимаясь личным сыском на вокзале, он, безусловно, не должен был уезжать. Холоди-лин застал Денисова в той же позе, в которой и оставил час назад, - сидящим на корточках у раскрытого сейфа.

- Никто меня не спрашивал? - спросил Холодилин.

- При мне нет.

На одной плоскости была товарная станция, стрелок в литых галошах и огромном тулупе, бойкий, понимавший по-французски стропальщик, он сам, Денисов, только что прибежавший с товарной станции, на другой - заместитель начальника управления полковник Холодилин, полагавший, что все это время Денисов провел в кабинете, вокзал, кабинет с колонной, опять же он сам, инспектор Денисов, являвший ту единственную грань, в которой обе эти плоскости пересекались.

- ...Я отлучался...

- Прозвенел телефон.

- Астраханский вокзал, милиция.

- Меня просили позвонить. Я из контейнерного отделения...

- Инспектор Денисов. Здравствуйте. - Он на секунду замялся. - Уголовному розыску важно знать, как вы встретили Новый год. Не удивляйтесь. В трубке раздался смех.

- Неплохо: смотрели телевизор. Часа в три ночи вышли на лыжах. В лесу хорошо! Не приходилось бывать?

- Приходилось, но давно. Во сколько часов вы вернулись из леса?

- В шесть, сразу на работу поехала. Можете объяснить, зачем это уголовному розыску?

Основной вопрос Денисов приберегал на конец.

- Каким образом вам стало известно, что из электрички в четыре двенадцать кто-то побежал на Дубниковскую улицу? К девятиэтажке?

- Вот оно что? А я-то думала! - Весовщица снова засмеялась. - Мне подружка рассказала - Нина Устюжанина. Она в той электричке проводницей ездила.

- Вас понял.

Круг замкнулся.

- Кто это приходил к тебе тридцать первого декабря вечером на работу? - спросил Блохин у дежурного по автоматической камере хранения, полушутя и как бы не придавая большого значения. - Давно его знаешь?

Блохин пригласил Порываева для беседы в кабинет.

- ...Или только познакомились?

Длинноволосый Порываев сидел перед столом, выставив вперед тонкие, в огромных ботинках ноги. Вопрос застал его врасплох.

- Да нет. Наш один - белостолбовский.

- Сосед, что ли?

- Он вроде теперь в Москве живет. - Порываев оглядел кабинет.

Блохин спрашивал наугад.

- Будем считать: товарищ. - Он оживился. - Что его на вокзал-то принесло? В такой день!

- Кто знает? Может, просто так пришел!

- Ну уж просто так! Как, говоришь, его фамилия?

- Я и имени-то не знаю. Поздороваешься обычно: «Как дела, старик?» - «Ничего». Вот и все. - Порываев разговаривал нехотя, но Блохина это не смущало: у него была своя линия поведения во время таких бесед.

- Бывает. У меня тоже, бывало, друзья-знакомые! Полгорода здоровается, где ни появишься, в любое время суток! Этот-то к тебе в какое время заявился?

- После мариупольского.

- Примерно в двадцать один час. Выпивали? По глазам вижу! А закуска? - Блохин засмеялся, снял с головы шляпу, подумал и снова надел. - Или под водичку?

Порываев колебался.

- Не бойся, начальнику вокзала не скажу. Старый год провожали?

Независимо от ответа Блохин знал правду - выпивали. Во время кражи из автоматической камеры хранения дежурный был навеселе. К нему приходил человек, которого дежурный либо не знает, либо хочет скрыть. Все вместе это составляло освященный традицией набор ингредиентов раскрытия любого преступления: подозреваемый, ведущий сомнительный образ жизни; сообщник, которого «не знают», и алкоголь.

- Ну ладно. Не хочешь - можешь не называть. Не настаиваю. Вот мне что скажи: когда ты открываешь ячейку и видишь, что в ней нет вещей, как ты обязан поступить?

- Пустую ячейку я оставлю открытой - пусть пассажиры пользуются.

- Правильно. Следующий вопрос: когда по указанию инспектора ты вскрывал ячейки, какую-нибудь из них оставил открытой?

- Я? - Порываев с секунду смотрел Блохину в глаза, потом не выдержал, отвел взгляд.

- ...Да или нет?

- Нет.

- Вот видишь! Значит, во всех ячейках лежали вещи!

Порываев не догадывался, куда клонит Блохин, но чувствовал подвох.

- Повторяю: поскольку ты ни одной ячейки не оставил открытой, значит, среди них не было ни одной пустой - вывод из двух первых посылок. Так?

- Так.

- Следовательно, в пятьсот второй - слушай внимательно! - лежали в это время вещи. Их украли уже после этого. Верно?

- Погодите! Про них я ничего не знаю! Я же только приоткрывал ячейки, чтобы пассажиры свои вещи искали! А сам в них не заглядывал.

- Ловко? Так и не заглядывал?!

- Зачем мне? - Порываев переступил на полу тяжелыми нелепыми ботинками. - Да еще при инспекторе?

- Но, если бы ты открыл пустую ячейку, тебе бы потерпевшие подсказали!

- А я откуда знаю? С них и спрашивайте.

«Нечем тебя прижать, ведь врешь! - подумал Блохин. - Сейчас хотя бы еще улику, самую малую!»

Тут ему снова повезло.

- Ну ладно, Порываев, верю - не знаешь, не видел... Но о встрече-то с тем человеком вы договорились? Он к тебе зайдет после Нового года или ты к нему? Как?

Блохин снова попал в точку - и это почувствовал. Дежурный заерзал на стуле.

- Сказал, утром вернется с первой электричкой...

- С первой?!

- Он так сказал...

- Понимаю. - Блохин пока еще ничего не понимал. - В чем он одет?

- По-рабочему: куртка, сапоги.

Москва,

начальнику Московского управления транспортной милиции.

На ваш № 01/1 от 1 января сообщаю, в период с 22 по 26 декабря на бакинском вокзале зарегистрирован ряд краж из ячеек автоматической камеры хранения. При этом направляю словесное описание лиц, вызвавших подозрение дежурных сотрудников милиции и камеры хранения.

Начальник линейного отдела милиции на ст. Баку.

Далее шли описания - всего одиннадцать словесных портретов.

- Ну, теперь краж не будет, честное слово! - обрадовался Денисову механик. - Кончились кражи! При вас не посмеют! Отрезано, товарищ начальник! - Горелов показал на баул, который Денисов нес в руке. - Это вы хорошо придумали. Полная конспирация!

В лабиринтах камеры хранения было много людей. Щелкали шифраторы, хлопали дверцы ячеек. Уборщицы едва успевали отбрасывать в сторону оберточную бумагу, стружки.

Киоскер напротив залавливал покупателей, модулируя глухим, хорошо поставленным баритоном:

- «Две зимы, три лета» - писателя Федора Абрамова! Последние экземпляры! Факты биографии разведчика Георгия Суханова-Ставрова! - Все книги, проходившие через киоск, оказывались в конце концов детективами. - Предупреждаю, товарищи, всем не хватит! Не становитесь, Очень интересная книга!

У киоска быстро росла очередь.

Открывая ячейки, чтобы что-то взять или положить, большинство пассажиров не меняло шифр изнутри - как только электронное устройство срабатывало и щелкал замок, они быстро изменяли цифры на наружном шифраторе. Так было проще. Уложив вещи, просто опускали монету и гулко хлопали дверцами. Шифр внутри оставался тот же.

Денисов прошел по всем отсекам. Обстановку для совершения кражи из автокамеры трудно было назвать благоприятной: наступал очередной прилив пассажиров. Он продолжался два часа, пока были закрыты на обед магазины.

Вернувшись, обычно из «Лейпцига», «Тысячи мелочей», «Людмилы», пассажиры сортировали покупки. У входа в отсеки толпилось не менее двух-трех десятков ожидающих. О том, чтобы в таких условиях подобрать шифр, переходить от ячейки к ячейке, не могло быть и речи.

- Пока ничего насчет вчерашних краж? - подошедший сзади Горелов положил Денисову руку на плечо. - Так с концами?

- Пока да.

- Хитро делают! Значит, среди них тоже головы есть - будь здоров артисты! А эти... - Механик показал на очередь. - Едут-едут, а шифр и тот набрать ни один как следует не умеет... Ну ладно. К врачу иду! - В руке он держал портфель.

Сколько помнил Денисов Горелова, тот всегда лечился - это очень вязалось с его обликом лодыря и горлопана. Он лечил зубы, уши, белые пятнышки на руках, болезнь Витилиго.

- Совсем ушел?

- Скоро буду. - Механик махнул портфелем.

На Денисова пахнуло апельсинами.

- Блохин нашел человека, с которым выпивал Порываев, - сообщил Сабодаш, которого Холодилин на время прислал в камеру хранения, - оказывается, на багажке работал грузчиком! Не слыхал? И фотоэкспонометр нашли...

- Не может быть!

Денисов побежал в багажное отделение.

«Возможно, пассажир, который напугал проводницу, шел сюда! Багажное отделение как раз против последнего вагона...»

В открытом сверху каменном мешке багажки, как по дну котлована, передвигались люди. Они оттаскивали ящики. Денисов был здесь впервые. Сбоку, со стороны города, к багажке примыкала глухая стена кирпичного дома, с трех остальных - глухой каменный забор.

- Где нашли фотоэкспонометр? - спросил Денисов у милиционера, стоявшего с рацией у входа в багажный двор.

- Вот в том углу. Майор Блохин пришел, чтобы узнать, кто из грузчиков ночью отсутствовал, смотрит: что это? - Милиционер показал на дальнюю часть котлована, где мелькала шляпа старшего инспектора. Поодаль, с группой гражданских, стоял Холодилин. - Фотоэкспонометр! Лежит себе на ящике с сервантом...

- Любопытно. Ящик этот давно поставили?

- Ночью, завезли с транзитом.

- Кто из грузчиков ставил?

- Орлов!

- О чем люди думают?! - услышал Денисов сзади - заведующая багажным двором кивнула ему как знакомому. - Ведь у Орлова двое детей. Сколько раз говорила, предупреждала: «Ты ведь не холостой парень! Семейный!» После получки, бывало, идешь - они у палатки стоят. «Иди, - говорю, - домой!» - «Я ничего, Татьяна Ивановна, только пивка! Сейчас уходим!» Вот и доигрался.

- Думаете, он?

- Клишко на это не пойдет! Давно работает, пожилой и вообще! А Орлов как с вечера ушел, так утром только появился. Решил остаться отработать, но и сейчас он пьяный. Где вот пропадал? - Она вздохнула.

- Чужие не могли сюда проникнуть? Сколько человек в бригаде? - спросил Денисов.

- Кроме Орлова, шесть. Три женщины, их можно не считать. Остаются Клишко, Орлов и старик Ахмадулин...

- Вы не замечали? - Милиционер поправил висевшую на плече. рацию. - Он ни с какой группой не связан?

- С какой еще группой? - Подавленная новым подозрением, заведующая всколыхнулась. - Ни с кем он не связан! Выпивать выпивает, не скрываю!

Но милиционер ее не слышал: запищала рация, и он, подхватив микрофон, побежал к Холодилину.

- Куда выходит этот угол двора? - спросил Денисов.

- На перрон. - Вопросы, которые ей задавали работники милиции, не были связаны друг с другом, сбивали с толку и заставляли ежесекундно перестраиваться. - Конечно, на перрон.

Подошел Блохин, тронул Денисова за рукав.

- Такие дела получаются, Денис! - Он был доволен.

- Думаешь, грузчик этот, Орлов?..

- Выходит, да. Но придется повозиться. Он и сейчас пьян - нельзя допрашивать. - Блохин достал из кармана полиэтиленовый мешочек, внутри его что-то лежало. - Узнаешь? «Ле галон» - духи. Успел жене подарить...

Денисов увидел поодаль женщину в искусственной дубленке, видимо жену Орлова, она тоскливо смотрела в их сторону.

- Набрала номер, а ячейка не открывается, - сказала женщина, и Денисов весь напрягся, словно почувствовал еле уловимую разницу в поведении этой и других пассажирок, обращавшихся с такими же просьбами. - Кто здесь старший?

Женщина выглядела не старой, на ней был плюшевый жакет, вязаный платок и резиновые сапоги - униформа тульских колхозниц, приезжающих в Москву за покупками.

- Пишите заявление, - подошел Порываев, - давайте паспорт.

- Нет у нас паспорта.

- Приезжайте с паспортом - без документа не имею права.

- Да у меня все вещи переписаны!

- Не могу.

- Давайте проверим, - предложил Денисов.

Порываев пожал плечами.

- Под вашу ответственность.

- Наша сто сороковая. - Женщина пошла впереди.

Денисов остался у входа. Он видел, как из бокового отсека появился Антон Сабодаш и пошел вслед за Порываевым и пассажиркой в плюшевом жакете. Денисов проводил их глазами.

По радио объявили посадку на саратовский и сразу же о прибытии опоздавшего из Липецка.

- «...К услугам пассажиров, - зачитывала дикторша, - имеются комнаты отдыха, парикмахерские, ресторан, автоматические камеры хранения ручной клади...»

Отсутствовали они недолго. Первым появился Сабодаш. Денисов все понял, едва увидел его растерянное лицо.

- Опять? - спросил Денисов, и все у него внутри заныло.

Антон кивнул.

- Вы должны вспомнить, - потерпевших оказалось двое: рядом с женщиной, которую Денисов уже видел, стояла ее младшая сестра, в таком же платке и жакете, - кто мог видеть, как вы клали вещи. - Сабодаш явно подражал Блохину. - Сосредоточьтесь! Сейчас это крайне важно.

- Мамочки, да что же это приключилось! - У старшей были сухие глаза плакальщицы и тонкий голос - Антона она не слышала. - Ведь на свадьбу сироте-то насобирали-и-и...

Невеста теребила платок, видимо, с детских лет привыкнув во всем полагаться на сестру.

- Прошу вас, - вмешался Денисов, - что находилось в чемодане?

Из-под черного плюшевого жакета появилась на свет перегнутая ученическая, в линейку, тетрадь с записями:

«...Фата - 11 руб.

Туфли белые - 31 руб.

Гипюр - 5 метров.

Два зол. кольца...»

- ...Платье белое из салона новобрачных. В первый день брали. Пододеяльники, полотенца, подзоры... У нас уж так заведено, чтобы все невестино! Подарок жениху, подарок родителям...

- Может, вы в другую ячейку положили?

- Вчера открывали - все на месте лежало... И сегодня с утра проверяли!

- Сегодня? В какое время?

- В пол-одиннадцатого!

- Какой вы шифр набирали? - спросил Антон.

- Один-девять-пять. И четыре.

- Снаружи он не оставался?

- Я его снаружи весь перешорудила. Снаружи у меня стояло ноль девять восемьдесят семь. Это я точно помню... Дальше-то теперь что делать?

В голосе старшей сестры послышалось отчаяние. Невеста сказала:

- Не судьба. Не пойду замуж.

- Осмотрите соседние ячейки! - Что-то запершило у Денисова в горле. Не ожидая, пока Порываев начнет ключом открывать камеры, Денисов пошел вдоль отсека.

У выхода его догнал Антон.

- Старшая запомнила человека, который стоял у соседней ячейки. Он один мог подсмотреть шифр. Вот приметы. Память у нее отличная. Заметил? Больше никого не было - только этот человек и работники автокамеры...

- Поставь в известность начальника розыска и дежурного...

«...Блуждающий форвард из меня аховый!»

Он вышел на перрон.

Впереди виднелся огромный, опутанный рельсами, акварельно-синий парк прибытия. Краски на станции никогда не повторялись. Денисов видел ее графитно-серой, туманной и прозрачно-сиреневой. Сегодня она казалась синей над полосами отполированных рельсов. Завтра могла легко стать аспидно-черной.

«Значит, сегодня это сделано путем подсмотра, - без особой, впрочем, уверенности уточнил Денисов. Это была уже третья версия преступления. - Как будто выслеживаем невидимку. Ни одного свидетеля, который хоть что-нибудь видел!»

На междупутье несколько уборщиков в оранжевого цвета робах жгли мусор. Сухой белый дым стоял, как воткнутая в снег палка.

Станция не пустовала ни минуты. Под Дубниковский мост медленно втягивалась очередная электричка. Стекла ее задней, нерабочей, кабины мерцали, как странный неживой глаз огромного пресмыкающегося.

На другой платформе Денисов снова увидел обеих потерпевших. Они шли в отдел милиции в сопровождении младшего инспектора розыска. Из-за потока пассажиров Денисов не заметил, несут ли они чемодан, но был уверен - вещи найдутся в другой ячейке. Не будет только денег, подарков и обручальных колец.

В камере горел свет. Блестели окрашенные охрой половицы. Сосед по камере прохаживался вдоль нар, накинув на плечи пальто. Орлову показалось, что все время, пока он находился здесь, тот не переставая ходил по камере.

- У вас закурить найдется? - Орлов сел, поджал ноги.

- Проснулись? - Сокамерник тонкими пальцами вынул из кармана сигарету, положил на нары. - Спички есть?

- Есть. Ну и ситуация...

- Создается впечатление, что вы попали в беду, и в большую. В первый раз?

- В первый.

- Понятно. Моя фамилия Савватьев. Еще вопрос: вы москвич?

- Москвич.

- Будем надеяться, что жена и родственники не оставят нас без внимания. Все-таки Новый год! Только бы не догадались сырокопченую колбасу купить! - Савватьев сделал еще несколько шагов.

- Нельзя?

- Не положено: быстропортящаяся! Будем надеяться, что в КПЗ объяснят. В стеклянной посуде тоже воспрещено.

Практицизм Савватьева немного успокоил Орлова.

- А вы что натворили?

- Кто вам на это ответит? - Савватьев присел на край нар. - За такой вопрос раньше подсвечниками били. «В чем вас обвиняют?» Разницу улавливаете? Отвечаю: мое дело простое. Не стоит выеденного яйца. Теперь спрашиваю я: в чем вас обвиняют?

- В краже вещей из автоматической камеры хранения. - Орлов в последний раз затянулся, поискал, куда бросить окурок, но не нашел, поплевав, сунул в карман.

- Вещи краденые нашли?

- Экспонометр и флакон духов. Духи жене подарил.

- По первой части пойдешь. - Савватьев уверенно перешел на «ты». - Что показываешь следователю? Заметь, молодой человек: я не спрашиваю, как было дело. Как показываешь?

Орлов вздохнул, но как-то неискренне. Он, правда, не знал пока, откуда придет помощь, но знал, что она придет, поскольку так бывало всегда. Настоящие беды обычно проносились над ним. Выручали родители, жена, заведующая багажным двором, сердобольные пенсионерки из дома, в котором он вырос. В последний момент удавалось кого-то неожиданно уговорить, разжалобить, умаслить. Ходатаи заверяли, унижались, клялись, что он переживает, раскаивается, давали слово, что ничто не повторится. Самому Орлову почти не приходилось говорить, он появлялся на сцене в последнюю минуту, когда все было уже решено, и ему приходилось только постоять несколько минут потупившись. Его прощали за молодость, за беспечность, за разлет густых бровей. Ради жены, которая вся извелась, живя с ним. Ради детей. Но проходило совсем немного времени, и все начиналось сначала.

- Загулял: с последней электричкой уехал на Москву-Третью. Там вагоны разгружают с вином... Утром с первой электричкой вернулся - почтово-багажный принимать. Только сервант перенесли, смотрю - сверху, на ящике, экспонометр. Духи на снегу валяются.

- Примитивно, - Савватьев поморщился, - в духе дворовой шпаны. Как упрутся на своем... Дети есть?

- Двое.

- Родители, иждивенцы?

- Мать - инвалид труда, двадцать пять лет на «Рот-Фронте»...

- Тогда лучше на чистосердечное. Мать, дети, все такое. Я смотрю, жена не спешит с передачей? Хорошо с ней жили?

- Всяко бывало. Позвольте еще сигарету?

- Магазин закрыт... - Савватьев встал, еще немного походил по камере. В руках он держал спичечный коробок, который быстро переворачивал наподобие колоды с картами. Все время, пока они с Орловым разговаривали, пальцы Савватьева постоянно находились в движении. Наконец Савватьев принял решение: - Кури. Потом сочтемся. Передачку мне сделаете или перевод. Проси у дежурного лист бумаги и карандаш. Скажи, явку с повинной хочешь оформить. Слыхал о повинной?

Немолодой, плотно сбитый сержант передал в камеру два листа бумаги и карандаш.

- Нашли себе работу, Савватьев? Эх, елки пушистые...

- Раз просит человек. - Савватьев развел руками.

Окошко захлопнулось.

- На имя прокурора будем писать? - спросил грузчик.

- В два адреса, в чем и хитрость. - Савватьев подмигнул. - Прессу подключим. - Он назвал фамилию известного публициста, автора судебных очерков. - Слыхал?

Потом Орлов получил обещанную сигарету и не шевелясь, тихо, чтобы не тревожить наторевшую в ходатайствах мысль сокамерника, курил в углу, а Савватьев, раздевшись до кальсон и аккуратно сложив костюм, сидел на нарах.

Писал:

«Уважаемый Николай Иванович!

Поверьте, ни при каких других обстоятельствах я не осмелился бы потревожить Вас, обратившись с просьбой. Более того, я весьма реально представляю затруднительное положение человека, вынужденного отказывать в чьей-нибудь просьбе, - человека честного и принципиального, разумеется, каким считаю Вас благодаря информации источника, - тут Савватьев на секунду задумался, но сразу же отыскал нужный ход, - который пока давайте оставим без внимания, отнюдь не потому, что он недостоин оного...»

Илья вернулся домой под утро. Квартира оказалась пустой - хозяйка встречала Новый год в гостях у сына. На столе Илья обнаружил ее поздравительное послание, кусок торта «Прага», испеченного лично хозяйкой, и программу телепередач на праздники. «Щелкунчик» был отчеркнут жирной красной чертой.

И все же Илья не любил этот дом. Рядом, на лестничной клетке, жил заместитель начальника отделения милиции Александр Иванович, постоянный партнер хозяйки по шахматам, совсем молодой еще человек. В соседнем доме размещалась жилищно-эксплуатационная контора - с паспортисткой, товарищеским судом, штабом народной дружины, - чреватое опасностью соседство. Впрочем, жить в этом доме Илья не собирался: временное пристанище давало право на прописку, и только.

Несколько минут Илья слонялся по квартире, хотел убедиться в том, что он действительно один. Потом спокойно и обстоятельно осмотрел свои вещи. Их было немного - все ценное хранилось в камерах хранения в Киеве и на Рижском вокзале в Москве. При себе держал только то, что не успел или не хотел отправить на Рижский, - «пентакон», две отличные кинокамеры, еще потрепанный чемоданчик с барахлом, вот и все.

Илья поднял крышку чемодана - мелькнули расклеенные веером репродукции Айвазовского, несколько смазливых девиц, вырезанных из журналов, фотографии военных кораблей - Илья позаимствовал этот чемодан у Капитана на время, в самом начале знакомства. Все содержимое лежало в том же порядке, в каком Илья оставил его, - хозяйка особым любопытством не отличалась.

Хотелось спать. Илья лег на софу, укрылся с головой клетчатым спальным мешком, заменявшим одеяло. Под окном с перерывами скребли асфальт дворники. Звук от скребков был такой, словно там что-то жарилось и шипело на огромной, прикрытой крышкой сковородке.

Сон неожиданно пропал.

С Капитаном они познакомились на вокзале.

Илья привез в камеру хранения портфель с учебниками. Второй экзамен он тоже завалил, и, значит, прощай, институт. Илья уже представлял себе тягостное возвращение в Юрюзань, лицо жены, ее по-детски оттопыренную, перед тем как заплакать, пухлую нижнюю губу. Настроение было испорчено, Илья был подавлен, смят случившимся.

Дежурный по камере хранения листал забытую кем-то из пассажиров толстую книгу «Оценка доказательств в советском уголовном процессе» - ее передавали по смене недели две. Сержант, молодая женщина в «интересном положении», как говорили еще лет пятнадцать-двадцать назад, беседовала за столом с приезжей.

Свободных ячеек почти не было. Илья нашел одну - в самом конце отсека. Здесь уже находился пассажир. Мельком бросив взгляд на Илью, он продолжал заниматься своим чемоданом. Илья тут же забыл о нем.

Похожее на металлическое корыто дно ячейки оказалось сплошь покрытым царапинами. Приезжая в Москву на сессии, Илья успел познакомиться со многими ячейками, но в эту клал вещи впервые. Он продвинул портфель дальше, вглубь, и потянулся к шифратору.

Вид шифратора сразу насторожил: с внутренней стороны дверцы стояли четыре нуля, словно кто-то специально стер остающийся обычно чужой шифр. Илья посмотрел на человека, возившегося с чемоданом, - поворот головы, спина показались Илье подозрительными - в них чувствовалась неподвижная литая тяжесть.

Щелк! Илья повернул рукоятку шифратора на одно деление - незнакомец замер, весь обратившись в слух.

Продолжая наблюдать, Илья набрал шифр.

Щелк! щелк! - отбивал старенький шифратор с каждым поворотом диска.

Илья не стал запутывать незнакомца - каждый диск щелкнул ровно пять раз. «5555» - выскочили цифры с внутренней стороны дверцы. Потом Илья опустил в приемник монету, захлопнул ячейку и пошел к выходу.

Женщина-сержант продолжала тихо консультироваться с приезжей, дежурный ни разу не оторвался от захватившей его книги.

«Пока не узнает, уехал я или нет, все равно не возьмет», - подумал Илья, идя к выходу, и в ту же секунду услыхал позади тихое пошаркивание - незнакомец взял его под наблюдение.

Неожиданное событие на время отвлекло от тягостных мыслей. Минут пятнадцать Илья и незнакомец ходили по вокзалу вместе, словно связанные невидимой, но крепкой нитью.

Илья купил в киоске свежий номер «Москоу ньюс» и в это время еще раз мельком оглядел незнакомца. Тот оказался уже в годах, белобрысый, одетый небрежно, с темными кругами под глазами. Незнакомец купил себе программу телепередач и кусок мыла - продавали в киоске вместе с газетами.

«Спокоен, видимо, уверен в себе, а может, пьян!» - Илье захотелось поговорить с этим человеком, который рискует свободой ради несвежей сорочки, англо-русского словаря и нескольких учебников.

Направляясь к такси, Илья потерял вора из виду и больше уже не оглядывался, пока не попал на стоянку. Здесь оказалось немного людей.

- Прямо! - сказал Илья, садясь рядом с водителем.

Едва машина вырвалась на простор Садового кольца, Илья добавил:

- А теперь снова на стоянку.

«Оперативник», - сообразил таксист.

Назад Илья продвигался осторожно, чтобы раньше времени не напороться на незнакомца. Поднявшись на антресоли, он остановился у медкомнаты. Илья знал вокзал хорошо, теперь вор не мог ускользнуть незамеченным.

Ждать пришлось недолго. Новый владелец его портфеля появился на эскалаторе, быстро огляделся по сторонам. Прячась за пассажирами, Илья поспешил следом. Оба снова вышли к стоянке такси. Ближайший водитель показал незнакомцу место рядом с собой.

- Держитесь вон за той машиной! - скомандовал Илья, вскочив в свободное такси. - Не потеряйте из виду!

- Ну и денек у вас сегодня! - Рядом оказался тот же шофер, который делал с ним круг по площади.

- Случается.

«Белобрысый» - так Илья окрестил незнакомца - привез его на Астраханский вокзал. Здесь Белобрысый оставил такси и некоторое время прятался позади павильона передвижной камеры хранения.

Когда в одной из электричек раздался звонок к отправлению, Белобрысый оглянулся и рысцой побежал на посадку. Илья оказался на высоте - он ждал нечто подобное: прежде чем тот вбежал в крайний тамбур и оглянулся, Илья обогнал его и вскочил в вагон в другую дверь. Электропоезд тут же отправился.

Ехать пришлось недолго. Выйдя вслед за Белобрысым в Коломенском, Илья спрыгнул с высокой платформы и перебежал через пути. Вор не пренебрег обязанностями пешехода и воспользовался для той же цели переходным мостом. Убедившись, что опасность больше не угрожает, он зашагал спокойнее - обошел постового у табачного киоска, срезал угол маленького скверика и вошел в подъезд серого невыразительного дома. Илья ускорил шаг, а как только Белобрысый скрылся в подъезде, побежал бегом. На площадке четвертого этажа Илья догнал незнакомца, уже открывавшего квартиру, и, не дав опомниться, шагнул вместе с ним в неосвещенную прихожую. Автоматический замок щелкнул за спиной.

Не обращая внимания на хозяина, Илья заглянул в кухню. Там никого не было. В мойке лежала груда немытой посуды. Сбоку, на холодильнике, - форменная морская фуражка.

Вор оказался человеком опытным и ничего не сказал, ожидая, пока прояснится ситуация. Краденый портфель он держал в руке.

- Там тоже никого? - Илья заглянул в комнату.

Она выглядела темноватой, сплошь заставленной мебелью. На дверях, спинках стульев, ручках встроенных шкафов висели кофты, куртки, все поношенные и нечистые. По углам валялись стоптанные туфли. Такой же развал царил по всей квартире, словно многочисленные шкафы, шкафчики, ящики, серванты и подсерванты выдвигались лишь в одном направлении - наружу, а не внутрь.

- Так вы живете? - спросил Илья.

Хозяин квартиры будто ждал этих слов. Он сразу успокоился, поставил портфель на стол, неожиданно угодливо, по-кошачьи выгнул спину.

- Здесь моя сестра живет. Сейчас она в больнице. - На щеках его появилось некоторое подобие ямочек. - Хотите выпить?

- Не пью, спасибо.

