Пролог
| ||||||
Глава I. ПОД ЗЕМЛЮ ЧЕРЕЗ КРОЛИЧЬЮ НОРУАлисе уже порядком наскучило сидеть на берегу рядом с сестрой без всякого дела. Раз или два она заглянула в книжку, которую читала сестра, но там не было ни картинок, ни разговоров. «А что за польза, – размышляла Алиса, – от книжки без картинок и разговоров?»5 И она задумалась (в меру сил, конечно, потому что от жары её клонило в сон и соображала она плохо), не сплести ли ей венок из маргариток и стоит ли ради такого удовольствия подниматься да ещё идти собирать эти маргаритки... как вдруг совсем рядом с ней пробежал белый розовоглазый кролик.6 Ничего уж очень особенного в этом не было. Более того, Алиса не удивилась, даже услыхав, как Кролик бормочет себе под нос: «Ой-ой-ой! Ой-ой-ой! Опаздываю!» (Вспоминая об этом7 позже, она подумала, что удивиться, пожалуй, следовало, но в ту минуту всё показалось ей совершенно естественным.) А вот когда Кролик достал из жилетного кармашка часы и посмотрел на них, а потом заспешил дальше, Алиса вскочила на ноги: тут-то до неё наконец дошло, что она ни разу в жизни не видела кроликов, которые носят жилеты с карманами, а в них ещё и карманные часы! Сгорая от любопытства, она бросилась за ним через поле и вовремя заметила, как он юркнул в большую нору под живой изгородью. Ни на секунду не задумываясь, как она выберется обратно, Алиса тут же устремилась в эту нору вслед за ним. Поначалу кроличья нора шла горизонтально, как туннель, но вдруг круто повернула вниз, да так внезапно, что Алиса не успела опомниться, как провалилась в колодец – и, кажется, очень глубокий. Может быть, она просто медленно падала, но до дна явно было ещё далеко – во всяком случае, у неё было сколько угодно времени, чтобы озираться и гадать, что теперь с нею будет. Первое время она всматривалась в глубину, надеясь различить, на что падает, но там царила непроглядная тьма. Затем она огляделась и увидела, что стенки колодца завешаны шкафчиками и полками; кое-где на гвоздиках висели картины и географические карты. Пролетая мимо одной из полок, она взяла с неё банку с наклейкой «ДЖЕМ АПЕЛЬСИНОВЫЙ» – но, к её великому разочарованию, пустую. Бросать её под ноги Алиса не стала, чтобы не убить кого-нибудь, а ухитрилась поставить в один из шкафчиков, встретившихся по пути.8 «Ну, после такого падения, – думала Алиса, – мне не страшно будет и с лестницы кубарем скатиться! Дома все скажут: глядите, какая храбрая! Да что там, если б я даже упала с крыши, то и не пикнула бы!» (В чём она вряд ли ошибалась.) Всё глубже, глубже и глубже. А вдруг это падение никогда не закончится? – Интересно, сколько миль я пролетела? – спросила себя Алиса вслух. – Наверное, уже недалеко до центра земли. Посчитаем: от поверхности до него около четырёх тысяч миль...9 Таким расчётам Алису учили в школе. Хотя здесь её никто не слышал и она выбрала явно не самый выигрышный момент, чтобы блеснуть своими познаниями, повторение вслух помогало по крайней мере закрепить пройденное. – ...Да, правильно, но в таком случае на какой я сейчас параллели и на каком меридиане, интересно? Алиса понятия не имела о том, что такое параллель и меридиан, но очень уж красивыми и внушительными казались ей эти слова.10 Помолчав, она снова заговорила: – Что, если я пролечу всю землю насквозь? Вот забавно будет оказаться среди людей, которые ходят вверх ногами! Кажется, их зовут антипатиями...11 Сказав это слово, Алиса тут же засомневалась в нём и на сей раз обрадовалась, что её никто не слышит. – Ещё придётся спрашивать, как называется их страна. «Простите, пожалуйста, вы не скажете, это Австралия или Новая Зеландия?» И она попыталась присесть в реверансе: представляете себе приседание в свободном падении? А у вас получилось бы присесть на лету? – Про меня ещё подумают: вот невежественная девчонка – задаёт такие вопросы! Нет, лучше не буду спрашивать; может, увижу название на какой-нибудь вывеске. Всё глубже, глубже и глубже. Заняться было нечем, и вскоре Алиса снова заговорила сама с собой. – Дина к вечеру наверняка затоскует без меня! (Диной звали её кошку.) Надеюсь, во время чаепития ей не забудут налить молочка в блюдце. Диночка моя дорогая! Как плохо, что ты не со мной! Правда, тут в воздухе нет обычных мышей, зато есть летучие мыши, которые на них, между прочим, очень похожи! Интересно, едят ли кошки летучих мышей? Вдруг на Алису напала сонливость. Она продолжала спрашивать себя, но уже в полудрёме: – Едят ли кошки летучих мышек? Едят ли кошки летучих мышек? А иногда у неё получалось так: – Едят ли кошек летучие мышки?12 Впрочем, поскольку она не знала ответа ни на тот, ни на другой вопрос, не имело большого значения, какой из них задавать. Алиса чувствовала, что засыпает, и ей уже снилось, что она гуляет под ручку с Диной и совершенно серьёзно спрашивает её: «Скажи-ка, Дина, правду: ты когда-нибудь ела летучую мышь?», как вдруг – бух! бубух! – она шлёпнулась на кучу сухих веток и листьев: падение закончилось. Алиса нисколько не ушиблась и тут же вскочила на ноги. Она подняла голову, но вверху было темно, а впереди оказался ещё один длинный коридор, и в нём снова мелькнул торопящийся Белый Кролик. Мешкать было нельзя: Алиса бросилась бежать вслед за ним и снова услышала, как он приговаривает, поворачивая за угол: «Ох, ушки мои, усики мои, опаздываю!» Она почти догнала Кролика перед этим поворотом, но за углом уже не обнаружила его, а очутилась в длинном зале с низкими сводами, который освещали лампы, подвешенные в ряд к потолку. В зале было множество дверей, но все оказались заперты – она перепробовала их по очереди сначала с одной, потом с другой стороны. После этого Алиса удручённо побрела на середину зала, ломая себе голову над тем, как же отсюда выйти. Внезапно она натолкнулась на трёхногий столик, целиком из стекла. На столике лежал только крохотный золотой ключик, и Алиса сразу решила проверить, не подойдёт ли он к одной из дверей. Но то ли замочные скважины были великоваты, то ли ключик маловат – ни одна из дверей им, увы, не отпиралась.13 Впрочем, обходя зал во второй раз, Алиса обнаружила у самого пола занавесочку, которую прежде не заметила. За ней оказалась дверца дюймов в пятнадцать высотой; Алиса поднесла золотой ключик к замку, и, к её великому восторгу, он точно вошёл в скважину. Алиса открыла дверцу – та вела в коридорчик размером чуть больше крысиного лаза. Опустившись на колени, она заглянула туда: коридорчик выходил в восхитительный сад. Как же ей захотелось выбраться из мрачного зала и прогуляться в прохладе фонтанов, среди ярких цветов на клумбах! Однако она не смогла бы протиснуть в проём даже голову. «А если бы и пролезла голова, – подумала несчастная Алиса, – что толку, если снаружи останутся плечи! Вот если б я была складной девочкой – вроде складной подзорной трубы... Я, может, и сумела бы сложиться так же, если б только знала, с чего начать». Алисе уже почти всё казалось возможным – ведь за последнее время с ней случилось столько невероятного!14 Дожидаться у дверцы было нечего, поэтому она вернулась к столику в смутной надежде найти там ещё один ключик или хотя бы книжку с инструкциями, как стать складным человечком. На этот раз она нашла там бутылочку («Её здесь точно раньше не было!» – отметила Алиса), к горлышку которой был привязан бумажный ярлычок, а на нём красивыми большими печатными буквами было написано: «ВЫПЕЙ МЕНЯ». Легко сказать: «выпей», но рассудительная девочка не спешила выполнять предписание: – Сначала посмотрим, не написано ли где-нибудь «яд». Ей доводилось читать не одну премилую историю о детях, с которыми случались разные неприятности – то они горели в огне, то их съедали дикие звери – и всё потому, что они никак не хотели запомнить простые правила, которым их учили знакомые: например, что если долго держать в руке раскалённую кочергу, то обожжёшься, или что если очень глубоко порезать себе палец ножом, то из него обычно течёт кровь; и она прекрасно помнила, что если отхлебнуть лишнего из бутылочки с надписью «яд», то почти наверняка рано или поздно заболит живот.15 Однако на этой бутылочке не было надписи «яд», поэтому Алиса отважилась попробовать её содержимое и, найдя его очень приятным (а напиток этот напоминал по вкусу одновременно вишнёвый пирог, заварной крем, ананасы, жареную индейку, ириски и горячие тосты с маслом), быстро опустошила флакон. * * * * *
| ||||||
Глава II. ОЗЕРО СЛЁЗ– Чем дальше, тем страньше! – воскликнула Алиса, от волнения на секунду перестав заботиться о правильности своей речи.18 – Теперь я раздвигаюсь, как огромная подзорная труба! До свидания, ножки! (Это она сказала, поглядев себе на ноги и обнаружив, что они где-то далеко внизу и почти исчезли из виду.) Бедные, дорогие мои ножки, кто же теперь будет надевать на вас чулочки и туфельки? У меня это точно теперь не получится. Я буду страшно далеко, и мне будет не до вас, так что вам самим придётся как-то выходить из положения.19 «Но только нельзя с ними плохо обращаться, – тут же подумала Алиса, – а то они ещё откажутся ходить, куда я захочу! Вот что: каждое Рождество я буду дарить им новую пару сапожек». И она задумалась, как же это сделать. «Придётся нанять посыльного, – рассуждала Алиса. – Вот смех – отправлять подарок собственным ногам! И какой нелепый адрес будет на посылке:
Ой, что за чепуху я несу! В эту секунду Алиса упёрлась головой в потолок – теперь она была примерно девяти футов ростом. Схватив золотой ключик, она бросилась к дверце, ведущей в сад. Бедная Алиса! Всё, что она теперь могла, – это лечь боком и заглянуть одним глазком в сад. Но попасть туда было ещё меньше надежды, чем раньше; она села и снова разрыдалась. – Как не стыдно понимать такой рёв, – стала отчитывать себя Алиса, – ведь ты большая девочка! (В этом и правда не было никаких сомнений.) Сейчас же прекрати, слышишь! Но она всё равно не могла остановиться: слёзы лились ручьём, пока вокруг неё не образовалось целое озеро, залившее ползала на палец в глубину. Спустя какое-то время она услышала тихий шорох чьих-то семенящих шажков и поспешно вытерла глаза, чтобы рассмотреть, кто это. А это вернулся Белый Кролик, роскошно одетый; в одной руке он держал белые лайковые перчатки, в другой – большой веер. Он бежал рысцой, потому что очень торопился, и бормотал себе под нос:21 – Ох уж, эта герцогиня! И рассвирепеет же она, если ей придётся меня ждать!22 Алиса, доведённая до отчаяния, была готова просить помощи у кого угодно; поэтому, когда Кролик оказался близко, она тихим, робким голосом начала: – Будьте так добры, сэр... Кролик дико вздрогнул, выронил свои белые лайковые перчатки и веер и со всех ног ускакал в темноту. Алиса подобрала веер и перчатки и, так как в зале было очень жарко, стала обмахиваться веером, одновременно разговаривая сама с собой. – Ну и ну! Ничего сегодня не могу понять! А ведь ещё вчера всё шло нормально. Может, я за ночь изменилась? Мне уже кажется, что раньше я была немножко другим человеком. Но если я – это уже не я, то резонно спросить, кто же я тогда? Вот загадка так загадка! Алиса стала перебирать в уме всех знакомых девочек-ровесниц и рассуждать, не могла ли она превратится в одну из них. – Вряд ли я теперь Ада, потому что у неё длиннющие локоны, а у меня волосы совсем не вьются. В Амабеллу я23 тоже не могла превратиться, потому что я знаю столько всего разного, а она – ой, она такая невежа (или надо сказать: невежда?)... И вообще, она – это она, а я – это я, и... ой, это24 какая-то головоломка! Сейчас проверим, всё ли я знаю из того, что знала раньше. Значит, так: четырежды пять – двенадцать, четырежды шесть – тринадцать, четырежды семь... Нет, так я и до двадцати никогда не дойду! Ну и что, таблица умножения ещё ничего не значит. Попробуем географию. Лондон – столица Парижа, Париж – столица Рима, а Рим... нет, это никуда, никуда не годится! Должно быть, я всё-таки превратилась в Амабеллу. Сейчас попробую прочитать наизусть стихотворение «В заботах юная пчела». Она сложила руки за спиной, как если бы отвечала урок, и начала декламировать, но голос у неё охрип и зазвучал как-то неестественно, а на язык приходили другие, словно подменённые слова:
– Нет, это ни на что не похоже, – проговорила бедная Алиса со слезами на глазах. – Всё-таки я превратилась в Амабеллу, и теперь мне придётся жить в её противном домишке. И у меня почти не будет игрушек, и мне придётся учить столько уроков! Всё, решено: если я – Амабелла, останусь здесь, под землёй! И пускай они засовывают в колодец головы и кричат: «Дорогая, вернись наверх!» – я гляну вверх и крикну: «Сначала скажите мне, кто я? А если мне не понравится, как вы меня назовёте, то я останусь здесь, пока не превращусь в кого-нибудь другого!» Тут Алиса вконец разрыдалась: – Вот только никто не суёт голову в колодец и не зовёт меня наверх! А мне так надоело сидеть тут одной! Потихоньку успокаиваясь, Алиса поглядела себе на руку и с удивлением обнаружила, что, пока говорила, натянула на неё одну из белых перчаток Кролика. «Как же эта перчатка налезла мне на руку? – подумала она. – Да я, видно, опять уменьшаюсь!» Алиса встала и подошла к столику, чтобы сравнить с ним свой рост. Насколько можно было судить, она была теперь около двух футов ростом, причём продолжала таять на глазах. Наконец она сообразила, что причиной тому – веер у неё в руке, и поспешно его отбросила. И как раз вовремя, потому что ещё немного– и она бы, наверное, исчезла без следа! – Едва спаслась! – воскликнула Алиса, изрядно напуганная таким оборотом дела. Тем не менее она была очень довольна, что всё-таки осталась цела и невредима. – А теперь – в сад! Она помчалась к заветной дверце, но – увы! – та была опять заперта, а золотой ключик, как и раньше, лежал на стеклянном столике. «Час от часу не легче! – подумала бедная девочка. – Я в жизни не была такой маленькой! Это просто беда какая-то, вот что я вам скажу!» Не успела она это сказать, как поскользнулась и – бултых! – в ту же секунду оказалась по шею в солёной воде. Сначала Алиса решила, что каким-то образом попала в море. «В таком случае можно будет вернуться домой поездом», – подумала она. (Дело в том, что Алиса один раз отдыхала у моря и пришла к заключению, что на любом морском курорте вы обязательно увидите: купальные кабины, детей, копающихся лопатками в песке,26 дома и дачи, сдаваемые в наём, а за ними – непременно железнодорожную станцию.) Однако вскоре Алиса осознала, что её окружает озеро слёз, которые она сама пролила, когда выросла до потолка. – И зачем я так много плакала! – сказала Алиса, плавая туда-сюда в поисках отмели. – А теперь я буду за это наказана – ещё, чего доброго, утону в своих собственных слезах! Как это будет глупо! Впрочем, после всего сегодняшнего уже нечему удивляться! Тут она заметила, что неподалёку кто-то барахтается в воде, и подплыла поближе, чтобы узнать, кто это. Сначала ей показалось, что там плавает морж или гиппопотам, но вспомнив, до каких размеров она уменьшилась, Алиса сообразила, что это всего-навсего мышь, тоже нечаянно попавшая в озеро. «Что, если с ней заговорить? – подумала Алиса. – Здесь происходит столько невероятного, что и мыши, очень может быть, разговаривают. Во всяком случае, вреда от этого не будет». И она начала: – О мышь! Вы не знаете, как отсюда выбраться? Мне так надоело здесь плавать! О мышь! Алиса считала, что «о мышь!» – это самое подходящее обращение к мыши. Ей, правда, не случалось заговаривать с мышами, но в латинской грамматике брата она видела такую таблицу: Именительный – мышь; Родительный – мыши; Дательный – мыши; Винительный – мышь; Творительный – мышью; Звательный – О мышь!27 Мышь пытливо оглядела её и, как показалось Алисе, моргнула одним глазом, но ничего не сказала. «Может, она не понимает по-английски, – подумала Алиса. – А вдруг это французская мышь, завезённая к нам Вильгельмом Завоевателем?» (Несмотря на все свои познания в истории, Алиса плохо представляла, как давно произошло то или иное историческое событие.) Она опять обратилась к мыши:28 – У э ма шат? – Это было первое предложение из её учебника французского языка.29 Мышь так и подскочила в воде и, казалось, затряслась от испуга. – Ой, извините, пожалуйста, – спохватилась Алиса, – я совсем забыла, что вы не любите кошек. – «Не любите кошек!» – взвизгнула мышь звенящим от возмущения голосом. – Интересно, любила бы ты их на моем месте?! – Возможно, и нет, – стала успокаивать её Алиса, – не надо так сердиться. И всё-таки жаль, что я не могу представить вам нашу Дину, – я думаю, она бы вам даже понравилась, если бы вы с ней познакомились. Она такая милая, такая спокойная, – продолжала Алиса, разговаривая уже не то с мышью, не то сама с собой и лениво разгребая воду, – и она так нежно мурлычет, когда сидит у камина и вылизывает лапки и мордочку... Её ужасно приятно держать на руках и гладить по мягкой шёрстке – а уж как здорово она ловит мышей... Ой, извините, пожалуйста! – закричала Алиса, потому что Мышь затряслась всем телом и было ясно, что на этот раз она по-настоящему обиделась. – Мы больше не будем о ней говорить, если вам не нравится. – «Мы»! Как будто бы я стала говорить на эту тему! – дрожа до кончика хвоста, взвизгнула Мышь. – В нашем роду всегда ненавидели кошек; это низкие, злые, грубые твари. И не произносите при мне этого слова! – Я больше не буду, обещаю вам! – сказала Алиса, спеша переменить тему разговора. – Вы... вы любите... э-э... собак? Мышь не ответила, и Алиса оживилась. – По соседству с нами живёт такой хорошенький пёсик – если б вы его видели! Это маленький коричневый терьер, у него, знаете ли, такие блестящие глазки и длинная волнистая шёрстка – просто прелесть! Бросишь палку – он её приносит; и становится на задние лапки, когда хочет есть, и умеет ещё много чего – всего и не перечислишь. А живёт он у фермера, и тот говорит, что от него масса пользы и что он его даже за сто фунтов не продаст. Этот пёсик убивает всех крыс и м... ой, что я болтаю! – виновато воскликнула Алиса, осёкшись. «Наверное, я опять её обидела», – подумала она, так как Мышь изо всех сил поплыла прочь и подняла при этом настоящее волнение. Алиса стала уговаривать её: – Дорогая Мышь! Пожалуйста, вернитесь! Мы больше не будем говорить ни о кошках, ни о собаках, раз вы их не любите! Услышав это, Мышь развернулась и медленно поплыла назад, вся бледная (наверное, от переживаний, подумала Алиса). Приблизившись, она с дрожью в голосе тихо произнесла: – Давай выберемся на берег, и там я расскажу тебе свою историю. Тогда ты поймёшь, отчего я ненавижу кошек и собак. Предложение было своевременным, потому что к этой минуте озеро уже кишело птицами и зверьками, которые в него попадали: там были селезень, птица додо, попугай лори, орлёнок и ещё несколько других любопытных созданий. Вся эта компания во главе с Алисой поплыла к берегу.30 | ||||||
Глава III. БЕГ ПО ИНСТАНЦИЯМ И ДЛИННЫЙ РАССКАЗДа, забавно выглядела разношёрстная компания, собравшаяся на берегу, – птицы перепачкались в грязи, у зверюшек мех намок и слипся, с него капала вода, и вообще все были хмуры и недовольны. Конечно, главный вопрос заключался в том, как обсохнуть. Он был вынесен на общее обсуждение, и через несколько минут Алиса уже запросто со всеми беседовала, как если бы знала их всю жизнь. У неё даже разгорелся спор с попугаем Лори, который в конце концов надулся и твердил одно: «Я старше тебя и лучше знаю!» Принять этот аргумент Алиса не хотела, не узнав прежде, сколько ему лет, но так как Лори наотрез отказывался сообщить свой возраст, то и говорить было не о чем. Наконец, Мышь, которая, судя по всему, пользовалась среди них кое-каким авторитетом, прикрикнула: – Все садитесь и слушайте меня! Я вас сейчас быстро высушу! Все тут же кружком расселись вокруг Мыши. Обнадёженная Алиса не отводила от Мыши глаз: она точно знала, что не на шутку простудится, если не обсохнет как можно скорее. – Кхе-кхе, – начала Мышь со значительным видом, – все готовы? Вот вам самая иссушающая лекция, какую я знаю. Попрошу тишины, пожалуйста! «Вильгельм Завоеватель не встретил явного сопротивления со стороны англичан, которые испытывали нужду в вождях и в значительной степени привыкли к узурпации власти и захватам. Эдвин и Моркар, графы Мерсийский и Нортумбрийский...»31 – Уф! – произнёс Лори, содрогнувшись. – Прошу прощения, – очень вежливо, но грозно произнесла Мышь. – Вы что-то сказали? – Нет, я ничего! – поспешно ответил Лори. – А я думала, это вы, – сказала мышь. – Итак, продолжаю: «Эдвин и Моркар, графы Мерсийский и Нортумбрийский, встали на его сторону, и даже Стиганд, патриотически настроенный архиепископ Кентерберийский, нашёл нужным...» – Простите, что он нашёл? – спросил Селезень. – Нашёл нужным, – сурово повторила Мышь. – Надеюсь, вы понимаете, что такое «нашёл нужным»? –Я понимаю, что такое нужное я нашёл, когда сам что-нибудь нахожу, например, лягушку или червячка. Я спрашиваю, что именно нашёл архиепископ?32 Мышь пропустила этот вопрос мимо ушей и торопливо продолжила: – «...нашёл нужным отправиться вместе с Эдгаром Ателингом навстречу Вильгельму, чтобы предложить последнему королевский венец. Политика Вильгельма была сначала весьма умеренной, но дерзость его нормандцев...» Ну, как ты, моя милая? – продолжила Мышь, обращаясь к Алисе. – Всё так же холодно и зябко, – уныло ответила Алиса. – По-моему, на меня это совсем не действует. – В таком случае, – торжественно провозгласил Додо, поднимаясь, – предлагаю считать собрание закрытым, что императивно диктуется актуальностью принятия экстренных мер... – Да говорите же нормально! – перебил его Орлёнок. – Яне понял и половины из сказанного; более того, подозреваю, что вы и сами не знаете смысла всех этих мудрёных слов! И Орлёнок отвернулся, пряча улыбку, а птицы помельче зашушукались между собой.33 – Я всего лишь хотел сказать, – обиженно произнёс Додо, – что сейчас нам лучше всего устроить бег по инстанциям.34 – А что такое бег по инстанциям? – спросила Алиса. Не то чтобы ей это было так уж интересно, но просто Додо сделал паузу, явно ожидая вопроса, а задавать его никто не торопился. – Знаете, – сказал Додо, – это проще всего объяснить по ходу дела. Поскольку вам, может быть, самим как-нибудь зимой захочется испробовать такое развлечение, я вам расскажу, что устроил Додо. Первым делом он прочертил на земле длинную замкнутую линию («это называется порочный круг», – пояснил он), а потом расставил всех вдоль неё по местам. Никакой команды вроде «раз, два, три – марш!» не было, но все стали бегать по кругу, причём каждый начинал бежать когда хотел и выходил из круга тоже когда хотел, так что нелегко было понять, в какой момент следует заканчивать. Однако после получасовой беготни, когда бегуны окончательно обсохли, Додо неожиданно объявил: «Стоп!» Все тут же столпились вокруг него и, ещё не успев отдышаться, потребовали ответа на вопрос: «Кто же победил?» Додо не сразу нашёлся что ответить, а попросил времени подумать. Он долго сидел, прижав указательный палец ко лбу (в такой позе обычно изображают Шекспира на портретах), пока остальные молча стояли в ожидании. Наконец Додо сказал:35 – Победили все, и каждый должен получить приз! – Кто же будет выдавать призы? – раздалось со всех сторон. – Как кто? Она, конечно! – сказал Додо, указывая пальцем на Алису, и вся компания тут же столпилась вокруг неё, крича нестройным хором: «Призы, призы!» Алиса совершенно растерялась, но, в отчаянии сунув руку в карман, вытащила из него коробку леденцов. Солёная вода в неё, к счастью, не попала, и она раздала эти леденцы в качестве призов. На каждого пришлось ровно по одной штучке. – Но послушайте, ей тоже надо дать приз, – сказала Мышь. – Конечно, – важно отозвался Додо. – Что у тебя ещё есть в кармане? – спросил он, обращаясь к Алисе. – Только напёрсток, – печально сказала она. – Давай его сюда. Все ещё раз столпились вокруг Алисы, и Додо торжественно преподнёс ей напёрсток со словами: – Просим тебя не отказать нам в любезности принять этот изящный напёрсток. Когда он закончил эту короткую речь, последовали дружные аплодисменты. Алисе эта церемония показалась крайне глупой, но поскольку у всех был очень серьёзный вид, она не позволила себе засмеяться. Не в силах ничего придумать в ответ, Алиса просто поклонилась и взяла напёрсток, изо всех сил стараясь придать лицу торжественное выражение. Затем компания принялась за леденцы, что вызвало беспорядок и шум: крупные птицы жаловались, что и не распробовали свои призы, а мелкие давились ими так, что приходилось хлопать их по спине. Наконец суматоха улеглась, и все опять уселись кружком, попросив Мышь рассказать им ещё что-нибудь. – Вы обещали рассказать мне вашу историю, помните? – сказала Алиса, дотрагиваясь до кончика мышиного хвоста. – О том, почему вы не любите К. и С., – добавила она уже шёпотом из боязни, как бы Мышь опять не обиделась. Мышь вздохнула. – Что ж, я поведаю вам свой рассказ. Только ты, пожалуйста, перестань теребить мой хвост (это относилось к Алисе). Итак, он очень длинный и печальный. – Это правда, он у вас и так длинный, – сказала Алиса, глядя на хвост Мыши, – но почему вы называете его печальным?36 И она продолжала недоумевать по этому поводу всё время, пока Мышь вела рассказ; поэтому её историю Алиса представила себе примерно так:37
– О чём ты задумалась? – сурово спросила Мышь. – Ты что, не слушаешь меня? – Извините, пожалуйста, – виновато сказала Алиса. – Вы, по-моему, дошли до пятого изгиба, да? – До какого ещё изгиба? – пронзительно и очень злобно взвизгнула мышь. – Я дошла до развязки! – Ах, до развязки! Я вам с удовольствием помогу, – воскликнула Алиса, всегда готовая оказать услугу, и заботливо оглядела Мышь. – Я хорошо умею развязывать узлы!38 – Что за глупости! – снова возмутилась Мышь, поднимаясь и направляясь прочь. – Меня просто оскорбляет вся эта чепуха! – Я же ничего плохого не хотела сказать, – оправдывалась Алиса. – Нельзя быть такой обидчивой! Мышь только заворчала, удаляясь. – Ну пожалуйста, вернитесь, и доскажите вашу историю! – крикнула Алиса ей вслед, и все остальные прокричали хором: – Пожалуйста! Но Мышь только упрямо замотала головой и прибавила шагу. – Как жаль, что она не пожелала остаться! – вздохнул Лори, когда Мышь совсем исчезла из виду. А старая Крабиха воспользовалась случаем, чтобы прочесть назидание дочери:39 – Вот, дорогая, пусть это будет для тебя уроком: никогда не выходи из себя! – Да ну вас, мамаша! – огрызнулась та. – Вы и устрицу способны вывести из терпения! – Как жалко, что с нами нет моей Дины, в самом деле! – громко посетовала Алиса, ни к кому в особенности не обращаясь, – Она бы быстро её вернула! – А кто такая Дина, позвольте спросить? – осведомился Лори. Алиса, всегда готовая поговорить о своей любимице, с радостью ответила: – Дина – это наша кошка. Она так здорово ловит мышей, вы себе не представляете! А уж как она охотится на птиц, надо видеть! Небольшую птичку она съедает в мгновение ока! Эти слова вызвали заметный переполох во всей компании. Некоторые птицы тут же и упорхнули; старая сорока стала застёгиваться и закутываться, бормоча, что ей «надо домой, а то как бы ночной воздух не повредил горлу». А канарейка проверещала с дрожью в голосе своим птенцам: «В дорогу, мои крошки, вам давно пора спать!» Под разными предлогами все поспешно разошлись, и Алиса осталась одна. – И зачем я заговорила о Дине! – досадовала она на себя. – Кажется, никто её здесь, в подземелье, не любит, а я точно знаю, что она – лучшая кошка в мире! Диночка моя дорогая! Увижу ли я тебя ещё? Тут бедная Алиса снова расплакалась: ей стало одиноко и тоскливо. Однако вскоре откуда-то неподалеку снова послышались лёгкие шаги, и она радостно подняла глаза с затаённой надеждой, что это Мышь передумала и возвращается, чтобы закончить свой рассказ. | ||||||
Глава IV. БИЛЛИ ВЫЛЕТАЕТ В ТРУБУ40Но это был Белый Кролик, который мелко трусил обратно и внимательно оглядывался, как будто что-то потерял. Алиса услышала, как он бормочет под нос: – Ох, герцогиня, герцогиня! Бедная моя головушка, лапки мои, ушки и усики! Она добьётся моей казни, как пить дать! И где только я мог их обронить, ума не приложу! Алиса сразу догадалась, что он ищет веер и белые лайковые перчатки. Она была доброй девочкой и тоже стала их разыскивать. Однако их нигде не было видно. Всё сильно изменилось с тех пор, как она плавала в озере: огромный зал со стеклянным столиком и низенькой дверцей бесследно исчез. Очень скоро Белый Кролик заметил Алису, занятую поисками перчаток, и сердито прикрикнул на неё: – Марианна, что ты тут делаешь! Сию же минуту беги домой и принеси мне пару перчаток и веер, да поживее!41 Алиса была настолько перепугана, что тут же сорвалась с места и побежала в том направлении, куда указывал Кролик, даже не попытавшись объяснить ему, что он ошибся. «Он принял меня за свою служанку, – подумала она на бегу. – Как же он удивится, когда узнает, кто я такая на самом деле! Нет, лучше я всё-таки принесу ему веер и перчатки, если найду их, конечно». Тут она увидела аккуратный домик, на двери которого висела блестящая медная табличка. На табличке было выгравировано имя – «Б. КРОЛИК». Алиса вошла, не постучав, и устремилась по лестнице наверх, сама не своя от страха, что ей может повстречаться настоящая Марианна и её выпроводят из дома, прежде чем она найдёт веер и перчатки. – Подумать только, – сказала себе Алиса, – я на побегушках у кролика! Этак дойдёт до того, что и Дина станет давать мне поручения! И вот какой разговор она себе представила: «Мисс Алиса! Идите скорее сюда: пора готовиться к прогулке!» – «Сейчас, няня, сейчас! Мне только надо посторожить эту норку, пока не придёт Дина, и проследить, чтобы из неё не вылезла мышь». «Впрочем, думаю, Дину вряд ли оставят дома, начни она так командовать», – заключила Алиса. К этому времени она вошла в чисто убранную комнатку, где у окна стоял столик, а на нём, как она и предполагала, лежали веер и несколько пар крошечных лайковых перчаток. Алиса взяла со стола веер и пару перчаток и направилась было обратно, как взгляд её упал на стоящую перед зеркалом бутылочку. На сей раз на бутылочке не было наклейки с надписью «ВЫПЕЙ МЕНЯ», но Алиса все равно её откупорила и поднесла к губам. – Я знаю: что бы я здесь ни ела и ни пила, – сказала она себе, – со мной обязательно случится что-то интересное. Посмотрим, на что способен этот пузырёк. Как я хочу снова вырасти – ужасно надоело быть такой крошечной! Так оно и случилось, и даже быстрее, чем Алиса предполагала. Не успела она выпить и половину содержимого, как почувствовала, что затылком упёрлась в потолок, и ей пришлось согнуться, чтобы не разбить себе голову. Она поспешно поставила бутылочку на пол со словами: – Хватит, не надо, дальше я расти не хочу! Мне теперь и в дверь не пройти: зачем я отпила так много! Увы, было поздно! Она все росла и росла, и вскоре ей пришлось стать на колени; через минуту и в этой позе ей не хватило места, и она решила лечь на пол, упёршись локтем одной руки в дверь и заведя другую руку за голову. Но и после этого она продолжала расти и, используя последнюю возможность, высунула руку в окно, а ногу втолкнула в камин. – Больше я в любом случае ничего не смогу поделать, – сказала она себе. – И что теперь со мной будет? К счастью, к этой минуте волшебная сила напитка иссякла, и Алиса перестала расти. Однако ей было крайне неудобно, и, не видя никакой возможности выбраться из этой комнаты, она, понятное дело, снова расстроилась. «Дома было гораздо лучше, – думала бедная Алиса. – Там42 я не росла и не уменьшалась ни с того ни сего, и никакие мыши икролики мной не помыкали. Зачем я только полезла за кроликом в эту нору... хотя... хотя всё-таки любопытно пожить и такой жизнью, как здесь. До сих пор удивляюсь тому, что со мной случилось. Помню, когда я читала сказки, я думала, что ничего подобного не бывает, а сейчас я сама попала в сказку! Про меня непременно нужно написать книжку, непременно! Вот вырасту большая и напишу...» – Впрочем, я и так уже большая, – с грустью добавила Алиса, – по крайней мере тут мне расти уже некуда. «Но в таком случае, – рассуждала она дальше про себя, – я что, никогда не стану старше, чем сейчас? С одной стороны, это хорошо – не стариться, но с другой – всю жизнь учить уроки?! Нет, лучше не надо».43 – Ах ты, глупая девчонка, – ответила она сама себе. – Как же тут можно учить уроки?! Здесь тебе самой не хватает места, куда же ещё учебники класть! Так она и продолжала разговаривать: то от одного лица, то от другого, и получился настоящий диалог; но спустя несколько минут Алиса услышала голос, доносившийся извне, и замолчала, прислушиваясь. – Марианна! Марианна, – кричал голос, – сейчас же принеси мне перчатки! Затем кто-то засеменил по лестнице. Алиса поняла, что это её разыскивает Белый Кролик, и задрожала от страха так, что затрясся весь дом, напрочь позабыв, что она теперь в тысячу раз больше Кролика и ей нечего его бояться. Кролик, наконец, подошёл к двери комнаты и попробовал её открыть; но так как дверь открывалась внутрь и к ней был крепко прижат локоть Алисы, попытка ни к чему не привела. Было слышно, как Кролик сказал: – Что ж, придётся обойти дом: влезу через окно. «А вот и не влезешь!» – подумала Алиса. Она немного подождала и, когда ей показалось, что Кролик уже стоит под окном, резко вытянула руку и попыталась схватить его наощупь. Она никого не поймала, но услышала, как кто-то негромко вскрикнул и упал; падение сопровождалось звоном бьющегося стекла. Из этого Алиса заключила, что Кролик, по всей вероятности, упал на стеклянный парник или что-нибудь в этом роде. Затем послышался сердитый голос Кролика: – Пат! Пат! Где ты? Ему ответил голос, которого она прежде не слышала: –Да вот он я, тут! Копаю яблоки, ваша милость!44 – Копает яблоки, ишь ты! – буркнул Кролик. – Иди-ка лучше сюда и помоги мне встать! (Опять послышался хруст стекла.) А теперь скажи мне, Пат, что это там такое в окне? – Ясное дело, это самое... как её... рука, ваша милость! – «Это самое»! Дурень! Где же ты видел руку такого размера? Она в окно еле пролезает!45 – Да так оно и есть, ваша милость; но всё равно это рука. – Как бы там ни было, ей тут нечего делать! Пойди и вытащи её оттуда! Затем голоса смолкли, лишь временами слышался тихий шёпот: «Не нравится мне это дело, ваша милость, ох, не нравится!» – Делай, что приказано, трус! В этот момент Алиса снова вытянула руку и сжала пальцы в воздухе. На сей раз закричали уже двое, и раздался ещё более громкий звон стекла. «Сколько же у них парников! – подумала Алиса. – Интересно, что они собираются делать дальше? Если они хотят вытащить меня из окна, мне только этого и надо – ужасно надоело здесь лежать!» Ещё некоторое время было тихо; но вот до Алисы донёсся скрип тележек, а затем и гул голосов целой компании, в которой все говорили одновременно. Алиса разобрала лишь отдельные фразы: «Где другая лестница?» – «Мне только одну велели принести; другая у Билли». – «Билли! Тащи её сюда!» – «Ну, поставьте их здесь, на углу». – «Да нет, сначала свяжите их, одна и до половины не достанет». – «И так сойдёт, не придирайтесь!» – «Эй, Билли, держи верёвку!» – «А крыша выдержит?» – «Осторожно, черепица поехала!» – «Ой, он падает! Берегись!» (Грохот и звон бьющегося стекла.) «Кто это был?» – «Билли, кажется». – «А кто полезет в трубу?» – «Я не полезу! Давай ты!» – «Я тоже не хочу!» – «Придётся Билли отправить». – «Эй, Билли! Хозяин велел тебе влезть в дом через трубу!» «Значит, Билли должен влезть в дом через трубу, вот как? – подумала Алиса. – Они, кажется, всё свалили на этого Билли! Я ему не завидую – хоть камин здесь и узкий, ногой я, пожалуй, шевельнуть смогу». Она просунула ногу как можно дальше в дымоход и стала ждать. Как только она почувствовала, что зверёк (трудно было сказать, какой именно) карабкается и скребётся уже где-то рядом с её ногой, Алиса сказала себе: «Вот и Билли!», резко поддала ногой вверх и замерла в ожидании. Первое, что она услышала, был общий возглас: «Это же Билли!», и тут же раздался голос Кролика: «Эй вы там, у изгороди, ловите его!» Потом наступила короткая пауза, а затем опять раздались всполошённые голоса: «Приподнимите ему голову!» – «Дайте ему бренди!» – «Меньше, а то захлебнётся!» – «Что это было? Что с тобой случилось? Говори же!» Наконец послышался дрожащий скрипучий голосок («Это Билли», – решила Алиса): – Ох, я и сам не знаю... нет-нет, спасибо, мне уже лучше... но я почти ничего не помню от волнения... помню только – что-то выскочило, как чёртик из коробочки, и толкнуло меня снизу, и я ракетой вылетел из трубы! – Это точно! – подтвердили все остальные. Послышался голос Кролика: – Надо поджечь дом! Тут Алиса закричала во весь голос: – Только попробуйте, и я натравлю на вас Дину! В ту же секунду наступила мёртвая тишина. Алиса подумала: «Что-то они теперь замышляют? Если б они хоть капельку соображали, то сняли бы крышу!» Через несколько минут за окном опять послышалась возня, а Кролик сказал: – Для начала и одной тачки хватит. «Что же они в эту тачку собираются накладывать?» – подумала Алиса, но долго ждать ответа на свой вопрос ей не пришлось. Спустя минуту через окно на неё градом посыпались мелкие камешки, а некоторые из них ударяли ей в лицо. «С этим пора покончить!» – решила она и закричала: – А ну, перестаньте! И всё опять немедленно стихло. Не без удивления Алиса заметила, что камешки, упав на пол, превратились в пирожки. Тут её осенило: «Если я съем пирожок, мой рост наверняка изменится, а поскольку расти мне уже некуда, то я, надо полагать, уменьшусь». Она проглотила пирожок и, к своему восторгу, обнаружила, что очень быстро уменьшается, а как только смогла пройти в дверь, выбежала из дома. Там она оказалась перед целым скоплением птичек и зверьков. В центре этой толпы был бедняга Билли – мелкая ящерица. Две морские свинки держали его под руки и чем-то поили из бутылочки. Все устремились к Алисе, едва она появилась в дверях, но Алиса что было сил припустила прочь и вскоре была уже на безопасном расстоянии, оказавшись в густом лесу. – Первое, что надо сделать, – сказала себе Алиса, бредя по лесу, – это опять стать обычного роста. Вторая задача – найти дорогу в тот прекрасный сад. Думаю, это самый лучший план. План был, без сомнения, отличный – чёткий и ясный; его единственный недостаток состоял в том, что она не имела понятия, как его осуществить. Девочка внимательно вглядывалась в просветы между деревьями, как вдруг прямо у неё над головой раздался резкий отрывистый лай. Алиса отпрянула и подняла голову. Сверху на неё таращился большими круглыми глазами гигантский щенок. Он робко протянул лапу, пытаясь к ней притронуться. – Ах ты бедняжка! – ласково сказала Алиса и, напрягшись, попробовала ему посвистеть. Сердце её, впрочем, сжималось при мысли, что щенок, возможно, голоден и способен запросто её проглотить, несмотря на всю свою ласковость. Почти не отдавая себе отчёта в том, что делает, Алиса подобрала с земли палочку и протянула её щенку. Щенок, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, подпрыгнул и с восторженным визгом налетел на палку, делая вид, будто грызёт её. Алиса поспешно отскочила и спряталась за куст чертополоха, а когда она выглянула из-за куста с другой стороны, щенок снова наскочил на палку, в своём рвении даже перекувырнувшись через голову. Тут Алиса поняла, что всё это похоже на игру с ломовой лошадью, которая в любую минуту может тебя затоптать, и снова спряталась за чертополох. А щенок несколько раз подряд атаковал палку, каждый раз пробегая немного вперёд, а затем далеко отскакивая назад; при этом он хрипло рычал. Наконец, отдалившись на порядочное расстояние, он сел на землю, часто дыша; язык свисал у него изо рта, а огромные глаза были полузакрыты. Алиса решила, что сейчас как раз подходящий момент улизнуть, что она и сделала и бежала без остановки до тех пор, пока не выбилась из сил и пока лай щенка почти не затих в отдалении. – И всё-таки какой это был хороший щеночек! – сказала Алиса, прислонившись к стебельку лютика и обмахиваясь его листком. – Я бы с удовольствием поучила его разным трюкам. Конечно, если б не была такая маленькая! Ой, чуть не забыла: мне же нужно снова вырасти! Как быть? Наверное, нужно опять что-нибудь съесть или выпить. Главное – что? Главный вопрос был, действительно, «что?». Алиса огляделась, но не увидела ничего, что при таких обстоятельствах годилось бы для этой цели. Рядом рос большой гриб – приблизительно такой же высоты, какого роста была Алиса. Осмотрев гриб снизу, по бокам и сзади, Алиса решила, что не мешает обследовать его и сверху. Она встала на цыпочки и заглянула за край шляпки. В туже секунду взгляд её упёрся в глаза большой синей гусеницы, которая сидела на макушке гриба и, скрестив руки на груди, невозмутимо курила длинный кальян, не обращая ни малейшего внимания на Алису – как, впрочем, и на всё остальное.46 | ||||||
Глава V. СОВЕТЫ ГУСЕНИЦЫГусеница и Алиса долго молча смотрели друг на друга; наконец, Гусеница вынула кальян изо рта и обратилась к Алисе вялым, сонным голосом: – Ты кто такая? Для беседы это было не слишком вдохновляющее начало. Алиса довольно робко ответила: – Я... Я сама не знаю, по крайней мере теперь... Вообще-то я могу сказать, кем я была, когда проснулась сегодня утром, но с тех пор я, по-моему, сильно изменилась. – Ты о чём? – строго спросила Гусеница. – В себе ли ты? – Кажется, уже не в себе, – ответила Алиса. – Я, знаете ли, просто сама не своя.47 – Я этого не знаю, – сказала Гусеница. – Простите, но я, пожалуй, не смогу это объяснить более толково, – учтиво сказала Алиса, – хотя бы потому, что сама ничего не понимаю. Так неудобно, когда твой рост постоянно меняется! – Не думаю, – сказала Гусеница. – Н-ну, возможно, вы только пока так не думаете, – сказала Алиса, – но когда вам придётся превратиться в куколку, а это, между прочим, когда-нибудь произойдёт, а потом в бабочку, то вы, надо полагать, почувствуете себя немного неуютно, правда же? – Ничуть, – заявила Гусеница. – Что ж, может быть, у вас будут другие ощущения, – продолжала Алиса, – я знаю точно только одно: я на вашем месте почувствовала бы себя неуютно. – Ты! – презрительно сощурилась Гусеница. – А ты кто такая?! Так они вернулись к началу разговора. Алису слегка раздражало, что Гусеница ограничивается такими короткими репликами; она выпрямилась и очень серьёзно произнесла: – Полагаю, сначала вам следовало бы представиться. – Это почему? – возразила Гусеница. Вопрос оказался трудным, и, поскольку Алиса не смогла придумать ничего подходящего в ответ, а Гусеница, судя по всему, была в весьма дурном настроении, девочка повернулась и пошла прочь. – Постой! – окликнула её Гусеница. – Я должна сказать тебе что-то важное. Разговор приобретал более интересный оборот; Алиса остановилась и вернулась обратно. – Держи себя в руках, – посоветовала Гусеница. – Это всё? – произнесла Алиса, с трудом подавляя в себе гнев. – Нет, – сказала Гусеница. Алиса решила, что можно и подождать – времени у неё было достаточно; вдруг, в конце концов, Гусеница скажет ей что-нибудь дельное. Несколько минут Гусеница лишь молча посасывала трубку кальяна, но наконец разняла руки, снова вытащила кальян изо рта и сказала: – Так тебе кажется, что ты изменилась, да? – Кажется, да, – ответила Алиса. – Я много чего не помню так, как раньше, и чуть не каждые десять минут то расту, то уменьшаюсь. – А чего именно ты не помнишь? – спросила Гусеница. – Ну, например, я хотела прочесть вслух стихотворение «В заботах юная пчела», а всё вышло по-другому! – грустно проговорила Алиса. – Прочитай-ка стихи о старом Вильяме, – потребовала Гусеница. Алиса сложила руки за спиной и начала:48
– Ты прочитала не то, – объявила Гусеница. – Кажется, не совсем то, – неуверенно согласилась Алиса. – Некоторые слова поменялись. – Это совсем не то от начала до конца! – отрезала Гусеница и на несколько минут замолчала. Она же и нарушила молчание: – А какого роста ты хочешь стать? – Да дело даже не в росте, – отозвалась Алиса, – видите ли, просто неприятно так часто меняться. – Не вижу, – сказала Гусеница. Алиса ничего не ответила. Ни разу ещё с ней не общались так неприветливо, и она чувствовала, что теряет самообладание. – Так сейчас ты довольна? – С вашего позволения, я всё-таки хотела бы стать чуточку повыше, – сказала Алиса. – Три дюйма – это такой жалкий рост! – Это великолепный рост! – сердито ответила гусеница и гордо выпрямилась (она была ровно три дюйма ростом). – Но я к нему не привыкла! – жалобно возразила несчастная Алиса и подумала про себя: «Ну почему местные жители такие обидчивые!» – Со временем привыкнешь, – сказала Гусеница и, сунув в рот кальян, опять закурила. На сей раз Алиса терпеливо стала ждать, пока Гусеница снова не пожелает поддержать беседу. Через несколько минут Гусеница вытащила изо рта кальян, зевнула раз-другой и потянулась. Затем она медленно сползла с гриба и стала углубляться в траву, только и бросив на ходу: – От ломтика с одной стороны ты станешь выше, а от ломтика с другой – ниже. «С одной стороны чего? С другой стороны чего?» – подумала Алиса озадаченно. – Гриба, – сказала Гусеница, как будто её спросили вслух. И через секунду исчезла в траве. С минуту Алиса в задумчивости глядела на гриб, стараясь разобраться, где же у него две стороны. Это оказалось весьма трудным вопросом, потому что гриб был абсолютно круглый. Наконец она обхватила его обеими руками и каждой рукой отделила от края шляпки по ломтику. – Какой же из них какой? – спросила она себя и откусила немножко от правого ломтика – проверить, что из этого выйдет. В ту же секунду она ощутила сильный удар в подбородок, который упёрся в ногу.51 Девочка не на шутку испугалась этой молниеносной перемены, но при уменьшении с такой огромной скоростью нельзя было терять ни секунды; она тут же попыталась пустить в ход второй ломтик. Её подбородок был так сильно прижат к ноге, что открыть рот казалось почти невозможно. Но ей это всё-таки удалось, и она проглотила кусочек от левого ломтика. – Наконец-то голова свободна! – закричала Алиса в восторге, который, однако, перешёл в смятение, когда она обнаружила, что у неё куда-то пропали плечи. Всё, что она увидела, когда посмотрела вниз, – это длиннющая шея, которая, как мачта поднималась из простиравшегося далеко внизу моря зелёных листьев. – Что это за зелёная гуща? – недоумевала Алиса. – И куда делись мои плечи? И бедные мои ручки – почему я вас не вижу? Она пыталась двигать руками, однако без видимого результата, если не считать лёгкого колыхания лиственной массы. Поскольку Алиса была явно не в силах поднять руки вверх, она попробовала наклонить голову поближе к рукам и с восторгом обнаружила, что шея легко гнётся во всех направлениях, словно змея. Ей удалось изогнуть шею грациозным зигзагом, и она уже собралась было просунуть голову сквозь листву (а это были кроны деревьев того леса, по которому она путешествовала), как вдруг резкий свист заставил её отпрянуть. На голову Алисе наскочила крупная голубка и стала неистово бить её крыльями по лицу.52 – Змея! – пронзительно закричала Голубка. – Я не змея! – возмутилась Алиса. – Оставь меня в покое. – А я говорю, змея! – повторила Голубка, но уже понизив голос, и добавила, всхлипывая: – Чего я только не перепробовала, а от них всё равно деваться некуда! – Не понимаю, о чём ты? – сказала Алиса. – Уж я селилась и на корнях деревьев, и на берегу реки, и в кустах, – не обращая на неё внимания, продолжала Голубка, – но эти змеи! Они меня совсем одолели! Удивление Алисы всё росло и росло, но она не решилась заговорить, пока Голубка не закончит. – Мало мне возни с высиживанием яиц, так я ещё должна днем и ночью охранять гнездо от змей! Вот уже три недели, как я не сомкнула глаз! – Прости, если я тебя потревожила, – сказала Алиса, начав догадываться, о чём речь. – И вот, не успела я занять самое высокое дерево в лесу, – не останавливалась Голубка, повышая голос до писка, – и только-то подумала: наконец, вздохну свободно, – так на тебе! Они валятся на голову прямо с неба! Ах ты, змеища! – Никакая я не змея, говорю тебе! – сказала Алиса. – Я всего лишь... – Ну? Кто ты, кто? – спросила Голубка. – Я вижу, как ты то выдумываешь на ходу! – Я... Я девочка, – ответила Алиса довольно нерешительно, вспомнив, сколько перемен случилось с ней за день. – Ничего себе девочка! – произнесла Голубка тоном глубочайшего презрения. – Я видела сотни девочек, и ни у одной не было такой длиннющей шеи, как у тебя! Короче говоря, ты змея, и отрицать это бесполезно. Может, ты ещё заявишь, что никогда не пробовала яиц?< – Неправда, – сказала Голубка. – А если и правда, тогда девочки – просто разновидность змей, вот и всё! Эта мысль была до того неожиданна для Алисы, что она растерялась и на пару минут умолкла. Голубка не преминула воспользоваться её молчанием: – Ты ищешь яйца, это я знаю точно; так не всё ли мне равно, змея ты или девочка? – Зато мне не всё равно, – вспылила Алиса. – Кстати, яйца мне нужны, и тем более твои: сырые я не ем. – Ну и убирайся тогда! – буркнула Голубка, усаживаясь в гнездо. Алиса стала опускаться на корточки, но это было делом нелёгким, потому что шея всё время застревала в ветках, и из них то и дело приходилось выпутываться. Скоро она вспомнила, что ломтики гриба всё ещё у неё в руках, и очень осторожно принялась за них, откусывая понемногу то от одного, то от другого, и становясь то выше, то ниже, пока наконец ей не удалось снова стать привычного роста.53 С тех пор, когда она была обычным ребёнком, прошло уже столько времени, что поначалу Алиса чувствовала себя как-то неуютно. Впрочем, через несколько минут она привыкла к этому состоянию и, как всегда, вступила в разговор сама с собой. – Ну вот, свой план я уже наполовину выполнила! Как же всё-таки мешают эти превращения! Никогда не знаешь, что с тобой произойдёт через минуту. Ну да ладно, теперь я снова своего роста. Остаётся добраться до того прелестного сада –вот только как, хотела бы я знать? Не успела она это сказать, как вышла на открытое место, где стоял домик фута четыре в высоту. «Кто бы ни жил в этом домике, – подумала Алиса, – в таком виде к ним являться нельзя, а то они с ума сойдут со страха». И она опять стала откусывать крошки от правого ломтика, не решаясь подойти к домику, пока не уменьшилась в росте дюймов до девяти. | ||||||
Глава VI. ПОРОСЁНОК И ПЕРЕЦ54Несколько минут она стояла и разглядывала дом, не зная, что делать, как вдруг из леса на поляну выбежал ливрейный лакей (Алиса и догадалась, что это лакей,, только потому, что он был в ливрее, – а иначе, судя по его наружности, она бы сказала, что это рыба). Добежав до дома, он громко постучал в дверь. Ему открыл другой ливрейный лакей, круглолицый и пучеглазый, как лягушка. У обоих на головы были надеты напудренные парики с буклями, ниспадавшими на плечи. Алисе очень захотелось узнать, какое у них друг к другу дело, и она украдкой подобралась по опушке поближе к дому – послушать. – Лакей-рыба начал с того, что вытащил из-под мышки огромное письмо, чуть ли не больше его самого, и вручил лакею-лягушке, заявив торжественно:55 – Герцогине. Приглашение от Королевы на крокет. Лакей-лягушка так же торжественно повторил эти слова, только немного в другом порядке: – От Королевы. Приглашение Герцогине на крокет. Затем они так низко поклонились друг другу, что их букли почти переплелись. Алиса не могла удержаться от хохота и даже убежала в лес, чтобы её не услышали, а когда она снова выглянула из-за деревьев, первый лакей уже ушёл, а второй сидел на иле у порога, тупо уставившись в небо. Алиса нерешительно подошла к двери и постучала в неё. – Стучать совершенно бесполезно, – сказал Лакей, – по двум причинам: во-первых, я по ту же сторону двери, что и вы; во-вторых, в доме такой гвалт, что вас всё равно никто не услышит. И действительно, в доме стоял невероятный шум: оттуда неслись надрывные крики, кашель, чихание, а каждые несколько секунд раздавался ужасный грохот и звон, как будто вдребезги разбивалась тарелка или горшок. – Тогда скажите, пожалуйста, как же мне войти в дом? – удивилась Алиса. – Стучаться, может, и имело бы смысл, – продолжал Лакей, не обращая на неё внимания, – если бы дверь стояла между нами. Например, если бы вы были внутри, то вы бы постучали, а я бы выпустил вас наружу. Разговаривая, он продолжал безотрывно смотреть в небо, и это показалось Алисе крайне неучтивым. «Хотя он, возможно, не виноват, – подумала она, – ведь у него глаза сидят почти на макушке! Но уж по крайней мере мог мне ответить». – Так как же мне войти? – повторила она громко. – Я буду здесь сидеть, – ответил лакей, – до завтра... В этот момент дверь отворилась, и из неё со свистом вылетела большая тарелка, которая угодила Лягушке прямо в голову. Правда, она лишь слегка задела лакея по носу и, врезавшись в ближайшее деревце, разлетелась вдребезги. – ...а может быть, и до послезавтра, – продолжал Лакей неизменившимся голосом, как если бы ровно ничего не случилось. – Но как мне всё-таки войти? – ещё громче повторила Алиса. – А вас вообще сюда приглашали? – сказал Лакей. – Вот что надо бы выяснить прежде всего! Вопрос был, без сомнения, законный, но только Алисе не нравилось, когда с ней разговаривают таким тоном. – Просто ужас какой-то! – возмутилась Алиса. – Все эти зверюшки перечат каждому слову. С ума сойти можно! Лакей не упустил возможности повторить своё высказывание с вариациями: – Я буду здесь сидеть днём и ночью, утром и вечером... – А мне что прикажете делать? – спросила Алиса. – Всё, что угодно, – отозвался Лакей и стал насвистывать. – Да что толку с ним говорить, – отчаялась Алиса, – он же круглый дурак! И она сама открыла дверь и вошла в дом. Дверь вела прямо в просторную кухню, в которой столбом стоял дым. Посередине на трёхногой табуретке сидела Герцогиня и качала ребёнка, а в углу над очагом склонилась кухарка, которая в огромном, заполненном до краёв котле помешивала ей какое-то варево – скорее всего, суп.56 – В этом... в этом супе чересчур много перца, – еле выговорила Алиса и тут же стала безудержно чихать. В воздухе витал перечный запах. Герцогиня и та время от времени чихала; а что до младенца – так он то скулил, то чихал без передышки. Не чихали в этой кухне только двое: кухарка да огромный кот, который сидел у камина и улыбался до ушей, скаля зубы. – Извините, пожалуйста, – нерешительно начала Алиса, не зная, прилично ли заговаривать первой, – отчего ваш кот так улыбается? – Он родом из Чешира, вот отчего, – ответила Герцогиня. – Ах ты, свинья такая!57 Последние слова она выкрикнула так яростно, что Алиса чуть подпрыгнула от неожиданности. Однако тут же поняла, что это относится к младенцу, а не к ней, и, набравшись храбрости, продолжала: – Я не знала, что чеширские коты улыбаются. По правде говоря, я не знала, что кошки вообще могут улыбаться. – Ещё как могут, – сказала Герцогиня, – и большинство из делают это регулярно. – А я вот не знала ни одной такой кошки, – очень вежливо сказала Алиса, весьма довольная, что с ней вступили в разговор. – Ты вообще мало что знаешь, – отрезала Герцогиня, – это факт. Алисе совсем не понравился тон, каким это было сказано, и она решила перевести разговор на другую тему. Пока она размышляла, на какую именно, кухарка сняла котёл с супом с огня и тут же принялась метать всё, что было у неё под рукой, в Герцогиню и младенца. Первой в ход пошла кочерга, а за ней последовал град кастрюль, тарелок и мисок. Герцогиня не обращала на них внимания, даже когда они в неё попадали, а младенец и без того захлёбывался в крике, так что невозможно было определить, задело его что-нибудь или нет. – Что вы делаете! – закричала Алиса, не находя себе места от ужаса. – Ой, сейчас ему расквасят драгоценнный носик! В этот момент над ребёнком пролетела громадная кастрюля и действительно чуть не снесла ему нос. – А если бы некоторые не совали свой носик в чужие дела, – свирепо прошипела Герцогиня, – то земной шар наверняка вращался бы быстрее. – В чём, однако, не было бы никакого преимущества! – Алиса обрадовалась возможности проявить свои познания. – Земля ведь совершает оборот вокруг своей оси за двадцать четыре часа. Только подумайте, что сделалось бы с днём и ночью! Судите сами... – Судить? – оживилась Герцогиня. – Это пожалуйста: отрубите-ка ей голову!58 Алиса в испуге взглянула на Кухарку – уж не собирается ли та выполнить распоряжение Герцогини? Но Кухарка деловито мешала суп и, очевидно, не слушала. Поэтому Алиса продолжила: – Итак, за двадцать четыре часа. Или за двенадцать? Я что-то... – Ой, только не приставай ко мне с цифрами! – перебила её Герцогиня. – Я их не выношу! И она снова принялась качать младенца, напевая ему что-то вроде колыбельной и энергично встряхивая его в такт песне:
Хор (в который вступили кухарка и младенец):
Перейдя ко второй части песни, Герцогиня так ожесточённо затрясла ребёнка, что своим воем несчастное дитя почти заглушило её слова:
Хор:
– На, можешь покачать его, если хочешь! – с этими словами Герцогиня кинула ребёнка Алисе. – Я должна приготовиться к сегодняшнему крокету у Королевы. И она заспешила вон из комнаты. Кухарка запустила в неё напоследок сковороду, но слегка промахнулась. Алиса едва поймала ребёнка, растопырившего ручонки и ножки во все стороны: «ну прямо морская звезда», – подумала Алиса. Малютка запыхтел как паровоз, когда она его схватила, и всё извивался и выворачивался, так что первые несколько минут Алиса с величайшим трудом удерживала его на руках, Наконец она нашла способ успокоить малыша (оказалось, для этого надо было скрутить его в узел и крепко прижать левую ножку к правому уху, чтобы он опять не вывернулся из рук) и вынесла его на воздух. «Если его отсюда не забрать, – подумала Алиса, – они не сегодня-завтра непременно его убьют. Разве не преступление оставлять его в этом доме!» Последнюю фразу она произнесла вслух, и в ответ малютка хрюкнул (к этому времени уже перестав чихать). – Не хрюкай, – сказала Алиса. – Это совершенно не подходящий способ выражать свои чувства. Младенец хрюкнул опять, и Алиса озабоченно посмотрела ему в личико, пытаясь разобраться, что же с ним происходит. У него был, без спору, непомерно вздёрнутый носик, даже скорее пятачок, чем нос. Да и глазки оказались чрезмерно маленькие для ребёнка – в общем, Алисе не понравилось, как он выглядит. «Может, он просто всхлипывал», – подумала Алиса и снова поглядела ему в глаза, но слёз в них не было. – Если ты собираешься превратиться в поросёнка, мой милый, – строго сказала она, – то мне с тобой будет больше нечего делать, учти! Малютка снова всхлипнул (а может, хрюкнул – трудно было сказать), и некоторое время они шли молча. Алиса было задумалась, что она станет делать с этим малышом, когда принесёт его домой, как вдруг он опять хрюкнул, да так громко, что она поглядела на него уже в тревоге. Теперь стало совершенно ясно, что это самый настоящий поросёнок, и нести его дальше не имело никакого смысла. Поэтому она спустила его на землю и вздохнула с облегчением, когда он спокойно затрусил к лесу.60 «Если бы он рос дальше как человек, – подумала она, – это был бы крайне безобразный ребёнок, а так из него выйдет вполне симпатичная свинка». Ей вспомнились другие знакомые мальчишки, из которых могли бы получиться порядочные свиньи. – Если бы только знать, как их превращать в... Тут Алиса осеклась, так как в нескольких ярдах от себя увидела на суку дерева Чеширского Кота – это было так внезапно, что она даже вздрогнула. Кот только улыбнулся, увидев Алису. Он показался ей добродушным; вот только когти у него были очень большие, да и рот полон зубов. Это внушало уважение. – Чеширский котик, – нерешительно обратилась она к Коту, ещё не зная, как это ему понравится. Однако он заулыбался ещё шире. «Значит, не сердится», – решила Алиса и продолжала: – Не скажешь ли ты, как мне отсюда выбраться? – Во многом это зависит от того, куда ты хочешь попасть, – ответил Кот. – Мне почти всё равно куда... – начала было Алиса. – В таком случае не имеет значения, какой дорогой идти. – Мне лишь бы куда-нибудь выйти, – пояснила Алиса. – Об этом не беспокойся, – заверил Кот. – Главное – достаточно долго продолжать путь, и непременно куда-нибудь выйдешь. На это Алисе возразить было нечего, и она решила задать другой вопрос. – А кто здесь живёт поблизости? – Вон в той стороне, – махнул Кот правой лапой, – живёт Шляпник; а в той стороне, – он махнул другой лапой, – Мартовский Заяц. Можешь навестить кого хочешь, они оба сумасшедшие.61 – На что мне сумасшедшие? – Ничего не поделаешь. Мы здесь все сумасшедшие. И я. И ты. – А почему ты решил, что я сумасшедшая? – В этом нет сомнений. Иначе ты бы сюда не забрела. Это Алису не убедило. Однако она не стала спорить. – Ну, а откуда ты знаешь про себя? – Предположим для начала, – сказал Кот, – что собака в своём уме. Ты это признаёшь? – В общем, да, – согласилась Алиса. – Прекрасно, – продолжал Кот. – Собака ворчит, когда злится, и виляет хвостом, когда рада. А я, наоборот, ворчу, когда доволен, и машу хвостом, когда злюсь. Значит, я сумасшедший. – Я бы не назвала это ворчанием, – возразила Алиса. – Ты, скорее, мурлычешь. – Какая разница, – сказал Кот. – Ты будешь сегодня на крокете у Королевы? – Я бы с удовольствием, – ответила Алиса. – Но меня пока что не приглашали. – Значит, там и увидимся, – произнёс Кот и исчез. Этому Алиса не слишком удивилась; она уже привыкла ко всяким чудесам. Но какое-то время ещё смотрела в то место, где находился Кот, – и вдруг он появился снова. – Кстати, а что случилось с ребёнком? – осведомился Кот. – Совсем забыл спросить. – Он превратился в поросёнка, – невозмутимо ответила Алиса, словно возникновение Кота было совершенно естественным. – Я так и думал, – сказал Кот и снова исчез. Алиса подождала немного, надеясь в душе, что он появится снова. Но Кот не возвращался, и Алиса зашагала прочь, в направлении, где, как она поняла, обитал Мартовский Заяц. «Шляпников я встречала и раньше, – подумала она. – Мартовский Заяц будет поинтереснее. К тому же, раз сейчас май, может, он не такой бешеный, как в марте». В эту секунду она подняла глаза и снова увидела на ветке Чеширского Кота. – Как ты сказала: в поросёнка или в крысёнка?62 – Я сказала «в поросёнка», – ответила Алиса, – и у меня к тебе просьба: не мог бы ты появляться и исчезать не так внезапно? А то даже голова кружится. – Хорошо, – сказал Кот. И на этот раз он исчезал совсем медленно, начиная с кончика хвоста и кончая зубастой улыбкой, которая ещё оставалась несколько минут в воздухе, когда всё остальное уже пропало. «Видели мы котов без улыбок, – подумала Алиса, – но улыбку без кота... Нет, это самое удивительное зрелище в моей жизни!» Ей не пришлось долго идти, прежде чем показался дом Мартовского Зайца. Она догадалась, что это именно его дом, потому что трубы на крыше имели форму заячьих ушей, а сама крыша покрыта мехом. Дом был такой огромный, что Алиса не отважилась подойти к нему близко, пока не откусила немножко сохранившегося у неё ломтика гриба и не выросла до двух футов в высоту. Но и после этого она приближалась к дому с некоторой робостью. «А вдруг у него всё-таки сейчас приступ бешенства? – прошептала Алиса. – Надо было пойти к Шляпнику». | ||||||
Глава VII. СУМАСШЕДШЕЕ ЧАЕПИТИЕВозле дома под деревом был накрыт стол. За столом сидели трое: Мартовский Заяц, Шляпник и между ними – Грызун Соня, который крепко спал. Заяц со Шляпником пили чай и разговаривали, облокачиваясь на Соню как на диванную подушку. «Бедный Соня, как он это выносит! – подумала Алиса. – Впрочем, раз он спит, ему, наверное, всё равно».63 Стол был длинный, но троица сгрудилась на одном углу. Заметив, что к ним приближается сидящие хором закричали: – Мест нет! Мест нет! – Здесь сколько угодно места! – возмутилась Алиса и уселась в большое кресло во главе стола. – Угощайся вином, – с приветливым видом предложил Мартовский Заяц. Алиса оглядела стол, но ничего, кроме чая, на нём не обнаружила. – Я не вижу никакого вина, – заявила она. – Тут и нет никакого вина, – сказал Мартовский Заяц. – Тогда с вашей стороны не очень-то красиво мне его предлагать, – сердито сказала Алиса. – А с твоей стороны не очень-то красиво усаживаться за стол без приглашения! – парировал Мартовский Заяц. – Я не знала, что это ваш стол, – нашлась Алиса. – Здесь гораздо больше приборов, чем на троих. – Тебе не мешает постричься! Это была первая фраза, произнесённая Шляпником. До этой минуты он только с большим любопытством изучал девочку. – А вам неплохо бы знать, – сказала Алиса строго, – что переходить в разговоре на личности – это очень грубо. На это замечание Шляпник вытаращил глаза, но сказал лишь: – Что общего между вороном и письменным столом?64 – «Ага, так-то повеселее! – подумала Алиса. – Это хорошо, что н зачали загадывать загадки». А вслух добавила: – Сейчас угадаю! – Ты хочешь сказать: ты думаешь, что способна найти ответ? – переспросил Мартовский Заяц. – Вот именно. – Тогда надо говорить именно то, что думаешь, – заявил Мартовский Заяц. – Я и говорю, что думаю! – поспешила с ответом Алиса. – Или по крайней мере думаю, что говорю... А это, в общем-то, одно и то же. – Это отнюдь не одно и то же, – возразил Шляпник. – С таким же успехом можно сказать, будто «Я вижу всё, что ем» и «Я ем всё, что вижу» – одно и то же! – И с таким же успехом можно сказать, – добавил Заяц, – будто «Мне нравится всё, что мне дарят» и «Мне дарят всё, что мне нравится» – это одно и то же! – Ис таким же успехом можно сказать, – пробормотал сквозь дремоту Грызун Соня, – будто «Я дышу, когда сплю» и «Я сплю, когда дышу» – это тоже одно и то же! – Для тебя это действительно одно и то же! – заявил Шляпник, после чего разговор прервался и компания просидела около минуты молча, а Алиса в это время усиленно припоминала всё, что ей известно о воронах и письменных столах, хотя её познания на сей счёт были весьма скудны. Молчание нарушил Шляпник.65 – Какое сегодня число? – обратился он к Алисе, вынув из кармана часы и озабоченно глядя на них. Время от времени он их потряхивал и прикладывал к уху. Алиса задумалась ненадолго, а потом сказала: – Четвёртое. – На целых два дня отстают! – вздохнул Шляпник и добавил, сердито глядя на Зайца. – Говорил я тебе, что нельзя смазывать часовой механизм сливочным маслом! – Масло было высшего сорта, – кротко ответил Мартовский Заяц. – Да, но на масло могли налипнуть крошки, – заворчал Шляпник. – Разве можно было лезть туда хлебным ножом! Мартовский Заяц взял часы и хмуро посмотрел на них; затем опустил часы в свою чашку с чаем, вынул и снова посмотрел. В заключение он не нашёл ничего лучшего, как повторить: – Масло было высшего сорта, говорю тебе. Алиса в это время с любопытством глядела ему через плечо. – Какие смешные часы! – удивилась она. – Показывают число месяца, но не показывают, который час! – Ну и что? – буркнул Шляпник. – Разве твои часы показывают, который год? – Ну конечно, нет, – ответила Алиса, не раздумывая, – но это потому, что год тянется так долго! – Вот и с моими такая же история, – сказал Шляпник. Алису это высказывание сильно озадачило. Все слова были ей понятны, но общего смысла не усматривалось. – Я вас что-то не понимаю, – сказала она как можно вежливее. – А Соня-то опять заснул, – объявил Шляпник и капнул из чайника горячего чаю Соне на нос. Грызун Соня замотал головой и, не открывая глаз, произнёс: – Конечно, конечно; я и сам собирался именно это сказать. – Ну как, уже разгадала загадку? – спросил Шляпник, снова обращаясь к Алисе. – Нет, сдаюсь. Какой же на неё ответ? – Понятия не имею, – сказал Шляпник. – Ия тоже, – подхватил Заяц. Алиса только тяжело вздохнула: – Можно и поинтереснее проводить время, чем загадывать безответные загадки, – по-моему, оно у вас уходит впустую. – Эх, если бы ты знала Время так, как я, – сказал Шляпник, – ты бы не сказала «оно уходит». Время – это он! – Не понимаю, о чём вы, – сказала Алиса. – Куда тебе понять! – презрительно качнул головой Шляпник. – Небось, ты со Временем и не разговаривала никогда? – Может, и не разговаривала, – осторожно ответила Алиса. – Но иногда время ползёт так медленно, что я не знаю, как его убить.66 – А, ну тогда понятно! – воскликнул Шляпник. – Ты на него покушаешься – а таких вещей Время не терпит! А вот если бы ты была с ним в хороших отношениях, он мог бы для тебя сотворить с часами всё, что угодно. Вообрази, например: сейчас девять утра и начинаются занятия; стоит тебе только шепнуть Времени на ушко, и стрелки часов в мгновение ока прокрутятся на несколько часов вперёд! Раз – и пожалуйста, половина второго, пора обедать!67 («Если бы!» – прошептал Мартовский Заяц.) – Это, конечно, было бы здорово, – задумчиво сказала Алиса, – но, с другой стороны, я бы ещё не успела проголодаться. – Ну, поначалу, может, и не успела бы, – ответил Шляпник. – Но он бы держал стрелки часов на половине второго сколько тебе угодно. – А вы сами-то что, так и живёте? – спросила Алиса. Шляпник скорбно покачал головой: – Увы! Мы с ним поссорились в марте, прямо перед тем, как у этого (тут Шляпник показал чайной ложкой на Мартовского Зайца) началось весеннее бешенство. Дело было на большом концерте, устроенном нашей королевой – Червонной Дамой. Я там исполнял арию «В сияньи ночи лунной» – знаешь её?
