Льюис Кэрролл

Алиса в стране чудес

Перевод: Олег Хаславский (2002)

Глава 1.
ВНИЗ, ПО КРОЛИЧЬЕЙ НОРЕ

Алиса действительно начала уставать от сидения на скамейке рядом с сестрой и полного ничегонеделания — раз-другой она заглянула в книгу, которую читала ее сестра, но там не было ни картинок, ни разговоров. “Ну и какая польза,— подумала Алиса,— от книги, в которой нет картинок или разговоров?” Тогда она стала рассуждать про себя (настолько отчетливо, насколько это было возможно, ибо из-за жаркого дня ее чувства становились сонными и глупыми), стоит ли удовольствие от плетения венка из маргариток самого беспокойства от необходимости вставать и собирать маргаритки, как вдруг прямо мимо нее пробежал белый Кролик с розовыми глазами.

В этом не было ничего ДЕЙСТВИТЕЛЬНО замечательного; Алиса не нашла ничего ДЕЙСТВИТЕЛЬНО из ряда вон выходящего и в том, что услышала, как Кролик бубнил себе под нос: “О, Небо! O, Небо! Я точно опоздаю!” (впрочем, позже ей пришло в голову, что тут было что-то не так, хотя сразу все это и показалось ей вполне естественным). Однако когда Кролик ВЫТАЩИЛ ИЗ ЖИЛЕТНОГО КАРМАНА ЧАСЫ, и посмотрел на них, и затем засунул их обратно - Алиса вскочила на ноги, ибо в ее уме молнией промелькнула мысль о том, что она никогда еще не встречала кролика при жилетном кармане, в котором к тому же еще лежали бы часы, сгорая от любопытства она стремглав бросилась за кроликом по краю поля и на свою удачу вовремя заметила, как тот шмыгнул в большую нору под изгородью.

В следующий момент Алиса последовала за ним в нору, не успев даже сообразить, каким чудом она выберется обратно.

Кроличья нора вначале шла прямо вроде туннеля с подобием дороги в нем, но затем резко обрывалась, да так резко, что Алиса и подумать не успела об остановке, как почувствовала, что летит в глубочайший колодец.

Колодец ли был очень глубоким или полет очень медленным, но падая она успела и оглядеться по сторонам, и поразмыслить о том, что же будет дальше. Первым делом она попыталась посмотреть вниз и выяснить, куда собственно она падает, но там было слишком темно и ничего не видно. Тогда она оглядела стены колодца и отметила, что они были оборудованы полками для посуды и книжными полками, в разных местах она увидела развешенные на гвоздиках карты и картинки. Пролетая мимо одной из полок, она схватила с нее банку, на которой была наклейка АПЕЛЬСИНОВЫЙ ДЖЕМ, но к большому ее разочарованию банка оказалась пустой: она не рискнула бросить банку вниз, чтобы не убить кого-нибудь, и изловчилась поставить ее на очередную полку, мимо которой как раз пролетала.

“Ну, — подумала Алиса, — после такого полета свалиться с любой лестницы для меня пара пустяков. Какой храброй я должна казаться всем домашним! Да я бы и слова не сказала, свались я даже с крыши! (Что было очень похоже на правду).

Вниз, вниз вниз. Должно же когда-нибудь кончиться это падение! -“Любопытно, на сколько миль я провалилась за это время?”- заметила она вслух. - “Я должна находиться где-то у центра Земли. Стоп — это должно быть на глубине четырех тысяч миль, я полагаю,”- Алиса, как вы видите, набралась кое-каких сведений во время классных занятий, и хотя это был не лучший случай продемонстрировать их, поскольку никто ее не слышал, это все же была хорошая возможность высказаться, — Да, речь идет именно о таком расстоянии, однако хотелось бы знать, по какой Долготе или Широте?” (Алиса понятия не имела ни о Долготе, ни о Широте, но ей было приятно произносить такие cолидные слова).

Алиса снова принялась рассуждать. “Вот было бы интересно, если бы мне пришлось пролететь Землю насквозь! Забавно было бы оказаться среди людей, которые ходят вверх ногами. Антипатов, я думаю,— (Она была скорее довольна тем, что ее никто не слышит, потому что слово прозвучало как-то сомнительно). — Однако, знаете ли, мне следовало бы спросить у них, как назывется их страна. Простите, Мэм, это Новая Зеландия или Австралия? — (произнося это, она постаралась изобразить реверанс — попробуй-ка сделать реверанс, когда ты летишь в воздухе. Как вы думаете, у вас получилось бы?)” Но и какой же невежественной девчонкой я буду выглядеть, задавая подобный вопрос? Нет, никаких вопросов! — может, удастся прочесть это где-нибудь?”

Вниз, вниз, вниз. За отсутствием другого занятия Алиса продолжила болтовню. “Дина вечером будет очень по мне скучать, несомненно.” - (Диной звали ее кошку).- “Надеюсь, они не забудут налить ей вовремя молока в чашку. Ах, милая Дина! Если бы ты была здесь со мной! Боюсь, ты не очень уютно чувствовала бы себя в воздухе, но ты могла бы ловить летучих мышей, а они очень похожи на обычных, не так ли? Но едят ли кошки летучих мышей, вот незадача! И тут Алиса почувствовала, что засыпает, продолжая в полузабытьи бомотать про себя: “Едят ли кошки летучих мышей? Едят ли кошки летучих мышей?” - а иной раз - “Едят ли мышки летучих кошей?” Но поскольку она не знала ответа ни на тот, ни на другой вопрос, то и безразлично было, который из них задавать. Тут она почувствовала, что окончательна засыпает, и начала видеть сон, в котором она шла рядом с Диной, настойчиво допытываясь у нее: - “Ну же, Дина, скажи правду, — ты ела когда-нибудь летучих мышей?”- как вдруг — трах! бабах! — и она грохнулась на кучу сухих веток и листьев, и падению пришел конец.

Алиса почти не почувствовала боли и моментально вскочила на ноги, она огляделась, над головой было совсем темно, впереди был какой-то длинный проход, и в нем еще виднелся мчащийся во весь опор Белый Кролик. Нельзя было терять времени, Алиса побежала за ним что было сил, и услышала, как тот бормотал, сворачивая за угол : “О, мои ушки и усики! Как же я опаздываю!” Она почти догнала его на повороте, но тут Кролик исчез из виду и Алиса обнаружила, что находится в длинном приземистом зале, освещенном рядом висяших под потолком ламп.

По всему периметру стен располагались двери, но они оказались заперты; проверив их все одну за другой, Алиса с тяжелой душой поплелась на середину зала, раздумывая о том, как же ей выбраться отсюда.

Неожиданно она очутилась перед небольшим трехногим столиком, сделанным целиком из толстого стекла. На нем не было ничего кроме маленького золотого ключика, и первой мыслью Алисы было - а не подходит ли этот ключ к какой-либо из дверей зала, но — увы! — либо замки были несоразмерно велики, то ли ключ мал — в любом случае нечего было и думать о том, чтобы воспользоваться им. Однако обойдя помещение еще раз, она обнаружила небольшую занавеску, на которую не обратила внимания прежде, а за ней — дверцу не более пятнадцати дюймов высотой; она вставила ключ в скважину и - к ее великому удовольствию — он оказался точно впору!

Алиса открыла дверь и обнаружила прямо за ней узкий проход — не шире крысиной норы: она встала на колени, и ее взгляду открылся сад такой красоты, какую только можно себе представить. Как же ей захотелось выбраться из этого темного зала и оказаться среди клумб с яркими цветами и этих прохладных фонтанов, но она только и могла что просунуть голову в дверцу. “Даже если я и просуну туда голову, — подумала Алиса, — то уж никак не плечи. О если бы я могла складываться как подзорная труба! Я думаю, смогла бы, знать бы только, с чего начать”. Как вы понимаете, с Алисой уже произошло столько необычностей, что она начала верить в возможность любых невероятностей.

Совершенно очевидно было, что воспользоваться маленькой дверью не удастся, так что Алиса вернулась к столу в надежде обнаружить на нем другой ключ, или руководство, или хотя бы инструкцию по складыванию человека на манер подзорной трубы, но тут она обнаружила на столе бутылочку (“которой здесь не было прежде” — подумала Алиса), на бутылочке была наклейка, на которой большими красивыми буквами значилось “ВЫПЕЙ МЕНЯ”.

Проще всего было предложить “ВЫПЕЙ МЕНЯ”, но благоразумная маленькая Алиса не поторопилась сделать ЭТО. “Нет уж, — сказала она себе — сначала мы посмотрим, нет ли здесь надписи “ЯД”, ибо она была достаточно начитана относительно разных премилых историй о торопливых детях, которые то сгорели живьем, то были сожраны всякими жуткими зверями, то еще чего-нибудь похлеще, и все это потому что они НЕ ПОСЛЕДОВАЛИ простым правилам, которые внушали им друзья — например, если долго держать в руке раскаленную кочергу, то можно получить ожог, или если глубоко порезать палец, то вызовешь кровотечение, и она никогда не забывала о том, что если много выпить из бутылки с наклейкой “Яд”, то рано или поздно с тобой случится какая-нибудь неприятность.

Однако, на бутылке отсутствовала надпись “Яд”, так что Алиса решилась попробовать содержимое, и нашла его очень приятным, так как на вкус оно представляло собой нечто вроде смеси пирога с вишнями, заварного крема, ананаса, жаркого из индейки, ирисок и горячих гренок, — ОЧЕНЬ быстро с напитком было покончено.

* * *

— Что за странное чувство, — сказала Алиса,— Судя по всему, я складываюсь, как подзорная труба!

Да так оно, пожалуй, и было: сейчас она стала ростом не более десяти дюймов и она просияла при мысли, что сейчас она именно того размера, который необходим, чтобы пройти через маленькую дверь в этот прекрасный сад. Но сначала она выждала минут пять, чтобы посмотреть, не станет ли она уменьшаться дальше — это ее немного беспокоило,— ведь в конечном счете, понимаете ли, — сказала она про себя, — так недолго и растаять совершенно, как свечка. Интересно, на что бы я стала похожа после этого? И она попробовала представить себе, на что становится похож огонь свечи после того, как свеча погаснет, так как не могла припомнить, чтобы прежде ей приходилось видеть нечто подобное.

Убедившись по истечении времени в том, что ничего больше не происходит, она решила немедленно отправиться в сад, но — увы бедной Алисе! - подойдя к дверце, она обнаружила ее запертой тем самым золотым ключиком, а когда она вернулась к столу, то стало очевидным, что до ключика ей не добраться: она могла без труда разглядеть его сквозь толстое стекло, но и только; она попыталась было взобраться по ножке стола, но та оказалась слишком скользкой; уставши от всех этих усилий бедняжка уселась внизу и расплакалась.

«Ну вот, нехватало нам только слез, — сказала она себе сердито, — советую тебе прекратить это сию же минуту!» Она как правило давала себе хорошие советы (хотя и очень редко следовала им), иногда она устраивала себе такие выволочки, что доводила себя до слез, а однажды как-то надавала сама себе по щекам за то, что пыталась сама себя надуть, играя сама с собой в крокет, вообще это занятное дитя очень любило вести себя так, как если бы оно было двумя людьми одновременно. «Однако нет никакого смысла сейчас,— подумала бедняжка Алиса,— вести себя так, как если бы меня было две. Хорошо еще если этих двух хватит на то, чтобы составить ОДНУ приличную особу.

Неожиданно она заметила под столом маленькую стеклянную коробочку: она открыла ее и обнаружила внутри крохотное пирожное, на котором еще более крохотными ягодками была красиво выложена надпись «СЪЕШЬ МЕНЯ». «Хорошо, съем его, — подумала Алиса,— если я увеличусь в росте, то смогу взять ключ, если еще уменьшусь, то смогу проползти под дверцей, так или иначе я окажусь в саду — а там уж будь что будет».

Она съела кусочек, и испытала беспокойство в душе —ну что? ну как? — она положила руку на макушку, пытаясь почувствовать, в каком направлении изменяется ее рост, и была очень удивлена, когда обнаружила, что рост остался тем же: можно с уверенностью сказать, что как правило так и бывает с тем, кто съел пирожное, но Алиса настолько вошла во вкус всякого рода необычностей, что возвращение к обычному порядку вещей уже рассматривала как скучнейшее и глупейшее в жизни дело.

Так или иначе но дело надо доводить до конца, и очень скоро пирожному пришел конец.

Глава 2.
ЦЕЛОЕ МОРЕ СЛЕЗ

«Чем дальнейшей, тем страннейшей! — воскликнула Алиса ( она была так изумлена, что на мгновенье даже забыла, как следует правильно изъясняться по-английски),— сейчас я выдвигаюсь, как самая большая на свете подзорная труба! Прощайте, ноги!» (Потому что посмотрев вниз, она едва смогла разглядеть их, так они были далеко). «О мои бедные ножки, как же я теперь буду надевать на вас чулки и ботинки, дорогие вы мои?! Я уверена, что это невозможно! Я теперь слишком далеко для того, чтобы заботиться о вас, придется уж вам взять на себя эти хлопоты; — однако я должна быть обходительна с ними, — подумала Алиса,— чего доброго им вздумается ходить не туда, куда мне надо. Вот что — стану-ка я дарить им пару новых ботинок к каждому Рождеству».

И она стала прикидывать в уме, как бы могла выглядеть эта затея. Придется отправлять с посыльным, — подумала она, — и как же это чудно — делать подарки собственным ногам! А вот какой вид должен иметь адрес:

Боже, какую чушь я несу!

Тут ее голова неожиданно уперлась в потолок зала: сейчас в ней было практически больше девяти футов росту — золотой ключик снова оказался в ее руках, и она поспешила к садовой дверце.

Бедная Алиса! Все, что она была способна сделать, это заглянуть, и то улегшись на бок, одним глазом в сад; проникнуть туда у нее было шансов меньше, чем когда бы то ни было: в отчаянии она уселась перед дверцей и снова залилась слезами.

«Вам должно быть стыдно за себя, — сказала Алиса, — Большая девочка вроде вас (у нее были все основания сказать так) — и плакать в этой ситуации! Прекратите немедленно, говорю вам!» Но при этом она продолжала рыдать, проливая галлоны слез, так что вокруг нее образовалось чуть ли не целое море примерно в четыре дюйма глубиной и размером с половину зала.

Спустя некоторое время она услышала легкий топот в отдалении, она спешно протерла глаза, чтобы разглядеть, что же там прибежало. Это снова был Белый Кролик, но одетый самым торжественным образом, с парой белых лайковых перчаток в одной руке и большим веером в другой: он несся во всю прыть, бубня в тишине себе в усы: « О! Герцогиня, Герцогиня! Она будет в ярости, если я заставлю ее ждать!». Алиса чувствовала себя такой несчастной, что готова была просить о помощи кого угодно, так что когда Белый Кролик поровнялся с ней, она начала тихим жалобным голосом: «Простите, сэр, не будет ли вам угодно...»... От неожиданности Кролик выронил белые лайковые перчатки и веер и шарахнулся в темноту со скоростью, на какую только был способен.

Алиса подобрала с полу веер и перчатки, и поскольку в зале было жарко, она принялась обмахиваться, рассуждая при этом следующим образом: «О, Боже, Боже! До чего же странный нынче день! А ведь еще вчера все было как обычно. Интересно, не подменили ли меня этой ночью? Надо подумать — была ли я самою собой, когда проснулась сегодня утром? Я почти думаю, что должна бы вспомнить о том, что почувствовала некоторую разницу. Но если я не та же самая, то следующий вопрос — КТО же я в этом мире? Ах, это большущая загадка!» И она принялась перебирать в памяти всех известных ей детей одного с нею возраста с тем, чтобы понять, в кого из них она могла бы превратиться.

«Я уверена в том, что я не Ада: всем известно, что у нее такие длинные-предлинные локоны, тогда как у меня их нет вовсе; также я уверена в том, что я не могу быть Мэйбл — я знаю все и обо всем, тогда как она — О, да! — знает так мало. Кроме того, ОНА — это она, а я — это я, и — о, Боже, как же все это запутанно! Я это действительно я в том случае, если я знаю все, что знала до сих пор. Посмотрим: четырежды пять — двенадцать, а четырежды шесть — тринадцать, а четырежды семь, это — уф! — так я никогда не доберусь и до двадцати! Впрочем, Таблица Умножения ничего не значит, попробуем-ка Географию. Лондон, это столица Парижа, а Париж, это столица Рима, а Рим, это — о, нет, все ЭТО бредни, я уверена! Судя по всему, я действительно превратилась в Мэйбл. Попробую еще раз и расскажу «Трудолюбивую пчелу». И она сложила руки на коленях, как будто действительно отвечала урок, но голос ее звучал почему-то хрипло и странно, а слова выходили совсем не те, что следовало бы:

«Я уверена в том, что это неправильные слова, — подумала бедная Алиса, и ее глаза снова наполнились слезами, — конечно же я Мэйбл, и мне придется жить в ее убогом домишке, и обходиться вовсе без игрушек, и учить столько уроков! Нет, дело решенное — если я Мэйбл, я остаюсь здесь! И если даже они станут заглядывать сюда сверху и кричать: «Возвращайся к нам, дорогая!», я только посмотрю на них и спрошу: «А кто я по-вашему? Скажите мне сначала, кто я такая, и если мне понравится быть ЕЮ, я вернусь, если же нет, то буду оставаться здесь до тех пор, пока не превращусь в кого-нибудь еще, — но, о Боже! — вскричала она с внезапным рыданием, — загляните же хоть КТО-НИБУДЬ! Мне так надоело быть здесь СОВЕРШЕННО одной!