- Совсем не пьете? - Он явно лебезил перед Ильей.

- Можно сказать, почти совсем не пью.

- Тогда я сам, извините. Я ведь подумал, что вы из милиции.

- Не служу. Дружинником, впрочем, был.

- Уважаю дружину, - вставил Белобрысый.

- Здесь можно снять пальто?

- Позвольте, я повешу. Такой беспорядок. У сестры все руки не доходили... Должен сказать, вы меня здорово выследили. Гениально. - Он несколько раз подходил к серванту, «прикладывался» по этому случаю. - Талантливо... Садитесь на диван, там чисто. А все барахло сбросьте на пол.

Илья присел на диван, потянулся в карман за сигаретами.

- Пожалуйста. - Белобрысый зажег спичку, поднес Илье. Выпив, он стал более разговорчивым, внимательным - несколько раз Илья ловил на себе его изучающий взгляд. - Как вас отец с матерью ругали? Извините, если не так выразился.

- Ильей, по деду.

- А полностью?

- Ильей Александровичем.

- А я - Капитан. - Белобрысый улыбнулся. - В детстве, говорят, матроску носил. Ну и пошло с тех пор. На всю жизнь. Одесса, море.

- Плавали?

- Не хочу врать. Всякое бывало, Илья Александрович, - Капитан нашел в углу, за сервантом, непочатую бутылку «Старки», ловко раскупорил ее зубами и налил себе больше половины стакана, - теперь вот на мели. То, что вы сегодня увидели, так, случайность. На рюмку водки, пачку сигарет.

- А если поймают? Потерпевшие, например?

- Извинюсь! Принимаю, товарищи, ваше негодование как заслуженное, возмущаюсь вместе с вами. Но поймите и вы меня: родных никого не имею, Кроме сестры-шизофренички. Сейчас она лежит в Кащенко. Всю жизнь скитаюсь под влиянием многих обстоятельств, пенсию не заработал, - Капитан не спускал с Ильи внимательных глаз, - а заработал одни пороки. Веду, товарищи, краховый образ жизни, хотя в свое время, говорят, подавал надежды. - Он снова приложился к бутылке. - Самостоятельно теперь уже ни на что не способен. Даже на воровство. Даже щелчкам этим научился у людей: примитивно, но довольно тонко.

- Тонко? - Илья засмеялся. - Это тонко?!

- Я вас не понимаю.

- Потому что мало пользовались автокамерами! А если вас научить отгадывать шифр, не подслушивая и не подсматривая?

- Разве можно?

- Определенный шифр.

Капитан растерянно развел руками.

Илья встал, прошелся по комнате, заглянул в окно. В чахлом сквере, у магазина, о чем-то спорили пенсионеры, ниже, на путях, вытянулись в нитку белоснежные вагоны-рефрижераторы. В доме было тихо, выше этажом кто-то с завидным упорством разучивал на рояле гаммы.

Странно, что никогда до этого дня он не думал о нем - единственном оказавшемся в его распоряжении шансе. Шанс этот предоставлял возможность отыграть у жизни все - большой собственный дом, комфорт, машину, даже диплом. Все, что обещал тестю, когда уговаривал его не мешать счастью дочери, чем бредил сам и смог увлечь жену. Если он сейчас не воспользуется им - впереди у него грустный приезд в Юрюзань, многозначительные умалчивания коллег-учителей, упреки жены. Больше ничего... «Играя честно, выиграть бесчестно?» На это мало надежды.

- И вы научите меня этому способу, Илья Александрович?

«Перед этим субъектом можно не играть, - подумал Илья, - подонок не осудит, потому что он подонок. С ним проще. А потом никогда с ним больше не встречаться. Вернуться к тому, что было, стать снова честным...»

Он еще колебался. Капитан держал в одной руке бутылку «Старки», в другой - чистый стакан.

- Какая минута! - Капитан неожиданно прослезился, выбежал на кухню, вымыл Илье стакан. - Мне самому не нравится моя жизнь! В голове другое: «Есть у моря свои законы, есть у моря свои повадки...» Читали? Прекрасные стихи поэта Григория Поженяна. «...Море может быть то зеленым, с белым гребнем на резкой складке. То без гребня...» Это трудно - то, о чем вы сейчас сказали?

- Просто. Просто, как все гениальное.

- Пейте! За это вы обязаны выпить. Вас любит фортуна, Илья Александрович. С вами я бы мог накопить денег и уехать в Одессу!

- Только не копить! - Илья залпом выпил и отстранил руку Капитана, подававшего ему огурец. - На это у меня просто нет времени.

- «Волгу», дорогой Илья Александрович, в ячейку никто не поставит. То есть, я имею в виду, в первую попавшуюся ячейку...

- Тогда надо поискать во второй, в третьей!

- Преклоняюсь перед масштабами - это совершенно искренне! Как только вы еще вошли сюда... - Илья почувствовал: перед ним подонок порочнее, чем показался с первого взгляда, предприимчивый, наглый - такой, какой неожиданно, вдруг, теперь потребовался. - Вы видели море в Одессе, Илья Александрович? «То без гребня, свинцово-сизым, с мелкой рябью волны гусиной...» Никогда не пожалею о сегодняшнем дне!

- Только я, наверное, зря с вами разговариваю: вы же дуете водку стаканами!

- Все! Эта стопка последняя. Вы у нас капитан.

- У вас есть знакомства на вокзалах? В автоматических камерах хранения?

- Вообще-то масса полезных знакомств. Особенно на площади трех вокзалов. Барыги, девочки... Так я пью последнюю... За вас!

- Девочки не понадобятся. Барыги? - Илья вдруг понял, что надо многое обдумать, прежде чем действовать. - Переночевать, наверное, мне предложат здесь?

- Вы меня обижаете... «Море может быть в час заката то лиловым, то красноватым...» Вы действительно не знаете эти стихи? «...Чуть колышемым легким бризом...»

Напиваясь, Капитан становился сердечнее, болтливее, жаловался на соседей, читал стихи, его тянуло ко сну, но он крепился. Илья хорошо рассмотрел его хрящеватый нос, порозовевшие щеки, короткие, довольно красивые темные брови, белобрысую челку. У Ильи было такое чувство, будто он близко к глазам поднес стрекозу или кузнечика и неожиданно обнаружил перед собою сложное живое существо.

- Вы не представляете, Илья Александрович, каким одиноким провел я свою жизнь...

Он положил голову на край стола, заставленного немытой посудой, вздохнул и перед тем, как заснуть, вдруг посмотрел на Илью так отчетливо-трезво, что Илья даже усомнился: не разыгрывают ли его. Но в следующую минуту Капитан уже спал, жуя и причмокивая во сне.

«И такой человек решается плыть против течения, устанавливает для себя законы существования. А я не решался! Грош была мне цена!»

Из кухонного окна открывался вид на старый кирпичный заводик. Он был пуст, но в разбросанных по двору помещениях что-то парило. Белые дымы рассеивались по крышам. На высокой насыпи беззвучно - из-за плотно законопаченных рам - работал экскаватор. Комки глины скатывались с насыпи к скучному, растянувшемуся на целый квартал забору, окруженному липовыми саженцами. Бродячий пес обнюхивал чахлые деревца.

«Деньги, какие у меня остались, надо отослать домой. Написать, что заработал на переводах и аннотациях. Себе оставить в обрез, только на дорогу, сжечь мосты, чтобы некуда было отступать. И еще: начать, пожалуй, лучше в другом городе - в Баку, в Киеве. Потом вернуться в Москву и здесь закончить».

Начальникам отделов милиции

Московского железнодорожного узла.

1 января сего года между 10.30 и 12.15 часами на Астраханском вокзале совершена кража вещей из автоматической камеры хранения у сестер Малаховых, приезжавших в Москву из Тульской области. После совершения кражи чемодан, принадлежащий Малаховым, был перенесен в ячейку в семи метрах от места кражи. Похищены деньги в сумме 800 рублей, два обручальных кольца, отрез кримплена фиолетового цвета. В краже подозревается неизвестный мужчина, пользовавшийся соседней ячейкой, - на вид 35-40 лет, среднего роста, нормального телосложения, одет в полупальто синего цвета, черную меховую кепку, черные полуботинки. Обращаю ваше внимание, что все кражи совершаются из ячеек, в которых в качестве шифра потерпевшими используется год рождения. Примите предупредительные меры...

Телетайп застучал, как всегда, внезапно, словно разбуженный среди ночи. Ориентировка о краже у невесты, переданная с Астраханского вокзала дежурному по управлению, рикошетом возвращалась назад. Штаб управления ее переработал, внес дополнения, и теперь передача шла одновременно на весь железнодорожный узел.

Вскоре последовал приказ: перейти на усиленный вариант несения службы, всему инспекторскому составу занять посты согласно разработанной штабом схеме.

Такие же меры были приняты и на других вокзалах. В поединок, начавшийся в стальном отсеке Астраханского в новогоднюю ночь, постепенно втягивались все большие силы транспортной милиции.

- Аврал! - объяснил всем предпенсионного вида старшина, дежуривший у входа в отдел. - Получить инструкции у дежурного! Приказ - всем в залы!

Илья прошел мимо витрин гастрономического отдела. В них аппетитно располагались колбасы. Толстые стекла прилавка и термометр изнутри наводили на мысль о барокамере. Покупателей в магазине почти не было.

- А на третье я подала Коленьке мусс, - услышал Илья, проходя мимо кассы. Седая старушка доверительно разговаривала с кассиром. - Мусс он любит.

«Кто считает, что в Москве все бегут, не замечая друг друга, сильно ошибается, - думал Илья, косясь в окно. - Здесь больше улочек тихих, с маленькими сквериками, с посыпанными песком тротуарами. В магазинах, как этот, постоянная клиентура, ровные отношения».

Илья снова обогнул беседовавшую с кассиром старушку и пошел к выходу: находиться в пустом магазине и наблюдать за переулком было решительно невозможно. Илья приехал на место встречи намного раньше обусловленного срока.

Когда Капитан уезжал продавать вещи, Илья нервничал, не находил себе места. Он и сам заметил, как быстро у него стало меняться настроение, достаточно было малейшего намека на опасность, дурной приметы. Он часто смотрел на часы, словно подгоняя время, и сутки для него стали емкими, как никогда раньше.

Больше всего Илья боялся, что Капитана задержат при продаже вещей и он расколется. Поскольку адреса Ильи Капитан не знал, Капитан мог привести милицию только на место встречи. Поэтому Илья приезжал за полтора-два часа до срока, внимательно все осматривал. Так было в Баку и в Киеве, теперь здесь, в Москве.

Выйдя из магазина, Илья перешел дорогу, юркнул в подъезд. Сверкающий отполированными ручками лифт с широким зеркалом посредине поднял его на пятый этаж. Здесь Илья вышел из лифта, подошел к окну и стал снова осматривать улицу.

«Милиция вряд ли привезла бы Капитана на задержание, от него потребовали бы только место, остальное - дело милиции». - «А нельзя сделать так, чтобы Илья ничего не знал, - попросит Капитан. - ну вроде все получилось случайно?» Вверху хлопнула дверь.

«...Вдруг они пришли еще раньше? И уже здесь?! - Мысли, мысли, мысли, тревожное ожидание, страх - все мгновенно перемешалось. - Как они будут меня брать? Скорее всего поручат двоим-троим в штатском. Один притворится пьяным, попросит у меня закурить, сразу же выбежит второй. Завяжут между собой ссору, перекроют лестницу, чтобы я не мог уйти... Где я читал об этом? Откуда-то, как из-под земли, „случайно“ появится участковый: „Разберемся! А вас, товарищ, попрошу быть свидетелем, разрешите паспорт...“, „О! Вы не москвич? Где временно остановились? Мы вынуждены проехать к вам домой - удостовериться... Это займет несколько минут, тысяча извинений...“, „Вы фотографируете? Кинокамера тоже ваша? Позвольте, эти вещи значатся в розыске...“ И все завертится. И никакого намека на Капитана».

Шаги приближались. Странный бородатый старик с палкой и ученическим портфелем спускался с лестницы.

- Молодой человек! Позвольте прикурить?

Илья с трудом вытащил зажигалку - ему легче было б пронести наверх по лестнице чемодан, наполненный кирпичами.

- Спасибо. Красивая вещица. - Старику не хотелось уходить. - Вам неведомо, как назывался раньше этот переулок?.. Жаль. В ваши годы я прекрасно знал и Москву, и Питер. Прекрасно помню, как в двадцать девятом году шел с читательской конференции из Дома печати - бывший дворец княгини Елены Павловны. Выступавших помню... А вот где живет мой редактор, не помню, хотя у него вчера был, и забыл, как теперь называется переулок. Только этаж запомнил. Простите, у вас какая-то неприятность? Почему так дрожат руки?

Илья наконец понял, что этого чудака бояться не следует: он никак не мог участвовать в спектакле, сценарий которого родился у Ильи в голове минуту назад. Нервы, сжатые в комок, как-то сами разжались. Вместе со стариком он спустился вниз. Илья не мог больше думать о Капитане, в который раз мысленно переживать свой арест.

Впереди, на повороте улицы, мелькнула надпись «Вина - воды».

- Давайте зайдем, - неожиданно предложил он.

Старик вынул из бокового кармана круглые часы на ремешке.

- Пожалуй, только совсем ненадолго. Мой редактор - человек пунктуальный, к тому же нездоров. Я отвечаю перед лечащим врачом...

- Вот говорят: «Все мы отвечаем друг за друга», - неожиданно вдруг заговорил Илья. - Но ведь за меня вы отвечать не собираетесь. Это только слова! Кто я вам? Да и перед кем отвечать?

- Так-то так...

- Я часто думаю об этом последние дни. Или еще вот: пока человек один, нельзя ничего сказать о том, есть у него совесть или ее нет. Ведь сам-то человек ни хороший и ни плохой. Только по отношению к другим людям он бывает положительным либо отрицательным...

С потолка магазина свешивались нити с продетыми на них бамбуковыми стаканчиками. Ударяясь друг о друга, стаканчики издавали приятное звучание. Сквозь завесу бамбука по двое, по трое в магазин входили мужчины, чтобы через несколько минут вот так же жарко говорить о чем-то, что раньше не принимали близко к сердцу, а сейчас, после стакана вина, вдруг стало дорогим, хоть плачь, и непонятно, как ты жил без всего этого.

- Так, так, - соглашался старик.

- Я ни за кого не отвечаю. Разве только за жену и сына. И других прошу не отвечать за меня. Сам разберусь. - Илья только пригубил стакан и поставил на стойку.

- Молодой человек, - спросил старик, - вы что-нибудь слышали о битве при Каннах?

- Канны? Когда учил историю на первом курсе.

Ксилофоном звучали бамбуковые стаканчики, слышалась неясная речь.

- ...Пятьдесят тысяч римлян погибло, пять тысяч попало в плен. Тогда Ганнибал сказал пленным, чтобы они выбрали десять человек, которые вернутся в Рим и убедят соотечественников выкупить всех римлян из рабства. Но дело не в этом. Уходя, посланцы поклялись Ганнибалу, что обязательно возвратятся, - вот к чему я веду речь. Когда посланцы покинули лагерь, один из десяти с дороги вернулся: притворился, что забыл какую-то вещь. А потом снова догнал товарищей. Так он освободил себя от клятвы, данной Ганнибалу...

Незнакомые мужчины притихли, слушая старика.

- ...Что говорить? Мнения в римском сенате разделились. И тогда сказал Тит Манлий Торкват, человек честный, воспитанный в строгих правилах: «Сдавшихся без боя на милость победителей спасать нелепо...» Я обращаю внимание на другое. Когда сенат отказал посланцам в выкупе, девять из десяти пошли назад, к Ганнибалу, рыдая и обливаясь слезами. А десятый, у которого не было совести, выражаясь вашими словами, как ни в чем не бывало остался дома... Так вот. Сенат так не оставил дело: хитреца взяли под стражу и под конвоем отправили к Ганнибалу. - Странный старик улыбнулся, отпил из стакана. - К чему, спросите вы, такая щепетильность? Да еще в отношении противника?! Не проще ли объявить поступок лжеца военной хитростью, а его девятерых товарищей представить простаками? Совесть представляется вам чем-то абстрактным. На самом же деле она реальна, как наши руки, цвет глаз. Древние это понимали. Совесть не может исчезнуть на время и появиться снова.

- Совесть, по-моему, дело личное.

- Уверен в обратном. Вы задумывались, почему человечество так болезненно-упорно призывает к совести? Что заставляет нас веками твердить - «бедный, но честный», «честь смолоду», «угрызения совести», в то время когда вокруг всегда предостаточно других примеров? Попробуйте противопоставить что-нибудь этому. Не найдете. Я искал. Ни на родной мудрости, ни даже более-менее авторитетного высказывания. Нет их! И быть не может. Почему? Подумайте.

- Вы латинист? - Илья пожалел, что затронул больной для себя вопрос.

- Преподавал когда-то. Теперь я графоман. - Он кивнул на потрепанный ученический портфель, прислоненный к столику. - Не знаете, что это такое? Не дай Бог узнать. То же, что и писатель. Те же муки творчества и радости, может, их лаже больше, чем у настоящего писателя, потому что вся жизнь в этом... Только, кроме редакторов, вас никто не читает. Вы извините. Я, кажется, погорячился - вино. Вино и годы! - И уже совсем спокойно, даже скучно, добавил: - Из лжи ничего, кроме лжи, не получается. В жизни только правда и ложь - терциум нон датум. Третьего не дано.

Капитан появился со стороны трамвайной остановки, откуда его ждал Илья. Он приближался быстрыми аккуратными шажками и выглядел как человек, проживший на этой улице всю жизнь. Илью всегда поражало это умение Капитана применяться к окружающему. Каждый день он выглядел иначе. Сейчас на Капитане было скромное пальто-деми, ондатровая шапка. Не доходя до Ильи и не видя его, он тоже заскочил было в продовольственный магазин, но не выдержал его тишины и безлюдья, купил баночку гусиного паштета и выбрался на улицу.

- Как дела? - спросил Илья, внезапно появляясь из подъезда.

- В лучшем виде. - Капитан достал бумажник, доля Ильи лежала отдельно - зеленоватые хрустящие купюры. - Только экспонометр я выбросил - не работает, заодно духи - народ за версту принюхивается.

- Барыга надежный?

- Барыга бы столько не заплатил - гости столицы! Сейчас, должно быть, уже у себя дома на курорте... Между прочим, я слышал сегодня, как милиция про нас говорила...

Илья нахмурился.

- ...На Казанском вокзале, в автокамере, Илья Александрович, - человек не первой молодости, Капитан словно играл роль недалекого школяра, грубо добивающегося похвалы учителя, - один в гражданском подходит к другому и спрашивает: «Ты до двадцати трех, Дощечкин?» Тот отвечает: «Да». - «Смотри, - говорит, - Дощечкин, в оба, не упусти преступника...» Потом о чем-то еще поговорили, я не расслышал.

- Мало ли о ком шла речь! Он же сказал - преступника...

- Дай Бог бы не про нас. - Он снова пошарил по карманам, достал баночку с паштетом. - Гусиный! Вы как-то сказали, что любите. Пожалуйста.

Пользуясь своим правом «блуждающего форварда», Денисов перешел в центральный зал, где у него было заветное место - у телеграфа. Отсюда был хорошо виден эскалатор, соединявший зал с автоматической камерой хранения, и здесь Денисову никто не мешал. Стеклянные стены окружали телеграф с обеих сторон, а впереди высилась стена с антресолями, словно борт огромного, многопалубного судна, пришвартовавшегося к дебаркадеру. Люди, бродившие по залу, могли легко сойти за пассажиров с корабля, мраморные плиты под ногами напоминали пирс.

Денисов внимательно смотрел вокруг, пока не почувствовал, что сам неожиданно стал объектом чьего-то пристального внимания. Вначале ему показалось, что он ошибается. Но нет, за ним определенно наблюдали. Денисов даже мог примерно указать откуда - со скамей, стоявших метрах в пятнадцати справа.

Сделав это открытие, Денисов чуть переместился в сторону, чтобы скамьи оказались перед ним. Теперь он мог незаметно оглядеть каждого, чтобы разобраться, кто за ним следит и с какой целью: скучающий пассажир, которому просто нечего делать, или лицо заинтересованное.

Под потолком плавали разноцветные шары. Их ловили с помощью других шаров - на длинных нитках, вымазанных почтовым клеем. Забава эта повторялась каждый день...

Денисов поднял голову к потолку и сразу быстро провел взглядом по скамьям. Никто не встретился с ним глазами. Это насторожило: наблюдавший принял меры предосторожности - выбрал второй объект и перевел взгляд, когда инспектор посмотрел в его сторону.

Денисов снова огляделся. Вторым объектом могли быть и шары, и электрическое табло, и голуби, перелетавшие с карниза на карниз, и другие пассажиры... Подозрение вызвал человек, рассматривавший светильник над входом в ресторан, - два точно таких же висели ближе и удобнее для обзора.

Денисов подождал. Когда неизвестный с тем же вниманием стал изучать геральдического петушка, ничем не отличавшегося от своих собратьев на другой стене, он уже точно знал: им интересуется этот не примечательный ничем человек, сидящий в первом ряду с краю.

«Сейчас проверим...» - Денисов поправил куртку и, словно кого-то увидев, резко повернул за угол телеграфа.

Они встретились нос к носу. Незнакомец оказался строен, на вид лет двадцати семи - двадцати девяти, с аккуратно подстриженными висками. Он носил форменное серое кашне и туфли знакомого покроя.

- Московская транспортная милиция! - Денисов дотронулся до верхнего кармана, где лежало удостоверение. - Денисов, инспектор розыска.

Незнакомец вздрогнул от неожиданности.

- К вам в помощь, - Денисов увидел у него в руках размноженную на ротаторе ориентировку о кражах. Сверху было размашисто написано: «РУО» - регистрационно-учетное отделение - «ст. лейтенанту», фамилия выведена неразборчиво.

- Я ведь не в полупальто, товарищ старший лейтенант, и меховой кепки на мне тоже нет!

- Вы стояли в таком месте... - Ему нельзя было отказать в наблюдательности. - Пока все тихо. Не перед бурей ли затишье?

- Кто знает?!

- Почерк, я слышал, по всем кражам один и тот же.

Денисов поморщился: «затишье перед бурей» и «почерк преступника» - люди, раскрывавшие преступления, не разговаривали таким языком. Он еще немного подождал, но старший лейтенант, видимо, исчерпал запас профессионализмов.

- Давайте не наступать друг другу на пятки, - предложил он перед тем, как разойтись.

Денисов не возражал:

- Собственно, в зале я случайно.

Спор получил неожиданное разрешение сверху.

- Товарищ Денисов, - объявило радио, - срочно зайдите к дежурному по милиции. Повторяю...

В отделе милиции Денисова ждал Сабодаш. Антон протянул для пожатия обе руки, как на ринге.

- Зачем вызвал? - После такого рукопожатия хотелось прикрыть нижнюю челюсть.

- Ячейка литовцев была пуста уже в начале десятого вечера. Я разговаривал с пассажиром, который ее потом занял.

Значит, одновременно с кражей баккара, подумал Денисов, преступник очистил еще две ячейки.

Антон помолчал, потом добавил без всякого перехода:

- Блохин допрашивает Орлова, грузчик берет все на себя...

Крохотный замочек долго не хотел открываться - Илья с трудом подыскал ключ. На дне чемодана оказались паспорт и несколько аккредитивов. Пока он возился с вещами, подошел Капитан. Обычно он только наблюдал со стороны - принимал меры на случай опасности.

- На предъявителя. - Илья сунул ему в руки бумаги.

Ничего другого брать не имело смысла.

- Сегодня много милиции в штатском, - сказал Капитан, пряча аккредитивы, - утверждать не могу, но чувствую спиной. Лучше уйти.

Спина опытного жулика словно аккумулировала тревожные сигналы.

Илья не спешил закрывать ячейку.

- Не надо паниковать. Владелец аккредитивов сначала подойдет к своей ячейке, попытается открыть, потом позовет дежурного. Мы десять раз успеем уйти...

- Ваше слово для меня закон, но все же...

- Секция, у которой мы стоим, навела меня когда-то на способ угадывания шифров. Какое совпадение! Я учился тогда на первом курсе, ночевал в общежитии, вещи держал на вокзале. Удобно: общежитие далеко, вокзал - в центре. В день, бывало, по нескольку раз приедешь - то учебник взять, то деньги, то рубашку сменить. Вот и ломаешь голову, как этот ящик перехитрить, чтобы без монет закрылся! - Илья похлопал ладонью по дверце. - Надо бы отметить ее серебряной табличкой. Как думаешь, разрешат?

- Безусловно. А теперь пора: надо быстрее получить по аккредитивам.

- Ерунда! Потерпевший может появиться через неделю, когда нас не будет в Москве!

- Решим этот вопрос в другом месте. - Капитан не мог скрыть беспокойства. - Закрывайте лавочку! Вон их сколько кругом!

- Мы стоим у своей ячейки! Что нам бояться?

- Механик идет.

- Знаете, мне вдруг захотелось апельсинов. Они лежат где-то поблизости. Не желаете?

- Что с вами?

- Сейчас почти в каждой ячейке апельсины. Видели ларьки у вокзала? С самого утра торгуют.

- Ставлю ящик апельсинов, если вы закроете сейчас ячейку.

На Илью, обычно осторожного, словно что-то нашло.

- Я открою всего две ячейки - вот эту и ту. Если в них нет, мы сейчас же уходим.

- Черт! - Отступать было поздно.

- Товарищи, - подходя, строго сказал Горелов, - положили вещи - идите! Не создавайте тесноты для других пассажиров.

- Не все еще взяли, отец. - Илья бесстрашно сделал несколько шагов вдоль секции. - Где у нас апельсины? Дайте вспомнить! Кажется, здесь...

- Номер надо записывать! - заворчал механик. - Едут, едут, а набрать шифр ни один правильно не умеет!

- Шифр я помню: тысяча... Сказать?

- Мне ваш шифр неинтересен! При себе держите, - разговаривая с пассажирами побойчее, вроде Ильи, Горелов сдерживался. - Берите апельсины и идите... - Он не хотел уходить посрамленным, а мало-мальски достойный предлог для отступления не находился.

Илье пришлось подбирать шифр в его присутствии. Капитана подмывало бросить все и пойти к выходу.

Он успел бы проскочить к эскалатору раньше, чем механик поднял крик. Илья держался, как хитрый мышонок, который задумал поиграть с грозной, но весьма недалекой кошкой. С секунды на секунду Капитан ждал, что кошка вот-вот бросится на мышонка и сцапает его. А заодно и самого Капитана.

Щелк! щелк! - стучал шифратор.

У Ильи выступил на лбу пот. Капитан отвернулся. Теперь он уже не успел бы к эскалатору, даже если бы и поспешил. В конце отсека показался милиционер, он не спеша приближался, на ходу перебрасываясь словами с дежурным. Милиционер был похож на того, что в последний раз арестовывал Капитана в Омске, только погоны у этого были прикреплены не к синей шинели, а к серому, весьма современного покроя пальто.

Ячейка открылась. Кроме чемодана, в ней лежала большая хозяйственная сумка с апельсинами.

- Ну вот, - Илья достал платок, вытер лоб, - все на месте, а мы беспокоимся. - Он выбрал тройку апельсинов покрупнее, один протянул механику: - Угощайся, отец! Остальные пусть пока полежат.

- Спасибо, - буркнул «отец», принимая угощение, - народ разный идет - понимать надо! Есть и такие: едут, едут, а сами и шифры не могут набрать как следует. За такими только глаз да глаз!

Весь этот месяц пассажиры щедро угощали механика апельсинами.

Денисов был в кабинете, когда в коридоре раздались шаги и голоса:

- Кончай ночевать, Денис! - Сабодаш вошел в кабинет, потирая руки. - Задержали твоего... Уот! Инспектор задержал, из регистрационно-учетного... - В дверях, позади дежурного, появилась давешняя фигура в пальто с форменным серым шарфом.

- Не может быть! - Денисов вскочил.

- Холодилин приехал, сейчас с ним беседует... Прямо у ячейки взял!

Антон прикурил папиросу, которая тут же погасла, выбросил, достал новую.

Денисов еще не верил: Сабодаш мог и разыграть. Но почему здесь старший лейтенант? Отбой тревоги?!

- ...Ну и кабинетик! - Старший лейтенант осмотрелся. - Часовня здесь была, что ли? - Потом продолжил прерванный разговор с дежурным. - Как будто и оборвалось все во мне! Сначала вижу кепку, на пальто не смотрю... Меховая, черная - есть! Смотрю ниже - синее! Пальто или полупальто? Полупальто! Не вижу ботинок. Иду как привязанный, будто, кроме нас, никого на вокзале. Черные полуботинки. Все сходится, надо брать! Он к ячейкам... Все это считанные секунды, а казалось, час ходил за ним и все на меня смотрели!

- Бывает, - кивал Сабодаш.

В коридоре было шумно. Заступающая смена постовых получала оружие и радиостанции, перекидывалась шуточками.

- Завтра за грибами поспеем - к ночи обещали тридцать градусов ниже нуля.

- За волнушками?

- Нынче белых урожай!

На разводе им продиктовали приметы подозреваемого, который мог видеть шифр сестер Малаховых, попросили повторить, запомнить, потом дежурный поговорил с кем-то по телефону:

- Внимание, наряд! Ввиду задержания подозреваемого последняя ориентировка отменяется.

Из залов подтягивались в отдел сотрудники. Звонили с других вокзалов, просили старшего лейтенанта к телефону. Безалаберное настроение не покидало всех до той минуты, пока из кабинета начальника отдела не появился Холодилин вместе с незнакомым человеком, одетым в синее полупальто и черные полуботинки. Меховую кепку подозреваемый держал в руке. Холодилин проводил его до дверей.

