Льюис Кэрролл

Алиса в Стране чудес

Перевод: Юрий Лифшиц (1991)

Вступление

Глава I. Яма в кроличьей норе

Алиса очень устала сидеть возле сестры на берегу реки и ничего не делать. Сестра читала книгу, по мнению Алисы, ужасно неинтересную, без картинок и разговоров. «И что за удовольствие, – думала Алиса, – читать такие скучные книги?». Конечно, она могла встать, нарвать маргариток, сплести венок, но если вы буквально осовели от жары, вам даже думать о таком приятном занятии не захочется. Внезапно в двух шагах от нее пробежал белый кролик с большими розовыми глазами.

Само по себе это событие не должно было произвести впечатления на Алису, однако и причитания Кролика («Батюшки мои! Как же я опаздываю!». ) не поразили ее должным образом.

(Впоследствии Алиса никак не могла понять, почему ее не заинтересовало столь необычное поведение Кролика?)

Лишь когда он на бегу вытащил из жилетного кармана часы, взглянул на них и припустил еще быстрее, Алиса так и подскочила! Кролик в жилетке?! С карманами?! Да еще при часах?! Таких кроликов ей раньше видеть не доводилось. Умирая от любопытства, она бросилась за ним. Промедли она хотя бы мгновение, ей вряд ли удалось бы заметить, в какую нору он шмыгнул.

Недолго думая, Алиса юркнула за ним. Ей даже не пришло в голову спросить себя – куда она, собственно говоря, направляется и как будет выбираться обратно?

Несмотря на то, что кроличья нора оказалась ровной и прямой, как тоннель, погоня за Кроликом прервалась практически в самом начале: Алиса неожиданно рухнула в какую-то глубокую-преглубокую яму. То ли яма действительно была слишком глубока, то ли падала Алиса чересчур медленно, – но у нее нашлось время осознать свое падение и приготовиться к дальнейшим событиям.

Она глянула вниз, в темноту, ничего, само собой, не увидела и принялась разглядывать стены удивительной ямы. Они были сплошь заставлены буфетами, книжными шкафами и увешаны географическими картами. Алиса на лету изловчилась стянуть из одного буфета банку с этикеткой «ЛИМОННЫЕ ДОЛЬКИ». К сожалению, лимонными дольками там и не пахло. Как ни была раздосадована Алиса, банку вниз она все же не бросила (упади банка кому-нибудь на голову, ему было бы очень больно), а ловко сунула ее в первый попавшийся буфет и продолжала падать как ни в чем не бывало.

«После такого полета, – размышляла она, – я смогу в два счета соскочить с лестницы по возвращении домой. Все будут говорить: „Какая она храбрая, наша Алиса!“. Да что там с лестницы! Я теперь запросто спрыгну с крыши и слова не скажу!». (Это было похоже на правду: любой на месте Алисы после такого прыжка не сказал бы ни слова!)

Она опускалась, опускалась и опускалась. Неужели падение никогда не кончится?

– Сколько можно падать? – вслух спросила Алиса. – Сколько вообще миль я могу пролететь? Должно быть, я уже где-то возле центра Земли. Минуточку... Думаю, на три-четыре тысячи миль я уже упала.

(Надо сказать, Алиса проучилась какое-то время в школе, и кое-какими сведениями располагала. Сейчас, правда, некому было оценить ее познания, но никому не возбраняется лишний раз убедиться в их наличии.)

– По-моему, я права, – продолжала она. – Не мешало бы выяснить, какие у меня координаты.

(Алиса, разумеется, понятия не имела, что из себя представляют эти самые координаты, но не могла отказаться от удовольствия произнести такое длинное и ученое слово.)

Минуту спустя она подумала: «Чего доброго, я пролечу всю Землю насквозь! Было бы забавно походить на голове вместе с этими, как их там?.. Антипозами?..».

(Хотя последнее слово было не совсем похоже на себя, Алиса ни капельки не смутилась – ведь никто не мог прочесть ее мысли.)

«Надо будет спросить у этих Анти... как называется их страна».

Алиса представила себе эту ситуацию.

– Скажите, пожалуйста, мадам, – вслух обратилась она к воображаемой прохожей, – это случайно не Новая Зеландия... или Австралия?

Для пущей убедительности Алиса попыталась учтиво поклониться и присесть! На лету! (Вы думаете, это возможно? Впрочем, попробуйте!)

«Нет, спрашивать не стоит, – решила Алиса. – А то дама сочтет меня маленькой и глупой девочкой. Лучше поискать указатель».

Она опускалась, опускалась, опускалась и от нечего делать продолжала думать.

«Как же моя Дина проживет без меня? (Диной звали Алисиного котенка.) Кто теперь будет ее кормить? Ах, если бы она упала в яму вместе со мной! Конечно, простые мыши в воздухе не водятся, но, думаю, Дина не отказалась бы половить летучих. Только вот едят ли котята летучих мышат?». Алису стало клонить в сон. В голове у нее крутилась всего одна фраза:

– Едят ли котята летучих мышат? Едят ли котята летучих мышат?

Порою этот вопрос звучал несколько иначе:

– Едят ли мышата летучих котят?

Алису это ничуть не волновало: она уже почти спала и не могла же при этом еще и думать. Ей приснилось, как она гуляет с Диной и строго спрашивает у нее: «Дина, говори правду: тебе нравятся летучие мышки?». Дина ответить не успела.

БАМС! Алиса приземлилась на кучу веток и прелых листьев, причем безо всякого ущерба для себя. Она живо вскочила и огляделась. Вверху, как и следовало ожидать, было темно. Зато внизу она увидела Белого Кролика, мчавшегося что есть духу по длинному коридору. Не теряя ни секунды, Алиса кинулась вдогонку. Надо было спешить: Кролик уже сворачивал за угол, крикнув на бегу:

– Клянусь ушами и усами, я опоздаю!

Алиса ускорила бег, рассчитывая вот-вот догнать его, но он как сквозь землю провалился. А она оказалась в длинном зале с низким потолком и ярко горящими лампами, свисавшими с него в несколько рядов.

В зале было множество дверей. Сколько она ни тянула их на себя, сколько ни толкала – от себя, ни одна не открывалась. Алиса огорчилась и в недоумении остановилась посреди зала. Оглядевшись по сторонам, она увидела стеклянный столик на трех ножках, а на нем – золотой ключик. Алиса обрадовалась, но увы! То ли ключик был чересчур мал, то ли замочные скважины слишком велики, – ни одну из дверей отпереть не удалось. Она вторично обошла зал и обнаружила за ширмочкой, незамеченной с первого раза, маленькую дверцу. Алиса повернула ключик и ужасно обрадовалась, когда та отперлась.

Она встала на колени, низко наклонилась, глянула в узкий-преузкий лаз, вроде крысиного, и увидала вдалеке чудесный сад. Ее неудержимо потянуло прочь из этого неуютного зала! Вот бы попасть туда, к восхитительным цветам и необыкновенным фонтанам с прохладной водой! К сожалению, в узкий лаз нельзя было просунуть даже голову.

«Если бы это и удалось, – думала бедная Алиса, – то голова – безо всего остального – могла бы там и умереть от одиночества. Вот если бы уметь складываться, как подзорная труба! У меня это, наверное, получилось бы. Знать бы только, с чего начать!».

(Видимо, удивительное приключение стало оказывать на Алису свое обычное действие: она начала верить в самые невероятные вещи.)

Рассиживаться возле дверцы было нечего. Алиса заперла ее и решила поискать на столике либо ключи от остальных дверей, либо что-то вроде самоучителя «КАК БЕЗ ПОСТОРОННЕЙ ПОМОЩИ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ПОДЗОРНУЮ ТРУБУ». (Она была очень удивлена, не обнаружив на столике ни того, ни другого!) Зато теперь на нем стоял пузырек с этикеткой.

– Даю голову на отсечение, – сказала Алиса, – его здесь и в помине не было.

На этикетке красовалась надпись: «ВЫПЕЙ МЕНЯ!».

«ВЫПЕЙ МЕНЯ!»! Ишь чего захотел! Осмотрительная Алиса ни за что не поступила бы так неосторожно.

– Во-первых, надо проверить, – промолвила она, – нет ли на пузырьке надписи «ЯД!»?

Она была очень начитанна и знала несколько очаровательных историй о детях, сгоревших дотла, съеденных дикими зверями и попавших, вдобавок, в другие не менее скверные истории. А все почему? Да потому что они пренебрегали советами старших! Например, такими:

1. не играй в крокет раскаленной докрасна кочергой: можешь обжечься;

2. не втыкай себе в руку больше одного ножа: можешь порезаться;

3. не пей без разрешения из пузырька с этикеткой «ЯД!»: рано или поздно можешь сильно заболеть.

(Последний совет запомнился Алисе более всего.)

Но ведь на пузырьке подобной надписи не имелось! Поэтому Алиса – была не была! – отпила из него капельку жидкости, оказавшейся необычайно вкусной. (Это было нечто среднее по вкусу между вишневым тортом, взбитыми сливками, яблочным пудингом, индейкой в собственном соку, пастилой и хрустящими хлебцами.) Она залпом осушила пузырек.

– У меня такое ощущение, – сказала Алиса, – что я в самом деле складываюсь, как подзорная труба.

Так оно и было: она уменьшилась почти до десяти дюймов. Ей стало весело: при таком-то росте можно было пробраться по узкому-преузкому лазу в удивительный сад. Однако прежде чем отправиться туда, Алиса решила выяснить, будет она складываться дальше или нет?

«Нельзя же уменьшаться до бесконечности, – с беспокойством думала она. – Можно вообще растаять, как свечка. На что это будет похоже?».

Как ни старалась Алиса, ей не удалось представить, на что похоже пламя растаявшей свечи.

Ничего такого пока не происходило. Алиса побежала к дверце с намерением немедленно выйти в сад. Увы! ключик-то остался на столике, и дотянуться до него – по вполне понятной причине – не было никакой возможности. Маленький золотой ключик был отчетливо виден сквозь стекло. Тщетно пыталась она взобраться наверх по стеклянной и поэтому очень скользкой ножке стола. Все было напрасно. После многочисленных и утомительных попыток добраться до ключика, ей не оставалось ничего другого, как только сесть на пол и горько заплакать.

– Прекрати! – одернула себя Алиса. – Все равно на твой рев никто не придет. Немедленно перестань, я тебя по-хорошему прошу!

Она частенько поучала себя (хотя нередко забывала воспользоваться собственными уроками) и подчас давала себе такой нагоняй за непрошеные слезы, что... тут же принималась реветь еще пуще. Мало того! Как-то она даже сама себя ударила за то, что пыталась обмануть самое себя во время игры в крокет с самою собой! Как это ни странно, Алиса порой воображала себя двумя девочками одновременно!

– Теперь из этого вряд ли что получится, – пригорюнилась она. – Меня и на одну-то девочку почти не осталось!

Тут она заметила под столом неизвестно откуда взявшуюся стеклянную коробочку. В коробочке лежал пирожок с красивой надписью «СЪЕШЬ МЕНЯ!», выложенной крупинками корицы.

– Делать нечего, – вздохнула Алиса, – придется есть. Если подрасту – доберусь до ключа, если уменьшусь – проберусь под дверцей. Главное – попасть в сад, а каким образом – не так уж и важно.

Она надкусила пирожок и, с беспокойством повторяя «Ну что, действует?», даже положила ладошку на голову, чтобы проследить за возможными изменениями своего роста.

На этот раз ничего особенного не произошло, как будто это был самый обыкновенный пирожок. Но если с вами ничего, кроме необычного, в последнее время не происходит, то прежняя жизнь непременно покажется вам ужасно глупой и скучной.

Мало-помалу она съела весь пирожок.

Глава II. Слезносоленое озеро

– Это страйне кранно! – с изумлением воскликнула Алиса, обратив внимание на свои ноги, с невероятной быстротой исчезавшие из виду.

(Как видите, она немного сбилась – настолько потрясло ее неслыханное поведение собственных ног.)

– Я, кажется, и впрямь стала похожа на подзорную трубу, – продолжала удивляться Алиса. – Вытягиваюсь и вытягиваюсь! До скорой встречи, ноги! Мои бедные маленькие ножки, на кого вы меня покидаете? Кто теперь, хорошие вы мои, наденет на вас чулки и башмаки? Как мне будет вас не хватать! Как мы теперь будем обходиться друг без друга?

Она призадумалась. «Надо их чем-нибудь задобрить. Вот что: на каждое Рождество буду отправлять им посылку с новыми ботинками. Придется еще и посыльного нанимать, – фантазировала она. – Веселенькое дело – дарить подарки собственным ногам! Да еще по такому чудному адресу:

Ну, и нагородила же я чепухи!».

Как вдруг она уткнулась головой в самый потолок. Еще бы! В ней теперь было девять с чем-то футов росту! С золотым ключиком в руках Алиса бросилась к вожделенной дверце. Бедняжка! Могла ли она пробраться в сад, если для того, чтобы вторично взглянуть на него, ей пришлось растянуться на полу? Алиса совсем упала духом, снова уселась на пол и заплакала.

– Как тебе не стыдно? – сквозь слезы спросила она себя. – Сколько можно плакать? Ты ведь уже большая (и это была сущая правда). Прекрати! Прекрати, кому я сказала!

Но слезы все прибывали, постепенно растекались по полу и вскоре покрыли его чуть ли не четырехдюймовым слоем. Алиса уже сидела в огромной луже, когда неподалеку раздался дробный перестук чьих-то ножек. Алиса мигом перестала плакать, и уже ничто не мешало ей наблюдать за развитием событий. В зал вбежал Белый Кролик, в умопомрачительном наряде, с парой белых лайковых перчаток в левой лапе и с большим веером – в правой. Он мелко-мелко перебирал ножками и повторял как заведенный:

– Ох уж эта Герцогиня! Если я задержусь, она мне задаст!

Алиса впервые находилась в таком отчаянном положении; ей поневоле пришлось просить помощи у первого встречного.

– Скажите, пожалуйста, сэр... – обратилась она к пробегавшему мимо Кролику.

Тот испуганно подскочил, выронил перчатки и веер и во мгновение ока исчез в темноте.

Алиса подняла вещи Кролика и принялась обмахиваться веером, – в зале было невыносимо жарко.

– Ну и денек у меня сегодня! – сказала она. – Чудной какой-то. Еще вчера все было по-старому. Может быть, этой ночью я перестала быть самою собой? Попробуем разобраться. Итак, я проснулась сегодня утром или не я? По-моему, я уже с утра была сама не своя. Но если я непохожа на себя, спрашивается, кто же я такая теперь? Ну и головоломка!

Алиса принялась по очереди вспоминать своих подруг по школе – не превратилась ли она в кого-нибудь из них?

– Во-первых, – принялась рассуждать Алиса, – волосы у меня по-прежнему короткие, – значит, я не Ада. Во-вторых, я кое-что знаю и умею, – стало быть, я и не Мэри. Притом она – это одно, а я – совсем другое. Прямо голова кругом идет! Стоп! Если я все еще Алиса, мне должна быть известна таблица умножения. Посмотрим: четырежды пять – двенадцать, четырежды шесть – тринадцать, четырежды семь – четырнадцать... Кажется, неправильно: так я и до двадцати не доберусь! Что-то мне сегодня не умножается. Интересно, что будет с географией? Лондон – столица Парижа, Париж – столица Рима, Рим... Вот так история! Не вышло ничего! Как это похоже на Мэри! Ладно, последняя попытка: прочту-ка я «Робин-Бобин Барабек». Эти стихи я знаю с детства.

Она уселась поудобнее, положила руки на колени, как во время урока, и начала... каким-то не своим – хриплым – голосом читать незнакомые строчки:

– И стихи как будто не те, – сказала бедная Алиса, снова собираясь заплакать. – Неужели я теперь Мэри? Неужели мне придется жить в их противном домишке? Мэри такая глупая: только и знает зубрить уроки и никогда не гуляет! Значит, теперь я буду заниматься с утра до вечера? Да ни за что на свете! Раз я Мэри, никуда я отсюда не уйду. А если ее папа и мама заглянут сюда и скажут: «Доченька, иди домой!»? Я отвечу так: «Домой-то, может, я и пойду, только вы сперва объясните мне, кто я есть. Если меня это устроит, так тому и быть, если нет, – оставьте меня в покое, пока я не переменюсь!». Ах! – воскликнула Алиса и залилась слезами. – Почему бы им не заглянуть сюда именно сейчас! Я так страдаю от одиночества!

С этими словами она непроизвольно натянула на руку перчатку Кролика. Удивительное дело, – перчатка наделась! «Этого не может быть! – подумала Алиса. – Кажется, я снова стала маленькой». Чтобы проверить свою догадку, она бросилась столику. Нет, она не просто уменьшилась (в ней теперь было не более двух футов росту!), но продолжала прямо на глазах сокращаться в размерах!

«Это из-за веера!» – догадалась Алиса и отбросила его в сторону. И вовремя! Еще чуть-чуть – и она уменьшилась бы до предела!

– Вот здорово! – сказала Алиса, чувствуя одновременно и страх от пережитой опасности и радость избавления от нее. – Теперь – в сад!

Увы! дверца по-прежнему была заперта, а ключик по-прежнему лежал на стеклянном столике.

– Что же это такое! – огорчилась бедняжка. – Почему никогда не бывает по-моему? И никогда в жизни я не была еще такой маленькой, никогда!

Вдруг она поскользнулась и мгновение спустя – бултых! – по самое горло погрузилась в соленую воду. «Это, наверное, море, – неизвестно почему решила Алиса. – Значит, я поеду домой на поезде».

(Она только однажды была на море и не представляла его без кабинок для переодевания, без детишек, играющих на песке с совочками и ведерками, без отелей для отдыхающих и без железнодорожного вокзала, расположенного поблизости.)

Она ошиблась: это было не море, а озеро; она сама и наплакала его, когда была очень большой девочкой.

– Нечего было столько реветь! – сердилась Алиса, плавая взад-вперед в собственных слезах в поисках берега. – Надо же! Выплакать все слезы, да еще, чего доброго, утонуть в них! Хотя я первая удивилась бы, если бы это произошло! Впрочем, сегодня приходится удивляться буквально всему!

Неподалеку раздался сильный плеск. Алиса решила посмотреть, кто бы это мог быть. На первый взгляд, неведомое водоплавающее походило не то на морского котика, не то на бегемотика. Алиса пригляделась, сравнила размеры зверя со своими прежними размерами и поняла: ее товарищем по несчастью оказалась обыкновенная мышь.

«Может ли воспитанная девочка, – засомневалась Алиса, – начинать беседу первой? Боюсь, Мышь не захочет мне отвечать. И немудрено: сегодня было и не такое. Ладно, попробую – не укусит же она меня».

И Алиса рискнула.

– О Мауси! Не подскажете ли, как выбраться из этой противной лужи? О Мауси, если бы вы знали, до чего мне надоело плавать!