Она посмотрела вниз на свои руки и с удивлением обнаружила на одной из них маленькую белую лайковую перчатку Кролика, которую незаметно для себя надела во время своего монолога. «Как я могла сделать это? — подумала она, — Похоже, я снова уменьшилась». Она встала и поспешила к столу, чтобы определить свой рост в сравнении с ним, обнаружив в результате, что ее рост не превышает двух футов, и что она стремительно продолжает уменьшаться: она также обнаружила, что причиной этого уменьшения является веер, которым она продолжала обмахиваться; она немедленно отбросила его, и как раз вовремя, иначе ей пришлось бы уменьшиться окончательно.

«Это БЫЛО чудесное спасение!» — подумала Алиса, насмерть перепуганная этим внезапным превращением, но очень довольная тем обстоятельством, что она все же существует. «А теперь — в сад!» — и она со всех ног бросилась к заветной дверце: но — увы! — дверца была по-прежнему заперта, а золотой ключик по-прежнему находился на стеклянном столике. «И это хуже всего, — подумал бедный ребенок, — а еще хуже то, что сейчас я меньше, чем когда бы то ни было! И я заявляю, что это хуже всего на свете!»

С этими словами она поскользнулась, и на тебе — плюх! — оказалась по подбородок в соленой воде. Первой ее мыслью было, что она каким-то образом очутилась в море. «Но в таком случае я смогу вернуться домой по железной дороге» — сказала себе она. (Однажды в жизни Алиса побывала на побережье и пришла к общему заключению, что где бы вы ни оказались на морском берегу в пределах Англии, вы обнаружите там некоторое количество купающихся в море машин, детей, роющихся в песке деревянными лопатками, за ними ряд пансионов, а дальше — железнодорожную станцию). Однако скоро выяснилось, что она находится посреди озера из слез, которые сама наплакала, когда была высотой в девять футов.

«Напрасно я столько плакала!» — сказала Алиса плавая наобум в поисках какого-нибудь выхода. — В наказание за это мне придется сейчас утонуть в собственных слезах. Несомненно, это очень странная штука. Впрочем, сегодня все странно».

Тут она услышала какое-то плесканье неподалеку и поплыла к нему с намерением узнать, что это такое — сначала она решила, что это должен быть морж или гиппопотам, но потом вспомнила, какого она сейчас ничтожного размера, и вскоре установила, что плескалась всего-навсего мышь, которая свалилась в воду так же, как и сама Алиса.

«Будет ли какая-нибудь польза, — подумала Алиса, — если я сейчас заговорю с этой мышью? Тут все настолько необычно, что я могла бы допустить присутствие говорящей мыши: во всяком случае, попытка не пытка. И она начала: «О, Мышь, не известен ли вам путь из этого водоема? Мне так надоело плавать здесь, о, Мышь!». (По представлениям Алисы именно так и следовало разговаривать с мышью: ей никогда не доводилось делать этого прежде, но она вспомнила, что как-то видела в Латинской Грамматике своего брата: Мышь, Мыши, Мыши, о Мыши, о, Мышь! Мышь посмотрела на нее с некоторым любопытством и, похоже, даже подмигнула ей одним из своих маленьких глазок, но не сказала ничего.

«Возможно, она не понимает по-английски, — подумала Алиса, — я бы даже взяла на себя смелость утверждать, что это французская мышь, прибывшая сюда с Вильгельмом Завоевателем». (При всех своих познаниях в истории, Алиса не очень ясно представляла себе, сколько времени назад это могло произойти). Так что она продолжила: «Ou est ma chatte?» — потому что это было первое предложение из ее учебника французского. Мышь внезапно сделала судорожную попытку выпрыгнуть из воды, и казалось, она вся дрожит от испуга. «О, мои извинения! — воскликнула Алиса поспешно, испугавшись, что задела чувства бедного животного. — Я совсем забыла, что вы не любите котов!»

«Не люблю котов?! — закричала Мышь пронзительно взволнованным голосом, — А ВЫ любили бы котов, будь ВЫ на моем месте?»

«Ну, возможно, и нет, — сказала Алиса примирительно, — не сердитесь. И все-таки мне бы хотелось показать вам мою кошку Дину — я думаю, вам пришлись бы по вкусу коты, если бы вы только на нее взглянули. Она такая душка». Алиса продолжала говорить, обращаясь наполовину к себе и лениво продолжая плыть. «И она так миленько сидит у огня, облизывая себе лапки и мордочку, и ее так приятно гладить по мягкой шерстке — и она так мастерски ловит мышей — о, тысяча извинений! — воскликнула Алиса, заметив, что Мышь вся ощетинилась, похоже, оскорбившись уже по-настоящему, — Оставим эту тему, если она вам так неприятна».

«Еще бы! — заверещала Мышь, дрожа до самого кончика хвоста, — Мне только нехватало разговоров на эту тему! В нашей семье всегда НЕНАВИДЕЛИ котов: мерзкие, низкие, вульгарные субъекты! Избавьте меня от необходимости даже слышать об этой породе!»

«Как вам будет угодно, — сказала Алиса торопливо, чтобы как можно скорей сменить тему беседы. — Как вы — как бы это сказать, относитесь — к собакам?» Мышь промолчала в ответ, и Алиса продолжала увлеченно: «Какая прелестная собачка живет в доме по соседству с нами, видели бы вы! Маленький терьер с блестящими глазками, знаете ли, с такой длинной коричневой шерстью! А как он приносит брошенные предметы, а как очаровательно сидит и выпрашивает куски за обедом, и всякое такое — я и половины сейчас не припомню, пожалуй. Он принадлежит одному фермеру, представьте себе, так тот считает его настолько полезным, что говорит, что за такую собаку не жалко отдать и сотню фунтов! Он уверждает даже, что тот передушил на ферме и всех крыс, и всех... — о, дорогая! — воскликнула Алиса с огорчением, — боюсь, я снова обидела вас! Но Мышь уже плыла прочь от нее с такой решительностью в движениях, что производила в озере настояшую бурю.

Видя это, Алиса взяла самый мягкий тон: « Мышь, дорогая! Возвращайтесь, и мы не будем больше говорить ни о котах, ни о собаках, если уж это вам так не нравится!» Услышав это, Мышь повернула назад и поплыла медленно по направлению к Алисе, ее мордочка была бледна («от волнения» — подумала Алиса), и она сказала низким дрожащим голосом: «Давай выберемся на берег, и я расскажу тебе свою историю, и ты поймешь, почему я не люблю котов и собак».

Выбираться было самое время, потому что водоем начал переполняться всякими птицами и животными, также свалившимися в воду : здесь были Утка и Додо, Лори и Орленок, и некоторое количество других странных созданий. И вся эта процессия с Алисой во главе поплыла к берегу.

Глава 3.
ПРЕДВЫБОРНАЯ ГОНКА
И ИСТОРИЯ ТОГО, ЧЕГО ЕЩЕ НЕ БЫЛО
(А ТАМ, КТО ЕГО ЗНАЕТ?)

Трудно представить себе более подозрительную компанию, чем та, которая собралась на скамейке — птицы с вывалянными в грязи перьями, животные с мокрой облипшей шерстью — все это копошащееся и капающее скопление и выглядело, и чувствовало себя довольно отвратительно.

Первым вопросом повестки дня был вопрос о том, как бы это просохнуть: за несколько минут знакомства Алиса почувствовала себя в компании настолько своей, что, казалось, знала ее всю свою жизнь. При этом она ввязалась в долгий спор с Лори, в результате чего у того испортилось настроение, и он только и повторял сумрачно: «Я старше тебя, а потому и знаю лучше»; однако Алиса не могла принять этот аргумент, не зная сколько же ему лет на самом деле; а поскольку Лори решительно отказался сообщить свой действительный возраст, то и говорить больше было не о чем.

Наконец Мышь, производившая впечатление особы авторитетной в этом обществе, произнесла: «Сядьте все и слушайте МЕНЯ! Вы у меня быстро высохнете!» Все немедленно уселись, образовав круг, в середине которого находилась Мышь. Обеспокоенная Алиса пристально уставилась на Мышь, поскольку чувствовала, что если немедленно не просохнет, то непременно схватит простуду.

«Итак, — сказала Мышь с важным видом, — Вы все готовы? Суше этого я не знаю ничего на свете, так что потише, пожалуйста. Вильям Завоеватель, чья деятельность получила одобрение Папы, в непродолжительный срок подчинил себе англичан, ибо они сами желали подчинения кому бы то ни было, а также являлись народом, изначально предрасположенным к узурпации и завоеванию. Эдвин и Моркар, Графы Мерсии и Нортумбрии соответственно...»

«Тьфу!» — сказал Лори с дрожью.

«Прошу прощения, сэр, — произнесла Мышь раздраженно, но очень вежливо, — это вы сказали?»

«Не я!» — поспешно ответил Лори.

«А мне показалось, что вы. Неважно. Я продолжаю. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумбрии, принесли ему присягу на верность, и даже Стиганд, известный своим патриотизмом архиепископ Кентерберийский, нашел это целесообразным...»

«Нашел ЧТО?» — спросила Утка.

«Нашел ЭТО, — ответила Мышь весьма раздраженно. — Я полагаю, вам известно, что означает слово «это».

«Мне достаточно хорошо известно, что означает слово «это», когда Я это нахожу, — ответила Утка, — как правило червяка или лягушку. Вопрос в том, что нашел АРХИЕПИСКОП?

Мышь сделала вид, что не расслышала вопроса, и тут же продолжила: «— нашел целесообразным вместе с Эдгаром Ателингом отправиться на встречу с Вильямом с тем чтобы предложить ему корону. Первоначально поведение Вильяма было достаточно сдержанным. Однако дерзость его норманнов... Ну и как делишки, дорогая, получше?» — прервавшись на полуслове, спросила она у Алисы.

«Что было, то и есть, — ответила Алиса печально, — Не думаю, что от всего этого я смогу просохнуть».

«В таком случае, — сказал Додо вставая, — я вношу предложение о прерывании собрания с тем, чтобы незамедлительно обратиться к средствам по возможности более радикальным...»

«Говори по-английски! — отозвался Орленок, — Я не понимаю и половины из тех длинных слов, которые ты употребляешь. Впрочем, ты, я думаю, тоже». И Орленок наклонился, чтобы скрыть улыбку, тогда как другие птицы смеялись в открытую.

«Единственное, что я хотел сказать, — заметил Додо с оскорбленным видом, — так это то, что лучшим средством для нашей просушки может быть только предвыборная гонка».

«Что такое Предвыборная гонка?» — спросила Алиса; не то чтобы ей очень хотелось узнать побольше, просто Додо сделал паузу в надежде, что КТО-НИБУДЬ задаст вопрос, но никто больше не выразил такого намерения.

«Ну, — сказал Додо, — лучший способ понять, как что-то делается, сделать это самому». (Если вам захочется попробовать самому поупражняться в этом, я в какой-нибудь из зимних дней расскажу вам, как делал это Додо).

Прежде всего он обозначил дистанцию в виде круга (не очень круглого, но, по его словам, это не имело значения), а затем расставил участников гонки кого где, без всякого порядка. Не было команды «На старт, внимание — марш!», каждый побежал, когда захотел, и остановился, когда ему вздумалось, так что было бы непросто понять, когда гонка закончилась. Тем не менее примерно через полчаса после начала забега, когда все уже более или менее подсохли, Додо внезапно объявил: «Гонка закончена!», и все тяжело дыша столпились вокруг него, спрашивая, кто победил.

Додо не мог ответить на этот вопрос без предварительного размышления, и он долгое время сидел, приложив палец ко лбу (в такой позе вы можете видеть Шекспира на его портретах), тогда как остальные молча ждали. Наконец Додо сказал: «Все победили, и каждый должен получить приз!»

«А кто будет вручать призы?» — спросил целый хор голосов.

«Вот ОНА, разумеется» — сказал Додо, указывая пальцем на Алису, и вся компания столпилась вокруг нее, наперебой требуя : «Призы, призы!»

Алиса не представляла себе, что ей делать, она в растерянности пошарила в карманах и нашла там коробок с конфетами ( к счастью, соленая вода не проникла вовнутрь коробка), и раздала всем по одной конфете. Конфет оказалось точно по числу участников гонки.

«Но ей, знаете ли, тоже положен приз» — сказала Мышь.

«Разумеется, — отозвался Додо со всей серьезностью, — Есть у тебя еще что-нибудь в карманах?»— спросил он, обратившись к Алисе.

«Только наперсток» — ответила Алиса огорченно.

«Давай его сюда» — сказал Додо.

Все еще раз столпились в круг, и Додо торжественно вручил наперсток со словами: «Окажите нам честь принять этот изящный наперсток», — по окончании его краткой речи все зааплодировали.

По мнению Алисы все это припахивало хорошим абсурдом, однако все они имели такой серьезный вид, что Алиса и подумать не смела о том, чтобы хотя бы улыбнуться, она просто склонилась в поклоне и приняла наперсток со всей возможной торжественностью.

Поедание призов тоже не обошлось без конфуза, было много шума и беспорядка: большие птицы жаловались на то, что даже не успели распробовать вкуса, тогда как маленькие давились поминутно засахаренными фруктами, и приходилось то и дело хлопать их между лопаток.

«Вы обещали рассказать вашу историю, помните?, — сказала Алиса Мыши, — и еще — почему вы не любите К.и С.» — добавила она шепотом, опасаясь нового приступа раздражительности.

«Это История Страшного Суда» — сказала Мышь и закатила свои кругленькие глазки.

«Этого только нехватало, — подумала Алиса, — из английской истории да в библейскую. К тому же я даже не помню, в каком году состоялся этот суд и по какому вопросу». Тем временем Мышь приступила к изложению, сюжет которого сводился к следующему:

«Ты невнимательна! — строго сказала Мышь Алисе, — О чем ты там думаешь?»

«Тысяча извинений! — сказала Алиса виновато, — вы дошли до пятого колена, я полагаю?»

«Я — НЕТ!» — закричала взбешенная Мышь.

«Тогда до какого же? — спросила Алиса. — Я была уверена, что до пятого»

«Мне больше нечего здесь делать, — заявила Мышь поднимаясь, чтобы уйти, — вы оскорбляете меня вашими бреднями».

«У меня и в мыслях ничего подобного не было! — произнесла бедная Алиса. — Просто вы не в меру обидчивы, знаете ли!»

Мышь только зарычала в ответ.

«Пожалуйста, вернитесь и дорасскажите вашу историю! — кричала Алиса вслед уходящей Мыши, целый хор голосов поддерживал ее, — Да, пожалуйста вернитесь!» — но Мышь только сокрушенно качала головой и прибавляла шагу.

«Очень жаль, что она не осталась» — сказал Лори, как только она скрылась из глаз. А старый Краб воспользовался случаем, чтобы сказать дочери: «Ах, моя дорогая! Вот тебе наглядный урок того, что необходимо сдерживать СВОИ чувства». «Отвали, папаня! — отозвалась юная представительница членистоногих. —Ты, блин, и устрицу достанешь».

«Жаль, что здесь нет моей Дины, я бы знала, что делать, — сказала Алиса обращаясь к себе самой, — она бы живенько притащила ее обратно».

«Кто это Дина, если позволите?» — спросил Лори.

Алиса ответила с жаром, так как об этом животном она всегда была рада поговорить: « Дина, это моя кошка. И она так мастерски ловит мышей, вы себе даже представить не можете! А что она выделывает с птичками? Не успеет увидеть, как уже перья полетели!»

Это известие произвело в компании настоящий переполох. Некоторые птицы разлетелись немедленно, старая Сорока принялась кутаться во все, что попало, причитая при этом: «Ох, пора бы и мне домой, ночная сырость так вредит моему горлышку!»; Канарейка дрожащим голосом стала призывать детей: «Уходим, милые мои! Вам давно пора быть в кровати». Под разными предлогами все разбежались, и Алиса осталась в полном одиночестве.

«Зря я вспомнила о Дине!» — сказала она себе с грустью в голосе. Похоже, все тут от нее не в восторге, а ведь, я уверена, нет в мире лучшей кошки. О, моя дорогая Дина! Хотелось бы мне хоть когда-нибудь еще разок повидаться с тобой!» И тут бедная Алиса снова разревелась — от печали и одиночества. Вскоре она между тем услышала в отдалении легкий стук чьих-то шагов, и принялась вглядываться с нетерпением в темноту в надежде на то, что это Мышь изменила решение и вернулась, чтобы рассказать свою историю до конца.

Глава 4.
МАЛЕНЬКИЙ БИЛЛ ПОЛУЧАЕТ БОЛЬШОЙ ПИНОК

Это снова возвращался неторопливой трусцой Белый Кролик, с тревогой озираясь по сторонам и как будто ища что-то, и до Алисы донеслось его бормотание: «Герцогиня! Герцогиня! О дорогие мои лапки! О мой мех и бакенбарды ! Она разделается со мной, как с последним хорьком! И где же я мог потерять ИХ?» Алиса мигом сообразила, что речь идет о веере и паре маленьких белых перчаток, и по отзывчивости своей тут же принялась искать их вокруг себя, — но без результата, все изменилось с той поры, как она плавала в озере: и большой зал, и стеклянный столик, и золотой ключик, и дверца в сад — все исчезло бесследно.

Вскоре Кролик заметил Алису, шарящую вокруг себя, и окликнул ее сердитым голосом: «Мэри Энн, с какой стати вы болтаетесь здесь? Отправляйтесь немедленно домой и принесите мне веер и пару перчаток! Да порасторопней!» И Алиса так напугалась, что понеслась в указанном направлении вместо того, чтобы объясниться с Кроликом по поводу допущенной им ошибки.

«Он перепутал меня со своей горничной, — сказала она себе на бегу. — Ну и удивится же он, когда узнает, кто я на самом деле! Однако, я лучше все-таки принесу ему перчатки и веер, если смогу отыскать их, разумеется». Не успев сказать это, она оказалась перед небольшим опрятным домиком, на двери которого на блестящей медной пластинке была выгравирована надпись: «Б. КРОЛИК». Она прокралась в дом без стука и вихрем понеслась вверх по лестнице из страха встретить настоящую Мэри Энн и быть выставленной на улицу до того, как ей удастся отыскать веер и перчатки.

