ExLibris VV
Карпова Н.

Колодец

Содержание


«Колодец» — первая книга ленинградской поэтессы. Стихам Наталии Карповой свойственно обостренное ощущение времени, душевная тонкость, глубина переживаний. Поэтессе в равной мере близки темы родной природы и жизни большого города, они органически сливаются и дополняют друг друга. Стихи Н. Карповой печатались в сб. «День поэзии», «Молодой Ленинград», «Новые голоса», в журналах «Аврора», «Студенческий меридиан» и других изданиях.
 

* * *

Как люблю эту участь бродячую,

В глубь и в глушь

по родимой земле!

И летит, словно всадник в седле,

Жизнь моя с головою горячею.

Лишь порою присяду в пути,

Чтоб умыться водою колодца,

И напиться из полной горсти,

И послушать, как сердце забьется.

* * *

На родине моей сегодня лето —

Год мира, день покоя, час рассвета.

Нас зазывает лес, к нам льнут поляны —

Вдыхаешь терпкость трав, глотаешь воздух пьяный

И ловишь каждый миг, бесценный, незабвенный, —

Миг близости с душой земли благословенной.

* * *

Ни похвала людская, ни хула

Не остановят,

где бы ни была,

И не собьют с пути.

Издалека

И приближаясь,

люди,

как река,

Текут.

Но я не знаю,

кто каков,

Пока не выйдет он из берегов.

* * *

Земля и вправду напилась,

Не то чтоб жажду утолила —

Насытилась. Такая сила

Дождя открылась, ворвалась

В пределы трав и мостовых,

Что вдоволь жаждущим хватило.

Дождь выдохся, и ветер стих.

Хотя ни одного светила

На небе не было, душа

Приметы вечности читала.

Деревья, ветками шурша,

На землю сбрасывали капли,

На тонкой ножке, словно цапля,

Девчонка вдалеке скакала —

И грудью всей земля дышала.

* * *

Как изменяется окраска

Деревьев за моим окном!

Закат назойлив, как подсказка,

И все же объясню с трудом:

Зачем стволы в кровоподтеках,

А кроны небом обвиты?

И смысл теряется в истоках

Незащищенной наготы.

Потом лишь сумерки глазеют,

Простаивая у окна,

Скрывают даль, сомненья сеют

И душу ворошат до дна.

* * *

Колодец завораживает,

Не колыхнется отражение.

Летит ведро, обезображивает

Лица живое выражение.

Ведро с водою еле вытащила,

Вода по-прежнему легла.

И снова смотрит, будто выточено,

Лицо из темного стекла.

* * *

Нутро цветка высасывает шмель,

Всмотрюсь — красив он, желтовато-черен,

Так откровенно жаден, животворен...

И вот уже жужжит -— осуществилась цель.

День августа и солнечен, и тих,

Я вздрагиваю от паденья яблок,

Кружит десяток пчел — надоедал заядлых,

Но все же слышен дня единый лейтмотив.

Над крышами горит закатный час,

А небо так богато облаками,

Что кажется — войду в него зрачками,

Как шмель в цветок...

* * *

Остывает на столе картошка,

И сидим мы долго — день ли, час...

Прямо на пол лунная дорожка,

Выбив закопченное окошко,

Выбегает, весело светясь.

От испуга падает свеча,

И старуха, отыскав коптилку,

Над огнем привычно хлопоча,

Морщит лоб, а мысли, как в копилку,

Прячет от других, свое шепча.

Засмотрелись на ее движенья,

На изборожденное лицо.

Вдруг в глазах ее —= преображенье,

Свет, дорожки лунной отраженье,

Неба приближенье, колдовство.

* * *

Зашторило окно

дождями спозаранку.

О, небо! для чего

ты плачешь наизнанку,

Когда не износить

тебе твоих одеокд?

И мечется душа,

как в клетке обезьянка,

И хоть ножом

пространство это режь.

* * *

Лишь теперь, когда выдался отпуск

После долгой работы вседневной,

Вдруг мой собственный жизненный опыт

Стал одною из звезд во вселенной.

Оттого ли, что прежде не знала

Я такого большого досуга,

Оттого ли, что горечи жало

Возвращало и горечь недуга —

Как бы ни было — знаю отныне,

Что сокрытое вдруг прояснилось.

И никто этот свет не отнимет,

Эту боль, эту высшую милость.

Забытое кладбище

Неподалеку от избы последней,

Почти сойдясь с деревнею соседней

И только полем ржи отделено

Да рыхлою проезжею дорогой —

Оно уже давно заселено

И перезаселилось понемногу.

Висит калитка на одном гвозде,

Рассохлись доски скрюченной ограды,

А рядом огороды, рядом рады

Живой земле. И кажется, в гнезде —

Огромном, обожженном и забытом —

Лежат холмы, как перья от птенцов,

А птицы улетели к землям сытым.

Дороги шли сюда со всех концов,

А нынче заросли. Лишь на проезжей

Крестьянин иль какой-нибудь приезжий

Покажется — и взгляд его скользнет

По кладбищу, и сердце вдруг сожмется...

И даже если плохо он живет,

Подумает, что хорошо живется.

* * *

О, я к деревне не остыла,

И я давно уж в ней не гость.

Душа так много накопила,

Что смысл имеет каждый гвоздь.

Но нынче мрачно и постыло...

То дождь, то ветер —

всю насквозь

Дождем и ветром жизнь пробило.