(Алиса никогда прежде не общалась с мышами, но к этой Мыши – неизвестно почему – обратилась по всем правилам латинской грамматики. Как-то раз Алиса сунула нос в учебник латыни, которую изучала сестра, и наткнулась там на страницу со сплошными мышами: мауси, опять мауси, снова мауси, и наконец – о мауси!)

Мышь без особого интереса окинула ее взглядом, прищурилась и с достоинством (как показалось Алисе) промолчала.

«Она что, ничего не поняла? – подумала Алиса. – Может быть, она иностранка? Если да, то, скорее всего, француженка и попала сюда вместе с войсками Наполеона Бурбонапарта».

(Алиса гордилась своим знанием Всемирной Истории, хотя особых оснований у нее для этого не было. Надеюсь, вы догадались почему.)

Она решила снова заговорить с Мышью, на этот раз при помощи самой первой фразы из учебника французского языка – других фраз, к сожалению, припомнить не удалось.

– Ou est ma chatte? – Где моя кошка?

Мышь чуть было не выскочила из воды, от испуга и возмущения ее так и трясло.

– Простите, пожалуйста, – спохватилась Алиса, досадуя на себя за то, что невольно задела бедную зверушку за живое. – Я совсем забыла, вы же не перевариваете кошек.

– Я не перевариваю кошек?! – с негодованием воскликнула Мышь. – Да, не перевариваю. Интересно, переваривала бы их ты, если бы оказалась в моей шкуре?

– Нет, я бы не смогла, – примирительно залепетала Алиса. – Не сердитесь на меня. Если бы вы пообщались с моею Диной, вы бы не так заговорили. Она у меня умница, – продолжала Алиса, лениво загребая руками воду. – Сидит, знаете ли, у камина, вылизывает шерстку, она так умывается. А какая она пушистая! Одно удовольствие – брать ее на руки. А как ловко моя Дина ловит мышей, мышеловки не надо... Ой, простите меня, – прикусила язычок Алиса, заметив, как оскалилась смертельно обиженная Мышь. – Давайте прекратим разговор о Дине, раз это вам не по нутру.

– Прекратим?! Как вам это нравится? – заверещала Мышь; ее всю трясло: от носа до хвоста. – Прекратим! Лично я о кошках даже не заикнулась! Нас, мышей, с детства учат не иметь никаких дел с этими зверями – гнусными, подлыми и пошлыми! Чтобы я больше не слышала от тебя этого слова!

– Как вам будет угодно, – поспешила замять неприятный разговор Алиса. – А как вы относитесь к... собакам?

Мышь не ответила. Алиса, ободренная ее молчанием, затараторила:

– У наших знакомых есть премиленький песик, настоящий терьер. С ним вам бы стоило познакомиться. Шерстка у него коричневая, длинная, волнистая, глазки так и сверкают! Представляете? Забросишь куда-нибудь палку – он ее сразу найдет, принесет, сядет на задние лапки и ждет угощения. Он столько всего умеет – не перечесть! Хозяин в нем души не чает. Не отдам его, говорит, ни за какие деньги. Он у меня всех крыс, говорит, перебил и до мышей добира... ет... ся... Ох! – осеклась Алиса. – Опять я вас обидела!

Бедная Мышь резко развернулась и, яростно работая лапками, поплыла прочь. По воде пошли волны.

– Милая Мауси, – ласково позвала ее Алиса, – вернитесь, прошу вас. Честное слово, больше о кошках и собаках я вам напоминать не буду – раз вы их не перевариваете.

Мышь секунду помедлила, потом степенно поплыла назад. Она была очень бледна. («От гнева!» – догадалась Алиса.) Мышь подплыла к Алисе и тихим срывающимся голосом заговорила:

– Давай выберемся на сушу. Там я поведаю тебе мою историю. Ты должна наконец понять, почему я даже слышать не могу об этих... как ты их там называешь...

Да, выбираться было самое время. Лужа буквально кишела всевозможными птицами и зверьками, невесть как угодившими в нее. Тут были и Индюк, и птица Дронт, и Попугай Чик, и Орленок, и многие другие. Алиса направилась к берегу, и все потянулись вслед за ней.

Глава III. Круготня и хвостория

Выбравшаяся на берег компания производила жуткое впечатление: на птиц со встрепанными перьями и зверей со слипшимся мехом нельзя было смотреть без трепета. Все промокли до костей, дрожали от холода и чувствовали себя неважно. Первым делом устроили совещание. На повестке дня стоял только один вопрос: о необходимости скорейшего высыхания. Алиса тоже приняла живейшее участие в дискуссии и через несколько минут чувствовала себя в этом разношерстном обществе, как в кругу самых близких друзей. Она даже вступила в прения с Попугаем Чиком, который все ее доводы парировал одной фразой: «Я старше тебя, и вообще». Когда задетая за живое Алиса попыталась выяснить, сколько ему, собственно говоря, лет, Попугай Чик отказался продолжать беседу и почему-то нахохлился.

Наконец Мышь, которая тут, судя по всему, имела вес, громко крикнула:

– Внимание! Начинаем сушиться! Садитесь по местам и слушайте!

Все тут же расселись вокруг нее. «Если я прямо сейчас не высохну, – думала Алиса, с тревогой посматривая на Мышь, – насморка мне не миновать».

– Ну-с, – важно произнесла Мышь, – можно начинать? Я вам сейчас такое расскажу – жарко станет! Только не перебивать! Итак, приступим. «Доблестный принц по имени Джон, завладев престолом Англии при явном попустительстве определенной части дворянства, судил и правил со своего дубового трона, не ведая правил, коими должен руководствоваться благочестивый монарх, не зная закона, соблюдением духа и буквы которого только и можно заслужить славу добродетельного судьи. Первой жертвой монаршего произвола стал близкий сосед принца архиепископ Кентерберийский...».

– М-да-а! – протянул Попугай Чик и передернулся.

– Прошу прощения, – нарочито вежливо промолвила Мышь, – вы хотите что-нибудь добавить или мне послышалось?

– Вам послышалось! – встрепенулся Попугай Чик.

– Я так и подумала, – снисходительно кивнула Мышь. – С вашего разрешения я продолжу. «Первой жертвой монаршего произвола стал близкий сосед принца архиепископ Кентерберийский, который благодаря своей неслыханной щедрости прослыл в народе первым богачом. Вследствие чего завистливый и корыстолюбивый принц велел архиепископу явиться в Лондон на суд и расправу. Призывая достопочтенного отца, принц Джон преследовал двоякую цель...».

– Что он преследовал? – перебил Индюк.

– Цель, – раздраженно ответила Мышь. – Если же вам не известно, что такое «цель»...

– Конечно, известно, – парировал Индюк. – Если хотите знать, целью моих преследований, как правило, бывают черви. Но какую цель, да еще двоякую, преследовал принц – вот в чем вопрос.

Мышь оставила вопрос Индюка без ответа и вернулась к своей истории.

– «...двоякую цель: во-первых, принц вознамерился избавиться от влиятельной политической фигуры, а во-вторых...». Ну-с, мы, надеюсь, начинаем сохнуть? – внезапно обратилась Мышь к Алисе.

– Нет, продолжаем мокнуть! – печально сказала Алиса. – Так мне нипочем не высохнуть.

– Прошу слова! – самым серьезным образом заявил Дронт. – Позвольте мне предложить следующее: во-первых, прекратить прения по интересующему всех нас вопросу; во-вторых, изыскать более эффективный способ...

– Я попрошу вас не выражаться, – прервал его Орленок. – Среди нас дети. И потом, нельзя говорить на языке, которого никто из присутствующих не понимает, в том числе и вы сами.

Орленок, пряча улыбку, отвернулся. Птицы захихикали.

– Я хотел сказать, – обиделся Дронт, – что лучший способ просохнуть – это круготня.

И умолк в ожидании вопроса.

Присутствующие с вопросами не спешили. Алиса решила прервать затянувшуюся паузу, хотя ее нисколько не заинтересовало предложение Дронта.

– Что такое «круготня»? – спросила она.

– Этого словами не передашь, – оживился Дронт. – Делайте, как я, и все.

(Для желающих поиграть в эту игру в один из зимних дней я подробно опишу действия Дронта.)

Во-первых, Дронт начертил на земле нечто, напоминающее окружность. («Точность фигуры, в нашем случае, не важна», – объяснил он); во-вторых, велел всем рассчитаться не по порядку номеров и расположиться по окружности точно не по росту; а в-третьих, он не дал команды «На старт! Внимание! Марш!», после чего все, как по команде, разом бросились бежать куда кому вздумается. Спортсмены останавливались и продолжали бег по собственному усмотрению, и никого из них, похоже, не интересовало, когда состязание окончится. Спустя полчаса после начала гонок, когда все как следует обсохли, Дронт внезапно крикнул:

– Финиш! Соревнование завершено!

Запыхавшиеся спортсмены обступили его и потребовали назвать победителя.

Дронт задумался. И даже приставил палец ко лбу (именно в таком виде обычно изображают великих людей вообще и Шекспира в частности). Все остальные терпеливо ждали и молчали. Наконец его осенило.

– В этой игре проигравших не бывает. Победили все, и все победители будут награждены, – сказал он.

– А кто нас будет награждать? – дружно спросили победители.

– Как это – кто? – удивился Дронт и ткнул крылом в сторону Алисы. – Естественно, она.

Все тут же окружили ее и загалдели:

– Награждай! Награждай!

Этого Алиса никак не ожидала. В смущении она сунула руку в кармашек платья и нашарила там коробочку с леденцами. (К счастью, слезы внутрь не просочились.) Алиса открыла коробку и принялась оделять леденцами участников состязания. Каждому досталось по одному. Сама же она осталась без награды.

– А как быть с нею? – спросила Мышь. – Ведь она тоже победитель.

– Разумеется, – серьезно сказал Дронт и обратился к Алисе: – У тебя еще что-нибудь есть?

– Только наперсток, – огорчилась Алиса.

– Пойдет! Дай-ка мне его! – потребовал Дронт, подождал, пока угомонится публика, обступившая Алису, и важно изрек: – Позвольте мне в своем лице от лица всего общества вручить ей этот отличный наперсток.

По окончании этой непродолжительной и вместе с тем весьма содержательной речи Дронту была устроена самая настоящая овация.

Алиса чуть было не расхохоталась, но видя, с какой серьезностью все воспринимают процедуру награждения, удержалась от смеха и приняла заслуженную награду. Выступить с ответным словом она из-за волнения не смогла и ограничилась церемонным поклоном.

Тем временем победители занялись леденцами, причем поедание конфет сопровождалось диким шумом и невообразимой суматохой. Крупные звери и птицы, проглотив свою долю, не успели почувствовать никакого вкуса и громко выражали недовольство, а самых маленьких пришлось даже похлопать по спинке, чтобы они не подавились. Когда, наконец, от леденцов не осталось и следа, все успокоились и попросили Мышь рассказать еще что-нибудь.

Алиса подождала, пока общество рассядется вокруг Мыши, и спросила:

– Помните, вы хотели поведать одну историю? О том, почему вы ненавидите К и С, – прибавила она уже вполголоса, так как боялась снова обидеть Мышь.

– Да, я собиралась рассказать одну очень грустную историю, – со вздохом ответила Мышь и посмотрела на Алису. – А сколько я знала подобных историй! Увы, с течением времени они выветрились из моей памяти, и я, как ни стараюсь, не могу их восст... – она неожиданно всхлипнула и закончила: – ...становить!

«Да, – подумала Алиса и с жалостью посмотрела на ее хвост, – если она теперь и хвост становить не может, это, действительно, очень грустная история». И в голове у нее все время, пока Мышь говорила, вертелись какие-то странные мысли о хвосте. Вот почему эта очень грустная история, а точнее, хвостория представилась Алисе примерно в таком виде:

– Тебе что, не интересно? – ни с того ни с сего набросилась Мышь на Алису. – Почему ты меня совсем не слушаешь?

– Прошу прощения, – робко возразила Алиса, – я слушаю вас вместе со всеми. По моим подсчетам, вы переходили с пятого извива на шестой.

– С пятого извива?.. Извини, но ты спятила! – взорвалась Мышь. – Нет, с такою, как ты, видно, каши не сваришь!

– Почему? – искренне удивилась сбитая с толку Алиса и тут же с готовностью предложила свои услуги: – Если хотите, мы можем попробовать.

– Не хочу! – окончательно вышла из себя Мышь! – Не хочу слышать этот бред! Я к тебе всей душой, а ты надо мной насмехаешься!

– И не думала! – оправдывалась Алиса. – Это вы все время обижаетесь по пустякам.

Мышь пробормотала что-то нечленораздельное и пустилась бежать.

– Вернитесь, пожалуйста! – попыталась остановить ее Алиса. – Мы же не дослушали вашу грустную историю!

– Пожалуйста, вернитесь! – дружно подхватили все эту просьбу.

Мышь с раздражением качнула головой и прибавила ходу.

– Досадно, что все так вышло, – заметил Попугай Чик после того, как Мышь покинула общество.

Какая-то Жаба-мама пожилых лет тут же воспользовалась случаем преподать урок своей молоденькой дочери.

– Вот что получается, дорогая, когда не умеют управлять своими страстями.

– Ах, мама! – с неудовольствием ответила Жаба-дочь. – Кто бы говорил! Вы, с вашим характером, и улитку из себя выведете!

– Эх, если бы здесь была моя Дина! – вслух пожалела Алиса. – Уж она-то заставила бы Мышь вернуться.

– Осмелюсь спросить, – ввернул Попугай Чик, – кто такая, эта ваша Дина?

– Это моя кошка! – ответила Алиса с воодушевлением (когда речь заходила о ее любимице, она не могла оставаться равнодушной). – Знаете, как здорово она ловит мышей! А как охотится на птиц! Это надо видеть! Только заметит – сразу ам! – и нет птички!

Это краткое сообщение произвело на слушателей неизгладимое впечатление.

Некоторые птицы тут же, не простясь, улетели. Одна старая Сорока, зябко кутаясь в шаль, сказала:

– Засиделась я с вами. А ведь ночная прохлада не сулит ничего хорошего моему горлу.

И тоже улетела.

Канарейка принялась дрожащим голоском созывать птенцов:

– Дети, дети, домой! Пора спать!

Короче говоря, все – под тем или иным предлогом – удалились. Алиса осталась совершенно одна.

– Нечего было высовываться со своей Диной! – расстроилась она. – Кажется, ее здесь недолюбливают, мою Диночку. С чего бы это? Ведь она – лучшая кошка в мире! Ах, доведется ли нам еще свидеться?

От горя и одиночества Алиса снова залилась слезами и плакала до тех пор, пока не раздались чьи-то быстрые и легкие шажки. Она обернулась на звук с тайной надеждой, что вернулась Мышь. Алиса очень хотела, чтобы Мышь позабыла обиду и досказала свою очень грустную историю.

Глава IV. На побегушках у Кролика, или Злоключения Билля

Но это был Белый Кролик. Он бежал трусцой и беспокойно оглядывался. Он явно что то искал и еле слышно бубнил:

– Герцогиня шутить не любит! Того и гляди – усы повыдергает да ноги переломает, а то и семь шкур спустит! Или, чего доброго, велит убить как собаку! Куда я их задевал, ума не приложу!

«Наверное, он ищет перчатки и веер», – без труда догадалась Алиса – ведь именно с ними возилась она до погружения в слезно соленое озеро. Чувствуя за собой вину, Алиса – по натуре очень добрая девочка – тоже принялась искать вещи Кролика. Они точно в воду канули. Да и как они могли найтись, если в окружающей обстановке произошли необъяснимые перемены: дверца в чудесный сад, стеклянный столик да и самый зал куда то пропали.

Занятую поисками Алису заметил Белый Кролик и сурово обратился к ней:

– Эй ты, как тебя... Мэри! Что ты здесь путаешься под ногами? А ну, марш домой! Найдешь перчатки и веер – и бегом назад! Одна нога здесь, другая – там! Живо!

С перепугу Алиса – неожиданно для себя самой – послушалась его и опрометью бросилась бежать.

– Что же это ты! – упрекнула она себя на бегу. – Почему не поправила Кролика: он же, наверное, спутал тебя со служанкой. То то он удивится, когда я принесу перчатки и веер – ведь я же все таки не она! И куда они подевались?

Наконец Алиса подбежала к симпатичному домику и остановилась возле крыльца. На двери дома имелась надпись «БЕЛ. КРОЛ.», вытравленная на медной – до блеска начищенной – табличке. Чтобы не привлекать внимания подлинной Мэри, которая могла находиться в доме и, конечно, не позволила бы постороннему взять вещи хозяина, Алиса вошла без стука и быстро поднялась наверх.

– Почему я подчиняюсь какому то Кролику? – продолжала недоумевать Алиса. – Если так дальше пойдет, Дина тоже станет мне приказывать! Например, позовут меня на прогулку, – принялась фантазировать она, – а я отвечу: Дина, мол, уходя, запретила мне отлучаться от мышиной норки. Хотя, если кошка начнет давать поручения человеку, ее вряд ли станут держать в доме.

С этими словами Алиса вошла в очень уютную комнату и ничуть не удивилась, обнаружив на тумбочке возле зеркала веер и несколько пар белых лайковых перчаток. Оставалось только взять их и отнести Кролику. Как вдруг на глаза ей попался стоящий на подоконнике пузырек с жидкостью. Хотя надписи «ВЫПЕЙ МЕНЯ!». на нем не было, Алису так и потянуло попробовать его содержимое.

Она призадумалась.

«Всякий раз, когда мне попадается что либо из еды или питья, происходят всяческие чудеса. Так должно быть и на этот раз. Ладно, посмотрим. Теперь мне хотелось бы подрасти. Все время быть маленькой – это так утомительно».

Алиса решительно откупорила пузырек и приложилась к нему. Не осушив его и наполовину, она начала расти, да так быстро (гораздо быстрей, чем ей хотелось бы), что если бы не пригнулась, наверняка разбила бы голову о потолок. Ей сразу же расхотелось допивать остальное.

– Эй, достаточно! – воскликнула она. – Хватит! Иначе я не смогу выбраться отсюда! Угораздило же меня столько выпить!

Увы! сделанного не воротишь. Она все росла и росла и, немного погодя, была вынуждена встать на четвереньки. Долго в таком положении продержаться не удалось: минуту спустя ей пришлось лечь на пол, локтем одной руки упереться в дверь, а другой рукой обхватить голову, – иначе в комнатке было не разместиться. Это тоже не помогло. Алиса сделала последнюю попытку: руку высунула в окошко, ногу протолкнула в дымоход.

– Дальше так продолжаться не может! – волновалась она. – Что то будет?

К счастью, волшебный напиток перестал действовать. Особой радости это не доставило: в более безвыходное положение Алиса еще не попадала. Надо ли удивляться тому, что она совершенно пала духом?

«Что мне не сиделось дома? – думала бедная Алиса. – Там я никогда не менялась. Ни одна мышь, ни один кролик не смели мне перечить. Зачем я только сунулась в кроличью нору? С другой стороны... как ни странно, такая жизнь мне по душе! Одного не пойму: почему чудеса происходят именно со мной? Можно подумать, я попала в сказку, а разве можно им верить? Да и сказки такой я еще не читала. Вот бы написать обо всем этом книгу! Когда вырасту, обязательно напишу...».