«Ну и странно же, — подумала вслух Алиса, — быть в прислугах у кролика! Так чего доброго и Дина повадится отдавать мне приказы». И она стала воображать, как это могло бы выглядеть: «Мисс Алиса! Мигом подите сюда и приготовьесь к прогулке! Минутку, няня! Мне надо проследить, чтобы мышь не убежала до возвращения Дины!» «Только вот не думаю, — продолжала Алиса — что Дину оставят в доме, если она надумает командовать таким образом людьми».

Тут она оказалась в аккуратной комнатке: у окна стоял столик, а на нем (как и предполагала Алиса) лежали веер и две или три пары белых лайковых перчаток, она схватила веер и пару перчаток и собралась было бежать обратно, как ее взгляд упал на пузырек возле зеркала. На этот раз на нем не было наклейки с надписью «ВЫПЕЙ МЕНЯ», однако она откупорила его и поднесла к губам. «Я прекрасно знаю, — сказала она, — что всякий раз, когда я выпью или съем что-нибудь, непременно случается что-нибудь интересное. Посмотрим, что сделает этот пузырек; надеюсь, мне удастся снова подрасти, потому что до смерти надоело быть такой крохой».

Так оно и вышло: не успела она отпить и половины содержимого, как почувствовала, что ее голова уперлась в потолок, и ей пришлось нагнуться, чтобы не сломать себе шею. Она быстро отставила пузырек, сказав себе: «Достаточно, иначе, если я еще подрасту, то уже ни в какую дверь не пройду. Не стоило пить так много».

Увы! Она продолжала расти! Она становилась все больше и больше: ей пришлось стать на колени, в следующую минуту и этого оказалось недостаточно, она улеглась на пол, но локоть ее уперся в дверь, тогда она подложила его под голову. Она продолжала и продолжала расти, напоследок ей удалось выпростать одну руку в окошко, а одну ногу просунуть в дымоход. При этом она сказала себе: «Это все, больше я ничего не смогу сделать, что бы ни приключилось. Но что еще МОЖЕТ приключиться со мной?»

К счастью для Алисы действие магического пузырька на этом и закончилось, и она больше не увеличивалась в росте. Тем не менее положение ее никак нельзя было назвать удобным, а выбраться из дома не было никакой возможности. Неудивительно, что она чувствовала себя несчастной.

«Все-таки дома было приятней, — подумала бедная Алиса, — не нужно было расти и уменьшаться или получать указания от мышей и кроликов. Я почти жалею о том, что сунулась в эту кроличью нору, но, представьте себе, все-таки — все-таки — в моем теперешнем положении есть своя прелесть. Жить и не знать, что с тобой будет через минуту! Когда я читала сказки, я думала, что все это выдумки, и вот на тебе — сейчас сама оказалась прямо посреди сказки! Обо мне впору писать книгу — право же. Когда я вырасту, я ее напишу — однако вот я уже и выросла, — добавила она грустно, — по крайней мере ЗДЕСЬ мне расти дальше некуда».

«Но это означает, — подумала Алиса, — что НИКОГДА я не стану старше, чем сейчас. С одной стороны это хорошо — я никогда не буду старухой. Но, с другой стороны, — мне придется вечно зубрить уроки! Ох, как не хотелось бы этого!»

«Глупая вы девочка, — ответила она сама себе, — как здесь можно учиться? Оглядитесь, здесь едва для ВАС места хватает, а куда девать учебники?»

И она продолжала в том же духе, изображая то одну собеседницу, то другую, и получалось довольно складно, однако через несколько минут снаружи раздался голос, и она замолчала, чтобы послушать его.

«Мэри Энн! Мэри Энн! — кричал голос. — Принесите мне немедленно перчатки!» Затем на лестнице послышался стук знакомых лапок. Алиса знала, что Кролик разыскивает ЕЁ, и принялась дрожать со страху, да так что весь домик начал раскачиваться, она забыла, что теперь в тысячу раз больше Кролика, и нет никаких причин его бояться.

Тут Кролик добрался до двери и попытался ее открыть, но поскольку дверь открывалась вовнутрь, а локоть Алисы подпирал ее именно изнутри, то попытка Кролика окончилась ничем. Алиса услышала, как он пробормотал: «Ну так обойду дом и влезу в окно».

«А вот и дудки!» — подумала Алиса, она выждала время, достоточное для того, чтобы по ее рассчетам Кролик оказался под окном, и сделала резкую попытку схватить его. Схватить ничего не удалось, зато она услышала короткий вопль и шум падения и звон разбивающегося стекла, из чего она заключила, что Кролик по всей видимости обрушился на теплицу, в которой выращивали огурцы или что-то в этом духе.

Снова послышался сердитый голос Кролика: «Пат! Пат! Где вас черти носят?» Затем незнакомый голос: «Понятное дело, тут. Яблоки выкапываю, Ваша Честь!»

«Яблоки он выкапывает! — закричал сердитый Кролик. — Больше ему делать нечего! Бегите сюда и помогите мне выбраться!» (Тут уж настоящий трезвон крошащихся стекол).

«Теперь скажите мне, Пат, что это там в окне?»

«Понятное дело, рука, Ваша Честь!» (Он произнес как р-р-рука).

«Рука, гусь вы лапчатый! Где вы видели такую громадную руку? Во все окно?!»

«Ясно, нигде не видел, Ваша Честь, но это рука, хоть умри!»

«Хорошо, но в любом случае ей там нечего делать! Пойдите и уберите ее вон!»

Наступила долгая тишина, и до Алисы долетали только обрывки шепота: «Понятное дело, не нравится мне все это, все!»; «Уберите немедленно, говорю вам, трус вы этакий!»; наконец Алиса высунула руку насколько могла и попыталась схватить обоих. В результате раздались ДВА коротких вопля и грохот разбиваемых стекол. «Ну и теплиц же у них там! — подумала она. — Любопытно, каковы их дальнейшие планы? Что касается идеи вытащить меня из окна, то я только ЗА! Я просто уверена в том, что мне здесь уже надоело!»

Некоторое время ничего не было слышно, потом послышался скрип колес какой-то тележки и не очень внятная многоголосица, из которой выделялись некоторые слова: «А где другая лестница? — Я должен был принести только эту, другая у Билла. — Билл, тащи ее сюда, дружище! — Сюда, ставь ее к этому углу! — Нет, надо связать их, одна и до середины не достанет; — Не боись, дотянемся! — Эй, Билл, хватай веревку! Крыша-то выдержит? — Кажется одна черепица болтается! Ну вот и навернулось! Головы прячьте! (Грохот падения чего-то) — Чья работа? — Билла, небось! — Кто полезет в дымоход? — Я ни за что! — Тогда и я не хочу! — Билл и полезет! — Зй, Билл! Хозяин говорит, чтобы ты лез в дымоход!

«Ага, так значит Билл полезет в дымоход? — сказала себе Алиса. — Они, как я поглажу, все валят на бедного Билла! Действительно бедняжка, не хотела бы я оказаться на его месте. Труба, конечно, довольно узкая, но уж я ПОСТАРАЮСЬ хорошенько пнуть его!»

Она подтянула ногу к себе, насколько могла, и принялась ждать, наконец в трубе послышалось царапание какого-то непонятного животного. Когда звуки приблизились достаточно, она сказала себе «А вот и Билл!» — отпустила знатный пинок и стала ожидать последствий.

Последствия не замедлили. Первое, что она услышала, был общий крик: «Билл летит!», затем голос Белого Кролика: «Ловите его! Да вон же он у изгороди!» Затем тишина и новые крики: «Голову ему поддержите! — Сейчас бренди бы ему — Не придушите его — Кто это был, старина? Что с вами стряслось? Рассказывайте все!»

Послышался слабый, писклявый голосок (Билл, подумала Алиса): -— Знал бы я... — Нет, достаточно, благодарствуйте... мне уже получше... — я слишком волнуюсь, чтобы говорить... — все, что я помню: оно вдруг как выскочит, прямо как черт из табакерки, ну я и пошел кувырком, что твоя шутиха...»

«Ваша правда, старина» — согласились остальные.

«Необходимо сжечь дом дотла!» сказал Белый Кролик; но Алиса закричала изо всех сил: «Только вздумайте, я тут же на вас Дину напущу!»

Наступила глубокая тишина, и Алиса подумала: «Если бы у них хоть что-то было в голове, они сообразили бы разобрать крышу». Спустя минуту-другую внизу снова засуетились, и Алиса услышала слова Кролика: «Тачки, я думаю, для начала хватит».

«Тачки — чего?» — подумала Алиса, но ее размышление длилось недолго, и в следующий момент целый град мелкой гальки хлынул в окна, часть камней попала ей в лицо. «Необходимо прекратить это, — сказала она себе и продолжила громко, — Лучше бы вам больше этого не делать!» — после чего наступила мертвая тишина.

Алиса отметила с некоторым удивлением, что камешки, попадая на пол немедленно превращались в маленькие пирожки, и блестящая идея осенила ее. «Если я съем несколько пирожков, — подумала она, — несомненно, я хоть сколько-нибудь изменюсь в размерах, и если я рискую увеличиться, то где гарантия, что я не уменьшусь?»

Съев один пирожок она с радостью обнаружила, что тут же начала уменьшаться. Как только она уменьшилась настолько, чтобы пройти в дверь, она выбралась наружу, где ее поджидала целая толпа всяких мелких животных и птиц. Бедную маленькую ящерицу, Билла, в середине толпы поддерживали две морские свинки, время от времени поя его чем-то из бутылки. При появлении Алисы все было накинулись на нее, но она проворно пустилась наутек, и вскоре оказалась в густом лесу.

«Первое, что мне следует сделать, — думала Алиса, бредя по лесу, — это вернуться к моему нормальному росту, второе — найти путь в тот прекрасный сад. Я думаю, это будет наилучший план».

Прекрасный план, в котором было единственное слабое место: Алиса не имела ни малейшего представления о том, с какой стороны к нему приступить; она с тревогой вглядывалась в заросли, как вдруг прямо над ее головой кто-то оглушительно залаял.

Огромный щенок смотрел сверху на нее круглыми глазищами и робко протягивал лапу, собираясь прикоснуться к ней. «Ах ты бедняжка» — сказала вкрадчиво Алиса, даже попыталась свистнуть ему, тогда как на деле была страшно напугана тем, что щенок может быть голодным, и если надумает слопать ее, тут уж никакая вкрадчивость не поможет.

С трудом отдавая себе отчет в собственных действиях, Алиса отломала большую палку и протянула ее щенку, тот с радостным лаем грохнулся всею тушей наземь, ухватил палку и принялся грызть ее; чтобы не оказаться раздавленной, Алисе пришлось укрыться за большим кустом чертополоха, как только она это сделала, щенок снова кувырком бросился к палке, и Алисе пришло в голову, что все это напоминает игру с ломовой лошадью, Алисе снова пришлось обежать куст, чтобы не попасть ему под ноги, тут щенок начал серию новых атак на палку, делая маленький бросок вперед и отскакивая далеко назад, свои действия он сопровождал хриплым лаем, так продолжалось до тех пор, пока он не уселся с высунутым языком на почтительном расстоянии от Алисы.

Алиса усмотрела в этом хорошую возможность для спасения бегством, она мчалась изо всех ног, пока окончательно не выбилась из сил, но и на большом расстоянии лай щенка был слышен довольно отчетливо.

«Все же это был премиленький щеночек! — сказала Алиса, она отдыхала, прислонясь к лютику и обмахиваясь его листочком. — Пожалуй, мне удалось бы обучить его разным трюкам, если бы — если бы я была нормального роста! Стоп — я же совсем забыла, — мне нужно снова вырости! Подумаем, — ЧТО бы мне предпринять? Я полагаю, мне следует съесть или выпить что-нибудь подходящее, однако большой вопрос — что именно?»

Разумеется, это был большой вопрос. Алиса осмотрелась, но ни в цветах, ни в траве не было ничего такого, что можно было бы съесть или выпить соответственно обстоятельствам. Неподалеку от нее рос большой гриб, примерно с нее ростом; после того, как она осмотрела все и под ним, и позади, и вокруг него, ей пришло в голову, что неплохо бы исследовать его и сверху.

Она встала на цыпочки и заглянула за край шляпки гриба -— и тут же встретилась взглядом с большой гусеницей, которая сидела, сложа руки и курила большой кальян, не обращая ни малейшего внимания ни на Алису, ни на что бы то ни было.

Глава 5.
СОВЕТ ГУСЕНИЦЫ

Некоторое время они молча смотрели друг на друга: в конце концов Гусеница вынула мундштук изо рта и обратилась к Алисе ленивым, сонным голосом.

«Ты кто?» — спросила Гусеница.

Начало разговора было не очень-то обнадеживающим. Алиса ответила довольно смущенно: «Я... я, Мадам, затрудняюсь сказать, кто я сейчас в точности — я знаю, кем я была, когда проснулась сегодня утром, но думаю, с тех пор я несколько раз ПРЕВРАТИЛАСЬ».

«Что ты понимаешь под этим? — сказала серьезно Гусеница, — Объясни-ка».

«Я не могу сказать, кто я такая, — ответила Алиса, — потому что я это не я, видите ли».

«Не вижу» — сказала Гусеница.

«Боюсь, я не смогу внести большей ясности в вопрос, — ответила Алиса очень вежливо, — потому что с самого начала сама ничего не понимаю, а столько раз за день измениться в размерах, — запутаешься поневоле».

«Не уверена» — сказала Гусеница.

«Может, вы этого просто еще не испытали, — сказала Алиса, — но когда вы превратитесь в куколку — через несколько дней, знаете ли, — а затем в бабочку, то, осмелюсь думать, вы почувствуете некоторые странности».

«Не почувствую» — сказала Гусеница.

«Пусть будет так, — сказала Алиса, — может, ваши чувства устроены иначе, я бы непременно почувствовала».

«Ты? — высокомерно спросила Гусеница. — Да ты-то кто такая?».

Таким образом, разговор вернулся к своему началу. Алиса чувствовала легкое раздражение от манеры Гусеницы давать ТАКИЕ короткие ответы, она собралась с духом и сказала очень серьезно: «Я думаю, прежде всего ВЫ должны сообщить мне, кто ВЫ такая».

«Почему?» — спросила Гусеница.

Вопрос был на засыпку, поскольку Алиса не могла дать на него никакого разумного ответа, да и Гусеница находилась явно не в лучшем настроении, так что Алиса повернулась, намереваясь уйти.

«Вернись!, — сказала Гусеница. — Я скажу тебе что-то важное!».

Это звучало многообещающе, так что, естественно, Алиса тут же вернулась.

«Сдерживай свои чувства» — сказала гусеница.

«Это все?» спросила Алиса сдерживая возмущение как только могла.

«Нет» — ответила Гусеница и замолчала.

Алиса решила, что можно бы и подождать продолжения, тем более, что делать все равно было нечего, а там — кто знает, может удастся услышать что-нибудь стоящее. В течение некоторого времени Гусеница молча пускала дым, потом вынула снова мундштук изо рта и спросила: «Так ты, значит, чувствуешь, что ты изменилась?».

«Боюсь, что это так, Мадам, — ответила Алиса, — Я не могу вспомнить того, что знала всю жизнь, и каждые десять минут меняюсь в росте».

«Не помнишь того, что знала?» — переспросила Гусеница.

«Именно. Я пыталась повторить «Трудолюбивую пчелу», а вышло что-то совсем другое» — сказала Алиса очень грустным голосом.

«Повтори «Вы стары, Отец Вильям» — сказала Гусеница.

Алиса опустила руки по швам и начала:

«Не то» — сказала Гусеница.

«Не СОВСЕМ то, я полагаю, — сказала Алиса робко, — некоторые слова все же совпадают».

«Не то с начала до конца» — сказала Гусеница решительно, и на несколько минут установилась тишина.

Гусеница заговорила первой.

«Какого роста ты хочешь быть?» — спросила она.

«Дело не в росте, — сказала Алиса, — не хотелось бы изменяться так часто, знаете ли».

«Не знаю» — сказала Гусеница.

Алиса ничего не ответила — в жизни ей столько не противоречили, и она чувствовала, что вот-вот выйдет из себя.

«Теперешним ты довольна?» — сказала Гусеница.

«Да уж, хотелось бы быть чуточку побольше, Мадам, если не возражаете, — сказала Алиса, — три дюйма, это не очень подходящий рост».

«Это, бесспорно, очень хороший рост» — сказала Гусеница раздраженно, она вытянулась во всю длину, которая и составила ровно три дюйма.

«Но меня он не устраивает, — сказала Алиса и подумала: — Ну до чего же все эти создания обидчивы!».

«Устроит со временем» — сказала Гусеница, запихала мундштук в рот и снова задымила.

На этот раз Алиса терпеливо ожидала продолжения разговора. Через пару минут Гусеница вытащила мундштук из рта, раз-другой зевнула и зашевелилась. Она сползла с гриба и поползла в траве, бросив между делом: «Одна сторона тебя уменьшит, другая увеличит».

«Одна сторона — чего? Другая сторона — чего?» - подумала Алиса.

«Гриба» — ответила Гусеница так, как если бы Алиса задала вопрос во весь голос, — и в следующее мгновение исчезла из вида.

Алиса созерцала глубокомысленно гриб в течение минуты, пытаясь определить, где у гриба какая сторона, а поскольку гриб был идеально круглым, то и вопрос приобретал немалую сложность. Наконец она обхватила шляпку руками, насколько это было возможно, и отломила с каждой стороны по кусочку.

«А теперь какая из них какая?» — спросила она себя и откусила от правого куска, чтобы посмотреть на результат: в следующий момент она почувствовала сильный удар собственной ноги в подбородок.

