Однажды М. Ю. Лермонтов написал несколько стихотворений на французском языке. Заезжий французский беллетрист, ознакомившись с ними, сказал: «Несомненно, писал одарённый поэт, но не француз!».

Лермонтов в тех стихах никого кроме себя самого не представлял, да и стихотворения те были всего лишь экзотическим экзерсисом, так что скептическая оценка той попытки никаких отрицательных последствий для Лермонтова не имела. Читая же переводы песен Высоцкого, выполненные Н. Тверсковой, англоязычный читатель (если это только не профессиональный литературный критик) будет судить о Высоцком, а не о переводчице. Приступая к переводам песен Высоцкого, об этом необходимо помнить в первую очередь.

Каким же предстал великий искусник русского стиха в переводах Н. Тверсковой? Каким увидит и как оценит его рядовой англичанин или американец? Изо всех сил стараясь остаться в рамках приличий и такта, приходится констатировать, что Высоцкий предстаёт в данных переводах безграмотным косноязычным составителем рифмованных ребусов.

Разговорный стиль замечательных песен превращён переводчицей в неграмотную абракадабру. Обидно за Высоцкого, но что за дело какому-нибудь бостонцу до нашего барда? Ему горше всего будет за великий и могучий английский язык, подвергнутый ни за что, ни про что мучительной деформации.

Н. Тверскова осуществила уникальную пересадку русских разговорных конструкций и русских языковых оборотов в инородный организм. Но, как известно, что русскому здорово - то немцу (в данном случае - американцу) смерть. Ну вот, хотя бы для знакомства, первая же песня - «Корабли». Во что превратилась прекрасная строка «Я не верю судьбе, а себе ещё меньше»? А вот во что: «Чёрт побери веру в злую судьбу, чёрт побери всё, что будут значить мои слова!» Хороший тест для любителей шарад и ребусов - вот только к чему назойливое упоминание козлоногого рогача (как говаривал Жеглов)?

А во что превратились «нейтральные воды» из песни «Спасите наши души»? В «нейтральную маленькую бухточку». Кто бы это отгадал?! Кстати, только воды могут быть нейтральными - бухта всегда (если только она не в Антарктиде) кому-нибудь принадлежит. Зато, атмосферу наступающего сумасшествия на борту подлодки Н. Тверсковой удалось передать - капитан у неё приказывает: «Не ныть! Нам необходимо сесть на мель!» Вот только у Высоцкого сказано нечто совсем другое.

А кто отгадает, зачем канатоходцу излишние килограммы веса? Но ведь сказано у переводчицы «ему не хватало титулов и тучности»! Может быть, задумывалась эта песня автором как рекламный ролик для какой-то страховой компании? Ведь почему канатоходец плохо кончил? А потому, что он шёл «незастрахованный»!

Представленные переводы дают много пищи для размышлений. Например, одно ли и то же «выстрел в спину» (Высоцкий) и «выстрел из заднего ружья» (Тверскова)?

Одно ли и то же «чтобы страховка не подвела» (Высоцкий) и «страховой полис развеет наши страхи» (Тверскова)? Одно ли и то же «и я загадал» (Высоцкий) и «и я догадался» (Тверскова)? Подобные образчики можно в изобилии черпать из любого перевода данной книги.

Кроме всех этих лексических искажений и несуразностей англоязычный читатель вынужден будет сполна вкусить искорёженного, вывихнутого синтаксиса, когда строку надо перечесть не раз и не два, чтобы с трудом уразуметь, где тут подлежащее, а где сказуемое. В английском языке зачастую смысл слова зависит от его функции в предложении. Эта азбучная истина должна быть известна переводчице, однако, судя по данным переводам, это ей ещё предстоит узнать.

И последнее. Тексты Высоцкого должны петься! Переводчику мало адекватно передать оригинальные смысл и стилистику Высоцкого. Ритмика и мелодика песен столь же существенны, как смысл и стиль! Не передать музыкального ритма Высоцкого - значит потерять половину художественного достоинства этих уникальных творений. Н. Тверскова то и дело ломает авторскую ритмику, рифмует мужские окончания с женскими. В тексте возникают метрические ухабы, и у песен появляется астматическая одышка.

Похвально стремление сделать творчество Высоцкого интернациональным. Благородная задача, благой порыв. Но мы знаем, куда ведут благие намерения, ничем не подкреплённые. Утешает только то, что всё сказанное в некотором роде оправдывает вынос фамилии переводчицы (а не самого Поэта) почему-то на обложку книги.