Дом на берлинской аллее Унтер ден Линден, дом посольский, дом дипломатический... Прежде чем рассказывать его историю — с первых дней основания и по настоящее время — хотелось бы обратить внимание на то, что история эта, как явствует из самих словосочетаний, неразрывно связана с внешнеполитической деятельностью, дипломатией. И думается, что читателю небезынтересно будет узнать, с чего взяло начало слово «дипломатия», как это понятие развивалось вместе с поступью столетий и эпох, приобретая новые оттенки и значения.

«Диплома» — так назывались в Древней Греции сдвоенные дощечки с нанесенными на них письменами, которые выдавались посланцам в чужую страну как документ, подтверждающий их полномочия. Слово это вошло в обиход в Европе лишь с конца XVIII века и обозначало оно тогда уже официальную деятельность правительств и специальных органов внешних сношений по осуществлению целей и задач внешней политики государств, а также по защите прав и интересов соответствующих стран за границей.

В различных руководствах по международной практике и книгах по истории внешней политики дипломатию обычно определяют как «науку о внешних сношениях» или как «искусство переговоров». Но главное в том, что дипломатия, являясь основным и важнейшим средством внешней политики, как раз и составляет часть политики. А с точки зрения марксизма, «политика есть наука и искусство», как подчеркивал В. И. Ленин.

Буржуазные авторы обычно сводят дипломатическое искусство к субъективным свойствам дипломата, к особенностям его ума, характера. Разумеется, и в дипломатическом искусстве, как и во всяком другом, нельзя сбрасывать со счета личные способности. Но суть все же заключается в том, в каких условиях, социальных и политических, вырастает и развивается дипломатическое искусство. Оно неизбежно сводится к воздействию на другие государства и на международную обстановку в целом в интересах господствующего в соответствующей стране класса, в интересах укрепления определенного общественного и политического строя.

Такие дипломаты, как Бисмарк или Талейран, а также буржуазные историки любили и любят утверждать, что их дипломатия стремится-де завоевывать доверие и быть правдивой. В специальном словаре Парижской дипломатической академии даже провозглашалось, что «в дипломатию начинает входить совершенно новый дух и моральный принцип». Но все эти лицемерные утверждения не могут скрыть того факта, что цели буржуазной дипломатии неизменно сводятся к маскировке истинных намерений и к симуляции намерений, которых на самом деле не существует. Иначе и не может быть, ибо буржуазная дипломатия защищает интересы своего класса и строя, основанного на эксплуатации.

Подлинно новой и подлинно народной дипломатией как по своим целям и сущности, так и по формам и методам является социалистическая дипломатия Советского Союза и братских стран.

Очень верно и точно о жизненной силе советской внешней политики сказал на XXV съезде КПСС Леонид Ильич Брежнев: «Международная деятельность КПСС — дело всенародное. Она опирается на экономическую и оборонную мощь страны, ее духовный потенциал, на все созданное трудом советского народа. За ее успехами — опыт и знания, душевные силы и напряженная работа многих представителей партии и государства: членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК, членов ЦК, большого числа работников аппарата Центрального Комитета, МИДа, Минвнешторга, ГКЭС и других министерств и ведомств. .. Тысячи советских людей работают за границей — работники посольств и других представительств, геологи и строители, врачи и учителя, металлурги и химики, транспортники и другие специалисты. Центральный Комитет выражает всем этим товарищам искреннюю признательность за высокое понимание и добросовестное выполнение интернационального долга».

Чтобы получить одно из самых зримых впечатлений о том, в чью пользу меняется соотношение сил на нашей планете, достаточно бросить взгляд на карту мира 1917 и 1977 годов. Сжался, потерял свои когда-то казавшиеся непоколебимыми позиции и бесчисленные владения мир капитализма. Могучим потоком разлился на карте по трем континентам красный цвет победившего социализма. Большое и важное место занимают как на карте мира, так и в мировой политике страны, сбросившие оковы колониального рабства.

Все эти эпохальные изменения произошли под непосредственным влиянием Великого Октября, под воздействием миролюбивой, активной, честной внешней политики первой страны социализма.

В чем же секрет успеха, постоянной действенности внешнеполитического курса КПСС и правительства СССР, советской дипломатии?

Ответить на этот вопрос можно перефразируя слова В. И. Ленина о всесильности учения Маркса: внешняя политика СССР столь успешна и эффективна потому, что она верна. Верна и правильна в том смысле, что она отвечает интересам не только советского народа, но и коренным интересам всех народов в их борьбе за мир, прогресс и демократию.

Свой посильный вклад в осуществление ленинской внешней политики, которая знает лишь благороднейшие цели — прочный мир и счастье народное, — вносили и вносят дипломаты, которых партия послала работать в Берлин, в дом посольский, советский на аллее Унтер ден Линден.

I

История одного дома на Унтер ден Линден, которую я хочу рассказать, удивительно многогранна, сложна и долга, начинается она с далеких времен, с XVIII века. Правда, рассказ этот не только об одном здании, ибо оно фундаментально реконструировалось и перестраивалось, подверглось разрушению и восстало из развалин в новом виде. В этом здании и вокруг него происходило много событий, значительных и важных, событий ряда столетий, эпох.

Сегодня, когда на Унтер ден Линден — просторной и светлой магистрали столицы ГДР привольно растут все триста тридцать восемь лип, когда здесь гуляют толпы берлинцев и гостей столицы ГДР, а по проезжей части снует множество разноцветных автомобилей и туристических автобусов, редкий прохожий не останавливается перед величественным зданием, редкий автобус с гостями столицы не притормаживает здесь, чтобы гид скороговоркой рассказал о доме, который подробно описывается во всех путеводителях по Берлину. Это четырехэтажное, строгих линий здание, уютный дворик отделяет от аллеи главный фасад, над башней которого в праздничные дни гордо реет алый флаг. При входе в этот дом прикреплена небольшая табличка, на которой написаны полные глубокого смысла слова: «Посольство Союза Советских Социалистических Республик в Германской Демократической Республике».

Да, многое могли бы рассказать белокаменные стены этого здания, а также и его предшественника, сгоревшего в пламени второй мировой войны. Здесь, на Унтер ден Линден, в трехстах метрах от символа Берлина — Бранденбургских ворот — встало в далекие времена здание посольства Российской империи в Прусском королевстве, затем — в кайзеровской Германии. Эхо Великого Октября донеслось и до этого дома, воплощавшего, по убеждениям его бывших хозяев, незыблемость империй царей и кайзеров. Год спустя после исторического 1917-го здесь начало действовать советское посольство — островок нового мира в напыщенном Берлине, окруженный сначала неустойчивым порядком Веймарской республики, а затем коричневым кольцом фашистского господства. Но советские люди, работавшие в этом здании, никогда не забывали, что здесь же, за стенами посольства, живет и борется, даже в самые тяжкие годы гитлеровского террора, другая Германия — страна Карла Маркса и Фридриха Энгельса, Карла Либкнехта и Розы Люксембург, Эрнста Тельмана — страна будущего.

В 1952 году на месте разрушенного посольства выросло здание дипломатической миссии, затем посольства Советского Союза в Германской Демократической Республике. Здание посольства СССР на земле социалистической, братской нам ГДР.

Даже по этой скупой исторической хронике посольского дома на Унтер ден Линден можно ощутить мощные и необратимые в своем поступательном движении шаги социализма.

* * *

Когда, начиная с XV века, дипломатия стала приобретать профессиональный характер, в Европе появились и первые постоянные посольства. Но более или менее прочно они утвердились в политической жизни государства только после Вестфальского мира 1648 года.

В России посольства как постоянный институт возникли во второй половине XVII века. В то же время стали создаваться и российские посольства за рубежом. К наиболее крупным феодальным монархиям средневековья относились Франция, Англия, Испания и Московская Русь. Поэтому при их дворах и появились первые постоянные послы.

В Берлине, хотя он и был ближе к Москве и Петербургу, чем столицы названных выше стран, дипломатические представители России появились позже — при Петре I, когда при английском, французском и австрийском дворах давно уже имелись российские послы. Причина этого — не какое-то особое отношение русских к немцам или иные субъективные обстоятельства, а объективная и исторически обусловленная тогдашним положением ситуация, сложившаяся на землях, где протекали Рейн и Эльба.

Вестфальский мир, завершивший Тридцатилетнюю войну, юридически закрепил распад Германии на разобщенные территориальные образования — их тогда насчитывалось примерно триста. Только в середине XVII века постепенно выдвинулось и усилилось при великом курфюрсте ФридрихеВильгельме I крупнейшее из них — Бранденбургско-Прусское курфюршество, провозглашенное в 1701 году Прусским королевством. В то время произошло его становление не только как устойчивого, но и неуклонно набиравшего силу государства, которое стало играть заметную роль в международных делах и стояло на пороге выступления с открытой заявкой на роль «великой державы». Тогда и встал в практическую плоскость вопрос о том, чтобы иметь при прусском дворе постоянного дипломатического представителя России.

Внутренние распри в царском дворе в период прихода на престол Петра I несколько затянули решение этого вопроса. Когда лее его положение, как единовластного самодержавного владыки утвердилось, в Берлин и был назначен первый постоянный представитель России. Им стал в 1706 году Альберт фон дер Лит.

Здание на Унтер ден Линден, №7 (в 30-годах нашего века этот дом получил другой номер — 63), в котором помещалось русское, а позднее советское посольство, было приобретено в 1837 году русским правительством в собственность; уже в ту далекую пору оно являлось интересным памятником прошлого, принадлежавшим первоначально сестре Фридриха Великого, принцессе Амалии Прусской, перейдя затем по завещанию к наследному принцу Фридриху Вильгельму.

До покупки дома на Унтер ден Линден, 7 аккредитованные при прусском дворе российские посланники не имели в своем распоряжении казенного помещения.

Проезжавший к своим войскам в Померанию в 1712 году через Берлин Петр I останавливался в частном доме, о чем свидетельствует, к примеру, сообщение английского посла в Лондон: «Царь должен был ужинать сегодня вечером у королевы, и делались большие приготовления к балу в честь его, но ее величество и все общество были разочарованы извинением, присланным царем около шести часов. Царь встретил голландского мельника, с которым познакомился еще при первом своем путешествии, — владельца ветряной мельницы и небольшого домика с садом приблизительно в полумиле от города; у него государь и кушал, и пробыл довольно долго».

Первым дипломатическим представителем России в Берлине стал в 1706 году, как уже отмечалось, Альберт фон дер Лит, по национальности немец, который жил в доме на Бургштрассе, на берегу Шпрее.

Первым действительно русским посланником в Берлине был граф Александр Гаврилович Головкин, сын сподвижника Петра I Гаврилы Ивановича Головкина, первого русского канцлера. Почти полвека провел он на дипломатической работе. В 1711 г. А. Г. Головкин был назначен чрезвычайным посланником в Берлин и находился там до 1728 года. В 1731 году получил назначение на должность российского посла в Голландии, где и умер в 1760 году.

Назначенный в 1831 году посланником в Берлин А. И. Рибопьер (впоследствии граф) занял квартиру в доме на Унтер ден Линден, 7, принадлежавшем тогда герцогине Дино, урожденной принцессе Курляндской. При нем и была совершена покупка этого здания для посольства.

По наведенным в архивах Берлина справкам, историческим воспоминаниям и материалам, найденным в документах, представляется возможность проследить историю посольского дома почти со дня его построения до 1942 года, когда здание подверглось разрушению.

В те далекие годы (XVII век) Фридрих Вильгельм I, заботясь об обогащении столицы новыми зданиями, раздавал своим приближенным под постройки земельные участки, лежавшие между еще только намеченной Беренштрассе и аллеей под липами (Унтер ден Линден). Аллея вела от замка до находившихся в ту пору на окраине города Бранденбургских ворот.

Имя первого владельца участка, на котором стояло здание русского посольства, не известно. Из актов городского архива явствует лишь, что земля перешла в собственность тайного советника и квартирмейстера артиллерии Людвига Мёллера, который приобрел ее с публичных торгов за 3 500 талеров и приступил вскоре к постройке дома, состоявшего из одного главного здания, выходившего фасадом на аллею под липами, и двух флигелей. Да противоположной стороне был разбит сад, доходивший до Беренштрассе.

Тайный советник Мёллер владел домом более 14 лет и продал его 12 апреля 1748 года тайному советнику финансов Зиннову за 6 ООО талеров. Новый домохозяин приступил к перестройкам, которые были исполнены известным в то время архитектором Дитрихом. После смерти Зиннова дом с садом перешел по завещанию к вдове прусского кригсрата АннеСофии Крюгер и был оценен в 25 ООО талеров. Отдаленное местоположение и заботы по содержанию недвижимой собственности заставили, однако, вдову вскоре продать дом за 28 ООО талеров ландрату Христофору фон Тиверлингу, у которого он был приобретен в ноябре 1764 года принцессой Амалией Прусской, сестрой Фридриха II за 34 200 талеров. В 1767 году дом подвергся ремонту и переделке под руководством архитектора Баумана. Средние ворота были перенесены на правую сторону фасада, благодаря чему появилась возможность расширить квартиру, находившуюся в нижнем этаже, на левом фланге, которую занимали впоследствии русский, а затем и советский послы.

Принцесса Амалия скончалась в 1787 году и завещала дворец наследнику престола принцу Фридриху Вильгельму Прусскому. Наследный принц никогда не жил в нем и с разрешения короля Фридриха Вильгельма II продал дворец без инвентаря и мебели ротмистру жандармского полка Валентину фон Массову за 20 ООО талеров. Последний разделил участок, на котором стоял приобретенный им дом, на две части. 21 марта 1789 года он продал часть прилегавшего к Беренштрассе сада своей матери, урожденной фон Краузе, за 4 500 талеров, сохранив за собой другую часть с выходившим на Унтер ден Линден домом. Фон Массов владел им 17 лет и продал свою собственность 12 ноября 1805 года герцогине Доротее Дино, графине Талейран-Перигор, урожденной принцессе Курляндской. По имеющимся в Берлинском магистрате данным, герцогиня купила дом на Унтер ден Линден, М 7 за 66 ООО талеров.

Курляндский дворец являлся в начале прошлого века одним из самых видных центров великосоветской жизни Берлина и служил местом блестящих приемов и праздников. С того времени сохранялся неприкосновенным вплоть до 1942 года зал в стиле рококо, который по красоте отделки и изяществу вкуса соперничал со знаменитыми залами замка Сан-Суси в Потсдаме.

По прибытии в 1831 г. в Берлин русского посланника А. И. Рибопьера дом на Унтер ден Линден, №7 был нанят для размещения русской миссии. Царь Николай I, неоднократно посещавший Берлин «ввиду своих близких родственных отношений к Прусскому королевскому дому», возымел желание приобрести там собственный дворец. После довольно продолжительных розысков выбор царя остановился на доме на Унтер ден Линден, №7, в котором уже жил, как упомянуто выше, тогдашний русский посланник.

9 января 1837 года русским посланником был подписан на немецком языке проект контракта, в котором сказано, что «герцогиня Дино продает принадлежащий ей на Унтер ден Линден, №7 дом с инвентарем, трюмо, шкафами, столами и домашней утварью, за исключением движимой собственности живущих в нем нанимателей» за 105 ООО талеров.

12 января 1837 года в Петербурге контракт о покупке дома был утвержден и приказано было уплатить требуемую сумму единовременно наличными деньгами вместе с набежавшими уже процентами.

С 1706 года, когда в Берлине появился первый постоянный представитель России, до приобретения здания посольства в 1837 г. в столице тогдашней Пруссии сменилось 16 российских послов и посланников. Любопытно отметить, среди них представлена почти полная коллекция дворянских титулов: два князя, даже семь графов, два барона, два «фона». И лишь трое «нетитулованных особ», непонятным образом попавших в эту аристократическую компанию...

В сборнике берлинских достопримечательностей, изданном в 70-х годах прошлого века, помещена копия старинной литографии, на которой посольский дом изображен в том виде, каким он был куплен Россией.

Приобретенный дом предназначался не только для размещения русской дипломатической миссии, квартиры посланника и домовой церкви, а должен был быть также приспособлен для остановок царя и членов императорской фамилии при посещении Берлина. Ввиду этого появилась необходимость его перестройки и расширения. Эта задача была возложена на берлинского архитектора Кноблауха, пользовавшегося в свое время большой известностью.

Из России на 146 подводах была доставлена земля русская, которая символически рассыпана была во дворе и под строящейся церковью. К работам приступили в 1839 г. Русское правительство на переделку и отстройку дома щедро ассигновало 68 ООО талеров, а на внутреннее его украшение и меблирование — еще 25 ООО талеров.

Было также приказано «крыть дом железом», для чего отправлено в Берлин 900 пудов кровельного железа по 9 рублей ассигнациями за пуд. Этот груз был доставлен из Петербурга до Штеттина на мекленбургском корабле «Иоганна», а оттуда сухим путем к месту назначения. Из Петербурга были высланы также 13 зеркальных стекол для оконных проемов.

В 1841 году «на содержание дома-миссии, как-то: на освещение, отопление, содержание швейцара и дворника, также на возможные разного рода починки и прочее было высочайше повелено отпускать ежегодно из сумм Министерства иностранных дел 3 500 рублей серебром».

В мае 1841 года устройство посольского дома было окончено в проектируемом виде и с тех пор фасад его, который признан классическим образцом тогдашнего архитектурного искусства, не подвергался больше никаким изменениям вплоть до уничтожения здания в 1942 году.

В 40-х годах прошлого века в продаже появилась гравюра с изображением дома посольства с курьезной надписью на немецком и французском языках: «Русский посольский отель в Берлине».

С того времени в течение целого столетия дом русского, затем советского посольства был самым большим среди тех, в которых размещались иностранные миссии в Берлине. Даже роскошный особняк итальянского посольства уступал русскому как по размерам, так и по внутреннему убранству. Здание на Унтер ден Линден, №7 славилось со вкусом подобранными дорогими картинами, гобеленами, мебелью, отсутствием кричащего в интерьере. По роскоши убранства дому посольства уступал даже старый дворец рейхспрезидента на Вильгельмштрассе.

Особняк посольства, построенный в форме четырехугольника с внутренним двором, имел 101 комнату. Фасад был трехэтажным (высота этажа не менее 3,5 м) и выходил на Унтер ден Линден. Тыльная сторона имела 4 этажа. В этой части посольства находились жилые помещения: здесь размещались сотрудники посольства, включая посла (лишь во второй половине 30-х годов нашего века для него был приобретен специальный особняк). Во всех жилых комнатах стояли старинной формы изразцовые печи, которые топились угольными брикетами. На первом этаже находились служебные помещения. Кабинет посла — просторная комната 35-40 кв. м.

Со стороны Унтер ден Линден вход в посольство вел через арку с массивными воротами. После первой мировой войны здесь была введена автоматика — чугунная дверь открывалась после нажатия кнопки в комнате курьера охраны.

Под аркой справа находилась широкая мраморная лестница, которая вела на второй этаж в парадные помещения посольства. Первый зал соединялся со вторым залом, а из второго зала дверь вела в обеденный, Мраморный зал, рассчитанный на прием 200-250 гостей. В нем стояли длинные красивые столы в форме буквы «П».

За Мраморным залом шел Золотой зал, или гостиная, отделанный с применением золота. Стены зала, рассчитанного на 40-50 человек, были украшены дорогими картинами знаменитых художников (в том числе И. Репина) и старинными гобеленами.

Золотой зал соединялся с зимним садом, который пестрел от самых различных цветов, там тянулись вверх редкие растения. Искусственное освещение в комбинации с дневным светом, проникающим через потолок, давало поразительный эффект. Гордостью посольства был большой столовый сервиз для приемов до 300 персон из серебра и хрусталя, громадные серебряные подносы и блюда, хрустальные кубки и вазы. Во всех залах во время больших приемов могло размещаться сдыше 700 человек. Залы и зимный сад отапливались с помощью калориферной системы.

В 1914 году, когда началась первая мировая война, Россия прервала дипломатические отношения с Германией и отозвала свое посольство в Петербург. Последним послом России был тогда Сергей Николаевич Свербеев.

Дом на Унтер ден Линден, №7 опустел. Правительство Испании по просьбе Петрограда поручило своему послу в Берлине принять на хранение здание русского посольства и все недвижимое имущество. Но прекращение дипломатических отношений между Россией и Германией — это лишь внешнее, формальное отражение того, что давно назревало и произошло в мире, вступившем в эпоху империализма и империалистических войн.

К войне давно готовились империалисты всех стран. Но особенно активно подготовка к ней велась в Германии, считавшей себя обойденной в борьбе за колонии и сферы влияния. Создание Антанты (Англия, Франция и Россия) и Четверного союза — основные вехи, наметившие расстановку сил накануне новой схватки империалистических хищников за передел мира.

Начавшаяся 1 августа 1914 года война приобрела вскоре мировой характер, в нее оказались втянутыми в конечном итоге 38 стран. Угар шовинизма охватил и партии II Интернационала, ставшие на путь классового предательства и скатившиеся на позиции прямого сотрудничества с буржуазией.

Первая мировая война, превратившаяся, по словам В. И. Ленина, в «бойню народов», резко обострила все противоречия. По мере продолжения войны и нарастания трудностей эти противоречия все больше углублялись. Все явственнее чувствовалось приближение революционной бури. Вплотную вставал вопрос — где же начнется, где разразится она?! В. И. Ленин дал ясный ответ на это — там, где звено в общей системе капитализма окажется наиболее слабым.

Таким наиболее слабым звеном в силу известных обстоятельств оказалась Россия.

II

В ночь с 24 на 25 октября 1917 г. свершилось то, о чем давно мечтали измученные войной, а также беспощадным социальным и национальным гнетом трудящиеся многострадальной России, превратившейся по существу в поставщика «пушечного мяса» для Антанты, — Великая Октябрьская социалистическая революция. Это было крупнейшее событие в жизни человечества, ознаменовавшее коренной поворот во всемирной истории и положившее начало переходу мира от капитализма к социализму.

В 10 часов утра 25 октября 1917 г. появилось подписанное В. И. Лениным воззвание «К гражданам России», а за ним другие известные декреты Советской власти, в том числе «Декрет о мире», выражавший принципиальное отношение большевиков к войне и содержавший ленинскую идею о возможности мирного сосуществования государств с различным социальным строем. Этим первым внешнеполитическим актом, обращенным не только к правительствам, но и к народам, война объявлялась «величайшим преступлением против человечества» и предлагались немедленные переговоры о мире. Для проведения практической работы на внешнеполитическом фронте, сразу выдвинувшемся на важное место в деятельности только что родившегося государства, был создан на основе специального декрета от 26 октября (8 ноября) 1917 года Народный комиссариат иностранных дел. Рождение и становление советской социалистической дипломатии проходило в чрезвычайно сложных и трудных условиях.

Прокладывать путь к социализму было не легко. Новая, подлинно народная власть натолкнулась на бешеное сопротивление внутренней контрреволюции и всей международной реакции. Хотя ввиду раскола капиталистического мира на два враждующих блока империалистам вначале не удалось создать единый фронт против Советской России, но как в странах Антанты, так и в государствах Четверного союза мнения господствующих классов полностью совпадали в том, что необходимо, выражаясь словами Черчилля, «задушить коммунизм в колыбели» и сделать все возможное для этого, не останавливаясь ни перед чем. Тем самым для молодого советского государства, для революции возникала серьезнейшая опасность.

Поэтому одна из важнейших задач Советской России, ее внешней политики и дипломатии заключалась прежде всего в том, чтобы выйти из войны, и, используя все возможные средства, добиться скорейшего заключения всеобщего и демократического мира. Эта задача, поставленная большевиками перед советской дипломатией, была горячо поддержана трудящимися России и широкими народными массами во всем мире.

Поскольку страны Антанты отказались от переговоров о мире с Россией, которая и дальше не прекращала своих усилий, чтобы все же побудить их к этому, советское правительство начало их с Германией и ее союзниками (Австро-Венгрия, Болгария, Турция), которые пошли на переговоры в надежде облегчить свое тяжелое военное положение, обусловленное борьбой на два фронта и ростом антивоенных настроений в собственных армиях. Местом этих переговоров стал Брест-Литовск.

Ради главного — сохранения и упрочения народной власти советская сторона вынуждена была пойти на большие жертвы. 3 марта 1918 года после различного рода маневров германской буржуазии и кайзеровских генералов, не останавливавшихся перед прямым шантажом, и преодоления острых разногласий в самой партии, поддержавшей в конечном итоге позицию В. И. Ленина, был подписан, по его словам, «архитяжелый мир». Но он позволил выйти из войны. Ценою огромных жертв и уступок было спасено Советское государство, исторические завоевания Октября.

Следует подчеркнуть, что лучшие представители пролетариата Германии уже тогда проявили свою классовую солидарность с Советской Россией. Миллионы немецких рабочих в начале 1918 года участвовали в политической забастовке, выражая протест против грабительских притязаний кайзеровских генералов в Брест-Литовске.

После заключения Брестского мира Страна Советов получила мирную передышку и возможность заняться самыми неотложными внутренними делами, в том числе созданием своих вооруженных сил. Планы Антанты задушить Советскую власть с помощью германских штыков провалились. Однако империалисты не отказались от своих замыслов. Шла форсированная подготовка к прямой интервенции. Все это требовало соответствующих контрмер, в том числе большой дипломатической работы, в частности, через свои загранпредставительства. Первым полномочным представителем Советской России за рубежом в Скандинавских странах стал 19 ноября 1917 г. В. В. Боровский. Затем были произведены другие назначения. С большими трудностями пришлось столкнуться первым советским дипломатам.

Германия явилась одной из первых капиталистических стран, с которой были установлены дипотношения и произошел обмен диппредставителями. Первым постоянным представителем РСФСР в Берлине с марта 1918 г. стал А. А. Иоффе, который вел переговоры с немцами о мире и зарекомендовал себя как опытный дипломат. Первым германским посланником в Москве был назначен граф фон Мирбах.

В 1918 г. Советское государство имело дипломатические отношения с тремя странами, в Москве было всего два дипломатических представителя, а советских за рубежом — три.

Народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин 9 апреля 1918 г. шлет в Берлин радиотелеграмму следующего содержания:

«Испанскому послу, БЕРЛИН.

Русское правительство выражает глубокую благодарность Испанскому Посольству в Берлине за его любезность и дружелюбие, проявленные в его заботах о сохранении в целости здания и прочего имущества Российского Посольства в Берлине и просит не отказать передать ключи Посольства назначенному первым секретарем гражданину Загорскому, которому поручается привести означенное здание в надлежащее состояние для предстоящего вскоре водворения в нем полномочного представителя Российской Республики и персонала Посольства.

Народный комиссар по иностранным делам ЧИЧЕРИН».

В. М. Загорский¹, о котором шла речь в телеграмме, вместе со вторым секретарем дипломатического представительства РСФСР Якубовичем приняли ключи здания от министра-резидента испанского королевского посольства г-на Гил Дельгадо.

