В статье рассматривается специфика зоометафор в творчестве В.C. Высоцкого, а также осуществляется сравнение адекватности некоторых переводов его стихотворений с вкраплением подобных метафор на английский язык. Сравнительная характеристика переводов стихов В.С. Высоцкого на английский язык выявила, что метафоры (в том числе образы животных) способны воплощать определенные человеческие достоинства и пороки, которые более запоминаемы в такой инсценировке. При переводе некоторых работ В. Высоцкого на английский язык переводчиками использовался метод семантической компенсации для заполнения «лакун», вызванных «безэквивалентной лексикой», включая элементы фольклорного наследия.

Ключевые слова: зооморфизмы, когнитивный смысл, культурный код, фольклорный элемент, косвенное цитирование.

Поэтическая система В.С. Высоцкого порождает своеобразное эстетическое видение мира, в котором устами многоликой полифонии персонажей, преодолевающих экстремальные житейские и военные перипетии, поэт воплощает свое устремление теснее связать стихотворное с действительностью, экспонировать скрытые паттерны человеческого поведения и преобразовать бытовой информационный «поток» в кладезь неповторимых художественных образов ушедшего в историю советского времени. Неповторимая авторская модальность сопричастности ко всему, что происходит в его произведениях, придает его творчеству особую самобытность.

В контексте самобытности мы рассматриваем и умение поэта выйти за пределы самодовлеющего слова (с актуализацией первичного лексического значения) на уровень авторского метафорического осмысления не только окружающего материального мира, но и сложного мира природы, ее флоры и фауны. Общеизвестно, что названия животных, издавна отражающие анималистическое восприятие окружения человечеством, остаются востребованными не только на уровне повседневного общения, но и в образных повествованиях художественной литературы, способствуя индукции разнообразия метафор, среди которых особенно заметны метафорические характеристики человека посредством зооморфизмов. Наблюдая внешние и поведенческие признаки животного мира, представители человечества издавна стремились отразить результаты своего эмпирического взаимодействия с фауной в устном народном творчестве, которое впоследствии обогатило лексические системы современных языков, в частности русского.

Когнитивный смысл зоометафор заключается в раскрытии особенностей классифицирования внешней окружающей среды различными культурно-языковыми сообществами. Как правило, подобная категоризация в каждом отдельном языке учитывает специфичность историко-культурного развития определенного народа, а также структурные особенности языков. Например, в английском языке в качестве способа образования новых лексических значений с большим лингвистическим потенциалом выступила конверсия по типу «существительное (зооним) → глагол». Подобный паттерн значительно расширил спектр зооморфизмов в английском языке и является достойным объектом рассмотрения с когнитивной точки зрения. Более того, дальнейший анализ аналогичных выражений демонстрирует превалирование глаголов, сформированных на основе обозначений млекопитающих, что гипотетически указывает на большую человеческую осведомленность о данном сегменте природного мира. Для подтверждения обратимся к примерам, зафиксированным в хранилище электронного словаря «Мультитран» [4]: ferret («хорек») – to ferret («разыскивать, разнюхивать»), monkey («обезьяна») – to monkey («обезьянничать, передразнивать, подшучивать»), squirrel («белка») – to squirrel («запасаться, хомячить»), weasel («ласка») – to weasel («говорить уклончиво, ускользать»).

Однако сопоставление линейки зооморфизмов в английском и русском языках выявляет существенные расхождения в отображении языковой картины мира данными языками, а значит и нациями. Например, в русской художественной литературе и христианской идеологии ласточка рассматривается как птица мира, воплощение добра и терпимости, птаха, что вилась вокруг Христа при восхождении на Голгофу. В англоговорящем мире терновую колючку из венца Христа выхватила иная птица – малиновка (robin). И ее изображение (с красной грудкой, символизирующей кровь Иисуса) стало атрибутом современных англоязычных рождественских открыток. Иные примеры отсутствия единства в интерпретации зооконцептов данными языками весьма символичны, ибо находят отражение и в лингвистическом материале, в частности национально-культурной информации вышеупомянутых народов.

