ExLibris VV

Поэзия большевистских дней

Оглавление


 

АЛЕКСАНДР БЛОК

ДВЕНАДЦАТЬ

1


Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер
На всем божьем свете!

Завивает ветер
Белый снежок.
Под снежком - ледок.
Скользко, тяжко,
Всякий ходок
Скользит - ах, бедняжка!

От здания к зданию
Протянут канат.
На канате - плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается - плачет,
Никак не поймет, что значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий - раздет, разут...

Старушка, как курица,
Кой-как перемотнулась через сугроб.
- Ох, Матушка-Заступница!
- Ох, большевики загонят в гроб!

Ветер хлесткий!
Не отстает и мороз!
И буржуй на перекрестке
В воротник упрятал нос.

А это кто? - Длинные волосы
И говорит вполголоса:
- Предатели!
- Погибла Россия! -
Должно быть, писатель -
Вития...

А вон и долгополый -
Сторонкой - за сугроб...
Что́ нынче невеселый,
Товарищ поп?

Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?..

Вон барыня в каракуле
К другой подвернулась:
- Ужь мы плакали, плакали...
Поскользнулась
И - бац - растянулась!

Ай, ай!
Тяни, подымай!

Ветер веселый
И зол и рад.
Крутит подолы,
Прохожих ко́сит,
Рвет, мнет и носит
Большой плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию»...
И слова доносит:

...И у нас было собрание...
...Вот в этом здании...
...Обсудили -
Постановили:
На время - десять, на́ ночь - двадцать пять...
...И меньше - ни с кого не брать...
...Пойдем спать...

Поздний вечер.
Пустеет улица.
Один бродяга
Сутулится,
Да свищет ветер...

Эй, бедняга!
Подходи -
Поцелуемся...

Хлеба!
Что́ впереди?
Проходи!

Черное, черное небо.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди...
Черная злоба, святая злоба...

Товарищ! Гляди
В оба!

2


Гуляет ветер, порхает снег.
Идут двенадцать человек.

Винтовок черные ремни,
Кругом - огни, огни, огни...

В зубах - цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!

Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!

Тра-та-та!
Холодно, товарищ, холодно!

- А Ванька с Катькой - в кабаке...
- У ей керенки есть в чулке!

- Ванюшка сам теперь богат...
- Был Ванька наш, а стал солдат!

- Ну, Ванька, сукин сын, буржуй,
Мою, попробуй, поцелуй!

Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Катька с Ванькой занята -
Чем, чем занята?..

Тра-та-та!
Кругом - огни, огни, огни...
Оплечь - ружейные ремни...

Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!

Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь -

В кондову́ю,
В избяную,
В толстозадую!

Эх, эх, без креста!

3


Как пошли наши ребята
В красной гвардии служить -
В красной гвардии служить -
Буйну голову сложить!

Эх ты, горе-горькое,
Сладкое житье!
Рваное пальтишко,
Австрийское ружье!

Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови -
Господи, благослови!

4


Снег крутит, лихач кричит,
Ванька с Катькою летит -
Елекстрический фонарик
На оглобельках...
Ах, ах, пади!..

Он в шинелишке солдатской
С физиономией дурацкой
Крутит, крутит черный ус,
Да покручивает,
Да пошучивает...

Вот так Ванька - он плечист!
Вот так Ванька - он речист!
Катьку-дуру обнимает,
Заговаривает...

Запрокинулась лицом,
Зубки блещут жемчуго́м...
Ах ты, Катя, моя Катя,
Толстоморденькая...

5


У тебя на шее, Катя,
Шрам не зажил от ножа.
У тебя под грудью, Катя,
Та царапина свежа!

Эх, эх, попляши!
Больно ножки хороши!

В кружевном белье ходила -
Походи-ка, походи!
С офицерами блудила -
Поблуди-ка, поблуди!

Эх, эх, поблуди!
Сердце ёкнуло в груди!

Помнишь, Катя, офицера -
Не ушел он от ножа...
Аль не вспомнила, холера?
Али память не свежа?

Эх, эх, освежи,
Спать с собою положи!

Гетры серые носила,
Шоколад Миньон жрала,
С юнкерьем гулять ходила -
С солдатьем теперь пошла?

Эх, эх, согреши!
Будет легче для души!

6


...Опять навстречу несется вскачь,
Летит, вопит, орет лихач...

Стой, стой! Андрюха, помогай!
Петруха, сзаду забегай!..

Трах-тарарах-тах-тах-тах-тах!
Вскрутился к небу снежный прах!..

Лихач - и с Ванькой - наутек...
Еще разок! Взводи курок!..

Трах-тарарах! Ты будешь знать,
. . . . . . . . . . .
Как с девочкой чужой гулять!..

Утек, подлец! Ужо, постой,
Расправлюсь завтра я с тобой!

А Катька где? - Мертва, мертва!
Простреленная голова!

Что́, Катька, рада? - Ни гу-гу...
Лежи ты, падаль, на снегу!..

Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!

7


И опять идут двенадцать,
За плечами - ружьеца.
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица...

Всё быстрее и быстрее
Уторапливает шаг.
Замотал платок на шее -
Не оправиться никак...

- Что, товарищ, ты не весел?
- Что, дружок, оторопел?
- Что, Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел?

- Ох, товарищ, родные,
Эту девку я любил...
Ночки черные, хмельные
С этой девкой проводил...

- Из-за удали бедовой
В огневых ее очах,
Из-за родники пунцовой
Возле правого плеча,
Загубил я, бестолковый,
Загубил я сгоряча... ах!

- Ишь, стервец, завел шарманку,
Что ты, Петька, баба, что ль?
- Верно, душу наизнанку
Вздумал вывернуть? Изволь!
- Поддержи свою осанку!
- Над собой держи контроль!

- Не такое нынче время,
Чтобы нянчиться с тобой!
Потяжеле будет бремя
Нам, товарищ дорогой!

- И Петруха замедляет
Торопливые шаги...

Он головку вскидава́ет,
Он опять повеселел...

Эх, эх!
Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба -
Гуляет нынче голытьба!

8


Ох ты, горе-горькое!
Скука скучная,
Смертная!

Ужь я времячко
Проведу, проведу...

Ужь я темячко
Почешу, почешу...

Ужь я семячки
Полущу, полущу...

Ужь я ножичком
Полосну, полосну!..

Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью кровушку
За зазнобушку,
Чернобровушку...

Упокой, господи, душу рабы твоея...
Скучно!

9


Не слышно шуму городского,
Над невской башней тишина,
И больше нет городового -
Гуляй, ребята, без вина!

Стоит буржуй на перекрестке
И в воротник упрятал нос.
А рядом жмется шерстью жесткой
Поджавший хвост паршивый пес.

Стоит буржуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.

10


Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга́, ой, вьюга́!
Не видать совсем друг друга
За четыре за шага!

Снег воронкой завился,
Снег столбушкой поднялся...

- Ох, пурга какая, спасе!
- Петька! Эй, не завирайся!
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Бессознательный ты, право,
Рассуди, подумай здраво -
Али руки не в крови
Из-за Катькиной любви?
- Шаг держи революцьонный!
Близок враг неугомонный!

Вперед, вперед, вперед,
Рабочий народ!

11


...И идут без имени святого
Все двенадцать - вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль...

Их винтовочки стальные
На незримого врага...
В переулочки глухие,
Где одна пылит пурга...
Да в сугробы пуховые -
Не утянешь сапога...

В очи бьется
Красный флаг.

Раздается
Мерный шаг.

Вот - проснется
Лютый враг...

И вьюга пылит им в очи
Дни и ночи
Напролет...

Вперед, вперед,
Рабочий народ!

12


...Вдаль идут державным шагом...
- Кто еще там? Выходи!
Это - ветер с красным флагом
Разыгрался впереди...

Впереди - сугроб холодный,
- Кто в сугробе? выходи!..
Только нищий пес голодный
Ковыляет позади...

- Отвяжись ты, шелудивый,
Я штыком пощекочу!
Старый мир, как пес паршивый,
Провались - поколочу!

...Скалит зубы - волк голодный -
Хвост поджал - не отстает -
Пес холодный - пес безродный...
- Эй, откликнись, кто идет?

- Кто там машет красным флагом?
- Приглядись-ка, эка тьма!
- Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?

- Все равно, тебя добуду,
Лучше сдайся мне живьем!
- Эй, товарищ, будет худо,
Выходи, стрелять начнем!

Трах-тах-тах! - И только эхо
Откликается в домах...
Только вьюга долгим смехом
Заливается в снегах...

Трах-тах-тах!
Трах-тах-тах...

...Так идут державным шагом,
Позади - голодный пес,
Впереди - с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди - Исус Христос.

АНДРЕЙ БЕЛЫЙ

ПАЯЦ


В долине
Когда-то
Мечтательно
Перед
Вами
Я, -
- Старый дурак! -
Игрывал
На
Мандолине
О любви
И о
Господе.
Вы -
Внимали старательно
И -
Стародавний Зодиак.
Как-то
Избили
И выгнали меня
Из цирка
В лохмотьях и в крови,
Вопиющего
О -
Боге, Боге, Боге!..
И -
О Вселенсной любви.
Вы
Случайно
Встретили
Поющего паяца:
ПОСТОЯЛИ,
Послушали
Пение.
Вы отметили:
Дурацкий колпак.
Вы отметили:
Дурацкий колпак.
Вы -
Сказали внимательно:
- Это -
«Путь посвящения!»
Вы мечтательно
Уставились
В -
- Зодиак.

ТВОЙ ЯСНЫЙ ВЗГЛЯД


Твой ясный взгляд, в нем я себя ловлю, -
В нем необъемлемое вновь объемлю:
Себя, отображенного - люблю,
Себя, отображенного - приемлю.

Твой ясный взгляд: с ним утопаю я,
Исполненный покоя и блаженства, -
В огромные просторы бытия,
В огромные просторы совершенства.

Нас соплетает солнечная мощь,
Исполненная солнечными снами...
И наши души, как весенний дождь,
Оборвались слезами между нами.

Горенье, пенье, озаренье глаз
Пучинами мерцающими молний, -
Горенье, пенье, озаренье глаз: -
Все - ярче, ослепительней, огромней.

И «ты» и «я» - перекипевший сон,
Растаявший в невыразимом свете...
Мы встретились за гранями времен,
Счастливые, обласканные дети...

ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ

Молитва о Россiи


Эхъ, настало время разгуляться,
Позабыть про давнюю печаль!
Резолюцiю, декларацiю
Жарь!
Послужи ка намъ, красавица!
Что не нравится?
Приласкаемъ, мимо не пройдемъ -
Можно и прикладомъ,
Можно и штыкомъ!..
Да завоемъ во мглѣ
Отъ этой, отъ вольной воли!..

О нашей родимой землѣ
Миромъ Господу помолимся.
О нашихъ поляхъ пустыхъ и холодныхъ,
О нашихъ безлюбыхъ сердцахъ,
О тѣхъ, что молиться не могутъ,
О тѣхъ, что давятъ малыхъ ребятъ,
О тѣхъ, что поютъ невеселыя пѣсенки
О тѣхъ, что ходятъ съ ножами и съ кольями,
О тѣхъ, что брешутъ языками песьими
Миромъ Господу помолимся.

Господи, пьяна, обнажена
Вотъ Твоя великая страна!
Захотѣла съ тоски повеселиться,
Загуляла, упала, въ грязи и лежитъ.
Говорятъ - «нежилица»
Какъ же намъ жить?

Видишь плачутъ горькiя очи
Твоей усталой рабы,
Только рубашка въ клочьяхъ,
Да румянецъ темной гульбы.
И поетъ, и хохочетъ, и стонетъ...
Только Своей ее не зови -
Видишь смуглыя церковныя ладони
Въ крови!
...А кто то оретъ «Эй, поди ко мнѣ!
Иш, раскидалась голенькая!..»

О нашей великой странѣ
Миромъ Господу помолимся.
О матеряхъ, что прячутъ своихъ дѣтей -
Хоть бы не замѣтили!.. Господи, пожалѣй!..
О тѣхъ, что ждутъ послѣдняго часа,
О тѣхъ, что въ тоскѣ предсмертной молятся,
О всѣхъ умученныхъ своими братьями
Миромъ Господу помолимся.

Была вѣдь великой она!
И маясь молилась за всѣхъ,
И вѣрили всѣ племена
Что несетъ она мiру Крестъ.
И глядя на Востокъ молчащiй,
Гдѣ горе, снѣгъ и весна
Говорили вѣря и плача:
«Гряди, Христова страна!»
Была, росла и молилась,
И нѣтъ ея больше...