Западноевропейские страны, за исключением Германии, не признавали советских уполномоченных; они ставили их в изолированное положение, продолжая сноситься с прежними послами старой России. Во второй половине 1918 г. из числа советских дипломатических представителей за рубежом продолжал выполнять свои функции только посол в Берлине.

Германия не участвовала и не могла участвовать в направленной против Советской России англо-франко-японо-американской интервенции, так как находилась в состоянии войны с этим болоком. Однако и она самым активным образом поддерживала все антисоветские силы. Германские послы, стремясь накалить обстановку, обращались к Советскому правительству с резкими нотами и протестами по разным поводам, а иногда и без повода. Хотя в то время Германия находилась в состоянии войны с Антантой, ее представители не раз присоединялись к выступлениям дипломатии Антанты против Советского правительства. Так, в начале сентября 1918 г. германский генеральный консул Брейтер заявил протест совместно с представителями Антанты против ареста заговорщика Локкарта².

Интересный эпизод, относящийся к советскому посольству в Берлине, описывает в своих воспоминаниях член «Союза Спартака» Фриц Глобиг. Речь идет о приеме в посольстве, данном в октябре 1918 г. в честь Карла Либкнехта, только что освобожденного из тюрьмы Лукау.

«В посольстве все происходило торжественно. Внутренние помещения оборудованы богато, стены обиты шелковыми обоями, зал для торжеств в белом мраморе с хрустальными люстрами, длинный стол украшен цветами и фруктами. Бывшие властелины никогда не могли и подумать о том, что в этих помещениях представители первого русского государства рабочих и крестьян окажут торжественный прием немецкому революционеру.

Посол от имени правительства РСФСР и Российской коммунистической партии (большевиков) приветствовал Карла Либкнехта и прочел приветственную телеграмму от товарища В. И. Ленина.

В своем ответном слове Карл Либкнехт взволнованно говорил: «Происходят чрезвычайные, чудесные события. Вчера еще в тюремной камере, сегодня во дворце посольства первой социалистичесокй советской республики рабочих, солдат и крестьян. Еще больше — вчера эксплуатируемый царским абсолютизмом, феодализмом и капитализмом народ рабочих и трудящегося крестьянства, а сегодня, после славной Октябрьской революции 1917 года, — освобожденный от царизма и капитализма народ, который закончил войну, принес мир и посредством своих могущественных органов сам создает свою судьбу.

В тюремной камере мне тайно передали проект советской Конституции РСФСР, и я был поражен величием проделанной работы и гениальным строительством Советов».

Как актуально и пророчески верно звучат слова этого славного сына трудового немецкого народа о величии Октября, о первой советской Конституции сегодня, когда первая страна социализма, превратившаяся в могущественнейшую многонациональную державу, отпраздновала свой юбилей 60-летия, когда принята новая советская Конституция — новый вдохновляющий факел примера для народов всего мира.

Потерпев поражение на фронте и желая выслужиться перед победителями, германское правительство инсценировало соответствующий «инцидент»: на берлинском вокзале «случайно» упал и разбился ящик с дипломатической советской почтой; из ящика «выпали» заблаговременно подготовленные организаторами провокации листовки, обращенные к германскому пролетариату. Воспользовавшись этим поводом, правительство Германии выслало из страны сотрудников советского посольства. Докладывая об этом инциденте VI Всероссийскому Чрезвычайному съезду Советов, В. И. Ленин говорил: «Если Германия вытурила нашего посла из Германии, то она действовала, если не по прямому соглашению с англо-французской политикой, то желая им услужить, чтобы они были к ней великодушны. Мы, мол, тоже выполняем обязанности палача по отношению к большевикам, вашим врагам».

В газете «Известия» 9 ноября 1918 г. было опубликовано следующее сообщение Народного комиссариата иностранных дел о подробностях высылки Полномочного представительства РСФСР из Берлина.

«4 ноября 1918 г. приехавшие из Москвы курьеры явились в Русское Посольство в Берлине и сообщили, что весь дипломатический багаж, предназначенный для Берлина, Вены, Швейцарии и Швеции, был захвачен железнодорожной полицией, а также и личный багаж курьеров.

Русский Полномочный Представитель тов. Иоффе немедленно телефонировал в министерство иностранных дел и послал одного из сотрудников Дипломатического Представительства на станцию. Во время последовавших затем переговоров впервые появляется в дебатах игравший затем такую крупную роль ящик. Референт по русским делам в министерстве иностранных дел, тайный легационный советник Надольный заявил тов. Иоффе, что один из привезенных курьерами ящиков рассыпался и в нем оказались прокламации на немецком языке, и поэтому весь багаж был временно задержан, но что ничего вскрыто не будет.

Между тем на станции, куда явился представитель советского посольства, немецкий майор, пришедший туда с офицерами, отдал приказание немедленно вскрыть ящики, и когда представитель нашего Посольства заявил по этому поводу протест, он ответил, что ему очень мало дела до министерства иностранных дел и что принятая мера есть военная мера. После этого дипломатические ящики были вскрыты. При этом было опять заявлено, что один из ящиков раньше был поврежден, причем это случилось как раз в то время, когда никто из наших представителей не присутствовал. Представителю Посольства была показана якобы находившаяся в поврежденном ящике прокламация.

5 ноября тов. Иоффе отправился к статс-секретарю с тем, чтобы протестовать против всего происшедшего. Он указал статс-секретарю на такой случай, как, например, в Бухаресте, где германскому посольству были подброшены бомбы и бациллы некоторых эпидемий, якобы предназначенные немцами для распространения в Румынии. Статс-секретарь прочитал тогда тов. Иоффе ноту, которая вслед за тем была представлена Народному Комиссариату но Р1ностранным делам в Москве и которую тов. Ленин огласил на заседании съезда Советов 6 ноября. Статс-секретарь Зольф прибавил, что было рассмотрено содержимое только одного ящика, который сам рассыпался на станции. Он сожалеет о том, что другие ящики были насильственно вскрыты. После этого статс-секретарь сообщил тов. Иоффе, что все русские официальные лица, находящиеся в Берлине, должны уехать на следующий день, 6 ноября, и что весь задержанный курьерский багаж, за исключением одного рассыпавшегося ящика, будет предоставлен в распоряжение тов. Иоффе. При этом статс-секретарь подчеркнул, что хотя это есть разрыв дипломатических отношений, но тем не менее из него не будут делаться обычные выводы.

6-го ноября 1918 г. в три четверти шестого утра появилась масса полиции, и т. т. Иоффе, Раковский и остальные принуждены были отправиться на станцию. Все соседние улицы были оцеплены полицией».

Сейчас, оглядываясь 60 лет спустя на эти события, хочется подчеркнуть, что инсценировка со «случайным падением» ящика дипломатического багажа была одним из звеньев в длинной цепи явных и примитивных антисоветских, антисоциалистических фальсификаций. Эта цепь тянется и до наших дней. И сегодня немало свидетельств тому, что империалисты по старым рецептам занимаются этим низким ремеслом, теша себя надеждой с помощью фальшивок, направленных против Советского Союза, ГДР и других братских стран, обмануть народы, укрепить свои позиции.

В наши дни стали известны подробности этого «запланированного падения ящиков с дипбагажом» на берлинском вокзале Фридрихштрассе. Эту фальсификацию кайзеровский рейх предпринял в своих предсмертных конвульсиях. Нужен был повод, чтобы Германия могла порвать отношения с государством рабочих и крестьян. Требовалось доказать, что «Москва замешана в подстрекательстве немецких рабочих»., что «русское посольство планомерно работает для революции», вмешивается во внутреннюю обстановку в Германии.

Рейхсканцлер принц Макс фон Баден в то время обращается к статс-секретарю Шейдеману — от социал-демократов — со строгим указанием — срочно что-то придумать. 28 октября 1918 года, как засвидетельствовано в документах, у Шейдемана возникает «блестящая идея». В своих воспоминаниях «Мемуары социал-демократа» он сам не без самодовольства пишет об этом:

«Нужно было распорядиться так, чтобы несколько служащих вокзала потренировались в следующем: при переноске ящиков по каменной лестнице, ведущей вниз, уронить с плеча один ящик таким образом, чтобы тот упал углом и обязательно разбился. Тогда наружу выпали бы листовки — доказательство того, что посольство недозволенным образом злоупотребляет своей экстерриториальностью было бы налицо и отсюда можно было бы сделать соответствующие выводы».

Принц Макс фон Баден, в свою очередь, в собственных «воспоминаниях» пишет:

«Зольф сообщил утром 5-го, что при падении ящиков были обнаружены мятежные бумаги компрометирующего содержания: призывы к революционной борьбе и злодейским убийствам из-за угла. Отныне у нас было желанное средство...»

Фальсификация, как и ожидалось, возымела свое действие. Ведь вся эта кампания направлялась жесткой рукой. Пресса, как по команде, закричала о мнимых «провокациях» и «вмешательстве большевиков» во внутренние дела Германии. Необоснованные нападки обрушились на советское посольство на Унтер ден Линден, всю советскую внешнюю политику. Антисоветизм начал распускать свои первые ядовитые цветки на немецкой земле. Убийство из-за угла, внушенное оружием фальсификации, становится, как покажет ближайшее будущее, кровавой практикой реакции против вождей немецкого рабочего движения.

Высылка работников советского посольства из Берлина была последним актом отчаяния кайзеровского правительства: через несколько дней в Германии вспыхнула революция. Пала корона императора.

Известия из Берлина с энтузиазмом были встречены в Москве. Характерно, что Советская власть решила делом поддержать пролетариев революционной Германии. В отчаянном положении было тогда Советское государство: наступление сил контрреволюции, разруха, голод... И всё же оно протянуло руку помощи Берлину. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет принимает следующее постановление «О посылке хлеба революционной Германии»:

«Москва, И ноября 1918 г. Всероссийский ЦИК, согласно воле VI съезда Советов, предписал направить два маршрутных поезда с хлебом по 25 вагонов каждый (в вагоне 1 ООО пудов) в распоряжение борющихся за диктатуру пролетариата, за власть Советов рабочих и солдат в Германии. Направляя два первых поезда революционным рабочим и солдатам красного Берлина, Всероссийский ЦИК предписал местным Советам рабочих и крестьян немедленно приступить к созданию особого фонда помощи борющимся братьям-рабочим и солдатам в Германии.

Председатель Всероссийского ЦИК Свердлов».

Бурно развивались революционные события в Германии. В конце 1918 года в Берлине на базе «Союза Спартака» была образована Коммунистическая партия Германии. Однако реакция, собрав все силы, перешла в контрнаступление. Коммунисты были объявлены вне закона. 11 января 1919 года, подтянув войска, правительство начало расправу с рабочим классом. Вожди революции — Карл Либкнехт и Роза Люксембург — были убиты озверевшими реакционерами.

Карл Либкнехт в своей статье «Несмотря ни на что!», написанной за несколько часов до гибели, со всей силой подчеркивал: «Да! Революционные рабочие Берлина разбиты... Но бывают поражения, которые равносильны победам, и бывают победы более роковые, чем поражения... Разбитые сегодня, они завтра станут победителями, ибо поражение есть их наука».

В январе 1919 года в обстановке широкого террора состоялись выборы в Национальное собрание Германии. Оно 31 июля того же года на своем заседании в Веймаре выработало конституцию Германии. Начался период Веймарской республики.

В тяжелое время становления молодого социалистического государства В. И. Ленин с особой настойчивостью подчеркивал значение поставленной им перед советской внешней политикой и ее дипломатией задачи: всемерно расширять систему политических и экономических договоров. Нам важно, указывал в апреле 1921 года Ленин, пробивать окошко одно за другим.

В те годы немецкие трудящиеся доказали свою солидарность с первым в мире государством рабочих и крестьян, развернув мощное движение под лозунгом «Руки прочь от Советской России!». Под руководством Клары Цеткин в августе 1921 г. был создан комитет «Помощь рабочих Советской России», который не только организовывал кампании по сбору средств, но и действенно разоблачал буржуазную пропаганду, направленную против молодого советского государства.

В. И. Ленин придавал в тот период большое значение установлению взаимовыгодных отношений с Германией. Согласно условиям Версальского мирного договора, торговле между Германией и Советской Россией были созданы серьезные преграды. Торгпред за границей Ю. Ломоносов 2 ноября 1920 г. писал о том, что Германия очень заинтересована в торговле с Советской Россией. Германии был нужен советский хлеб, и только работа на рынок Советской России могла остановить растущую безработицу на ее заводах. Германия могла бы продавать до 1 200 новых паровозов в год, ремонтировать старые, снабжать станками, машинами, а главное — продукцией высокоразвитой электротехнической промышленности, которая была так нужна для осуществления планов электрификации.

Крупнейшие германские банки были готовы финансировать советско-германскую торговлю, но Версальский мирный договор запрещал Германии какие-либо сделки с Советской Россией. Иными словами, чтобы торговать с Германией, необходимо было иметь какого-то посредника, который бы купил золото у Советского государства и за него предоставил немецкую валюту. Такими посредниками могли быть нейтральные страны или английские банки.

По предложению Ленина были начаты двусторонние переговоры в Берлине и Москве. 6 мая 1921 г. между РСФСР и Германией было подписано «Временное соглашение о возобновлении торговых сношений и назначении обоюдных представительств», согласно которому учреждались официальные представительства с консульскими функциями, а также торговые представительства. В тексте соглашения, которое означало признание де-факто Советской республики германским правительством, отмечалось особо: «Представительство РСФСР в Германии признается единственным представительством Российского государства в Германии». Соглашение не означало еще признания Советского правительства де-юре, однако оно расширило круг деятельности представительств до защиты прав граждан обеих стран, регулировало вопросы торговли, судоходства. Важно было также признание неприкосновенности имущества Советского государства на территории Германии, в том числе здания посольства. После заключения соглашения торговый оборот между двумя странами возобновился и за сравнительно короткий срок заметно возрос. Уже в конце 1921 года В. И. Ленин, выступая на IX Всероссийском съезде Советов, отметил развитие экономического сотрудничества и перспективы отношений с Германией.

21 марта 1922 года Ленин пишет письмо заместителю наркома внешней торговли о необходимости строгого выполнения директив Политбюро ЦК РКП (б) по вопросу о монополии внешней торговли, где подчеркивает также важность политических и экономических отношений с Германией. «Я, — писал Ленин, — только что кончил письмо к Вам и Радченко, когда получил Ваше письмо. Не могу согласиться с Вами. Решение Политбюро точно, ясно и, по-моему, правильно. В чем Ваши «принципиальные расхождения с Красиным»?? Позвольте узнать. Есть ли? В чем? Какие? Если даже есть на деле, то не помеха. Со Стомоняковым Вы и Радченко сговоритесь здесь, теперь. За границу Вы и Радченко будете ездить не менее раза в год каждый. До Берлина недалеко, а Берлин — центр».

Под непосредственным руководством В. И. Ленина молодой советской дипломатией велась подготовка к Генуэзской международной экономической конференции, которая открылась 10 апреля 1922 года. Советская делегация (в нее входили видные советские дипломаты Г. В. Чичерин, В. В. Боровский,

Л. Б. Красин, М. М. Литвинов) впервые в такой широкой международной аудитории выступила с ленинской программой мирного сотрудничества государств с различным социальным строем, с конкретными предложениями о всеобщем сокращении вооружений.

Империалистические государства отклонили советские предложения и предъявили наглые требования равносильные капитуляции. Советская делегация естественно отвергла их. Конференция зашла в тупик. И тут советская делегация нанесла планам Запада сильнейший и неожиданный удар заключением советско-германского договора в Рапалло.

Советско-германский договор, подписанный 16 апреля 1922 года, явился крупнейшим успехом советской дипломатии. Это был дипломатический удар по врагу большой политической силы. Договор знаменовал собой прорыв антисоветской цепи империалистических государств. Он создал прецедент для урегулирования отношений между Советской Россией и капиталистическими странами в вопросе о взаимных претензиях на базе принципов мирного сотрудничества.

Подписанием Рапалльского договора Советское правительство упрочило международное положение своего государства. Договор устанавливал действительное равноправие двух систем собственности и определял те принципы, на основе которых Советское государство нормализовывало свои отношения с буржуазными странами.

Договор в Рапалло имел большое политическое и экономическое значение не только для Советской России, но и для Германии. Он открывал путь для развития равноправных и взаимовыгодных экономических и торговых связей с Советской Россией. Потерпев неудачу в попытках сговора с державами Антанты за счет интересов Советской страны, правительство Германии вынуждено было вступить на путь урегулирования политических и экономических вопросов с Советской страной, рассчитывая тем самым укрепить свои позиции в отношениях с западными странами.

В Рапалльском договоре нашли свое воплощение основные принципы внешней политики Советского государства, сформулированные Лениным.

В ленинском проекте постановления ВЦИК по отчету делегации на Генуэзской конференции поручалось Советскому правительству и Наркоминделу руководствоваться этим договором как образцом, допускать «отступления от рапалльского типа договоров лишь в исключительных случаях, доставляющих совершенно особые выгоды для трудящихся масс РСФСР».

Значение советско-германского договора в Рапалло, как показала история, далеко вышло за пределы непосредственных интересов двух равноправных государств — Советской России и Германии. Его влияние оказалось исключительно велико. «Действительное равноправие, — писал В. И. Ленин, — двух систем собственности хотя бы как временное состояние, пока весь мир не отошел от частной собственности и порождаемых ею экономического хаоса и войн к высшей системе собственности, — дано лишь в Рапалльском договоре».

Весной 1922 года с заключением Рапалльского договора дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены. Советский посол Николай Николаевич Крестинский вручил свои верительные грамоты рейхспрезиденту Ф. Эберту. В своем выступлении советский посол сказал:

«Имею честь вручить Вам верительные грамоты, аккредитующие меня в качестве Полномочного представителя и посла Российского правительства в Германской империи.

Для экономического строительства в обеих странах является необходимым полное восстановление оживленных и дружеских торговых отношений. Признание этой необходимости побудило правительства обеих стран заключить Рапалльский договор, призванный установить солидную основу для экономических и торговых отношений. Мое правительство считает, что следующим шагом, отвечающим экономическим интересам обеих стран, могло бы явиться распространение только что заключенных соглашений на республики, состоящие в едином рабоче-крестьянском союзе с РСФСР.

Мое правительство признает также желательным заключение торгового соглашения между Германией, с одной стороны, и Россией, а также союзными с ней республиками, с другой стороны, что могло бы оживить и углубить экономические отношения между ними.

Я позволю себе выразить надежду, что Вы, господин Рейхспрезидент, и Ваше правительство полностью поддержите мое стремление способствовать развитию экономических отношений между нашими странами.

Я приветствую в Вашем лице Президента Германской Республики и прошу Вас принять пожелания процветания Германской Республике и благополучия немецкому народу»³.

В ответном слове рейхспрезидент заявил:

«Имею честь принять от Вас верительные грамоты, которыми Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет аккредитовывает Вас в качестве Полномочного представителя — Посла Российского Правительства.

Посредством этого акта дипломатические отношения между обоими нашими государствами будут восстановлены в полном размере. Германское правительство также исполнено искренних устремлений сообразно со своими возможностями способствовать экономическому восстановлению наших стран. Условия Рапалльского договора преследуют только мирные цели и выявляются из сознания необходимости восстановления нормальных экономических отношений между двумя великими народами.

Я присоединяюсь к высказанному Вами пожеланию в интересах совместной экономической деятельности как можно скорее заключить на этой основе соглашения с государствами, объединенными в союз с Российским Советским правительством.

Я с удовлетворением принял к сведению, что Вашей главной задачей является способствование развитию экономических отношений между обеими странами. Будьте уверены, господин Посол, что Ваши намерения в этом аспекте будут встречать постоянную поддержку со стороны германского правительства.

Позвольте мне также выразить надежду, что как Вы, так и Ваше правительство пойдете навстречу нашим усилиям и желаниям в этом направлении, учитывая одновременно экономические условия Германии.

Я благодарю Вас от всего сердца за высказанные Вами дружеские пожелания и приветствую Вас от имени Германского правительства в качестве Посла Российского Советского правительства»⁴.

Свыше ста тысяч берлинских рабочих прошли в те дни по Унтер ден Линден мимо здания советского посольства, приветствуя мощной демонстрацией восстановление дипломатических отношений с Советским государством.

Так начиналась новая страница дипломатических отношений первого в мире Советского государства с Германией, развивать и совершенствовать которые выпала честь, как указывалось выше, Н. Н. Крестинскому.

Николай Николаевич Крестинский родился в 1883 г. в Белоруссии, гор. Могилеве, по профессии адвокат, член ЦК РКП (б) с 1917 по 1921 годы, с1918по1921 годы — народный комиссар финансов и с 1921 по 1930 годы — посол в Берлине. После возвращения в Советский Союз был назначен первым заместителем наркома иностранных дел СССР.

* * *

12 декабря 1922 года В. И. Ленин, уже тяжело больной, вернулся из Горок в Москву, в свой кабинет в Кремле, где он провел напряженный рабочий день. Во второй половине дня, после беседы с Ф. Э. Дзержинским, Владимир Ильич занимался вопросом монополии внешней торговли, просмотрел материал о работе торгпредства в Берлине и его аппарате. Затем он беседовал с торговым представителем в Берлине Б. С. Стомоняковым. Ушел домой Владимир Ильич в 8 час. 45 минут. Этот день прошел как обычный рабочий день Владимира Ильича. Никто не думал, что 12 декабря 1922 г., когда он столь много занимался германскими делами, станет последним днем работы В. И. Ленина в его кабинете в Кремле.

* * *

Условия работы в советском доме на Унтер ден Линден в 20-е годы были сложными. Реакция подталкивала германское правительство к постоянной конфронтации с государством рабочих и крестьян, что отражалось в мелких и значительных придирках к деятельности посольства и других советских учреждений, постоянных провокациях. Дополнительным источником, осложнявшим работу посольства, было то обстоятельство, что в начале 20-х годов Берлин превратился в крупнейший центр белой эмиграции — в городе насчитывалось примерно 100 тысяч «бывших», бежавших из Советской России. Не удивительно, что эти люди, ослепленные ненавистью, были готовы идти на крайние меры, чтобы помешать развитию нормальных отношений между СССР и Германией.

В 1922 году советским посольством в Берлине была организована художественная выставка. Сейчас это звучит обыденно, а тогда — даже трудно было себе представить — первая выставка нового, революционного искусства на Западе! Толпы берлинцев, приезжих — и знатоков искусства, и простых рабочих, пришедших на советскую выставку из чувства солидарности — со всех сторон налегали на помещение, в котором устраивалась выставка. Обращали на себя внимание пронизанные задором, революционным оптимизмом картины молодых тогда художников С. Герасимова, Б. Иогансона, М. Грекова, тут были представлены новаторские плакаты В. Маяковского из «Окон РОСТА», картины уже признанных художников М. Шагала, В. Кандинского. Эта выставка, устроенная людьми, работавшими в советском доме на Унтер ден Линден, многим открыла глаза, заставила по-иному посмотреть на Страну Советов и происходящие в ней события.

В 20-е годы и в начале 30-х годов отношения между Советским Союзом и Германией, хотя они и были подвержены колебаниям, вызванным неустойчивым положением в Веймарской республике, в основном развивались по восходящей линии. Свою лепту в это развитие вносили и те, кого партия послала трудиться в советский дом на Унтер ден Линден.

В октябре 1925 года между СССР и Германией был заключен экономический договор, который представлял собой первый в международной практике всесторонний опыт регулирования торговых и правовых проблем взаимоотношений государств разных социально-экономических систем. Был заключен также и консульский договор. Заключение и выполнение Московского экономического договора отвечало в соответствии с ленинской концепцией мирного сосуществования интересам советского и германского народов, содействовало упрочению добрососедских отношений между государствами.

А полгода спустя, 24 апреля 1926 года в Берлине был подписан договор о ненападении и нейтралитете между СССР и Германией сроком на 5 лет. В условиях, когда значительная часть правящих кругов Германии усиленно стремилась к переориентации внешней политики на западные державы, особенно к сближению с Англией, заключение нового договора было немалым успехом советской дипломатии.

Весьма интенсивно в течение всего этого периода развивались экономические связи между двумя странами. В 1932 году — последнем до прихода Гитлера к власти — СССР стоял, как отмечалось в одном из материалов советского посольства в Берлине, на первом месте в общем германском экспорте. Около ⅓ всей продукции германской машиностроительной промышленности шло на экспорт в СССР, другая треть экспортировалась в другие страны и примерно ⅓ оставалась на внутреннем рынке. Третья часть всего активного сальдо германского внешнеторгового баланса — результат торговых отнощений с СССР. В первом полугодии 1932 г. на долю СССР приходился 41 процент германского экспорта машин.

Несмотря на позитивное в целом развитие отношений, особенно экономических связей между СССР и Германией до прихода фашистов к власти, германские правящие круги и во времена Веймарской республики неоднократно развязывали пропагандистские и иные кампании против Страны Советов. Примечательно, что особенно усердствовали в этом социал-демократы. Советское посольство в таких случаях по поручению из Москвы, а иногда и по собственной инициативе выступало с запросами, протестами. В феврале 1930 года посол СССР в Германии Н. Н. Крестинский посетил министерство иностранных дел Германии и заявил статс-секретарю Шуберту:

«Та ежедневная травля в прессе против нас, которая ведется в последние месяцы, заставляет нашу общественность особенно тревожно относиться к каждому вашему политическому шагу. Все утверждения о том, что германское правительство по-прежнему хочет вести дружную работу с СССР, наталкиваются в наших общественных кругах на недоверчивые возражения со ссылкой на содержание и тон статей в германской печати об СССР.

Насколько мне кажется, причина происходящей сейчас против нас травли лежит во внутренних взаимоотношениях в Германии и в нашей внутренней политике. Социал-демократы, а за ними и другие политические партии желают почему-то сделать Советское правительство ответственным за действия германских коммунистов и подымают против нас травлю. Я не хочу выступать с недоказанными обвинениями, но мне невольно приходит в голову, что если бы пресс-шефом германского правительства был не социал-демократ, то он проявил бы больше твердости в воздействии на прессу.

Нападки германской прессы на нас идут в последнее время не по линии советско-германских отношений, а по линии нашей внутренней политики. У нас в деревне происходит бурный революционный процесс коллективизации. Это вызывает потоки враждебных статей. Рабочие в городах и крестьяне в деревнях выносят постановления о закрытии церквей. Германская печать отвечает на это потоками брани».

