Исследованный в южной Туве могильник скифского времени Саглы-Бажи II расположен на рубеже котловины Великих Озер Монголии — в 21 км к западу от поселка Кызыл-Тей (Саглы) на высоте около 2000 м над уровнем моря на стыке хребтов Цаган-Шибэту и Танну-Ола1. Первые археологические исследования на территориях западного Овюра, в том числе и на территории Саглынской долины, были предприняты нами в 1955 г. во время проведения разведывательных маршрутов в западных районах Тувы, многие из которых к тому времени представляли собой белые пятна на археологической карте. Разведочные работы показали, что высокогорная Саглынская долина является одной из богатейших в археологическом отношении территорий Тувы и не уступает даже таким районам, как Монгун-Тайга, Кара-Холь и правобережье Улуг-Хема на участке от начала Саянской «трубы» до Демир-Суга.

Саглынская долина, особенно западная ее часть, является одной из самых суровых в климатическом отношении зон Тувы, даже летом здесь сохраняются обширные по площади постоянные снежники, очень часто выпадает снег, температуры воздуха низкие. Условия работы в Саглы весьма трудны2, достаточно упомянуть о том, что полевой сезон 1961 г. завершался отрядом при температуре минус 27 °С.

Расположенные на высокогорном плато памятники могильника Саглы-Бажи II хотя и вытянуты в единую цепь, простирающуюся с юго-востока на северо-запад, подразделяются на две группы. Первая группа (северо-западная) состоит из курганов с камерами-срубами — кург. № 1, 3 (рис. 1, 2), 4, 5, 63. Курганы № 3 и 4 окружены единой подпрямоугольной оградой. В северо-западную группу входит и курган № 7, под которым имелось погребение монгун-тайгинского типа. Вторая группа (юго-восточная) включает три кургана с камерами-срубами — кург. № 8 (рис. 3), 9 (рис. 4), 13, детское погребение в каменном ящике — кург. № 11, 12 и ритуальную выкладку — кург. № 144. Программа работ на могильнике Саглы-Бажи II предусматривала полное исследование всех курганов с камерами-срубами и сопутствующих сооружений, демонтаж камер и доставку одной из них в Государственный Эрмитаж.

Разработка и проверка в поле поисковых признаков позволила нам весной 1961 г., еще до начала широких раскопок, сформулировать и обосновать соответствующие соображения в пользу неграбленности могильника Саглы-Бажи II, базировавшиеся на выявлении характера оседания наземных сооружений, заполнения могильных ям и просадки деревянных перекрытий-срубов в мерзлотных и безмерзлотных условиях. Наряду с совокупностью описательных признаков поисковая формула имеет и цифровое выражение, получаемое в итоге нивелировки кургана по двум основным осям. Раскопки полностью подтвердили исходные поисковые принципы — неграблеными оказались не только все восемь курганов с камерами-срубами, исследованные на могильнике Саглы-Бажи II, но и курган с камерой-срубом, расположенный у подножия возвышенности Кузуленги, в 30 км от Саглы-Бажи II, взятый для сравнения и контроля, для объективной проверки поисковых признаков на возможно более широком фоне5.

Могильник Саглы-Бажи II оказался первым целиком непотревоженным могильником среди всех памятников пазырыкского типа. Все раскопанные ранее большие и малые курганы Алтая были разграблены в древности. Широко известно, какой непоправимый вред для разработки важных историко-археологических проблем принесла деятельность древних грабителей и более поздних охотников за ценностями, скрытыми в курганных усыпальницах. Деятельность древних грабителей приняла в свое время необычайно широкие масштабы, они не только похитили огромное количество вещей, некогда находившихся в усыпальницах, по нанесли не меньший ущерб и тем, что переместили с первоначальных мест останки погребенных и тот инвентарь, который был оставлен в камерах. Печальная участь не миновала и знаменитых больших курганов Алтая в долине Пазырык, давших тем не менее находки мирового значения (благодаря подкурганной мерзлоте и после ограбления уцелели вещи, составившие исключительную коллекцию).