– Хотя я и так уже выросла, – уныло протянула она. – Здесь, во всяком случае, расти мне больше некуда.

– Тогда я, выходит, – добавила она, помолчав, – вечно буду школьницей. Не стать бабушкой, конечно, приятно, но всю жизнь учить уроки? Все что угодно, только не это!

– Глупенькая! – отвечала она себе. – При чем здесь уроки? Ты и сама то с трудом разместилась в этой комнатенке, а для учебников тут и вовсе нет места!

Беседовать с самою собой, становясь то на одну, то на другую точку зрения, было очень приятно. Возможно, эта беседа не имела бы конца, если бы... если бы не раздался чей то громкий голос. Алиса оборвала себя на полуслове и прислушалась.

– Мэри! Мэри! – надрывался голос. – Долго я еще буду ждать?

По лестнице застучали чьи то легкие шажки. Алиса узнала походку Кролику и перепугалась. И совершенно напрасно. Ведь она была чуть ли не в тысячу раз больше него, и никакой опасности для нее этот маленький зверек не представлял. Только вот большой девочкой Алиса себя не ощущала и задрожала так, что дом заходил ходуном и едва не рухнул.

Кролик подошел к двери и толкнул ее. Дверь была крепко прижата рукою Алисы, и войти ему не удалось. Затаив дыхание, она слышала, как он проворчал:

– Придется обойти кругом и влезть в окно.

«Только попробуй!» – подумала Алиса и, улучив момент, когда Кролик, по ее расчетам, должен был подойти к окну, попыталась его схватить. И хотя это ей не удалось, кое что все таки произошло: кто то коротко взвизгнул, а спустя мгновение звук падения какого то тела слился со звоном вдребезги разбитого стекла. Судя по всему, пострадали парники с огурцами или что то вроде того.

Затем послышались гневные вопли Кролика.

– Пат! Ко мне! Пат! Сюда! Сколько можно ждать? Где ты там копаешься?

– Дак это, яблоки копаю, милорд, – отозвался незнакомый Алисе голос. – Где же мне быть то?

(Только он сказал не «милорд», а «мылорд». )

– Яблоки копаю! – злобно передразнил Кролик. – Лучше бы помог мне выбраться отсюда...

Опять хрустнуло стекло.

– Эй, Пат, что там торчит в окне?

– Дак это, кажись, ручишша, мылорд.

(Вместо «ручища» он так и сказал «ручишша». )

– Какая же это «ручишша», болван? Таких больших рук не бывает! Она же в окне не помещается!

– Дак я и говорю ручишша, коли не помещается!

– Хорошо! Не век же ей торчать! Выброси ее оттуда!

Наступило продолжительное молчание. Затем раздался невнятный шепот:

– Дак это, мылорд, может, не надо, а? Не стоит, может? А, мылорд?

– Ах ты трус! Иди, кому говорят!

Алиса, потеряв терпение, снова шевельнула рукой и снова не без успеха, потому что взвизгнули уже двое и стекол было разбито в два раза больше.

«У них, наверное, много парников, – сделала вывод Алиса. – Интересно, что они затевают. Рука в окне торчит! Мне и самой надоело здесь торчать. Лучше бы помогли выйти. Я бы им только спасибо сказала».

Довольно долго стояла томительная тишина. Потом донеслось что то вроде колесного скрипа, перемежаемого громкими восклицаниями. Сквозь этот галдеж пробивались только отдельные фразы.

– Где еще одна лестница?

– Не могу знать! Должно, Билль тащит!

– Билль! Пошевеливайся!

– Приставляй к стенке!

– Погодь! Прежде свяжи, не то мала будет.

– В самый раз! Не лезь не в свое дело!

– Билль, цепляй веревку!

– Как бы крыша не того...

– Смотри, Билль, там черепица еле держится!

– Так и есть! Сорвалась!

(Что то громко хрупнуло.)

– Билль, это ты там справился?

– Знамо дело, он!

– Кто полезет в трубу?

– Кому надо, тот пусть и лезет!

– А мне это зачем?

– Билль, ты и так уже на крыше, полезай!

– Слышь, Билль, что хозяин говорит? Лезь!

«Бедный Билль, – пожалела неведомое существо Алиса. – Они, кажется, помыкают им, как хотят. Я бы на его месте нипочем не полезла. Что ж, придется его встретить! Хоть и мало места в камине, для хорошего пинка, полагаю, хватит!».

Алиса устроилась поудобнее и притихла. И как только в трубе зашуршал и завозился какой то маленький зверек (какой именно, было неясно), она со словами «А вот и Билль!», как могла, пнула его и принялась напряженно прислушиваться.

Первым делом раздался дружный вопль:

– Смотрите! Билль взлетел!

Потом крик Белого Кролика:

– Эй, вы, у забора, ловите его!

Наконец, после непродолжительной паузы, последовали беспорядочные возгласы:

– Приподыми ему голову!

– Дай воды!

– С тобой все в порядке, старик?

– Кто тебя так?

– Говори, здесь все свои!

Кто то жалобно запищал («Это, наверное, и есть Билль», – подумала Алиса).

– И не спрашивайте... Спасибо, достаточно... Мне уже лучше... Только вот в себя никак не приду... Значит, лезу я себе, а это самое снизу меня вдруг ка ак долбанет – я так и вылетел из трубы, прямо как... как из пушки!

– Верно, старик, полет был на славу, – сочувственно согласились все.

– Может быть, сжечь дом? – внес предложение Кролик.

Алиса испугалась и крикнула:

– Только попробуйте – я Дину позову!

Стало тихо, как в склепе.

«Что они предпримут на этот раз? – волновалась Алиса. – Крышу то не снимут, ума не хватит».

Через пару минут снаружи опять засуетились.

– Одной тачки, по моему, достаточно, – послышался голос Кролика.

«Тачки чего?» – недоумевала Алиса.

Долго теряться в догадках не пришлось: в окно посыпались мелкие камушки. Часть из них попала ей в лицо, и это было очень больно.

– Всякому терпению бывает конец! – рассердилась Алиса и крикнула с угрозой в голосе: – Прекратите немедленно! А то я сейчас как выйду!

Ответом ей была гробовая тишина.

Внезапно Алиса сделала удивительное открытие: камушки, едва коснувшись пола, превращались в булочки. Блестящая идея молнией сверкнула у нее в мозгу.

– Съем ка я одну булочку! – радостно сказала она. – К переменам мне не привыкать. Расти я уже не могу: дом лопнет, значит... значит, стоит рискнуть!

Алиса проглотила одну булочку, убедилась в правильности собственных расчетов и с удовольствием принялась наблюдать за быстрым уменьшением своего роста. Когда наконец высота дверного проема его превысила, Алиса выбежала из комнаты, спустилась по лестнице и выскочила из дома. И едва не наткнулась на ватагу птиц и зверьков, хлопотавших около тритона. («Выходит, Билль – это тритон», – подумалось ей.) Две морские свинки отпаивали бедолагу Билля водой. Все сразу же позабыли о Билле и погнались за нею. Алиса сломя голову помчалась в сторону леса и только в густой чаще остановилась передохнуть.

– Во первых, – принялась она рассуждать, – надо покончить со всякими изменениями; во вторых, найти чудесный сад; в третьих, лучшего плана, чем этот, мне все равно не придумать!

План был, без сомнения, не хуже всякого другого, но как осуществить его Алиса не знала, и это было хуже некуда. Когда беспокойство ее достигло предела, а тропинку между деревьев нипочем не удавалось найти, раздался громкий лай.

Она резко оглянулась и увидела огромного щенка. Щенок, в свою очередь, внимательно разглядывал ее своими глазищами и делал неуверенные попытки дотронуться до нее лапой.

– Ах ты мой щеночек! – попыталась приласкать его насмерть перепуганная Алиса и даже попробовала свистнуть, хотя прекрасно понимала: если щенок голоден, ничто и никто не помешает ему пообедать ею.

Не помня себя от страха, она подобрала с земли щепочку и бросила ее щенку. Щенок оттолкнулся от земли всеми четырьмя лапами и с радостным визгом вцепился в щепку зубами. Пока он увлеченно ее грыз, Алиса, не желая попасть ему под лапы, спряталась за большим кустом чертополоха. Постояв, она обошла куст и только только собралась потихоньку удалиться, как щенок бросился на щепку, промахнулся и кубарем покатился по земле. Алиса снова забежала за куст и правильно сделала: забавы щенка с лошадь величиной добром бы не кончились. А щенок не переставал бросаться на щепку; при этом он разбегался, резко выпрыгивал вперед и непрерывно лаял.

Когда щенок напрыгался, охрип и улегся неподалеку, тяжело дыша и закрыв глаза от усталости, Алисе наконец представился удобный случай спастись бегством. Она незамедлительно им воспользовалась и не останавливалась до тех пор, пока совершенно не выбилась из сил и не перестала различать лай щенка, обиженного ее исчезновением.

Она удобно устроилась под сенью лютика и сказала:

– А песик премиленький! Я бы его живо приручила, если... если была бы хоть чуточку больше него. Ну и ну! Как же я могла позабыть о первом пункте плана? Позвольте, как же мне вырасти? Наверное, опять нужно что нибудь съесть или выпить. Но что именно – вот вопрос!

В самом деле – что? Вопрос был не из легких. В траве и среди цветов трудно было найти что либо удобоваримое. Неподалеку рос гриб, высотой с Алису или чуть выше. Она подошла к нему, тщательно осмотрела и даже обошла вокруг. Определить, съедобен он или нет, ей не удалось, и она решила взглянуть на шляпку гриба – не лежит ли что нибудь на ней?

Алиса встала на цыпочки и увидела наверху какое то крупное насекомое синего цвета. Оно сидело, облокотившись на шляпку гриба, курило сигару, смотрело Алисе прямо в глаза и не проявляло к ней – как, впрочем, и ко всему остальному, – никакого интереса.

Глава V. Советы Насекомого

Некоторое время Алиса и Насекомое молча разглядывали друг друга. Наконец Насекомое, после очередной затяжки, лениво буркнуло:

– Ты кто?

Такой вопрос не мог не обескуражить Алису.

– Трудно сказать, – растерянно ответила она. – Утром я еще знала, а теперь... За последние несколько часов я успела несколько раз перемениться.

– Чушь! – сурово бросило Насекомое. – Ты представляешь себе, что ты говоришь?

– Боюсь, я ничего не могу представить себе, – осмелилась возразить Алиса. – Потому что я, если хотите знать, – не совсем я.

– Не хочу, – отрезало Насекомое.

– Тогда я ничего не смогу вам объяснить, – учтиво продолжала Алиса. – Мне и самой пока не все ясно. Если твой рост весь день скачет то вверх, то вниз, – не только себя, – все на свете забудешь.

– Не забудешь, – заявило Насекомое.

– Можете со мной не соглашаться, – попыталась переубедить Насекомое Алиса. – Но если бы вы оказались на моем месте – а это может случиться со всяким! – вы, небось, тоже стали бы сомневаться в себе.

– Сомневаюсь, – отрубило Насекомое.

– Ну, может быть, вы не такое мнительное, – пожала плечами Алиса, – но я, знаете ли, засомневалась.

– Ты! – брезгливо уронило Насекомое. – А кто ты есть, собственно говоря?

Таким образом, они вернулись к началу разговора. Очень короткие реплики Насекомого слегка рассердили Алису. Она вскинула голову и сказала с вызовом:

– По-моему, вы первым должны были мне представиться.

– С какой стати? – удивилось Насекомое.

Алиса, озадаченная таким ответом, промолчала. Затем, не простившись с Насекомым, явно не расположенным поддерживать беседу, пошла своей дорогой.

– Погоди, – остановило ее Насекомое. – Я научу тебя, что нужно делать.

Это прозвучало многообещающе. Алиса обернулась.

– Учись управлять своими страстями, – изрекло Насекомое.

– И это все?! – возмутилась Алиса; ее терпение подходило к концу.

– Не совсем, – уронило Насекомое.

Спешить Алисе было некуда. Она осталась, надеясь получить от Насекомого более ценный совет. Между тем оно сосредоточенно пускало дым кольцами и не произносило ни слова. Наконец Насекомое накурилось, стряхнуло пепел с кончика сигары и спросило:

– Стало быть, ты меняешься? А в чем это выражается?

– Во-первых, непрерывно меняется мой рост: то я высокая, то низкая, а то и наоборот; во вторых, путаюсь в самых простых вещах.

– В каких именно? – спросило Насекомое.

– Например, в стихах, – уныло объяснила Алиса. – Казалось бы, «Робин-Бобин» – ничего особенного, а начала читать – вышло неизвестно что.

– Прочти-ка «Балладу о королевском бутерброде», – предложило Насекомое. – Помнишь: «Король, его величество...»?

Алиса кивнула, вытянула руки по швам и начала:

– Неверно, – покачало головой Насекомое.

– Кажется, вы правы, – окончательно пала духом Алиса. – Не все верно. Одни строчки вроде из этого стихотворения, другие – не из этого...

– Все неверно, начиная со второй строки, – оборвало ее Насекомое и снова погрузилась в молчание.

– Какой рост ты бы предпочла? – после продолжительного раздумья поинтересовалось оно.

– Ах, все равно какой! – легкомысленно отвечала Алиса. – Лишь бы он был все время одним и тем же. Мне так надоело меняться! Будь вы на моем месте...

– Не буду, – перебило Насекомое.

Алиса ничего не сказала. Она ведь не знала, как разговаривать с грубиянами, но справляться со своими страстями ей было все труднее и труднее.

– Чем тебя не устраивает твой нынешний рост? – осведомилось Насекомое.

– Как вам сказать, – растерялась Алиса. – Если можно, я бы хотела стать чуть выше. Судите сами: три дюйма росту – это унизительно.

– Это восхитительно! – возопило Насекомое и поднялось во весь свой рост (в нем было как раз три дюйма).

– Для вас – да, а я никак не могу привыкнуть к таким размерам, – жалобно оправдывалась Алиса.

– Привыкнешь! – отрезало Насекомое и нервно затянулось несколько раз подряд. – Времени у тебя для этого предостаточно.

Тщетно Алиса дожидалась продолжения: ничего больше Насекомое добавить не соизволило. Минуту или две спустя оно успокоилось, потушило сигару о шляпку гриба, потянулось и пару раз сладко зевнуло. Потом мягко скользнуло на землю и уползло в траву, проворчав:

– С одной стороны – уменьшение, с другой – увеличение... С какой стороны хочешь – с той и ешь...

«С одной стороны, с другой стороны... Но что я должна есть?» – лихорадочно думала Алиса.

Словно прочитав ее мысли, Насекомое крикнуло:

– Гриб, разумеется!

Алиса поспешно оглянулась, но советчика и след простыл.

Алиса принялась изучать гриб и целую минуту пыталась понять, какую сторону совершенно круглой шляпки считать одной, а какую – другой! Труднее задачи придумать было нельзя. Алиса не стала ломать голову: обхватила шляпку гриба обеими руками, постаралась достать как можно дальше и отломила по кусочку с обеих сторон!

– Как узнать, который тут который? – Она вопросительно посмотрела на оба кусочка и решила для начала проверить действие правого из них.

И не успела откусить, как тут же ударилась подбородком... о собственные ноги, и пребольно!

Алиса перепугалась и сунула было в рот второй кусочек, чтобы прекратить столь катастрофическое уменьшение. Ничего не вышло! Подбородок был крепко притиснут к башмакам, и открыть рот не было никакой возможности. Кое-как она все же протолкнула сквозь стиснутые зубы кусочек гриба из левой руки.

И в то же мгновение...

– Вот здорово! Голова на свободе! – воскликнула Алиса и засмеялась от счастья.

Но когда обнаружила исчезновение собственных рук, да еще с плечами в придачу, ей стало не до смеха. Алиса просто в ужас пришла, увидев под собою чудовищной длины шею, возвышавшуюся над морем зелени.

– Где же плечи? – недоумевала она. – Почему не видно рук? И что там, внизу? Такое зеленое?

Алиса попыталась поднять руки как можно выше, но увидеть их все-таки не удалось. Только легкое колебание пробежало по зелени.

Поскольку руки не поднимались, она решила наклонить к ним голову и была несказанно обрадована прямо-таки змеиной гибкостью своей новой шеи. Алиса грациозно изогнула ее зигзагом, погрузила в зеленое море, оказавшееся всего-навсего листвой деревьев, которые минуту назад высились над головой, – и вдруг... услышала странное шипение. Алиса резко отшатнулась.

Ее атаковала разъяренная Голубка, норовя своими большими крыльями угодить ей прямо в лицо.

– Змея! Змея! – кричала Голубка.

– Какая я вам змея! – возмутилась Алиса? – Отстаньте, пожалуйста!

– Ах ты змея! – опешила Голубка и тут же прибавила со слезами в голосе: – Где я только ни пряталась – им не угодишь!

– Кому «им»? Чем «не угодишь»? – в недоумении спрашивала Алиса.

– Под корнями деревьев пряталась, на берегу пряталась, в кустах – и там пряталась! – не унималась Голубка, якобы не слыша слов Алисы. – И все им не так, все им не этак! Одно слово – змеи!

Как ни была Алиса сбита с толку, у нее все же хватило ума не возражать – пусть крикливая Голубка выговорится.

– Сил моих больше нет, – изливала душу Голубка. – Яйца высиживать – я, прятаться где попало – я, за змеями следить – опять я! Три недели без сна – попробуй высиди!

– Простите, пожалуйста, я не знала, – извинилась Алиса; ей уже становилось ясно, что к чему.

– Выше этого дерева, кажется, во всем лесу не найти, – громко причитала, почти кричала Голубка. – Думала, хоть здесь отдохну! Как же! Отдохнула! Они теперь прямо на голову падают! Пошла вон, змея... подколодная!

– Я не змея – неужели вы не видите? – пробовала урезонить ее Алиса. – Я... я... – прибавила она и сбилась.

– Ну, ты, а дальше что? – язвительно спросила Голубка. – Что, не успела ничего сочинить?

– Я... маленькая девочка, – упавшим голосом произнесла Алиса.

Она была не вполне уверена в правдивости своих слов: сегодняшние превращения совсем заморочили ей голову.

– Отлично придумано, ничего не скажешь! – ехидно сказала Голубка. – Можно подумать, я не видела девочек. Еще как видела. И ни у одной маленькой девочки не было такой большой шеи! Ну разве после этого ты не змея?! Ты еще соври, что не любишь яйца!

– Нет, яйца я, конечно, люблю, – честно ответила Алиса (врать она просто не умела). – Но это не значит, что я змея.

– Еще как значит! – заявила Голубка. – Если девочки едят яйца, то они или змеи, или вроде змей! Что – съела?

Алиса призадумалась. Голубка увидела ее замешательство и уверенно закончила:

– Я тебя сразу раскусила: ты сюда явилась за яйцами. А уж девочка ты или змея – это не мое дело.

