![]() | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Собрание сочиненийТом 8Содержание
ИСТОРИЯ ПЕТРА I
|
Ответы | |
I) Отдача Эльбинга. | Быть тако, коль скоро не будет опасности Польше из Померании. |
II) Отдача Украйны Польской и Белой Церкви. | Первая отдается, Белая Церковь удерживается до окончания Турецкой войны, коли не будет опасности, то отдается и теперь. |
III) Отдача Риги и всей Лифляндии. | О сем подробно послу Воловичу ответить: до окончания войны невозможно: осадить и одной сей крепости нет (у поляков?) довольно войск, хоть по договору с Дзялинским должно бы 28 000 иметь в поле. |
IV) Отдача пушек польских и литовских крепостей. | Согласен. |
V) Контрибуций и провианту войску русскому в Польше не брать etc. | Контрибуций не берут, а без хлеба войску быть нельзя. Вывести же его, и по мнению самих гг. сенаторов, невозможно. |
VI) Сполна заплатить обещанные миллионы как коренным, так и литовским войскам. | Выписка из договоров; 50 тысяч дадут войску по его выступлении, 50 000 пришлется в Польшу. |
VII) Наказания учинить русским начальникам за вынужденные контрибуции etc. | Учинено. |
VIII) Вознаграждения разоренным вельможам, освобождение некоторых пленных (ксендза Жебокрицкого) etc., etc. | О Вишневецком стыдно и говорить (как о неприятеле etc.), в прочее царь не вмешивается, как не в свое дело (а Августово). |
IX) О полномочных, о раздаче будущих завоеваний над Турцией etc. | Полномочные назначены. Делено будет все поровну. |
Статьи подписаны рукою Петра. В Ярославле объявлена война трубным гласом и назначен в начальники польскому войску литовский великий гетман Поцей. 30 мая Петр простился с Августом и прибыл в ту же ночь в Яворово.
Петр меж тем писал в сенат о 12 подьячих, нужных Шереметеву, о аптеке военной, о отправлении рекрут, о отпуске соболей из Сибирского в Посольский приказ etc.
Из Яворова Петр писал в Воронеж к Апраксину с разными поручениями: о кораблях, о арестовании плута Шидловского (генерал-майора), о разведении около Азова и Астрахани венгерского винограда etc. (В Астрахани был губернатором брат Апраксина.)
Ушакова послал он к генералу Бутурлину и к гетману, дабы их понуждать и доносить об них etc.
Шереметев с конницею под Рашковым беспрепятственно переправился через Днестр в виду татарского отряда и прибыл к Яссам, куда отрядил бригадира Кропотова для принятия господаря, Кантемир и Шереметев свиделись на берегу Прута, где и учинил присягу со своими боярами. Он уведомил фельдмаршала, что 40 000 турок уже перешли Дунай и непрестанно переправляются.
1 июня Петр с Екатериною из Яворова поехали к молдавским границам через Львов и Злочево, до Брацлава (или Брацлавля) (Анекдот о 29 000 рублей с комиссаром Шишковым. Ч. III - 340). С дороги повелевал он Шереметеву непременно предупредить турков. Петр писал в сенат: пропущение времени, подобно смерти, - невозвратно. Он повелевает за взятие Сергеевского для потехи послать жалование бригадиру Осипову etc.
Царь предписывает сенату через Пипера и Реншильда вытребовать тело царевича имеретинского для препровождения к отцу (дабы его бедную старость потешить), приводя в пример, что принца виртенбергского тело с честию отпущено его матери.
9-го июня Петр из села Шпиков хотел было отпустить царицу в Польшу с ее дамами; но Екатерина упросила его остаться при нем.
12 июня прибыл Петр со своею гвардией к Днестру и соединился с пехотными дивизиями Вейда, Алларта и князя Репнина. Армия стала переправляться по мостам. Отселе Петр писал Августу: «Надеюсь, что у вашего величества кампания как морем, так и сухим путем уже началась» etc. К Шереметеву написал он строгий выговор: «Вы могли, - говорит Петр, - из Брецлава идти 16-го мая и к 20-му быть у Дуная, а вы пришли 30 (на Яссы, криво). Вы предупредили бы турков, ибо от Днестра до Дунаю 10 или 13 дней ходу. Провианту нет; у Алларта пять дней как ни хлеба, ни мяса. Мы пришли к Днестру, где вся пехота стоит - мост будет готов дня через три; а меж тем перевозятся, ...когда до вас дойдем, будет ли что солдатам есть?.. а у нас ни провианта, ни скота...» etc.
Шереметев отвечал, что он шел не указным путем, потому что турки могли Молдавию разорить и вооружить противу нас; что прямым путем в степи нет воды и питать войска негде и нечем, что турки пришли на Дунай третьего числа (июня) и предупредить их было нельзя, что Кантемир весьма не советовал идти к Дунаю только с 15 000 противу около 70 000 татар и турок (Кантемир врал), что татары буджацкие всю скотину отправили к морю, что он поступал с совета всего генералитета. О провианте: что хлеба в Валахии совсем нет и земля разорена, что господарь обязался поставить 10 000 волов за деньги, да турецкой скотины до 4000, овец от 15 до 20 000, что сею скотиною можно 30 000 прокормить один месяц.
Хлеба советовал он достать оружием около Дуная и Буджака. (Письма Шереметева от 8, 16 и 18 июня.)
17 июня Петр переправился через Днестр близ Сороки на границах польской и молдавской; пока пекли хлеба, Петр писал сенату: об осмотре впредь рекрут губернаторам; выслать кожаную лодку и ее мастера по почте.
Петр повелел больных оставить в нарочном укреплении и генерал-майора Гешева с 4 драгунскими полками оставить позади их в Польше.
Валахский господарь Бранкован (имевший сношения с царем прежде Кантемира, произведенного господарем в апреле сего года) обнадеживал Петра продовольствием (Миллер, «История Шереметева»), но впоследствии Бранкован уклонился от исполнения своего обещания.
Петр наконец послал в Валахию 3000 драгун с повелением требовать исполнения обещаний, в противном случае брать провиант насильно и безденежно. Шереметев с ними отрядил генерал-майора Волконского.
Петр отправился в Яссы, где находился и Шереметев. Кантемир встретил Петра за городом; тут находился и посланец Бранкована; Кастриот донес, что визирь приказывал патриарху иерусалимскому (?) проведать через Бранкована, нет ли у Петра желания к миру; и буде есть, то Бранкован уполномочен от султана трактовать об оном.
Петр потом собрал совет; положено войску стать у Ясс, а запасаться провиантом (из Польши от генерала Гешева etc.).
Мултянский бояр Лупулл (Луппо?) послан был в Буджак для закупки провианта, будто бы от имени султана. Но он сложил его (по тайному повелению Бранкована) в монастыре Флорести, будто бы за неимением подвод. Кастриот предлагал ежедневно услуги Бранкована, но описывал опасения его от визиря, уже близкого, и хана, тут находящегося. Между тем Бранкован был шпионом турецким, он звал визиря, ручаясь за победу, вывел в поле свое войско и дал знать Петру, что он не прежде может доставить ему провиант, как когда вся русская армия, или большая часть оной, приближится к его княжеству.
Кантемир звал Петра к Дунаю, представляя, что за рекою Сыретью находятся магазины и провиант, собранный турками около Браилова (сие показывали Кастриот, Фома Кантакузин, вступивший в нашу службу генерал-майором, и духовная особа).
Петр повелел всему войску идти по правую сторону Прута (дабы река отделяла нас от турок) до урочища Фальцы и оттоле через леса командовать. Для забрания показанного провианта отряжен Рен с Фомой Кантакузиным. Петр последовал за армией.
1 июля Рен пошел с восемью драгунскими полками (в числе 5056 человек) и с баталионом Ингерманландским, да с 5000 молдаван.
Генерал-майор Гешев (или Ешхов), за разлитием Днестра и Прута от дождей, не мог переправить 600 готовых возов (письмо его к гр. Головкину от 16 июля). Обоз с хлебом (?) отбит был татарами. В Буджаке тайно купленный скот был остановлен Бранкованом. Наконец измена его открыта уже 7 июля через перехваченное письмо его к Кастриоту.
Петр меж тем писал в сенат о получении соболей, о справке, чего стоит пуд соли на соляных заводах, о частных просьбах etc., etc.
Армия шла, но вечером 7-го июля от Януса, бывшего с конницей в двух милях впереди, вдруг доносят, что неприятель через Прут уже перешел. Петр повелел ему отступить, но известие было ложное, турки еще тогда не переправились. Янус мог их предупредить. Малодушие его доставило туркам безопасную переправу. Они атаковали Януса; Петр сам подоспел и неприятеля отогнал.
Таким образом турки не допустили нас занять Фальцы и отрезали Рена от русской армии: вся их армия перешла Прут. Петр хотел идти вправо от Сырети; но великие безводные горы и бескормица, от которой падали лошади, трава, съеденная саранчою, и отставшие дивизии Репнина и Вейде воспрепятствовали сему плану.
В совете положено отступать для соединения всей армии, а потом дать сражение. Вечером выступил обоз, потом и полки и в ту же ночь соединились с помянутыми дивизиями (8-го июля).
9-го утром напали на наш арриергард (Преображенский полк), но безуспешно. Войско все двинулось, турки, час от {часу} умножаясь, следовали за ним (beau trait de bravoure et d’humanité de Шереметев25. Ч. III - 358).
Нестерпимый зной и непрестанные нападения неприятеля утомили войско, особенно Преображенский полк, составлявший наш арриергард. Должно было остановиться у Прута, поддавшиеся волохи теснились в обозе, малороссийские казаки умножали помешательство. Между тем татарское и турецкое войско час от часу умножалось и со всех сторон окружило нашу малочисленную армию. Между ими находились шведы, бывшие в Бендерах при Карле XII, поляки и казаки, остаток шведской армии. Шпар и Понятовский, услыша, что турецкий предводитель Мехмет-паша намерен напасть на русских, умоляли его того не делать, а окружа русских, только тревожить их непрестанно при переправах и пресекать подвозы; таким образом голодная и утомленная армия без бою попадется ему в руки. Визирь не послушался и ... июля со 100 000 пехоты и с 120 000 конницы (кроме татарской) часа за три до захода солнца напал на нашу армию клином - на дивизию Алларта; первая их пехотная ширинга в 300 или 400, а в длину близ мили. Конница, рассыпанная кругом, нападала отовсюду; но издали и с одними криками. Пехота, хотя и не стройная, но жестоко билась, и если бы атака ведена была во весь фронт, а не в одно место (которое мы могли укреплять свежими людьми и защищать восемью пушками и другими и двойными зарядами - картечью и ядрами), то все было бы кончено. Но турки были отбиты, потеряв до 7000 войска. Преследовать мы их не могли: обоз не был окопан, и конница их могла ворваться и уничтожить последний наш провиант. Всего нас было 31 554 пехоты да 6692 конницы, и то почти бесконной.
Турки ночью, там, где был приступ, сделали укрепление, апроши и батареи. За Прутом были также батареи и множество людей (татар?), которые мешали нашим запасаться водою. Русские имели одни рогатки, и то не кругом всего войска.
10-го визирь повелел опять атаку; но янычары не послушались, и только из батарей стреляли по нас без великого вреда.
В сей крайности Шереметев послал унтер-офицера Шепелева к визирю с предложениями о мире и в воинском совете положил, что, ежели визирь на мир не согласится и будет требовать, чтоб мы сдались, то идти в отвод против реки, т. е. отступая пробиваться. Все генералы, сам фельдмаршал и канцлер граф Головкин под сим и подписались.
Петр повелел телеги в обозе сдвинуть и окопать, дабы идти противу турок, оставя обоз под достаточным прикрытием.
Турецкая стрельба усиливалась. (Журнал его величества.)
По другим известиям: Петр призвал к себе генералов, повелел им на другой день атаковать неприятеля, а сам ушел в свой шатер, повелев часовым никого не впускать.
Тогда Екатерина собрала совет и предложила трактовать о мире. - Она вошла в его шатер etc. Тогда послан унтер-офицер Шепелев, а царица отослала (тайно от Петра) деньги и алмазы в подарок визирю и Калге, его наместнику (все это вздор etc.).
Визирь мешкал; Петр послал ему сказать, чтоб дал он скорее ответ: ибо ждать более некогда. Турок медлил; тогда Петр вывел свои полки, но едва они двинулись, как визирь прислал сказать, чтоб войско не трогалось и что он приемлет мир. Войско остановилось, и к визирю отправился Шафиров.
Ему было предписано согласиться на отдачу туркам всего нами завоеванного по Дону и Днепру; шведам же все, кроме одной Ингрии, за которую, в случае крайности, уступать хотя Псков или другую провинцию; но визирь желал сам мира; войско нестройное и непослушное устрашало его, а 7000 убитых янычаров доказывали преимущество правильного оружия. Требования были не тягостны. Он заключил мир на следующих условиях:
1) Азов возвратить туркам в том виде, в каком мы его получили.
2) Разорить построенные на завоеванных землях крепости, уничтожить Таганрожскую гавань.
3) Шведскому королю дозволить свободный проезд в Швецию и его тотчас с конвоем отпустить.
4) Вывесть из Польши русское войско и не вмешиваться нам в польские дела.
5) Порте предоставлено право защищать изменников запорожцев и казаков (булавинцев).
Условия подписаны. Визирь, с одной стороны, с другой - подканцлер барон Петр Павлович Шафиров и генерал-майор Михаил Борисович Шереметев. Визирь требовал, чтоб тут же подписался и сын Шереметева и чтоб он с Шафировым оставался в заложниках в турецком лагере до исполнения трактата. Петру было это тяжело, так же, как и последняя статья договора ( Голиков), но принужден был согласиться.
13 июля (во время переговоров) Петр писал Шафирову в ответ на требования визиря, чтобы пропустить шведского короля через Россию и тотчас с ним учинить мир. Петр на первое соглашался охотно, вызываясь поставить 500 подвод; он не прочь был и от мира, но не мог оный заключить без согласия союзников своих etc.
Понятовский, не умевший сделать ничего, дал знать обо всем Карлу в Бендеры. Карл прискакал о дву конь, когда трактат был уже разменен. Понятовский, встретив его за лагерем, объявил ему, что он потерял случай, которого уже не найдет. В самом деле отсутствие Карла непонятно.
Визирь встретил его за лагерем как будто нечаянно. Карл грозно выговаривал ему, как смел он без его ведома кончить войну, начатую за него; турок отвечал, что войну вел он и кончил для пользы султана. Карл требовал от него войска, обещая русских разбить и теперь. Визирь отвечал: «Ты уже их испытал, и мы их знаем. Коли хочешь, нападай на них со своими людьми, а мы заключенного мира не нарушим». Карл разорвал шпорою платье хладнокровного турки, поскакал к крымскому хану, а оттуда в Бендеры.
По заключении мира русская армия вышла из укреплений своих с барабанным боем и распущенными знаменами и пошла по берегу Прута к Днестру.
Петр утешил письмом госпож Шафировых, извещая их о пребывании виц-канцлера с Шереметевым в турецком лагере, а к ним отправил священника с дароносицею и сосудами и с книгами священнослужения.
Султан торжествовал мир и наградил визиря (так ли?).
Штелин уверяет, что славное письмо в сенат хранится в кабинете его величества при императорском дворце. Но, к сожалению, анекдот, кажется, выдуман и чуть ли не им самим. По крайней мере письмо не отыскано.
Визирь требовал выдачи Кантемира; Петр не соглашался, говоря: «лучше уступлю свои земли до Курска. Буду иметь надежду возвратить, но отступиться от своего слова значит перестать быть государем» etc., etc.
У турков было: | конницы | 120 000 |
пехоты | 100 000 | |
татар | 50 000 | |
пушек больших и полевых | 444 | |
мортир | 25 | |
У нас было: | конницы | 6 692 |
пехоты | 31 554 |
(Всего по журналу 38 246; а по манифесту - 22 000. Пушек 28, мортир 23, гаубиц 2, да при полках 3-фунтовых пушек 69.)
У нас убито: генерал-майор Видман, штаб- и обер-офицеров 44, унтер-офицеров и рядовых 707. Взято в плен и пропало офицеров 3, унтер-офицеров и рядовых 729.
Ранены: генерал Алларт, генерал-майор Волконский, офицеров и рядовых 1203.