- Еще раз прошу извинить, - почему-то строго сказал Холодилин, прощаясь, - от себя и от имени сотрудников.

- Понимаю. - Мужчина подал руку Холодилину. - Кроме меня и этих женщин, у ячейки действительно никого не было.

Когда он пошел к выходу, старослужащий у дверей взял под козырек. Следом, немного поотстав, не прощаясь, ушел старший лейтенант.

- Грузчика Орлова ко мне, - приказал Холодилин, входя в дежурку, на ходу он просматривал заявление задержанного.

«...нисколько не заблуждаюсь в отношении Вашей занятости, не строю никаких иллюзий по поводу моего положения и даже не предлагаю создавшуюся ситуацию в качестве основы для литературного сценария, поэтому не обижусь в случае отказа... Но вдруг! Вдруг вы заинтересуетесь моим делом...»

Орлов признавался в совершении инкриминируемого ему деяния: рано утром, еще пьяный, возвращаясь с Москвы-Третьей, где морально неустойчивые люди из числа проводников вагонов с вином предлагают другим морально неустойчивым лицам свою продукцию, он случайно оказался в зале, увидел запечатлевшийся мгновенно в воспаленном мозгу шифр автоматической камеры хранения...

Задержанный ставил вопрос об освобождении от наказания:

«Для борьбы с такими, как я, случайно оступившимися, надо искать новые гуманные решения...»

Однако не закрывал путь для переквалификации действий по другим статьям Уголовного кодекса Федерации, предусматривающим меньший срок наказания:

«Я не собираюсь на этих страницах приводить оправдания в доказательство своей невиновности. Мне просто хочется здесь с беспристрастностью и скрупулезностью хорошего адвоката еще раз, но уже чисто умозрительно пройтись по всей своей короткой жизни с целью анализа всех причин и факторов, приведших меня к совершению преступления, к моему моральному падению.

Прошу простить мне несколько необычную форму и тон описания, но заранее искренне заявляю, что за необычным оформлением скрывается правда и только правда...»

Заканчивал он так:

«Прошу также извинить мне то, что, не владея в совершенстве юридическим языком, я воспользовался любезной помощью своего друга, который, надеюсь, справился с этим несравненно лучше, чем я».

- Орлова! - уточнил Холодилин, дочитав заявление. - И через пятнадцать минут из той же камеры Савватьева!

Между центральным залом и входом в метро Денисов увидел женщину в искусственной дубленке. Лицо ее показалось ему знакомым. Женщина вела мужчину в куртке и сапогах. Спутник спотыкался, хотя пьяным не был. Прохожие оглядывались вслед.

«Орловы! - вспомнил Денисов. - Значит, грузчик невиновен?!»

После всех перипетий этих суток, смены надежд и разочарований Денисов впервые по-настоящему почувствовал усталость.

«Съездить домой?» - Он колебался.

Подумав, Денисов вернулся в камеру хранения. Здесь снова был полный штиль. Примерно третья часть ячеек пустовала.

Одинокая пассажирка - дама в шубе и меховой шапке, похожей на тиару, - закрывала ячейку у входа. Денисов с секунду наблюдал за ее нехитрыми манипуляциями: быстро повернув каждую из рукояток, дама захлопнула ячейку, не записав шифр.

Денисов подошел ближе.

- Добрый вечер. Правила, между прочим, не рекомендуют набирать вместо шифра год рождения. Рискованно, извините.

- Почему? Разве вы знаете, сколько мне лет? - Дама еще раз дернула за рукоятку и насмешливо улыбнулась.

- Это узнается просто. - Он подошел к ячейке и обеими руками стал быстро перекручивать шифратор.

- Ну, - торопила женщина.

Денисов в последний раз повернул диск. Раздался характерный щелчок - дверца открылась.

- Вы опасный человек: мне, между прочим, еще никто не давал моих лет. - Дама открыла сумочку и быстро подкрасила губы.

Денисов не ответил. Из бокового отсека появился Порываев. Он казался непричастным ко всему, что происходило в автокамерах, - несмотря на символ власти - ключ от ячеек, с которым никогда не расставался.

Денисов знал ребят Подмосковья - валеевских, белостолбовских, с их романтическими прическами и правилами хорошего тона, которые предписывали внешнее спокойствие, даже развязность во всех случаях жизни, особенно во взаимоотношениях с милицией и любимыми девушками.

«Любимая девушка! Вот оно! - подумал Денисов. - Как это мне не приходило в голову?! Эта отрешенность, ночные приезды на вокзал... У него появилась девушка, он думает о ней. Где она живет? Видимо, не в Москве и не в Белых Столбах - тогда бы в два часа ночи он не попал на вокзал... Господи, как просто! Она живет между Москвой и Белыми Столбами, ближе к Москве. Он провожает ее с последней электричкой и успевает только на ту, что идет на отстой в Москву».

Порываев не замечал инспектора. Лишь подойдя ближе, он словно почувствовал что-то, подозрительно посмотрел в его сторону.

- Слыхал, скоро на свадьбу пригласишь, - сказал Денисов, - правда, что ли?

Дежурный не ответил.

- По-моему, я ее знаю. Она на семь одна ездит...

Все они, жившие на линии и приезжавшие на работу в Москву, были «расписаны» по времени отправления утренних и вечерних электропоездов.

Порываев поколебался. Денисов понял: ответ на его вопрос будет дан в наиболее независимой форме.

- На семь одна она сроду не ездила. - Порываев цыкнул зубом. - На семь шестнадцать, а по пятницам и вовсе на семь двадцать девять!

Денисов понял, что не ошибся. Порываев хотел что-то добавить, но его позвали.

Денисов прошел в дальний отсек. Молоденький милиционер без пальто, в форменном мундире, по-домашнему, бродил лабиринтами камеры хранения, следуя какой-то известной ему одному системе - наступая на белые мраморные квадраты и старательно пропуская другие.

В углу стояло несколько деревянных тумбочек-подставок, для пользования ячейками верхнего яруса. Денисов присел на одну из них. Здесь, вблизи стальных сейфов с их ячейками и шифраторами, мыслилось значительно яснее и четче, чем в кабинете.

В том, чтобы открыть ячейку, в которой вместо шифра набран год рождения, ничего трудного нет. Не надо даже примерно знать возраст пассажира: число возможных цифровых перемещений существенно уменьшится. Вместо десяти тысяч, как обычно, останется сорок-пятьдесят. Но как преступник узнает, в каких ячейках набран год рождения и в каких нет? Ведь не крутит же он все шифраторы подряд!

Денисов достал блокнот. Кроме новогодней записи о младшем лейтенанте флота, здесь была еще одна, сделанная наспех, той же ночью. Денисов с трудом ее разобрал.

«Работник автоматической камеры хранения, которого все на вокзале знают, не станет совершать кражи подобным образом, - Денисов записывал слова полностью, не любил и не умел сокращать, за что на юрфаке получил прозвище Медлитель, - перемещая похищенные вещи из одной ячейки в другую, он вдвое увеличивает вероятность быть замеченным дежурным сотрудником милиции либо администрацией».

Денисов еще утром хотел сказать об этом Блохину, но за весь день они так и не увиделись. После допроса Орлова Блохин уехал в Белые Столбы, проверяя показания Порываева.

Теперь Денисов внес в блокнот дополнительные записи:

«Преступник переносит вещи в другую ячейку, чтобы как можно меньше времени находиться у обворованной. Вывод: он не знает в лицо хозяина вещей».

И еще:

«Преступник берет только деньги и ценные вещи. Чтобы украсть из трех ячеек, он, наверное, открыл десять. Отсюда странные и на первый взгляд бессмысленные перемещения чемоданов, о которых говорил механик».

На дверях ближайших столовых висели стандартные объявления «Санитарный день». Денисов сел в троллейбус и стал смотреть в окно, подыскивая, где бы можно было поесть.

В одном переулке он увидел подъезд, к которому небольшими группами шли люди. Подъезд был неярко освещен, но в боковом огне мелькнули витрина буфета и белый халат.

Уже внутри он узнал, что здание арендовано клубом служебного собаководства для ежегодной отчетной конференции. Регистрация делегатов заканчивалась, с началом работы совещания должен был закрыться буфет. Тем не менее Денисов успел плотно подкрепиться стаканом сметаны, холодными сардельками, пирожками с мясом, выпить чаю и бутылку лимонада. У него сразу поднялось настроение.

- По-моему, Мини-Брет немного сыроват, - заметив, что Денисов покончил с едой, доверительно шепнул его визави, мужчина с маленькими чаплинскими усиками.

Денисов неопределенно пожал плечами.

- Сыроват. Кроме того, уши у него определенно легковаты!

Стоявшая в очереди у буфета женщина обернулась:

- Зато у вашего в потомстве исчезают премоляры!

- Клевета!

Уходя, Денисов подошел к боковой кулисе и посмотрел в зал.

Все места были заняты, на сцене стоял стол для президиума. Собрание начиналось. Прямо против двери крайнее место было свободно. Удивительное чувство успокоенности поднялось в Денисове при виде этого единственного незанятого кресла - с подлокотником, уютно задрапированным пальто соседа. Раздевалка внизу не работала.

- Проходите, - шепнули Денисову, - не занято.

Он колебался не более секунды. С трудом протиснув колени между сдвинутых рядов, Денисов буквально упал в кресло. Никакая сила, казалось, уже не могла поднять теперь его с места и послать на вокзал. «Только бы не заснуть», - подумал Денисов и закрыл глаза.

Засыпая, он слышал перебранку по поводу регламента: докладчик просил час, собрание соглашалось на сорок пять минут, зная, что он все равно будет говорить час. После этого докладчик произнес первую фразу:

- В сравнительно сжатые сроки мы изжили серьезные пороки эрдельтерьеров: выпрямленность задних конечностей и растянутость корпуса...

Денисов не знал, сколько он спал. Открыв глаза, он увидел на трибуне седую женщину в жокейской шапочке. Женщина рассказывала о чем-то сугубо личном, видимо, не очень интересном. Многие ее не слушали. Пожилой мужчина в спортивном костюме что-то выкрикнул, приложив руку ко рту. Денисов прислушался.

- ...Это был щенок на редкость общительный и жизнерадостный. Весь дом полюбил его. Однажды, когда нам пришлось подклеить ему пластырем уши, Крош заплакал. Он плакал, товарищи, такими слезами, что их можно было собирать в ладонь. Это надо видеть. И вот вчера нашего щенка украли...

- Ре-гла-мент! - выгибаясь сабельным клинком, снова крикнул мужчина в спортивном костюме.

Женщина в жокейской шапочке обвела глазами зал, словно отыскивая кого-то, кто сопереживал ей сильнее других. Неожиданно таким человеком оказался Денисов. История вызвала у него чисто профессиональный интерес.

- Потом мы узнали, что вор готовился к краже заранее. Мы нашли место недалеко от площадки - вор приготовил его, чтобы спрятать щенка...

- Ко-ро-че!

На обладателя спортивного костюма зашикали, но женщина в шапочке уже спустилась с трибуны.

«На какой шифр была закрыта ячейка, в которой нашлись вещи невесты?» - подумал вдруг Денисов.

Он еще не знал, что произошло, не знал, как применит то, что сейчас пришло ему в голову, но уже вставал со своего уютного места и протискивался в боковой проход.

Капитан изрядно продрог, пока ждал Илью у платформы, за переездом. Одна за другой подходили электрички, пассажиров было мало. И все-таки Капитан едва не упустил Илью, когда тот спрыгнул на насыпь и, по-заячьи заметая следы, ежесекундно перепроверяясь, направился к оврагу.

«Хитер! Тертый, как будто на терке растирали...»

Капитан следил за ним издалека, к ручью не спускался.

Илье вскоре надоело петлять: из оврага он прямиком отправился к домам. Капитан запомнил кирпичный многоэтажный дом, подъезд и даже угловое окно, которое сразу же осветилось после того, как Илья поднялся к себе.

«Теперь мы квиты, - подумал Капитан, - я ведь тоже тогда - с вокзала - не приглашал к себе в гости».

До следующего захода в автокамеру оставалось время. Капитан подошел к пивной палатке на углу. В ней горел свет. Используя новогоднюю конъюнктуру, расторопная продавщица бойко торговала пивом.

«Наверняка разбавленное, - равнодушно подумал Капитан, вставая в очередь, - самый момент - никто не станет проверять».

Узнав адрес Ильи, Капитан сразу успокоился, остальное было тоже привычным, не претерпевавшим почти никаких изменений от случая к случаю. Вещи и деньги Илья увозил с собой на квартиру. Дальнейшую их судьбу определить было нетрудно: деньги учитель прятал, а вещи переправлял в автоматическую камеру хранения на один из тихих московских вокзалов, например на Савеловский. Они там не бывали ни разу.

Записи с номерами ячеек, где хранятся вещи, и шифры должны находиться на квартире - носить их с собою рискованно. Следующий этап - посещение квартиры в отсутствие квартиранта. Это вовсе несложно.

«Надо только не суетиться, - так и этак раскидывал умом Капитан, наблюдая за быстрыми, хорошо отрепетированными приемами продавщицы, разливавшей пиво, - продолжать работать под простака, заглядывать шефу в рот: „Гениально, Илья Александрович!“, „Мне бы это и в голову не пришло, Илья Александрович, а ведь я, слава Богу... профессионал, кормлюсь этим...“»

Мысль обворовать Илью пришла к Капитану сразу, в тот же день, когда они познакомились и решили действовать сообща. Впрочем, «пришла» в данном случае нельзя было сказать, потому что мысль о краже никогда и никуда не уходила. Просто стало ясным, кто станет следующей жертвой. Илья! Иначе не могло быть, поскольку только через кражу Капитан и мог реализовать свое глубоко скрытое от окружающих «я». Кражу эту Капитан готовил со всей изобретательностью рецидивиста, даже не столько из материальной корысти, сколько ради самого преступления, в состоянии полного эмоционального безразличия.

Лишь иногда, в особо удачные минуты, в Капитане вспыхивало подобие чисто профессионального удовлетворения - на квартире, когда Илья согласился «работать совместно», на следующий день, когда Илья поверил, что перед ним действительно спившийся интеллигент...

Капитан не выдержал, фыркнул - стоявший перед ним в очереди мужчина, по виду шофер, обернулся.

«...Какая, к черту, Одесса и кто, собственно, спившийся интеллигент?! Он, что ли, Костька Филин - Камбала?! Справка за восемь классов да девять судимостей!»

Кража у Ильи казалась заманчивее оттого, что воровать у вора всегда безопаснее. Вор - существо запятнанное. Не побежит же он в милицию заявлять, что подло обманут своим сообщником.

«...Впрочем, какой же он, Илья, вор? Фрайер чистой воды. Случайно наткнулся на золотую жилу и теперь гребет лопатой. К тому же жаден, скуп. Тут всю жизнь воруешь, и никогда денег нет, ни дома, ни шубы. Встретился бы этот Илья на Колыме лет пятнадцать - двадцать назад!»

Неопределенного вида цыганки кого-то ожидали сбоку от ларька. На Капитана они не обратили никакого внимания.

«Чем и хороша форма! К лицу не присматриваются - к фуражке только да к погонам! Моряк - вот и вся примета, все как на одно лицо!»

От нечего делать он пристал к цыганкам:

- Зумавэсса! Гадаешь?

Та, что стояла ближе, лениво посмотрела в его сторону.

- Шутишь, дядя?

Капитан нашел в кармане металлический рубль.

Цыганка поймала рубль на лету.

- Как тебе гадать, дорогой? На судьбу или на даму?

- Давай на судьбу!

- Загни один палец. Если на даму - два... Вижу: не про хлеб-соль думаешь, про судьбу свою. - Она заговорила скороговоркой: - Много у тебя денег было, все ты роздал, простая у тебя душа и деньги легкие. Только похитрей будь, все вернется...

«Пожалуй, верно она! Все точно!»

- Мечтаешь ты о пиковом короле, ждешь с ним встречи, через него все расстраиваешься. Правду я говорю, нет? А жизни тебе будет девяносто два года. Бойся только черного глаза да стрелы летящей.

Вторая цыганка дернула гадалку за платок.

- Идти надо, дядя. Все! Дай папиросочку!

Гадание неожиданно встревожило. Капитан выпил пива, в соседнем магазине взял бутылку «Солнцедара», прошел в ближайший подъезд.

«Часть вещей учитель может еще держать в Киеве - не зря под праздник летал туда. Бросил пятиалтынный в ячейку, и назад. Вечером самолетом вернулся. Дороговато, правда...»

Алкоголь подействовал привычным образом: как большинство рецидивистов, кроме тщательно запланированных, Капитан совершал еще кражи с ходу - внезапные, связанные со сложившимися благоприятными обстоятельствами либо с пьянством.

Капитан поставил пустую бутылку под лестницу и, покачиваясь для вида, пошел наверх.

В подъезде было уютно, жильцы придавали чистоте особое значение, являясь, следовательно, по мнению Капитана, людьми до некоторой степени особенными. В таких домах всегда было чем поживиться. Поднимаясь по лестнице, Капитан нажимал на аккуратные, отделанные под дуб двери и прислушивался.

«Ишь замков понаставили! Жить надо проще, добра не копить!» - Квартирные воры тоже заботятся о мотивации своих поступков.

Дверь на пятом этаже оказалась незапертой. Капитан нажал на нее, тихо вступил в прихожую. На всякий случай, если заметят, в уме держал дежурную фразу: «Вам стакана не жалко? Мы сейчас вернем...»

Однако из комнат никто не появился. В прихожей висело много одежды: синтетическая шуба, пальто, куртка и фуражка летчика. Из комнат доносилась музыка. Раздумывать было некогда.

Срочная.

Начальникам отделов транспортной милиции

(согласно перечню).

В течение последних суток совершен ряд краж из автоматических камер хранения. Способ совершения преступлений характеризуется предварительным перемещением похищаемых вещей в другие ячейки. Следует полагать, что, готовясь к совершению краж, преступник занимает в отсеках камеры хранения определенное число ячеек, которые использует во время совершения преступлений в качестве базовых - для осмотра и сортировки вещей. В результате поиска похищенного ряд менее ценных вещей, принадлежавших потерпевшим, обнаружен в ячейках, закрытых на шифры 1881, 2727, 5555, являющихся, возможно, личными постоянными либо временными шифрами преступников. Не исключено также, что в настоящее время на обслуживаемых объектах имеются базовые ячейки преступника, закрытые с помощью вышеуказанных шифров.

Приказываю срочно установить на обслуживаемых объектах наличие ячеек с шифрами 1881, 2727, 5555, обеспечить за ними эффективное наблюдение.

В необходимых случаях с санкции прокуратуры произведите тщательный осмотр содержимого ячеек на предмет обнаружения вещей, объявленных в розыск, и доказательств, могущих содействовать установлению преступника.

Одновременно расследуйте имевшие место случаи противоправного перемещения вещей в автоматических камерах хранения. Срочно сообщите шифры ячеек, в которых оказались перемещенные вещи...

Неожиданное бездумно-веселое настроение овладело Денисовым после того, как он, выбравшись из зала, нашел телефон и позвонил начальнику розыска. Трубку взял Сабодаш:

- Начальник говорит по другому телефону. Что передать?

- Говорит Денисов... Преступник заранее занимает ячейки, готовит... Потом переносит в них ворованное. Надо искать его ячейки.

- Ты опоздал, дорогой «блуждающий форвард», - ответил начальник розыска, которому Антон успел передать трубку, - но ненамного. Действительно, идеи носятся в воздухе. Несколько минут назад получено указание проверить ячейки. Так что немного опоздал.

Денисов не стал рассказывать, что на мысль о приготовленных заранее ячейках его навело выступление женщины в жокейской шапочке, рассказавшей об удивительном щенке, плакавшем святыми человеческими слезами.

- Нового пока ничего?

- Новое будет часа через два-три, когда закончится проверка базовых ячеек. Поспать удалось?

- Немного. На других вокзалах тихо?

- Все тихо.

Денисов не вернулся в зал, хотя ему хотелось найти и ободрить женщину в жокейской шапочке, оставить свой телефон на случай, если щенок не найдется. На выходе к Денисову подошел человек с чаплинскими усиками, которого он видел в буфете.

- Сейчас начнется голосование, - он заговорщицки оглянулся, - чем меньше потомства Мини-Брета, тем лучше. Согласны?

- Абсолютно, - ободрил Денисов.

- Для эрдельтерьера он легковат...

- Истинная правда. И корпус растянут, - Денисов кивнул.

- Значит, вы знаете, как вам голосовать?

- На том стоим!

- Идите в зал, я сейчас приду. Не надо, чтобы нас вместе видели.

Система была строго продумана.

Несмотря на то что в базовые ячейки уже были рассованы старенькие портфели и чемоданчики с непременными электробритвами, сорочками либо пуловерами, Илья привозил с собой на вокзал еще баул или сумку. Пассажир без вещей не пассажир!

Осмотревшись, Илья открывал базовую ячейку, вынимал находившийся в ней чемодан или портфель и ставил рядом. Каждым, кто заглянул бы в эту минуту в отсек, решил для себя, что видит приезжего с «двумя местами», занятого перекладкой вещей.

В этот вечер, собираясь на вокзал, Илья не думал изменять правилу. Смущал очередной баул, он выглядел чересчур приметным - пестрый, окраска «в шашечку» и молния по диагонали.

Подумав, Илья вытащил из-под кровати чемоданчик Капитана, вытряхнул содержимое, в спальный мешок - ключи, зачетку, записную книжку с номерами ячеек в Киеве и на Рижском вокзале, золотые запонки в коробке и много других нужных и ненужных предметов. В чемоданчик Илья положил электробритву «Харьков», две нейлоновые сорочки, туфли, посмотрел на часы и поехал на вокзал.

Астраханский встретил Илью огнями и мощным звуковым фоном, который оглушал еще в дверях. Звуки вокзала одновременно успокаивали и настораживали.

Потолкавшись по центральному залу, Илья перешел в детский, некоторое время сидел, наблюдая за входом, потом покинул вокзал - кружил по площади. Все было тихо. Илья вернулся в зал и эскалатором спустился в камеру хранения. Первая базовая ячейка, занятая Капитаном, находилась в углу бокового отсека, Илья не спеша направился в ее сторону.

До последней минуты, пока не откроется дверца чужой ячейки, Илья мог считать себя неуязвимым на случай проверки. В чемодане, оклеенном морскими фотографиями Капитана, не было ни одной краденой вещи - бритва, купленная женой еще в Юрюзани, стоптанные туфли, сорочки. В базовой ячейке тоже ничего лишнего.

В отсеке толпилось много людей, возможно, среди них находились работники милиции. Илья на ходу присматривался к ячейкам, почти каждая из них имела для него свое лицо.

...Старая, часто неисправная двести семьдесят девятая - он как-то пометил ее крестом. Беднягу вечно чинили, потому что монеты, пролетая в приемник, каким-то образом размыкали ее пораженное неизлечимым недугом запирающее устройство. Илья иногда пользовался двести семьдесят девятой, будучи студентом.

Одновременно Илья приглядывался к шифраторам, подыскивал нужные сочетания цифр. Обычно, подходя к базовой ячейке, он уже держал в голове несколько приемлемых вариантов. На этот раз Илья не увидел в отсеке ни одной знакомой комбинации. На шифраторах сплошь стояли цифры одного порядка - единицы и двойки или восьмерки с девятками. Вначале Илья не придал этому никакого значения: «Нет здесь - найдем дальше, в конце отсека...»

До базовой ячейки оставалось всего несколько шагов. Илья вдруг занервничал, даже лоб у него покрылся холодной испариной.

«...Все рукоятки снаружи перекручены! Кем? С какой целью?»

И вдруг его словно осенило:

«Ищут! Базовые ячейки ищут!»

Он замедлил шаг. Много раз говорил себе: нельзя пользоваться одним и тем же шифром дважды, для каждой базовой ячейки надо выбирать новый. Думал, обойдется - щадил себя: слишком много цифр пришлось бы держать в голове. Теперь дождался! И оттого, что все ячейки, которые занимал одновременно, закрывал на один шифр! «Какой же из шифров провалился? Судя по всему, четыре пятерки - безусловно. А как другие?»

Илья рассчитывал, что милиция не станет искать вещи по всем ячейкам раньше, чем произойдет плановая проверка автокамеры. Впереди, по его расчетам, было еще пять суток форы.

Это была грубая, непростительная ошибка. Все шифры, которыми он пользовался, следовало теперь считать проваленными. Илья поравнялся с бывшей базовой ячейкой и прошел мимо.

Первая мысль, которая пришла на ум, когда он удалялся от поставленного милицией капкана, была:

«К черту все! Как можно скорее сматывать удочки!»

Отсек был длинный, повернуть назад Илья не мог - это выглядело бы подозрительно. Проще всего было поставить чемодан в любую свободную ячейку.

Постепенно Илья успокоился.

Бросить все? Когда сделано главное? Когда почти решен вопрос о прописке и уже выбрана дача?! Что, собственно, узнала милиция? Его прежние базовые ячейки? Его шифры? Так он сменит их! Возьмет другие шифры, займет новые базовые ячейки! Станет во сто крат осторожнее прежнего!

Позже, заняв новую базовую ячейку и покинув вокзал, Илья сделал еще одно малоприятное для себя открытие. Чемодан, из которого он взял обручальные кольца и деньги, остался в базовой ячейке с шифром 2727. Нашла ли его милиция? Если нашла, пропала его личная, Ильи, ячейка с вещами в Киеве и еще одна в Москве, на Рижском вокзале, - горжетка из трех куниц, он приготовил ее в подарок жене, японский транзистор «Хитачи», авторучки - необычные, с паспортами, словно это были Бог весть какие сложные аппараты, с номерами пишущих устройств и объемистыми инструкциями на трех языках, и много других вещей.

Было поздно, когда Денисов снова подъехал к вокзалу.

Боковые улицы казались совершенно пусты. Встречные лавины такси замерли на перекрестке. Выше, над машинами, перечеркнутые Дубниковским мостом, в несколько ярусов поднимались громады серого камня - дома, выстроенные в начале тридцатых годов, угловатые, прямолинейные, напоминающие друг друга своею непохожестью.

Новое здание Астраханского вокзала было в чем-то сродни этим домам и в то же время отличалось от всех. Сквозь стекло отчетливо виднелись люди.

Астраханский жил ночью той же необычной жизнью, что и днем. Люди приезжали и уезжали, сидели за никелированными столиками кафе, брились, знакомились, завтракали, разговаривали на десятках языков, давали телеграммы, встречались и провожали. Ни на минуту не умолкало радио, вращались турникеты. Подкатывали машины с утренними выпусками газет, мелькали знакомые трафареты - «Известия», «Гудок», «Литературная газета».

«Не люблю вокзалы» - называлась книга, которую Денисов как-то увидел в киоске. Название удивило и запомнилось. Как можно не любить вокзалы?

Из центрального зала навстречу Денисову толпой выходили французы, он узнал их по красным заплечным сумкам фирмы «Франс-Вояж», комбинезонам и беретам с помпонами у мужчин, брюкам и очкам - у седовласых дам.

Переговариваясь, французы шли к автобусам.

Еще издали на стоянке служебного автотранспорта Денисов заметил много легковых машин.

«Ого! - подумал он. - Кто-то из гостей МВД уезжает! Холодилин определенно здесь - вон его машина!»

Под крытые своды перрона Денисов вышел с первыми звуками марша. Обстановка была праздничная. Впереди странно маячил последний вагон только что отошедшего поезда. Денисов не сразу решил, движется состав или еще стоит: весивший десятки тонн вагон, казалось, плавал над рельсами со скоростью парящей пылинки.

В начале платформы с недавних пор была установлена привлекавшая к себе внимание ярко-желтая тумба с кнопкой и четко выведенными надписями: «Милиция», «Кратковременно нажмите кнопку» и «Говорите!».

Денисов нажал кнопку. Тотчас беспокойно замигал световой маяк, подзывая ближайшего постового.

- Говорит Денисов. Кто уезжает?

- Гость из Республики Южный Йемен, - ответил в микрофон оперативный дежурный, - ты рацию получил, Денисов?

- Я уезжал отдыхать, начальник розыска знает.

На призыв светового маяка спешило сразу два милиционера. Денисов махнул им рукой: деловой разговор - помощь не требуется, и пошел по платформе.

В группе провожающих, стоявшей особняком, он увидел нескольких дипломатов, сотрудников министерства во главе с министром и невольно подтянулся. В это время поезд, набрав наконец более или менее заметную скорость, выполз из-под стеклянного свода. Провожающие надели шляпы.

Пропустив вперед министра и представителей дипломатического корпуса, стараясь не попасть на глаза полковнику Холодилину, Денисов прошел в дежурку и получил рацию: за выход на службу без нее строго взыскивали. Затем Денисов спустился в автоматическую камеру хранения.

Условия, в которых он, как «блуждающий форвард», находился, открывали простор для собственных версий, фантазии, и Денисову это нравилось.

У боковой стены камеры хранения, рядом с эскалатором, стояла молодая пара. Денисов прошел мимо, потом обернулся - ему вдруг представилось важным увидеть их лица - кто вот так стоит вдвоем на виду у всех и смотрит в глаза другому.

Однако он ничего не увидел: парня и девушку заслонили другие пассажиры.

В камере хранения все оставалось без изменений, в том же состоянии, как и до его ухода, несмотря на важные сведения, полученные уголовным розыском. Вдалеке, в самом крайнем отсеке, Антон Сабодаш и младший инспектор розыска продолжали поиск базовых ячеек. Инспектор шел впереди и последовательно пробовал шифры - 1881, 2727 и 5555. Если дверца не открывалась, он переходил к следующей ячейке, а шедший сзади Сабодаш убирал пятерки - перекручивая рукоятки шифраторов в разные стороны. Дело продвигалось споро, было приятно смотреть за их слаженными действиями.