– Зато это мое дело! – защищалась Алиса. – Да и что хорошего в ваших яйцах? А сырые я вообще не ем.

– Ну и ползи отсюда! – почему-то обиделась Голубка и возвратилась к своим яйцам.

Алиса принялась медленно протаскивать голову между деревьями. Это было непросто: приходилось ежесекундно высвобождать шею, застревавшую в ветвях. Когда Алиса с грехом пополам поднесла голову к рукам и увидела зажатые в них кусочки волшебного гриба, то сразу принялась за дело. Буквально по крошке откусывая то от одного, то от другого кусочка, она становилась то выше, то ниже и в конце концов обрела свои прежние размеры. Поначалу она почувствовала себя не совсем уверенно, поскольку успела отвыкнуть от своего нормального роста. Впрочем, через несколько секунд Алиса как ни в чем не бывало снова рассуждала сама с собой.

– Итак, первый пункт плана выполнен. А то я чуть с ума не сошла: не успеваешь к одним размерам привыкнуть, как у тебя другие. Теперь – все в порядке. Осталось найти дорогу в чудесный сад.

За размышлениями Алиса не заметила, как очутилась на опушке леса, неподалеку от маленького домика высотой около четырех футов.

– Кто бы там ни жил, – сказала она, – если я в таком виде предстану перед ними, то, пожалуй, напугаю до смерти.

Алиса принялась за гриб из правой руки и, пока не уменьшилась примерно до восьми-девяти дюймов, не тронулась с места.

Глава VI. Заперченный поросенок

Минуты две она стояла перед дверью домика и не решалась постучать. Вдруг из лесу выбежал какой-то лакей и принялся колотить в дверь кулачками. Он был в ливрее (поэтому Алиса и приняла его за лакея), а внешностью походил на леща или, скорее, на лещенка. На стук из дома вышел еще один лакей в ливрее, круглолицый и лупоглазый, – вылитый лягушонок. Он, как и Лещенок, был в завитом парике с буклями. Заинтригованная Алиса отступила в тень дерева и приготовилась смотреть и слушать.

Ливрейный Лещенок достал из-под мышки пакет, едва ли не с него величиной, протянул его Ливрейному Лягушонку и торжественно произнес:

– Для Герцогини. От Королевы. Пакет. Приглашение на королевский крокет.

Лягушонок принял пакет и не менее торжественным тоном повторил те же самые слова, хотя и поменял некоторые из них местами:

– Приглашение на королевский крокет. От Королевы. Для Герцогини. Пакет.

Затем они отвесили друг другу низкий поклон. После чего им пришлось распутывать свои парики.

Церемония рассмешила Алису. Не желая смущать лакеев, она убежала подальше в лес и уж там отвела душу. Когда она вернулась к своему наблюдательному пункту, Лещенка уже не было, а Лягушонок сидел на ступеньках дома и с дурацким видом пучил глаза в небо.

Алиса подошла к дверям и неуверенно постучала.

– Стучать – бесполезно, – меланхолически заметил Лягушонок. – Я вам не открою. По двум причинам: во-первых, и вы, и я находимся по одну сторону двери; во-вторых, будь я там, а вы здесь, – я бы все равно не услышал вашего стука: слышите, какой там шум?

В доме и впрямь невероятно шумели: чихали, плакали, орали – все это без передышки – и только время от времени били посуду.

– Прошу прощения, – сказала Алиса, – мне нужно войти. Как быть?

– Стоило бы стучать, – продолжал Лягушонок, не обращая на нее никакого внимания, – если бы мы с вами находились по разные стороны двери. Вот если бы я был тут, а вы там и постучали, я бы непременно открыл.

Даже во время разговора он не переставал смотреть ввысь. Алисе это очень не понравилось. «Скорее всего, он не нарочно, – поразмыслив, решила она. – Просто глаза у него сидят чуть ли не на макушке. Или он не расслышал вопроса?».

– Как быть, если мне нужно войти? – громко переспросила она.

– А я здесь буду сидеть, – снова заговорил он, – до завтра...

Дверь резко распахнулась, из проема вылетела большая тарелка, чиркнула Лягушонка по носу и вдребезги разбилась о первое попавшееся дерево.

– ...или даже до послезавтра, – закончил он так, словно ничего не случилось.

– Мне нужно войти! – повторила Алиса еще громче.

– А вам это действительно нужно? – резонно спросил Лягушонок. – Это, согласитесь, следовало бы выяснить до того, как вы войдете.

Алиса и не думала спорить, но разве кому-нибудь может понравиться подобное обращение?

– До чего же все эти существа противоречивы, – еле слышно произнесла она. – Просто ужас какой-то. От их противоречий свихнуться можно!

А Лягушонок решил развить ранее высказанную мысль.

– Да, буду здесь сидеть, – сообщил он, – день за днем, изо дня в день, день ото дня, с перерывами на обед...

– А мне-то что делать? – перебила его Алиса.

– А это ваше дело, – заявил Лягушонок и засвистал какую-то мелодию.

– Что с ним разговаривать! – отчаялась Алиса. – Форменный болван!

Она отворила двери и вошла.

И попала почему-то прямо в большую продымленную насквозь кухню. В центре кухни, на трехногом стульчике, восседала Герцогиня и яростно укачивала младенца. Кухарка суетилась возле очага и беспрерывно помешивала поварешкой в огромном котле, в котором кипело какое-то варево.

«Здесь перчит», – подумала Алиса, не успевая отчихиваться.

В самом деле, воздух был буквально пропитан перцем. Чихала и Герцогиня, и тем более младенец, который перемежал чихание воплями и не оставлял между ними никакого промежутка. Только на Кухарку и на здоровенного кота с улыбкой до ушей, сидящего перед камином, перец, казалось, не действовал.

– Позвольте узнать, – заговорила Алиса с некоторой долей смущения (она сомневалась, можно ли по правилам хорошего тона первой начинать беседу), – позвольте узнать, почему ваш Кот улыбается?

– Потому что он Чеширский, – ответила Герцогиня и ни с того ни с сего злобно крикнула: – Вот почему! Поросенок!

Алиса приняла «поросенка» на свой счет и не на шутку испугалась. Как оказалось, Герцогиня обратилась не к ней, а к младенцу. Алиса приободрилась и снова заговорила:

– Стало быть, Чеширские Коты улыбаются. Невероятно! Я не предполагала, что коты могут улыбаться.

– Могут, могут, – откликнулась Герцогиня. – Только зачастую не хотят.

– Надо же! Оказывается, есть улыбающиеся коты, – развела руками Алиса, упиваясь возможностью вести светский разговор. – Я этого не знала.

– Что ты вообще знаешь! – воскликнула Герцогиня. – Хотела бы я знать!

Алисе вовсе не улыбалось обсуждать этот вопрос. Она стала лихорадочно придумывать новую тему для разговора. Ничего не придумывалось. Между тем Кухарка закончила приготовление пищи и, чтобы не сидеть без дела, принялась швырять в Герцогиню и младенца чем попало. За кочергой последовал ухват, за ухватом поварешка, а за поварешкой целый ливень кастрюль, тарелок и чашек. Герцогиня вела себя так, словно ее это нисколько не трогало, хотя ей порядочно доставалось. А ребенок и без того орал благим матом, и определить, нанесен ему какой-нибудь урон или нет, было довольно сложно.

– Ой, что вы делаете! – крикнула Алиса, дрожа от страха за маленького. – Ой! В носик попадете! В такой миленький носик! – Она схватилась руками за голову: огромное блюдо просвистело в миллиметре от младенца и едва не снесло ему нос.

– Если бы мы не вмешивались в чужие дела, – недовольно прохрипела Герцогиня, – Земля вращалась бы гораздо быстрее.

– Да, но кому это нужно? – возразила Алиса с радостью (с тех пор, как она упала в колодец, ей ни разу не выпадал случай блеснуть на людях своими познаниями). – От этого могло бы пострадать время. Понимаете, Земля делает один оборот за двадцать четыре часа. Если она вдруг начнет вращаться быстрее, и ее не удастся застопорить...

– Затопорить? – недослышав, переспросила Герцогиня и прибавила: – Не мешало бы взять топор и кое-кому, чересчур грамотному, оттяпать голову.

Алиса обеспокоенно взглянула на Кухарку – поняла ли та намек Герцогини? Но Кухарка снова колдовала над котлом и, кажется, ничего не расслышала. Алиса приободрилась и продолжила:

– Да, за двадцать четыре часа, по-моему... или за двенадцать...

– Ах, не морочь мне голову своими числами, – поморщилась Герцогиня. – Она и так заморочена!

Баюкая малютку, она завела песню, наподобие колыбельной, и принялась самым немилосердным образом встряхивать несчастного младенца после каждой строчки.

Герцогиня разошлась вовсю. Она яростно подбрасывала младенца. Бедняжка прямо-таки зашелся от крика. Алиса с трудом разобрала слова второго куплета.

– Лови! – неожиданно заорала Герцогиня и метнула Алисе малыша. – Можешь его понянчить, если он тебе не надоел. Мне пора: скоро вечерний королевский крокет, а я еще не одета.

И выбежала из кухни.

Кухарка швырнула ей в спину сковородку, но промахнулась.

С младенцем Алисе пришлось повозиться. Бедный малыш, непривычный к чужим рукам, топырил в разные стороны ручки и ножки (это было очень похоже на морскую звезду), пыхтел, как паровой котел, и изо всех сил извивался. Алиса долго не могла к нему приноровиться.

Наконец она сообразила, как с ним справиться: туго-натуго стянула пеленку и ухватила его за правое ушко и левую ножку, не давая вырваться. Вместе с ним Алиса вышла на свежий воздух. «Если его не забрать, – подумала она, – он, чего доброго, умрет через пару дней».

И прибавила вслух:

– Оставить малыша с ними – преступление!

Как бы в знак согласия, ребенок громко хрюкнул.

– Перестань хрюкать! – погрозила ему пальчиком Алиса. – Это некрасиво.

Младенец снова хрюкнул. Алиса недоуменно взглянула на него и обомлела. Носик у него был какой-то странный, пуговкой, и напоминал не столько нос, сколько свиной пятачок, а узенькие глазки были совсем непохожи на детские.

«Может быть, он не всхрюкнул, а всхлипнул?» – спросила она себя и посмотрела, не появились ли у него слезы на глазах.

Глаза младенца были сухи.

– Запомни, мой милый, – строго сказала ему Алиса, – с поросятами я не вожусь.

Несчастный ребенок еще раз не то всхлипнул, не то всхрюкнул (Алиса не поняла), и некоторое время они двигались молча.

– Интересно, что я с ним буду делать дома? – на ходу рассуждала Алиса.

Не успела она подумать об этом, как младенец захрюкал пуще прежнего. Алиса невольно взглянула ему в лицо и ужаснулась. На этот раз ошибиться было невозможно: у нее на руках лежал не кто иной как поросенок, и было весьма глупо продолжать с ним нянчиться. Она распеленала его, поставила на землю и вздохнула с облегчением, когда он бодро засеменил к лесу.

– По-моему, – сделала вывод Алиса, – приличный поросенок гораздо лучше скверного мальчишки.

Ей вспомнились некоторые знакомые ребята, из которых вышли бы порядочные свиньи. «Было бы неплохо найти способ превращать плохих мальчишек в поросят», – подумала Алиса и... вздрогнула от удивления: на ближайшем дереве сидел Чеширский Кот и с улыбкой смотрел на нее.

По-видимому, он находился в хорошем настроении, но, судя по его очень длинным когтям и зубастому рту, требовал к себе уважительного отношения.

– Котик, кис-кис-кис, – робко сказала Алиса, опасаясь обидеть его подобным обхождением.

Кот заулыбался еще шире и, кажется, не думал обижаться.

Алиса осмелела.

– Будьте добры, скажите, куда мне идти? – спросила она.

– Смотря по тому, куда тебе надо, – ответил Кот.

– Мне все равно... – начала Алиса.

– Значит, все равно, куда идти, – ответил Кот.

– ...только бы попасть куда-нибудь, – закончила Алиса.

– Именно туда ты и попадешь, – обнадежил ее Кот, – если не остановишься на полпути.

Возразить на это было нечего. Алиса снова спросила:

– А вообще отсюда можно к кому-нибудь попасть?

– Пойдешь туда, – взмахнул Кот правой лапой, – попадешь к Шляпнику. А если сюда, – и он взмахнул левой, – к Мартовскому Зайцу. Выбор невелик: оба полоумные.

– Зачем мне полоумные? – запротестовала Алиса.

– Ничего не поделаешь, – усмехнулся Кот. – Здесь все полоумные. В том числе и я. Да и ты тоже.

– Я не полоумная, – возразила Алиса. – С чего вы взяли?

– Это не вопрос, – снисходительно уронил Кот. – Будь ты просто умная, ты бы здесь не оказалась.

В душе Алиса с ним, разумеется, не согласилась, но вслух спросила:

– С чего вы взяли, что вы полоумный?

– Как тебе сказать, – задумался Кот. – Возьмем, к примеру, пса. Обычного пса, не полоумного. Возьмем?

– Возьмем, – согласилась Алиса.

– Видишь ли, – продолжал Кот, – когда пес злится, он рычит, а когда радуется, – виляет хвостом. Я же наоборот: когда злюсь, виляю хвостом, когда радуюсь, – рычу.

– Вы не рычите, а мурлычете, – уточнила Алиса.

– Что ж, тебе виднее, – не стал спорить Кот. – Ну, мне пора. До встречи на вечернем королевском крокете.

– Меня туда не приглашали, – огорчилась Алиса. – А я так хочу поиграть в крокет!

– Я и говорю, до встречи, – попрощался Кот и исчез.

Подобные штучки Алисе были уже не в диковинку. Тем не менее она продолжала разглядывать ветку, на которой только что сидел Кот, пока тот снова не появился.

– Чуть не забыл, – сказал Кот, – куда ты дела ребенка?

– Он превратился в свинку, и я его отпустила, – ответила

Алиса так, словно в поведении Кота не было ничего необычного.

– Этого следовало ожидать, – кивнул Кот и исчез вторично.

Алиса минуты две постояла, подождала, но он, к ее большому сожалению, не появился, и она направилась сюда, то есть в ту сторону, где, по словам Кота, проживал Мартовский Заяц.

«Полоумный Заяц лучше полоумного Шляпника, – думала она. – Кроме того, сейчас май: может быть, в мае зайцы перестают быть мартовскими?».

Она подняла голову и снова увидела Кота, сидевшего на прежнем месте.

– Я не расслышал, ты сказала: в свинку или в псинку? – спросил он.

– Я сказала: в свинку, – ответила Алиса. – Если можно, исчезайте и появляйтесь не так быстро. У меня из-за вас в глазах рябит.

– Нет проблем, – кивнул Кот и показал, как он умеет исчезать постепенно.

В первую очередь пропал кончик хвоста и только в последнюю – улыбка, которая еще некоторое время висела в воздухе после полного исчезновения хвоста, туловища и головы.

«Ну и ну! – подумала Алиса. – Кот без улыбки – это еще куда ни шло, но улыбка без кота – это... это самое удивительное, что я видела в жизни».

Немного погодя, она уже подходила к дому Мартовского Зайца. Его дом нельзя было спутать ни с чьим другим: на крыше, крытой заячьей шерстью, стояли две трубы, напоминавшие по форме заячьи уши. Дом был очень велик. Алиса рискнула приблизиться к нему не раньше, чем выросла – при помощи кусочка гриба из левой руки – до двух футов. Хотя и после этого ее сомнения не рассеялись.

– Кто знает, вдруг Заяц еще не поумнел? – сказала она вслух. – Эх, напрасно я не пошла к Шляпнику!

Глава VII. Чай по-дурацки

Перед домом стоял накрытый стол, за столом сидели Мартовский Заяц, Сурок и Шляпник. Сурок спал без задних ног. Мартовский Заяц и Шляпник облокачивались на него, используя в качестве подушки, пили чай и переговаривались через голову спящего зверька.

«Как они с ним обращаются! – пожалела Сурка Алиса. – Впрочем, он спит и, наверное, ничего не чувствует».

Троица почему-то теснилась на одной стороне стола, хотя места было сколько угодно.

Не успела Алиса подойти поближе, как они замахали руками:

– Занято! Занято!

– Кем занято, позвольте спросить? – возразила Алиса и смело уселась в большое кресло рядом с Мартовским Зайцем.

– Сока не желаете? – жизнерадостно осведомился Заяц.

Алиса внимательно осмотрела стол, уставленный чайной посудой, и сказала:

– У вас же нет никакого сока.

– Конечно, нет, – согласился Заяц.

– Нельзя предлагать гостям то, чего нет, – наставительно сказала Алиса. – Это невежливо.

– А ходить в гости без приглашения можно? – парировал Заяц. – И тем более – садиться за стол? По-твоему, это вежливо?

– Предупреждать надо, – смутилась Алиса. – Я думала, вы ждете гостей, если поставили на стол столько приборов.

– Стричься надо чаще! – подал наконец голос и Шляпник, все это время внимательно разглядывавший Алису.

– Воспитанные люди не делают замечаний другим! – вспыхнула Алиса.

У Шляпника прямо глаза полезли на лоб от удивления. Он ничего не ответил на замечание Алисы, а только спросил:

– Что общего между вороном и письменным столом?

«С этого и надо было начинать! – подумала Алиса. – Загадки я люблю».

А вслух сказала:

– Думаю, что я смогу найти отгадку.

– То есть ты можешь найти ответ на поставленный вопрос? – уточнил Мартовский Заяц. – Ты и впрямь так думаешь?

– Да, я думаю именно так, – подтвердила Алиса.

– В таком случае, почему ты не говоришь того, что думаешь? – упрекнул ее Мартовский Заяц.

– Как это не говорю? – растерялась Алиса. – Уж я-то, во всяком случае, всегда говорю то, что думаю... то есть нет: я думаю то, что говорю. Впрочем, это одно и то же.

– Вовсе нет! – воскликнул Шляпник. – Ты еще скажи: «я вижу то, что ем» и «я ем то, что вижу» – одно и тоже.

– Ты еще скажи, – поддержал его Заяц, – «я понимаю то, что читаю» и «я читаю то, что понимаю» – одно и тоже.

– Ты еще скажи, – не открывая глаз, неожиданно включился в разговор Сурок, – «я делаю то, что хочу» и «я хочу то, что делаю» – одно и то же.

– Ну, ты мог бы это сказать о себе запросто, засоня! – поддел его Шляпник, после чего наступило тягостное молчание.

Между тем Алиса тщетно пыталась свести воедино все свои – довольно скудные – сведения о воронах и письменных столах.

Паузу прервал Шляпник.

– Какое сегодня число? – спросил он.

– Кажется, четвертое, – подумав, ответила Алиса.

Шляпник вынул из кармана часы, недоверчиво на них взглянул, встряхнул, приложил к уху, снова встряхнул, снова приложил к уху и, наконец, с раздражением обратился к Зайцу:

– Так я и думал. Отстают на два дня. А все твое масло!

– Масло было хорошее... – залепетал Заяц.