О всѣх могилахъ
Миромъ Господу помолимся
О тѣхъ, что съ крестами,
О тѣхъ, на которыхъ ни креста, ни камня,
О камняхъ на мѣстѣ, гдѣ стояли церкви наши,
О погасшихъ лампадахъ, о замолкшихъ колокольняхъ,
О запустѣнiи нынѣ наставшемъ
Миромъ Господу помолимся.

Господи, прости, помилуй насъ!
Не оставь ее въ послѣднiй часъ!
Все извѣдавъ и все потерявъ
Да уйдетъ она отъ смуты
Къ Тебѣ, трижды отринутому,
Какъ ушла овца заблудшая
Отъ пахучихъ травъ
На лугъ родимый!
Да отвергнетъ духа цѣпи,
Злое и разгульное житье,
Чтобъ съ улыбкой тихой встрѣтить
Иго легкое Твое!
Да искупить жаркой страдой
Эти адовы года,
Чтобъ вкусить иную радость
Покаянья и труда!
Ту, что сбилась на своемъ таинственномъ пути,
Господи, прости!
Да возстанетъ золотое солнце,
Церкви бѣлыя, главы голубыя,
Русь богомольная!

О Poсciи
Миромъ Господу помолимся.

Судный День


Дѣтямъ скажете «когда съ полей Галицiи,
Зализывая язвы,
Она бѣжала еще живая -
Мы могли какъ прежде грустить и веселиться.
Мы праздновали,
Что гдѣ то подъ Санемъ теперь не валяемся.
Зубы чужеземные
Рвали родимую плоть,
А всѣ мы
Крохи подбирали, какъ псы лизали кровь.
Срывали съ нея рубище,
Хлестали плетьми
Кусали тощiя груди,
Которыя не могли кормить»...

Дѣтямъ скажете «къ веснѣ она хотѣла привстать,
Мы кричали „пляши! эй, Дунька!“
Это мы нарядили болящую мать
Въ красное трико площадной плясуньи.
Лѣто пришло. Она стонала,
Рукой не могла шевельнуть.
Мы били ее - кто мужицкимъ кнутомъ, кто палочкой.
„Ну, смѣйся! веселенькой будь!“
Ты первая въ мiрѣ -
Ухъ, упирается, дохлая!
Живѣй на канатъ и пляши въ нашемъ циркѣ!
Всѣ тебѣ хлопаютъ!»

Дѣтямъ скажете: «мы жили до и послѣ,
Ее на мѣстѣ лобномъ
Еще живой мы видали»
Скажете: «осенью
Тысяча девятьсотъ семнадцатаго года
Мы ее распяли».

* * *


Октябрь
Всѣхъ покрылъ своимъ туманомъ.
Были средь нихъ храбрые,
Молодые, упрямые,
Они шли и жадно пили отравленный воздухъ,
Будто не на смерть шли,
А только сорвать золотыя звѣзды,
Чтобъ онѣ на землѣ цвѣли.
Были обманутые - нестройно шагали,
Что ни шагъ оглядывались назадъ.
«На прицѣлъ!» ужъ курки сжимали ихъ пальцы,
Но еще, стыдливо потуплялись глаза.
Были трусливые - юлили, ползали.
Были изступленные какъ звѣри.
Были усталые, бездомные, голодные,
У которыхъ въ душѣ только смерть.
Было ихъ много, шли они быстро,
Прикрытые желтымъ туманомъ,
Велъ ихъ на страшный приступъ
Дѣдъ балаганный.
И когда на Невскомъ шутъ скомандовалъ «направо!»
И толпа разлилась по Дворцовой Площади -
Слышно было кто то взывалъ средь ночи
«Савлъ! Савлъ!»

Еще многiя руки - пусть слабыя!
Сжимали невидимый ларь,
Гдѣ хранилась честь Россiйской Державы.
«Чего зря болтать!.. Ставь пулеметы!.. Жарь!»

Въ Зимнемъ Дворцѣ, среди пошлой мебели,
Средь царскихъ портретовъ въ чехлахъ,
Пока вожди еще бредили,
Въ послѣднiй часъ,
Бѣдныя куцыя дѣвушки,
Въ огромныхъ шинеляхъ,
Когда всѣ предали
Умереть за нее хотѣли -
За Россiю
Кричала толпа
«Распни ее!»
Ужъ матросы взбѣгали по лѣстницамъ;
«Сучьи дѣти! всѣхъ перебьемъ!
Ишь бабы! Экая нечисть заводится!..»
А онѣ передъ смертью
Еще слышали колыханье побѣдныхъ знаменъ
Нынѣ усопшей Родины...

«Эй тащи дѣвку! Разложимъ бѣдненькую!
На всѣхъ хватитъ! Чортъ съ тобой!»
«Это будетъ послѣднiй
И рѣшительный бой.»

Пушки гремѣли. Свистѣли пули.
Добивали раненыхъ. Сжигали строенiя.
Потомъ все стихло. Прости, Господь!
Только краснѣла на заплеванныхъ улицахъ,
Средь окурковъ и сѣмечекъ
Русская кровь.

Бились и въ Москвѣ. На бѣлыя церкви
Трехдюймовки выплевывали адовъ смрадъ.
И припавъ къ ранѣ Богородиценаго Сердца
Плакалъ патрiархъ.
Пощаженныя рукой иноземной
Въ Наполеоновы дни,
Подъ снарядами гнулись Кремлевскiя стѣны -
Имъ нечего больше хранить!
Вотъ юнкера, гимназисты
На бульваръ выбѣгаютъ, юные, смѣлые.
Баррикада. Окопъ. «Кто тамъ? слушей!»
Но вотъ подошелъ и выстрѣлилъ,
И душа Отчизны въ небо отлетѣла,
Вмѣстѣ съ столькими юными душами.

Радуйся, Берлин! Готовьте трофеевъ смотръ!
Стройте памятники! Жены дарите героевъ любовью!
Больше до васъ не дойдутъ съ Востока
Наши Христовы славословья!
Бѣлая держава мiру не напомнитъ,
Что не только въ Эссенѣ льется сталь,
Что въ нашей обители темной
Любовью ковали мы мечъ Христа!
Радуйся Германiя!
Deutschland Deutschland über alles!

Въ балаганѣ
Рѣзвые клоуны кувыркались
«Старое - долой его! старое издохло!
Въ новомъ мiрѣ
Мы получимъ... что? все!..»
А на Гороховой
Пьяный старичекъ въ потертомъ мундирѣ
Еще вопилъ «Да прiидетъ Царствiе Твое!»

По всѣм проводамъ сновали вѣсти.
«Они уничтожены!.. мы побѣдили!»
Въ Аткарскѣ въ маленькомъ домикѣ, сидя въ креслѣ
Плакала мать «Мишенька, миленькiй!..»
Въ снѣжныхъ пустыняхъ Сибири, Урала
Проволоки пѣли «да здравствуетъ Циммервальдъ!»
А мертвая даль
Молчала.
Усадьбы горѣли, тамъ въ глуби
Кровянѣлъ встревоженный Югъ.
И наборщики складывали тѣ же пять буквъ:
«Убитъ! убитъ! убитъ!»
Въ Тулѣ Ивановъ
Третiй день какъ моритъ таракановъ,
Выпилъ чай, зѣвнулъ, перекрестилъ ротъ.
«Экстренныя телеграммы!
Новый переворотъ!»
Парни пьянымъ-пьяные
Съ тоски стрѣляютъ въ воронъ...

Съ сѣвера, съ юга народы кричали:
«Рвите ее! она мертва!»
И тащили лохмотья съ смердящаго трупа.
Кто? украинцы, татары, летгальцы
Кто еще? Это подъ снѣгомъ ухаетъ
Вырывая свой клокъ мордва.
И только на дѣтской картѣ (ея не будетъ больше)
Слово «Pocciя» покрываетъ
Полъ-мiра, и «Р.» на Польшѣ,
А «я» у границъ Китая

Вотъ ужъ свои отрекаются «мы не русскiе!
Мы не останемся съ ними вмѣстѣ.
Идутъ германцы! Пусть они
Эту сволочь скорѣе повѣсятъ!»
И цѣпляются за скользящiя акцiи,
И прячутъ серебряныя ложки. Ночью не спится,
Они злятся и думаютъ «когда-то
Въ это время мы спаржу сосали въ Ниццѣ»

Вь Петербургѣ отъ запаха гари, крови, спирта
Кружится голова.
Запустѣнье! Пугливо жмутся
Китайчата и поютъ «а! а!»
Кто-то выбѣжалъ нагишемъ оретъ «всемiрная
Революцiя!»
А вывѣски усмѣхаются мерзко -
Ихъ позабыли снести -
«Еще есть въ Каирѣ отель „Минерва“!»
«Еще душатся въ Парижѣ духами Коти!»
Въ театрѣ - тамъ нѣту оконъ!
Пѣвица поетъ еще о страсти Карменъ.
На улицѣ пусто. Стрѣляетъ кто-то...
Еще стрѣляетъ - зачѣмъ?
Тамъ, на вокзалѣ послѣднiй поѣздъ
Сейчасъ заплачетъ и скроется
Средь снѣга.
Гдѣ ты, Родина? Отвѣть!
Не зови! не проси! не требуй!
Дай одно - умереть!..

За гробомъ идетъ старикашка пьяный,
Споткнулся, упалъ, плюнулъ.
«Мамочка!
Оступился!.. Эхъ еще бъ одну рюмочку!..»
Вы думаете - хоронятъ дѣвку
Пройти бъ стороной!
Стойте и пойте всѣ вы:
«Со святыми упокой»
Хоронить, хоронить намъ всего и осталось,
Ночью и днемъ хоронить.
Вотъ жалобно
Послѣднiе гаснутъ огни.
Темь. Нищiй мальчикъ
Проситъ:
«Ради Бога
Надъ сиротинкой сжальтесь!»

Дѣтямъ скажете «осенью
Тысяча девятьсотъ семнадцатаго года
Мы ее распяли!»

Въ Ноябрѣ 1917


Крутили цыгарки и пѣли
«Такая-сякая, моя!»
Только на милыхъ сѣрыхъ шинеляхъ
Кровь была - и чья!
И съ пѣсней Ее убили...
Кого - развѣ знали они?
Только бабы крестясь голосили,
Да выли псы на цѣпи.
Надъ землей церковной и нѣжной
Стлался желтый тяжелый дымъ.
Мы хотѣли спасти, но гдѣ же!..
И клали пятокъ на поминъ
Вы пришли въ этотъ часъ послѣднiй.
Свѣтлыя дѣти - не зная какъ,
Вы молили не о побѣдѣ -
Умереть за Нее и за насъ.
Когда все кончалось, вы, дѣти,
Закричали «Она жива!»
Но никто, никто не отвѣтилъ -
Въ эти дни молчала Москва.
Кто знаетъ какъ вы бились,
И когда не стало дня,
Какъ вы ночью одни исходили
На холодныхъ осеннихъ камняхъ,
Когда все затихло и ночью
Только стылыя звѣзды зажглись,
Когда тѣ дѣлили ужъ клочья
Ея омраченныхъ ризъ,
И какою великою вѣрой
Въ этотъ часъ прикрылись вы,
Прижавшись слабѣющимъ сердцемъ
Къ мертвому сердцу Москвы.

Молитва Ивана


Шелъ Иванъ домой, какъ вышло замиренье,
Злой такой «хоть бабу похлестать бы вѣникомъ,
Бабы все костистыя, старыя,
Разложить бы на дорожкѣ барышню.
Сжечь бы ихъ - свиньи собачьи!
И куръ бы прирѣзать - чего кудахчутъ?
Всѣхъ перебью - никого не останется.
Юбки задерете, запоете „Ванечка!“
И зачѣмъ оставляютъ дѣтенышей ихнихъ?
Я, Иванъ, бы живо - только пикнулъ.
И хлебнуть бы винца, холодно,
До того дѣла наши веселыя...»

Зашелъ въ чайную. Оретъ граммофонъ,
Хоть шибко, да все не о томъ.
И говоритъ въ углу одинъ чубастый,
Съ шипомъ говоритъ, а слова ласковыя
И кому по головкѣ, а кому по зубамъ,
И будто онъ ужъ Иванъ, да не Иванъ,
Идетъ отъ него паръ густой, а самъ рыжiй,
И точно рога подъ шапкой бараньей
Шумитъ Иванъ «что ты пыжишься?
Никого кромѣ меня не останется!
Я намедни генералу въ морду далъ!
Не Иванъ я вовсе - генералъ!
И какая у меня въ стаканѣ пакость?.
И чего ты рыжiй, да рогатый?..
Эй заведи еще пѣсенку!
Очень мнѣ у васъ невесело!..»