В свете сказанного понятно, что наши поиски были направлены к открытию непотревоженных комплексов, именно комплексов, которые позволили бы наиболее исторично и достоверно разработать вопросы датировки, социального строя, культуры и быта, культурных связей и, наконец, этнической истории населения обширных территорий Центральной Азии и Южной Сибири.

При раскопках камер-срубов пазырыкского этапа в Саглы мы решили применить некоторые методические приемы, которые должны были способствовать выяснению интересовавших нас теоретических и частных вопросов. Так, например, было решено, несмотря на большую в ряде случаев глубину могильных ям, довести бровки полностью до уровня перекрытия срубов, а не только до уровня выявленных контуров могильных ям. Это позволило получить наиболее достоверную стратиграфическую картину, в каждом отдельном случае получить точные данные о режиме промерзания камер, о конструкции подхоронительных ходов и соответственно получить ответ на чрезвычайно важный в историко-социальном отношении вопрос о многоактности или одноактности погребений.

Для оттаивания льда впервые при археологических раскопках была применена мелко истолченная каменная соль. Применение соли позволило во всех случаях, в том числе и в случаях особо трудных, фиксировать находки со всей необходимой тщательностью и оставлять все предметы в первоначальном положении до полного оттаивания и расчистки всего комплекса камеры. Так, при исследовании камеры кург. № 8 деревянный сосуд, всплывший некогда при заполнении камеры водой под потолок сруба, а затем вмерзший в лед, был к моменту окончательной фиксации находки оставлен на тонком ледяном столбике. Необходимо особо отметить, что соль никоим образом не влияет на состояние находок из легко разрушающихся материалов, например, на состояние деревянных предметов. В итоге мы могли прийти к выводу, что соль по всем данным заслуживает широкого применения при исследовании памятников в мерзлоте и не идет ни в какое сравнение с теплой водой, оказывающей крайне отрицательное воздействие на состояние легко разрушающихся предметов.

При исследовании камер-срубов во многих случаях был применен метод съема групп находок монолитами, что позволило нам провести разборку некоторых сложных групп предметов не в полевых, а в камеральных условиях.

При костяках сохранился обильный черный тлен. Современные методы исследования образцов тлена позволят сделать попытку определить группы крови погребенных. Со всех объектов были взяты образцы для радиокарбонного анализа и определения дендрохронологии.

Особенности образования подкурганной мерзлоты в Саглы были несомненно иными, нежели те, которые зафиксированы при раскопках курганов в долине Пазырык. На Алтае основным фактором образования подкурганной мерзлоты являлось наличие крупных каменных надземных сооружений, служивших теплоизолятором6. Образование мерзлоты в саглынских курганах, где отсутствовали крупные надземные курганные сооружения, определялось, прежде всего, характером климатических условий Саглынской долины. Суровый климат этой высокогорной зоны обусловил главное и непременное условие: влага от весенних, летних и осенних осадков, проникавшая в засыпку и внутрь камер, замерзала в зимний период и не оттаивала летом, которое, как указывалось выше, бывает в Саглынской долине чаще всего очень холодным. В отличие от алтайских курганов, где образование мерзлоты проходило в две фазы (первая — после производства захоронений, вторая — основная по массе — грязно-желтый лед, образовавшийся после ограбления)7, ледяная масса в непотревоженных саглынских курганах имела лишь одну фазу образования. Лед, заполнивший камеры-срубы в Саглы, имел прозрачный голубоватый цвет и был пронизан от верха до низа сериями продолговатых пузырьков. Совокупность наблюдений, полученных в Саглы, свидетельствует о том, что лед заполнил камеры уже тогда, когда разложение трупов в основном завершилось. К сказанному нам остается лишь добавить, что в Саглынской долине образованию подкурганной мерзлоты способствовала естественная мерзлота, отсутствующая в долине Пазырык.

В 1961 г. было завершено исследование внутренних частей камер всех раскапываемых курганов, были зафиксированы и сняты костяки8 и сопровождающий их инвентарь. Тем не менее, работы по всестороннему исследованию конструкций некоторых камер (кург. № 3, 6, 8, 9) закончить не удалось, и эти работы были полностью завершены во время полевого сезона 1962 г. (рис. 5).