- Становись, Денис, - подмигнул Антон, - принимай работу!

Когда Сабодаш своею огромной ладонью поворачивал рукоятку вправо, вместо пятерки, остававшейся после младшего инспектора, появлялась восьмерка или девятка. Когда же Антон с той же силой налегал влево - двойка, реже - единица. На всех ячейках, осмотренных ими, уже не оставалось ни одной пятерки, не было ни четверок, ни шестерок.

Денисов в растерянности прошел по отсеку.

- Что вы делаете?! У вас ведь все шифраторы как близнецы!

- Вот еще! А пассажиры как делают?! Думаешь, они присматриваются? - огрызнулся Антон. - Крутанут рукоятку и уходят. И не обращают внимания, что там, снаружи! Им главное - внутри! Уот!

- Святая простота! - Денисов чуть не застонал от злости. - Взгляни на свою работу.

Сабодаш, набычившись, отошел в сторону. Когда он вернулся, вид у него был смущенный.

- Да... Приходится держать ушки топориком. - Денисов не удержался, посмотрел на его плотно прижатые мясистые уши борца. - Сейчас все переделаем. Уот! Будет в лучшем виде...

По восьмеркам и двойкам можно узнать, что вначале на их месте были пятерки... Не по тому ли принципу преступник находит ячейки, в которых зашифрован год рождения? Но как? Почему? Ведь шифр пассажиры набирают изнутри и никогда снаружи.

Денисов сбросил куртку, вдвоем с Антоном начали перекручивать рукоятки в разные стороны.

А мысль его сосредоточилась на одном, еще не осознанном до конца и с которым нужно было обращаться очень бережно, чтобы оно не рассеялось как мираж, - колеблющаяся связь цифр внешнего и внутреннего шифраторов.

Преступник каким-то образом устанавливает ячейки, в которых набран год рождения, в том случае, если тот же год рождения по какой-то причине ранее набирали на наружном шифраторе.

Денисов думал об этом и потом, когда они покончили с рукоятками, когда, отдыхая, сидел в удобном кресле посреди зала и глядел, как на экран, в огромное электрическое табло.

«Но зачем пассажирам набирать свой год рождения снаружи? Для чего?»

Перед ним была стена, сквозь которую никак не удавалось пробиться.

Начальникам отделов транспортной милиции

(согласно перечню).

В результате успешного поиска базовых ячеек преступников на московских вокзалах заблокирован ряд ячеек, которые, по всей вероятности, абонированы разыскиваемым в преступных целях.

На Рижском вокзале в Москве обнаружена ячейка № 347, шифр 2727, в которой оказалось значительное число похищенных вещей и предметов, объявленных в розыск. Среди них: горжетка из куниц, украденная из автоматической камеры хранения на станции Киев-Главный в декабре месяце; японского производства транзисторный радиоприемник «Хитачи», авторучки фирмы «Паркер» (США)... Всего сто десять наименований.

На некоторые вещи и предметы заявки о кражах до сего времени не поступали. В процессе осмотра ячейки экспертом выявлены невидимые отпечатки пальцев, пригодные для идентификации. Все обнаруженные ячейки обеспечены наблюдением.

Примите меры к установлению владельцев всех изъятых на Рижском вокзале вещей.

Заместитель начальника

Московского управления транспортной милиции полковник милиции Холодилин.

Денисов чувствовал - все решится сегодня. Он не знал, куда себя деть, - слонялся по кабинетам, уходил в даль платформ к Дубниковскому мосту, снова возвращался в камеру хранения. Положение человека, занятого личным сыском, освобождало от участия в общих мероприятиях, в его присутствии начальник розыска давал поручения другим инспекторам, связывался с коллегами на вокзалах.

...Женщина поставила сумку, сбила теплый платок на затылок.

Рука, поставившая сумку, была затекшей, с мертвенно-белыми бороздами поперек ладони.

Денисов видел, как женщина решительно подула на пальцы и набрала снаружи шифр - «тысяча девятьсот двадцать семь». Ячейка открылась. Те же цифры стояли внутри.

Женщина посмотрела по сторонам и, никого не заметив, быстро перекрутила наружный шифратор. Цифры снаружи изменились - шифр теперь оставался только внутри ячейки. Женщина не собиралась его менять после того, как переложит часть вещей из сумки в ячейку.

Ячейка снова будет закрыта на тот же шифр.

Денисов, как зачарованный, смотрел на цифры наружного шифратора...

Девять человек сидели в кабинете полковника Холодилина - начальники розысков всех московских вокзалов, десятым был начальник штаба, одиннадцатым - инспектор отдела милиции на Москве-Астраханской младший лейтенант Денисов.

В отсутствие Холодилина собравшиеся негромко переговаривались. Всего несколько человек знали, по какому поводу их вызвали. Холодилин должен был вот-вот приехать из министерства.

- У меня он из трех ячеек чемоданы вытащил. - Начальник розыска Курского, сидевший рядом с Денисовым, обвел глазами коллег.

- Еще неизвестно, сколько он вытащил на других вокзалах! Потерпевшие придут не сразу.

- Три вытащил и ничего не взял, только все вещи перевернул. Младший инспектор Дощечкин в том же отсеке стоял - ничего не заметил!

- Трудно! Тот ведь прямо к ячейкам прет, как хозяин!

Холодилин появился вместе с начальником уголовного розыска управления и сутулым человеком с длинными, свисающими вниз усами.

- Товарищи офицеры, - предупредил сосед Денисова.

Начальники розысков встали одинаково дружно, и лица их приняли одинаково непроницаемые выражения.

- На совещании присутствует конструктор существующих систем автоматических камер хранения. - Холодилин сказал это так, будто участие изобретателя в ночных совещаниях уголовного розыска было делом само собою разумеющимся. Усатый наклонил голову. - Предлагаю обменяться мнениями по поводу краж из ячеек. Слово инспектору Денисову.

Начальники переглянулись.

- Дело такого рода, - этой фразой Денисов начинал все свои не многочисленные публичные выступления, - все последние кражи имеют две особенности: внутри ячеек набран год рождения, и каждый потерпевший пользовался своим шифром дважды. Проще говоря, дважды закрывал ячейку на один и тот же шифр...

- Что категорически запрещено правилами, - заметил конструктор, кивнул и стал что-то быстро записывать в блокнот, покрывая крупным размашистым почерком одну страницу за другой.

- Последнее означает, что все они хотя бы раз набирали свой шифр снаружи, а потом его перекручивали...

Денисов чувствовал, что его не все понимают. Было бы много легче подойти к ячейке, набрать снаружи шифр, например 1927, как у той женщины с отекшими руками, и предложить начальникам розысков изменить его.

Единицу бы обязательно сместили влево - на нуль, дальше рукоятка не проворачивалась, семерка при повороте до упора вправо стала бы девяткой. Вместо 1927 появилось бы 0909, 0609, 0709 или 0409. Все равно комбинация цифр начиналась бы с нуля и кончалась девяткой.

- Есть закономерность, на которую преступник талантливо обратил внимание. Изменяя снаружи цифры, пассажир поворачивает рукоятку в сторону нуля или девятки, в зависимости от того, что ближе. Дело в том, что рукоятка существующего шифратора не имеет кругового вращения и поворачивается только до упора... Я понятно объяснил? - Денисов помолчал. - У меня все.

Холодилин посмотрел одобрительно: он уважал краткость.

Обмен мнениями не занял много времени. Начальники розысков коротко отчитались о принятых мерах. Конструктор не был готов возразить Денисову, он только рассказал о новой модели ячеек, поступившей на Киевский вокзал.

- Три обозначения цифровых и одно буквенное, - несколько раз повторил он, - никакого больше года рождения. Над секцией зеленый огонек, как у такси, свободную ячейку видно издалека.

Потом конструктор перешел к главному - к особенностям запирающих устройств.

- Щелчки исчезли напрочь, подслушать поворот диска невозможно. Реле времени, даже если шифр набран правильно, не позволит ячейке открыться сразу, так что подбирать шифр одним поворотом рукоятки уже нельзя. - Он постучал карандашом по блокноту с записями. - Что касается сообщения товарища, выступавшего первым, то мы должны его изучить...

- Управление милиции подготовит соответствующие предложения, - сказал Холодилин.

- Не проще закрывать ячейку на ключ? - спросил незнакомый Денисову начальник розыска.

Конструктор поправил гайдуцкие усы.

- Ключ, вы понимаете, - вчерашний день техники. Ключ можно потерять, можно подобрать новый. При соблюдении правил эксплуатации электроника дает неизмеримые преимущества. Не подумайте, что я говорю это как один из авторов... Я уверен, что наши новые камеры хранения КХС-6 практически не уязвимы.

Ответив на вопросы, конструктор уехал.

- Будем заканчивать. - Холодилин встал. - В соответствии с рекомендациями Управления транспортной милиции мы приступаем к широкой оперативно-штабной операции по изъятию преступника. Кодовое наименование - «Магистраль». Операция проводится комплексно - одновременно на нескольких дорогах.

В кабинете было тихо, изредка слышался шелест проносившихся за окном машин. Старинные часы под стеклянным колпаком бесшумно вели отсчет времени.

- Какие практические меры мы в состоянии предпринять? - Он вышел из-за стола. - Во-первых, полностью пресечь кражи из автокамер еще до того, как преступник будет установлен. Следует взять отсеки под наблюдение и удалить с наружных шифраторов особенности, о которых здесь говорил младший лейтенант Денисов. Без них преступник не в состоянии найти ячейки с годом рождения. Во-вторых. - Холодилин помолчал, сделал несколько шагов по кабинету. Он умел думать на людях. - Надо как можно скорее определить точное количество и приметы всех похищенных вещей... Наконец, на всех станциях, вокзалах должно подготовить ячейки-ловушки с нулями и девятками. При попытке совершить кражу из них преступник будет задержан. В этом суть операции «Магистраль». Вопросы есть? Вокзалам доложить о готовности через тридцать минут.

Заместителю начальника

Московского управления транспортной милиции полковнику милиции Холодилину.

В соответствии с планом проведения операции «Магистраль» взяты под контроль остающиеся после набора шифров комбинации цифр наружных шифраторов. В каждом отсеке оставлено по две ячейки-ловушки для поимки преступника с поличным в момент подбора шифра. Ячейки-ловушки обеспечены оперативным наблюдением.

Начальник отдела милиции на станции Москва-Астраханская.

В приемной отдела Денисов в третий раз за эти сутки увидел жену грузчика Орлова. Она всюду теперь сопровождала мужа и испуганно оглянулась на Денисова, когда тот проходил в дежурку.

- Что нового? - поинтересовался Денисов у помощника дежурного.

Самого дежурного не было. Молоденький помощник не пригласил инспектора к себе, за стеклянную перегородку, ответил как положено - в микрофон.

- Объявлена операция «Магистраль».

- Майор Блохин не приезжал?

- Нет. Его ждет грузчик Орлов. - Микрофон работал нормально.

- Я хочу с ним поговорить.

- Материалы в столе, товарищ младший лейтенант.

«Четкий парень», - подумал о помощнике Денисов.

Заявление Орлова о явке с повинной лежало вместе с протоколом его допроса. В витиеватых выражениях признаваясь в кражах и уповая на снисхождение, в допросе Орлов не мог указать ни одной подробности совершенных преступлений. Вверху почерком Холодилина было выведено: «Освободить».

Орлов ожидал, что допрашивать его будет майор Блохин, и, увидев Денисова, был разочарован.

- Меня уже допрашивали в этом кабинете. Майор Блохин.

- Садитесь. Сколько времени вы знакомы с дежурным по камере хранения?

- С Борисом? Не знаю.

- Тридцать первого вы с ним выпивали?

Орлов опустил голову. Получилось неискренне, Денисов заметил это.

Вначале Денисову было важнее всего понять, кто перед ним. Важнее, чем признание. Кто? Как относится к себе, близким? Чем жив?

- Выпивали?

- Было. - Он вздохнул.

- Потом вы поехали на товарную станцию? К вагонам с вином? Там тоже выпивали?

Орлов снова сделал вид, будто раскаивается, переживает.

- Чем закусывали?

- Где? У вагона? - Вопрос удивил.

- Нет, в автокамере.

- Апельсинами. Механик принес.

Денисов задумался.

- Много апельсинов?

- Штуки три. Он без апельсинов не бывает...

Из отдела милиции они вышли втроем - Орлова держалась чуть поодаль. Было морозно и тихо. Несколько электричек стояло у платформ. В центре перрона не спеша разговаривали двое постовых, издали к ним направлялся еще один, дежуривший на площади.

«Пустая платформа, электропоезда с опущенными пантографами, сбежавшиеся перекурить постовые, - подумал Денисов, - ночной вокзальный пейзаж».

Из дверей центрального зала выглядывали пассажиры бакинского скорого - ждали посадки.

- Ну, мы пойдем, - сказала Орлова, - простите его!

Денисов успел забыть о них: странная супружеская пара - задерганная женщина и гуляка-муж, которого она никогда не оставит в беде, не бросит и не предаст. Немногим выпадает такое.

Илья ждал скрещения поездов. Начало посадки на бакинский скорый и прибытие ночного астраханского приходились на одни и те же минуты. В это время автоматическая камера хранения всегда была наполнена пассажирами.

Вся ночь шла кувырком. В поисках базовых ячеек сотрудники милиции изменили структуры цифр на наружных шифраторах. Исчезли привычные комбинации, Илья несколько раз проходил по отсеку к своей ячейке. Надо было уходить либо ждать новых пассажиров.

Илья нервничал. Появление Капитана не добавило обычной порции энергии. Помощник явился с опозданием. На этот раз он был в куртке летчика. Форменная фуражка, надетая чуть набекрень, придавала испитому лицу вид насмешливый.

«Ничто ему не грозит, - в который раз с неприязнью подумал Илья о напарнике, - подбирать шифр не приходится, к ячейкам подходить не надо. Поставить вещи в базовую ячейку да задать пару вопросов дежурному: „Сколько хранятся вещи?“, „Как поступить, если забыл номер ячейки?“, „Где предварительная касса?“. И - до свиданья!»

Увидев Илью, Капитан сразу же заспешил навстречу - само дружелюбие и мягкость.

- Все в порядке?

Илье показалось, что от него попахивает алкоголем.

- Пока вы со мной, что может с нами случиться? - привычно рассыпался в комплиментах Капитан. - Просто удивительно: никогда не чувствовал себя настолько спокойно. - Он еще глубже, как в панцирь, втянулся в свою новую куртку.

Илья не стал вводить его в курс дела с базовыми ячейками: зачем паниковать раньше времени?

- ...Я, Илья Александрович, решил пригласить вас с женой и ребенком этим летом в Одессу. Принимаете приглашение? Мне попалось расписание Черноморского пароходства: отход из Одессы в пять ноль-ноль ежедневно, и через пару дней вы в Батуми! Заботы о каютах я беру на себя - некоторые связи еще остались...

Они остановились у киоска военторга. Илья протянул руку - постучал по дереву: просил удачи на ближайший час, дальше не загадывал.

- Внимание! Граждане, встречающие пассажиров! Ко второй платформе... - Астраханский прибывал без опоздания.

На эскалаторе появились первые пассажиры. Вновь прибывшие рассыпались по отсекам, занимая ячейки. С минуты на минуту Илья ждал начала посадки на бакинский.

- Начинается посадка, - наконец объявило радио, - на скорый поезд Москва - Баку...

Вместе с другими пассажирами Илья прошел в отсек к базовой ячейке, открыл ее. Потертый чемодан Капитана показался на свет, Илья даже не взглянул на него. Вокруг спешили пассажиры, Илья тоже спешил. Здесь же, в отсеке, он увидел давешнего механика с повязкой и с ним еще одного в гражданском - оба подходили к ячейкам, проверяли шифраторы. Надо было во что бы то ни стало найти знакомые комбинации цифр. Илья сделал несколько шагов в сторону - напрасно! Вернулся назад - снова ничего.

«Эх, была не была!» - Илья пошел вдоль секций в глубь камеры.

Никто не обращал на него внимания: многие занимали ячейки в разных концах отсека - все зависело от того, где в данный момент освобождалось место. Главное было - чувствовать себя пассажиром, которому крайне необходима ячейка.

Знакомая комбинация цифр оказалась в дальнем углу, но надо было подождать, пока уйдет расположившаяся рядом супружеская чета. Илья пошел назад.

- Дежурного не видели? - Какой-то толстяк в плаще загородил дорогу.

Илья сделал вид, что не слышит: у толстяка было странное представление об этикете: ни «извините», ни «пожалуйста».

- Ячейка не срабатывает! Что здесь, все глухие в Москве? - В раскрытой ячейке среднего яруса стоял пухлый кожаный чемодан, похожий чем-то на своего пухлого бесцеремонного владельца. Проходя, Илья машинально отметил шифр - 5317.

- Где дежурный? - Отчаявшись, толстяк выдернул из неисправной ячейки чемодан и переставил в соседнюю.

«Он и в этой наберет наверняка тот же шифр, ротозей!» - подумал Илья.

Денисов прошел центральным залом. Все было тихо. В почтовом отделении успели убрать сор со столов, появилась новая банка с клеем. Его должно было хватить на все бандероли и на все улетевшие воздушные шары. Пассажиры рассеялись по залу, никто не спешил вниз, к автокамерам. Залитые светом эскалаторы привычно продолжали теперь уже никому не нужную ритмичную работу.

- Двести первый! - неожиданно услышал Денисов из миниатюрного микрофона-манипулятора, прикрепленного к внутреннему карману куртки. - Двести первый! Срочно зайдите в автоматическую камеру хранения!

Денисов понял - что-то случилось, но случившееся не связано с блокированными по плану «Магистраль» ячейками. Там был для вызова другой пароль. Вызывали «блуждающего форварда» - вызов связан с происшествием.

Сбегая по эскалатору, он заметил, что дежурного по автокамере Порываева нет на месте, а дверь в служебную часть вокзала раскрыта. Несколько пассажиров растерянно выглядывали из отсека. Увидев стремительно спускающегося сверху Денисова, один из них махнул рукой на дверь. Денисов бросился туда.

Свет в коридоре был приглушен. Впереди, у дверей почтовой экспедиции, мелькнула милицейская фуражка. Там что-то происходило.

Первым, кого Денисов увидел, вбежав в экспедицию, был старший инспектор Блохин. Денисов так и не понял, как он здесь оказался. Блохин поднимал с пола чью-то подбитую мехом куртку. Сбоку стояли перепуганный насмерть старик экспедитор, Борис Порываев и молоденький милиционер.

- В окно выскочил, - растерянно объяснил экспедитор, - как вбежал - и сразу в окно! «Патрули, - говорит, - папаша! Патрули!» А сам куртку с себя...

Денисов увидел, что оконная рама над столом только притворена, не закрыта, а на полу, у радиатора, валяется форменная синяя фуражка.

Милиционер вспрыгнул на подоконник, рванул раму на себя. Худощавый, он легко проскользнул в неширокое отверстие.

Денисов связался с дежурным по рации, но не успел сказать и нескольких слов, как дежурный перебил:

- Понял! Развертываюсь!

По сигналу дежурного автоматически изменялась дислокация постов, никто не мог незамеченным покинуть с этой минуты Астраханский. Единственное, что осложняло положение, это то, что преступник, убегая через окно экспедиторской, оказывался как бы в тылу у дежурного наряда - необходимо было дополнительное маневрирование.

- Денисов! - позвал Блохин. Во внутреннем кармане куртки он обнаружил маленький картонный квадрат: «Краснодарский авиаотряд. Талон на обед». Лицо Блохина расплылось в улыбке. - Молодец, Порываев!

С этой минуты он оказывал дежурному по камере хранения всевозможные знаки внимания.

- Как все произошло?

Порываев никак не мог собраться с мыслями.

- П-пассажир мне подсказал: зайдите, говорит, в крайний отсек... Т-там, говорит, летчик по ячейкам лазит! - Порываев волновался. Волнение в первую очередь сказывалось на его речевой системе. - Я его чуть-чуть не п-поймал!

Блохин осторожно упаковал талон в специальный хлорвиниловый пакет.

- Запомнил летчика? Какой он из себя?

- Лет тридцати, нормальный... На руке, похоже, наколка.

- А свидетель?

- Постарше. Особенно не присматривался... Да что же мы? Он же там вещи бросил!

Вслед за Порываевым Блохин и Денисов побежали к ячейкам.

В камере хранения пассажиры обсуждали случившееся. Посредине отсека, метрах в пятнадцати от выхода, лежал пухлый кожаный чемодан с биркой аэропорта. Клавшие вещи обходили его стороной, никто не пытался поднять или оттащить в сторону.

Денисов снова по рации связался с дежурным.

- Как дела?

- Никаких известий. Развернулись, по-моему, нормально. Как у вас?

- Пока тоже ничего.

Блохин подтолкнул Порываева к креслам с отдыхающими людьми.

- Ищи своего свидетеля - очень важно. А мы попробуем узнать, какая ячейка вскрыта. Может, в ней есть и другие вещи.

Кто-то из проходивших пассажиров обернулся:

- Там в незапертой ячейке чемодан.

Старший инспектор и Денисов подошли к секции, на которую указывал пассажир. В ячейке стоял потертый небольшой чемоданчик. Он не мог иметь ни малейшего отношения к грузному кожаному пузану, лежавшему в проходе.

- Здесь что-то другое! - Блохин огляделся. - Хозяев вещей здесь нет? Руками никому не трогать.

Подошел огорченный Порываев.

- Не нашел.

- Куда же он мог деться? Транспорт еще не ходит...

- Может, уехал с бакинским? - Денисов размышлял вслух.

- Правильно. Он либо в поезде, либо на стоянке такси... Порываев, голубчик! Давай вместе с постовым к стоянке такси. А Денисов свяжется пока насчет талона на обед с Краснодарским авиаотрядом... Может, найдем хозяина куртки? А?

Азарт проявлялся у старшего инспектора в тех же формах, что и забота. Последнее, что увидел Денисов, покидая отсек, был Блохин, нервно обминавший поля своей новой шляпы-«дипломат».

Краснодар отозвался быстро. Трубку принял дежурный по аэропорту. Он терпеливо выслушал Денисова, потом сам овладел инициативой.

- Все понял. Что же он такое натворил? Как мне доложить начальнику?

- Пока ничего не могу сказать.

- Ого! Значит, летать не сможет? Сильно! Летчик или штурман?

- Неизвестно.

- Ну ясно... Нельзя говорить - значит, нельзя. Как там у вас насчет погоды в Москве? - Дежурный заложил крутой вираж. - У нас в Краснодаре мороз завернул градусов на восемь, не меньше... Ты мне только вот что скажи: он давно у нас работает или недавно пришел? Чтобы не думать на всех!

- И этого не знаю.

- Ох и темнишь! Ну ладно. Там, в Москве, находится ростовский экипаж. У них могут быть неиспользованные талоны нашего аэропорта. Звони в Шереметьево, найди Людочку из профилактория, у нее узнаешь. А в Ростов и командиру отряда я сам позвоню. Значит, какие у тебя приметы?

- Лет тридцати, нормального телосложения. На тыльной стороне ладони небольшая татуировка... Одет...

- Среди наших, кажется, нет. Я еще позвоню.

Во время разговора против Денисова сидел Порываев. Он смотрел фотографии людей, задерживавшихся за преступления на Астраханском вокзале. Делал он это с неожиданным интересом. Особенно привлек его старый альбом, составленный сразу после войны и давно списанный. У Денисова не поднялась рука его уничтожить.

С пожелтелых страниц смотрели люди в длинных, почти до пят, пальто, в вышедших из моды полосатых джемперах, в рубашках с узкими воротничками, выпущенными поверх пиджаков. Задержанные стояли рядом с антропометрической аппаратурой Бертильона, у белых экранов, на сером фоне заборов, вложив в позы и выражения лиц одновременно вызов и отчаяние.

- Производит впечатление? - спросил Денисов.

- Производит. Но этого парня здесь нет.

- Он, наверное, и не родился, когда создавали этот альбом.

- Я тоже.

- Ваши родители были, - сказал Денисов, чтобы поддержать разговор.

- Мои родители были, но я их по фотографиям не узнал бы.

- Не узнал?

- Я же их не помню, меня бабушка воспитала. - Порываев захлопнул альбом. - В Гарме это случилось. Во время землетрясения... Кажется, все посмотрел. - Он взял себя в руки, шевельнул огромным ботинком. - Знаете Гарм?

- Да, - сказал Денисов. Он никогда не слышал про Гарм, но ответить иначе не мог. - Не повезло.

Порываев ушел спать.

Телефонное обращение к Людочке в Шереметьево вызвало цепную реакцию ответных запросов и уточнений. Теперь Денисов не мог оставить телефон ни на минуту. Он сидел в кабинете рядом с окном, придававшим помещению средневековый облик, и отвечал на звонки: звонили из гостиницы для летных экипажей, из профилактория, от диспетчера. Ночь проходила в телефонных переговорах. Только снизу - от Блохина - не поступало никаких известий.

Иногда рация Денисова начинала неожиданно шуметь, и до него долетали обрывки разговоров:

- ...Три пятнадцатый, проверь сорок четыре - ноль восемь идет на стоянку...

- ...Тунгуска вызывает Ангару... Прием...

Речь, видимо, шла о стоянках такси: розыск преступника продолжался.

В пять часов утра после звонка начальника отдела кадров Домодедовского аэропорта до Денисова добрался дежурный из Быкова и сразу перешел в наступление:

- Где же ваша оперативность? Почему такое отношение? Внуково, Шереметьево знают, а мы не в курсе! Не считаете нужным ставить в известность?! Кто у телефона? - Только узнав, что у телефона не МУР, не Главное управление внутренних дел, а всего-навсего инспектор уголовного розыска вокзала - младший лейтенант, он успокоился. - Давай приметы! Я тебе за полчаса его найду!

Денисов объяснял всем одинаково.

Уголовный розыск транспортной милиции устанавливает неизвестного. Человек этот находился ночью на Астраханском вокзале, на нем была надета меховая куртка и форменная фуражка авиатора, в кармане лежал талон на обед Краснодарского авиаотряда. Далее шли скудные приметы, указанные Порываевым.

За редким исключением все абоненты подозревали, что Денисов знает куда больше, но по понятным причинам утаивает.

- Товарищ дежурный, ради Бога! - взмолился молодой женский голос, когда Денисов в следующий раз снял трубку. - В какой он больнице? Он жив? Это его знакомая.

- Кто? О ком вы говорите?

- Второй пилот! - Женщина заплакала.

- Жив! - было естественным вначале ее успокоить.

Плач усилился.

- Не обманывайте меня, умоляю!

- Жив! Теперь скажите...

- Жив! - послышался ликующий голос, и в трубке раздались гудки.

Едва Денисов нажал на рычаг, раздался новый звонок.

- Товарищ Денисов? Это из ростовского экипажа. - Наступила пауза, потом решительный голос продолжал: - У меня с вечера человек исчез. Похож на того, кого вы описали. В такой же куртке... В Краснодаре, мне сейчас подсказали, в столовой его не видели - талон на обед у него мог быть... Где вы находитесь? Я сейчас подъеду.

На время центр розыска переместился снова в кабинет Блохина, Денисова и ККК. В ожидании приезда командира корабля сюда переехал Холодилин со своим штабом, техник связи обеспечил пару временных дополнительных каналов для прямой связи с дежурным по управлению и Петровкой, 38.

Денисову продолжали звонить из аэропортов. Холодилин словно не замечал присутствия инспектора. Денисов исподтишка наблюдал за начальством, вспоминал, что ему приходилось слышать о заместителе начальника управления.

Милиция Астраханского вокзала не ходила у полковника Холодилина в любимчиках. Говорили, что на первом инспекторском смотре, который он устроил в управлении, произошел казус. Объявив порядок движения колонн, Холодилин спросил офицеров:

- Все ясно?

- У меня нога стерта, - подал голос начальник службы Астраханского, пожилой майор: при предшественниках Холодилина особой строгости не было.

- Кому не ясна задача?

- Товарищ полковник, - думая, что Холодилин не слышал, повторил майор, - у меня пятка стерта.

- Разговоры! Вам понятна задача? Выйти из строя!

Майору пришлось выйти вперед, оказалось, что задачу он усвоил.

- Встать в строй! Теперь вопросы! Больные есть?

В управлении поняли - с Холодилиным следует держать ухо востро, а астраханцы смекнули - проверка знания уставов на Астраханском не за горами. Так и оказалось.

Теперь Денисов мог наблюдать полковника Холодилина вблизи - как разговаривает со своими помощниками, отвечает по телефону.

- ...Билет на «Огонек», посвященный юбилею уголовного розыска? Большое спасибо. От нас придет самый достойный. Еще раз спасибо.

- ...Установите, где продавалась обнаруженная в базовой ячейке электробритва, запросите завод. Пусть проверят по рекламациям, может, с этой тысячей номеров что-то прошло...

Поразило Денисова то, что Холодилин ничего не записывает, - пишут работники оперативного штаба, начальник уголовного розыска управления.

- Отработать методику изменения шифров в отсеках, чтобы это никому не бросалось в глаза. Рекомендации передайте всем дорогам, в первую очередь в Киев и Баку...

- Сколько задействовано подразделений в южном направлении? По каким позициям идет проверка?