– Кажется, я слышала что-то подобное, – сказала Алиса. – А дальше, – продолжал Шляпник, – там такие слова:
Тут грызун Соня встрепенулся и запел во сне: «мерцали, мерцали, мерцали, мерцали...» – и так без конца. Пришлось его ущипнуть, чтобы остановился. – И не успел я допеть куплет, как Королева заорала: «Он даже не попадает в такт! Он отнимает у нас время! Отрубить ему голову!»69 – Какая чудовищная жестокость! – воскликнула Алиса. – С тех пор, – скорбно продолжал Шляпник, – я не могу его ни о чём попросить – он и слушать не желает! А у нас на циферблате вечно шесть часов. Алису осенило: – Так вот почему здесь столько чайной посуды? – Именно, – вздохнул Шляпник. – У нас постоянно пора вечернего чая, и мы даже не успеваем помыть чашки, прежде чем снова сесть за чай. – И из-за этого вы перемещаетесь вокруг стола, со стула на стул, не так ли? – В точности так, – ответил Шляпник. – Чтобы сменить грязные чашки на чистые. – А что же происходит, когда вы возвращаетесь к началу? – лилась спросить Алиса. – Давайте поговорим о чём-нибудь другом, – вмешался Мартовский Заяц, зевая, – а то эта тема мне уже надоела. Предлагаю: пусть юная леди расскажет нам историю. In неожиданного предложения Алиса растерялась: – Что вы, я не знаю ничего интересного. – Тогда пускай Соня расскажет! – одновременно закричали Шляпник и Заяц. – Соня, просыпайся! Л они с обеих сторон стали щипать грызуна. Соня медленно открыл глаза и слабым сиплым голосом сказал: – Я не спал. Я слышал каждое ваше слово, ребята. – Расскажи нам сказку! – потребовал Мартовский Заяц. – Да, пожалуйста! – поддержала просьбу Алиса. – Но только побыстрее, – добавил Шляпник, – а то ты заснёшь на полуслове! – Жили-были на свете три сестрёнки, – начал Соня скороговоркой, – и звали их Элси, Лейси и Тилли; жили они на дне глубокого колодца...70 – Что же они там пили или ели? – спросила Алиса, которую всегда очень интересовали вопросы питания.71 Соня подумал с минуту или две, а потом ответил: – Да, пили еле-еле. Сироп. – Вряд ли они могли жить на одном сиропе, – вежливо возразила Алиса. – Они бы тогда заболели. – А они и были, – ответил Соня, – очень больны. Алиса попробовала вообразить себе такой невероятный образ жизни, но это оказалось ей не под силу; поэтому она продолжала: – Зачем же они жили на дне колодца? – Налей себе чаю побольше, – заботливо предложил Алисе Мзртовский Заяц. – Я пока вообще не наливала себе чаю, – обиженно ответила Алиса, – как я могу налить побольше?72 – Ты, наверное, хотела сказать, что не можешь налить поменьше, – сказал Шляпник. – Всегда можно взять больше, чем ничего. – А вашего мнения никто не спрашивал, – не вытерпела Алиса. – Ну, кто теперь переходит на личности? – торжествующе спросил Шляпник. На это Алиса не нашлась, что ответить. Поэтому она просто налила себе чаю и сделала бутерброд с маслом, а затем, обратившись к Соне, повторила свой вопрос: – Зачем же они жили на дне колодца? Соне снова потребовалась пара минут на размышление, после чего он ответил: – Это был сиропный колодец. – Таких колодцев не бывает! – возмутилась было Алиса, но Шляпник и Мартовский Заяц зашикали на неё, а Соня, насупившись, заявил: – Ну и рассказывай дальше сама, если не умеешь себя вести! – Нет-нет, продолжай, пожалуйста! – сказала Алиса пристыженно. – Я больше не буду перебивать. Может, где-нибудь и есть один такой колодец. – Один, тоже мне! – негодующе бросил Соня, но продолжил рассказ. – Итак, они жили в колодце, где было темно, холодно и сыро... – Но они хотя бы топили камин? – спросила Алиса, совсем забыв о своём обещании не перебивать. – Топили, – ответил Соня, на этот раз не задумываясь, – и даже утопили его совсем. – Мне нужна чистая чашка! – объявил Шляпник. – Давайте пересядем на одно место. С этими словами он переместился на другой стул, а вслед за ним и Соня; Мартовский Заяц пересел на место Сони, а Алиса довольно неохотно заняла место Мартовского Зайца. От этой пересадки выиграл только Шляпник, а Алиса сильно проиграла, тому что Мартовский Заяц только что опрокинул молочник на свою тарелку. Стараясь не обидеть Соню опять, Алиса очень осторожно продолжила разговор: – Но мне всё-таки непонятно: где же они утопили этот камин? – Ведь это был сиропный колодец, – ответил Шляпник. – В сиропе и утопили. Поняла, глупая? – Но они же сами сидели в этом сиропе, – обратилась Алиса к Соне, сделав вид, что не расслышала последнего замечания. – Вот именно, в сиропе, – ответил Соня, – поэтому часто говорили: после нас хоть сироп. Этот ответ настолько смутил бедную Алису, что какое-то время она слушала рассказ Сони, не перебивая. – Ещё они учились рисовать, – продолжал Соня, которого сильно клонило ко сну, из-за чего он зевал и усиленно тёр глаза, – и рисовали разные вещи – всё, что начинается на М... – Почему на М? – спросила Алиса. – А почему же нет-то? – заявил Мартовский Заяц. Алиса промолчала. К этому моменту Соня сомкнул глаза и задремал, но после щипка Шляпника, слабо пискнув, проснулся и продолжил: – ...начинается на М, например мышеловки, месяц, мемуары, и также малость – вот ты, небось, слышала, как говорят «самая малость»; а видела ты когда-нибудь нарисованную малость?73 – Это ты меня спрашиваешь? – смутилась Алиса. – Даже не знаю... – А не знаешь, так помалкивай! – выпалил Шляпник. Этой грубости Алиса стерпеть не смогла; вскипев от возмущения, она встала из-за стола и пошла прочь. Соня тут же заснул, а два его компаньона даже не обратили внимания на её уход, хотя она пару раз оглядывалась в слабой надежде, что её позовут обратно. Когда она оглянулась в последний раз, то увидела, что Соню пытаются засунуть в чайник. – Нет уж, туда меня больше не заманишь! – говорила себе Алиса, пробираясь через лес. – В жизни не бывала на таком дурацком чаепитии! Не успела она это сказать, как в стволе одного из деревьев заметила дверцу. «Весьма удивительно! – подумала она. – Впрочем, сегодня всё удивительно. Отчего бы туда не войти?» Она открыла дверцу и вошла внутрь. Опять она очутилась в зале-галерее со стеклянным столиком. «На этот раз я буду умнее», – сказала себе Алиса и прежде всего взяла со стола золотой ключик. Потом она отперла дверцу в сад, а уж после этого принялась понемногу откусывать от ломтика гриба (ещё сохранившегося в кармане), пока не достигла примерно одного фута росту. Вот тогда она прошла через коридорчик за дверцей и – наконец-то! – оказалась в прекрасном саду среди засаженных яркими цветами клумб и навевающих прохладу фонтанов. | ||||||
Глава VIII. КОРОЛЕВСКИЙ КРОКЕТУ самого входа в сад рос большой розовый куст, цветы на нём были белые, но вокруг куста стояли три садовника и усердно перекрашивали розы в красный цвет. Алису это сильно удивило. Она подошла поближе, чтобы понаблюдать за работающими, и услышала возглас: – Эй, Пятёрка, поосторожнее! Ты меня краской заляпал! – Я не виноват! – стал обиженно оправдываться Пятёрка. – Меня Семёрка под локоть толкнул. Тут и Семёрка поднял голову: – Ага, ты как всегда, Пятёрка! Вечно сваливаешь вину на других! – Уж ты бы помалкивал! – огрызнулся Пятёрка. – Я только вчера слышал, как Королева сказала, что тебе нужно голову отрубить. – Это за что же? – спросил начавший разговор. – А тебя, Двойка, это не касается! – бросил ему Семёрка. – Нет уж, его это очень даже касается! – не унимался Пятёрка. – И я ему расскажу, за что: за то, что вместо репчатого лука ты отнёс повару тюльпанные луковицы! Семёрка даже отбросил свою кисть: – Ну, знаешь, такой клеветы я ещё... Тут его взгляд упал на Алису, стоявшую и наблюдавшую за садовниками, и он осёкся. Остальные двое тоже оглянулись, а затем все трое низко поклонились. – Скажите, пожалуйста, – нерешительно обратилась к ним Алиса, – зачем вы перекрашиваете эти розы? Пятёрка и Семёрка ничего не сказали, а поглядели на Двойку. Двойка, понизив голос, стал объяснять: – Видите ли, барышня, тут надо было посадить куст с красными цветами, а мы по ошибке посадили с белыми. Если Королева про это узнает, то прикажет отрубить всем нам головы, вот. Так что, барышня, мы, видите ли, стараемся, пока она сюда не... В эту секунду Пятёрка, который всё время беспокойно оглядывался по сторонам, крикнул: – Королева! Королева! Все трое тут же пали ниц, то есть бухнулись наземь лицом вниз. Послышался топот людного шествия, и Алиса нетерпеливо оглянулась: наконец-то она увидит Королеву. Первыми вышагивали десять стражников с дубинками в форме трилистника; у них так же, как у садовников, туловища имели форму плоских прямоугольников, из уголков которых росли руки и ноги. За ними под звон бубнов следовали десять придворных: их мундиры были расшиты бриллиантами; шли они парами, как и стража. Потом показались дети королевской четы – принцы и принцессы; их было десятеро: очаровательные крошки, чья одежда была расшита красными сердечками червонной масти, шли вприпрыжку парами, держась за руки. За детьми шествовали гости, в большинстве своём короли и дамы, но среди них Алиса узнала и Белого Кролика: он нервно суетился между гостями, что-то беспрерывно говоря и улыбаясь в ответ, и прошёл мимо Алисы, не заметив её. За гостями показался Червонный Валет, который на алой бархатной подушечке нёс корону Короля, а замыкали пышное шествие Червонный Король и королева – Червонная Дама.74 Алиса задумалась на мгновение, не следует ли и ей пасть ниц, как это сделали садовники, однако никаких таких правил поведения во время процессий ей не припомнилось. «И потом, – рассудила она, – что толку было бы от торжественных шествий, ли бы все лежали лицом вниз и ничего не видели?» Поэтому она осталась на месте. Когда процессия поравнялась с Алисой, все остановились и уставились на неё, а Королева сурово спросила: – Кто такая? Она обращалась к Червонному Валету, но тот только поклонился и заулыбался в ответ. – Идиот! – бросила Королева, нетерпеливо встряхнув головой, и обратилась к самой Алисе: – Как тебя зовут, дитя? – Меня зовут Алиса, ваше величество, – очень учтиво ответила Алиса, а про себя добавила: «В конце концов, это же просто колода карт. Мне нечего их бояться!» – А это кто такие? – ткнула Королева в трёх садовников, лежавших у розового куста. Дело в том, что, поскольку они лежали картинкой вниз, а рубашки у всех были такие же, как и у прочих карт колоды, она не могла определить, садовники это, стражники, придворные или, может быть, даже трое из её собственных детей. – Откуда я знаю? – ответила Алиса, удивляясь собственной смелости. – Меня это не касается. Королева побагровела от ярости и, метнув на Алису звериный взгляд, завопила: – А-а-атрубить ей голову! А-а-атрубить... – Глупости! – громко и решительно заявила Алиса, и Королева смолкла. Король положил ладонь на руку Королеве и робко произнёс: – Учтите, дорогая: ведь она ещё ребёнок! Королева злобно отвернулась от него и приказала Валету: – Перевернуть их! Валет выполнил приказание, аккуратно поддев карты ногой. – Встать! – велела Королева громким, пронзительным голосом, и три садовника тут же вскочили на ноги и стали кланяться Королю, Королеве, королевским детям и всем остальным. – Хватит! – заорала на них Королева. – У меня от вас голова кружится! Затем, обернувшись к розовому кусту, спросила: – Чем вы тут занимались? – С позволения вашего величества, – смиренно начал Двойка, опустившись на одно колено, – мы хотели... – Всё ясно! – перебила его Королева, к этому моменту уже внимательно осмотрев розы. – Отрубить им головы! И процессия двинулась дальше, но три стражника остались на месте, чтобы казнить несчастных садовников, – а те бросились за защитой к Алисе. – Не бойтесь, никто вас не казнит! – заявила Алиса и положила карты в стоявший рядом большой вазон. Трое стражников побродили пару минут по саду в поиске садовников, а затем спокойно ушли догонять остальных. – Их головы снесены? – проревела Королева. – Их голов как не бывало, ваше величество! – отрапортовали стражники.75 – Отлично! – рявкнула Королева. – В крокет играть умеем? Стражники промолчали и посмотрели на Алису, поскольку вопрос явно предназначался ей. – Да! – закричала Алиса. – Тогда пошли! – гаркнула Королева, и Алиса присоединилась к процессии, гадая про себя, что же будет дальше. – Не правда ли... сегодня очень хорошая погода? – раздался сбоку чей-то робкий голосок. Рядом с Алисой оказался Белый Кролик, который заискивающе заглядывал ей в лицо. – Очень, – ответила Алиса. – А где Герцогиня? – Тише, тише! – зашикал Кролик, поспешно понизив голос. Он тревожно оглянулся, затем поднялся на цыпочки и, приблизив мордочку к Алисиному уху, прошептал: – Ей вынесен смертный приговор! – За какую шалость? – Вы сказали «какая жалость»? – переспросил Кролик.76 – Да нет же. Мне её совсем не жалко. Я спросила, за что её приговорили. – Она надавала Королеве подзатыльников... – начал Кролик, и Алиса захихикала, даже привзвизгнула. – Тише, тише, а то вас услышит Королева! Понимаете, она прилично опоздала, и Королева сказала... – По местам! – взревела Королева громовым голосом, и все суетливо забегали, натыкаясь друг на друга и падая; однако через пару минут стали по местам, и игра началась. Такого удивительного крокетного поля Алисе ещё не приходилось видеть: оно всё было изрезано грядками и канавками; крокетными шарами служили живые ежи, а молотками – живые фламинго. Стражникам же приходилось сгибаться в дугу, становясь на ноги и на руки, чтобы изобразить воротца. Поначалу Алисе труднее всего было управиться с фламинго: ей удалось достаточно удобно обхватить корпус птицы и зажать его подмышкой так, чтобы ноги свисали вниз, но едва она умудрилась добиться, чтобы фламинго выпрямил, как полагается шею, и уже примерялась к ежу, по которому надо было ударить птичьей головой, как фламинго выгибал шею назад и смотрел девочке прямо в глаза с таким озадаченным выражением, что Алиса не могла удержаться от смеха. А когда он опять опускал голову и можно было снова примериться к удару, как назло, оказывалось, что ёжик уже не лежит клубочком, а встал на четыре лапки и семенит прочь. К тому же, когда она хотела отправить ежа в каком-нибудь направлении, на его пути то и дело оказывалась грядка или бороздка. В довершение ко всему, солдаты, изображавшие собой воротца, постоянно выпрямлялись и уходили в другую часть поля. В общем, Алиса быстро пришла к выводу, что играть в эту игру неимоверно трудно.77 Игроки действовали все одновременно, не дожидаясь никакой очереди, и постоянно ссорились, а то и дрались из-за ежей, Очень скоро Королева просто кипела от ярости и, топая ногами, почти каждую минуту вопила: «Отрубить ему (или ей) голову!» Алиса чувствовала себя крайне неуютно: она хоть и ни разу не вступила в спор с Королевой, но понимала, что это может случиться в любую минуту. «И что тогда со мной будет? – думала она. – Здесь так ужасно любят рубить людям голову, что удивительно, как у них вообще кто-то остался в живых!» Она стала оглядываться и прикидывать, как бы ей улизнуть, не привлекая внимания, как вдруг заметила странное колебание воздуха: поначалу оно её очень озадачило, но, понаблюдав пару минут, она различила зубастую улыбку и поняла: «Это же Чеширский Кот! Наконец-то будет с кем поговорить!» – Как дела? – спросил Кот, как только его рот проявился в достаточной мере, чтобы заговорить. Алиса дождалась появления глаз и кивнула. «Говорить-то с ним бесполезно, – подумала она, – пока не возникнут уши или хотя бы одно из них». Через минуту нарисовалась вся голова, и тогда Алиса опустила своего фламинго на землю и начала отчёт об игре, очень довольная, что нашла слушателя. Кот, по-видимому, решил, что одной головы будет достаточно, потому что другие части его тела так и не показались. – По-моему, они играют ужасно нечестно, – первым делом пожаловалась Алиса, – и так громко ссорятся, что сами себя не слышат. К тому же у них, кажется, нет никаких правил, а если и есть, то никто их не соблюдает. Ты не представляешь, какая здесь неразбериха из-за того, что все предметы в игре – живые! Например, ворота, через которые мне надо было пройти, поднялись и ушли на другой конец площадки; и вот только что я захотела крокировать ежа Королевы, а он убежал, едва увидел, что к нему приближается мой ёжик! – Как тебе Королева? – понизив голос, осведомился Кот. – Никак, – ответила Алиса, – она так ужасно... – Как раз в эту секунду Алиса заметила, что Королева остановилась у неё за спиной и прислушивается. Поэтому дальше она сказала: – ...ужасно здорово играет, что наверняка победит, поэтому продолжать игру вряд ли стоит. Королева улыбнулась и проследовала дальше. – С кем это ты разговариваешь? – спросил Король, подходя к Алисе и с большим любопытством разглядывая голову Кота. – Разрешите представить, ваше величество, – ответила Алиса, – это мой друг Чеширский Кот. – Мне его внешность совсем не нравится, – заявил Король, – однако если он желает, то может поцеловать мне руку. – Я, пожалуй, воздержусь, – заметил Кот. – Не нахальничай! – произнёс Король. – И не смотри на меня так! С этими словами он спрятался Алисе за спину. – Смотреть на короля даже кошке не возбраняется, вставила Алиса. – Я читала это в какой-то книжке, только не помню, в какой.78 – Так или иначе, его нужно убрать! – решительно заявил Король и обратился к проходившей мимо Королеве. – Дорогая! Я просил бы, чтобы вы распорядились удалить отсюда этого кота! Королеве был известен только один способ решения всех проблем – больших и малых. Даже не оглядываясь, она бросила на ходу: – Отрубить ему голову! – Хорошо, палача я разыщу сам, – поспешно произнёс король и заторопился прочь. Алиса подумала, не вернуться ли ей на крокетное поле и посмотреть, как идёт игра, потому что издалека уже доносились яростные вопли Королевы. Уже трижды слышался приказ казнить игроков за то, что они пропустили свою очередь, и это Алисе очень не понравилось, потому что в игре царила такая неразбериха, что в принципе невозможно было понять, когда чья очередь наступает. Поэтому Алиса отправилась на поиски своего ежа. Её ёжик тем временем сцепился в схватке с другим ежом, и Алиса сочла это прекрасной возможностью крокировать одного другим; единственная трудность состояла в том, что её фламинго перешёл на другую сторону сада и там, как хорошо было видно Алисе, беспомощно пытался взлететь на дерево. Пока она ловила фламинго и возвращалась назад, ежиная борьба прекратилась и оба они исчезли. «Не страшно, – подумала Алиса, – всё равно с этой части поля все ворота уже ушли». Она взяла фламинго подмышку, чтобы он опять не убежал, и пошла назад к своему приятелю поболтать ещё. Однако, вернувшись к Чеширскому Коту, она с удивлением обнаружила вокруг него целую толпу. Шёл спор между палачом, Королём и Королевой, которые кричали одновременно. Остальные помалкивали, но явно чувствовали себя крайне неуютно. В момент, когда подошла Алиса, все трое обратились к ней с просьбой разрешить их спор, повторяя свои доводы, но, поскольку все говорили разом, ей было очень сложно толком разобрать их слова. Доводы палача состояли в том, что голову можно отрубить только от тела, что рубить бестелесную голову ему ещё никогда в жизни не приходилось и что в его-то возрасте поздновато менять привычки. Доводы Короля состояли в том, что, раз есть голова, значит, её можно отрубить, и нечего молоть чепуху. Довод Королевы состоял в том, что если её приказ не будет выполнен сию же секунду или ещё раньше, то она велит всех поголовно обезглавить. (Как раз из-за этого последнего довода у прочих участников игры и был такой тревожный и мрачный вид). Алисе не пришло на ум ничего лучшего, чем сказать: – Но ведь Кот принадлежит Герцогине, её и надо спросить. – Герцогиня сидит в тюрьме, – сказала Королева и велела палачу: – Доставить её сюда! И палач стрелой бросился исполнять приказание. Но не успел он убежать, как кошачья голова стала медленно исчезать из виду, а к моменту, когда палач вернулся вместе с Герцогиней, от Кота не осталось и следа. Король и палач суматошно забегали туда-сюда в поисках головы, а все остальные вернулись к игре. | ||||||
Глава IX. ИСТОРИЯ ЯКОБЫ-ЧЕРЕПАХИТы не представляешь себе, душенька, как я рада снова тебя видеть! – сказала Герцогиня, любовно беря Алису под руку и уводя её на совместную прогулку. Алиса очень обрадовалась, обнаружив Герцогиню в столь благодушном настроении, и решила, что это, вероятно, перец вызывал у неё ту злобу, в которой она пребывала на кухне. «Когда я буду Герцогиней, – сказала Алиса про себя (правда, без особой уверенности), – у меня на кухне не будет никакого перца. Суп и без перца вкусный... И вообще, это, наверное, от перца люди бывают вспыльчивы и всем во всём перечат!» Тут она с большим удовольствием осознала, что обнаружила новую закономерность, и продолжила: «Значит, так: от перца люди перечат, от горчицы – горюют, от уксуса – кусаются, зато от молока – млеют, а от сладостей – всё сладится. Как жаль, что об этом никто не знает! Если бы знали, не жалели бы детям сладостей!79 Она уже совсем забыла про Герцогиню и даже слегка вздрогнула, когда та прошептала ей прямо в ухо: – Ты о чём-то думаешь, душечка, и из-за этого прекратила разговор. Я сейчас подзабыла, какая мораль из этого следует, но спустя некоторое время вспомню. – Может быть, тут и нет никакой морали? – отважилась предположить Алиса. – Ну что ты, деточка! – ответила Герцогиня. – Мораль есть всём, стоит только поискать! И она ещё теснее прижалась к Алисе сбоку. Алисе не слишком пришлась по нраву такая близость: во-первых, Герцогиня была очень уж безобразна, и, во-вторых, она была ровно такого роста, что упёрлась подбородком Алисе в плечо, а подбородок был до неприятности острый. Однако Алисе не хотелось показаться невежливой, и она терпела как могла. – Не правда ли, игра пошла поживее? – сказала она ради поддержания разговора. – Действительно, – ответила Герцогиня, – и мораль отсюда такова: «Любовь, любовь, ты правишь миром, тобой вращается земля!»80 – А кое-кто сказал, – прошептала Алиса, – что земля вертится, когда люди не суют нос в чужие дела. – Ну, так это почти одно и то же, – сказала Герцогиня, ещё сильнее втыкаясь подбородком Алисе в плечо, и добавила: – и мораль отсюда такова: не делай из мути слова! Чем дальше в бред, тем больше слов!81 «Надо же, до чего ей нравится выводить из всего мораль!», – подумала Алиса. – Ты, наверное, удивляешься, почему я не обнимаю тебя за талию, – сказала Герцогиня после короткой паузы. – Дело в том, что я не уверена в миролюбии твоего фламинго. Или всё же рискнуть и пойти на такой эксперимент, как ты думаешь? – Он может ущипнуть, – осторожно ответила Алиса, отнюдь не в восторге от предлагаемого эксперимента. – Как это верно! – воскликнула Герцогиня. – И фламинго, и горчица щиплют за нос. И мораль отсюда та, что это птицы одного полёта.82 – Только горчица – не птица, – заметила Алиса. – Ты, как всегда, права! До чего же ясно ты излагаешь свои мысли! – Это, кажется, полезное ископаемое...83 – Само собой, ископаемое! – подхватила Герцогиня, которая, кажется, была готова согласиться со всем, что ни скажет Алиса. – Тут как раз неподалёку большие горчичные копи. А мораль отсюда такова: и хочется, и копится; копи, коза, пока борза!84 – Вспомнила! – воскликнула Алиса, не вникая в последнюю реплику Герцогини. – Это овощ! Она не похожа на овощ, но это овощ! – Совершенно с тобою согласна, – подтвердила Герцогиня, – а мораль отсюда такова: будь таков, каким ты хотел бы казаться; или, проще говоря, никогда не воображай, что представляешь из себя нечто иное, нежели то, чем ты являлся бы или казался бы другим в случае, ежели бы то, каким ты им представлялся, не оказалось бы на самом деле иным. – Наверное, я бы лучше вас поняла, – очень учтиво произнесла Алиса, – если бы записала вашу речь на бумажке, а так я не вполне уследила за тем, что вы сказали. – Это ерунда по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, – ответила довольная собой Герцогиня. – Нет-нет, прошу вас, не беспокойтесь, не надо говорить ещё длиннее! – Какое тут может быть беспокойство! – сказала Герцогиня. – Я дарю тебе всё, что уже сказала! «Тоже мне подарочек, недорого стоит! – подумала Алиса. – Хорошо ещё, что на день рождения таких подарков не дарят». – Но она не отважилась произнести это вслух. – Опять задумалась? – спросила Герцогиня, ещё глубже уткнув свой острый подбородочек Алисе в плечо. – Имею же я право думать! – ответила Алиса резко, потому что уже стала терять терпение. – О да, ты имеешь примерно такое же право думать, – отозвалась Герцогиня, – как свиньи летать, и мор... Тут, к изумлению Алисы, голос у Герцогини пропал на середине её любимого слова «мораль», а рука, державшаяся за Алису, задрожала. Алиса подняла глаза: перед ними, скрестив руки на груди, стояла Королева. Она была чернее тучи и грозно глядела на них исподлобья. – Прекрасная погода, ваше величество! – тонким, слабым голоском начала Герцогиня. – Я тебя честно предупреждаю, – взревела Королева, топая ногой об землю, – одно из двух: или тебя, или твоей головы здесь не будет за две минуты до сией же секунды! Выбирай! Герцогиня выбрала и немедленно исчезла. – Продолжим игру, – сказала Королева Алисе. Алиса была слишком напугана, чтобы сказать хоть слово, и медленно проследовала за Королевой на крокетное поле. Прочие приглашённые воспользовались временным отсутствием Королевы, чтобы отдохнуть в тени, но, едва завидев её, спешно вернулись к игре. А Королева сделала лишь одно замечание о том, что секундное замешательство будет стоить им жизни. Во время игры Королева беспрестанно ссорилась с другими игроками, испуская вопли: «Отрубить ему голову!» или «Отрубить ей голову!» Приговорённых брали под стражу охранники, которые из-за этого, естественно, переставали исполнять обязанности ворот, так что приблизительно через полчаса ворот уже не осталось, а все игроки, за исключением Короля, Королевы и Алисы, были взяты под стражу в ожидании казни. Тогда уж и Королева, вконец запыхавшаяся, прекратила игру спросила Алису: – А ты уже виделась с Якобы-Черепахой? – Нет, – сказала Алиса. – Я даже не знаю, кто это. – Ну как же: из него варят суп – якобы черепаховый.85 – Нет, не видела и первый раз слышу. – Тогда пошли! – заявила Королева. – Он расскажет тебе свою историю. Уходя вместе с Королевой, Алиса услышала, как Король, понизив голос, объявил арестованным: «Все прощены!» «Так-то лучше!» – подумала Алиса, которую сильно огорчили многочисленные приказы Королевы казнить игроков. Очень скоро они подошли к Грифону, крепко спавшему на солнышке. (Если вы не знаете, как выглядит Грифон, посмотрите на рисунок)86 – Вставай, лежебока! – велела Королева, – и отведи эту юную леди к Якобы-Черепахе, чтобы она выслушала его историю А то я тут вынесла несколько смертных приговорчиков, надо пойти присмотреть за их исполнением. С этими словами она удалилась, оставив Алису наедине с Грифоном. Вид этого создания пришёлся Алисе не слишком по душе, но она решила, что оставаться с ним наедине не более опасно, чем идти за кровожадной Королевой, и подождала, пока он проснётся. Грифон приподнялся и протёр глаза; он проводил Королеву взглядом, пока та не скрылась из виду. – Смешная! – глухо посмеиваясь, сказал Грифон то ли сам себе, то ли Алисе. – Кто смешной? – спросила Алиса. – Да она смешная! Воображала. На самом деле там никто никого не казнит. Пошли! «Все мне приказывают: пошли сюда, пошли туда, – подумала Алиса, медленно отправляясь вслед за Грифоном. – Ни разу в жизни мной так не помыкали!» Они шли недолго, пока в отдалении не показался Якобы-Черепаха: он сидел на небольшом каменном уступе с видом скорбного одиночества. Подойдя поближе, Алиса услышала его надрывные вздохи. – У него какое-то горе? – спросила она Грифона. А Грифон ответил почти теми же словами, что и раньше: – Да он просто воображала! Нет у него никакого горя так и знай. Пошли! Когда они подошли к Якобы-Черепахе, тот взглянул на них огромными, полными слёз глазами, но ничего не сказал. – Вот эта девица, – сказал Грифон, – желает, понимаешь, узнать твою историю. – Я ей её расскажу, – сказал Якобы-Черепаха глубоким опустошённым голосом. – Садитесь, вы оба – и ни слова, пока я не закончу! – Они уселись, и на несколько минут воцарилось молчание, Алиса подумала: «Как он, интересно, собирается закончить свой рассказ, если даже ещё не начинал его?» Но терпеливо ждала. – Когда-то, – наконец сказал Якобы-Черепаха с глубоким вздохом, – я был настоящей черепахой. За этими словами последовала очень длинная пауза, прерываемая лишь возгласом «Хчкррх!», изредка исходившим от Грифона, да регулярными тяжёлыми всхлипываниями Якобы-Черепахи. Алисе уже хотелось встать и сказать: «большое спасибо, сэр, за вашу интересную историю», но она не могла отделаться от мысли, что, наверное, всё-таки услышит что-то любопытное, поэтому она оставалась на месте и молчала. – Когда мы были маленькими, – начал наконец Якобы-Черепаха, немного успокоившись, но всё же периодически всхлипывая, – мы ходили в морскую школу. Нашей директрисой была старая морская черепаха, которую мы звали Паучихой... – Почему же вы звали черепаху – Паучихой?– удивилась Алиса. – Мы звали её Паучихой, потому что она нас поучала! – сердито ответил Якобы-Черепаха. – Какая же ты бестолковая!87 – Постыдилась бы задавать такой простой вопрос! – добавил Грифон. Какое-то время он и Якобы-Черепаха сидели молча, уставившись на бедную Алису, и она была готова провалиться сквозь землю. Наконец Грифон заявил: – Ну, поехали дальше, старина! А то мы тут весь день проторчим! И Якобы-Черепаха продолжил свой рассказ: – Ну так вот, мы ходили в морскую школу, хотя ты, надо понимать, этому не веришь... – Я этого не говорила! – перебила Алиса. – Говорила! – заявил Якобы-Черепаха. – Помолчи! – вмешался Грифон прежде, чем Алиса успела ответить. И Якобы-Черепаха продолжал: – Мы получали самое лучшее образование, даже ходили в школу каждый день! – Я тоже ходила в школу каждый день, – не удержалась Алиса, – чем тут особенно гордиться? – А дополнительные предметы у вас были? – спросил Якобы-Черепаха с лёгкой тревогой. – Да, французский и музыка. – А стирка? – Нет, конечно! – возмутилась Алиса. – А! Тогда у тебя была не очень хорошая школа! – с огромным облегчением произнёс Якобы-Черепаха. – А вот когда из лей школы присылали родителям счёт за обучение, там в конце было написано: «Французский язык, музыка и стирка – за дополнительную плату».88 – Вряд ли вам особенно нужна была стирка, если вы жили на дне моря. – Я-то не мог себе её позволить, – вздохнул Якобы-Черепаха. – Приходилось обходиться одними обязательными предметами. – Какими же? – поинтересовалась Алиса. – Ну, перво-наперво нас, конечно, учили чесать, пихать и щипать. Потом четырём действиям арифметики: слежению, вычиханию, уношению и пилению. А потом у нас начинался углуплённый курс.89 – Углуплённый? Никогда о таком не слыхала, – отважилась вставить Алиса. – Что это за курс? Грифон удивлённо поднял обе лапы. – Как? Ты никогда не слыхала про углуплённый курс? – воскликнул он. – Полагаю, ты знаешь, что такое умудрённый? – Да, – ответила Алиса, но неуверенно. – Это значит «такой, который... мудрее»... кажется. – В таком случае, если ты не понимаешь, что такое углуплённый, ты и правда недотёпа. У Алисы пропало всякое желание продолжать эту тему, и она обернулась к Якобы-Черепахе с вопросом: – А что ещё вы изучали? – Потом была матемачеха, – ответил Якобы-Черепаха, – которая делится на три раздела (тут он стал загибать коготки на ластах): вралгебра, недопетрия и дрыгонометрия. Было ещё красование: учителем красования был старый морской угорь, он приходил раз в неделю и преподавал намврисунок, жирнопись масляными тряпками и скурвитуру.90 – А что такое скурвитура? – спросила Алиса. – Ой, сам я этого показать не смогу, – ответил Якобы-Черепаха, – гибкость тела уже не та, давно не тренировался. А Грифон этого и не проходил. – Времени не было, – отозвался Грифон. – Ноя ходил на уроки классических дисциплин к старому Крабу, да. – А я вот у него не учился, – вздохнул Якобы-Черепаха. – Он преподавал, кажется, болтынь и древнегречневый язык.91 – Как же, как же, – подтвердил Грифон, тоже со вздохом, и оба они закрыли морды лапами. – А сколько у вас было уроков? – спросила Алиса, чтобы побыстрее сменить тему разговора. – В первый день десять часов, – ответил Якобы-Черепаха, – во второй девять, ну, и так далее. – Какое удивительное расписание занятий! – воскликнула Алиса. – Не занятий, а отнятий! Они назывались отнятия, потому что от них отнималось по часу каждый день! – пояснил Грифон.92 Это была новость для Алисы, и она тщательно её обдумала, прежде чем задать следующий вопрос: – Значит, в одиннадцатый день уроков уже не было? – Само собой, – ответил Якобы-Черепаха. – А что же вы делали на двенадцатый день? – Ну, будет уже про уроки, – решительно перебил её Грифон. – Расскажи теперь про игру. | ||||||
Глава X. ОМАРИНСКАЯЯкобы-Черепаха глубоко вздохнул и провёл по глазам тыльной стороной ласты. Он взглянул на Алису и попытался заговорить, но минуту или две его голос сдавливали рыдания. – Это у него всё равно что косточка в горле застряла, – сказал Грифон и принялся хлопать товарища по спине. Наконец Якобы-Черепаха вновь обрёл голос и заговорил, хотя по щекам у него текли слёзы:93 – Ты, видимо, мало жила на дне моря... – Мало, – согласилась Алиса. – ...и, вероятно, тебя ни разу не знакомили с омарами? Алиса чуть было не сказала: «один раз я пробовала...», но вовремя спохватилась и вместо этого ответила: – Нет, ни разу. – Значит, ты не представляешь себе, какая это восхитительная кадриль – омаринская!94 – Нет, не представляю. А как её танцуют? – Значит, так, – стал пояснять Грифон, – сперва танцующие становятся в ряд вдоль морского берега... – В два ряда! – поправил его Якобы-Черепаха. – Тюлени, черепахи, лососи и так далее. Потом, расчистив пляж от медуз... – А на это, – перебил его Грифон, – уходит какое-то время! – ...делают два шага вперёд... – Да, и каждый берёт в партнёры по омарчику! – уточнил Грифон. – Само собой, – подтвердил Якобы-Черепаха. – Два шага вперёд, разворот к партнёру с перескоком... – Потом меняются омарами и в том же порядке – на исходную позицию, – добавил Грифон. – А затем, понимаешь, – продолжил Якобы-Черепаха, – надо закинуть... – Омара! – закричал Грифон и подпрыгнул. – Как можно дальше в море! – Потом поплыть за ним! – взвизгнул Грифон. – Сделать в море сальто! – закричал Якобы-Черепаха и дико заскакал по пляжу. – Опять поменяться омарами! – истошно заверещал Грифон. – А потом вернуться на сушу. На этом завершается первая фигура, – сказал Якобы-Черепаха внезапно упавшим голосом, и оба существа, которые только что скакали и бесились, с грустным видом тихо уселись на место и поглядели на Алису. – Наверное, это очень красивый танец, – робко предположила Алиса. – Хочешь посмотреть отрывок? – спросил Якобы-Черепаха. – Даже очень! – Тогда давай станцуем первую фигуру! – сказал Якобы-Черепаха Грифону. – Без омаров, я думаю, обойдёмся. Кто будет петь? – Пой ты, – сказал Грифон. – Я слов не помню. И они начали медленный хоровод вокруг Алисы, то и дело подходя к ней вплотную и наступая ей на ноги, а верхними конечностями размахивая в такт песне, которую протяжно и печально исполнял Якобы-Черепаха:
–Спасибо, было очень интересно посмотреть на ваш танец – сказала Алиса с огромным облегчением от того, что он, наконец, закончился. – И мне очень понравилась удивительная песенка про треску! –А что касается трески, то она... ты её, конечно, видела? – спросил Якобы-Черепаха. – Да, я её часто видела в обед на таре... – начала и осеклась Алиса. – Не знаю, где находится «Таре», но если ты её видела часто, значит, представляешь, как она выглядит? – Кажется, да, – задумчиво ответила Алиса. – У неё хвост вложен в рот, и она вся вываляна в крошках. – Насчёт крошек ты ошибаешься, – заявил Якобы-Черепаха. – Крошки в море моментально смыло бы. Но хвост у неё действительно во рту, и объясняется это тем... – тут Якобы-Черепаха зевнул и прикрыл глаза, а затем обратился к Грифону. – Расскажи ей, в чём там дело, и про всё остальное. – Всё дело в том, – подхватил Грифон, – что треска идёт плясать вместе с омарами. Поэтому её бросают в море далеко-далеко, как и омаров. Поэтому она летит очень долго. Поэтому она от страха аж хвост во рту зажимает. Поэтому ей никак его потом не вытащить. Вот. – Спасибо, – сказала Алиса, – это очень интересно. Я узнала много нового про треску. – Хочешь, я тебе ещё про неё расскажу, – сказал Грифон. – Знаешь, почему она называется треской? – Никогда об этом не задумывалась. Почему? – Потому что громко трещит. Её брали в поход тресконосцы и тресковые походы, чтобы подавать всякие сигналы. А навага хороша для обуви, – торжественно объявил Грифон.96 Алиса наморщила лоб от удивления и переспросила: – Для обуви? – Вот скажи, как ухаживают за твоими туфельками, а? – спросил Грифон. – Ну, то есть отчего они так блестят? Алиса посмотрела на свои туфельки и задумалась. – Наверное, от ваксы. Их, кажется, наващивают. – А на дне морском обувь наваживают. То есть начищают навагой, – пробасил Грифон. – Теперь ты это знаешь. – И она это терпит? – с большим любопытством спросила Алиса. – Разве ты не слышала пословицу: «навага всё стерпит»? – с некоторым раздражением ответил Грифон. – Любая креветка её знает.97 – На месте трески, – сказала Алиса, продолжая размышлять над содержанием песенки, – я бы сказала кальмару: не напирай на нас, иди своей дорогой! – Треске от кальмара не избавиться, – возразил Якобы-Черепаха. – Да и другим рыбам тоже: он гоняет их, куда ему вздумается. – Неужели? – изумилась Алиса. – Ну да, – ответил Якобы-Черепаха. – Например, когда я спрашиваю какую-нибудь рыбку, куда она плывёт, она мне почти всегда отвечает: куда кальмар тиляпий не гонял!98 – Вы хотели сказать «телят»? – Что хотел, то и сказал, – обиделся Якобы-Черепаха. Тут в разговор вступил Грифон: – Ну, теперь давай ты рассказывай про свои приключения. – Я могу рассказать только про те приключения, что случились сегодня с утра, – начала Алиса нерешительно, – а про то, что было вчера, рассказывать нет смысла, потому что тогда я была другим человеком. – Объяснись-ка, – потребовал Якобы-Черепаха. – Нет-нет! Сперва приключения! – нетерпеливо вмешался /фон. – На объяснения уходит куча времени! И Алиса рассказала им о своих приключениях с того момента, как ей впервые попался на глаза Белый Кролик. Поначалу она немного нервничала, потому что оба зверя уселись почти вплотную к ней с двух сторон и во всю ширь разинули глаза и рты, но потом к ней вернулась смелость. Её слушатели не проронили ни слова, пока она не дошла до чтения стихов «Ты стар, папа Вильям» перед Гусеницей, в которых у неё перепутались все слова. Якобы-Черепаха сделал глубокий вдох и сказал: – Весьма любопытно! – Любопытнее некуда! – поддакнул Грифон. – Всё получилось не так, как надо! – задумчиво продолжал Якобы-Черепаха. – Я не прочь ещё раз послушать, как она читает стихи наизусть. Скажи ей, пусть начинает. Он посмотрел на Грифона так, будто тот имел право отдавать Алисе распоряжения. – А ну-ка, встань и прочти «Это голос лентяя», – потребовал Грифон. «Что же эти звери так раскомандовались и заставляют меня повторять уроки! – подумала Алиса. – Я как будто из школы не уходила!» Однако поднялась с места и начала читать. Впрочем, из головы у неё не шла «омаринская»; она почти не отдавала себе отчёта в том, что говорит, и стихи получились чрезвычайно странные:
– Не похоже на то, что я декламировал в детстве, – сказал Грифон. – А я уж точно ничего подобного не слышал, – сказал Якобы-Черепаха. – Но, по-моему, это редкая чушь. Алиса промолчала; она села, закрыла лицо руками и думала о том, получится ли у неё теперь когда-нибудь хоть что-нибудь нормально. – Я желаю получить объяснения, – заявил Якобы-Черепаха. – Да что она может объяснить! – отрезал Грифон. – Читай дальше. – Нет, пусть объяснит про носки сапог! – настаивал Якобы-Чеоепаха. – Как это он, интересно, расставил их носом, а?100 – Это первая балетная позиция, – сказала Алиса, но она сама была страшно озадачена прочитанным стихотворением, и ей не терпелось переменить тему разговора. – Читай же дальше, – повторил Грифон. – Начни со строки: «Я шёл мимо сада». Алиса не посмела ослушаться, хотя уже не сомневалась, что всё опять получится не так. Голос у неё дрожал:
– Что толку это читать, – перебил Якобы-Черепаха, – если ничего не объяснять по ходу дела? Я в жизни не слышал подобной околесицы: в ней смысла – кашалот наплакал!102 – Да, ты уж, пожалуй, закругляйся с этими стихами, – сказал Грифон, и Алиса была только рада выполнить его пожелание. – Может, нам сплясать ещё одну фигуру из омаринской? – спросил Грифон. – Или хочешь, Якобы-Черепаха споёт тебе песенку? – Да, пожалуйста, песенку, если Якобы-Черепаха будет так любезен, – попросила Алиса с таким пылом, что Грифон даже обиделся: – Гм, о вкусах не спорят! Ну как, старина, споёшь ей про черепаховый суп? Якообы-Черепаха глубоко вздохнул и затянул песню, время от времени заходясь от всхлипываний:
– Ещё раз припев! – крикнул Грифон, но едва Якобы-Черепаха приступил к повторению припева, издалека послышалось: «Суд начинается!» – Скорей! – крикнул Грифон Алисе. Он схватил её за руку и, не дожидаясь окончания песни, побежал вместе с ней прочь от моря. – А что там за суд? – задыхаясь, спросила Алиса на бегу; но Грифон лишь снова бросил ей: «скорей!» и побежал ещё быстрее. А морской ветерок доносил до них, всё слабее и слабее, меланхоличный припев:
| ||||||
Глава XI. КТО УКРАЛ ПИРОЖНЫЕ?Когда они прибыли в зал суда, Червонный Король и Червонная Дама восседали на троне, а вокруг них собралась огромная толпа: всевозможные птички и зверьки, а также полная колода карт. Лицом к публике стоял закованный в цепи Валет, по обеим сторонам от него – стражники, а возле Короля – Белый Кролик, который в одной руке держал трубу, а в другой – пергаментный свиток. Посреди зала был поставлен столик, а на нём – большое блюдо с пирожными. Они выглядели так аппетитно, что у Алисы потекли слюнки. «Поскорей бы уже закончился этот суд, – подумала она, – и начали раздавать угощение!» Однако всерьёз рассчитывать на скорый десерт было нечего, и, чтобы как-то занять себя, Алиса стала разглядывать обстановку и присутствующих. Алисе ещё не доводилось бывать в суде, но про суды она много читала в книгах и с удовольствием отметила про себя, что знает, как и что там называется. «Это судья, – сказала она себе, – потому что у него на голове огромный парик». Судьёй, кстати, был сам Король. Поскольку ему пришлось надеть корону на парик (если хотите знать, как это смотрится, загляните на страницу 178), ему было крайне неудобно, да и сидела эта корона на нём явно неудачно. «Вот скамья для присяжных заседателей, – продолжала отмечать про себя Алиса, – а эти двенадцать созданий (ей пришлось их так назвать, потому что там были и животные, и птицы), наверное, и есть сами присяжные». Это последнее слово она повторила про себя два или три раза: она с полным правом гордилась тем, что мало кто из девочек её возраста понимал его смысл. Конечно, с тем же успехом можно было бы назвать их и заседателями. Двенадцать присяжных деловито что-то писали на своих грифельных досках. – Что они делают? – шепнула Алиса Грифону. – Пока суд не начался, им же нечего записывать! – Они записывают свои имена, – прошептал Грифон в ответ, – чтобы не забыть их до конца процесса. – Вот глупенькие! – громко возмутилась Алиса, но замолчала потому что Белый Кролик провозгласил: «Тишина в зале!», а король, надев очки, внимательно стал смотреть в зал, чтобы выявить нарушителя спокойствия. Алиса увидела так же ясно, как если бы стояла у присяжных за спиной, что все они написали на досках: «Вот глупенькие!» Ещё она заметила, что кто-то из них не знал, как правильно пишется слово «глупенькие», и спросил об этом соседа. «Представляю, какой чепухой они заполнят свои доски к концу суда!» – подумала Алиса. Грифель одного из присяжных заскрипел. Этого Алиса, само собой, не могла вынести; она обошла зал и встала у него за спиной очень скоро улучив возможность выхватить у него грифель из рук. Ей это удалось так быстро, что бедняга присяжный (а то был ящерка Билли) так и не успел сообразить, куда делся грифель. Он поискал его немного, но потом весь остаток дня писал на доске пальцем, что было, конечно, бесполезно, потому что палец не оставлял никаких следов. – Глашатай, зачитайте обвинение! – произнёс Король. Белый Кролик три раза протрубил в трубу, затем развернул пергаментный свиток и прочёл:
– Присяжные, удаляйтесь на совещание! – потребовал Король. – Рано, рано! – тут же перебил его Кролик. – Нам ещё предстоит долгая процедура! – Вызовите первого свидетеля, – сказал Король. Белый Кролик трижды протрубил в трубу и провозгласил: – Первый свидетель! Первым свидетелем оказался Шляпник. Он явился с чашкой чая в одной руке и бутербродом в другой. – Прошу простить меня, ваше величество, за эти предметы, но когда за мной прислали, я ещё не закончил пить чай. – Пора бы и закончить, – сказал Король. – Когда ты начал? Шляпник посмотрел на Мартовского Зайца, который тоже вился в суд под ручку с Грызуном Соней: – Кажется, четырнадцатого марта. – Пятнадцатого, – сказал Мартовский Заяц. – Шестнадцатого, – вставил Грызун Соня. – Занесите это в протокол! – велел Король присяжным, а те дружно записали все три даты на свои дощечки, сложили числа и перевели их в шиллинги и пенсы. – Сними свою шляпу, – велел Король Шляпнику. – Она не моя, – сказал Шляпник. – Краденая! – воскликнул Король, оборачиваясь к присяжным, которые тут же зафиксировали этот факт. – Я делаю их на продажу, – объяснил Шляпник. – Я же Шляпник, а своих шляп у меня нет. Тут Королева надела очки и уставилась на Шляпника, а тот побледнел и задрожал под её взглядом. – Давай свои показания, – сказал Король, – и не нервничай, а то я тебя казню на месте. Это не прибавило свидетелю уверенности: он продолжал переминаться с ноги на ногу, с беспокойством глядя на Королеву, и в смятении вместо бутерброда откусил большой кусок от своей чашки. В эту минуту у Алисы появилось странное ощущение, которое сильно её озадачило, пока она не поняла, в чём дело: она снова лгала расти и решила было, что встанет и выйдет из зала суда; однако по зрелом размышлении решила оставаться, где была, тока ей хватало места. – Ты меня совсем задавила, – сказал сидящий с ней рядом Грызун Соня. – Дышать невозможно! Ничего не могу поделать, – деликатно ответила Алиса. – Я расту. – Какое ты имеешь право тут расти! – Не говори глупостей, – сказала Алиса уже смелее. – Ты е ведь тоже растёшь. – Да, но я расту с разумной скоростью, а не такими возмутительными темпами, – сказал Грызун Соня. Он сердито поднялся с места и перешёл на другую сторону зала суда. Всё это время Королева не переставала сверлить взглядом Шляпника и в момент, когда Соня пересаживался, велела одному из судейских: – Принесите-ка мне программу последнего концерта! При этих словах несчастный Шляпник задрожал такой крупой дрожью, что с него соскочили ботинки.105 – Давай показания, – грозно повторил Король, – или я тебя велю казнить, невзирая на твою нервозность. – Я бедный человек, ваше величество, – с дрожью в голосе начал Шляпник, – я начал пить чай... неделю назад, не больше... и бутерброд намазываю тонко-тонко... и при мерцании чая... не спится... – Какая ещё спица? – спросил Король. – Я говорю, от чая мне не спится, ваше величество. – Ну конечно, от чая тебе не спиться, кто же спивается от чая! Ты принимаешь меня за идиота? Продолжай!106 – Я бедный человек, – продолжал Шляпник, – и почти всё после этого замерцало... вот только Мартовский Заяц сказал... – Я этого не говорил! – взбудораженно перебил его Мартовский Заяц. – Нет, говорил! – настаивал Шляпник. – Я это отрицаю! – сказал Мартовский Заяц. – Он это отрицает, – повторил Король, – данную часть покаяний в протокол не заносить! – Ладно, тогда это говорил Соня, – продолжал Шляпник, с тревогой оглянувшись, чтобы проверить, не станет ли и Грызун Соня отрицать его слова; но Соня ничего не отрицал, потому что крепко спал. – После этого я нарезал себе ещё хлеба на бутерброды... – Но что всё-таки сказал Соня? – осведомился один из присяжных. – Этого я не помню, – ответил Шляпник. – Вспоминай, – заявил Король, – или я велю тебя казнить. Несчастный Шляпник выронил из рук чашку и бутерброд и опустился на одно колено. – Ваше величество, я человек бедный, еле свожу концы с концами... – начал он. – Это я вижу! – сказал Король. – В твоих показаниях концы с концами не сходятся!107 Тут зааплодировала одна из морских свинок, но её выступление было немедленно подавлено судебными приставами. (Поскольку это сложная фраза, поясню, что они сделали. У приставов был большой холщовый мешок с завязками; в него они затолкали морскую свинку головой вниз, затянули завязки, а потом сели сверху и хорошенько придавили мешок своим весом.)108 «Хорошо, что я, наконец, увидела, как это делается, – подумала Алиса. – А то читаешь в газете в конце судебного отчёта: «отдельные попытки аплодисментов были немедленно подавлены судебными приставами» – и не понимаешь, что это означает». – Вы отдаёте себе отчёт, свидетель, что вас протоколируют? – продолжал Король, обращаясь к Шляпнику. – Ваше величество, только не велите протыколировать мои шляпы, иначе я не смогу их продать!109 – Вот что, свидетель, садитесь на место! В этот момент зааплодировала другая морская свинка, и её выступление также было подавлено. «Ну вот, больше морских свинок не осталось, – подумала Алиса. – Теперь дело пойдёт быстрее». – Я бы хотел допить свой чай, – сказал Шляпник, бросая тревожный взгляд на Королеву, читавшую программку. – Можешь идти, – сказал Король, и Шляпник стремительно выбежал из зала суда, даже не надев башмаки. – Да, только отрубите ему на улице голову, – добавила Королева, обращаясь к стражникам. Однако, прежде чем те достигли выхода, Шляпника уже и след простыл. – Вызовите следующего свидетеля! – сказал Король. Следующим свидетелем была кухарка Герцогини. В руке у неё была перечница, так что Алиса догадалась, кто свидетель, как только она вошла в зал: все сидящие поблизости от входа зачихали одновременно. – Давай свои показания, – потребовал Король. – Ещё чего! – сказала Кухарка. Король тревожно взглянул на Белого Кролика, а тот тихо прошептал: – Ваше величество, этого свидетеля надо подвергнуть перекрёстному допросу. – Ну что ж, надо так надо, – обречённо пробормотал Король и скрестив руки на груди и нахмурившись так сильно, что морщины у него на лбу образовали крест, спросил Кухарку басом: – Из чего делают пирожные?110 – Из перца, в основном, – ответила Кухарка. – Из сиропа! – произнёс сонный голосок у неё за спиной. – Посадить этого Соню на цепь! – завизжала Королева. – Отрубить этому Соне голову! Удалить Соню из зала суда! Подавить его! Ущипнуть его! Сбрить ему усы!111 На несколько минут, пока из зала суда выдворяли Соню, воцарилась неразбериха, а когда всё успокоилось, Кухарка исчезла. – Ничего страшного, вызывайте следующего свидетеля, – с большим облегчением объявил Король. И, обращаясь вполголоса к Королеве, добавил: – Право, дорогая, следующий перекрёстный допрос свидетеля надо будет провести вам. А то у меня уже ломота во лбу. Алиса наблюдала, как Белый Кролик водит пальцем по списку: ей было крайне любопытно узнать, кто же будет очередным свидетелем. «От прежних-то свидетелей они ещё никаких показаний не получили», – сказала она про себя. Представьте себе её удивление, когда Белый Кролик, до предела напрягая свой тонкий пронзительный голосок, выкрикнул имя: «Алиса!» | ||||||
Глава XII. АЛИСИНЫ ПОКАЗАНИЯ– Здесь! – громко произнесла Алиса, от волнения совершенно забыв, как сильно она выросла за последнее время. Она так поспешно вскочила, что краем юбки опрокинула скамейку с присяжными, и те посыпались на головы зрителям, а с них попадали на пол, где и остались лежать, беспомощно суча лапками. Это напомнило ей о том, как на предыдущей неделе она опрокинула круглый аквариум с золотыми рыбками. – Ой, простите, пожалуйста! – воскликнула она в сильном смущении и бросилась торопливо подбирать их с пола. Из-за случая с аквариумом, не выходившего у неё из головы, она почему-то решила, что их нужно немедленно собрать и посадить обратно на скамейку присяжных, а то они ещё погибнут. – Судебное заседание не может продолжаться, – объявил Король строгим тоном, – пока все присяжные заседатели не окажутся на своих местах. Все! – повторил он с нажимом, пристально глядя на Алису. Алиса взглянула на скамью присяжных и увидела, что в спешке посадила на неё заседателя-ящерицу вниз головой; бедняжка меланхолично покачивал хвостом, не будучи в силах двигаться. Она взяла его, перевернула и посадила как надо, а сама подумала: «Вряд ли это имеет значение. Что вверх головой, что вверх ногами – на суде от него мало толку». Когда присяжные немного пришли в себя от опрокинутого состояния, а их дощечки и грифели были найдены и снова им вручены, они усердно принялись писать отчёт о происшествии – все, за исключением ящерицы Билли, который был явно не способен ни на что другое, кроме как сидеть, разинув рот и уставившись в потолок. – Что тебе известно по данному делу? – спросил Король Алису. – Ничего, – сказала Алиса. – Вообще ничего? – Вообще ничего. – Это очень важно, – сказал Король, обращаясь к присяжным. Едва они стали записывать эти слова на своих дощечках, как Белый Кролик внёс поправку: – Ваше величество, конечно, хотели сказать: неважно. Говорил он предельно уважительно, но при этом хмурил лоб и корчил всякие рожи. – Я, конечно, хотел сказать неважно, – поспешно оговорился Король и принялся бормотать себе под нос: «важно – неважно – неважно – важно», как будто проверял, какое из этих слов звучит красивее. Кто-то из присяжных записал «важно», а кто-то – «неважно», Алисе это было хорошо видно, потому что она стояла рядом и таблички были у неё как на ладони, но она подумала: «Всё равно это не имеет ровно никакого значения!» Некоторое время Король деловито что-то писал в своей тетради, а закончив, прокашлялся и объявил: «Тишина в зале!» Затем он стал читать запись: «Правило номер сорок два. Все липа ростом с милю и выше обязаны покинуть зал суда». Все взгляды обратились на Алису. – Я никак не с милю ростом, – сказала она. – С милю, – заявил Король. – Ты почти что с две мили ростом, – добавила Королева. – Всё равно я никуда не пойду, – заявила Алиса. – Кроме того это незаконное правило: вы его только что придумали! – Это старейшее правило в книге, – сказал Король. – Тогда оно должно быть правило номер один! Король побледнел и поспешно захлопнул тетрадь. – Выносите вердикт, – глухим дрожащим голосом приказал он присяжным. – С позволения вашего величества, ещё не все улики представлены, – торопливо вставил Белый Кролик, подпрыгивая. – Только что поступила вот эта бумага. – Что там? – спросила Королева. – Я ещё не открывал её, – ответил Белый Кролик, – но, по-видимому, это письмо, написанное обвиняемым... кому-то. – Так, наверное, и есть, – вмешался Король, – если только оно не написано никому, а это, знаете ли, бывает редко. – А кто стоит в адресе? – спросил один из присяжных. – Адреса никакого нет, – ответил Белый Кролик. – Снаружи вообще ничего не написано. С этими словами он развернул сложенный лист бумаги и добавил: – Это вообще даже не письмо, а стихотворение. – Но оно написано почерком обвиняемого? – спросил другой присяжный. – Нет, не его почерком, – ответил Белый Кролик, – и как раз в этом главная странность. (Мордочки всех присяжных приняли озадаченное выражение.) – Должно быть, он подделал чей-то почерк, – предположил Король. (Мордочки присяжных снова просветлели.) – С позволения вашего величества, – подал голос Валет, – Я не писал этой бумаги, и никто не докажет обратного: она без подписи.112 – Если ты её не подписывал, – сказал Король, – это только осложняет твоё положение. Наверняка ты задумывал что-то нехорошее, иначе подписался бы как честный человек. Эти слова были встречены аплодисментами: впервые за весь день Король сказал что-то по-настоящему умное.113 – Это доказывает его вину, – сказала Королева. – А посему отру... – Это ничего не доказывает! – возмутилась Алиса. – К тому же вы даже не знаете, о чём эти стихи! – Зачитать их! – повелел Король. Белый Кролик надел очки и спросил: – С какого места начать, ваше величество? – Начни с начала, – многозначительно произнёс Король, – и продолжай, пока не дойдёшь до конца; затем остановись.114 В зале суда воцарилась абсолютная тишина. И вот какие стихи прочитал Белый Кролик:
– Это самая важная улика из всех представленных, – объявил Король, потирая руки, – так что пусть теперь присяжные... – Тому из них, кто сможет объяснить эти стихи, – сказала Алиса (за последние минуты она сделалась настолько большой, что совершенно не боялась перебивать Короля), – я дам шесть пенсов. Я не вижу в этом стихотворении ни капли смысла. Присяжные записали на своих дощечках: «Она не видит в этом стихотворении ни капли смысла», но никто из них так и не вызвался объяснить записку. – Если там нет смысла, – заявил Король, – это серьёзно упрощает дело: значит, нам нет нужды искать его там. Однако у меня есть сомнения. – Он положил развёрнутый пергамент себе на колено, глядя в него одним глазом. – Кажется, какой-то смысл я в нём усматриваю. Ну вот, например: «назвав плохим пловцом». Ты же не умеешь плавать, так ведь?– добавил он, обращаясь к Валету. Валет печально покачал головой: – Разве я похож на пловца? (На пловца он и правда нисколько не был похож, потому что был сделан целиком из картона.) – Так, пойдём дальше, – сказал Король, пробегая взглядом по строчкам и бормоча себе под нос: – «Он дал им знать» – ну, это, конечно, про присяжных; «Ей дал одну я, он взял две» – а это, должно быть, то, что он сделал с пирожными! – Но там дальше говорится: «Но все назад пришли к тебе», – заметила Алиса. – Правильно, вот же они! – торжествующе произнёс Король, указывая на вазу с пирожными, стоящую на столе. – Всё ясно как день! Идём дальше: «Когда с ней был припадок». У вас ведь никогда не было припадков, дорогая? (Этот вопрос он адресовал Королеве.) – Никогда! – вне себя от ярости, рявкнула Королева и швырнула чернильницу в ящерицу Билли. (Несчастный Билли к тому времени уже перестал писать пальцем по дощечке, потому что понял, что палец не оставляет следов; но теперь он возобновил писанину, торопливо смачивая палец капельками чернил, стекавшими с его физиономии, пока чернила ещё не высохли.) – Тогда к вам слова про припадок не относятся. Как говорится, где наша не припадала! – сказал Король, с улыбкой обводя публику взглядом. В зале стояло гробовое молчание.116 – Это шутка! – прибавил Король обиженно, и все дружно засмеялись. Затем он произнёс, наверное, уже в двадцатый раз за день: – Присяжные, удаляйтесь на совещание и выносите вердикт. – Нет-нет! – закричала Королева. – Сначала приговор, а вердикт потом!117 – Что за чушь – выносить приговор раньше решения о виновности! – громко возмутилась Алиса. – Молчать! – завопила Королева, багровея. – Не буду! – Отрубить ей голову! – заорала Королева, срывая голос. Никто не пошевелился. – Да кто вас боится? – сказала Алиса, которая к этому времени достигла своего нормального роста. – Вы всего лишь колода карт! При этих словах вся колода поднялась в воздух, и карты посыпались на неё сверху. Алиса тихо вскрикнула – наполовину от неожиданности, наполовину от раздражения – и стала отбиваться от них. Тут она осознала, что лежит на берегу и голова её покоится на коленях у сестры, которая нежно сбрасывает упавшие ей на лицо сухие листья. – Алиса дорогая, проснись! – сказала сестра. – Долго же ты спала! – Ой, у меня был такой удивительный сон! – ответила Алиса и рассказала сестре всё, что вспомнила, о тех странных приключениях, про которые вы только что прочитали. А когда она закончила, сестра поцеловала её и сказала: – Без сомнения, дорогая, это был удивительный сон; но сейчас беги пить чай, пока ещё не поздно. И Алиса поднялась и побежала, размышляя на бегу (насколько это получалось) о своём чудесном сне. А её сестра осталась на месте, подперев голову ладонью и любуясь заходящим солнцем. Она думала о маленькой Алисе и её удивительных приключениях, пока вскоре тоже не задремала, и вот что ей приснилось. Во-первых, ей приснилась сама Алиса, как будто снова сжимающая ручонками коленку сестры, и её ясные живые глаза, заглядывающие сестре в лицо; ей слышался Алисин голос; она видела то забавное движение головы, каким Алиса отбрасывала с лица упрямую прядь волос; ей казалось, она слушает и слышит, как окружающее пространство наполняется голосами странных созданий из сна сестрёнки. У её ног зашуршала высокая трава – в ней пробежал Белый Кролик; напуганная Мышь, поднимая фонтан брызг, проплыла через близлежащий пруд; ей слышался звон чашек Мартовского Зайца и его друзей, сидящих за нескончаемым чаепитием; пронзительный голос Королевы, приказывающей казнить своих злосчастных гостей; снова на коленях у Герцогини чихал младенец-поросёнок, вокруг которого разбивались тарелки и блюдца; опять взвизгивал Грифон, скрипел грифель по дощечке Ящерицы, сдавленно кашляли морские свинки, посаженные в мешки; все эти звуки, наполнявшие воздух, смешивались с отдалёнными всхлипываниями несчастного Якобы-Черепахи. Она сидела, полузакрыв глаза, и сама почти верила в Страну Чудес, хотя знала, что стоит только снова открыть их, как всё вновь переменится на скучную обыденность: трава будет шуршать лишь от ветра, волны в пруду будут расходиться только от колышущихся тростинок, звон чашек превратится в звон овечьих колокольчиков, а пронзительные вопли Королевы – в покрикивания мальчика-пастуха. Она знала, что громкое чихание младенца, визги Грифона и все прочие звуки сольются в неразборчивый шум фермерского двора, а надрывные рыдания Якобы-Черепахи превратятся в отдалённое мычание коров. Наконец она представила себе, что её маленькая сестрёнка в будущем вырастет и превратится во взрослую женщину; и в зрелые годы она сохранит простое, любящее сердце ребёнка; она соберёт вокруг себя ребятишек, чьи глаза будут гореть нетерпеливым ожиданием разных необычных сказок– может быть, даже её давнишнего сновидения о Стране Чудес, – и она сама будет переживать все их нехитрые печали и нехитрые радости, припоминая собственную детскую жизнь и счастливые летние дни.118 Конец | ||||||
При подготовке комментариев был проанализирован ряд опубликованных в прошлом переводов произведения.
В целях экономии места проанализированные переводы «Алисы в Стране Чудес» обозначены далее следующими аббревиатурами (полные выходные данные изданий см. в Библиографии):
Курсив в цитатах принадлежит автору комментария.
1 В стихотворном прологе описывается тот день (4 июля 1864 г.), когда Чарлз Доджсон, его друг Робинсон Дакуорт и три сестры Лидделл совершили лодочную прогулку и пикник, в ходе которых Доджсон, импровизируя, рассказывал девочкам сказку об Алисе. И Доджсон, и Алиса Лидделл вспоминают этот день как жаркий и солнечный, отчего он и назван з стихотворении «золотым». Это словосочетание – «золотой день» (the golden afternoon) полюбилось писателю, и он пользовался им в дальнейшем как устойчивым выражением, вспоминая о тех часах – от полудня до заката солнца, в течение которых продолжалась эта просушка и зарождалась основа будущей книги.
М. Гарднер отмечает странное несовпадение воспоминаний Ч. Доджсона с данными Лондонской метеорологической службы, согласно которым день 4 июля 1864 г. в районе Оксфорда был прохладным и влажным [Gardner 2000, р. 114]. Возможно, писатель ошибся в дате прогулки.
В переводах ОГ и ДО сочетание the golden afternoon передано как «полдень золотой». Это не вполне точно, т.к. afternoon значит не «полдень», а «послеполуденное время» (вплоть до вечера); кроме того, полдень – это момент, а не период времени. В переводах СД, АР и АЩ данное сочетание оставлено без соответствия. Интересно, однако, что в переводе АР эти два слова развёрнуты в целое четверостишие:
С высокого неба горячее солнце Снопы посылало лучей. Не двигался воздух, казалось, он замер, И всё становилось душней. |
Хотя в целом в данной строфе описывается жаркий солнечный день, ни одной из названных в ней деталей (небо, солнце, снопы лучей, замерший воздух, духота) в оригинальном стихотворении нет.
Из вольных переводов AM, ВН и БЗ стихотворный пролог вообще исключён – видимо, из-за стилистического несоответствия всей сказке: он написан в сентиментально-романтической манере. Кроме того, переводчики, вероятно, решили, что при адаптации текста для русских читателей сохранение пролога теряет смысл. В то же время в переводе АР прологу предпослан пояснительный заголовок, отсутствующий в оригинале: «Как сложилась сказка-повесть про Алису».
Пролог написан четырёхстопным ямбом, строфы – шестистрочные с тройной рифмовкой чётных строк (ABCBDB): это одна из любимых стихотворных форм Кэрролла.
В русской поэзии такая строфа встречается крайне редко и представляет значительную трудность для перевода: бывает сложно подобрать тройную рифму без серьёзных модификаций смысла строфы. В переводе АР использованы другой размер (четырёхстопный амфибрахий) и другая форма строфы: четверостишия с двумя рифмующимися строками (АВСВ). Такая рифмовка технически является одной из самых простых. Несмотря на это, некоторые рифмы откровенно «хромают»: жару – могу; мне – судьбе; они – грести.
В переводе АЩ схема рифмовки изменена на ABCBDD. Это упростило задачу переводчика, но не избавило его от слов-«затычек», применяемых для подгонки строки к нужному размеру («та прерывает всех нас» «кричит в упоении хор этот весь», «который паломники нам сберегли») и лексических натяжек: лодка в этом переводе названа «кораблём», а фраза «мы с визгом и хохотом правим домой» создаёт впечатление, будто к визжащим и хохочущим Чарлз Доджсон причисляет и себя (в оригинале упоминание о визге или смехе отсутствует).
2 В этой строфе мы сталкиваемся с ярким примером несовпадения лексических систем английского и русского языков: двум английским словам, arm и hand, соответствует одно русское – рука. Кэрролл описывает эпизод, когда на вёсла (очевидно, по их просьбе) были посажены две из сестёр Лидделл: “arms” гребут, a “hands” пытаются править курс лодки. Из воспоминаний Р. Дакуорта мы знаем, что сидевшая на корме Алиса Лидделл пыталась исполнять функцию рулевого и, таким образом, речь идёт именно о её “hands”.
В переводе стихотворения невозможно передать arms и hands разными словами. Чтобы в сознании читателя все эти руки не «слились» в нечто неопределённое, в переводе я использовал числительные, позволяющие понять, что на вёслах сидят два ребёнка, а у руля – один («четыре детские руки» и «две ручонки»).
К числительным прибегли и другие переводчики:
Вразброд налегают на оба весла Две пары ребячьих ручонок. А третья напрасно стремится вернуть Корабль непослушный на избранный путь. (АЩ) |
Две пары детских рук едва Справляются с веслом. И водит детская рука Беспомощно рулём. (ОГ) |
В переводе ДО вообще нет упоминания о руках у руля лодки (что можно считать упущением, т.к. автор имел в виду руки Алисы Лидделл, а это важная ассоциация), а вместо него строки, сочинённые переводчиком:
И нас теченьем далеко От дома унесло. |
(На самом деле лодочная прогулка совершалась вверх по реке, т.е. против течения.)
В переводе АР упоминаются лишь руки за рулём, а гребцы характеризуются как «тоже дети». При этом содержание четырёх строк в переводе выражается в шести строках из-за добавления переводчиком многих деталей от себя:
А руль наш вертелся и вправо, и влево, Не слушаясь детской руки. Гребли тоже дети и пенили воду, Слегка ударяя веслом, И брызги взлетали, сверкая на солнце, И падали, искрясь, кругом. |
3 Prima, Secunda, Tertia – прозвища, которыми Доджсон наделил сестёр Лидделл – соответственно Лорину, Алису (Элис) и Эдиту (Идит). Это – латинские порядковые числительные, означающие «первая», «вторая», «третья», что отвечало старшинству девочек. Данные латинские числительные хорошо известны и в России, прежде всего как музыкальные термины, поэтому «переводить» их нет необходимости. В переводе АЩ они даже оставлены в латинском написании, однако в переводах ОГ и ДО преобразованы в русские соответствия: Первая, Вторая, Третья. Из перевода АР эти прозвища исключены вообще.
Интересна просьба Секунды: “There will be nonsense in it!” («Секунда спросит: “Чепуха там будет?”»). Дети намеренно просят рассказчика добавить в сказку нонсенс, бессмыслицу, чепуху. Видимо, переводчикам первой половины XX века показалось, что такая просьба звучит слишком необычно и резко для современных им читателей, и они смягчили её в переводе: «Вторая просит в сказке той игры волшебной всюду» (ОГ), «Про то расскажи нам, чего не бывает!» (АР). Переводчики второй половины XX века отказались от эвфемизмов, однако, как представляется, допустили некоторый перехлёст: «Secunda пленительно просит в одну нелепицу спутать всё сразу» (АЩ), «вторая просит: “Поглупей пусть будут приключенья”» (ДО). Приходится констатировать, что просьба о включении в рассказ чепухи далека от желания слушать «нелепицу» и тем более приключения «поглупей».
4 Последняя строфа стихотворного пролога показывает, что, когда Кэрролл писал «серьёзные» стихи, он не избегал порой чрезмерной сентиментальности, свойственной английской поэзии того времени, и снабжал свои стихи словесными орнаментами, которые сегодня кажутся искусственными и слащавыми.
В этой строфе Алисе предлагается дословно следующее: «возьми детскую историю и нежной рукой положи туда, где в загадочную ленту памяти вплетены грёзы детства, подобные увядшему венку пилигрима из цветов, сорванных в дальней стране». Это не слишком удачное нагромождение образов к тому же страдает неуклюжим синтаксисом («положи туда, где... в ленту вплетены грёзы»). Неудивительно, что в ряде русских версий «Алисы» эта строфа или вообще была оставлена без перевода (АР), или подверглась кардинальной трансформации «лента» памяти заменена на «страну» памяти (АЩ) или «тайник, где ты хранишь младенческие сны» (ДО). Последний образ, впрочем, сомнителен, так как сознательная память о прошлом формируется у детей в возрасте пяти-шести лет и «младенческих снов» никто из нас в памяти хранить не может. Вряд ли уместен и образ «седины» в строке «Алиса, сказку детских дней храни до седины» (ДО): Кэрролл вряд ли хотел представлять себе Алису седой старушкой, а именно такой её портрет возникает в воображении при прочтении этой русской фразы.
5 Alice was beginning to get very tired of sitting by her sister on the bank and of having nothing to do... – Алисе уже порядком наскучило сидеть на берегу рядом с сестрой без всякого дела.
В этом предложении говорится, что Алиса и её старшая сестра сидели «на берегу» (on the bank). Автор явно имеет в виду берег реки, но слова river (река) в тексте нет. В исходном значении bank – «вал, насыпь, гряда». В некоторых переводах Алиса сидит не на берегу, а «на горке» (АР), «на травяном скате» (ВН), «на траве» (АЩ), «в саду» (AM).
6 So she was considering, in her own mind... – И она задумалась...
В этом предложении содержится плеоназм (смысловой повтор): оборот “in her own mind” (“мысленно, про себя”) после глагола consider (“обдумывать”) избыточен, это одно из стилистических упущений Льюиса Кэрролла, повторять которое в переводе не следует. В противном случае возможен буквализм: «Тут она стала размышлять про себя» (ОГ). Ср. переводы «рассуждала про себя» (АЩ), «принялась рассуждать про себя» (ВН), в которых плеоназма нет, поскольку для глагола consider выбрано соответствие рассуждать (рассуждать можно и мысленно, и вслух, поэтому уточнение про себя уместно).