Рассмотрим детерминацию сущности кода в языке, так как зоометафора может рассматриваться в качестве способа кодирования национально-культурной составляющей языков. Код – это «система условных... сигналов, передающих информацию» [3, с. 280]. С точки зрения некоторых исследователей (например, лингвиста и психолога Н.И. Жинкина), код – «система материальных сигналов, в которых может быть реализован... определенный язык» [1, с. 26]. Следовательно, рассматриваемый как весомое понятие лингвокультурологии, код функционирует в культуре, и способы его понимания «задаются культурой: культурным хронотопом, культурной компетенцией интерпретатора» [2, с. 19]. Таким образом, мы можем констатировать наличие культурных кодов, шифрующих понимание этнокультурного наследия определенной культуры и ее особенностей, дошедших к нам от далеких предков. Подобные коды связаны с симбиозом стереотипов культурного бессознательного, того, что сокрыто от восприятия и проявляется в поведенческих траекториях определенного сообщества. В этом контексте зоометафоры способствуют декодированию культурной информации, моделирующей человеческую бытность по подобию внешнего окружающего мира, слагаемого из мира растений и животных.

В творчестве В.С. Высоцкого зоометафоры представляют весьма частотный пласт метафорических инструментов поэтической иносказательности, и в данной статье на основе сравнительной характеристики восьми произведений советского поэта мы рассмотрим для сопоставления возможные коннотации и соизмеримости их аналогов в переводах некоторых произведений на английский язык. Ибо иносказательность и игровое начало стали четко выраженными атрибутами поэтического наследия В.С. Высоцкого, иронично раскрывающего драматические противоречия подлинного и мнимого, которые ассимилировались в восприятии читателя как абсурдная действительность, где не различаются звериные маски-корреляты и истинное человеческое лицо.

Для подтверждения обратимся к раннему сатирическому произведению 1967 года «Лукоморья больше нет», обозначенному самим В.С. Высоцким как «антисказка». Она пародийно обыгрывает знаменитый пролог поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила». В данном контексте поэма послужила мерилом гармонии и сказочного лада, своеобразным эталоном, в сопоставлении с которым обнажилась какофоническая резкость современного поэту общества. Рассмотрим начальные строки стихотворения В.С. Высоцкого, в которых метафорически преломлены классические образы Лукоморья, дубов и русских богатырей:

В данных строках разговорный фразеологизм «след простыл» со значением

«бесследно исчез» применен не по отношению к живым существам, а к растительности, в частности дубам. Таким образом, природный мир сказочного, идиллического Лукоморья поэт низводит до мира своих современников, слабо осознающих важность природы для внутренней гармонии человека. Иронично описывая новых русских богатырей метафорически окрашенным выражением «здоровенные жлобы» и подчеркивая, как они нашли новое прагматическое применение древесине дубов, он акцентирует наличие дисгармонии и искажения нравственных норм в советской действительности. Сопоставим эти строки с теми, которые есть в переводе данного стихотворения на английский язык Э. Лейтманом на одном из поэтических сайтов [5]:

В данной переводе мы наблюдаем интерпретацию существительного

«Лукоморье» как Curving shore, переводимого со значением «извилистый берег». Такое расхождение можно объяснить имплементацией переводчиком Э. Лейтманом приема семантической компенсации для заполнения лакуны, обоснованной фольклорными и этнокультурными реалиями русского народа, к которым трудно найти соответствия в языке перевода. Сопоставление метафорического выражения «здоровенные жлобы» со словосочетанием a gang of guys демонстрирует отсутствие в английском переводе коннотации «богатыри», выражаемой В.С. Высоцким посредством прилагательного

«здоровенный». Английское существительное gang, переводимое как «банда, артель, бригада», указывает на множественность персонажей, вовлеченных в пагубную деятельность, метафорически описываемую сочетанием didn’t want to be too nice. В совокупности лексических значений данная строка с вкраплением сочетания to want to be («стремиться стать») является весьма удачной интерпретацией оригинального стихотворения. В английском переводе мы наблюдаем также удлинение данного стихотворного столбца за счет разговорного выражения us it shocks, переводимого на русский язык как «нас это шокирует», что предположительно можно объяснить желанием переводчика сохранить рифму и эмфатическую выразительность стихотворения.