Советские дипломаты, работавшие в доме на Унтер ден Линден, внимательно следили за расстановкой политических сил в Германии, сообщали в Москву не только о свершившихся фактах, но и стремились заглянуть вперед, предусмотреть будущее развитие, исходя из интересов безопасности Советского государства. В начале 1932 года в Москву из Берлина идет тревожное сообщение:

«Результаты президентских выборов и выборов в ландтаги обнаруживают тенденцию значительного укрепления фашистского лагеря, и в первую очередь «наци». С 1928 года мы видим оглушительный рост «наци», и перелома в настоящее время трудно ожидать. Будет ли заключена коалиция партии центра с «наци» на почве объединенного правительства или на почве толерирования, пока еще трудно сказать. Но заметна усиленная тенденция «наци» подбираться власти, и рано или поздно это им может удаться. Поэтому нельзя не обращать внимания на те изменения, которые могут проистечь в политической области. Те данные, которые исходили от нас по линии отзывов журналистов и зондажных наших установок, могут оказаться неправильными. Мы ведь непосредственных сношений с «наци» не имеем. А между тем интервью Гитлера, данное им иностранным журналистам, нельзя оставить без внимания. В этом интервью и в бесчисленных выступлениях Гитлер определенно заявляет о задаче своей борьбы с СССР. Германия — не Италия, и Гитлер — не Муссолини. Мы отмечаем это, не имея в виду наводить панику, а лишь для того, чтобы поставить задачу более углубленного изучения и зондажа здешнего фактического движения, чтобы иметь возможность правильно учесть все действующие факторы в Германии».

14 августа 1932 года... Жаркий день необычайно знойного берлинского лета, день национального праздника Веймарской республики. На даче советского посла Л. М. Хинчука у озера Ванзее в тот день гостила семья потомственных берлинских рабочих-коммунистов. Речь шла не только о погоде. Гости рассказывали о непримиримой борьбе тельмановцев против нацистов, которые, пользуясь расколом в рабочем движении, нерешительностью социал-демократических вождей, своими демагогическими лозунгами привлекали к себе не только крупную и мелкую бурлсуазию, но и значительное число трудящихся. Фашисты наглели всё больше, чувствуя себя будущими хозяевами Берлина, всей Германии, простирая (пока только в мечтах) свои грабительские руки и далеко за ее пределы.

— Да, — сказал советский посол, — признаки зловещие. Дело идет к тому, что Веймарская республика вряд ли доживет до своей следующей годовщины...

А через несколько дней советский посол, основываясь на многочисленных беседах и наблюдениях, направил в Москву сообщение, где дал краткую оценку обстановки: «Национал-социалисты выступают с демагогической защитой интересов мелкой буржуазии; социал-демократы вступили на путь оппозиции; центр занят пока подготовительным зондажем коалиции в Пруссии с «наци» — и делает главный вывод — «не исключена возможность соглашения Папена с Гитлером на основе предложения Гинденбурга».

. . .Торжественным и многолюдным был прием в советском посольстве по случаю 15-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции — последний прием по случаю национального праздника СССР в дофашистское время. Машины, подъезжавшие к посольству, выстроились в длинный ряд, хвост которого достигал Бранденбургских ворот. На следующий день берлинские газеты описывали не только тост посла, но и громадный самовар в главном зале, обилие диковинных сортов рыбы и икры на приеме, утверждали, что в посольстве побывало свыше тысячи гостей.

В газетах не было, да и не могло быть написано о проявлении особого внимания и интереса передовых людей Берлина к событию, проходившему в здании советского посольства в этот памятный день.

Вот что вспоминает об этом ветеран партии, ныне член Политбюро ЦК СЕПГ Ф. Эберт:

«Я не раз был непосредственным участником молчаливой демонстрации, которая обычно состояла из нескольких сотен антифашистов. Молчаливой потому, что Унтер ден Линден на всем протяжении оцеплялась полицейскими, и люди молча шли по ней к зданию советского посольства, выражая тем самым свои чувства симпатии, поддержки и солидарности первому государству рабочих и крестьян в мире. Такие демонстрации устраивались в каждый советский праздник и прекратились лишь с началом войны. Но до сих пор остаются в памяти события тех дней... Старый дом с огромными деревянными дверями и эмблемой Советского Союза — серпом и молотом — на них. Гордо реющий алый флаг и распахнутое, ярко освещенное окно крайней комнаты нижнего этажа, где на стене висит огромный портрет В. И. Ленина. Взоры всех демонстрантов неизбежно устремлялись к этому окну, к портету... Увиденное волновало людей, объединяло в стремлениях, рождало смелые мысли и настроения.

А спустя много лет мне посчастливилось быть в числе многочисленных гостей на приеме в советском посольстве в честь 60-й годовщины Великого Октября. Трудно выразить чувства, которые я испытывал в день великого торжества, еще труднее передать то огромное волнение, которое охватило меня, когда перед центральным входом торжественного и величественного здания посольства, где несколько дней назад цвели цветы, я увидел в ярких лучах прожекторов бюст вождя Великой революции... Вспомнились далекие годы, портет Владимира Ильича в окне... Знаменательно, что теперь не только в праздники, но и в будни светлая память о В. И. Ленине будет ежедневно будить в умах и сердцах сотен людей, жителей Берлина, ГДР, иностранных туристов, так часто приходящих на Унтер ден Линден, светлые, добрые чувства и мысли!»

Накануне 60-летия Великой Октябрьской социалистической революции среди многих писем и поздравительных адресов, полученных посольством, наше внимание привлекло одно письмо из Эрфурта. Его автор Сента Хорн, горячо поздравив советских людей с праздником, писала: «Когда я приезжаю в Берлин, я всегда направляюсь в маленькое кафе на Унтер ден Линден и смотрю оттуда на здание советского посольства и вспоминаю... Воспитанная родителями в духе любви к Советскому Союзу, я имела возможность четыре года (1932-1936 гг.) работать в советском посольстве. Во времена фашизма посольство стало для меня настоящим домом. Незабываемыми останутся для меня удивительная простота советских людей, атмосфера подлинного товарищества, царившая в посольстве. Годы работы в посольстве навсегда укрепили во мне уважение и любовь к советским людям».

Это письмо послужило подспорьем в работе по собиранию материалов, относящихся к посольству. Сента Хорн (в послевоенные годы она работала в государственном аппарате ГДР) во время ее следующего приезда в Берлин, конечно, не из маленького кафе напротив вглядывалась в здание посольства, а была приглашена осмотреть новые помещения, посидеть за чашкой чая. Приезжали к ней в Эрфурт и советские дипломаты из посольства, которым она передала уникальные фотографии интерьера и внутренних дворов разрушенного в войну здания. А рассказы и живые детали, подмеченные Сентой Хорн, помогли восстановить картину не только помещений старого здания, но и дополнить представление о работе посольства в те сложные годы, о людях, бывавших в доме на Унтер ден Линден.

Сотрудники посольства 27 февраля 1933 г. с горечью наблюдали из своих комнат за зловещим заревом над рейхстагом в каких-то трехстах метрах. Сомнения в доме на Унтер ден Линден не было: поджог рейхстага — дело фашистов, приходится ждать подлого удара, который со всей жестокостью обрушится не только на коммунистов, но и на всех антинацистски настроенных немцев. Так и случилось. Спустя буквально считанные часы после поджога начались массовые аресты.

На следующий день из советского дома на Унтер ден Линден в Москву ушла телеграмма посла о новой волне провокаций фашистов, направленных против советских людей:

«Сегодня в германском МИДе заявлен энергичный протест по поводу плакатов «наци», статей в «Ангриф» (официозе правительственной партии), а также по поводу произведенной проверки документов у всех лиц, выходящих из советского пансиона на Гайсбергштрассе.

Дважды заходила полиция в «Дероп» (русско-германское общество торговли нефтяными продуктами), где, осмотрев помещение, удалилась. Вечером группа «наци» в форме СС вошла в советскую школу, осмотрела все помещение и удалилась, так как никого, кроме портье, там не было. Заявил по телефону протест в МИД Германии.

Поджог рейхстага, несомненно, произведен «наци» в целях разгрома компартии и для своего успеха на выборах. Сегодня вечером в квартиру корреспондента «Известий» Кайт ворвались «наци» в форме СС и произвели обыск. Узнав об этом, мы вызвали туда регулярную полицию, одновременно нами был извещен МИД Германии. Полиция совместно с «наци» докончила обыск и арестовала Кайт, о чем немедленно сообщено в местный МИД».

Вот какой эпизод, связанный с событиями после поджога рейхстага, рассказала Сента Хорн:

«Во время Лейпцигского процесса я случайно зашла в одну из комнат квартиры посла. Там сидела незнакомая мне пожилая женщина вся в черном, на голове по-крестьянски повязан платок, неподвижный взгляд устремлен в окно. «Гутен таг», — поздоровалась я приветливо. Женщина вскочила, закрыла лицо руками и выкрикнула, всхлипывая: «Фашисты! Всюду фашисты!». В комнату вбежали сотрудники посольства, стали успокаивать ее, объяснять, что я ничего общего с фашистами не имею, что мой отец коммунист. . . Лишь потом я узнала, что эта женщина — мать Георгия Димитрова, который в те дни с великой выдержкой и достоинством вел неравнзчо борьбу на процессе в Лейпциге. После завершения процесса мать Георгия Димитрова покинула дом на Унтер ден Линден».

После окончания Лейпцигского процесса полномочное представительство СССР в Германии (так тогда официально называлось посольство) направило в министерство иностранных дел ноту, в которой говорилось:

«Некоторое время тому назад родственники оправданных по Лейпцигскому процессу и ныне находящихся в Берлине под арестом болгар Димитрова, Попова и Танева обратились в Посольство СССР в Германии со следующей просьбой:

«Недавно в ходе беседы с болгарским посланником в Берлине Поменовым эти родственники установили, что болгарское правительство не считает более вышепоименованных болгар болгарскими гражданами. Учитывая этот факт, родственники вышепоименованных лиц просили Посольство СССР в Германии как от своего собственного имени, так и по поручению Димитрова, Попова и Танева предоставить последним советское гражданство.

Посольство СССР в Германии в соответствии с установленным порядком направило это ходатайство в Москву. Сейчас Посольство СССР получило решение Правительства СССР, согласно которому Советское правительство 15 февраля 1934 года удовлетворило ходатайство родственников Димитрова, Попова и Танева о принятии последних в пределы СССР и о присвоении им советского гражданства.

Теперь посольство просит министерство иностранных дел принять меры к немедленному освобождению советских граждан Димитрова, Попова, Танева из-под ареста для их скорейшего отъезда в СССР».

После энергичных шагов Советского правительства болгарских товарищей удалось вырвать из рук гитлеровцев. Г. Димитров еще в Берлине смог увидеться с матерью. Затем болгарские товарищи были переправлены в Советский Союз.

* * *

В советском доме на Унтер ден Линден было хорошо известно, что немецкие коммунисты, несмотря на фашистский террор, который особенно усилился после поджога рейхстага, продолжали свою борьбу. Лишь в одну ночь поджога было арестовано более 10 тыс. функционеров и членов КПГ, СДПГ и представителей прогрессивных буржуазно-демократических сил, неугодных нацистам. И все же нацистам не удалось уничтожить КПГ. Много трудностей пришлось преодолеть, и жертвы были огромны, но партия, перестроив работу, продолжала свою деятельность в нелегальных условиях. После ареста Э. Тельмана КПГ возглавил В. Пик.

Коммунисты и другие антифашисты стремились и во мраке фашистской ночи не дать погаснуть светочу правды, сообщать немецким трудящимся об успехах социалистического строительства в СССР, разоблачать распространяемую гитлеровской пропагандой ложь о Советском Союзе. Практически каждый номер газеты «Роте фане», нелегально издававшейся в 1933-1939 годах, приносил вести о достижениях советских людей, а в Лейпциге, например, члены запрещенного «Союза друзей Советского Союза» распространяли антифашистские листовки и газеты.

В условиях усиления опасности нового антисоветского крестового похода КПГ делала все возможное, чтобы предостеречь трудящихся от опасности его развязывания, убедить в необходимости мирных и дружественных отношений с Советским Союзом. Центральный Комитет партии в мае 1938 года обсудил актуальнейшие задачи перед лицом открытых фашистских агрессивных действий.

Если фашистам удастся развязать войну против СССР, говорили коммунисты, то эта война принесет неисчислимые бедствия также и немецкому народу. Эта война неминуемо окончится поражением фашиствующего германского империализма. Прозвучавшие тогда слова «Советский Союз в качестве противника в войне — это верное поражение» убедительно подтвердила история.

На партконференции, состоявшейся в феврале 1939 года в Берне, КПГ развила свою программу создания новой, демократической Германии. Партия подчеркивала важность создания единого фронта рабочего класса как предпосылки для возникновения народного фронта в Германии. Этот союз всех антифашистских сил был бы решающим средством свержения фашизма и создания новой демократической республики, которая установила бы тесный союз с СССР.

КПГ подчеркивала, что важнейшей задачей партии и всех честных и миролюбивых немцев является борьба за сохранение мира, за защиту Советского Союза и свержение власти поджигателей войны. Усилия немецких коммунистов были направлены на поддержку советской мирной внешней политики, создания такого представления, что существование и политика Советской страны является непобедимым источником силы для борьбы немецких антифашистов.

* * *

С первого дня прихода Гитлера к власти началась борьба между дипломатией Советского государства и нацистской Германии, как составная часть глобального противоборства между социализмом и фашизмом. Видная роль в этой сложной дипломатической схватке отводилась советскому посольству в Берлине.

А атмосфера в Берлине становилась всё более наэлектризованной, нервозной. Как и предсказывало советское посольство в своем сообщении в Москву, после поджога рейхстага фашисты стремились сделать невыносимой жизнь для советских граждан в Германии. С подстрекательскими речами выступал сам Гитлер. 3 марта 1933 года советник посольства СССР в Германии Александровский заявил в министерстве иностранных дел Г ермании:

«Я явился сюда в связи со вчерашней речью рейхсканцлера Гитлера. У меня нет указания Москвы реагировать на эту речь, и я не хотел бы в данной беседе предвосхищать высказывания моего Правительства, которые оно сделало бы по этому поводу. Посольство еще не получило инструкций из Москвы, однако оно уже сейчас не может не обратить внимание министерства иностранных дел на то, что вчерашняя речь рейхсканцлера вызвала у посольства определенные опасения. Манера, характер и резкость нападок, с каковыми рейхсканцлер обратился против нашей страны, могут послужить в нынешней нервозной и напряженной атмосфере в германской столице предлогом для находящихся в городе безответственных элементов, чтобы выступить против советских граждан, учреждений и даже против Торгового Представительства или самого Посольства и тем самым поставить под угрозу отношения между нашими странами».

И действительно, спустя уже несколько дней в советском доме на Унтер ден Линден было зафиксировано: «Ночью отряд СА вошел в квартиру председателя «Дероп» Енко и произвел обыск; сделали также обыск у сотрудника журнала «Культура и техника» Третлера. ..» Был совершен и ряд других недопустимых действий того же плана. Советский посол писал в Москву:

«Я стремлюсь создать спокойную обстановку, борюсь со всяким проявлением нервозного состояния среди всех советских работников. Надеюсь, мне удастся добиться этого, тем более, что до сих пор нам удавалось отбить все атаки, направленные против советских учреждений и советских граждан.

Вчера ночью Гитлер произнес скучную, нудную, истерическую речь, но уже СССР не касался.

Из других писем Вы знаете, что «наци» организовали несколько концентрационных домов как здесь, в Берлине, так и в других городах. «Наци» первоначально ведут арестованных ими в эти помещения и избивают зверски. На улицах встречаются трупы молодых людей. Среди населения господствуют боязнь и трусость. Однако рабочие, особенно коммунисты, оправились от первого своего испуга и начинают активные действия, правда, пока еще в хиалых размерах. В Кёльне была демонстрация из 500 рабочих».

Как рассказывают очевидцы, даже в это время разгула кровавого террора берлинские рабочие-коммунисты, увидев автомобиль посла с красным флажком, махали машине вслед. Иную реакцию, естественно, вызывал автомобиль с красным флажком у фашистов.

Спустя некоторое время посол Германии в Москве Дирксен был вызван к народному комиссару иностранных дел СССР, который в резкой форме выразил протест по поводу «массовой травли в Германии всего, что носит название советского». Дирксену было передано и заявление в письменном виде:

«Г-н Посол, вероятно, читал в советских газетах о многочисленных бесчинствах, совершенных германскими официальными и неофициальными властями как в отношении советских отделений торгпредства и других хозяйственных организаций, так и советских граждан. Эти бесчинства приняли такие размеры, которые не позволяют больше трактовать их как отдельные эпизодические или локальные явления, а, наоборот, позволяют усмотреть в них вполне организованную антисоветскую кампанию, направляехмую из единого центра. Эти бесчинства вызывают глубочайшее возмущение в советской общественности и в особенности среди хозяйственников. Но и само Советское Правительство вынуждено отнестить с чрезвычайной серьезностью к этим событиям и заявить, что они могут поколебать доверие к тем заверениям, которые г. Нейрат и г. Дирксен давали представителям Наркоминдела, а рейхсканцлер в рейхстаге — о стремлении Германского Правительства к сохранению дружеских отношений с Союзом. Действия германских властей по всей Германии находятся в вопиющем противоречии с этими заверениями. Вряд ли найдутся люди и вне обеих стран, которые, читая об упомянутых мною фактах и событиях, будут считать, что между СССР и Германией сохранились прежние отношения. Я уже не говорю о правовых нарушениях, допущенных при обыске в гамбургском отделении торгпредства, или неизвещении советских консульств об аресте советских граждан. Все эти аресты и обыски совершаются в большинстве случаев незаконным путем, без всякой видимости оправдания, а избиения и истязания советских граждан вряд ли могут быть оправданы законами какого бы то ни было цивилизованного государства.

Ввиду этого я вынужден по поручению Правительства заявить самый решительный протест, указать г. Послу на серьезность создавшегося положения и просить о возможно скорейших объяснениях и об ответе Германского Правительства о занимаемой им позиции, о его намерениях по пресечению дальнейших бесчинств в отношении советских учреждений и граждан и наказанию виновных».

Реакция из Берлина на этот протест последовала. С советским послом совершенно неожиданно соизволил встретиться сам рейхсканцлер Германии. Гитлер был холодно любезным, но, как обычно, многословным, причем больше всего распространялся о своей личности. Вот что, в частности, сообщил в Москву об этой беседе советский посол:

«После прочитанного мною заявления Гитлер произнес большую речь, в которой он говорил о том, что правительство в Германии теперь твердо и устойчиво и тот сделает ошибку, кто станет предполагать, что в Германии может быть речь о каких-нибудь дальнейших политических переменах. Это нужно констатировать как факт, и оба наши государства должны как бы признать непоколебимость фактов взаимного существования на долгое время и исходить из этого в своих действиях. Наши страны являются полными господами каждая у себя, и обе не должны вмешиваться во внутреннюю жизнь друг друга. Я тут же сказал, что с нашей стороны такое невмешательство всегда было руководящим принципом и строго осуществлялось. Гитлер продолжал, что существование национал-социалистов у власти в Германии установлено раз и навсегда и никаких изменений не последует. Он убедился в том, что враги национал-социализма оказались крайне слабы. Он переоценивал силу и значение компартии и социалдемократии. У них не оказалось людей. Если бы, дескать, он стоял во главе компартии или социал-демократии, то дело могло выглядеть совершенно иначе».

Конечно, это была лицемерная попытка успокоить общественное мнение в Советском Союзе. Провокации против советских людей в фашистской Германии не прекращались, они лишь стали тоньше и изощреннее. Ив официальных документах время от времени обнажалось истинное лицо фашизма. За этим зорко следило советское посольство в Берлине. Так, было установлено, что германская делегация на Международной экономической конференции в Лондоне вручила председателю Экономической комиссии конференции меморандум, в котором, между прочим, имелась следующая, касающаяся СССР фраза:

«Второе мероприятие заключается в том, чтобы предоставить в распоряжение «народа без пространства» новые территории, где эта энергичная раса могла бы учреждать колонии и выполнять большие мирные работы... Мы страдаем не от перепроизводства, но от вынужденного недопотребления... Война, революция и внутренняя разруха нашли исходную точку в России, в великих областях Востока... Этот разрушительный процесс все еще продолжается. Теперь настал момент его остановить».

Этот абзац справедливо был расценен в советском посольстве как прямой призыв со стороны делегации Германии к представителям других держав совместными усилиями положить конец «революции и внутренней разрухе, которые нашли свою исходную точку в России», т. е. призыв к войне против СССР. Кроме того, из всего контекста этого обзаца вытекает требование Германии, чтобы ей для колонизации была предоставлена территория Советского Союза.

Характерной является запись беседы, сохранившейся в архиве МИД СССР и помеченной датой 19 января 1936 г., между временным поверенным в делах СССР в Германии Бессоновым и заведующим IV отделом министерства иностранных дел Германии Мейером. Советский представитель обратил внимание Мейера на то, что есть колоссальная разница в политике СССР и Германии. Правительство СССР осталось то же самое, что и прежде, и останется впредь тем же самым, пока существует СССР. Оно вело и ведет одну и ту же политику — политику дружбы и мира со всеми народами, между тем как в Германии произошла смена правительства, причем новое правительство, несмотря на свои миролюбивые заявления по отношению к СССР, продолжает терпеть и даже поощрять проповедь «крестового похода» против СССР. Временный поверенный в делах СССР указал, что народный комиссар иностранных дел СССР М. М. Литвинов в своей последней речи на сессии ЦИК СССР отметил основные факты, а именно: продолжающееся распространение книжки Гитлера с неизменной главой относительно организации похода на СССР, продолжающуюся деятельность русского эмигранта Розенберга в качестве главы внешнеполитического отдела национал-социалистской партии и, наконец, подчеркнутая дружелюбность в отношении Японии, ведущей явно агрессивную политику против СССР.

Народный комиссар иностранных дел СССР М. М. Литвинов, принимая весной 1935 г. лорда-хранителя печати Великобритании Идена в Москве, обратил внимание английского правительства на то, что у Советского Союза нет ни малейших сомнений в германской агрессивности. Германская внешняя политика вдохновляется двумя основными идеями — идеей реванша и идеей господства в Европе. Однако сейчас было бы еще преждевременно сказать, в какую именно сторону Германия в первую очередь направит свой удар. В частности, вполне допустимо, и даже более вероятно, что первый удар будет направлен и не против СССР, ибо между Германией и СССР имеются еще промежуточные государства, которые надо опрокинуть, к тому же Г ермании известна сила Красной Армии. Не забыла Германия и уроков истории, показывающих, что если удается иногда вторгнуться в пределы нашей страны, то не так легко там оставаться или без ущерба выбраться оттуда.

Вообще Гитлер, выдвигая в настоящее время на первый план восточную экспансию, хочет поймать на удочку западные государства и добиться от них санкции его вооружений. Когда эти вооружения достигнут желательного для Гитлера уровня, заметил народный комиссар, пушки могут начать стрелять совсем в другом направлении.

Спустя некоторое время М. М. Литвинов принимал посла Германии Шуленбурга. Он, Шуленбург, просил не верить в агрессивность Германии в отношении СССР. Однако народный комиссар иностранных дел СССР напомнил ему не только о книге «Майн кампф», но и о речах Гитлера, где он говорил об экспансии на Восток, подсчитывал плотность населения у себя и у нас и т. д. Если один и тот же человек, заметил М. М. Литвинов, говорит нам сегодня, что намерен нас атаковать, а завтра, что атаковать не намерен, то мы поступим благоразумнее, основываясь на его первом заявлении, и примем меры предосторожности. Если мы даже ошибемся относительно намерений противника, то мы ничем не рискуем, между тем как, если мы будем основываться на втором заявлении и никаких мер не примем, то рискуем своим существованием.

О том, как в советском доме на Унтер ден Линден оценивались фашистские сборища, в частности, их съезды, как тщательно фиксировались антисоветские и антикоммунистические высказывания главарей нацистов, свидетельствуют выдержки из письма посла СССР в Германии Я. 3. Сурица Народному комиссариату иностранных дел СССР, направленного осенью 1936 года-.

«Бешеная ругань на нюрнбергском партайтаге по адресу большевизма и СССР, полемика Геббельса с коммунистической литературой и лозунгами германских коммунистов 1932 г., характер всех без исключения речей на съезде, не касавшихся вовсе ближайших перспектив и наполовину посвященных ругани по адресу СССР, — все эти обстоятельства также свидетельствуют о большом внутреннем неблагополучии в третьей империи.

Во вступительной речи Гесс объявил, что борьба против большевизма в мировом масштабе является центральным вопросом нюрнбергского партайтага. Гесс подчеркнул, что «Германия выступает как мощный антибольшевистский фактор».

Прокламация Гитлера заканчивается призывом к борьбе против «международного еврейского революционного центра в Москве». С этим призывом Гитлер непосредственно связал введение двухлетнего срока военной службы.

Речь Геббельса, которая публикуется всей прессой под лозунгом «Сигнал тревоги против Москвы», начинается в первой же фразе с указания, что эта речь посвящена не только марксизму в теории, но и Советскому государству, где марксизм осуществлен на практике. Сама же речь Геббельса, посвященная, таким образом, Советскому государству, состоит, как известно, из чрезвычайно оскорбительных и провокационных нападок и содержит прямой призыв к принятию окончательных решений в борьбе против большевизма и к созданию международного антисоветского блока для его уничтожения.

Речь Розенберга насыщена оскорблениями по адресу Советского правительства, советской дипломатии и отдельных персонально названных советских деятелей. В заключение своей речи Розенберг прямо призывал к преодолению «большевистской опасности» во всем мире, и в частности в самом Советском Союзе, «при помощи воли к действию и решающих дел».

В 1936 г., возвращаясь из Италии в Советский Союз, в Берлине последний раз проездом побывал Максим Горький. Остановился он в советском посольстве, в представительской квартире, где в свое время не раз жили Чичерин, Литвинов, Луначарский, Якир, Майский и другие известные деятели советского государства. Выглядел Горький, по рассказам очевидцев, неважно — похудевший, измученный поездкой. Но глаза блестели живостью и интересом, а добрая горьковская улыбка не сходила с уст. Мрачным вернулся Горький из прогулки по городу — знакомый ему Берлин ушел в прошлое, он принимал кричаще фашистский вид.

В гитлеровские времена, как уже говорилось, контакты советского посла как с официальными лицами страны пребывания, так и с дипкорпусом были весьма ограниченными. Но один из послов крупных держав все же довольно часто бывал в советском доме на Унтер ден Линден, принимал советских послов Л. М. Хинчука и Я. 3. Сурица в своей резиденции. Это был посол Соединенных Штатов Америки в Германии Уильям Додд — либерально мысливший представитель американской буржуазии, пацифист, питавший отвращение ко всему, что он рассматривал как несправедливость и насилие. Об отношении У. Додда к фашистскому строю хорошо говорят слова, записанные в его дневнике: «Животные — единственные счастливые существа, которых я встречаю здесь... В то время, когда людей сотнями убивают без суда или без всяких доказательств виновности, когда население буквально трепещет от страха, животные пользуются неприкосновенными правами, о которых люди не могут и мечтать. Да, тут уж поневоле захочешь стать лошадью!»

Хотя У. Додд впервые посетил советское посольство лишь 23 ноября 1933 года, сразу после признания СССР Соединенными Штатами, в последующие годы он стал частым гостем в доме на Унтер ден Линден. В свой дневник он занес следующее замечание о советском после: «Человек очень достойного вида, безукоризненно одетый и с прекрасными манерами — в этом смысле он очень похож на французского посла. Мы почти целый час беседовали по-немецки на экономические темы».