– Хорошее! – передразнил его Шляпник. – Ты же смазывал часы хлебным ножом! Вот в них и попали крошки.

Мартовский Заяц с виноватым видом взял из рук Шляпника часы, тщательно осмотрел, ополоснул в чашке, подверг вторичному осмотру, и это, по всей видимости, окончательно сбило его с толку.

– Честное слово, хорошее масло было ... – пробормотал он.

Алиса с нескрываемым интересом следила за ним и за его манипуляциями с часами. До чего же это были странные часы!

– Почему ваши часы показывают не часы, а дни? – спросила она.

– Почему бы и нет? – буркнул Шляпник. – По-твоему, часы должны показывать годы, что ли?

– Зачем же, – торопливо принялась объяснять Алиса, – все и так знают, какой нынче год, он же такой длинный!

– Все, кроме меня, – тоскливо сказал Шляпник

Алиса смешалась: Шляпник вроде бы говорил самыми простыми словами, но понять его она была не в силах.

– Нельзя ли узнать, что вы имели в виду? – как можно учтивее спросила она.

– Да вот Сурок нынче что-то разоспался, – объяснил Шляпник и опрокинул Сурку на голову чашку чая.

Тот недовольно поежился и пробормотал сквозь сон:

– Ну да, ну да, я совершенно с вами согласен...

Он и не думал просыпаться.

– Итак, что общего между вороном и письменным столом? – спросил Шляпник.

– Не знаю, – вздохнула Алиса. – И что же?

– Этого не знает никто, – таинственно шепнул Шляпник.

– Даже я, – подтвердил Заяц.

Алиса в недоумении покачала головой.

– По-моему, – устало произнесла она, – задавать вопросы, на которые нет ответа, значит, понапрасну терять время. А ведь его можно употребить с большей пользой.

– Сразу видно, что ты не знаешь Времени, – изрек Шляпник. – Его невозможно потерять, а тем более – употребить с пользой. С Ним вообще шутки плохи.

– Опять я вас не понимаю, – с досадой сказала Алиса.

– Это и понятно, – презрительно улыбнулся Шляпник. – Ты же о Нем понятия не имеешь.

– Нет, имею, – озадаченно сказала Алиса. – Мне чуть ли не каждый день приходится выкраивать время, чтобы поиграть.

– Так я и предполагал! – победоносно оглядел ее Шляпник. – Времени не по вкусу, когда Его кроят. Если бы ты относилась к Нему с уважением, ты могла бы из Него веревки вить. Скажем, не хочется тебе рано вставать, ты Ему только мигни – и стрелки мгновенно перескочат на полвторого! И ты идешь обедать, а не в школу.

( – Красота, – прошептал Мартовский Заяц.)

– Как же я буду есть, не проголодавшись? – сказала Алиса.

– Не хочешь есть – не ешь, – пожал плечами Шляпник. – Впрочем, ты могла бы попросить Время и постоять, пока у тебя не появится аппетит.

– А вас Время слушается? – спросила Алиса.

Шляпник вздохнул.

– Видишь ли, – уныло сказал он, – мы Его чем-то обидели. В марте я был приглашен к Королеве петь в концерте. Только я вышел на сцену, только завел:

Помнишь эту песню?

– Кажется, да, – не стала спорить Алиса. – И что было дальше?

– А дальше, – продолжал Шляпник, – было вот что:

Сурок вздрогнул и заверещал во сне:

– Ты ныряй, ныряй, ныряй! Ты ныряй, ныряй, ныряй...

И если бы Шляпник с Зайцем не толкнули его, он бы, наверное, нескоро унялся.

– Не успел я закончить куплет, – снова заговорил Шляпник, – слышу, Королева кричит: «Как он смеет убивать наше Время! Отрубить ему голову!».

– За что! – вскрикнула Алиса. – Какая жестокость!

– С того дня, – совершенно убитым тоном продолжал Шляпник, – Время не обращает на нас ни малейшего внимания, а на часах у нас всегда пять... А вот он, – Шляпник указал чайной ложечкой на Мартовского Зайца, – этого перенести не смог: ополоумел.

– Поэтому вы все время пьете чай? – догадалась Алиса.

– Увы, – понурился Шляпник, – это месть Времени. Мы поминутно пьем чай и у нас нет ни минуты на мытье всей этой посуды.

– А если вам нужна чистая чашка, вы пересаживаетесь? – снова догадалась Алиса.

– Разумеется, – кивнул Шляпник. – Так вот и кружимся.

– А когда вы опишете полный круг... – допытывалась Алиса.

– Довольно, – перебил ее Заяц. – Я не могу этого слышать. Пусть лучше юная леди расскажет нам какую-нибудь историю.

– Я не знаю никаких историй, – смутилась Алиса.

– Пусть тогда Сурок расскажет! – в один голос крикнули Шляпник и Заяц и снова пихнули засоню локтями.

– Хватит спать! Вставай! – теребили они его.

Сурок медленно разлепил веки.

– И вовсе я не спал, – сонно просипел он. – Я все слышал, друзья мои.

– Расскажи нам что-нибудь, – потребовал Заяц.

– Да, пожалуйста, – попросила Алиса.

– Поживей, – торопил Сурка Шляпник. – И смотри не засни на полуслове, как всегда.

– Жили-были три сестры, – начал наконец Сурок. – Звали их Элизабет, Элиза и Бетси. Жили они в колодце.

– А чем они там жили? – полюбопытствовала Алиса. – То есть чем они там питались? – уточнила она; ее чрезвычайно интересовало все, связанное с потреблением пищи.

Сурок помолчал минуту (или даже две) и сказал:

– Они питались соком.

– Если бы они сидели на одном соке, – осторожно заметила Алиса, – худо бы им пришлось.

– Так оно и вышло, – подтвердил ее догадку Сурок. – Им было очень худо. От сока она стали совсем худосочные.

Алиса попыталась представить себя на месте трех сестер, но вообразить их сочную жизнь не сумела и задала Сурку еще один вопрос:

– Почему они жили в колодце?

– Ты еще будешь пить чай? – серьезно спросил у нее Заяц.

Алиса обиделась.

– Я вообще не пила чаю, а вы спрашиваете, буду ли я пить еще!

– Если ты вообще не пила чаю, – вклинился в разговор Шляпник, – то одно из двух: либо ты еще будешь пить, либо уже нет.

– А вас никто не спрашивал! – вспылила Алиса.

– Ну-с, кто из нас делает замечание другим? – Шляпник торжествующе улыбнулся.

Ответить на это было нечего. Алиса налила себе чаю, сделала бутерброд с маслом и снова обратилась к Сурку с тем же вопросом:

– Так почему они жили в колодце?

И опять Сурок думал целую минуту (или даже две).

– Потому что, – сказал он в конце концов, – в колодце был сок.

– Так не бывает! – рассердилась Алиса и повторила: – Колодцев с соком не бывает!

Заяц и Шляпник с упреком посмотрели на нее.

– И сама не рассказываешь, – угрюмо буркнул Сурок, – и другим не даешь.

– Продолжайте, пожалуйста, – умоляюще сказала Алиса. – Больше я вас перебивать не буду. Может, и есть такой колодец – чего не бывает на свете!

– Опять не бывает! – возмутился Сурок, хотя рассказывать не прекратил. – В общем, три сестры, Элизабет, Элиза и Бетси жили в колодце. И была у них тяга к творчеству. И они творили.

– Где они творили? – От удивления Алиса тут же позабыла о своем обещании не перебивать рассказчика.

На этот раз Сурок ответил незамедлительно:

– В колодце, конечно.

– Мне нужна чистая чашка, – заявил Шляпник. – Давайте пересядем.

С этими словами он перебрался на свободное место; Сурок сел в его кресло, Заяц – в кресло Сурка, Алиса – без особого желания – заняла место Зайца. Больше всех повезло Шляпнику: ему досталась чистая чашка; меньше всех Алисе: она была вынуждена любоваться лужицей молока, пролитого Зайцем на своем месте.

Из боязни снова обидеть Сурка Алиса осторожно спросила:

– Простите, мне неясно, что они могли творить в колодце?

– Как тебе сказать, – замялся Сурок. – Например, они плавали, плескались, порой даже купались в соку. Словом, творили что хотели.

– Ты, конечно, хочешь сказать, – снова вмешался Шляпник, – что плавать, плескаться и купаться можно только в воде? Если да, то ты глупа, как... как... я не знаю кто!

– Почему они творили что хотели именно в соку? – не отставала от Сурка Алиса (она решила не замечать последнего замечания Шляпника).

– Да потому что они были в самом соку, – терпеливо объяснял Сурок, – можно сказать, в собственном соку – ведь колодец с соком был их собственный!

Этим доводом Сурок совершенно сразил бедную Алису. Она замолчала, благодаря чему он получил возможность говорить без помех. Однако он не сумел ею как следует воспользоваться: начал растягивать слова, зевать, тереть глаза, словом, явно вознамерился заснуть.

– Итак, – из последних сил заключил Сурок, – они жили в колодце, творили что хотели и даже рисовали, причем только то, что начинается на букву М.

– Почему только на М? – поразилась Алиса.

– Потому что они были Мал Мала Меньше, – удовлетворил ее любопытство Сурок.

Алиса молчала.

Рассказчик закрыл глаза и погрузился в дремотное состояние, из которого был выведен локтем Шляпника. Взвизгнув от неожиданности, Сурок снова заговорил:

– Да, только то, что начинается на М: мышеловки, месяц, медовый месяц, мудрые мысли, мокрое место и мелочи: знаешь, из выражения «мелочи жизни»... А ты сумела бы нарисовать мелочи жизни?

– Мелочь, то есть мелкие монеты, я бы, пожалуй, сумела нарисовать, – нерешительно сказала Алиса, – а вот мелочи жизни, – не думаю...

– Сперва подумай, потом говори, – оборвал ее Шляпник.

Алиса ничего не ответила на грубость, хотя ее возмущению не было предела. Она встала из-за стола и пошла к лесу. Но хозяева не спохватились, не стали просить ее остаться (как она втайне надеялась). Им не было до нее никакого дела: Сурок спал, а полоумная пара пыталась нахлобучить ему на голову чайную чашку.

«Ноги моей больше здесь не будет! – думала Алиса, петляя между деревьями. – На редкость дурацкое чаепитие!».

Тут она наткнулась на дерево со вделанной в него дверцей.

– Вот здорово! – обрадовалась Алиса. – Стало быть, чудеса продолжаются! Почему бы мне тогда не войти? – добавила она, отворила дверцу и вошла внутрь дерева.

И очутилась в зале со множеством дверей, и увидела стеклянный столик на трех ножках, а на столике – о радость! – золотой ключик.

«Теперь-то я ученая!» – подумала Алиса, взяла со стола ключик и только после этого принялась за гриб, кусочки которого лежали в кармашках. Когда ее рост уменьшился до фута с небольшим, Алиса вошла в узкий лаз, вроде крысиного, и... второй пункт плана осуществился: она очутилась в чудесном саду и любовалась прекрасными цветами и необыкновенными фонтанами с прохладной водой.

Глава VIII. Крокет по-королевски

У садовых ворот трое садовников в пикейных колпаках торопливо перекрашивали в красный цвет большие белые розы. Алиса решила понаблюдать за этим весьма, надо сказать, пикантным занятием, подошла к работающим поближе и услышала, как они пикировались между собой.

– Осторожней, Шестерка! – сказал один из них другому. – Перестань брызгаться краской!

– При чем тут я? – огрызнулся Шестерка. – Семерка толкается, а я отвечай.

– Молодец, Шестерка! – съязвил Семерка. – Вали на других, чего там!

– Попридержи язык! – отрезал Шестерка. – Ничего, скоро тебе его укоротят: не сегодня-завтра Королева велит тебя казнить – сам слыхал!

– Давно пора, – поддержал идею Королевы обрызганный краской садовник.

– Занимайся своим делом, Двойка, – осадил его Семерка. – А это не твое.

– Как – не мое? – возмутился Двойка. – Кто вчера принес повару головку сахара вместо головки сыра? Ты. А распекали меня!

– Ну, знаешь... – начал было Семерка и от возмущения бросил на землю кисть.

Заметив Алису, он осекся и склонился перед нею в низком поклоне. Шестерка и Двойка оглянулись и сделали то же самое.

Чтобы скрыть смущение, Алиса спросила:

– Будьте любезны, скажите, зачем вы красите розы?

Шестерка и Двойка молча уставились на Семерку.

– Видите ли, мисс, – принялся объяснять Семерка вполголоса, – ошибочка вышла: мы, грешным делом, вместо красных роз посадили белые. Сегодня Королева изволит посетить сад, и если увидит – не сносить нам головы. Вот мы и пытаемся, так сказать, исправить положение...

Пока они говорили, Шестерка беспокойно озирался по сторонам. Вдруг он испуганно крикнул:

– Королева!

Садовники мгновенно пали ниц. Алиса оглянулась на звук шагов и стала напряженно всматриваться, ища глазами Королеву.

Процессию возглавлял отряд охраны из десяти солдат. Солдаты выглядели точь-в-точь как садовники (только без пикейных колпаков): такие же плоские и четырехугольные, с руками и ногами по углам. На бравых вояках имелись перевязи крест-накрест, на груди поблескивали кресты за беспорочную службу, в руках сверкали большие крестообразные мечи. За охраной попарно вышагивали десять Шутов; они позвякивали нашитыми на одежду бубенцами, дружно колотили в большие бубны и что-то бубнили себе под нос. За Шутами, взявшись за руки, весело бежали дети Короля и Королевы; на шее малышей висели цепочки червонного золота, костюмчики были расшиты червлеными гербами в виде сердечек. Далее следовали придворные Валеты и Дамы. Среди них затесался и Белый Кролик; он нервно посмеивался и в чем-то еле слышно убеждал самого себя. Поравнявшись с Алисой, Кролик взглянул на нее и не узнал (или не пожелал узнать). За придворными, держа в руках пурпурную подушечку с королевской короной, шествовал Червонный Валет. Замыкали это величественный кортеж (или картеж?) ЧЕРВОННЫЕ КОРОЛЬ и ДАМА (она же Королева).

Алиса не была уверена, правильно ли сделает, если возьмет пример с садовников и тоже падет ниц; ей вообще не приходилось попадать в подобные ситуации. «В этих процессиях не будет никакого смысла, – думала она, – если все уткнутся лицом в землю и никто не будет на них смотреть».

И она решила наблюдать стоя.

Почему-то весь кортеж (или все-таки картеж?) остановился возле нее. Королева обнаружила непорядок, подошла к Алисе, смерила ее взглядом и спросила у Червонного Валета:

– Кто это?

Валет смущенно улыбнулся, поклонился, и ничего не ответил.

– Дурак! – рявкнула Королева, передернулась от гнева и повернулась к Алисе. – Как тебя зовут, милая?

– Алисой, если будет угодно вашему величеству, – предельно учтиво ответила Алиса. «Тоже мне ваше величество, – подумала она. – Королева карточной колоды! Ну, нисколечко не страшная!».

– А это кто? Что они тут разлеглись? – Королева кивнула головой в сторону садовников.

Те лежали ниц, а по рубашке – одинаковой для всей колоды – нельзя было определить, придворные это, солдаты или собственные дети ее величества.

– Кто их знает! – на удивление смело ответила Алиса. – Меня это не касается!

Такой ответ взбесил Королеву: она побагровела, глаза у нее засверкали, как у дикой кошки. Вне себя от ярости она заверещала:

– Отрубить ей голову! Немедленно отрубить...

– Какой вздор! – оборвала ее Алиса, да так решительно, что Королева умолкла на полуслове и застыла с открытым ртом.

Король коснулся ее руки и с опаской проговорил:

– Не сердись, дорогая. Ребенок есть ребенок!

Королева с неудовольствием повернулась к нему спиной и приказала Валету:

– Переверни-ка этих!

Валет повиновался и очень осторожно, носком сапога перевернул садовников лицом вверх.

– Встать! – крикнула Королева нечеловеческим голосом.

Несчастные вскочили и принялись, как марионетки, униженно кланяться Королю, Королеве, их детям и вообще всем подряд.

– Отставить кланяться! – проорала Королева. – В глазах рябит. – Она вгляделась в розовый куст и прибавила: – Чем вы тут занимались, а?

– Не велите казнить, ваше величество! – не помня себя от страха, залепетал Двойка и рухнул на колени. – Видите ли...

– Вижу! – крикнула Королева. – Отрубить им головы!

И подала знак продолжать шествие. Несчастные садовники при виде вооруженной охраны бросились к Алисе, умоляя заступиться за них.

– Ничего они вам не сделают, – заверила она садовников и сунула их в огромную вазу с цветами.

Солдаты, удивленные внезапным исчезновением своих жертв, потоптались минуту-другую на месте и ни с чем вернулись в строй.

– Как там наши головы? – весело крикнула им Королева. – Удалены?

– Так точно, ваше величество! – дружно гаркнули солдаты. – Так удалены – дальше некуда!

– Молодцы! – рявкнула Королева. – В крокет сыгранем?

Солдаты молча уставились на Алису и тем самым дали ей понять, к кому обратилась Королева.

– Сыгранем! – неожиданно для самой себя крикнула Алиса.

– Тогда за мной! – возопила Королева.

Алиса, немало озадаченная развитием событий, пошла вместе со всеми.

– Сегодня... сегодня отличная погода, не правда ли? – услышала она за спиной.

Алиса обернулась на голос и увидела Белого Кролика, с беспокойством глядевшего на нее.

– Погода в самом деле отличная, – согласилась Алиса. – А как здоровье Герцогини?

– Тсс! Тсс! – испуганно приложил лапу к губам Белый Кролик и заозирался по сторонам; потом вытянул шею, наклонился к самому уху Алисы и прошептал: – Ее приговорили к смертной казни.

– Как же так? – поразилась Алиса.

– Вы сказали: «Как жалко»? – тревожно переспросил Кролик.

– Очень мне надо жалеть ее, – возразила Алиса. – Я сказала: «Как же так?».

– Очень просто, – прошептал Кролик. – Герцогиня отхлестала Королеву по щекам...

Алиса расхохоталась.

– Тсс! Королева услышит! – Белый Кролик замахал на Алису лапами и побледнел от страха. – Герцогиня, изволите ли видеть, задержалась, а Королева как закричит...

– По местам! – зычно скомандовала Королева.

Все ее подданные стали бегать туда-сюда, натыкаться друг на друга и падать навзничь. Алиса никогда в жизни не играла в крокет по таким необычным правилам. Крокетное поле было сплошь в кочках и выбоинах, игроки вместо молотков держали в руках живых фламинго и загоняли с их помощью шары – в данном случае живых ежей – в необычные ворота. Роль ворот выполняли живые солдаты, которые для этого попарно согнулись пополам и положили руки на плечи друг другу. Алиса никак не могла справиться со своим фламинго. Взять-то она его взяла, и довольно удобно: туловище птицы сунула под мышку, ноги – отвела назад. Но как только она распрямляла ему шею и пыталась нанести удар по ежу, фламинго отворачивался от игрового поля и смотрел на нее такими наивными глазами, что у нее руки опускались от смеха. Если Алиса все же заставляла фламинго повиноваться, уползал предназначенный для удара еж; если она кое-как наносила удар по ежу, тот натыкался на кочки или застревал в рытвинах. Кроме того, солдаты, чтобы размяться, переходили с места на место, – как правило, в самый неподходящий момент. Словом, игра оказалась на редкость трудной.