В данном предложении есть и другие трудные для перевода места. Н. М. Демурова [1970] сочла «противным природе русского языка» следующий перевод фразы “the hot day made her feel very sleepy and stupid” – «в такой жаркий день чувствовала себя сонной и глупой» (ОГ). Однако её тезис «Ни в какую жару не скажешь, что “Алиса чувствовала себя сонной и глупой”» неубедителен. Именно так перевёл эту фразу Е В. Набоков («она чувствовала себя глупой и сонной – такой был жаркий день»). В других переводах характеристика stupid («глупая») смягчена – «мысли её текли медленно и несвязно» (НД), «думать было очень трудно» (АЩ) – или модифицирована: «Соня совсем раскисла» (AM), «её совсем разморило» (БЗ), «чувствовала себя... усталой» (АР).
7 “Oh dear! Oh dear! I shall be too late!” – «Ой-ой-ой! Ой-ой-ой! Опаздываю!»
При передаче даже такой части речи, как междометие, важно не нарушить литературные принципы Льюиса Кэрролла. Он являлся убеждённым противником легкомысленного, по его мнению, использования в литературе и на сцене слов, имеющих религиозные ассоциации. В этом свете не случайно то, что в тексте повести-сказки ни разу не употребляются слова God или Lord. Этот факт упущен из виду в неводах: «Боже мой, Боже мой, я наверняка опоздаю» (ВН), «Ах, боже мой, боже мой! Я опаздываю» (НД).
8 ...she found herself falling down what seemed to be a very deep well. Either the well was very deep, or she fell very slowly... – Алиса не успела опомниться, как провалилась в колодец – и, кажется, очень глубокий. Может быть, она просто медленно падала, но до дна было явно ещё далеко... Конец предыдущего и начало данного абзаца в оригинале содержат логическую небрежность, неожиданную для Кэрролла.
Высказывается предположение, что колодец был очень глубок, и в следующей же фразе идёт повтор этого же предположения.
В своём переводе я попытался избежать смысловой избыточности путём переформулирования мысли, выраженной в начале абзаца. Рассуждение об альтернативе (конструкция с двойным союзом either ... or) преобразовано в рассуждение с логическим допущением («Может быть, она просто медленно падала»), а мысль о глубине колодца выражена иным способом («до дна была явно ещё далеко»).
Укажем на решения других переводчиков. В переводе AM рассуждение сокращено: «..уже летела стремглав куда-то, словно в глубокий колодезь». В ряде переводов используются слова-усилители, подчеркивающие мысль и тем самым оправдывающие её повтор: «действительно уж очень глубокий» (БЗ), «Да, колодец, должно быть, был очень глубок...» (ВН) и т.п.
В переводе АЩ повтор воспроизведён дословно: «...что-то похожее на очень глубокий колодец. То ли колодец был очень глубок...».
По содержанию данный абзац даёт повод для обсуждения некоторых физических явлений. При реальном свободном падении скорость движения настолько высока, что падающий не смог бы различить никаких неподвижных предметов на близком расстоянии (скорость свободного падения увеличивается каждую секунду примерно на 9,8 метра). Возможность Алисы оглядываться и рассуждать позволяет читателю догадаться, что события происходят во сне, – ведь именно в сновидениях мы нередко движемся с замедленной скоростью.
Также не согласуется с законами физики опасение Алисы, что если она бросит банку под ноги, то та улетит вниз и убьёт кого-нибудь на дне. На самом деле предмет, выпущенный из рук кем-либо в свободном падении, продолжал бы лететь рядом с этим человеком и приземлился бы одновременно с ним.
Отметим также, с какой лёгкостью автор говорит о возможности убийства в детской сказке. Высказывания и даже шутки на тему смерти встретятся нам и в других местах повести, и первая из таких шуток – в следующем абзаце, где после слов Алисы «если б я даже упала с крыши, то и не пикнула бы!» следует ремарка автора: «В чём она вряд ли ошибалась».
9 ...that would be four thousand miles down, I think – ...от поверхности до него около четырёх тысяч миль...
Переводчик английской литературы регулярно сталкивается с дилеммой: как передавать обозначения неметрических мер? С одной стороны, известно, что в Англии и Соединённых Штатах Америке используются мили, ярды, футы, дюймы, фунты и т.д., однако, с другой стороны, русский читатель не знаком с этими мерами в такой степени, чтобы оперировать ими. Закономерно, что авторы старых переводов и адаптаций (AM, АР, ВН) перевели мили в вёрсты. В пересказе БЗ мили переведены в километры, что, однако, менее логично, поскольку последовательной русификацией этот перевод не является (Алиса в нём остаётся английской девочкой). Сегодня при переводе художественной литературы замена неметрических мер на метрические применяется всё реже, поскольку искажает национальный колорит произведения. И хотя обозначения величин в таких мерах не всегда могут 5ыть сразу правильно оценены читателями перевода, доступ к информационным ресурсам позволяет им при необходимости легко переводить эти обозначения в более привычные.
10 Alice had not the slightest idea what Latitude was, or Longitude either but thought they were nice grand words to say. – Алиса понятия не имела о том, что такое параллель и меридиан, но очень уж красивыми и внушительными казались ей эти слова.
В английском языке научные термины латинского и греческого происхождения обладают особой аурой; из-за иностранных корней их смысл не выводится из формы и они воспринимаются как «красивые» слова, свидетельствующие о солидности и умудрённости говорящего. Таковы как раз слова latitude и longitude. Их русские соответствия широта и долгота (использованные почти во всех проанализированных переводах) не являются иностранными заимствованиями и не производят подобного впечатления, поэтому заменены мною в переводе терминами параллель и меридиан, имеющими, по сути дела, то же значение. Эти термины использованы также в пересказе БЗ.
11 How funny it’ll seem to come out among the people that walk with their heads downwards! The antipathies, I think – Вот забавно будет оказаться среди людей, которые ходят вверх ногами! Кажется, их зовут антипатиями...
На Алису начинает действовать приближение к Стране Чудес: она путается в своих прежде твёрдых знаниях. Вместо слова antipodes антиподы, т.е. «жители обратной стороны земли», она выговаривает antipathies (антипатии). В английском языке эта игра слов несколько ярче, чем в русском, потому что фонетически английские слова различаются лишь одним звуком: ср. [æn’tıpǝdi:z] и [æn’tıpǝθi:z].
В русских переводах вместо слова антипатии встречаются и другие варианты: антипанты (АЩ), антипятки (БЗ) – нестандартные, но вряд ли более выигрышные решения.
12 Do cats eat bats? ... Do bats eat cats? – Едят ли кошки летучих мышек?.. Едят ли кошек летучие мышки?
Засыпая, Алиса переставляет местами похожие слова: cats и bats. Анализируя варианты перевода этой фразы, Н.М. Демурова пишет: «...Чтобы иметь возможность поменять местами субъект и объект данного высказывания, необходимо соблюсти некоторые условия: нужно, чтобы эти два существительных рифмовались... и чтобы от перестановки их местами возникал юмористический эффект, вызываемый неожиданностью и несообразностью нового высказывания. Летучие мыши, буквально соответствующие английским bats, всем этим условиям не соответствуют» [Кэрролл 1978, с. 318].
Эта аргументация уязвима. В переводе НД летучие мыши заменены на мошек. «Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?». При такой замене переводчик сохраняет рифму, однако утрачивает логичность исходного вопроса. Несообразным получается не только новое, но и прежнее высказывание. На самом деле Алисе, которая хорошо знает повадки своей кошки, наверняка известно, что кошки «мошек» не едят, поэтому она не стала бы задаваться странным вопросом «едят кошки мошек?».
А вот едят ли кошки летучих мышей, она действительно, скорее всего, не знает (летучие мыши, как во многом и кошки, ведут ночной образ жизни; те и другие, если и сталкиваются, то во время, когда ребенок спит, и вне жилых помещений).
Кроме того, хотя русское название животного bat – летучая мышь – и не рифмуется со словом кошка, оно образовано от существительного мышь, и эта связь дает дополнительное основание для его использования в переводе вопроса Алисы. Наконец, у слова мышь есть уменьшительная форма – мышка, которая по форме очень похожа на слово кошка, и близость двух слов активно используется в русском языке (например, в пословицах, поговорках, в выражении игра в кошки-мышки). Эту форму можно использовать в сочетании летучие мышки.
Кроме того, для создания эффекта забавной путаницы при переводе вопросов Алисы совершенно необязательно переставлять местами подлежащее и сказуемое, для смены их функции в предложении с подлежащего на дополнение и наоборот достаточно лишь изменения окончаний (кошки – кошек, мышек – мышки).
В некоторых переводах использован такой приём, как замена определяемого слова при прилагательном летучий. «Едят ли мышей летучие кошки?» (AM), «Скушает мышка летучую кошку?» (БЗ), «летучие кошки, мыши на крыше» (ВН).
13 Either the locks were too large, or the key was too small... – Ho mo ли замочные скважины были великоваты, то ли ключик маловат...
Здесь Кэрролл снова допускают плеонастическую формулировку: два якобы альтернативных предположения на самом деле означают одно и то же. Вряд ли это случайное упущение: скорее всего, Кэрролл хотел добиться иронического или юмористического эффекта, показывая, что способность Алисы к логическому рассуждению в Стране Чудес притупилась, из-за чего одну-единственную причину она принимает за две.
14 Oh, how I wish I could shut up like a telescope! – Вот если б я была складной девочкой – вроде складной подзорной трубы...
Определённую трудность представляет здесь передача на русский язык глагола shut up («складываться, вдвигаясь внутрь»). Не все читатели, особенно юные, представляют себе, каким образом складывается подзорная труба. В некоторых переводах поэтому предпринята попытка перевести эту фразу так, чтобы читателю стало понятнее, как именно подзорная труба уменьшается в размере, например: «Когда бы я могла вдвигаться и раздвигаться как подзорная труба – вот было бы хорошо!» (AM). Недостатком этого решения представляется то, что глагол вдвигаться по-русски требует предложного дополнения (вдвигаться во что?).
Смысл реплики таков, что для Алисы важен не столько процесс складывания, сколько сама способность уменьшаться в размере, как складной предмет, желание стать «складным человеком». В своём переводе, чтобы сделать его понятнее, я использовал не глагол складываться, а прилагательное складной в сочетании с существительными – складная подзорная труба, складная девочка и (далее) складной человечек.
К этому прилагательному прибег ещё один переводчик: «Вот стать бы мне складной, как подзорная труба!» (АЩ).
В один из текстов внедрена игра словами складываться и нескладный, а также дополнительное сравнение: «Почему я такая большая и нескладная? Вот если бы я умела вся складываться, как подзорная труба или, ещё лучше, как веер, – тогда бы другое дело!» (БЗ). Здесь сравнение с веером несколько искажает авторскую концепцию: в многократные превращения Алисы писатель заложил именно телескопический принцип изменения размера. См. ниже примеч. 19.
15 В данном абзаце автор иронизирует над теми банальными наставлениями, которыми изобиловала современная ему литература для детей. Кроме того, эти наставления сформулированы по принципу литоты, то есть преуменьшения, что усиливает иронию автора и создаёт юмористический эффект.
В некоторых переводах литота, по-видимому, осталась незамеченной и не передана, что приводит к утрате иронической интонации «...если слишком долго держаться за раскалённую кочергу – обожжёшься, ... нельзя хвататься за нож – можно сильно порезаться и кровь потечёт..., если слишком много глотнуть из бутылки с надписью “ЯД”, то сразу или не сразу, но это повредит весьма и неизбежно» (АЩ) . Так же «серьёзно» переведён этот абзац в текстах АР и AM, причем в последнем он подвергся сокращению до одного предложения: «Соня вспомнила, что когда на склянке написано наружное, то значит – если выпить его слишком много, то может кончиться плохо».
16 ...when she got to the door, she found she had forgotten the little golden key... – ...подойдя к дверце, она обнаружила, что забыла золотой ключик...
В этом месте читатель может заметить некоторую нестыковку в описании событий. Ведь, открыв дверцу, Алиса не закрывала её, поэтому после того, как она выпила снадобье, она должна была застать дверцу открытой и ключ был ей не нужен. Впрочем, не будем забывать, что дело происходит во сне, где различные предметы постоянно появляются, исчезают или меняют своё состояние без видимой причины, и будем считать это достаточным объяснением отмеченного несоответствия. Кроме того, писатель, видимо, полагал, что ещё рано отправлять Алису в прекрасный сад и что до этого она должна пережить ряд приключений. Однако с чисто литературной точки зрения он допустил нарушение логики повествования, не отметив, что неожиданно для Алисы открытая прежде дверь снова оказалась запертой. Ведь автор практически всегда отмечает ремаркой ситуации, в которых Алиса чему-то удивилась или сочла что-либо странным.
17 “But it’s no use now,” thought poor Alice, “to pretend to be two people!..” – «Но сейчас, – думала бедная Алиса, – глупо раздваиваться, можно только расстраиваться!..»
Здесь в перевод мною добавлена игра слов (созвучие расстраиваться – растраиваться), которой нет в оригинале. Это добавление во многом «подсказано» подлинником: оно оправдано тем, что в тексте говорится и о «раздвоении» Алисы, и о том, что она была сильно расстроена. С помощью добавочной игры слов можно компенсировать некоторые неизбежные потери, возникающие при передаче авторских шуток и каламбуров в других местах сказки. В теории перевода этот приём так и называется – компенсация.
18 Curiouser and curiouser! – Чем дальше, тем страньше!
Многосложные прилагательные и наречия в английском языке образуют сравнительную степень с помощью частицы more («более»), а не с помощью окончания. Поэтому, если бы Алиса не совершила ошибки, она должна была бы сказать: More and more curious!
Это короткая реплика Алиса стала крылатой. Для перевода же она представляет известную трудность, поскольку в русском языке нет подобного правила: от большинства прилагательных и наречий сравнительная степень образуется обоими способами (например, удивительно – удивительнее или более удивительно). Поэтому в русском переводе необходимо использовать другую модель, например ошибку в суффиксе. Свой перевод этой реплики я построил на основе оборота «чем... тем...», в котором некорректная форма страньше возникает как бы под влиянием правильной формы дальше.
Два переводчика (ОГ и НД) использовали ту же неправильную форму в варианте: «Всё страньше и страньше!», однако здесь, в отсутствие влияющего слова, оговорка Алисы не выглядит достаточно мотивированной. О сложности перевода этой реплики свидетельствуют и варианты: «чуднее и распричуднее» (AM), «чем дальнее, тем странше» (ВН), «всё необычайшей и необычайшей» (АЩ), «Ой, всё чудесится и чудесится!» (БЗ) – все они звучат искусственно.
19 Описания Льюисом Кэрроллом того, как меняется рост Алисы, свидетельствуют о том, что он представлял это себе именно по аналогии с подзорной трубой. При вкладывании секций подзорной трубы друг в друга или при их выдвижении меняется только длина предмета, но не другие его измерения. Так же непропорционально растёт и уменьшается Алиса. Этим объясняется, как она смогла «потерять из виду» свои ноги.
20 Alice’s Right Foot, Esq. – Г-же Алисиной Правой Ноге.
Отмечу интересные переделки «адреса» для посылок Алисиной ноге в некоторых русифицированных версиях сказки: «Госпоже Правой Ноге Аниной. Город Коврик. Паркетная губерния» (ВН); «Алисин Дом. Ул. Ковровая Дорожка (с доставкой на пол). Госпоже Правой Ноге в собственные руки» (БЗ). Во второй из этих версий получилась удачная игра словами вполне в духе кэрролловского юмора.
21 It was the White Rabbit returning, splendidly dressed, with a pair of white kid-gloves in one hand and a large fan in the other – А это вернулся Белый Кролик, роскошно одетый; в одной руке он держал белые лайковые перчатки, в другой – большой веер.
Животные у Льюиса Кэрролла антропоморфны (то есть частично уподоблены людям) не только по поведению – они говорят, ходят на двух лапах, нередко носят одежду, – но отчасти и анатомически: говоря о верхних конечностях Кролика, автор употребляют слово hands «руки», а не paws «лапы». Это не оплошность писателя, а сознательно созданный образ. В самом деле, если бы у Белого Кролика были лапы, а не руки, он не смог бы надевать на них белые перчатки. Этого не учли некоторые переводчики, передавшие hands применительно к Кролику как лапы или лапки, например: «в одной лапке он... держал большущий веер, в другой – пару лайковых бальных перчаток» (БЗ).
Первый иллюстратор сказки Джон Тенньел чётко изобразил Белого Кролика и некоторые другие персонажи (например, птицу Додо) с кистями рук. Не исключено, что этими образами вдохновился в XX веке Уолт Дисней, также изображавший многих своих популярных мультипликационных героев-животных (Микки-Мауса, Гуфи, Доналда-Дака и других) с руками в белых перчатках.
22 Oh! The Duchess, the Duchess! – Ox уж, эта герцогиня!
В адаптации AM в репликах Белого Кролика герцогиня не упомянута, но в главе VI мы встречаемся с Княгиней. В адаптации ВН, где имена других персонажей заменены на русские, там тем не менее сохранено имя Герцогиня, хотя герцогов и герцогинь в России никогда не было. В переводе АЩ персонаж именуется Её высочество.
23 I’m sure I’m not Ada... and I’m sure I ca’n’t be Mabel... – Вряд ли я теперь Ада... В Амабеллу я тоже не могла превратиться...
В отношении имён переводчику необходимо определиться с применяемым методом передачи на русском языке. Как уже отмечалось во вступлении к комментарию, имена персонажей в ряде жанров художественной литературы могут передаваться методом практической транскрипции (Alice – Элис, Edith – Идит, John – Джон, James – Джеймс) или методом транспозиции, то есть подстановки этимологически родственного «среднеевропейского» имени (Alice – Алиса, Edith – Эдита, John – Иоанн, James – Иаков). Определённое место сохраняется также за принципом транслитерации, то есть побуквенной передачи, особенно в той мере, в какой она совпадает с транспозицией (например, Hermione – Гермиона). Какой бы принцип ни был избран, важно стремиться к последовательности в его применении. В данной сказке, поскольку переводчиком избрано транспозиционное соответствие Alice – Алиса, логично соблюдать этот принцип, воздерживаясь от транскрипции, и при передаче прочих имён. Поэтому имя Ada передано как Ада (а не Эйда) – это транспозиционное соответствие (совпадающее с транслитерацией). Сложнее было транспонировать имя Mabel (его практическая транскрипция – Мейбл). Для этого необходимо было прибегнуть к этимологическому анализу: Mabel – сокращенная форма от Amabel, из французского Amabelle (читается «амабель»). Женские имена с окончанием на согласный звук при транспозиции приобретают обычно окончание женского рода [-а]. Таким образом, получаем соответствие Амабелла.
В ряде других русских версий сказки мы сталкиваемся с тем, что имя Ada транслитерировано как Ада, тогда как стоящее рядом имя Mabel передано транскрипцией Мейбл (НД, АЩ). В пересказе БЗ Mabel заменено на другое английское имя – Мэгги. В двух переводах использованы транслитерации – Мабэль (ОГ) и Мабель (АР), однако такая передача этого имени сегодня считается некорректной.
24 ...and she, oh, she knows such a very little! – ...а она – ой, она такая невежа (или надо сказать: невежда?)
В перевод мною добавлена игра паронимами невежа и невежда; это также компенсирующий приём (о компенсации см. примеч. 17). В этой главе Алиса больше всего ошибается и путается в своих знаниях, поэтому такое добавление подсказано контекстом. Два этих русских слова часто употребляется ошибочно, и читателю перевода должны быть понятны затруднения Алисы с выбором правильного слова.
25 How doth the little busy... – «В заботах юная пчела...»
Льюис Кэрролл пародирует нравоучительное стихотворение богослова Исаака (Айзека) Уоттса (Isaac Watts, 1674-1748) из сборника «Божественные песни для детей» 1715 г. Ниже привожу в оригинале и в своём переводе первые две строфы этого стихотворения.
Пародия Льюиса Кэрролла могла полноценно восприниматься лишь детьми, которые были хорошо знакомы с творчеством Уоттса; однако в отрыве от пародируемого оригинала она местами звучит с натяжкой: известно, например, что у крокодилов не чешуя, а кожа.
How doth the little busy bee Improve each shining hour, And gather honey all the day From every opening flower! How skillfully she builds her cell! How neat she spreads the wax! And labours hard to store it well With the sweet food she makes. |
В заботах юная пчела Проводит целый день. Пока нектар не собрала, Трудиться ей не лень. Как ровно воск она кладёт Как ловко строит соты, Куда заложит сладкий мёд Плоды её работы! |
Авторы двух русификаций передали стихотворную вставку Кэрролла пародиями на известные стихи А.С. Пушкина из поэмы “Цыганы” (1824):
Птичка Божия не знает Ни заботы, ни труда; Хлопотливо не свивает Долговечного гнезда... и т.д. |
Привожу эти пародийные версии:
Киска хитрая не знает Ни заботы, ни труда: Без хлопот она съедает Длиннохвостого зверка [sic]. Долгу ночь по саду бродит. Как бы птичку подцепить, И мурлыча песнь заводит, Чтоб доверье ей внушить. А как утром солнце встанет, Люди выйдут погулять, Киска сытенькая сядет Морду лапкой умывать. (АМ) |
Крокодилушка не знает Ни заботы, ни труда. Золотит его чешуйки Быстротечная вода. Милых рыбок ждёт он в гости На брюшке средь камышей; Лапки врозь, дугою хвостик И улыбка до ушей... (ВН) |
С точки зрения литературной техники стихи AM написаны на любительском уровне. В пародии ВН нельзя не отметить стремление к содержательной близости тексту Кэрролла. Однако смысл пародирования утрачен: если Кэрролл «выворачивал наизнанку» скучное стихотворное наставление о пользе труда, то стихи Пушкина как раз об обратном – о том, что птицам не нужно трудиться, а с наступлением осени они улетают в дальние страны.
В пересказе БЗ спародировано стихотворение «Приглашение в школу» (1864) Л. Н. Модзалевского:
Звери, в школу собирайтесь, Петушок пропел давно... |
26 Bathing machines – купальные кабины, или будки – реалии викторианской эпохи. Так назывались арендуемые на пляже фургончики для переодевания. Их завозили лошадьми на мелководье: переодевшись, купальщики выходили из них по сходням или с помощью специально нанятых «окунальщиков» (dippers). В сезон на курортах скапливалась огромное их количество, и такие кабины всегда вызывали иронию Кэрролла. Вот отрывок из его нонсенс-поэмы «Охота на Угада» (The Hunting of the Snark, 1876), в котором описывается «четвёртый признак», по которому можно опознать сказочное чудовище:
The fourth is its fondness for bathing-machines, Which it constantly carries about, And believes that they add to the beauty of scenes, – A sentiment open to doubt. |
В-четвёртых, друзья, этот зверь без ума От будок купальных на пляже, Считая, что эти предметы весьма Прибрежные красят пейзажи. |
27 She remembered having seen, in her brother’s Latin Grammar, “A mouse – of a mouse – to a mouse – a mouse – O mouse!” – ...в латинской грамматике брата она видела такую таблицу...
В XIX веке в английских школах гуманитарного направления (так называемых grammar schools) одним из обязательных предметов был латинский язык. В латинском языке существительные, как и в русском, склоняются по падежам, поэтому ученики должны были изучать таблицы склонения. В таких таблицах образцы падежных формы переводились на английский язык посредством сочетаний с предлогами.
В английском тексте сказки обозначены пять падежей, среди которые пятый – звательный. (На самом деле в латинском языке шесть падежей: здесь пропущен такой падеж, как аблятив.) Звательньный падеж употреблялся в обращении; на английский язык такая форма может переводиться с помощью частицы О. Подобное обозначение формы звательного падежа и могла видеть Алиса в латинской грамматике своего брата. (В древнерусском языке также существовать форма звательного падежа, сохранившаяся сегодня как реликт в отдельных словах: Боже, Господи, отче и некоторых других.)
В своём переводе я представил все шесть падежей латинского склонения (аблятив условно обозначен как творительный падеж).
28 William the Conqueror – Вильгельм-Завоеватель – первый нормандский король Англии. Правил в 1066-1087 гг., захватив власть после высадки в Англии и разгроме англичан в битве при Гастингсе в 1066 г. Ввёл в Англии нормандские институты и сделал французский язык языком двора и знати.
29 Ou est ma chatte? – У э ма шат? – Где моя кошка? (фр.)
30 There was a Duck and a Dodo, a Lory and an Eaglet, and several other curious creatures. – ...там были селезень, птица додо, попугай лори, орлёнок и ещё несколько других любопытных созданий.
Имена животных здесь содержат аллюзии на реальных людей. Duck (Селезень) – это Робинсон Дакуорт, коллега и друг Доджсона, вместе с которым он часто брал на прогулки сестёр Лидделл. Dodo (птица Додо) – это сам Чарлз Доджсон: для себя писатель выбрал название нелетающей птицы додо, или дронта, обитавшей на острове Маврикий, но истреблённой людьми в конце XVII в. Возможно, данным прозвищем он хотел также намекнуть на свойственное ему заикание. В музее Оксфордского университета, который Доджсон нередко посещал вместе с сёстрами Лидделл, хранятся останки этой птицы и её изображение работы художника Джона Сейвори [Gardner 2000, р. 121]. Lory (Лори) – небольшой попугай, обитающий в Юго-Восточной Азии и Австралии; под этим прозвищем подразумевается Лорина, старшая сестра Алисы Лидделл. Eaglet (Орлёнок) – Эдита (Идит) Лидделл, младшая сестра.
В переводе НД имена персонажей переданы двучленными соответствиями, в которых один компонент – как бы имя собственное (Робин Гусь, Орлёнок Эд). Переводчица объяснила это желанием сохранить в переводе «второй план» (то есть намёки на реальных лиц). Полученный результат, однако, вряд ли оправдывает такое решение. Во-первых, из-за него произошла подмена предметного содержания (так, селезень превратился в «Гуся»). Во-вторых, присвоение в переводе животным личных имён при первом же упоминании противоречит логике: впервые заметив их в озере, Алиса ещё не могла знать, как их зовут. В-третьих, как признаёт сама переводчица, «намёки личные имеют сейчас интерес уже только исторический» [Демурова 1978, с. 318], следовательно, задача сохранить такие намёки в переводе неактуальна. В любом случае подспудные ассоциации при такой передаче не «прочитываются» – их, если так нужно, можно разъяснить только в сопроводительных примечаниях. Наконец, возникают непредусмотренные ассоциации: «Робин Гусь» однозначно ассоциируется с Робин-Гудом.
В пересказе БЗ в перечисление введён «Стреляный Воробей», отсутствующий в оригинале. Название Dodo передано как «Ископаемый Дронт» (что не вполне корректно, так как определение ископаемый принято относить к животным прошлых геологических периодов, тогда как дронт – птица, истреблённая человеком лишь несколько столетий назад). Орлёнок получил в этом пересказе странное имя «Цып-Цып».
В адаптации AM птица Додо заменена журавлём, несмотря на использование в книге иллюстраций Тенньела с изображением дронта.
В переводе АЩ перечень выглядит таким образом: «Утя, Додо-Каких-Больше-Нет, Лори-Лорочка, Говорунья-Тилли». Очевидно, переводчик также пытался передать изначальные авторские намёки, однако из этих названий неясно, каких именно птиц представляют эти персонажи. Наглядное содержание повествования оказалось вытеснено на второй план неактуальными и нечитаемыми аллюзиями.
31 Здесь писатель иронизирует над сухим и скучным стилем учебников. Как выяснили исследователи, лекция Мыши – дословный отрывок из «Краткого курса истории» X. Чепмелла (Short Course of History by Havilland Chepmell, 1862), который приходилось изучать сёстрам Лидделл.
В русскоязычных адаптациях сказки этот отрывок подвергся заменам. В версии AM он превращен в рассказ Мыши о том, как она попала в Россию с войсками Наполеона в 1812 г., была свидетельницей Бородинского сражения и пожара Москвы. В адаптации ВН Мышь читает лекцию о династии Владимира Мономаха.
32 “I know what "it" means well enough, when I find a thing... The question is, what did the archbishop find?” – Я понимаю, что такое нужное я нашёл, когда сам что-нибудь нахожу... Я спрашиваю, что именно наше, архиепископ?
Здесь Кэрролл обыгрывает многозначность глагола find («находить» и «считать, полагать»), а также английскую грамматическую конструкцию с местоимением it (find it advisable «найти, счесть целесообразным»), характерную для книжного и официального стиля, в которой местоимение утратило реальное значение и выполняет чисто формальную функцию грамматического дополнения. Именно поэтому Селезень не понимает сказанного, считая, что под таким местоимением должен подразумеваться реальный предмет.
В русском языке глагол находить также может употребляться в переносном значении «считать», однако формальное местоимение в таких конструкциях не используется. Для усиления игры слов в переводе мною была использована неоднозначность словосочетания такое во фразах: «что такое “нашёл нужным”» – «что такое нужное я нашёл».
В некоторых переводах (АР, ОГ, НД) и пересказе (БЗ) местоимение it буквально передано русским местоимением это, а в переводе АЩ – местоимением нечто («архиепископ Кентерберийский... нашел нечто единственно возможное»); все эти переводы звучат искусственно. В адаптации ВН сделана попытка передать игру слов обыгрыванием многозначности слова отношение («... когда же их отношения обострились... Ведь вы же знаете, что такое “отношенье”. – Я-то знаю, – сказала Утка. – Я частенько “отношу” своим детям червяка или лягушонка»).
33 And the Eaglet bent down its head to hide a smile. – И Орлёнок отвернулся, пряча улыбку.
«Улыбка» Орлёнка – ещё один пример антропоморфизации персонажей-животных в этой сказке. Такую улыбку трудно представить или нарисовать.
34 Caucus – безэквивалентное слово, которым в Англии обозначается группа, крыло или комитет активистов политической партии. Под выражением caucus-race Кэрролл, вероятно, имел ввиду бурнус, но малорезультативную, по его мнению, деятельность таких комитатов, напоминающую бессмысленный бег по замкнутому кругу.
Переводя на русский язык название соревнования, устроенного птицей Додо, приходится отталкиваться от других понятий, связанна: с идеей безрезультатного бега по кругу. В русском языке существует выражение хождение (бег, беготня) по инстанциям, ассоциируемое с долгими, подчас изнурительными попытками добиться удовлетворения какой-либо просьбы через обращения во властные органы. В варианте бег по инстанциям оно и было использовано мною при переводе данной главы. Чтобы развить и тем самым подкрепить метафору, я модифицировал реплику Птицы Додо “the exact shape doesn’t matter” (дословно – «точная форма не имеет значения»). Вместо неё в переводе Птица Додо поясняет: «Это называется порочный круг» – с помощью выражения порочный круг подчёркнута идея о Кэрролла о безрезультатной, бесполезной деятельности.
Близкое решение (кросс по инстанциям) находим в пересказе БЗ. Варианты других переводчиков: игра в горелки (AM), игра в куралесы (ВН), скачки наперегонки (АР), избирательные скачки (ОГ), бег по кругу (НД), потасовка с подтасовкой (АЩ).
35It stood for a long time with one finger pressed upon its forehead (the position in which you usually see Shakespeare, in the pictures of him). – Он долго сидел, прижав указательный палец ко лбу (в такой позе обычно изображают Шекспира на портретах).
Здесь Льюис Кэрролл, разумеется, шутит: портретов Шекспира, на которых он изображался бы с указательным пальцем, приложенным ко лбу, не существует. Очень странно, что М. Гарднер никак не комментирует это место в своих примечаниях к «Алисе».
36 “Mine is a long and a sad tale!” – “It is a long tail, certainly... but why do you call it sad?” – Что ж, я поведаю вам свой рассказ. Только ты, пожалуйста, перестань теребить мой хвост... Итак, он очень длинный и печальный. – Это правда, он у вас и так длинный, – сказала Алиса, глядя на хвост Мыши, – но почему вы называете его печальным?
Английский оригинал содержит игру слов, основанную на омонимии tale («история, повесть») и tail («хвост»). Приняв первое за второе, Алиса представляет себе рассказ Мыши в форме мышиного хвоста.
В своём переводе я передал эффект путаницы с помощью местоимения он (Алиса решает, что «он» относится к хвосту, а не к рассказу) и подкреплён игрой на созвучии вводного слова итак, употребляемого в начале рассказа, и словосочетания и так («и без того»).
В переводе АР для передачи игры слов использованы омонимы хвастунья и хвостунья. Чтобы введение второго слова выглядело оправданным, переводчик добавил следующую реплику к словам Мыши: «...выслушав её [мою историю], не надо меня называть хвастуньей, а помните только, что я способна на мужество и самопожертвование», на что Алиса отвечает: «но всё же название хвостунья очень вам к лицу». Сама по себе игра слов удачна, однако добавление переводчика привносит в текст содержание, для которого в оригинале нет никаких «зацепок» (утверждение о мужестве и самопожертвовании).
Похожее по стилю творческое добавление переводчика находим во фразе: «Этой трагической саге, это страшной истории с хвостиком тысяча лет» (БЗ), из которой героиня вычленяет словосочетание история с хвостиком.
Другие переводчики использовали созвучия: прохвост – про хвост (НД), канцонетта – конца нету (АЩ), также потребовавшие содержательных «добавок» в слова Мыши.
В адаптации ВН к словам Мыши добавлено краткое прилагательное прост («Мой рассказ прост, печален и длинен»), а недопонимание «Ани» объясняется тем, что ей «послышалось не “прост”, а “хвост”». Такой ход не создаёт достаточно близкого созвучия, и авторский юмор в переводе теряется.
37 Сатира на суд – одна из любимых тем Кэрролла. В этом смысле стихотворение про барбоса и мышонка может рассматриваться как прелюдия к сценам суда в двух последних главах сказки.
Fury («ярость; фурия») – прозвище собаки. Некоторые переводчики (ДО, БЗ) – видимо, ошибочно прочитав его как “Furry” (“пушистый”), – приписали это прозвище коту (или кошке) и перевели стихотворение соответственно. Возможно, это произошло из-за фактической ошибки. Н. Демуровой в переводе комментариев М. Гарднера на русский язык, где написано, что в стихотворении Кэрролла якобы «о собаках ничего не сказано» [Кэрролл 1978, с. 31]. На самом деле М.Гарднер пишет: «В своем нынешнем виде рассказ [Мыши] не содержит упоминания о кошках» (The tale as it appears here contains no reference to cats) [Gardner 2000, p. 122].
38 “I had not!” cried the Mouse, sharply and very angrily. “A knot!” sald Alice. “Oh, do let me help to undo it!” – Я дошла до развязки! – Ах, до развязки! Я вам с удовольствием помогу, – воскликнула Алиса. – Я хорошо умею развязывать узлы!
Игра слов оригинала, основанная на созвучии отрицательной частицы not и существительного knot «узелок», передана в переводе обыгрыванием многозначности слова развязка («конец истории» и «развязывание»).
ВН прибег в этом месте к каламбуру: «Вы, кажется, дошли до пятого погиба? – Ничего подобного, никто не погиб». Однако эта игра слов воспринимается с напряжением из-за искусственного, по крайней мере на современный взгляд, существительного погиб (в значении «изгиб»).
Вот ещё несколько вариантов попытки передать игру слов в данном месте: «Ещё никто меня так не конфузил... – Узел.» (ОГ); «Этого просто не вынести. – А что нужно вынести?» (НД); «А дальше точка. – Точка? А что точили?» (АЩ); «Я по твоей милости потеряла нить. – Потеряла нить? Она, наверно, в траву упала!» (БЗ).
39 An old Crab – старая Крабиха.
В английском оригинале это животное однозначно характеризуется местоимением женского рода. Крабиха обменивается репликами с дочерью.
В некоторых переводах Crab – персонаж мужского пола, т.е. Краб; в одном переводе он говорит с дочерью (ОГ), в другом – с «младенцем крабом» (АР), причём последний, несмотря на «младенческий» возраст, разговаривает с отцом как грубый подросток.
В переводе АЩ – это «Бабушка-крабушка», которая делает внушение своим «внучатам-крабчатам».
В ряде переводов и пересказов данный персонаж по не вполне ясным причинам претерпел значительные изменения, превратившись в «жирную старую жабу» (AM), «Рачиху» (ВН), «Медузу» (НД), «Каракатицу» (БЗ). В книгах, где напечатаны переводы AM и НД, указанные варианты противоречит использованным там иллюстрациям Тенньела, на которых нет ни жаб, ни медуз.
40 The Rabbit Sends in a Little Bill – Билли вылетает в трубу.
Название этой главы содержит игру слов: имя Bill, если его прочитать как нарицательное слово (а в заглавии, где все знаменательные слова пишутся с прописной буквы, невозможно определить, нарицательное это имя или собственное), может восприниматься в значении «счёт», и тогда заголовок приобретает смысл «Кролик выставляет небольшой счёт».
Содержание главы даёт возможность обыграть в русском переводе значение фразеологизма вылететь в трубу. Такое решение здесь просто лежит на поверхности, к нему пришли и некоторые другие переводчики (ВН, НД, БЗ).
Приведём отличные варианты: «Кролик посылает Ваську на врага» (AM), «Кролик посылает Билля к себе в дом» (АР), «Кролик посылает в дом маленького Билля» (ОГ), «Как чуть не убили Билли» (АЩ). Последнее решение, основанное на рифме, не соответствует стилистике Кэрролла, в книге которого нет рифмованных заголовков.