Денисов многое не успел уловить. Понял только, что Холодилин и его штаб стремились к оптимальной системе поиска. В принципе та же система лежала в основе любого поиска, шла ли речь о преступнике, о дискретности наследственных факторов или других сложных проблемах, о которых Денисов знал понаслышке. Научно-техническая революция несла милиции не только компьютеры и электронику, но и изменение системы организации управления, комплексное взаимодействие во время операций типа «Магистрали».

Автомашина уверенно проскользнула под запрещающий знак на стоянку служебного транспорта. Денисов видел из окна, как широкоплечая фигура мелькнула у угла вокзала. Вскоре на лестнице послышались шаги, и в псевдомонастырскую келью, кабинет со стрельчатыми окнами, вошел человек.

- Я знал, что этим кончится. - Коренастый летчик пожал руки всем, включая Денисова. - Он на свободе? Что с ним? Или правду мне пока не скажут? Хороший штурман, прекрасный товарищ... И вдруг роковая любовь! А в Ростове - жена и ребенок. Пробовали с ним говорить - куда там! Вчера, как только прилетели, сразу на такси и к ней - весь разговор! У него в куртке женской фотографии не было? Я бы сразу сказал, он это или нет?

- Фотографии не было, - Холодилин показал на стул, - садитесь. Вы не помните, есть у него татуировка? На тыльной стороне ладони, здесь?

- Кажется, есть. Крылышки. Сейчас уточню. Это городской телефон? - Он так и не сел. Стоя набрал номер, круто переворачивая пальцем диск. - Людочка? Ты не помнишь, у Володи... Как? Звонил? Да я ему! - Летчик в сердцах бросил трубку на рычаг, платком вытер лоб. - Сейчас звонил - скоро приедет. Куртку у него украли. С вешалки из квартиры...

Илья перелез через какой-то забор, не разбирая дороги, кинулся между кустов маленького скверика и неожиданно оказался в незнакомом месте, у бензозаправочной станции. Сбоку, на пустыре, пристроились на ночь серебристые фургоны Автотранса, большие, как железнодорожные пульманы. Впереди, у церкви-склада, стоял мотоцикл ночной милиции. Илья бросился было в темень, по направлению к товарной станции, - в это время из-за поворота неожиданно мелькнул глазок такси.

- На Каланчевку! - Илья тяжело ввалился на переднее сиденье, рядом с шофером. - Плачу вдвойне. Неприятность: хорошо, хоть не в одном белье остался! Остальное должен понять, как мужчина мужчину. Таксист промолчал.

- Не приходилось бывать в переделках?

Водитель снова не ответил, Илья незаметно оглядел его.

«Себе на уме. Это плохо».

- Я закурю. Не возражаешь? - Шофера ни на минуту не следовало оставлять наедине с его мыслями: мало ли что может прийти в голову, когда в мороз ночью встречаешь на улице человека в одном костюме.

- Мне не мешает.

- Спасибо. За мостом сверни влево.

- Через Красноказарменный быстрее...

- Ничего. - Он стремился в объезд.

«Сейчас оповестят посты милиции, диспетчеров такси, через несколько минут все будут знать, что разыскивается человек без пальто и шапки...»

Встречных машин было мало. Когда ехали по какой-то набережной, их обогнал черный блестящий форд, сидевший за рулем внимательно посмотрел на Илью.

- Ночная работа тяжелая. По себе знаю!

Внезапно Илья понял причину неприязненного молчания таксиста. Работающий посменно шофер мог скорее понять мужа, чем убегающего любовника. Объяснение Илья выбрал неудачно, и теперь было поздно что-нибудь поправить.

...А началась ночь спокойно. Заметив шифр ячейки, где первоначально лежал чемодан толстого бесцеремонного пассажира, Илья подошел к базовой, закрыл ее и подался на выход. Вместе с Капитаном они несколько минут наблюдали за толстяком, который стоял у телефона-автомата, никак не мог решить, будить ему своего московского абонента или нет. Он несколько раз снимал трубку с рычага и снова водворял ее на место.

Пока делать было нечего. Капитан оглаживал новую куртку.

- Изменили морю? - Илья кивнул на форменные пуговицы.

Капитан словно ждал этого вопроса.

- Между прочим, эту робу я приобрел для вас. Вы вот смеетесь, когда я говорю, что надо носить форму... Переоденьтесь, подойдите к расписанию самолетов и оттуда заходите в отсек. Рискните!

- Пожалуй. - Илью озадачило неожиданное проявление участия. - А вы как же?

- Не беспокойтесь. Куртка мне немного мала, вам будет в самый раз.

«В пристрастии к форменной одежде есть логика, - подумал Илья, - эксплуатируются стереотипные представления обывателя о служивых людях».

Через несколько минут Илья выглядел заправским летчиком гражданской авиации.

- Я останусь стоять у киоска военторга. - Мысль Капитана работала на редкость четко. - Если дежурный пойдет к вашему отсеку, я перехвачу его двумя-тремя вопросами...

Толстяк у автомата наконец решился. Результат телефонного разговора превзошел ожидания: просияв, он быстро направился в сторону стоянки такси.

Илья вошел в отсек, чувствуя себя совершенно спокойно. Ячейка открылась на шифр 5317. Пухлый чемодан пребывал в ней в состоянии благодушия, Илья сразу невзлюбил его крутые бока и манеру выставлять из-под крышки белые концы то ли рубашек, то ли носовых платков. Даже новые вещи в таких чемоданах бывали чудовищно измяты или засалены на самых видных местах; деньги, запонки лежали в них вместе с яичной скорлупой, засохшими бутербродами.

Илья оглянулся - Капитан, одетый в его, Ильи, пальто, стоял у киоска военторга, небрежно облокотившись на витрину.

Все дальнейшее было отработано Ильей до автоматизма: достать из ячейки заупрямившийся чемодан - поставить рядом - вынуть из правого кармана монету - бросить в прорезь приемника - перекрутить рукоятки шифраторов (сначала снаружи, потом изнутри) - захлопнуть дверцу - поднять чемодан - отнести в базовую ячейку, которая открыта заранее. Все! Конец первой серии.

На какое-то мгновение Илья потерял Капитана из виду и вдруг увидел дежурного по камере хранения; находящийся обычно в состоянии непреходящей меланхолии дежурный на этот раз почти бежал.

«Что-то случилось!»

Дежурный оглядывался по сторонам.

Илья сразу понял: раскрытая базовая ячейка выдает его с головой. Видавший виды рундучок Капитана и разбухший от сознания собственного превосходства кожаный чемодан с биркой «Аэрофлот» не могут принадлежать одному человеку.

- Что со мной? - Илья бросил чемодан, прижал руки к животу. - Что такое? Минутку! Пожалуйста, посмотрите за моими вещами! - Ссутулившись, он отскочил в сторону.

Кожаный чемодан брал блестящий реванш.

Запнувшись о его крутой бок, Илья едва не упал, кое-как удержался на ногах, с силой отпихнул чемодан в сторону. Тот упал глухо, всей тяжестью хрястнув о мраморный пол. Илья потерял на этом не менее пяти секунд.

- Старшина! - крикнул дежурный.

Илья выскочил из отсека. Бежать по эскалатору было поздно и бессмысленно. Сбоку, на дверях, мелькнула табличка «Посторонним вход воспрещен», другого пути не было. Илья бросился в коридор.

Двери кабинетов по обе стороны были опечатаны. Впереди, почти в самом конце, мелькнула полоска света.

В комнате, пахнущей сургучом, незнакомый старик опечатывал бандероли - он испуганно покосился на Илью. В коридоре слышался шум преследования.

- Патрули, папаша, - пробормотал Илья первое, что пришло в голову, по привычке давая какие-то теперь уже никому не нужные объяснения.

Он вскочил на стол и стал с треском отдирать шпингалеты. Окно открылось не полностью. Илья так и не узнал, что ему помешало.

Сбросив куртку, он изо всех сил потянул раму на себя.

- Здесь! - раздалось у дверей.

В ту же секунду ему удалось протиснуть голову и плечи в образовавшееся отверстие, и, ни о чем больше не думая, он камнем свалился вниз.

...На Каланчевке Илья, как обещал, щедро расплатился с таксистом, но тот даже не взглянул на деньги, с обидной поспешностью включил зеленый глазок.

На улице никого не было. Каланчевка спала, припорошенная снегом, под не умолкающие всю ночь голоса маневровых диспетчеров. Где-то совсем близко за забором постукивал на стрелках тепловоз, в хлебном магазине на углу принимали выпечку. Помочь Илье там не могли, в лучшем случае могли предложить дымящуюся свежую булку.

Илья знал, почему он едет на Каланчевку. Оглядываясь по сторонам, он обежал Казанский вокзал, перелез через крышу летней камеры хранения и оказался на путях. До столовой локомотивных бригад, работавшей круглосуточно, отсюда было рукой подать.

«Если сейчас выкарабкаюсь, - подумал Илья, - значит, в рубашке родился... Счастливец!»

Обитая дерматином дверь подалась, впустив с Ильей рваный клуб морозного воздуха. В столовой сидели ранние посетители - работники станции. Несколько человек у стойки рассматривали меню. Илья уже бывал здесь. Подхватив со стола пластмассовый, потемневший от времени поднос, он бросил на него ложку с вилкой и смешался с людьми, стоявшими у буфета.

Начальникам отделов милиции

Московского железнодорожного узла.

В отдел милиции на станции Москва-Казанская поступило заявление о том, что в период с 21 часа 28 декабря по 05 часов 2 января совершена кража вещей из ячейки автоматической камеры хранения. Способ совершения краж аналогичный. Часть похищенных вещей ранее, до получения заявления, была изъята в базовой ячейке преступника на Рижском вокзале. Малоценные вещи потерпевшего обнаружены перемещенными в другую ячейку того же отсека.

Начальнику

Московского уголовного розыска

Главного управления внутренних дел исполкома Моссовета депутатов трудящихся.

Дополнение к ориентировке о краже вещей изавтоматической камеры хранения, совершенной в ночь на второе января на Астраханском вокзале.

Установлено, что обнаруженная на месте происшествия форменная верхняя одежда - куртка и фуражка - принадлежит штурману Ростовского экипажа Латуну В. Г. и была похищена из незапертой прихожей по адресу - Москва, Овражная, 83/4 (Деганово). Прошу дать указания: разыскные мероприятия по краже проводить в контакте с отделением уголовного розыска Московского управления транспортной милиции.

Заместитель начальника управления полковник милиции Холодилин.

Капитан давно приглядывался к дежурному по автокамере и был рад, что именно он в этот день оказался на дежурстве.

- Слушай, друг, - сказал Капитан, - срочно беги в четвертый отсек - летчик там. Лазит по ячейкам. Беги, а то упустишь!

В помещении камеры хранения было тихо, только у автоматов с водой еще толпились пассажиры. Капитан отошел к стеклянной стене, отделявшей зал от перрона. По другую сторону стекла чернели покинутые на ночь поезда.

И вдруг все в зале пришло в движение. Из отсека камеры хранения выскочил бледный, перепуганный Илья, он метнулся было к эскалатору, но, поняв, что из вокзала уже не убежать на площадь, бросился в тупик - к двери с надписью «Посторонним вход воспрещен». За ним, точно гончие, преследующие дичь, устремились милиционер и дежурный по автокамере, потом еще двое в штатском. Пассажиры вскочили со своих мест, словно внезапный вихрь пронесся впомещении.

Финал представился Капитану довольно четко - он знал, что из коридора нет другого выхода. Поэтому сразу, как только сцена освободилась для нового действия, покинул вокзал и переулками постарался уйти от него как можно дальше. Капитан знал, что работники милиции непременно будут искать свидетеля, который показал дежурному по автокамере на преступника. Встреча с ними не входила в его планы - наступавший день обещал множество других забот.

Первым делом предстояло нанести визит на квартиру Ильи, нужно было явиться туда достаточно поздно, чтобы хозяйка успела встать, и в то же время рано - раньше, чем туда приедут с обыском. Следовало найти повод, чтобы заглянуть, не вызывая подозрений, в записные книжки Ильи, найти номера и шифры базовых ячеек - и прощай, столица! Прощайте, любимый Илья Александрович, чао! К обеду неплохо будет разгрузить вашу ячейку в Киеве!

Сонный мальчишка-таксист отвез Капитана домой и подождал, пока он собрался. Собираться, собственно, пришлось недолго - портфель, сумка - он засунул в нее пальто Ильи. Никакой сестры у Капитана не было: на квартиру его пустила опекунша больной старухи, долгие годы лежавшей в больнице Кащенко. Капитан надел шинель, ключ от квартиры бросил в почтовый ящик.

Снова, как в былые годы, ничто его не удерживало: «Я не командировочный, не фрайер! Я честный вор!»

Через всю Москву таксист повез его на Юго-Запад. Было еще темно. Из машины Капитан видел людей, ехавших на работу городским транспортом. Иногда такси и автобусы подолгу задерживались вместе на перекрестках - Капитан и пассажиры автобусов бесцеремонно разглядывали друг друга. Это было неприятно Капитану, он отворачивался, смотрел на дорогу. Мелькали дома. У закрытых еще газетных киосков застыли завсегдатаи.

Между крышами домов красной точкой завис самолет.

«Скоро и мне во Внуково, - он посмотрел на часы, - только бы хозяйка квартиры не заартачилась!»

- Всю ночь за баранкой, - пожаловался таксист. - Сейчас чуть не повело. Засыпаю.

- Смотри! Давно работаешь?

- Второй день.

- Я буду говорить тебе, ты слушай. Не спи, пока не приедем.

- Валяйте какой-нибудь эпизод из морской жизни! Или так - высказывания!

- «Нет, видимо, предела человеческой подлости. Речь - ловкий сутяга, находящий ответ на все, всегда и все видящий и умеющий извернуться на тысячу ладов, чтобы оказаться правым!»

В голосе Капитана слышалось глубокое понимание этого грустного непреложного факта, он цитировал реплику государственного обвинителя, произнесенную как-то на процессе в связи с его делом.

- На Овражной ты меня подождешь, оттуда мы поедем во Внуково! Вот тебе еще афоризм: «Летайте самолетом!»

Начальнику Южного направления транспортной милиции.

Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

В связи с обнаружением в Москве в базовой ячейке преступника вещей, похищенных на обслуживаемом вами участке, прошу проверить возможность перевоза разыскиваемых нами ценностей в базовые ячейки на Южной железной дороге. Особое внимание прошу обратить на отработку версии по станции Киев.

Заместитель начальника

Московского управления транспортной милиции полковник милиции Холодилин.

Заместителю начальника

Московского управления транспортной милиции полковнику милиции Холодилину.

Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

Сообщаю, что дополнительной проверкой по указанным вами шифрам в автоматической камере хранения на станции Киев-Пассажирский-Главный обнаружена базовая ячейка, в которой находятся пять кинокамер, фотоаппараты, импортный трикотаж, часы и около сорока предметов украшений желтого металла. Наличие вещей, объявленных вами в розыск, проверяется. Ячейка блокирована техническими средствами, взята под круглосуточное наблюдение.

Начальник Южного управления

Транспортной милиции.

Расплывчатая вначале фигура подозреваемого принимала все более конкретные очертания.

Холодилин зачитал справку о результатах комплексного исследования вещественных доказательств, Денисов вместе со всеми слушал.

- ...Объект исследования: предметы и вещи, изъятые из базовых ячеек, не значащиеся в розыске и являющиеся, по всей вероятности, личным имуществом преступника: сорочка вискозная, размер воротничка сорок первый, завернута в газету «Советская Россия», номер от 20 ноября прошлого года, отпечатана с матриц в городе Свердловске... Портфель коричневого цвета... Электробритва... Чемодан фибровый, оклеенный фотографиями размером...

Многое из того, о чем докладывал Холодилин, Денисов уже знал, слышал на ночном совещании начальников уголовных розысков и незаметно для себя отвлекался в поисках новой информации.

- Разыскиваемый прибыл в Москву из районов, прилегающих к Свердловской области...

«Само собою разумеется...»

- Обнаруженная электробритва изготовлена во втором квартале прошлого года и направлена в торговую сеть Челябинской области... Имеются образцы почерка, оставленные на номере «Москоу ньюс»... Знает английский язык в объеме курсов иностранных языков, технический текст знает значительно лучше...

- Как с отпечатками пальцев?

- Они есть. Нужен подозреваемый. Прошу всех запомнить: первого января преступник шел с электрички мимо багажного отделения и выбросил за забор испорченный фотоэкспонометр и духи... Кто-то мог его видеть! Кто-то мог идти навстречу к электричке!

Холодилин снова заговорил об устранении условий, способствовавших кражам. Денисов слышал об этом на ночном совещании начальников уголовных розысков. Интерес вернулся к нему, когда Холодилин заканчивал совещание.

- Преступник систематически переодевается. Сегодня он был в форме летчика. Чемодан, о котором мы говорили, принадлежит моряку. Это не случайно. Обращаю ваше внимание на то, что в списках подозреваемых из Баку упоминается морской офицер...

«Моряк! - вспомнил Денисов и достал блокнот. - 31 декабря, младший лейтенант флота, 21 час 12 мин. Платформа 1. Нужно срочно поставить в известность Холодилина!»

- Часть наклеенных вырезок пятилетней давности взяты из журнала «Огонек». На обороте одной из фотографий на клеевой массе обнаружен отпечаток пальца с характерным узором...

Пока заместитель начальника управления говорил, пыл Денисова постепенно угас.

«О чем поставить в известность Холодилина? О том, что тридцать первого декабря по платформе шел моряк? Можно и сейчас при желании найти на вокзале моряка, и не одного! О странном чувстве, заставившем обернуться и посмотреть вслед? Про загадки человеческой психики? Ну и что? Тот ли это офицер флота? А если и тот, чем это поможет сегодня?»

- Весьма странным выглядит, между прочим, исчезновение свидетеля, который послал Порываева в отсек за преступником. Проверкой установлено, этот человек был один, без вещей. Покинул вокзал ночью при непонятных обстоятельствах. Во всяком случае, на стоянке такси он не появлялся.

Холодилин поблагодарил за внимание.

Денисов вышел из кабинета одним из последних, однако, спускаясь по широкой парадной лестнице, вдруг заспешил, заторопился на первую платформу, как будто она могла ответить на вопрос о моряке, который теперь его интересовал.

Иллюзия пирса и корабля исчезала, когда Денисов смотрел на вокзал со стороны перрона. В обе стороны большепролетных железобетонных конструкций перекрытия разбегались вдоль путей каменные шатры, терема. В начале века специфику и перспективы развития нового вида транспорта представляли туманно, первый вокзал в Павловске, под Петербургом, служил пассажирским зданием и концертным залом одновременно.

Высоко, в стрельчатой башне, чернела открытая форточка в окнах кабинета уголовного розыска. Под ними тридцать первого декабря Денисов встретил незнакомого моряка.

Было бесконечно заманчиво докопаться до причины, по какой он выделил моряка из всех людей, проходивших по перрону. Но Денисов понимал: то, что не удалось под непосредственным впечатлением увиденного в тот же вечер, вряд ли удастся теперь. Он только вспомнил, как растекалась по платформам вначале такая компактная, сплотившаяся воедино толпа пассажиров, похожая издалека на огромный встревоженный муравейник. Посадка сразу шла на три-четыре электрички. Единственное, что Денисов мог сделать, - установить электропоезд, с каким уехал моряк.

В кирпичном домике у самого блокпоста было по-больничному тихо и чисто. Несколько свободных от смены машинистов и их помощников разбирали за столом шахматную партию. Доска и фигуры, которые передвигали игроки, обращали на себя внимание - потемневшие, закопченные, они наводили на мысль о поколениях кочегаров, игравших в шахматы до ввода электрической тяги.

В другой комнате сидел дежурный диспетчер по обороту электропоездов - сероглазая, с высоким начесом белых кукольных волос девушка.

- Слушаю, - сказала она Денисову.

Он представился.

- Хочу с вашей помощью восстановить картину станции на двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря...

- Постараемся. - Она поправила волосы и встала из-за стола. Под начесом мелькнул нежный, казавшийся хрупким, как яйцо, девичий затылок. Денисов поймал себя на том, что ему сейчас куда проще каламбурить, чем думать серьезно.

- Присядьте.

- Позвольте, я постою.

Сидя он бы мгновенно уснул.

Откуда-то из глубины сознания всплыла история об Ахиллесе и черепахе - ее разбирали на семинаре по философии. Ахиллес никогда не догонит ползущую впереди черепаху. Пока он пробежит разделяющее их расстояние, черепаха успеет проползти еще немного, Ахиллес преодолеет его - черепаха тем временем снова продвинется... Расстояние между ними будет только бесконечно сокращаться...

«Таинственные карманы времени, безграничные, как миры, процессы деления, - Денисов совсем зарапортовался, - мы могли бы их использовать для сна: высыпаться в то самое время, в какое Ахиллес и черепаха пробегают свои чудовищно малые отрезки пути...»

Казалось, не тридцать с лишним часов, а уже несколько месяцев прошло с той минуты, когда была обнаружена первая обворованная ячейка.

Дверь к машинистам оставалась открытой, один из игравших в шахматы вошел в комнату, снял со шкафа рулон бумаги.

- Я помогу тебе, Эдит.

Вдвоем они развернули на столе схему станции. Четыре вытянутых прямоугольника обозначали ближайшие к вокзалу платформы.

- Так, - сказала кукольная Эдит, - в двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря все пути были заняты. С какого начнем?

- С шестого.

- На шестом пути первой платформы стояла электричка до Валеева-Товарного отправлением в двадцать один час двадцать семь минут...

- Дальняя, - сказал машинист.

Оставалась еще надежда ограничить пункты розыска.

- Остановки не по всем пунктам?

- По всем, кроме трех-четырех станций.

Машинист поддерживал рулон, который ежесекундно грозил свернуться. Эдит называла номера электричек, время отправления, остановочные пункты.

Денисов постигал суть с трудом, но главное все-таки уловил: моряк сел не в первую отправлявшуюся от вокзала электричку. У платформ стояли поезда, уходившие в двадцать один шестнадцать и двадцать один двадцать одна. Последняя - в двадцать один двадцать одна - была самая дальняя, она делала остановку и в Валееве-Товарном. Преступник или человек, которого Денисов принимал за преступника, выбрал тем не менее электричку, отправлявшуюся позже. Выходит, ему не надо было спешить.

- Извините, - Денисов достал блокнот и авторучку, - на слух ничего не получилось - тупею.

Ей пришлось повторить объяснение сначала.

Вскоре стала проглядывать некая система.

«Почему же преступник не воспользовался поездом, который отправлялся раньше, - Денисов пробежал глазами по схеме, - куда он ехал?» Денисов стал рассматривать каждую строчку в отдельности и вдруг почувствовал, что без помощи со стороны ему ничего не сделать.

- Как по-вашему? Есть станции, до которых можно добраться только этой электричкой, а не другой?

Машинист внимательно посмотрел на него.

Эдит ответила первой:

- Есть. Деганово.

Денисов вновь заставил себя сосредоточиться.

Эдит оказалась права. Только в Деганово можно было попасть с электричкой, отправлявшейся в двадцать один двадцать семь. Две другие электрички в Деганове не останавливались. Ничего загадочного в поведении моряка не было.

- Спасибо, Эдит.

Уже на перроне Денисов почувствовал незначительность этой своей фразы, хотел вернуться, но вместо этого еще решительнее зашагал к вокзалу.

Обычная уверенность в себе вернулась в кафе, на антресолях. Приземистая официантка-коротконожка, про которую говорили, что она неравнодушна к Денисову, плеснула было в стакан тепловатого кофе с коричневой пенкой.

- Сейчас принесут новый термос. Будете ждать?

Сбоку от стойки стоял музыкальный автомат. Денисов опустил пятак, наугад нажал клавиш. Автомат сработал не сразу.

- «...а может быть, нам этот день запо-о-мнится, - родилось наконец в глуби не музыкального ящика, - как самый светлый день из сотен тысяч дне-е-ей...»

Денисов посмотрел на часы.

«Деганово. Жилой массив, где ночью была украдена куртка штурмана...»

Как «блуждающий форвард», Денисов имел право на самостоятельную отработку собственной версии. Он снова посмотрел на часы: в Деганово лучше было отправляться сейчас же, до дневного перерыва в движении электропоездов.

Дача выглянула сразу, как только Илья свернул с шоссе.

Увидев ее, он тут же забыл о своих злоключениях.

Было мучительно вспоминать, как в столовой он выпросил старую промасленную телогрейку у стропальщика. Стропальщик, чудак, наотрез отказался взять деньги... Как поехал в ГУМ за пальто.

Пальто купил первое попавшееся, особенно не выбирал. Сразу, на контроле, надел на себя. Упакованную продавщицей телогрейку оставил там же, в ГУМе, у фонтана, - кто найдет, будет несколько разочарован находкой.

Вспоминать, в общем, было не о чем, только страх не проходил.

Тишина и спокойствие исходили от утонувших в снегу построек. Островерхая черепичная крыша плыла между высоченными соснами.

«Моя дача!»

Дорогу к крыльцу давно не расчищали, рассохшийся почтовый ящик на калитке покосился. Илья уже не раз бывал здесь. Не заходя в дом, он остановился полюбоваться деревьями - их колеблющиеся вершины обозначали верхнюю границу недвижимого имущества высоко в небе.

Хозяин, уже немолодой, в вытертых джинсах и ватнике, вышел на крыльцо. Он жил одиноко, Илья ни разу не спрашивал у него, кто ухаживал раньше за гладиолусами в парниках, катался на трехколесном велосипеде, ржавевшем теперь за сараем. Во всем доме Илья не встретил ни одной женской вещи.

- Сколько этим соснам? - Илья виделся с хозяином дачи довольно часто за последние дни, и в обоюдных приветствиях не было необходимости.

- Лет сто - сто двадцать, кто знает? - Мужчина смотрел куда-то в сторону, такая была у него манера. - Я в сарай иду. Хотите со мной?

Из сарая они прошли в дом.

Не глядя на Илью, хозяин дачи снова открывал и закрывал двери, поднимал на террасе доски, показывая состояние полов и фундамента. Так же торопливо и до обидного равнодушно открыл погреб, свел с крыльца, продемонстрировал пустой гараж.

- В прошлый раз мне показалось, что у вас яма не облицована.

- Все как в настоящем гараже. Страшно вспомнить, чего все это стоило.

- Рабочих нанимали со стороны?

- Я не об этом. Свет, между прочим, включается с террасы.

- Верстак с собой увезете?

- Еще не решил. - Мужчина снял с верстака масленку, подержал, поставил на место. - У вас нет машины?

- Пока нет.

- Ну и не надо.

- Меня беспокоят жуки, вредители дерева. Говорят, если заведется, в несколько недель все изведет.

- Пока Бог милует. Кроме того, сейчас есть химикаты.

- Там тоже парники? - Илья показал в конец участка.

Хозяин дачи на секунду оживился:

- Цветы. Жена разводила отличные гладиолусы... Не интересуетесь?

«Все-таки здесь жила женщина», - подумал Илья.

Набирая полные туфли снега, Илья прошел к парникам, в дальний конец сада, под вишни.

«Сюда поведет тропинка, выложенная каменными плитами... Перед гаражом надо будет посадить зелень, пусть поглощает выхлопные газы... Под вишнями - круглый стол, камышовые кресла. Хочу пожить красиво!»

...Случайно в салоне готового платья в Юрюзани увидел он когда-то давно-давно транспарант, потрясший все его существо не меньше любимого теперь Анри де Тулуз-Лотрека.

И сейчас, много лет спустя, с закрытыми глазами Илья мог воспроизвести во всех деталях изображенный на транспаранте уголок осеннего сада - с высоченными деревьями, аккуратно обихоженными дорожками, с невиданным ранее модерновым киоском на первом плане, с манекенами, расставленными вдоль аллей. Мужчины помоложе были облачены в короткие пальто модных силуэтов, очерчивающих мужественную изысканную красоту. На пожилых - они стояли группами позади киоска или сидели на длинных садовых скамейках - пальто выглядели посолиднее, построже. Группа молодых людей готовилась к игре в лаун-теннис. На переднем плане во весь рост был изображен спортивного вида манекен, в надвинутой на лоб мягкой шляпе, с газетой и тростью. Зажав трость под мышкой, манекен поверх развернутого газетного листа улыбался женщине в мини-юбке, катившей по дорожке элегантную детскую коляску. Сбоку, за ажурной оградой, виднелась припаркованная машина. «Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный, пусть пробивается сам».

Мысль о женитьбе на женщине, которая могла бы обеспечить материально, Илья отверг, что называется с порога. Тестем его стал мужик-сибиряк. Тесть мог легко поставить и раскатать избу, вырубить топорище, пройти шестьдесят километров из Пызмаса в Соть за тракторными санями, но сбережений не имел. Единственным капиталом была его дочь.

Никто не мог бросить Илье упрек в том, что он женился ради денег. Не деньги влекли его и потом, когда из райцентра он переехал с женой в Юрюзань, настоял на том, чтобы она поступила в иняз, стал готовиться к переезду в Москву. Жить стоило только той жизнью, что была изображена на транспаранте в салоне готового платья в Юрюзани.

Участковый инспектор в Деганове, средних лет, в очках, с поплавком гуманитарного вуза, вернул Денисова к действительности.

Участковый оперировал конкретными цифрами - площадь микрорайона, население, промышленность. По населению Северное и Южное Деганово оказалось равным среднему областному центру - Костроме или Вологде. По промышленности давало фору некоторым группам зарубежных стран, взятых в совокупности. По рождаемости держалось на среднем уровне.

Денисов понял, что всем формам предупредительно-профилактической работы участковый инспектор предпочитает публичные выступления перед гражданами.

С другой стороны, если послушать участкового инспектора, получалось, что искать преступника по приметам в Деганове не имеет смысла - все равно как иголку в стогу сена. С этим Денисов не мог согласиться.