Принятые нами в конце полевого сезона 1961 г. меры предосторожности (временная засыпка камер) вполне обеспечили сохранность срубов до начала их демонтажа. Детальное исследование камер и смежных с ними отсеков могильных ям позволило установить ряд весьма существенных фактов. Изучение конструкции камер показало многообразие и высокое совершенство строительных приемов, применявшихся древними пазырыкцами Тувы. Все исследованные нами камеры сооружены таким образом, что концы бревен выступают за стены срубов (так называемая рубка с остатком). При исследовании крупных камер (кург. № 3, 8, 9) была зафиксирована глиняная промазка пазов в нижних ярусах срубов. Оба эти факта — рубка с остатком и глиняная промазка — свидетельствуют о стремлении создать сооружение, устойчивое к зимнему промерзанию. Масштаб срубов н применение древними строителями способов, обычно употребляемых при сооружении жилищ в суровых по климатическим условиям зонах, говорит о том, что погребальные камеры являются весьма близким прообразом реальных жилищ, сооружавшихся в этих же горных районах в скифское

Во всех трех глубоких срубах (кург. № 3, 8, 9) были изучены подполы. Установлено, что подполы во время сооружения камер в северо-западных своих частях заполнены землей не были. Во всех подполах находилось большое количество строительных отходов — обрубки лиственницы, щепа. Это обстоятельство показывает, что срубы монтировались непосредственно в могильных ямах9.

В отсеках между стенками камер и бортами могильных ям кург. № 3 и 8 были обнаружены орудия труда, использовавшиеся в свое время при рытье могильных ям (в кург. № 8 — деревянная колотушка и примитивная отгребная лопата; в кург. № 3 — колотушка из комля дерева). Все три деревянных предмета сохранились настолько хорошо, что не требуют консервации. Эти предметы во всех отношениях аналогичны находкам, обнаруженным в больших пазырыкских курганах Алтая: так же. как на Алтае, древние насельники Саглынсной долины использовали для разрыхления грунта при копке ям деревянные колотушки в комбинации с кольями. Обычай помещать у стенок камер орудия труда отражает устойчивую традицию, также характерную для пазырыкских памятников Алтая.

При исследовании могильных ям было установлено, что нижние ярусы большинства этих ям имеют «колоколовидную» форму — во всех трех случаях нижняя часть ямы оформлена круговым подбоем. Подобный способ подготовки ям был, по-видимому, применен при сооружении усыпальниц для сокращения земляных работ. В то же время этот факт, так же как и многочисленные строительные отходы, обнаруженные в подполах камер, дает еще одно доказательство того, что срубы монтировались непосредственно в ямах.

Экспедицией были проведены работы по специальному демонтажу и вывозу сруба из кург. № 3, предназначенного для экспонирования в Государственном Эрмитаже. Работы эти оказались весьма трудоемкими, общий вес камеры в промерзшем и увлажненном состоянии достигал 2,5 т. Вследствие несколько худшей сохранности углов сруба мы приняли решение не производить их разборку на месте, углы были выпилены и сняты целиком — монолитами. Для страховки крепления углов, а также бревен и брусьев верхнего яруса сруба эти части камеры были перекрыты марлей, пропитанной сверху парафином, разогретым до кипения. Стены сруба были разобраны.

Несмотря на дальнюю транспортировку (около 1000 км до железной дороги, через два крупных горных хребта), все детали сруба были доставлены в Государственный Эрмитаж без каких-либо видимых изменений и повреждений10.

Погребальный обряд курганов с камерами-срубами (№ 3, 4, 5, 6, 8, 9, 13) могильника Саглы-Бажи II характеризуется следующими основными чертами11:

1. Ориентация погребенных головами на северо-запад, положение — в позе спящих на левом боку с подогнутыми ногами. Под головами погребенных — камни-«подушки». В ряде случаев камни эти были устланы по верху травой или мхом.