Она была немало испугана таким внезапным изменением, однако времени на разумья не было, потому что она стремительно продолжала сжиматься, и она торопливо отгрызла от другого куска. Ее подбородок был так прочно прижат к колену, что почти не было возможности открыть рот, наконец ей это удалось, и она сумела проглотить кусочек.

«Ну наконец-то голова свободна» — сказала Алиса с удовлетворением, которое в следующий момент сменилось тревогой: она обнаружила, что не в состоянии увидеть собственных плеч, единственное, что она могла видеть, глядя вниз, была необыкновенной длины шея, которая подобно стеблю вырастала из моря зеленых листьев, расположенных где-то далеко внизу.

«Что это там за зелень такая? — сказала Алиса, — И куда девались мои плечи? И — о мои бедные руки! — отчего я вас не вижу? При этом она двигала ими, но никакого результата, похоже, не было, не считая легкого шевеления далекой зеленой листвы.

Поскольку, казалось, не было никакой возможности дотянуться руками до головы, она сделала попытку достать головой до рук и была поражена тем, с какой легкостью шея перемещалась в любом направлении — точь в точь, как змея. Она выгнула ее изящным зигзагом и собралась было нырнуть ею в листву, которая оказалась ничем иным как вершинами расположенных внизу деревьев, как вдруг резкое шипение заставило ее отпрянуть назад: большая голубка подлетела прямо к ее лицу и принялась изо всех сил колотить по нему крыльями.

«Змея!» — кричала Голубка.

«Я не змея! — негодующе сказала Алиса. — Оставьте меня!».

«А я говорю — змея! — повторила Голубка, но уже менее решительно и добавила чут не плача, — Я уже все перепробовала, так нет же, все им, как погляжу, не так!»

«Не представляю себе, о чем вы говорите» — сказала Алиса.

«Я попробовала берега, я попробовала корни деревьев, я попробовала изгороди, — продолжала Голубка, не слушая, — но эти змеи! Ничем им не угодишь!».

Алиса все больше недоумевала, но бесполезно было что-либо говорить, пока Голубка не замолчит.

«Можно подумать, мне мало беспокойства с высиживанием яиц, — сказала Голубка, — так я еще должна денно и нощно смотреть за змеями! Представьте, я уже три недели без сна!».

«Сожалею, что вам так досаждают.» — сказала Алиса, до которой кое-что уже начало доходить.

«И когда я наконец выбрала самое высокое дерево, — продолжала Голубка, срываясь на крик, — когда решила, что наконец-то избавилась от них — нате вам, они являются прямо с неба! Тьфу, змея!» .

«Говорю же — я НЕ змея! — сказала Алиса. — Я... Я...».

«Именно! КТО ты? — спросила Голубка, — Я живо раскушу тебя, если ты надумаешь хитрить!».

«Я...Я маленькая девочка» — сказала Алиса, но не очень уверенно, помня, сколько раз за этот день она изменилась.

«Очень похоже на правду! — сказала Голубка с глубоким презрением. — Я в свое время повидала достаточно маленьких девочек, но НИ У ОДНОЙ из них не было такой шеи! Нет-нет, ты — змея, нечего тут и спорить! Еще скажи, что ты в жизни не пробовала яиц!».

«Пробовала, конечно, — сказала Алиса, поскольку была очень правдивым ребенком, — но маленькие девочки не едят столько яиц, сколько змеи, знаете ли».

«Не верю этому, — сказала Голубка, — и потом, если едят — значит, они тоже змеи».

Это была новость для Алисы, и она замолчала на минуту-другую, дав Голубке возможность добавить: «Ты выискиваешь яйца, я это точно знаю, а поэтому не имеет никакого значения, девочка ты или змея».

«Это имеет значение для МЕНЯ, — сказала Алиса поспешно, — хотя никаких яиц я не ищу, и потом ВАШИ меня не интересуют, потому что я не люблю сырых яиц».

«Ну и убирайся тогда!» — сказала мрачно Голубка, отправляясь обратно в гнездо. Алиса присела между деревьев, насколько было возможно, потому что шея то и дело запутывалась в ветках, и приходилось останавливаться и выпутывать ее. Спустя некоторое время она вспомнила о двух кусках гриба, все еше зажатых в кулаках, и принялась прилежно за работу, откусывая то от одного, то от другого, и таким образом то увеличивая, то уменьшая свой рост, пока не восстановила свои обычные размеры.

Она настолько отвыкла от своего нормального роста, что сначала почувствовала себя довольно неловко, но через несколько минут ощущения ее вернулись в привычное русло, и она принялась по обыкновению болтать сама с собой. «Вот, половина плана выполнена! Ну и чудеса с этими переменами! Ничего невозможно угадать на минуту вперед. Итак, я вернула себе свой прежний рост, осталось оказаться в том саду, но как, хотела бы я знать? Как только она сказала это, она оказалась неожиданно для себя перед открытой площадкой с домиком высотой фута в четыре. «Кто бы там ни жил, — подумала Алиса, — я не могу появиться перед ним, пока я такого роста, нехорошо же в самом деле пугать хозяев досмерти!». Итак, она стала отгрызать понемножку от правого куска, и только когда добилась роста в девять футов, отважилась приблизиться к дому.

Глава 6.
ПОРОСЕНОК И ПЕРЕЦ

Минуту-другую она постояла, глядя на дом и гадая о том, что делать дальше, как вдруг из леса выбежал лакей в ливрее (судя по ливрее это был лакей, тогда как судя по лицу можно было сказать единственно, что это рыба) и забарабанил в дверь. Дверь отворил другой ливрейный лакей, с круглым лицом и лягушечьими глазами, у обоих лакеев, как заметила Алиса, на головах были завитые напудренные парики. Ей стало любопытно, что все это значит, и она подобралась поближе к ним, чтобы подслушать.

Рыба-лакей вытащил из подмышки большое письмо размером почти с себя самого и торжественно произнес: «Герцогине. Приглашение от Королевы на партию в крокет». Лягушка-лакей повторил таким же торжественным тоном, немного только изменив порядок некоторых слов: «От Королевы. Приглашение Герцогине на партию в крокет».

Затем они низко поклонились друг другу, так что завитки их париков смешались...

Алиса принялась смеяться, да до того громко, что ей пришлось убежать обратно в лес, чтобы никто ее не услышал. А когда она вернулась, Рыба-Лакей уже ушел, а другой лакей сидел на приступке у двери, тупо уставившись в небеса.

Алиса робко подошла к двери и постучалась.

«Нет смысла стучаться, — сказал Лакей, — по двум соображениям. Во-первых, я нахожусь по ту же сторону двери, что и ты, во-вторых, там внутри такой шум, что тебя просто невозможно услышать». Действительно, оттуда доносился невообразимый шум: постоянный вой и чихание, а время от времени громкий звон, как будто разбивали чайник или блюдо.

«Простите, — сказала Алиса, — как я могу войти?».

«Был бы смысл стучаться, — продолжал Лакей не обращая на нее никакого внимания, — если бы между нами находилась дверь. Или, к примеру, если бы вы были ВНУТРИ, вы могли бы постучаться, и я выпустил бы вас, знаете ли». Он говорил, глядя в небо, и Алиса нашла это определенно невежливым. «Но, может, по-другому у него и не выйдет, потому что глаза у него на самой макушке. Хотя, по крайней мере, на мои вопросы он мог бы ответить. — Как я могу войти?» — переспросила она громко.

«Я буду сидеть здесь, — заметил Лакей, — до завтра...».

В этот момент дверь распахнулась, и из нее вылетело большое блюдо, оно проехалось по голове лакея, прямо по носу, и разбилось вдребезги о ствол ближайшего дерева.

«... или до послезавтра» — продолжал Лакей тем же тоном, как будто ничего не произошло.

«Как я могу войти?» — спросила Алиса погромче.

«Нужно ли вам вообще входить туда? — спросил Лакей, — Это первый вопрос, знаете ли».

Вопрос, действительно, был по существу, только Алиса не любила, когда с ней говорили в таком тоне. «Это в самом деле ужасно, — пробормотала она, — все эти существа только и знают, что спорят. С ума с ними сойдешь».

Лакей, похоже, решил, что это хорошая возможность продолжить свои откровения: «Я буду сидеть здесь, — сказал он, — с отлучками, правда, день за днем».

«Но что мне делать? — спросила Алиса.

«А что хотите» — сказал Лакей и стал насвистывать.

«Ох, никакого смысла нет говорить с ним, — он полный идиот». Она открыла дверь и вошла.

Дверь вела в большую кухню, сплошь заполненную дымом: Герцогиня сидела посередине ее на трехногом табурете, баюкая младенца, повар склонился над огнем, помешивая в большом котле, который, казалось, был полон супа.

«В этом супе слишком много перца» — сказала себе Алиса, поскольку в носу у нее немедленно запершило.

Его, конечно же, было с избытком и в воздухе. Даже Графиня почихивала, а младенец и вовсе то чихал, то выл без передышки. Единственно, кто на кухне не чихал, так это повар, да еще большой кот, который сидел у очага и улыбался от уха до уха.

«Не будете ли вы любезны сказать мне, — произнесла Алиса с некоторой робостью, поскольку не знала, допустимо ли ей с точки зрения хороших манер начинать разговор первой, — почему ваш кот так улыбается?».

«Это Чеширский кот, — сказала Герцогиня, — именно поэтому. Свинья!».

Последнее слово Герцогиня произнесла с такой внезапной яростью, что Алиса чуть не подпрыгнула, но в какой-то момент поняла, что оно адресовано к младенцу, а не к ней, так что она набралась смелости и продолжила:

«Я не знала, что Чеширские коты всегда улыбаются, по сушеству, мне и в голову не приходило, что коты МОГУТ улыбаться».

«Могут все, — сказала Герцогиня, — а улыбаются многие».

«Я не знаю ни одного, который бы улыбался» — сказала Алиса очень вежливо, испытывая удовольствие от возможности вести такую беседу.

«Ты вообще много чего не знаешь, — сказала Герцогиня, — и это факт».

Алисе вовсе не понравился тон этого замечания, и она подумала, что неплохо бы перевести разговор на другую тему. Пока она собиралась с мыслями, повар снял котел с супом с огня и принялся швырять все, до чего только мог дотянуться, в Герцогиню и младенца: сперва каминные принадлежности, затем целую гору кастрюль, тарелок и блюд. Герцогиня не обращала на них никакого внимания даже когда они попадали в нее, младенец же и без того выл непрерывно, так что совершенно невозможно было понять, когда ему доставалось, а когда нет.

«О, подумайте, что вы делаете! — закричала Алиса, подскочив в полном ужасе, — О, там же его носик!» — огромная кастрюля пролетела совсем рядом с носом младенца, едва не снеся его.

«Если бы люди не совались в чужие дела, — сказала хрипло Герцогиня, — мир вертелся бы куда быстрее».

«Что не дало бы ему никаких преимуществ, — сказала Алиса, довольная возможностью немножко блеснуть своими знаниями. — Что стало бы с днем и ночью! Видите ли, Земле требуется двадцать четыре часа на то, чтобы совершить один полный оборот вокруг своей оси...».

«Обороты, обормоты — чушь собачья! — сказала Графиня. — отрубить ей голову!».

Алиса с некоторым беспокойством покосилась на повара — как он воспримет приказ? — однако повар деловито размешивал суп вовсе не вникая в происходящее, так что Алиса продолжила: «Двадцать четыре часа, я полагаю... Или двенадцать? Я...».

«Ох, не морочьте мне голову, — сказала Герцогиня, — Ей, бедной, только цифр нехватало!» И принялась баюкать младенца, напевая что-то вроде колыбельной, притом в конце каждой строчки: она жестоко встряхивала малютку:

Распевая второй куплет песни Герцогиня яростно швыряла младенца вверх и вниз, и бедный малютка так выл, что Алиса едва могла расслышать слова:

«На! Можешь понянчить его, если хочешь! — сказала Герцогиня Алисе и швырнула ей младенца. — А мне надо идти приготовиться к игре в крокет с Королевой» — и она помчалась из комнаты. Повар швырнул ей вслед сковородку, но промазал.

Алиса с трудом поймала младенца, странное маленькое существо, с руками и ногами, растопыренными во все стороны — «Точь в точь морская звезда», — подумала Алиса. Бедный малютка фыркал как паровой двигатель, пока она ловила его, а потом так стремительно сгибался и разгибался пополам, что в первые минуты все, что удавалось Алисе, это не выронить его.

Как только она поняла, как следует с ним обращаться (его следовало скрутить в узел и удерживать в этом положении, ухватив за правое ухо и левую ногу, чтобы не дать развернуться), она вынесла его из дома. «Если я не унесу его, — подумала Алиса, — то в пару дней они его убьют, и разве это не убийство — оставлять его здесь?» Эти слова она сказала вслух, и малыш в ответ ей хрюкнул (к этому времени он перестал чихать). «Не хрюкай, — сказала Алиса, — это не лучший способ выражать себя».

Младенец снова хрюкнул, и встревоженная Алиса стала вглядываться ему в лицо, чтобы понять, что с ним случилось. У него был ЧРЕЗВЫЧАЙНО курносый нос, скорее даже пятак, чем нос, а также глаза были слишком малы для того, чтобы быть глазами ребенка, короче, Алисе вовсе не понравилось, как он выглядит. «Может, он просто распух от слез?» — подумала она, и стала вглядываться в его глаза — но где же слезы?

Слез не было. «Если ты надумал превратиться в свинью, дорогуша, — сказала Алиса серьезно, — то я не желаю иметь с тобой никаких дел. Имей это в виду!» Бедный малыш снова всхлипнул (или хрюкнул, невозможно было сказать, что именно), и некоторое время они шли в молчании.

Алиса задумалась. «Что я буду делать с этим существом, если притащу его домой?» — тут существо снова хрюкнуло, да так громко, что Алиса испуганно стала всматриваться в его лицо. Нет, на этот раз НИКАКИХ сомнений на его счет, это был настоящий поросенок, и было бы полным абсурдом нести его дальше.

Она спустила его на землю и почувствовала облегчение, глядя как он со всех ног бросился бежать в лес. «Если бы он вырос, — сказала она себе, — он стал бы ужасно уродливым ребенком, а поросеночек он довольно милый, я полагаю». И она стала думать о знакомых детях, из которых получились бы хорошие поросята, знать бы только правильный способ превратить их — как вдруг с удивлением заметила Чеширского Кота, сидящего на дереве в пяти ярдах от нее.

Кот расплывался в улыбке, глядя на Алису, и имел добродушный вид, как ей казалось, но у него были ОЧЕНЬ длинные когти и множество зубов, чувствовалось, что к нему следует относиться с уважением.

«Чеширская Киска» — сказала она не без опаски, поскольку не знала, понравится ли ему такое имя: улыбка кота стала при этом несколько шире. «Кажется, ему понравилось, — подумала Алиса и продолжала, — Не подскажите ли вы мне дорогу отсюда?».

«Это зависит от того, куда ты хочешь пойти» — сказал Кот.

«В принципе, неважно куда» — сказала Алиса.

«Но тогда неважно, какой дорогой» — сказал Кот.

«... лишь бы попасть куда-нибудь» — добавила Алиса для уточнения.

«Куда-нибудь ты попадешь в любом случае, — сказал Кот, — если будешь идти достаточно долго».

«Возразить на это было нечего, и Алиса задала другой вопрос: «Что за народ живет здесь?».

«В этом направлении, — сказал Кот, сделав круговое движение лапой, — живет Шляпник. А в этом, — он махнул другой лапой, — Мартовский Заяц. Навести кого хочешь, чокнутые оба».

«Но я не хочу иметь дела с сумасшедшими» — заметила Алиса.

«О, тут уж выбирать не приходится, — сказал Кот, — все мы тут чокнутые. Я чокнутый. Ты чокнутая».

«Почему вы решили, что я чокнутая?» — спросила Алиса.

«По определению, — сказал Кот, — будь ты нормальной, ты бы сюда не попала».

Алиса не находила доказательство достаточным, но продолжила: «А почему вы решили, что вы сумасшедший?».

«Начнем с того, — сказал Кот, — что собака не чокнутая. Допускаешь это?».

«В принципе да», — сказала Алиса.

«Так, хорошо, — продолжал Кот, — Смотри, собака рычит, когда раздражена, и машет хвостом, когда довольна. А я рычу, когда доволен, и машу хвостом, когда раздражен. Следовательно, я чокнутый».

«Я бы сказала, что урчите, а не рычите», — возразила Алиса.

«Назови это, как хочешь, — сказал Кот. — Ты играешь сегодня в крокет с Королевой?».

«Я бы очень хотела, — сказала Алиса, — но еще не получила приглашения».

«Увидимся у Королевы» — сказал Кот и растаял в воздухе.

Алиса не очень-то удивилась этому, она достаточно уже привыкла ко всякого рода странностям. Неожиданно Кот появился на прежнем месте.

«Кстати, что с младенцем? — сказал он. — Чуть не забыл спросить».

«Он превратился в хрюшку, — сказала она спокойно, как будто Кот возвратился обычным образом.

«Я знал, что этим кончится» — сказал Кот и растаял снова.

Алиса подождала немного, почти в надежде увидеть его снова, но Кот не появлялся, и она пошла в направлении, где, как предполагалось, жил Мартовский Заяц. «Шляпников я видела и прежде, — сказала она себе, — Мартовский Заяц был бы интересней, а поскольку сейчас на дворе май, хотелось бы надеяться, что он будет хотя бы чуточку понормальней, чем в марте». Сказав это, она огляделась и снова увидела Кота, сидевшего, как ни в чем ни бывало, на прежнем месте.

«Ты сказала — в хрюшку или в плюшку?» — спросил Кот.

«Я сказала — в хрюшку, — ответила Алиса. — И не могли бы ли вы исчезать и появляться не так неожиданно? У меня уже голова идет кругом».