Между тем Рен взял Браилов. Паша вывел гарнизон безоруженный. Войска у Рена было 7000, убито 100, ранено 300.
Турок убито 800.
Петр пожаловал ему Андреевскую ленту.
Перемирие (штильштанд) учинено 10 июля. Сражение было 8-го.
От Прута Петр пошел до Жидавца (польское местечко).
Петр не очень скорбел о неудаче (см. письма его в сенат и к Апраксину. Голиков. Ч. III - 383-384).
Предание гласит, что Петр на одре смерти жалел о двух вещах: что не отмстил Турции за Прутскую неудачу, а Хиве за убиение Бековича.
Петр вскоре после повелел Апраксину Азова не отдавать, а Таганрог не разорять, пока турки не вышлют короля. Петр думал, что турки, настаивая на том, чтоб Карла через Польшу проводить с 50 000 турок и столько же татар, желали, чтоб он продолжал там войну с Россией, возмутил опять Польшу, чтоб им оставаться в покое, и для того не выводил еще своего войска.
Петр приказывает в Азове разорить один полигон, прочего не трогать. Корабли в Азове и в Таганроге сжечь, кроме трех, о коих просил, etc.
Прибыв к Днестру, Петр наградил Кантемира и его свиту деревнями и деньгами и оттуда писал сенату о кораблестроении, которое из Воронежа переносилось к пристани Нерльской и Дубенской, где поручик Леонтиев строил суда.
Петр 28-го июля из лагеря писал ко всем своим министрам, а польскому, объявляя о том, что, хотя и невыгодным миром, но от Турции он совсем освобожден, повелевал торопить короля, чтоб он хотя один важный замок в сем году взял, обещаясь скоро прибыть с пехотой и проч.
В сенат писал о сборе недоимок, о новых кораблях для будущей кампании, о 8000 недоставленных рекрут (за что грозит губернаторам) etc., etc.
Здесь же (на Днестре) Петр учредил комиссарство. Для управления всего войска учредить обер-кригс-комиссара26, придав ему трех или четырех кригс-комиссаров в канцелярии, и быть им всегда при главном войске. Должность их: 1) ведать жалование, смотреть за губернаторскими комиссарами в даче и вычете денег, 2) расписывать мундир, оружия, рекрут, лошадей, порционы и рационы, 3) счет за офицерами держать, 4) быть им в команде государя и их генерал-кригс-комиссара, 5) имеют они власть считать генерал-фельдмаршалов и генералов, 6) военным обер- и рядовым фискалам (шпионам?) быть у них в команде (указ 31 июля).
Генерал-кригс-комиссаром был князь Яков Федорович Долгорукий. Шафирову Петр повелел выбрать обер-фискала и в каждом полку учинить по фискалу.
Велено армию к декабрю укомплектовать.
Также предписывает Шафирову иметь осторожность во время проезда шведского короля; Белую Церковь и Немиров повелевает разорить, казаков бунтовавших вычесть из Полонного гарнизона, ближе к Москве. И города и места, написанные в вечном миру с Польшею, сжечь и разорить.
Петр отказал прибавить жалования генерал-майору Бушу и генерал-поручику Остену (300 р. на месяц), жены их потеряли свой убор etc.
5 августа Петр с Екатериною отправился от Днестра в Карлсбад.
Перед отъездом повелел он Шереметеву стать в польских городах Полонном, Дубне, в Остроге и в окрестных местах. И если Карл пойдет в Польшу, то послать к Пруссии отряд, определенный в Смоленск, дабы, следуя по Бугу, смотрел за королем и за поляками. В случае задора или мешкания, Петр повелевал не спускать и двинуться в Польшу.
Но Карл не думал из Турции выезжать. Он в Бендерах строил дома для зимовья. С ним было 130 офицеров, 530 драгунов, 60 драбантов с 2000 запорожцев, да еще до 2000 конницы, с киевским воеводою Потоцким.
6-го августа Петр, заехав в Каменец, двое суток оставался там, осматривая крепость. Отселе писал адъютанту Ушакову и кн. Михаилу Ромодановскому, повелевая им осмотреть (тайно), кто из царедворцев в какую службу годен, и сделать им список. Шереметеву повелевает записать в службу лифляндского майора Кампенгаузена: «Детина добр; языки знает польский и русский».
8-го числа Петр прибыл в местечко Злочево, где ожидал уже его Преображенский батальон, коему Петр и велел следовать за собою. К морскому поручику Синявину писал он со станции, чтоб он обще с поручиком Мухановым взял у подполковника Долгорукого солдат, ехал в Ярослав (польский) и заготовил суда для его пути (10 больших или 15 малых).
15 августа прибыл Петр в Ярослав и 18 отправился водою в Варшаву.
Петр получил ратификацию мира близ Сендомира на Висле. Петр был чрезвычайно доволен и повелел Долгорукому, послу при Августе, объявить о том его союзникам.
24 августа Петр торжественно въехал в Варшаву.
29 августа Петр прибыл в Торунь. Союзники (ибо гарантия была разрушена королем шведским) положили осадить крепость Стральзунд; шведы ушли из Демина, Грипсвальда, Анклама, Волгаста, Узедома с островом и Швеин-шанца, стараясь только спасти Штетин, Висмар и Стральзунд. Всю пехоту ввели они в сии города, а конницу перевезли на остров Руген. Их было 14 000 под командою генерал-поручика Дикара (отпущенного нами на честное слово). Все сие узнал Петр на третий день по приезду в Торунь от генерал-майора Гольца, присланного королем Августом.
Петр отселе писал в сенат, повелевая распродать казенные товары с барышом; о китайском торге etc., выговаривая сенаторам за худые распоряжения (см. у Голикова умный ответ сената. Ч. IV - 12, в примечании).
2 сентября Петр, оставя Екатерину в Торуне, с батальоном гвардии поехал по почте в Карлсбад. Из Познаня повелел Шереметеву иметь сношение с коронным гетманом, посланным на Русь для наблюдения за Карлом etc.
9 сентября Петр прибыл в Дрезден, отколе ездил осматривать серебряные заводы в Фрейберге; потом был в замке курфирста, куда пришли поздравить его рудокопы с музыкою по их обычаю.
13 сентября вечером Петр прибыл в Карлсбад и с 15-го сентября до 3 октября употреблял воды.
Турецкий визирь не хотел удалиться прежде, нежели исполнены будут условия мира, а Петр не хотел их исполнять, пока шведский король не выехал из Турции. Визирь грозился разорвать мир и предать Шафирова и Шереметева янычарам, говоря, что и Карл имеет основательную отговорку, пока войска наши находятся в Польше. Петр писал Шафирову, что войска будут выведены, кроме 7000, ибо-де поляки зело сомневаются и опасаются, чтоб мы их не покинули; впрочем, соображаться с обстоятельствами etc. Однако от исполнения условий Петр всячески отговаривался, до выезда шведа из Турции.
Однако упрямство турка превозмогло. Петр негодовал и на Шафирова, давшего обязательство невозможное, будто бы убоясь их угроз. «Они, - пишет Петр, - на нас спрашивают сверх силы человеческой, а сами одного человека выслать не могут». Турки требовали еще, чтоб русское войско, возвращаясь из Померании, не захватывало бы Польши. Петр досадовал на трусость Шафирова и на глупость Шереметева. «Ежели впредь так станете глупо делать, то не пеняйте, что на старости обесчещены будете».
Петр меж тем писал Апраксину, не торопясь вывозить из Азова, что можно; разорять Таганрог и Троицкую крепость с рассмотрением и разбором, наконец не сдавать крепостей, прежде нежели не услышит о выезде короля.
Датчане одержали победу над шведским флотом (взяты 10 кораблей транспортных и 24 у шонских берегов сожгли).
Петр писал в сенат о сбережении коровьей шерсти etc. и пригоне в Петербург к будущему лету 40 000 работников (в прошлое по причине войны было 20 000).
Визирь, зная о происках шведского короля и опасаясь его вражды, не менее русских желал выпроводить его восвояси. Но Карл требовал 100 000 прикрытия и прежде не думал выехать. Визирь, вышед из терпения, отнял у него переводчика, пресек его переписку с Польшею, Германией и Портою, но Карл не выезжал. Визирь наконец предложил ему 30 000 войска; но Карл требовал и денег (сколько?). Визирь не только не согласился, но отнял у короля и 500 левков ежедневного содержания, определенного султаном, и хотел силою принудить его ехать. Карл объявил, что в таком случае он станет защищаться. Визирь начал опять его ласкать, извинился перед ним письменно, возвратил ему переводчика и задержанное жалование. Карл не отвечал. Визирь наконец послал ему требуемые деньги и так был уверен в его выезде, что объявил о том нашим министрам и назначил пашу, долженствовавшего его проводить. Но король объявил, что живой он не выйдет без требуемого конвоя; визирь отнял опять его кормовые деньги и вытребовал из Константинополя шведского посланника в свой лагерь, где и держал его под стражей.
22-го наши министры имели пространное рассуждение с визирем. Они головами ручались за безопасный проезд короля через Россию. Визирь ожидал указа султанского, чтоб выслать Карла и против его воли. 24 сентября в Совете, где присутствовали и наши министры, положено выслать короля, что было объявлено ему и султану. Но Карл упорствовал еще; русские министры приступили опять к визирю; визирь обещал, что Карл зимовать в Турции не будет, требовал сдачи Азова etc. Петр вследствие сего послал повеление Апраксину о скорейшем исполнении Прутского трактата.
3 октября Петр из Карлсбада поехал в Дрезден и, пробыв там от 7-го до 12-го, отправился Эльбою в Торгау, где находилась польская королева. Здесь 14-го октября Петр совершил бракосочетание царевича с принцессою Вольфенбительскою, Шарлоттою-Христиною. Царевичу было 22, а принцессе - 18. Петр объявил о том сенату: «Слава богу, что сие счастливо совершилось: дом князей вольфенбительских, наших сватов, изрядный».
18-го октября дал он царевичу инструкцию: «что делать в небытии моем сыну моему в Польше» (см. Голиков. Ч. IV - 25).
1) Устроивать по рекам Вартам, которые текут в Померанию, магазины.
2) Приготовить плоты и суда для отправления провианта к Стетину по вскрытии рек.
3) Обиды и грабителей в Польше казните смертию, до полковника.
4) Самому царевичу быть в Торуне etc., etc.
17-го октября Петр отправил Куракина в Голландию с предложением:
Понеже Петр, по просьбе английского посла, в войну французскую не вмешивался, то просит обещания со стороны Соединенных в Северную войну также не вмешиваться и признать наши завоевания, особливо на сей стороне моря; с своей стороны Петр обещал и помощь противу Франции, в случае мира со Швецией.
Петр отпустил новобрачных в Вольфенбитель, а сам 19-го октября поехал через польскую Пруссию в брандбургский город Кросен, где (в польской Пруссии) осмотрел Боурово войско, прибыл в Кросен 20. Там его встретил наследный принц. 22-го имел Петр переговоры с датскими министрами Выбеем и Шаком.
Петр дал им следующие предписания (за своей подписью).
1) Стральзунд или остров Руген ныне же взять. Если нет артиллерии, взять две пушки с корабля.
2) Тою же зимою с курфирстом ганноврским договориться о Бремене и Вердене (принадлежавших шведской короне).
3) Военные действия морем и землею начать ранее, в апреле.
Здесь получил он из-под Стральзунда жалобу от русского войска, терпевшего недостаток в содержании. Петр писал о том Августу, также и Долгорукому (министру).
После вод Петр не мог еще оправиться, и путешествия его утомляли. 27-го октября Петр поехал опять в Торунь, где ждала его Екатерина, и 28 их величества отправились Вислою в Эльбинг (где стоял русский гарнизон); в нем Петр пробыл 7 дней. Отселе его приказы: Шереметеву, чтоб он из Полонного гарнизона не выводил; если же вывел, то ввел бы снова под видом наемных людей князя Меншикова (как у польских вельмож). Межеричи и прочие места (платившие подати Меншикову) отдать вновь Любомирскому etc., etc.
Апраксину не отдавать Азова или отдать, взяв сперва подписку, что король непременно будет отправлен. Если же, озлобясь, турки объявят войну, то во избежание оной Азов тотчас отдать, а Таганрог разорить.
Шафирову на имя султана 2 грамоты: 1) что Азов не сдается, пока шведский король не выслан, 2) требование султановой расписки etc. (пода́ть из оных по усмотрению). Во всяком случае до войны не допускать.
В сенат: о рекрутах, о печном мастере Шенпорте, о постановлении торговли с Голландией, об отдаче дома Александра Гордона Яну Фельтену (кухмистру его величества).
7-го ноября Петр с Екатериной отправился на яхтах в Кенигсберг. С пути писал Апраксину Азов туркам отдать и Таганрог разорить в ноябре и декабре.
В Кенигсберге Петр пробыл два дня. Оттоле писал в Гаагу Куракину и Матвееву, что как между Францией и союзниками восстанавливается мир, то бы нам крепче соединиться с Голландией27. «Извольте их обнадежить и всячески склонить к приязни».
Из Кенигсберга Петр сухим путем прибыл в деревню Шакен и оттоле на яхтах прибыл в Мемель. Здесь получил от Матвеева предложения от западных союзников о примирении его с Карлом. Петр повелел министрам не вызываться на то, отвечая нерешительно etc.
Из Мемеля сухим путем Петр прибыл в Ригу 18-го ноября, в коей встречен с торжеством. Здесь пробыл он до 7 декабря.
16-го октября визирь объявил нашим министрам, чтобы Шереметев и Голицын (киевский губернатор) письменно обязались о безопасности короля, и что тогда шведский король будет выслан силою. Обязательства сии тотчас были присланы; и визирь писал Петру, что король через 5 или 10 дней выедет непременно, говоря: «как бог един, так и слово мое едино». Вследствие сего Петр послал Шереметеву повеления:
1) принять короля и самому с ним ехать, пока пришлется для того особа, тогда ехать Шереметеву к государю, 2) путь короля замедлять всевозможно (дабы в Швецию приехал он к самой кампании), 3) везти его не прямою дорогою (под предлогом поветрия), а с Киева на Стародуб, на Ярослав, Калугу, к Москве - на Волоколамск (также по причине мора), на Великие Луки, на Сабск, Копорье и Петербург, оттоле в Финляндию, а тракт сей содержать тайно, 4) дорогой чинить всякое довольство, 5) обо всем чаще писать к Петру. Если же шведский король поедет через Польшу, тогда отправить Вейдову дивизию etc., etc. (приказ писан в день ордена святого Андрея).
В сей день было торжество и горел щит с надписью: «Виват оборона Лифляндии». Апраксину Петр повелел, отдавая Азов, писать о некрасовцах etc., чтоб турки их близ Азова не держали.
Шафирову в Константинополь писал Петр, уверяя его в искренности своей etc.
В сенат о мундирах гвардейских полков; повелевает у архангельского губернатора принять приборные деньги (60 000 ефимков, 40 000 рублей да 829 червонцев). В другом письме повелевает дворянских недорослей 273 человека поставить в Семеновский и Преображенский полк.
Показания купца Стельса: издержано им на обучающихся в Англии школьников 30 000 ефимков.
NB. Стольника Алексея Юшкова Петр жалует в окольничие и приказывает записать в боярскую книгу в разряде.
NB. Подвод не давали без именного указа (см. ч. IV - 42, в примечании).
Устроя лифляндские дела, Петр 7 декабря отправился в Пернов и оттоле повелел сенаторам быть в Петербурге (двум или трем, с полными ведомостями, чтобы не останавливались дела). Если же король из Турции выехал, то быть им всем.
Другим указом повелевает пряжки на солдатских башмаках заменить ремешками, по примеру других государств.
В Ревеле (13 декабря) Петр был встречен с таковым же торжеством. Петр пробыл в нем до 23 декабря, упражняясь городскими делами. Отселе писал 3 указа в сенат, касающиеся до будущей кампании, а Апраксину подтверждает повеления отдать Азов etc.
В Петербург прибыл Петр 29 декабря и писал оттоле к Шереметеву, Апраксину и Шафирову о турецких делах.
О разделении полков по губерниям.
О бытии вместо Разрядного приказа при сенате Разрядному столу.
О табеле пехотным полкам и откуда дается им жалование.
О высылке из Москвы подданных турецких по причине войны.