- Выходит, преступление пусть остается нераскрытым?

- Прошу не передергивать! Я рассказал тебе о районе, в который ты прибыл. По площади до последнего районирования он был только на семьсот гектаров меньше Парижа... В Деганове сегодня трудится более тысячи докторов и кандидатов наук. В непосредственной близости от города здесь созданы одновременно благоустроенные зоны отдыха. Введены в строй тысячи квадратных метров жилой площади... Представляешь, сколько сотен, а то и тысяч моряков может проживать здесь постоянно, а также приезжать со всех сторон нашей необъятной страны на побывку, в гости, на экскурсии? У тебя ведь нет данных, что он прописан здесь?

- Откуда? Я вообще о нем ничего определенного не знаю. Младший лейтенант флота. Приметы... И все.

- Все? И с этим ты думаешь его найти? Так ведь это знаешь чем отдает? Нет? Детективом! «Натпинкертоновщиной»! - Участковый инспектор обрадовался, найдя сразу слова, нужные для сравнения. - Сам-то ты это чувствуешь?

- Что же прикажешь делать? Преступник не позаботился о том, чтобы дать свой точный адрес. Не искать?

- Система розыска... Система! Понимаешь? Как в футболе! Вот что важно.

- Между прочим, как с кражей куртки у штурмана?

- Возбудили уголовное дело. Ищем. Должен тебе, правда, сказать, что и этот преступник, возможно, не из Деганова. Во-первых, такая кража на моем участке первая. Почерк новый...

Участковый инспектор мог оказаться прав. Спорить, не располагая фактами, было бессмысленно. Денисов молча протянул руку.

- Поехал? - спросил инспектор. - Ну давай. Я позвоню, если что будет.

Денисов вышел.

Сразу за домами начиналось полотно железной дороги, дальше пустырь, за которым вновь тянулись дома. Преступник направлялся в Южное Деганово, что ближе прилегало к железной дороге, иначе тридцать первого вечером он воспользовался бы автобусом или трамваем. Таким образом, район поиска заметно ограничивался.

«Значит, „детектив“, „натпинкертоновщина“, - замечание участкового инспектора неприятно задело Денисова, - но разве система розыска не требует индивидуального мастерства?

Как это называлось в книге, которую читал на дежурстве Сабодаш? Колокола судьбы? Любопытно, гремели ли эти самые колокола, когда заводской комитет комсомола рекомендовал в милицию именно меня? Наверное, гремели, но я не слышал».

Внутренним взором Денисов увидел себя постовым на платформе в первые недели работы. Медовые дачные сосны, усыпанные хвоей тропинки. Ночью вровень с высокими платформами проплывают кабины электровозов, залитые серебристым светом. Будто идут в Гавану или на Острова Зеленого Мыса...

За переездом днем играли в футбол пацаны. Денисов несколько раз за смену подходил к краю поля, ждал, когда мяч отлетит в его сторону. Денисов даже не оглядывался, приехал проверяющий или нет, - так хотелось ударить по мячу. Мяч в конце концов оказывался рядом. Денисов пробивал точно по воротам.

- Повторить! - кричали пацаны.

Он повторял. Мяч звенел от удара.

- Играйте за нас!

Но он уже жалел, что не сдержался, и уходил на пост.

Через несколько недель он ходил по платформе не один, в сопровождении двух-трех футболистов с красными повязками.

- Хорошо несет службу новенький милиционер, э, Денисов! У него авторитет перед молодежью, и пассажиры о нем отзываются положительно, - объявил как-то на разводе старший лейтенант - проверяющий. - Вот скоро на сборы его отправим, тогда и вовсе вернется асом.

- В университет его, - подсказывал кто-то из заднего ряда.

Подсказывавший словно в воду смотрел. Через год Денисов поступил на юрфак.

- Разговорчики в строю! Смирно! Слушай приказ! - командовал старший лейтенант. - Приказываю заступить на охрану общественного порядка в столице нашей Родины, городе-герое... - Денисов знал к тому времени приказ наизусть, но каждый раз, когда его читали, невольно подтягивался, - ...во время несения службы строго соблюдать социалистическую законность, быть справедливым и вежливым в обращении с гражданами. На-ряд! Напра-ву! По по-о-стам шагом аррш!

Но если невидимые колокола действительно гремят, предупреждая о глубоких отдаленных последствиях наших внешне совсем обычных, даже случайных шагов, то слышнее всего они, должно быть, грохотали во время сборов, в тот день, когда он познакомился с Кристининым, попал на первую серьезную операцию...

Шлагбаум на переезде был закрыт, пропускали пассажирский состав. Денисов посмотрел на часы - «Лотос» шел без опоздания. Мелькнула дверь вагона-ресторана с поперечной металлической планкой-ограждением. Усатый повар в белом колпаке, с оголенными по локоть руками, не замечая мороза, наблюдал строительный пейзаж Деганова.

«Сначала надо проверить „горячие точки“ - винные отделы гастрономов, пивные палатки, потом адресоваться к сторожам, дворникам», - решил Денисов, но тут же изменил свое решение.

Проходная маленького заводика за переездом выходила окнами на дорогу. Дверь была приоткрыта - очевидно, для притока свежего воздуха. Денисов не стал искать ближайшую «горячую точку» и пошел в проходную: «Моряк в форме - человек заметный. Может, видели?»

Пенсионного вида вахтер сразу все понял, едва Денисов попросил разрешения позвонить:

- С Петровки? Или из районного управления? Что-то не знаю тебя.

- Из тридцатки.

Московское управление транспортной милиции размещалось в доме тридцать по улице Чкалова. Денисов сослался на управление для солидности.

- Все ясно. Сейчас в бюро пропусков положат трубку, и можно звонить. У нас с ними параллельный.

Звонить Денисову было некому, он набрал номер своего кабинета. Как и рассчитывал, никто не отозвался.

- Не отвечают, придется подождать.

Вахтер сам начал разговор.

- Работы под самую завязку? Знакомо. Все бегает молодежь, все шебаршит! Потому что жизнь не понимают.

- Не так легко понять.

- А чего нелегко? Живи как вокруг живут!

- Так-то так.

- Тоже вот я шебаршился... На работе устаешь, а тут в школу вызывают: девчонка тройки носит, жена шумит! А как хирург отхватил полжелудка, так все в норму пришло. Больше не шебаршу... Ты ищешь кого или так, между прочим?

- Бывает здесь один человек. Моряк, младший лейтенант.

- Живет или как?

- Разве найдешь?! Вон сколько домов понастроили...

«Знакомая песня...» - Для приличия Денисов еще раз набрал тот же номер.

- Капитан Колыханова слушает!

Денисов положил трубку: за эти двое суток он совсем забыл о ККК.

- Куда бы тебя адресовать? - Вахтер снял со стены висевшие на гвоздике заявки на пропуска. - Вот что! Сходи-ка ты для начала в общежитие техникума. Народ там - ух! Идут вечером, волосы распустят, поют - смотреть страшно. - Он повертел бумажки в руках и снова наколол на гвоздик. - С них и начни!

«Вот уж там мне делать совершенно нечего...»

Поблагодарив вахтера, Денисов пошел к домам. Протянувшиеся вдоль фасадов витрины предлагали сразу несколько «горячих точек» - на выбор.

- Товарищ полковник, разрешите обратиться! - Сутуловатый капитан линотделения, прикомандированный к оперативной группе вокзала, четко взял под козырек. - Установлено, что свидетель Вотрин Евгений Иванович тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, проживающий на Дубниковской улице, видел подозрительного мужчину, шедшего со стороны вокзала мимо багажного отделения первого января в пятом часу утра, о чем и докладываю на ваше распоряжение! - Капитан словно сошел со страниц милицейской повести: в своем длинном сообщении не сделал ни одной паузы, не допустил ни одного неуставного оборота и ни разу не перевел дух. Окончив рапорт, капитан лихо рванул руку к бедру и щелкнул сапогами. Холодилин слушал скептически, потом посмотрел на Блохина, пришедшего вместе с капитаном. Блохин напряженно молчал.

- Пригласите сюда.

- Он здесь, за дверью.

Свидетель оказался человеком средних лет, в джинсах, заштопанных на коленях грубыми мужскими стежками, со значком рационализатора на куртке.

- Вот вы, полковник, юрист, - заговорил он, прежде чем Холодилин задал ему вопрос, - можете вы мне сказать, почему разбор моего дела начали раньше, чем указано в повестке? И сколькими репликами в гражданском процессе могут обмениваться прокурор с ответчиком?

Блохин положил ему руку на плечо:

- Два слова о себе, пожалуйста... Почему первого января вы пошли на вокзал?

- Я и тридцать первого декабря ходил... А что делать?

Он жил один, рано вставал, ходил пить кофе на станцию. Работа в котельной посменно нарушила ход его физиологических часов. Вотрин по привычке каждую ночь приходил в вокзальный буфет, хотя еще в сентябре его уволили из котельной и теперь он судился по поводу восстановления на работу.

Холодилин ни разу не прервал сбивчивый рассказ слесаря, мысленно подыскивая объяснение странному костюму Вотрина, латкам на джинсах, значку, личной неустроенности - всем несоответствиям, вытекавшим из его рассказа.

- ...Я не задерживаю?

- Пожалуйста, пожалуйста.

Рассказчиком Вотрин оказался плохим.

- Работал как все. Еще рационализацией занимался, - Вотрин показал на значок, - ни одного дня не болел. А когда завхозу понадобилось своего человека в котельную взять, вспомнили: инвалид, нельзя использовать на работе с механизмами... Да! А тут, значит, так было... Я иду мимо девятиэтажки. Пятый час, никого. Один только человек от вокзала. Знаете, где церковь за багажным двором? Трубы еще выведены из алтаря на крышу?

- Далеко он от вас прошел?

- Вот как вы сейчас сидите.

- Молодой?

- Лет за сорок, высокий. В форме.

- В форме? В какой?

- В какой, не помню. Голова своим забита. - Вотрин помолчал. - Как вы думаете, товарищ полковник, могут отменить решение суда, если нарушен принцип несменяемости судей?

В винном отделе гастронома Денисов ничего не узнал - час неурочный: отсутствовали завсегдатаи. В «Березку» завотделом идти не посоветовала - кафе только открылось, не подобрался постоянный контингент. В кинотеатре шли «Озорные повороты».

По случаю демонстрации популярного фильма контролера в дверях не оказалось.

Темнело.

Все так до удивления не клеилось, что становилось смешно.

У палатки, торговавшей черствыми мучными деликатесами, Денисов увидел пьяненького мужичка - он приставал к прохожим с одним и тем же вопросом:

- Куда мне сейчас, товарищи? К законной или к незаконной?

- Конечно, к законной!

- Да-а, она опять пилить будет!

Инспектора мужичок обошел, обостренной интуицией пьяного почувствовал возможную от этой встречи неприятность.

Денисов просунул голову в окно палатки.

- Моего дружка не видела? Приветик!

Скучающая девица с припухлыми веками взглянула недоверчиво.

- Какого еще дружка?

- Здравствуй! Морячка, младшего лейтенанта! Пиво у тебя пьет. Вспомнила?

- Вспомнила. - Продавщица легла грудью на прилавок. - Боишься, потеряется?

- Приходится за ручку водить, - отшутился Денисов. - Не видела его сегодня?

- Может, видела. Что мне за это будет?

Вид у нее был плутоватый, но Денисов вдруг понял, что в устах этой скучающей девицы правда и должна выглядеть именно так - сильно замаскированной под ложь.

- Да я серьезно говорю.

- И я серьезно.

- Не шучу.

- Какие могут быть шутки!

Видя, что Денисов не собирается просить пива или клянчить взаймы, она успокоилась.

- Я ему электродрель принес, - Денисов назвал первое, что пришло в голову, - полки книжные вешать, а он ушел. И дрель возвращать надо. Давно его видела?

- Утром. Я как раз открывала. Он к парикмахерской шел.

- Туда?

Продавщица внимательно посмотрела на Денисова.

- Ты не угорел, милый? Да вот сзади тебя. За восьмым корпусом.

Как большинство моряков-северян, Денисов плохо плавал. Бегал отлично, через несколько секунд был уже в парикмахерской.

В мужском салоне никого не оказалось. В дамском юная парикмахерша делала начес своей коллеге. Громко играло радио. Иосиф Кобзон исполнял песню из «Семнадцати мгновений весны».

- Девочки, к вам моряк не заходил? Младший лейтенант?

Никто не ответил. Денисов знал песню - Кобзону оставалось еще два длиннющих куплета.

- Большая просьба...

- С утра никого, - шепнула появившаяся сзади пожилая уборщица, - весь день только и щиплют друг дружку.

Денисов бегом вернулся к палатке.

- Когда вы его перед этим видели? Давно?

- Вчера, перед закрытием. Ему, между прочим, еще цыганка гадала - я его поэтому и запомнила. - Волнение Денисова передалось продавщице. - А что он сделал? - Официальное «вы» отвергало мысль о книжных полках и электродрели.

- Это точно, что он заходил в парикмахерскую?

- Не знаю. Шел между корпусами.

- Не помните, что у него было в руках?

- Портфель, что ли...

- Вчера он был здесь один?

- Один. Взял два пива.

- А раньше?

- Раньше я его никогда не видела.

Денисов отошел от окошка. Откуда-то из домов пропищали сигналы точного времени. Семнадцать часов.

Денисов огляделся. Сразу за палаткой простирался пустырь, он заканчивался оврагом. По другую сторону улицы белел новый жилой массив. Свободная застройка чередовалась в нем с нудной, успевшей порядком надоесть рядностью.

Переговоры с хозяином дачи закончились на веранде, за старым столом, испачканным белилами.

- Вначале я перееду как квартирант, потом внесу остальные деньги. Скажем, в трехмесячный срок. Не возражаете? - Илья, собственно, предвидел, каков будет ответ.

- Меня это устраивает. Переезжайте в любое время. Теперь я здесь один, - Илье показалось, что он незаметно смахнул слезу, - круглые сутки.

- Вам не кажется, что цена все-таки немного завышена?

- Продажа дач не мое хобби. Я сказал, что она стоит. Другой на моем месте запросил бы больше. Тем более с вас. Где вы возьмете такие деньги?

- Не волнуйтесь. - Илья не стал торговаться.

О задатке договорились тоже быстро - обоим хотелось поскорее покончить с этим делом. Обмыть сделку Илья отказался.

- Вы на Электричку? - спросил хозяин дачи, прощаясь.

- Нет, автобусом.

- Тогда тропинкой, через пруд. Так короче.

Автобус подошел быстро и сразу же двинулся с места, едва Илья встал на ступеньку. На задней площадке было много людей. Илье удалось протиснуться к кассе. Здесь его прижали к болезненного вида человечку, и с этой минуты Илья уже не мог пошевелиться: с обеих сторон подпирали люди, в том числе женщина в нечищеном пальто с въевшимися в него комочками пыли. Неподвижно согнутая рука пассажира уперлась Илье в грудь.

Дорога шла проселком. Автобус несколько раз тряхнуло, болезненного вида мужчина неожиданно еще сильнее прильнул к Илье. В этот момент женщина стала поворачиваться, готовясь к выходу. Илью совсем сжали, но он был начеку.

- А ну отодвинься! - Он перехватил руку, успевшую расстегнуть пуговицу пальто.

- Да вы что? - болезненного вида карманник несколько раз испуганно икнул.

Женщина в грязном пальто накинулась на Илью:

- Что пристаете? Не видите, инвалид едет?! - Сообщница оказалась препротивной - под глазом тускло просвечивал то ли синяк, то ли близко расположенный кровеносный сосуд.

- Я вам дам инвалид!

С другого бока кто-то массивный тоже стал разворачиваться - спокойно, со знанием дела; Илья почувствовал прижатый к его ребру нахальный локоть третьего карманника.

- Это на тебя, что ли, Василий? Трудягу порочить?

- Едет без билета да еще к людям пристает! - Тусклый синяк маячил у Ильи перед лицом.

Болезненного вида карманник продолжал громко икать.

- Человека расстроил! Не видишь?

- Проходимцы! - искренне вырвалось у Ильи. - Надо работать, а не по карманам шарить. Скажите спасибо: в милицию идти некогда!

- Пошли! Пошли в милицию!

Илья схватился за вертикальный поручень, подтянулся к дверям, нажал на кнопку. Карманники в нерешительности замолчали. Автобус остановился.

- Тесно? Тогда такси бери! - опомнилась женщина, когда Илья выходил.

- Видать, хлюст хороший! - улюлюкал тот, что был поздоровее. - Сам вот ты и лазишь по чужим карманам. Вот ты какой!

«...Нет, я не такой! Если и такой, то временно, на несколько дней. Это вам уже никогда не быть честными. Воровство у вас в крови, въелось в плоть! Представляю, что вы делаете, когда удается заиметь ваши жалкие гроши!»

Сгоряча он быстро шел по шоссе.

«...Важно не то, что присваиваешь чужие деньги, а то, что собирешься делать дальше - пропивать, проматывать или употребить с толком, чтобы была польза для тебя, а значит, и для всего общества! Я, например, тополя высажу от дачи до остановки».

Позади настойчиво засигналила машина. Шофер грузовика показал на свободное место рядом. Илья мотнул головой.

Спешить было некуда. Впереди мог быть только вокзал. Капитан, старый пройдоха, бросивший в трудную минуту... Что там еще? Стенд с надписью: «Их разыскивает милиция», медлительный дежурный по камере хранения.

Решение пришло вдруг: «Хватит. Как это у жуликов? Бросаю? Нет! Завязываю!»

Денисову удалось выделить участок поиска довольно четко.

Дорожкой, которая вела к парикмахерской, пользовались не все. Она укорачивала путь к платформе Деганово только жителям отдаленных домов. Все другие предпочитали тропинку, начинавшуюся ближе к станции. Внутри обозначенного Денисовым многоугольника оказалось десятка три кирпичных домов и десятка полтора блочных башен.

Никто из тех, к кому обращался Денисов на улице, кроме продавщицы пивной палатки, никогда не видел здесь моряка, младшего лейтенанта. Была еще надежда на дворников, но первая же дворничиха, молоденькая, в спортивных брючках и дымчатых очках, ее отвела:

- Пока я здесь разметалась, - то, что она проделывала метлой, определить точнее было бы затруднительно, - пока я здесь разметалась, моряки не проходили.

- А у парикмахерской? Кто там разметается?

- Мой муж. Но сегодня я за него. У нас здесь много моряков живет...

- Много?

Денисов был слишком увлечен своей версией, чтобы отнестись к ней критически, и в то же время видел, что она не безупречна. Именно это останавливало его от официального рапорта Холодили-ну. Что-то подсказывало: «Тот ли это моряк, которого ты ищешь?», «Можешь ли ты утверждать, что младший лейтенант на платформе и моряк у пивной палатки - одно лицо?» и, наконец: «Кто сказал, что тридцать первого вечером ты видел преступника?»

Отступать было поздно. Стараясь не думать о том, что ему предстоит, Денисов вошел в ближайший подъезд, постучал в первую дверь.

Заместителю начальника

Московского управления транспортной милиции полковнику милиции Холодилину.

ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

Шофер такси ММТ 13-42 показал, что перевозил ночью сего числа пассажира, схожего по приметам с разыскиваемым, без верхней одежды. Неизвестный сел в машину в районе Астраханского вокзала и вышел на Каланчевской улице (территория 68-го отделения милиции). После ухода в машине обнаружена газета «Москоу ньюс» от первого января.

Начальник следственного отдела.

«Ты учись расслабляться, Денисов, - говорил ему еще на заводе старый мастер, проработавший не один десяток лет, заядлый шахматист, - иногда можно и легче к чему-нибудь подойти, и проще. Что ты все время как будто турнирную партию играешь? Ну сделаешь не тот ход сначала - пускай! Вторым выправишь, третьим! Расслабься, положи локти на стол, доставь себе удовольствие от игры! Бывает, дотронешься не до той фигуры, но ведь не на турнире! Никто не закричит: „Тронуто - схожено!“ В жизни надо иной раз и уметь снять напряжение, перейти с большей фазы на меньшую...»

Он соглашался, но следовать совету не мог. Коллеги посмеивались над его медлительной основательностью:

- Зачем далеко загадывать, Денис!

«Может, это у меня от работы в электроцехе, - пробовал себе объяснить Денисов, - когда рядом электрические провода, невольно будешь осмотрительнее!»

...Ничего такого не требовалось сейчас.

Была работа, не требовавшая ни сообразительности, ни особенных умственных усилий. В некотором смысле даже тупая, неинтересная, и все же Денисов ни на секунду не разрешал себе расслабиться.

Открывались и закрывались двери. Менялись цвета обоев в прихожих, циновки, половики. Процедуры отпирания и запирания замков.

- Сюда, пожалуйста.

- Вы не могли бы спросить у соседей? Мы здесь недавно.

- Хозяина дома нет. Придите завтра.

Денисов постепенно совершенствовал тактику: поднимался лифтом на самый верх - ноги сами вели вниз.

- Здравствуйте, я на минуту. Не наслежу? Ваши окна выходят на улицу? Вы не видели моряка в форме? Я его целый день ищу. Где-то здесь живет. Младший лейтенант...

- Вы обратились бы лучше в адресный стол! Фамилию, год и место рождения знаете?

- Моряка? По-моему, нет...

- Слышь, Коля, уже моряк объявился! Ну и райончик! До остановки пешком! Ям понарыли... Как на острове, ну Сицилия! Только мафии нам не хватало!

- Моя жена редактор. Ей, извините, некогда в окна глазеть!

- Здесь как-то подрались двое, думали, поубивают друг друга. Хоть бы, думаю, кто милицию догадался вызвать! Куда там! А на третий день опять у палатки как ни в чем не бывало вместе...

Задачу: «Во что бы то ни стало найти младшего лейтенанта» - Денисов вскоре сформулировал более конкретно: «Опросить жителей близлежащих домов».

Через несколько часов безуспешных поисков до него постепенно стали доходить смысл и масштабы им затеянного, но Денисов не позволил себе думать только о них.

Было странно, что во время этого бесконечного опускания по лестницам Денисов меньше всего вспоминал «моряка», которого стремился отыскать во что бы то ни стало. Даже когда задавал свои стереотипные вопросы и выслушивал такие же стереотипные ответы. Думал о вещах, никак не связанных с сегодняшним, - о Кристинине, вылетевшем на задержание в Хорог, о пианино из Хорогского музея, о котором как-то рассказывал Михаил Иосифович Горбунов, о никогда прежде не встречавшейся ему породе собак - эрдельтерьер, наконец, об обязанностях, какие человек берет на себя от рождения перед другими людьми, - «долг», «совесть» - можно их называть как угодно.

- Нет, моряка не встречала...

- Вы не обращались в тридцать первую? Там все знают!

- Господи! Какой еще моряк?

У одного из подъездов Денисову встретились дружинники. Он объяснил, почему находится здесь. Дружинники вызвались поговорить с лифтерами, в хлебном, в прачечной. Двое сразу же отправились дежурить на переезд - евушка и парень в очках, - им было все равно где дежурить, только б вдвоем.

Дом Денисов оставил себе.

- Мне помнится, вы как-то уже приходили с месяц назад. После этого у нас случай произошел в подъезде.

- А я работал тогда в шестом главном... Сразу нас на машины и на стадион. Игра заканчивается. Судья растерян, хронометра нет. Да-а... И вот подходит ко мне моряк... Аккурат такой, как ты ищешь...

Час возвращений с работы сменил час ужина. Ароматные запахи растеклись по подъездам. Они не оставили Денисова равнодушным - жаркое, гороховый суп, макароны по-флотски. В одной из двенадцатиэтажных башен на восьмом этаже готовили баранью ногу. Нога лежала в духовке, приправленная чесночком, зеленым горошком и жареным луком. Денисов как будто видел эту живописную картину. Аккуратная хозяйка открывала духовку и каждые несколько минут поливала ногу кипящим бараньим жиром.

Запах готовых мясных котлет! Разве его можно спутать с запахом домашних! Хозяйки добавляют в котлеты приперченный фарш и сырые яйца - от этого запах меняется, и чуткое обоняние его фиксирует...

Казалось, Денисов спускается все время по одной, растянувшейся на многие километры лестнице.

Стемнело.

Из квартир в подъезды проникли звуки телевизоров, хрипы эфира.

«В роли Петрушки актер раскрыл не только тему трагической сломленности, - сопровождал Денисова в непрерывном опускании хрипловатый голос, - но и тему невероятной духовной живучести, тему воскрешения...»

Денисов уже не верил, что найдет «моряка», и хотел одного - поскорее выйти из последней двенадцатиэтажной коробки и сесть на крыльцо.

Парень ужинал. Впустив Денисова, он вернулся в кухню и сел за стол. Движения были исполнены неторопливой уверенности.

На парне была майка, она открывала худые плечи с голубоватыми линиями татуировок. По ним Денисов предположил основные вехи его биографии - детская воспитательная колония, судимость, колония для взрослых. Сейчас с этим, видимо, было покончено. Парень вернулся с работы, принял душ, ужинал без спиртного.

- Я видел такого, как говоришь, моряка.

Денисов присел на табурет. Человек, помогавший ему вольно или невольно в поисках, безусловно, заслуживал благодарности, и Денисов сидел, хотя больше всего в эту минуту ему хотелось уйти, молчал, хотя вопрос уже вертелся на кончике языка.

- Своего кореша ищешь? - спросил парень, продолжая есть.

Денисов молча показал синий якорек на кисти - память о службе в бухте Лиинахамари.

Парень встал к окну:

- Котельную видишь? Теперь бери правее. Второй подъезд. Я его утром видел. Дуй туда.

Трубку не снимали долго. Из телефонной будки Денисов видел занесенные снегом детские песочницы, покатые горки - не самодельные, устроенные кое-как, а типовые, о двух скатах - отдельно для младшего и среднего возраста.

Большой благоустроенный двор не напоминал Денисову о его детстве, потому что он рос в другом - с лопухами у забора, дорожками из красного кирпича. Мужчины играли за столом в «козла», молодежь танцевала под выставленную на подоконник радиолу...

Двор в Булатникове, где вырос Денисов, много выигрывал от бревен, вповалку валявшихся у забора. Никто не знал, когда они появились, зачем. Сидя на бревнах, пацаны вели разговоры, делились наблюдениями, ссорились, дрались. На этих самых бревнах он признался Лине. Что останется в памяти пацанов из этого двора? Вспомнят ли они о нем, чистеньком, безликом?

- Капитан Колыхалова слушает. - Денисов не мог себе представить, что будет, если никого не окажется на месте. - Иду по коридору, слышу звонки. Что нового?

- Потом расскажу... Срочное дело. Скажи дежурному, что хочешь, возьми машину и приезжай в Деганово. Совершенно необходимо. По делу «Магистраль». Я на Овражной, три, у палатки. - Не дав Кире возразить, Денисов повесил трубку.

Он по-прежнему почти не думал о «моряке», действуя словно запрограммированная машина: окончание каждой предыдущей операции служило началом последующей. Мимо второго подъезда, в который ему еще предстояло войти, Денисов направился в контору жэка.

В конторе жэка худенькая, похожая на белую мышку паспортистка с шумом задвигала ящики картотеки. Мужчина с лицом, изрытым морщинами, ждал ее. Денисов показал удостоверение, объяснил, в чем дело. Паспортистка вернула красную книжечку, вздохнула, словно отрезала:

- В этом подъезде моряков нет и никогда не было. Я сама в нем живу.

- Его видели утром и вчера тоже... Вечером он...

Она не дослушала.

- Вчера вечером? Враки. Я часов до десяти гуляла с собакой. Ни один в дом не входил!

- Вас, по-видимому, дезориентировали, - пророкотал мужчина начальственным басом.

Денисов присел на стул, наблюдая, как женщина ловко собирает паспорта и укладывает в деревянные ящички.

- Трудная у вас работа, - сказала паспортистка, чтобы его как-то утешить, - но интересная... Недавно книгу принесли. Читаешь, дух захватывает! На месте преступления оставили обыкновенную пуговицу...

Именно инспектору уголовного розыска приходится выслушивать чаще других чудовищно перевранные, а то и вовсе несостоятельные криминальные истории. Может, люди считают, что профессионалу интересно знать обо всем, что связано с преступлениями?

- Вот вызывает его следователь на допрос, а пакет уже на столе. «Значит, невиновны?» - «Невиновен!» - «Так и запишем! А теперь откройте пакет!» А в пакете пуговица! Потрясающая книга!

Рассказ паспортистки вызвал в Денисове неожиданный отклик.

В споре с дегановским участковым проиграл он - Денисов. Поиск моряка с самого начала был чистой «натпинкертоновщиной». «Блуждающий форвард» действительно подстраховывал, но раскрыть преступление могла только система Холодилина!

...В эпоху широких оперативно-штабных мероприятий сыщик-одиночка выглядел анахронизмом, чем-то вроде достославного странствующего рыцаря, и требовался новый гений, равный талантом великому Сервантесу, чтобы покончить с литературой о сыщике, как тот лет триста назад разделался навсегда с рыцарскими романами!

- Я прошу еще раз проверить, это очень важно, - сказал Денисов.

Мужчина вынул из-под стопы домовых книг тетрадь в коленкоровых корках.

- Подождите, я попробую уточнить, - его начальственный бас заполнил помещение.

Денисов поднялся.

Жилищно-эксплуатационная контора № 38 выпускала стенную газету «За культуру быта». Денисов подошел к ней, усилием воли заставил себя читать строчку за строчкой.

«Мы, отвечающие за текущий ремонт, - читал Денисов, - идя на встречу новогоднего праздника, горим желанием не допустить аморальных проявлений ни на работе, так и в быту, и в учебе».