Для усиления эмфатического сходства этой сказки с произведением А.С. Пушкина В.С. Высоцкий вводит образ ученого кота, обладающего четкими антропоморфными качествами. Рассмотрим строки шестого столбца:

В третьей строке поэт, прибегая к описанию зоометафоры «ученого кота», имплементирует авторское идиоматическое выражение «загнуть анекдот», в котором разговорно-фамильярный глагол «загнуть» со значением «произнести что-то резкое, фальшивое» характеризует данного кота с отрицательной стороны, усугубляемой бранным выражением «сукин сын». Далее мы видим описание эпизода со златой цепью, которую данный кот «снес в торгсин» (противозаконная деятельность пресловутого кота). Существительное «торгсин» является исторической реалией СССР тридцатых годов прошлого века и обозначает продажу товаров в валютном магазине. В данном случае для выражения сарказма В.С. Высоцкий обращается к использованию анахронизмов или слов с намеренной отсылкой событий и явлений к другому времени и к некоторым пережиткам старины. Имплементация омонимичных (созвучных или схожих по написанию) словесных пар (в данном случае «один – магазин») позволяет читателю дорисовать в воображении образ кота, покупающего себе на вырученную за товар валюту престижную выпивку.

В английском переводе мы наблюдаем ряд трансформаций:

В данных строчках переводчик Э. Лейтман дает свою смысловую интерпретацию текста, в которую дополнительно вводит упоминание о А.С. Пушкине, совершенно опустив разговорные авторские фразеологизмы «загнет анекдот», «снес в торгсин» и «на выручку – один – в магазин». Данные смысловые расхождения лишь подтверждают наличие затруднения в передаче буквального авторского смысла в подобных стихотворениях, перенасыщенных фольклорными и поэтическими реалиями советской действительности. То, что было понятно обычному советскому человеку, включая ребенка, чуждо и непостижимо для иноязычных читателей, поэтому переводчики стремились сохранить лишь общую смысловую парадигму работ В.С. Высоцкого.

Возвращаясь к образу ученого кота, сопоставим смысловые метаморфозы в заключительных строках седьмого столбца стиха:

В данных авторских строках мы встречаемся с омонимичными по звучанию существительными «удар – кар – мемуар», обеспечивающими данному столбцу благозвучную рифму и экспансию смысловых ассоциаций, подтверждающих олицетворение кота. Рассмотрим перевод этих строк Э. Лейтманом:

В этих строках мы наблюдаем удлинение словесных строк за счет вкрапления фразеологизма to run out of luck, переводимого как «удача изменила кому-либо», а также узнаем о безвременной кончине кота, обостренной добавлением выражения all rights waived с лексическим значением «и все права были отменены». В данном примере Э. Лейтман счел нужным изменить смысловую траекторию авторского сказочного текста, тем самым обозначив переход поэтического сказа в жесткую временную реальность. Таким образом, в вышеупомянутом произведении мы наблюдаем косвенное цитирование В.С. Высоцким классических произведений русской литературы, способствующее трансформации его текстов в сложные переплетения реального и сказочного, более понятного искушенным знанием классики читателям.

Еще одним примером того, как ирреально сказочный мир фауны преобразуется законами суровой обыденности жизни, видоизменяющей традиционные роли животных, является ироничное стихотворение «Про жирафа» 1973 года. В этом шутливом произведении влюбленная пара жираф/антилопа олицетворяют нарушение традиций семейственности, порождающее «второе дно» смысловых нюансов. Некоторые высоцковеды (в частности, В. Новиков) считают строки из рефрена стиха, произносимые попугаем (например, «Жираф большой — ему видней») формулировкой, ассоциативно подразумевающей позицию невмешательства, безразличия к происходящим вокруг событиям.