О явлении беглых в течение полугода.
О учинении ведомостей приходу и расходу в губерниях.
NB. По сим ведомостям утверждено расписание полков на губернии по долям.
О вычетных деньгах на лекарства.
О жаловании лифляндским гарнизонам из доходов рижских и лпфляндских.
О ведении 4-х разноязычных школ тайному советнику Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину.
О сыске скрывающихся дворян.
О присяге губернаторов и вице-губернаторов.
О корчемстве (подтверждение прежнего).
О пожаловании дьяка Якова Былинского в обер-фискалы. NB NB.
О даче ямщикам во всех губерниях (кроме Петерургской, где годовое жалование) по деньге на версту.
О книгах из губерний.
О ведомостях из приказов.
О соли.
О китайском торге etc., etc.
О делании вместо мелких денег рублевиков, полтинников, полуполтинников, пятикопеечников и алтынников.
О персидском и армянском торге etc.
О нешинковании шведским пленникам вином и табаком.
О продаже всей селитры в Москве.
О осмотре привозимых в Архангельск денег под русским гербом.
Приезжим из армии являться к губернаторам и о причине приезда доносить.
Об отсылке виноватых баб и девок в Берг- {и} в Мануфактур-коллегию.
Наказ обер-фискалу (8 статей).
Беглым с начала войны являться к 1-му января и вины заслуживать в прежних чинах.
NB. Стольник Михаил Желябовский определен на место Якова Былинского.
1 января Петр получил известие о победе датчан над шведами и известил о том сенат.
Из союзных войск, осаждавших Стральзунд, отряжен был генерал-поручик Ранцау для осады Висмара. Висмарский комендант, узнав о 800 высланных им для фуражу, выслал противу их 3000 шведов, которые были атакованы, прогнаны и взяты в плен 1926 {человек}.
Карл меж тем успел объяснить султану ошибку или измену визиря. Хан и французский посланник говорили в том же духе. Султан приказал визирю явиться в Константинополь. Визирь медлил, полагая, что время и предстательство его друзей муфтия и селидара (селихтара?) Али-паши обезоружат гнев султана. Но медленность его приняли за ослушание. Султан повелел янычарскому аге Юсуфу, находившемуся в Адрианополе, взять визиря и привести в Константинополь. Визирь был низложен и сослан сперва в Лемнос, а после в Родос и, сказывают, тайно удавлен. На место его возведен янычарский ага Юсуф-паша.
Карл усугубил свои происки; крымский хан, хотя вследствие Прутского мира и получил земли, лежащие до Самары, и право над запорожцами, но сильно помогал шведскому королю. 17 декабря 1711 года в диване снова заключена война, и сам султан хотел ею предводительствовать, о чем Шафиров и писал Петру 13 ноября 1711.
Петр вследствие того приказал Шереметеву: 1) умножить в Малороссии гарнизоны, приготовить фураж etc., 2) быть Шереметеву у Киева с конными дивизиями Янусовою и Реновою, пехотами Вейдовою и Аллартовою, с артиллериею и с гетманским войском, 3) в Киеве заготовить магазин и запасов на 7 месяцев, 4) для охранения Украйны казанскому губернатору П. Апраксину с полками Азовской губернии с 15 000 калмыками и 5000 донскими казаками быть при Изюме к 1-му мая etc., etc.
Петр отправил к Августу министра его графа Фицтума уговорить его, чтоб войско саксонское и польское выступило к волошским границам.
Петр повелевал Апраксину отдать Азов, несмотря на прежние предписания (что и учинено).
22-го Петр отправил султану грамоту (ч. IV - 62), которую 18-го января предварительно читал сенату (NB. Князь Меншиков, князь Як.Ф. Долгорукий, Ив.Ал. Мусин-Пушкин, Тих.Ник. Стрешнев, князь П.Ал. Голицын).
25-го Петр писал своему польскому министру, чтобы он уговорил короля послать объяснения Порте насчет пропуска войск и обозов русских через Польшу etc., etc.
19-го февраля Петр торжествовал брак свой в церкви Исакия Далматского (см. ч. IV - 68, примеч.).
26-го отправлен Матвееву в Голландию кредитив на торговый трактат.
Турки требовали: 1) чтоб царь отказался от всей Украйны, которой быть под покровительством Порты, 2) из Польши вывести войско и никогда ни в каком случае оное не вводить, 3) учинить Петру перемирие на три года с шведским королем.
Шведа при Порте подкрепляли послы французский и венецианский. Хану дано было уже позволение вторгнуться в русские границы, велено было собираться войску etc. (см. письма Шафирова и Шереметева, декабрьские и январские). Карл и воевода киевский рассеял в Польше свои манифесты, послал полковника Урбановича с 4000 червонцев для подкупления коронного войска; а за ним старосту равского Грудзинского; поляки начали шевелиться; уже Грудзинский имел у себя до 16 000 поляков, татар и казаков etc.
Карл повелел генералу Штейнбоку, чтоб он из Швеции вступил в Померанию с 17 000 войска и, взяв тамошние войска, шел к Бендерам. Носился слух, что сильный транспорт из Швеции отправлен ко Гданску.
План Карла был завладеть Польшею, покорить Россию, и тогда обратиться к Германии. Но Штейнбок был не впущен союзными войсками; Грудзинский разбит, а дипломатические козни Швеции, Франции и Венеции опровергнуты старанием Шафирова, Шереметева и Толстого, при помощи Англии и Голландии, также и подарков, коими задарена даже мать султана, и 15 апреля мир подписан нашими министрами и Юсуф-пашою, на следующих условиях:
1) России вывести из Польши войска и в дела польские не мешаться. Если же Карл начнет Польшу возмущать противу России, то нам выступить противу шведов.
2) Выезд и путь шведского короля предоставляется воле султана.
3) Уступлена татарам и туркам вся земля от Самары к югу. Запорожцам подтверждено право доходов от перевозок по Днепру до устья Самары, и быть им под покровительством татар.
4) Между Азовом и Черкасском не строить крепостей ни турецкой, ни русской, а все разорить в четыре месяца.
5) При сдаче Азова отдать и 60 пушек, бывших при взятии оного.
6) Разоренных крепостей при Самаре и Днепре (Богородицкой и Каменного Затона) не возобновлять etc., etc.
NB NB. О происках Карла см. «Журнал Петра Великого» (ч. II - 324), так же и письмо от 4 июня Фолиха у Голикова (ч. IV - 76).
9 мая гвардейский подпоручик Александр Румянцов привез Петру подтверждение мира. Петр пожаловал его поручиком (в Преображенский полк) и послал в Копенгаген, к послу нашему кн. Долгорукому.
Петр пред тем из предосторожности повелел к 1-му июня в Севск собраться царедворцам с их людьми (по 1 человеку с 50 дворов) с запасами на четыре месяца и вооруженных нерегулярно (см. о том указ сенату от 3-го апреля). Союзники за неимением артиллерии положили от Стральзунда отступить. Произошли несогласия. Август хотел, чтобы все войска зимовали в Померании, ибо неприятель, имея до 18 000 в осажденных городах Штетине, Стральзунде и Висмаре, легко к весне мог воспрепятствовать вступить снова в Померанию; датский король хотел зимовать в Голстинии (охраняя свою Зеландию во время замерзания Зунда) и тайно вел переговоры со Швецией через готорпского министра фон Дерната. Саксонские войска без датских оставаться опасались. Русские министры князья Григорий и Лука Долгорукие помирили их. Август уступал Дании остров Руген (в случае взятия) и брался содержать 6000 датчан, оставляемых на зиму в Померании с русскими и саксонскими войсками.
Петр сам, положив отправиться в Померанию, дал следующую записку гр. Фицтуму:
1) О пропуске войск через Польшу в Померанию объявить туркам, что то делается по Ярославскому условию.
2) Царевичу помочь в собрании провианта в Померанию. Артиллерию под Стральзунд доставить, ибо датчане раз уже обманули.
3) Репнина дивизия пойдет в Померанию.
4) Петр сам будет.
5) Всей Померании ключ, остров Руген, взять зимою по льду etc.
Но Фицтум сделал Петру следующие представления:
1) Так как Август более теряет, нежели выигрывает от союза, то просить у Петра обещанные 100 000 рублей,
2) снабдить Петру русское войско в Померании всем нужным,
3) по случаю отступления от Стральзунда Август требует военного мнения от царя,
4) что русские войска, стоящие в Великопольской провинции, Польской Пруссии и Вармии, не допустили саксонских комиссаров собирать провианту на союзное войско etc., etc.
Петр обнадеживал короля будущими выгодами, упоминал о 15 000 русского войска, единственно для Августа посланного, о сборе провианта обещал послать указ, о деньгах обещанных умалчивает etc.
Август еще требовал Лифляндии; Петр отвечал, что он ее себе не прочит, а требует токмо Ингерманландию, Ингрию и Карелию, как старинные вотчины, etc.
О войне советует он Августу стать на молдавской границе, близ Каменца, и, в случае нападения турков на Россию, вредить им, дабы доказать им, что Польша с Россиею заодно. Если ж турки пойдут в Польшу, то Шереметев нападет на них с тыла etc.
13 января Петр получил тайное извещение, вероятно, о заговоре или о сношениях шведов с их королем. Он послал в сенат указ с поручиком Синявиным.
1) Пипера и Рейншильда ему (Синявину) схватить и развести с Москвы.
2) У иноземных солдат, кои в службе на Москве, ружья обобрать, а шведских подданных рассадить порознь под крепкую стражу.
3) Офицеров шведских взять под караул.
4) Сказать всяких чинов людям, чтоб смотрели строго за слугами (поло́нениками) и много их на Москве не держать.
1 марта Петр отправил в Померанию князя Меншикова, а за ним повелел идти князю Репнину с 13 полками, а наконец (по просьбе Августа, опасавшегося вторжения шведов в Саксонию) и два свои гвардейские полка.
В Польше с корпусом находился князь Василий Владимирович Долгорукий. Петр, отказывая ему предложение поляков вместо провианту выдавать деньги, пишет: «зело удивительно, как солдаты могут деньги есть в будущую каманию?» Подтверждает, чтоб никто не чинил обид обывателям, ибо не будет пощады ни делателю, ни тому, кто спустит.
Петр, намереваясь ехать в Померанию, писал Шереметеву и Апраксину, чтоб они приехали к нему в Петербург. Шереметеву приказал отправить в Петербург дивизию Вейдеву; а Апраксину - корабельных мастеров, кузнецов etc. Переведенных из Москвы мастеров оружейных ввел он в Оружейный дом. В то время повелел он (19 февр.) сделанное им из слоновой кости паникадило повесить в Троицком соборе. Тогда же пожаловал князю Як.Фед. Долгорукому две волости и две слободы (? доходы с оных собирать в казну и впредь). Марта 6 и 9 повелел сенату отдать 20 молодых дворян в артиллерийскую науку к генерал-майору Гинтеру, чтобы генерал Гинтер в пушкари брал охочих людей.
Рагузинский учредил в Архангельске с голландским купцом Гутфелем купеческие конторы, из коих Петр доставал на монетный двор медь etc., etc. У Рагузинского был еще брат, претерпевший убыток от турков, за что Савва награжден поташом etc.
По причине дороговизны местной, Петр умножает жалование офицерам и рядовым.
См. Вейдово письмо в Голикове. Ч. IV - 99, в примечании о солдатских нуждах.
Петр послал Нестерова и Кудрявцева осматривать дубовые леса по реке Волге, Оке etc. и указами повелел оные хранить. Сею же весною он в окрестностях Петербурга засевал дубовые желуди. Он запретил под жестоким наказанием самим помещикам на их земле рубить дубовый лес без позволения лесного смотрителя Адмиралтейской коллегии.
(см. о дубках, о кронштадтских дубах, о заветной роще и о наказании вредителям дубов Штелина и Голикова. Ч. IV - 102.)
В апреле прибыли в Петербург сенаторы и Шереметев с Апраксиным (несколько? сенаторов осталось в Москве для окончания дел). Петр занимался особенно доходами. Повелел брать пошлину без отволочек при складке товаров, а не с продажи оных, как было прежде (с рубля). Учредил обер-инспектора над Рижским магистратом (не в противность ли лифляндским правам?) московского купца Илью Исаева.
Петр вывел корабельный флот к гавани и к галерному флоту (к Выборгу), отправя провиант, 23 апреля отправился туда на шнаве «Лизете»; в Выборге оставался два дня и возвратился в Петербург.
В начале мая заложил в крепости каменный собор во имя Петра и Павла и тогда же повелел Морской академии профессору Феркварсону проложить прямую дорогу от Петербурга в Москву. По измерению нашлась она по прямой линии в 595 верстах. Петр велел оную начать и от Петербурга до Новагорода она была сделана.
Петр послал осмотреть Мститские пороги, желая доставить судам возможность оные миновать; также реки Уверью и Вилью и места из Мологи к Мсте или Сяси, а после ехать на Вытегру и Шексну, и планы всему подать в сенат (указ от 28 мая), «дабы будущею весною зачать дело неотложно».
В начале июня повелел сенату осмотреть реки Славянку, Мью и Ижору и места, где добывается глина и производится каменная ломка. Леса на государственное употребление повелел рубить на всех дачах.
10 июня Петр осмотрел школьников и недорослей из дворян, 26 послано в Голландию, 22 в Ревель для изучения немецкого языка, 16 записано в солдаты преображенские.
Все европейские права повелено перевести на русский язык, под главным надзором Андрея Виниуса.
Указом 11 июня Петр повелел сенату судить сенаторов, оставшихся в Москве и ослушавшихся указа государя касательно высылки дворянина Головкина (чем дело кончилось? и кто был сей Головкин?).
12 мая писал Петр Шафирову о первом пункте трактата, неосторожно объясненного, ибо дается шведам время возмутить Польшу и потом уже etc.
22-го мая послан генерал-адъютант и камергер Кирила Алексеевич Нарышкин в Вену (где наш министр был тайный советник барон Урбих) с грамотою к императору (см. Голикова, ч. IV - 110 и письма Петра).
Послу при Августе, князю Долгорукому, писал, чтоб он уговаривал короля не возвращаться в Варшаву (ибо от Турции нет уже опасности) и отпустить артиллерию в Померанию, дабы датчан ввести в войну. Если-де артиллерия пропадет, то бы Август надеялся: Петр доставит ему новую etc.
Петр знал о сношениях Дании и Августа с Карлом и о том, что Август имел тайных агентов при Порте - Каштеляна (?) и советника Гольца.
Петр 15 июня, спустя корабль «Полтаву» и отправя в Украйну Шереметева, того же вечера отправился в Кроншлот, поруча главное правление Апраксину, на шнаве «Лизете» прибыл в Нарву (куда поехала сухим путем и Екатерина) 20-го июня.
21-го Петр отправился в Ригу на почте, куда прибыл 25-го, торжественно.
Здесь узнал он о нечаянном мире Франции с Англиею.
Петр предписывает адмиралу в рижских делах, относящихся к уезду и дворянству, относиться к Левенвольду, касательно торговли к Исаеву, а гарнизона - к Полонскому etc.
Петр, взяв в опеку Курляндию, определил к ее высочеству обер-гофмейстером Петра Бестужева, повелев ему 1) по силе условия с покойным герцогом выдавать 40 000 на содержание Анне Иоанновне, 2) хлеб во всей Курляндии описать и беречь до приходу русских шкиперов, 3) до времени молчать о сем etc.
Староста Грудзинский, разделив свой набранный отряд на две части, с первою напал на киевский полк в семи милях от Познани и оный разбил. Полковник Урбанович с другою частию напал на русских в местечке Шверине, но наши отступить успели через брандбургскую границу. Князь Меншиков отправил генерал-поручика Боура, который напал на Грудзинского и Урбановича при местечке Лагореве и разбил. Грудзинский бежал в Шлезию.
Петр послал из Риги Шереметеву свои манифесты в ответ шведским, повелел ему идти к литовским границам и следовать к Торуню etc.
Петр повелел Шафирову жаловаться Порте на Карла и на воеводу киевского.
Сенату повелевал он умножить рижский гарнизон; указом от 30 июня повелел Петр посланного при сем Веселовского определить в помощь А. Виниусу.
Петр и Екатерина отправились в Эльбинг 30 июня, через Курляндию, Мемель и Кенигсберг.