Вышелъ Иванъ. Морозъ, а снѣга не выпало,
И стоитъ земля ничѣмъ неприкрытая,
Крутитъ Ивана, вертитъ, тянетъ.
«Чортъ, неужто отъ трехъ стаканчиковъ?..»
И видитъ онъ на землѣ язвы черныя,
И дѣлятъ землю и другъ друга за бороды.
И давятъ въ сторонкѣ, и пухнутъ съ голоду,
А петли не простыя - шелковыя,
И баба съ младенцемъ, и шляпка на ней занятная,
И какь Ивану въ ноги кинется:
«Хлѣбушка, милосердный батюшка!»
А младенецъ ужъ вовсе синенькiй
И хлѣбъ горитъ, Иванъ за нимъ,
Да не взять - глаза ѣстъ дымъ,
И сидятъ во дворцѣ юркiе - упаси, Боже!
И стѣнки ножемъ ковыряютъ, да кажутъ рожи,
И отъ всѣхъ заботъ обезъязычили,
Только ребятъ по соловьиному кличутъ,
ѣдятъ младенцевъ - хорошо молъ отъ порчи,
Да не впрокъ, все кряхтятъ и корчатся,
И въ церквяхъ завели блудъ по очереди
И гдѣ кровь, а гдѣ блевотина,
И бѣгутъ по пятамъ супостаты:
«До чего вы, православные, лакомые!»
И нѣтъ ужъ нашей Россеи и тошно ему,
И стоитъ онъ Иванъ одинъ-одинешенекъ...

Смутился Иванъ - «ишь гады!
Все отъ вина - какой тутъ порядокъ!
Хоть бы чорть подсобилъ что-ли малость,
А то намъ самимъ трудно стало...»
А ужъ рядомъ идетъ, и безстыжiй - хвоста не прячетъ,
То пѣтухомъ кричитъ, то брешетъ по собачьи,
Говоритъ «такъ-то, мой милый Ванечка!
Я и книжки читалъ, что книжки - Писанiе,
Мы не какъ-нибудь - справедливо, поровну.
Вотъ тебѣ баба, вотъ ему, чтобъ не ссорились,
Сколько тебѣ десятинъ?
Ужъ мы высчитаемъ, да скрѣпимъ.
Будешь съ бабой спать, да соусъ кушать...
Что же, давай твою душу!
Не вспомнить тебѣ даже Имени Божьяго,
Поклоняться будешь нашимъ рожамъ,
Вотъ, Иванъ, занесемъ въ резолюцiю!..»
Стонетъ Иванъ, хоть бы очнуться!..
И какiя можно слова припомнить?
Какъ мамка говорила «Ванюша, ты потихоньку!..»
Какъ пичуга къ дождю кричитъ «пиить! пить!»
Ишь маленькая, а хочешь жить...
Какъ Машка просила «не губи! вѣдь узнаютъ...»
И какъ на сѣнѣ всю ночь маялась...
И какъ лежитъ онъ въ окопѣ подбитый,
И будто волкъ идетъ, а онъ ему «брысь!»
И все проситъ «жжетъ... испить бы...
Богородица!.. заступись!..»

Глядитъ Иванъ одинъ онъ снова.
Снѣгъ только выпалъ - чистый, ровный.
Говоритъ «хорошо мнѣ, и ничего не надо,
И такая во мнѣ играетъ радость.
Пресвятая Богородица!
Нищъ и слѣпъ прозрѣть Тебя сподобился.
Я пойду по селамъ, по полямъ.
Золотое сердце, я землѣ отдамъ.
Покровенная! Благодатная!
Погляди Ты, на людскую маету
Заступись Ты за Россею, свѣтлымъ платомъ
Ты покрой ея хмельную срамоту.
Видишь вся она въ жару и правды проситъ,
Опознай ее и тихо призови
Срокъ придетъ и мы сберемъ колосья
Расточенной по мiру любви.
Вотъ передъ Тобой лѣса, поля -
Вся великая россiйская земля.
Помочь только Ты умѣешь -
Помоги Ты бѣдной Россеи!..»

У окна


Темно.
Стрѣляютъ.
Мы? они? Не все ли равно!
Это день или мѣсяцъ? Не знаю!
Можетъ снится? отчего жъ такъ долго?
Пуля пролетѣла. Отчего же мимо?
А снѣгъ лежитъ сухой, тяжелый -
Его не сдвинуть.
Пьяный солдатъ поетъ:
«Вставай! подымайся!..»
Кричитъ воронье,
Да въ сторожкѣ баба завываетъ:
«На кого ты меня оставилъ?.. Боренька! родненькiй!..
И пойду я no мiру...»
Если бъ злоба - стрѣлять въ этихъ хмурыхъ солдатъ!..
Если бъ слезы были - заплакать...
«Товарищи! часъ насталъ!..»
Бѣгутъ куда-то...
Снѣгъ на нихъ, на землѣ, на сердцѣ,
Не сойдетъ... И зачѣмъ весна?..
«Ура!» Это кто-то бредитъ предъ смертью,
А можетъ и такъ спьяна...
Что же! прыгай да пой по новому
И шуми, и грозись, и стрѣляй!..
Лихая ты! непутевая!
Родная моя! прощай!
«Всѣмъ! всѣмъ! Возванiе.
Спасайте! Стрѣляйте! впередъ!»
Закроютъ глаза пятаками,
И вѣтеръ одинъ пропоетъ:
«Вѣчная память!»
Придутъ другiе, чужiе,
Надъ твоей посмѣются судьбой.
Нѣтъ, не могу! Pocсiя!
Умереть бы только съ тобой!..

Сказка


Каменщики пѣли «мы молоды!
Въ небо уйдемъ! что намъ стоитъ?
Въ нашихъ сердцахъ столько золота!
На горѣ новый городъ построимъ!
Весь мiръ мы воздвигнемъ заново!
Наши башни пронзятъ небо старое!
Вмѣсто звѣздъ зажжемъ электрическiя лампочки
Будемъ перекликаться съ жителями Марса!»

На лѣсах еще сновали каменщики быстрые,
А уж въ залы тащили бархата ворохъ...
Въ одну ночь былъ выстроенъ
Самый высокiй городъ.
Чего только въ немь не было!..
Ручные носороги въ саду куралесили.
Прямо въ небо
Уводили витыя лѣстницы.
Старики рѣзвились задравъ рубашки,
Младенцы спорили о философiи,
Всѣ цѣлый день играли въ шашки
И пили кофе.
Никто не грустилъ
Ибо никто не любилъ,
Никто но воскресалъ,
Ибо никто не умиралъ.
Но всѣ, вздымаясь на самолетахъ быстрыхъ
Нѣжно ласкали другъ друга,
И только слегка попискивали
О землѣ вспоминая темной и скудной.
Такъ не зная юности и старости
Жили люди, можетъ день, можетъ годъ...
Чтобъ не пробрался гость изъ иного царства
Три гепарда не отходили отъ золотыхъ воротъ.

Былъ вечеръ. На площади пѣли скрипки сонныя.
Томныя дѣвушки жевали цыплятъ,
Юноши засыпая тонкiе экспромты
Ногтемъ писали на цвѣточныхъ лепесткахъ.
Тогда пришелъ на площадь Нищiй,
Больной, смердящiй, въ рогожѣ драной
Скрипки залаяли неприлично.
На фруктовыя вазы вскочили дамы.
«Вотъ вамъ гепарды!.. Завели бъ лучше сторожа съ собаками!..»
«Папа, развѣ есть на свѣтѣ нищiе?..»
«Послушайте, monsieur, вы плохо пахнете!..
Вы вѣрно ошиблись... кого вы ищете?»
«Иду я на Святую Гору, грѣхи замаливать!
Я ослѣпъ отъ снѣга, я оглохъ отъ вѣтра!
Благодѣтели милосердные, сжальтесь!
Дайте до утра отогрѣться!..»
Отвѣчали ему всѣ: мудрые младенцы, попугаи, дамы,
Мопсы, старички, коты сiамскiе:
«Ахъ, какъ жаль! вы напрасно шли такъ много!
Ни одного мѣстечка свободнаго!
Сойдите на землю тамъ, помнится,
Есть отели, меблированныя комнаты
Нашъ городъ такъ малъ.
У насъ всего пятьсотъ залъ;
Сто залъ чтобъ пить Шато д'Икемъ, сто залъ чтобъ вздыхать поутру,
Сто залъ для чтенья персидскихъ лириковъ,
Сто залъ для ѣзды на ручныхъ кенгуру,
Сто залъ откуда мы смотримъ на Сирiуса...
Какъ видите - все занято...
Счастливый путь!.. До свиданья!..»

Нищiй перстомъ замкнулъ свой горькiй ротъ,
Дрожа отъ стужи у деревьевъ мандариновыхъ,
На челѣ его выступилъ кровавый потъ.
Открылись на ладоняхъ язвы гвоздиныя
И всеже вздохъ пронесся длинный и могильный
Какъ вѣтръ. Погасли люстры.
Стѣны закачались. Диваны заходили.
Коты сiамскiе замяукали грустно
Да гдѣ то чирикала птичка:
«Поль, что случилось? Зажгите жъ электричество!»
Потомъ все стихло, просвѣтлѣло.
Нѣтъ города! Ночь, снѣгъ, тишина,
Только вѣтеръ трепалъ портьеры, да на осколкахъ тарелокъ
Голубѣла куцая луна.
Дамы декольтированныя груди прикрывали перьями страусовыми,
Мужчины отъ холода хватались за животы,
Визжали младенцы забывъ о Шопенгауерѣ,
Издыхая царапались взлохмаченные коты.
«Я хотѣла надѣть теплое платье... это ты сказалъ ненужно!..»
«Я не вижу ни автомобиля, ни даже простого извощика...»
«Это ужасно!.. вѣдь я еще не ужиналъ!..»
«Ты забываешь, что я на седьмомъ мѣсяцѣ... я умру... ты вѣдь хочешь?..»
«Можетъ помолиться? вѣдь такiе случаи въ исторiи бывали...»
Отче Haшъ!.. вы не помните какъ дальше?..

Нищiйъ все также дрожалъ у березы печальной,
Кровавый иней на лбу блисталъ.
Отнявъ отъ устъ застывшiй палецъ,
Онъ сказалъ:
«Я такой маленькiй - я живу въ заячьихъ норахъ,
Я ночую въ домикѣ улитки, въ гнѣздѣ жаворонка.
Я не могъ помѣститься въ вашемъ огромномъ rородѣ!
Я не могъ войти въ ваши залы мраморныя!
У васъ были звѣзды, золотыя вазы, скрипки нежныя,
У васъ былъ городъ въ цвѣту и въ огняхъ,
Я стоялъ и плакалъ надъ вашей бѣдностью -
У васъ не было мѣста для меня.
Что отдать вамъ? Моя рогожа разодрана,
Кругомъ только лесъ и снѣга.
Какъ приму васъ? У меня нѣтъ высокаго города,
У меня нѣтъ даже простого очага.
Но вѣрьте! вѣрьте! вѣрьте!
Что вамъ стужа? что вамъ снѣгъ?
Мое сердца
Открыто для всѣхъ!
Усомнились, оно маленькое! гдѣ же?
Насъ много! какъ мы войдемъ?
Глупые! Цѣлый мiръ находилъ послѣднее прибѣжище
Въ немъ!»

Говорилъ Нищiй. Падали слезы жаркiя.
И земля дышала бѣлымъ паромъ,
Снѣгъ сходилъ, средь листьевъ прошлогоднихъ,
Показались первыя былинки, такiя убогiя,
Зацвѣтали первоцвѣты, запахло Пасхой,
Запѣли къ землѣ припадая бѣлогрудыя ласточки,
Слезы капали, землю тревожили
Будили, грѣли.
Дождикъ апрѣльскiй.
И дряхлые франты въ промокшихъ цилиндрахъ,
И дамы, бросая съ пудрой пуховки,
Грѣясь на солнцѣ, плакали слезали невинными,
Радуясь веснѣ средь зимы глубокой:
«Христово сердце! солнце майское!
Въ Твоихъ лучахъ мы купаемся!»

Только нищiй какъ прежде дрожалъ отъ стужи, отъ вѣтра.
Его лицо кололъ декабрьскiй снѣгъ.
Нѣтъ! Ему не согрѣться
Вовѣкъ!
Слышимъ Твой голосъ
Но въ нашихъ сердцахъ унылыхъ
Такая темь! такой холодъ!
Господи помилуй!

