В статье рассматривается специфика метафор и подобных тропов в ранней поэзии Владимира Высоцкого, а также сравнение соизмеримости некоторых переводов его стихотворений на французский и английский языки. Сравнительная характеристика переводов стихов Высоцкого на английский и французский языки позволила выявить использование переводчиками семантической компенсации, заполняющей «лакуны», вызванные «безэквивалентной лексикой», что указывает на возможность использования подстрочного перевода поэтических произведений при изучении иностранных языков.

Ключевые слова: переводы, специфика метафор, интерпретация смысловой нагрузки, поэтический троп, философский подтекст, каламбур.

Среди поэтов современной эпохи имя В.С. Высоцкого прочно занимает особую, практически «культовую» нишу ввиду того, что его творческое наследие сохраняет актуальность и востребованность вопреки течению времени и техногенным метаморфозам мирового социума. Стихи и баллады Высоцкого находят отклик в среде многомиллионной аудитории читателей мира в силу многоплановости смысловых контекстов и скрытых сюжетных линий, сформированных в значительной степени разнообразием метафор, специфика которых и станет предметом анализа в данной работе.

Творчество Высоцкого предстает перед читателем в неповторимом блеске языкового остроумия и художественности, постепенно обнажая определенные «грани» многослойных интерпретаций смысловой нагрузки текстов. Подобный высокий уровень художественности достигается в его произведениях благодаря вкраплению сравнений, каламбуров, разрушению привычных идиом и созданию авторских метафор, которые демонстрируют спектр многообразной диверсификации средств выразительности языка или тропов.

Очевидно, что метафора как значимый поэтический троп способна концентрировать сущность поэтической структуры за счет преобразования образных словесных рядов поэтического произведения в единое целое. По мнению русского исследователя А.Н. Веселовского, метафорические обороты в поэзии отождествляются с «вековыми метафорами, разработанными наново» [1, с. 197]. Однако поэзия XX в. содержит множество исключений из данного постулата. Метафорические неологизмы в поэзии В. Маяковского, многоступенчатость «загадочной» метафоры в стихотворных произведениях Б. Пастернака, разноплановость метафорических образов в творчестве В. Высоцкого четко демонстрируют, что обобщенный способ образования метафор у данных поэтов выходит за рамки традиционной структуры русской метафоры. В ряде стихотворений данных авторов наблюдается не только переосмысление привычных понятий с последующим расщеплением стертых метафорических клише, но и индукция новых смысловых ассоциаций с целью порождения динамического сопереживания у читателей. Как полагает Ю.И. Левин [6], принцип сравнения двух предметов особенно актуален при построении метафор. Однако последующий анализ представленных в данной работе метафор в творчестве В. Высоцкого указывает не только на двусмысленность метафорически обозначенного предмета, но и на его многоплановость, причем смысловое содержание ряда метафорических оборотов способно перерасти границы определенного текста и детализировать потенциал возможных внетекстовых связей.

Целью данной работы является анализ специфики разнообразия метафор и аналогичных тропов в 17 стихотворениях поэта, созданных в 60-е гг. прошлого века, а также исследование адекватности некоторых переводов его стихотворений на французский и английский языки. Посредством сравнительной характеристики ряда произведений Высоцкого вскрывается глубинный внутренний подтекст работ, направленных прежде всего против пустоты, меркантильности, нравственной близорукости и бездушности в среде современного автору обывательского общества, и эти суждения приобретают вневременное значение, поскольку для жизни человечества, как и для природы, характерна цикличность изменений и ритма.

Следует отметить, что произведения Владимира Высоцкого 60-х гг. прошлого века инкорпорируют эпизодические однословные и лаконичные метафоры, которые уступают по частотности и развернутости метафорам более позднего цикла середины и конца 1970-х. Рассмотрим одно из ранних стихотворений «Я был душой дурного общества», датированное 1961 г. В этом произведении Высоцкий выступает от имени бывшего заключенного, который когда-то слыл душой «дурного общества». В названии стихотворения прослеживается игра со словесным каламбуром «быть душой общества», подразумевающим умение собеседника радовать и оживлять окружающих. В контексте поверхностного смысла герой повествования олицетворял общество преступников, поэтому и был «душой» иного общества. Приведем следующие метафорически окрашенные строки: «В меня влюблялася вся улица / И весь Савеловский вокзал...», которые, предположительно, подразумевают, что герой привлекал внимание большого количества людей своей незаконной деятельностью. В данном примере присутствует такой вид метафоры, как олицетворение, то есть улица предстает как человек, способный испытывать чувства. И здесь же автор горько иронизирует по поводу происходящего, гиперболизируя «улицу» до масштабов вокзала. В этом же стихотворении Высоцкий начинает имплементацию характерных для его творчества глагольных цепочек с частицами «не» и «ни», которые придавали его песням особый динамизм, надрыв и фатальную безысходность. Достаточно привести в пример следующие строки с вкраплением метафор разговорного стиля: «Не брал я на душу покойников / И не испытывал судьбу...», в которых используется искаженное разговорное выражение «брать грех на душу», то есть грешить, а также фразеологизм «испытывать судьбу», то есть необдуманно рисковать.

