Я полностью разделяю мнение Михала Б. Ягелло, самого знаменитого переводчика творчества Высоцкого о том, что если перед переводчиком возникает альтернатива: придерживаться духу или букве оригинала, - ответ звучит: духу. Иначе можно превратиться в объект насмешек. Как один известный переводчик английской литературы отправляет героя переводимой им повести на лондонскую станцию Перо (Пени Стейшн), хоть это название не имеет ничего общего с письменными принадлежностями, а является сокращением от слова "Пенсильвания", потому что получила своё имя в честь этого американского штата.

А известное варшавское издательство захотело попасть в книге рекордов Гиннеса в категорию "темп перевода книги". Выходя из положения о том, что если один работник может за один час выкопать метр рва, то 60 работников выполнят это за минуту. Конечно, такие подсчёты ошибочны, потому что единственное, что могут сделать работники, это затоптать друг друга до смерти. Тем временем пять человек за пять дней перевели книгу Виталия Шенталиньского о тайнах Лубянки. Результат легко можно было предвидеть: уже едва ли не на третьей странице я наткнулась на поразительное описание вождя Октябрьской революции. Он стоял на грузовике, а на голове у него была шапка с бантом. На то, чтобы проверить, что на русском языке означает слово "кокарда" (на польском "кокарда" - это "бант". - Е.Р.), не хватило времени. А означает оно только лишь "эмблему". Примеров можно привести великое множество.

В последний раз, когда я наткнулась на сравнительный текст с относительно сложным уровнем перевода, это было творчество Высоцкого. Речь идет об изданной двумя издательствами: W.A.B. и Малым - книги Саши Соколова "Между псом и волком". Хотя, если переводчик подобрал уже ключ к этой чрезвычайно интересной и чрезвычайно сложной прозе, остальное было лишь вопросом терпения и старательности. А у Высоцкого тропы ведут во все стороны света - на 360 градусов, потому что именно столько градусов имеет роза ветров.

В небогатом отделе переводов с русского языка, предлагаемых книжным магазином, я нашла оригинальную, живописную повесть Кирилла Ескова "Последний властелин кольца", а также "Осуждённый город" братьев Стругацких. В обоих случаях переводчики оказались обманутыми иллюзорной, мнимой похожестью языков. В первом, например, надзиратель торопит орка: "Одна нога - здесь, другая - там!", а другой герой предостерегает товарища по путешествию: "Наши уши будут торчать из этой истории на километр". Во втором тоже весело: "Убирай этот свет!", - крикнул разведчик и инженер убрал свет. В смысле "погасил", или: "Александр Македонский также был великим вождём, но зачем сразу ломать табуретки? В оригинале не было "также", но зато было - "стулья". И вновь кого-то выслали в город "не без ума". (По-русски эта фраза звучит "не без умысла". - Е.Р.). Дорогие, это же надругательство над обоими языками.

Не скрою, что такое безграничное пренебрежение переводческой этикой и легкомысленный перевод идиом слово в слово доводит меня до белого каления, о чем уведомляю скандально известных издателей, как в случае крайне неудачно переведенной московской трилогии Василия Аксёнова. Кажется, это помогло, и "NEW SWEET STYLE" переводил кто-то другой.

В случае с Высоцким крайние идиотизмы возникают по причине излишней самоуверенности, я нечасто встречаю "Ленина в шапке с бантом", но "отсылание кого-то без ума" - напротив, встречаю не так редко, как хотелось бы. Но в целом у переводчиков Высоцкого нет проблем с идиомами, зато они имеются при знакомстве с советскими реалиями. Моё удивление детектива вызывает их пытливость и терпение в исследовании ссылок, аллюзий, символов, цитат и множества других сложностей, подстерегающих переводчика. В текстах Высоцкого и пытливость, и терпение, и старательность неизбежно путешествуют подчас несметными альтернативными мирами, по которым с такой лёгкостью двигался сам Володя, и из которых он выносил рюкзак, заполненный поразительными замыслами, метафорами, сравнениями, фантастическими миражами. Войцех Млынарский попросил русистов составить для него критическо-литературные разработки, но и он не избежал ошибок или недосмотров, весьма существенных, как выступающая в "Балладе о детстве" характерная для жизни в коммуналке перегородочка, за которой "соседушка с соседочкой баловались водочкой". Многие переводчики безошибочно распознают, цитата ли это из Грибоедова, или это жаргон определённого социального слоя, или это аллюзия к событиям из истории России. Но распознать, цитата это или аллюзия - лишь половина успеха. Загвоздка в том, что крайне трудно подыскать для них польские эквиваленты, а ещё сложнее превратить это в стихотворную форму, сохранив и размер и ритм, и мелодию, и рифму, и "ширма" и "перегородка" должны быть спеты!