2. Абсолютное большинство захоронений — коллективные, многоактные. Взрослые погребенные располагались в один ряд, головами к северозападной стенке камеры. Останки детей располагались в ногах погребенных взрослых, кроме одного случая, когда погребенная женщина держала ребенка в объятиях (кург. № 9, костяк 1).

3. В подземные камеры вели шахты подхоронительных ходов, через которые в срубы проносили каждого очередного погребаемого.

В кург. № 1 наблюдается другой вариант погребального обряда: ориентация погребенных головами на восток, положение скорченное на правом боку. Имеется сопроводительное захоронение двух коней в убранстве (рис. 6), располагающееся вблизи северного борта камеры.

В пределах могильника Саглы-Бажи II были раскопаны также погребения монгун-тайгинского типа, несомненно одновременные погребениям в камерах-срубах: парное захоронение мужчины с ребенком (кург. № 7) и детское погребение в каменном ящике (кург. № 10).

При погребенных в камерах был обнаружен разнообразный и многочисленный сопроводительный инвентарь.

Каждого из погребенных мужчин сопровождали наборы вооружения: бронзовые кинжалы-акинаки с крыловидными эфесами (рис. 7), в ряде случаев при них сохранились ножны, имевшие деревянную основу и кожаное покрытие, украшенное аппликациями; бронзовые боевые и вотивные чеканы (рис. 8, 1), насаженные на деревянные рукоятки; изготовленные из бересты и кожи колчаны со стрелами, имевшими бронзовые трехперые (рис. 8, 4-10) или костяные трехгранные наконечники; бронзовые ножи с петлей, в деревянных ножнах, обтянутых кожей; бронзовые зеркала (рис. 9, 10) в кожаных, меховых, матерчатых и войлочных футлярах; всевозможные бронзовые и роговые пряжки, обоймы, пуговицы, глазчатые импортные бусы. Особо следует отметить находки несессеров — кожаных мешочков, в которых в ряде случаев лежали бронзовые зеркало, нож и шило.

Очень многочисленны находки амулетов из просверленных клыков от убитых на охоте животных — медведя, благородного оленя (марала), дикого кабана, кабарги.

В усыпальницах обнаружена значительная серия керамических и деревянных сосудов (рис. 11).

В кург. № 9 был обнаружен древнейший из известных в Центральной Азии и Южной Сибири прибор для добывания огня трением — деревянная планка-основа, на поверхности которой остались округлые обугленные углубления от вращавшегося сверла и циркульный орнамент, нанесенный на рабочей н оборотной стороне планки. Орнаментальные знаки являются в данном случае не только рабочей разметкой для установки сверла, но и символом, который обозначал солнце, тепло, добывание огня12.

В саглынских камерах-срубах найдены произведения искусства, выполненные в пазырыкском варианте скифского звериного стиля. Лучшие из них — резные пластинки, с ювелирной точностью выполненные из рога марала и лося. Одна из этих пластин показывает лежащую лошадь (кург. № 13, рис. 12), две другие являются парными (кург. № 8, рис. 13): на одной из них вырезаны две фигурки горных баранов, на другой изображены в характерной пазырыкской манере (с вывернутым назад крупом) две лошади; на этой же пластинке изображены головы хищных грифов, головки двух антилоп. Среди произведений искусства особое внимание обращает на себя изящная головка антилопы-чээрена, выполненная из маральего рога (кург. № 8, рис. 14).

Из дерева вырезаны фантастические грифы со змеиными туловищами, погрудное изображение хищника из семейства кошачьих (кург. № 1).

Отличаются от первоклассных произведений резьбы по рогу золотые изделия — накладные бляхи, бусы, покрытия деревянных предметов, они выполнены не очень тщательно, часто штампом. Из золотых изделий наиболее примечательна фигурка марала, уверенно вырезанная из цельного золотого листа (кург. № 3).

В настоящей публикации мы имеем возможность лишь в самых общих чертах остановиться на итогах раскопок в Саглы-Бажи, подробно эти вопросы будут рассмотрены нами в специальной монографии13.