Рассмотрим некоторые строки третьего столбца стиха, демонстрирующие склонность жирафа к демагогии и его стремление проявить индивидуальность и ниспровергнуть устоявшиеся стадные традиции:

В этих строках В.С. Высоцкий пародийно видоизменяет популярный в советское время разговорный каламбур «равны все поголовно» с лексическим значением «все как один» на авторскую шутливую идиому «равны все пороговно», что вполне логично, учитывая то, что персонажами произведения являются дикие животные с антропоморфными характеристиками. Сопоставим последние две строки данного столбца с английской версией стихотворения в переводе Нелли Ткач на одном из поэтических сайтов [7]:

В данном переводе мы наблюдаем замену авторской разговорной идиомы на англоязычный вариант с нейтральной коннотацией everyone is politically correct, переводимый «все политкорректны», т.е. выражают идеологически правильные политические взгляды. Ближе к финалу произведения мы узнаем о последствиях опрометчивых и дерзких поступков жирафа:

В данных строках автор разбивает каламбур «лить крокодильи слезы» со значением «лицемерно жаловаться, неискренне жалеть о чем-либо» упоминанием двух особей жирафа. Женскую особь он шутливо называет на манер одушевленного лица «жирафиха», и подобное преобразование клишированного тропа приводит к многоплановости возможных смысловых трактовок данных строчек. Из-за наличия каламбура читатель может усомниться в искренности переживаний умудренных жизненным опытом представителей семейства жирафовых или же предположить, что родители молодого жирафа больше волновались об общих последствиях нарушения общепринятых стандартов, нежели о своем наследнике. В переводе данных строк на английский язык мы замечаем удлинение и усложнение структуры второй строчки следующим образом:

Во второй строчке данного столбца авторское выражение «не видать идиллий» видоизменено переводчиком таким образом, что существительное idyll становится подлежащим самостоятельного предложения, переводимого таким образом: «Идиллия получила свое завершение». Также мы замечаем совпадение фразеологизма «крокодильи слезы», подразумевающего «притворные слезы и переживания», в обоих языках, что можно гипотетически объяснить неприязнью многих наций к хищному и коварному поведению крокодилов, тайком настигающих свои жертвы. Таким образом, одной из возможных смысловых интерпретаций данного стиха является следующая: намеренное равнодушие окружающих, представленное в образе попугая, поощряет стремление жирафа и ему подобных индивидуалистов отменить определенные правила поведения окружающего мира, т.е. разрушить традиции и устои, заложенные историей. Более того, подобные коннотации немного искажают принципы поведения традиционного лирического героя В.С. Высоцкого, для которого характерно активное вмешательство в происходящие вокруг события. По истечении многих лет можно лишь предположить, что поэт пытался пробудить интерес читателей к философским темам, к вопросам, не разрешенным им самим или же не имеющим окончательного решения в силу своей многозначности, научить уважению чужого мнения. Рассмотренное выше стихотворение может коррелировать с актуальной темой смешанных браков, которые во времена В.С. Высоцкого были редкостью, теперь же в силу глобализации мирового социума приобрели большое распространение.

Возвращаясь к сказочным сюжетам, подчеркнем, что в интерпретации В.С. Высоцкого такие эпизоды трансформируются и осовремениваются, однако главные герои остаются истинно русскими по поведению, сохраняют бескорыстие и врожденную смекалку. Таков и персонаж сказки «Про дикого вепря», датированной 1966 годом. Главный герой, «опальный стрелок», соглашается помочь королю спасти королевство от зловещего дикого вепря, описываемого В.С. Высоцким следующими строками: «...То ли буйвол, то ли бык, то ли тур». Сопоставим некоторые строчки сказки с ее переводом на английский язык Э. Лейтманом на одном из поэтических сайтов [6]. Обратимся к третьему столбцу произведения В.С. Высоцкого:

В данных строках поэт активизирует один из своих признанных приемов (прием повтора), декларируя от имени короля: «Кто отчается на это, на это» и тем самым акцентируя надрыв и отчаянность призыва одолеть зловещего вепря. Использование старорусского выражения «идти под венец» со значением «вступать в законный брак» соотносит данное произведение с образцами русского фольклорного творчества и классической литературы. Рассмотрим данные строки в переводе на английский язык Э. Лейтманом:

В данном переводе мы наблюдаем смысловую модификацию строки с повтором, которую уместно перевести таким образом: «Если герой может остановить это хищничество». Данное смысловое отличие является осознанным выбором переводчика. Далее мы сталкиваемся с нейтральной интерпретацией старорусского фразеологизма английским глаголом to marry, который не отражает глубину переживаний русского человека в ходе религиозного таинства заключения брака. В этой же строке для сохранения рифмы переводчиком индуцировано выражение as royal treat, переводимое как «королевский подарок». Это выражение сближает данные строчки с постулатами капиталистического понимания концепции взаимной благодарности. Примечателен поворот сюжета, когда «опальный» (т.е. «впавший в немилость») стрелок безапелляционно отказывается принять в качестве награды королевскую дочь, тем самым демонстрируя автобиографическое свойство самого поэта – «поперечность», упорство и готовность противостоять навязыванию чужого мнения до победного финала. Обратимся к завершающему – десятому – столбцу произведения:

В данных строках В. Высоцкий имплементирует разговорный глагол «уложить» со значением «убить», описывая вепря народно-поэтическим именем «чудо-юдо», которое сближает данное произведение с творчеством писателя П. Ершова, а также русского поэта А.С. Пушкина. Именно в этом столбце прослеживается наложение строк с описанием реалий современного поэту общества на поэтические ряды с фольклорными элементами из истории русского народа, т.е. мы наблюдаем намеренное смещение временных пластов. Эти самобытные характеристики творчества В.С. Высоцкого, как правило, сложны для интерпретации его произведений переводчиками на другие языки. Следовательно, мы сталкиваемся с иносказательной версией смысловых нюансов данного стиха в переводе Э. Лейтмана:

В данных строках мы замечаем отсутствие упоминания об опальном стрелке, а также полную смысловую трансформацию первой строчки переводчиком Э. Лейтманом, который сделал выбор в пользу сохранения размеренности сказочной манеры повествования. Обратим также внимание, что образ дикого вепря, оставаясь полновесной зоометафорой, не нарушает дилемму противостояния короля и стрелка, а лишь дополняет и усиливает данное противоборство поколений, взглядов и мнений. Мастерское умение В.С. Высоцкого сопоставлять разноплановые образные персонажи, включая и образы животных, в одной сюжетной парадигме без разрыва смысловых подтекстов является его уникальным даром, который притягивает к его творчеству новых исследователей и любителей неординарной поэзии.

Хотелось бы подчеркнуть, что активное вкрапление зоометафор в ряде шутливо-пародийных произведений В.С. Высоцкого не является пустым словотворчеством и, вероятно, обосновано не только стремлением привлечь внимание читателя к значимости и состоянию окружающей среды и ее фауны, но и искусно зашифровать в некоторых звериных коррелятах определенные человеческие достоинства и пороки, которые более отчетливы и запоминаемы в такой инсценировке.

Библиографический список

O.A.EGOROVA, Tver State Technical University, Tver

The article deals with the zoomorphism specifics in the works of V.S. Vysotsky as well as translation comparison of his poems with the interspersing of such metaphors into English. Comparative characteristics of some V.S. Vysotsky’s works translated into English revealed that metaphors, including images of animals, are capable of embodying certain human merits and vices that are more memorable in such a form. When translating some of V.S. Vysotsky’s works into English translators used the method of semantic compensation to fill in «gaps» caused by «nonequivalent vocabulary», including elements of folklore heritage.

Keywords: zoo morphisms, cognitive value, cultural code, folklore item, indirect quoting.