Участники состязания вели себя соответственно. К одному ежу, ругаясь и толкаясь, подскакивали сразу по несколько игроков; порой между ними вспыхивала драка. Королева немедленно пришла в неописуемую ярость, то есть принялась носиться по всей площадке, топать ногами и непрерывно орать:

– Отрубить ему голову! Отрубить ей голову!

Алисе стало не по себе. Она еще не сказала Королеве ни одного слова поперек, но та могла придраться к кому угодно в любую минуту.

«Мне тогда не поздоровится, – думала Алиса. – Королеву хлебом не корми – дай только отрубить голову человеку. В таких условиях выжить просто невозможно – а они живут. Удивительно!».

Она стала соображать о том, не следует ли ей незаметно убраться подобру-поздорову, как вдруг прямо перед нею в воздухе появилось нечто поразительное. Прошло несколько минут, прежде чем Алиса узнала улыбку Чеширского Кота.

«Наконец-то, – сказала Алиса про себя. – Будет хоть с кем поговорить».

– Как игра? – осведомился Кот не раньше, чем его рот полностью обозначился.

Алиса дождалась появления кошачьих глаз, кивнула и ничего не ответила. «Пока у него нет ушей, – подумала она, – он все равно ничего не услышит».

Когда голова Кота проступила окончательно, и он, кажется, решил этим ограничиться (ведь разговаривать было уже можно), – Алиса поставила своего фламинго на землю и с радостью принялась делиться с Котом впечатлениями.

– Какая-то дурацкая игра получается, – сказала она. – Игроки то и дело спорят и так ужасно орут – оглохнуть можно. И играют не по правилам, если, конечно, у этой игры вообще есть правила. И потом, не стоило бы играть живыми существами. Вот, смотрите, хотела я загнать ежа в те ворота, а они взяли да ушли в сторону. Едва я собралась крокировать ежа Королевы, как он развернулся и удрал.

– А Королева тебе понравилась? – негромко спросил Кот.

– Ничуть, – поморщилась Алиса. – Она чрезвычайно... – но, заметив, что Королева подкралась сзади и подслушивает, не растерялась: – чрезвычайно... сильно играет в крокет. Поэтому с ней лучше не связываться...

Королева расплылась в улыбке и удалилась.

– С кем ты беседуешь? – С таким вопросом подошел к Алисе Король; его очень заинтересовала висящая в воздухе кошачья голова.

– Разрешите представить, – сказал Алиса. – Это Чеширский Кот, мой добрый друг.

– Чего-то в нем не хватает, – заявил Король, – только вот не пойму чего. Но поцеловать мне руку он может.

– Могу, – улыбнулся Кот, – но не хочу.

– Как ты смеешь! – обиделся Король. – Перестань на меня смотреть, тем более – так непочтительно, – добавил он и спрятался за спину Алисы.

– Все, в том числе и коты, могут смотреть на королей, – сказала Алиса. – Кажется, это пословица, только не помню, где я ее слышала.

– И все-таки от него надо отделаться, – настойчиво произнес Король и крикнул Королеве, оказавшейся неподалеку: – Дорогая, помоги мне отделаться от этой головы.

У Королевы имелось только одно средство от головы на все случаи жизни.

– Отрубить ее – и дело с концом! – бросила она, даже не взглянув, кого именно следует подвергнуть этой экзекуции.

– Чудненько! – обрадовался Король. – Побегу-ка я за Палачом!

Он исчез.

В эту минуту Алиса услышала дикие вопли взбешенной Королевы, захотела узнать, что произошло, подошла ближе и стала свидетельницей того, как ее величество осудила на смерть сразу трех игроков: они, видите ли, не знали, кто за кем должен вступить в игру. Алисе это не понравилось: сумбур на поле не позволял разобраться в том, когда ей самой следует вступить в игру. Кроме того, нужно было сначала отыскать своего ежика.

Она нашла его, когда он энергично обменивался тумаками с другим ежом. Алиса собралась было воспользоваться случаем и крокировать своим ежиком его противника. К несчастью, под рукой не оказалось фламинго, и обнаружила она его на другом конце сада, где он делал неуверенные попытки взлететь на дерево.

Алиса изловила фламинго, вернулась к ежам, но те, похоже, закончили потасовку, потому что их нигде не было видно.

«Сбежали – ну и ладно, – подумала Алиса. – Да и ворота разбрелись по всему саду».

Она крепко зажала под мышкой фламинго, который по-прежнему порывался улизнуть, и только тут вспомнила о незаконченном разговоре с Чеширским Котом.

Возвратившись к Коту, Алиса была поражена тем, какой интерес у всего общества вызвала висящая в воздухе голова ее друга. Собравшиеся напряженно следили за ходом спора между Палачом, Королем и Королевой, молчали и явно были чем-то расстроены. А спорящие, как водится, не столько спорили, сколько пытались переорать друг друга.

Палач, Король и Королева бросились к Алисе с требованием рассудить их по справедливости. Все трое, доказывая свою правоту, говорили одновременно, так что Алиса с большим трудом разобралась в доводах каждого.

Довод Палача: если вы велите отделить голову от тела, то извольте предоставить голову вместе с телом, а работать без тела, с одной головой, он не обучен и переучиваться на старости лет не собирается.

Довод Короля: если ты специалист своего дела, то при наличии головы – неважно, с телом она или без – ты всегда можешь ее отрубить, и не надо валить с больной головы на здоровую.

Довод Королевы: если сию секунду или чуть раньше Палач не начнет работать по специальности, то за такое головотяпство она велит оттяпать голову всем подряд, в том числе и специалисту своего дела.

(Именно эта угроза обеспокоила верноподданных ее величества.)

– Это Кот Герцогини, – только и смогла сказать Алиса. – Без нее нельзя решать его судьбу.

– А Герцогиня в тюрьме! – обрадовалась Королева и приказала Палачу: – Немедленно приведи ее сюда!

Палач не заставил себя просить дважды.

Едва он исчез, голова Кота начала понемногу тускнеть и, не дожидаясь возвращения Палача, испарилась. Доставив Герцогиню, Палач вместе с Королем начал носиться по всему саду в поисках Кота. Остальные возобновили игру.

Глава IX. История Нечерепахи

– Ты не поверишь, душечка, как я рада тебя видеть! – подойдя к Алисе, проворковала Герцогиня, бережно взяла ее под руку, и они стали прогуливаться вдвоем.

Алиса после их первой встречи на кухне никак не ожидала увидеть Герцогиню такой добродушной и тоже обрадовалась. «Может быть, – подумала Алиса, – именно от перца Герцогиня становится злобной, как старая перечница? Если я стану Герцогиней, – продолжала думать Алиса (честно говоря, ей в это и самой не верилось), – ни за что не позволю перчить суп; он и без перца хорош. Должно быть, из-за перца люди стремятся всыпать перцу другим, – размышляла Алиса, радуясь тому, что открыла неизвестную ранее закономерность. – А от уксуса – выглядят так, словно уксусу напились. А от ромашек – заводят романы. А от сладостей... ведут сладкую жизнь! Недаром дети очень любят сладкое. Надо будет рассказать об этом всем взрослым. Может, тогда они станут чаще покупать детям конфеты и шоколадки...».

Увлекшись, Алиса и думать забыла о Герцогине и немножко испугалась, когда та укоризненно сказала:

– Я, кажется, с тобой разговариваю, милочка? Почему ты меня не слушаешь? А мораль отсюда... Вот, вертится на языке... Ну да ладно, потом скажу, сейчас не к спеху...

– А может быть, отсюда нет никакой морали? – рискнула предположить Алиса.

– Как это нет, как это нет, дитя мое! – вскричала Герцогиня. – Мораль можно извлечь откуда угодно, если, конечно, ее оттуда не извлекли до вас.

Она еще крепче прижала к себе Алису.

Но та вовсе не была в восторге от этого: во-первых, Герцогиня была далеко не красавица, во-вторых, она положила свой довольно острый подбородок Алисе на плечо. И все-таки Алиса предпочла переносить и неудобство и даже некоторую боль, чем попросить Герцогиню отодвинуться и тем самым проявить невоспитанность.

– По-моему, игра пошла поживее, – сказала Алиса только ради поддержания разговора.

– Ты права, – согласилась Герцогиня. – А мораль отсюда: любовь, любовь, вращаешь землю ты!

– Кто-то говорил, – с самым невинным видом шепнула Алиса, – что вращение Земли зависит от кое-чего другого.

– Ну и что? Одно другому не помеха, – заявила Герцогиня, и ее острый подбородок еще сильнее впился в плечо Алисы. – А мораль отсюда: рысак рысака видит издалека.

«Что она заладила: а мораль, а мораль? – подумала Алиса. – Прямо аморальная какая-то – любит поговорить о морали».

– Ты, наверное, хочешь спросить, – помолчав, продолжала Герцогиня, – почему я не беру тебя за талию? Понимаешь, я не знаю, как на это посмотрит твой фламинго. Или все-таки попытаться?

Алиса не испытывала ни малейшего желания подвергаться подобным пыткам.

– Не надо испытывать судьбу, – сказала она. – Мой фламинго может сильно огорчить.

– То-то и оно, – вздохнула Герцогиня. – Фламинго может огорчить почти так же, как горчица. А мораль отсюда: пуганая птица куста боится.

– Горчица – никакая не птица, – заметила Алиса.

– Как всегда, ты совершенно права! – восхитилась Герцогиня. – Гениальный ребенок!

– По-моему, горчицу добывают из руды, – неуверенно сказала Алиса.

– Из руды, конечно же, из руды, – с готовностью кивнула Герцогиня (ей, кажется, доставляло удовольствие во всем соглашаться с Алисой). – Тут неподалеку находится месторождение горчичной руды. Рудник для добычи этой руды построен в незапамятные времена. С тех пор много руды утекло. А мораль отсюда: от руды руды не ищут.

– Погодите, я вспомнила! – не слушая Герцогини, воскликнула Алиса. – Горчица – растение, хотя и не очень похожее на него.

– Разумеется, растение, – как и следовало ожидать, нисколько не смутилась Герцогиня. – А мораль отсюда: с виду – герой, а сам-то – гнилой. Могу сказать и попроще – исключительно для тебя, милочка: не считай себя такой, какой ты можешь казаться другим, при условии, что ты была или могла быть не такой, какой ты могла бы казаться им, будучи такой на самом деле, и какой ты не могла не считать себя, окажись ты не такой или почти не такой в глазах других.

– Если бы я прочла это в книге, – вежливо сказала Алиса, – я бы, наверное, поняла гораздо лучше. Такую мысль трудно усвоить в устном виде.

– Какие пустяки! – явно наслаждаясь произведенным эффектом, сказала Герцогиня. – Я могу сказать и не такое!

– Пожалуйста, не утруждайте себя, – забеспокоилась Алиса.

– Какой там труд, – улыбнулась Герцогиня. – Не о чем говорить. Просто мне хочется подарить тебе на память все свои самые свежие мысли.

«Ничего себе подарочек! – молча возмутилась Алиса. – Она бы еще на день рождения такой подарила. А что – с нее станется!». Но сказать об этом собеседнице не решилась.

– Опять мы задумались? – нежно спросила Герцогиня и еще больнее ткнула плечо Алисы своим подбородком.

– Разве я не имею права думать? – довольно сердито спросила Алиса (мало-помалу ее стали раздражать реплики назойливой спутницы).

– Я этого не говорила, – осклабилась Герцогиня. – Как ты могла подумать такое! И поросята имеют право летать. А мор...

Рука Герцогини, державшая Алису под локоть, неожиданно дрогнула. Алиса, пораженная тем, что собеседница не договорила своего самого любимого слова, подняла глаза и обомлела: перед ними стояла Королева; руки у нее были скрещены на груди, взгляд метал молнии.

– Отличная погода... ваше... величество, – с трудом подбирая слова, пролепетала Герцогиня.

– Делаю тебе первое предупреждение! – проорала Королева и затопала ногами! – Оно же последнее! Если сию секунду или секундой раньше ты не оставишь нас, то мы оставим тебя без головы! Подумай и решай! Времени у тебя на это более чем достаточно!

Королева оказалась права: указанного времени Герцогине хватило и на раздумье, и на принятие правильного решения и на то, чтобы исчезнуть.

– Пойдем доигрывать в крокет! – приказала Королева.

Алиса, чрезвычайно напуганная происшествием с Герцогиней, не посмела ослушаться.

Игроки, довольные отсутствием Королевы, наслаждались покоем в тени деревьев. Завидев ее величество, они немедленно приступили к игре. Да и как же им было не приступить, если Королева бросила вскользь, что опоздавшие будут казнены на месте.

И после перерыва Королева не могла играть по-человечески: ругала всех подряд на чем свет стоит и то и дело кричала: «Отрубить ему голову! Отрубить ей голову!».

По этой команде, солдаты бросали свой пост у ворот и шли арестовывать очередную жертву. Менее чем через полчаса на крокетном поле не осталось ни ворот, ни игроков: все участники состязания, за исключением, естественно, Короля, Королевы и Алисы, либо находились под стражей и ожидали исполнения приговора, либо охраняли приговоренных к смерти.

Между тем Королева подошла к Алисе и тяжело дыша спросила:

– Ты знакома с Нечерепахой?

– В первый раз слышу, – ответила Алиса.

– Не может быть! – удивилась Королева. – Неужели ты ни разу в жизни не ела нечерепашьего супа?

– Нет, – призналась Алиса, – это блюдо мне есть не приходилось.

– Ступай за мной! – скомандовала Королева. – Нечерепаха сам расскажет о себе.

Уходя, Алиса краем уха услышала обращенные к смертникам слова Короля:

– Все помилованы.

У Алисы отлегло от сердца, ее очень огорчала кровожадность Королевы. «Все хорошо, что хорошо кончается!» – подумала она.

Тем временем они с Королевой набрели на Грифона (если вы никогда не видели его, то посмотрите на картинку). Грифон спал как убитый на самом солнцепеке.

– Эй ты, лодырь! Хватит спать! – принялась тормошить его Королева. – Проводи юную леди к Нечерепахе. Ей не терпится послушать его историю. А я должна идти – дел по горло. Сейчас, по моему приказу, кое-кому голову рубить будут, надо проследить.

Она ушла. Алиса осталась наедине с Грифоном.

Ей этот удивительный зверь не очень понравился, но в глубине души она была рада: уж лучше иметь дело с ним, чем с этой жестокой Королевой.

Грифон сел, потянулся, протер глаза и посмотрел вслед Королеве. Как только она удалилась на почтительное расстояние, он усмехнулся и сказал:

– Шутить изволит!

Алиса не поняла, кого он имеет в виду, и поэтому спросила:

– Кто изволит шутить?

– Кто? Она! – ответил Грифон. – Это у нее шуточки такие. Никаких голов у нас тут не рубят. Понятно? Следуй за мной!

«Они что – сговорились? – подумала Алиса и без особого желания подчинилась Грифону. – Раскомандовались тут! Так меня еще никогда не гоняли!».

Она еще не успела устать, когда их взору предстал Нечерепаха. Он сидел вдалеке на краю небольшой скалы и время от времени испускал глубокие и жалобные вздохи – буквально из глубины души. Алиса сразу почувствовала к нему жгучую жалость.

– Почему он повесил голову? – спросила она у Грифона.

На это Грифон почти без изменений повторил свой предыдущий ответ:

– Кто? Он? Это у него шуточки такие. Никаких голов у нас тут не вешают. Понятно? Следуй за мной!

Когда они подошли к Нечерепахе, он молча посмотрел на них глазами, полными слез, и ничего не сказал.

– К тебе пришли, – обратился к нему Грифон. – Юная леди жаждет услышать твою историю. Горит желанием.

– Если горит – услышит, – вздохнул Нечерепаха. – Пусть только сядет и не перебивает, а то я никогда не закончу. И ты, Грифон, садись и не перебивай.

Алиса и Грифон уселись на прибрежный песок. Несколько минут все трое хранили молчание. «Так мне никогда не удастся его перебить, – подумала Алиса. – А он не никогда не кончит рассказывать, потому что не думает начинать». Все же она решила набраться терпения и подождать.

– Давным-давно, – начал наконец Нечерепаха и глубоко вздохнул, – когда я был просто Черепахой...

Он снова умолк, но вздыхать не прекратил. Грифон тоже помалкивал и только иногда произносил что-то вроде «ХРРРКХ!». Алису так и подмывало встать и поблагодарить сэра Нечерепаху за столь увлекательную историю. Но она сдержалась и промолчала – ведь он должен был добавить к сказанному хоть что-нибудь.

– В самом раннем детстве, – в конце концов продолжил Нечерепаха (он все-таки справился с собой, хотя слезы порой наворачивались ему на глаза), – в самом раннем детстве мы ходили в подводную школу. Нашим первым учителем был Морской Котик, но за глаза мы называли его Китом...

– Почему Китом, если он был Котиком? – поинтересовалась Алиса.

– Ты что, нарочно, да? – недовольно спросил Нечерепаха. – Или ты в самом деле такая тупая? Ведь он был настоящим китом науки! Нас он, к примеру обучал китайской грамоте.

– Не стыдно задавать такие детские вопросы? – ввернул Грифон, и оба зверя молча воззрились на Алису.

Она была рада провалиться сквозь землю.

Первым не выдержал Грифон.

– Валяй дальше, дружище, – сказал он Нечерепахе. – Нечего тянуть кита за хвост!

– Итак, мы ходили в подводную школу, хотя ты, кажется, собираешься мне возразить...

– Я не собираюсь вам возражать, – возразила Алиса.

– Но ведь возразила же, – резонно заметил Нечерепаха.

– И не возражай! – прикрикнул на Алису Грифон, прежде чем та успела открыть рот.

– Мы получили блестящее образование, – продолжал Нечерепаха, – потому что ходили в школу каждый день.

– Что здесь такого? – спросила Алиса. – И нечего задаваться. Я тоже хожу в школу каждый день.

– А дополнительные предметы у вас есть? – забеспокоился Нечерепаха.

– А как же! – ответила Алиса. – Французский язык и музыка.

– Ну, тогда ваша школа не чета нашей! – облегченно вздохнул Нечерепаха. – Наши познания были значительно глубже, потому что у нас было и подводное плавание. Причем за дополнительные предметы – французский, музыку и подводное плавание – мы вносили дополнительную плату.

– Если вы ходили в подводную школу, – заметила Алиса, – значит, вы и так умели плавать под водой.

– К сожалению, мои родители рассуждали точно также, – вздохнул Нечерепаха. – Да и не по карману были им дополнительные предметы. Поэтому я проходил только основной курс.

– Что же вы изучали? – спросила Алиса.