Совершенно очевидно, что памятники скифского времени Тувы распадаются на ряд групп и вариантов, которые вследствие своей разнородности не могут быть объединены в в единую археологическую культуру, как это было сделано в свое время С. И. Вайнштейном и Л. Р. Кызласовым (по С. И. Вайнштейну, все памятники Тувы скифского времени именуются памятниками казылганской культуры14, по Л. Р. Кызласову, они объединяются понятием уюкской культутуры15). Обе предложенные классификации искусственно отрывают Туву от некоторых соседних территорий и, прежде всего, от Алтая, занося в одну рубрику памятники, специфичные только для Тувы, и памятники, являющиеся локальными варианта ми культур скифского времени, имеющих распространение на соседних территориях.

Материалы новейших исследований, в том числе и раскопки могильника Саглы-Бажи II, показали, что ареал курганов пазырыкского типа включал не только территорию Алтая, но и обширные территории Центральной Азии и Восточного Казахстана16.

На всех этих территориях представлены памятники пазырыкского типа, оставленные племенами, которые, по-видимому, составляли весьма могущественный союз.

Локальные варианты пазырыкской культуры могут быть классифицированы по особенностям погребального ритуала. Основные варианты сводятся к следующему.

1. Алтайский вариант. Курганные погребения в камерах-срубах, ориентация камер — сторонами по странам света, ориентация погребенных — головами на восток, имеются сопроводительные погребения коней в убранстве. Памятники данного варианта встречены не только на Алтае, но также в Туве и Восточном Казахстане17.

2. Центральноазиатский (тувинский) вариант. Курганные погребения в камерах-срубах, ориентация камер — углами либо сторонами по странам света, ориентация погребенных — головой на северо-запад и запад, сопроводительное захоронение коней отсутствует.

В Туве памятники пазырыкского типа одновременны определенным вариантам комплексов монгун-тайгинского типа.

Среди курганов скифского времени, раскопанных на могильнике Саглы-Бажи II, представлены в основном курганы центрально-азиатского варианта (№ 3, 4, 5, 6, 8, 9, 13), а также один курган алтайского варианта (№ 1) и один курган, содержавший монгун-тайгинское погребение (№ 7).

Памятники основного варианта комплексов, открытых на могильнике Саглы-Бажи II, имеют известные аналогии среди интересных памятников, обнаруженных раскопками С. И. Вайнштейна в Сут-Холе (могильник Казылган)18 и среди памятников, раскопанных в Бай-Тайге (могильник Озен-Ала-Белиг)19. В то же время погребение пазырыкского этапа с копями, открытое в пределах могильника Саглы-Бажи II, является пока единственным в Центральной Азии и пока не имеет себе аналогий в Туве и Монголии. Раскопки этого кургана, совершенно алтайского по типу, имеют большое значение и потому, что неизученность этого типа памятников породила в литературе взгляды, исключавшие Туву из зоны расселения ранних кочевников20. Стационарные раскопки в Саглы не являются последними исследованиями в высокогорных зонах Тувы и Монголии, и потому совершенно очевидно, что обнаружение новых курганов с сопроводительными погребениями коней — только вопрос времени.

Датировка памятников могильника Саглы-Бажи II, так же как и кургана с камерой-срубом, раскопанного у подножья Кузуленги, определяется вполне четко по сопроводительному инвентарю (серия кинжалов-акинаков с крыловидными эфесами, специфические ножи с петлей, шилья, чеканы со втоками, бронзовые и костяные наконечники стрел, зеркала, пряжки, застежки, пуговицы, бляхи, предметы конской упряжи и другие вещи), который позволяет отнести эти курганы к V-III вв. до н. э., с предпочтительностью отнесения основной группы памятников к V-IV вв. до н. э. Предметы инвентаря находят себе многочисленные аналогии среди предметов скифского времени, происходящих из Алтая, из Тувы, Казахстана и некоторых других территорий.

Инвентарь из саглынских камер-срубов по многим сериям вещей демонстрирует особенное сходство с алтайскими находками. Совершенно сходны со своими алтайскими аналогами многие бронзовые изделия — оружие, наконечники стрел, ворворки, бляхи, пуговицы, колчанные пряжки и крюки; роговые изделия — сбруйные пряжки, «колоколовидные» подвески, поясные пряжка; деревянные изделия — сосуды, головные уборы.

