Аннотация. В статье приведены результаты анализа адекватности перевода на мальтийский язык стихотворений В.Высоцкого, содержащих образы зимы, включенных в сборник «Fil-Baħar tad-Dmugħ» («В море слез»), изданный в рамках реализации масштабного международного поэтического проекта по переводу стихотворений В.Высоцкого на разные языки мира под эгидой музея Владимира Высоцкого в Польше.

Ключевые слова: В.Высоцкий, мальтийский язык, стихотворения Высоцкого, концепт «зима», адекватность перевода.

Картина мира национальной литературы и конкретного автора всегда характеризуется национально-культурной спецификой, поскольку формируется под влиянием исторических событий, географических условий, этнопсихологических особенностей, образа жизни, религии, произведений литературы и искусства. Каждый язык отражает собственную картину мира, поэтому в литературном переводе «... встает вопрос о полноте воспроизведения смыслообразующих элементов авторской картины мира, который напрямую связан с проблемой выбора терминологического аппарата в отношении категорий ее выражения» [9, с.171].

В связи с отсутствием определенных реалий в концептосфере народа, на язык которогоосуществляется перевод литературного произведения, актуальным является вопрос об адекватности передачи образов концептосферы автора. По словам Д.С. Лихачева: «Каждый концепт, в сущности, может быть по-разному расшифрован в зависимости от сиюминутного контекста и культурного опыта, культурной индивидуальности концептоносителя» [4, с. 153]. Например, макроконцепт времен года одинаково присутствует как в русской, так и в мальтийской лингвокультурах, но на содержание составляющих его отдельных концептов очень заметно влияет специфика конкретного этноса. Как известно, Мальта обладает средиземноморским климатом с очень мягкой зимой, когда температура даже в январе редко опускается до своего нижнего предела – «+7» в ночные часы. Большинство жителей этого острова никогда не видели снега, что значительно влияет на специфику восприятия концепта «зима» в концептосфере мальтийцев, в то время как в России этот концепт играет ключевую роль в культуре, «...которая определяет и характер национальной концептосферы и сквозные мотивы русской языковой картины мира» [6]. Именно в России находится мировой полюс холода и была зафиксирована самая низкая температура на Земле (-77,8°C) [10]. Естественно, что ассоциативно-семантическое полеконцепта «зима» значительно обширнее в картине мира русского человека. М. Эпштейн в своем исследовании пейзажных образов русской поэзии пишет: «Пожалуй, ни в одной другой поэзии мира образ зимы не явлен так многогранно, так многосмысленно, воплощая художественные представления о самом небытииили сверхбытии в его отношении к цветущему земному бытию» [11, с. 169]. Далее он отмечает, что у южных поэтов снег, лед и холод ассоциируются прежде всего с проклятием и мглой ада (Данте), а у русских поэтов зима – это праздник света, ассоциирующийся с раем (Вяземский, Баратынский,Пушкин). Образ снега для них – «одно из небес «кристаллами» выпавшее на землю» [11, с. 171]. Но в XX веке постепенно стала преобладать темная сторона образов зимы, отражающая ощущавшееся русскими поэтами приближение исторических катаклизмов, «От Пушкина к Блоку нарастает ощущение стихийности в истории и в природе, все настойчивее заявляет о себе бездна, таящаяся под внешне устойчивым общественным укладом. Потому и в снеге, и в льде – этих образах райского великолепия – все чаще начинает проглядывать нечто тревожное, пугающее: именно в той мере, в какой зима для русского миросозерцания означает красоту и сияние мира, она начинает темнеть» [11, с. 178], причем, если «у Анненского «сверкающе белый» снег тает и темнеет лишь пав на землю, то у Блока мглиста сама высота, с которой снег падает» [11, с. 179]. Это свидетельствует о том, что концепт «зима» является наиболее созвучным обширной гамме переживаний русской души в национальной картине мира.