Возвращение

Возвратилась я домой,

И замок обескуражил.

Видно, муж не вспомнил даже,

Что приеду я домой.

Непонятны превращенья —

Где родители мои?

Как они забыть могли

День желанный возвращенья?

Словно вымели меня,

Пусто в комнатах и чисто.

Может, виноваты числа,

Сбилась я с календаря?

Может, долгий перелет,

Облаков и звезд соседство

Через юность, через детство

Гнали так меня вперед,

Чтоб припасть виском к стене

И тепло родного крова

Ощущать, оставшись снова

С временем наедине?

* * *

В окне сиреневое зарево —

Встаю,

поспешно чай завариваю

И обжигаюсь, торопясь.

Опять меня пугает связь

Событий,

совпадений времени...

Терпение, мой друг, терпение!

Пусть та же за окном зима —

Переменилась я сама.

И сколько б ни было повторов —

Метро,

автобус,

старый город...

Иная боль, иная страсть

Теперь с душой моей срослась,

Я вижу под другим углом

И жизнь,

и смерть,

и отчий дом.

* * *

На полночное тихое чтенье

Променяю возможности дня —

Наши встречи и все развлеченья,

Обстоятельств любое стечете

В темной памяти соединя.

По страницам чужие скитанья

Принесут мне печаль и покой

И с тобою устроят свиданье —

Всепрощенье, любовь, оправданье,

Столь возможные в жизни другой.

У камина так славно согреться...

Музыканты нагрянут, и вдруг —

Вместе с музыкой вылетит детство,

Сядет птицей со мной по соседству,

И насытятся зренье и слух.

Но изменится здесь окруженье

И промчатся веселые дни,

А скитанья мои и круженья

В дебрях книги — потерпят крушенье,

Возвращаясь на круги свои.

За окном уже день прояснится,

Зазвенит в отдаленьи трамвай,

Мир очнется, надвинутся лица...

Чтобы в новую бездну спуститься,

Здесь душа напилась через край.

* * *

Скрипит надоедливо дверь

В темницу надежд —

Семь раз поначалу отмерь,

Один раз отрежь.

Но знаю, что кровь горяча —

Удержишь с трудом,

Все чаще рублю я с плеча

И плачу потом.

* * *

Вновь замыслы пьянят воображенье,

И музыка звучит, и слышно пенье.

Вот ты один между добром и злом...

Ни пир в кругу друзей, ни деньги, ни награды

Не могут дать душе такой подъем.

Ты каждой жилкой ощущаешь время

И о/сизни нашей сложное строенье...

Смертельный холод и рожденья радость —

Все пища, все источник вдохновенья.

Письма

Боюсь я письма получать

И отвечать боюсь —

Непонимания печать,

Непостоянства груз.

Напоминаний, панибратств,

Своих же голых фраз

Боюсь — о, вечный мой балласт!

Я с ним расправлюсь враз.

Я вырву ящики стола —

Наружу их нутро!

Вы мне писали? — Лишь зола

Заполнила ведро.

Пусты архивы, пуст мой стол —

Никто мне не писал,

Я учинила произвол,

Боюсь кривых зеркал.

Но кажется, что вновь листки

Шурша ложатся в ряд

И кто-то шепчет: «Пустяки,

Ведь души не горят».

* * *

Скажу тебе: «Схлынь иль останься,

Поплачь, если можешь — посмейся.

Потрогай меня — не поранься,

Уйди от меня — не разбейся.

Но только не стой посредине».

* * *

Я заболела — мучаюсь тобой,

Ломаю руки от тоски смертельной,

В которую попала, как в запой,

И новый день вчерашнего бесцельней.

Любое дело валится из рук,

Теперь ни врач, ни друг мне не поможет.

В стадах тревог — одна душа пастух,

Но и ее беда моя тревожит.

Я отправляю в сторону твою

Все муки этих дней, как бы в изгнанье.

Уже не видно их, но все стою

И вглядываюсь в бездну мирозданья.

Я опустела — вырвала тебя,

Душа и тело ждут выздоровленья.

И пусть тебе достанется стезя

Такого же страданья и горенья.

* * *

Ожидала, торопила,

Обещала, обрывала,

И спасала, и топила,

И скрывалась, и скрывала.

И дразнила, и играла,

И рыдала в тупике.

И на картах-то гадала,

И читала по руке.

Все тебе. А ты не понял —

Много сразу, чтоб вместить.

Слишком слушал, слишком помнил,

Слишком рвался объяснить.

Переводчику

С. В. Петрову

Опять оставшись без обеда,

Застряв в каком-то из веков,

Над ворохом черновиков

Он бьется о чужие беды.

Переведя чужую боль

В иное звукосочетанье,

Он различает очертанья

Строенья, жалкую юдоль

Людей того стихотворенья. . .

И в старом мире в тот же миг —

Звук клавесина, резкий крик,

Свершившееся преступленье.

Подняв лицо от черных строк,

Услышав, как стучит в висок

День нынешний, и капли пота

Смахнув с лица и закурив,

Все слушает он тот мотив,

Уже летящий из блокнота.

Валериана

Как легко ты танцуешь —

движенья кричат и поют,

Будоражат нам души,

дают нам воздушный приют.

О, конечно, я знаю,

что ноша твоя тяжела

И упорным трудом

обретают два легких крыла.

Ты окончила танец...

но, словно листок золотой,

Продолжаешь лететь

над огромною сценой —

землей.