Абсолютное повторение погребального обряда алтайского варианта памятников пазырыкского типа дает курган, содержавший погребение с конями. Необходимо также отметать, что и курганы, относящиеся к центрально-азиатскому (тувинскому) варианту, также демонстрируют ряд моментов погребального ритуала, повторяющих некоторые собственно алтайские черты: обычай класть у стенок срубов инструменты для рытья ям — деревянные колотушки и лопаты. Нельзя также не отметить, что черепа многих людей, погребенных в саглынских усыпальницах, оказались трепанированными (отверстия были проделаны в лобных, затылочных и теменных костях); известно, что факты трепанации были зафиксированы и на Алтае21.

Раскопки могильника Саглы-Бажи II позволяют внести совершенно определенный вклад в разработку общей проблемы датировки памятников пазырыкского типа. Известно, что открытие памятников пазырыкского типа на Алтае, особенно больших курганов, вызвало в советской и зарубежной пауке оживленную дискуссию, главным предметом которой явилась именно датировка пазырыкских памятников. В ходе этой дискуссии был создай ряд взаимоисключающих схем и вариантов периодизации.

С. И. Руденко датирует всю эту группу памятников Алтая скифским временем без подразделения на этапы, причем первый Пазырыкский курган С. И. Руденко относит ко второй половине V в. до н. э., а всю группу пазырыкских курганов в целом датирует V-IV вв. до н. э.22 М. П. Грязное разработал периодизацию, согласно которой эти памятники подразделяются на три этапа: майэмирский (VII-VI вв. до н. э.), пазырыкский (V-III вв. до н. э.) и шибинский II-I вв. до н. э.)23. С. В. Киселев солидаризовался с мнением М. П. Грязнова в отношении выделения майэмирского этапа, однако предложил разделение его на ранний (VIII-VI вв. до в. э.) и поздний (V-III вв. до н. э.), снимая тем самым датировку М. П. Грязновым курганов пазырыкской группы V-III вв. до н. э. С. В. Киселев предложил датировать пазырыкскую группу гунно-сарматским временем24, с чем согласились в свое время А. Н. Бернштам25, Л. А, Евтюхова26, К. Ф. Смирнов27 и Л. Р. Кызласов28.

В. Н. Чернецов решительно и аргументировано выступил в защиту скифской датировки пазырыкских курганов29. К. Иеттмар выразил согласие с датировкой С. В. Киселева — с отнесением пазырыкских курганов к гунно-сарматскому времени и одновременно признал наличие майэмирского этапа, отрицая, однако, наличие в этом этапе второй, поздней стадии30. А. Руз датировала первый п второй курганы большой пазырыкской пятерки IV в. до н. э.31 Скифскую датировку Пазырыка принял А. П. Окладников32. Рассматривая вопрос о пазырыкской ковре, С. П. Толстое также поддержал его «скифскую» датировку33.

Радиокарбоновый анализ, Проведенный в лаборатории археологической технологии ЛОИА АН СССР, дал абсолютные даты совпадения со скифским временем (второй Пазырыкский курган — 2350±140 лет, пятый Пазырыкский курган — 2440±50 лет)34. Однако результаты этого анализа если и не подвергались со стороны некоторых археологов прямому сомнению, то во всяком случае раздавались голоса о необходимости археологической проверки датировки, т. е. нахождения предметов пазырыкского искусства в комплексе с инвентарем, который мог бы быть с несомненностью отнесен к скифскому времени.

Итак, если суммировать суть разногласий по поводу датировки пазырыкских курганов, то главное в дискуссии — вопрос о том, датировать ли эти памятники скифским временем пли относить их к гунно-сарматской эпохе. Вопрос о датировке, естественно, был важен не только сам по себе, но влиял и на историческую интерпретацию этой группы памятников.