Молитва о Дѣтяхъ


Господи, въ эти дни
Кто о себѣ молиться смѣетъ?
Покарай насъ грѣшныхъ и злыхъ!
Но дѣтей... пожалѣй ихъ!..
Тѣхъ, что при каждомъ выстѣлѣ
Пугливо другъ къ дружкѣ жмутся,
Тѣхъ, что - такiе голосистые
На бульварѣ играютъ «въ революцiю»
Тѣхъ, что продаютъ вечернiя телеграммы,
И страшныя слова выкрикиваютъ,
Непонимая отчего мы шатаемся будто пьяные,
Заслышавъ ихъ веселое чириканье,
Тѣхъ, что прячутъ подъ подушку плюшевыхъ звѣрей
Чтобъ не обидѣлъ кто-то,
Tѣxъ, что слушаютъ шаги у дверей -
«Когда же папа вернется?»
Всѣхъ, всѣхъ!
Боже, безъ нихъ такъ пусто, такъ страшно,
И смерть съ нами!
Оставь намъ радость нашу,
Наше послѣднее упованiе.
Мы забудемъ какъ поетъ ручей веселый,
Какъ шумитъ береза, тронутая вѣтромъ -
Мы забудемъ Твой голосъ!
И не видя дѣтскихъ глазъ
Мы забудемъ какъ звѣзды блистаютъ ночью,
Какъ онѣ гаснутъ въ утренiй часъ -
Мы забудемъ Твои очи,
И никогда усталый человѣкъ,
Стоя надъ маленькой кроваткой съ сѣткой
Не скажетъ «Господи! Какой свѣтъ!
Какая радость въ моемъ сердцѣ!»
Оставь ихъ! ими утѣшимся -
Это наша лѣсенка маленькая -
По ней даже самый грѣшный
Взойдетъ къ тебѣ на небо

Въ переулкѣ


Переулокъ. Снѣгъ скрипитъ. Идутъ обнявшись.
Стрѣляютъ. А имъ все равно.
Цѣлуются, и два облачка у губъ дрожащихъ
Сливаются въ одно.
Смерть ходитъ разгнѣванная,
Bотъ она! за угломъ! близко! рядомъ!
А бѣдный человѣкъ обнимаетъ любимую дѣвушку
И говоритъ ей такiя старыя слова:
«Милая! ненаглядная!»
Стрѣляютъ. Прижимаются другъ къ другу еще тѣснѣе.
Что для смерти наши преграды?
Но даже она не сумѣетъ
Разнять эти руки слабыя!
Боже! зимой цвѣтовъ не найти,
Малой былинки ни встрѣтить -
А вотъ люди могутъ такъ любить
На глазахъ у смерти!
Можетъ черезъ минуту они закачаются,
Будто поскользнувшись на льду,
Но также другъ друга нѣжно обнимая
Они къ Тебѣ придутъ.
Можетъ въ эти дни надо только молиться,
Только плакать тихо...
Но, Господи, что не простится
Любившимъ?

Моя Молитва


Утромъ, надъ ворохомъ газетъ,
Когда хочется выбѣжать, закричать прохожимъ:
«Нѣтъ!
Послушайте! такъ невозможно!»
Днемъ, когда въ городѣ
Хоронятъ, поютъ, стрѣляютъ,
Когда я думаю чтобъ понять «я въ Москвѣ, нынче вторникъ,
Вотъ дома, магазины, трамваи»...
Вечеромъ, когда мы собираемся, споримъ долго,
Потомъ сразу замолкаемъ и хочется плакать,
Когда такъ неувѣренно звучитъ голосъ:
«До свиданья! до завтра!»
Ночью когда спятъ и не спятъ, и ходятъ на цыпочкахъ,
И слушаютъ дыханье ребятъ и молятся,
Когда я гляжу на твою карточку, на письма -
Все что у меня есть... можетъ не увижу больше...
Я молюсь о тебѣ, о всѣхъ васъ, мои любимые!
Если бъ я могъ
Заслонить васъ молитвой, какъ птица заслоняетъ крыльями
Птенцовъ.
Господи, заступись! не дай ихъ въ обиду!
Я не знаю - можетъ мы увидимся,
Можетъ скажемъ обо всемъ «это было только сонъ!»
А можетъ скоро уснемъ...
Знаю одно - въ часъ смертный,
Когда будетъ смерть въ моемъ сердцѣ
Еще живой, уже недвижный,
Скажу я -
«Господи, спасибо!
Ты далъ мнѣ много, много!..
Но оставилъ меня свободнымъ.
Ярмо любви я тащилъ и падалъ,
Отъ земли ухожу, но я знаю радость.
Отъ земли ухожу, но на землю гляжу я,
Гдѣ ты, гдѣ всѣ вы еще любите и тоскуете...
Господи, заступись! не дай ихъ въ обиду!
Я люблю ихъ! Господи, спасибо!»

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

1


Облаки лают,
Ревет златозубая высь...
Пою и взываю:
Господи, отелись!

Перед воротами в рай
Я стучусь:
Звездами спеленай
Телицу-Русь.

За тучи тянется моя рука,
Бурею шумит песнь.
Небесного молока
Даждь мне днесь.

Грозно гремит твой гром,
Чудится плеск крыл.
Новый Содом
Сжигает Егудиил.

Но твердо, не глядя назад,
По ниве вод
Новый из красных врат
Выходит Лот.

2


Не потому ль в березовых
Кустах поет сверчок
О том, как ликом розовым
Окапал рожь восток;

О том, как богородица,
Накинув синий плат,
У облачной околицы
Скликает в рай телят.

С утра над осенницею
Я слышу зов трубы.
Теленькает синицею
Он про глагол судьбы.

"О, веруй, небо вспенится,
Как лай, сверкнет волна.
Над рощею ощенится
Златым щенком луна.

Иной травой и чащею
Отенит мир вода.
Малиновкой журчащею
Слетит в кусты звезда.

И выползет из колоса,
Как рой, пшеничный злак,
Чтобы пчелиным голосом
Озлатонивить мрак..."

3


Ей, россияне!
Ловцы вселенной,
Неводом зари зачерпнувшие небо, -
Трубите в трубы.

Под плугом бури
Ревет земля.
Рушит скалы златоклыкий
Омеж.

Новый сеятель
Бредет по полям,
Новые зерна
Бросает в борозды.

Светлый гость в колымаге к вам
Едет.
По тучам бежит
Кобылица.

Шлея на кобыле -
Синь.
Бубенцы на шлее -
Звезды.

4


Стихни, ветер,
Не лай, водяное стекло.
С небес через красные сети
Дождит молоко.

Мудростью пухнет слово,
Вязью колося поля.
Над тучами, как корова,
Хвост задрала заря.

Вижу тебя из окошка,
Зиждитель щедрый,
Ризою над землею
Свесивший небеса.

Ныне
Солнце, как кошка,
С небесной вербы
Лапкою золотою
Трогает мои волоса.

5


Зреет час преображенья,
Он сойдет, наш светлый гость,
Из распятого терпенья
Вынуть выржавленный гвоздь.

От утра и от полудня
Под поющий в небе гром,
Словно ведра, наши будни
Он наполнит молоком.

И от вечера до ночи,
Незакатный славя край,
Будет звездами пророчить
Среброзлачный урожай.

А когда над Волгой месяц
Склонит лик испить воды, -
Он, в ладью златую свесясь,
Уплывет в свои сады.

И из лона голубого,
Широко взмахнув веслом,
Как яйцо, нам сбросит слово
С проклевавшимся птенцом.

О РУСЬ, ВЗМАХНИ КРЫЛАМИ...


О Русь, взмахни крылами,
Поставь иную крепь!
С иными именами
Встает иная степь.

По голубой долине,
Меж телок и коров,
Идет в златой ряднине
Твой Алексей Кольцов.

В руках - краюха хлеба,
Уста - вишневый сок.
И вызвездило небо
Пастушеский рожок.

За ним, с снегов и ветра,
Из монастырских врат,
Идет, одетый светом,
Его середний брат.

От Вытегры до Шуи
Он избраздил весь край
И выбрал кличку - Клюев,
Смиренный Миколай.

Монашьи мудр и ласков,
Он весь в резьбе молвы,
И тихо сходит пасха
С бескудрой головы.

А там, за взгорьем смолым,
Иду, тропу тая,
Кудрявый и веселый,
Такой разбойный я.

Долга, крута дорога,
Несчетны склоны гор;
Но даже с тайной бога
Веду я тайно спор.

Сшибаю камнем месяц
И на немую дрожь
Бросаю, в небо свесясь,
Из голенища нож.

За мной незримым роем
Идет кольцо других,
И далеко по селам
Звенит их бойкий стих.

Из трав мы вяжем книги,
Слова трясем с двух пол.
И сродник наш, Чапыгин,
Певуч, как снег и дол.

Сокройся, сгинь ты, племя
Смердящих снов и дум!
На каменное темя
Несем мы звездный шум.

Довольно гнить и ноять,
И славить взлетом гнусь -
Уж смыла, стерла деготь
Воспрянувшая Русь.

Уж повела крылами
Ее немая крепь!
С иными именами
Встает иная степь.

ОКТОИХ

Гласом моим
Пожру тя, господи.
Ц. О.

1


О родина, счастливый
И неисходный час!
Нет лучше, нет красивей
Твоих коровьих глаз.

Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.

Святись преполовеньем
И рождеством святись,
Чтоб жаждущие бдения
Извечьем напились.

Плечьми трясем мы небо,
Руками зыбим мрак
И в тощий колос хлеба
Вдыхаем звездный злак.

О Русь, о степь и ветры,
И ты, мой отчий дом!
На золотой повети
Гнездится вешний гром.

Овсом мы кормим бурю,
Молитвой поим дол,
И пашню голубую
Нам пашет разум-вол.

И не единый камень,
Через пращу и лук,
Не подобьет над нами
Подъятье божьих рук.

2


"О дево
Мария! -
Поют небеса. -
На нивы златые
Пролей волоса.

Омой наши лица
Рукою земли.
С за-гор вереницей
Плывут корабли.

В них души усопших
И память веков.
О, горе, кто ропщет,
Не снявши оков!

Кричащему в мраке
И бьющему лбом
Под тайные знаки
Мы врат не сомкнем.

Но сгибни, кто вышел
И узрел лишь миг!
Мы облачной крышей
Придавим слепых".

3


О боже, боже,
Ты ль
Качаешь землю в снах?
Созвездий светит пыль
На наших волосах.

Шумит небесный кедр
Через туман и ров,
И на долину бед
Спадают шишки слов.

Поют они о днях
Иных земель и вод,
Где на тугих ветвях
Кусал их лунный рот.

И шепчут про кусты
Непроходимых рощ,
Где пляшет, сняв порты,
Златоколенный дождь.

4


Осанна в вышних!
Холмы поют про рай.
И в том раю я вижу
Тебя, мой отчий край.

Под Маврикийским дубом
Сидит мой рыжий дед,
И светит его шуба
Горохом частых звезд.

И та кошачья шапка,
Что в праздник он носил,
Глядит, как месяц, зябко
На снег родных могил.

С холмов кричу я деду:
«О отче, отзовись...»
Но тихо дремлют кедры,
Обвесив сучья вниз.

Не долетает голос
В его далекий брег...
Но чу! Звенит, как колос,
С земли растущий снег:

"Восстань, прозри и вижди!
Неосказуем рок.
Кто все живит и зиждет -
Тот знает час и срок.

Вострубят божьи клики
Огнем и бурей труб,
И облак желтоклыкий
Прокусит млечный пуп.

И вывалится чрево
Испепелить бразды...
Но тот, кто мыслил девой,
Взойдет в корабль звезды".

Я СНОВА ЗДЕСЬ...


Я снова здесь, в семье родной,
Мой край, задумчивый и нежный!
Кудрявый сумрак за горой
Рукою машет белоснежной.

Седины пасмурного дня
Плывут всклокоченные мимо,
И грусть вечерняя меня
Волнует непреодолимо.

Над куполом церковных глав
Тень от зари упала ниже.
О други игрищ и забав,
Уж я вас больше не увижу!

В забвенье канули года,
Вослед и вы ушли куда-то.
И лишь по-прежнему вода
Шумит за мельницей крылатой.

И часто я в вечерней мгле,
Под звон надломленной осоки,
Молюсь дымящейся земле
О невозвратных и далеких.

ЗАПЕЛИ ТЕСАНЫЕ ДРОГИ...


Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.

Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.

О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить -
Я научиться не могу.

И не отдам я эти цепи
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.

НОЩЬ И ПОЛЕ...


Нощь и поле, и крик петухов...
С златной тучки глядит Саваоф.
Хлесткий ветер в равнинную синь
Катит яблоки с тощих осин.

Вот она, невеселая рябь
С журавлиной тоской сентября!
Смолкшим колоколом над прудом
Опрокинулся отчий дом.

