Николаю Скоморохову и его погибшему другу
Всю войну под завязку я всё к дому тянулся,
И хотя горячился, воевал делово.
Ну, а он - торопился, как-то раз не пригнулся, -
И в войне взад-вперед обернулся, за два года - всего ничего!

Не слыхать его пульса
с сорок третьей весны,
Ну, а я окунулся
в довоенные сны.

И гляжу я, дурея,
но дышу тяжело...
Он был лучше, добрее,
ну, а мне повезло.

Я за пазухой не́ жил, не́ пил с господом чая,
Я ни в тыл не стремился, ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался, может, мой бы обратно пришёл.

Для меня не загадка
их печальный вопрос, -
Мне ведь тоже не сладко,
что у них не сбылось.

Мне ответ подвернулся:
«Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
ну, а ваш - не сумел».

Он кричал напоследок, в самолете сгорая:
«Ты живи, ты дотянешь!» - доносилось сквозь гул.
Мы летали под богом, возле самого рая -
Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул.

Встретил летчика сухо
райский аэродром.
Он садился на брюхо,
но не ползал на нём,

Он уснул - не проснулся,
он запел - не допел,
Так что я вот вернулся,
ну а он не сумел.

Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.
И хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть... У кого? - у кого она есть.

Кто-то скупо и чётко
отсчитал нам часы
Нашей жизни, короткой,
как бетон полосы.

И на ней - кто разбился,
кто - взлетел навсегда...
Ну, а я - приземлился,
вот какая беда.