В Эльбинге Петр оставался пять дней, осматривая гарнизон русский и приводя все в порядок.
Повелевает сенату послать слесарей в Ригу для починки старых ружей (молодых ребят заобычных к слесарному делу) и велеть учить ствольному, замочному и ложному делу etc., etc. Также и седельному ремеслу: если же хватятся, а мастеров не будет, то с губернаторов взыщется штраф.
13-го июня Петр отправился водою к местечку Ландсбергу с батальоном при майоре гвардии Матюшкине. Здесь свиделся он 21 с Августом и пробыл с ним в дружеских совещаниях до 23. - 24 в местечке Гарцах встретил его князь Меншиков, а у Штетина при армии царевич. Отселе писал он Долгорукому, чтоб он велел Эльбинг, упраздненный в силу Прутского договора, занять немцами, а не поляками, из опасения шведов.
Петр осмотрел места, окружающие Штетин, повелел у реки сделать укрепления, чтоб отрезать сообщение городу с судами.
Должно было взять Штетин, и на {то> определена была датская артиллерия. Датский резидент объявил, что оная находится на острову в семи милях от Стральзунда. Петр отправился в Анклам к датскому вице-адмиралу Сегестету, у которого в ведомстве артиллерия находилась; там встретили царя Сегестет и наш генерал Алларт. Сегестет объявил, что он артиллерию свою без указу короля <дать> не может, пока не прибудет артиллерия саксонская. Петр писал о том польскому своему министру и поехал в Грибсвальд, где стоял русский гарнизон. Отселе недалеко, в заливе стоял датский флот, с транспортами к Ругену. Петр осмотрел оный, потом писал датскому королю, жалуясь на медленность и неусердие союзников, грозясь вывести свое войско etc.
Адъютанта своего Ушакова послал он в Польшу присматривать за офицерами, сколько и чего вывезут они из Польши, приказав тайно расспрашивать и записывать etc.
1-го августа Петр осмотрел саксонское и русское войска, стоявшие около Грибсвальда и Стральзунда под начальством Алларта. Тогда же прибыл и Флеминг и прусский генерал-майор Гакабор.
Петр осмотрел потом все места от Гарца до Стральзунда, начертал план военных действий и писал о том королю датскому etc. Послу своему писал: «Наудачу, без плана я никогда делать не буду, ибо лучше рядом фут за футом добрым порядком неприятеля с помощию божиею теснить, нежели наудачу отваживаться без основания».
10-го августа Петр опять был в датском флоте и, посетив вице-адмирала, ночевал на яхте «Ульрихе».
11 августа Петр ездил навстречу своих трех кораблей (из города Архангельска) и прибыл на одном из них в большой датский флот, состоящий в 17 линейных кораблей под командой генерал-адмирала Гульденлева. Взаимные морские вежливости etc. Петр пробыл во флоте до 14 августа и своего капитана Рейса с двумя русскими и двумя датскими кораблями отправил в море для взятия судов с хлебом, какие они бы ни были.
13 августа датский король повелел своему флоту быть в полной власти у царя. Петр повелел Сегестету вести тотчас артиллерию под Штетин. (Кажется, говорит Голиков, власть эта продолжалась недолго.)
14-го Петр на датском бригантине пошел к Волгасту и вечером прибыл рекою Одером.
16-го прибыл туда же король Август. 17-го был совет, и положено Руген взять и Стральзунд бомбардировать.
Петр повелел Меншикову отрядить к Волгасту 6000 войска.
17-го Сегестет вошел в устье Одера с артиллерией, но тогда же датский король прислал ему повеление оной под Штетин не давать. Петр указал Меншикову, оставя при Штетине 4000 войска, идти с саксонской артиллерией и с датскими понтонами и лопатами к Волгасту.
17-го же августа капитан Рейс возвратился с судами любскими и голландскими, нагруженными хлебом. Петр повелел принять их мерою; и дал шкиперам ассигнацию получить столько же хлеба в Амстердаме от комиссара Соловьева.
24 августа Петр и Август прибыли в Грибсвальд. Здесь Петр дал прусскому генералу Гакабору следующее объявление: гор. Штетин отдается в полную власть королю прусскому, ибо на оный Петр никакой претензии не имеет, etc.
Между тем Штад, шведский город в Бременском (также и Вигершанц) округе, покорился датскому королю. Петр праздновал успех своего союзника.
Датский флот от острова Ругена (прежде уполномочения Петра) отошел к Когебухту; сие дозволило шведскому флоту выйти в море, и взятие Ругена было отложено (кажется, не с согласия Петра).
Петр просил датского короля праздное после взятия Штада войско отправить к Стральзунду. Пять шведских кораблей стояли в заливе, намереваясь пройти к Стральзунду. 3 сентября Август и Петр против их повелели взвести две батареи; одна из них принудила шведов удалиться. Сегестет получил указ их атаковать. Шведы, имея ветр попутный, пустились к Стральзунду, куда и пришли, потерпев от другой батареи великий вред: 600 человек убиты, и корабли повреждены.
4 и 12-го сентября Петр писал в Константинополь, оправдываясь в том, что войска будто бы еще Польшу не очистили. «Царевич сам (пишет Петр) их вывел».
В Эльбинге остается гарнизон, из опасения шведов и по просьбе короля. О 15 000 турецкого конвоя Петр пишет: «не думаю, чтоб поляки их пропустили. Это не конвой, а армия» etc.
9-го сентября введен в Эльбинг саксонский гарнизон. Намерение о взятии Ругена возобновлено, войско уже посажено на корабли, но шведы успели из Карлскрона доставить Ругену сильную помощь - и предприятие отложено.
В то время Шереметев донес Петру, что воевода Яблоновский объявил ему через своего агента Гуденовича о происках Августа при Порте и о намерении помириться с Карлом, дабы купно с датским королем потом объявить войну России etc.
Но Петр или сему не поверил, или не видел в том успеха, или хотел знаком доверенности обязать уже довольно обязанного Августа, как бы то ни было, он перед отъездом в Карлсбад поручил в верховное ведение королю свое померанское войско, дав Меншикову тайное повеление надзирать над королем, а 28 сентября праздновал Левенгауптское сражение и тогда же вручил королю следующие пункты:
1) О фураже и провианте (коего довольно),
2) бомбардирование Стральзунда отложить, ибо люди утомлены походом, а у неприятеля не менее 20 000 свежих и спокойных,
3) в Грибсвалъде оставить гарнизон: половину русских и половину саксонских,
4) о квартирах,
5) Гаф очистить виц-адмиралу Сегестету,
6) ему же зимовать здесь,
7) датскую артиллерию разделить etc., etc.
Потом Петр отправился в Карлсбад.
Между тем из Грибсвальда писал он в сенат:
1) послать для перекручивания пороху мастеров во Псков,
2) чтоб на зиму в Петербург уготовили провианту на 30 000,
3) чтоб Апраксину дали подводы,
4) употребить вычитаемые из жалования офицеров и солдат деньги на поправление армейской аптеки. etc., etc.
Петра Бестужева определил в комиссарство.
На денежных дворах велел перелить в деньги серебро светлейшей княгини Настасьи Голицыной.
Лан, посланный для собрания проб всех европейских монет, возвратился. Сенату велено их от него принять.
Апраксину Петр повелевает:
Умножить гребной флот и в финляндский поход вступить как можно с большею силою; там повелевает зимовать и Финляндию не разорять, а с жителей брать контрибуцию. «Ежели мы дойдем до Абова, то шведы принуждены будут заключить мир, ибо из Финляндии единственно получают пропитание» (письмо к Апраксину).
Подтверждает указ кровли в Петербурге крыть черепицей и дерном.
Посылает к нему корабли, купленные в Англии (всех 7), повелевает вылить для них 300 пушек.
Августа 30 и сентября 8 понуждает Петр Шереметева действовать не так медленно; повелевает ему отправить в Курляндию драгунский полк для предупреждения шведского транспорта; опасается согласия Риги с шведами etc.
Генерал-кригс-комиссару Бестужеву повелевает с Курляндии собирать хлеб и деньги при помощи солдат рижского гарнизона, а дворянству курляндскому выбрать для того двух человек etc.
Гвардии капитану Ушакову Петр писал о провианте, в Польше собираемом, etc. Князю Долгорукому (польскому министру) пишет, чтоб он по причине слабого здоровья ехал с войском в Россию, ибо тут будут и дохтора, один с Меншиковым, другой с моею хозяйкою, etc.
Апраксин вступил в Финлядию с галерным флотом. Шведы убежали, сожигая сами свои города. Шаутбенахт Боцис взял шнаву и три военных бота etc.
Петр заехал в Берлин и свиделся с королем. 3 октября прибыл в Виртемберг саксонский, здесь посетил он гроб Лютера, его библиотеку и горницу, где он жил, etc.
Потом был он в Лейпциге, отселе писал Апраксину, повторяя свое повеление заготовлять как можно более галер, бригантин и прам, коими безопасно и удобно действовать у берегов, уведомляет о покупке еще восьми кораблей etc.
8 октября Петр прибыл в Карлсбад, где гр. Вратислав (?) с батальоном австрийских солдат ожидали его.
Отселе писал он в сенат, чтоб через Савву Рагузинского отправили к послам нашим в Константинополь лисьих, горностаевых и заячьих мехов на 3000 рублей etc., о жаловании волохам и другим нерегулярным etc.
Для столовых припасов и дворовых потребностей требовал он через Пипера и Рейншильда свободного пропуску кораблю etc., etc.
Шереметеву в случае безопасности от турков повелевает приехать на свидание с ним в Ригу etc.
Апраксину предписывает, как действовать, настаивает, чтоб взять Абов и Гельсингфорс потому, 1) чтоб было что при мире уступить, 2) что Финляндия есть матка Швеции, откуда получают они не только скот и прочее, но и дрова etc. (см. Голиков, IV - 154).
Петр употреблял воды с 9 по 31 октября. - 1 ноября прибыл к Теплицам (Töplitz). Здесь посетил он графов (князей) Валдекских etc. Анекдот о кухне.
Тут получил он от Меншикова (из Померании) известие, что шведский фельдмаршал граф Штейнбок с войском стральзундским и ругенским пошел из Померании в Мекленбургскую землю и что саксонские войска пропустили его из робости.
4-го ноября Петр писал о том датскому королю, прося его идти за Штейнбоком в Голстинию, куда и сам он поспешит, etc.
5-го ноября на судах Эльбою Петр отправился в Дрезден, куда прибыл 6-го. 12-го писал он вновь датскому королю, потом отправился по Эльбе ж до Виртемберга, а 16-го прибыл в Берлин etc., потом с наследным принцем ездил на яхте в Шарлоттенбург; 19-го имел конференцию с королем и 20 поехал в Мекленбургию к своим войскам с прусским конвоем через Ораниенбург, Цеденихт, Теплин (близ коих были шведы) и прибыл в Демин.
28-го ноября Петр прибыл в главную квартиру в местечко Лаго.
30-го, в день кавалерского праздника Андрея, приехал к нему король польский, оба государя обменялись орденами (Андрея и Белого орла).
28 ноября писал он Шереметеву, что атаковать Штейнбока не могли за бесконницею. - Шведы, пишет Петр, имеют намерение пробиться в Польшу и удаляются от сражения. - Везде мерзнет, и трудно их удержать - повелевает Петр стать с конницею на Украйне и Штейнбока от Турции отрезать etc.
2-го декабря Петр с Екатериной и с полками гвардии прибыл к Гистроу и посетил вдовствующую мекленбургскую принцессу.
Датский король соединился с саксонским войском; Петр его благодарил, а сам заслонил Штейнбоку все пути в Польшу. Тут получил он известие, что Штейнбок обратился к Шверину с намерением напасть на датские и саксонские войска. Петр дал знать датскому королю, чтоб он дождался его, чтоб дать сражение, 8 декабря выступил в поход и с пути трех курьеров: Нарышкина, Монса и Левенвольда послал одного за другим к датскому королю с подтверждением своего совета.
Но датский король и генерал-фельдмаршал Флеминг сразились с шведами близ местечка Гадебуша и были разбиты Штейнбоком, которого Петр уже почитал в своих руках.
Убито 1500, в плен взято более 2000 пехоты. Конница спаслась бегством etc. Письмо к Апраксину 14 декабря.
Петр обратился вновь к Гистроу и здесь узнал, что Штейнбок пошел в Голстинию. Датский король через своего генерал-адъютанта Меера просил у Петра помощи и свидания в Нейштадте. Петр туда и отправился.
Несколько времени пред сим Август отправился в Варшаву на сейм. Петр от венского своего посланника барона Урбиха узнал меж тем о разорвании турками мира и о заключении своих министров. Петр отправил тотчас на Варшавский сейм князя Юрия Трубецкого с требованием помощи, а сенату дал повеление приготовиться к обороне со стороны турок, а к наступлению противу Финляндии; Шереметеву повелевает снова не допустить Штейнбока соединиться с турками, а Апраксину готовиться к весне противу Швеции и вывезенную из Азова артиллерию доставить на Середу (крепость), вылив пушки и проч.
Петр, отправя Екатерину в Петербург с батальоном гвардии, прибыл в Нейштадт, где стоял Боур с конницею. Датского короля он нигде не нашел и воротился к своему войску. 24-го декабря в деревне Пампоу имел он со всеми своими генералами воинский совет. Положено соединиться с датскими и с саксонскими войсками и идти за неприятелем; тогда же Петр повелел пехоте своей переправиться через реку Штер, а сам поехал до местечка Гольденбоу. Здесь получил известие, что Штейнбок сжег Алтенау (датский город). Утверждали, что меркантильная зависть гамбургцев была причиною гибели Алтенау.
Петр пошел за Штейнбоком к Гамбургу.
За беглого солдата взыскивать штраф с обер- и унтер-офицеров, с рядовых и с извозчиков.
Скрывателей по наказанию ссылать на каторгу; рекрутам натирать на руках крест порохом.
Харчевникам и торговцам при полках иметь оружие огненное и студеное.
Офицерам за оставление больных солдат по 10 рублей штрафу. Во всех губерниях учреждены гошпитали для престарелых и увечных, также и для незаконнорожденных.
Деревни фискалов не ведать губернаторам, а сенату и государственному фискалу.
Суконные фабрики в России были уже в цветущем состоянии. Петр повелел в течение пяти лет брать на армию одни русские сукна etc.
Повелено размножить инженерную школу, а ученикам (двум третям) быть дворянским детям.
Мастерскую палату перенести на казенный двор и ведать оную князю Прозоровскому.
Учреждены богадельни, велено шатающихся ловить, записанных отсылать в богадельни, а не записанных, по наказании, в их жилища.
NB. Новое расположение Украйны для будущей войны.
На строения Кронштадта собрать работников со всех губерний.
По окончании шведской войны повелено переселиться в Петербург и Кронштадт и строить дома. Дворянских 1000, купеческих 500 (лучшим), средних 500, рукомесленных 1000.
NB. Последнему в роде запрещено недвижимые имения отдавать кому бы то ни было etc.
Выморочных и за вины описанных имений без именного указа не раздавать.
Подьячих пересмотреть, старых настоящих оставить при деле, других отдать в писаря и в унтер-офицеры.
Офицерам давать везде первое место (?).
Генерал-губернаторам и губернаторам дано право избирать комендантов.
Предписано им осматривать мастеровых и плотников etc.
За неисполнение сенатских указов губернаторов арестовать.
Учреждена особая коллегия для управления купцов и торговли.
Указ о конских заводах, о покупке жеребцов и кобыл в Прусии и в Шлезии.
Кабацкие и таможенные сборы отданы на подряд.
О торговле в указных рядах и на гостиных дворах, а не на дворах.
О даче дворов Кантемиру etc.
О строении в Москве в линию.
О посылке драгун и солдат по воров и разбойников etc., etc.
1 января Петр ночевал в Милене (в Ганновре), от курфирста прислан для встречи его Фабриций; здесь узнал, что Штейнбок пошел от Алтенау в Голстинию.
3-го прибыл в Гамбург, где и пробыл до 5-го, для получения от датчан провианту. Отселе ездил он на пепелище Алтенау, роздал погорелым деньги и обещал им торговые выгоды. Потом пошел за Штейнбоком.