* * *

Зачем, зачем открытие Америк,

Когда не одолеть и близкий берег?

Он прост на вид, открыт, на самом деле

Приблизишься — и снова ты птенец,

Читающий словарь пространства еле-еле.

Да будет сложность мира наконец

Колодцем на пути, ключом к заветной цели.

Памяти бабушки

Она еще со мной, со мной...

Такой же, как тогда, зимой,

Таким же черно-белым днем

Я так же верю — не умрем.

Был светлый год и черный год.

Одно я знала — не умрет.

Уж десять лет прошли сполна,

И все живет во мне она.

Я снова плачу по зиме,

И телом льну к ее земле,

К холму, где надпись наша.

И все идет она ко мне,

И все зовет: «Наташа.. .»

Когда же, когда же отплачу

Утрату, которая значит —

Нет рядом дыханья ее.

Но мысленно переиначу

Последнее то забытье.

В густом полумраке далеком

Я слушала хрипы и клекот,

Руки не отняв от руки,

И долго дрожал ее локоть,

И голос просил — помоги!

Теперь же черты ее резче,

И кажется лик ее вещим,

И кажется, рядом она.

Вот — снова наш путь перекрещен,

Сидим, говорим допоздна,

И жизнь продлена, продлена.

Наталия Карпова

* * *

Склонись же над одной из старых книг

И, если снова попадешь в тупик,

Подольше посиди над словарями.

А выберешь Афины или Рим,

Там встретимся и там поговорим,

И будет вечность

третьей между нами.

* * *

Галине Гампер

Не городи вокруг себя заборов,

Не прячься, от судьбы не уходи.

Взгляни в окно — и ты увидишь город,

И купола соборов, и дожди.

Деревья за окном зазеленеют,

И птицы будут в форточку стучать,

Жизнь станет в ясный день еще яснее,

И сможешь ты себя перекричать.

Тогда наступит лучший день свободы,

Со дна души поднимутся стихи —

Деревья будут в них, дожди, соборы —

И птицы полетят из-под руки.

* * *

Хотя весь текст я знала назубок,

Вновь засиделась заполночь над ним.

Был знаков ряд, как лес, непроходим,

И долго я плутала между строк.

Но вдруг — так неожиданно — родник,

И стала новой каждая строка.

А раньше я ходила напрямик,

Я раньше не пила из родника.

Так, может быть, и самый близкий друг,

Который, кажется, давно прочтен,

Однажды зренье поразит и слух,

И будут крылья за его плечом.

* * *

Я была далеко, но сегодня, как встарь,

У друзей собрались мы.

Разговором взахлеб отправляемся в даль

К пониманию истин.

Разговором так нужно насытиться нам —

Самым близким по духу.

Но ударят часы — и пора по домам,

На прощание — руку!

Может, встреч долгожданней и нет потому,

Что, всегда сокровенный,

Разговор пробивается к свету сквозь тьму

Жизни внешней и бренной.

Друзьям

Друзья мои рядом со мною.

Одиннадцать лет — это срок

Для общего мрака и зноя,

Для хмеля и трезвости строк.

О, дайте стихом причаститься,

Напиться беседой живой!

Ты наши безвестные лица,

Мгновенье, друг другу открой.

Меж нами не будет предательств

Под крышей в одиннадцать лет,

Но снова рука обстоятельств —

Как стрелочник бед и побед.

То в стороны нас разбросает,

То в тесный кружок соберет,

А время нам судьбы верстает,

И вечность кроит переплет.

* * *

Летит, летит декабрьский мой денёк,

В тетрадь заглянет — сделан ли урок?

Заглянет в душу — что там на душе?

Все начерно пока, в карандаше.

Он, как с ребенком, возится со мной,

Денек декабрьский, суетный, хмельной.

Да и сама покамест в нем живу,

И свечи жгу, и папиросы жгу.

В своем сегодня мучаюсь, спешу,

И трачу день, и жарко им дышу.

Обращение к Адаму Мицкевичу

Когда-то Байрон, как запой,

Сковал тебя, владел тобой.

Скажи мне, что богам делить?

Зачем вам знать, чьи крылья шире?

Ведь каждому есть место в мире,

Чтоб мир бессмертия продлить.

* * *

Э. К.

Гусар усатый мой, какой еще мазуркой

Украсить захотел к концу летящий бал?

Вот, словно бабочка, малюсенькой фигуркой

Впорхнет хозяев дочь, чтоб ты поцеловал.

А вот и старый друг прижмет к груди гитару

И заглушит оркестр, играющий для нас,

Попросит петь тебя, расстроит нашу пару,

И ты ему кивнешь и примешь, как приказ.

Не слишком ли тебе внимания сегодня,

Счастливчик, весельчак, завзятый сумасброд?

Уж догорает ночь и утро новогоднее

Увозит нас домой уже 'в который год.

* * *

Слова, что щедро раздаёшь,

Стократ в уме переберу,

Но как стихи запомню ложь,

Забытую тобой к утру.

А день сотрет твои черты,

Смешает с суетой дневной,

Слова, что нашептал мне ты,

Оставит словно за чертой.

До часа новой тишины,

Когда за письменным столом

Я их верну, — нужны, нужны!

И обожгусь их холодком.

Вернусь к тебе — гортань суха,

Душа трезва, сомненья—прочь!

Вернусь для нового стиха —

О. нашепчи! О, напророчь!