Здесь все так же, как было тогда,
Те же реки и те же стада.
Только ивы над красным бугром
Обветшалым трясут подолом.

Кто-то сгиб, кто-то канул во тьму,
Уж кому-то не петь на холму.
Мирно грезит родимый очаг
О погибших во мраке плечах.

Тихо-тихо в божничном углу,
Месяц месит кутью на полу...
Но тревожит лишь помином тишь
Из запечья пугливая мышь.

ЗАКРУЖИЛАСЬ ЛИСТВА ЗОЛОТАЯ...


Закружилась листва золотая
В розоватой воде на пруду,
Словно бабочек легкая стая
С замираньем летит на звезду.

Я сегодня влюблен в этот вечер,
Близок сердцу желтеющий дол.
Отрок-ветер по самые плечи
Заголил на березке подол.

И в душе и в долине прохлада,
Синий сумрак как стадо овец,
За калиткою смолкшего сада
Прозвенит и замрет бубенец.

Я еще никогда бережливо
Так не слушал разумную плоть,
Хорошо бы, как ветками ива,
Опрокинуться в розовость вод.

Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать...
Где ты, где, моя тихая радость,
Все любя, ничего не желать?

ГОЛУБЕНЬ


В прозрачном холоде заголубели долы,
Отчетлив стук подкованных копыт,
Трава поблекшая в расстеленные полы
Сбирает медь с обветренных ракит.

С пустых лощин ползет дугою тощей
Сырой туман, курчаво свившись в мох,
И вечер, свецившись над речкою, полощет
Водою белой пальцы синих ног.

*


Осенним холодом расцвечены надежды,
Бредет мой конь, как тихая судьба,
И ловит край махающей одежды
Его чуть мокрая буланая губа.

В дорогу дальнюю, не к битве, не к покою,
Влекут меня незримые следы,
Погаснет день, мелькнув пятой златою,
И в короб лет улягутся труды.

*


Сыпучей ржавчиной краснеют по дороге
Холмы плешивые и слегшийся песок,
И пляшет сумрак в галочьей тревоге,
Согнув луну в пастушеский рожок.

Молочный дым качает ветром села,
Но ветра нет, есть только легкий звон.
И дремлет Русь в тоске своей веселой,
Вцепивши руки в желтый крутосклон.

*


Манит ночлег, недалеко до хаты,
Укропом вялым пахнет огород.
На грядки серые капусты волноватой
Рожок луны по капле масло льет.

Тянусь к теплу, вдыхаю мягкость хлеба
И с хруптом мысленно кусаю огурцы,
За ровной гладью вздрогнувшее небо
Выводит облако из стойла под уздцы.

*


Ночлег, ночлег, мне издавна знакома
Твоя попутная разымчивость в крови,
Хозяйка спит, а свежая солома
Примята ляжками вдовеющей любви.

Уже светает, краской тараканьей
Обведена божница по углу,
Но мелкий дождь своей молитвой ранней
Еще стучит по мутному стеклу.

*


Опять передо мною голубое поле,
Качают лужи солнца рдяный лик.
Иные в сердце радости и боли,
И новый говор липнет на язык.

Водою зыбкой стынет синь во взорах,
Бредет мой конь, откинув удила,
И горстью смуглою листвы последний ворох
Кидает ветер вслед из подола.

ТАБУН


В холмах зеленых табуны коней
Сдувают ноздрями златой налет со дней.

С бугра высокого в синеющий залив
Упала смоль качающихся грив.

Дрожит их головы над тихою водой,
И ловит месяц их серебряной уздой.

Храпя в испуге на свою же тень
Зазастить гривами они ждут новый день

*


Весенний день звенит над конским ухом
С приветливым желаньем к первым мухам.

Но к вечеру уж кони над лугами
Брыкаются и хлопают ушами.

Все резче звон, прилипший на копытах,
То тонет в воздухе, то виснет на ракитах.

И лишь волна потянется к звезде,
Мелькают мухи пеплом по воде.

*


Погасло солнце. Тихо на лужке.
Пастух играет песню на рожке.

Уставясь лбами, слушает табун,
Что им поет вихрастый гамаюн.

А эхо резвое, скользнув по их губам,
Уносит думы их к неведомым лугам.

Любя твой день и ночи темноту,
Тебе, о родина, сложил я песню ту.

ТАМ, ГДЕ ВЕЧНО...


Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.

Широки леса и воды,
Крепок взмах воздушных крыл.
Но века твои и годы
Затуманил бег светил.

Не тобой я поцелован,
Не с тобой мой связан рок.
Новый путь мне уготован
От захода на восток.

Суждено мне изначально
Возлететь в немую тьму.
Ничего я в час прощальный
Не оставлю никому.

Но за мир твой, с выси звездной,
В тот покой, где спит гроза,
В две луны зажгу над бездной
Незакатные глаза.

ВАСИЛИЙ КАМЕНСКИЙ

ВСТРЕЧАЙТЕ УТРО РЕВОЛЮЦИИ


Встречайте приветно друг друга улыбками,
Сердцем венчайте цветы,
Расцветно мечтайте над детскими зыбками,
Где на роговых лентах сияют кресты.
Будете постами дней каустальными
И утренними в крови,
Бросайте от сердца словами хрустальными
В сердце любви.
Летайте привольными звонкими птицами,
Вейте гнезда на розах зарени,
Весенними ясными юными лицами
Улыбайтесь в сирени.
Ломите, как солнце, стихами лучистыми,
Колокольте днями веселий,
Звените, играйте ребятами чистыми,
Живите для новоселий.
Какое раздолье сердцу нечаянно
Чудесные встретить напоры,
Революцию славьте раскатно, отчаянно, -
Пускай удивляются горы.

ЗВЕНИ, ВЕСЕННЯЯ РОССИЯ


Звени, весенняя Россия,
Цвети, венчальная страна,
Цвети, встречальная свобода,
Звени, звучальная струна.

Как ярко-радостные дети,
Мы все ликуем и зовем,
И торжествуем марсельезно,
И революцию куем.

Мы стали вдруг навек друзьями,
И каждый волен и здоров,
И каждый творчески настроен,
Семья одна - единый кров.

Какое счастье быть Поэтом,
И сердцем чуять солнцевсход,
И слышать, как цветет расцветом
Освобожденный наш Народ.

Какое счастье быть Поэтом
И гражданином в эти дни,
Когда на улицах приветом
Горят рубинами огни.

Живи, Народ. И песни пой,
И грудь открой заставой.
Краснознаменную Судьбу
Покрой на счастье славой.

Ведь настало заветное:
На улицах публика,
Флаги как маки горят,
И я рвусь.
Да строится новая Русь -
Человеческая Чудо-Республика.

ВЕСНА НАРОДНАЯ


Не надо сажать въ тюрьму никого -
Снѣгъ отъ солнца растаетъ -
Развейся судьба алошелково -
Все равно Весна расцвѣтаетъ.
Давайте въ небо взглянемъ
Довольно святой кротости
Эй рабочіе - крестьяне
Бунтуйте во имя Молодости.

Ненадо судить - винить никого -
Снѣгь отъ солнца растаетъ -
Чудо живетъ въ сердцѣ Дикаго -
Все равно Весна расцвѣтаетъ.
Давайте засучимъ рукава
Да зачнемъ Міровое Строительство:
Эй Звени Единственная Голова
У единаго Шара - Правительства.

И ненадо убивать - обижать никого -
Снѣгъ отъ солнца растаетъ-
Возьмемся до небесъ возносить всякаго -

Все равно Весна расцвѣтаетъ.
Давайте Рай на землѣ мастерить -
Душа разлилась огневая -
Станемъ черное крыть -пятерить
О солнечномъ распѣвая.

ДЕКРЕТ О ЗАБОРНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ,

О РОСПИСИ УЛИЦ, О БАЛКОНАХ С МУЗЫКОЙ, О КАРНАВАЛАХ ИСКУССТВ

А но-ко, робята-таланты,
Поэты,
Художники,
Музыканты,
Засучивайте кумачовые рукава!
Вчера и учили нас Толстые да Канты -
Сегодня звенит своя голова.

Давайте все пустые заборы,
Крыши, фасады, тротуары
Распишем во славу вольности,
Как мировые соборы
Творились под гениальные удары
Чудес от искусства. Молодости,
Расцветайте, была не была,
Во все весенние колокола.

Поэты!
Берите кисти, ну,
И афиши - листы со стихами,
По улицам с лестницей
Расклеивайте жизни истину, -
Будьте перед ней женихами -
Перед возвестницей.

Художники!
Великие Бурлюки,
Прибивайте к домам карнавально
Ярчайшие свои картины,
Тащите с плакатами тюки,
Расписывайте стены гениально,
И площади, и вывески, и витрины.

Музыканты!
Ходите с постаментами,
Раздавайте ноты-законы,
Влезайте с инструментами
Играть перед народом на балконы.
Требуется устроить жизнь -
Раздольницу,
Солнцевейную, ветрокудрую,
Чтобы на песню походила,
На творческую вольницу,
На песню артельную, мудрую.

Самое простое и ясное дело:
Рабочих дней шесть, и я
Предлагаю всем круто и смело
Устраивать карнавалы и шествия
По праздникам отдыха,
Воспевая Революцию Духа
Вселенскую.

ПОМЕЩИК УПРОШЕННЫЙ


Недавно был еще помещик
И только делал маникюр -
Теперь кругом имея вещи
Я провожу все дни у кур.

Мне думать весело в конюшне
И подсыпать слегка овес,
И о себе забыв-что душно -
Всеобщей нюхать здесь навоз.

Ах, нравится мне упрощение,
Я без забот, без суеты,
Всем предлагаю угощенье
Во имя равной простоты.

И на меня глядят коровы,
Что вдруг стал нежен с ними я
И разделить со мной готовы
Стихийно радость бытия.

И возле чавкает сенинки
Наш славный, пегий, добрый конь,
А я счастливее скотинки -
В моих руках поет гармонь.

Недавно был еще я барин
И брал гулять с собой болонку,
Теперь ядренный, вольный парень
И пью ржаную самогонку.

Моя усадьба родовая
Стиль рококо - моя кровать -
Судьба буржуя роковая
И на тебя мне наплевать.

И право, мне ничуть не скучно
Без Лориган, Коти и Роз.
Я лучше буду на конюшне
Переворачивать навоз.

И никого не осуждая,
Найду я с курами приют.
Зато меня, не осаждая,
И не разграбят и не убьют.

Число «рабочих», как товарищ,
Я тоже доведу к восьми.
Недавно был еще помещик
Теперь я лапоть - на - возьми!

ЭМИГРАНТ КАЧАЕТСЯ ИЗЫСКАННО

К. Д. Бальмонту - кто всегда цветет Юностью

Из Англии по Атлантическому океану
На корабле плыву домой.
Я накурился и немного пьяный
Качаюсь бешено с кормой.

Вся - как бердслейская виньетка -
Незнаю молодо или старо -
На палубе сидит брюнетка
С шотландских островов.

Гуд дэй. Приподнимаю шляпу
Небрежно кэпстэном дымя -
У ног ее терьерик лижет лапу
Своей уютностью томя.

Брюнетка что то говорит
И хочется мне петь.
На солнце золотом горит
Начищенная медь.

Я на барьер слегка прилег
Встречая вихрь течений
Мой глаз прищуренный далек
От пошлых приключений.

В России тягостный царизм
Скатился в адский люк -
Теперь царит там футуризм
Каменский и Бурлюк.

Брюнетка что то говорит.
Румяна - как заря.
И я готов держать пари
Что вообще все зря.

У мачты белый капитан
Уперся вдруг в бинокль.
Какой то пьяный шарлатан
Рисуется в монокль.

Какое дело мне до всех -
Уайльд иль Дарвин Чарльз.
И лень подумать - в чем успех.
Насвистываю вальс.

В России буду жить в лесу
Охотиться на зайцев.
Есть ветчину и колбасу
И огурцы и яйца.

Мои культурные пути
Полны чудес наитий.
Я гордо славлю примитив -
Гогена на Таити.

Брюнетка снова говорит.
Гуд бай. Мне надоело.
Скорей бы ночь на фонари
Чулки свои надела.

ДОВОЛЬНО ОБМАНЫВАТЬ...


Комитрагический
Моей души вой
Разливен, будто на Каме пикник.
Долго ли буду
Стоять я живой -
Из ядреного мяса памятник.

Пожалуйста,
Громче смотрите
Во все колокола и глаза, -
Это я - ваш покоритель
(Огонь рожал в устах),
Воспевающий жизни против и за.