12-го числа прибыл в датский город Рендсбург, осмотрел крепость. Король датский прибыл туда же. Петр fit défiler les troupes devant sa majesté danoise;28 22-го оба государи последовали за войском. 24-го смотрели саксонское и датское войско. Потом Петр осмотрел Шлезвиг; здесь правитель Голстинии и опекун молодого герцога подарил ему глобус, сооруженный Адамом Бушем под присмотром Адама Олеария. Глобус отправлен был морем в Ревель, откуда на другую зиму и прибыл в Петербург.
Петр отправился в армию.
27-го войско перешло через Трену и пришло в Гузум; неприятель стоял в окрестностях Фридерихсштадта, окруженный болотами и близ моря. Шлюзы были разорваны, поля наводнены. Две узкие плотинки, укрепленные перекопами и батареями, вели к неприятелю.
В Воинском совете, где Петр предлагал атаковать, положено было, по несогласию на то саксонцев и датчан, королю датскому оставаться в Гузуме с четырьмя полками русской пехоты, не пропуская неприятеля через плотину в город, а нам идти противу шведов к местечку Швабстеду, от которого к Фридерихсштадту лежит другая плотина, укрепленная от неприятеля.
30-го Петр повел войско, осмотрел местоположения и на другой день за три часа до свету русские вступили на плотину: впереди 4 гвардейские и 1 гренадерский батальон при майоре гвардии Глебове, за ним сам Петр с пехотою, и наконец Меншиков с конницею. На рассвете дошли до первого перекопа; шведы побежали из оного. Второй перекоп был тоже оставлен. Петр велел засыпать тут же перекоп, отправил Меншикова по другой плотине вправо к деревне Коломбитель и пошел на неприятеля по узкой плотине, по коей едва в восемь человек идти можно было. Шведская батарея действовала вдоль плотины. Русские гренадеры бросились и ею овладели. Шведы бежали, но их нельзя было преследовать: должно было засыпать перекоп и срыть батарею, занимавшую всю сушь; около ее были одни глубокие воды.
Меншиков, сквозь те же опасности, совершил тот же самый подвиг и остановлен был теми же трудностями. Наконец Петр с ним соединился в Коломбителе и пошел опять по узкой плотине противу выстроившегося неприятеля, под огнем батареи. Шведы не вытерпели натиска русских штыков; они бежали, теснясь на плотине, через водяной ров, бросались на луг, падали на колена и бросали ружья. Тех же, которые бежали по плотине, догнать было нельзя: грязь была глинистая, и не только у солдат стащила обувь, но даже у лошадей отдирала подковы. Шведский генерал-майор Штакельберг ушел из Фридерихсштадта с 4000 к главному войску, грязь помешала его отрезать.
1 февраля Петр вошел в Фридерихсштадт.
У шведов убито 13 человек; у нас только 7. В плен взято 5 офицеров, 295 унтер-офицеров и рядовых Зейблатова полку.
Неприятель отступил в угол к морю, к местечку Гардинку; у него сухой земли не более было, как мили на две вдоль и поперек (письмо Петра к Шереметеву 3 февраля). Русские осадили его от реки до другой, впадающих в море.
Отселе Петр писал Апраксину, чтоб он начинал военные действия без него.
4 февраля Петр в Гузуме обменялся с датским королем орденами (Андрея и Белым слоном) и повелел Синявину (флотскому поручику) из Копенгагена идти к Ревелю с тремя кораблями; любопытно письмо Петра, доказывающее редкость денег и небрежение, с каковым выдавались жалования. (Ч. IV - 189).
Штейнбок отступил к Тонингу; Петр, полагая, что он переберется на судах через Эйдер, повелел через нее у Фридерихсштадта сделать мост. Но узнал через беглецов (169 человек офицеров и рядовых), что Штейнбок решился держаться в Тонингской крепости. Петр узнал тогда, что Англия намерена у Финляндии дать шведам помочь. Слух разнесся, что английская эскадра собирается помочь им и в Голстинии. Петр решил ехать в Петербург и 12-го февраля пред отъездом послал королеве Анне грамоту, в коей уговаривал ее в войну не мешаться и уверял в своем миролюбии.
Потом, поруча главную власть датскому королю, уехал в Россию.
На пути заехал он к курфирсту Ганноврскому (будущему английскому королю), посетил его мать - герцогиню и, дружески расставшись, заехал к свату своему герцогу вольфенбительскому. Там получил он известие о смерти прусского короля и поехал к Фридерику-Вильгельму. Петр остановился в Шенгаузене, куда приехал к нему король в глубоком трауре. Здесь заключен следующий договор:
1) Коль скоро Штейнбок приведен будет в бессилие, то царю немедленно вывести свои войска из Германии и Польши.
2) Пруссия обещает хранить строгий неутралитет, шведов не пускать ворваться в Польшу, а в случае нужды и оружием.
3) Петр обещается по окончании войны употребить всевозможные старания, чтоб Эльбинг с своею округою уступлен был Польшею Пруссии; но от принуждения оружием отказывается (1 марта 1713).
Отселе Петр послал генерал-майору Штафу повеление Анклам, Демин, Гарц, Вальгаст и, буде еще можно, Грибсвальд разорить и сжечь (кроме церквей), а самому идти в Мальхин (в Мекленбурге), где генерал Бук собрал магазины, и там остаться зимовать (?).
Смотри в Голикове (IV - 197) сбивчивое его рассуждение о намерении Петра касательно померанских городов.
Петр писал Ушакову, чтоб он с батальоном гвардии, отправленным в конвое с Екатериной, шел бы в Петербург и повелел бы Апраксину заготовлять квартиру. По просьбе короля, Петр поехал с ним в Берлин incognito. Оттуда выговаривал он Апраксину, что из опасения турок не пошел он в Финляндию etc., иначе весь интерес потерян etc.
Пробыв в Берлине с неделю, Петр 3 марта поехал в Петербург.
Между тем по проискам Карла XII султан низложил и Юсуф-пашу, избрав на его место Солиман-пашу. 14 ноября 1712 г. война с Россией была объявлена. Шафиров, Шереметев и Толстой посажены были в Эдикале; султан выступил к Адрианополю. Татары вторглись в Россию и доходили до Киева, а Станислав Лещинский вступил в турецкие границы. Карл послал генерал-фельдмаршалу Штейнбоку приказ идти через Польшу в Бендеры. Поляки бунтовали; запорожцы были готовы; Карл послал к ним по 500 ефимков на каждый курень и по коню каждому старшине.
Но надежды Карла вдруг обрушились. Султан повелел ему выехать из Турции, с конвоем 6000 спагов и 20 000 татар. Это не было его расчетом. Он стал отговариваться и потребовал 1000 мешков, недавно еще получив большую сумму.
Здесь произошло странное Бендерское дело (смотри Вольтера, письма Шереметева. Ч. III - etc. Голиков, IV - 203).
Когда, после Варницкой битвы, Карл привезен был в Андрианополь, заключен в Демотику и потом, по предстательству французского посланника, переведен в Демир-таш, Порта надеялась избавиться от упрямого постояльца, но Карл был неколебим.
Петр получил известие обо всем, сидя за столом, и тут же сообщил оное всем, тут находившимся. «Вижу, - оказал он со вздохом, - что бог его оставил, когда уж на последних своих друзей так неистовствует».
Лещинский, ехавший к Карлу incognito, был задержан в Яссах в монастыре, потом отвезен в Бендеры, наконец соединился с королем.
Скоро султан раскаялся, он обещал короля во всем удовлетворить. Хан и сераскир Бендерский низложены. Визирь тоже, а на его место возведен капитан-паша Али-Ибрагим. Муфти и Рейс-ефенди сосланы.
1 января 1713 между французским послом и шведским королем установлен следующий договор:
1) Король французский обещает довести султана до войны с Россиею.
2) Король шведский, когда возведет вновь Станислава, обещает Каменец отдать туркам.
3) Порта обещает принудить Россию отдать Польше Киев и всю Украйну.
4) Полякам смотреть, чтоб Россия до казаков не касалась.
5) Французский король обещает два миллиона в Гданске заплатить шведским помощникам (?) etc. (сообщено Шереметеву из Каменца генерал-майором Ропом).
Голландский посланник и переводчик его Тельз успели, однако, облегчить участь наших министров. Турки, услыша о наших приуготовлениях, снова к миру приступили. Министры наши в марте прибыли в Адрианополь. Турки требовали немедленного очищения Померании, ибо под предлогом перехода etc. царь никогда без того из Польши войска не выведет. Министры наши обвиняли французского посла в клевете etc. Между тем визирь и хан (и даже султан incognito) хотели иметь переговоры с Карлом и, приехав в его местопребывание, пригласили его обедать. Карл отказал спесиво. К нему прислали переводчиков для переговоров, он их к себе не допустил.
Вследствие всего этого Порта возобновила 25-летний мир. 3 июля трактат подписан и разменен.
Турки под видом построения крепости отправили в Хотин 100 000 войска и 150 пушек. При оной находился Станислав, Потоцкий и шведские генералы. Догадывались, что Польша имела намерение возвести Станислава на польский престол. Август требовал помощи у Петра.
Петр повелел Шереметеву в таком случае слушаться Августа.
Племянник Станислава, воевода Яблонский, вел интриги противу Августа. Но генерал Гольц и воевода Мазовецкий (министры Польши и короля) объявили Порте, что в случае нарушения Карловицкого мира Австрия и Россия примут сторону Польши. Султан одумался и приказал хану смотреть за Станиславом и запретил туркам и татарам переходить Днестр вооруженным, хотя бы и поодиночке. Карлу снова предписано выехать. Станислав, воевода киевский и шведские офицеры отвезены в Бендеры. Карл лег в постелю и никого к себе не пускал. Турки перестали его уважать и отпускали ему по 70 левков в день на содержание.
Наконец Карл решился ехать. Он писал к султану, двусмысленно благодаря его за прием и угощение, объявлял о намерении своем ехать через Венгрию и Германию и через министра своего Гротгузена просил на дорогу денег, в которых ему отказано. 6 октября 1714 года он отправился в путь incognito с четырьмя человеками свиты, через Венгрию, мимо Вены и Ниренбурга, и 22 ноября прибыл в Стральзунд.
Петр ехал из Берлина в Петербург через Раценбург, Гендрихсвальд, Штаргард, Мариенбург, Эльбинг, Митаву, Ригу, Дерпт и Нарву и 22 марта прибыл в Петербург.
Разорения, татарами учиненные, были важные. 1554 были убиты; 14 340 взято в плен. 98 864 скота были отогнаны. Петр молчал, желая управиться сперва со шведами.
Петр осмотрел строения, 25 марта присутствовал при освящении церкви в Невском монастыре во имя благовещения пресвятой девы.
Он стал готовиться к финляндскому походу. Повелел Шереметеву отправить Вейдеву дивизию и три конные полка в Петербург. Между тем занялся устроением торговли. Он манифестом пригласил европейские народы в свою новую пристань, обещая льготу и выгоды. Несколько кораблей явились при Неве, и Петр ознаменовал сей случай выбитием медали (Голиков, IV - 226). NB.
В Кронштадте заложены две великие гавани для военных и купеческих кораблей и вскоре окончены.
26 апреля Петр вывел в море галерный флот: 93 галеры, 60 карбусов, 50 больших лодок с 16 050 войска (кроме уже бывших на судах) и отправился в Финляндию, будучи в авангарде, как контр-адмирал, в кор-де-баталии был Апраксин, в арриергардии - генерал-поручик князь Голицын и контр-адмирал граф Боцис.
Между тем в Голстинии союзники готовились с общего совета к блокаде Тонинга. Марта 6 начали готовить фашины и туры. Датские корабли в устье Эйдера взяли 15 шведских судов с амуницией и хлебом.
1 апреля датская артиллерия прибыла на судах. Положено русским перейти Эйдер.
От 1-го до 9-го Меншиков построил через болота и излучины реки мост на несколько миль. Пехота выстроилась в две линии между Олденсфортом и Герефортом, и положено шведов атаковать: датским и саксонским войскам идти противу их, а 3000 конницы и 5000 русской пехоты от Тонинга их отрезать. Русские тотчас пошли к плотине, по которой шведы могли уйти к Тонингу. Плотина имела по одну сторону Эйдер и по другую широкий канал. Но шведы не думали удерживаться в неприступном месте, а, разметав мосты, бывшие на канале, побежали к крепости, куда и ушли. Русские снова навели мост и у болверков крепостных захватили несколько пленных. В сие время прибыли саксонцы и датчане.
Шведы задыхались от тесноты, они выгнали несколько сот офицерских и драгунских лошадей. 4000 их померло в краткое время.
Положено было крепость бомбардировать, сделаны были апроши и кетели. Но саксонцы сему воспротивились.
27 апреля Штейнбок предложил о сдаче своей Меншикову, стоявшему в Олденсфорте, и приехал к нему с двумя генерал-майорами. (Датский король находился в Гузуме.)
При Меншикове был тогда Флеминг и датские генералы и министры. Штейнбок, отдаваясь в плен, требовал себе одних знамен и литавр; но и в этом ему отказано. 3 мая заключена ратификация; 4-го разменена; с 9-го по 15 выходили шведы из крепости: первая бригада при генерал-майоре Паткуле клала оружия перед русской гвардией; Штейнбок с генералами пеш шел к датскому королю. Более 1000 шведов разбежалось и перешло в датскую и саксонскую службу. Сдалось 11 489 (4 генерала, 300 штаб- и обер-офицеров), пушек взято 19; штандартов, знамен 128 etc. Все было разделено между союзниками. Мы получили большую часть. Датский король подарил Меншикову свой портрет (с бриллиантами). Меншиков пошел обратно в Померанию и дорогою взыскал с Гамбурга 200 000 ефимков.
В силу II-й и XVIII-ой статьи договора пленные должны были быть разменены, а за остальных положен выкуп. Швеция охотно на то согласилась. В Гамбург присланы были деньги и полоненные в Померании россияне и датчане для размена на равное число шведов. Датский король потребовал всех русских пленных, иначе на выкуп не согласился. Штейнбок умер в датском плену.
Петр прибыл к Эльзингфорсу 8 мая. Бригадир Чернышев послан был проведать о неприятеле. Чернышев донес, что шведы в Эльзингфорсе укрепились. 10-го прибыл бомбардирский галиот, и началось бомбардирование. Генерал-майор Армфельд имел в городе 2000 пехоты, 300 конницы. Ночью на 11 мая он зажег город и ушел на соединение с генерал-поручиком Либекером в Бургоу, брал фураж и артиллерию. Мы пошли за ним со всем флотом, и 14-го мая при Бургоу в виду шведов вышли на берег. Приступив к городу, русские уже неприятеля в нем не нашли. Он ушел во время высадки к мызе Мензола.
В Бургоу оставили мы 3000-ый гарнизон при генерал-майоре Бутурлине. Положено сделать в удобном месте укрепление для сложения провианта, дождаться генерал-майора Волконского с конницею из Выборга, идти на шведов и овладеть Финляндией. Для отыскания сего удобного места Петр отправился на своей галере и выбрал остров Форзбин; 28-го мая начались работы.
Купленные в Англии три корабля приведены были Наумом Синявиным к Кроншлоту. Петр отправился туда, дабы отправить те и прочие корабли в море, 6 июня заехал он в Выборг и отправил из магазина к Апраксину 20 000 четвертей хлеба. Повелел Волконскому поспешно следовать к нему же. 7-го ввечеру прибыл в Кроншлот; ночевал на корабле «Полтаве». Осмотрел утром новые корабли, нашед их в сравнении с русскими, как приимышей против родных детей. Потом осмотрел и весь флот и работы и 12-го июня прибыл в Петербург и, уведомясь о прибытии в Ревель новых пяти кораблей с нанятыми английскими офицерами, послал к ним капитан-поручика Ивана Синявина и повелел виц-адмиралу Крейсу, коль скоро они прибудут к Кроншлоту и будут исправлены, выйти в море противу шведов; Шереметеву, повторяя повеление выслать Вейде, повелевает оставаться еще в Украйне etc.
27 июня, в годовщину Полтавской победы, Петр принимал персидского посла, отправленного для заключения дружеских договоров. Шах, услыша о вооружениях на Кубани, испугался etc. Петр принял посла на яхте и кончил день фейерверком etc., etc.
На другой день новогородскому губернатору Корсакову повелел, чтоб к 1 декабря все дворяне от 30 до 10 лет были к смотру под опасением лишения чести и живота (с похмелья, видно).