*

Ты для того так долго звал меня,

Чтоб радостью души моей коснуться

И чтобы мне на долгий миг проснуться —

Впитать всю музыку и краски дня.

Твои глаза в моих отражены,

Мы соединены и неделимы,

И счастливы, покуда мы любимы,

Счастливее вдвойне, покамест любим мы.

Что б ни было со мной или с тобой,

Хочу принять любые испытанья

Не пряча глаз — и пусть твое дыханье

Поможет выпить горечь чаши той.

* * *

Стремглав промчалось столько дней,

Что поздно помнить — был денек!

Трудилась я, как муравей,

Порхала я, как мотылек.

Проходит жизнь. И перед ней

Сажусь, как странник на пенек, —

Черней черта между бровей,

Душней душевный солнцепек.

Вот е муравейник — муравей,

Вот мотылек — на стебелек,

А я путем судьбы своей

Бреду, не ведая дорог.

* * *

Далёкая память,

которой, казалось, и нет,

На свет поднялась,

и пахнуло в душе подземельем.

Она разрослась,

не оставив ни черт, ни примет

Вчерашнего дня,

расквитавшись с вчерашним

похмельем.

Вчера мне казалось,

что близкая память сильней,

Она ж истрепалась,

как платье от длительной носки,

От частых раздумий,

и все, что так мучило в ней, —

Теперь лишь намеки,

теперь лишь штрихи и наброски.

И свежею силой

далекая память сильна,

Она — обожженная глина,

принявшая форму.

И в нынешний день

поднимается с самого дна

Вся жизнь, что, казалось, прошла —

И проходит повторно.

* * *

День, деревья, да неба пустырь,

А душа — как хитрец-поводырь,

Тишина, в темной зелени пруд..

И наверно, для этих минут

Стоит жить.

* * *

Люблю выбегать на звонки,

Друзьям открывать,

В беседе мешать пустяки,

На стол накрывать.

И знать, разговор перейдет

К заветным, большим

Вопросам душевных невзгод,

К надеждам живым.

Пусть выбор у нас невелик,

Но все-таки есть,

Чтоб делать, как совесть велит,

Как требует честь,

* * *

Я сравниваю память с глубиной

Колодца.

В темноте, на дне хранится.

Порою, словно песней иль строкой,

Возможно только ей одной напиться.

Увидеть улицы, увидеть снова лица

И обстоятельства восстановить.

Но выбор сделан, и другая нить

Лишь мысленно связать поступки сможет,

Но сросшуюся ткань не уничтожит.

Колодец памяти, о, не оскудевай,

Дай возвратиться и напиться дай.

* * *

Когда я села за рояль

И клавишей коснулись пальцы,

Вдруг глянула в окошко даль

И сразу захотелось вальсов.

Деревья двигались в окно,

Шел где-то дождь, густели тучи...

И быстро делалось темно,

И это был прекрасный случай.

Казалось, слушали дома,

Трава, поникшая убого,

И музыкой озарена

Была соседняя дорога.

И сердце прыгало легко,

И все вокруг уже кружилось,

И так качало и влекло,

Как будто чудо совершилось.

* * *

Распростимся с годом уходящим,

Перейдем с порога на порог,

Выпив смесь былого с настоящим —

Сладковатый и горчащий сок.

Что оке делать с этим быстрым бегом

Времени, летящего вперед?

Вот опять встречаю льдом и снегом

И свечой горящей — новый год.

И опять надеждой и соблазном

Новый день неярко озарен,

В этот миг мучительный и праздный

Год уходит в бездну всех времен,

* * *

Итак, уж кончен год...

А может быть, и стоит

Благодарить его

за то, что он ушел.

Но где-то под ребром

души кусочек ноет,

И руки, дрожь уняв,

локтями держат стол.

Смещен был переход,

вернее,

незамечен,

Он залит был вином,

как скатерть на столе.

А нынче новый год,

и мне заплакать нечем,

Хотя зарыт мой год

по всей моей земле.

5/

* * *

Смотри, как вечность замирает,

Смотри, как ночь слюну глотает,

Смотри, как ненасытен день.

Но что же с нами будет дальше?

Так и умрем в тоске и фальши

С тобою, блажь? С тобою, лень?

Иль западет в нас хоть частица

Пространства, чтобы зацепиться

За куст сирени, за цветок,

За эту сочную травинку,

Чтоб протоптать свою тропинку,

Пока еще отпущен срок?

* * *

Велик ли, мал — отпущен срок

Играть, и, если ты игрок,

Сумей всю пьесу видеть разом.

Каким бы ни был в ней сюжет,

Окончен вальс, романс пропет

И вечность смотрит вещим глазом.

* * *

Так низко над горою было небо,

А на гору взойти казалось чудом,

Но взяли мы с собой вина и хлеба

И вечером пошли.. .

Пахнуло чадом

Из полуразвалившихся домов.

Взглянули — из окна смотрели лица,

К столу склонилось несколько голов,

Мелькали ложки, шевелились спицы..

Мы постучали, поднялся засов,

И на дорогу дали нам напиться.

* * *

Ты хочешь, чтобы нам давались знаки

Движения во времени, а я

Хочу познать и плевелы и злаки,

И радости и муки бытия.

Но верю я и вечности приметам —

И звездам, и земле, и птицам, и поэтам.

* * *

Луг скошен, подстрижен под ёжик,

Трава задыхается лежа,

Ее накидают в стога.