А 1 марта 1935 года У. Додд пишет: «Сегодня мы поехали на первый официальный дипломатический обед в особняк, занимаемый советским послом, — самую большую из всех дипломатических резиденций в Берлине». Несколько месяцев спустя он фиксирует в своем дневнике: «Я вернулся в посольство несколько позже обычного, и мне тут же доложили, что через несколько минут должен приехать русский посол. Мы уже довольно давно не виделись. Он весьма приятный и умный человек, но коммунист⁵. В Берлине его игнорируют почти все дипломаты, за исключением французского посла ФрансуаПонсэ. Я рад видеть его».

Описывая один из приемов в фешенебельном берлинском отеле «Адлон», Додд опять обращает внимание на усилия официальных властей и многих представителей дипкорпуса изолировать советского посла: «Соседний с нами столик занимали послы Англии и России, почти не разговаривавшие друг с другом, и мосье Франсуа-Понсэ, который, казалось, был любезен с обоими. Бедный русский, вероятно, самая светлая голова среди здешних дипломатов, был почти в полном одиночестве. Принц Луи Фердинанд подошел к нему, чтобы поздороваться,однако он заранее передал мисс Шульц, что не сможет сесть за ее стол, если русский будет там сидеть».

Любопытная запись, относящаяся к советскому посольству, занесена Доддом 19 ноября 1936 года: «В половине двенадцатого я посетил советского посла в его великолепном особняке, значительно большем, чем итальянский. Но в его кабинет меня провел один только дворецкий, в то время как другие посольства имеют по нескольку слуг. Он ничем не показал, что жаждет получить чаевые — это единственное место в Берлине, где вам не надо давать полмарки или целую марку при каждом визите».

Здравомыслящий и проницательный посол США подмечал, правильно оценивал и некоторые факты из внутренней жизни фашистской Германии, он видел, что далеко не все немцы идут за Гитлером. Рассказывая, например, о комедии выборов в рейхстаг 26 марта 1936 года, понадобившейся Гитлеру для демонстрации «одобрения» его политики германским народом, и называя эти выборы «насильственными», Додд подчеркивает, что «в прежних коммунистических районах Берлина 25 процентов избирателей голосовали против». Посол США тут же приводит слова одной пожилой немки: «Этот режим в Германии просто ужасен!»

В октябре 1936 года Додд в своем дневнике делает следующую запись, которая опять касается деятельности советского посольства в Берлине: «Сегодня днем меня навестил русский посол. Хотя он исключительно хорошо информирован, ему нечего было добавить к тому, что мне уже известно. Он говорил о русской помощи испанцам и о нарушениях немцами и итальянцами своих обещаний соблюдать строгий нейтралитет. Я не сомневался в справедливости его обвинений. Посол осудил англичан за их отказ предпринять действия в связи с нарушением соглашения о невмешательстве, но, по его мнению, сейчас нет реальной угрозы мировой войны. С этим я согласился, но думаю, что результатом безудержной гонки вооружений в условиях громадной задолженности и значительной безработицы в течение года или двух может быть война».

«Дневник посла Додда» — интересный документ мемуаристики. Для нас он представляет интерес, естественно, не только потому, что в нем описываются и советское посольство, советские дипломаты. Когда Додд делится своими наблюдениями о взаимоотношениях между буржуазными государствами, о повседневной, рутинной службе дипломатов в столице фашистской Германии, на каждом шагу можно столкнуться с фактами, подтверждающими, что для господствующих классов каждого из этих государств руководящим и направляющим принципом в отношениях с другими государствами неизменно служил афоризм прусского короля Фридриха II: «Раз уж должно произойти надувательство, то лучше уж надувать будем мы». Германия надувает своих кредиторов; взаимно надувают друг друга Гитлер и Муссолини; Англия сговаривается с Соединенными Штатами, чтобы обмануть Францию на переговорах по разоружению, и объединяется с Францией, чтобы обойти США в экономических вопросах...

И при этом многостороннем надувательстве в дипломатии любого из империалистических государств нет более важной, более насущной и «почетной» задачи, чем в одиночку и в.месте с другими обманывать народы, прикрывая звонкими фразами о «достоинстве нации», «мире», «разоружении» неистовую гонку вооружений, круговую поруку мировой реакции, междоусобные распри и сотрудничество монополий, ведущих подготовку к самой разрушительной и преступной из всех войн, известных истории. Единственный в Берлине островок другого мира, который не участвует и не может по своей природе участвовать в этой грязной игре, хотя еще не в силах предотвратить надвигающуюся катастрофу — этой советский дом на Унтер ден Линден. Такова картина дипломатической жизни во второй половине 30-х годов в столице «третьего рейха», убедительно и нередко помимо своей воли рисуемая американским послом Доддом.

Гитлер и Геббельс развернули в те годы под лозунгом мира самую отвратительную демагогическую кампанию. Слово «мир», как зафиксировано в документах советского посольства в Берлине, не сходило с уст гитлеровского министра иностранных дел Нейрата, затем Риббентропа, превративших дипломатический аппарат Германии в орудие вероломства, шантажа, систематического попирания международных договоров и подготовки агрессии. О мире постоянно говорил нацистский «финансовый гений» Шахт, организовавший перевод германской экономики на военные рельсы и финансирование создаваемой военной машины фашизма. О мире рассуждали политические деятели держав, именовавших себя «великими западными демократиями».

За этой дымовой завесой, пущенной в Берлине и других западных столицах, империалисты разных стран вкладывали оружие в руки германских милитаристов, давали деньги на формирование и вооружение миллионной захватнической армии, оставляли безнаказанными вопиющие нарушения международного права, поощряя фашизм на кровавые преступления. В основе политики покровительства агрессору лежали — а это хорошо осознавалось всеми дипломатами, работавшими в советском доме на Унтер ден Линден — слепой антикоммунизм, ненависть империалистов всего мира к Советскому Союзу. В конце 1937 г. английский министр иностранных дел Галифакс заявил Гитлеру на совещании в Берхтесгадене: «Германия по праву может считаться бастионом Запада против большевизма». Передавая нацистам оружие и попустительствуя агрессии, реакционеры всего мира имели в виду вооружить Германию в первую очередь для войны против СССР и толкнуть ее на Восток.

А «игра на нервах», которую Гитлер вел с Советским Союзом, продолжалась. В начале 1938 года народный комиссар иностранных дел СССР направил временному поверенному в делах СССР в Германии Г. А. Астахову характерное в этом отношении письмо следующего содержания:

«От советских учреждений, и в частности от наркомата оборонной промышленности, продолжают поступать жалобы на грубое обращение с советскими гражданами на германских пограничных пунктах, на применение даже физического насилия, не говоря уже о личных обысках, раздеваниях и т. п. Сделанные Вами до сих пор ауссенамту⁶ представления результатов не дали, а потому требуется более энергичное заявление. Вам следует напомнить, что пассажирский транзит имеет большее значение для немцев, чем для нас, ибо мы в другие европейские страны можем находить другие довольно удобные пути, а немцы для проезда на Ближний и Дальний Восток таких путей, помимо СССР, не найдут. Заявите, что наши граждане не намерены подвергаться практикуемым немцами издевательствам на границе и предпочтут отказаться от транзита на Германию, но в этом случае надо будет ожидать, что и немцы откажутся от транзита на СССР. Скажите, что Вы делаете последнее предупреждение и что если будут вновь поступать к нам жалобы, то придется вступить на путь, нам самим нежелательный и сулящий мало выгод немцам. Канцелярскими отписками и голыми опровержениями мы довольствоваться не будем. Мы не возражаем против таможенного досмотра, одинакового для пассажиров всех национальностей; такой досмотр практикуется и нами, но у нас не бывает никаких издевательств, а тем более насилий над пассажирами. Аналогичное заявление мы сделаем здесь посольству».

Фашистская Германия интенсивно готовилась в те годы к предостоящим авантюрам: вовсю работали военные заводы, юноши обучались не только шагать, но и думать по команде. Нелегко было уследить из советского дома на Унтер ден Линден — фашисты окружили его стеной враждебности — за развитием событий в стране, за направлениями будущих ударов Германии. Но история подтвердила правоту того, что в феврале 1938 года писал временный поверенный в делах СССР в Германии в Народный комиссариат иностранных дел СССР: «Речь Гитлера вам известна, обстоятельно комментировать ее ни к чему — она говорит сама за себя. Вся внешнеполитическая ее часть оказалась составленной именно в том духе, который нашел особо отчетливое выражение в факте замены Нейрата Риббентропом. Стремление акцентировать упор на политике «оси-треугольника», устранение элементов двойственности на Дальнем Востоке, исчерпывающе ясная позиция в Испании, уточнение антисоветской линии и т. п. — словом, все те моменты, по которым раньше в среде правящих кругов существовали кое-какие разногласия — причем руководителям рейхсвера, а также Шахту и Нейрату приписывалась умеряющая точка зрения, — оказались теперь полностью решенными в духе так называемой радикальной линии.

...Ледяное молчание, которым германская пресса встретила последнюю речь австрийского канцлера Шушнига, хотя и допустила ее передачу по радио, трезвон, поднятый по поводу «деятельности Коминтерна» и «подготовки» последних событий в Вене, — эти признаки говорят за то, что Гитлер не намерен медлить в осуществлении своей заветной мечты — присоединения Австрии под тем или иным соусом.

...Что касается дальнейшего, то преобладает мнение, что следующим после Австрии объектом активности явится Чехословакия. Менее ясно обстоит дело с немецкими меньшинствами в Польше и Литве.

...Вот в основном те впечатления, которые приходится вынести из бесед с дипломатами и инкорами за последнее время.

Нельзя, понятно, ручаться за достоверность всех слухов, тем более, что проверять их трудно, поскольку мои возможности общения суживаются все более и более. Посещать коллег (особенно дружественных) приходится весьма рассчитанно и редко, дабы не «компрометировать» их. К нам же немногие рискуют заглядывать (если не считать массовых приглашений), ибо каждый визит к нам наводит на посетителя тень в глазах немцев, а это никому не улыбается. На приемах, устраиваемых немцами, мне почти не приходится бывать... Есть все основания думать, что это положение будет ухудшаться, так как немцы будут настойчиво стремиться к изоляции нас, производя соответствующий нажим как на дипломатов, так и на инкоров. Непосредственное ухудшение отношений с нами пока нашло выражение в установлении осадного режима вокруг наших консульств и в усилении антисоветской агитации в прессе, принявшей значительно более гнусный и наглый характер, чем прежде. Правда, до известной степени антисоветская кампания (особенно в части, касающейся Красной Армии, ГПУ и т. п.) диктуется мотивами внутреннего порядка — для отвлечения внимания от производимой здесь чистки. Но все же факт усиления антисоветского курса налицо, и он имеет все признаки усилиться после окончательного вступления Риббентропа в должность».

Летом того же 1938 года в Москву из советского посольства на Унтер ден Линден пошло тревожное сообщение о новом усилении военных приготовлений в Германии:

«Ряд данных последнего времени говорит о том, что подготовка Германии к активным действиям производится усиленным темпом. Большие военные маневры (без приглашения иностранных военных атташе), производимые в ряде районов, официальное оповещение об учреждении так называемых запретных зон для военных вдоль французской, чехословацкой и восточной границ (там возводятся новые укрепления), введение обязательной трудовой повинности —- таковы общеизвестные факты, опубликованные в печати самим германским правительством. Продолжающееся падение ценностей на берлинской бирже само по себе является характерным симптомом усиливающейся нервозности. К этому можно добавить ряд других сведений, достоверность которых почти не вызывает сомнений, как-то: переброска огромного числа рабочих (называют цифру в 300 тысяч) в пограничные зоны для постройки укреплений, мобилизация грузовых машин, отмена летних отпусков на ряде предприятий (в том числе в полиции). Усиленно говорят также о проведенной мобилизации резервистов в возрасте чуть ли не до 50 лет, об изъятии казной всех запасов бензина и т. п.

Не представляет сомнения, что объектом этой авантюры является Чехословакия».

По рассказам ряда советских дипломатов, которые проработали в Германии многие годы, в гитлеровский период приемы в советском посольстве не были большими: на них приходило не более 250-300 человек, включая иностранных дипломатов, аккредитованных в Берлине. С немецкой стороны на приемах бывали чиновники МИД, а также других ведомств, в том числе и военные. Видимо, отказ от посещения приемов в совпосольстве большинства приглашаемых у дипломатов на Унтер ден Линден вызывал чувство обиды. В 1937 г. народный комиссар иностранных дел СССР М. М. Литвинов в этой связи писал послу СССР в Германии Я. 3. Сурицу:

«Рекомендую Вам не принимать слишком близко к сердцу отказ немцев от посещения Ваших приемов и обедов и неприглашение Вас на приемы. Мы здесь относимся к этому совершенно равнодушно».

Крайне ограниченным было посещение советским послом и другими дипломатами приемов за пределами посольства, передвижение по стране. В секретном сообщении гестапо о деятельности советских учреждений в Германии за 1939 г., например, зафиксировано, что советский посол А. Ф. Мерекалов появился за это время лишь на новогоднем приеме для дипкорпуса, на выставке «Зеленая неделя» и автомобильной выставке, а также посетил Лейпцигскую ярмарку.

* * *

Рубеж 30-х—40-х годов — это чрезвычайно острый и насыщенный событиями отрезок мировой истории. Он является также важным этапом в советско-германских отношениях. Достаточно напомнить в этой связи хотя бы о том, что на указанные годы приходится и заключение договора о ненападении между СССР и Германией (23 августа 1939 г.) и вероломное вторжение гитлеровских орд в нашу страну 22 июня 1941 года.

Вокруг событий тех лет создано на Западе немало легенд, а еще больше откровенных небылиц. Но смысл их один — очернить и опорочить миролюбивую внешнюю политику Советского Союза и героическую борьбу советской дипломатии за предотвращение войны и обеспечение международной безопасности. При этом особым нападкам подвергается факт заключения договора о ненападении с Германией. Поэтому хотелось бы еще раз напомнить, что Советский Союз вынужден был пойти на это только после того, когда западные державы полностью разоблачили себя, убедительно показав, что они не только не хотели противодействовать, но всячески поощряли агрессивные устремления фашистской Германии и стремились лишь к тому, чтобы направить гитлеровскую агрессию на Восток. Нам просто не оставалось другого выхода, как пойти на подписание указанного договора, чтобы оттянуть войну и выиграть время для повышения обороноспособности страны. История не дала нам никакой другой альтернативы, потому что ее просто не было в тех условиях.

Полностью неосновательны и утверждения, что якобы советское руководство переоценивало значение договоренности с Германией и поэтому проводило недостаточную работу по подготовке страны к отпору гитлеровской агрессии.

Поэтому хотелось бы еще раз со всей решительностью отмести такого рода вымыслы и подчеркнуть, что руководство нашей партии и правительство СССР прекрасно понимали нарастание опасности со стороны гитлеровской Германии. В связи с этим на протяжении 1940 года и первой половины 1941 года был принят целый ряд необходимых мер по увеличению численности армии, усилению ее технической оснащенности, повышению качества боевой подготовки и идейнополитической закалки, укреплению воинской дисциплины. Советский Союз активно готовился к отражению возможной агрессии. Но мы не располагали необходимым временем для того, чтобы завершить перевооружение армии и флота. Нам не удалось закончить это к началу войны. Вот в чем заключалась наша беда. Если в этой связи и можно бросить какойлибо упрек в адрес Наркомата обороны СССР, Генштаба и лично И. В. Сталина, то лишь в том, что были допущены просчеты в оценке возможного времени нападения на Советский Союз и вытекающие отсюда упущения в подготовке к отражению первых ударов, что, естественно, не могло не сказаться отрицательно на первоначальном этапе войны.

Однако общий курс внешней политики, в том числе в целом позиция СССР в отношении Германии, не вызывает сомнений.

* * *

Собирая материалы для этой книги, я пытался как можно подробнее узнать о самых напряженных, тревожных месяцах в истории посольского дома на Унтер ден Линден — как это было накануне войны и после 22 июня 1941 года. Отчасти мне это удалось. Много помогли рассказы живых свидетелей — В. М. Бережкова, в 1940-41 гг. работавшего 1-м секретарем посольства СССР в Берлине, а ныне главного редактора журнала Института США и Канады Академии наук СССР, И. К. Коблякова, начинавшего тогда свою дипломатическую карьеру в Берлине, а сейчас чрезвычайного и полномочного посланника, эксперта МИД СССР, и других товарищей, а также архивные материалы. И вот какая вырисовывается картина.

В памяти работавших накануне войны в советском доме на Унтер ден Линден сохранились не только все его сверкающие парадные залы, но и тесные служебные кабинеты, по-домашнему уютные жилые помещения, столовая, находившаяся в полуподвале, гаражи во втором внутреннем дворике и уходящий глубоко под землю бункер, строительство которого завершилось буквально за несколько дней до нападения гитлеровской Г ермании на нашу Родину.

Бомбоубежище это, не торопясь, строила так называемая «организация Тодта», объединившая инженерные войска вермахта и строительные батальоны трудовой повинности. Даже в начале июня, за пару недель до нацистского вторжения на территорию нашей страны, сам генерал Тодт приезжал в посольство, многословно объясняя задержку со строительством бункера необходимостью «сосредоточить все силы» для якобы предстоявшей высадки вермахта на Британских островах. Это, конечно, был лишь еще один штрих в кампании маскировки «плана Барбаросса», уже почти приведенного тогда в действие.

Здание на Унтер ден Линден так хорошо запомнилось советским дипломатам не только из-за того, что они проводили в нем большую часть суток. Оно глубоко запало в память прежде всего потому, что советским людям, работавшим в то время в Берлине, пришлось пережить в нем драматические моменты, связанные с началом Великой Отечественной войны.

Дом советского посольства на Унтер ден Линден внешне был ничем особенно не примечателен: трехэтажное здание с гладким фасадом и длинным балконом. Окна первого и третьего этажа были с переплетом. На втором же, где находились парадные залы, в рамах сверкали зеркальные стекла, поднимавшиеся почти до потолка. Снаружи дом был окрашен в блекло-зеленый цвет, вдоль крыши шла невысокая балюстрада с гербом Советского Союза, за которым возвышался флагшток. В революционные праздники, так же как и в национальные дни Германии, там развевалось красное знамя с серпом и молотом. Высокие ворота, заподлицо с фасадом, скрывали внутреннюю арку, которая вела в первый дворик, вымощенный булыжником. Дальше виднелась еще одна арка во второй дворик, где находились гаражи. По обе стороны первой арки к проезжей части спускались полукруглые ступеньки. Они вели к широким вычурным стеклянным дверям: направо — в парадные залы, налево — в служебные помещения, откуда также можно было подняться наверх по чугунной винтовой лестнице.

В то время официальная резиденция посла находилась на Эйнемштрассе (ныне Западный Берлин) в особняке, окруженном садом с вековыми деревьями. Но посол там устраивал только узкие приемы, оставаясь постянно в небольшой квартире на втором этаже посольского здания: время было тревожное, требовавшее постоянной оперативной связи с Москвой, что можно было осуществить в любое время дня и ночи только из посольства.

Служебные помещения имели множество недостатков. Комнаты, за исключением приемной и кабинета посла, были совсем крошечные и размещение сотрудников составляло сложную проблему. Зато парадные залы, по тогдашним понятиям, поистине поражали великолепием. Разумеется, когда сейчас блуждаешь по просторным помещениям нового здания посольства СССР на Унтер ден Линден, которое стоит там же, где и старое, хотя и занимает гораздо большую территорию, то понимаешь, насколько несравнимы масштабы того и другого. Но все же и в довоенном здании гостей было где принять!

Поднимаясь наверх по широкой изогнутой мраморной лестнице с узорчатыми бронзовыми перилами, посетители попадали в просторный зал с беломраморными стенами, увешанными старинными гобеленами и картинами в тяжелых позолоченных рамах. Пол, всегда натертый до блеска, привлекал взор букетами, вензелями и целыми клумбами мозаики разных расцветок благородного дерева. С высокого потолка свешивалась огромная хрустальная люстра с лампочками, оформленными под белые восковые свечи. Вечером блеск люстры отражался полированным мрамором стен, усиливая атмосферу торжественности.

Сквозь высокие широко распахнутые белые двери с позолоченной резьбой гости могли пройти в зимний сад, наружная застекленная стена которого выходила во внутренний дворик. Экзотические растения так разрослись, что сквозь их листву дворик вовсе не просматривался, и даже днем здесь царил полумрак. Среди кадок с деревьями стояли столики и плетеные белые стулья. Здесь можно было отдохнуть, выпить чашечку кофе и спокойно побеседовать. Зимний сад, находившийся как бы в центре всего посольского комплекса, использовался также для проведения собраний советской колонии в Берлине.

Деловые беседы происходили обычно в приемной, примыкавшей к секретариату посла на первом этаже служебного крыла здания. Сюда, если того требовал протокол или если гостю надо было оказать особое внимание, повар посла Лакомов приносил закуски, напитки, чай, кофе и сладости. Совещания узкого круга дипломатических работников посол обычно проводил в своем кабинете. Там же каждое утро регулярно происходили информационные летучки с обзорами прессы, которые делал пресс-атташе А. А. Смирнов, а затем, после его отъезда — И. М. Лавров, а иногда и корресподент ТАСС И. Ф. Филиппов.

С весны 1941 года в Берлине усилились зловещие слухи о готовящемся нападении гитлеровской Германии на СССР. Серьезную тревогу вызвало также систематическое нарушение германскими самолетами советской границы. 21 апреля наше посольство заявило протест германскому МИДу.

В начале мая в посольстве состоялось совещание в узком составе. Вернувшийся из командировки в Москву посол рассказал о высказываниях И. В. Сталина относительно международного положения и усиления опасности гитлеровской агрессии против СССР.

Хотя этот вывод подтверждался непреложными фактами, у каждого из работников посольства в глубине души теплилась надежда на то, что Советскому Союзу удастся на некоторое время продлить мирную передышку. Первая половина июня была для всех временем нарастающего беспокойства. Угроза гитлеровского нападения становилась все более ощутимой.

После появления в советской печати заявления ТАСС от 14 июня о советско-германских отношениях работники посольства внимательно изучали немецкую прессу. Было установлено, что заявление не было опубликовано ни в центральной, ни в провинциальной прессе. Не упоминалось оно и в радиопередачах. Акция Советского правительства свидетельствовала о том, что СССР не желает войны с Германией и даже в самый последний момент пытается предотвратить ее, предлагая путь переговоров.

Заявление ТАСС сразу же стало известно всем иностранным корресподентам в Берлине и широко обсуждалось. Министерство иностранных дел Германии вынуждено было провести специальную пресс-конференцию. На ней начальник отдела печати Шмидт, всячески извращая существо заявления ТАСС, пытался истолковать его так, будто оно служило опровержением слухов о концентрации германских войск у советской границы. Германское правительство продолжало отмалчиваться. После 14 июня напряженность в советско-германских отношениях росла буквально с каждым днем.

...Последний мирный день — суббота 21 июня — был в Берлине на редкость погожим и жарким. Рабочий день в посольстве начался как обычно. Однако уже в первые часы привычный ритм был нарушен: из Москвы пришла телеграмма, предписывавшая послу немедленно посетить министра иностранных дел или его заместителя и заявить протест, вручив вербальную ноту, в которой говорилось о 180 случаях нарушения советской границы немецкими самолетами.

В 9 часов 30 минут утра первый секретарь посольства позвонил в МИД и передал настоятельную просьбу посла о неотложной аудиенции у министра или статс-секретаря. Ему ответили, что о просьбе будет немедленно доложено Риббентропу, как только тот прибудет в министерство. Однако время шло, а из МИДа поступал все тот же стереотипный ответ: ни министра, ни статс-секретаря в министерстве нет.

Само содержание нашей вербальной ноты, а также явное нежелание министра принять посла вызвало серьезное беспокойство всех работников посольства.

Около 6 часов вечера все сотрудники получили распоряжение советского посла не отлучаться из здания посольства на длительное время вечером 21 июня, а также утром 22 июня. Приказано было также усилить дежурство по посольству.

В 10 часов вечера в доме на Унтер ден Линден дипломаты узнали, что посол только что отправился к статс-секретарю Вайцзекеру, который, наконец, назначил ему аудиенцию на 21 час 30 минут. Это было явно необычное время для деловых бесед. Вайцзекер встретил посла подчеркнуто сухо и даже пытался прервать его, когда посол излагал содержание вербальной ноты Советского правительства о нарушениях советской границы германской авиацией. Вайцзекер утверждал, будто не СССР, а Германия имеет основания для такой жалобы.

Запись этой беседы в изложении статс-секретаря министерства иностранных дел Германии звучит следующим образом:

«Берлин, 21 июня 1941 года.

Русский посол, который хотел разыскать сегодня господина рейхсминистра иностранных дел и вместо него был направлен ко мне, нашел меня сегодня вечером в 21 час 30 минут и передал мне вербальную ноту.

В этой ноте упоминается о жалобе русского правительства от 21. IV. с. г. в связи с 80-ю случаями полетов немецких самолетов над советской территорией. Между прочим, говорится в ноте, имели место еще 180 подобных случаев, в связи с чем советская пограничная служба заявляла соответственно протест германскому командованию пограничных войск. Полеты приобрели систематический и намеренный характер.

В заключение вербальной ноты выражается ожидание, что германское правительство примет меры по прекращению подобных нарушений границ.

Я ответил советскому послу следующее: поскольку мне не известны подробности и особенно в отношении имевшихся якобы протестов между соответствующими пограничными инстанциями, я вынужден довести вербальную ноту до сведения компетентных органов. Я не хотел бы забегать вперед с ответом. Однако я могу уже заранее сказать, что мне известно, напротив, множество нарушений границ, советско-русскими самолетами. Вследствие этого повод для жалобы имеет германское правительство, а не русское.

Когда совпосол захотел еще немного продлить беседу, я ему заявил, что, поскольку я совершенно иного мнения, чем он, и должен представлять точку зрения своего правительства, было бы лучше не углублять беседу. Ответ будет дан позже.

Посол согласился с этим и покинул меня. Так как немецкого переводчика на русский язык в это время нельзя было отыскать, я пригласил в качестве свидетеля посланника фон Грундгерра.

О сем доложил господину рейхсминистру иностранных дел.

Поведение Вайцзекера и в особенности его явное нежелание обсуждать причины неблагополучного положения на советско-германской границе невольно ставилось в связь с усиленной военной активностью немцев у советских границ, а также с анонимными звонками и письмами в посольство, предупреждавшими о возможности нападения.

Около 23.00 часов по среднеевропейскому времени из Москвы поступила важная телеграмма. В ней говорилось, что нарком иностранных дел СССР только что пригласил к себе немецкого посла Шуленбурга и поставил перед ним вопросы, касающиеся советско-германских отношений. Послу предписывалось незамедлительно попросить о новой встрече с министром или его заместителем и поставить те же вопросы.