Обладатель командирского баса кому-то звонил, решал одновременно какие-то свои хозяйственные вопросы, шутил, порою оказывался настоятельно строг.

Наконец он сказал:

- Хлопотливое дело - руководить жэком: какие только вопросы решать не приходится: от покуса собаки до сдачи нормы пищевых отходов... Не верите? - У него было изрытое морщинами лицо, серое, как его перешитая из папахи каракулевая шапка. - Моряк действительно приходил в подъезд. Но не вчера - сегодня. В сто пятьдесят восьмую квартиру. У нас он не проживает.

Денисов не знал, как отнестись к этому сообщению.

- Кто живет в сто пятьдесят восьмой?

- Пенсионерка, одинокая женщина... Моряк? К ней? Не знаю... Между прочим, на той же площадке, напротив, живет заместитель начальника милиции Александр Иванович. Хороший мужик, только вы вряд ли его застанете - работа!

Капитан Кира Колыхалова отпустила машину в начале улицы и пешком подошла к палатке. Денисов ждал ее.

- Чем могу быть полезной? - ККК откинула прядь выбившихся из-под шапки иссиня-черных волос, - Что произошло? - Капитан Колыхалова держала себя немного примадонной, оттого что была единственной женщиной, старшим инспектором уголовного розыска в управлении...

Рассказав суть своих предположений, Денисов ненадолго вновь почувствовал себя свободно. Он и не стал уточнять, какой ценой он нашел дом, в который приходил неизвестный моряк.

- Пойдем на место, - распорядилась Кира.

- Как дела на вокзале?

- Ждут, когда ты привезешь моряка, - Кирз, была в ударе, - конвой готовят.

Денисов промолчал.

- Я не шучу. Как зовут ее соседа? Александр Иванович?

Заместителя начальника милиции дома не оказалось - Кира решительно позвонила в дверь пенсионерки.

- Добрый вечер. Пришли к вашему соседу, а он опаздывает...

- Двери этой квартиры открыты для друзей Александра Ивановича в любое время суток, - церемонно приветствовала их хозяйка, приглашая в квартиру, - добро пожаловать!

- Как у вас мило! Мы не помешали?

- О чем вы говорите?! Даже неудобно. Если бы вы знали, как надоедает одиночество! Прошу!

Денисов знал за ККК эту особенность - она нравилась другим женщинам и быстро сходилась с людьми. Благодаря Кире им тут же предложили раздеться и пройти в комнату, к столу, покрытому красным торжественным плюшем. К неудовольствию Денисова, из серванта был извлечен кофейный сервиз, мельхиоровые ложечки, лопатка для кекса, какая-то особенная вилка с двумя зубцами.

Посещение затягивалось. Хозяйка - с жесткими волосами и маленькими черными усиками - предложила выпить кофе, перекурить. Своего соседа - Александра Ивановича она безгранично уважала.

«Где я видел это лицо, распадающиеся на две стороны прямые волосы, усики? - вспоминал Денисов, отпивая маленькими глотками кофе. - Может, в старом муровском альбоме, когда показывал его Порываеву?»

Кира нашла в сумочке распечатанную пачку «Мальборо», щелкнула зажигалкой.

Денисов мог быть спокоен: она ничего не упустит. Сквозь наплывавшую дрему до него долетали обрывки разговора:

- ...И перемолвиться не с кем. А приведись заболеть?

- ..Моя мама всегда держала квартирантов... Сколько себя помню!

- ...Учитель он из Юрюзани. Хочет постоянно прописаться. Если придет, я вас познакомлю.

- Если? Если придет ночевать?

- Вы меня не так поняли... Илья Александрович - мужчина самостоятельный. Без баловства - ни знакомств, ни выпивок. Сессия у них! Засиживается допоздна, а то и ночует в общежитии. Как сейчас трудно стало учиться!

«Где я видел ее?» - думал Денисов, задремать ему так и не удалось.

- ...Мы с мамой жили тогда в Севастополе. - Необычной, понятной ему одному интонацией голоса Кира настойчиво пригласила участвовать в разговоре. - Лучших квартирантов, чем моряки, пожалуй, не придумаешь. Любопытный народ, и никаких с ними хлопот - по нескольку месяцев в плавании...

- Люди бывалые, - промямлил Денисов.

- ...Последний, помню, капитан дальнего плавания - красавец, весельчак. Как у нас говорили, жовиальный... Настоящий морской волк. Вам приходилось встречаться с такими?

Против потока Кириной доброжелательности было трудно устоять.

- Представьте: как раз сегодня раз говаривала!

- Что вы говорите?!

- Чего он только не знает! В каких морях-океанах не побывал!

«...Выходит, квартирант ни при чем?»

Кира снова вооружилась зажигалкой, пододвинула собеседнице сигареты. В эту минуту она напоминала хирурга в ответственнейший момент операции. Легкая испарина показалась у нее на висках.

Денисов не вмешивался: малейшая психологическая неточность могла все испортить. Найти верный тон для следующего вопроса!

- Кто же он? Капитан? Штурман?

У Денисова отлегло от сердца: так мог спросить только очень вежливый собеседник. Из любопытства. И только!

- У него одна звездочка на погоне. Маленькая.

- Наверное, штурман...

- Возможно. Позвольте еще чашечку...

- И мне, пожалуйста, - сказал Денисов.

Хозяйка поправила волосы.

Денисов вдруг вспомнил, где видел эту прическу, маленькие черные усики - фотоальбом здесь был совсем ни при чем! Кольбер! Министр финансов одного из Людовиков. Учебник по истории государства и права. Курсовая работа.

- Ему, вероятно, сказали, что здесь так мило - он решил снять комнату...

- Совсем не так.

- Какая-нибудь романтическая история.

Женщина с усиками а-ля Кольбер оживилась.

- Он привез Илье Александровичу его пальто. Ничего романтического...

«...И все-таки квартирант!»

- У вашего квартиранта блестящие связи.

- Оказывается, они вчера где-то встретились, и Илья Александрович предложил ему свое пальто. Понимаете, моряк! Все время в форме! В отпуске...

- Не думала, что южане проводят отпуска в Москве!

- Сегодня он уезжает.

- Жаль, что мы не встретились. Правда, Денисов?

- Правда, - с трудом выжал из себя Денисов. - Я только не пойму, как же ваш квартирант? Без пальто, в такой мороз...

- Видимо, взял куртку в общежитии. Моряк ждал его, чтобы поблагодарить, - Илья Александрович так и не приехал.

Кира завела длинный разговор о детстве, о Севастополе, о своем маленьком сыне, - когда они с Денисовым уйдут, только этот последний разговор и останется в памяти хозяйки, если она вздумает пересказать его Илье Александровичу.

В открытую дверь второй комнаты Денисову была видна кинокамера, лежавшая на софе.

- Я могу на нее взглянуть? - спросил Денисов.

Хозяйка, словно впервые заметила его - полную противоположность светской, жизнерадостной Колыхаловой.

- Только осторожно.

Денисов вошел во вторую комнату. На софе, застеленной спальным мешком, кроме кинокамеры, валялись исписанные четвертушки бумаги, запонки, пустая коробочка «Ювелирторга», шахматный учебник. Кинокамера оказалась не новой, с девятизначным номером. Денисову пришлось разделить его на две половины. Семизначный он запоминал целиком.

Когда Денисов вернулся в комнату, Кира даже не взглянула в его сторону. В такие минуты они без слов отлично понимали друг друга и как по нотам разыгрывали каждый свою партию.

Женщины успели обсудить достоинства газовых зажигалок, королевского мохера.

- ...Илья Александрович как-то привез отрез чудесного фиолетового кримплена. В провинции все легче достать: и кримплен, и хрусталь.

«Мы эту провинцию давно знаем: там была еще фата, обручальные кольца, капроновый тюль...»

Денисов участия в разговоре не принимал.

Неожиданно ему открылась причина, по которой «моряк» оказался в его блокноте. Офицер флота после окончания училища получает не одну, а сразу две звездочки. Какое-то количество младших лейтенантов, может быть, и несет службу, но Денисов их никогда не встречал - ни в Москве, ни в Лиинахамари. Вечером тридцать первого декабря на платформе сознание непроизвольно это зафиксировало.

Наконец Кира решила, что пора прощаться.

- Придется приходить в другой раз: я думаю, Александр Иванович раньше полуночи не появится.

- Всегда заходите.

На улице, когда они вышли, было совсем пустынно. На неяркий зеленоватый свет фонарей слетали снежинки. За магазином, на бугре, жгли ящики. Там полыхало пламя.

Денисов ждал приговора ККК.

- Совсем забыла, - Кира вынула из сумочки конверт, - тебе у дежурного лежал.

Денисов не глядя сунул конверт в карман - сейчас было не до новогодних поздравлений.

- Где здесь телефонная будка?

Из автомата Кира позвонила начальнику розыска - не застала его на месте, набрала номер Холодилина. Операцией «Магистраль» он руководил лично.

- Докладывает капитан Колыхалова... - Кира чуть повернула трубку, чтобы Денисов мог тоже слышать.

Холодилин долго молчал, не прерывая и не поддакивая, и Денисову стало казаться вскоре, что на том конце провода никого нет. Наконец заместитель начальника управления взял разговор на себя.

- Пожалуй, это они... Повторите номер кинокамеры... Записал... Как его фамилия?

- Маевский Илья Александрович. Юрюзань, улица...

- Неясны пока обстоятельства обмена одеждой...

Телефонная трубка не была предназначена для переговоров втроем: голос Холодилина то пропадал, то появлялся снова. Денисов понял только, что он вместе с Кирой останется в засаде у дома. К ним присоединится опергруппа. После задержания Маевского опергруппа произведет обыск в его комнате.

- ...Запрос в Юрюзань мы сейчас отправим, кроме того, вышлем самолетом оперативную группу. К утру придут первые ответы, - услышал еще Денисов. - Все ясно?

- Ясно, товарищ полковник. - Колыхалова обращалась к начальнику как-то особенно звонко и даже здесь, в темноте будки, словно чуть перегибалась в сторону воображаемого Холодилина.

Денисову это не нравилось: говорить надо со всеми одним тоном.

Лучший момент для того, чтобы завязать, исчезнуть, вернуться к тому, от чего ушел, было трудно придумать.

Илья понял это не сразу - лишь отшагав добрых километров пять по шоссе. Впереди, будто огромные зонтики, по линейке выстроились мачты светильников. Они вели в Москву. Мороз то усиливался, то отпускал снова - менялось направление ветра.

С Капитаном было покончено навсегда, все произошло само собой. Уверенный в том, что Илью арестовали, он наверняка бежал к себе в Одессу. Капитал у него был. Ничего не осталось после их недолгого сотрудничества. Только стихотворение: «...и порою в ночном дозоре глянешь за борт, и под тобою то ли небо, а то ли море...»

Для самого Ильи путь на вокзалы закрыт - ищут! Может, и к лучшему все? Хватило бы у него самого силы завязать?

«Но почему я решил, что меня будут искать только на вокзалах? Из чего это следует?»

Таким образом, все сходилось на одном - срочно, сейчас же, надо переехать на дачу, исчезнуть, залечь, никому не давать знать о себе. Не выходить даже в магазин... Тогда... Тогда по истечении некоторого времени можно будет вернуться в Юрюзань таким же честным, свободным человеком, каким уехал на экзамены. И не только честным.

Переезд на дачу он перенес на ночь - больше такси, меньше людей. Оставалось как-то убить время - ходить по улицам было рискованно.

Вечер Илья провел в библиотеке. Копался в журнальных подшивках, перелистывал словари. Несколько книг попросил оставить за собой - «Оксфордский учебник» Хорнби, Джесперсена и одну историческую «Война с Ганнибалом» - о битве при Каннах.

Илья ушел из библиотеки перед самым закрытием. Милиционер у выхода проверил его контрольный листок, Илья оделся, пешком через пустой Большой Каменный мост подался в сторону метро «Новокузнецкая».

Особенная послепраздничная тишина стояла на набережной. Транспорт почти полностью отсутствовал. На Пятницкой, у магазина «Меха», Илья неожиданно наткнулся на группу женщин.

- Что-нибудь случилось?

Одна, побойчее, со свернутой в трубку школьной тетрадкой, в черном жакете, засмеялась, махнула рукой на витрину.

- Шубы стережем! Для вашей жены не требуются?

Илья поколебался.

- Записывайтесь, пока желающих мало.

Жене, безусловно, понадобится шуба: на Рижском теперь показываться рискованно. Но ведь он хотел исчезнуть уже сегодня ночью?

- Это ведь вас ни к чему не обязывает! Хотите - приходите, хотите - нет! - Она угадала его сомнения.

- Пишите: Маевский.

- Между прочим, мужские шапки тоже будут.

- У меня есть.

Он не покупал себе ничего, кроме самого необходимого, презирал мужчин, придававших значение своим туалетам - «внизу с разрезом, здесь две пуговицы...» Не это, считал, главное.

Главное... Всегда вперед и было главное!

Так и шло: «Сначала перейди в следующий класс!», «Поступишь в техникум, будешь получать стипендию - делай как знаешь!», «Вот сдашь сессию...», «Сначала получи распределение!», «Женишься...»

Наверное, были и другие наставления. Даже определенно - о чести, о порядочности. Но ведь дети усваивают от родителей не то, о чем им чаще приходится слышать, а прежде всего то главное, порою даже незаметное, что родители часто и не предполагают в себе, только догадываются и бывают страшно удивлены, обнаруживая много лет спустя в своих детях.

«...Живут люди. Фибиков хапнул десять тысяч... Сейчас кум королю, сват министру... Машина. Дача».

«Хабибулина помните? Уже в Москве живет! Вызвал мать, будет записывать дачу на нее - восемь комнат, ванная, гараж. Газ подведен, вторую половину записали на золовку...»

Собственно, жизнь с ее будничными радостями отодвигалась все время на неопределенный срок. Не хватало всегда какого-то существенного компонента, чтобы начать дышать полной грудью, по-настоящему.

За седьмым классом грозно вставал восьмой с его четырьмя сложными экзаменами, за одним днем рождения - другой, казалось, еще более значимый, а там уже самостоятельная жизнь со своими вехами - рубежами... На выпускной вечер в десятом классе не пошел: если уж отмечать, то поступление в институт!

На приемных экзаменах в институт - сразу после школы - срезался...

Сегодняшний день не имел веса, потому что был как бы только ступенькой к завтрашнему, праздничному. А завтрашний никак не приходил: чего-то не хватало. Много раз думал об этом: «Сколько же можно ждать?»

Заочный педагогический институт, работа в школе - все было лишь временным... Институт иностранных языков обещал впереди вполне определенные реальные перспективы.

Постоянное ожидание давалось нелегко. Илья срывался на мелочах, не мог заставить себя садиться за учебники. У него вошло в привычку приезжать на сессии в Москву без подготовки, на авось, слоняться вечерами у витрин магазинов, ресторанов. В институте его несколько раз предупреждали, он давал последнее слово - жена ни о чем не знала. И вдруг как снег на голову два заваленных экзамена, приказ по институту, список отчисленных.

«Если Илья Маевский только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный - пусть пробивается сам!» В тот самый день судьба послала ему Капитана.

Неожиданно Илья подумал о жене. Эмоционально она была раскованнее его. Когда Илья улыбался, она уже смеялась, когда ему было только смешно - хохотала. Она плакала, когда Илья бывал лишь расстроен. Она не умела лгать.

«Что же с ней будет, если она все узнает?!» - впервые вдруг с особой отчетливостью подумал Илья.

Странный одинокий прохожий прошел мимо по направлению к собору, держа в каждой руке по бумажному пакету с картофелинами. Откуда он шел ночью? Почему с картофелем? Неожиданно один из пакетов прорвался - картофелины, как шарики для пинг-понга, запрыгали по тротуару.

«Что же с ней будет? Как она посмотрит на меня: ведь красть-то действительно низко... Никуда от этого не денешься!»

- Товарищ! Никак вас не догоню!

Илья обернулся. Женщина, записывавшая в очередь за шубами, махнула ему тетрадкой.

- Забыла сказать: перекличка перед открытием магазина! В десять сорок пять!

- Спасибо!

Женщина повернула обратно. Ее шаги гулко слышались за углом, у огромного собора, занимавшего с половину квартала.

Начальникам отделов транспортной милиции

(согласно перечню).

Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

Произведенным дактилоскопическим исследованием установлено, что отпечатки пальцев, изъятые на внутренней поверхности чемодана, оставленного преступником на Астраханском вокзале, принадлежат вору-рецидивисту Филину Константину Федоровичу, уголовная кличка Камбала. Фотография и описание примет направляются фототелеграфом. Прошу срочно ориентировать на розыск преступника весь личный состав.

Начальник Управления транспортной милиции МВД СССР.

Дополнение.

За ряд краж, совершенных в автоматических камерах хранения в гг. Москве, Киеве, Баку, совместно с Филиным К. Ф. разыскивается Маевский Илья Александрович, работавший преподавателем физики в школе в г. Юрюзани, приметы...

Примите срочные меры розыска преступников.

Начальнику городского отдела милиции г. Юрюзани.

Прошу ускорить выполнение нашей телеграммы, выделите сотрудников в помощь оперативной группе, направленной для проведения обыска и других следственных мероприятий.

Холодилин.

Ночь нельзя было назвать ни глухой, ни длинной - обычная ночь города, какой каждый день видят ее водители такси, милиция, представители десятка служб, работающих по ночам.

Подъезд, в который должен был вернуться Маевский, находился против детской площадки. По другую сторону, за небольшой оградой, виднелись освещенные витрины новой парикмахерской. Денисов и Колыхалова ходили по двору, сквозь стекла рассматривали интерьер.

За магазином тлели остатки костра. Где-то на верхних этажах блочного здания повизгивала собака.

- Что за порода собак эрдельтерьеры? - спросил Денисов. - Не знаешь?

- Как тебе сказать? - Кира знала решительно все. - Предположим, нужно встретить твоего хорошего знакомого, а ты, как назло, занят. Овчарку не пошлешь, если она этому не обучена. А эрделя... Берешь двумя руками его милую морду, смотришь в глаза и объясняешь: «Старик, автобус сто шестьдесят четвертый, на остановке, под часами, в двадцать сорок...»

Денисов засмеялся.

- Четыре эрдельтерьера берут льва. Это уже серьезно.

Еще до полуночи появилась группа захвата, поставила свои машины наискосок, у булочной № 567 - одну и рядом другую. Старший оперативной группы подошел к Колыхаловой прикурить. Они успели обо всем договориться.

Время шло - Маевского не было. В половине второго Денисов с Кирой ушли в подъезд, к окну над батареей - излюбленному месту свиданий ночных пар: дольше оставаться во дворе становилось рискованным.

Денисов быстро задремал в тепле, уткнувшись в воротник куртки.

Его разбудили тихие шаги на лестнице. Кира стояла, молча глядя в окно. Денисов решил, что это один из группы захвата, которым строжайше было запрещено до сигнала входить в подъезд.

- Кажется, нас меняют...

- Может, не нас, а только тебя? - усмехнулась Колыхалова.

- Я третью ночь на ногах. - Оглянувшись, он вдруг увидел, что человек на лестнице - вовсе не работник оперативной группы - стоит у перил и растерянно смотрит на них. - Что скажете? - спросил его Денисов.

Он сразу узнал Маевского - по описанию Порываева и женщины с усиками а-ля министр Кольбер.

Естественность Денисова подействовала на Маевского успокаивающе.

- Пора иметь свой дом, а не стоять в подъездах. - Он ничего не заподозрил. - Спички у вас хотя бы найдутся?

Кира щелкнула зажигалкой, подала сигнал опергруппе.

- Весьма признателен.

- Ничего не стоит.

Маевский поднялся на пятый этаж, открыл ключом дверь.

Денисов показал Колыхаловой на окно: внизу Маевского ждало такси.

Быстро потекли минуты.

Машины группы захвата маневрировали по дорожкам, проложенным между домами. Наконец первая оперативная машина подошла к подъезду. Кто-то из инспекторов пересел в такси, и оно отъехало за угол. Оперативная машина заняла его место напротив двери. Инспектора из второй машины поднялись на крыльцо.

На пятом этаже снова щелкнул замок. Послышались приглушенные голоса, звуки передвигаемых чемоданов.

- Он сказал, что друг вашей семьи! Кроме того, я узнала пальто. - Хозяйка квартиры старалась говорить тише, но голос ее разносился по этажам. - И зачем ему ваша записная книжка?! Мне и в голову не пришло!

- Теперь это неважно.

- Всего на несколько минут оставила в комнате: он попросил воды...

- Я приеду через месяц.

Маевский появился с двумя неудобными большими чемоданами, они то задевали перила, то ударяли его по ногам.

- Пойдем и мы? - пропустив Маевского вперед, спросила Кира негромко. - Когда спать будешь?

С этой минуты их роль в операции менялась. В случае, если Маевскому удалось бы выскочить из устроенной на крыльце засады, Денисов и Колыхалова должны были отрезать путь назад, в дом.

Внизу хлопнула дверь. Оставив Денисова, Колыхалова устремилась вниз. Ее всегда влекло в самое пекло. Денисов едва успел схватить Киру за руку.

- Нельзя!

Киру била дрожь, невозможно было чувствовать себя спокойно: из-под лестницы доносились негромкие восклицания. Дверь хлопнула вторично.

- Руки! - послышалось внизу.

Раздался лязг наручников. Кира как-то сразу обмякла. Стараясь не шуметь, они быстро спустились по лестнице.

Внизу Денисов снова увидел Маевского. Илья тяжело дышал, рукав нового пальто был испачкан белым, на запястье виднелся металлический браслет. Второй наручник старший группы захвата замкнул у себя на руке. Схватка была короткой и стремительной.

Еще через секунду задержанный и задержавший вместе сели в машину. Кира заняла место рядом с шофером, Денисов - на втором сиденье, по другую сторону от Маевского.

Разом хлопнули дверцы. Следователь, который оставался, чтобы принять участие в обыске, махнул рукой. Денисов с сочувствием посмотрел в его сторону: с поимкой Маевского дело для следователя еще только начиналось, для Денисова же и других инспекторов уголовного розыска самое главное было теперь позади.

Начальникам отделов транспортной милиции

(согласно перечню).

ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

На территории обслуживания аэропорта Внуково обнаружена бывшая в употреблении шинель военнослужащего ВМФ, размер 58, рост 5, без существующих знаков различия. Предполагается, что шинель оставлена вором-рецидивистом Филиным, объявленным в розыск вместе с подозреваемым Маевским. Филина видели в последний раз 2 января сего года около шести часов утра на улице Веерной, у дома, где он проживал без прописки с декабря прошлого года. Филин был одет в форму младшего лейтенанта ВМФ. О возможных изменениях в одежде разыскиваемого срочно ориентируйте личный состав.

Заместитель начальника

Московского управления транспортной милиции полковник милиции Холодилин.

Всем.

Срочная.

ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

Розыск подозреваемого в совершении краж Маевского И. А. прекратить в связи с задержанием последнего в г. Москве.

Заместитель начальника

Московского управления транспортной милиции полковник милиции Холодилин.

На Астраханском вокзале в комнате для доставленных, куда Илью ввели вначале, несмотря на поздний час, былошумно. Много людей разговаривало одновременно: спрашивали, отвечали на вопросы, куда-то звонили со всех расставленных по столам телефонов. Дежурный и его помощники оформляли документы, актировали ценности. В шуме было трудно что-то понять.

- ...Не нарядно нарядилась, не бело умылася... - умильно тянул сидевший на скамье у входа пьяный, - знала, что милого нет, нисколь не торопилася...

Руки его в смирительной рубашке были связаны, но он не замечал этого, присутствуя мысленно на большом семейном празднике, окруженный близкими и родными.

- Маевский Илья Александрович, - представил Илью инспектор, отстегивая наручник.

Крепко сбитый, моложавый сержант протопал к дверям, закрыл на ключ. Илья успел заметить, что сержант ладен и спор; когда Илья поздоровался, он спросил:

- Что, елки пушистые, приехали?

Все вокруг отдавало непробиваемой прочностью - и конвоир, и засов, и сами «елки пушистые».

Пока ехали, пока его водили по кабинетам, задавали анкетные вопросы, фотографировали, заполняли многочисленные протоколы, карточки, Илья мучительно старался вспомнить название маленьких животных, о которых рассказывал тесть:

- Упрутся однажды и за тысячи километров бегут к морю, словно кто их гонит! Стая за стаей, все - в воду, в воду! Пока не перетонут... И ведь видят задние, что впереди тонут и им то же будет, все равно прут! Не остановишь!

Возбуждение, в котором Илья находился, выдавало себя приступом необычайной говорливости, он глушил мысли словами и понимал это: «Говорю, значит, существую!»

- Не помните? - спросил Илья у доставившего его инспектора. - Кажется, это Платон недоумевал, почему люди знают, что хорошо, а делают то, что плохо?

Инспектор не ответил. Ладно скроенный сержант взял Илью за руку.

- Ну, елки пушистые, ладно, - сказал он грубовато, - мы не курить остановились. Показывайте карманы.

В зале для транзитных пассажиров в Киеве до глубокой ночи толпились люди, слышалась громкая, непривычная уху речь.

Капитану мало приходилось бывать здесь. Он нашел в лабиринте камеры хранения ячейку Ильи, но не подошел, занял для себя ячейку поблизости. Потом вышел в зал, совсем рядом со входом оказалось свободное место. Когда он не знал, как лучше поступить, он ждал. И мог ждать сколько угодно: час, полдня, сутки. Игра стоила свеч. В случае ошибки, понимал, рискует всем.

Многолетний опыт подсказывал Капитану, что сотрудники милиции скорее всего здесь же, среди пассажиров. Капитан одного за другим отводил пассажиров, которые не участвовали в игре: кто-то неудобно сидел - не мог видеть вход в зал, кто-то только что позавтракал прямо на скамье, несколько человек в разных концах зала Капитан отвел из-за их бород - ношение бород в милиции не допускалось. Возраст, комплекция, выражение лица - все подвергалось тщательной оценке, изучалось, отсеивалось.

Время шло. Капитан ни на минуту не упускал милиционеров в форме, на его глазах пришла третья смена постовых. Капитан все еще ждал, следил, с кем заговорят постовые, кто обратится к ним вдали от глаз, где-нибудь за колоннами, с кем из пассажиров неожиданно поздоровается носильщик или по привычке кивнет дежурный администратор. Капитану удалось выявить одного такого, но он с восемнадцати часов больше не появлялся, видимо, успел смениться.

Одного за другим прощупывал Капитан каждого, кто входил в автоматическую камеру хранения.

Рядом с Капитаном на скамье сидели двое - женщина в длинном, спускающемся чуть не до пола платке, и мужчина в шубе, похожей на дамскую. Они везли четыре чемодана и круглую картонку, затянутую ремнем: в другое время Капитан поинтересовался бы картонкой - она стояла сбоку, и за ней не смотрели.

- Вы еще будете с полчаса? - спросил он у странной пары. - Я оставлю портфель. Думаю перекусить.

- Мы будем всю ночь, - ответила женщина. - Идите.

У черного входа ресторана Капитан приобрел бутылку водки, в буфете нашелся жареный судак, полтавская колбаса и курица. Стакан ему вначале не дали, он выпил из бумажного фунтика, сделанного из газеты. Потом уборщица принесла стакан. Выпив, Капитан поставил бутылку сбоку, у прилавка. С Маевским было покончено, Капитану не надо было прикидываться овцой, отказывать себе в привычном.

Из уличного телефона-автомата набрал 02.

- Милиция? Вокзал! В зале, где автоматическая камера хранения, вещи украли! Скорее, жду! Напротив колонны!

Быстрым шагом Капитан вернулся в зал, засек время: два часа тридцать шесть минут. Странная пара продолжала разговаривать, картонка по-прежнему стояла сбоку вне внимания.

«Воров нет, что ли?» - подумал Капитан.

В два тридцать девять к буфету за колонной подошел гражданский в каракулевой шапке. Он не встал в очередь, о чем-то спросил буфетчицу, несколько раз окинул глазами зал. Постовые незаметно следили за ним.

«За три минуты сработали...»

Продолжая наблюдать за действиями инспектора уголовного розыска, Капитан не оставлял без внимания выходные двери. Несколько человек покуривали там на сквознячке. Капитан оглядел и запомнил каждого: кто-то из них определенно прикрывал выход из зала.

Пройдя вдоль диванов с пассажирами, инспектор в каракулевой шапке снова подошел к буфету. Туда же подтянулся вскоре и один из курильщиков - маленького роста, сутуловатый. Теперь Капитан смотрел за этими двумя. Они никак не могли понять, куда делся человек, обратившийся в милицию.

Наконец, решив, что искать дольше не имеет смысла, они разошлись. Через сутуловатого, в гражданском, Капитан вскоре установил его коллегу - он сидел в самой глубине зала, у окна.

«Вот, пожалуй, все...» - подумал Капитан, оглядываясь.

Странная пара на скамье вызывала у Капитана чувство недоумения: кто такие? Зачем живут? Зачем ездят?! Как и под Новый год, хотелось поговорить о жизни, отвести душу. Зачем ездите, дорогие? Кто попадает под трамваи, под электрички? Такие, как вы, растеряхи, очкарики... Воруют у кого? Опять же у вас. Электрички, жулики улучшают человеческую породу! А как же? На то и щука в море, чтобы карась не дремал! Специальная наука, писали в журнале, вас изучает - виктимология, что ли? Смотрите, как надо жить, болезные, учитесь!

Но смотреть пока было не на что. Капитана изрядно развезло, но он держался молодцом: там, в камере хранения, в ячейке, лежало целое состояние.