41 Mary Ann – Марианна.
Mary Ann во времена Кэрролла воспринималось как типичное имя служанки. Передача этого имени на русский язык возвращает нас к вопросу о выборе между практической транскрипцией и транспозицией. Придерживаясь последнего принципа, приходим к варианту Марианна. У других переводчиков – транскрипция Мэри-Энн (НД, АЩ, БЗ), смешанный вариант Мэри-Анна (АР, ОГ). В русифицированных адаптациях имя заменено на «Машу» (ВН) и «Матрёну Ивановну» (АМ).
42 It was much pleasanter at home – Дома было гораздо лучше.
Это второй случай в книге, когда Алиса неправильно образует сравнительную степень прилагательного (pleasanter вместо more pleasant), хотя данный оборот не превратился в афоризм и не цитируется так, как знаменитое “curiouser and curiouser” (см. примеч. 18). Теоретически эту ошибку можно передать в переводе (например, так: «дома было гораздо более лучше»), но велика вероятность, что читатель отнесёт такую ошибку на счёт переводчика. Ведь эти слова Алиса произносит не вслух, а в мыслях; мысленная речь строится по своим законам. Поэтому нет необходимости отражать эту ошибку в переводе на русский язык.
43 I’m grown up now.... shall I never get any older than I am now? – Я и так уже выросла большая... я что, никогда не стану старше, чем сейчас?
В этих рассуждениях Алисы автор обыгрывает два значения фразового глагола grow up: 1) «вырасти, сделаться большим» и 2) «вырасти, стать взрослым». В сознании детей два процесса неразрывно связаны: когда они растут, они взрослеют. Продолжая эту логику, Алиса приходит к выводу, что если остановится её рост, то остановится и процесс взросления, а затем старения. С научной точки зрения этот пример показывает, что экстраполяция данных, полученных даже в результате длительного наблюдения (представление о неразрывной связи роста и взросления), может привести к неверным выводам.
Для перевода данная игра слов не представляет трудности, поскольку и в русском языке глагол вырастать и словосочетания быть, стать, становиться большим имеют аналогичные значения.
44 Digging for apples – Копаю яблоки.
Странное занятие Пата, который копает яблоки, как картошку, не получило однозначного объяснения среди исследователей творчества Кэрролла. Наиболее убедительной представляется версия о том, что автор здесь подшучивает над ирландским диалектным просторечием XIX в., в котором словом apples «яблоки» обозначали картофель (Пат – от Патрик – характерное ирландское имя) [Gardner 2000, р. 126]. 1
45 “Sure, it’s an arm, yer honour!” (He pronounced it “arrum”.) “An arm, you goose!” – Ясное дело, это самое... как её... рука, ваша милость! – «Это самое»! Дурень!
Социальное расслоение англичан долгое время отражалось на фонетических особенностях их произношения. Признаком принадлежности к благородным сословиям было в первую очередь идеально нормативное произношение (вспомним пьесу «Пигмалион» Дж. Б. Шоу, в которой из вульгарной цветочницы сделал светскую даму именно профессор фонетики; следы такого «фонетического» расслоения сохраняются до сих пор). Ремаркой в скобках Льюис Кэрролл даёт понять читателю, что Пат, работник Кролика, – представитель простонародья: он произносит звук [r] в слове arm, тогда как для образованных англичан характерно произношение подобных слов без этого звука. У Кролика такая манера речи вызывает презрение, из-за чего он даже передразнивает своего слугу.
Чтобы передать просторечие Пата, я использовал в русском переводе выражение это самое. Принадлежа к словам-паразитам, оно как показатель малограмотной речи вполне способно вызвать резкую реакцию Кролика.
Хотя в других переводах сказки реплики Пата также стилизованы средствами просторечия, некоторые версии диалога между Патом и Кроликом производят странное впечатление. Приведу примеры:
«Известно, ваше благородие – ручища!» (Он произнёс это так: рчище.) – «Ручища? Осёл!»
(ВН) |
«Это рука, ваша честь!» (Он произнёс: “р-р-ука”.) – «“Рука”! Ах ты, гусь!»
(ОГ) |
«Рука, конечно, ваша честь!» (Последние два слова он произносил как одно – получалось что-то вроде “вашчесть!”) – «Дубина, какая же это рука?»
(НД) |
Приведённые переводы только формально копируют приём Кэрролла. Ремарки «от автора» об особенностях произношения Пата повисают в воздухе, теряя мотивацию и логическое продолжение, так как получается, что Кролик реагирует отнюдь не на них. Между тем стилю Кэрролла это не свойственно, у него каждая ремарка мотивирована и логически встроена в повествование.
Чуть более обоснованным с точки зрения логики изложения выглядит следующий перевод этого короткого диалога:
«Стало быть, ручкя, вашество! (Слово “ручка” Пат произносил именно так – “ручкя”.) – “Ручкя”, осёл!» (БЗ).
Однако в этом переводе сомнения вызывает использование такого фонетического явления, как смягчение согласного звука [к] перед [а] («ручкя»): это особеность южнорусских говоров. Переводоведы пришли к выводу, что, переводя на русский язык, не следует пользоваться элементами русских диалектов. Диалектные слова привязаны к тем территориям, где их употребляют, поэтому они вступают в противоречие с национальным колоритом переводимого произведения и разрушают единство читательского впечатления.
В одном из переводов обнаруживаем попытку играть словами: «Провалиться мне, ваша честь, это какая-то петрушка. – Эх ты, гусь! Никакая это не петрушка, а чья-то пятерня.» (АЩ).
Данный вариант производит впечатление искусственности из-за того, что Пат почему-то называет руку петрушкой (понятен намёк на выражение что за петрушка, но формулировка здесь другая), да и степень созвучности слов петрушка и пятерня недостаточна для создания полноценного комического эффекта. Кроме того, такой перевод заключает в себе искажения: ведь в оригинале Кролик и Пат видят не «пятерню» (т.е. кисть руки которая по-английски была бы названа hand), a “arm”, то есть всю руку или её часть как минимум до локтя. Это хорошо видно и из авторского рисунка Льюиса Кэрролла. Более того, если в оригинале Кролик пытается отрицать, что из окна торчит рука, то в переводе АЩ именно он это заявляет.
46 a large blue caterpillar – большая синяя гусеница.
В этом абзаце упоминается впервые персонаж, с которым Алиса будет вести разговор в следующей главе, – Синяя Гусеница. Имя этого персонажа передано по-разному в разньх переводах. Как пишет Н. М. Демурова, «The Caterpillar заставил нас задуматься – а не назвать ли этого персонажа Шелкопрядом, тем более что в обращении Алиса употребляет форму Sir (“Червяк”, конечно, было бы слишком грубо)? При всей соблазнительности этого имени пришлось по размышлении от него отказаться. И потому, что шелкопряд слишком мал, и потому, что имя это невольно вызывает в воображении всевозможные южные ассоциации, мало вяжущиеся с характером этого персонажа» [Кэрролл 1978, с. 323].
К этому можно добавить, что шелкопряд не бывает синего или голубого цвета. Несмотря на это, вариант «Шелкопряд» использован в переводе АЩ.
Что касается «Червяка», то этот вариант следует отвергнуть не столько из-за «грубости» этого слова, сколько из-за того, что черви и гусеницы принадлежат к различным зоологическим категориям, и рассуждения о превращения в куколку, а затем и в бабочку (которые мы читаем в следующей главе) применительно к червям неуместны. Между тем вариант «Червяк» выбран в переводах AM, АР и БЗ.
Отмечу, что Синяя Гусеница у Кэрролла так же, как и некоторые другие представители животного мира, обладает антропоморфными чертами. При первом же её упоминании говорится, что она сидела, «скрестив руки на груди» (with its arms folded”). Тут же сообщается, что она «курила длинный кальян» (“smoking a long hookah”). Таким образом, Кэрролл описывает интересную позу, при которой «руки» Гусеницы скрещены на груди, но в то же время она курит кальян, который обычно держат тоже в руке. Впрочем, на рисунке самого Кэрролла в рукописи «Приключений Алисы под землёй» кальян не имеет никакой опоры. Что считать «руками» Гусеницы, из этого рисунка трудно заключить (если они нарисованы, то в каком-то подобии смирительной рубашки). Как бы то ни было, на рисунке Тенньела «руки» Гусеницы держат кальян, а не сложены на груди.
47 “Explain yourself!” “I ca’n’t explain myself, I’m afraid, Sir,” said Alice, “because I’m not myself, you see.” – В себе ли ты? – Кажется, уже не в себе, – ответила Алиса. – Я, знаете ли, просто сама не своя.
Здесь Кэрролл применяет один из своих излюбленных приёмов: обыгрывание буквальных значений устойчивых словосочетаний и грамматических конструкций. Он усилил эффект языковой игры, объединив два таких словосочетания в один каскад (подобные каскады языковой игры встретятся нам и в дальнейшем). Сначала Гусеница требует от Алисы объясниться (“Explain yourself!”), а та понимает реплику в значении «объясни самоё себя» и говорит, что не может этого сделать, употребляя далее в буквальном смысле выражение not to be oneself («быть вне себя»).
В переводе эту языковую игру я передал на основе русских идиом быть (не) в себе и сама не своя.
В ряде других переводов (AM, ОГ, АР, ВН, БЗ) игра слов не получила отражения, причём в одном из них допущен буквализм (объяснить себя), нарушающий нормы русского языка: «Объяснись! – В том-то и дело, что мне трудно себя объяснить, – отвечала Аня, – потому что – я, видите ли, я – не я» (ВН).
В одном переводе игра слов построена на выражении быть в своём уме: «“Что это ты выдумываешь? – строго спросила Гусеница. – Да ты в своём уме?” – “Не знаю, – отвечала Алиса. – Должно быть, в чужом”» (НД).
Следующий перевод с трудом поддается характеризации; думается, однако, что юмористического эффекта в нём не получилось: «“... меня несколько раз превращали в кого-то другого”. – “И ты сама это заметила?” – спросил Шелкопряд. “Боюсь, сэр, что уже не я сама, – ответила Алиса. – потому что, когда я заметила, что я не я сама, по-моему, я уже была не я сама”» (АЩ).
48 Далее (с. 78-81) следует остроумная пародия на нравоучительное стихотворение английского поэта Роберта Саути (Robert Southey) «Радости старика и как он их приобрёл» (The Old Man’s Comforts and How He Gained Them, 1799). Само это стихотворение ныне давно забыто, и о нём вспоминают исключительно благодаря пародии Кэрролла.
Привожу первые две строфы стихотворения Саути в оригинале и в своём переводе:
“You are old, father William,” the young man cried, “The few locks which are left you are grey; You are hale, father William, a hearty old man; Now tell me the reason, I pray.” “In the days of my youth,” father William replied, “I remember’d that youth would fly fast, And abus’d not my health and my vigour at first, That I never might need them at last.” |
– Ты стар, папа Вильям, – сынок возгласил, – И волос твой редок и сед. – Но ты, хоть старик, полон жизни и сил, Скажи-ка мне, в чём тут секрет? – Я с юности помнил, – ответил отец, – Что короток юности срок. Чтоб силы свои сохранить под конец, Здоровье я с детства берёг. |
В переводе второй строфы я сохранил неудачный повтор слова юность (youth), имеющийся у Саути, чтобы отразить, кроме прочего, и невысокое литературное качество этих стихов. В них обращает на себя внимание и то, как невежливо сын говорит с отцом, постоянно напоминая ему, что он стар. Неуважительна и формулировка “The few locks which are left you are grey” (дословно: «те немногие пряди волос, что у тебя остались, – седые»). Несомненно, что Кэрролл понимал и высмеял в том числе и эти недостатки стихотворения: в его пародии молодой человек тоже бесцеремонен, чем и заслуживает в финальной строфе угрозу от отца спустить его с лестницы. Пародируя вопросы сына и нравоучения старика, Кэрролл доводит их до абсурда.
Авторы русифицированных адаптаций книги пошли по пути использования других объектов для пародии, а именно: арии «Близко города Славянска» из оперы «Аскольдова могила» (1835) А. Н. Верстовского на либретто М.Н. Загоскина (AM), стихотворения «Бородино» (1837) М. Ю. Лермонтова (ВН).
В пересказе БЗ на место стихотворения о старом Вильяме помещен стихотворный коллаж из восьми произведений русской поэзии и фольклора. Этот коллаж производит впечатление уже не пародии, а абсурдизма. Ограничимся цитированием двух строф:
...Заяц белый, куда бегал? – Чижик-пыжик, где ты был? – Аты-баты – что купили? – – Даже это не забыл! ...И, поняв, что всё пропало, Закричал отцу сынок: – Что ты ржёшь, мой конь ретивый? (Лучше выдумать не мог...) |
Известен перевод пародии Кэрролла С.Я. Маршаком, включённый позднее в перевод НД. Высказывались (и до сих пор циркулируют) спекулятивные предположения, что Маршак якобы заимствовал находки из перевода ОГ, однако их полная несостоятельность была продемонстрирована Е. Г. Эткиндом [1963, с. 345-379]. Действительно, достаточно сопоставить хотя бы первые две строфы этих переводов, чтобы убедиться в любительском характере перевода ОГ и уверенном профессионализме СМ, не нуждавшегося ни в каких заимствованиях:
– Папа Вильям, – спросил молодой человек, – Уж давно ты и стар и сед – Ты, однако, весь день ходишь на голове: То полезно ль на склоне лет? – Долго я привыкал, но узнал я зато, Что мой череп – совсем не воск: В нём и мозга ведь нет, и никто и ничто Повредить мне не может мозг. (ОГ) |
– Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, – Голова твоя белого цвета. Между тем ты всегда вверх ногами стоишь. Как ты думаешь, правильно это? – В ранней юности, – старец промолвил в ответ, – Я боялся раскинуть мозгами, Но, узнав, что мозгов в голове моей нет, Я спокойно стою вверх ногами. (СМ) |
Перевод СМ написан живо, удобочитаемо и свободно, что способствовало его популярности. Однако при внимательном анализе в нём обнаруживаются смысловые и логические «точки напряжения». Ясно, например, что слово малыш в первой строке обязано своим появлением рифме стоишь, но оно противоречит оригиналу, в котором фигурирует не малыш, а молодой человек. К тому же это слово плохо вписывается в смысловую ткань произведения: «малыши» не формулируют такие вопросы, какие следуют далее. В составе перевода НД версия СМ противоречит также рисункам Тенньела (как и идее самого Кэрролла), на которых изображён взрослый сын. Лексическая натяжка есть и в вопросе «как ты думаешь, правильно это?»: ведь речь идёт не о корректности или уместности стояния на голове, а о его безвредности для старого человека. Уязвимы и другие места в переводе СМ (см., в частности, следующее примеч.).
49 “In my youth,” said his father, “I took to the law, / And argued each case with my wife...” – Я с детства, сынок, грыз науки гранит; / Я грызся в суде как юрист...
У читающих по-английски может вызвать затруднения фраза “and argued each case with my wife”. Имеется в виду, что, став юристом, Вильям предварительно отрабатывал аргументы, необходимые ему в состязательном судебном процессе, споря со своей женой.
Перевод данной строфы открывает широкие возможности для игры значениями и идиоматическими сочетаниями слов грызть, грызться, которые и были мною использованы.
Отмечу логические нестыковки в двух других переводах этой строфы: «силу своих челюстей / Я развил изучением права» (СМ) – неясно (даже в юмористическом ключе), как изучение права может развить силу челюстей;
– В твои годы сутяга я был хоть куда! У жены научиться сумел. И не будет такого со мной никогда, Чтобы я ухватил да не съел! (АЩ)
|
50 Реки Англии изобилуют угрями, и эта рыба с XVIII в. является важным элементом традиционной английской кухни (её коптят, и из неё готовят студень). В правой части рисунка Дж. Тенньела изображены некие круглые приспособления, установленные на речной плотине. Это – ловушки для угрей, представлявшие собой специальные корзины, через ячейки которых проходили только угри, после чего они попадали в отдельный садок, откуда вылавливались.
51 То, что при уменьшении в росте подбородок Алисы ударился в ногу, – ещё один показатель того, что Кэрролл представлял себе изменения Алисы в росте в буквальном смысле как телескопические, т.е. основанные на принципе подзорной трубы, части которой вдвигаются друг в друга, что приводит к смыканию деталей. Это хорошо видно и на рисунке Кэрролла.
52 Pigeon – Голубка.
В оригинале половая принадлежность птицы, называемой Pigeon, формально не обозначена – к ней применяется нейтральное местоимение it. Однако при переводе вряд ли можно использовать соответствие мужского рода Голубь (как у ОГ и ВН), поскольку птица говорит о высиживании ею яиц и, следовательно, речь идёт о самке голубя. 2
В переводе НД персонаж назван Горлицей. Недостаток этого варианта заключается в том, что голуби и горлицы, строго говоря, – разные виды птиц семейства голубиных; горлицы имеют ряд отличий от голубей (они мельче, у Кэрролла же на Алису нападает «крупная», голубка) и по-английски именуются другим словом (dove).
53 Alice crouched down among the trees... After a while she remembered that she still held the pieces of mushroom in her hands, and she set to work very carefully, nibbling first at one and then at the other. – Алиса стала опускаться на корточки... Скоро она вспомнила, что ломтики гриба всё ещё у неё в руках, и очень осторожно принялась за них...
В этом месте Кэрролл допускает логическую нестыковку. Когда Алиса выросла, её руки оказались далеко внизу и она – видимо, из-за непропорционального удлинения шеи, – не могла поднести их ко рту. Это неудобство не могло измениться и после того, как она присела на корточки, но Алиса спокойно откусывает от ломтиков гриба, находившихся у неё в руках. Ясно, что эту нестыковку автору пришлось допустить ради развития сюжета: чтобы отправить Алису в дальнейшие приключения, необходимо было снова как-то уменьшить её рост.
54 Pig and Pepper – Поросёнок и перец.
Название главы в оригинале содержит аллитерацию звука [p]. Русские слова поросёнок и перец позволяют даже несколько усилить этот эффект благодаря повтору двух букв: пир. Эта возможность, однако, не была использована в переводе AM, где оставлен только один компонент названия: «Поросёночек». В переводе АЩ глава названа «Перец и порося». Устаревшее слово порося употреблено, видимо, ради передачи игры слов далее в этой главе (см. примеч. 62).
55 Frog-Gootman – Лакей-Лягушка, Fish-Footman – Лакей-Рыба.
Некоторые переводчики решили отказаться от прямых эквивалентов для слов frog и fish – лягушка и рыба – из-за женского рода этих слов и пошли на замены в именованиях персонажей, превратив их соответственно в Леща и Лягушонка (НД), Карася и Головастика (АЩ). Серьёзных оснований для таких замен нет, потому что приложение лакей однозначно придаёт единицам Лакей-Лягушка, Лакей-Рыба грамматическое значение мужского рода. Кроме того, вряд ли Алиса настолько хорошо разбиралась в видах рыб, чтобы с первого взгляда определить, что перед ней не какая-то рыба вообще, а именно лещ или карась (ср.: «Алиса догадалась, что это ливрейный лакей, потому что на нём была ливрея; судя же по лицу, это был просто карась» – БЗ). Наконец, вариант Головастик (АЩ) неприемлем с точки зрения визуальных ассоциаций: как известно, головастик – это личинка лягушки, не имеющая конечностей, поэтому такой перевод нельзя проиллюстрировать ни рисунками Тенньела, ни рисунками самого Кэрролла, изображающими вполне сформировавшуюся лягушку.
56 The Duchess – Герцогиня.
Из данной главы можно сделать вывод лишь о таких качествах Герцогини, как злобность и грубость. Однако в дальнейшем автор сообщает и то, что Герцогиня уродлива и у неё острый подбородок. Изображая этот персонаж, художник Тенньел взял за образец гротескную картину фламандского художника Квентина Массейса «Уродливая герцогиня» (около 1513 г.), висящую в лондонской Национальной галерее Правда, рисунки Тенньела не согласуются с текстом Кэрролла в том, что на них у Герцогини подбородок не выглядит заострённым.
57 “It’s a Cheshire Cat,” said the Duchess, “and that’s why.” – Он родом из Чешира, вот почему.
В ответе Герцогини обыгрывается фразеологическое выражение grin like a Cheshire cat «улыбаться до ушей (обнажая зубы)».
Имя персонажа Cheshire Cat было подвергнуто заменам в русифицированных адаптациях: Сибирская Кошка (AM), Масляничный Кот (ВН). При этом если в адаптации AM не предпринято никакой попытки объяснить, почему сибирская кошка должна улыбаться, то в версии ВН улыбка кота и его имя мотивированы русской пословицей:
«Не всегда коту масленица, – ответила Герцогиня. – Моему же коту – всегда. Вот он и ухмыляется».
Подчеркну, что русские глаголы улыбаться и ухмыляться неточно отражают значение слова grin, обозначающего улыбку с обнаженнием зубов. (В свой перевод я включил уточнение: «...и улыбался до ушей скаля зубы».) Это не всегда осознают переводчики, пишущие лишь об «улыбке» или «ухмылке» Чеширского Кота, а вслед за ними и русские иллюстраторы «Алисы», изображающие, в отличие от Тенньела, Кота со сжатыми губами.
58 “...the earth takes twenty-four hours to turn round on its axis” – “Talking of axes,” said the Duchess, “chop off her head!” – «Судите сами... – Судить? – оживилась Герцогиня. – Это пожалуйста: отрубите-ка ей голову!»
В оригинале – игра на созвучии слов axis «ось», в данном случае земная ось, и axes «топоры». Как мы узнаем из дальнейших глав, Герцогиня воспроизводит здесь излюбленный приказ Королевы (chop off his или her head! – отрубить ему или ей голову!). В переводе для передачи этой игры слов я использовал многозначность русского глагола судить, имеющего значения «рассуждать» и «вершить суд, выступать судьей». Такое решение согласуется и с дальнейшим сюжетом, а именно со сценой суда в последних главах.
В версиях AM, ВН данная игра слов не переведена. В трёх переводах предприняты попытки каламбуров со словом топор:
«Открытие это сделано учёным, и с тех-то пор...» – «Топор! – воскликнула герцогиня. – Отрубить ей голову!»
(АР) |
«Так как вы уже окончили школу, то пора...» – «Что касается топора, – крикнула Герцогиня, – отрубить ей голову!»
(ОГ) |
«Земля делает полный оборот за двадцать четыре часа. Уж вам-то пора бы...» – «Топора бы, топора! – сказали Её Высочество. – И снять с неё голову!»
(АЩ) |
Приведу другие варианты передачи этой игры слов:
«Ведь земля совершает оборот за двадцать четыре часа...» – «Оборот? – повторила Герцогиня задумчиво. И, повернувшись к Кухарке, прибавила: – Возьми-ка её в оборот! Для начала оттяпай ей голову!»
(НД) |
«Ведь тогда бы от вращения...» – «Кстати, об отвращении. – сказала Герцогиня. – Из отвратительных девчонок делают отбивные котлеты!»
(БЗ) |
К сожалению, ни в одном из приведённых выше пяти переводов каламбурные созвучия в репликах Алисы и Герцогиней не выглядят естественно. В последних двух не учтено, что реплика Герцогини должна в точности повторять любимый приказ Королевы Червей, с которым Алиса столкнётся позже. Фраза про отбивные котлеты (БЗ) – это отход от концепции Кэрролла (когда говорят, что из кого-то «сделают отбивную котлету», речь идёт об угрозе избиения; получается, что Герцогиня грозит Алисе побоями). Нарушением авторской концепции является и добавка про обращение Герцогини к Кухарке (НД): у Кэрролла два эти персонажа никак не общаются между собой.
59 Колыбельная, исполняемая Герцогиней, – это пародия на нравоучительное стихотворение американского брокера и поэта-любителя Дейвида Бейтса (David Bates) «Беседуй мягче» (“Speak Gently” 1849). Привожу первые две строфы этого стихотворения в оригинале и своём переводе:
Speak gently! It is better far To rule by love than fear; Speak gently; let no harsh words mar The good we might do here! Speak gently! Love doth whisper low The vows that true hearts bind; And gently Friendship’s accents flow; Affection’s voice is kind. |
Беседуй мягче! Знай, любовь Надёжней страха правит. Пусть даже горстка грубых слов Дел добрых не отравит. Будь мягче! Верности обет Не терпит резких ноток; Негромок дружеский совет; Приязни голос кроток. |
Для современных англоязычных читателей ассоциация пародии с этим забытым стихотворением давно утрачена, а русскоязычным читателям оно никогда не было известно. Без знакомства с прототипом стихотворение, в котором содержится призыв разговаривать грубо со своим ребёнком и бить его, может быть воспринято читателями неадекватно. Поэтому в данном случае мною было принято решение пойти на известную вольность – перевести пародию, сохраняя тематическую верность кэрролловскому тексту, но с опорой на другой прототип, который хорошо известен русскому читателю. Поскольку свою песню Герцогиня исполняет, укачивая младенца, в качестве такого нового прототипа была выбрана колыбельная «Спи моя радость, усни». Этот выбор не означал русификации английской сказки, поскольку авторство колыбельной приписывается Моцарту и она была написана раньше «Алисы в Стране Чудес», то есть теоретически могла бы быть использована и Кэрроллом.
Привожу первые две строфы этой колыбельной (русский текст С. Свириденко):
Спи, моя радость, усни! В доме погасли огни; Пчёлки затихли в саду, Рыбки уснули в пруду. Месяц на небе блестит, Месяц в окошко глядит... Глазки скорее сомкни, Спи, моя радость, усни! Усни, усни! В доме все стихло давно, В погребе, в кухне темно, Дверь ни одна не скрипит. Мышка за печкою спит. Кто-то вздохнул за стеной... Что нам за дело, родной? Глазки скорее сомкни, Спи, моя радость, усни! Усни, усни! |
При создании пародии на эту колыбельную мне пришлось отойти от принципа эквилинеарности по отношению кэрролловскому тексту, в котором два куплета содержат по четыре строки. Чтобы сделать пародию полноценной, каждая строфа должна содержать восемь строк, так что колыбельная в моём переводе содержит 16 строк.
Обратимся к решениям других переводчиков. В адаптации AM находим всего три строки, а четвёртая строка заменена серией точек:
И ревёт-то злой ребёнок Только б досадить! Дам тебе я, поросёнок, . . . . . . . . . . . . . . . |
Причина отсутствия последней строки не ясна.
В адаптации ВН пародируется широко известная «Казачья колыбельная песня» (1840) М. Ю. Лермонтова:
Вой, младенец мой прекрасный, А чихнёшь – побью! Ты нарочно – это ясно... Баюшки-баю. То ты синий, то ты красный, Бью и снова бью! Перец любишь ты ужасно. Баюшки-баю. |
В остальных русских версиях текст колыбельной переведён с различной степенью верности оригиналу и изящества. Наименее искусными мне показались переводы: АЩ с его ритмическими сбоями («Едва малютка твой чихнёт, / Дай ему перцу – он уснёт...»), ДО с его бедными глагольными рифмами («чихает – раздражает», «чихает – желает») и АР, где к последнему недостатку добавились слова-затычки («Он чихает ведь нарочно»). В версии ДО комическое впечатление производит ошибочный перевод припева “Wow! wow! wow!”, имитирующего плач младенца, звукоподражанием собачьему лаю – «Гав! Гав! Гав!». Получается, будто гавкают Герцогиня, младенец и Кухарка.
В то же время нельзя не отметить остроумное использовав идиомы задать перцу в пересказе БЗ:
Малютку сына – баю-бай! – Прижми покрепче к сердцу И никогда не забывай Задать ребёнку перцу! |
Версия БЗ неэквилинеарна – в ней 12 строк.
60 This time there could be no mistake about it: it was neither more nor less than a pig... – Теперь стало совершенно ясно, что это самый настоящий поросёнок.
Русское соответствие поросёнок вынужденно мягче, чем pig («свинья»), которое в английском языке означает не только нечистоплотное, но и жадное, ненасытное, отвратительное существо. Многие исследователи жизни и творчества Кэрролла считают превращение младенца в свинью показательным для отношения писателя к маленьким мальчикам: в отличие от девочек, он их не любил и нередко выезжал эту нелюбовь в своих письмах. Например, одно из писем 1868 г. к его юной приятельнице Мэгги Каннингем (Maggie Cunnynghame) завершается так:
Му best love to yourself, – to your Mother My kindest regards – to your small, Fat, impertinent, ignorant brother My hatred – I think that is all. |
(В прозаическом переводе: «С сердечной любовью к тебе; с глубоким уважением к твоей маме; а к твоему толстому, несносному, невежественному младшему братцу – с ненавистью; пожалуй, на этом всё».)
Каким бы шутливым ни являлось это письмо, так писать девочке о её маленьком брате – поступок непедагогичный. Видимо, он был продиктован сильной антипатией, заглушившей в сознании Доджсона понимание воспитательных принципов, практикуемых, без сомнения, и в ту эпоху. Уместно в этом контексте вспомнить и другие известные цитаты из его писем: «Я люблю детей (за исключением мальчиков)», «С мальчиками я абсолютно не в своей стихии», «Когда ты пожелаешь наказать своих братьев, ты найдёшь очень удобным полоснуть их ножиком по рукам и лицам (особенно по кончику носа); ты увидишь, им будет очень больно, если полоснуть как следует» [Robson 2001, р. 223]. Некоторые кэрролловеды утверждают, что эти и подобные высказывания писателя были не более чем весёлой шуткой, однако похожих шуток в отношении девочек в его письмах нет.
61 “In that direction,” the Cat said... “lives a Hatter: and in that direction... lives a March Hare.” – Вон в той стороне... живёт Шляпник; а в той стороне... – Мартовский Заяц.
Имена двух персонажей-безумцев автор выделил из фразеологических выражений: mad as a hatter и mad as a March hare.
Эти имена вызывали немало трудностей у переводчиков ввиду отсутствия аналогов в русском языке. В русифицированной адаптации AM они получили имена Враль-Илюшка и заяц косой. Нельзя не отметить оригинальный ход БЗ:
«В этой стране, – Кот помахал в воздухе правой лапой, – живёт некто Шляпа. Форменная Шляпа! А в этой стороне, – и он помахал в воздухе левой лапой, – живёт Очумелый Заяц. Очумел в марте».
Переводчик обыграл переносное значение русского слова шляпа, которым, впрочем, называют не безумца, а рассеянного человека. Некоторое напряжение, однако, такая передача имени вызывает в дальнейшем, в сцене суда, где это слово относится и к самому персонажу, и к его головному убору.
В одном из переводов Шляпник заменён на Болванщика (НД). Вот как переводчица объяснила эту замену: «В переводе этого имени мы пошли на компромисс. Ближе всего по “ассоциативному полю” к английским безумцам русские дураки. И те и другие не похожи на “людей”, всё делают шиворот-навыворот, не так, как положено. Глупость одних равно как и безумство других, нередко оборачивается мудростью или вызовом “здравому смыслу четырёх стен”» [Кэрролл 1978, с. 319]. При всех интересных мыслях, высказанных в этом пассаже, приходится констатировать, что имя Болванщик всё же не ассоциируется с русскими фольклорными дураками.
Думается, что на сегодняшний день варианты Шляпник и Мартовский Заяц – так же как и Чеширский Кот – уже вошли в лексическим фонд русской культуры и не нуждаются в заменах или модификации.
62 Did you say “pig”, or “fig”? – Как ты сказала: в поросёнка или крысёнка?
При переводе этой реплики требовались такие русские соответствия словам pig и fig, которые из-за созвучия можно было бы перепутать. Такого созвучия не видится вариантах: «в поросёнка или слонёнка» (АР), «поросёнок или опёнок» (ВН), «в поросёнка или в гусёнка» (НД). Два переводчика, найдя действительно близкие по звучанию слова, предложили сходные решения: «в поросёнка или в карасёнка» (БЗ), «в порося или в карася» (АЩ), однако во втором случае, как уже говорилось в примеч. 54, уязвимо для критики устарелое слово порося, явно неуместное в устах юной героини.
Неудачным следует признать вариант ОГ, согласно которому Чеширский Кот спрашивает: «Ты сказала “спросонок” или “поросёнок”?» – и это после реплики Алисы: «Он превратился в поросёнка». Слово спросонок не вписывается в эту фразу ни по смыслу, ни синтаксически.
В адаптации AM данная игра слов оставлена без перевода.
63 The Dormouse – Грызун Соня.
Сони – мелкие грызуны, представители которых, в зависимости от вида, похожи на мышей или белок. Отличительная особенность сонь – спячка в холодное время года, которая может продолжаться до шести и более месяцев. Этой особенности они и обязаны своим английским названием, происходящим от французского глагола dormir «спать» (позднее «народная» этимология связала это название также со словом mouse «мышь»). Сони распространены во всей Европе, хотя в последнее время их численность резко сократилась. Эти зверьки по разному представлены в быту людей и литературе разных стран. В викторианской Англии их нередко держали дома, они фигурируют в сказках и детских стихах. В России сони оказались обделены вниманием литературы и фольклора; многие даже не подозревают об их существовании. Этот факт затрудняет восприятие такого персонажа, как Соня, русскими читателями.
В русской литературной традиции животными, олицетворяющими сонливость, являются сурок и тетерев («сонная тетеря»). Поэтому в некоторых русских версиях сказки персонаж изменился, став «Мишенькой-Сурком» (AM, в этой адаптации он не мог быть назван Соней также из-за того, что под этим именем выступает главная героиня) или просто Сурком (АР). Ряд переводчиков, сохранив Соню, сочли необходимым добавить поясняющие слова: «зверёк Соня» (ВН), «Орешниковая Соня» (ОГ), «садовая Соня – хорошенький маленький зверёк вроде белочки» (БЗ), «Мышь-Соня» (НД; в этом переводе получилась вторая мышь вдобавок к той, что читала лекцию на озере слёз). В одном переводе имя персонажа сопровождается тавтологическим эпитетом, видимо, призванным внести ясность: «сонная-сонная Соня» (АЩ).
Льюис Кэрролл не вполне последователен: в большинстве случаев он замещает имя зверька нейтральными местоимениями it (its, itself), однако два раза – местоимением мужского рода (he и his). Это говорит о том, что автор всё же представлял его себе существом мужского пола. Между тем во всех русских переводах, где фигурирует Соня, пол животного – женский.
В своём переводе я счёл необходимым, вслед за автором, представить этот персонаж «мужчиной». Дело облегчается тем, что русское слово соня в значении «любитель поспать» имеет грамматический общий род, то есть применимо к людям и животным обоего пола. Кроме того, было решено снабдить его устойчивым приложением грызун, то есть дать ему по-русски имя Грызун Соня. Такое приложение выполняет двойную функцию: во-первых, поясняет, что за животное имеется в виду, а во-вторых, придаёт словосочетанию чёткое грамматическое значение мужского рода.
64 “Why is a raven like a writing-desk?” – Что общего между вороном и письменным столом?
Как отмечал Кэрролл в письмах, он не имел в виду никакого определённого ответа на загадку Шляпника. Позднее поклонники писателя придумали множество вариантов отгадки, все из которых носят каламбурный характер и почти не переводимы на русский язык. Один из наиболее популярных ответов: “because Edgar Рое wrote on both” (примерный перевод: «общее между ними то, что Эдгар По писал о первом на втором» – намёк на известное стихотворение Э. По «Ворон»).
В некоторых русских версиях сказки в уста Шляпнику вложены другие загадки: «какое сходство между роялем и слоном?» (ВН), «какая разница между чаем и чайкой?» (AM), «что общего между скамейкой и торговым заведением?» (АЩ). На последние два вопроса есть очевидные ответы. Однако вряд ли целесообразно заменять авторский вопрос на другой, тем более с ответом. Кэрролл явно не случайно включил в вопрос два понятия, между которыми заведомо нет ничего общего: в науке нередко возникают задачи, в принципе не имеющие решения.
65 The Hatter was the first to break the silence. – Молчание нарушил Шляпник.
В этой фразе (её дословный смысл – «Первым молчание нарушил Шляпник») Кэрролл допустил логико-стилистическую оплошность: молчание нельзя нарушить «вторым» или «третьим», и оборот was the first здесь семантически избыточен. Приняв решение не воспроизводить логические погрешности автора (как в случаях, отмеченных в примеч. 6 и 8), я оставил этот оборот без русского соответствия.
66 I know I have to beat time when I learn music. – Но иногда время ползёт так медленно, что я не знаю, как его убить.
Здесь и далее автор использует игру слов, основанную на буквальном прочтении фразеологических выражений. Beat time означает «отбивать, отсчитывать ритм» (на занятиях музыкой). Проблема с переводом данной игры слов состоит в том, что time здесь соответствует слову ритм, но по контексту необходимо, чтобы упоминалось именно время, которое Шляпник представляет одушевлённым персонажем. Передача сочетания beat time как отбивать время (допущенная, к сожалению, в переводе ОГ) неприемлема по соображениям грамотности русской речи. Поэтому в переводе пришлось использовать фразеологизм с другим значением, а именно убить время.
Это же выражение использовано, хотя и в отличном контексте, в переводе НД. Три переводчика обыграли словосочетание проводить время:
«...как скучно так проводить время?» – «...вы бы не посмели сказать, что его провожать скучно. Оно самолюбиво».
(ВН) |
«...Я почти всегда знаю, как его провести». – «...кому понравится, что его хотят провести?»