Хотя время было уже позднее — приблизительно полночь, из посольства позвонили в бюро министра. Там ответили: ни министра, ни статс-секретаря в министерстве нет, но им будет доложено о просьбе советского посла, как только кто-нибудь из них появится в МИДе. Повторные звонки в министерство продолжались, но безрезультатно.

В 3 часа ночи с 21 на 22 июня раздался телефонный звонок из МИДа. Чиновник сообщил, что господин рейхсминистр приглашает посла немедленно прибыть в министерство. Тревога и напряженность нарастали. Через 15-20 минут посол с 1-м секретарем В. М. Бережковым выехал на Вильгельмштрассе. Риббентроп, наконец, соизволил принять совпосла, для того, чтобы сделать наглое по существу и по форме, заявление. Содержание беседы, состоявшейся между рейхсминистром иностранных дел и советским послом в Берлине 22 июня в 4 часа утра в ведомстве иностранных дел, приводится в дневнике посланника Шмидта из бюро рейхсминистра иностранных дел⁸:

«Господин рейхсминистр начал беседу с замечания о том, что враждебная Германии позиция Советского правительства и сильная угроза, которую усматривает Германия в сосредоточении русских войск на восточной германской границе, вынудили рейх к принятию ответных военных мер. Подробное обоснование германской позиции изложено в меморандуме, который вручил господин рейхсминистр иностранных дел советскому послу в заключение беседы. Господин рейхсминистр чтобы установить лучшие отношения между обеими странами, добавил, что он очень сожалеет о таком развитии германорусских отношений, так как он пытался как раз сделать всё, К сожалению, выяснилось, однако, что противоположность мировоззрений обеих стран сильнее, чем разум, на который он, господин рейхсминистр иностранных дел, возлагал надежды. Больше, сказал господин рейхсминистр, ему нечего добавить к своим замечаниям.

Советский посол ответил, что он просил о встрече с господином рейхсминистром иностранных дел, потому что он хотел от имени советского правительства задать некоторые вопросы, которые требуют, по его мнению, выяснения.

Господин рейхсминистр иностранных дел ответил, что он ничего не хотел бы добавить к тому, что уже сказал. Он надеялся, что между обеими странами установятся разумные отношения. Однако он оказался разочарованным в этих надеждах в силу причин, которые подробно изложены в только что переданном меморандуме. Враждебная Германии политика Советского правительства, которая достигла своей высшей точки в заключении пакта с Югославией в период германоюгославского конфликта, заметна уже в течение года. В момент, когда Германия ведет войну не на жизнь, а на смерть, поведение Советской России, особенно сосредоточение русских вооруженных сил на германской границе, представляет для рейха такую большую угрозу, что фюрер вынужден был решиться на принятие военных контрмер. Политика примирения между обеими странами не достигла успеха. Это, однако, ни в коем случае не является виной правительства рейха, которое точно, до мелочей, соблюдало германо-русский договор, а, более того, объясняется существующим уже в течение длительного времени враждебным отношением Советской России к Германии. Под впечатлением большой угрозы политического и военного характера, которая исходит из Советской России, Германия приняла сегодня утром решение о соответствующих военных контрмерах. Господин рейхсминистр иностранных дел выразил сожаление о том, что он ничего не может добавить больше к этим замечаниям, особенно потому, что он сам смог убедиться, что несмотря на его серьезные усилия, ему не удалось установить разумные отношения между двумя странами.

Советский посол ответил кратко, что он, со своей стороны, также чрезвычайно сожалеет о таком развитии событий, которое основывается на совершенно неправильной позиции германского правительства и что он в силу такого положения дел тоже ничего не может добавить кроме того, что статус русского посольства отныне должен, вероятно, регулироваться компетентной германской инстанцией.

После этого он быстро распрощался с господином рейхсминистром иностранных дел».

А вот как описывает эту сцену другой непосредственный свидетель встречи между советским послом и Риббентропом — советский дипломат В. М. Бережков. Он, как представляется, был не только наблюдательнее, но и гораздо более точным в изложении фактов:

«В глубине огромного кабинета за письменным столом сидел Риббентроп в будничной серо-зеленой министерской форме. Когда советский посол вплотную подошел к письменному столу, министр Риббентроп встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала за круглый стол. У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза. Он, видимо, основательно выпил. Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе. Игнорируя тот факт, что на протяжении последних недель советское посольство по поручению Москвы неоднократно обращало внимание германской стороны на вопиющие случаи нарушения границы Советского Союза немецкими солдатами и самолетами, Риббентроп заявил, будто советские военнослужащие нарушали германскую границу и вторгались на германскую территорию, хотя таких фактов в действительности не было.

Далее Риббентроп пояснил, что он кратко излагает содержание меморандума Гитлера, текст которого он тут же нам вручил. Затем Риббентроп сказал, что создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии в момент, когда та ведет не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Все это, заявил Риббентроп, расценивается германским правительством и лично фюрером как намерение Советского Союза нанести удар в спину немецкому народу. Фюрер не мог терпеть такой угрозы и решил принять меры для ограждения жизни и безопасности германской нации. Решение фюрера окончательное. Час тому назад германские войска перешли границу Советского Союза.

Затем Риббентроп принялся уверять, что эти действия Германии не являются агрессией, а лишь оборонительными мероприятиями. После этого Риббентроп встал и вытянулся во весь рост, стараясь придать себе торжественный вид. Но его голосу явно недоставало твердости и уверенности, когда он произнес последнюю фразу-.

— Фюрер поручил мне официально объявить об этих оборонительных мероприятиях...

Советский посол тоже встал. Разговор был окончен. Теперь он знал, что снаряды уже рвутся на нашей земле. После свершившегося разбойничьего нападения война была объявлена официально. . . Тут уже нельзя было ничего изменить. Прежде чем уйти, советский посол сказал:

— Это наглая, ничем не спровоцированная агрессия. Вы еще пожалеете, что совершили разбойничье нападение на Советский Союз. Вы еще за это жестоко поплатитесь...

Посол повернулся и направился к выходу. И тут произошло неожиданное. Риббентроп, семеня, поспешил за ним. Он стал шепотком, скороговоркой уверять, будто лично он был против этого решения фюрера. Он даже якобы отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Лично он, Риббентроп, считает это безумием. Но он ничего не мог поделать. Гитлер принял это решение, он никого не хотел слушать...

— Передайте в Москве, что я был против нападения, — услышали мы последние слова рейхсминистра, когда уже выходили в коридор...

Почему он так нервничал, этот фашистский головорез, который так же, как и другие гитлеровские заправилы, был яростным врагом коммунизма и относился к нашей стране и к советским людям с патологической ненавистью? Куда девалась свойственная ему наглая самоуверенность? Конечно, он лгал, уверяя, будто отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Но все же, что означали его последние слова? Возможно, у Риббентропа в тот роковой момент, когда он официально объявил о решении, приведшем в конечном итоге к гибели гитлеровского «рейха», шевельнулось какое-то мрачное предчувствие... И не потому ли он принял тогда лишнюю дозу спиртного?

Подъехав к посольству, мы заметили, что здание усиленно охраняется. Вместо одного полицейского, обычно стоявшего у ворот, вдоль тротуара выстроилась теперь целая цепочка солдат в эсэсовской форме».

Мучительно долго тянулось время с момента отъезда посла к Риббентропу у сотрудников посольства. Насторожил один признак: связь посольства с внешним миром прервалась — ни один телефон не работал. В четыре часа начало светать.

Наконец, машина посла на полном ходу резко затормозила у ворот. Сотрудники бросились к послу. На вопрос, что случилось, услышали одно острое, как меч, страшное слово: «война».

Сообщение о вероломном нападении на нашу Родину в советском доме на Унтер ден Линден переживали так же тяжело, как и весь советский народ.

В кабинете посла немедленно созвали экстренное совещание всех руководящих работников посольства для обсуждения мер безопасности посольства и советских граждан, находившихся в Германии и на оккупированных гитлеровцами территориях. Можно было в любой момент ожидать какой-либо провокации или даже вторжения на территорию посольства. Первое, что необходимо было сделать — это уничтожить секретную документацию, чем сотрудники посольства и занялись, не теряя ни минуты. К б часам утра эта работа была закончена. Сотрудники собрались у приемника, напряженно ожидая первых сообщений по радио. Все радиостанции «третьего рейха» начали работу с исполнения прелюдии Листа. В 6 часов 5 минут Геббельс зачитал «обращение» Гитлера к немецкому народу в связи с нападением на СССР. Оно передавалось по германскому радио десятки раз, и в виде отдельной листовки распространялось вместе с утренними выпусками берлинских газет.

Все попытки посольства передать в Москву текст немецкого меморандума, врученного Риббентропом советскому послу утром 22 июня, оказались безуспешными. Здание было полностью изолировано от внешнего мира, а все его городские телефоны отключены. Использовать германский телеграф для передачи в Москву шифротелеграммы также не удалось.

Небольшая группа советских людей оказалась полностью отрезанной от Родины. Здание посольства было окружено вооруженными эсэсовцами. Так для работников советской дипломатической службы в Германии начался первый день Великой Отечественной войны.

Надо было срочно установить связи посольства с руководителями всех советских учреждений в Берлине, оказать им моральную поддержку, разъяснить создавшееся положение и посоветовать, как следует действовать в случае возможных обысков, арестов и провокаций. При отсутствии телефонной связи все это оказалось непростым делом, тем более, что большинство руководящих работников посольства снимали тогда квартиры в разных частях города. Некоторые узнали о том, что произошло, только к середине дня — ведь было воскресенье, люди не торопились подняться с постели, не спеша завтракали. Только включив приемник или выйдя на улицу, они могли получить известие о том, что и для нашей страны началась война. Однако к полудню все знали о случившемся.

На протяжении нескольких часов в посольство съезжались дипломатические работники, сотрудники консульского отдела и аппарата военного и военно-морского атташе; некоторые из них с женами и детьми. Первыми появились те, кто жил в посольском особняке на Эйнемштрассе. Затем стали подъезжать проживавшие в других местах города. Во дворе стояли чемоданы, лежали свертки и другие вещи — все, что в спешке захватили с собой. Здесь же находились и присмиревшие дети. Вскоре все помещения были забиты народом. Внутренние дворики напоминали цыганский табор. Для всех советских людей, застигнутых войной в Берлине, начался новый этап жизни, полный тревоги и неопределенности.

Жившие в столице «третьего рейха» успели укрыться в посольстве до 18 часов 22 июня, когда доступ в посольство был полностью перекрыт эсэсовцами, окружившими здание. Всех надо было как-то устроить, накормить, подбодрить: чего греха таить — многие сильно нервничали, особенно те, кто был с маленькими детьми. Вначале наблюдались и случаи истеричности, что в какой-то степени, видимо, было связано с тяжелыми бытовыми условиями, с общей неустроенностью и недостатком сна. Большую работу в этой связи проделала партийная организация. Были созданы специальные бригады —по уходу за детьми, приготовлению пищи, уборке помещений, по проведению политической работы, особенно среди членов семей. Небольшая редакционная группа выпускала ежедневный бюллетень — слушали московское радио, записывали сводки ТАСС, Совинформбюро и другие известия с Родины. Машинистки размножали информационные сводки, которые вывешивались в различных помещениях посольства, где их все могли бы прочитать, а также зачитывались в столовой, когда все туда собирались на обед или ужин. Постепенно жизнь, даже в этих совершенно необычных условиях, наладилась, вошла о определенную колею.

Почти целую неделю пришлось голодать, так как всех, кого посылали купить продовольствие, эсэсовцы задерживали при выходе на улицу. Лишь на шестой день при посредничестве шведского посла в Берлине удалось, наконец, договориться о закупке и доставке продуктов.

Гитлеровцы же, готовя нападение на нашу страну, постепенно отозвали из Москвы членов семей своих дипломатов и других работников. Они также эвакуировали из СССР всех, кто не был совершенно необходим. В итоге в Советском Союзе оказалось лишь 120 немецких официальных представителей. Наших же, советских людей, находилось в Г ермании и на оккупированных гитлеровцами территориях около тысячи, причем многие были с маленькими детьми и даже с беременными женами. Тех, кто работал вне Берлина, гестаповцы забирали из квартир на рассвете 22 июня, порой лишь в пижамах и тапочках, и отправляли в специальные лагеря. Работники посольства узнали об этом и увидели их только несколько дней спустя, перед выездом из Берлина.

Одиннадцать дней и ночей в здании посольства, проведенных как в осажденной крепости, тянулись изнуряюще медленно и однообразно. В доме на Унтер ден Линден собралось 59 человек — все работники посольства вместе с обслуживающим персоналом. Сжимались от боли сердца, когда слушали сообщения о ходе боев и видели в немецких газетах фотографии раненых и пленных красноармейцев, разрушенных и охваченных пламенем советских городов. Хотелось лишь одного — поскорее выбраться из Германии, чтобы вместе со всеми советскими людьми принять участие в отпоре агрессору.

Советские люди, находившиеся тогда в Германии, держали себя с достоинством и мужеством. В дни тяжелых испытаний все они без ропота и жалоб выполняли свой высокий гражданский долг — долг советского человека. Они глубоко верили в победу нашего правого дела. Даже будучи отрезанными от внешнего мира, не имея правдивой информации о происходящем, ни на минуту не теряли уверенности в том, что Советское правительство вызволит всех из фашистской неволи.

И действительно, Советское правительство проявило огромную заботу о судьбе советских людей. Оно договорилось с правительством Швеции о том, чтобы последнее взяло на себя защиту интересов СССР в Германии (защиту германских интересов в СССР взяло на себя болгарское представительство). 29 июня 1941 года Народный комиссариат иностранных дел направил шведской миссии в Москве памятную записку с предложениями об обмене сотрудников советской дипломатической службы и работников других советских учреждений в Г ермании на немецких дипломатов и других германских граждан.

30 июня шведская миссия сообщила Наркоминделу, что германская сторона принимает советские предложения и выдвинула дату обмена — 4 июля. В тот же день Народный комиссариат иностранных дел еще раз подтвердил свое согласие и заявил, что советская сторона обязуется доставить всех немецких граждан, подлежащих обмену, в Ленинакан на советскотурецкой границе. Передачу предлагалось произвести одновременно 5 июля.

Конечно, все советские люди в посольском доме на Унтер ден Линден понимали, что гестаповцы в любой момент могли ворваться в здание, учинить обыск и произвести аресты. Это было тем более вероятно, что уже 22 июня радио, печать, гитлеровский пропагандистский аппарат развернули ожесточенную кампанию против советского посольства в Берлине, которое изображалось как центр шпионажа и «подрывной работы» против гитлеровского «рейха».

Пребывание в здании посольства на Унтер ден Линден закончилось совершенно неожиданно. Около 12 часов ночи 1 июля в посольство поступило сообщение из германского МИДа, предлагавшее приготовиться в течение часа или полутора к переезду на железнодорожный вокзал. Неспокойно было на душе, когда сотрудники посольства покидали это старинное, надежно укрывавшее их в те тяжелые дни здание. Придется ли увидеть его опять?

Автомобили шли на большой скорости. Весь путь был оцеплен усиленными нарядами полиции и эсэсовскими патрулями. Впереди и сзади конвоировали эсэсовцы на мотоциклах.

Сразу же по прибытии на вокзал советских людей разместили в отдельном поезде. Никто не предполагал тогда, что в этом поезде придется пробыть почти две недели.

В Ленинакане были переданы турецким властям 237 немецких граждан. В то же время турецким властям были переданы все работники советской дипломатической службы, а также граждане СССР — работники других советских учреждений в Германии.

Многие из работников посольства после возвращения на Родину ушли добровольцами на фронт, чтобы участвовать в священной войне против фашистских захватчиков. Те из них, кто в мае 1945 г. вернулись в Берлин, нашли на месте здания посольства на Унтер ден Линден груду развалин.

* * *

С развязыванием гитлеровской Германией второй мировой войны условия борьбы для немецких антифашистов стали сложнейшими. Фашистские армии казалось бы неудержимо маршировали по Европе, и большая часть немецкого народа находилась в угаре националистического дурмана. Однако немецкие коммунисты и антифашисты мужественно продолжали бороться. По мере продолжения агрессивного похода германского империализма немецкие коммунисты все теснее связывали свою борьбу за свержение фашизма с освободительным движением порабощенных народов. Растущее сопротивление этих народов и уверенность в солидарности советских людей придавали им далее в эти тяжелейшие дни силы и уверенность в окончательной победе.

Через два дня после начала второй мировой войны, 3 сентября 1939 года, ЦК КПГ призвал к единству действий немецкого рабочего движения и немецкой оппозиции. Отныне, говорилось в призыве руководства КПГ к функционерам партии, самой неотложной задачей является объяснение каждому коммунисту империалистического характера войны. Было указано на необходимость развертывания широкой кампании среди населения для разъяснения значения германо-советского договора о ненападении и миролюбивой политики СССР и разоблачения агрессивных планов, направленных против Советского Союза.

После завоевания фашистской Германией большей части территории Европы началась непосредственная политическая, военная и экономическая подготовка к давно планируемой агрессии против СССР. Те из немецких антифашистов, которые получали информацию об этом, пытались довести ее до сведения советских людей, в том числе и сотрудников советского посольства в Берлине.

К числу боровшихся против фашизма немецких коммунистов принадлежал Рихард Зорге и его группа «Рамзай» (радист Зорге — Макс Христиансен-Клаузен, пройдя японские тюрьмы, тяжелые испытания, ныне персональный пенсионер, живет с женой в ГДР). Уже 5 марта 1941 года Рихард Зорге сообщил в Москву, что фашистская Германия готовится напасть на Советский Союз.

И другие немецкие коммунисты, исходя из принципов пролетарского интернационализма, пытались перечеркнуть преступные планы немецкого империализма. К ним принадлежат и члены антифашистской организации сопротивления ШульцеБойзен — Харнак.

Харро Шульце-Бойзен — офицер имперского министерства авиации. Он помогал еще антифашистским борцам в Испании, направляя им информацию о тайных происках немецких фашистов в районе Барселоны. Совместно со своим единомышленников Арвидом Харнаком он создал группу, политическое ядро которой состояло из коммунистов Вильгельма Гуддорфа, Вальтера Хуземана и Джона Зига (в нее входили также антифашисты Адам и Грета Кукхоф, Хильде и Ганс Коппи и другие). В течение 1941-1942 годов антифашисты сообщали о планах немецкого командования.

В 1941-1945 годах история германо-советской дружбы была написана кровью миллионов советских солдат, а также десятков тысяч немецких патриотов-интернационалистов, пролитой в борьбе за защиту Советского Союза, за уничтожение германского фашизма и освобождение Германии.

Под руководством КПГ немецкие антифашисты усилили агитационную и разъяснительную работу. По данным гестапо, перед нападением на СССР ежемесячно распространялось от 62 до 519 листовок. Непосредственно после 22 июня 1941 годах их число резко выросло до 3 797, в августе — 3 494, в сентябре — 3 619, в октябре — до 10 227. Главными формами движения сопротивления в Германии как раз и являлась устная и печатная информация, а также саботаж в военной промышленности.

Многочисленные немецкие эмигранты боролись в рядах Советской Армии, помогали в строительстве оборонительных укреплений, служили в частях противовоздушной обороны. Некоторые из них, как Макс Хан, Виктор и Хайнрих Кёнен, а также Курт Рёмлих учились вместе с Зоей Космодемьянской, Константином Заслоновым и действовали в тылу вермахта в составе группы №27 как разведчики.

Лучших функционеров КПГ, закаленных антифашистов руководство партии направляло непосредственно на фронт для оказания помощи советским политорганам. В Главном политическом управлении Красной Армии находились Эрих Вайнерт, Альфред Курелла, Вилли Бредель, Фридрих Вольф, Лотар Больц и др.

Большую политическую работу проводили немецкие и советские коммунисты совместно в лагерях для немецких военнопленных. Их цель была одна — очистить сознание солдат и офицеров от фашистской идеологии, перевоспитать их в антифашистском духе и в духе дружбы к Советскому Союзу. Из этих людей в годы войны вышли убежденные борцы против фашизма и войны, которые сыграли выдающуюся роль в деле демократического преобразования Германии после 1945 года.

В этой совместной антифашистской пропагандистской работе активное участие принимали Антон Аккерманн, Вильгельм Флорин, Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт.

Конкретная помощь КПСС и Советского правительства антифашистскому движению в Германии проявилась и в создании специальной радиостанции КПГ. Она начала свою работу 10 сентября 1941 года. Па радиостанции сотрудничали Бернхард Дом, Ганс Мале, Фриц Эрпенбек, Отто Винцер и другие.

Огромная пропагандистская работа была проведена военными советами, командирами и политорганами под Сталинградом. В течение двух с половиной месяцев среди немецких солдат по другую линию фронта было распространено более 30 млн. листовок. С декабря 1942 года в окопах Сталинграда работали Вальтер Ульбрихт, Вилли Бредель и Эрих Вайнерт.

12-13 июля 1943 года по инициативе ЦК КПГ при поддержке Советского правительства немецкими солдатами и офицерами совместно с антифашистскими эмигрантами был создан Национальный комитет «Свободная Германия». Его президентом был избран Эрих Вайнерт.

Сейчас трудно установить, сколько немцев принимало участие в боях на стороне советских партизан. Только в лесах Белоруссии, например, насчитывалось около 100 немцев-партизан. 25 из них были награждены советскими орденами. Имя Героя Советского Союза Фрица Шменкеля, который перешел к партизанам в ноябре 1941 года, является своеобразным символом для всех немецких партизан, боровшихся вместе с советскими людьми против фашизма, за освобождение и своей родины.

В борьбе Сопротивления против фашизма и войны компартия понесла наибольшие жертвы в сравнении с другими политическими партиями Германии. Из 300 тыс. членов КПГ, которые состояли в партии в 1933 году, около 150 тыс. подверглись преследованиям, были брошены в тюрьмы и концлагеря. Среди них были Эрих Хонеккер, Хорст Зиндерман, Герман Аксен, Фридрих Эберт, Эрих Мюккенбергер, Альфред Нойман, Альберт Норден, Курт Зайбт, Роберт Менцель и многие другие представители сегодняшнего руководства ГДР. Десятки тысяч коммунистов были убиты.

Освобождением Германии от фашизма Советский Союз оказал немецкому народу огромную, неоценимую помощь, дал ему возможность сделать выводы из истории и создать новую демократическую, миролюбивую Германию.

* * *

Опустевшее после отъезда советских людей здание посольства на Унтер ден Линден стояло мрачным и хмурым в бессилии что-нибудь предпринять и как бы взывало к справедливости. Но уже вскоре после первых неудач Гитлера на советском фронте оно вызывало у напуганных воем сирен фашистов чувство внутреннего страха перед неминуемым возмездием. Оно не переставало напоминать им об этом и тогда, когда в 1942 году оказалось разрушенным.

III

Вторая мировая война окончилась тотальным поражением гитлеровской Германии и ее сателлитов. Эта катастрофа нашла свое выражение в безоговорочной капитуляции, которая подвела черту под величайшими преступлениями германского империализма.

В конце войны Германия представляла собой руины. Жилые и производственные здания были в большинстве своем разрушены. Плодородные поля опустошены. Немецкая экономика парализована. Миллионы мужчин, женщин и детей стали жертвами войны. Все это было неизбежным результатом преступной разбойничьей политики Гитлера.

Два дня спустя после великого Дня Победы — 11 мая 1945 года мне довелось быть в Берлине. Город тогда я впервые увидел с воздуха. Самолет на разной высоте сделал три круга над Берлином, и у меня все яснее возникал образ, вызванный, конечно, эмоциональным восприятием фашистского логова — это ведь паук, настоящий, разодранный, искореженный паук с обрубленными щупальцами...

Как только самолет приземлился, мы поехали на машине к центру города, вернее, поползли, так как развалины всюду преграждали дорогу.

В те дни в Берлине господствовали два цвета — серый цвет пыли да развалин и белый цвет, который в виде простыней, полотенец, рубашек и других самых немыслимых предметов одежды окутывал устоявшие на ногах дома. Но сквозь эти два цвета отчаяния пробивались новые, несущие надежду: алый цвет наших знамен и флагов, зелень тянущихся к жизни деревьев, травы.

Где-то у Александерплац нам пришлось оставить машины — не только проехать, но и пешком пробираться было трудно. С моими спутниками — генералами В. Д. Соколовским, М. С. Малининым и Н. А. Антипенко — мы вышли на Унтер ден Линден. Остовы солидных старинных зданий, разрушенный дворец Гогенцоллернов, горы кирпича, окутанные пылью...

— А где же знаменитые липы? — спросил я невольно.

«Бывалые берлинцы», прожившие в городе несколько дней, объяснили мне, что Гитлер еще в предвоенные годы велел вырубить мощные вековые деревья на аллее, расширить проезжую часть — здесь он устраивал гигантские военные парады и иные фашистские шествия. Из высаженных в фашистское время лип немногие пережили войну, а те, которые остались, сиротливо, несмело зеленели средь пепелищ и развалин.

Тут, в центре города, почти на каждом перекрестке дымились походные кухни. От них извивались длинные очереди — женщины, дети, старики, изредка мужчины старшего возраста со всевозможными сосудами от кружки до ведра. Каждый от повара — солдата Советской Армии — получал полный ковш солдатского супа и ломоть хлеба. На лицах берлинцев — напряженных, скованных — появлялись первые несмелые улыбки. Очереди стояли тихие, смирные, дисциплинированные. Но вот одна — на углу Унтер ден Линден и Вильгельмштрассе — смешалась, закрутилась водоворотом. Наша машина притормозила. В центре водоворота, сгорбившись, закрыв руками голову, метался крупный мужчина, а женщины с ожесточением колотили его, чем попало, выкрикивая: «Фашист! Фашист!».

Но город, как больной, перенесший смертельно опасную болезнь, подавал первые признаки выздоровления. У развалин аккуратной цепочкой выстраивались женщины — все в перчатках. Передавая друг другу кирпичи, они очищали улицы.

В конце Унтер ден Линден, у искореженных Бранденбургских ворот, бравая девушка-регулировщица в солдатской форме лихо размахивала своим жезлом, а вокруг тихо собиралась толпа немцев, удивленная необыкновенным зрелищем.

Над рейхстагом — площадь перед ним стала оживленнейшим местом Берлина — гордо развевался красный флаг. Закоптевшие от пожара колонны белели автографами победителей.

Неподалеку от Унтер ден Линден, на Вильгельмштрассе (сейчас — Отто Гротеволынтрассе) — мрачная, приземистая имперская канцелярия. Тут все было оцеплено охраной. Пройдя вдоль бесчисленных массивных колонн по длинному коридору, мы очутились в большом помещении. Лишь громоздкий стол — ив этом мания величия — да упавший на бок огромный глобус напоминали о том, что здесь был кабинет Гитлера. Тут же люк в подземные лабиринты, где разыгрывался последний акт трагической клоунады с «тысячелетним рейхом», стоившей человечеству стольких жертв. Много страданий выпало на долю и немецкого народа, который в большинстве своем пошел за Гитлером и поплатился за это 13,6 миллиона убитых и раненых. Колоссальные затраты — 800 миллиардов марок — на ведение войны не спасли фашистскую Германию от полного разгрома.