– Начали мы, как водится, с Буквы Ря, – отвечал Нечерепаха. – Потом, самой собой, Метаматика, все четыре действия: Слежение, Выметание, Уморение и Дубление.

– Что такое «выметание»? – осмелилась спросить Алиса. – В первый раз слышу о таком действии.

Грифон схватился за голову передними лапами.

– Какое невежество! – простонал он. – Придется объяснить. Даже тебе, я думаю, известно, что означает выражение «заметать следы».

Грифон явно насмехался. Алиса это почувствовала и отвечала не совсем уверенно:

– Известно. «Заметать следы» означает прятаться... убегать от погони...

Грифон с удивлением отметил:

– Правильно. И если ты теперь не понимаешь, что означает слово «выметать», ты глупа, как Мартовский Заяц.

Поскольку поддерживать такой разговор не имело смысла, Алиса снова принялась расспрашивать Нечерепаху:

– Что же вы еще изучали?

– Во-первых, Листорию, – отвечал Нечерепаха, – начиная с Бронтозубров и до наших дней; во-вторых, Злоологию, Астромумию, целых Три Гиенометрии, а также основы Ракитектуры эпохи Баракко и Ракоко. Раз в неделю к нам приходила старая Форель. Ах, Форель! – патетически вскричал Нечерепаха. – Она учила нас рисовать Ахфорелью, и под ее руководством мы купировали Скальптуру.

– Что вы делали? – не поняла Алиса.

– Купировали, – ответил Нечерепаха. – Будь я помоложе, я бы показал, как это делается. А сейчас – увы: силы не те, да и купюр маловато. А у Грифона этого предмета не было.

– Только его мне не хватало! – воскликнул Грифон. – Наша Классная Дама нам со своими Классиками проходу не давала: каждый день гоняла по Классикам. Я эту старую Каракатицу по краб жизни помнить буду.

– А у нас она ничего не вела, – с грустью проговорил Нечерепаха. – Эх, помню, завидовал я вам! Ораторика, Громантика, Хилософия, Глотынь...

– Да уж, да уж, – расчувствовался и Грифон, и приятели, как по команде, закрыли лапами лица.

– А задания на дом вам давали? – продолжала расспрашивать Алиса.

– Что значит «давали?» – переспросил Нечерепаха. – Уж не хочешь ли ты сказать, что в вашей школе домашние задания дают задаром?

– А как же иначе? – удивилась Алиса.

– Ну, тогда они ничего не стоят! – снисходительно заметил Нечерепаха. – У нас только задачи по Метаматике уступали задешево. А вообще, если вы хотели выполнять домашние задания, то должны были выкладывать кругленькую сумму.

– Значит, вы могли и не делать домашних заданий? – завистливо спросила Алиса. – Если нечем было платить?

– Разумеется, – ответил Нечерепаха.

– Тогда вам, наверное, приходилось все заучивать во время урока? – сочувственно спросила Алиса.

– Что вы все про уроки да про уроки? – не дал ответить Нечерепахе Грифон. – Ну-ка, дружок, расскажи ей, как мы развлекались в молодости.

Глава X. Менуэт с миногами

Нечерепаха глубоко вздохнул и разрыдался. Он смотрел на Алису и никак не мог начать речь: спазмы в горле в течение нескольких минут мешали ему говорить.

– Хрипит, словно костью подавился, – сочувственно сказал Грифон и принялся успокаивать беднягу, участливо встряхивать и хлопать по спине.

Наконец Нечерепахе удалось взять себя в руки. Поминутно всхлипывая и утирая слезы, он заговорил:

– Если ты не жила на дне моря...

– Не жила, – подтвердила Алиса.

– ...и никогда не видела Миног...

– Как же! Я их ел... – начала Алиса, но опомнилась и быстренько нашлась: – ...еле-еле могу себе представить.

– ...тогда ты не можешь оценить всю прелесть восхитительнейшего из танцев – Менуэта с Миногами.

– Вы правы, – сказала Алиса. – Я о таком танце даже не слыхала. Расскажите о нем, если можно.

– Не только можно, – ответил Грифон, – но и нужно. Итак, вы встаете в один ряд на берегу моря...

– Не в один ряд, а в два, попарно, – поправил его Нечерепаха. – Перед этим вы, – а среди вас могут быть и тюлени, и черепахи, и лососи, словом, каждой твари по паре, – должны сплавить куда-нибудь медуз, чтобы не путались под ногами...

– А это не очень-то приятно, – вклинился в разговор Грифон.

– Потом вы делаете два шага вперед, – гнул свое Нечерепаха.

– Обняв Миногу за талию, – не уступал ему Грифон.

– Правильно, – ввернул Нечерепаха. – Делаете два шага вперед, сближаетесь с партнером по Менуэту...

– Обмениваетесь Миногами, – подхватил Грифон, – и возвращаетесь в исходное положение.

– Затем вы, – вставил Нечерепаха, – забрасываете...

– Миногу! – взвизгнул Грифон и подпрыгнул.

– Как можно дальше в море! – не сдавался Нечерепаха.

– Бросаетесь за нею! – вскричал Грифон.

– Делаете в воде сальто-мортале! – проорал Нечерепаха, сорвался с места и прошелся по берегу колесом.

– Хватаете Миногу и выходите на сушу! – громче прежнего вскричал Грифон.

– Вторично обмениваетесь Миногами! – возопил Нечерепаха и, неожиданно понизив голос, вяло пробормотал: – На этом первая фигура кончается.

Оба зверя, которые только что скакали и кувыркались, как ненормальные, снова уселись и грустно воззрились на Алису.

– Судя по всему, это чудесный танец, – дипломатично сказала Алиса,

– Можем станцевать, – с деланным равнодушием сказал Нечерепаха. – Если, конечно, ты этого хочешь.

– Сделайте одолжение, станцуйте, – захотела Алиса и присела в поклоне.

– Давай покажем ей хотя бы первую фигуру, – предложил Нечерепаха Грифону. – Жаль, Миног нет. Впрочем, обойдемся без них. А петь будешь ты.

– Нет, лучше ты, – отказался Грифон. – Не в голосе я сегодня, да и слова подзабыл.

И два чудища, размахивая передними лапами и то дело натыкаясь на Алису, в торжественном танце принялись топтаться вокруг нее под протяжную и очень грустную песню Нечерепахи.

– Спасибо за танец. Я смотрела с большим удовольствием, – сказала вежливая Алиса, хотя гораздо большее удовольствие доставило ей окончание танца. – И песенка про Камбалу мне понравилась.

– Кстати о Камбале, – вспомнил о чем-то Нечерепаха. – Ты, надеюсь, видела ее?

– Конечно, видела, – кивнула Алиса. – Когда она у нас бывает, мама ее жа... – «рит» хотела сказать Алиса и вышла из положения, сказав: – жа... жалеет.

– Жалеет? – возмущенно переспросил Нечерепаха. – Нашли кого жалеть! Но если уж она к вам заходит, ты, разумеется, знаешь, как она выглядит.

– Пожалуй, – осторожно ответила Алиса. – Глаза у нее на одной стороне, и покрыта она румяной хрустящей корочкой.

– Откуда у нее румянец на дне морском? – задумчиво произнес Нечерепаха. – Тут что-то не так. И корочки у нее никакой не было. Может быть, ты имеешь в виду чешую? А вот насчет ее односторонности ты правильно заметила: очень односторонняя и плоская особа. И знаешь почему? – с этими словами Нечерепаха сладко зевнул и зажмурился. – Объясни ей, Грифон, почему Камбала такая.

– Видишь ли, – не заставил себя упрашивать Грифон, – Камбала не такая уж тихоня, как это может показаться на первый взгляд. Если она не желает ходить по балам, то у нее на это свои причины. Она себе на уме рыба. К примеру: захотела иметь два глаза на одной стороне, – в лепешку расшиблась, а добилась своего.

– Зачем ей это нужно? – спросила Алиса.

– Как это – зачем? – воскликнул Грифон. – Ты же сама слышала, какая она ленивая: днями и ночами готова на боку лежать. А другим боком смотрит, то есть наблюдает за другими рыбами.

– Спасибо вам, – поблагодарила Грифона Алиса. – Вы очень интересно рассказывали о Камбале. Я и не знала, что она такая.

– Это еще что, – тихо сказал Грифон. – Я тебе про нее могу и не такое порассказать.

– И что же именно? – полюбопытствовала Алиса.

– Понимаешь, – сказал Грифон и оглянулся, – Камбала живет по двум паспортам сразу.

– Не может быть! – не поверила Алиса.

– Может! – заверил Грифон. – По одному паспорту она Камбала, – Грифон сделал ударение на последнем слоге, – а по другому – Камбала. – Грифон сделал ударение на первом слоге.

– Разве это допускается? – потрясенно спросила Алиса.

– Не знаю, – честно сказал Грифон. – Во всяком случае, до сих пор на это закрывали глаза.

– Если бы я была Килькой, – сказала Алиса (в голове у нее все еще вертелась пропетая Нечерепахой песня), – я бы ни за что не стала водиться с Камбалой.

– Плохо ты ее знаешь, – вмешался в разговор Нечерепаха. – Камбала любую рыбу закамбалить может. Между прочим, поэтому ее Камбалой и зовут. Вот и Кильку закамбалила. Килька теперь такое вытворяет.

– И что же? – спросила Алиса.

– По наущению Камбалы, – с готовностью продолжал Нечерепаха, – Килька килькает клич по всем морям и океанам, и на ее зов сплываются тысячи килек. Они всей оравой вгрызаются в киль какого-нибудь корабля и начинают его раскачивать, то есть устраивают кораблю килевую качку. Судно из-за этого может перекильнуться и утонуть. По вине килек, в основном, и происходят кораблекрушения.

Алиса была поражена словами Нечерепахи, однако от вопроса все-таки не удержалась.

– Вы, наверное, оговорились? – сказала она. – Вы, видимо, хотели сказать «кликает» клич, а не «килькает»?

– Что я хотел, то и сказал, – почему-то обиделся Нечерепаха.

Грифон, вероятно, желая замять разговор, обратился к Алисе:

– Слушай, не пора ли тебе рассказать о своих приключениях? А то все мы да мы говорим, а ты все молчишь.

– Я, пожалуй, могу вам кое-что рассказать, – нерешительно промолвила Алиса, – о сегодняшних событиях. Все вчерашнее – уже не так интересно, потому что еще вчера я была не такая, как сегодня.

– Ничего не понимаю! Объяснись! – сурово потребовал Нечерепаха.

– Нет, сперва события, – пришел на помощь Алисе Грифон. – Знаю я эти объяснения: только начни объясняться – сам не рад будешь.

И Алиса поведала им свою историю – всю, начиная с Белого Кролика. Поначалу ей было страшновато: оба зверя подсели к ней очень близко, уставили на нее свои глазища и слушали, буквально открыв рот. Потом она освоилась и продолжала говорить как ни в чем не бывало. Да и слушатели попались благодарные: ни разу не перебили ее вплоть до эпизода с Насекомым. И лишь когда Алиса рассказала о неудаче, постигшей ее при чтении «Баллады о королевском бутерброде», – Нечерепаха не выдержал:

– Чушь какая-то!

– Не то слово! – поддержал его Грифон.

– Как можно запутаться в стихах? – глубокомысленно изрек Нечерепаха. – Я бы не прочь послушать, как она это делает. Вели ей что-нибудь прочесть, – приказал он Грифону, словно Алиса была у того в полном распоряжении.

– Задание понятно? – осведомился Грифон у Алисы. – Если да, то прочти нам «Плачет Мэри-бедняжка...».

«Ну и звери! – подумала Алиса. – Чего они пристают ко мне со своими стихами? Прямо как в школе...».

Все же она не стала отнекиваться, послушно встала и начала читать стихи. Однако впечатление от Менуэта с Миногами и вообще от этой рыбной кутерьмы было настолько сильным, что она никак не могла сосредоточиться. Поэтому из «Мэри-бедняжки» опять вышло неизвестно что.

– Да, не такие стихи учили мы в школьные годы! – подытожил Грифон.

– По-моему, это ужас что такое, – сказал Нечерепаха. – Чистейшей воды бессмыслица.

Алиса закрыла лицо руками: ей вдруг стало не по себе от мысли, что эти странности не будут иметь конца.

– Пусть она теперь все объяснит, – потребовал Нечерепаха. – Такие штуки нельзя читать безнаказанно.

– Ничего она тебе не объяснит, – снова вступился за Алису Грифон. – Пусть лучше дочитает.

– О чем? – язвительно спросил Нечерепаха. – О кастрюльном Раке? Ну, скажи на милость, как он умудрился взять по шиллингу с носа? И как он мог оставить с одним носом сразу всех? И вообще, при чем здесь эти носы?

– Это совсем не те носы... – смущенно бормотала Алиса: она и сама ничего не понимала, а тут еще изволь объяснять другим.

– Что ты к ней пристал? – осадил Нечерепаху Грифон и обратился к Алисе: – Попробуй продолжить со строчки «Пролетели недели...».

«Напрасно это, – подумала Алиса. – Все равно не выйдет ничего хорошего». Но перечить Грифону не посмела и срывающимся голосом прочла:

– Поднос, – буркнул Нечерепаха. – Сколько можно, дорогая моя, морочить нам голову своими носами? Может, хватит на сегодня этой белиберды?

– Пожалуй, ты прав, – согласился с Нечерепахой Грифон.

Алиса благодарно посмотрела на него.

– Чего тебе больше хочется, – пошептавшись о чем-то с Нечерепахой, спросил у Алисы Грифон, – посмотреть вторую фигуру Менуэта без Миног или послушать еще одну песенку Нечерепахи?

– Песенку, песенку! – воодушевленно воскликнула Алиса. – Если это не затруднит сэра Нечерепаху.

Грифон развел лапами.

– Гм! Ну и вкус, однако, – обиженно проворчал он. – Делать нечего, дружище, спой «Черепахус Супус». – Грифон повернулся к Алисе и пояснил: – Это старинный гимн школярыб. Поется на Глотыни.

Нечерепаха шумно вздохнул, проглотил комок в горле и затянул:

– Последние две строчки еще разок! – прокричал Грифон, и Нечерепаха уже набрал в грудь воздуху, как вдруг...

– Вста-ать! Суд идет! – донеслось издалека.

– Бежим! – всполошился Грифон, схватил Алису за руку и помчался что есть духу, не дожидаясь окончания своего любимого гимна.

– Какой суд? – на бегу спросила Алиса, с трудом переводя дыхание.

Грифон снова крикнул «Бежим!» и наддал ходу.

И если бы не ветер с побережья, они бы едва ли услышали звучавший все слабее и слабее печальный голос Нечерепахи.

Глава XI. Кто выкрал торт?

Когда Алиса и Грифон вбежали в зал суда, битком набитый разношерстными зверьками и птицами, то увидели восседавшую на троне королевскую чету. Перед троном, понурясь, стоял связанный по рукам и ногам Червонный Валет под охраной двух стражников. Подле Короля суетился Белый Кролик: в правой лапе он сжимал трубу, в левой – пергаментный свиток.

Посередине зала стоял стол, на котором лежал огромный торт. Выглядел он очень аппетитно, и у Алисы, что называется, потекли слюнки.

«Когда они начнут судить? – думала Алиса. – Очень торта хочется». Только вот угощать тортом никто никого пока не собирался. Алиса решила не терять времени даром и все как следует рассмотреть.

Ей, конечно, еще не доводилось присутствовать при судебных разбирательствах, но, как уже говорилось, она была очень начитанна и с удовольствием узнавала известное ей ранее только по книгам.

«Судя по парику, это судья», – определила она.

В роли судьи выступал, кстати говоря, сам Король. На судейский парик он нахлобучил корону (посмотрите на картинке, как это ему удалось) и, вероятно, поэтому имел очень сконфуженный вид. Действительно, корона в сочетании с париком выглядела совсем не по-королевски.

«Это скамья для присяжных, – думала Алиса, – а эти маленькие существа (там были и птицы и звери, поэтому Алиса и назвала их так), должно быть, и есть двенадцать присяжных заседальщиков». Она не без удовольствия произнесла про себя это длинное слово, справедливо полагая, что вряд ли многим девочкам ее возраста оно известно. И все-таки лучше было бы их назвать присяжными заседателями.

Двенадцать «заседальщиков» старательно водили грифелями по грифельным доскам.

– Что они записывают? – шепотом спросила Алиса у Грифона. – Суд еще не начался.

– Свои имена, – тоже шепотом отозвался Грифон. – Чтобы не забыть самих себя, пока суд да дело.

– Вот глупые! – не сдержала своего негодования Алиса.

– Молчать в зале суда! – мгновенно откликнулся Кролик.

Алиса прикусила язычок. Король нацепил очки и сурово оглядел собравшихся, выискивая нарушителя тишины.

Алиса, стоявшая неподалеку от присяжных, заглянула в их записи и удивилась еще больше: присяжные старательно записывали ее слова, причем один из них не знал, как пишется слово «глупые», и справился об этом у другого.

«Представляю, на что будут похожи их записи к концу заседания», – подумала Алиса.

Ко всему прочему, один присяжный (им оказался Тритон Билль) громко скрипел грифелем. Алиса не выдержала: подкралась к Тритону сзади, изловчилась и выхватила грифель у него из лапок. Бедный Тритон ничего не заметил (все произошло очень быстро) и после бесплодных поисков грифеля принялся писать пальцем, что, конечно же, не имело смысла: палец не оставлял на грифельной доске никаких следов.

– Герольд, зачитайте обвинительный акт! – внезапно сказал Король.

Кролик с важным видом трижды протрубил в трубу, развернул пергамент и торжественно прочел:

– Присяжные, выносите приговор! – крикнул Король.

– Ваше величество! – торопливо остановил его Кролик. – С приговором придется подождать.

Король с сожалением вздохнул и сказал:

– Что ж, пригласите первого свидетеля.

В залу суда вошел Шляпник. За ним следовал Мартовский Заяц в сопровождении Сурка. В одной руке Шляпник держал чашку с чаем, в другой – бутерброд с маслом.

– Простите великодушно, ваше величество, – залепетал Шляпник. – Когда меня позвали в суд, я пил чай и не успел допить. Можно я тут допью...

– Еще чего! – сурово возразил Король. – У вас времени не было, что ли?

– Не было, – понурился Шляпник. – И нету.

– Как давно вы начали пить чай?

– Кажется, четырнадцатого марта, – неуверенно произнес Шляпник и оглянулся на Мартовского Зайца.

– Пятнадцатого, – не поддержал Шляпника Заяц.

– Шестнадцатого, – не согласился Сурок с Зайцем.

– Внесите в протокол эту дату, – распорядился Король.

Присяжные записали все три числа, сложили их, а полученную сумму перевели в шиллинги и пенсы.

– Между прочим, положено снимать шляпу в присутствии, – неожиданно сказал Король. – Тем более – в присутствии Короля. А вы свою не сняли. Почему?

– Потому что это не моя шляпа, – испуганно сказал Шляпник.

– Ага, краденая! – обрадовался Король и красноречиво посмотрел на присяжных.