«С удовольствием» — сказал Кот, и стал медленно таять в воздухе начиная с кончика хвоста и кончая улыбкой, которая оставалась видна еще какое-то время после того, как Кот исчез из поля зрения.

«Ну и ну! Видела я котов без улыбки, — подумала Алиса. — Но чтобы улыбка без кота?! Это самое интересное из всего, что я видела в жизни!».

Ей не пришлось идти далеко: вскоре она увидела дом Мартовского Зайца. Она решила, что это именно тот дом, потому что каминные трубы по форме походили на заячьи уши, а сам дом был крыт мехом вместо соломы. Это был такой большой дом, что она не решилась идти к нему не пожевав левого куска гриба и не доведя свой рост до двух футов. Но и после этого чувство некоторой робости не покидало ее. «Ну а вдруг он окажется буйным? — спрашивала он себя. — Я почти уверена в том, что лучше было бы отправиться к Шляпнику!».

Глава 7.
СУМАСШЕДШЕЕ ЧАЕПИТИЕ

В тени большого дерева перед домом стоял стол, за которым пили чай Мартовский Заяц и Шляпник; между ними сидела Соня, она спала, и двое приятелей использовали ее как подушку, облокотившись на нее и беседуя через ее голову. «Очень неудобно для Сони, — подумала Алиса, — Но поскольку она спит, то ей, видимо, безразлично».

Стол был большой, но все они сосредоточились на одном из его углов. «Нет места! Места нет!» — закричали они при виде Алисы. «Здесь МНОГО мест!» — сказала негодующе Алиса и уселась в большое кресло с одного конца стола.

«Можешь налить себе вина» — сказал Мартовский заяц приветливо.

Алиса оглядела весь стол, но ничего не обнаружила на нем кроме чая. «Я не вижу никакого вина» — заметила она.

«А его и нет вовсе» — сказал Мартовский заяц.

«Тогда с вашей стороны не очень-то вежливо было предлагать мне его» — сказала Алиса сердито.

«А с твоей стороны было не очень вежливо усаживаться за НАШ стол без приглашения!» — сказал Мартовский Заяц.

«Я не знала, что это ВАШ стол, — сказала Алиса, — он рассчитан намного больше, чем на троих!»

«Неплохо бы тебе подрезать волосы» — сказал Шляпник. Он с большим любопытством разглядывал Алису, и это было его первое высказывание.

«Вам не следовало бы делать персональных замечаний, — сказала Алиса с некоторой строгостью, — это до крайности невежливо».

Шляпник вытаращил глаза, услышав это, но СКАЗАЛ только: «А что общего у вороны и письменного стола?»

«Ну вот, теперь хоть позабавимся! — подумала Алиса. — Я рада, что они перешли к загадкам». «Думаю, что я отвечу» — сказала она вслух.

«Думаешь, ты в состоянии найти ответ?» — сказал Мартовский Заяц.

«Безусловно» — ответила Алиса.

«В таком случае говори, что ты имеешь в виду» — продолжал Мартовский заяц.

«Скажу, — ответила торопливо Алиса. —- в конечном счете я имею в виду то, что говорю, а это одно и то же, знаете ли».

«Ни в малейшей мере! — воскликнул Шляпник. — Ты бы еще сказала, что “Я вижу то, что ем”, это то же самое, что “Я ем, то, что вижу”!»

«Ты бы еще сказала, — добавил Мартовский заяц, — что “Я люблю, то что я получаю”, одно и то же, что “Я получаю то, что люблю!»

«Ты бы еще сказала, — добавила Соня, которая, казалось, и говорит во сне, — что “Я дышу, когда я сплю”, это все равно, что “Я сплю, когда дышу”!»

«Уж для тебя это точно одно и то же» — сказал Шляпник, на чем разговор и оборвался. Компания посидела в молчании пару минут, в течение которых Алиса пыталась восстановить в памяти все, что знала о воронах и письменных столах, и оказалось, что не так уж и много.

Шляпник первый нарушил молчание. «Какое число сегодня?» — спросил он, обернувшись к Алисе: он достал из кармана часы, озабоченно посмотрел на них, потом потряс и приложил их к уху.

Алиса поразмыслила и сказала: «Четвертое».

«Врут на два дня! — закричал Шляпник. — Говорил же я тебе, что сливочное масло не годится для смазки!» — и сердито посмотрел на Мартовского Зайца.

«Это было ЛУЧШЕЕ масло» — кротко ответил Мартовский заяц.

«Значит, в нем были хлебные крошки, — ворчал Шляпник. — Не следовало смазывать их хлебным ножом».

Мартовский заяц взял часы и уныло посмотрел на них, потом опустил их в чашку с чаем и осмотрел снова, но не мог придумать ничего разумней, чем повторить сказанное в самом начале: «Это было ЛУЧШЕЕ масло, сам знаешь».

Алиса посмотрела через его плечо с любопытством. «Какие забавные часы, — заметила она, — они показывают, какое число, но не показывают, который час!»

«Ну и что? — проворчал Шляпник, — а твои часы показывают, который год?»

«Разумеется, нет, — ответила Алиса с готовностью, — но это потому что год —очень большой промежуток времени».

«В МОЕМ случае то же самое» — сказал Шляпник.

Алиса была ужасно озадачена. С одной стороны, замечание Шляпника было совершенно бессмысленным, с другой — это был несомненно английский язык. «Я вас не вполне понимаю» — сказала она вежливо, как могла.

«Соня опять дрыхнет» — сказал Шляпник и плеснул горячего чая ей на нос.

Соня дернула обеспокоенно головой и сказала, не открывая глаз: «Разумеется, разумеется; полностью присоединяюсь к вашему мнению».

«Ты уже разгадала загадку?» — спросил Шляпник, снова обращаясь к Алисе.

«Нет, сдаюсь, — ответила Алиса, — а какой ответ?»

«Понятия не имею» — сказал Шляпник.

«Я тоже» — сказал Мартовский Заяц.

Алиса тяжело вздохнула. «Я думаю, вы могли бы лучше использовать время, — сказала она, — оно может быть употреблено на что-нибудь более разумное, чем загадывание загадок, которые не имеют ответа».

«Если бы ты знала Время так же хорошо, как я, — сказал Шляпник, — ты никогда не назвала бы его ОНО. ОНО — это ОН».

«Не знаю, что вы имеете в виду» — сказала Алиса.

«Откуда тебе знать? — сказал Шляпник, высокомерно подняв голову, — Осмелюсь предположить, что ты никогда даже не разговаривала со временем!»

«Разумеется, нет, — сказала Алиса, — Я только слушала, как часы отбивают время».

«То-то же! А напрасно, оно не терпит никакого битья, — сказал Шляпник, — Если к нему хорошо относиться, оно сделает с часами все, что ты пожелаешь. Представь себе — девять утра и пора отправляться на уроки. Только шепни ему, намекни только — раз, стрелки завертелись — и уже половина второго! Вот и обедать почти пора!»

(«Хорошо бы так» — пробормотал под нос Мартовский Заяц).

«Это было бы замечательно конечно, — сказала Алиса задумчиво, — но вот ведь что — я бы не успела проголодаться к этому времени, знаете ли».

«Поначалу конечно, — сказал Шляпник, — но ты можешь удерживать половину второго так долго, как тебе вздумается».

«И у вас получается?» — спросила Алиса.

Шляпник удрученно покачал головой. «Увы, — ответил он. — Мы поссорились в прошлом марте, как раз перед тем, как у ЭТОГО крыша поехала, знаешь ли, — (и он указал чайной ложкой на Мартовского зайца) — это было на большом концерте у Дамы Червей, где я должен был петь:

«Ты, конечно, знаешь эту песенку?»

«Кажется, слышала что-то в этом роде» — сказала Алиса.

«Тогда ты знаешь продолжение» — сказал Шляпник.

Тут Соня встрепенулась и принялась подпевать сквозь сон: «Птичка, птичка, птичка, птичка...» — до тех пор, пока ее не ущипнули, чтобы она замолчала.

«Да, и как только я закончил первый куплет и затянул было второй, — сказал Шляпник, — Королева как подскочит, да как заорет: “Он просто тянет время! Отрубить ему голову!»

«Какое ужасное дикарство!» — воскликнула Алиса.

«И с тех пор, — продолжал Шляпник жалобно, — бесполезно ЕГО и просить о чем бы то ни было. Теперь тут всегда шесть часов пополудни».

Алису озарило. «Значит, поэтому здесь столько чайной посуды?» — спросила она.

«Именно поэтому, — сказал Шляпник со вздохом, — всегда время чаепития, и никогда — мытья посуды».

«Следовательно, вы все время перемещаетесь по кругу, я полагаю» — сказала Алиса.

«Именно так, — ответил Шляпник, — ко всему привыкаешь».

«Но что будет, когда вы вернетесь к исходной точке?» — с опасением спросила Алиса.

«Полагаю, что самое время сменить тему, — зевнул Мартовский Заяц. — От этой меня уже клонит в сон. Итак, юная леди расскажет нам историю».

«Боюсь, я не знаю ни одной» — сказала Алиса почти с испугом.

«Тогда Соня расскажет! — закричали оба. — Валяй, Сонька!» И принялись тискать ее с двух сторон.

Соня медленно открыла глаза. «Я не сплю, — сказала она хриплым, слабым голосом, — Я слышала каждое ваше слово»

«Пожалуйста, расскажите!» — попросила Алиса.

«Да поживее, — добавил Шляпник, — пока опять не задрыхла».

«Жили-были три сестрички, — торопливо начала Соня, — и звали их Элси, Лэси и Тилли. И жили они на дне колодца...»

«На чем жили?» — спросила Алиса, которая испытывала живой интерес к вопросам еды и питья.

«На патоке в основном» — сказала Соня, задумавшись на минуту-другую.

«Этого быть не может, знаете ли, — вежливо заметила Алиса, — в таком случае они заболели бы».

«А так и случилось, заболели, — сказала Соня, — ОЧЕНЬ заболели».

Алиса попыталась представить себе, на что может быть похож такой необычный образ жизни, но ничего в голову не приходило, и она спросила: «Но почему они жили на дне колодца?»

«Выпей еще чаю» — от души предложил Алисе Мартовский Заяц.

«Я уже столько его выпила, — ответила Алиса обиженным голосом, — что больше в меня просто не влезет».

«Если влезло МЕНЬШЕ, — сказал Шляпник, — то БОЛЬШЕ тем более влезет. Пей».

«А вот вашего мнения никто не спрашивал» — сказала Алиса.

«Кто-то что-то говорил насчет персональных замечаний?» —спросил Шляпник с видом победителя.

Алиса не нашлась, что ответить, и чтобы как-то прикрыть неловкость, взяла чаю с бутербродом, повернулась к Соне и повторила свой вопрос: «Почему они жили на дне колодца?»

Соня подумала несколько минут над вопросом и сказала: «Это был колодец с патокой».

«Не бывает такого!» — рассердилась Алиса, но Шляпник и Мартовский Заяц зашикали на нее, а Соня, надувшись, заметила: «Если не можешь вести себя прилично, заканчивай историю сама».

«О нет, продолжайте, — воскликнула Алиса пристыженно, — я просто хотела сказать, что ОДИН такой мог быть вполне».

«Один, разумеется! — сказала Соня с возмущением. Но продолжила. — Так вот эти три сестрички, они учились рисованию, скажу я вам, и черпали это самое свое, ну что там эти художники черпают...»

«Что черпали?» — вмешалась Алиса, забыв напрочь о своем обещании.

«Патоку» — ответила без размышления Соня.

«Мне нужна чистая чашка, — перебил ее Шляпник, — давайте-ка все пересядем».

При этих словах все стали пересаживаться, и Соня вместе со всеми: Мартовский Заяц занял сонино место, Алиса неохотно заняла место Мартовского Зайца. Один Шляпник выигал от перемены — Алисе же не повезло больше других, поскольку Мартовский Заяц перед этим опрокинул в свою тарелку молочник.

Алиса опасалась снова обидеть Соню и поэтому начала очень осторожно: «Все-таки я не понимаю — откуда они черпали патоку?»

«Ты можешь черпать воду из водяного колодца, — сказал Шляпник, — поэтому, осмелюсь думать, патоку ты можешь черпать только из паточного колодца, не так ли, дура ты этакая?»

«Но они-то были ВНУТРИ колодца» — сказала Алиса Соне, предпочитая оставить без внимания последнюю реплику Шляпника.

«Разумеется они были, — сказала Соня, — внутри».

Этот ответ настолько обескуражил бедную Алису, что некоторое время она слушала Соню не прерывая ее.

«Они учились рисовать, — продолжала Соня, она зевала и терла глаза, все больше погружаясь в дремоту, — и рисовали всякие там вещи, все, что начинается с буквы М...»

«Почему с М?» — спросила Алиса.

«А почему нет?» — сказал Мартовский Заяц.

Алиса умолкла.

Тут Соня закрыла глаза, все окончательней погружаясь в сон, но щипок Шляпника привел ее снова в чувства, она издала короткий вопль и продолжила повествование: «...которые начинаются на М, а именно мышеловки, и моллюсков, и — множество: вот вы говорите «множество вещей», а когда-нибудь видели такую вещь, как нарисованное множество?»

«Ну, если вы меня спрашиваете, — крайне смущенно сказала Алиса, — то я не задумывалась...»

«Тогда могла бы и промолчать» — сказал Шляпник.

Это было уже слишком, такого Алиса не стала терпеть, она поднялась и в возмущении пошла прочь, Соня тут же задрыхла, и на уход Алисы никто не обратил ни малейшего внимания, раза два оня оглянулась в надежде, что ее хотя бы окликнут, но — напрасно, напоследок она увидела, что Шляпник с Мартовским Зайцем пытались запихать Соню в заварной чайник.

«Никогда и ни за что ноги моей здесь больше не будет, — сказала себе Алиса, идя по лесу, — это самое дурацкое чаепитие, какое только было в моей жизни!»

Говоря это, она неожиданно заметила в стволе одного из деревьев дверь, ведущую внутрь дерева. «Очень любопытно! — сказала она, — Впрочем, сегодня все любопытно. Думаю, я могла бы войти туда немедленно». И она вошла.

Она опять очутилась в длинном зале рядом со стеклянным столиком. «Ну уж на этот раз, — сказала она себе, — я сделаю все как следует». Для начала она взяла ключ и отперла дверь в сад. Затем принялась за куски гриба (остатки их сохранились у нее в карманах), и, чередуя их, добилась необходимого роста, и — НАКОНЕЦ — она оказалась в прекрасном саду с яркими клумбами и прохладными фонтанами.

Глава 8.
КОРОЛЕВСКАЯ КРОКЕТНАЯ ЛУЖАЙКА

Большое розовое дерево росло у входа в сад: цветы на нём были белые, но три садовника прилежно перекрашивали их в красный цвет. Алиса нашла это довольно любопытным и подошла поближе, и в этот момент она услышала, как один из садовников сказал: — Поаккуратней, Пятёрка, хватит поливать меня краской!

— Я-то здесь причём, — мрачно огрызнулся Пятёрка, — если Семёрка всё время пихает меня под локоть.

Семёрка поднял на него глаза и сказал: — Правильно, Пятёрка, всегда вали вину на другого.

— Уж тебе-то лучше бы помолчать, — сказал Пятёрка, — я вчера своими ушами слышал, как Королева пообещала отрубить тебе голову.

— За что? — спросил первый из говорящих.

— Это не ТВОЁ дело, Двойка, — оборвал его Семёрка.

— Нет, ЭТО его дело, — возразил Пятёрка, — и я ему скажу: за то, что он принёс на кухню луковицы тюльпана вместо горького лука.

Семёрка отшвырнул кисть и начал было: — Ну, знаете ли, из всех несправедливостей... — как взгляд его упал на Алису, которая стояла рядом, разглядывая компанию, и он вдруг осёкся, остальные тоже оглянулись и все склонились в низком поклоне.

— Не скажете ли вы, — как-то робко спросила Алиса, — зачем вы красите эти розы?

Пятёрка и Семёрка ничего не ответили, но посмотрели на Двойку. Тот заговорил почти шёпотом: — Видите ли, сударыня, нам следовало посадить КРАСНЫЕ розы, а мы по ошибке посадили белые. Если Королева узнает об этом, она отрубит нам головы, знаете ли. Так что, сударыня, мы делаем всё возможное, чтобы до её прихода... — в этот момент Семёрка, который с беспокойством вглядывался в сад, воскликнул: — Королева! Королева! — и все трое садовников мгновенно бросились ничком на землю. Раздался звук множества шагов, и Алиса обернулась, чтобы увидеть Королеву.

Впереди шли десять вооружённых солдат, все они были одеты в форму, как и три садовника, продолговатые и плоские с руками и ногами по углам, за ними десять придворных, украшенных бриллиантами, они маршировали по двое, как и солдаты. За ними следовали царские дети — их было тоже десять, украшенные сердечками малыши тоже шли по двое, держась за руки и весело подпрыгивая на ходу. Следом появились гости, в основном короли и королевы, и среди них Алиса узнала Белого Кролика, он что-то нервно тараторил, улыбаясь всем собеседникам, и проскочил мимо Алисы, не заметив её. Далее проследовал Валет Червей, несущий на малиновой бархатной подушечке Королевскую Корону, и в завершение торжественной процессии явились Король и Королева Червей.

Алиса засомневалась — а не стоит ли ей уподобиться садовникам и тоже пасть ниц, поскольку она не могла припомнить никаких правил поведения в присутствии царственных особ. Но ей пришла на ум мысль — а к чему тогда процессия, если лежащие на земле вниз лицом всё равно её не увидят? — и она осталась стоять в ожидании дальнейших событий.

Когда процессия поравнялась с Алисой, шествие остановилось, и Королева спросила строго: — Кто это? — Она обращалась к Червовому Валету, который в ответ только улыбнулся и отвесил поклон.

— Идиот, — сказала Королева, нетерпеливо вскинув голову и, обращаясь к Алисе, продолжила, — Как тебя зовут, дитя?