Трудно передать теперь те чувства, которые я испытывал в тот памятный майский день 1945 года на разрушенной Унтер ден Линден. Радость победы и горечь утраты друзей, не дошедших до Берлина, сливались воедино...

Не думалось тогда, глядя на разрушенное здание советского посольства, о том, что несколько лет спустя придется в течение вот уже многих лет каждый день ездить по этой улице, жить и работать в здании посольства, которое будет построено на этом же месте. Но об этом несколько позже.

Крушение гитлеровского «рейха» — это, безусловно, важнейший рубеж во всемирной истории человечества, в том числе, в жизни самого немецкого народа. «Разгромив фашизм, Советская Армия освободила вместе с другими народами и немецкий народ», — говорил тов. Л. И. Брежнев в Берлине в октябре 1974 года по случаю 25-летнего юбилея образования ГДР.

Смолкли пушки, рассеялись клубы порохового дыма. Начинался переход к новой, мирной жизни. Но в государственных канцеляриях и ведомствах Вашингтона, Лондона и Парижа работали еще более активно, чем прежде. Окна в Белом доме, на Даунинг-стрит и Кэ д’Орсе светились до глубокой ночи. Настойчиво трудились и в Кремле, а также на Кузнецком мосту, где тогда находилось Министерство иностранных дел СССР. Объяснялось все очень просто. Перед державами-участницами антигитлеровской коалиции со всей остротой встал теперь вопрос, не терпевший дальнейших отлагательств, — как быть дальше с Германией. Он не был новым для союзников, ибо его практическое обсуждение началось вскоре после образования антигитлеровской коалиции, а если говорить точнее — осенью 1941 года и продолжалось до самого окончания войны, но так и не было завершено, хотя им активно занималась и Европейская Консультативная Комиссия (ЕКК), которая с конца 1943 года фактически непрерывно заседала в Лондоне в мрачном особняке «Ланкастер-Хауз». Причина этого одна — принципиально различный подход сторон к вопросу о будущей судьбе Германии.

Западные державы на протяжении всех переговоров и встреч с советскими представителями в ходе войны упорно настаивали на расчленении Германии. Начав с осторожного зондажа по данному вопросу, они затем официально поставили на обсуждение планы раскола страны.

На встрече «большой тройки» в Тегеране (28 ноября—1 декабря 1943 года) президент Рузвельт внес предложение о расчленении Германии на пять частей. Английский премьер Черчилль полностью поддерживал планы расчленения Германии, но предлагал осуществить его несколько иначе, чем Рузвельт. Такие планы были выдвинуты нашими союзниками и на новой встрече руководителей трех главных держав антигитлеровской коалиции в Ялте (февраль 1945 года).

На конференции в Тегеране предложения западных держав не нашли поддержки у советской делегации. Поэтому их обсуждение закончилось безрезультатно. По предложению советской стороны договорились лишь о том, чтобы передать в целом вопрос о Германии в созданную по решению конференции Европейскую Консультативную Комиссию. Та же картина повторилась и в Ялте, где Рузвельт и Черчилль снова высказались за расчленение Германии на ряд отдельных государств.

Со всей ясностью концепция Советского Союза по германскому вопросу была изложена в первый же день после окончания войны в Европе 9 мая 1945 года в выступлении И. В. Сталина, заявившего, что, торжествуя победу, СССР не собирается «ни расчленять, ни уничтожать Германию».

Когда наши союзники предприняли еще одну такую попытку на конференции в Потсдаме (17 июля — 2 августа 1945 года), то советская делегация решительно выступила против: «Это предложение мы отвергаем, оно противоестественно».

Существо германских дел заключалось в обеспечении мира и безопасности, в том, чтобы исключить возможность возникновения с немецкой земли новой угрозы народам. А этого .можно было добиться лишь путем демилитаризации Германии и переустройства всей ее жизни на мирной демократической основе, а не расчленением страны, как считали в Вашингтоне, Лондоне и Париже. Что касается социально-экономического строя и государственного устройства Германии, то это должен был решить со временем сам немецкий народ после выполнения основных требований безоговорочной капитуляции.

Благодаря настойчивости советской делегации эти принципы восторжествовали в Потсдаме. Несмотря на то, что в Германии были созданы четыре оккупационные зоны (советская, американская, английская и французская), а в Берлине — соответственно четыре сектора, в решениях Потсдамской конференции было закреплено также, что Германия должна рассматриваться как единое целое. Иначе говоря, вопрос о ее расчленении был снят с повестки дня. То, что удалось добиться этого, — заслуга прежде всего советской стороны, как признают даже на Западе все более или менее непредвзятые буржуазные ученые и политические деятели.

Здесь же в Потсдаме во дворце Цецилиенхоф был решен и вопрос о германских границах.

Итоги Потсдамской конференции — это не диктат победителей, как бывало в период предыдущих войн, а программа, которая отвечала интересам мира и безопасности, в том числе интересам самого немецкого народа,. Она носила ярко выраженный прогрессивный, конструктивный характер и была проникнута заботой о международной безопасности и будущем самого немецкого народа, с глубоким удовлетворением встретившего ее.

Я хорошо помню, как министр иностранных дел СССР А. А. Громыко, посетив в феврале 1970 года дворец Цецилиенхоф и сев в то кресло, в котором он провел столько часов в июле — августе 1945 года во время Потсдамской конференции, на минуту задумался, а затем со свойственной ему неторопливостью сказал, обращаясь к сопровождавшим его лицам из МИД ГДР и советского посольства: «Мы и сейчас убеждены в том, что решения Потсдама отвечали интересам всех народов Европы».

Истекшие со времени той конференции десятилетия полностью подтвердили правоту такой оценки. В Потсдаме была создана необходимая основа для решения германских дел и принципиально нового послевоенного мирного урегулирования.

Однако после окончания второй мировой войны англо-американские круги повели политику, направленную против Потсдамского соглашения, на восстановление в западных зонах Германии господства реакционно-милитаристских сил. Последовало провозглашение доктрины Трумэна и плана Маршалла. В декабре 1946 года правительства США и Великобритании приняли решение о создании так называемой объединю ненной зоны (Бизонии), что явилось первым практическим шагом к расчленению Германии. Несмотря на предупреждения и протесты Советского Союза и сопротивление немецких демократических кругов, империалистические державы продолжали политику раскола. В 1947 году они осуществили экономическое отделение Рурской области от Германии и поставили эту важную немецкую промышленную область под контроль США и Великобритании.

Сепаратная денежная реформа в Западной Германии и Западном Берлине означала еще один шаг на избранном империалистическими державами пути. Завершением полного раскола Германии явилось создание западногерманского сепаратного государства в сентябре 1949 года.

В ответ на это 7 октября 1949 года при активной поддержке и помощи Советского Союза на востоке Германии было создано миролюбивое демократическое немецкое государство.

Германская Демократическая Республика возникла, естественно, не на пустом месте. За годы, прошедшие после освобождения, под руководством Социалистической единой партии Германии рабочий класс в союзе с другими слоями трудящихся и интеллигенцией при всесторонней поддержке и помощи советской военной администрации осуществил глубокие революционные преобразования и установил антифашистско-демократический порядок.

Военные преступники и активные нацисты сразу после войны были устранены с занимаемых постов и привлечены к ответственности. Около 9,3 тыс. промышленных предприятий, принадлежавших монополиям, нацистам и военным преступникам, было конфисковано и передано в собственность народа. В экономике возник национальный государственный сектор.

В сельском хозяйстве была проведена аграрная реформа, ликвидировавшая помещичье-юнкерское землевладение.

В свое время великий Ленин и другие руководители Советского государства неуклонно верили, что на немецкой земле неизбежно возникнет государство рабочих и крестьян. Создание такого государства стало возможным в результате победы Советского Союза в Великой Отечественной войне, которая принесла освобождение многим народам Европы, в результате длительной самоотверженной борьбы передовых революционных сил немецкого народа, и прежде всего коммунистов, за освобождение трудящихся.

Шесть дней спустя после провозглашения Германской Демократической Республики 13 октября И. В. Сталин писал Вильгельму Пику и Отто Гротеволю:

«Разрешите приветствовать вас и в вашем лице германский народ с образованием Германской Демократической Республики и избранием первого — президентом, и второго — премьер-министром Германской Демократической Республики.

Образование Германской Демократической миролюбивой республики является поворотным пунктом в истории Европы.

Опыт последней войны показал, что наибольшие жертвы в этой войне понесли германский и советский народы, что эти два народа обладают наибольшими потенциями в Европе для совершения больших акций мирового значения. Если эти два народа проявят решимость бороться за мир с таким же напряжением своих сил, с каким они вели войну, то мир в Европе можно считать обеспеченным.

...Можете не сомневаться, что, идя по этому пути и укрепляя дело мира, вы встретите великое сочувствие и активную поддержку всех народов мира, в том числе американского, английского, французского, польского, чехословацкого, итальянского народов, не говоря уже о миролюбивом советском народе. Желаю вам успеха на этом новом славном пути».

После образования временного правительства ГДР советское правительство приняло 15 октября 1949 года решение об обмене дипломатическими миссиями с временным правительством Германской Демократической Республики. Советское правительство назначило главой дипломатической миссии СССР в ГДР Г. М. Пушкина, а миссию ГДР в Москве возглавил Р. Аппельт.

Вот какое сообщение президентской канцелярии при Президенте ГДР было опубликовано в газетах ГДР о решении Правительства СССР об обмене дипломатическими миссиями:

«Берлин, 16 октября 1949 года. Через Верховного представителя Советского правительства генерала армии господина Чуйкова Президенту Германской Демократической Республики был передан запрос Советского правительства об обмене дипломатическими миссиями. Президент воспринял это решение с большой радостью и просил генерала армии господина Чуйкова передать Советскому правительству сердечную благодарность за это решение.

Президент признает назначенную Советским правительством дипломатическую миссию во главе с господином Г. М. Пушкиным и обращается к премьер-министру Временного правительства с просьбой немедленно осуществить назначение дипломатической миссии при Правительстве СССР».

Глава дипломатической миссии СССР в ГДР Г. М. Пушкин в скором времени вручил Президенту ГДР В. Пику верительную грамоту, подписанную Председателем Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Шверником:

«Москва, Кремль, 31 октября 1949 года.

Господин Президент!

Имею честь просить Вас принять Чрезвычайного и Полномочного Посла Георгия Максимовича Пушкина, назначенного главой дипломатической миссии Союза Советских Социалистических Республик при временном правительстве Германской Демократической Республики.

Пользуюсь случаем, чтобы выразить уверенность в том, что обмен дипломатическими миссиями между Германской Демократической Республикой и Советским Союзом приведет к дальнейшему развитию сотрудничества между нашими народами на благо народов обоих государств и в интересах укрепления всеобщего мира.

Прошу Вас, господин Президент, принять заверения в моем высочайшем уважении.

Н. ШВЕРНИК».

Тут мне хотелось бы поподробнее рассказать о Г. М. Пушкине, одном из видных советских дипломатов. Те, кому довелось лично знать Георгия Максимовича, неизменно оставались под обаянием его сердечности, скромности и простоты.

Он родился в 1909 году в деревне Малая Коноплянка Смоленской области. Отец умер рано, и мальчику довелось испытать нужду и тяготы бедняцкой жизни. Работал по хозяйству и учился, окончил Дугинскую сельхозшколу. В 14 лет вступил в комсомол, стал вожаком комсомольской ячейки в своей деревне, а в 1929 году был избран председателем сельсовета.

В бурные годы первой пятилетки, когда Родине были особенно нужны грамотные, подготовленные кадры, Пушкин поступает в Московский институт народного хозяйства имени Плеханова. Оканчивает его в 1931 году и в качестве экономиста едет в Новосибирск, в плановые органы Западно-Сибирского края.

В 1937 году Пушкин окончил Институт НКИД, а два года спустя получил назначение на первый ответственный пост полпреда СССР в Словакии.

В годы Великой Отечественной войны, в обстановке сложной и напряженной внешнеполитической деятельности нашей партии и правительства, Пушкин работал заместителем заведующего IV Европейским отделом, а затем и. о. заведующего III Европейским отделом НКИД. В 1942 году его назначают генеральным консулом в Урумчи (Китай). Условия работы там были не из легких.

В 1944 году Пушкин назначается политсоветником Союзной Контрольной Комиссии, а позже чрезвычайным и полномочным послом СССР в Венгрии. Там он находился 5 лет. Это были трудные годы рождения и становления нового, народнодемократического строя в Венгрии. Он жил неусыпными заботами о важных и серьезных служебных делах, во всем проявляя государственный подход и вдумчивость политического руководителя.

Не менее сложные задачи были поставлены перед Пушкиным и в октябре 1949 года, когда сразу после установления дипломатических отношений с Германской Демократической Республикой он был назначен главой миссии СССР.

По возвращении из ГДР Пушкин находится на руководящих постах в центральном аппарате Министерства иностранных дел, а в июне 1952 г. получает назначение на пост заместителя министра иностранных дел СССР. В 1954-58 гг. он вновь посол в ГДР и одновременно Верховный комиссар СССР в Германии.

Вернувшись из вторичной командировки в ГДР, Пушкин был направлен на ответственную работу в аппарат ЦК КПСС, а в 1959 году вновь назначен заместителем министра иностранных дел СССР.

На внешнеполитическом фронте ярко проявились разносторонние способности Георгия Максимовича. Но рано оборвалась его жизнь. Он скоропостижно скончался в 1963 г. в Москве после возвращения с Филиппин, где принимал участие в работе сессии Экономической Комиссии ООН для Азии и Дальнего Востока.

В огромную по своей важности работу укрепления и дальнейшего развития дружественных политических и экономических связей Советского Союза с ГДР весомый вклад был внесен Г. М. Пушкиным, послом, который последовательно и настойчиво проводил в жизнь линию Коммунистической партии и Советского правительства.

После образования ГДР Советское правительство передало молодой республике функции управления, принадлежавшие Советской военной администрации. В ГДР, наряду с укреплением антифашистско-демократического порядка, начался процесс создания основ социализма. В строительстве нового общества республика опиралась на опыт и всестороннюю помощь СССР.

ГДР приходилось преодолевать трудности, связанные прежде всего с расколом — экономика республики оказалась оторванной от исторически сложившихся баз снабжения сырьем. В народном хозяйстве возникали диспропорции. Несмотря на трудности активность рабочего класса, помощь СССР и других стран социалистического содружества позволила досрочно выполнить план восстановления и развития народного хозяйства на 1949-1950 годы. За два года ГДР превзошла уровень промышленного развития соответствующих территорий довоенной Германии. В итоге первой пятилетки (1951-1955) промышленное производство вдвое превысило уровень 1936 года, были созданы такие отрасли промышленности, как металлургия и тяжелое машиностроение, значительно расширилась добыча бурого угля, производство химических продуктов.

Советский Союз существенно облегчил финансово-экономические обязательства ГДР, связанные с последствиями второй мировой войны. В мае 1950 года Советское правительство наполовину сократило репарационные платежи ГДР, а с 1954 года совсем прекратило их взимание. Советский Союз безвозмездно передал ГДР находившиеся на ее территории предприятия, ранее полученные в счет репараций, сократил размеры расходов, связанных с пребыванием в ГДР советских войск, до суммы, не превышающей 5% доходов государственного бюджета ГДР (позднее СССР полностью отказался и от этих средств).

Важным этапом в отношениях между СССР и ГДР было заявление Советского правительства от 26 марта 1954 года о том, что оно устанавливает с ГДР такие же отношения, как и с другими суверенными государствами. Правительство Германской Демократической Республики получило право свободно решать все вопросы внутренней и внешней политики, включая вопросы взаимоотношений с ФРГ. Советский Союз сохранил за собой лишь функции, связанные с обеспечением безопасности и вытекающие из обязательств, возложенных на СССР соглашениями четырех держав о Германии. ГДР вышла на международную арену как суверенное государство.

Сегодня, когда мы приближаемся к 30-летию образования ГДР, с полным правом можно сказать, что кропотливый труд советских дипломатов, ожидания советского народа и народов всех миролюбивых стран полностью оправдали себя. «Утверждение социализма на немецкой земле, — говорил Л. И. Брежнев, — явилось историчесикм событием в судьбах Европы. Германская Демократическая Республика стала одним из прочных звеньев могучего социалистического содружества, она активно участвует в борьбе за прочный мир и безопасность в Европе и во всем мире, завоевала широкое признание и заслуженный авторитет на мировой арене».

В пройденном ГДР на международной арене пути прослеживается явная закономерность: всегда, на всех международных встречах, при самых разных колебаниях политической атмосферы — от «ясно» до «бури» — Советский Союз всегда был вместе с ГДР, а ГДР всегда была вместе с Советским Союзом. Нам, советским людям, советским коммунистам, очень важны и дороги слова, сказанные большим другом нашей страны, верным коммунистом-ленинцем, товарищем Эрихом Хонеккером на IX съезде СЕПГ: «Прочным фундаментом нашего поступательного продвижения вперед в социалистическом строительстве и в нашей внешнеполитической деятельности был, есть и будет наш нерушимый братский союз с Советским Союзом, прочное место нашей республики в содружестве социалистических государств».

Здесь уместно упомянуть и о тесном, интенсивном сотрудничестве между учреждениями, которые непосредственно проводят в жизнь внешнеполитическую линию КПСС и СЕПГ. Товарищеская, деловая взаимопомощь и сотрудничество работиков министерств иностранных дел СССР и ГДР, включая их заграничные представительства — посольство СССР в Берлине на Унтер ден Линден, 63/65 и посольство ГДР в Москве на ул. Станиславского, 10, — во многом содействуют решению сложных внешнеполитических проблем, взаимно обогащают полезным опытом. Сегодня связи между нашими министерствами действительно многогранны, консультации по основным проблемам международной жизни регулярны и эффективны.

«В единстве — сила» — невольно приходит в голову это изречение, когда прослеживаешь непростой и нелегкий путь ГДР на международной арене.

15 октября 1949 года, 8 дней спустя после создания ГДР, Советский Союз признал новое государство. Установили дипломатические отношения с ГДР и другие социалистические страны. Уже в первые дни своего существования ГДР торжественно провозгласила мир для своего народа, мир для всех соседних государств, незыблемость европейских границ. Отстаивая эти благородные принципы, ГДР столкнулась с массированным политическим и экономическим нажимом империалистических государств, которые пытались изолировать ее, окружить стеной блокады.

Ценой невероятных усилий и ухищрений страны Запада, и прежде всего ФРГ, некоторое время сдерживали наполняющуюся до краев плотину симпатий к трудолюбивому народу ГДР, к его достижениям в условиях социализма, к миролюбивой внешней политике СЕПГ.

Шли годы. Советский Союз вместе с другими братскими странами настойчиво и терпеливо приучал Запад к столь неприятным для него, непривычно звучащим словам: «Германская Демократическая Республика». Не было практически ни одной важной двусторонней встречи, ни одной значительной международной конференции, где Советский Союз не выступил бы в пользу признания ГДР, в защиту ее законных интересов. Прогнившую плотину дипломатической блокады подтачивали и изменения в политическом климате Европы.

Помню дождливые ноябрьские дни 1972 года в Париже. Весь дипломатический корпус, да и многочисленные наблюдатели со всего мира, затаив дыхание, следили за работой XVII сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО. На повестке дня — вопрос о принятии ГДР в эту крупную, авторитетную международную организацию. Каков будет исход голосования? В эти дни советские товарищи в Париже волновались не меньше наших немецких друзей. И не только волновались, но и делали все возможное, чтобы склонить руководство ЮНЕСКО, многочисленные делегации, а также французские правительственные круги на позиции реализма. И, наконец, наша общая победа — ГДР принята в ЮНЕСКО! Капиталистический мир сквозь зубы, неохотно, но должен был признать: есть такая социалистическая страна — ГДР, она не только существует, но и крепнет, набирает силы.

В плотине «непризнания» тем самым была пробита такая брешь, что она под мощным напором сил прогресса развалилась буквально в считанные месяцы. Начался «триумфальный марш» ГДР на международной арене, когда желание установить дипломатические отношения с ней выражали по нескольку государств в день.

Мне довелось быть свидетелем и другого кульминационного пункта, который завершил «полосу признания» ГДР. Сентябрь 1973 года, Нью-Йорк, XXVIII сессия Генеральной Ассамблеи ООН. Весь зал — одни делегации искренне, другие, делая хорошую мину, — приветствует делегацию принятой в ООН ГДР.

Сегодня, когда ГДР поддерживает дипломатические отношения с 124 государствами, когда в Берлине аккредитованы 83 посла, когда уверенный голос ГДР уже не первый год звучит с высокой трибуны ООН, еще раз подтверждается вывод: никому не дано повернуть вспять могучее течение реки истории. И это стоит иметь в виду тем людям на Западе, которые питают опасные иллюзии о том, что социализм на немецкой земле — это исторический парадокс, случайность. Этим господам следовало бы понять, что социализм на земле Маркса и Энгельса, Либкнехта и Тельмана — не временное явление, а историческая закономерность. Это доказано успешным развитием ГДР, ее необратимым и активным врастанием в социалистическое содружество. Социалистическая действительность сегодняшней ГДР — это лучший памятник выдающимся деятелям международного и немецкого революционного движения, это лучший памятник советским воинам, погибшим в борьбе с фашизмом.

ГДР уже в течение десятилетий является важным фактором стабильности в Европе, а ее динамичная творческая внешняя политика способствует утверждению процессов разрядки. Всем известно, что ГДР внесла немалый вклад в нормализацию отношений между социалистическими и капиталистическими странами — прежде всего, своей терпеливой, принципиальной и деловой линией в отношении ФРГ, а также конструктивной позицией, способствовавшей заключению четырехстороннего соглашения по Западному Берлину.

Тут можно подробнее остановиться на четырехстороннем соглашении, тем более, что автору пришлось иметь непосредственное отношение к его выработке. По поручению Советского правительства советский посол вел переговоры по Западному Берлину вместе с коллегами-послами, представителями США К. Рашем, Франции Ж. Сованьяргом, Великобритании Р. Джеклингом. Сказать, что это было долгое и сложное дело — это почти ничего не сказать. Более полутора лет продолжались непосредственные переговоры, состоялось 33 упорных, изнуряющих официальных заседания и не меньшее количество не менее трудных неофициальных бесед. Принципиальные разногласия возникали не только по отдельным положениям и словам документа, но даже и по запятым и точкам. Не раз приходилось прерывать заседания и удаляться на совещания уже по той причине, что западным послам никак не удавалось употребить четкое обозначение должности: «Посол СССР в ГДР». Полгода советский посол учил своих коллег лишь выговаривать слово «ГДР», а затем не меньшее количество времени — и писать его. И так по множеству вопросов. За столом переговоров, где встречались четыре посла, не утихали и стычки локального характера, и крупные дипломатические сражения.

И все же позиции сторон постепенно сближались, давали свои плоды как упорная, кропотливая работа, так и общее оздоровление международного климата под воздействием миролюбивой политики КПСС и Советского правительства. 3 сентября 1971 года послы четырех держав по поручению их правительств подписали четырехстороннее соглашение по Западному Берлину, которое затем, без всяких изменений, в торжественной обстановке было скреплено подписями министров иностранных дел СССР, США, Франции и Великобритании.

Что же дало четырехстороннее соглашение? Сегодня, спустя более семи лет после его подписания, с полным основанием можно сказать, что оно — и это главное — полностью вписалось в процесс разрядки, стало его неотъемлемым элементом. Большие облегчения почувствовали сами западноберлинцы. Свободнее вздохнули и народы других европейских государств, ощутив удаление из тела континента постоянного источника напряжения.

Следует подчеркнуть, что соглашение по Западному Берлину до предела, до тончайших нюансов отражает сбалансированные интересы четырех сторон. Поэтому любое нарушение этого баланса (а такие нарушения, к сожалению, имеют место со стороны Запада) ведет к подтачиванию соглашения и даже его подрыву со всеми далеко идущими последствиями.

Позиция Советского Союза в этом вопросе совершенно ясна. Мы не ищем осложнений в западноберлинских делах. Мы за то, чтобы город жил спокойной жизнью. На наш взгляд, должны быть использованы все возможности, созданные четырехсторонним соглашением, чтобы Западный Берлин окончательно и бесповоротно превратился в конструктивный элемент мира и разрядки. Поэтому мы за строгое и полное соблюдение всех положений, которые записаны в четырехстороннем соглашении, в том числе стержневого положения о том, что Западный Берлин не является составной частью ФРГ и не может управляться ею. Такой же обоснованной позиции придерживаются ГДР и другие братские страны.

* * *

А теперь надобно вернуться по времени назад, чтобы подробнее рассказать о доме, в котором вершились дела, непосредственно связанные с рассказанными событиями.

Первоначально советская дипломатическая миссия в Берлине находилась в городском районе Панкове, на улице Чайковского, дом 37, где раньше размещалась школа.

С установлением дипломатических отношений с ГДР — важным шагом по укреплению международного авторитета молодого демократического государства на немецкой земле — встал вопрос о строительстве постоянного здания посольства СССР в ГДР. А где, в каком месте строить посольство? Имелось много вариантов. Однако выбор Советского правительства остановился на месте, где стояло старое здание русского и советского посольств. Тем самым выражалось уважение к традициям нашей славной Родины.

Строительство здания началось в 1949 году по проекту советского архитектора Анатолия Яковлевича Стрижевского. Руководили работами инженеры А. П. Сирин, В. А. Бушковский и Н. Ф. Воробьев. Общий контроль над строительством осуществлял генерал армии В. И. Чуйков — председатель Советской контрольной комиссии в Германии, созданной вместо Советской военной администрации в связи с передачей временному правительству ГДР функций управления, принадлежавших Советской военной администрации в Германии, а также маршал В. Д. Соколовский.

Здание посольства на Унтер ден Линден было закончено в 1951 году. Оно в три раза больше довоенного дома советского посольства. В архитектурном ансамбле комплекса удачно сочетаются мотивы русской и советской архитектуры. Монументальное здание, выложенное с фасадной стороны Унтер ден Линден декоративно отделанным камнем, а у основания — гранитом, с отступающей вглубь средней частью, которую венчает башня из стальных конструкций, символизирует величие и непоколебимость представляемого здесь могучего Советского государства.

Даже Запад не смог скрыть своего восхищения новым посольским домом: «Величественное архитектурное сооружение выглядит по сравнению со вновь здесь посаженными липами, как великан среди гномов» («Берлин и его строения», II часть, 1964 год,- Западный Берлин — Мюнхен, стр. 53).