А вы, эй, публика,
Только всегда капут
Пригвождали на чугунные памятники,
Сегодня иное -
Живой гляжу на толпу.
Я нарочно приехал с Каменки.

Довольно
Обманывать великих поэтов -
Чья жизнь
Пчелы многотрудней,
Творящих тропическое лето
Там,
Где вы стынете от стужи будней.

Пора
Возносить песнебойцев
При жизни на пьедестал:
Пускай таланты утроятся, -
Чтоб каждый из вас -
Чудом стал.

Я знаю,
Когда будем покойниками,
Вы удивитесь нашей
Изумительной скромности.
А теперь обзываете разбойниками -
Гениальных детей современности.

Чтить и славить
Привыкли вы мертвых,
Наворачивая памятники с галками
(Пусть, мол, садятся галки),
А живых нас -
Истинных, вольных и гордых -
Готовы исколотить скалками
Без смекалки.

Какая вы, публика,
Злая да каменная -
Будто у всех внутри зима.
Но, Поэт - один пламенный я -
Разожгу до весны футуризма.

Какая вы, публика,
Странная да шершавая.
Знаю, что высотой
Вам наскучу.
На аэроплане
Летавший в Варшаве, я
Часто видел внизу
Муравьиную кучу.

И никому не было дела
До футуриста-летчика.
Толпа на базарах, в аллее,
У кофеен галдела
Или на юбилее
Заводчика.

Разве нужна
Гениальность наживам,
Бакалейно-коммерческим клубам?
Вот почему
Перед вами живым
Я стою одцноким Колумбом.

Жизнь -
Поэма моя -
Это призрак на миг,
Как на Каме пикник
Иль звено пролетающей птицы.
О, пусть
из мяса и песен мой памятник
Только единой
Любимой приснится.

МОЯ КАРЬЕРА


Всегда настроенный для песен,
Всегда для всех я верный друг,
Я весь безоблачно небесен,
Я горизонтный мирокруг.

Поэт-мудрец и авиатор,
Художник, лектор и мужик,
Я весь изысканный оратор,
Я весь последний модный шик.

Звенит, как сонная аорта,
Мой наркотический лиризм -
Я от деревни до курорта
Провозглашаю футуризм.

В горах рожденный на Урале,
Рожден я яростным орлом,
Не знаю я иной морали,
Как только - Вольно на Пролом.

Пусть тридцать третий год в исходе,
И я виновен в сумасшествии,
В экспрессе я иль в пароходе -
Я неизменно в путешествии.

То Волга - Как - горный Терек,
Эльбрус - Казбек - Кавказа цепь,
То Черноморский виден берег,
То вдруг - таврическая степь.

И все вперед и все - без края,
Душа смятения полна,
И жизнь влечет - в мечтах сгорая,
Для песен, женщин и вина.

О ты, судьба моя Поэта,
Искусства русского артиста,
Ты слишком оперно воспета,
Моя карьера футуриста.

Скитаясь в Англии, во Франции
И у турецких берегов,
Метался в пьяном, диком трансе я
И без друзей и без врагов.

И всюду и во всех возможностях
Высот я много превзошел,
Но в рисках и неосторожностях
Я утешенья не нашел.

Т все же я остался верен
Футуристическим безумствам:
В своих талантах я - безмерен -
В своих затеях - вольнодумством.

Из жизни создал я поэмию,
А из поэмии - стихи,
И стал подобен солнцегению
И композитором стихии.

Быть может, Первый в Современности
Из мастеров я сам Московский -
И даже тают в удивленности
Давид Бурлюк и Маяковский.

Но от тщеславия далекий,
Я ближе к дружбе и к стихам,
В скитаньях рыцарь одинокий,
Невестам - друг и пастухам.

Живу на свете, как растение,
Великий в мудрой простоте.
Я весь - весеннее цветение,
Слагаю гимны красоте.

И все завидуют взволнованно -
Недосягаемая роль -
Я без короны - коронованный,
О поэтический король.

Король, не признанный в отечестве,
В необразованной Перми,
Отсталой в вольном молодедчестве,
Живущей где-то за дврьми.

На я не жалуюсь на Пермь свою:
На Каме трудно жить культуре.
Ведь все равно я первенствую
В российской литературе.

Я, «Стеньку Разина» создавший,
«Землянку» и «Танго с коровами» -
Всем навсегда свое сказавший:
Духовно будьте все здоровыми.

И будьте звонкими ребятами,
Любите громко жизнь и жарче,
Резвитесь гордо жеребятами
И созерцайте песни ярче.

Сердцами, полными веселий,
Живите духом на распашность
И славьте площадь каруселей,
И колокольте в бесшабашность.

Любите все и все приймите,
Как принял я - как я любил -
И радость творчества поймите,
И всех, кто пил и кто не пил.

Заздравный кубок поднимая,
Не вспомните ли футуриста,
На пароходе во дни мая
Гулявшего сверх-карьериста.

И эти строки переливные
Когда по свету разольются,
Настанут дни такие дивные,
Что даже камни рассмеются.

И дни настанут упованья
У голубиных душ - людей,
Восторжествует дядя Ваня,
Гоняя триста голубей.

Моя карьера и с дядей Ване
Желанно связана добром,
С Алешей, Петей мы над баней
Держали голубей втроем.

А жили на буксирной пристани -
На чалках весело качалиться -
И были близки к Каме - к Истине,
Но Соня выросла и вот печалится.

И пишет Соня письма грустные
И плохо верит в уверенья -
Не помогают ей искусные
Мои стихотворенья.

Но я Поэт и мудро вижу,
Что все исправиться чудесно,
И снова будем к счастью ближе,
И жить безоблачно-небесно.

На, а пока поэма льется,
Пусть жизнь свободная цвете,
гнездо на Каменке пусть вьется,
Хозяйство хлебное растет.

И ты расти, моя карьера,
Я не устал еще чудачить.
А кончу тем, что для примера
Я от людей уйду рыбачить.

И где-нибудь в шатре на Каме
Я буду сам варить картошку,
И, засыпая с рыбаками,
Вертеть махорочную ножку.

МАЯКОВСКИЙ


Радиотелеграфный столб гудящий,
Встолбленный на материке,
Опасный - динамитный ящик,
Пятипудовка - в пятерике.

И он же - девушка расстроенная
Пред объясненьем с женихом,
И нервноколкая, и гибкостройная,
Воспетая в любви стихом.

Или капризный вдруг ребёнок,
Сын современности - сверхневрастеник,
И жрущий - ржущий жеребёнок,
Когда в кармане много денег.

И он - Поэт, и Принц, и Нищий,
Колумб, Острило, и Апаш,
Кто в Бунте Духа смысла ищет -
Владимир Маяковский наш.

ОСЕНЬЮ


Опрокинутая лоханка -
Осеннее небо.
Хмурые люди -
Объедки картофеля,
Корки арбуза и огурцов,
Мокрые носы и усы.
Взлохмаченный я у окна
Плююсь и думаю,
Ломая руки:
- Где-то на изгибном берегу моря
Золотится песок,
Отражая солнцень.
И, может быть, ищет девушка
Ясного рыцаря
И зовёт, перебирая камушки,
Радугой из песни глаз,
Из песни четырёх крыл
На восходе гордых лебедей.
- Туда бы - туда -
Встрепенуться
К стройному берегу.
Надавить, что ли,
Умным лбом на стекло, -
Рассердиться, -
Крикнуть извозчика на вокзал.
Взять билет
Пермь - Севастополь.
А там корабли
Знают пути.

МЕТЕЛЬ

Лиде Цеге - звучальной встрече

Инеет иней.
Кружится снежно
В окно мятежная метель.
Я слышу Имя -
Сквозь свист небрежный -
Святое имя, как мой Апрель.
Инеет иней.
Снегом звездным
Плетутся в окнах кружева.
Я слышу Имя.
Сном морозным
Моя судьба закружена.
Инеет иней.
Я будто путник
Сбился с дороги и без огня.
Я слышу Имя -
Как струны лютни -
Чудо спасет Поэта меня.
Инеет иней.
И я один ведь
И ты ведь лебедь - Всегда одна.
Пьянеет Имя.
Я тоже лебедь
На небе жолтая луна видна.
Инеет иней.
В своей избушке
Я у окошка - весь роковой.
Я слышу имя.
Тепло к подушке
Прижался белой головой.
Инеет иней.
Взвивает снова
Метет мятежная метель.
Я слышу снежно слово
Кинь ей -
Отдай свирельный свой Апрель.
Инеет иней.
Утром солнечным
Пусть увезет судьба хранимая.
Я слышу Имя.
Путем окольничным
Приеду вольничать любимая.

ЗИМНИЙ СОСНОСТРОЙ

А. Блоку - всегда верил Вашему рыцарству

Если в зимнюю пору
Звенит соснострой -
Значит, воздух лучисто-хрустален.
А под снежной пречистой корой
Слышен сон уплывающих спален.

Я стою на горе,
Декабрём занесённой,
Ко стволу я прижался плечом.
Как вершина
Душой до небес вознесённый
Я спокойно грущу ни о чём.

Когда в зимнюю Синюю пору
Веет северный вечер в лесу
Мне бы только найти
Свою теплую нору
Пережить - перейти полосу.

НЕ НАДО ПЛАКАТЬ

Вадиму Шершеневичу

Отрите слезы! Не надо плакать!..
Мстить смерти смертью - бессмертно весело!
О сердце сердцем прицельно звякать...
Лизать подошвой теплое месиво.

В подушку неба хнычут не звезды ли?..
А вам не страшно - вы зрячи ощупью.
В лесах за Вислой вы Пасху создали,
В степи за Доном я эхо мощи пью.

Не спя недели... Вгрызаясь в глину...
Прилипши к седлам... И всё сполагоря.
А ночью небо горбило спину
Крестя палатки гнилого лагеря.

Железо с кровью по-братски сблизились
Подпругу мести вольны рассечь они.
А поздно в ямах собаки грызлись
Над вкусным мясом солдатской печени.

Любви предсмертной не заподозрим.
Ведь, если надо, сдавивши скулы,
Последний бросит себя на дула
И смерть покроет последним козырем.

ВАДИМ ШЕРШЕНЕВИЧ

ВАМ ЖУТКО?..


Вам жутко? Из под кровати: «все в божьей руце!»
Ноги сломаны - под ураганом ольха!
От котла Европы красный пар революций
И в миску России с жиром уха.

Чу! Луна - лимон столетий -
Выжата в чай соловьев.
Выше Эйфеля и Казбека на свете
Муравейник наших стихов.

Пусть вчера, как в наборе ижица,
Грузом шлей на нашем плече,
Но напрасно солнце пыжится
Нам надеть намордник лучей.

Божья мать - простодушная Маша
Нас запишет, конечно, в расход
Мы дальтонисты «вчерашний»
И сподвижники трудных «вперед».

В погребах ваших глаз вы храните
Привычки, бутылями старых вин,
А на географической карте событий
Мередианы наших морщин.

СПОТЫКАЕТСЯ ФИТИЛЬ КЕРОСИНОВЫЙ...


Спотыкается фитиль керосиновый
И сугробом навален чад.
Посадить бы весь мир, как сына бы,
На колени свои и качать!

Шар земной на оси, как на палочке
Жарится шашлык.
За окошком намазаны галочьей
Бутерброд куполов и стволы.

Штопором лунного света точно
Откупорены пробки окон и домов.
Облегченно, как весной чахоточной,
Я мокроту сморкаю слов
В платок стихов.

Я ищу в мозговой реторте
Ключ от волчка судьбы,
А в ушах площадей мозоли натерли
Длинным воем телеграфа столбы.

Не хромай же, фитиль керосиновый,
Не вались сугробом черный чад!
Посадить весь мир как сына бы,
На колени к себе и качать.

ВМЕСТО СЕРДЦА...


Вместо сердца - с огромной плешиной,
С глазами, холодными, как вода на дне,
Извиваясь, как молот бешеный,
Над раскаленным железом дней,

Я сам в Осанне великолепного жара,
Для обеденных столов ломая гробы,
Трублю сиреной строчек, шофер земного шара
И Джек-потрошитель судьбы.

И вдруг металлический, как машинные яйца,
Смиряюсь, как собачка под плеткой Тубо -
Когда дачник, язык мой, шляется
По аллее березовых твоих зубов.

Мир может быть жестче, чем гранит еще,
Но и сквозь пробьется крапива строк вновь,
А из сердца поэта не вытащить
Глупую любовь.

АНАТОЛИЙ МАРИЕНГОФ

РОССИИ


Чаяния
Твои изрыгают недра,
А ты под нож
Подставляешь живот с отчаяния...

Еще зачатья
Будут на красном ложе,
Еще роды...