И будет на солнце похожа,

Уже золотая тогда.

Год минет, но круг повторится,

Мир — книга, а годы — страницы...

Читать эту книгу привычно,

Покамест не вышел твой час...

Как будто идет перекличка

Дней жизни,

но скоро наступит

Черед твой

урок отвечать,

Урок твой последний по сути.

* * *

Ровесники мои растят детей,

Я вижу лишь отцов и матерей,

И даже тени юности моей

Исчезли,

нынче новые заботы.

Но встретившись, все чаще говорим —

Мол, золотые дни — теперь лишь дым,

А в новых днях все больше позолоты.

Остановись же, время!

Дай вздохнуть,

Над партами

мы долго гнули спины,

И вот уж нету жизни половины,

С горы спускаться —

тоже трудный путь.

В больнице

Я вглядываюсь в день подслеповатый,

Спустившийся в окно моей палаты, —

Пока еще он самый первый гость.

Появится и няня, и сиделка,

О них подскажет часовая стрелка,

И зоркий врач прочтет меня насквозь.

Быть может, я живу в лесной сторожке,

Такая радость — дерево в окошке

И птичьи разговоры по утрам.

Но мне не встать, не обменяться речью,

Здесь мной распоряжаются, как вещью,

И подчиняюсь я чужим рукам.

Мне ненавистно собственное тело —

Душа его страданьем заболела,

И кажется, вот-вот замкнется круг.

Спешите же сюда, несите иглы,

Меня здесь нет, есть безымянный игрек,

Меня здесь нет, есть только мой недуг.

Не знаю я, который день недели,

Зима или весна на самом деле,

И есть ли Невский, Мойка, Летний сад...

Я вглядываюсь в день подслеповатый —

Не облака, а белые халаты

Уже над головой моей парят.

* * *

Больничный сад — обычный сад;

Деревья у ограды,

Жасмин, сирень, десяток гряд

С унылою рассадой.

Собаки возятся в углах

И ждут больничной пищи.

А люди в спущенных чулках,

Похожие на нищих.

И воздуха, и тишины,

И даже неба вдосталь.

Но звуки города слышны,

Когда раздвинешь доски.

Автобус полный промелькнет

(Подкатит горечь к горлу),

За пешеходом пешеход. . .

А ты стоишь, как голый.

И сущность жалкую свою

Всем телом ощущаешь.

Стоишь у жизни на краю —

И жизни не вмещаешь.

* * *

Боль прошла,

и опять вдоль канала

По привычке

идешь, как бывало,

Не спеша,

и встречаешь мосты.

Постоишь у ограды, у храма...

Дни теперь как пустые листы, —

Слишком поздно,

а может быть, рано

Записать в них,

что выстрадал ты.

* * *

Я знаю, я — частичка мирозданья,

Живой водою на пути познанья

Я утолила жажду, но опять

Ищу источник жажду утолять.

Огонь восхода и огонь заката —

Телохранители мои, два верных брата.

* * *

Дни легки, облетают, как листья,

Ветер времени — дворник лихой

Выметает их, гонит метлой —

Ни один мой денек золотой,

Ни один не продлится.

Все хочу удержать, зацепиться...

Но соломинка, видно, тонка.

В дебрях, может быть, черновика

Тень его промелькнет, а пока

Нужно в нем утвердиться.

Наталия Карпова

* * *

Опять мне этот город на забвенье,

Я перестану мучиться вчерашним,

Едва взгляну на каменные башни,

Как будто вдруг вдохну стихотворенье.

На миг замру на площади булыжной,

В глазах рябит от черепичных кровель,

И кажется,

что ничего нет

кроме

Кусочка вечности — живой и неподвижной.

* * *

Светлану Семененко

Таллин с птичьего полета —

Черепичных крыш планета...

Я в свои экскурсоводы

Снова выбрала поэта.

Как легко нам через годы

Перепрыгивать, однако —

Птицы замерли на ветке,

А потом, как бы по знаку,

К дереву летят другому,

И раскачивает ветер

Птиц, а нас к аэродрому

Направляет в нижний город.

Но летя, минуем горы,

Переулки, кирхи, башни...

Все быстрей и бесшабашней

Мчимся мы вдвоем с поэтом.

Знаю я, стал город этот

Вотчиной его всегдашней.

О, пускай стихи читает,

Пусть он музыку разбудит,

А потом напьемся чаю

И простимся — будь что будет.

Долгой ночью стук колесный

Мне не даст во сне забыться,

Путь небесный — четкий, звездный

За окном моим начертан,

И летят, летят две птицы,

По полет их не исчерпан.

Ветер

В чистом поле раздолье ветрам.

Если хочешь — бесчинствуй, юродствуй!

И то здесь появляйся, то там.

О, замашки у ветра просты,

Он свое узаконит господство —

Втопчет травы, унизит цветы.

Вдруг покажутся избы вдали,

И огни, и старухи, и дети

Словно вырастут из-под земли.

И в бесхитростном круге вещей

Вмиг уляжется бешеный ветер,

Смятый запахом хлеба и щей.

* * *

Я в быту равнодушна к вещам —

Что мне шкаф или столик старинный,

Что бокалы мне или графины,

Или даже платок по плечам.

Но зато — как томит натюрморт —

Здесь художник вдохнул свою душу

В бархат ткани,

в созревшую грушу,

В аккуратно нарезанный торт.