(АЩ) |
«...хорошо бы получше провести время»! – «Ишь чего захотела! Время не проведёшь!»
(БЗ) |
67 Здесь надо отметить, что автор не совсем последователен, рисуя ту фантастическую ситуацию, при которой стрелки часов могут быть остановлены по велению олицетворённого Времени. Сначала Шляпник объясняет Алисе, что, даже остановив ход часов на половине второго, она не обязана была бы приступать к обеду, пока не проголодается. Однако, как мы узнаём из дальнейшего, Шляпник и Мартовский Заяц лишены такой возможности: после того как стрелки часов остановились для них на шести часах – сроке вечернего чая, – они вынуждены постоянно пить чай. Как мы увидим в главе XI, Шляпник явится с чашкой чая даже на судебный процесс.
В семье Лидделл чай подавали в шесть часов вечера. В период написания книги в английском обществе срок вечернего чаепития ещё не был строго фиксирован и в разных семьях варьировался. Однако само такое чаепитие уже стало традицией и получило название afternoon tea (дословно «чай второй половины дня»). Кроме чая для членов семьи, распространённой практикой стали чаепития, куда хозяйка дома приглашала знакомых (особенно дам) для неформального общения. Родоначальницей этого обычая, распространившегося с середины сороковых годов XIX века, считается Анна Расселл, герцогиня Бедфордская, придворная дама королевы Виктории. Такие короткие приёмы (гости не задерживались дольше двух часов) не требовали от хозяев серьёзных приготовлений и обильного угощения и поэтому стали удобной формой поддержания необходимых контактов и связей, позволяя также обсуждать последние события и регулярно обмениваться светской информацией. Постепенно общепринятым стало назначать чаепития на пять часов вечера, и словосочетание «пятичасовой чай» (five o’clock tea) приобрело устойчивый характер.
68 Twinkle, twinkle, little bat! – В сияньи ночи лунной...
Песня Шляпника – пародия на первую строфу стихотворения Джейн Тейлор (Jane Taylor) «Звезда» (The Star, 1804):
Twinkle, twinkle, little star, How I wonder what you are! Up above the world so high, Like a diamond in the sky. |
В небе звёздочка, гори! Чем ты светишься внутри? С высоты глядишь на нас И мерцаешь, как алмаз. |
Поскольку данное стихотворение в России неизвестно, в своём переводе я решил изменить основу пародии. Учитывая, что Шляпник рассказывает о том, что он пел эти стихи во время концерта, в качестве такой основы было выбрано вокальное произведение, а именно ария Надира из оперы Ж. Бизе «Искатели жемчуга» (1863). Льюис Кэрролл мог быть знаком с этой оперой; она достаточно известна и в России. Так же как и в пародируемом стихотворении Тейлор, в этой арии звучит тема мерцающих звёзд. Привожу её традиционный русский текст:
В сияньи ночи лунной Её я увидал, И арфой многострунной Чудный голос мне звучал. О ночь мечты волшебной, Восторги без конца! Ах, где же ты, мечта, Где ты, грёза и счастье? Звёзды в небе мерцали Над задремавшею землёй, И она, сняв покрывало, Вдруг предстала предо мной. |
Упомяну некоторые решения других переводчиков. В переводе ОС вместо летучей мыши использован образ филина:
Ты мигаешь, филин мой! Я не знаю, что с тобой! Высоко же ты над нами, Как поднос под небесами! |
В ряде переводов и пересказов пародируются произведения русской литературы и фольклора: «Чижик-Пыжик»
Рыжик, рыжик, где ты был? На полянке дождик пил? Выпил каплю, выпил две, Стало сыро в голове! (ВН);
|
«Ласточка» А. Плещеева
Чайник закипает, Чашечка блестит! Муха на варенье В гости к нам летит (АЩ);
|
«Колокольчики мои...» А. К. Толстого
Крокодильчики мои, Цветики речные! Что глядите на меня Прямо как родные? (БЗ).
|
69 He’s murdering the time! – Он даже не попадает в такт! Он отнимает у нас время!..
Идиома murder the time означает «не выдерживать музыкальный ритм, не попадать в такт». Кэрролл обыгрывает здесь буквальное значение этого выражения («совершать убийство времени»).
В русском переводе данную игру слов требуется передать с использованием какого-либо фразеологического выражения, включающего слово время. К сожалению, идиому убить время использовать нельзя, так как она имеет не подходящие к контексту значение. В некоторых переводах (ОГ, НД) она, тем не менее, использована. Правда, в переводе НД – очевидно, для подкрепления логики изложения – в рассказ Шляпника включена добавка:
«Только я кончил первый куплет, как кто-то сказал: “Конечно, лучше б он помолчал, но надо же как-то убить время”! Королева как закричит: “Убить время! Он хочет убить время!”» (НД).
К сожалению, добавленная переводчицей реплика зрителя, якобы заявившего в театре, что ему надо как-то убить время, ослабила логику и сжатость кэрролловского текста, как и эффект игры слов.
Варианты губить время (ВН), изводить время (АЩ), не являющиеся устойчивыми выражениями в русском языке, выглядят искусственно. По сравнению с ними более удачным кажется даже выражение даром терять время (АР), хотя с его помощью характеризуют скорее бездеятельность человека, чем некий вред, наносимый посторонним.
Общим недостатком цитированных русских переводов является то, что в них не отражена конкретная причина гнева Королевы – то, что при пении Шляпник не попадал в ритм музыкального сопровождения. Это нарушает концептуальную целостность персонажа: при всей своей жестокости Королева – Дама Червей всегда выносит свои приговоры по каким-то поводам, а не просто в силу общего недовольства.
Именно поэтому я счёл необходимым передать не только игру слов, но и смысл реплики королевы: «Он даже не попадает в такт!».
70 Once upon a time there were three little sisters,... and their names were Elsie, Lacie, and Tillie – Жили-были на свете три сестрёнки, ... и звали их Элси, Лейси и Тилли.
Под этими именами прозрачно «зашифрованы» три сестры Лидделл. Элси – фонетическая запись инициалов двух имён старшей сестры – Лорина Шарлотта (Lorina Charlotte, L. С.); Тилли – сокращённое от Матильда, семейного прозвища Эдиты; Лейси – анаграмма имени Алиса (Lacie – Alice).
71 Сказка Грызуна Сони – это каскад игры слов. Автор обыгрывает: идиоматическое и буквальное значения выражения to live on something – «жить (находиться) на чём-либо» и «питаться чем-либо»; разные значения слова draw – «черпать» и «рисовать»; созвучие выражений in the well «в колодце» и well in «как дома».
Колодец, в котором жили сёстры из сказки Сони, назван в оригинале паточным (treacle-well). Поскольку патока – это скорее технологический, чем потребительский продукт, в русской речи и особенно в детской литературе это слово можно считать редким. Этим объясняется моё решение заменить патоку на сироп и сделать колодец «сиропным».
Такое же решение находим в адаптациях ВН, БЗ и переводе АШ, хотя в последнем сёстры живут не в колодце, а «под ключом». Также «под ключом» сестры оказались в версии AM, где сообщается также, что они пили «дрёму». В пересказе БЗ Соня почему-то путается в своих словах и, упомянув сначала про сироп, далее утверждает, что в колодце было «повидло», а затем «мармалад» [sic].
Слово сироп в том же пересказе служит основой для шутливого именования «бедные сиропки». Аналогичный приём использован в переводе НД, где содержимым колодца назван кисель, а его жительницы – «кисельными барышнями». Этот вариант звучит забавно, однако не учитывает того факта, что кисель – чисто русский напиток, в Англии не употребляемый, и текст перевода подвергается ненужной русификации.
Патока оставлена только в переводе АР.
Что касается игры слов, то вся она не переводима дословно, и на русском языке нужно создавать новую игру, опираясь на ключевые понятия оригинала (колодец, его содержимое, занятия сестёр). Задача переводчика осложняется тем, что игра слов в переводе должна выглядеть максимально связно и естественно, как бы нанизываться на одну нить В своём переводе я использовал созвучие словосочетаний «пили-ели» и «пили еле-еле». Далее игра слов возникает из омонимии глаголов топить «разжигать топливом» и топить «погружать в жидкость». Так, на вопрос Алисы: «Но они хотя бы топили печку?» грызун Соня отвечает: «Топили. И даже утопили её совсем». Эта реплика органично увязывается с темой «сиропа», в котором, по словам Шляпника в переводе, и была утоплена печь. Далее сироп использован в юмористической переделке известного афоризма: «после нас хоть сироп» (вместо хрестоматийного «...потоп»).
Остановимся на отдельных решениях других переводчиков. В двух переводах (БЗ и АЩ) использована омофония (созвучие) сочетание «ели или пили» и «ели и лепили», в переводе НД – созвучие слов припеваючи и припиваючи, последнее из которых «сконструировано» переводчицей.
Малоудачным следует признать созвучие чертили и черпали (ВН), особенно с учётом различия в ударениях этих двух слов, а также шутку, заключающуюся в переосмыслении слова строение: «“Там что, было какое-нибудь строение?..” – “Конечно, строение, – ответила Соня. – Их же было трое”» (АЩ). Не создают нужного юмористического эффекта и следующие попытки игры на похожих словах: «...Они и забелели, сильно даже хворали, чуть не умерли, а там ничего, поправились – хворость, знаете, хворостом выбили» (AM), «Ну, три, – сказала Соня, – внутри» (ОГ).
Авторам лишь двух старых переводов из семи (НД и БЗ) удалось увязать каламбуры, возникающие в рассказе Сони, в игру слов, объединённую связной темой.
72 It’s very easy to take more than nothing. – Всегда можно взять больше, чем ничего.
В реплике Шляпника автор обыгрывает расхождения между обыденным и строгим логико-математическим значением тех или иных понятий. Говоря в быту «взять больше» или «добавить», мы обычно имеем в виду добавку к чему-то, что у нас уже есть. Поэтому Алиса и возмущается, что ей предлагают налить себе «чаю побольше», хотя она ещё вообще не пила чаю. Однако с точки зрения логики и математики увеличить можно любую величину, в том числе нулевое количество.
Переводя эти реплики, некоторые переводчики использовали многозначность русского наречия ещё, например: «Я совсем не пила, – обиделась Аня, – и потому не могу выпить ещё». – «Если вы ещё чаю не пили, – сказал Шляпник, – то вы можете ещё чаю выпить» (ВН). Сама по себе игра слов передана здесь удачно, но логический смысл реплики если не утрачен, то сильно ослаблен.
73 You know you say things are “much of a muchness” – did you ever see such a thing as a drawing of a muchness! – Вот ты, небось, слышала, как говорят «самая малость»; а видела ты когда-нибудь нарисованную малость?
Выражение much of a muchness употребляется для характеристики одинаковых либо очень похожих предметов или ситуаций. Выделив из этого выражения отдельное слово, которое вне его не употребляется (muchness), Льюис Кэрролл применяет один из своих излюбленных приемов – расщепление фразеологизма. Кроме того, эта реплика дает повод для философских размышлений о природе абстрактных понятий и возможности их наглядного изображения.
Аналогичным образом в своем переводе я применил расщепление русского фразеологизма самая малость, выделив из него существительное малость. Похожим решением кажется на первый взгляд вариант ВН – маловатость, однако это слово не встречается в русской речи ни самостоятельно, ни в составе идиом и воспринимается странно в контексте: «видели ли вы когда-нибудь чертёж маловатости?» (ВН).
Варианты других переводчиков: эмоции (АЩ), множество (АР, ОГ, НД), мурашки (БЗ). Все эти слова употребляются в русском языке как самостоятельные существительные, поэтому следует признать, что кэрролловский приём расщепления фразеологизмов оказался при таких решениях не использован. К тому же последнее из этих слое – мурашки имеет и вполне конкретное значение («муравьи»), в которой поддаётся изображению. Поэтому применение этого слова ведёт к утрате второго, философского плана оригинального текста.
74 First came ten soldiers carrying clubs... – Первыми вышагивали десять стражников с дубинками в форме трилистника...
Весь пассаж с описанием королевской процессии построен на игре слов. Автор оживляет буквальное значение карточных мастей: clubs – трефы (масть) и дубинки (оружие); diamonds – бубны (масть) и брильянты или фигуры в форме ромба; hearts – черви (масть) и сердца.
Прежде чем пояснить собственное переводческое решение, остановлюсь на некоторых переводах предшественников. В одном из них попытка передать игру слов имеет следующий вид:
«Впереди выступали десять солдат с пиками в руках... за ними шли десять придворных: их одежды были расшиты крестами... За придворными бежали королевские дети, на одеждах которых красовались вышитые червонным золотом сердечки...» (НД).
Переводчица обыгрывает буквальное значение названий русских карточных мастей и заменяет дубинки (т.е. трефы) пиками, бубны (т.е. брильянты) крестами, а к упоминанию сердечек (т.е. червей) добавляет то, что они «вышиты червонным золотом». Казалось бы, логика автора выдержана, и адекватное решение найдено. То, что изменился визуальный ряд описания (переводчик «передал» придворным трефовую масть от солдат, которые стали картами пиковой масти), видимо, было сочтено непринципиальным изменением.
Однако такой подход не учитывает второго плана авторского текста. Льюис Кэрролл не просто играет буквальными значениями мастей, он строит изящную и глубоко продуманную функциональную конструкцию. В карточном королевстве, где правят Червонный Король и Червонная Дама, у каждой масти и разряда карт – своё предназначение. Младшие трефы (от двойки до десятки, а также, видимо, и туз треф) – солдаты, вооруженные дубинками. Младшие черви тех же достоинств – королевские дети. Младшие бубны – придворные. Старшие карты всех мастей, кроме червонной, – гости.
В описании процессии не упомянуты только младшие пики, и это логично: читателю предоставлено догадаться, что к пиковой масти относятся садовники. Ведь по-английски пики – spades, т.е. дословно «лопаты», а этими предметами могут орудовать только садовники.
Именно картами пиковой масти и изобразил садовников Тенньел.
Замена в русских версиях сказки (AM, НД, ВН, БЗ) одних мастей на другие (при этом ВН добавил ещё от себя «шутов с бубнами») разрушает всю эту конструкцию и, кстати, сбивает с толку иллюстраторов книги – так, художник Г. Калиновский изобразил солдат картами трёх мастей: пиками, трефами, червами. Другие переводчики (АР, ОГ, АЩ) дословно воспроизвели визуальный план описания, передав clubs как «булавы» или «дубинки», a diamonds как «брильянты», но эти предметы в переводе утратили ассоциации с обозначениями мастей.
В своём переводе я постарался сохранить функциональную конструкцию и визуальный ряд, которые имел в виду Кэрролл, и одновременно – его словесно-предметную символику. Поэтому атрибутами стражников стали «дубинки в форме трилистника», королевских детей – «красные сердечки червонной масти» на одежде, а к описанию придворных в расшитых бриллиантами мундирах добавлено то, что они шествовали «под звон бубнов». Каждая из этих мастей таким образом получила в русском тексте и прямое предметное, и символическое «карточное» соответствие.
С некоторыми сложностями связана передача имени такого персонажа, как the Queen of Hearts. По-английски queen – «королева», но по-русски карта этого достоинства называется дамой. Варианты «Королева червей» (АР), (ОГ) и «Червонная королева» (АЩ) – буквализмы, не соответствующие русскому словоупотреблению. (Упомяну также вариант «Червонная краля» (AM), звучащий для современного читателя курьёзно.) Поэтому в русском переводе пришлось прибегнуть к составному наименованию: Королева – Червонная Дама.
75 “Are their heads off?” shouted the Queen. “Their heads are gone...” – «Их головы снесены?» – проревела Королева. «Их голов как не бывало...»
В этом обмене репликами Кэрролл демонстрирует, насколько гибок человеческий язык: в ответственный момент он даёт нам возможность выбрать такие выражения, которые позволят и уклониться от правдивого ответа, и одновременно не солгать. Фраза «Их голов как не бывало...» (“Their heads are gone...”) двусмысленна: Королева понимает её как отчёт об исполнении приказа обезглавить садовников. На это и рассчитывают стражники, которые на самом деле никого не казнили, поскольку Алиса скрыла от них приговорённых.
Ответ стражников – образчик кэрролловского юмора, который не так просто передать на русский язык. По-русски в подобных высказываниях обычно требуется конкретный глагол, а он, как правило, лишает фразу двусмысленности. Анализ переводов подтверждает эту трудность. Так, двусмысленность и юмористический эффект реплики полностью утрачены в переводе АР («Отрубили, ваше величество!») В большинстве русских версий книги ответы стражников сформулированы так, что их трудно считать отчётом о выполнении приказа: «Их головы исчезли» (ОГ), «Пропали их головы» (НД, АЩ), «И следа не осталось» (БЗ). В то, что Королеву удовлетворяют такие ответы верится с натяжкой.
76 “What for?” said Alice. “Did you say "What a pity"?” – За какую шалость? – Вы сказали «какая жалость»?
Хотя в оригинале здесь нет игры слов в полном смысле этого слова, Кролик повторяет первое слово в вопросе Алисы, и в переводе напрашивается вариант с использованием близкого созвучия. Аналогичное решение находим у ВН.
Другие варианты: «Как так?» – удивилась Алиса. – «Вы сказали “как жаль”?» (БЗ); «А вы не знаете, за что?» – «Вы сказали “увы”?» (АЩ).
В прочих переводах игра на созвучии отсутствует, из-за чего переспрос Кролика лишается основания, например: «За что?» – «Ты, кажется, сказала: “Как жаль”?» (НД).
77 В этом описании игры в крокет Льюис Кэрролл показал себя настоящим предтечей художников и режиссёров-сюрреалистов XX века. Как и они, он сближает абсолютно разные по функциональным свойствам и характеру предметы, исходя из внешнего сходства на высоком уровне абстракции. В силуэте фламинго действительно усматривается нечто похожее на крокетный молоток, а свернувшейся клубком ёжик напоминает шар, однако эти существа в принципе не способны заменить собой орудия игры и могут быть подставлены вместо них лишь в сюрреалистической фантазии. Этот пример показывает, сколь важен был для Кэрролла визуальный план его текстов.
Нельзя не упомянуть и неожиданный для детской литературы яркий психологический штрих, полный трагикомизма: озадаченный взгляд в глаза Алисе фламинго, не понимающего, чего от него хотят.
78 A cat may look at a king – Смотреть на короля даже кошке не возбраняется.
Популярная английская пословица, смысл которой заключается в том, что даже младшие по статусу и положению наделены некоторыми правами.
79 ...it’s always pepper that makes people hot-tempered... and vinegar that makes them sour – and camomile that makes them bitter – and – and barley-sugar and such things that make children sweet-tempered. – ...от перца люди перечат, от горчицы – горюют, от уксуса – кусаются, зато от молока – млеют, а от сладостей всё сладится.
Размышления Алисы о связи между свойствами продуктов и настроением людей – игра на многозначности английских прилагательных: hot – «острый» (на вкус) и hot-tempered «вспыльчивый, горячий»; sour – «кислый» и «мрачный, недовольный»; bitter – «горький» и «ожесточённый, злой»; sweet – «сладкий» и «мягкий, добрый». В русском языке аналогичные прилагательные также имеют переносные значения, однако не вполне подходящие к данному контексту. Поэтому свой перевод я построил на корневых созвучиях между названиями продуктов и глаголами, обозначающими то или иное состояние.
Похожее решение находим в переводе НД: «От уксуса – куксятся, от лука – лукавят, от вина – винятся, а от сдобы – добреют». В остальных русских переводах и адаптациях данная игра слов практически не передана, за исключением варианта: «...а от сахара и конфет дети становится такими, что все им говорят: “Ах вы мои сладкие!”» (АЩ).
80 ‘tis love, ‘tis love, that makes the world go round! – «Любовь, любовь, ты правишь миром, тобой вращается земля!»
Здесь цитируется строка из французской песни, переведённой на английский язык и приобретшей в Англии популярность. Эти слова стали крылатыми и цитировались во многих произведениях литературы XIX века.
В отдельных русских версиях сказки Кэрролла цитата подверглась смысловым модификациям. В одном случае в неё вставлены «дети» («Сильнее любви ничего, дети, нет: / Любовь заставляет крутиться весь свет!..» – АР), в другом – из фразы исключена «любовь» («И вот на чём вертится свет!» – БЗ).
81 Take care of the sense, and the sounds will take care of themselves. – He делай из мути слова!
Эта сентенция Герцогини – остроумная переделка английской пословицы Take care of the pence, and the pounds will take care of themselves (дословно «экономь пенсы, а фунты позаботятся о себе сами» – аналог русской пословицы «копейка рубль бережёт»), Кэрролл заменил всего лишь два звука [p] на два звука [s], и пословица стала выражать другой, но тоже мудрый смысл. Благодаря этому версия Кэрролла вошла в золотой фонд английских афоризмов и пословиц.
Задача переводчика здесь чрезвычайно трудна. Ведь, если пользоваться тем же механизмом, что и Льюис Кэрролл, нужно подобрать русскую пословицу или поговорку, в которой замена двух букв приведёт к возникновению другой осмысленной фразы. Нужно также, чтобы эта фраза имела афористический смысл, и желательно близкий по теме к тому, что сказала Герцогиня.
Чтобы построить в переводе игру слов, я воспользовался русской поговоркой «делать из мухи слона». Благодаря замене по одной букве в каждом из слов мухи и слона удалось получить осмысленную фразу: «Не делай из мути слова», которая, так же как и реплика Герцогини, означает необходимость продумывать смысл того, что говоришь.
Попытка построить афоризм по методу автора предпринята лишь ещё одной русской версии сказки: «Не смеши языком, смеши делом» (БЗ; это переделка пословицы «не спеши языком, спеши делом»). Хотя формально приём Кэрролла здесь выдержан, новая фраза, к сожалению, получилась лишённой разумного смысла.
В остальных русских переводах и адаптациях реплика Герцогиня переведена без игры слов, с различной степенью смысловой близости к оригиналу, например: «лишь бы был смысл, а слова сами придут» (AM), «думай о смысле, а слова придут сами» (НД), «слова есть – значенье темно иль ничтожно» (ВН). В последнем случае переводчик прибег к неточной цитате из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Есть речи – значенье темно иль ничтожно» (1840), однако такое цитирование не даёт ни афористического, ни юмористического эффекта. То же можно сказать о следующем решении: «думай, что делаешь, – сделаешь, что думаешь» (АЩ), которое к тому же не соответствует оригиналу в тематическом и смысловом отношениях.
82 flamingoes and mustard both bite – И фламинго, и горчица щиплют за нос.
В этой фразе комический эффект достигается с помощью фигуры речи, называемой зевгма, то есть употреблением двух грамматически однородных членов предложения, обозначающих логически необъединимые понятия. В такой структуре связанное с этими однородными членами слово употребляется одновременно в двух разных значениях чего нормативный язык не допускает. Так, глагол bite применительно к фламинго означает укус клювом, а применительно к горчице – воздействие острым запахом.
В русском переводе данного предложения требовал внимания подбор глагола: в таком контексте по-русски можно употребить глагол щипать, но нельзя – глагол кусаться. Этот факт не учтён в переводах, где использован именно последний глагол: «фламинго и горчица – оба кусаются» (ВН), «фламинго кусаются не хуже горчицы» (НД) и других. Сочетание «горчица кусается» нетипично для русского языка и придаёт высказыванию некоторую корявость.
83 Гадания Алисы о том, что представляет собой горчица – птицу, ископаемое или овощ, – перекликается с названием популярной в викторианскую эпоху салонной игры «Животное, ископаемое, овощ» (Animal, Mineral, Vegetable), более известной сегодня как «Двадцать вопросов». Один участник загадывает некий предмет, а прочие участники должны угадать, что это за предмет, задав не более 20 вопросов, на которые можно ответить только «да» или «нет». Часто в первых вопросах спрашивали, обозначает ли задуманное слово животное, ископаемое и так далее, – отсюда и название игры.
84 ...there’s a large mustard-mine near here. And the moral of that is – “The more there is of mine, the less there is of yours.” – Тут как раз неподалёку большие горчичные копи. А мораль отсюда такова: и хочется, и копится; копи, коза, пока борза!
Здесь Кэрролл играет на омонимах: mine «месторождение, копи, шахта» и mine «мой» (местоимение). В своём переводе я счёл возможным прибегнуть здесь к тому же приёму, что использован раньше, – модификации пословицы или поговорки путём замены отдельных звуков (см. примеч. 80). «Мораль» Герцогини в переводе данной реплики – видоизменённые русские поговорки «и хочется, и колется» и «коси, коса, пока роса». Такая модификация создаёт возможность игры на созвучиях со словом копи.
Это же слово обыграно (но без модификации известных пословиц, а скорее путём придумывания новых) и в некоторых других переводах: «Вот даже неподалёку отсюда есть горчичные копи, как же не ископаемое! Отсюда выходит, что сколько ни копи, довольно не накопишь.» (AM); «Её добывают в копях неподалёку от этих мест. И мораль отсюда такова: “Копь не копьё, твоё не моё!”» (АЩ). Последний вариант следует признать малоудачным из-за слабости логических связей в последней сентенции. В других переводах в качестве основы для созвучий и корневой игры избраны слова минерал и мина: «Минерал огромной взрывчатой силы. Из неё делают мины и закладывают при подкопах... А мораль отсюда такова: хорошая мина при плохой игре – самое главное!» (НД); «тут неподалёку что-то минировали горчичными минами, совсем на днях. А отсюда мораль: “Чему быть – того не миновать.”» (БЗ). В одном переводе игра построена на словах, однокоренных к существительному ископаемое: «Тут недалеко производятся горчичные раскопки. И мораль этого: не копайся.» (ВН).
В переводе АР данная «мораль» полностью опущена.
85 Have you seen the Mock Turtle yet?.. It’s the thing Mock Turtle Soup is made from. – А ты уже виделась с Якобы-Черепахой?.. Ну как же из него варят суп – якобы черепаховый.
Имя одного из самых оригинальных персонажей сказки, Mock Turtle, автор вычленил из названия супа: mock turtle soup – фальшивый черепаховый суп. В XIX веке большим деликатесом считался суп из мяса зелёной морской черепахи. Однако, поскольку настоящее черепашье мясо было дорого, в английской кухне был популярен суп-имитация, который готовили из телятины. В названии mock turtle soup первое слово (mock «фальшивый») относилось, естественно, к супу. Однако писатель, обыгрывая неоднозначность языковых выражений, строит иную синтаксическую связь (теоретически тоже возможную), делая слово mock определением к существительному turtle. Таким образом возникает иное прочтение: «суп из фальшивой черепахи». Эту «фальшивую черепаху» писатель и делает персонажем сказки, соединяющим в себе черты черепахи и телёнка.
Перевод Фальшивая Черепаха возможен, вопреки его критике Н. М. Демуровой, писавшей, что «есть что-то неприятное в самих словах фальшивая, лже» [Демурова 1970, с. 169]. Отечественной кулинарии знакомо немало блюд-имитаций, в названиях которых присутствует слово фальшивый без каких-либо «неприятных» коннотаций: фальшивый заяц, фальшивый поросёнок, фальшивые лягушечьи лапки и другие. Единственный недостаток варианта Фальшивая Черепаха – в том, что женский род и существительного, и прилагательного в этом наименовании вынуждает сделать персонаж в русском переводе существом женского пола, тогда как у Кэрролла это «мужчина». Поэтому в своём переводе вместо прилагательного фальшивый я решил использовать частицу якобы, мотивированную приведённым выше контекстом.
Известно, что в первой версии своего перевода Н. М. Демурова назвала персонаж «Под-Котиком». Это было очень далёким уходом от оригинала, и в позднейших изданиях появился Черепаха Квази, чьё имя в переводе мотивируется следующей репликой Королевы: «Это то, из чего делают квази-черепаший суп» (НД). Данный вариант выглядит, к сожалению, искусственно из-за сугубой книжности приставки квази и её неупотребительности в кулинарном контексте (если не считать термина квази-вегетарианские диеты, появившегося в последнее время).
Неординарность имени персонажа привела к большому разнообразию его русских переводов: телячья головка (AM), поддельная черепаха (АР), Фальшивая Черепаха, или Мок-Тартль (ОГ), Чепупаха (ВН), Черепаха-Телячьи-Ножки (АЩ), Рыбный Деликатес (БЗ). Последний вариант следует признать чрезмерно далёким уходом от оригинала и от концепции, заложенной в персонаж автором.
86 Грифон – мифическое существо с орлиной головой и крыльями и львиным телом. Тот факт, что в своей сказке Кэрролл сделал друзьями Грифона и Якобы-Черепаху, не случаен: каждое из этих созданий представляет собой сказочный гибрид из двух животных. Однако, в отличие от греческой мифологии, где грифон олицетворяет господство над двумя стихиями и предстаёт властным, благородным существом высокого статуса, у Кэрролла это, наоборот, представитель низов, что выражается в просторечности его реплик.
87 We called him Tortoise because he taught us. – Мы звали её Паучихой, потому что она нас поучала!
Игра слов в оригинале основана на омофонии (полном созвучии) слова и словосочетания. Комический эффект усиливается неожиданностью каламбура (tortoise – taught us).
В своём переводе я попытался передать этот эффект созвучием основ существительного паучиха и глагольной формы поучала. Последняя к тому же близка по прямому значению к английскому taught us.
Вот как переведена эта каламбурная реплика в некоторых других переводах и адаптациях: «море это было не настоящее, а солёный бассейн... Мы его называли морем, потому что нас там морили» (AM), «Он был Питон! Ведь мы – его питонцы!» (БЗ), «мы обычно звали её Жучихой... Ведь она жучила нас!» (АЩ).
Заслуживает краткого комментария следующий вариант: «Мы обыкновенно называли его Римской Черепахой... Потому что он был самой древней из черепах и набивал трухою наши черепа!» (ОГ). Здесь предпринята попытка сразу двойной мотивации прозвища, однако первая из мотиваций («римский – древний») лишена игры слов и поэтому не смешна, а во втором случае каламбура не получилось из-за неполноты созвучия черепаха – черепа и крайней неестественности всей формулировки (в отличие от предельно простой и непринуждённой кэрролловской фразы “because he taught us”; не случайно Грифон и Черепаха обвиняют Алису в бестолковости из-за того, что она сама не додумалась до причины прозвища).
Два переводчика предложили практически одинаковые решения, использовав каламбур «Спрутиком – с прутиком» (ВН, НД). Однако в одной из этих версий намёк на созвучие – лишь косвенный: «мы его звали Молодым Спрутом... потому, что он всегда был с прутиком» (ВН) – вместо «Спрутиком» читаем «Молодым Спрутом». Такой вариант усложняет понимание шутки читателем и ослабляет её эффект. В другом переводе этот промах исправлен: «Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком» (НД).
88 “French, music, and washing – extra.” – Французский язык, музыка и стирка – за дополнительную плату.
Здесь автор иронизирует над тем, что в счетах из школ-интернатов, присылаемых родителям школьников, в одном списке учебные предметы были объединены с другими платными услугами, так что последние можно было принять за учебные дисциплины. Именно поэтому Якобы-Черепаха называет стирку предметом, который «преподавался» в его «школе».
В некоторых русских версиях сказки данная шутка подверглась модификации. Так, в адаптации ВН стирка заменена на поведение, а счёт за услуги – на листок с отметками: «У нас, видите ли, на листке с отметками стояло между прочими предметами и “поведенье”». Переводчик, скорее всего, имел ввиду читателей, учившихся в российских дореволюционных школах, где поведение учащихся оценивалось не в баллах, а описательными словесными характеристиками. Такие читатели должны были воспринимать отметки за поведение как смешной казус.
Труднее поддаётся объяснению замена стирки на «ежедневное купание в ванне» в переводе АЩ. В пересказе БЗ в соответствующем месте в уста персонажей вложен разговор на другую тему: «... На каком же уровне твоя школа? – ... выше моря, конечно, над водой! – Выше? Над водой?.. Ну, тогда это несерьёзно!».
89 В рассказе Якобы-Черепахи о морской школе шутливо переиначены названия учебных предметов и другие школьные термины. Вся дальнейшая часть главы – каскад словесной игры, несомненно вызывавший восторг у маленьких слушательниц писателя.
При переводе важно не просто подвергнуть соответствующие русские слова шутливой переделке, но и выдержать принцип Кэрролла: названия «учебных предметов» в сказочной морской школе связаны с чем-то некрасивым, несуразным, бесполезным или смешным.
Reeling and Writhing («верчение и извивание») созвучны reading and writing («чтение и письмо»). В своём переводе я поставил в соответствие этим «предметам» три занятия: чесать, пихать и щипать (аллюзия на «читать, писать и считать»).
Решения других переводчиков: «чесать и питать» (ВН); «чихать и плясать» (ОГ); «чихали и пищали» (НД); «чихать и пихать» (БЗ); «слоняние, наряжание» (AM – намёк на склонение, спряжение); «хроматика и лавиратура» (АЩ – намёк на грамматика и литература).
В следующем предложении у Кэрролла подвергнуты переделке четыре действия арифметики: Ambition («честолюбие» вместо addition «сложение»), Distraction («отвлечение, рассеянность» вместо subtraction «вычитание»), Uglification («обезображивание» вместо multiplication «умножение») и Derision («презрительное высмеивание» вместо division «деление»).
В моём переводе: слежение (вместо сложение), вычихание (вместо вычитание), уношение (вместо умножение) и пиление (вместо деление).
Варианты других переводчиков: служенье, выметанье, уморженье и пиленье (ВН); сквожение, почитание, угождение и давление (ОГ); скольжение, причитание, умиление и изнеможение (НД); почитание, уважение, давление и искажение (БЗ); солжение, непочитание, глупожение и беление (АЩ). В некоторых из них нарушен кэрролловский принцип переделки названия предмета так, чтобы он воспринимался как нечто негативное. Так, слова служенье, почитание выражают вполне позитивные понятия, что лишает рассказ Черепахи комизма.
Дальнейшим предметом разговора персонажей сказки становится слово uglification. Оно образовано по прозрачной модели, однако это – непривычное слово, и Алиса просит собеседников уточнить его значение. В ответ Грифон проводит аналогию между ним и словом beautify-cation («облагораживание, благоустройство»). Поскольку разговор ведётся вокруг чисто языковых моментов, его нельзя передать дословно на русский язык. В своём переводе я добавил короткую реплику Якобы-Черепахи: «А потом у нас начинался углуплённый курс» и сделал предметом обсуждения слово углуплённый, созданное по тому же принципу: такого слова нет в словаре, но о его значении можно догадаться; к тому же оно звучит забавно и означает столь же негативное понятие, что и uglification.
В других русских версиях сказки каждый из переводчиков отталкивается от своего варианта передачи uglification, «конструируя» соответствующее объяснение. Приведу наименее тривиальное решение:
«Я никогда не слышала об уморженьи, – робко сказала Аня. – Что это такое?» – Гриф удивлённо поднял лапы к небу. «Крота можно укротить?.. Ну так, значит, и моржа можно уморжить» (ВН).
В следующем переводе прочитывается попытка игры слов, однако объяснение Грифона остаётся невнятным:
«Никогда не слыхала о “Причитании”. – воскликнул Грифон... – Что такое читать, надеюсь, ты знаешь?» – «Да», – отвечала Алиса... – «... если ты при этом не знаешь, что такое “причитать”, значит, ты совсем дурочка» (НД).
90 В этой реплике Якобы-Черепаха перечисляет следующие «дисциплины» морской школы: Mystery («мистерия, тайна, загадка» вместо history «история»), Seaography (буквально «мореграфия» – от geography «география»: единственный предмет, название которого оправдывается сказочным контекстом, ведь география дословно означает «описание земли», а для морской школы естественно изучать описание моря), Drawling («протяжное произнесение слов» вместо drawing «рисование»), Stretching («растягивание» вместо etching «гравирование»), Fainting in Coils («падение в обморок, складываясь кольцами» вместо painting in oils «живопись масляными красками»).
В своём переводе я использовал такие юмористические переделки матемачеха (вместо математика), вралгебра (вместо алгебра), недопетрия (вместо геометрия), дрыгонометрия (вместо тригонометрия) красование (вместо рисование), врисунок (вместо рисунок), жирнопись масляными тряпками (вместо живопись масляными красками) и скурвитура (вместо скульптура).
Перечисление всех русских соответствий этим «дисциплинам», предложенных в других переводах, заняло бы слишком много места (хотя в ряде русских версий, особенно AM и АР, рассказ о морской школе сильно сокращён и многие каламбуры этой главы не имеют там перевода). Ограничимся некоторыми вариантами для последнего «предмета» морской школы – fainting in coils. Особенность переводческой задачи здесь заключается в том, что русское соответствие должно оправдать слова Якобы-Черепахи, намекающей на то, что выполнение этого действия требует физической тренировки. Вот наименее тривиальный вариант: «самое трудное было – язвительное наклонение... Я не могу сама показать... суставы мои утратили свою гибкость» (ВН).
Вариант «Верчение Тушею» (БЗ) намекает на черчение тушью. Наименее изобретательным следует признать перевод «Свёртывание в Кольцо» (ОГ), не отражающий никакой попытки передать авторскую игру слов. Недостаточно мотивированным и лишённым юмористического эффекта получился следующий перевод:
«“Он же учил нас Триконометрии, Физиономии...” – “Физиономии?” – переспросила Алиса. “Я тебе этого показать не смогу”, – отвечал Черепаха Квази» (НД).