При всей простоте повествования парадоксальность поэтического слова Высоцкого заключается в том, что помимо поверхностной сюжетной линии во всех его стихах, и в данном примере тоже, заложен вторичный, а подчас и более глубинный философский подтекст, который становится «истоком» множества возможных интерпретаций данного текста. Например, в заключительном четверостишии данного произведения читаем: «...С тех пор заглохло мое творчество, / Я стал скучающий субъект, / Зачем же быть душою общества, / Когда души в нем вовсе нет». В данных строках раскрывается философски обозначенная параллельная авторская диалоговая линия, посвященная бездуховности современного Высоцкому общества, которому нет дела до тревоги и смятения души поэта, что приводит к внутренней несвободе и застою в творчестве мастера. И Высоцкий, как истинный любитель скоростного автодвижения, что подтверждается рассказами многих его современников, умело вставляет метафору, соотносящую творческую работу с напряжением автомотора, который может «заглохнуть».

Метафоричность в поэзии раннего Высоцкого весьма символична, поскольку указывает на максимализм восприятия действительности этим талантливым певцом и актером. Обратимся к стихотворению «О нашей встрече», которое датировано 1964 г. Трудно теперь определить, кому конкретно было адресовано данное стихотворение, не исключено, что оно могло быть художественным вымыслом, однако и в этом стихотворении проявляется «второе» смысловое дно, маркированное цепочкой гиперболизированных метафор. Рассмотрим следующие строки: «... Я б для тебя украл весь небосвод / И две звезды кремлевские в придачу». Гиперболизированные метафоры способствуют передаче страстных любовных чувств, ради которых герой повествования был готов на многое. Однако в конце этого небольшого стихотворения читателя ждет «смысловой авантюризм». Обратимся к заключительной строфе: «А вот теперь я к встрече не готов: / Боюсь тебя, боюсь ночей интимных – / Как жители японских городов / Боятся повторенья Хиросимы». В последних двух строках читатели сталкиваются со сравнением, причем довольно глобального масштаба, а именно аллюзией на ядерную бомбардировку японского города Хиросимы в 1945 г. Такое контрастное сопоставление метафор вносит в данное стихотворение драматизм и придает его звучанию фатальную безысходность, указывая на то, что автора произведения волновали не только внутренние проблемы лирического героя, но и все, что происходило в мировой политике. Трудно раскрыть все смысловые нюансы данного стихотворения, ибо особенность творчества Высоцкого заключается в том, что его стихи кажутся понятными при первом прочтении, однако затем в них можно обнаружить многозначность и загадочность, порождающую различные интерпретации. Импринтом пера поэта является и то, что его строки не могли оставить читателя равнодушным. Он становился сопричастными данному виду искусства.

Разнообразие сюжетных линий баллад и стихотворений В.С. Высоцкого привлекало внимание читателей и слушателей его песен до такой степени, что популярность поэта преодолела барьеры государственных границ многих стран мира. Так, некоторые его стихотворения были переведены на французский язык канадским поэтом и исполнителем песен Ивом Дерозье. На сайте любителей поэзии [3] можно найти страницы с подстрочным переводом некоторых произведений Высоцкого, в том числе и на французском языке. Рассмотрим адекватность перевода одной из значимых песен мастера «Моя цыганская» (1967-1968). Данная песня имеет отчасти исповедальный мотив, и ее условно-символический смысл заключается в размышлении лирического героя о несоответствии современной жизни его ожиданиям, что ведет к отрицанию авторитетов и традиций, погружая лирического героя в пучину разгульного образа жизни. Глубокий драматизм повествования подчеркивается не только особенностью исполнения данной песни Высоцким, а именно интонационной аугментацией сонорных согласных и некоторых слов, но и речитативным повторением определенных строф. Обратимся к начальным строкам песенного стихотворения:

Теперь рассмотрим данные строки на французском языке:

Обратим внимание, что перевод начальных строк не совпадает дословно с первоисточником:

В данном примере мы сталкиваемся с использованием приема компенсации, обеспечивающего эквивалентность перевода на уровне общей смысловой сущности текста, без буквального воспроизведения всех фрагментов оригинала. В начальных строках Высоцкий использует образную цветовую метафору «желтые огни», которая, вероятно, ассоциировалась у него с представлениями о ночном городе. Далее автор добавляет цепочку с повторением разговорного глагола «повременить», то есть «помедлить, подождать некоторое время», завершая четверостишие усеченной версией русской поговорки: «Утро вечера мудренее». Хотя во французском языке существует аналог данной поговорки “la nuit porte conseil”, Дерозье не воспользовался им в своей интерпретации текста. Гипотетически такую трансформацию оригинального текста можно объяснить стремлением переводчика сохранить рифму и приблизить смысл стихотворения к менталитету своих соотечественников. Такая семантическая компенсация способна заполнять «лакуны», обусловленные «безэквивалентной лексикой», включающей бытовые, этнографические, общественно-исторические и другие виды реалий, которые чужды языку перевода. В данном случае мы сталкиваемся с большим количеством разговорных фразеологизмов и метафор в поэзии Высоцкого, к которым довольно сложно подбирать аналоги в других языках.

Есть переводческие несоответствия и в дальнейших строках «Моей цыганской». Рассмотрим следующие строки:

В данных строках атмосфера злачного места создается автором на основе субстантивированной метафоры «зеленый штоф» и клишированного эпитета «белые салфетки». Однако слово «штоф» в данной строке может символизировать не только тяжелую ткань с тканым рисунком, которой обивали мебель и повседневные вещи, но и старорусскую меру водки, равную десятой части ведра. Более того, такая мера долго сохранялась в прибалтийских губерниях Российской Империи, а родственники Владимира Высоцкого по линии отца некоторое время проживали в тех краях. Таким образом, в этих строках автор мог отдать дань своей генетической «памяти», воскрешая давно забытые слова.

Теперь рассмотрим данные строки в переводе французского автора Дерозье [3]. Они рифмуются следующим образом:

Эти строки можно перевести дословно так:

Из данного перевода видно, что есть некоторые свои трактовки смысла песни. Например, опущена предметная обрисовка атмосферы ресторана, которая у Высоцкого представлена лаконичным и запоминающимся способом.

Рассмотрим знаменитый рефрен этого стиха-песни, которые поэтическим паттерном и ритмичностью напоминают элементы цыганского фольклора, подчеркивая отчаянную раздвоенность души и поведения персонажа песни: «Эх, раз, еще раз, / еще много-много раз...», что переводчик интерпретирует так: “ Rien ne va, plus rien ne va / Pour vivre comme un homme, un homme droit”. Данные строки на французском языке уместно перевести таким образом: «Ничего не выходит, ничего не идет, / Чтобы жить как человек, праведный человек...». Можно предположить, что переводчик стремился акцентировать безысходность и надрыв «Моей цыганской».

В завершении данного стихотворения герой повествования обращается за советом к «ребятам». И в этом обращении четко проявляется диалогизм сознания поэта, который от имени героя вступает в драматический спор о кризисном состоянии не только отдельного персонажа, но и всего национального сознания, ибо в метафорическом контексте обращение «ребята», столь часто повторяемое в поэзии Высоцкого, означало обращение ко всему советскому народу. Несмотря на расхождения в смысловых нюансах перевода, данный французский аналог песни, получивший заслуженное признание во многих литературных кругах, может служить наглядным примером того, что подстрочный перевод некоторых стихотворных произведений, в том числе и Высоцкого, способен усилить интерес к изучению иностранного языка обогащением вокабуляра обучаемых новыми фразеологизмами и пословицами.

Исследуя творчество данного мастера, некоторые исследователи пытаются определить специфику «пера Высоцкого», относя его и к авторам-«трикстерам» [4, с. 229], и к «борцам с властью» [5, с. 381]. Признавая частичную обоснованность таких утверждений, обратим внимание, что во многих его стихотворениях структура лирического сознания далека от монолога и подразумевает диалог или полилог (разговор ряда участников сюжетной линии), то есть инкорпорирует некую отчужденную модальность как необходимую предпосылку авторского самовыражения.

Для подтверждения обратимся к некоторым ранним произведениям автора, переведенным на английский язык А. Вагаповым [6]. В контексте метафорической выразительности отметим, что метафоры Высоцкого с развитием его творчества становились все более развернутыми и сюжетными. Полифонию сюжетных образов в песенных стихах и балладах мастера можно объяснить прежде всего сценическим исполнением творений самим автором. Ведь театральная атмосфера подачи материала подталкивала к расщеплению авторского творческого «я» на разнородные сценические «роли», что и сформировало жанровое разнообразие облика стихов. В этих произведениях персонажи поставлены в экстремальные условия и находятся на грани выживания, например, в ряде военных песен, воплощающих трагические реалии Великой Отечественной войны. В ходе неизбежного конфликта многие персонажи вынуждены переходить в наступление и «принимать огонь на себя», тогда как в других примерах герой предпочитает уклонение от борьбы. Подобная семантика характеризует и фабулу стиха-новеллы «Тот, который не стрелял», датированную 1973 г.