Те, недолго думая, занесли показания Шляпника в протокол допроса.

– Мы, ваше величество, будем из шляпников, – принялся объяснять Шляпник. – Делать шляпы делаем, а носить не носим.

Услыхав эти слова, Королева тоже надела очки и внимательно взглянула на него. Бедняга побледнел и затрясся.

– Ну что же, давайте показания, – сказал Король. – И, пожалуйста, успокойтесь, не то я велю вас казнить.

Слова Короля почему-то не добавили первому свидетелю уверенности в себе: он со страхом посматривал на Королеву, продолжал дрожать и до того разволновался, что вместо бутерброда откусил пребольшой кусок чашки.

Именно в этот момент с Алисой стало твориться что-то неладное. Поначалу она была немало озадачена, потом успокоилась: она снова начала расти, и ничего удивительного в этом уже не было. Алиса хотела удалиться из зала суда, но – по зрелом размышлении – осталась, поскольку места для дальнейшего роста было вполне достаточно.

– Ты зачем на меня давление оказываешь? – вдруг сказал сидевший рядом с нею Сурок. – Я, между прочим, свидетель, а ты на меня давишь.

– Простите, пожалуйста, – кротко сказала Алиса. – Я расту – разве вы не видите?

– Здесь расти не положено! – заявил Сурок.

– Не говорите ерунды, – более уверенным тоном сказала Алиса. – Вы, если хотите знать, тоже растете.

– Мне можно расти! – отрезал Сурок. – Я расту, как все, и не позволяю себе так распускаться!

Зверек, оскорбленный в своих лучших чувствах, поднялся и перешел на другую половину зала.

Между тем Королева не переставала изучать взглядом Шляпника и в то самое время, когда Сурок переходил с места на место, обратилась к одному из чиновников:

– Подайте мне список участников мартовского концерта!

От этого намека Шляпник вздрогнул так, что даже выпрыгнул из башмаков.

– Давайте показания! – гневно гаркнул Король. – Или вы не верите, что я могу вас казнить? Будьте покойны, еще как могу!

– Я бедный человек, ваше величество, – заговорил Шляпник срывающимся голосом. – Только я начал пить чай – и недели не прошло, – как вдруг у меня кончился чай... или сахар...

– Может, у вас и вода кончилось? – саркастически спросил Король.

– Нет, ваше величество, – отвечал Шляпник. – Я говорю: только я начал пить чай – недели не прошло, – как вдруг...

– Вы что, меня за дурака принимаете? – взвился Король. – Вы начали пить чай – это я уже слышал. Потом у вас что-то кончилось. И вообще, первый свидетель, вам давно следовало бы закончить свое чаепитие.

– Я и сам хотел это сделать, – кивнул Шляпник. – Пью я себе чай и думаю: «Стой! Пора кончать!».

– С кем пора кончать? – навострил уши Король.

– Чего изволите? – не понял Шляпник.

– Вы только что сказали: «С той пора кончать!» – вышел из себя Король. – Вот я и спрашиваю: с кем?

– Да вы же сами, ваше величество, сказали, – пролепетал Шляпник, – что мне давно следовало закончить пить чай...

– Перестаньте морочить суду голову! – взорвался Король. – Отвечайте на поставленный вопрос!

– Я бедный человек, – окончательно сбился Шляпник, – только я начал... а Мартовский Заяц и говорит...

– Ничего подобного я не говорил, – поспешно возразил Заяц.

– Нет, говорил, – настаивал на своем Шляпник.

– Знать ничего не знаю! – упорствовал Заяц.

– Так и запишем, – сказал Король. – Заяц отпирается.

– Может, это Сурок сказал, – промямлил Шляпник и бросил взгляд на Сурка – не последует ли тот примеру Мартовского Зайца?

Но Сурок видел уже десятый сон и ни чьему примеру последовать не мог.

– Затем, – продолжал Шляпник, – я сделал себе еще один бутерброд...

– Погодите, – остановил его один из присяжных. – Что же все-таки сказал Сурок?

– Не могу знать, ваша милость, – понурился Шляпник.

– Иначе говоря, вы отказываетесь отвечать на вопрос, – подвел итог Король. – Придется, видно, вас казнить, первый свидетель.

Незадачливый Шляпник выронил из рук чашку и бутерброд, рухнул на колени и запричитал:

– Я бедный человек, ваше величество...

– Причем бедный во всех отношениях, – подхватил Король и самодовольно прибавил: – В том числе – бедный на слова!

Одна Морская Свинка, восхищенная остроумием Короля, принялась аплодировать и была мгновенно усмирена чиновниками. (Я, пожалуй, объясню значение этого слова. Чиновники поставили Морскую Свинку по стойке смирно и надели на нее смирительную рубашку.)

«Наконец-то я увидела, как усмиряют, – подумала Алиса. – Одно дело слышать, как кто-то кого-то усмирил, другое – видеть усмирение своими глазами».

– Свидетель, если вам нечего больше сказать суду, – резюмировал Король, – освободите нас от вашего присутствия.

– Но вы же и так свободны, – недоуменно сказал Шляпник. – Как же я могу вас освободить? Да еще в присутствии...

– Если вы немедленно не освободите присутственного места, – перебил его Король, – мы сами освободим его от вас, и тогда уж вы нескоро окажетесь на свободе.

Еще одна Морская Свинка зааплодировала и тоже была усмирена.

«Так, с Морскими Свинками покончили, – подумала Алиса. – Теперь никто не осмелится мешать суду».

– Ваше величество, вы бы отпустили меня чайку попить, – взмолился Шляпник и испуганно посмотрел на Королеву, все еще изучавшую программу мартовского концерта.

– Ступайте, – милостиво разрешил Король, и Шляпник, даже не вспомнив о башмаках, тут же воспользовался возможностью улизнуть.

– И отрубите ему голову на всякий случай! – приказала чиновникам Королева, но Шляпник исчез из зала суда значительно раньше, чем те тронулись с места.

– Пригласите второго свидетеля, – распорядился Король.

Кто будет вторым свидетелем Алиса догадалась задолго до того, как тот оказался в зале: сидевшая у дверей публика так расчихалась, что ошибиться было невозможно. Вторым свидетелем (точнее – второй свидетельницей) могла быть только Кухарка Герцогини. Вскоре Кухарка с большой перечницей в руках и впрямь заняла свидетельское место.

– Так-с, – радостно сказал Король, – начнем снимать показания с вас.

– Только попробуйте с меня что-нибудь снять! – воинственно заявила Кухарка. – Я вам тогда покажу!

Король озадаченно посмотрел на Белого Кролика. Кролик наклонился к Королю и еле слышно прошептал:

– Боюсь, ваше величество, эту свидетельницу вам придется допросить с пристрастием.

– Делать нечего, это мой долг, – вздохнул Король, встал, молитвенно простер руки в сторону Кухарки, нежно взглянул на нее и страстно спросил:

– Из чего пекут торты?

– Из перца, – смущенно зардевшись, прошептала Кухарка.

– А вот и нет! – раздался из-за ее спины чей-то сонный голос. – Торты пекут из сока!

– Схватить Сурка! – взъярилась Королева. – Отрубить ему голову! Выгнать вон! Усмирить! Прищемить хвост! Остричь!

Несколько минут судебное помещение ходило ходуном, – это ловили и выдворяли Сурка. Когда страсти улеглись, Кухарки уже и след простыл.

– И очень хорошо, – сказал Король так, словно у него свалилась гора с плеч. – Пригласите свидетеля под номером три. – Он нагнулся к Королеве и тихо попросил: – Помоги мне, пожалуйста, дорогая, допросить этого свидетеля. Я так устал после допроса с пристрастием.

«Кто же будет свидетелем на этот раз? – размышляла Алиса, поглядывая на Белого Кролика. – Доказательств вины Валета у суда пока нет». Вообразите же, как она удивилась, когда Кролик визгливо крикнул:

– Алиса!

Глава XII. Алиса в роли свидетеля

– Я здесь! – взволнованно откликнулась она, стремительно вскочила и... краем юбки перевернула скамью с присяжными (она уже порядком выросла, и совершенно упустила это из виду).

Несчастные зверушки и пичужки свалились прямо на головы толпящейся внизу публики и своей беспомощностью очень походили на золотых рыбок из аквариума, ненароком опрокинутого Алисой неделю назад.

– Ой, простите, пожалуйста! – испуганно вскрикнула она и поспешила на выручку к чиновникам.

Воспоминание о погибших рыбках было еще свежо, и ей было жутко от смутной мысли, что и присяжных ожидает та же участь, если их немедленно не поднять с пола.

– Судебное разбирательство, – веско сказал Король, – будет продолжено только в том случае, если все присяжные заседатели будут возвращены в исходное положение. Подчеркиваю: все! – добавил он и строго посмотрел на Алису.

Оказалось, что она в спешке усадила Тритона Билля вниз головой. Бедный зверек уныло размахивал хвостом, не в состоянии что-либо предпринять. Алиса спохватилась и быстро перевернула его, однако при это подумала: «Какая разница, как он сидит, от него все равно нет никакого толку».

Она была права. Когда присяжные оправились от потрясения, разыскали упавшие грифели и доски и принялись тщательно описывать историю своего падения, только Тритон, находившийся под сильным впечатлением от пережитого, оказался не у дел и с широко разинутым ртом оцепенело глядел в потолок.

– Можете ли вы что-нибудь добавить к показаниям первых двух свидетелей? – спросил Король у Алисы.

– Не думаю, – ответила она.

– А если подумать? – не отставал Король.

– Тут и думать нечего, – стояла на своем Алиса.

– Это очень важное показание, – изрек Король и сделал знак присяжным.

Едва они заскрипели грифелями, как в разговор вступил Белый Кролик.

– Ваше величество, конечно, имели в виду, что это неважное показание? – предельно учтиво осведомился он, нахмурился и значительно взглянул на Короля.

– Конечно, неважное, конечно. Именно это наше величество имело в виду, – вышел из положения Король и забубнил себе под нос: – Важное, неважное, важное, неважное... – как бы пробуя на слух, какое слово звучит лучше.

Одни присяжные записали: «Важное», – другие: «Неважное», – и это не укрылось от внимания Алисы.

«Впрочем, невелика важность, что они там пишут!» – подумала она.

Тем временем Король что-то быстро строчил в своей записной книжке.

– Попрошу тишины! – сказал он, окончив писать, и прочел: – «Статья сорок вторая. Лицам, чей рост превышает целую милю, находится в зале суда строго воспрещается».

Публика повернулась в сторону Алисы.

– Мой рост меньше мили, – сказала она.

– Нет, больше, – упорствовал Король.

– В тебе целых две мили, – поддержала Короля Королева.

– Никуда я не уйду! – рассердилась Алиса. – И вообще, эта статья неправдашняя. Вы ее только что сочинили.

– Это самая древняя статья в кодексе, – обиделся Король.

– Тогда она была бы первой, а не сорок второй, – резонно заметила Алиса.

Король смутился, побледнел и мгновенно убрал книжку.

– Присяжные, выносите приговор, – растерянно пробормотал он.

– Простите, ваше величество, – пришел на помощь Королю Белый Кролик и вскочил с места. – У суда появились кое-какие вещественные доказательства. Эта подозрительная записка.

– И что в ней? – спросила Королева.

– Пока не знаю, – ответил Кролик, – но у меня есть подозрение, что это письмо подсудимого... кое-кому...

– Ты абсолютно прав, – ответил Король. – Никому он писать бы не стал. Это было бы еще подозрительней.

– Адрес на письме имеется? – спросил один присяжный.

– Разумеется, нет, – ответил Кролик. – По крайней мере, снаружи никакого адреса не обнаружено.

Он развернул бумагу и добавил:

– Так я и знал! Это не письмо, а какие-то стихи!

– Почерк подсудимого? – спросил другой присяжный.

– Следствием установлено, что нет, – сказал Кролик. – И это тем более подозрительно.

(Присяжные опешили.)

– Выходит, подсудимый подделал чужой почерк! – догадался Король.

(Присяжные облегченно вздохнули.)

– Ваше величество, прошу прощения, – подал голос молчавший до сих пор Червонный Валет, – но доказать, что эти стихи писал я, невозможно: насколько мне известно, под ними нет моей подписи.

– Это только усугубляет вашу вину, подсудимый, – снисходительно сказал Король. – Если бы вы не были злоумышленником, вы бы поставили свою подпись, как все честные люди.

Зал разразился рукоплесканиями: ничего более умного Король за весь день еще не говорил.

– Что ж, вина подсудимого доказана, – резюмировала Королева. – И пора бы уж отрубить...

– Нет, не доказана! – остановила ее Алиса. – Вы даже не прочли эти стихи.

– Прочтите! – приказал Король Белому Кролику.

Кролик водрузил на нос очки и спросил:

– С чего прикажете начать, ваше величество?

– Начни с первого слова, – внушительно произнес Король, – и продолжай, пока не дочитаешь до последнего. На этом можешь закончить.

В наступившей после слов Короля гробовой тишине Кролик прочел:

– Вот это улика так улика! – радостно сказал Король, потирая руки. – Все, подсудимый, ваша песенка спета. А посему: присяжные, выносите...

На этот раз Короля перебила Алиса (пока Кролик читал, она еще подросла, и ей было ни капельки не страшно).

– Я отдам все на свете тому, – сказала она, – кто растолкует мне эти стихи. На мой взгляд, они совершенно бессмысленны.

Присяжные послушно записали: «На ее взгляд, они совершенно бессмысленны», – но ни один из них не взял на себя труд растолковать прочитанные Кроликом строки.

– Если допустить, что вы правы, – начал Король, – тем хуже для подсудимого. А главное – это значительно упрощает дело, – очень надо искать смысл в бессмысленных стихах. Однако я не совсем уверен в вашей правоте.

Он разложил листок со стихами у себя на коленях и, вчитываясь в него, принялся рассуждать:

– По-моему, кое-какой смысл в них все-таки найти можно. «Он, дескать, молод и силен, Но плавать не мастак». Подсудимый, – повернулся Король к Валету, – скажите честно, это может относиться к вам?

Валет утвердительно кивнул.

– Смотрите сами: какой из меня пловец? – уныло протянул он.

(В самом деле, картонный Валет из карточной колоды был никудышным пловцом.)

– Пока все совпадает. Пойдем дальше, – сказал Король и снова углубился в стихи. – Ага! «Они все знают, всех умней...» – это, разумеется, о присяжных; они у нас самые умные. «И он достался нам одним...». Вот, оказывается, кто украл торт!

– Но ведь за этим следует: «Но снова он вернулся к ним...», – напомнила Алиса.

– Да вот он – на столе! – возликовал Король и указал на торт. – Это же очевидно! Пойдем дальше. «Но с ней мне очень повезло». То есть мне с тобой, дорогая, – отнесся он к Королеве и продолжил: – «Она скромна была...» – умница ты моя! Все верно. «И хоть порой творила зло...». – Душечка, – снова обратился Король к Королеве, – разве ты творила зло? – Он заглянул в бумагу и добавил: – ...порой?

– Никогда! – рявкнула Королева и швырнула чернильницу в голову несчастного Тритона.

Как ни странно, именно чернильница привела маленького Билля в чувство. Тритон снова принялся писать пальцем, правда, на этот раз обмакивал его в чернила, стекавшие по лицу.

– Тогда это злое творение, я имею в виду это стихотворение не имеет к тебе никакого отношения! – рассмеялся Король и посмотрел в зал.

В зале стояла мертвая тишина

– Между прочим, это каламбур! – рассердился Король.

Публика зашлась от хохота.

– Итак, присяжные, выносите приговор! – сказал Король неизвестно в который раз.

– Приговор подождет! – крикнула Королева. – Валета можно казнить и так! А после казни – выносите на здоровье!

– Какая чушь! – не выдержала Алиса. – Разве можно говорить такие глупости?

– Молчать! – взвизгнула Королева, побагровев.

– Еще чего! – ничуть не испугалась Алиса.

– Отрубить ей голову! – заверещала Королева не своим голосом.

Все оставались на своих местах.

– И никто вас не боится! – сказала Алиса (она уже обрела свой подлинный рост). – Подумаешь, Королева карт!

Тут карточная колода взлетела в воздух и бросилась на нее.

Алиса вскрикнула – полуиспуганно, полусердито, – взмахнула руками, и... проснулась. Она лежала на берегу реки, голова ее покоилась на коленях сестры, и та заботливо смахивала с ее лица опавшие листья.

– Пора вставать, милая, – сказала сестра. – Ты и так очень долго спала.

– Ой, какой чудесный сон мне приснился! – сказала Алиса и обо всех своих особенно запомнившихся приключениях во сне (вы о них только что прочли) рассказала сестре.

– Да, сон в самом деле удивительный, – согласилась с Алисой сестра. – Теперь беги, тебя ждут к чаю.

Алиса встала и побежала домой, а по дороге радовалась тому, что именно ей приснился такой необыкновенный сон.

А сестра сидела, опершись на руку, на берегу реки, любовалась закатом и думала о маленькой Алисе и ее удивительной истории, пока сама не задремала.

И ей приснилась Алиса, которая сидела, обхватив колени руками, и внимательно смотрела на нее своими блестящими глазами; и ей послышался милый Алисин голосок; и ей привиделось, как время от времени Алиса встряхивает головой, отбрасывая со лба непослушную прядь. Сестра спала и слышала (или это ей казалось), как вокруг все задвигалось и зашевелилось, словно ее обступили странные существа, приснившиеся Алисе.

У ног девушки, шелестя травой, бежал Белый Кролик; по реке с плеском плыла испуганная Мышь; Мартовский Заяц, позвякивая чашками, пил со своими друзьями нескончаемый чай; Королева визгливо приказывала казнить ни в чем не повинного Валета; кричал Грифон, рукоплескали Морские Свинки, звон разбиваемой посуды перемежался плачем и чиханием мальчика-поросенка, лежавшего на коленях Герцогини – и все это сливалось с приглушенными рыданиями Нечерепахи.

Сестра дремала. Ей и самой очень хотелось попасть в сказочную Страну Чудес; но даже грезя, она знала: стоит открыть глаза, и снова явится привычная и немного скучная действительность; снова от ветра зашелестит трава, зашуршат камыши и заплещется вода в реке; позвякивание чашек окажется перезвоном колокольчика на шее овцы; вопли Королевы – окриками пастушка; горькие стенания Нечерепахи – мычанием пасущихся коров; а рыдания младенца и крики Грифона – да и все остальные звуки (она это знала) – невнятным шумом, доносящимся с соседней фермы.

Потом она задумалась о будущем своей маленькой сестры; о том, что Алиса, даже став взрослой, сохранит свое доверчивое и любящее детское сердце; о том, как она в зрелые годы будет рассказывать чудесные истории другим детям и с удовольствием наблюдать за тем, как у них разгорится взор, когда они услышат об удивительной стране, приснившейся ей когда-то; и еще о том, как они, делясь с Алисой своими нехитрыми радостями и печалями, будут вечно напоминать ей о пролетевшем детстве и о счастливых летних днях.