Шаутбенахт Боцис известил Петра, что шведских 9 кораблей, 2 фрегаты и 4 ластовых судна пришли к Эльзингсфорсу под начальством виц-адмирала Лелия. Петр, извещая о том (2 июля) Апраксина, обещался прибыть к нему немедленно. Он поехал в Кроншлот, а за ним и персидский посол, коего посадили на военный корабль «Выборг», etc. и показывали эволюции.
Петр занемог и 8-го июля отправился в мызу Кипину для лечения; отпустил посла и повелел виц-адмиралу Крейсу идти противу неприятеля и привести в Кроншлот корабли из Ревеля. Тут получил он от Шафирова известие о мире, коим он был доволен (кроме Х-го пункта). В письме к Шафирову Петр уведомляет его, что уже имеем 13 линейных кораблей о 50 пушках и выше etc. NB.
Крейс хотел действовать один, не в присутствии державного контр-адмирала. Сие предложение не понравилось Петру. «Уже вящше 18-ти лет служу сему государству, - писал он Крейсу, - и никогда о том не был прошен, дабы дома яко дитя остался». Крейс отговаривался тем, что не хотел государя подвергать напрасно опасностям (см. ответ Петра в Голикове, IV - 246).
Петр повелел Апраксину выжить Лелия из Эльзингфорской гавани и потом укрепить город. Потом, заехав в Петербург, отправил в Константинополь ближнего стольника Дмитрия Бестужева-Рюмина с ратификацией 25-летнего мира и повелевая ему и Шафирову немедленно по размене ехать в Россию etc.
Князь Куракин (министр Петра в Гааге) известил его, что Англия и Голландия берутся трактовать о мире. Петр предписал ему, по возможности, от их посредничества отговариваться и требовать: 1) чтоб они не предписывали закона, но принимали только предложения с обеих сторон; 2) чтоб цесарь и ганноверский курфирст вошли также в посредничество etc.; 3) уверяет их в своей умеренности etc. Петр повелевал сию негосиацию не иначе проводить к концу, как если заметна будет близость окончания дел с Францией и союзными державами; etc, etc. (Голиков, ч. IV - 251. NB.)
31 июля Петр с батальоном гвардии отправился в Эльзингфорс на шнаве «Мукер» с пятью галерами etc., etc.
5 августа Петр, претерпев бурю, прибыл вечером в Эльзингфорс.
Апраксин из Боргау, а Боцис с галерами и с бомбардирским кораблем уже прогнали шведский флот, который и отплыл к Твереминду. Петр осмотрел укрепленный вход в гавань.
6-го августа генерал-адмирал и генералитет пожаловали Петру чин сухопутного полного генерала (генерал-поручика чин получил он за Полтаву).
Крейс, погнавшись за тремя шведскими кораблями, наехал двумя своими кораблями на подводный камень (клипу). Корабль его «Рига» спасся, а другой «Выборг» (капитан-командор Шхелтинг) был сожжен по снятии с него артиллерии. Шведские суда ушли. Петр предал суду Крейса, капитан-командоров Шхелтинга, Рейса и капитана Дейгрейтера. Они были оштрафованы, но продолжали службу.
14 августа Петр осмотрел устья Эльзингфорской гавани и повелел некоторые заметать каменьями.
17-го, узнав, что неприятель стоит между Эльзингфорса и Абова у реки Карисланзбра, Петр пошел на него. У реки нашел он только 500 пехоты и 250 конницы при полковнике Штершанце, стоявших в весьма крепком месте. Шведы зажгли мост; русские, бросив бревна на горящие мостовые клетки, перебрались ползком, шведов выбили из укреплений, 6 офицеров взяли, 68 унтер-офицеров и рядовых, а более 100 убили. У нас убито 10 драгун, ранено 5 офицеров и 31 рядовой.
Шведская армия следовала для обороны Абова. Петр пошел за нею того ж 17 августа и 8 сентября въехал в опустелый Абов без супротивления. Здесь нашел он градскую библиотеку и отправил ее в Петербург. На взятие Абова и завоевание Финляндии выбита медаль.
На обратном пути Петр осмотрел свой галерный флот (при Боцисе), стоявший у кирки Поя, и на шлюпке подъезжал к шведской эскадре у Твереминда. «Место, где стоит неприятель, тесно, и он стоит зело осторожно, нападение учинить опасно, особенно в нынешние темные ночи» etc. (письмо к Апраксину).
Прибыв в Эльзингфорс, Петр отправил к датскому королю секретаря его Горбоу с уверением в дружбе etc. О неприятеле (на суше) не имели известия. Петр, оставя у Эльзингфорса Апраксина, 10 сентября поехал в Петербург.
Слух о моровой язве, как видно из письма государя, подтвердился. Сам он едва избыл. 14-го сентября прибыл в Петербург. 15-го сентября Петр осматривал строения etc. 21-го ездил в Кроншлот и Котлин, осмотрел флот etc. и в донесении Апраксину писал: «Корабли, слава богу, здоровы, кроме ”Антона“» etc.
Потом спущен корабль «Св. Екатерина».
Между тем Апраксин 20-го сентября пошел противу шведов, стоявших при Товастсгусте. Шведы, брося в воду городские пушки, ушли за два озера, между коими течет Пелкин, и там укрепились. Апраксин сделал контр-линию, батареи и несколько плотов. 6-го октября он отрядил генерал-поручика князя Голицына с 6000 и с генерал-поручиком Бутурлиным и генерал-майором Чернышевым. Голицын переправился через озеро и вышел на берег в двух верстах от шведских окопов. Генерал-майор их Лабар силился нас не допустить, но был сбит с места. В то же время граф Апраксин с генерал-поручиком Брюсом и генерал-майором Головиным перешел Пелкин, едва не вплавь, и со всеми своими силами напал на укрепления. Шведы три часа оборонялись, наконец выбиты. Генерал-майоры Армфельд, Лабар и Фитингоф (в «Журнале Петра Великого»: Рамз) бежали. Войска у них было до 7000, взято 233 (офицеров 143), убиты 1 полковник, 19 офицеров, 562 унтер-офицера и рядовых, весь урон до 4000 (Венецианская история). Русские потеряли: 1 полковника, 1 подполковника, 4 офицеров, 112 унтер-офицеров и рядовых; ранено: офицеров 21, унтер-офицеров и рядовых 534 etc. Выбита медаль.
В Померании владения Швеции оставались без защиты. Шведский генерал-губернатор граф Веллинг 10 июня заключил с администратором Голштейн-Готорпским договор в Гамбурге, по коему отдавал Веймар и Штетин в покровительство герцогу. А сей, не надеясь на свои силы, отдал их в секвестрацию королю прусскому, и с согласия графа Веллинга 22 июня в Берлине и заключен следующий договор.
Шведам выйти из городов, куда укажет идти король прусский.
Правление и гарнизон поручить Пруссии и Голштейну пополам.
Король и администратор будут их защищать и возвратят потом королю Швеции, получив плату за убытки etc.
Стральзунд и Руген приняты в ту же секвестрацию.
Штетинский губернатор граф Мейерфельд на сие не согласился, без указа Карла XII.
Король прусский не сносился с северными державами. Меншиков, уговорясь в Ванцбеке (9 июня) с министрами датским и саксонским, оставил часть союзных войск в Померании при Флеминге атаковать Стральзунд и Руген. Руген взят был (1700 русскими), и шведы отступили в Стральзунд.
Меншиков предлагал королю прусскому, взяв Штетин, отдать оный под его секвестр. Но переговоры не состоялись. Прусский король не дал обещанной артиллерии. Положено взять Штетин одними русскими войсками с саксонской артиллерией, а потом отдать его или Голштейн-Готорпскому герцогу и польскому королю, или прусскому королю etc.
Англичане желали мира между Швецией и Россией, но их медиация Меншиковым отвергнута, и он приступил к Штетину, где находилось 3900 пехоты, 160 драгун, 150 французов да мещан вооруженных 4000.
Меншиков послал к Мейерфельду для переговоров Башевича, голстинского посланника (Bassevitz), но тот его не принял и приготовился к обороне.
Меншиков повел фальшивую атаку на Штерншанц (от Штетина в четырех милях), крепость с четырьмя тайными подкопами, и с другой стороны взял его студеным оружием. Подкопы не были запалены оторопевшим неприятелем.
Штетин вскоре потом сдался и отдан королю прусскому в секвестр. 21 июня город сдался. Мейерфельд и генерал-майор Стуарт с 2800 войска выступили, 1873 остались в городе и по уговору приняли голстинскую службу. Прусский король прибыл в Stetin, и Меншиков сдал ему оный при следующих условиях.
Прусский король возвратит Stetin Швеции не прежде мира и будет пещись о невпущении шведов в Померанию. Он заплотит царю 400 000 рейхсталеров, а герцог Holstein-Готорпский столько же королю польскому etc., etc.
Короли датский и польский были тем недовольны. Король датский досадовал за то, что принят был в союз голстинский герцог, его неприятель etc.
Петр отвечал, что король датский знал обо всем (кроме последнего пункта) из договора, заключенного северными союзниками в Шведе, на коем подписался и Девиц (датский министр), что король Пруссии без секвестра Померании не вступил бы в союз etc., и последнее сваливал он на Флеминга.
Петр через посла своего князя Долгорукова обещал датскому королю не ратифировать сего договора и через графа Александра Головкина делал и представления прусскому королю. До какой степени был он искренен, неизвестно, но переговоры длились до 1 июня 1714 года.
Петр повелел Меншикову возвратиться в Россию, наблюдая в Польше строжайшую дисциплину. Репнину же повелел послать в Померанию 6000 войска при генерал-майоре Яковлеве, а с остальными идти к границе.
В то же время по донесению фискалов предали суду ослушных судий и виноватых в злоупотреблении по провиантской части.
Прибывшие из Москвы сенаторы донесли Петру, что вопреки указу 1711 года многие дворяне от службы укрываются. Тогда Петр издал тиранский свой указ (от 26 сентября), по которому доносителю, из какого звания он бы ни был, отдавались поместия укрывающегося дворянина.
5-го ноября указ, повелевающий купцам новогородским, псковским и проч. возить все товары свои только в Петербург etc., etc.
Он повелел доктору Шоберу издать описания целительным водам терским.
Генерал-адъютанту Девиеру повелел устроить ревельскую гавань etc.
Боярину Петру Апраксину и генерал-аудитору Глебову повелел размежевать турецкую границу etc.
25-го в море Петр встретился с Апраксиным и с ним приехал в Петербург.
К датскому королю послал он генерал-адъютанта Ягужинского с подробной инструкцией (IV - 283).
План Петра открыт был датским королем. Австрийский император назначил быть в ноябре съезду в Бруншвиге (Brunswick). Северные державы были приглашены. Но шведский король не согласился на посредничество Австрии, прежде, говорит он, мира с Франциею. Он просил только цесаря, чтоб он заставил прусского короля и голстинского администратора возвратить Швеции Померанию. Конгресс остался в бездействии, а Петр стал приготовляться к войне. Между тем рассеял по Швеции свои манифесты.
В Стокгольме оказались волнения. Они были прекращены; но сенат, по просьбе мещан, обратился к принцессе Ульрих-Элеоноре, прося ее присутствия в сенате.
Принцесса, с общего совета, решилась вступить с Россиею в мирные переговоры. 14 декабря назначено быть государственному съезду. Карл, узнав о том, прислал грозный указ сенату, и благие намерения остались без следствия.
О браке пеньки etc.
О небытии в подьячих распопов etc.
О курении помещиками вина про свой обиход, а не в продажу.
О 300 000 медных денег (сверх 200 000).
О выборе из царедворцев в ратушу (?).
О делании поташа из сучьев дерев, негодных на корабельное строение.
О переписи лошадей (кроме жеребят) и о пошлине по 10 коп. с лошади.
О беглых солдатах и крестьянах.
О невступании фискалов в челобитчиковы дела, а ведаться челобитчикам в сенате.
Крестьян, изувечивающихся во избежание матросства, бить кнутом etc.
О подрядах etc.
Объявить казанским и азовским магометанянам (владельцам крестьян) повеление креститься через полгода, а коли не пожелают, отписывать дома и крестьян в казну etc.
О прогонах от Петербурга до Новгорода по копейке на одну версту, а от Новгорода до Москвы по деньге. Без прогонов подвод никому не давать.
О взятии с Дерпта по 25 000 ефимков в год (с округа).
Петр, узнав, что несколько полков саксонских вступили в Курляндию, писал рижскому губернатору Голицыну, чтоб он от них остерегался; ибо подозревали Августа в тайном сношении с Карлом. Гетман Синявский извещал Шереметева, что король прусский и польский готов был заключить со Швецией союз противу царя (Голиков, IV - 299, примечание).
2 февраля Петр в Ревеле (с Апраксиным) заложил гавань.
3-го отправился один в Ригу через Пернау и прибыл туда 6-го.
Он повелел Репнину из Смоленска выслать ко Пскову семь полков - к марту.
Получив от Ягужинского из Копенгагена неудовлетворительный ответ от датского короля, Петр сам писал ему свои жалобы и проч.
Голстинский администратор предлагал союз Петру.
Между статьями оного замечательно:
Предложение Финляндию отдать Голстинии.
В случае восшествия на шведский престол молодого герцога отдать ему наследственные владения.
(На первый пункт Петр согласился, на второй - нет: зело на тонких ногах носит свое седалище).
Предложение молодого герцога жениться на старшей царевне Анне. Петр писал: без воли ее того сделать не могу, хотя и отец.
Ингрию и Ингерманландию Петр решительно прочит себе. О Тонинге и проч. предоставляет решить на Бруншвейгском конгрессе.
В Риге Петр пробыл пять дней. С обер-инспектором Исаевым сделал разные положения о торговле и проч. (смотри истинный анекдот о мощах девиц фон Грот).
Из Риги Петр выехал 11-го и прибыл в Петербург 15 февраля. 16-го перевезены трофеи победы над Штейнбоком.
В отсутствие Апраксина князь Михаил Михайлович Голицын был главнокомандующим в Финляндии. Он пошел к городу Вазе, где стоял генерал-майор Аренфельд с 8000 войска. 19 февраля у деревни Лапола войска сошлись. Шведы ударили в штыки, но русские приняли их мужественно, 5135 неприятелей положено, в плен взято 500 (24 офицера), 7 пушек, 20 знамен и проч.
В честь сей битвы выбита медаль.
Сею победою Финляндия очищена. Петр был в восхищении.
Дан указ Синявину ехать в Ревель для осмотра кораблей, найма иноземцев и проч.
Петр в Гаагу писал послу своему, чтоб он ехал на Бруншвейгский съезд, а английскому посланнику барону Дешаку повелел покаместь быть в Голландии при Штатах.
Но конгресс не имел никаких следствий.
Издана инструкция полная фискалам.
Для детей дворянских и приказных учреждает арифметические школы в домах архиерейских и в монастырях.
Славный указ о наследстве одному из сыновей по воле отцовской издан был в сем году. Петр долго его обдумывал и изъяснил самым подробным образом.
Учреждена новая пошлина по 10 денег с 1 руб.
Позволяет просить государя только на сенат, а ниже - по инстанциям.
Заведены везде протоколы. Дела велено решать по большинству голосов.
Производство в чины положено по старшинству и по засвидетельству начальства. В полковники производить одному государю.
Изданы постановления торговые: иностранцам за их товар платить их же монетою (вероятно, попорченный).
О строении печей, крышек и проч. Указы велено печатать.
По кончине любимой сестры своей Наталии (Korb) повелел, пристроив чулан с улицы к богадельне, находившейся в ее доме, принимать незаконных детей и проч., и проч. (Голиков, IV - 322.)
Указом от 6 мая повелено губернаторам осматривать опустелые жилища, с коих пошлин и рекрут не берется, под опасением лишения чести и живота и проч., а места переписать и проч. (NB. Люди бегали на Дон и в Сибирь, также и от помещика к помещику). Главным исследователем - гвардии майор Андрей Иванович Ушаков.
Из указа о лоскутках и тряпицах (для бумажной фабрики) видно, что пуд стоил 8 денежек.
За привод живого лося давать по 5 руб.
Шведам, умеющим по-русски, повелено переводить книги с шведского языка.