Первый прием в новом здании по случаю национального праздника СССР состялся 7 ноября 1952 года. Вот что писала тогда газета «Нойес Дойчланд» в сообщении «Прием в дипломатической миссии СССР»:

«Председатель Советской контрольной комиссии в Германии И. Ф. Семичастнов и глава дипломатической миссии СССР при правительстве Германской Демократической Республики, чрезвычайный и полномочный посол И. И. Ильичев устроили прием по случаю 35-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, в котором приняли участие Президент Германской Демократической Республики Вильгельм Пик, премьер-министр Отто Гротеволь, президент Народной палаты Иоганнес Дикман, заместители премьерминистра Вальтер Ульбрихт, Генрих Рау, Отто Пушке, доктор Лотар Больц, президент Немецкого комитета мира и президент немецкой Академии наук профессор Фридрих, председатель президиума Национального совета Национального фронта демократической Германии доктор Корренс, представители демократических партий, массовых организаций, ученые, деятели искусств, писатели.

На приеме были главы дипломатических миссий стран народной демократии и руководящие работники миссий.

С Советской стороны присутствовали политический советник председателя СКК, чрезвычайный и полномочный посол СССР В. С. Семенов, а также генерал армии Штеменко, генерал-полковник Федюнинский и другие представители штаба Группы советских оккупационных войск в Германии.

На приеме были также представители западных оккупационных властей».

К открытию нового здания организации и отдельные граждане ГДР, с которыми особенно тесно сотрудничала советская дипломатическая миссия, преподнесли сувениры и подарки, зачастую изготовленные собственными руками. Многие из них были переправлены в Советский Союз, а некоторые остались в доме на Унтер ден Линден, украшая интерьер посольства. И сейчас гости советского посольства, поднявшись по парадной лестнице, по обе стороны двери, ведущей в Купольный зал, любуются огромными, в человеческий рост фарфоровыми вазами, украшенными затейливым орнаментом в виде золотых колосьев. Это подарок к возрождению советского дома на Унтер ден Линден от магистрата Берлина.

Много было проведено торжественных приемов, деловых встреч, бесед в здании советского посольства с 1951 г., которые служили целям дальнейшего укрепления и совершенствования дружеских миролюбивых отношений между двумя братскими государствами.

В 1962 году, приехав после долгого перерыва в Берлин, мы с трудом узнали улицу Унтер ден Линден. Гуляя по вечерам, тщательно обследовали аллею от начала до конца. Похорошевшая, украсившаяся молодыми липами, она все еще хранила нанесенные войной шрамы: вот аккуратно убранные пустыри на месте разрушенных домов, вот законсервированные развалины. .. На всей улице, кроме дома нашего посольства, мы не нашли ни одного построенного после войны здания. Непривычной казалась и пустынность аллеи, особенно к вечеру. Если мы за всю прогулку встречали 5-6 прохожих, считали, что это уже много. ..

Девять лет спустя, в 1971 году, когда мне пришлось на время проститься с Берлином, Унтер ден Линден представала перед берлинцами и гостями столицы в другом виде. Следов войны не осталось, аллея помолодела и приукрасилась. От Бранденбургских ворот потянулась цепочка новых зданий правительственных и иных официальных учреждений ГДР, ряда иностранных посольств. А в воскресные дни Унтер ден Линден становилась особенно оживленной. Толпы праздничных людей, целые семьи с детьми гуляют по старинной площади Августа Бебеля, осматривают величественные здания оперы, университета, фотографируются у символа Берлина — восстановленных Бранденбургских ворот, у государственной границы ГДР, которая с 13 августа 1961 года крепко-накрепко закрыта от враждебного проникновения.

Для тех, кто восхищался всемирно-известным памятником павшим советским воинам в Трептов-парке, небезынтересно будет узнать, что рядом с Унтер ден Лин ден, по ту сторону Бранденбургских ворот, уже в Западном Берлине, расположен еще один памятник советским солдатам. От посольства до него всего несколько сот метров, но в дни советских праздников колонна машин советского посольства огибает круг через пограничные КПП на Фридрихштрассе и на Инвалиденштрассе и подъезжает к памятнику, где традиционно возлагаются венки.

Сейчас Унтер ден Линден опять стала улицей с заметным дипломатическим профилем. Даже трудно представить, что каких-нибудь 10-15 лет тому назад на этой аллее располагалось лишь советское посольство. Сегодня здесь разместились посольства Польской Народной Республики, Венгерской Народной Республики, Англии, Франции, Италии, Дании, а в непосредственной близости от аллеи расположились добрых два десятка посольств. Невольно тут же вспоминаешь, что и десятка лет не прошло с тех пор, когда ГДР признавалась лишь социалистическими странами и в Берлине действовало 13 посольств, а сегодня ГДР имеет широчайшие дипломатические связи со всеми государствами мира.

* * *

На трибуну поднялся немолодой уже, невысокого роста человек с седыми волосами, подстриженными бобриком, искрящимися серыми глазами. Он обвел взглядом огромный разноцветный зал Дворца республики, как бы приветствуя всех присутствующих, и заговорил. Просто, понятно всем, убедительно, ибо каждое слово шло от души. Таким мне запомнилось выступление Вальтера Зака в первый день работы XI конгресса Общества германо-советской дружбы.

Несколько дней спустя мы встретились в одном из салонов советского посольства за чашкой чая. Вальтер Зак, говоря так же взволнованно, несколько сбивчиво, рассказал мне много интересного из истории дружбы со Страной Советов, о себе лично.

Сразу после победы Великого Октября, в начале 20-х годов, в Германии возникли первые общества дружбы и сотрудничества с советской страной. Цели их — самые обыкновенные, человеческие, но вместе с тем чрезвычайно важные: поддерживать и развивать культурные и научные отношения с первым в истории государством рабочих и крестьян. Некоторые занимались и политическими вопросами.

1 июня 1923 года в Берлине состоялось учредительное заседание «Общества друзей новой России», был образован временный рабочий комитет, в который вошли д-р Хелене Штёккер («Союз защиты матерей»), д-р Макс Осборн, Макс Бартель и Леманн-Лукас. Членами общества стали такие выдающиеся деятели науки и культуры, как Альберт Эйнштейн, Кетэ Кольвиц, Пауль Острайх, Арнольд Цвейг, Анна Зегерс, Иоганнес Бехер. Общество организовывало доклады, поездки в СССР, научные собрания, выставки, театральные постановки, музыкальные вечера (его генеральным секретарем стал член КПГ Эрих Барон).

Лишь 400 членов насчитывало общество в момент своего создания, но количество друзей новой России возрастало с каждым днем.

В дни празднования 10-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции состоялся первый конгресс друзей Советского Союза. 917 делегатов из 47 стран мира приехали в Москву. Конгресс призвал всех противников войны вести непримиримую борьбу против агрессивных устремлений империалистических государств.

Делегаты поставили перед собой задачу: создать в своих странах организации друзей Советского Союза, которые бы активно выступили в защиту первого рабоче-крестьянского государства, разоблачали подготовку империалистических государств к военному нападению на СССР и противопоставили антисоветской лжи и измышлениям конкретную правду о советской действительности.

Немецкая делегация, самая многочисленная, состояла из 176 членов, представляла она различные слои населения Германии. В состав президиума конгресса были избраны Роберт Зиверт и Клара Цеткин, которая выступила на конгрессе с пламенной речью. По поручению революционного военного совета прославленный полководец гражданской войны К. Е. Ворошилов вручил немецкой революционерке, большому другу СССР Кларе Цеткин орден Трудового Красного Знамени.

В мае 1928 года в Кёльне состоялась международная конференция друзей Советского Союза, был образован международный исполнительный комитет. Последовали конкретные шаги по созданию международной пролетарской массовой организации друзей Советского Союза.

В Германии перый комитет был образован в Берлине 18 сентября 1928 года. По его инициативе накануне праздника Октября была создана германская секция друзей Советского Союза — «Союз друзей Советского Союза». В руководящие комитеты вошли представители КПГ, среди них Франц Далем, Адольф Детер, Фриц Хеккерт и другие. Союз охватывал представителей различных партий, общественных организаций, беспартийных и свободомыслящих, представителей спортивных союзов... Их объединяло одно — стремление давать отпор антисоветской клевете, пропагандировать правду о строительстве социализма, о миролюбивой внешней политике СССР.

К концу января 1933 года организация объединяла в своих рядах около 60 тыс. членов. «Общество друзей новой России» и «Союз друзей Советского Союза» ставили одинаковые цели, но, в отличие от «Общества», «Союз» был пролетарской массовой организацией, в которой КПГ имела сильное влияние.

Частыми гостями друзья Советского Союза были в советском доме на Унтер ден Линден. Их приглашали на приемы, посольство совместно с «Обществом» и «Союзом» устраивало в различных залах Берлина выставки, выступления советских артистов, просмотры кинофильмов.

Придя к власти, фашисты предприняли все, чтобы уничтожить в немецком народе чувства дружбы к Советскому Союзу. «Союз друзей СоветскогоСоюза» и «Общество друзей новой России» были объявлены «антигосударственными организациями». Нацисты в ночь после поджога рейхстага арестовали Эриха Барона — генерального секретаря «Общества друзей новой России» и вскоре убили его. Такая же судьба постигла многих других друзей Советского Союза.

Кровавый фашистский террор разрушил организационные связи между друзьями Советского Союза в Германии и советскими трудящимися. Однако нацисты были не в силах уничтожить тесные связи немецких коммунистов и других антифашистов с СССР, солидарность советских трудящихся с томящимся в концлагерях, тюрьмах и борющимися в тяжелейших условиях товарищами в Германии.

«Между Советским Союзом и немецким рабочим классом, находящимся под гитлеровским ярмом, — писала в 1938 году орган КПГ газета «Роте фане», издававшаяся нелегально, — существует неписанный договор союза и взаимопомощи, который не может быть расторгнут ни одной властью мира».

Вальтер Зак принес с собой, показал мне этот пожелтевший от времени номер «Роте фане», эти слова отчеркнутые красным карандашом. По-коммунистически оптимистические, очень верные слова — сегодня, спустя 40 лет, это можно сказать смело. И полное право говорить об этом имеют такие люди, как Вальтер Зак. Член КПГ с столь трудного 1933 года, по специальности слесарь, активный борец Сопротивления.

Сейчас, говорит он, когда я встречаюсь с молодежью, мне часто задают вопросы: «Как Вам удалось в годы фашизма, в подполье, выстоять перед той огромной силой, не потерять веру в победу Советской Армии?», «Как Вы смогли доказать свою дружбу с Советским Союзом?».

Я не раз в своих беседах с молодежью в ответ на это рассказывал о подвиге группы Герберта Баума, группы Коммунистического союза Германии. В 1942 году фашисты устроили в центре Берлина, недалеко от опустевшего советского посольства, в Люстгартене, подлую, лживую выставку, направленную против Советского Союза. Члены этой группы — молодые люди в возрасте от 17 до 30 лет — подожгли выставку. 23 молодых коммуниста, молодых друга Советского Союза, поплатились за это жизнью: они были казнены.

Они доказали, говорю я сейчас, свою дружбу, свою верность СССР, великим идеалам интернационализма, эти молодые ребята. Доказали в самые трудные дни, и в этом их подвиг. Они не дали обливать своего лучшего друга грязью. Их убили, но своим дерзким поджогом они пробудили многих немцев, которые проходили мимо обгоревшей выставки, шли дальше по Линден, где безмолвно, угрюмо стоял дом советского посольства.

Дом на Унтер ден Линден... Он, говорит Вальтер Зак, мне хорошо знаком по тем довоенным годам. Сколько раз, проходя по аллее, я вглядывался в каждое окно, каждую деталь этого здания, ибо этот дом мне не был чужим, хотя я никогда не переступал его порога. «Советский Союз — родина трудящихся всего мира» — нам, коммунистам, эти слова были важны и дороги, нам был родным и советский дом на Унтер ден Линден.

Однажды — это было в фашистское время — я, наверное, раз десять прошагал по аллее — туда и обратно. И думал об одном, и никак не мог решиться. В голове одна мысль — подойти к дому, прошмыгнуть незаметно для полицейских к двери, открыть дверь... А что дальше? Сказать своим, работникам посольства, объяснить все — что я хочу уехать в Советский Союз, участвовать там в строительстве социализма... Так и не решился тогда. Сейчас я, конечно, понимаю, что такой шаг ни к чему бы не привел — советские товарищи, исходя из тогдашней обстановки, ничего конкретного для меня сделать не могли бы — но я потом часто вспоминал тот день, когда вышагивал перед посольством, не состоявшуюся поездку в СССР, а дом тот стал мне с тех пор еще ближе.

Никому, даже своим товарищам по партии, не рассказывал я, говорит Вальтер Зак, о том эпизоде. А некоторое время спустя пришлось, по решению партии, действительно покинуть Германию — ив изгнании, насколько мог, участвовал в борьбе с фашизмом.

После войны, вернувшись в Берлин, в один из первых дней пошел на Линден — больно было видеть погибшее в фашистской войне здание. И как мы, коммунисты, обрадовались, когда узнали, что на том же месте будет строиться новое советское посольство!

Не скрою, были в то время люди, — и это естественно, — которые ворчали, высказывали недоумение.

— А надо ли это — памятник советскому солдату в Трептове, новое здание посольства? Не лучше было бы использовать средства и стройматериалы в других, более практичных целях?

— Нет, — твердо отвечали мы таким ворчунам. — Нет более достойной и важной цели, чем почтить память тех героев, которые освободили нас от фашизма, и великий советский солдат в Трептов-парке будет стоять века — на радость друзьям, на устрашение врагам. Очень важно и то, говорили мы, что посольство Советского Союза в нашей республике получит достойное своей великой страны здание на Унтер ден Линден.

Да, это было символично и важно — первое построенное на главной улице столицы ГДР здание — дом посольства Советского Союза. Наша старая Линден начинала получать новое содержание — а посмотрите, какая красавица она сегодня... Да и памятник в Трептове — он стал одним из самых ярких символов нового Берлина, неотделимым уже от образа столицы ГДР. Я многие годы работал бургомистром берлинского района Трептов, и могу смело сказать — этот памятник, этот советский солдат с девчуркой на руках и мечом, опущенным на разбитую свастику, стал своим, родным и для жителей Трептова, и Берлина, да и всей ГДР. Наверное, все, кто приезжает в нашу столицу — и из самых различных стран мира — приходят сюда, чтобы обойти величественный архитектурный ансамбль, помолчать, склонить голову перед солдатом-освободителем...

Празднично, приподнято чувствовал я себя, рассказывает Вальтер Зак, когда в день годовщины Победы советского народа в Великой Отечественной войне поднимался по парадной лестнице посольства, где всех гостей, идущих нескончаемым потоком, приветствовал посол СССР. Тогда, впервые посетив посольство, под сенью Спасской башни Кремля в Купольном зале я ясно ощутил, что нахожусь как бы в Советском Союзе, что это величественное здание — как бы кусочек Советской страны. И другое великое чувство — принадлежности к огромной, единой семье коммунистов — все время сопровождало меня в этом доме.

Кстати, сейчас Общество германо-советской дружбы — одна из крупнейших массовых организаций ГДР и крупнейшая организация дружбы с СССР за рубежом. Она объединяет уже 5,5 млн. членов. Без цифр тут нам не обойтись. Общество опирается в своей работе почти на 40 тыс. первичных и 12 тыс. цеховых организаций — в них занято 600 тыс. активистов. 90 тыс. коллективов трудящихся носят почетное звание «Коллектив имени германо-советской дружбы». 1 250 кабинетов дружбы стали центрами распространения информации о Советском Союзе и обмена опытом. Ежегодно общество проводит 400-500 тысяч таких мероприятий, охватывая ими многомиллионную аудиторию. В 1977 году лишь в мероприятиях 23 домов ОГСД участвовали около двух миллионов граждан ГДР.

А сейчас, продолжал Вальтер Зак, мы приближаемся к 30-летию ГДР. Тридцать лет — это уже немало для человека, но для государства — это совсем юношеский возраст. Но мы не забываем, что корни ГДР уходят в глубь веков, в деятельность Маркса и Энгельса, залпы «Авроры», взятие Берлина.

Как можно говорить об Эрнсте Тельмане, спрашивает он, не говоря в то же время о продолжающейся свыше шестидесяти лет тесной связи лучших представителей немецкого народа, немецкого рабочего класса и его марксистско-ленинской партии — а также и многих представителей прогрессивных сил из других слоев — с советским народом?

Как можно говорить о написанной, пережитой и созданной нами истории, не исходя при этом из освободительного подвига советских солдат, не говоря при этом о значении представившейся нам возможности начать новую жизнь? Как можно говорить о становлении и росте нашей республики, не называя при этом великодушной материальной и духовной помощи и поддержки со стороны Советского Союза?

Как можно объяснить продолжающийся 33 года мир в Европе, не отдавая при этом дань большим жертвам и самопожертвованию советского народа вплоть до сегодняшнего дня?

Как можно доходчиво объяснить понятия «патриотизм» и «пролетарский интернационализм», не ставя при этом в пример страну и партию Ленина?

Многие, конечно, чувствовали себя так же, как и я, продолжал Вальтер Зак, когда читали обращение к 30-летию образования нашей республики. Могу прямо сказать: это — мои собственные выводы, это — мой собственный дневник, это — история, в написании которой я участвовал. Многое в ней от меня самого.

Не потому, что я все это впервые обнаружил, услышал, прочитал. Но всякий раз я вижу в этом новое подтверждение правильности нашего пути, выполнения цели моей жизни, жизни моих товарищей и друзей.

* * *

Недалеко от города Нойштрелица, что на севере ГДР, живет с большой и дружной семьей Гельмут Саковский — писатель и драматург, весьма популярный в ГДР.

Ему всего 54 года. Но прошел он жизнь сложную, нелегкую. В 1943 году был мобилизован в вермахт и направлен на Западный фронт. Потом — американский плен. И — возвращение на свою землю, в свою страну.

Не раз я встречался — и в советском посольстве, и на общественных мероприятиях, и в Нойбранденбурге с Гельмутом Саковским. Мы много говорили, обсуждали самые разные проблемы, делились действительно сокровенными мыслями. Мне было очень интересно, как мой друг — полагаю, я могу так назвать Гельмута — рассказывает о своей и моей стране — эти темы у него переплетались неразрывно.

В 1943 году, говорил Гельмут Саковский, мне только-только исполнилось восемнадцать лет. Как и сотни тысяч моих ровесников в рядах нацистских полчищ, я попал на войну. Был послан в страны, в которых ничего не потерял, в которых мне нечего было искать. Я мог бы сказать, что я никогда не входил в состав воинской части, которая неистовствовала на территории Советского Союза. Но я знаю, что это не заслуга, а чистая случайность.

Я один из немногих моего года рождения, которые вышли из ада уничтожения и разрушения, распространявшегося германскими фашистами по всему миру. Пожалуй, один из тех, кто в 1945 году по меньшей мере хоть понял, что слово «Германия» покрыто позором, что немец должен по-другому строить свою жизнь.

После войны мне было двадцать лет. В моей головое, как и в головах многих других, была сплошная путаница. Я чувствовал, что принадлежу к безнадежному поколению, которое предали. Такие же чувства волновали в то время многих молодых немцев. Радость в связи с разгромом фашизма охватила весь мир. А мы опустили головы. Нам было стыдно, у нас действительно имелись веские основания для этого. Мы думали — что же дальше, что будет с нами?

Другие же — коммунисты, социал-демократы, представители самых разных политических партий и беспартийные, боровшиеся с фашизмом — с поднятой головой вступили в мир свободы. Они стекались из каторжных тюрем и концентрационных лагерей. Они вновь встретились в Германии с теми, кого Советский Союз во время нацистского господства взял под свою защиту, с теми, кто жил в эмиграции в других странах. Все они были полны решимости изменить положение в Германии таким образом, чтобы никогда больше с немецкой земли не исходила война!

Они не забывали и о других. Они взяли меня и подобных мне за руку, помогли крепко встать на ноги.

Я хорошо помню слова Владимира Маяковского, которые он сказал будучи в Берлине в 1927 году — против фабрик и техники, мол, не может быть никаких возражений. Главное, чтобы рабочие взяли их в свой руки!

Вскоре после окончания войны началась борьба за это — борьба за власть рабочего класса. Именно тогда было положено начало самому успешному периоду новейшей немецкой истории. На обломках руин шла упорная борьба за ликвидацию крайней нищеты, борьба за людей. Мы являемся свидетелями этого периода истории, мы сами принимали участие в его создании. Солдаты Красной Армии принесли нам победу в битве против гитлеровского фашизма. Теперь же речь шла о том, чтобы мобилизовать каждого человека на хорошее дело.

В то время я впервые встретился с гражданином Советского Союза. Как я выглядел тогда, что я из себя представлял? Худой, как палка, в потрепанной, болтавшейся на мне шинели, перекрашенной в бутылочный цвет, с бьющимся от волнения сердцем и пробудившейся совестью я вошел в здание советской комендатуры, чтобы стать на учет. Советский офицер изучал мои полученные при увольнении документы, затем долго и испытующе смотрел мне в лицо. Перед его глазами прошло уже много таких, как я. Ему, конечно, было нелегко в то время увидеть во мне будущего друга. Но он сказал:

— Иди домой. Прежде всего сбрось с себя эту проклятую шинель и ищи работу. У тебя много дел.

Работу я нашел в лесничестве, и мои товарищи позже послали меня в школу.

Может быть, я слишком растянул свое повествование — потерпи немного. Но мне очень хотелось рассказать о прошлом. Ведь 30 с лишним лет назад, в день Освобождения, для бесконечно многих людей в этой стране совершился великий поворот в жизни. Для них начался отсчет нового времени. И именно поэтому для людей моего поколения дружба с народами Советского Союза имеет сугубо личное и особое значение.

Мы сделали все, чтобы не упустить предоставленную нам возможность. Мы строили, мы работали, и иногда история преподносила нам приятные сюрпризы. Я, собственно, считаю весьма любопытным, что я мог рассказать тебе о перекрашенной в бутылочный цвет шинели нацистской армии, которую мне пришлось носить, когда я наконец-то постучал в дверь комендатуры, думая про себя: «Дружище, что из тебя будет?»

А сегодня вот, как само собой разумеющееся, мой приход сюда и то, что я сижу в старинном кресле в одной из комнат советского посольства вот уже второй час, и беседую с послом Советского Союза, и вижу в нем не только высшего представителя дружественной страны, но и доброго, надежного друга.

В этой связи вот что хотелось бы тебе еще рассказать. Так уж получилось, что из затерявшейся в горах Гарца горной деревушки в 1949 году я попал прямо в огромный, израненный, лишь приподнимающийся из развалин Берлин. Я был среди тех десятков тысяч молодых людей, кто в начале октября 1949 года с факелами в руках прошли по Унтер ден Линден, кто, затаив дыхание, слушал вдохновенную речь Вильгельма Пика, кто с великим энтузиазмом приветствовал час рождения ГДР.

Потом я не раз возвращался на эту улицу, где с наступлением сумерек становилось неуютно и тревожно — старинные дворцы и дома стояли угрюмо, искореженные, неживые. И поэтому я очень обрадовался, увидев однажды, что неподалеку от Бранденбургских ворот на одном из участков умершая, казалось бы, улица начала оживать.

Я специально приходил сюда, чтобы смотреть как расчищали развалины; потом копали котлован под фундамент — а точнее взрывали, вгрызались в остатки стоявших здесь зданий; как из-за ограды стройплощадки несмело выглянул первый этаж, потом поднялся второй, четвертый, пока здание, развернувшись, не встало во всем великолепии.

Я к тому времени уже знал, что здесь строят. Посольство Союза Советских Социалистических Республик в моей стране — уже сами эти слова звучали торжественно, обнадеживающе. И в тот же день, когда со здания посольства снимали последние строительные леса, я должен был уезжать из Берлина — на работу в далекое лесничество.

Прошелся по Линден от той площади, где слушал Вильгельма Пика в день основания ГДР, до Бранденбургских ворот. Остановился у здания посольства. Интересно, кто будет входить в эту массивную, окованную железом дверь, кому посчастливится увидеть это огромное, несколько таинственное здание изнутри. Во всяком случае, не мне, — подумалось мне тогда.

Более 25 лет прошло с тех пор. Многое изменилось и в жизни моей страны, и в моей личной жизни. Я часто приезжал в Берлин уже по писательским делам, а однажды специально отправился в столицу по приглашению советского посла. Тогда я впервые переступил порог того дома — так знакомого с внешней стороны по наблюдениям юношеских лет, и вместе со мной шли рабочие, учителя, крестьяне, генералы... Они получили из рук посла СССР очень дорогую награду — юбилейную медаль к 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина.

Годы начала, годы становления были и годами раздумий. Политические деятели вновь и вновь объясняли нам, как и что должно произойти, чтобы никогда больше не могли повториться ужасы войны, фашизма. Но прежде всего книги... По крайней мере, для меня. Они пробуждали самые различные благородные чувства, обогащали наш разум. Они показали нам, как можно изменить мир к лучшему. И это были прежде всего книги советских авторов,- которые несли нам новости о жизни людей в большом Советском Союзе, рассказывали об их борьбе, их радостях и печалях.

Мы с жадностью, пока только заочно, по книгам знакомились с людьми, которые жили в тысячах километров от нас — и были похожи на нас. Никогда в жизни меня так не захватывали книги, как в то время.

Мы читали о великой революции в России. «Десять дней, которые потрясли мир»... «Братцы, сказал красный солдат, есть два класса. И кто не стоит на одной стороне, тот стоит на другой». Между фронтами нет дороги. Нужно сделать выбор — простая истина, так легко понятная. Но она была столь важна для нас, а тому или другому и сегодня ее стоило бы вспомнить, призадуматься над ней.

Мы запоем, продолжал Гельмут, читали «Тихий Дон», эту потрясающую правду Шолохова. Люди большой страны пробуждаются, выходят из состояния тупости, сбрасывают с себя цепи. . . Но не у всех дорога прямая. Вот один из них — симпатичный, горячий, но он не может понять всего происходящего, его ждет одиночество и гибель. Мы роптали на Григория Мелехова, мы отождествляли себя с Давыдовым из «Поднятой целины». Мы читали Горького, Катаева, Островского, Фадеева, Гладкова, Алексея Толстого, Мариэтту Шагинян и многих других. Их произведения сопровождали нас на протяжении 30 лет новейшей истории.

Этот путь мира и прогресса часто был нелегок. И, конечно, не всегда так успешен, как ныне. Наши противники вновь и вновь ставили нам палки в колеса, воздвигали на нашем пути различные препятствия. Много лет подряд мощные орудия «холодной войны» были направлены прямо на нас, на наше каждое слабое место. И если эти орудия грохотали, то в этот грохот всегда вливались и антикоммунизм, и враждебность к Советскому Союзу.

И все же мы укрепляли и укрепили свою страну, и в первую очередь потому, что были мы не одни, потому, что Советский Союз был нашим хорошим другом, он всегда стоял плечом к плечу с нами. Иной раз, когда противник развязывал особенно яростную и примитивную кампанию клеветы против нас, именно книги советских авторов в такие моменты воодушевляли нас, вселяли уверенность. Пусть даже это одна-единственная простая мысль: а ведь людям в Советском Союзе в самые первые годы молодой Советской власти было гораздо труднее. И все-таки они выдержали, вынесли все, и сегодня они сильнее и могущественнее, чем когда-либо.