Вижу я, как темнеет графин,

Как румянятся сдобные хлебы,

А в бокалах — немного нелепых —

Знаю вкус,

помню запахи вин.

Как люблю я подолгу смотреть

На холсты,

где живые предметы

Стали новым источником света,

Чтобы жизнь осветить и согреть.

* * *

Моим стихам, написанным так рано...
М. Цветаева

Стихи мои, дети мои, я бездумно

Отправила странствовать вас.

Слетайтесь обратно, ведь вы не бездомны,

Источник души не погас.

Как птицы с зимовья, слетайтесь скорее,

Без вас не зажечь мне свечи.

Вы дети мои, я над вами старею —

Мучители вы, палачи.

I

* * *

Да, в этот трудный год я много потрудилась.

Не то чтобы успех сопутствовал делам,

Но расступалась тьма, мысль обретала силу

И становились боль и радость по зубам.

Но вновь на сцену тьма, в дела неразбериха

Входили,

день за днем бесследно унося.

А вдохновенный труд — казалось, труд сизифов,

Пока считаю дни у времени в гостях,

Я, истину ища, стократно усомнилась

В любви, в самой себе, в призвании своем.

Но расступалась тьма, мысль обретала силу,

Любой ушедший день

был для меня сырьем —

Я вновь владела им и растворялась в нем.

* * *

Зависеть вновь от ожидания?

Зачем мне жить в такой нелепости?

Но как ожог — переживание,

И рушатся былые крепости.

И ночь сидит в ногах сиделкою,

А звезды согревают голову...

Но что я сделаю, что сделаю

С тобой, мое сознанье голое?

* * *

Всё то, что с именем твоим

Невольно свяжется на свете,

Не превратится в прах и дым,

Не будет брошено на ветер.

Остаться бы в твоих стихах,

Зарыться с головою в строчки,

Забыв о днях и о часах

И о защитной оболочке.

Пусть душу мучает еще

Сомненье страхом окаянным,

Твое крыло, твое плечо —

Да не окажутся обманом!

Поэту

Я начала писать с тех пор,

Когда твои стихи открыла.

Вела я с ними долгий спор,

И удивлялась, и любила.

Я их учила по складам,

Хотя давно читала бегло.

Шла по полям, и по садам,

По городам, по свету белу.

Тебя я знала назубок.

Прошли года, настала встреча.

Но ты сказал мне: «Видит бог,

Ты до меня владела речью».

* * *

Когда прочту стихи ученика,

Узнаю я тебя наверняка —

В них почерк твой,

твой слог,

твоя рука.

Я задохнусь от злобы на него —

Он все украл: твой слух, и вкус, и зренье,

И настроенья все до одного.

Твоя судьба в его стихотворенье,

Страдание твое и озаренье.

Спешить не стану — возвращусь к стихам,

И вновь похожесть перехватит горло.

Ты слишком явен здесь,

но где-то там,

Где даль светла и где страданье голо,

Он превзошел тебя

и дальше мчится сам.

Топится печь

Я греюсь, угли вороша.

О, как причудливо виденье!

Мне кажется, твоя душа

Пришла гореть в мои владенья.

А за окном хоть глаз коли,

Какая ночь во двор спустилась!

И нет ни неба, ни земли...

А есть ли ты, скажи на милость?

* * *

Когда за комнатным окном

Дорога сквозь узоры инея,

Не сожалею ни о ком,

Ни об одном не плачу имени.

Нашло такое одиночество,

Такая радость созерцания!

Продлить мне это время хочется

И ни о чем не знать заранее.

А я все вижу, словно прожито,

А я все знаю наперед...

И на стекле рисую рожицу,

Которая меня поймет.

* * *

Не остыло дыханье твоё на губах —

Называть твоим именем

стала

звезду и дорогу...

И слова золотые,

что ты обронил впопыхах,

Сберегаю,

в минуты сомненья

принимаю в подмогу.

Все мне кажется — руку назад протяни,

И возможен возврат — повторение слов и движений.

Путь звезда освещает,

дорога ласкает ступни...

Всюду с нами любовь —

нашей боли и радости

гений.

* * *

Нас встретил Тихвин тихим вечером

И опустевшей мостовою,

Но в воздухе его доверчивом

Нам жизнь казалась молодою.

И мы владели новизною

Безлюдных парков, куполов,

Водою, раннею весною,

Рождением случайных слов.

И уезжать казалось странно —

Висела низкая звезда,

И задыхалось лишь пространство,

И надрывались поезда.

* * *

В устойчивом порядке бытия

Твое лицо хочу увидеть я,

Как вспышку света, хоть на миг единый —

И сразу же в ладонях потушить.

Быть может, оттого так трудно жить,

Что прошлое пока осталось глиной.

Но я уже забыла ремесло,

Гончарный круг как в море унесло —

И нынче не создать вчерашний вечер.

Но все-таки пускай лицо взойдет,

Чтоб только заглянуть в минувший год,

Где так легко слова бросать на ветер.

4 Наталия Карпова

* * *

Ни души, и до неба — рукою подать!

Торжество тишины настроенью под стать.

Проплывают деревья,

снегами лучась,

Кем живу на земле —

я не помню сейчас.

Мне так много дано —

небо, снег, тишина,

Чтобы пить этот час,

словно чашу, до дна.

Каток

Вначале только хаос рук и ног,

Казалось, всех и вся смешал каток —-

Зеленое, стальное, голубое.. .