А уж диалекты, жаргон, говор - откуда в польском языке взять такое количество оттенков, вариантов, языков субкультур? Когда-то Шуберт попытался описать историю любви с помощью бюрократического современного языка, Стахура создал миниатюрную повесть под названием "Ся", многие годы пишет свои повести Марк Новаковский. В польском языке не существует такого богатства, такой языковой дифференциации, не возник, слава Богу, лагерный жаргон и тюремный язык не проник из-за решёток в обиходный или литературный языки. Хотя пробовали это сделать и Яцек Створа, и Януш Красиньский, и "выдающийся" (сжалься, Боже) современный прозаик Анджей Стасюк, будучи бледной тенью указанного выше Створы, автора незабываемого монолога "Что находится за той стеной?".

Россияне же свободно используют в обиходном языке призыв "с вещами на выход", не задумываясь над его происхождением. А таким образом, тюремный охранник приказывает выйти заключённым, которых увозят на смертную казнь. И таких случаев в русском языке множество. У нас успешно сохранились высказывания, связанные с рыцарскими временами: "Надейся на меня, как на каменную гору", "остановиться на ристалище", "защищать что-то, как независимость", "преклонять голову". Это эхо рыцарского кодекса, а затем почетного кодекса Божевича, и бесчисленных народно-освободительных взрывов. История России шла иначе. Отсюда разъяснение, услышанное от сына Берии, что его выпустили из тюрьмы "с грифом минус шестнадцать", или с запретом поселения в 16 крупнейших городах страны, и все понимали это без комментариев. В России едва ли отыщется семья, избежавшая преследований, экзекуции, ссылки, тюремного заключения или лагерей. А там был, по мнению, например, Андрея Синявского, рай для языковедов, о чём пишет Василий Аксёнов в книге "Ожог". Потому что кого там только не было? От красноармейца, вырвавшегося из немецкого окружения, до убийцы собственной матери, от мошенника до профессора университета, не признавшего превосходства Лысенко над Дарвином. В Магадане в промёрзшем бараке 10-летний Вася Аксёнов садился за стол, сколоченный из грубых досок, вместе с итальянским археологом и бельгийским официантом, с поляком из Кресув и сибирским охотником... Так возник язык, который не смог бы возникнуть ни при каких других условиях.

Володя Высоцкий, как губка, впитывал всё, с чем встречался. Всё это нашло место или отпечаток в его творчестве, а его любознательность не знала границ. При этом он был человеком театра, что тоже имело значение. Он очень много читал. Встречавшимся на его пути людям задавал море вопросов. И это его неукротимое воображение... Если добавить к этому его впечатлительность, неустанные поиски правды и справедливости, его веру в добро и человеческую доброту, его любовь к простым людям, прохожим, обыкновенным до боли жителям нашей Земли... Так, наверно, родился феномен Высоцкого, ускользающий от попыток его выделить, упорядочить, выстроить. Со дня смерти Володи прошел 21 год, а его баллады, песни, стихи ни за что не хотят засахариться. Они живут.

Подводя итоги, скажу, что у меня сложилось плохое мнение о переводчиках. На западные языки Высоцкий непереводим. На славянские - переводится с огромным трудом. Это требует упомянутых выше исследовательских способностей и решения всерьёз сакраментального вопроса: "Что автор хотел этим сказать и почему?". Это требует серьёзных исследований различных аспектов жизни в СССР и России, знакомства с мировой историей, культурой народов Евразии, или, например, скверного нрава как не Соловья-Разбойника, так Ивана Карамазова, не говоря уже о временах, когда "как-то вечером патриции собрались у Капитолия...".

Для утешения я добавлю, однако, что имеются и точки соприкосновения или даже общее для обеих наших культур, польской и российской, благодаря чему многое удаётся донести из-за Буга в бассейн Вислы. Тем не менее, талант Высоцкого - к сгущению красок, репортёрскому накоплению конкретных фактов, к мысленным сокращениям - чрезвычайно усложняет зада переводчика. Он должен, например, понять строку Высоцкого "становясь капитаном, храните матроса в себе". И здесь пора предъявить претензии ко мне, потому что именно я когда-то объясняла Володе тонкости морской иерархии и качества идеального капитана.

Если хорошо подумать, то Высоцкий был счастливым человеком. Он призывал, кричал. И был услышан. Говорят, таких Высоцких было в СССР сотни, но лишь одному ему удалось прорваться. И хорошо. И достаточно. Когда раздаётся автоматная очередь, вначале можно оглохнуть, а потом привыкаешь. Выстрел должен прозвучать в тишине. И это произошло именно так.

Что было бы сейчас с Высоцким? Я не знаю. Может быть, кто-то напишет когда-то повесть о Володе, поющем президенту Путину "Охоту на волков" или декламирующем "Мой чёрный человек в костюме сером..." - что в принципе адекватно. Но это уже удел гадалки, кем я не являюсь. Жаль, очень жаль, что Володи не хватает, хотя я думаю, что он сегодня с нами и слышит нас...

Возвращаясь к переводам, добавлю лишь, что хотя (как я старалась показать) к идеалу большинство переводчиков приближается только иногда, но некоторым всё же это удаётся, как например, Михалу Ягелло. А это значит, что несмотря ни на что, "надо стремиться".

Перевод с польского Е.А.Ромашкиной