Вспоминается 57-й год. Время было напряженное, мы бились с самыми различными трудностями. В том же году небезызвестный западногерманский политик Штраус заявил: его союзники, мол, достаточно сильны, чтобы стереть с географической карты мира царство Советского Союза. Он имел в виду, конечно, и нас в ГДР. Но мы выросли в содружестве социалистическикх стран. Никто не смог стереть нас с карты этой земли, и именно в том же 57-м году в бесконечность небесного пространства Советский Союз запустил первый искусственный спутник Земли. Это был лучший ответ всяким воинственным господам, это была неоценимая поддержка для нас.

У вас появились новые писатели: Симонов, Михалков, Ю. Семенов, Айтматов, Быков, Тендряков, Шукшин, Абрамов, Распутин и многие другие. Они написали книги, которые интересуют и волнуют всех, в особенности молодое поколение нашей страны. Я ценю их за абсолютную искренность, за безоговорочный поиск правды. Я хорошо знаю, что книги советских авторов или советские пьесы, фильмы, такие как «Премия» или «Обратная связь» — это те произведения искусства, которые вдохновляют многих писателей в моей стране. И они также смело берутся за неудобный, щекотливый и очень критический материал, ищут и находят жизненную правду.

И все-таки никто не должен обижаться на меня, представителя старшего поколения, если я скажу, что я все еще больше всех люблю Старика с Дона. Его книги первыми пришли ко мне, он дал мне то, что я храню в своем сердце до сегодняшнего дня — чувство восхищения и симпатии к простым и добрым людям, живущим в Советском Союзе и повсюду на белом свете.

Я несколько раз бывал в Советском Союзе. Конечно, и в столице — Москве. На юге я путешествовал по солнечным тропам Грузии, видел мандариновые рощи и пальмы, могучий силуэт Кавказа. На Севере я познакомился с карельской зимой, познал звенящий холод. Восхищался фантастически красивой природой, чудесами техники, но наибольшее впечатление произвели на меня люди и их сердечность. Я встретил много хороших людей, и каждый раз возвращался в свою страну обогащенный — я бы даже сказал, намного поумневший.

Как-то я ехал со своим другом из Карелии по стране. Я хотел показать ему, как красива моя мекленбургская родина: леса и луга, обильно зеленеющие поля, прекрасные города и зажиточные села. И вдруг я, сидя рядом со своим советским другом, заметил то, что я обычно почти уже не воспринимал, потому что видел это изо дня в день. Я увидел в центре городков и деревушек могилы советских солдат. Увидел старую крестьянку в повязанном черном платке и черном платье, которая наводила порядок на одной из таких могил, у самой дороги. И в этот момент, сидя в автомашине «Вартбург» и проезжая по своей цветущей стране, я внезапно представил себе линию фронта.

И мне вдруг подумалось то, чем я и хочу сегодня закончить тебе свое повествование.

Да, время неумолимо идет вперед. Оно быстротечно, и многое забывается — иное не жалко и забыть. Но одного забывать нельзя никогда. Это — жертвы, неисчислимые жертвы, которые понесли народы в борьбе с фашизмом, в борьбе с бесчеловечностью. Двадцать миллионов советских граждан, тысячи и тысячи немецких антифашистов отдали свою жизнь за то, чтобы сегодня мы могли жить в мире и сообща. Чтобы мы, немцы из ГДР, советские люди и граждане братских стран могли трудиться во имя торжества идеалов социализма и коммунизма.

Мы шли по залам посольства — через строгий Гербовый зал, величественный Купольный — а я думал о том, что сказал Гельмут Саковский. Я старался не прерывать его — хотя у меня тоже накопилось много мыслей об этом же — ибо чувствовал, сколь важна писателю эта своеобразная исповедь. Видел я, понимал и другое. То, что так страстно, с писательской обостренностью излагал Гельмут Саковский — это не только его путь, его думы. Это путь и мысли, типичные для миллионов и миллионов граждан социалистической, братской нам ГДР.

Не спеша выходим из Купольного зала на парадную лестницу. Мой гость, как вижу, хотя и не раз уже бывал в посольстве, с любопытством оглядывает украшения, картины, колонны. Да, в строительстве здания посольства использовались обломки имперской канцелярии Гитлера, провозгласившего «тысячелетний рейх» и пошедшего ко дну после десятка с небольшим лет своего кровавого господства. Да, это символично. Могу добавить, что, как мне рассказывал маршал В. И. Чуйков, при постройке этой лестницы использовался и мрамор, который фашисты приготовили для сооружения «памятника победы» после запланированного взятия Москвы — это тоже символично...

Рассказывал о посольстве — много раз, различным гостям я сообщал эти детали, — а мысли были заняты другим. Мой сегодняшний гость — Гельмут Саковский... Сколь интересен его путь, сколь высоко подняла его партия, народ. Восемнадцатилетний солдат фашистской Германии и крупный писатель ГДР, большой и искренний друг Советского Союза. Уже свыше тридцати лет член партии, недавно стал членом Центрального Комитета СЕПГ. А решающие этапы пути — и тот визит в советскую комендатуру, и рождение республики, и прогулки по Линден, где вставал из развалин советский дом, и Шолохов... Да, Шолохов. Не зря Гельмут с таким восхищением часто рассказывает о нем. Без сомнения, Старик с Дона, как с уважением называет его Гельмут, повлиял на него и как на писателя. И в его пьесах, рассказах — деревня на переломе, переворачивающем и устоявшийся уклад жизни, и судьбы людей. И в его произведениях — много энергии, юмора, беспокойных героев со всеми их противоречиями, с их старыми привычками и новыми познаниями. Писатель, описывая социалистические преобразования в деревне, ставит этих героев перед необходимостью принимать личное решение — это решение между старым и новым.

Да, не удивительно, что Гельмута Саковского любят читатели, уважают коллеги — он и член правления Союза писателей ГДР, и вице-президент Культурбунда... Я смог сообщить ему приятную новость — в Москве будут переводить и издавать столь популярного здесь, в ГДР, «Даниэля Друската»...

Мы уже в нижнем холле посольства, у окованой железом двери, которую когда-то Гельмут Саковский с любопытством разглядывал со стороны улицы. ..

— Всего хорошего, Гельмут. До встречи!

— До встречи — у меня под Нойштрелицем или в советском доме на Унтер ден Линден!

* * *

Руководители КПСС и Советского государства, посещая ГДР для участия в съездах СЕПГ, в международных форумах, в составе партийно-правительственных и иных делегаций, как правило, заходят и в советский дом на Унтер ден Линден. Бывали в посольстве, и не раз, Л. И. Брежнев, А. Н. Косыгин, М. А. Суслов, П. А. Кириленко, А. А. Громыко, Д. Ф. Устинов и другие члены Политбюро Центрального Комитета КПСС.

Хорошо знаком дом посольства Леониду Ильичу Брежневу. Прибыв в гостеприимный Берлин, руководитель нашей партии и государства всегда старается выкроить в своей напряженной программе часок-другой для встречи с сотрудниками посольства и других советских коллективов в ГДР. Миллионы людей разных стран и континентов слышали замечательные выступления Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР на митингах и собраниях, наблюдали по телевидению за съездами КПСС, торжественными заседаниями в Кремле, где его устами говорила сама партия — веско, четко, достойно. Но те, которым довелось в сравнительно узком кругу слышать задушевное слово Леонида Ильича, его добрые наставления и непосредственный рассказ о делах земли Советской, о международных событиях, никогда не забудут таких удивительно живительных, особенно для людей, работающих за границей, встреч. А стены дома на Унтер ден Линден помнят и о том, как с настоящим чувством, с любовью к Родине великой, но просто и сердечно читал Леонид Ильич стихи Есенина.

Еще до приезда в ГДР в 1964 году в качестве руководителя партийно-правительственной делегации СССР Л. И. Брежнев узнал о судьбе и героическом подвиге Фрица Шменкеля — немца, советского партизана. Леонид Ильич выразил пожелание лично вручить высшую награду Советской страны вдове героя-интернационалиста. Вот что писала газета «Нойес Дойчланд» 9 октября 1964 года о приеме в советском посольстве:

«Чрезвычайный и полномочный посол СССР в ГДР устроил в здании советского посольства в Берлине торжественный прием в честь партийно-правительственной делегации СССР, возглавляемой членом Президиума ЦК, секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым. В качестве гостей были Первый секретарь Центрального Комитета, Председатель Государственного Совета ГДР Вальтер Ульбрихт, член Политбюро ЦК, Председатель Совета министров ГДР Вилли Штоф, президент Народной палаты проф. Иоганнес Дикман и президент Национального совета Национального фронта демократической Германии проф. Эрих Корренс. На приеме присутствовали также руководители находящихся в Берлине по случаю 15-й годовщины образования ГДР иностранных партийно-правительственных делегаций, главы дипломатических представительств в ГДР, а также высшие офицеры Группы советских войск в Германии.

...В качестве гостей торжественного вечера были вдова и дети антифашиста Фрица Шменкеля, который в рядах партизан боролся против фашизма и отдал свою жизнь за дело рабочего класса. Л. И. Брежнев вручил Эрне Шменкель грамоту о присвоении ее мужу, погибшему от рук фашистов, звания Героя Советского Союза, которого он удостоен 6 октября 1964 года согласно указу Президиума Верховного Совета СССР. Леонид Брежнев высоко оценил участие Фрица Шменкеля в антифашистской борьбе, его героизм и мужество, проявленные им на фронтах Великой Отечественной войны. Глубоко взволнованная Эрна Шменкель приняла из рук Леонида Ильича Брежнева грамоту о присвоении ее супругу звания Героя.

Торжественный вечер закончился праздничным концертом, в котором приняли участие народные артисты РСФСР».

Памятен эпизод, связанный с пребыванием Алексея Николаевича Косыгина в посольстве в 1964 году. Он прошел по рабочим кабинетам, внимательно осмотрел помещения для протокольных мероприятий — похвалил кое-что, посоветовал. А затем, поднявшись на верхний этаж, увидел в окно строящееся напротив здание.

— Что это за дом? — спросил Председатель Совета Министров СССР. — Кто строит и кому?

— Строят немецкие друзья, — ответил советский посол. — Это жилой дом, предназначенный для сотрудников советского посольства.

— Как это так? — удивился Алексей Николаевич. — Правительство ведь не выделяло денег на строительство.

Посол пояснил, что достигнута товарищеская договоренность с немецкими друзьями: им передан ряд добротных домов, принадлежавших Советскому Союзу в районе Карлсхорста, а они взамен обязались построить четыре дома для советского посольства и торгпредства.

— Ну, а чем мы должны помочь?

Немного растерявшись от вопроса, посол тут же сказал:

— На оборудование квартир неплохо бы средства выделить...

— Сколько?

— Тысяч 150-200 хватило бы...

Алексей Николаевич, ничего не ответив, продолжил осмотр представительских помещений. А через три дня в распоряжение посольства поступили 200 тысяч рублей. Квартиры в новых домах для сотрудников удалось оборудовать удобной, современной мебелью, предусмотреть все мелочи для домашнего уюта, вплоть до занавесок.

Но до того, как все дипломаты и сотрудники других советских учреждений переехали из Карлсхорста (15 км от посольства) на Унтер ден Линден и Беренштрассе, тем немногим дипломатам, которые и раньше жили в посольстве, пришлось провести много бессонных — в буквальном смысле — ночей. Новое жилое здание на Беренштрассе, в непосредственной близости от Унтер ден Линден, 63/65, строилось на месте развалин бывшего Рейхсбанка. Не удивительно, что с полгода там непрерывно и оглушительно стучали отбойные молотки, миллиметр за миллиметром прокладывая путь к подземным шахтам и хранилищам банка, извлекая бетон и железо.

Сиротливо выглядели в то время дворы посольства и других советских учреждений, с грехом пополам очищенные от развалин. Но вот на массовый субботник вышли все советские сотрудники вместе с семьями, немецкие друзья подвезли землю, саженцы деревьев и кустов, и прямоугольник между Унтер ден Линден — Отто Гротеволынтрассе — Беренштрассе — Глинкаштрассе преобразился. А сейчас, десять с лишним лет спустя, подрезать приходится могучие деревья, выросшие на месте развалин и пустырей.

В 1965 году, когда все работники советского посольства жили на параллельной Унтер ден Линден Беренштрассе, в двух этажах приобретенного у местных властей здания была открыта средняя школа при советском посольстве в ГДР. Росло количество учеников и учителей, расширялись и помещения школы: в 1967 году она заняла третий, а в 1977 году и четвертый, последний этаж здания.

Условия для занятий в школе сейчас мало чем отличаются от типовых, а кое в чем их и превосходят. Имеется целый ряд классов-кабинетов, в которых используются различные технические средства, удобны помещения для кружковой работы. В классах — не более 25 учащихся.

Школа на Беренштрассе, неподалеку от Бранденбургских ворот постепенно стала поистине интернациональной: вместе с советскими ребятами здесь учатся дети из социалистических стран — ГДР, ЧССР, ПНР, НРБ, СФРЮ, Кубы, ВНР. Школа при посольстве СССР в ГДР является одной из лучших в системе заграничных учебных заведений МИД СССР.

Хотелось сделать все возможное, чтобы советские люди, находясь вдали от Родины, не замыкались в стенах своей квартиры, а жили полнокровной духовной и культурной жизнью. В 1976 году на той же Беренштрассе выросло новое, светлое, еще более современное и комфортабельное жилое здание работников посольства. Рядом поднялось новое здание строгих необычных форм из красного кирпича. К 60-летию Великого Октября фасад нового клуба украсил большой барельеф В. И. Ленина — его создал художник-любитель, работник одной из советских организаций в ГДР В. С. Трошин.

Новый клуб посольства имеет просторный зрительный зал со сценой, библиотеку, специальные помещения для протокольных мероприятий, проводимых общественными организациями посольства. Сейчас здесь демонстрируются новейшие советские и зарубежные кинофильмы, часто выступают советские коллективы и исполнители, а также артисты Германской Демократической Республики, и других стран. В клубе проводятся мероприятия советских учреждений в ГДР, содержательные и веселые вечера устраивает школа, комсомольская организация.

После того как клуб «переехал» в новое здание, старое помещение показалось еще скромнее, меньше. Но сколько радости оно принесло своим новым хозяевам-школьникам! После основательного ремонта в уютных помещениях стали собираться пионеры и комсомольцы советской средней школы.

А здание советского посольства по-прежнему вызывает восхищение многочисленных гостей. И сегодня оно самое большое, самое нарядное среди многочисленных новых посольств Берлина. Тех, которые не были в нашем посольстве или хотят освежить свои давние впечатления от его посещения, приглашаю на небольшую заочную экскурсию по зданию посольства.

В парадном подъезде посетителей приветливо встречают переливающиеся фиолетовым цветом орхидеи в специальных небольших оранжереях. У отделанной мрамором главной лестницы — барельеф К. Маркса и В. И. Ленина работы известного советского скульптора Н. В. Томского. Неподалеку две мемориальные доски — одна из них рассказывает о строительстве этого здания, другая — о послах СССР в ГДР.

Поднимаясь прямо по лестнице, гость попадает в Актовый зал посольства, который поражает своим объемом, величественными колоннами и скульптурой в глубине сцены, массивными люстрами. В зале, где имеется 400 мест, проводятся встречи работников посольства и актива советских организаций в ГДР с руководителями КПСС и Советского правительства, прибывающими с визитами в ГДР, здесь не раз выступал Генеральный секретарь ЦК СЕПГ, председатель Государственного совета ГДР Эрих Хонеккер и другие члены Политбюро ЦК СЕПГ. Всегда интересно, живо, в задушевных беседах проходят традиционные встречи с активом Общества германо-советской дружбы. Здесь представители общественности ГДР и дипкорпуса в Берлине часто аплодируют концертам выдающихся коллективов и исполнителей СССР и ГДР и других стран, в этом зале устраиваются просмотры советских фильмов для немецких друзей и дипкорпуса.

Поднимаясь по парадной лестнице выше, гость издали увидит знакомый каждому силуэт Спасской башни Кремля, — это гигантский витраж, созданный мастерами из Латвийской ССР. В центральном зале посольства, называемом из-за своеобразного потолка Купольным, расстояние между полом и высшей точкой зала составляет 24 метра.

Направо от Купольного зала — Гербовый. Колонны из белого мрамора венчают гербы союзных республик СССР, стены облицованы красным мрамором. На большом зеркале — герб Советского Союза. На стенах зала можно увидеть картины, временно позаимствованные из Дрезденской галереи. Гербовый зал — главный в посольстве и в рабочем, и в протокольном отношении. Здесь перед коллективом посольства выступают высокие гости из СССР, здесь проводятся совещания. А в дни больших приемов под гербом СССР, у зеркала, располагается президиум.

Слева от Купольного зала — Зеркальный, по размерам соответствующий Гербовому. Уже само название зала говорит о том, что стены здесь заменяют зеркала, создающие своеобразный эффект. В этом зале устраиваются обеды в честь приезда в ГДР партийных, правительственных и парламентских делегаций из Москвы и по другим торжественным поводам, проводятся коктейли. В начале 1954 года в Зеркальном зале состоялись заседания конференции министров иностранных дел СССР, США, Англии и Франции.

В день национального праздника, когда в посольстве собираются свыше тысячи людей, заполняются все эти три главных зала.

Имеются в посольстве и протокольные помещения более камерного масштаба. В Охотничьем зале — стены его обиты деревом, украшены охотничьими трофеями и своеобразными панно на ту же тему работы палехских мастеров — проводятся небольшие коктейли и обеды. Для встреч в узком кругу имеются уютные салоны.

Во внутреннем дворе посольства рядом с Актовым залом на фоне густой зелени в теплую летнюю пору тоже проводятся приемы. Это место хорошо знакомо активистам ССНМ — не раз уже здесь на традиционных приемах звучали вдохновенные речи, гремела музыка, веселилась молодежь. Как правило, особой популярностью пользуется советская солдатская кухня.

Советские дипломаты имеют хорошую базу для загородного отдыха у одного из бесчисленных озер под Берлином. Но, как часто бывает, у сотрудников посольства и там отдых превращается в незримую работу — и не только когда дипломат и в выходные дни срочно вызывается в Берлин, но и когда на даче проводятся протокольные мероприятия с участием немецких друзей.

* * *

Коллектив посольства, насчитывающий 62 дипломатических сотрудника, технический и административно-хозяйственный персонал, — один из самых больших среди заграничных дипломатических представительств СССР. В посольстве работает ряд групп: политические, экономические, культуры, прессы и информации, науки и техники. Сфера деятельности консульского отдела посольства СССР охватывает Берлин, округа Франкфурт-на-Одере, Потсдам, Котбус и Магдебург. В ведении советского посольства находятся и генконсульства СССР в Лейпциге, Карл-Маркс-штадте и Ростоке.

Все сотрудники посольства СССР в ГДР напряженно трудятся над выполнением главной задачи, поставленной Коммунистической партией и Советским правительством: всемерно способствовать укреплению дружбы, сотрудничества и единства между КПСС и СЕПГ, между СССР и ГДР. Не лишне будет сказать, что в общем объеме экономических отношений Советского Союза с зарубежными странами первое место занимает ГДР, а СССР является важнейшим экономическим партнером ГДР. Это же относится и к культурным связям.

Коллектив посольства делает все для того, чтобы содействовать претворению в жизнь курса на сближение наших стран и народов, как это вытекает из решений XXV съезда КПСС и IX съезда СЕПГ, Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и ГДР, подписанного 7 октября 1975 года в Кремле Л. И. Брежневым и Э. Хонеккером. Осуществлению этой главной цели подчинено развитие многообразнейших политических, идеологических, экономических, научно-технических и культурных связей между двумя странами, в осуществлении которых немалая роль принадлежит и посольству СССР в ГДР.

СПИСОК СОВЕТСКИХ ПОСЛОВ В ГЕРМАНСКОЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ

Иллюстрации

	Копия литографии дома на Унтер ден Линден, 7 до его покупки Российским государством.
	Снимок с гравюры 40-х годов XIX века (на переднем плане — дом посольства).
	Фотография здания посольства в 1904 г.
	Карл Либкнехт выступает на Унтер ден Линден в 1918 году.
	План улицы Унтер ден Линден начала века (стрелкой помечено русское посольство).
	Так выглядело советское посольство в 1919 году.
	Парадная лестница советского посольства (30-е годы).
	Вход в советское посольство, дальше виден переход в консульский отдел.
	Внутренний двор посольства с зимним садом.
	Эрнст Тельман приветствует рабочих-демонстрантов на Унтер ден Линден в 1931 году.
	Унтер ден Линден в 1930-е годы.
	Здание советского посольства, каким мы его увидели 11 мая 1945 года.
	Май 1945 года. Советские солдаты раздают на Унтер ден Линден пищу немецкому населению.
	Июль 1945 года. Зал заседаний Потсдамской конференции.
	Главноначальствующий Советской военной администрации в Германии генерал армии В. И. Чуйков передает по поручению правительства СССР функции управления временному правительству ГДР во главе с О. Гротеволем (октябрь 1949 г.).
	Первый глава дипломатической миссии СССР в ГДР Г. М. Пушкин.
	Президент ГДР Вильгельм Пик беседует с политическим советником СВАГ В. С. Семеновым.
	Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Шверник и президент ГДР В. Пик на одном из первых приемов в новом здании посольства в 1952 году.
	Советская делегация на конференции министров иностранных дел четырех держав, проходившей в Зеркальном зале посольства (февраль 1954 г.) На переднем плане слева — А. А. Громыко.
	Председатель Центрального совета ССНМ Э. Хонеккер вручает знамя ССНМ советским комсомольцам (1955 г.).
	С поздравлениями в советское посольство пришли президент Национального совета Национального фронта ГДР Э. Корренс и другие представители руководства ГДР. Слева — посол СССР в ГДР М. Г. Первухин.
	Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев вручает вдове Фрица Шменкеля грамоту о присвоении ее мужу (посмертно) звания Героя Советского Союза (октябрь 1964 г.).
	После вручения грамоты в Актовом зале советского посольства Л. И. Брежнев, В. Ульбрихт (первый слева), Ю. Цеденбал (справа).
	На приеме беседуют А. Н. Косыгин, В. Штоф, Ю. А. Гагарин.
	Л. И. Брежнев и Э. Хонеккер.
	Посол СССР в ГДР вручает ветерану труда, участнику Великой Октябрьской социалистической революции П. Дилону медаль «За боевые заслуги» (ноябрь 1967 г.).
	На приеме в советском посольстве беседуют первый заместитель Председателя Совета Министров СССР Н. А. Тихонов и кандидат в члены Политбюро ЦК СЕПГ, заместитель Председателя Совета Министров ГДР Г. Шюрер.
	Член Политбюро ЦК СЕПГ Ф. Эберт с маршалами Советского Союза В. И. Чуйковым и В. Д. Соколовским.
	Торжественный прием по случаю 50-летия Великого Октября в Гербовом зале. Тост за братство по оружию поднимает министр национальной обороны ГДР генерал армии Г. Гофман (нижний снимок).
	Дружеская встреча с активом ССНМ в Купольном зале посольства (декабрь 1968 г.).
	Э. Винтер, дочь В. Пика, приветствует на приеме в советском посольстве в честь годовщины Советской Аомии дважды героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР П. Р. Поповича.
	Послы четырех держав — слева направо П. А. Абрасимов (СССР), Р. Джеклинг (Великобритании), К. Раш (США), Ж. Сованъярг (Франции) в ходе работы над четырехсторонним соглашением по Западному Берлину в 1970 году у здания советского посольства.
	Член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, глава делегации КПСС на IX съезде СЕПГ М. А. Суслов на встрече с представителями советских учреждений в Берлине в Актовом зале посольства.
	Выдающийся немецкий певец-интернационалист Эрнст Буш выступает в советском посольстве после вручения ему Международной Лениниской премии в 1972 г. (второй справа в первом ряду — посол СССР в ГДР М. Т. Ефремов).
	Член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР А. А. Громыко на беседе с Генеральным секретарем ЦК СЕПГ Э. Хонеккером в 1975 году (второй слева — В. Штоф).
	Концерт в Актовом зале посольства. В первом ряду слева т.т. Э. Хонеккер, В. Штоф и др., справа Маршал Советского Союза В. Г: Куликов.
	На приеме в честь 30-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
	На совместном мероприятии с Обществом германо-советской дружбы. Второй слева — член Политбюро ЦК СЕПГ, министр государственной безопасности Э. Мильке.
	Представители политических партий и общественных организаций ГДР передают поздравления по случаю 24-й годовщины Победы советского народа в Великой Отечественной войне (Купольный зал посольства).
	Генеральный секретарь ЦК СЕПГПредседатель Государственного совета ГДР Эрих Хонеккер выступает на приеме в Зеркальном зале советского посольства.
	Член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь Московского городского комитета партии В. В. Гришин беседует с членом Политбюро ЦК СЕПГ, первым секретарем Берлинского окружкома СЕПГ К. Науманом на приеме в советском посольстве.
	Представители руководства ГДР знакомятся с фотовыставкой из Советского Союза.
	Министр иностранных дел ГДР О. Фишер, аккредитованные в Берлине послы и другие представители дипкорпуса на концерте ансамбля скрипачей Большого театра Союза ССР и народной артистки СССР, лауреата Ленинской премии Л. Г. Зыкиной.
	Оживленная беседа на приеме в Зеркальном зале посольства — министр народного образования ГДР М. Хонеккер (первая слева), кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК СЕПГ И. Ланге (вторая слева), председатель Комитета советских женщин, летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза В. В. Терешкова (четвертая слева).
	Член Политбюро ЦК СЕПГ, председатель Центрального правления ОСИП Г. Тиш (справа) после вручения в советском посольстве почетных знаков «Победителю в социалистическом соревновании 1977 года» беседует с рабочими берлинского домостроительного комбината.
	Писатель Гельмут Саковский на беседе в салоне посла.
	Актив Общества германо-советской дружбы во главе с президентом ОГСД Э. Мюккенбергером и генеральным секретарем ОГСД К. Тиме в Актовом зале посольства.
	Член Политбюро ЦК КПСС, министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов выступает в Зеркальном зале посольства (апрель 1977 г.).
	Ветераны Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны — почетные гости на приеме в посольстве.
	Встреча в Актовом зале посольства с активистами и руководством Национального фронта ГДР и Общества германо-советской дружбы в год 60-летия Великого Октября.
	Перед началом торжественного приема по случаю 60-летия Великого Октября.
	Президиум этого приема.
	Новый клуб посольства.
	Новый жилой дом для советских дипломатов на Беренштрассе.

	Советские генералы и дипломаты дружественных стран у главного входа в посольство в дни праздника 60-летия Великого Октября.
	Так выглядит здание советского посольства сегодня.

Примечания