91 Не taught Laughing and Grief, they say. – Он преподавал, кажется, болтынь и древнегречневый язык.
В названиях этих морских «предметов» Кэрролл отходит от принципа придания им негативной окраски, но зато образует удивительно гармоничную пару антонимов: вместо Latin and Greek («латынь и греческий язык») – Laughing and Grief («смех и печаль»). Русские соответствия не позволяют создать такую же антонимическую пару, но позволяют играть созвучиями: болтынь (вместо латынь) и древнегречневый (вместо древнегреческий).
Варианты из других версий: «Болтынь и Кречетский» (АЩ), «Латунь и Жреческий» (ОГ), «он учил Латуни, Драматике и Мексике...» (НД), «Ангельский язык» (ВН), «Древний Грим, Древняя Грация, эта – или Ада, Или Рая... Смех и Грехческий язык, Нимфология и так далее... Всё – от Арфы до Онеги!» (БЗ).
92 “That’s the reason they’re called lessons,” the Gryphon remarked: “because they lessen from day to day.” – He занятий, а отнятий! Они назывались отнятия, потому что от них отнималось по часу каждый день! – пояснил Грифон.
В оригинале игра слов, основанная на идентичности произношения (омофонии) слов lesson «урок» и lessen «уменьшаться»: второе из этих слов превращается как бы в объяснение первого.
Свой перевод этой реплики я построил на корневой игре: занятия – отнятия. Последнее слово позволило сохранить значение уменьшения и сохранить логику в объяснении Грифона, почему каждый день число уроков в морской школе сокращалось.
Рассмотрим некоторые варианты из других русских версий сказки. В одной из них удачно используется анаграмма: «У нас были не уроки, а укоры... Поэтому они и назывались укорами – укорачивались...» (ВН).
Достаточно близок к приёму Кэрролла (омофония и шутливая этимология) следующий вариант: «А с нашими учителями иначе не получалось... Текучий состав: каждый день кто-нибудь пропадал. Поэтому их и называют преподаватели, кстати» (БЗ). Недочёт этого варианта в том, что идея «пропажи» преподавателей не согласуется с другими частями рассказа о морской школе об учителях, которые вели тот или иной курс, но не «пропадали».
Ряд вариантов приходится признать малоудачными, по разным причинам. В следующем переводе: «Потому-то курс и назывался постоянным, – заметил Грифон. – Число уроков постоянно уменьшалось изо дня в день...» (ОГ) попытка игры на словосочетании «постоянный курс» не срабатывает прежде всего из-за отсутствия такого сочетания в русском языке. Не соответствует приёмам Кэрролла и недостаточно внятен перевод: «Чем больше сразу учишься, тем меньше после мучишься» (АЩ). Эта фраза не объясняет, почему в морской школе каждый день было меньше уроков. Искусственностью и многословием страдает следующий вариант: «...на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем... А как всё займём и ничего ему не оставим, тут же и кончим. В таких случаях говорят: “Ему ума не занимать”... Поняла?» (НД).
93 Слезливость Якобы-Черепахи – возможно, намёк на факт, известный Льюису Кэрроллу, интересовавшемуся зоологией: морские черепахи выделяют солёную жидкость, похожую на слёзы, из особых желез в уголках глаз. Таким образом они выводят из организма избыток соли, образующийся из-за заглатывания морской воды.
94 Lobster-Quadrille. Это название, возможно, пародирует «кадриль копьеносцев» (Lancers quadrille), популярную в Англии с 1860 года. Кадриль – бальный танец из пяти фигур, конфигурация которых вписывается в квадрат (отсюда его название – от итальянского quadriglia «квадратик»). Исполняется обычно четырьмя парами танцующих. Сестёр Лидделл обучал этому танцу частный учитель (или учительница) [Gardner 2000, р. 142]. Кадриль стала популярна в XIX веке во всей Европе, включая Россию, где она трансформировалась в народный танец.
Образование прилагательного от слова омар в русском языке затруднено (вариант «омаровый» звучит с напряжением и использован только в одной версии сказки – ВН), поэтому и название танца представляет определённую сложность для перевода. Я передал его как омаринская, пародируя название камаринская, относящееся к танцу, мелодии, а также к написанной на её основе увертюре М.А. Глинки (1848), получившей широкую известность в европейской и: мировой музыке.
Варианты других переводчиков: «кадриль омаров» (АР, ОГ), «раковая пляска» (AM), «раковая кадриль» (БЗ), «морская кадриль» (НД) В одном из переводов использована уменьшительная форма несуществующего слова: «кадриль “Омарочка”» (АЩ).
95 Песня, которую исполняет Якобы-Черепаха под танец, – пародия на стихотворение Мэри Хауитт (1799-1888) «Паук и муха» (The Se der and the Fly, 1829). Привожу первую строфу этого стихотворения в оригинале и своём переводе:
“Will you walk into my parlour?” said the spider to the fly. “‘Tis the prettiest little parlour that ever you did spy. The way into my parlour is up a winding stair, And I’ve got many curious things to show when you are there.” “Oh, no, no,” said the little fly, “to ask me is in vain, For who goes up your winding stair can ne’er come down again.” |
Говорит паук с улыбкой: «Муха, в гости залетай! Лучше, чем в моей гостиной, отдохнуть и не мечтай! В ту гостиную витая чудо-лестница ведёт, Там увидишь ты вещицы удивительных красот». «Нет-нет-нет, – сказала муха, – не зови ни в дом, ни в сад: Кто по лесенке поднялся, не воротится назад». |
Всего в стихотворении семь строф: по его сюжету, Пауку лестью всё же удаётся заманить муху в свой дом.
Пародию Кэрролла одним из первых перевёл СМ, и этот перевод был включён в прозаический текст НД. Привожу первую строфу этого перевода:
Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди! Мне на хвост дельфин наступит – он плетётся позади. Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас. Нынче бал у нас на взморье, ты пойдёшь ли с нами в пляс? Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс? Можешь, хочешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс?» |
Перевод СМ высокопрофессионален, написан ритмично и свободно, легко читается и запоминается. Одним из немногих его недочетов является употребление слова можешь в припеве: вопрос «можешь... ты пуститься с нами в пляс?» оставляет странное впечатление. Ведь треска интересуется не возможностью или способностью улитки танцевать, а только её желанием (английские формулы will you и won’t you, по существу, синонимичны).
Прочие проанализированные переводы стихотворения значительно уступают по качеству стихосложения версии СМ и далеки от оригинала по смыслу. Приведу для примера первые строфы двух переводов:
Барабанит в дверь Сардинка: «Эй, Улитка, выходи! Мы с тобой и так отстали – даже Раки впереди! Долго ждать тебя не буду – слышишь, мой Конёк заржал? Он мне хвост ещё отдавит – так спешит на бал! Ты-то что же? Ты же тоже побежишь на бал! Ты же тоже, ты же тоже побежишь на бал!» (БЗ) |
«Дорогая, чуть быстрее! – говорит улитке сиг. – Линь на пятки наступает, он мне хвост отдавит вмиг. Черепахи и омары – все успели раньше нас. Ждут на гальке, как вы нынче, уж не пуститесь ли в пляс. Не пойдёте ль, не хотите ль вы пуститься с нами в пляс? Не пойдёте ль, не хотите ль вы пуститься с нами в пляс?» (АЩ) |
Курьёзная смысловая ошибка обнаружилась в переводе ОГ:
Говорит Мерлан Улитке: – Не пройти ли нам вперёд, А не то морская свинка хвост совсем мне оторвёт! |
96 “Do you know why it’s called a whiting?” – Знаешь, почему она называется треской?
Рассказ Грифона о рыбах и морских животных – ещё один каскад игры слов, крайне трудно поддающейся переводу из-за того, что в нём почти каждый каламбур логически увязан с другими. Whiting – мерланг (или мерлан), вид и род рыб из семейства тресковых. Эта рыба у нас малоизвестна, поэтому в русском переводе оправдана её замена на «треску».
Поскольку слово whiting имеет также значения «мел» и «беление», на этой игре слов строится «объяснение» Грифона, будто мерлангов называют так якобы потому, что используют их для «побелки» обуви. В русском переводе я передал шутливое объяснение, исходя из созвучия со словом треск («называется треской... потому что громко трещит»), и далее развил каламбур на основе корневой анаграммы «треск – крест» («Её брали в поход тресконосцы в тресковые походы чтобы подавать всякие сигналы...» – аллюзия на крестоносцев и крестовые походы).
Шутка про обувь передана мною с помощью названия другой рыбы – наваги и с аллюзией на глагол наващивать «натирать ваксой»: «на дне морском обувь наваживают. То есть начищают навагой».
97 Кэрролл продолжает шутку о морской обуви, играя на созвучиях heels and soles «каблуки и подошвы» – eels and soles «угри и камбалы»
В русском переводе удалось продолжить обыгрывание слова навага: «И она это терпит?.. – Разве ты не слышала пословицу: “навага все стерпит”?» (аллюзия на пословицу «бумага всё стерпит»),
В ряде проанализированных русских версий сказки трудности, комментируемые в примеч. 96 и 97, преодолевались простым сокращением текста или дословным переводом без попытки передать каламбуры. Некоторые переводчики позволили себе значительные вставки «от себя», например:
«Она слишком много трещит, – объяснил Гриф... – вот есть, например, белуга. Та прямо ревёт. Оглушительно». – «Раки тоже кричат, – добавила Чепупаха. – Особенно, когда им показывают, где зимовать. При этом устраиваются призрачные гонки». – «Отчего призрачные?» – спросила Аня. – «От того, что приз рак выигрывает».
(ВН) |
«Очень любит поговорить, – продолжал Грифон. – Как начнёт трещать, хоть вон беги. И друзей себе таких же подобрала. Ходит к ней один старичок Судачок. С утра до ночи судачат! А ещё Щука забегает – так она всех щучит. Бывает и Сом – этот во всём сомневается... Белугу знаешь?.. Всё ревёт и ревёт».
(НД) |
«Тебе когда-нибудь приходилось играть на скрипке в комнате, где люди спят?» – «Никогда! – уверенно сказала Алиса. – Меня учат играть только на пианино, к счас... К сожалению», – добавила она. – «И всё-таки запомни, чтобы не дать маху: в таких случаях играют всегда под сардинку».
(БЗ) |
В переводе АЩ треска заменена на линя, и попытки каламбуров строятся на этом слове: «Ты, например, знаешь, почему линь оказался сзади? – ...Почему? – Так и говорят: “лини вы, потому и сзади”. Любой рачишка это знает».
Вероятно, эффект здесь ожидается от созвучия «лини вы – ленивы», однако из-за разных мест постановки ударения каламбур получился ослабленным и вряд ли легко осознаётся читателем.
98 No wise fish would go anywhere without a porpoise. – Когда я спрашиваю какую-нибудь рыбку, ...она мне почти всегда отвечает: куда кальмар тиляпий не гонял!
В этом пассаже автор обыгрывает слова, звучащие по-английски похоже (хотя и не одинаково): porpoise «морская свинья» и purpose «цель». Поэтому сочетание not go anywhere without a purpose «не ходить никуда без цели» приобретает в Стране Чудес сюрреалистический смысл: «не ходить никуда без морской свиньи».
В своём переводе мне удалось найти два подобных неточных созвучия русских слов и, следуя технике Кэрролла, превратить пословицу «куда Макар телят не гонял» во фразу, привязанную к морской тематике: «куда кальмар тиляпий не гонял». (Тиляпия, или тилапия – род рыб отряда окунеобразных.3) Таким образом, в русском переводе кальмар коррелирует с морской свиньёй оригинала. Поскольку в этом месте Алиса и Грифон обсуждают строку из первой песни Якобы-Черепахи, в русском тексте её перевода (с. 157) также фигурирует кальмар.
Приведу два других русских варианта этого пассажа:
Это был очень длинный сиг. А за любой очень длинной рыбой в море всегда плывёт линь... Именно потому таких рыб и называют “пред-линными”. И когда такая рыба подплывает, например, ко мне, я сразу вижу линя следом за ней и говорю: “Здравствуй, пред-линная!”
(АЩ) |
Ни одна рыба добровольно не расстанется с Коньком!.. Потому что никто не может обойтись без своего любимого конька!
(БЗ) |
99 Прочитанные Алисой строки – пародия на стихотворение Исаака (Айзека) Уоттса (1674-1748) «Лентяй» (The Sluggard, 1715). Вот его первая строфа в оригинале и моём переводе:
‘Tis the voice of the sluggard; I heard him complain, “You have wak’d me too soon, I must slumber again.” As the door on its hinges, so he on his bed, Turns his sides and his shoulders and his heavy head. |
Это голос лентяя. Кричит он: «Опять Меня будят чуть свет, когда хочется спать!» С боку на бок ворочаясь, встать он не смог – Будто тяжестью налит с макушки до ног. |
В двух переводных версиях сказки вместо этого стихотворения пародируются произведения русского фольклора и литературы:
«Раз, собравшися в кружок, Петухи гадали, На ворота колпачок, Сняв с ноги, сажали... (AM) |
Как дыня, вздувается вещий Омар: “Меня, – говорит он, – ты бросила в жар; Ты кудри мои вырываешь и ешь, Осыплю я перцем багровую плешь”. (ВН)
|
В одной из адаптаций использован популярный в России перевод немецкой рифмованной поговорки:
«Завтра, завтра, не сегодня!» – Говорил Варёный Рак. – Что бы там ни говорили, Поступайте только так! (БЗ)
|
В других переводах пародия передана с разной степени близости к оригиналу. Можно предположить неблизкое знакомство переводчиков с технологией приготовления омаров (их варят – у Кэрролла омар жалуется, что его переварили). В некоторых переводах омара «жарят» или «пекут», а также «подслащивают сахаром»:
«Чу! голос Омара победно звучит: “Я, дети, поджарен. Пускай подсластит Кухарка меня своей честной рукой”. Омар кувырком покатился с волной!» (АР) |
«Слышу, как Омар бормочет, Вечно лёжа на боку: “Как бы я не перепёкся. Эй! Подсыпьте сахарку!”» (АЩ) |
В оригинальном тексте фраза “I must sugar my hair” произносится омаром потому, что он прихорашивается (уже будучи вынутым из кастрюли, как это видно из рисунка Тенньела) и, видимо, хочет припудрить сахаром волосы. Возможна и иная трактовка этой фразы, учитывая, что sugaring – старинный метод эпиляции волос (с помощью лимонного сока и сахара).
Для контекста разговора Алисы с Якобы-Черепахой и Грифоном имеет значение и то, что Омар расставил врозь носки сапог (или туфель), однако эта деталь проигнорирована в переводе ДО, где «поправивши носом жилетку и бант, / Он идёт на носочках, как лондонский франт».
100 “How could he turn them out with his nose, you know?” – Как это он, интересно, расставил их носом, а?
Вопрос Якобы-Черепахи вызван не сразу очевидной двусмысленностью строк стихотворения, которое прочла Алиса. Неясно, относится ли грамматическое обстоятельство “with his nose” (носом) только к сочетанию “Trims his belt and his buttons” (в русской версии: начистил он пряжку) или также к выражению “turns out his toes” (врозь расставить... носочки сапог). Второе допущение не исключено синтаксически, и именно в этом смысле понимает фразу Якобы-Черепаха. Кэрролл опять тонко демонстрирует расхождения между строгой формальной логикой и нечёткими, но опирающимися на здравый смысл структурами живого языка.
Этот нюанс никак не отражён в большинстве переводов, где вопрос Якобы-Черепахи лишается логической отправной точки, например: «А почему он идёт на носочках? – спросил Квази. – Объясни мне хоть это» (НД; вслед за цитированной выше версией стихотворения ДО).
101 Вторая часть стихотворения, которое читает Алиса, соотносится с первой частью лишь в том, что повторяет её стихотворный размер. По сюжету же – это самостоятельное стихотворение. Подразумеваемое завершение последней строки: [And concluded the banquet by] eating the Owl. – [И ужин закончила,] скушав Сыча.
Из других переводов этого стихотворения обращает на себя крайне вольная версия, в которой Сова и Пантера заменены «Математиком и Козликом»:
Математик и Козлик делили пирог. Козлик скромно сказал: – Раздели его вдоль! – Тривиально! – сказал Математик. – Позволь, Я уж лучше его разделю поперёк! (БЗ) |
102 It’s by far the most confusing thing I ever heard! – Я в жизни не слышал подобной околесицы: в ней смысла – кашалот наплакал!
Перевод данной фразы демонстрирует использование приёма компенсации, о котором говорилось выше. Смысл слов Якобы-Черепахи я передал здесь, использовав кэрролловский приём переделки привычных языковых формул на «морской» лад: Кашалот наплакал (ср. «кот наплакал»).
103 Вторая песня Якобы-Черепахи пародирует песню Дж. Сейлза (James Sayles) «Вечерняя звезда» (Star of the Evening), которую исполнили для Ч. Доджсона сёстры Лидделл 1 августа 1862 г. Привожу здесь её первый куплет с припевом в оригинале и своём переводе:
Beautiful star in heav’n so bright, Softly falls thy silv’ry light, As thou movest from earth afar, Star of the evening, beautiful star. Beautiful star, beautiful star, Star of the evening, beautiful star. |
В небе прекрасная светит звезда, Тает серебряный свет без следа, Словно бежит от земли, от беды Луч той прекрасной вечерней звезды. Прекрасной звезды, прекрасной звезды, Прекрасной вечерней звезды. |
В своём переводе я счёл уместным перевести вторую песню Якобы-Черепахи как пародию на другое произведение, в котором также подчёркнут эпитет вечерний, – “Those Evening Bells” (1818) английского поэта Томаса Мура (Thomas Moore, 1779-1852), хорошо известное у нас в переложении Ивана Козлова – «Вечерний звон». Привожу первый куплет обеих версий:
Those evening bells! Those evening bells! How many a tale their music tells, Of youth, and home, and those sweet time, When last I heard their soothing chime. (Thomas Moore)
|
Вечерний звон, вечерний звон! Как много дум наводит он О юных днях в краю родном, Где я любил, где отчий дом... (И. Козлов)
|
В кэрролловской пародии обращает на себя внимание шутливая рифмовка к слову soup, в которой участвует числительное two и только одна согласная буква “р” от слова pennyworth, перенесённого на следующую строку:
Who would not give all else for two p ennyworth only of Beautiful Soup! |
Я попытался воспроизвести этот эффект с помощью неслоговой частицы б, как бы приклеивающейся к предыдущему слову:
И прочь отставил он уху б, Когда дают подобный суп! |
В других переводах, где сделаны попытки передать кэрролловский приём, они основаны на разбиении слов. Привожу соответствующие фрагменты:
Если б не ты, то, право, насуп- Ился бы мир, о, сказочный суп! (ВН) |
Мы все забудем для тебя, почти зада- ром данная блаженная Еда! (ОС) |
|
За глоток такого яст- Ва любой вам всё отдаст! (АЩ) |
Кто не отдаст всё на свете за две л- Ожки ухи, тот, конечно, не ел. (БЗ) |
104 «Обвинительный акт», зачитанный Белым Кроликом, – стишок из категории nursery rhymes. Однако детским он стал не сразу. Его полная исходная версия, опубликованная впервые в 1782 г. в журнале «Юропиэн» (European), – юмористическое стихотворение из четырёх строф; привожу его здесь в оригинале и своём переводе:
The Queen of Hearts She made some tarts, All on a summer’s day; The Knave of Hearts He stole the tarts, And took them clean away. The King of Hearts Called for the tarts, And beat the Knave full sore; The Knave of Hearts Brought back the tarts, And vow’d he’d steal no more. The King of Spades He kissed the maids, Which made the Queen full sore; The Queen of Spades She beat those maids, And turned them out of door; The Knave of Spades Grieved for those jades, And did for them implore; The Queen so gent she did relent And vow’d she’d ne’er strike more. The King of Clubs, he often drubs His loving Queen and wife; The Queen of Clubs Returns his snubs, And all is noise and strife; The Knave of Clubs Gives winks and rubs, And swears he’ll take her part; For when our kings Will do such things, They should be made to smart. The Diamond King I fain would sing, And likewise his fair Queen; But that the Knave, A haughty slave, Must needs step in between; Good Diamond King, With hempen string, The haughty Knave destroy! Then may your Queen With mind serene, Your royal bed enjoy. |
Дама Червей звала гостей – пирожных напекла. Валет Червей, подкравшись к ней, стащил их со стола. Король Червей Валета ждал – отделал как котлету! Валет пирож- ные отдал, и совестно Валету. Король же Пик был озорник – он целовал служанок. Им Дама Пик разбила лик и прогнала наглянок. Однако Пик Валет приник к ногам суровой Дамы, И Дама Пик остыла вмиг: «Прощаем их тогда мы». Король же Треф излить свой гнев пытался на супругу; но Дама Треф в ответ, как лев, рычит на всю округу. Валет Трефовый был неглуп, трёт Даме Треф он ручку: «Раз наш Король так с вами груб, Ему устроим вздрючку?» Король Бубновый был любим прекрасной Дамой Бубен, Но их Валет шутил над ним: «Мы оба Даму любим». Король, найдите сей же час верёвку для Валета, чтоб Дамой вашей лишь для вас постель была согрета! |
Ясно, что от лексики русской версии стихотворения зависит и перевод названия блюда, украденного Червонным Валетом. По-английски это tarts, то есть пирожные типа «корзиночка». В своём переводе я постарался не искажать эту деталь, поэтому и в русской версии стихотворения, и в прозаической части фигурируют пирожные.
В своё время стишок, составляющий «обвинительное заключение», был вольно переведён С. Я. Маршаком, в версии которого Червонная Дама превратилась в «Даму Бубён», а пирожные – в «бульон и котлеты»:
Дама Бубён варила бульон И жарила десять котлет. Десятка Бубён украла бульон, Котлеты украл Валет. (СМ) |
Это стихотворение было использовано в первой версии перевода НД (см. Демурова 1970, с. 168), что повлекло ряд значительных изменений по сравнению с оригиналом и в прозаической части: Червонные Король и Дама сменили масть на бубновую, пирожные превратились в «Котлеты», а глава XI стала называться «Кто украл котлеты?». В более поздней версии (1978) использован другой перевод стихотворения:
Дама Червей напекла кренделей В летний погожий денёк. Валет Червей был всех умней И семь кренделей уволок. (ОС) |
Соответственно этому варианту в переводе НД фигурируют уже «крендели». В прочих русских переводах и адаптациях также обнаруживаются другие десерты: «пирожки» (AM, АР, ВН, БЗ) и «кексы» (ОГ). Единственный из проанализированных переводов, где всё-таки остались «пирожные», – АЩ, однако в этом переводе нельзя не отметить крайне своеобразный перевод стихотворения-«обвинения»:
Королева Королю, да, Напекла пирожных блюдо, А Валет, а Валет Подмигнул – и блюда нет. |
Не останавливаясь на стилистических особенностях этой версии, приходится констатировать, что в ней ничего не говорится о краже: скорее, Валет совершает какой-то фокус.
105 ...the wretched Hatter trembled so, that he shook off both his shoes. – ...несчастный Шляпник задрожал такой крупной дрожью, что с него соскочили ботинки.
Слово shoes в английском языке часто употребляется в составе различных образных выражений, например jump out of one’s shoes «прыгать от радости», step into somebody’s shoes «войти в чьё-либо положение, стать на чьё-либо место». С его помощью иногда описывается ситуация крайнего испуга, например: I was scared out of my shoes (буквально «я был так испуган, что с меня соскочили ботинки»). В приведённой фразе Льюис Кэрролл как раз подобным образом описывает испуг Шляпника, придавая вещественный смысл фигуре речи. В русском переводе, к сожалению, свойственные английскому языку коннотации здесь по объективным причинам передать невозможно, и точно переведённая фраза может показаться русскому читатели странной и несмешной. Именно такие случаи и делают желательным использование приема компенсации в других частях перевода (там, где это возможно и укладывается систему образно-стилистических средств переводимого автора).
106 “...the twinkling of the tea” – “The twinkling of what?” said the King. “It began with the tea,” the Hatter replied. “Of course twinkling begins with a T!” – «...и при мерцании чая... не спится...» – «Какая еще спица?» – спросил Король. «Я говорю, от чая мне не спится, ваше величество». – «Ну конечно, от чая тебе не спиться, кто же спивается от чая!»
В оригинале – игра слов, построенная на омофонии (созвучности существительного tea [ti:] «чай» и названия английской буквы Т [ti:]). В переводе удалось передать её на основе трёх омофонов: спица (предмет) – спится (о состоянии сна) – спиться («спиваться»).
Решения других переводчиков:
«...да и в голове стало сыро». – «Можно обойтись без сыра», – перебил Король.
(ВН) |
«...и я уже не чаял, я... я...» – «И ты не чаял хлеба, а хлебал чай», – резко сказал Король.
(АЩ) |
|
«... Опять же крокодильчики, качая...» – «Что качая?»... – «Начинается с чая...» – «“Качая” кончается на “чая”, а не начинается!»
(БЗ) |
«Поднос... над небесами...» – «Ну конечно, – сказал Король строго, – под нос – это одно, а над небесами – совсем другое!»
(НД) |
107 “I’m a poor man, your Majesty,” he began. “You’re a very poor speaker,” said the King. – «...я человек бедный, еле свожу концы с концами...» – «Это я вижу! – сказал Король. – В твоих показаниях концы с концами не сходятся!»
В этом обмене репликами автор обыгрывает два значения слова poor: прямое – «бедный» и переносное «плохой, убогий, никудышный». Поскольку русское слово бедный не имеет в точности такого же переносного значения, а сочетание «бедный оратор» звучит по-русски неествественно, в своём переводе я использовал игру слов, основанную на близости лексического состава выражений еле сводить концы с концами («бедствовать») и концы с концами не сходятся (о нелогичности чьих-то слов). Удачным совпадением оказалось то, что значения этих выражений в целом соответствуют двум значением слова poor в анализируемом контексте.
В силу вышесказанного попытки передачи каламбура на основе слова бедный (например: «Я бедный человек, ваше величество...» – «У тебя язык беден» – ВН) представляются малоудачными.
В двух переводах передача данной игры слов построена на разных значениях других прилагательных, а именно слабый (ОГ: слабый человек – слабый оратор) и великий (БЗ: человек маленький – вижу, что не великий – не великий мастер говорить).
В версиях AM, АР и АЩ эта игра слов не передана. В одном случае трудно определить, на чём строил свою версию переводчик и к какому эффекту он стремился:
«Я человек маленький, – повторил он. – Я всё думал о филине...» – «Сам ты филин», – сказал Король. (НД)
108 В этом пассаже шутка Льюиса Кэрролла основана на придании буквального смысла книжному слову suppress («подавлять, пресекать»): «подавление» акций морских свинок выражается в том, что на них садятся, то есть сдавливают физически. Хотя эта игра слов поддаётся относительно дословной передаче, поскольку русский глагол подавлять образован по аналогичной модели, нужно сказать откровенно, что равноценного юмористического эффекта такой перевод всё же не дает. Дело в том, что в российской судебной практике не принято говорить о «подавлении» каких бы то ни было акций в зале суда; за нарушение порядка судебного заседания присутствующих могут предупредить, удалить из зала суда или оштрафовать. Поэтому передача данной словесной игры на русский язык объективно влечёт некоторые потери в читательском восприятии.
Глагол подавить используется также в переводах ВН, ОГ, НД, АЩ. В версии АР устаревшее выражение привести к порядку не позволяет передать словесную игру. Отсутствует игра на переносном значении и при употреблении глагола выдворить, так как «выставить на двор, вывести» – это его прямое значение («У них был большой брезентовый мешок. Они сунули туда Свинку вниз головой, на верёвке опустили мешок за окно, немного подвергали верёвку, и Морская Свинка весело выскочила во двор» – БЗ).
109 “You may stand down,”... “I ca’n’t go no lower,” said the Hatter... “Then you may sit down,” the King replied. – «Вы отдаёте себе отчёт, свидетель, что вас протоколируют?» – «...только не велите протыколировать мои шляпы, иначе я не смогу их продать!»
Шляпник не понимает специфического судебного выражения stand down «покинуть свидетельское место», трактуя его буквально как «встать ниже».
В переводе я воспроизвёл речевую коллизию, прибегнув к канцелярскому слову протоколировать, которое Шляпник трактует ошибочно, связывая его с глаголом протыкать.
В других переводах обыгрываются различные значения глагола сесть («...можете сесть!» – «...за что же это меня сажать?» – БЗ); глагола опускать («когда говоришь, надо опускать все лишнее...» – «...Мне нечего опускать», – ответил Шляпочник и потупился. «Ну вот, говоришь, что нечего опускать, а сам глаза опустил» – АЩ); родство слов закругляться и круглый («Закругляйся!» – «А я и так весь круглый... шляпы у меня круглые, болванки тоже...» – «Круглый ты болван, вот ты кто!» – НД). Последний вариант следует признать малоудачным, так как он резко меняет стилистическую тональность разговора и не передает тот нюанс, который имел ввиду автор, а именно характерную трудность для понимания обывателем юридических и официальных терминов.
110 В эпизоде «перекрёстного допроса» автор снова шутит над юридической лексикой, оживляя так называемую народную этимологию. Глагол cross-examine «подвергнуть перекрёстному допросу» включает префикс cross- «транс-, перекрёстный», который в Стране Чудес переосмыслен по ассоциации с прилагательным cross «сердитый, насупленный». Если в реальном мире перекрёстный допрос означает допрос свидетеля сторонами защиты и обвинения, то на суде у Червонного Короля предполагается, что нужно допрашивать свидетеля с сердитым видом. Поэтому Король и хмурится, допрашивая Кухарку.
В описании внешнего вида Короля я увидел возможность для передачи этой игры слов по-русски на основе родства слов перекрёстный, скрестить и крест: «...скрестив руки на груди и нахмурившись так сильно, что морщины у него на лбу образовали крест». Слово крест помогает сделать дополнительный акцент на корневой игре, так как общность корня в словах перекрёстный и скрестить не так очевидна.
Без дополнительной лексической поддержки слово скрестить использовано в переводах ОГ, НД, АЩ. В ряде проанализированных русских версий сказки (AM, АР, ВН) эта игра слов не передана вообще, причём из них исключено само упоминание о перекрёстном допросе, а по тексту можно даже предположить, что переводчики неправильно интерпретировали значение глагола cross-examine. Так, вместо требования подвергнуть свидетельницу перекрёстному допросу Кролик предлагает Королю «заставить свидетельницу сказать... всё, что она знает» (АР).
В одной адаптации вместо перекрёстного допроса король подвергает Кухарку «допросу с пристрастием». Это выражается в том, что «он скрестил руки на груди, так страшно нахмурился, что глаза его превратились чёрточки, и сказал страшным загробном голосом...» (БЗ). Связь между «пристрастием» и «страшным загробным голосом» не вполне ясна. Кроме того, само понятие «допрос с пристрастием», означающее «допрос под пыткой», инородно для понятийной структуры сказки Льюиса Кэрролла, который иронизировал над современной ему системой правосудия, а не над средневековыми обычаями.
111 Каскад приказов Королевы смешон прежде всего потому, что их последовательность крайне нелогична: после отсечения головы все остальные наказания теряют смысл. Любопытно, что один из переводчиков, по-видимому, не распознал иронию и значительно упростил реплику, «исправив» алогизм и исключив приказ о смертной казни: «Схватите поскорее за шиворот этого сурка!.. Тащите его отсюда! Зачем вмешивается! Уберите его! Отрубите ему усы!» (АР).
112 I didn’t write it, and they ca’n’t prove that I did: there’s no name signed at the end. – Я не писал этой бумаги, и никто не докажет обратного: она без подписи.
Анализируя эту реплику Червонного Валета, некоторые исследователи указывают на её непоследовательность: если Валет не писал письма и не видел его, он не может знать, подписана бумага или нет [Gardner 2000, р. 148]. Остается предположить, что Валет либо всё же знаком с письмом, либо ему хорошо виден текст на бумаге, которую держит Белый Кролик. Скорее всего, мы имеем дело с обыкновенным авторским недосмотром.
113 It was the first really clever thing the King had said that day. –
Впервые за весь день Король сказал что-то по-настоящему умное.
Льюис Кэрролл, конечно же, здесь иронизирует: ничего умного в реплике Короля нет. Это – софизм, построенный на неверном логическом выводе: человек, скрывающий свое имя, конечно, не будет подписывать письмо, но отсутствие подписи ещё не говорит о недобрых намерениях и, разумеется, не может быть вменено в вину кому-либо без других улик. Порочность умозаключения Короля, как и ошибочность всякого софизма, не всем очевидна: в зале Королю аплодируют.
Думается, Льюис Кэрролл хорошо понимал, что софизмы и скрытые алогизмы составляют основу демагогии, призванной влиять на неискушённые умы.
114 Begin at the beginning... and go on till you come to the end: then stop. – Начни с начала... и продолжай, пока не дойдёшь до конца; затем остановись.
Эта реплика также призвана продемонстрировать недалёкость Короля: с многозначительным видом он декларирует самоочевидные вещи. Однако – возможно, неожиданно для самого писателя – эти слова стали крылатыми. Их охотно цитируют, когда напоминают людям о необходимости выполнить самую простую и банальную, но важную для выполнения задачи последовательность действий: нередко мы торопимся получить результат, пропуская элементарно необходимые этапы.
115 Данное стихотворение представляет собой переработку более ранней пародии Льюиса Кэрролла на сентиментальную песню У. Ми (William Мее) «Элис Грей» (Alice Gray), однако версия, вошедшая в книгу, не имеет ничего общего с прототипом пародии, кроме стихотворного размера. Автор строит намеренно запутанный текст с многочисленными местоимениями, выливающийся в бессмыслицу.
Некоторые переводчики на русский язык в отдельных строфах даже увеличили количество местоимений по сравнению с оригиналом:
Удар схватил её, но где ж Нам было знать, слепым, Что вы уж не помеха меж Ней, ними, нами, ним? (АЩ) |
Он ей – ты мне. Мы вам – вы нам! Она ему – оно! Хотя они – он знает сам! – Вернулись к ней давно! (БЗ) |
Во втором из этих переводов в стихотворение внедрён также отсутствующий у автора каламбур:
Во имя нашей чистоты Пускай не знает свет: На самом деле вы – мы – ты – Они с ней или нет? (БЗ) |
116 You never had fits, my dear, I think?.. Then the words don’t fit you. – У вас ведь никогда не было припадков, дорогая? Тогда к вам слова про припадок не относятся. Как говорится, где наша не припадала!
Каламбур Короля основан на различных значениях слова fit: «припадок» и «соответствовать, относиться». В русском переводе я использовал формальную близость звучания основы в словах припадок и пропадать.
В адаптации ВН сделана попытка передать каламбур на основе однокоренных слов падать и совпадать («ты, кажется, никогда не падала в обморок... В таком случае это не совпадает»), однако близость этих слов настолько стёрта, что перевод вряд ли способен произвести на читателя такой же эффект, как оригинал.
Решения других переводчиков: «Тебя никогда не поражал припадок, моя дорогая?.. – В таком случае, пусть эти слова вас не поражают» (ОГ); «ты у нас рубишь с плеч, а не с плеча́» (НД); «Ты разве когда-нибудь ходила в раж, душечка?..» – «Никогда!..» – «Ты могла бы сказать ещё лучше – ни ражу.» (БЗ); «Моя дорогая, вас когда-нибудь удар хватал?.. Стало быть, хватит... хватит смысла в этих стихах на десять приговоров» (АЩ). Последний вариант следует признать неудачным из-за отсутствия в переводе какой-либо связности в высказываниях Короля, в отличие от английского оригинала.
117 Sentence first – verdict afterwards. – Сначала приговор, а вердикт потом!
Эти слова Королевы стали крылатыми, символизируя кардинальное извращение понятий логики и правосудия.
Интересно отметить, что ни в одном из проанализированных переводов не использован термин вердикт (в адаптации AM сцена суда вообще подверглась резкому сокращению вместе с этой репликой Королевы). Можно предположить, что переводчики советской эпохи воздержались от применения этого термина прежде всего из-за отсутствия этого понятия, как и вообще суда присяжных, в системе советского правосудия. Вот переводы этой реплики: «Сначала казнь, приговор – потом!» (ОГ; аналогичный вариант находим в адаптации ВН; в этих переводах очевидна подмена понятий); «Пусть выносят приговор! А виновен он или нет – потом разберёмся!» (НД; в данном переводе требование вынести приговор ошибочно обращено к присяжным, тогда как это – функция судьи); «Сперва приговор, посовещаются потом!» (БЗ); «Сначала приговор – потом решение» (АЩ).
118 В заключительном фрагменте сказки – описании того, что произошло после пробуждения Алисы – авторский стиль меняется на сентиментально-романтический. Литературная слабость этого фрагмента очевидна: он лишён серьезной фабулы, монотонен по настроению, калейдоскопически повторяет то, что уже известно читателю, не богат в экспрессивно-стилистическом отношении. Неудивительно, что в вольных переводах-адаптациях (AM, БЗ) этот фрагмент или опущен полностью, или сильно сокращён. Даже в текстуально близком оригиналу переводе ОГ полностью опущен последний абзац о том, как сестра Алисы представляла её себе взрослой женщиной.