В начале пятого часа оба работника милиции неожиданно потянулись к выходу. Зал спал, всякое движение прекратилось. Сотрудники сверили часы - Капитан догадался, что в это время перерыв.

Капитан дал им уйти подальше, прошел к автоматам с газированной водой, постоял секунды три и быстро вошел в камеру хранения.

Длинный ярко освещенный отсек был пуст. Так однажды Капитан проник в больницу и шел нескончаемым коридором мимо уснувших больных, свернувшихся калачиком медсестер, наполненных внутренней дрожью, разболтанных огромных холодильников. Все было ярко освещено, пусто, чисто.

Базовая ячейка Ильи была в конце отсека. Капитан набрал шифр - реле времени отсчитало заветные три секунды...

Автомобильный гудок потряс больничную чистоту автокамеры. Капитан с силой ударил кулаком по дверце - гудок не прекратился. Казалось, кто-то изо всех сил сжимает резиновую грушу старого довоенного клаксона. Капитан заметался по отсекам, как две капли воды похожим один на другой.

У выхода его уже ждали... Сосед по скамье в шубе, он уже не казался странным, - инспектор розыска, участвовавший в операции.

Капитан сжал себя в комок, на всякий случай поднял обе руки. Каждая клеточка мозга, каждый мускул напряженно работали, пока он медленными шагами шел к выходу.

Можно было испробовать один вариант, но не сейчас - когда выведут из зала... На путях работал маневровый локомотив... Спасение заключалось в том, чтобы выскользнуть из рук, когда поведут, и броситься наперерез маневровому, проскочить перед ним... Такое уже удавалось, преследователи отстанут - только когда на карту поставлено все, тогда бегут через путь!

Он пошел быстрее, привычно льстиво выгнув спину, как еще недавно делал перед Ильей:

- Сдаюсь! Гениально выслежен! Преклоняюсь, просто преклоняюсь!

Пронзительный телефонный звонок разбудил Денисова.

Не поднимаясь со стула, он попытался достать трубку, но выронил - трубка со стуком ударила в настольное стекло.

- Слушаю, Денисов, - он был уверен, что кто-то случайно набрал не тот номер.

Звонил Сабодаш.

- Не уехал еще?

- Электричку жду.

- Так... В четыре двенадцать, значит? - В голосе Антона слышалась неуверенность. - Понимаешь, Маевский хочет сделать важное заявление... И вот я подумал: лучше тебе с ним. Как говорится, сыграл первую скрипку.

- Скажешь тоже! - Денисов пошевелил затекшими пальцами. - Где он?

- Возьми его в кабинет начальника отдела. Там все материалы. Учти: скоро Холодилин появится! - Сабодаш снова привычно трусил. - Ни пуха!

Кабинет Бахметьева был тоже весьма необычным, хотя и похуже денисовского - одно из окон кабинета выходило в центральный зал на уровне верхних антресолей. Сквозь открытую форточку снизу доносились те же непрекращающиеся звуки шумящего по деревьям дождя. Денисов мельком окинул глазами зал. Сбоку, у колонны, стояли сиротливо чьи-то чемоданы, младший инспектор посматривал за ними со своего места - от суточных касс. В ряду спящих Денисов задержал взгляд на девушке в ватнике и вспомнил знакомую официантку из третьего буфета: любопытно, что она нашла в нем, в Денисове... Высокий худой старик рисовал спящих, удобно устроившись в кресле, карандаш его так и скользил над альбомом.

- Ко мне ничего не будет? - негромко кашлянув, спросил конвоир.

Денисов очнулся.

- Спасибо, идите. - Он прикрыл форточку, шум ливня мгновенно прекратился.

На столе лежали подобранные к приезду Холодилина документы - ответы на ночные телеграммы, справки, меморандум ночного разговора Сабодаша с начальником уголовного розыска из Юрюзани. Денисов видел все, перед тем как уйти спать. В углу были сложены привезенные с обыска вещи, их было немного.

Отдельно, под сургучом, содержался пакет с деньгами - денег не хватило бы даже на то, чтобы возместить ущерб одному литовцу.

Маевский выглядел чуточку возбужденным. Ему не пришлось пока остаться одному. Все это время он был в центре внимания дежурных, все было вновь, неожиданно буднично, не так, как представлялось.

- И двери не открываются с жалобным стоном, и никаких темных комнат... - сказал Маевский, войдя в кабинет начальника отдела, - и нет комиссара Мегрэ... Я могу сесть?

- Прощу. Слушаю вас.

Денисов сел за приставной столик, Маевского посадил напротив. Кресло начальника отдела осталось незанятым - на случай, если приедет Холодилин.

- Мне необходимо встретиться с кем-то из руководящих работников аппарата министерства: надо обсудить несколько вопросов первостепенной важности. - Задержанный хотел поправить галстук, но вспомнил, что его отобрали при обыске, поэтому только провел рукой по воротничку. - Вы в состоянии организовать такое свидание? С кем я разговариваю?

Денисов представился:

- Младший лейтенант Денисов, инспектор уголовного розыска.

- Маевский Илья Александрович. - Илья держался солидно. - Речь пойдет об автокамерах.

- Самостоятельно вопросы не решаю, хочу предупредить.

- То, что я сообщу, перевернет ваши представления о профилактике краж из камер хранения. Конструкторы получат новый аспект для изысканий. Министерство сможет перестроить комплекс предупредительных мер. Видите, я не думаю запираться... Мне нужна свобода.

- С вами будет разговаривать заместитель начальника управления. Я это знаю. У вас все?

Отсутствие любопытства со стороны младшего лейтенанта - инспектора задело Илью.

- Понимаю, что кажусь вам обычным уголовником. - Илья попытался улыбнуться. - И все же, верите или нет, это факт: за свою жизнь я ни у кого не взял и копейки без спроса... До того, как стал открывать ячейки, - он избегал слова «воровать», - вам это подтвердит каждый...

- Что же произошло?

- Я предвидел вопрос. Ничего не произошло... Постоянно воровать я не собирался, - наконец он произнес слово, которое ему никак не давалось, - разрешил себе стать нечестным на время. Какое-то затмение нашло...

Слушая, Денисов просматривал прибывшие из Юрюзани материалы, некоторые подтверждали показания задержанного:

«Маевский Илья Александрович жил неподалеку и в любой момент дня и ночи был готов помочь школе. Нравственно устойчив, хороший семьянин, общественник. Несколько раз ограждал учителей в вечернее время от приставания хулиганов. По просьбе администрации школы ремонтировал забор, вставлял разбитые стекла в окнах, много времени проводил с детьми в зооуголке...»

Встречалось, правда, и другое:

«Средняя школа № 3. Отстранен от преподавания черчения в связи с грубым нарушением трудовой дисциплины...»

«Дорогой радиослушатель! Благодарим Вас за Ваше письмо, которое Вы передали жюри конкурса. Как только будут известны результаты конкурса, мы сообщим о них в наших передачах.

С совершенным почтением русский отдел Би-би-си».

- Как-то на вокзале в Риге я увидел слепую девушку - ее никто не встречал. У нее оказался тяжелый, набитый продуктами и вещами чемодан... Я взял такси и отвез ее домой, в записной книжке есть адрес. Можно допросить. Родители не знали, как меня отблагодарить.

Преступника легче распознать, подумал Денисов, если он кровожаден, подл, обладает одними патологическими извращениями, жестокими инстинктами, труднее представить себе подлеца, который помогает слабым, любит животных, не представляет себе близости с женщиной без любви...

Денисов прибег к приему, который называл для себя испытание потерпевшим: человек с совестью, опустившийся под влиянием обстоятельств, глубоко страдал, когда следователь напоминал о его жертвах.

- А потерпевшие? Сыграли ли они какую-нибудь роль в вашем падении?

Маевский не дал договорить.

- Если бы они действовали по инструкции о правилах эксплуатации! - Он снова поправил воротничок. - Ротозеи!

Денисова всегда удивляла эта злоба на пострадавших, желание возложить вину за преступление на свои жертвы.

Денисов еще задал несколько вопросов Маевскому: испытание соучастником, испытание корыстью...

Только о семье решил не спрашивать - чего уж тут спрашивать?!

Маевский отвечал охотно - чувствовалось, что он рад всеми силами отсрочить возвращение в камеру:

- Настоящего имени Капитана я не знаю, фамилии тоже. Что можно о нем сказать? Личность ничтожная. - Соучастника Илья не собирался выгораживать. За деньги же был намерен бороться. - Я и сам не знаю, как они разошлись: часть прокутил, часть у меня в автобусе украли. - Денисов почувствовал фальшь, но промолчал. - Но я выплачу всю сумму, не беспокойтесь, займу, буду работать - рассчитаюсь!

- Как, по-вашему, где сейчас Капитан?

- Сейчас, должно быть, уже в Одессе... Вы не поверите: во мне ничего не изменилось после этих проклятых краж! Я сам не перестаю этому удивляться!

Встреться они в других условиях, прочитай лежащие на столе бумаги, Денисов, пожалуй, мог и в самом деле принять Илью за сбившегося с пути «бессребреника». Недаром в меморандуме из Юрюзани цитировались слова молодой учительницы, работавшей вместе с Маевским:

«Мне кажется, люди, подобные Илье Александровичу, редки. Нам, прибывшим на работу в Юрюзань, он оказывал чисто товарищеское бескорыстное внимание».

Весьма любопытным оказалось свидетельство бывшего преподавателя Института иностранных языков:

«...Если верно то, в чем подозревается Маевский, - это свидетельствует о неудаче процесса социализации, то есть включения человека в общество. Цель наказания в данном случае должна способствовать восстановлению связей Ильи с коллективом».

В целом преподаватель высоко оценивал Маевского, и, когда ночью его поднял звонок Сабодаша, первое, что он сказал, было:

- Я пророчил ему аспирантуру...

- Суд решит, - отвечал ему Антон Сабодаш, которому предстояло обзвонить многих, чьи телефоны были записаны в блокноте задержанного.

Об этом Антон рассказывал позже, в справке же он записал:

«Бывший преподаватель иняза готов дать личное поручительство».

- «Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если человек мужественный, пусть пробивается сам», - процитировал Илья.

«Куда важнее не то, что мы можем сделать, а то, чего сделать не в состоянии. Человек не может сознательно, на время, разрешить себе совершать подлости, какими бы соображениями он при этом ни руководствовался».

Жюльен Сорель, которого цитировал задержанный, и Илья Маевский жили в иных эпохах, ставили перед собой неодинаковые задачи и добивались их разрешения непохожими средствами.

Появился ладный сержант из конвойного взвода.

Денисову осталось задать последний, чисто профессиональный вопрос:

- Вы воровали в основном на Астраханском вокзале. Почему?

- Больше ячеек первого выпуска. Я тоже хочу спросить. Разрешите?

Денисов понял, о чем пойдет речь.

- Вы ведь и сейчас не можете догадаться, как вскрывались ячейки? - Маевский поднялся. - Пассажир набрал шифр, никого рядом не было, полная гарантия - и вдруг! Удивительно?

Денисов не ответил.

- Если мне вернут свободу, я немедленно открою секрет.

Когда Маевского увели, Денисов привел в порядок бумаги на столе, подошел к окну, выходившему в зал.

Внизу, на диванах, еще спали. По-прежнему в отдалении стояли оставленные еще с вечера чемоданы. Разметав руки по сторонам, спала девушка в ватнике - круглолицая, с короткими тяжелыми ногами, похожая на официантку третьего буфета. Старик художник делал эскизы, далеко отставляя острый локоть. Денисову был хорошо виден высокий свод черепа художника, крупный нос, глубоко запавшие глазницы. «До чего совершенной может быть голова человека», - подумал Денисов, который незадолго до этого прочитал «Родена».

На этот раз Сабодаш лучше подготовился к приезду заместителя начальника управления, и полковник Холодилин, прошедший напрямую, через зал, не застал дежурного врасплох.

- ...На участке обслуживания происшествий не зарегистрировано, объявленный в розыск преступник задержан, находится в ИВС. - Антон подождал. - С личным составом все в порядке.

Холодилин не прервал короткого доклада, был он в гражданской одежде, нешумный, покладистый. В семь утра ему предстояло доложить выводы «дела Маевского - Филина» начальнику управления, в девять - заместителю министра.

Он за руку поздоровался с дежурным.

- ...Задержанный передал, товарищ полковник, что хочет сделать заявление, представляющее интерес для органов транспортной милиции. Я дал команду вывести Маевского из камеры. С ним разговаривал младший лейтенант Денисов.

«Снова Денисов, - подумал Холодилин. - Начальник штаба говорил, что ищет к себе в аппарат человека...»

- ...Так, я решил, будет лучше для общего дела. Уот!

- В чем суть заявления?

- Маевский готов открыть способ, каким угадывал шифр... В обмен на личную свободу.

Холодилин помолчал.

- Инспектор поставил его в известность о том, что способ этот мы знаем?

- Нет, товарищ полковник. Он написал здесь подробный рапорт с обоснованием, почему так сделал. Этот вопрос он увязывает с возмещением материального ущерба.

Кончалась ночь. Первые утренние электропоезда оставляли одну за другой промерзшие за ночь платформы, они отправлялись полупустые - до начала работы метро. Зато все приходившие электрички были переполнены.

Холодилин прочитал рапорт о беседе с Маевским - необходимость срочного разговора с задержанным отпала, в жестком распорядке дня Холодилина неожиданно возник резерв свободного времени.

Постепенно к дежурному возвращалась уверенность, не покидавшая его в отсутствие высокого начальства. Казалось, преследовавший Антона злой рок отступил.

- Штангой больше не занимаетесь? - спросил Холодилин вдруг.

- Иногда, товарищ полковник. Так, для себя.

- А тянет?

- Как же! Столько лет...

Сабодаш не успел договорить. Красный огонек вспыхнул на коммутаторе: у входа в центральный зал милиционер подошел к ярко-желтой тумбе, снабженной четкими надписями - «Милиция», «Кратковременно нажмите кнопку» и «Говорите».

- Капитан Сабодаш, слушаю вас, - специально для Холодилина Антон нажал на тумблер громкости, подкрутил регулятор. Голос милиционера вошел в помещение.

- Товарищ капитан! В автоматическую камеру хранения пришла заявительница. Говорит, что из ячейки похищен кассетный магнитофон...

- Ячейка пуста?

- Нет, там чужие вещи.

- Хорошо, сейчас буду.

Глазок на коммутаторе потух, Сабодаш улыбнулся:

- Маевский сидит в ИВС, товарищ полковник, а некоторые потерпевшие еще считают, что их ценности преспокойно лежат в ячейках. Натворил он дел! Вы... - Дерзкая мысль пришла к нему, в первую секунду Антон был сам ошарашен ее дерзостью. - Не хотите взглянуть, товарищ полковник?

Холодилин посмотрел на часы.

- Пожалуй.

Он вышел первым, за ним, без шинели, не чувствуя холода, двинулся Сабодаш. Помощник дежурного занял место за пультом.

- Не понимаю таких, как Маевский. - Антон вспомнил журнал, найденный в электричке. - Ведь есть такие события, после которых вся жизнь может пойти по-другому... Как бы звучат колокола судьбы! Только их слышать надо. Уот!

В автоматической камере хранения людей было немного, заявительница ждала сотрудников милиции в конце отсека, приземистая, с коротко остриженными цвета хны волосами, крупными чертами лица, с сигаретой.

- Никуда не годится, друзья мои! - выговаривала она дежурной по камере хранения, сменившей на этом посту Бориса Порываева, и другой женщине - механику-практикантке. - Факт налицо: был магнитофон, сумка, а теперь... пшик!

Увидев работников милиции, она торопливо заспешила навстречу.

- Уголрозыск, ну наконец-то! Господи, как вы медленно!

- Когда вы положили вещи? - спросил Сабодаш, здороваясь.

- Это сейчас так важно? Мне кажется, теперь важнее что-то предпринять, где-то искать, кого-то проверить... Вы уголрозыск, не мне вас учить, вы лучше знаете... Вещи я клала тридцать первого, если это, конечно, вам надо. Кассетный магнитофон импортный, сумку с вещами. Отдельно лежал лещ копченый, в сетке. Знала б, лучше б в поезде разда-ла...

- Вы приехали из Астрахани?

- Да, я ездила в гости.

- В качестве шифра, надо полагать, набрали год своего рождения?

- Вы догадались или...

- Догадался. Ячейку вскрывали дважды, шифр не меняли.

- Точно.

- Могу одно сказать, - Антон ненадолго задумался, - часть вещей, в том числе лещ, где-то в соседних ячейках, магнитофон, вероятнее всего, придется искать далеко отсюда. А жулик сидит в камере...

- Чудеса какие-то, - рукой с сигареткой она разогнала дым, - не могу выразить, насколько я вам признательна.

- Опишите приметы вещей.

Холодилин прошел лабиринтом стальных отсеков, главная мысль доклада руководству вырисовалась еще раньше, сейчас она снова получила подтверждение. Современный транспорт неотделим от автоматических камер хранения, от электроники, век старозаветных камер хранения ручной клади с квитанциями и жетончиками кончился. Надо предпринять все, чтобы «дело Маевского - Филина» не могло повториться. Возможно ли это? Главный конструктор, звонивший Холодилину на квартиру, рассказал, что документация на усовершенствования, которые предлагала милиция, была разработана, но в свое время ее не приняли во внимание. Теперь, безусловно, этим предложениям будет дана зеленая улица...

- Сейчас дежурная будет открывать соседние ячейки, - Сабодаш уверенно проводил в жизнь методику Денисова, - смотрите внимательно, не пропустите сетку с лещом!

...Заместитель министра обязательно будет интересоваться деталями проведения операции «Магистраль». Что можно сказать? Все органы милиции, участвовавшие в поиске, сработали четко. Результаты говорят сами за себя: с момента поступления первого заявления о краже до установления преступников прошло менее трех суток.

Холодилин поднялся по эскалатору, прошел в центральный зал, незнакомый молоденький милиционер что-то объяснял женщине, окруженной детьми, по-видимому воспитательнице.

Когда он снова спустился к автоматическим камерам хранения, Сабодаш и заявительница стояли у телефона, рядом со столиком дежурной. Вид у Сабодаша был растерянный.

- В ячейках нет, все осмотрели, товарищ полковник. Я позвонил помощнику. Сейчас он ищет магнитофон по ориентировкам - среди вещей, изъятых в базовых ячейках Ильи Маевского...

- Меня так успокоили! - перебила потерпевшая.

- Одну минуточку.

Она выразительно закатила глаза к потолку.

- «Одну минуточку»! Сколько мы уже времени потеряли?! Может, как раз мой магнитофон сейчас пропивают и закусывают моим же лещом?!

Заливисто прозвенел телефон, Сабодаш снял трубку.

- Хорошо проверил? - Он посмотрел на Холодилина. - Нигде нет, товарищ полковник.

- Действуйте, - приказал заместитель начальника управления.

Он не собирался подменять дежурного, по крайней мере на этом, начальном этапе поиска - включение в розыск необходимого числа сотрудников, организация их работы, знал Холодилин, много важнее для дела, чем появление сейчас в отсеке еще одного дежурного или, в лучшем случае, еще одного инспектора в звании полковника.

Сабодаш словно только и ждал этого распоряжения.

- ...Вызывайте наличный инспекторский состав по схеме «Кража в камере хранения», поставьте в известность следователя и эксперта-криминалиста. Дежурного по управлению я проинформирую сам. - Он положил трубку. - Вокзал есть вокзал! Ушки надо держать топориком!

Холодилин заметил время. Потекли минуты, из тех, что оставляли след в «Книге учета происшествий». Заместителю начальника управления неожиданно представилась возможность наблюдать подчиненный аппарат как бы со стороны.

Все так же шли вдоль отсеков пассажиры, их становилось все больше. Заявительница и Сабодаш ждали. Холодилин поглядывал на часы.

Первой появилась в камере хранения капитан Колыхалова, старший инспектор уголовного розыска.

- Что случилось? Здравия желаю, товарищ полковник...

Через минуту прибежал Блохин, вскоре за ним в конце отсека возник Денисов. Инспектора здоровались с заместителем начальника управления, пристраивались рядом с Сабодашем и потерпевшей. Три инспектора - три характера, Холодилин, как опытный работник розыска, представлял их себе в целом: увлекающаяся первой версией Колыхалова; осторожный, недоверчивый Блохин; внешне простоватый, старающийся заглянуть чуть дальше, чем все, Денисов. Каждый из инспекторов словно уже нашел точку приложения своих сил. Блохин присматривался к любопытствующим, собравшимся у бокового отсека. Кира не спускала глаз с потерпевшей. Денисов осматривал автоматическую секцию.

- Вы хорошо помните, что оставили ячейку закрытой? - спросила Колыхалова. - За ручку подергали?

- Извините, родненькая, вы не за ту меня принимаете. Я могла оторвать - так дергала. Ничего, если я буду курить? Дико волнуюсь за вещи...

- Может, кто-то подсмотрел ваш шифр?

- Никто! Я же все понимаю! Если вы написали «Держите в тайне набранный шифр!», - она ткнула в «Правила эксплуатации», висевшие посреди отсека, - будьте уверены: я набрала шифр так, что никто не увидел.

- Тогда я что-то упустила...

- Разрешите, я помогу, не обижайтесь... Давайте рассуждать логически! Раз никто посторонний не мог узнать шифр, тогда... Продолжайте развивать вашу мысль! Эти женщины, дежурные... Вы меня извините, родненькие! - Она обернулась к работникам камеры хранения и тут же снова к Колыхаловой: - Разве нельзя у них посмотреть?! Должны быть какие-то ящички, подсобные каморки... Вы уголрозыск, вам лучше знать! В крайнем случае можно потом извиниться. Я сама, родненькие, перед вами извинюсь...

Даже Холодилин, заинтересовавшись, на время оставил без внимания своих сотрудников.

- Может, вы доверили шифр кому-нибудь вне вокзала? - Колыхалова прервала потерпевшую величественным жестом примадонны. - Кто знал, что ваши вещи здесь?

Женщина застыла, словно наткнулась на неожиданное препятствие.

- Господи, как я могла забыть?! Своей подруге...

- Кому еще? Вспомните.

Денисов участия в разговоре не принимал, рассматривал наружные цифры соседних секций.

- Только ей - я просила съездить за моими вещами. Она вчера приехала ко мне поздно, сказала, что ячейка не открылась. Какая же я слепая...

- Подождите! - возмутилась Колыхалова. - Какие у вас основания подозревать?

- ...Я решила, что она что-то напутала, не придала значения! - Заявительница снова закатила глаза к потолку. - Тут мне надо самой... Я ей скажу: «Тоня, родненькая! Пока не поздно! Милиция ничего не знает! Не бери грех на душу!»

- А если не она?

Колыхалова и Блохин обсуждали ситуацию серьезно: потерпевшая не вызывала симпатии, но они не имели права руководствоваться такими критериями, как «симпатия» и «антипатия».

- Извинюсь! «Тоня, - скажу, - родненькая, извини, ради Бога!» - У нее было два обращения - «родненькая» и «друзья мои», - и она поочередно пользовалась обоими. - Вы не могли бы сделать у нее обыск?

Блохин снял шляпу-«дипломат», основательно размял поля.

- А если кто-нибудь вот так покажет на меня, на вас? Что тогда? Обыск?!

- Надо же что-то делать, друзья мои! Не век же стоять здесь!

- Мария Ивановна, - неожиданно обратился Денисов к дежурной по камере хранения, - откройте еще раз ячейку. Пожалуйста.

Зуммер не привлек внимания других пассажиров, они продолжали заниматься своими делами. Денисов заглянул внутрь: несколько пачек в типографской обертке, отрывные календари... Ячейку занимал книгоноша, тот самый, что рекламировал все поступавшие к нему издания как детективы.

Денисов не спеша произвел тщательный осмотр. Книгоноша был человеком предприимчивым, острым на язык, некоторые подходили нарочно, чтобы его послушать. Как-то один из покупателей вернулся к нему с жалобой:

- Вы говорили, детектив! А здесь об осушении торфяника...

Книгоноша и глазом не моргнул:

- Жизнь работяг вас не интересует?! Вам только про жуликов подавай! Где вы трудитесь, любопытно? С удовольствием бы приехал к вам на службу...

Денисов вынул голову из ячейки.

- В этой ячейке лещ не лежал. А если лежал, то давно, - книгоноша никогда не положил бы товар в ящик, пропахший рыбой.

- Извините, друзья мои! - Женщина с силой погасила сигаретку о край урны. - Всему существует предел. Кто-то есть и повыше вас... - Она неплохо разобралась в ситуации и косвенно обращалась к прохаживавшемуся по отсеку Холодилину.

- Мария Ивановна, пожалуйста, проверьте монетоприемник. - Денисов привычно откинул воротник куртки назад.

Дежурная по камере хранения другим ключом - не тем, каким открыла ячейку, - извлекла монетоприемник, стальную копилку, в которой скапливались пятнадцатикопеечные монеты.

- Я так и думал, - Денисов потряс металлической погремушкой, - здесь только одна монета!

- Выходит, я не платила?!

- Выплатили...

Колыхалова на лету поймала его мысль.

- ...Только до тридцатого декабря. Тридцатого у нас выемка денег. Раз второй монеты нет, значит, вы опускали свою до выемки...

- Что из того?

- Надо было на третий день приехать и доплатить. Здесь же написано - срок хранения три дня!

- А мои вещи...

- На складе забытых вещей. Сейчас я позвоню туда.

Сабодаш пошел проводить заместителя начальника управления к машине.

- ...Денисов в таких делах как рыба в воде. Уот! Чувствую, возьмете его от нас, товарищ полковник! В добрый час.

Холодилин молчал.

За годы работы наблюдал он многих работников, в том числе таких, как Сабодаш, - честных, старательных, в то же время часто попадающих в тупик. Такие работники, Холодилин знал это, отнюдь не были бесполезны: когда версия бывала определена, никто скрупулезнее и тщательнее, чем они, не проходил столбовой дорогой поиска. Безусловно, главную силу уголовного розыска составляли другие - их было абсолютное большинство, те, кто умел извлечь из доказательств максимум того, что из них можно извлечь. И были единицы. Они смотрели на улики под каким-то совершенно неожиданным углом зрения и поэтому замечали то, что упускали другие.

«Нет, - подумал Холодилин, вышагивая рядом с Сабодашем, то и дело останавливаясь, чтобы пропустить людей, устремившихся в метро, - начальник штаба подыщет себе другого работника. Место Денисова в уголовном розыске, в самой гуще событий, на вокзале».

Поняв, что полковник не намерен говорить на эту тему, Сабодаш перевел разговор:

- Это верно? Говорят, «Голубой огонек» будет к юбилею детективов... О нас!

Все эти дни Денисов ни разу не вспомнил о доме. И вот он возвращается с дежурства.

На станции Булатниково он оставляет полупустой вагон электрички, здоровается со знакомым милиционером на платформе и длинной улицей идет к дому. Дом появляется издалека, и, если смотреть только на окна верхнего этажа, кажется, что он не приближается, а тянется вверх на твоих глазах. В кармане Денисова шуршит конверт, который вручила ему ККК, - Денисов распечатает его только завтра. Денисов идет с дежурства. На улице много людей, хотя еще темно. Прохожие спешат навстречу, к станции, и только он один возвращается с работы домой.

Он идет небыстро. Все пережитое живо в нем.

Протокол допроса Маевского подошьют в дело вместе с другими документами. Лист к листу, в хронологическом порядке.

По материалам уголовного дела всегда трудно представить, как раскрыто преступление, кем. За протоколами допросов Бориса Порываева и сестер Малаховых неожиданно мелькнет постановление о задержании Маевского.

Имя Денисова нигде не будет упомянуто. Не останется ни строчки о том, как разгадана тайна шифра. И Денисов сам забудет об этом. Останется главное: работа. Преступления на вокзалах раскрыты. Зло обнаружено, справедливости не нанесен ущерб. С этим все.

Денисов опять нащупал конверт. Пора было возвращаться к обычной жизни. В конверте лежал листок плотной тисненой бумаги.

ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ

(на два лица)

Тов. Денисов!

Дирекция Главной редакции музыкальных передач

Центрального телевидения приглашает вас в качестве гостя на «Голубой огонек», посвященный юбилею уголовного розыска.

Всем.

Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

При попытке вскрыть ячейку-ловушку автоматической камеры хранения на станции Киев-Пассажирский-Главный был взят под наблюдение объявленный в розыск Филин, уголовная кличка Камбала. Последний пытался скрыться, бросившись бежать через пути впереди маневренного тепловоза, однако был смертельно травмирован передними колесами. Проводится расследование.

Начальнику Московского управления транспортной милиции.

За бдительность, проявленную во время несения дежурства, полагал бы представить к награждению ценным подарком Порываева Бориса Ивановича – дежурного по автоматической камере хранения Астраханского вокзала.

Начальник отдела милиции на ст. Москва-Астраханская.

Начальнику управления транспортной милиции МВД СССР.

Представление, направленное в порядке статьи 140 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР об устранении условий, способствовавших совершению краж из автоматических камер хранения, обсуждено на техническом совещании с широким привлечением заводской общественности и представителей транспортной милиции.

В настоящее время внедрены в производство разработанные ранее конструктивные усовершенствования, полностью исключающие возможность подбора шифра.

Заканчиваются работы по переводу оставшихся секций первого выпуска на новый вид шифраторов.

Директор электротехнического завода.

Всем.

Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ»

В связи с выполнением комплекса задач, связанных с раскрытием и предотвращением краж из автоматических камер хранения, операцию «Магистраль» считать завершенной.

Управление транспортной милиции МВД СССР объявляет благодарность сотрудникам, активно участвовавшим в ее проведении.

Управление транспортной милиции

МВД СССР.

1973