Как будто нераспутанный клубок

Кружил по льду, запутывая вдвое.

И песенка орала что есть сил

В охрипший репродуктор, словно бил

Последний час последнего катанья,

Но присмотрелась — здесь порядок был

Движенья, притяженья, ликованья.

И чудилось, что кто-то разбросал

Фигурки, чтоб заполнить этот зал

Веселым шумом их прикосновений —

Так, словно время в сноп один связал

Из красок, звуков, золотых мгновений.

* * *

Подумай, ведь еще не поздно

Вернуться в прежний непокой.

Слова — ведь это не серьезно,

Чтоб — вон из сердца,

с глаз — долой.

Но ты и вправду мне неведом

И отделен глухой стеной,

Хотя мы сыты общим хлебом

И жаждой спаяны одной.

* * *

Ты не был отмечен ни именем громким,

Ни внешностью броской.

Ты в вечность летел, ты участвовал в гонке,

Дымя папироской.

Из сотни, из тысячи гонщиков мира

Тебя я узнала.

Мело за окном, а чужая квартира

Пила, танцевала.

И тут я взмолилась — не тронь мою душу,

Не то захмелею.

Все прежние связи с землею разрушу

И стану твоею.

Зачем ты послушал, зачем не заставил

Забыть свою долю?

Ты в вечность летел, безошибочно правил

И жизнью, и болью.

* * *

Зима, раздолье, благодать —

над головой снежок клубится,

и до тебя рукой подать...

Но жизнь ясна как пятью пять,

и мне уже с пути не сбиться.

Порою кажется — не сбыться

надеждам,

но душа теперь

свободна

и летит, как птица,

и если ты не запер дверь —

еще не поздно

спохватиться.

в$

* * *

Куда ни посмотришь — снега распластались,

Им жить мимолетно,

но царственно жить.

Как долго росли мы,

верней, разрастались,

Как медлили,

чтобы отныне спешить!

А снег отрешенный, не знающий спешки,

Он тем и велик,

что бессмертен на миг.

Земля, о, лицо твое в гордой усмешке,

Постигшее,

что человек не постиг!

* * *

Стою у старого квартала —

Здесь вечность время коротала.

Иду к Сенной, минуя Невский,

Где в переулках-тупиках

Блуждал когда-то Достоевский

С Раскольниковым на руках.

А сумерки толкают в спину,

И все слабей фонарь горит,

Как будто бы и я повинна

Что каждый камень здесь болит.

* * *

Тяжелый снег — глухие острова,

Где ни жилья,

ни существа живого.

Мне так нужны

бессмертные слова,

В которых есть

и корень, и основа,

Которые, сорвавшись с языка,

О жизни и о смерти

повествуют.

Они оке долго

смотрят свысока,

Как плачут ими,

как по ним тоскуют.

* * *

Опять кончается зима,

Постой, остановись, мгновенье!

Еще немного промедленья —

Деревья, улицы, дома.

Еще мне снег нужней травы —

Вот этот куст посеребренный,

И этот пруд преображенный,

И ветерок у головы.

О, может быть, от смены дней,

От быстроты перемещений

Не времена — огонь мгновений

Нас дарит ярче и щедрей.

Первые книги

Появляются книги друзей,

Я с любовью склоняюсь над ними.

Только жизнь беспощадней и злей

Обнажает за именем имя.

Мне друзей защищать по плечу

Бескорыстной любовью до гроба.

«Ты, конечно, талантлив... — шепчу.

Это, видимо, первая проба...»

В библиотеке

Я не хочу иной опеки,

Чем стеллажи библиотеки,

Дубовый стол и стопка книг...

Когда в случайном человеке

Я ту же страсть читаю вмиг.

В душе и сумрачно и сладко,

На лбу задумчивая складка,

И книга, где всегда ищу

Хотя бы черточку порядка

Которого во всем хочу.

И в соответствии великом

Безмолвия с неслышным криком

Читаю тайный давний день.

А день в окне маячит тихо...

Я говорю ему: «Смотри-ка,

Здесь, в книге, не твоя ли тень?»

* * *

Опять, не дочитав последней строчки,

Выходишь в город. Замечаешь — почки

На ветках набухают, воздух чист.

И перспектива — как тетрадный лист,

Где выписки из книг теснят друг друга.

Я вздрагиваю, словно от испуга,

От схожести прочитанного с тем,

Что вдруг открылось, — парк, дома, ограды,

Людские лица, голоса, наряды...

От близости и переклички тем.

* * *

Какою мерою тебе даётся

Любовь, и солнце, и вода колодца,

Такой и ты отмерь участок свой

И взращивай, пока живешь на свете...

Труд сеятеля — вечно молодой,

Необходимый и в моем столетье.

* * *

Когда слетятся к дачной полумгле

Друзья мои, как бабочки ночные,

Появятся бокалы на столе,

А в сладостном вине — все запахи речные.

И будет вечер все не угасать,

Топтать свою любимую дорожку,

Чтоб легче нам смеяться и гадать,

И руки обжигать, бросая в печь картошку.

Вот наконец умолкнут поезда,

И ночь не пощадит веселого застолья...

Но вдруг увижу, что моя звезда

Горит над головой, над хлебом и над солью.

* * *

А у нас идёт дождь —

и темно, и светло на душе.

Ничего не случилось.

Так много случилось уже,

Что смелей удивляюсь обычному ходу вещей —

И траве,

и дождю,

и мосткам, обхватившим ручей.