Твои щедро
Тела богатства
Разделить надо во имя братства...

Скоро
К сосцам твоим присосутся,
Как братья,
Новые своры
Народов...

Еще не одна революция
Нянчиться будет в твоей зыбке...

Пламени море
С твоих кровель
Кинется зверем
На небоскребов
Ржавые спины...

Из твоего чрева,
Из твоего ада,
Пьяному кровью

Миру вынут
Новую дщерь,
Новую Еву...

Ах,
Первая, Россия, ты
Вчерашнюю
Злобу
Истории
С высоты башни
Анафеме предала...

Мах
У какого косца при косьбе больше?

Разве не ты
Поганую в жертву овцу
Из поганого стада
Отцу
Принесла?

Разве не ты
Побежденная
Победительницей с поля
Искала брани?

В, доколе же,
Россия, доколе,
Пламенем ослепленные
Не увидят, что недра твои изрыгают чаяния?

1918

ОКТЯБРЬ


Покорность топчем сыновью,
Взяли вот и в шапке
Нахально сели,
Ногу на ногу задрав.

Вам не нравится, что хохочем кровью,
Не перестирываем стиранные миллион раз тряпки,
Что вдруг осмели
Оглушительное тявкнуть - тяв!

Да-а, спинной позвоночник,
Как телеграфный столб прям,
Но у меня-у всех
Горбатых века, россиян.

Кто на земле нас теперь звонче?..
Говорите-Бедлам,
Ни столбов верстовых, ни вех,-
К дьяволу! На паперти великолепен наш красный канкан.

Что - не верите, - вот оравы,
Табуны туч по приказу людскому
И небо, как бабий салоп,
И ни одной солнца реснички...

Опять Иисус на кресте, а Варавву
Под руки и по Тверскому...
Кто оборвет, кто?-скифских коней галоп?
Поющие марсельезы смычим?

Слыхано ль было, чтоб ковальщик
Рельсовых шару земному браслет
Дымил важно так махоркой,
Как офицер шпорами звякал?

Спрашиваете, - а дальше?
А дальше пляшущих сотни лет,
Во все двери торкнемся
И никто не скажет: выкуси на-ка.

Мы! мы! мы всюду
У самой рампы, на аван-сцене,
Не тихие лирики,
А пламенные паяцы.

Ветошь, всю ветошь в груду
И, как Савонаролла, под песнопенья
Огню!.. Что нам! кого бояться,
Когда стали мирами крохотных душ мирики.

1918

ДИКИЕ КОЧЕВЫЕ


Дикие кочевые
Орды Азии
Выплеснули огонь из кадок!
Отомщена казнь Разина
И Пугачёва
Бороды выдранный клок.
Копытами
Прокопытен
Столетиями стылый
Земли затылок
И ангельское небо, как чулок
С продранной пяткой,
Вынуто из прачешного корыта
Совершенно чистеньким.

ДНЕСЬ


Отчаяние
Бьётся пусть, как об лёд лещ;
Пусть в печалях земли сутулятся плечи.
Что днесь
Вопль любви, раздавленной танками?..
Головы человечьи,
Как мешочки
Фунтиков по десять,
Разгрузчик барж,
Сотнями лови, на!
Кровь, кровь, кровь в миру хлещет,
Как вода в бане
Из перевёрнутой разом лохани,
Как из опрокинутой виночерпием
На пиру вина
Бочки.

Войны...
Жертвы...
Мёртвые...
Нам ли повадно
Траурный трубить марш,
Упокойные
Ставить свечи,
Гнусавить похоронные песни,
Истечь
В надгробных рыданиях?
Нам - кричащим:
Тресни,
Как мусорный ящик,
Надвое земли череп.
Нам - губами жадно
Припадающим к дымящей ране, -
Понявшим истинно небывалую в мире трагедию.

Что убиенные!..
Мимо идём мы, мимо!
Красной пылая медью,
Близятся стены
Нового Иерусалима.

Я ПРИШЕЛ К ТЕБЕ...


Я пришел к тебе, древнее вече,
Темный люд разбудил медным гудом,
Бросил зов, как собакам печень,
Во имя красного чуда.

Назови же меня посадником,
Дай право казнить и миловать.
Иль других не владею ладней
Словом, мечом и вилами?

Застонет народ чистый
От суда моего правого -
С вами вместе пойдем на приступ
Московии златоглавой.

Затопим боярьей кровью
Погреба с добром и подвалы,
Ушкуйничать поплывем на низовья
И Волги и к гребням Урала.

Я и сам из темного люда,
Аль не сажень косая - плечи?
Я зову колокольным гудом
За собой тебя, древнее вече.

ВАСИЛИЮ КАМЕНСКОМУ


Эй! Берегитесь - во все концы
С пожарища алые головни...
Кони! Кони! Колокольчики, бубенцы,
По ухабам, ухабам, ухабам дровни.

Кто там кучер? Не надо кучера!
Какая узда и какие возжи!..
Только вольность волью сердца навьючила,
Только рытвинами и бездорожьем.

Удаль? - Удаль. - Да еще забубенная,
Да еще соколиная, а не воронья!
бубенцы, колокольчики, бубенчите ж, червонные!
Эй вы, дьяволы!.. Кони! Кони!

РЮРИК ИВНЕВ

МОСКВА


От воздушного ли костра,
От небесной ли синевы
Эти пышные вечера
Возжигающейся Москвы?

Я не видел такого сна,
Я не видел таких чудес.
Надо мною горит вышина,
Надо мною воздушный лес.

Эти пышные вечера
Возжигающейся Москвы,
От воздушного ли костра.
От небесной ли синевы?

ПЕТЕРБУРГ. Поэма

(отрывок)

Призрак, призрак, восставший
Из зеленых туманов.
Из финских болот,
Призрак, призрак, плотью ставший.
Земля дрожит, как от поступи великанов.
О, Петербург, солнце твое взойдет!
Слушай, как гремит он, всадник медный,
Как бушует его кипучий конь,
Как ветер синие волны катит.
Чей это вопль: победы! победы!
Прожгите сердце, пронзите ладонь,
Плачьте о друге, плачьте о брате...
Вот из тумана звезда немая
Возникла - город немой возник.
Глядите на блеск лазурный
О, моя Нева, голубая.
Роком отмечен твой лик,
Грянул год твой - дивный и бурный,
Вот он, в огнях зеркальных
(Все- фонари, фонаря, фонари...)
Чудище - Троицкий мост.
Там, - где метались в платьях бальных
Кареты от зари до зари
Всласть, до-сыта, до-сыта.
Там гудит, как медь, толпа.
И в мускулах крепких рук
Рождается Солнце живое.
Край неба, розовый, как рапа,
Горит, будто знает всю горечь мук
Погибших за дело святое...
Медный всадник над черной Невой
o День и ночь, ночь и день,
Будто пламя в лесу пляшет и пляшет.
Над тяжелой его головой
Мечется черная тень
И черными крыльями машет...
Петербург, призрак лунный
Зеленых болот и воды,
Гори, гори в мирозданьи.
Тонкие струны
Твоей золотой звезды
Горят в нашем сознаньи.
Я помню ветер. Деревья колебались,
И бились, как птицы, флаги.
Алое поле мака
Перед глазами качалось
И в тот миг, когда крик королевы Драги
Раздался молнией из сербского мрака,
Вспыхнуло пламя тревожных бурь
И, сердце леденя,
Вдруг озарило мир гниющий.
Нева! Нева! Родная лазурь,
Ты пронзила меня
Стрелой мятущейся.
Я слышал шум. Рушились троны,
Под гимн всечеловечества,
Гимн интернационала;
«Даждь нам законы»,
«Умри за отечество»
Толпа кричала,
И там, где Петр, широко вздохнув,
Сказал: Вот он, мой город новый,
Там, где возник из болот его первый дом
К стальной решетке, судоржно прильнув,
Стоял другой вождь. И голосок суровым
Он кричал на весь мир об одном:
О, братстве, о братстве всех униженных,
О, братстве всех измученных,
О, братстве искалеченных людей,
Война-дворцам! мир-хижинам!
Над всемирной империей темные тучи
Собрались. Дождь из лучей!
Из огненных лучей!

О, дождь кипучий и мятежный,
Над человеческой толпой
Несись, безумный, страстный, нежный,
Нерассекаемый волной.

О, дождь кипучий и волшебный,
Весь мир земной преобрази,
Будь нам водой, водой целебной:
Ласкай нас, мучай и рази.

О, дождь кипучий, дождь Востока,
Греми над нашею страной.
Несись, несись волной широкой
По всей поверхности земной...

ГАЛИНА ВЛАДЫЧИНА

* * *


Кто-то вскрикнул звеняще тугой тетивою.
Певней стрел застонал раздробившійся крик
И, сквозь зубы роняя глухое: за мною...
Чье-то горло презревшей рукою настиг.
Мне ли? Час? Или черный провал в безконечность.
Горле билось под судорожно-сжатой рукой.
Только вдруг время стало, обрушившись в вечность,
И потом понеслось загремевшей ордой.
И смешались...- и клики, и люди, и племя.
Стая пуль, словно рой обезумевших ос.
Кто-то падал на мокрые красные камни,
Кто-то в пальцах горсть радости и далям пронес.
И не важно, что смерть с самой злой из улыбок
Обнаглев танцевала свой чадный канкан,
Кто-то с неба блестящие звезды рассыпал,
Налепив их на пятна дымящихся ран.
И не больно, что древне-священные храмы
Зашатавшись роняли свои купола,
Что-то звонкое, яркое тлело над нами,
И душа ослепительным солнцем цвела.

* * *


Лучами золотые клетки
Разбросаны в песках аллей,
Горят чахоточные ветки
Румянцем радужных огней.

В больную грудь свою вбирая
Сон закатившейся зари,
Они всей солнечностью мая
Возносят листьев янтари.

Смычком ветвей осенних скрипок
Они поют о неге снов,
Когда огни свои рассыпав,
Они заснут во мгле снегов.

ГУРИЙ СИДОРОВ

* * *


Снега белые щеки
Город застывший и нежный...
Целую любимые руки
Простой и безгрешный...

В ветках печальные галки
Воздух и тихий и грустный...
Роняю слезы жаркие
На золотые косы...

Облако белыми венками
Зажмуренное солнце...
Зацветет голубыми цветами
Высохшее сердце.

Реки скинувшие платья
Звезд ресницы зыбкие...
Расплывается первое счастье
Серебряными рыбками...

Фабрик серьезные трубы
Горбатые деревья...
Раздавлю любимые губы
Поцелуем нервным.

* * *


Любовь! Любовь!
Дома и улицы на крик свой нижу,
Тротуары осыпал сердечками сердца.
Губы девушек собрал в один,
Поцелуем скажу, как люблю.

В любимую руки врежу
Вмиг растерзаю! А перья крылышек
Слезами, как клеем, сладким и терпким
Сращивать стану дрожа, крича
Трудно!
Поздно!
Зря!

Голову от туловища
Руками, заплаканными кровью
Свою с мозгами своими
Заверчу
Наверчу
Взверчу
И ззз... в тучи!

* * *


Солнце жаркой бородою
По разорваннымъ полямъ
Взмахомъ, взмахомъ надъ рѣкою
Къ бѣлымъ, къ бѣлымъ облакамъ.

На веснѣ ручьи и льдины
Надъ весной мой синій глазъ
Градомъ пылкія лучины
Въ вереницы теплыхъ вазъ.

Дѣвушка. Береза.
Клювъ въ плечо стрѣлой!
Надъ лѣсами, черезъ слезы,
И въ гнѣзда пухъ золотой!

* * *


Город – прыжками!
Я – факелом!
Камни, деревья – низ, верх!
Ноги – ходулями, мысли – криками
Галки пасти окон – он влюблен, он влюблен!
Руки-березки-ломать, губы плавить губами
– я, я, я!
Перевернусь – не вернусь в грусть! –
Хруст – пусть!
Тело в тело,
Костер – в костер!
Камень и воск – сжигай, сжигай!..

АЛЕКСАНДР ОЛЕНИН

НОВЫЙ СПАС

М. Е.

К лачугам, станкам, заплатам
Грядет великий час,
Пред сумеречным закатом
Блестит иконостас.

Над клиросом мощным взмахом
Сверкнули два крыла:
То ночь на грозную плаху
Печать свою взнесла.

И вольным гудят набатом
Церквей колокола -
Нет ночи больше возврата,
Тылу вечность приняла.

И вешнюю весть прияла
Родимая земля,
Тяжелые сняли забрала
Воскресшие поля.

И с новым, радостным всходом
Приходит песнь труда,
И радость полей к заводам
Мчит вольных волн гряда.