Открытие в Саглы-Бажи произведений искусства, вне всякого сомнения относящихся, как уже указывалось выше, к пазырыкскому кругу произведений скифского звериного стиля, открытие этих произведений в комплексе с превосходно датирующимися и наиболее многочисленными по представительности в комплексах сериями инвентаря в археологическом отношении не оставляет более сомнений в скифском возрасте и собственно алтайского Пазырыка.

Материалы раскопок в Саглы-Бажи позволяют, со своей стороны, заключить, что «сарматская» датировка пазырыкских курганов явно не выдержала проверки временем.

Произведенные в ходе полевых работ наблюдения позволяют сделать совершенно определенный вывод: коллективные погребения в срубах саглынских курганов являются погребениями многоактными, об этом свидетельствуют, прежде всего, подхоронительные ходы, ведущие в камеры. Каждая камера представляла собой коллективную семейно-родовую усыпальницу.

Особое значение имеет вопрос о социальной характеристике людей, погребенных в саглынских ледовых усыпальницах. Предварительный анализ материалов раскопок позволяет характеризовать эти усыпальницы как место погребения людей совершенно определенного социального слоя; это, конечно, не «царские» погребения вождей племенных объединений — погребения типа больших пазырыкских курганов Алтая, больших сакских курганов долины Или (Бес-Шатыр)35 и долины Чиликты36 или кургана Улуг-Хорум в той же Сагланской долине. В то же время не может быть сомнения в том, что это и не погребения рядовых кочевников, слишком много ценных вещей находилось при погребенных, слишком много усилий было положено для создания крупных подземных сооружений. Есть все основания для того, чтобы рассматривать Саглы-Бажи II как место захоронения родоплеменной аристократии, как место захоронения господствующей прослойки племен, обитавших в пазырыкскую эпоху на данной территории Центральной Азии.

Мнение, которое было в свое время высказано в отношении аналогичных памятников, раскопанных на Алтае, и которое квалифицировало подобные курганы как погребения рядового населения, в свете новых данных не может более считаться обоснованным. Исследователи, сформулировавшие подобный вывод, были вынуждены базироваться на материалах, полученных из разграбленных курганов, и вполне естественно, что эти отрывочные факты, главным образом фрагментарные данные об инвентаре, сопровождавшем погребенных, и породили совершенно неоправданные представления о якобы рядовом характере этих курганов. Памятники рядового населения эпохи ранних кочевников — это памятники монгун-тайгинского типа, очень значительная часть которых относится к скифскому временя. Эти памятники, являющиеся самыми многочисленными археологическими комплексами Тувы и Северо-Западной Монголии, и являются массовыми памятниками рядового населения. К оказанному надо добавить, что происхождение памятников монгун-тайгинского типа уходит своими корнями в эпоху бронзы, и они являются, таким образом, памятниками древнего местного населения этих обширных районов Центральной Азии.

Вопрос о взаимоотношении памятников пазырыкского типа и сопутствующих им групп памятников нуждается в специальном и углубленном рассмотрении. Однако уже сейчас можно выдвинуть тезис о возможной этнической неоднородности населения Тувы в скифское время и наличии двух основных пластов, один из которых представлен памятниками пазырыкского типа, а другой — некоторыми вариантами памятников монгун-тайгинского типа. Вполне очевидно, что эти два этнических пласта, являвшиеся одновременно и социальными категориями населения эпохи ранних кочевников в Туве, начали свое сосуществование на территории Тувы именно в скифское время, и пришлым, вероятно, было население, оставившее курганы пазырыкского типа и являвшееся господствующим слоем по отношению к многочисленным этническим группам, которым принадлежат курганы монгун-тайгинской культуры.

Любопытные факты дает исследование саглынских усыпальниц и по вопросу о роли и положении женщин в роде и семье. Во всех случаях женщины покоились в камерах в одном ряду с вооруженными мужчинами и в совершенно идентичном с ними положении, однако с «женским» инвентарем. Никаких фактов, которые свидетельствовали бы о насильственном захоронении женщин вместе с умершими мужьями, нет. Напротив, все имеющиеся факты свидетельствуют о высоком положении женщин в семье, именно поэтому положение в камерах останков женщин аналогично положению останков мужчин.