— С Вашего позволения, Ваше Величество, меня зовут Алиса, — очень вежливо сказала Алиса, но про себя добавила, — Да ведь это же всего-навсего колода карт, с какой стати мне их бояться?

— А ЭТО ещё кто? — спросила Королева, указывая на садовников, лежащих вокруг розового дерева: поскольку, сами понимаете, они лежали вниз лицом, а рубашки у всех карт в колоде одинаковы, она не могла взять в толк, кто перед ней — солдаты, придворные или трое из её собственных детей.

— Мне-то откуда знать? — отвечала Алиса, удивляясь собственной смелости, — и вообще это меня не касается.

Королева побагровела от ярости и, бросив на неё свирепый взгляд, взвыла как зверь: — Отрубить ей голову! Отрубить...

— Чушь! — сказала Алиса. Королева молчала.

Король положил руку ей на плечо и робко сказал: — Подумайте, моя дорогая: она всего лишь ребёнок!

Королева возмущенно отвернулась от него и сказала Валету: — Переверните их!

Валет осторожно ковырнул их ногой.

— Встать! — взвизгнула Королева, — и трое садовников мигом вскочили на ноги и принялись кланяться Королю, Королеве, королевским детям и всем остальным без разбору.

— Прекратить! — закричала Королева, у меня от вас голова кружится, — и, поглядев на розовое дерево, продолжила, — что вы здесь делаете?

— С позволения Вашего Величества, — смиренным тоном сказал Двойка, опускаясь на одно колено, — мы пытались...

— Вижу! — отрезала Королева, разглядывая розу. — Отрубить им головы! — и процессия тронулась в путь, оставив трёх солдат для расправы над несчастными садовниками, которые бросились к Алисе за защитой.

— Вы не должны быть обезглавлены! — сказала Алиса и положила их в стоящий рядом большой цветочный горшок. Солдаты послонялись минуту-другую в поисках беглецов и неторопливо отправились вслед остальным.

— Ну что, отрубили им головы? — крикнула Королева.

— Осмелюсь доложить, Ваше Величество, головы исчезли, — крикнули в ответ солдаты.

— Отлично! — крикнула Королева, — Вы умеете играть в крокет?

Солдаты молчали, глядя на Алису, как будто вопрос в действительности относился к ней.

— Да! — прокричала Алиса.

— Вперед! — прокричала Королева, и Алиса присоединилась к хвосту процессии, с удивлением думая о том, что будет дальше.

— Это, это очень хороший день, — раздался робкий голос рядом с Алисой. Это был Белый Кролик, который с беспокойством вглядывался в её лицо.

— Очень, — сказала Алиса, — а где Герцогиня?

— Тише, тише, — затараторил кролик вполголоса. Говоря это, он с тревогой оглядывался через плечо, потом привстал на цыпочки и прошептал прямо в ухо Алисе, — Она приговорена к смертной казни.

— А зачем? — спросила Алиса.

— Вы сказали: — Какая жалость? — переспросил Кролик.

— Нет, — сказала Алиса. — Ни о какой жалости и речи нет. Я спросила — зачем?

— Она надрала королеве уши, — заговорил Кролик. Алиса хихикнула. — О, тише, — прошептал Кролик, — Королева может услышать! Видите ли, она несколько запоздала, и Королева сказала...

— Все по местам! — громовым голосом прокричала Королева, и народ стал разбегаться во все стороны, спотыкаясь, кувыркаясь и натыкаясь друг на друга. Однако постепенно всё пришло в порядок, и спустя минуту-другую игра началась. Алиса подумала, что в жизни не видала такой забавной площадки для крокета: это были сплошные бугры и канавы, шарами служили живые ежи, молотками — живые фламинго, а солдаты были вынуждены сложиться пополам, чтобы, встав на руки и ноги одновременно, изобразить из себя воротца.

С самого начала главной трудностью для Алисы оказалась управление своим фламинго. С большими усилиями ей удалось затолкать его себе подмышку — с одной стороны спущенные ноги, с другой — красиво выпрямленная шея. Это оказалось довольно удобно. Но как только она собиралась нанести удар по ежу, как шея изгибалась и голова фламинго оказывалась на уровне лица Алисы и принималась смотреть ей в глаза с таким озабоченным видом, что Алиса не могла не расхохотаться. Алисе приходилось начинать всё сначала, но тут оказывалось, что ёж дал дёру, а догнать его не было никакой возможности, повсюду бугры да канавы, к тому же солдаты при приближении Алисы разбегались кто куда. В конечном счете — хотя и довольно скоро — Алиса пришла к выводу, что крокет — это в самом деле очень трудная игра.

Играли все одновременно, не соблюдая никакой очередности, игроки постоянно ссорились и дрались из-за ежей, так что вскоре Королева пришла в совершенную ярость и отправилась восвояси, топоча ногами и крича поминутно: — Отрубить ему голову! — или — Отрубить ей голову!

Алиса начала испытывать серьёзное беспокойство: хотя у неё ещё не было никаких препирательств с Королевой, они могли случиться в любую минуту, и бог знает чем это может — думала она — обернуться в конечном счете. Они так любят рубить здешнему народу головы, что странно, что хоть кто-то ещё остался в живых.

Алиса уже стала подумывать о том, как бы это удрать понезаметней, но тут заметила в воздухе нечто весьма любопытное — вначале ЭТО озадачило её, но через пару минут она улыбнулась и сказала себе: — Да это же Чеширский Кот! Наконец-то будет с кем поговорить.

— Как дела? — сказал Кот, как только его рот проявился настолько, что обрел способность разговаривать.

Алиса подождала когда появятся глаза и кивнула в ответ. — Бесполезно, — подумала она, — заводить разговор пока не появятся уши или хотя бы одно из них. Спустя минуту появилась вся голова, Алиса отложила фламинго и стала делиться впечатлениями об игре радуясь тому, что наконец нашла слушателя. Кот решил, что головы будет вполне достаточно для беседы и больше проявляться не стал.

— Не думаю, что это достаточно честная игра, — начала Алиса жалобным голосом, — они все так страшно ссорятся, не разобрать ни слова, и похоже, что у них тут нет никаких правил, а если и есть, то никто их не соблюдает. Вы не представляете себе, какая неразбериха происходит из-за того, что весь инвентарь живой — например, надо бы мне пройти через воротца — а они уже отправились гулять на другой край лужайки. Собралась влупить по ежу Королевы, он тут же удрал, как только завидел моего.

— Как тебе нравится Королева? — спросил Кот негромко.

— Никак, — сказала Алиса, — она настолько... — тут Алиса заметила, что Королева стоит рядом и внимательно слушает их разговор, и продолжила, — хорошо играет, что не оставляет другим никаких шансов, и, похоже, пора мне заканчивать игру.

Королева с улыбкой удалилась.

— С кем это ты разговариваешь? — спросил Король, приближаясь к Алисе и разглядывая кошачью голову с крайним любопытством.

— Это мой друг, Чеширский Кот, — сказала Алиса, — позвольте представить его Вашему Величеству.

— Ни в коем случае, — сказал Король, — Впрочем, если хочет, может поцеловать мне руку.

— Я бы предпочел не делать этого, — заметил Кот.

— Не дерзи, — сказал Король, — и не смотри на меня так! — Говоря это, он спрятался за спину Алисы.

— Коту разрешается смотреть на короля, — сказала Алиса. — Я читала об этом в какой-то книге, не помню, правда, в какой.

— Ну что же, всё равно ему здесь не место, — сказал Король убежденно и обратился к проходящей мимо Королеве: — Друг мой, извольте распорядиться!

У Королевы было единственный способ разрешения проблем, больших и малых, поэтому она сказала: — Отрубить ему голову!

— Я сам сбегаю за палачом, — сказал нетерпеливо Король и поспешил прочь.

Алиса подумала было вернуться на лужайку и посмотреть, как идёт игра, как до неё донесся возмущенный голос Королевы. Это был уже третий смертный приговор игрокам, чья вина состояла в том, что они пропустили свою очередь. Всё это ужасно не нравилось Алисе — игра была в разгаре, но царила такая суматоха и неразбериха, что она никак не могла понять, не её ли сейчас очередь, и она отправилась на поиски своего ежа.

Тот ввязался в драку с другим ежом, и это была прекрасная возможность нанести удар сразу по обоим дерущимся, но проблема состояла в том, что фламинго перебежал в другой край сада, и Алисе оставалось только следить за его безуспешными попытками взлететь на дерево.

В конце концов, Алисе удалось поймать фламинго, драка к тому времени кончилась, и оба ежа скрылись из глаз. — Но это вовсе неважно, — подумала Алиса, — поскольку все воротца опять разбежались кто куда. Она запихала фламинго подмышку, чтобы тот опять никуда не делся, и отправилась обратно с тем, чтобы поболтать с приятелем.

Вернувшись она к своему удивлению обнаружила целую толпу, собравшуюся возле Чеширского Кота. Случился спор между палачом, Королем и Королевой, все они говорили одновременно, тогда как остальные безмолвствовали, картина было довольно удручающей.

Стоило Алисе появиться, как все обратились к ней с просьбой разрешить вопрос, но — так как все трое говорили разом — Алисе было довольно трудно понять, о чём вообще идёт речь.

Аргумент палача заключался в том, что невозможно отделить голову от несуществующего тела, ему прежде не приходилось делать ничего в этом роде, а в его возрасте поздно было бы начинать учиться подобным вещам.

Король исходил из того, что всё имеющее голову может быть обезглавлено, и нечего тут болтать всякие глупости.

Довод Королевы был таков: если дело не будет сделано немедленно, то головы она отрубит всем до единого — это замечание заставило всю компанию обеспокоиться уже всерьёз.

Алисе не пришло в голову ничего кроме как предложить обратиться непосредственно к Герцогине, так как Кот состоял в её собственности.

— Она в тюрьме, — сказала Королева и обратилась к палачу, — Доставить её немедленно. — Палач умчался стрелой.

Как только он убежал, голова Кота стала исчезать, Король и палач заметались в поисках беглеца, тогда как остальные вернулись к игре.

Глава 9.
ИСТОРИЯ НЕДОЧЕРЕПАХИ

— Ах, как я рада тебя снова видеть, милое дитя, — сказала Герцогиня, с чувством ухватив Алису под руку.

Алиса рада была увидеть Герцогиню в таком добром расположении духа, и она подумала, что, может быть, причиной дурного настроения Герцогини при встрече их на кухне был перец.

— Когда я стану герцогиней, — сказала себе Алиса, не очень, правда, уверенным тоном, — у меня на кухне не будет никакого перца ВООБЩЕ. Может быть, именно перец делает людей вспыльчивыми. Суп может прекрасно себя чувствовать и без... — продолжала она, довольная своим открытием целого свода правил, — уксуса, который делает людей кислыми, без ромашки, которая делает людей горькими, без ячменного сахара и прочих продуктов, которые делают детей мягкотелыми. Я только хочу, чтобы люди имели это в виду, может тогда они не были бы такими скупердяями, скажу я вам...

К этому времени она совершенно забыла о Герцогине, и испытала крайнее удивление, услышав её голос у самого уха: — Вы задумались о чём-то, моя дорогая, это отвлекает вас от беседы. Не могу сказать сейчас, в чём тут мораль, но попозже, думается, вспомню.

— А может, и нет, — рискнула заметить Алиса.

— Спокойно, спокойно, дитя моё, — сказала Герцогиня. — Мораль есть во всём, надо только поискать хорошенько. — С этими словами она прижалась к Алисе.

Это было не очень-то приятно: во-первых, Герцогиня была уродлива, во-вторых, она была такого роста, что её острый подбородок упирался Алисе прямо в плечо. Однако Алиса не хотела показаться невежливой девочкой, и терпела это как могла.

— Кажется, игра пошла поживей, — сказала она, чтобы как-то поддержать разговор.

— Несомненно, — ответила Герцогиня, — а мораль этого состоит вот в чём: «Любовь, любовь, одна ты движешь миром!».

— Между прочим, кто-то сказал, — пробормотала Алиса, — что именно это делает тот, кто занимается своим делом.

— Ах, ладно тебе, это одно и то же, — сказала Герцогиня, и, утыкаясь остреньким подбородком в плечо Алисе, добавила, — а мораль ЭТОГО такова: управляй своими чувствами, звуки сами о себе позаботятся.

— Как она любит ко всему приплетать мораль, — подумала Алиса.

— Тебя, видимо, удивляет, что я не обниму тебя за талию, — сказала Герцогиня после некоторой паузы, — дело в том, что мне не внушает доверия характер твоего фламинго. Могла бы я поставить эксперимент?

— Он может и укусить, — осторожно ответила Алиса, которой очень не хотелось, чтобы эксперимент состоялся.

— Истинная правда, сказала Герцогиня, — и фламинго, и горчица очень кусачи. А мораль такова: рыбак рыбака видит издалека.

— Однако горчица не птица, — заметила Алиса.

— Ты как всегда права, — сказала Герцогиня, — у тебя замечательная способность ясно излагать самую суть вещей.

— Горчица — это минерал, — сказала Алиса.

— Разумеется, — сказала Герцогиня. Она, кажется, готова была соглашаться с Алисой во всём.

— О, я знаю, — воскликнула Алиса, — это овощ! Не похожий на другие, но овощ.

— Совершенно с тобой согласна, — сказала Герцогиня, — а мораль этой истории такова — будь тем, кем хочешь казаться. Проще говоря, не пытайся казаться тем, чем не являешься в глазах окружающих или не пытайся быть иным, чем рассчитывали тебя видеть другие.

— Думаю, мне было бы понятней, — сказала Алиса вежливо, — если бы я это записала, со слуха мне трудно уследить за ходом вашей мысли.

— Это ещё пустяки по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, — заметила Герцогиня довольным тоном.

— Прошу вас, не утруждайте себя продолжением, — сказала Алиса.

— О, это мне ничего не стоит, — сказала Герцогиня. — Можешь считать подарком всё, что я тебе сказала.

— Невелик подарок, — подумала Алиса, — не хотелось бы получить такой на день рождения. Но не отважилась высказать это вслух.

— Опять задумалась? — спросила Герцогиня, ещё раз боднув Алису подбородком.

— Я имею право думать, — резко ответила Алиса, всё это начинало её раздражать.

— Это так же верно, — сказала Герцогиня, — как и то, что свиньи должны летать, мор...

— Но тут, к великому удивлению Алисы, голос Герцогини пресёкся как раз посередине её любимого словечка «мораль», а рука, прижатая к Алисе, задрожала. Алиса подняла глаза — прямо перед ними со скрещёнными руками стояла Королева, грозно глядя на них.

— Прекрасный день, Ваше Величество, — пролепетала Герцогиня упавшим голосом.

— А теперь я предупреждаю, — закричала Королева, топая ногами, — либо ты уберёшься немедленно, либо не сносить тебе головы! Выбирай!

Герцогиня немедленно сделала выбор, и — след её простыл.

— Продолжим игру, — сказала Королева Алисе, — Алиса была до того растеряна, что не могла вымолвить ни слова, и молча поплелась за Королевой на крокетную лужайку.

Остальные игроки воспользовались отсутствием Королевы и расположились на отдых в тени. Увидев ЕЁ, они поспешили вернуться к игре. Королева на это лишь заметила, что малейшая задержка могла бы стоить им жизни.

Всё время пока шла игра, Королева не переставала придираться к её участникам с криками: «Голову ему долой!» или «Отрубить ей голову!». Приговорённые немедленно брались солдатами под стражу и уводились к месту экзекуции, так что вскоре на лужайке из всех игроков остались только Король, Королева и Алиса.

Королева остановилась, совершенно запыхавшись, и сказала Алисе: — Ты уже видела Недочерепаху?

— Нет, — ответила Алиса, — я даже не знаю, что это такое.

— Это то, из чего делают недочерепаховый суп, — сказала Королева.

— Никогда не слышала даже о чём-то подобном.

— Тогда пойдём, и он расскажет тебе свою историю, — сказала Королева.

Уходя, Алиса услышала, как Король полушёпотом сказал всей компании: «Вы все прощены». — Это очень хорошо, — сказала она себе, потому что чувствовала себя достаточно неловко при мысли об огромном количестве предстоящих казней.

Очень скоро они наткнулись на Грифона, крепко спавшего на солнце. (Если вы не знаете, что такое Грифон, посмотрите на картинку). — Вставай, ленивая сволочь, и проводи юную леди к Недочерепахе, пусть тот расскажет свою историю. А мне ещё надо вернуться и отдать кое-какие распоряжения по поводу казней. — И она удалилась, оставив Алису наедине с Грифоном. Алиса была не в восторге от общества этого существа. Но, в целом, она подумала, это всё же безопасней, чем составлять компанию чокнутой Королеве, так что она осталась ждать продолжения.

Грифон уселся и стал протирать глаза, чтобы хоть как-то прийти в себя, потом хихикнул. — Ну и потеха, — сказал он, обращаясь то ли к себе, то ли к Алисе.

— Какая потеха? — спросила Алиса.

— Да Королева же, — сказал Грифон, — с её фантазиями. Здесь сроду никого не казнили, доложу я вам. Пойдем!

— И все говорят одно и то же — пойдем! — подумала Алиса на ходу, — В жизни мне столько не приказывали. Никогда!

Им не пришлось идти далеко — вскоре они обнаружили Недочерепаху, сидящего одиноко с печальным видом на небольшом скальном выступе. Приблизившись, Алиса услыхала, как тот вздыхает, словно сердце его безнадёжно разбито. Алисе стало жалко бедняжку. — Отчего он так печален? — спросила она у Грифона. Грифон ответил почти теми же словами, что и прежде: — Да нет у него никакой печали, всё это фантазии, знаешь ли. Пойдем!

Они поднялись к Недочерепахе, который смотрел на них глазами, полными слез, не говоря ни слова.