Когда автором данной статьи был подготовлен к выпуску сборник собственных стихов «L-Imħabba tal-Istilla Polari» («Любовь полярной звезды»)(2013) [18], написанных на мальтийском, один из рецензентов, писатель и носитель языка, оценивая стихотворение «Għajnejk kesħin» («Холодные глаза»), отметил фразу «голубые как лед глаза», заявив, что лед может быть только белого цвета. Пришлось внести уточнение: «глаза голубые как лед айсберга». Из этого примера видно, что ассоциативно-семантическое поле концепта «лед» менее обширно в картине мира мальтийцев, оно лишено оттенка, который хорошо знаком жителям северных стран. Более того, в мальтийском языке существует идиома «abjad silġ» («белый как лед»), которая закрепляет за словом «лед» именно этот цвет в языковой картине мира. Само по себе слово «silġ» трактуется очень неоднозначно не толькообывателями, но и профессионалами-лингвистами. Так, в большом мальтийскоанглийском словаре Дж. Акулины (Joseph Aquilina) [13], самом подробном из всех существующих на данный момент, это словоозначает как «лед»,так и «снег». Для обозначения снежных хлопьев используется слово «borra», но оно имеет очень низкую частотность употребления из-за отсутствия этой реалии в мальтийском лингвокультурном пространстве.

Мальтийско-английский и англо-мальтийский словарь П. Буджейи (Pawlu Buġeja) [16], второй по популярности, содержит еще одну трактовку, давая определение снежным хлопьям «tajjar tas-silġ», что дословно переводится как «ледяная вата».

Такое положение дел ставит вопрос об адекватности перевода стихотворений В. Высоцкого на мальтийский язык, включенных в сборник в формате texte en regard «Fil-Baħar tad-Dmugħ» («В море слез») [19], который вышел в 2015 году в рамках международного проекта по переводу стихотворений В. Высоцкого на разные языки мира под эгидой музея Владимира Высоцкого в Польше. В корпусе, состоящем из 14 текстов, почти в половине из них на языке оригинала неоднократно встречаются образы зимы, как репрезентирующие конкретные природные явления, так и метафорично передающие особое состояние души автора. В таблице эти стихотворения представлены в хронологическом порядке их создания В. Высоцким:

Стихотворения из сборника «В море слез» с образами зимы:

Необходимо отметить, что образы зимы, холода, снега и льда в стихотворениях В. Высоцкого трактуются исследователями его поэтики по-разному. Например, в статье об образах севера, холода в песне «Белое безмолвие» Л. Томенчук утверждает, что образ снега «...не амбивалентный, а многозначный, и являет он нам разные свои значения в зависимости от ситуации, от контекста» [7]. Более того, по ее мнению, образы зимы и севера не символизируют гибель, а олицетворяют собой лишь умирание прежнего, за которым непременно следует рождение чего-то нового. В. Емельянов в статье «Мифологема льда в поэзии Владимира Высоцкого» отмечает, что «Высоцкий не любил зиму, и она у него ассоциировалась с неустойчивостью и застывшими человеческими отношениями», и приходит к выводу о том, что «символика льда в поэтической мифологии Высоцкого гораздо многообразнее и глубже. На уровне психофизиологии это неприязнь ко льду как атрибуту зимы, низводящему человека до уровня четвероногих, на уровне этическом это уподобление равнодушия оледенению, на уровне психологическом это боязнь падшего человека не получить помощь от спасителей-моряков по причине замерзания океана (парализация сотериологических сил воды), на уровне космологическом это ожидание нового общечеловеческого кризиса, перспективы которого неясны. Льды мироздания – верхний и нижний – образ всемирного равнодушия к страданию живой личности» [1]. По мнению Л.В. Кипнес и Н.А. Трофимовой, которые выявили 65 «сквозных» символов в 23 основных темах поэзии В. Высоцкого, лед символизирует конфликт человека и государства, а также – размышления о судьбе России [3].

Рассмотрим более подробно особенности переводов стихотворений, представленных ранее в таблице.

В стихотворении «Холода», как в первой, так и в последней строке первого пятистишия, концепт «холода» передан не двукратным повторением существительного «холода», как в оригинале, а двумя полными синонимами – «bard» и «ksieħ» [12], что усиливает семантику этого концепта для более полного его восприятия носителями мальтийской картины мира через элемент свойственной им эмоциональности. Дело в том, что в мальтийском языке очень развита тенденция употребления в речи, особенно разговорной, сразу двух полных синонимов одного и того же существительного, что, по-видимому, помимо психологической предрасположенности южан к экспрессивной речи, обусловлено еще и самой историей формирования этого языка. Высокое содержание полных синонимов в нем является следствием объединения семитских и романских языков, в результате которого появился мальтийский язык, как точно подметил известный мальтийский лингвист, профессор М. Мифсуд (Manwel Mifsud): «...bin messer Sqalli u ‘umm Għarbija» [15, p.62]. К тому же такой выбор переводчика позволяет передать свойственную русскому стиху мелодику произведения. К сожалению, не удалось соблюсти перекрестную рифму оригинала, но благодаря второму существительному-синониму образовалось созвучие второй строки с пятой:

В стихотворении «Свои обиды каждый человек ...» словосочетание «вечный снег» в третьей строке первого катрена переведено как «silġ dejjiem»,а не «borra dejjiema», поскольку здесь речь идет о слое снега, лежащем на земле, а не падающем пушистыми хлопьямиво время снегопада. Отрицательная конструкция «не тает» в последней строке первого четверостишия и первой строке второго была передана на мальтийский язык глаголом «dab», а не «nħall». Эти глаголы близки по значению и часто взаимозаменяемы на практике, что связано с особым представлением жителей острова о зиме. Помимо основного значения «таять», глагол «nħall» еще употребляется в значении «распускаться, растворяться», что как раз более применимо к снежным хлопьям (borra), а не к твердому слежавшемуся слою вечного снега (silġ dejjiem). Таким образом, указанное переводческое решение передает психологизм, выраженный через это символическое сравнение, которое связано с ощущением тоски, от которой трудно избавиться.

Стихотворение Высоцкого «Москва – Одесса» также изобилует реалиями, отсутствующими в лингвокультурном пространстве мальтийцев, и для нас было нелегкой задачей передать их аутентичность при переводе.

Словосочетание «обледенела полоса» в последней строке третьего катрена передана как «bis-silġ miksi l-mitjar», что дословно означает «покрытый льдом аэродром». Конечно, полностью обледенеть аэродром может только где-нибудь в Сибири, но замена слова «полоса» существительным «аэродром» была предпринята исходя из интерференции английского в системе мальтийского языка. Словосочетание «взлетно-посадочная полоса» позаимствовано из английского (runway) и в словарях приведено в мальтийской транскрипции как «ranwej», в соответствии с правилами орфографии мальтийского языка, относящимися к написанию (на слух) всех заимствованных слов [17]. Но если бы перевод этого слова был сделан по правилам мальтийского правописания, то весь текст вызвал бы затруднение в его восприятии носителями мальтийского языка, использующими его англоязычную версию. К тому же, заменив «взлетно-посадочную полосу» на «аэродром», удалось создать кольцевую рифму в данном катрене, что немаловажно для передачи мелодики русского стиха:

В первой строке четвертого катрена фраза «с крыши потекло» была типичным примером реалии, не имеющей аналога в мальтийской картине мира. Она была переведена как «beda jdub is-silġ u jinżel minn fuq il-bjut» («начал таять снег и стекать с крыш»). Уточнение в виде таящего снега было введено не случайно: это облегчило восприятие мальтийцами образа, привычного для людей, живущих в странах с холодным климатом и покатыми крышами, форма которых облегчает сход снега. Так как на Мальте крыши зданий плоские и активно используются жителями для устройства небольших садов и других бытовых нужд, читателю перевода без этого поясняющего дополнения было бы не совсем понятна описываемая ситуация.

В первой строке шестого четверостишия текста Высоцкого встречается существительное «сугробы», эквивалент которого на мальтийском языке в словарях есть, но, во-первых, это более развернутый образ, так как передается не словом, а фразой, по причине его отсутствия в лингвокультурном пространстве Мальты; во-вторых, он трактуется в словарях по-разному, отражая тем самым не реальное явление, а представление о нем составителей. Так, в мальтийско-английском и англо-мальтийском словаре П. Буджейи он передан как «balla silġ», что дословно переводится как «куча снега», но в мальтийском языке слово «balla» еще означает «кипа, шар, что-либо округлой формы», то есть в семантическом плане оно не совсем подходит для описания такого явления, как сугроб. В мальтийско-английском и англо-мальтийском кратком словаре Дж. Акулины описание образа сугроба передается более адекватно, фразой «gozz silġ», дословно – груда, кучка снега [14]. Но поскольку в стихотворении В. Высоцкого речь идет не о «сугробиках», а о сугробах более внушительных размеров, свойственных российскому климату, то в этом случае для более полной передачи образа оригинала переводчику представилось целесообразным использовать слово «munzell» – «куча, гора» (мн. mniezel). Существительное «munzell» в отличие от существительного «gozz» обозначает предмет более крупного размера, следовательно, «munzell silġ» (мн. Mnieze lsilġ) более близко к значению слова «сугроб» – в русском языке «наметенная ветром большая куча снега».