Тишина

Уже задернуты шторы

И дверь закрыта на крюк,

Так тихо, что каждый шорох

Слышен и каждый звук.

Дыханье перехватила

Вещая тишина,

Душа перед этой силой —

Натянутая струна.

И страшно ее нарушить,

И слушать нужно ее,

Покамест сон не закружит

В сладкое забытье.

* * *

Покамест ночь глушила краски дня,

Рука художника уже мешала краски

Небесной бездны и морского дна,

И быстро приближался час огласки.

Восход уже затеплился вдали,

Казалось, день готов вот-вот начаться,

И свежий холст от неба до земли

Рисунком новым стал обозначаться.

И были мы как будто в мастерской,

И нам дарили новые работы,

Художник здесь трудился день-деньской,

А ночью снова находил просчеты.

* * *

В права вступало утро, но заботы

Нахлынувшего дня уже стучали

В окно и в дверь — и не было печали.

Звонить мне спозаранку вздумал кто-то.

Туман, промозглость — лучше ночь продлить...

Я поднялась рывком — и ненароком

Увидела минувший день в далеком

Куске пространства, продолжавшем жить.

Но был он смыт живой стеной дождя.

Вот так и ты, и жизнь твоя исчезнет,

А может быть, продлится в новой бездне,

В иную форму жизни перейдя.

Был новый день, как лист бумаги, пуст,

Пришла пора и этот лист заполнить

(Чтоб позабыть иль навсегда запомнить)

В кругу возможностей, в разодранности чувств.

* * *

Весенняя распутица в саду,

А я концы с концами не сведу.

Проходит день — пора платить по счету,

Припомнить каждый промах и просчет.

О задержи, весна, свою работу.

И, птицы, — отложите перелет.

Так мало я успела в самом деле,

Хотя живу как будто на пределе.

* * *

Светло на душе —

как прекрасно прощать,

не скупясь,

Ничего не оставив в себе,

чтоб не вскрикнуть от боли.

Солнце щедро палит,

и весною выходят опять

В белый свет —

почки, травы, цветы,

а земля их качает в подоле.

Так и нам обновленье дается,

когда мы щедры.

Так и в нас

просыпаются новые силы живые.

Я простила тебя и прошу —

о, прости меня ты,

Всех простила от сердца —

простите меня, дорогие.

* * *

Друг узбекский Испандьёр

Смугл и на язык остер.

Он читает нам баллады,

Замерев, закрыв глаза,

Слышим птичьи голоса —

Свист, чириканье, рулады...

Видим праздничный базар,

Персики несем, как будто

Редкий драгоценный дар.

Шумный день сменяет утро...

Замолчал, зачаровав

(Огонек в глазах искрится),

Свежесть красок, терпкость трав

В наши северные лица,

Словно солнце, расплескав.

* * *

Уносит поезд. Из гнезда

В пространство выпала опять,

Трава, деревья — бьют в глаза,

Земля летит за пядью пядь.

Селенья, кладбища, вода,

Ворчанье вечное колес —

Куда спешишь? Ку-да? Ку-да?

Поля без края —- рожь, овес.

Уносит поезд на восток,

В окне мелькают облака,

А я всего лишь колосок,

И жизнь моя невелика.

И я не знаю, как мне быть,

Не ведаю, что дальше ждет...

С землей соединяет нить

Любви, потерь, земных забот.

* * *

Моей земли простор великий

Опять меня ошеломит.

Неповторимый, многоликий

Земли и неба колорит.

Хочу не только насмотреться,

Всмотреться, выслушать, познать...

Я отыскать пытаюсь средства,

Чтоб краски жизни передать.

* * *

Каким меня накроет ветром

В пути, манящем синевой?

К стволам,

к разноголосым веткам

Прильну руками и спиной.

Вернусь,

пусть ветер будет встречным,

Мгновенья бьются на ветру.

И к истинам простым и вечным,

Как к новым выводам, приду.

* * *

Вечерней Невой надышаться успею,

Покамест до дома дойду.

И может быть, в мыслях своих преуспею,

В дороге держа на звезду.

Она не сорвется, не бросится в бездну,

А будет манить, торопить.

И в том, что казалось уже бесполезно,

Наметится легкая нить.

И странно, увижу — ампир и барокко

Меня провожают домой,

И то не звезда уже — вещее око

Над городом и надо мной.

Осенний город

Как прошлый год, как десять лет назад,

Разбрасывает листья Летний сад,

И кружатся они, и бьются оземь.

И как свидетель смотрит Ленинград

На жизни наши и на эту осень.

Присядем же, нас город оградит,

Тревоги отведет, захватит буйством красок

Уже погибших, но еще прекрасных

Летящих листьев.

Берегов гранит

И кружева ограды — рядом, рядом

С осенним Летним садом, в двух шагах

От нас, здесь заплутавшихся.

Опору

В трудах и помыслах дает так щедро город,

Что перед ним мы вечно в должниках.

* * *

Выйдешь на вечернюю дорогу,

Понемногу душу отведешь,

Радуясь пустячному предлогу

Посмотреть, как этот час хорош.

Полоса закатная багряна,

Желто-сизо стелется трава,

И пруды работы Левитана

Дремлют, различимые едва.

Новый день пока еще не встречен,

Он, наверно, где-нибудь в пути.

А покой, ведь он и вправду вечен,

Что б там ни случилось впереди.