— Эта юная леди, — сказал Грифон, — хотела бы узнать твою историю. Ну же!

— Я расскажу ей, — произнес Недочерепаха утробным голосом, — садитесь оба и молчите, пока я не закончу.

Они уселись и несколько минут провели в полном молчании. Алиса подумала: — Не понимаю, как вообще он может закончить то, что вообще не начинал, — но терпеливо продолжала ждать.

— Когда-то, — сказал наконец Недочерепаха с глубоким вздохом, — я был настоящей черепахой.

С этими словами он погрузился в глубокое молчание, прерываемое только его глубокими рыданиями да странными звуками вроде «Хрхйх!», издаваемыми Грифоном. Алиса была уже готова уйти, поблагодарив за интересный рассказ, но не могла в то же время отделаться от мысли, что ей стоило бы задержаться. И она продолжала сидеть молча.

— Когда мы были маленькими, — продолжил наконец Недочерепаха уже спокойней, но всхлипывая время от времени, — мы пошли в морскую школу. Учителем у нас был милый такой старикашка, мы звали его Черепушкой...

— А почему не Черепашкой? — спросила Алиса.

— Потому что у него был огромный лысый ЧЕРЕП, — ответил Недочерепаха. — Боже, какая же ты зануда.

— Постыдилась бы задавать такие простые вопросы! — добавил Грифон и оба замолчали, глядя на бедную Алису, которая чувствовала, что готова провалиться сквозь землю. Наконец Грифон сказал Недочерепахе, — Давай, старик, не тратить же на эту ерунду целый день, — и тот продолжил:

— Да, мы посещали морскую школу, хоть ты и не веришь этому.

— Ничего подобного я не говорила, — перебила его Алиса.

— Ты — говорила! — сказал Недочерепаха.

— Попридержи язык! — добавил Грифон, прежде чем Алиса успела что-то ответить.

— Мы имели лучшее образование, школу мы посещали ежедневно...

— Я тоже ходила в дневную школу, — сказала Алиса, — и очень горжусь этим.

— С дополнительными занятиями? — несколько обеспокоенно спросил Недочерепаха.

— Да, — сказала Алиса, — мы обучались французскому и музыке.

— И стирке? — сказал Недочерепаха.

— Разумеется, нет! — возмутилась Алиса.

— Ах, ну тогда у вас была не очень хорошая школа, — сказал Недочерепаха с явным облегчением. — У нас в конце счёта всегда стояло — «французский, музыка и стирка — дополнительно».

— Зачем же вам нужна была стирка, — сказала Алиса, — если вы жили на дне морском?

— Не знаю, — сказал Недочерепаха, — я мог позволить себе только обязательные предметы.

— Какие? — поинтересовалась Алиса.

— Как базовые, разумеется, выдрючивание и выкаблучивание, — ответил Недочерепаха. — А также различные арифметические действия: умножение, разложение, низложение и искажение.

— Не пойму, причём тут искажение, — осмелилась заметить Алиса.

Грифон удивлённо поднял обе лапы. — Как, ты никогда не слышала об этом арифметическом действии, как я понимаю? — воскликнул он возмущенно.

— Никогда, — смутилась Алиса.

— Хорошенькое дельце, — сказал Грифон, — какую же математику вам тогда преподавали? Или ты НИКУДЫШНАЯ ученица.

— У Алисы пропала всякая охота задавать вопросы на эту тему, она повернулась к Недочерепахе и поинтересовалась вежливо: — А какие дисциплины вы ещё проходили?

— Ну, там были всякие Истории — и древнейшие, и новейшие, — стал перечислять Недочерепаха, загибая пальцы на ластах, — ещё Морская топография — учителем Топографии был старый угорь, приходивший раз в неделю, он же преподавал нам Вытягивание, Выкручивание и Обморочную спираль.

— А на что ЭТО похоже? — спросила Алиса.

— Ну, я показать тебе этого не могу, — сказал Недочерепаха, — я слишком жёсток для таких упражнений. А Грифон никогда этому не учился.

— У меня на это не было времени, — сказал Грифон, — Я обучался Классике у Старого Краба.

— Я никогда не был у него, — со вздохом сказал Недочерепаха, — он, говорят, учил плакать и смеяться.

— Да, уж учил так учил, — сказал Грифон, вздыхая в свой черёд. И оба существа зарылись мордами в лапы.

— А сколько часов в день вы занимались? — спросила Алиса, чтобы сменить тему.

— Десять часов в первый день, сказал Недочерепаха, — девять во второй и так далее.

— Какое интересное расписание, — воскликнула Алиса.

— Потому-то их и называют уроками, — заметил Грифон, — именно потому, что их количество сокращается каждый день.

Это была новость для Алисы, и ей пришлось подумать хорошенько, прежде чем задать вопрос: — Значит, одиннадцатый день был выходным?

— Естественно, — ответил Недочерепаха.

— А что тогда было на двенадцатый? — нетерпеливо спросила Алиса.

— Хватит об уроках, — решительно оборвал её Грифон. Расскажи-ка лучше ей о наших играх.

Глава 10.
КАДРИЛЬ С ОМАРАМИ

Недочерепаха испустил глубокий вздох и протёр глаза тыльной стороной ласта. Глядя на Алису, он пытался что-то сказать, но минуту или две рыдания буквально душили его. — Такое впечатление, будто у него кость в горле, — сказал Грифон и принялся трясти его и колотить по спине. Наконец к Недочерепахе вернулась способность говорить, хотя слезы всё ещё текли по его щекам, и он продолжил:

— Возможно, ты не очень долго жила под водой. — Верно, — подумала Алиса, — и, возможно, даже никогда не была представлена Омару (Алиса хотела было сказать: — Я пыталась, — но тут же осеклась и призналась), — Нет, никогда. — так что и представить себе не можешь, что за восхитительная вещь Кадриль Омара.

— Нет, конечно же, — сказала Алиса. — И что это за танец такой?

— Ну, — сказал Грифон, — сначала вы выстраиваетесь в линию на самой кромке воды...

— В две линии! — закричал Недочерепаха, — тюлени, черепахи, лососи и все остальные, потом, когда уберете с дороги всех медуз...

— ЭТО обычно занимает некоторое время, — перебил его Грифон.

— Вы делаете два поступательных движения...

— Каждый со своим Омаром в качестве партнера... — закричал Грифон.

— Разумеется, — сказал Недочерепаха, — два шага вперед, бросаетесь к партнёру...

— Меняете омара и возвращаетесь в строго обратном порядке, — продолжил Грифон.

— Потом, понимаешь ли, — продолжил Недочерепаха, — швыряете...

— Омара!!! — завопил Грифон подпрыгнув при этом высоко в воздух.

— В море как можно дальше...

— И плывёте следом за ним!!! — заорал опять Грифон как резаный.

— Затем возвращаетесь на землю, и это конец первой фигуры, — сказал Недочерепаха, неожиданно понизив голос, и оба существа, которые перед этим скакали и вопили как сумасшедшие, снова опустились на землю и стали тихо и печально смотреть на Алису.

— Должно быть, это красивый танец, — сказала Алиса робко.

— Хотела бы ты увидеть его? — сказал Недочерепаха.

— Разумеется, очень хотела бы, — сказала Алиса.

— Давай-ка попробуем первую фигуру, — сказал Недочерепаха Грифону, — Можно обойтись и без омаров. Кто будет петь?

— Пой ты, — сказал Грифон, — я подзабыл слова.

И они стали в торжественном танце вращаться вокруг Алисы, притом то и дело натыкаясь на неё и наступая ей на пятки, отбивая лапами ритм, тогда как Недочерепаха медленно и грустно пел нижеследующее:

— Благодарю вас, это исключительно интересный танец, — сказала Алиса, довольная тем, что всё наконец кончилось. — Особенно мне понравилась песенка про карася.

— А, кстати о карасях, — сказал Недочерепаха, — ты их видела, конечно?

— Да, — ответила Алиса, они частенько бывали у нас к ужину, — Алиса вовремя спохватилась.

— Ну, если ты часто их видела, — сказал Недочерепаха, — то должна знать, как они выглядят.

— Я полагаю, — сказала Алиса задумчиво, — Это такие существа с хвостами во рту и обсыпанные сухарными крошками.

— Насчет крошек ты ошибаешься, их смыло бы в море, — сказал Недочерепаха, — а хвосты у них во рту потому что... — он зевнул и закрыл глаза. — Объясни ей, почему — ну и всякое такое, — сказал он Грифону.

— А потому, — сказал Грифон, — что они отправились с омарами на танцы. А потом их зашвырнули в море, да так далеко, что они пока летели, то заглотнули собственные хвосты, и так глубоко, что потом не смогли их вытащить обратно. Это всё.

— Благодарю, — сказала Алиса, — как интересно. Я никогда прежде не слышала такого о карасях.

— Ну, я мог бы рассказать и побольше, если хочешь, — сказал Грифон, — Знаешь, например, почему карася так назвали?

— Никогда об этом не думала, — сказала Алиса. — Почему?

— ВСЁ ДЕЛО В ТУФЛЯХ И САПОГАХ, — торжественно ответил Грифон.

— Алиса была совершенно озадачена: — Сапогах и туфлях, — повторила она удивленно.

— Ну а с твоими туфлями что? — сказал Грифон, — я в том смысле, что чем ты их чистишь до такого блеска?

Алиса взглянула на свои туфли и, подумав немного, сказала: — Чёрным обувным кремом, я полагаю.

— Сапоги и туфли на морском дне, — тут Грифон перешел почти на шепот, — тачают морские караси. Теперь ты ЭТО знаешь.

— А из чего? — спросила Алиса крайне удивленно.

— Из шкуры угрей и камбалы, несносная ты девчонка, — Грифон вышел из терпения, — любой устрице это известно.

— Вот я о чём подумала: морские свиньи питаются рыбой, не так ли? И если бы я была рыбёшкой, — сказала Алиса, мысли которой всё ещё были заняты услышанной ею песней, — я бы сказала морской свинье: держитесь от нас подальше, мало ли какое свинство у вас на уме.

— Без свиньи никак нельзя, — сказал Недочерепаха, — ни одна разумная рыба шагу не ступит без свиньи. Какая ни есть, а компания. Не так одиноко, да и свинью при возможности подложить, знаешь ли...

— Неужели это так необходимо? — удивлению Алисы не было предела.

— Разумеется, нет, — сказал Недочерепаха, — и если бы ко мне пришла рыбёшка, и сказала, что собирается в путешествие и ищет в товарищи свинью, я бы, естественно, поинтересовался: — А что ты задумала, что тебе надо от этого порося?

— Простите, но, может, вы имели в виду карася? — совсем растерялась Алиса, — вы ничего не путаете? Может быть, вы имели в виду...

— Уж я-то всегда знаю, ЧТО я имею в виду, — оскорбился Недочерепаха. А Грифон добавил: — Давай-ка теперь ты расскажешь о ТВОИХ приключениях.

— Я могла бы рассказать о своих приключениях, — робко сказала Алиса, — начиная с сегодняшнего утра. Не стоит возвращаться ко вчерашним, потому что вчера я была совсем другим человеком.

— Объясни, что это значит, — сказал Недочерепаха.

— Нет, нет! – возразил Грифон, — все объяснения как-нибудь в другой раз.

— И Алиса начала описывать свои приключения, начиная с момента, когда она впервые увидела Белого Кролика. Она несколько нервничала в начале рассказа, но оба существа так близко подобрались к ней и так широко открыли глаза и рты, что она осмелела и продолжила уже более уверенно. Слушатели хранили глубокое молчание до тех пор, пока она не дошла до слов: «ВЫ СТАРЫ, ДЯДЯ ВИЛЬЯМ», до Гусеницы и прочего, тут Недочерепаха издал долгий вздох и сказал «Это исключительно интересно».

— Интересней и быть не может, — Сказал Грифон.

— Но всё было совсем не так, — задумчиво сказал Недочерепаха. Пусть она всё повторит с самого начала, скажи ей. Он посмотрел на Грифона, словно тот имел какую-то власть над Алисой.

— Встань смирно и скажи: — ЗАВТРА, ЗАВТРА, НЕ СЕГОДНЯ, ТАК ЛЕНТЯИ ГОВОРЯТ! – приказал Грифон.

— Как же они любят командовать, прямо как классные дамы, — подумала Алиса. — Такое впечатление, что ты на уроке. Тем не менее, она встала и принялась декламировать. Но голова её была так забита песенкой об Омарах, что она понесла чушь, и притом чушь несусветную.

А дальше пошла и вовсе какая-то белиберда:

— Это не совсем те стихи, которые я учил в детстве, — сказал Грифон.

— Да, я тоже не слышал этого прежде, — сказал Недочерепаха. — Полагаю, это полная околесица.

Алиса молчала, она сидела, закрыв лицо руками, и думала: — Когда же всё это кончится, и вернется нормальная жизнь.

— Я требую, чтобы она раскрыла смысл стихотворения, — сказал Недочерепаха.

— Не думаю, что это ей удастся, — сказал Грифон, — пусть лучше ещё продекламирует что-нибудь.

— Опять про Омара? — воспротивился Недочерепаха, — Полное вранье. Не представляю себе, как омар может поперхнуться устрицей.

— Об этом лучше было бы справиться у врача, — сказала Алиса, ей не терпелось сменить тему разговора.

— Давай-ка следующий куплет, — нетерпеливо повторил Грифон, — начни так: «Темнеют аллеи приморского сада».

Алиса не посмела возразить, хотя была уверена в том, что продолжать не стоит, поэтому сразу сбилась с размера и темы, но начала дрожащим голосом:

— Стоп, стоп, стоп! — прервал её Недочерепаха, — Пощади наши уши. Это самая нелепая нелепица, которую мне доводилось слышать.

— Да, полагаю, лучше бы тебе остановиться, — сказал Грифон, Алиса этого только и ждала.

— Хочешь увидеть другую фигуру из Кадрили с Омарами? — продолжал Грифон. — Или пусть лучше Недочерепаха снова споёт?

— О, пусть споёт, если можно! — ответила Алиса с такой поспешностью, что Грифон даже оскорбился. — Ужасно безвкусная особа, спой ей «Черепаховый суп», будь добр, старина.

Недочерепаха вздохнул протяжно и глухим голосом, прерываемым рыданиями, запел:

— Ради Бога, спой ещё разок! — закричал Грифон, и Недочерепаха принялся было за пение, как издалека раздался голос: «Процесс начинается!».

— Побежали! — воскликнул Грифон, хватая Алису за руку, и они помчались, не дожидаясь продолжения песни.

— Какой процесс? — Алиса задыхалась от быстрого бега, но Грифон только и ответил: — Поторопись! — и прибавил скорости, тогда как издалека всё слабее слышалось доносимое ветром печальное пение Недочерепахи:

Глава 11.
КТО УКРАЛ ПИРОЖКИ?

Прибежав, они увидели Короля и Королеву, сидящих на троне. Вокруг них собралась огромная толпа всякой мелкой живности — зверей и птиц, а также полная колода карт. Перед ними стоял Валет, закованный в цепи, с каждой стороны по солдату для охраны, рядом с Королем Белый Кролик с трубой в одной руке и свитком пергамента в другой. Посреди двора находился стол с большим блюдом, на котором были аккуратно разложены пирожки. С виду они были так аппетитны, что вызвали у Алисы приступ голода.

— Скорей бы закончился процесс, да приступили к угощению, — подумала Алиса, но надежд было мало, и чтобы скоротать время, Алиса стала оглядываться по сторонам.

Она никогда не была в судах, но читала о них в книжках. С удовольствием она обнаружила, что ей были известны названия почти всего, что видела.

— Это и есть судья, потому что на голове у него огромный парик, — подумала она.

Судьёй, к слову сказать, был Король. Правда, корону ему пришлось нахлобучить поверх парика, что выглядело довольно неуклюже, и поэтому Король, похоже, чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

— Это скамья присяжных, — подумала она, а эти двенадцать существ, — она вынуждена была употребить это слово, так как часть присяжных была животными, часть — птицами, — это присяжные заседатели, — она повторила это дважды или трижды про себя, с чувством несомненной гордости — в самом деле, немногие из девочек её возраста знают значение таких слов.

Двенадцать присяжных что-то с деловым видом писали на грифельных досках.

Алиса шепнула на ухо Грифону: — Что они делают? Ведь им ничего нельзя писать до начала процесса?

— Они записывают свои имена, — прошептал Грифон в ответ, — боятся забыть их за время процедуры.

— Что за болваны! — почти закричала Алиса возмущенно, но тут же замолчала, потому что Белый Кролик объявил громко: — Суд! — а Король надел очки и стал озираться, пытаясь понять, кто это нарушает порядок.

Алиса хорошо видела через плечо присяжных, что они все выводили на своих досках слово «болваны», а один из них и вовсе не знал, как пишется это слово, и вынужден был справляться у соседа.

— Представляю себе, что они там понапишут ещё, — подумала Алиса.

У одного из присяжных громко скрипел карандаш. Это, естественно, нервировало Алису, поэтому она подскочила к негоднику (а это была ящерица Билл) и выхватила карандаш с такой скоростью, что бедный присяжный не смог понять, куда делся его инструмент, и до конца процесса вынужден был водить по доске пальцем, от чего, прямо скажем, толку было немного.

— Глашатай, зачитай обвинение! — сказал Король.

Белый Кролик трижды протрубил в трубу, затем развернул свиток и прочёл следующее:

— Удаляйтесь на совещание, — обратился Король к присяжным.

— Ещё нет, ещё нет! — перебил его Кролик, — предстоит ещё много чего сделать.

— Вызовите первого свидетеля, — сказал Король, и Белый Кролик трижды протрубил в трубу и выкрикнул: — Первый свидетель!

Первым был Шляпник. Он вошел с чашкой чая в одной руке и с бутербродом в другой. — Прошу прощения, Ваше Величество, — начал он, — но я как раз начал пить чай, когда явились за мной.