Во второй строке того же катрена появляется слово «снегопад», и аналога для него в вышеупомянутых словарях не находится. П.Буджейя предлагает нам дефиницию «ħalba silġ» (ливень с градом), а Дж. Акулина – «xita ta’ silġ» (дождь с градом). Но, поскольку в стихотворении В. Высоцкого речь идет не о граде, а об осадках в виде снега, отсутствующих на Мальте, то слово «снегопад» было переведено на мальтийский язык словосочетанием «tagħmel il-borra» (пойдет снег), которое фигурирует в ряде текстов на мальтийском языке для адекватной передачи этой реалии стран с более холодным климатом, хотя еще не отражено в словарях.

И, наконец, в десятом катрене встречается образ метели. П.Буджейя переводит существительное «метель» как «tempesta qawwija» (сильный шторм), не уточняя, с градом он или со снегом. В словаре Дж. Акулины точнее: слово «метель» он передает на мальтийском словосочетанием «tempesta qawwija tas-silġ» (сильный шторм с градом). Поскольку в стихотворении В. Высоцкого речь идет все-таки о снежном шторме, ни одним из этих вариантов мы не можем воспользоваться для адекватного перевода. В данном случае представляется более точным перевести слово «метель» словосочетанием «tempesta qawwija tal-borra» (сильный снежный шторм), которая явилась бы полным эквивалентом этого существительного на мальтийском языке. В этом катрене такое решение нарушило бы рифменную структуру, а для В. Высоцкого, по мнению Е.И. Жуковой, «была важна эта сторона его творчества» [2]. К тому же слово «borra» повторялось бы в первой и второй строках четверостишия, нарушив его гармонию, поскольку слово «снегопад» во второй строке переведено как «tagħmel il-borra». В данном случае,с учетом вышеперечисленных факторов, переводчиком было принято решение передать сочетание слов «где метели и туман» фразой «fejn hemm is-silġ u ċ-ċpar» (где снег и туман), получив перекрестную рифму, как в оригинале:

Во второй строке первого катрена стихотворения В. Высоцкого «Белое безмолвие» упоминается разновидность метели – «вьюга».

Как известно, в метеорологии различаются три вида метели: поземок, низовая метель и общая метель. [5, с. 262] При поземке и низовой метели ветром переносится только лежащий снег, в то время как при общей метели из-за плохой видимости невозможно определить, сопровождается ли перенос снега еще и снегопадом, который вполне вероятен при таких условиях. Именно низовая метель именуется в народе вьюгой, когда в воздухе носятся частицы снега, поднятые с земли, тогда как при метели многие снежинки сохраняют свою изначальную форму.

Концепт «метель» отсутствует в мальтийской национальной картине мира, не говоря уже о таких ее разновидностях, как «вьюга», «пурга» и т.д. Тем не менее, в словаре П. Буджейи дается определение «maltempata tas-silġ» (непогода, шквалистый ветер с градом), а Дж. Акулина описывает существительное «вьюга» как «burraxka silġ, l-aktarx b’riħ qawwi» (буря, шторм с градом, обычно при сильном ветре). И поскольку в мальтийском языке слово «silġ» означает как осадки в виде града, так и снег, лежащий на поверхности земли, а во время вьюги в воздух поднимаются частицы снега, который уже лежал на земле, то в этом случае слово «borra» (падающий снег) не подходит. Поэтому во второй строке первого катрена словосочетание «от морозов и вьюг» переведено как «lil hinn millksieħ u l-maltempati tas-silġ», что позволяет точнее передать образность оригинала. Предпочтение было отдано существительному «maltempati» ввиду высокой частотности употребления в данном контексте. Хотя слово «burraxki» и является его синонимом [13], но чаще оно используется мальтийцами в переносном значении, как «беда, смятение».