Осветят новые свечи
Иной иконостас.
Мы - новой вселенной Предтечи,
А день - желанный Спас.

1918

ПЛЕН


По базарам тяжким зноем
Голое зычный кружит тлен,
Криком, визгом, грозным воем
Предвещает горький плен.

Закоптевший город гордый
Вкруг кольца поймал огни
Будней вытянутой мордой,
Волчьем воем вырвав дно.

И, дразня круженье пыли,
Длинный высунул язык.
На базарах зори всплыли,
Буйный колокол возник,

И гудит, гудит призывом
Сбросить плен в оскалы ям
И вернуть весны разливом
Радость изнемогшим дням.

1918

МИРУ КЛИЧ


На истертой родной наковальне
Мировую мы выкуем бурю,
И свет приблизится дальний
Весенней синей лазурью.

Новым огнем залгутся факелы
В нашем победном шествии.
Те, кто вчера над трупами плакали,
Будут над смертью глумиться приветствием.

Пламенем ярким похитят горны
Будни и слезы праздников,
Больше не будет покорных
Судьбы неизменных данников.

К буре чрез вихрь мирового пламени
Приобщайтесь, как тела Христова,
Кляч призывный на вольном знамени
Великий, победный, новый.

Мы, стоящие у вселенского горна,
Мудрее Будды, Христа, Конфуция,
Зовем вселенную громко, упорно
Под знамя Мировой Революции!

1918

* * *


В аду фабричном сильней, сильнее
станков, как бури смертоносной вой,
Как будто стонут души лицедеи.
Кладя евангелье на жизни аналой.

А в нем слова и над ними плакали
Многие, многие ушедшие, уходящие
И загораются часто погребальные факелы
Кровавыми словами: страдали спящие.

Все шире поле, трещат канаты
Под гробами, берущими многих, многих,
И не требуют они у станков расплаты
Судьбой начертанных властных, строгих.

Но рожденная будто из смрадного пепла
Закоптевших зданий плененная жизнь
От визга и стука в литургию окрепла
Взлелеянной мести в предчувствии тризн.

А чрез матовые стекла скоро, скоро
Иные, радостные слова в евангельи
Засветятся на станках упором
Тем, кого проклинают ангелы.

1917

АНТОН СЛУЧАНОВСКИЙ

* * *


Евангелье, Коранъ, Псалтырь и Откровенье,
Вѣдь это я одинъ и каждый разъ - мгновенье,
Моя душа - вѣка, а тѣло - тлѣнье.

Олимпъ и Гинду - Кушъ, Синай и Гангь священный,
Царили, забывались... Какъ Фатумъ неизмѣнный
Бѣгутъ тысячелѣтья и только я безсмѣнный.

Сегодня Богъ, а завтра вновь и вновь гонимый,
Вотъ почему я вѣчной скорбію томимый,
Простому пастуху завидовать бы могъ,
Онъ любитъ, онъ любимъ, а я вѣдь только Богъ.

* * *


Надъ городомъ набатъ. Съ полночи бьются смѣлые.
На склонахъ дальнихъ скалъ орлы отяжелѣлые,
Въ тысячелѣтнихъ кедрахъ дерутся и кричатъ.

Кровавый блескъ огня и хохотъ изступленія
Слились въ одинъ аккордъ великаго смятенія,
И чудится что міръ - кошмарно грозный адъ.

А воинъ побѣжденный, въ тѣни туманныхъ скалъ,
Надъ сталью водоема въ мученьяхъ умиралъ
И тихо улыбался, - онъ кровью смылъ позоръ,
А зарево пожаровъ багрило склоны горъ.

ПЕТР ОРЕШИН

ВОССТАНИЕ


Запад присел с испуга,
Рубит сплеча Восток.
Землю Свитую вьюга
Рушит мильоном ног.

Месяц сошел с мечети,
С церкви - мятежный крест.
Ранами звездно светит
В небо подъятый лес.

Гибель, конец Парижу! -
Поднял мечи Восток.
В окна Урала вижу
Смуглость китайских щек.

Индия моет тогу, -
Празднично - вдруг восстать!
Жертву иному богу
Курит степная гладь!

Лондон качнулся в море,
Взорван седой Берлин.
Радостно будет горе
Павших в грозе твердынь!

Сходят с Монблана рати -
В золоте Божьих риз...
Просит иной Благодати...
Даже степной киргиз.

* * *


Каменных облаков гуд
Слышу ладонями ног.
В синий за пашнями пруд
Месяц меня поволок.

Кровь из-под белых волос
Вытекла в дальнюю синь.
С красных озер перенес
Ветер тоску и полынь.

Ржут над селом облака,
Рухнул над избами гром.
Крестится чья-то рука,
Хлещется кто-то лбом.

Колос за синей избой
Смотрится в лунный пруд.
Тучи, как витязи, бой
Смертный над миром ведут.

Близится время побед,
Дыбится огненный конь...
С внуком над речкою дед
Мирно разводят огонь.

НЕРУКОТВОРНЫЙ

1.


Падайте ниц,
Плюхайтесь
Рылом в болота.
Бельмами
Старого упыря
Гляньте:
Какой я красавец!

2.


Рыжие
Головастые зори
И
Темень лесов,
Рожь
И снопы за деревней -
Тело мое.

3.


Уши
Из облачных лопухов,
Длинные,
В рыжих волосьях,-
Хлопают
По-ослиному
В небо!

4.


Два
Перекошенных глаза -
Два
Отдыхающих во мне океана,
И
Толстые
Луковичные ресницы
Жарко
Зеленеют на скулах.

5.


Каменный рот мой
Распялен песней
От Востока до Запада.

6.


Ноги
Копытами
Кинуты в небо
И
Коготь
На лапе моей волосатой
Горит.

7.


Сытый
И неподвижный,
Как вол,
В длинной рубахе
Из зорь вечерних,-
Кряжисто сел
И сижу,
Растопырясь
На жирном бугре Вселенной.

8.


Лес темный
Растет
Из моего волосатого пуза.
И в каменных соснах
Серые волки
В ризах и камилавках,
Затеплив
Свечу,
Служат обедню.

9.


Вечный,
Нерукотворный,
Тяжко ворочаю глазами,
Как жерновами
Синих
Небесных мельниц.

10.


Медленно
Жую серые облака
И
Думаю
О погибающих братьях
Мудрым
Неунывающим пузом!

11.


В закрытые веки
Вижу:
Новые реки
Меж ног моих
Качают
Новую Твердь
На гребнях
Златых.

12.


Слушая
Землю,
Плюнул
Через нижнюю оттопыренную губу, -
И вот:
Льются со звоном копий
Дожди
И, тенькая,
Втыкаются в землю.

13.


Вечный,
Нерукотворный,-
Духом Животворящей Весны
Вею
На пашни,
И
На голые колени Вселенной
Лью
Синюю воду
Вечного Торжества Моего.
- Осанна в Вышних!

БОРИС ПАСТЕРНАК

КУДА ЧАСЫ НАМ ЗАТЕСАТЬ...


Куда часы нам затесать?
Как скоротать тебя, Распад?
Поволжьем мира, чудеса
Взялись, бушуют и не спят.

И где привык сдаваться глаз
На милость засухи степной,
Она, туманная, взвилась
Революционною копной.

По элеваторам, вдали,
В пакгаузах, очумив крысят,
Пылают балки и кули,
И кровли гаснут и росят.

У звезд немой и жаркий спор:
Куда девался Балашов?
В скольких верстах? И где Хопер?
И воздух степи всполошен:

Он чует, он впивает дух
Солдатских бунтов и зарниц.
Он замер, обрашаясь в слух.
Ложится - слышит: обернись!

Там - гул. Ни лечь, ни прикорнуть.
По плошадям летает трут.
Там ночь, шатаясь на корню,
Целует уголь поутру.

УЛИЧНАЯ


Метлы бастуют. Брезгуя
Мусором пыльным и тусклым,
Ночи сигают до брезга
Через заборы на мускулах.

Возятся в вязах. Падают
Наземь, сверзясь с деревьев,
Вскакивают: за оградою
Север злодейств сереет.

С паперти в дворик реденький.
Тишь. А самум печати
С шорохом прет в передники
Зябких берез зачатья.

Улица дремлет призраком.
Господи! Рвани-то, рвани!
Ветер подымет изредка,
Не разберет названья.

Пустошь и тишь. У булочных
Не становились в черед
Час, когда скучно жульничать
И отпираться: - верят.

Будешь без споров выпущен.
В каждом - босяк. Боятся.
Час, когда общий тип еще:
Помесь зари с паяцем.

Как вдруг, из садов, где твой
Лишь глаз кочевал, из милого
Душе твоей мрака,-плотвой
Свисток расплескавшийся выловлен!

Милиционером зажат
В кулак, как он дергает жабрами.
И глазом, и горлом назад
Крючком усыхающим задранный!

Трепещущего серебра
Пронзительная горошина
Как утро рыбачье, мокра,
С лесы за забор переброшена.

И там, где тускнеет восток
Чахоткою летнего Тиволи, -
Валяется дохлый свисток,
В Сокольничьем мусоре вывалян.

Май 1917. Москва

СУДАНСКІЙ ЗНОЙ


Двѣ обезьянки
На жердочкѣ качаются.
Губы негритянки
Наивно улыбаются.
Въ сумерки синія
Подъ радугой чужой
Будь на мигъ рабынею
Моей и госпожей!
Тусклыя ручонки
Волосъ моихъ касаются.
Голосъ незвонкій
Растерянно ломается.
Двѣ обезьянки
Повисли подъ луной.
Груди негритянки
Струятъ суданскій зной.

ИВАН ГРУЗИНОВ

ВЕЕР РЕСНИЦ

Николаю Минаеву

Вхожу печальный Дон-Жуан
Под своды древнего собора.
В пыли безмолвно спит орган;
Цветные стекла сеть узора
Роняют в сумрак крестных ран.
И вновь горит слеза укора
Под черным веером ресниц.
Но нет Тебя склоненной ниц,
Не видно тени Командора.
Но в темных нишах коридора
Ряды гробниц. Ряды гробниц.

СЕРГЕЙ ЗАРОВ

* * *


Взволнованно и тихо припаду
Къ твоей рукѣ неласковой и вялой, -
Такъ вѣтеръ вечера цѣлуетъ пустоту,
Такъ блѣдный вздохъ касается фіалокъ
И ландышей въ задумчивомъ саду.

Любимая, я ничего не жду, -
Вотъ такъ бы пить и жадно, и устало
Лиловыхъ вечеровъ покой и теплоту.
Ты - королевна маленькихъ русалокъ,
Тоскующихъ въ отравленномъ пруду.

Печальная, я, какъ и ты, уйду
Въ тотъ дальній лугъ, гдѣ желтаго металла
Поютъ колокола, волнуя высоту;
Подъ звоны зорь оранжевыхъ и талыхъ,
Быть можетъ тамъ къ твоимъ ногамъ паду.

* * *


Все такой же больной и блѣдный,
Какъ нечаянныхъ встрѣчъ тоска,
Я сгорю навсегда, безслѣдно,
На бульварахъ твоихъ, Москва.

Заморозятъ снѣга и льдины
Помутнѣвшія капли слезъ
И вечерней души сѣдины
Въ синеву заплывутъ волосъ.

И какое мнѣ будетъ дѣло,
Что ушедши давно «вчера»
Я встрѣчалъ для любви несмѣлой
Золотистые вечера.

Что когда-то простой и робкій
О цвѣтахъ тосковалъ лѣсныхъ,
О глазахъ невозможныхъ, топкихъ,
О приходѣ иной весны.

НИКОЛАЙ АГНИВЦЕВ

ЗАТЯНУТ ШЕЛКОМ ТРОННЫЙ ЗАЛ...


Затянут шелком тронный зал!
На всю страну сегодня
Король дает бессчетный бал
По милости Господней!..

Как и всегда, Король там был
Галантен неизменно
И перед дамой преклонил
Высокое колено!..

Старый Шут, покосившись на зал,
Подняв тонкую бровь, прошептал:
- Он всегда, после бала веселого,
Возвращается без головы!..
Как легко Вы теряете голову!
Ах, Король, как рассеяны Вы!

Затянут красным тронный зал!
На всю страну сегодня
Народ дает свой первый бал
По милости Господней.

Как и всегда, Король там был
Галантен неизменно!..
И под ножом он преклонил
Высокое колено!..

Старый Шут, покосившись на зал,
Подняв тонкую бровь, прошептал:
- Он всегда, после бала веселого,
Возвращается без головы!..
Как легко Вы теряете голову!..
Ах, Король, как рассеяны Вы!..