Книги, переведенные в то время см. ч. IV - 327. Анекдот о переводчике Пуфендорфа и проч. Штелин (вранье).
9-го мая Петр из Петербурга вывел великий флот (по иным показаниям - 30 линейных кораблей, 80 галер, 100 фрегатов; а по другим - 16 линейных, 180 других судов и проч. Сам же Петр: «ныне есть линейных 20»).
20-го мая с сим флотом Петр отправился в Финляндию и писал гетману Скоропадскому о беглых и проч.
Сибирский губернатор князь Гагарин донес о золотом песке, находимом в малой Бухарии, в калмыцком владении при городе Эркети. Царь повелел у Ямышева озера построить крепость и 2000 войска послать на овладение Эркети и взять в рудокопные мастера шведов. Начальником экспедиции назначен гвардии капитан Бухольц («Ежемесячные сочинения», 1760 года).
О сем Петр сообщил бывшему тогда в Петербурге хивинскому посланнику. Сей подтвердил тобольское известие и прибавил, что при реке Аму-Дарье находится таковой же золотой песок в большой Бухарии.
Сие подало повод к исследованию той стороны, а со временем дало мысль о торговле с Индией.
22 мая Петр с корабля «Св. Екатерины» дал инструкцию Ушакову: I) осмотреть московские подряды, что не без кражи производятся, и уведать хотя одно дело, II) осмотреть военную канцелярию, III) в Московской губернии разведать тайно ратушные и иные дела и проч., IV) о беглых, об укрывающихся от службы и проч.
Синявину тогда же дан приказ разведать о шведском флоте.
22-го же мая был совет и положено: государю (яко шаутбенахту) идти с корабельным флотом к Ревелю, а с ним и галерной эскадре при генерал-майоре Головине. Флоту же галерному идти с Апраксиным к Або и, в случае встречи со шведским флотом, дать знать государю.
Петр послал выборгскому губернатору Шувалову повеление идти взять Нейшлот.
11 июня Петр прибыл в Ревель и нашел там два корабля, один из Англии, другой из Архангельска.
В то же время приказал Петр на содержание лазаретов сбирать с венечных памятей пошлины вдвое.
Указ о приводе беглых отсрочен до 1-го апреля, а потом до 1-го сентября.
Петр указал всем казенным подрядам быть гласным.
Дома в Петербурге велено строить: дворянам 150 - один дом; купцам и проч. 300 - один дом, и все было бы к осени готово.
30 июня писал Петр датскому королю, прося у него эскадры из пяти или семи кораблей. Петр ему пенял за его бездействие, припоминал свои заслуги, советовал не надеяться на Бруншвейгский конгресс и проч. (Голиков, IV - 344.)
14 июля Петр при польском дворе вместо Долгорукого определил Матвеева (тайного советника).
Того же 14-го оказалась на царском корабле чума. Это спасло пять шведских кораблей от преследования. В тот же день дан указ сенату решить дела по точному смыслу Уложения. 16 июля, осматривая новоприбывший из Голландии корабль, Петр получил от Апраксина известие, что шведский флот у Ангута, а что адмиралу пройти туда невозможно. Апраксин требовал от господина шаутбенахта или диверсии, или его прибытия во флот. Петр с общего совета отправился в Эльзингфорс к Апраксину, но за противным ветром воротился в Ревель.
20-го числа прибыл Петр в Твереминд к Апраксину; на другой день осмотрел неприятеля. 22-го ездил по берегу для того же. Шведских было 13 кораблей, 6 крюйссеров, 4 фрегата, 1 блокгаус, 2 бомбардирных галиота, 2 шнавы, 6 галер да видны были за островом еще 3 корабля. Флот был под командой адмирала Валтранга, вице-адмирала Лелия и двух шаутбенахтов (см. примечание Голикова, ч. IV - 350).
Твереминдская гавань имеет узкий выход. Вывести из оной флот в глазах неприятеля было опасно, к тому же неприятель мог оный и запереть. Петр положил до 80 легких галер перетащить через перешеек и воспользоваться диверсией. Петр ездил с Апраксиным осматривать место (длиною 1170 сажен) и повелел делать приуготовления. Между тем услышали на море пальбу. Известились, что Лелий отделился от флота и в 14 парусах направился, вероятно, к Ревелю или против наших галер. Петр с 35 галерами пошел к ближним островам и удостоверился в истине первого предположения; у Лелия были и бомбардирные галиоты. Петр потребовал к себе Апраксина. Лелий вышел из шхер и поворотил к Твереминдскому устью; тогда дано повеление нашему галерному флоту выходить из гавани, а 20 галерам велено проехать мимо шведского флота; по них встревоженные шведы стреляли, но за безветрием погнаться не могли. После того и остальные 15, бывшие при самом государе под начальством бригадира Лефорта, счастливо же прогребли.
Шведский адмирал поднял белый флаг, давая знак Лелию возвратиться. Тут узнали, что у перешейка явились девять неприятельских судов. Велено Змаевичу (капитан-командору) с галерами атаковать сию эскадру; ночь тому помешала. 27 июля весь наш галерный флот выступил, дабы пробиться сквозь шведский (на коем было до 1127 пушек). Он прошел благополучно под страшным огнем; одна только галера села на мели и взята. Апраксин соединился с Змаевичем и послал к командиру шведской эскадры (девять судов), чтоб он сдался. Получа отказ, Петр с генералом Вейдом напал на эскадру: бой продолжался от третьего до пятого часа, эскадра была взята, командир оной шаутбенахт Эрншильд был взят в шлюпке, на которой хотел уйти (Голиков, IV - 354).
Пушек взято 116. Шаутбенахт, капитан-командор, 3 капитана, 3 лейтенанта, 10 офицеров, матросов, рядовых и проч. - 913; убито 9 офицеров и 352 унтер-офицеров и рядовых. У нас убито: 1 полковник, 7 офицеров, 132 унтер-офицеров и рядовых; ранено: бригадир Волков, 16 офицеров и 309 солдат и унтер-офицеров.
Сия победа и завоевание Аланда привели в ужас Швецию. Двор готовился к выезду в Дротнингольм, стали Стокгольм укреплять, но Петр не хотел разделить войско и отправился с флотом к Абову.
13 августа в Военном совете на Адмиралтейской галере положено; идти флоту по Норд-Бодену от оста и, прогнав от берегов шведа, овладеть всею Финляндиею.
15 августа Петр отправился на пяти галерах с пленной эскадрою в Петербург.
Полковник Шувалов меж тем осадил Нейшлот, который и сдался 29 июля (медаль).
Петр с Апраксиным расстался в Эльзингфорсе, положено прежде корабельному флоту идти на зимовье к Кроншлоту, а части оного остаться в Ревеле. На пути узнал он об окончании разграничения с Турцией и о смерти английской королевы. Петр потребовал Апраксина в Петербург.
29-го августа ревельские военные корабли соединились с Петром. Петр перешел на корабль «Св. Екатерина». 31-го между Кроншлотом и Березовыми островами сделалась буря; 1-го сентября усилилась (см. «Журнал Петра Великого»). Венецианский историк говорит, что Петр сел на шлюпку и в самую ночь переехал на Березовые острова, дабы, дав оттоле сигнал, ободрить своих людей etc. (невероятно).
Петр торжествовал морскую победу свою, как Полтавскую. Екатерина родила ему 12-го сентября дочь Наталию.
Петр прибыл в Кроншлот 4 сентября. Его приняли с пушечной пальбою, на которую он ответствовал. Меншиков и прочие вельможи прибыли к нему на корабль. На Котлине Петр пробыл три дня для исправления флота, поврежденного бурею. 6-го отправился в Петербург на шести галерах и с пленной эскадрой. Двое суток еще противный ветер, дождь и туман препятствовали его въезду. Эскадра отправлена к устью Невы. В Екатерингофе встретила Петра Екатерина.
9-го сентября был торжественный въезд, народ кричал Ура!, перед знатными домами палили из пушек etc. (см. Голиков, IV - 362).
Триумфатор, остановясь перед дверьми присутственной палаты (в сенате), велел доложить о себе его величеству князю кесарю и подал ему рапорт. Князь кесарь пожаловал его в вице-адмиралы, а на Вейде возложил Андреевскую кавалерию. Офицерам даны медали. См. письмо Петра к Апраксину от 12-го сентября (были мы все у руки его величества).
Тут помещен у Голикова анекдот из Штелина о решении адмиралтейской коллегии etc.
Петр, возвратясь на свой корабль, выкинул флаг виц-адмиральский. Потом обедал у князя Меншикова, угощал Эрншильда etc.
Целый месяц Петр каждый день присутствовал в сенате, принимая отчет в управлении государственном. Указ о дворянских детях подтвержден был с тою же строгостию, а доносы по оному повелел подавать самому себе.
28 сентября спустил военный корабль «Шлиссельбург».
В сие время издан тиранский же указ о запрещении во всем государстве каменного строения под страхом конфискации и ссылки. О французских мастерах писал он в Париж, обещая им льготу на 10 лет, готовые дома etc.
Здесь Голиков поместил манифест 1702 года об иностранцах и о свободе вероисповеданий.
В сие время прибыл в Петербург посланник от Мехмета-Баядур-хана29. Он просил царя повелеть Аюке-хану30 жить в согласии с ним, а за то обещал он 50 000 вспомогательного войска и свободный путь русским караванам в Китай.
Петр повелел Шереметеву всех офицеров, а равно и детей офицерских от 7 до 20 лет выслать к нему на смотр в Петербург по зимнему пути и к 1 января и самому фельдмаршалу быть в Петербурге же.
26 октября спущен корабль «Нарва», и послал гвардии капитана Румянцева в Архангельск набрать опытных мастеров 500 чел.
Финляндия была очищена. Шведы нигде уже не показывались. Апраксин послал генерал-майора Головина в самую Швецию. Сей в местечке Умы с 800 войск вышел на берег и напал на генерал-майора Рамзо, который бежал, брося обоз. На обратном пути Головин во время бури потерял 5 галер, 6 шлюпок etc.
Апраксин поручил галерный флот князю Голицыну, а конницу генерал-поручику Брюсу. 18-го сентября поехал в Петербург - на море и у него разбило бурею 11 галер, 5 лодок etc. Петр повелел ему из Выборга ехать в Петербург сухим путем как можно скорее.
24 ноября Петр возложил на Екатерину орден св. Екатерины.
К Невскому монастырю приписаны из других монастырей (наипаче из Троицкой лавры) 1654 двора.
Из Царьграда прибыли барон Шафиров и граф Толстой. Граф Михаил Борисович Шереметев умер в Киеве.
Тогда же дан указ московскому коменданту Ивану Петровичу Измайлову, дабы с шведскими пленниками поступать в России, как с русскими поступлено в Швеции. (Голиков, IV - 390).
Провиант некогда доставляли натурою, но Петр положил сбирать соразмерную подать. Злоупотребления завелись, с году на год увеличивались, и наконец государственные доходы видимо уменьшились, между тем как угнетаемый народ роптал и жаловался втуне. Ушаков и фискалы открыли источник беспорядков. Петр в гневе своем повелел Ушакову прислать к нему преступников: московского вице-губернатора Ершова, Артиллерийского приказа судью Зыбина, комиссаров и секретарей того приказа etc., etc., забрать все таможенные и кабацкие книги, счетные выписки etc., фискальские книги etc.
Новогородскому губернатору Ивану Юрьевичу Татищеву приказывает описать Корсакова пожитки, грозя смертною казнию укрывателей etc.
Измайлову с многими преступниками повелевает выслать дело артиллерийского извозчика Золотопрядова, употребившего из архангельских сборов 6000 рублей на домашние расходы Брюса, дела о недоимках etc.
Петр в начале 1715 года учредил следственную комиссию под председательством князя Василия Володимировича Голицына (генерал-поручика и гвардии подполковника). Преступниками явились князь Меншиков, граф Апраксин, генерал-фельдцейхмейстер Брюс, президент адмиралтейский Кикин и вице-губернатор Корсаков etc., etc.
Многие оштрафованы денежно, другие сосланы в Сибирь, некоторые наказаны телесно, другие смертию etc. Кикин и Корсаков наказаны жестоко (?).
С другими Петр примирился, празднуя их помилование пушечной пальбою, etc., etc.
Издан указ о лихоимстве, ибо прежде противу оного ничего не было указано. До того дошло, что были и подряды вымышленные.
Лифляндские пленники возвращены на их жилища.
Заведен аптекарский сад.
Изданы 16 морских карт Балтийскому морю. см. «Ежемесячные сочинения», 1761.
Указ о фискалах:
Должность их состоит во взыскании безгласных дел: 1) всякое преступление указов, 2) взятки и кражу, 3) дела, на коих нет челобитчика.
Обер-фискалу иметь четыре помощника (2 из купцов).
Во всяком городе быть по 1 по 2 фискала.
NB. Указ о майоратстве.
Быть протоколам во всех присутственных местах и в полках. Голоса подавать с младшего чином, о решении дел по большинству голосов и о подписывании решений всем судьям.
О строении каменном на городском и адмиралтейском острове (в Петербурге), а в прочих местах деревянном по плану архитектора Трезина etc.
NB. NB. О дворянских детях.
О строении на каменном фундаменте.
О привозе дикого камня, на больших судах по 30, на других - по 20 и 10. Также и на возах по 5 фунтов (? пудов?), за непривоз брать по 10 коп. на камень.
Зачитать в рекруты переведенцев из господских крестьян.
Запрещение возить товары в иные порты, как Петербургский, отменяется.
О непродаже русского платья и сапогов; ослушников лишать имения и ссылать на каторгу.
Карл XII выехал из Турции 6 октября 1714-го года и 22 ноября (Voltaire, 21 novembre) прибыл нечаянно в Стральзунд.
Он стал приуготовляться к войне, послал генерал-майора Ливена в сенат со строгим указом набирать людей и денег и отправить все в Померанию, повелел своим каперам нападать на все чужие корабли, входящие в Северное море, а от прусского короля требовал возвращения Штетина. Прусский король требовал сперва заплаты денег и обещания не беспокоить земель датских, польских и саксонских. Карл XII отвечал, что он денег никаких платить не намерен, потому что, вероятно, и король ничего не истратил.
Любский епископ и администратор голстейнский прислали в Стральзунд поздравления. От последнего явился Герц, франконец, впоследствии любимец Карла XII.
Король принял предложение от Фридерика, наследника гессен-кассельского владения, о браке его с Ульрикою-Элеонорою, который и совершился 4 апреля, а принц объявлен генералиссимусом шведских войск.
Следствие о лихоимстве и других беспорядках было окончено, виновники наказаны или прощены. Петр повелел ближней своей канцелярии сосчитать все губернии, все канцелярии, приказы, денежные дворы, соляной сбор и армейских комиссаров с самого 1710 года, т. е. со дня открытия губерний. Начали с канцелярии военной, адмиралтейской, артиллерийской и Московской ратуши. Повелено во всех присутственных местах быть по секретарю и подьячему и им вести ежедневный счет, казну держать за печатью секретаря, не счетши в чины не производить etc.
По третям повелено ведомости отсылать в ближнюю государеву канцелярию.
Положено новое жалование, именно губернаторам - 1200 р., 600 четвертей хлеба (петербургскому вдвое).
Вице-губернаторам - 600 рублей и 300 четвертей (петербургскому 3000 и 300 четвертей).
Ландрихтерам по 300 (петербургскому 600).
Обер-провиантмейстеру 400 р. (каждому 150 четвертей).
Обер-инспекторам таможенным, петербургскому и рижскому - 1200 р.
Комиссарам с.-петербургскому и из губерний, при сенате находящимся, по 120 рублей и по 60 четвертей, губернским - в половину того. Секретарям 120 и 60 четвертей, подьячим старым 60 руб. и 30 четвертей, средней статьи 40 р. и 20 четвертей, молодым 15 руб. и по 10 четвертей (петербургским и завоеванных провинций вдвое). Петр указал в городах, где нет гарнизонов, быть ландрату на 5536 дворов и при нем комиссару, 4 подьячих и 12 конных рассыльщиков, а на их содержание устанавливается сбор по гривне с двора. Жалования ландратам по 120 р. и по 120 четвертей (подьячим см. выше). Рассыльщикам по 12 р. и по 12 четвертей. На дрова, бумагу и проч. 100 р., тоже и комендантам. (NB. Остальные деньги делить меж собою.)