Во втором катрене стихотворения слово «лед» было переведено как «silġ». В пятом четверостишии строка «Все иные оттенки снега замели» переведена как «Lwien oħra nsatru bissilġ» (другие оттенки укрылись снегом). Так как в мальтийском языке нет глагола «заметать, заносить» (о снеге, песке), то использован возвратный глагол «nsatar» (скрываться, укрываться). Существительное «lwien» (ед.ч. lewn) было выбрано следующим образом: в мальтийском языке есть два полных синонима слова «цвет» – «kulur» и «lewn». Частотность слова «kulur» значительно выше, так как оно пришло в мальтийский из итальянского намного позже его синонима арабского происхождения – «lewn», которое встречается в основном в литературных и особенно поэтических текстах. Семантическая разница между этими лексемами все-таки есть. В большом мальтийско-английском словаре Дж. Акулины [13] существительное «kulur» имеет второе значение «тон», а вторым значением слова «lewn» является именно «оттенок». Это и обусловило выбор переводчика. В седьмом и восьмом четверостишиях слово «снег» было переведено существительным «silġ», так как речь идет о снеге, лежащем на поверхности земли.

В предпоследней строке стихотворения В. Высоцкого «В море слез» встречается слово «льдина», оптимальным переводом которого на мальтийский язык, по мнению переводчика, явилось слово «silġa» (кусок льда).

Дело в том, что мальтийско-английский и англо-мальтийский словарь П.Буджейи подходящих дефиниций не содержит, а в мальтийско-английском и англо-мальтийском словаре Дж. Акулины это существительное описывается целой фразой: «biċċa silġ kbira f’wiċċ il-baħar» (большой кусок льда на поверхности моря), причем в заблуждение вводит конкретизирующее слово «море», так как льдина может дрейфовать и на поверхности озера, реки или океана. В то же время слово «silġa», которое официально в словарях переводится как «кусок льда», все чаще используется в публикациях на современном мальтийском языке для обозначения слова «льдина», несмотря на отсутствие этого значения в вышеупомянутых лексикографических источниках.

В завершающем сборник «В море слез» стихотворении «И снизу лед, и сверху...» первая строка второго катрена «Лед надо мною – надломись и тресни!» была переведена как «Ja silġ itfarrak, tfaqqa’ fuqi!» (Ах лед, надломись, тресни надо мной!). Кроме того, использована усилительная частица «Ja» («ах»), так как она свойственна экспрессивной мальтийской речи, особенно – в поэтических текстах. Это служит более адекватному восприятию авторской картины мира посредством подчеркивания накала эмоций от состояния безысходности лирического героя В. Высоцкого, где лед символизирует тиски обстоятельств. К тому же был добавлен дополнительный слог в данной строке для сохранения определенного ритмического рисунка переведенного стихотворения.

Это был первый в истории перевод поэзии В. Высоцкого с русского на мальтийский язык, а всего автором данной статьи переведено на данный момент 17 стихотворений. Этот опыт перевода показал, что передача культуроспецифичных образов зимы, репрезентативных в картине мира поэта, требует от переводчика тщательного предпереводческого анализа и принятия стратегических решений. Поскольку концептосфера зимы (образы снега, метели, вьюги и др.) достаточно слабо представлена в национальной картине мира мальтийцев и эквиваленты для обозначения соответствующих реалий нередко отсутствуют в лексикографических источниках, то наиболее приемлемой представляется стратегия лингво-семантического перевода, которая позволяет снизить информационную нагрузку на читателя и передать культуроспецифичность концепта в художественном мире Высоцкого. Так как поэтические тексты являются носителями плотной эстетической информации, выраженной различными тропами и стилистическими фигурами, апеллирующими, в том числе, и к подсознанию читателя, то в их переводе крайне важен прагматический подход для достижения максимальной тождественности именно художественного эффекта для рецептора перевода. Принимая во внимание как лингвистические, так и экстралингвистические особенности перевода поэтического текста с русского на мальтийский язык, можно констатировать, что наиболее приемлемыми стратегиями оказались лингво-семантические компрессия и дикомпрессия для достижения «импрессивной эквивалентности» [8, с.74], причем были использованы как узуальные, так и окказиональные языковые средства в целях достижения баланса между прагматикойотправителя и прагматикой реципиента переводного текста, принадлежащего к другому лингвокультурному миру со своими особенностями образно-ассоциативного мышления.

Передача своеобразия стиха В. Высоцкого при воплощении указанной стратегии является не менее важной: хоть и не удалось воспроизвести перекрестную рифмовку, свойственную большинству оригинальных текстов, тем не менее, частично была передана эвфоническая структура стиха Высоцкого. Предпочтение было отдано прежде всего точности перевода лексико-семантического контекста.