— А должен был уже закончить, — сказал Король, — Долго нам ещё ждать?

Шляпник посмотрел на Мартовского Зайца, который сопровождал его рука об руку с Соней. — Четырнадцатого марта, я думаю, это было, — сказал он.

— Пятнадцатого, — сказал Мартовский Заяц.

— Шестнадцатого, — сказала Соня.

— Запишите это, — сказал Король присяжным, и те записали все три даты, потом сложили их и конвертировали в шиллинги и пенсы.

— Сними Шляпу, — сказал Король Шляпнику.

— Это не моя шляпа, — сказал Шляпник.

— Краденная! — воскликнул Король, обращаясь к присяжным, и те немедленно зафиксировали это обстоятельство.

— Я держу их на продажу, — сказал Шляпник, — своих шляп у меня нет.

Тут Королева надела очки и принялась разглядывать Шляпника, отчего тот побледнел и замер на месте.

— Успокойся и свидетельствуй, — сказал Король, — иначе я тебя казню тут же.

Между тем угроза не возымела никакого воздействия на свидетеля — он продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу и уставившись на Королеву, в замешательстве он откусил кусок от чайной чашки вместо бутерброда.

В этот момент Алиса испытала довольно любопытное ощущение, которое немало озадачило её, но наконец она поняла, что происходит: она снова начала расти, сначала она испытала желание встать и уйти, но потом решила всё же остаться, пока ей хватало места.

— Ты меня скоро совсем раздавишь, — сказала Соня, сидевшая рядом с Алисой. — Я уже едва могу дышать.

— Ничем не могу помочь, — сказала Алиса, — Я расту.

— Ты не имеешь права расти здесь, — сказала Соня.

— Не болтай глупостей, — сказала Алиса. — К твоему сведению, ты тоже растёшь.

— Да, но я расту с разумной скоростью, не то, что ты, — и она поднялась и поплелась понуро на противоположную сторону двора.

Всё это время Королева не отрывала глаз от Шляпника, и как только Соня пересекла двор, онa сказала одному из приставов: — Принесите мне список исполнителей с последнего концерта. — Тут бедный Шляпник задрожал так, что с его ног слетели ботинки.

— Предъявите ваше свидетельство, — повторил Король в ярости, — иначе вы будете казнены немедленно — и тогда уже дрожите сколько влезет!

— Я бедный человек, Ваше Величество, — затянул Шляпник жалким голосом, — и я вот уже неделю не могу приступить к чаепитию. А бутерброд черствеет, а чай...

— Причём тут чай? — спросил Король.

— Видите ли, Ваше Величество, чай — он всему голова... — заканючил было Шляпник.

— Сейчас ты у меня останешься без головы! Ты меня за дурака принимаешь? — разъярился Король, — ближе к делу!

— Я бедный человек, — снова принялся за свое Шляпник, — а вот Мартовский Заяц сказал ...

— Ничего подобного я не говорил! — возмутился Мартовский Заяц.

— Подтверждаю, — сказал Король, — так и запишем.

— Ну, значит, Соня сказала, — Шляпник с тревогой посмотрел на Соню — не станет ли и она отрицать. Но Соня ничего не отрицала, потому что уже крепко спала.

— После этого, — продолжил Шляпник, — я отрезал ещё кусок хлеба — и масла...

— Но что же сказала Соня? — Но что же сказала Соня? — спросил один из присяжных.

— Этого я не помню, — сказал Шляпник.

— Ты обязан вспомнить, — заметил Король, — иначе прикажу тебя казнить.

Несчастный Шляпник уронил свою чашку и бутерброд и опустился на одно колено, — Ваше Величество, я бедный человек, а началось...

— Ты плохой оратор, — сказал Король.

Тут одна из морских свинок стала аплодировать, но инициативу немедленно ПОДАВИЛИ судебные приставы (так как это звучит не очень понятно, я объясню, как они это сделали. У них был большой холщовый мешок с веревочными завязками. В него засунули головой вперед морскую свинку, после чего на неё же и уселись). И так поочередно ДАВИЛИ на бедняжку до тех пор, пока она не перестала трепыхаться.

— Вот здорово, что я это увидела, — подумала Алиса. Она часто встречала в газетах выражение «подавили инициативу», но никогда до сих пор не представляла себе, что это значит на практике.

— Если это всё, что тебе известно, — сказал Король Шляпнику, — МОЖЕШЬ СЧИТАТЬ, что ты свободен.

Тут другая морская свинка зааплодировала, с ней обошлись так же, как и с предыдущей.

— Ну вот и закончились морские свинки, — подумала Алиса, — может, оно и к лучшему.

— Пожалуй, я все-таки допью чай, — сказал Шляпник, с беспокойством поглядывая на Королеву.

— Ты можешь идти, — сказал Король Шляпнику, и тот побежал, да в такой спешке, что даже забыл надеть свои ботинки.

— И отрубите ему где-нибудь там голову, — добавила Королева, обратившись к одному из приставов. Но Шляпник улизнул так быстро, что догнать его не было никакой возможности.

— Следующий свидетель! — сказал Король.

Следующей была кухарка Герцогини. В руке она несла перечницу, и до Алисы дошло, отчего это при появлении кухарки все стали разом чихать.

— Давайте ваши показания! — сказал Король.

— И не подумаю, — сказала кухарка.

Король с тревогой посмотрел на Белого Кролика, который прошептал: — Ваше Величество должны подвергнуть этого свидетеля перекрестному допросу.

— Ну что ж, должен, так должен, — печально вымолвил Король и поглядел на кухарку, скрестив руки на груди и грозно сдвинув брови. — А скажи-ка, любезнейшая, из чего делаются пирожки?

— Из перца главным образом, — сказала кухарка.

— Патока, — произнес сонный голос позади неё.

— Надеть на Соньку ошейник! — завизжала Королева. — Отрубить ей голову! Вон её из суда со всеми её потрохами!

В течение нескольких минут весь двор пребывал в замешательстве, ожидая, когда Соня выйдет вон, к тому же времени, как все успокоились, оказалось, что кухарка исчезла.

— Ничего страшного, — сказал Король с видом глубокого облегчения. — Вызовите следующего свидетеля. И вполголоса, обращаясь к Королеве, добавил: — Действительно, дорогая, мы должны подвергнуть следующего свидетеля перекрестному допросу. Фу ты, у меня даже голова разболелась.

Алиса смотрела на Белого Кролика, ей было до крайности интересно, кто станет следующим свидетелем, а Кролик тыкал пальцем в лист, перебирая имена.

— Однако у них не так уж много доказательств, — сказала себе она. Но представьте себе её удивление, когда Белый Кролик пронзительным голосом прокричал её имя: АЛИСА!

Глава 12.
АЛИСА ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ

— Здесь! — прокричала Алиса. В суматохе она совершенно забыла о том, что за последние пять минут изрядно подросла в размерах, поэтому, вскочив поспешно, она задела краем юбки скамью присяжных, которые, как горох, посыпались на головы окружающих. Извивающиеся на полу, они напоминали золотую рыбку из опрокинутого аквариума.

— О, тысяча извинений! — воскликнула она, лихорадочно подбирая присяжных с пола, инцидент с золотой рыбкой вертелся у неё в голове, и ей казалось, что если тотчас же не вернуть присяжных обратно на скамью, то они погибнут непременно.

— Судебное заседание прерывается, — сказал Король торжественно, — пока присяжные не вернутся на место. ВСЕ, — повторил он и, глядя в упор на Алису, добавил: — Поторопись!

Алиса поглядела на скамью присяжных и обнаружила, что в спешке она расположила бедную ящерицу вниз головой, нечастное существо грустно мотало хвостом не в силах занять верное положение. Алиса привела бедолагу в порядок, хотя при этом подумала: — Какая разница, так или иначе, толку с этого не будет никакого.

Как только присяжные были водворены на место, и им были возвращены их карандаши и грифельные доски, они оправились от потрясения и тут же принялись описывать историю инцидента. Все кроме ящерицы, которая, казалось, была окончательно пришиблена произошедшим, да так и осталась сидеть с открытым ртом и растопыренными глазами.

— Что вам известно по существу дела? — обратился Король к Алисе.

— Ничего, — сказала Алиса.

— СОВЕРШЕННО ничего? — настаивал Король.

— Ничего совершенно, — сказала Алиса.

— Это очень важно, — сказал Король, обращаясь к присяжным.

Присяжные тотчас же принялись записывать это на своих досках, но тут вступил Белый Кролик: — Вовсе нет, Ваше Величество, замечу я Вам, — сказал он крайне уважительно, хотя при этом нахмурил брови и принялся строить гримасы.

— НЕважно, хотел я сказать, — поспешно заметил Король и продолжил вполголоса, — важно — неважно — неважно — важно... — как бы подыскивая нужное слово.

Кто-то из присяжных записал «важно», кто-то «неважно» — Алисе были хорошо видны доски, но — Какая разница, — подумала она, если вообще всё это не имеет никакого смысла.

В это время Король, который что-то записывал в блокнот, хихикнул и возвестил: — Тишина! Зачитываю. Правило сорок второе: ВСЕ ЛИЦА РОСТОМ БОЛЬШЕ ДВУХ МИЛЬ НЕ МОГУТ ПРИСУТСТВОВАТЬ В ЗАЛЕ СУДЕБНЫХ ЗАСЕДАНИЙ.

Все уставились на Алису.

— Я не выше одной мили, — сказала Алиса.

— Естественно, — сказал Король.

— Но выше двух, — вступила в дискуссию Королева.

— А вот никуда я и не пойду — сказала Алиса, — нет такого правила, вы сами его выдумали только что.

— Это самое старое правило в Уложении — сказал Король.

— Тогда оно должно значиться первым номером — сказала Алиса.

Король побледнел и произнёс убитым голосом, обращаясь к присяжным, — Обсудите свой вердикт.

— Если позволите, Ваше Величество, есть ещё свидетельство, — сказал Белый Кролик поспешно, — этот документ только что был представлен.

— Что это? — сказала Королева.

— Я его ещё не смотрел, — сказал Белый Кролик, — но, кажется, это письмо, из тюрьмы, адресованное ... адресованное... бог знает кому.

— Это рассмотримо, — сказал Король, — кроме случая, если оно безадресно, такое недопустимо в нашей практике.

— Кому оно адресовано? — спросил один из присяжных.

— Собственно никому, — сказал Белый Кролик. — Он развернул лист и добавил: — Снаружи нет никакого адреса и, вообще, это не письмо, а стихотворение.

— Оно написано почерком заключенного? — поинтересовался присяжный.

— Нет, определенно нет, — сказал Белый Кролик – и это самое странное. (Присяжные казались озадаченными).

— Возможно, автор подделал чей-то почерк, — сказал Король. (Присяжные снова оживились, поглядывая на Валета).

— Помилуйте, Ваше Величество, — сказал Валет, — я этого не писал, и нет никаких доказательств моего авторства. В конце письма даже не стоит имя.

— То, что вы его не подписали, только ещё больше отягощает вашу вину, — сказал Король, — Вы явно замышляли что-то недоброе, иначе вы подписались бы, как честный человек.

Присутствующие разразились аплодисментами, это было первое нечто разумное, сказанное Королём за весь день.

— Это доказывает его вину, — сказала Королева.

— Это ровно ничего не доказывает! — возмутилась Алиса. — Вы даже не знаете, что там в письме.

— Прочти, — сказал Король.

Белый Кролик надел очки. — С чего прикажете начать, Ваше Величество? – спросил он.

— Начни с самого начала, — серьёзно сказал Король, — и читай до конца. Там остановишься.

И Белый Кролик прочел следующие стихи:

— О, это действительно важная улика, — сказал Король, потирая руки, — а теперь пускай присяжные...

— Я дам целый шестипенсовик тому из присяжных, кто умудрится растолковать смысл этой бессмыслицы. Но не думаю, что это возможно, — сказала Алиса (за последние пять минут она увеличилась в размерах настолько, что могла уже никого не бояться).

Все присяжные прилежно записали: «Растолковать смысл бессмыслицы», однако никто не выразил желания сделать это.

— Если в этом действительно нет смысла, то мы избавлены от многих хлопот, потому что нет смысла искать то, чего нет, — сказал Король. — Хотя, если приглядеться и вдуматься в текст, может создаться впечатление присутствия некоего смысла. Возьмем, к примеру, утверждение: «Я НЕ УМЕЮ ПЛАВАТЬ». Ведь ты не умеешь плавать, не так ли? — сказал он, обращаясь к Валету.

— Увы, — грустно покачал головой Валет. (Действительно он НЕ МОГ этого, хотя бы потому, что был сделан из картона).

— Так, с этим разобрались, — сказал Король, и стал бормотать: — Ну, твоя страсть к выпивке — история всем известная, а! Вот! Откуда здесь тюрьма? И ты скажешь, что она появилась тут случайно?

— Но здесь же сказано: — НЕ ЗАРЕКАЙСЯ ОТ ТЮРЬМЫ — МЕНЯ УЧИЛА МАМА, то есть мама прививала ему основы общественной нравственности, что несомненно говорит в его пользу, — заметила Алиса.

— Чёрта с два! — Король пришел в крайнее волнение. — Я сознательно не заостряю внимание на возмутительных выпадах, которые он позволяет себе в адрес нашей законности — (так Король и сказал), — но здесь содержится прямое признание в порочной склонности подсудимого к воровству. А если есть склонность, значит, было и преступление. По мне — виновен, и всё тут. Вот скажите, дорогая, — обратился он к Королеве, — вы когда-нибудь замечали за собой склонность к воровству?

— Никогда! — раздраженно сказала Королева, с этими словами она запустила чернильницей в голову Ящерице. (Несчастный Билл с начала процесса за неимением карандаша водил пальцем по грифельной доске, пока это ему не надоело. Теперь он получил возможность писать тем же пальцем, но уже используя чернила, струйками стекавшие по его лицу, чем он немедленно и воспользовался).

— В таком случае, вы действительно не можете быть автором стихотворения, — сказал Король Королеве. Наступила мертвая тишина.

— Это всего лишь шутка, — сказал Король обиженно, и все стали смеяться. — Пусть присяжные приступят к обсуждению вердикта, — в двадцатый раз за день повторил он.

— Нет и нет! — сказала Королева. — Сначала исполнение приговора, а потом уже сам приговор.

— Чушь несусветная! — сказала Алиса. — Сначала всегда бывает приговор.

— Прикуси язык! — крикнула Королева, багровея.

— И не подумаю, — сказала Алиса.

— Отрубить ей голову! — завизжала Королева, но никто даже не пошевелился.

— Что вы о себе возомнили? — сказала Алиса, (к этому времени она уже обрела свои естественные размеры) — вы всего-то навсего колода карт.

Тут вся колода взлетела в воздух и набросилась на Алису. Алиса издала слабый вскрик — отчасти от испуга, отчасти от возмущения, и стала было отбиваться от атакующих её карт, как обнаружила, что находится на берегу, положив голову на колени своей сестры, которая нежно обнимает её и стряхивает с её лица опадающие с дерева листья.

— Алиса, милая, просыпайся, — сказала сестра, — долго же ты спала.

— Ах, что за странный сон я увидела, — и Алиса стала рассказывать сестре всё, что ей удалось вспомнить из её странных приключений, описание которых вы только что прочитали. Когда она закончила рассказ, сестра обняла её и сказала, — Забавная история, милая, но сейчас стоит поторопиться к вечернему чаю, иначе ты рискуешь опоздать. — Алиса подскочила и помчалась что есть духу, думая на бегу о том, какая необычная история привиделась ей во сне.

А её сестра осталась сидеть на берегу, подперши голову рукой и наблюдая за тем, как солнце опускалось за горизонт. Она думала о маленькой Алисе и её чудесных приключениях, незаметно для себя она задремала и вот что увидела:

Сначала ей приснилась сама маленькая Алиса, сидящая обхватив колени своими ручонками и глядя на сестру снизу вверх своими умными глазками. Она услышала голос Алисы, самые тонкие его интонации, увидела, как та вскидывает голову одной ей присущим движением, чтобы сбросить непослушные волосы, которые то и дело лезут ей в глаза. Она вдруг обнаружила (или ей показалось), что окружающее пространство наполнилось странными звуками и странными существами из сновидения её сестры.

Высокая трава зашуршала под её ногами, когда мимо прошмыгнул Белый Кролик, испуганная Мышь плескалась в бассейне, слышно было, как звенят чайные чашки Мартовского Зайца, пока длилось бесконечное чаепитие, то и дело доносился визгливый голос Королевы, требующей отрубить голову очередной жертве, на коленях у Герцогини поросёнок чихал непрерывно, а тарелки и блюдца так и летали вокруг, вопил Грифон, поскрипывал грифель Ящерицы Билла, раздавалось хрипенье полураздавленной морской свинки вперемешку с рыданиями несчастного Недочерепахи.

Так она сидела с закрытыми глазами, веря и не веря в Страну Чудес, хотя знала, что стоит ей открыть глаза снова, как всё вернётся к унылой реальности — окажется, что это просто трава шуршит на ветру, волны в пруду сами по себе издают тихий плеск, а дребезжание чайных чашек — не что иное как позвякивание овечьих колокольчиков, пронзительные крики Королевы превратятся в знакомый голос пастуха, а чиханье мальчика, вопли Грифона снова станут просто звуками скотного двора, включая мычание коров, которое так легко было принять за стенания Недочерепахи.

Наконец она представила себе, как её младшая сестра вырастет и сама станет взрослой женщиной, сохранив при этом простоту и благородство своего любящего детского сердца, как вокруг неё будут собираться её собственные дети и будут слушать её рассказы о Стране Чудес, а глаза их будут гореть восторгом, когда они будут воображать себя участниками этих событий, а она будет сочувствовать их нехитрым печалям и радостям, вспоминая собственное детство и эти счастливые летние дни.