В этом стихотворении повествуется о неожиданной случайности – сохранении жизни приговоренному к расстрелу солдату из-за того, что один из стрелков не подчинился инструкции. Обратимся к начальным строкам стихотворения с вкраплением метафор: «Однажды языка я, / Добыл, но не донес». Чтобы правильно интерпретировать данную цепочку метафор, нужно быть осведомленным в сфере исторических реалий военных лет и знать, что метафорическое выражение «добыть языка» подразумевает «пленного» с вражеской стороны, которого надо было захватить и затем пробиться через линию фронта, ползком или перебежками, волоча на себе связанного противника. Переводчик интерпретировал напряженную ситуацию с вкраплениями разговорных метафор следующим образом: “I captured once a prisoner / But somehow let him flee” («Как-то я захватил пленного, / Но почему-то позволил ему сбежать»). Подобный перевод достаточно близок к оригинальному тексту, однако не в полной мере отражает разговорный модус повествования автора. Далее Высоцкий повествует:

В данных строках читатели сталкиваются с инкорпорацией аллюзивной метафоры «особист», отражающей исторические реалии военного времени, ибо «особистом» был служащий отдела по вопросам политической благонадежности в СССР. Автор использует также разговорное фразеологическое выражение «взять на карандаш», то есть «делать запись, заметку о чем-либо». Поскольку аллюзия «особист» не имеет точного аналога в английском языке, переводчику пришлось воспользоваться существительным “sneak”, переводимым «стукач», хотя в авторском случае имелась в виду государственная должность.

А. Вагапову приходится в ряде строк удлинять оригинальное авторское повествование, сопровождая его дополнительными элементами, ибо для структуры английского языка характерна большая объемность некоторых грамматических конструкций. Например, выражение «взять на карандаш» он переводит так: “Had made a mental note of / That case, for his report”. В некоторых случаях при переводе опущены сравнения, например в интерпретации строк: «Я раны, как собака, / Лизал, а не лечил...» следующим образом: “I licked the wounds, and never / Took treatment, it would seem...”.

Тем не менее переводы А. Вагапова можно считать удачными, так как в большинстве случаев такие перестановки и поправки объясняются стремлением переводчика добиться благозвучной рифмы на английском языке. Субъективность выражается в сгущении лирических эмоций посредством имплементации метафорической гиперболизации внутренних переживаний лирического героя.

Аналогичный подход в реализации интенций автора прослеживается и в стихотворении «Гололед» (1966-1967 гг.). В данном произведении речитативный повтор субстантивных метафор придает повествованию усиленную суггестивность и драматическую тональность, создавая почти физическое ощущение промерзшей от холода и льда страны, а холод порождает осознание безысходности перед мощью природы, а в переносном смысле – перед силой обстоятельств и стремление автора вырваться из этого круга. Обратимся к следующим строкам:

Во втором четверостишии присутствует речитатив: «Гололед, гололед, гололед. / Целый год напролет гололед». При переводе А. Вагапову удается передать подобную безысходность своей версией повтора не слова, но целого предложения: “Everything is covered with ice, / All year long it is covered with ice”. В этом примере мы наблюдаем расхождение грамматических структур в русском оригинале и английской версии.

Дальнейшая сравнительная характеристика частотности метафор и сравнений в выборке из 17 произведений цикла ранней поэзии Владимира Высоцкого демонстрирует значительное превалирование метафор над сравнительными оборотами (в процентном соотношении 58/36) и искажениями каламбура, что подтверждает определенные закономерности макродинамики метафоры в раннем творчестве мастера поэтики. Специфика реализации метафор в поэзии Высоцкого заключается в том, что автор постепенно переходит от единичной метафоры к сложному переплетению образов на пределе лиризма и гротеска с использованием психологически ориентированной методологии отчуждения, чтобы выразить свою гражданскую позицию и донести свою исповедь до народа. И наконец, дать ответ на вопрос, который был сквозным на протяжении всего творчества Владимира Высоцкого, – «быть или не быть?!», так как сценическое осмысление образа Гамлета способствовало усилению философского начала и раскрытию бытийных истин о человеческой душе и своем времени в песенных стихотворениях великого барда.

Библиографический список

O.A.EGOROVA, Tver State Technical University

The article deals with the metaphor specifics and other tropes in the early poetry of Vladimir Vysotsky, as well as translation comparison of his poems in French and English. Comparative characteristics of some Vladimir Vysotsky’s works translated into English and French has identified the use of semantic compensation filling the «gaps» caused by «non-equivalent vocabulary», that raises the possibility of using poetic lineal translations into other languages as a means of academic training.

Keywords: translations, specifics of metaphors, meaning interpretation, poetic trope, philosophical implication, pun.