Ландратам съезжаться раз в год для счетов к губернатору.
Посадских людей повелено судить выборным бургомистрам etc.
Повелено по вершении дел брать за труды с правого по 3 процента, а с виноватого по 10 etc.; за неправую апелляцию истчик платит вдвое. см. ч. V - 13, примечание.
15 января указом велено подметные письма тому, кто подымет, не читая жечь на том же месте.
Утверждает безопасность доносчикам и ставит в пример фискалов, повелевая приходить к царскому двору и объявить караульному сержанту, что он имеет нужное донесение etc.
Петр заступился в Польше за Огинского, воеводу троцкого etc. у короля Августа.
Петр указал достроивать Петропавловский собор и прежде колокольню, для которой выписал он из Голландии часы с курантами за 45 000 р., также каменный гостиный двор на Петербургской стороне, почтовый двор для приезжих иностранцев и при нем залу для ассамблей. В Петергофе заложить дворец и выкопать канал от моря до дворца etc.
Тогда же велено на Выборгской стороне строить военную госпиталь и при оной анатомический феатр.
Петр учредил Морскую академию для обучения гардмаринов (aspirants) в описном доме Кикина, близ Адмиралтейства.
Кубанские и ногайские татаре, соединясь с некрасовцами под начальством Бахты-гирея и Нурадина, учинили набег под Астрахань, разорили до 10 000 кибиток калмыцких и астраханских татар etc. Но астраханские полки их нагнали и отбили пленных мурз и ясачных татар.
Работы в Петербурге и на Котлине продолжались etc.
Петр дал отсрочку еще на год беглым солдатам и матросам и возобновил строгий об оных указ; повелел принимать у подрядчиков сухари сухие и добрые весом по 4 пуда с 1\4; рубить на дрова лес еловый, осиновый и валежник, а во всей Ингерманландии дубу, ясеня, вязу и липы не рубить etc. Повелено доносить о взятках, по скольку и за что, под опасением за утайку наказания и разорения.
NB. Петр повелел кронпринцессе отпустить за треть года 10 250 р. (следственно всего 30 750), треть из оных серебром, а 2 трети медью.
NB. Червонец шел в 2 рубля. (Голиков, V - 25).
12 марта Петр отправил в Женеву коммерции советника Лефорта.
17-го марта посланника в Польшу князя Григория Федоровича Долгорукого (в Пруссии был тогда граф Головкин). В инструкции, данной ему, Петр предписывает наблюдать за королем, стараться иметь хотя Республику на своей стороне, повелевает ему в силу 9-ой статьи мира в 7194 (1686), заключенного с Польшей, заступается за свободу греческой веры в польских владениях etc.
26-го марта Петр отправил в Ревель Ягужинского для тайного заготовления провианта и под оный шнав и фрегатов. А капитану Бредалю крейсировать между Готландом и курляндских берегов. Бредалъ в апреле вышел в море, напал на три шведских капера, взял их и сжег etc.
В апреле Петр отправил Ягужинского в Копенгаген и между прочим повелел тамошнему посланнику нашему, князю Василию Долгорукову, достать учреждения и устав коллегиям и чинам, каждого члена также и земских и других правителей, «ибо мы слышали, что и шведы у них взяли». (см. ч. V - 33, примечание).
Госпиталь заложена тогда же, и отдал ее в ведомство Адмиралтейской коллегии и Кригскомиссариату.
Петр роздал в награждение, как своим, так и иноземцам, завоеванные земли и определил полный пенсион вдовам офицерским.
(?) Госпиталь для гражданских чиновников учреждена не прежде, как в 1718 году (Голиков, по словам Неплюева). В конце 1714 года ландграф гессен-кассельский предложил в Ораниенбурге, что он берется выплатить прусскому королю 400 000 рейхсталеров с тем, чтобы Штетин возвращен был Швеции и чтобы Пруссия не дозволяла Швеции и Саксонии вступать, первой - в Саксонию, а второй - в Померанию. Прусский король не согласился под различными предлогами (V - 38 - 39).
Австрийский император писал от 14 марта к Карлу, чтоб он для мирных переговоров прислал бы своих министров на Брюнсвицкий конгресс: французский двор прислал графа de Croix (de Croisy?) для примирения шведского и прусского короля. Карл упрямился и готовился на войну со всеми своими врагами.
Вследствие сего короли прусский, датский и польский решились осадить его в Стральзунде и просили Петра о помощи, на что он охотно и согласился. А как военные суда шведские нападали в Балтийском море на купеческие, то союзники склонили и курфирста ганноврского, в 1714 году вступившего на престол Англии, пристать к их же стороне. Княжества Бременское и Верденское, завоеванные у Швеции, были ему уступлены от датского короля.
1 мая Петр, спустя 64-пушечный корабль «Ингерманланд», занялся устроением своего флота, а князю Репнину повелел с тремя полками войти в Курляндию и, расположась по морскому берегу, наблюдать за неприятельским флотом. А сам отправился осматривать работы Кроншлота и Котлина. 27-го мая скончалась царевна Наталия Петровна, отроду было ей 2 года и 3 месяца.
Петр 29-го был уже опять в Кроншлоте, оттуда ездил в Петергоф, писал Апраксину об отправлении крейсировки к Готланду etc.
27-го июня в Котлине спущен еще новый корабль и отправлен в Персию послом Артемий Волынский, придав ему в свиту нескольких ученых.
В Китай отправлен медик англичанин Лоренс Ланг.
Черногорский митрополит Даниил Негуш, приезжавший к Петру с жалобами и просьбами, отпущен с обещаниями и деньгами. Петр советовал черногорцам, бунтовавшим в 1711 году, помириться с Турцией, а в случае войны опять взбунтоваться etc., сношения с Черногорией продолжались и потом.
Петр осматривал молодых дворян, высланных на смотр в Петербург и представленных Ушаковым. Некоторые записаны в солдаты в гвардию, другие посланы в чужие края (в том числе было 213 обучавшихся в Московской академии).
Петр подтвердил перед отъездом из Петербурга тиранский свой указ о явке дворян на осмотр в Петербург, положив последним сроком 1 сентября.
6-го июля флот наш под начальством Апраксина и Петра вышел в море.
20 июля Петр отлучился с эскадрою своею осмотреть Гапсаль.
В Балтийском море находились эскадры: 1) английская при адмирале Норисе и 2) голландская при шаутбенахте Дефете.
Петр повелел: 1) князю Репнину со всеми полками идти к Ковне и оттоле к Торуню на прусскую границу. 2) Генерал-поручику Боуру туда же идти с драгунскими полками. 3) Фельдмаршалу графу Шереметеву ехать к армии туда же и потом следовать в Померанию. 4) Генералу Вейду, стоящему в Лифляндии, укомплектовав свои полки, идти за фельдмаршалом.
От Гапсаля Петр прибыл в Рогервик и определил быть там военной гавани.
Петр писал в Ревель к тайному секретарю Остерману об адмирале Норисе, заботясь об его салютовании в честь нашего флота, просит задержать его до своего приезда etc.
26 июля государь посетил адмирала английского, а 28-го шаутбенахта голландского. 31-го угощал он их у себя на корабле.
Потом государь и государыня кушали у адмирала, а матросам повелел дать по две бочки французского вина на каждый корабль.
11-го августа писал Петр к Шереметеву, понеже союзники одни хотят нашего войска, а другие - нет, то ждать решения их, а покаместь вести войско как можно тише. В Англию к капитан-поручику Синявину писал он о высылке Ф. Салтыкова, яко подданного, под арестом за злоупотребления.
21 августа приказывает Шереметеву идти немедленно.
30-го Петр прибыл в Петербург.
На другой день издал указы: 1) о неподбивании сапог гвоздями и скобками, ибо таковые портят полы. Купцам торговать оными запрещено под страхом ссылки, 2) о строении всяких судов по данной форме, 3) о том, чтобы перенятое на воде оставлять неделю на берегу (в пользу хозяек), а за переём брать пятую часть, 4) строиться в дозволенных местах с указу князя Черкасского и по данной форме, за ослушание конфисковать дом, а штрафу взять в госпиталь по 10 рублей за покой.
Облегчены средства к строению домов в Петербурге (см. ч. V - 59, также Штелина) etc.
Екатерина приказывает в отсутствие Петра выстроить Сарскосельский дворец.
От 8-го сентября Петр писал в Англию к капитан-поручику Синявину о закупке пушек etc., о найме людей, что с колоколами в воду ходят etc.
Тогда же к Ушакову о списке недорослям, записавшимся в Московскую латинскую школу.
В Польше вспыхнуло возмущение, коему поводом были утеснения, чинимые Августом, и самовольные сборы, им налагаемые для продовольствия саксонских войск. Петр спешил предупредить междуусобие, писал к Потею (литовскому гетману), уговаривая его повиноваться, а к Августу, советуя ему умеренность etc.
Петр в сем случае заступился сильно за вольности и конституцию Польши, но междуусобия не прекратились. Составилась конфедерация, в коей маршалом избран ротмистр Гуржинский, и в октябре были некоторые схватки между конфедератами литовскими и драгунами саксонскими.
3-го октября Петр опять издал один из своих жестоких указов: он повелел приготовлять юфть новым способом, по обыкновению своему за ослушание угрожая кнутом и каторгою.
9-го октября Петр в Шлиссельбурге праздновал взятие оного. Там узнал он {о} рождении внука своего Петра Алексеевича (впоследствии Петра II).
Приехав в Петербург, нашел он невестку на смертном одре. Он прогневался на сына и писал к нему (11-го октября) укоризненное письмо, в коем, однако ж, отдает справедливость его разуму.
Петр больной в карете приехал проститься с умирающей царевной, которая ему поручила своих детей Наталью и Петра. В девятый день по своим родинам она скончалась. 27 октября было погребение. Ей было 21 год от рождения. Замужем была она 4 года и 6 дней.
Между тем (21 октября) Петр издал указ о делании широких полотен, вместо узких, за ослушание положив конфискацию полотна в пользу доносителя и по гривне штрафу за аршин. К московскому губернатору писал Петр о смотре боярских людей (?) и о записании годных в солдаты; Ушакову - о выборе из оных 2000 в матросы; Шереметеву - о том, чтоб вступить в бранденбургские границы не прежде, как 10 декабря (т. е. в конце кампании).
Октября 29-го родился царевич Петр Петрович. см. три письма Петра, помещенные у Голикова. Ч. V - 77.
7 ноября крещен царевич. За праздничным обрядом карлица вышла из пирога и выпила здоровье новорожденного. За дамским столом такой же пирог начинен был карлом. Вечером фейерверк, и на щите надпись: надежда с терпением.
NB. Петр писал угрозы своему сыну во время поздней беременности жены своей, надеясь на рождение сына.
Заключены были договоры касательно вспомогательного войска нашего. Под Стральзундом (6 сентября) с датским королем через князя Василия Долгорукова, с полномочными гг. Вибием, Голстеном и Девицем. В Петербурге с прусским королем (29 октября) и с Англией (28 октября). В Грибсвальде - через кн. Куракина. В сем последнем договоре обязывались при замирении со Швецией оставить за Россией Ингрию, Карелию, Эстляндию и г. Ревель, а за Англией Бремен и Верден.
21 октября Петр послал генерал-адъютанта своего Девиера и морского капитана Бредаля в Копенгаген для закупки хлеба etc. Шереметев при пути своем в Польше терпел недостаток. Конфедераты побивали саксонцев, взяли Варшаву, перекопали в ней улицы, оградились. Князь Долгорукий, фельдмаршал Флеминг и гетманы польские упросили Шереметева податься к Варшаве.
Петр, узнав о том отовсюду, писал Шереметеву, чтоб он поляков старался как можно более щадить, не приводя их в ожесточение, и стараться о медиации, о чем объявлено и Лосу, посланнику польскому при русском дворе. Между тем кампания кончилась. Остров Руген был взят; Стральзунд должен был немедленно сдаться. Петр (по просьбе союзников) приказал Шереметеву на зиму расположиться в Польше от Вислы до границ бранденбургских (Cue содержите в тайне до времени). При сем послано королю прусскому в подарок 100 человек рослых солдат.
Стральзунд сдался 13 декабря, в нем находилось 9000 охранного войска, осаждающих было 36 000.
Когда Шереметев остался в Польше, то Петр (кажется, притворно) сердился за то и писал Ягужинскому и к самому Шереметеву, угрожая своим гневом в случае неудачи в Померании и приказывая идти вперед. «Что ж о штуках Флеминговых, - пишет он Ягужинскому, - тому не дивлюсь, ибо то их плуг и коса».
(О взятии Стральзунда и о бегстве Карла в Швецию см. Вольтера.)
Петр, будучи болен, занялся воинским сухопутным уставом. С 1 ноября по 17 присутствовал в сенате и коллегиях ежедневно. Также занялся и новым уставом для коллегий.
Повелел в то же время во всех городах учредить богадельни для приема зазорных младенцев - и мазанки, подобно как учреждены в Новегороде митрополитом Иовом.
Повелел прибавить севу льна - кто сеял четверть, прибавь четверик etc. для пользы народной. Запрещен вывоз семян льна и пеньки, а делать из оного масло.
Повелел купчие, закладные etc. писать и женскому полу.
Петербургским жителям велено сваи вбивать под опасением взятия домов в казну.
Выписаны в Петербург солодовники и пивовары.
Ушакову Петр писал о крыше изб черепицами и дерном etc., etc.
Гвардии капитану Румянцову и генерал-майору Чекину приказал взять город Каянбург в восточной стороне Ботнического залива. См. инструкцию.
Петр занялся географическими картами. Шведские пленники поднесли ему карты России и северной Европы и Азии.
24 декабря скончалась, царица Марфа Матвеевна, вдова государя Феодора Алексеевича, при ее погребении запрещено выть как ныне, так и впредь.
Заведены в Петербурге хрустальная и стеклянная фабрика.
Граф Растрелли вылил статую Бухвостова (из потешных, в то время майора артиллерии). Хранится в Академии Наук, в кунсткамере.
Петр во все время был болен и вознамерился отправиться в Пирмонт.
Приказано сосчитать присутственные места и присылать к государю месячные и годовые ведомости.
Учреждение ландратов.
Повелено жечь подметные письма, их не распечатывая, а доносить только по трем первым пунктам и о похищении казны.
Учреждение Морской академии.
Запрещено рубить лес строевой на дрова etc.
Солдат и матросов у себя не держать без письменного виду под смертной казнию.
Указ о жаловании крон-принцессе 30 750 руб. (треть серебром, 2 трети медью).
Повеление о полотнах.
Сухопутный воинский устав.
Новый устав коллегиям.
Учреждены во всей России дома для приема незаконнорожденных.
Указ о вытье.
Петр в новый год писал к рижскому губернатору Петру Михайловичу Голицыну, приказывая учредить в Курляндии для него подводы (50 или 60) от Риги до Митавы; до Либавы отправил он своих лошадей и конюхов.
По случаю посвящения архиереев в епархии Вологодскую и Астраханскую дана им инструкция. Архиереи обязывались:
1) никого не проклинать и от церкви не отлучать, кроме как явных преступников и разорителей заповедей божиих, и то проклинать их единолично, а не вседомовно,
2) с раскольниками и противниками православия поступать кротко,
3) монахам не давать бродяжничать,
4) церквей свыше потребы новых не строить,
5) попов и диаконов не умножать,
6) паству свою посещать два или 3 раза в год, смотреть за благочинием священников, гробов неведомых не свидетельствовать, беснующих, в колтунах, босых и в рубашках ходящих наказывать etc.
7) в мирские дела и обряды не входить.
Инструкция разослана при указе всем губернаторам и архиереям.
Петр повелел представлять дворянских детей для обучения и отсылки в чужие края, под опасением описания имения в пользу доносителя, хотя бы и холопа. В минувшем году было их представлено 1006. 26 января имена их напечатаны и разосланы при указе о недорослях (см. ч. V - 112).
Также подтвердил указ о детях подьяческих; на гошпитали повелено вычитать из жалования, от генерала до последнего солдата etc.
Петр предписал поручику Кожину ехать на Каспийское море и сделать оному карту, осмотреть карты и описи Бековичевы (NB).
Судей, не осудивших капитана Елагина за грабеж, повелевает послать на каторгу (галеры), описав их имение.
От 19 января Петр писал царевичу (см. суд над царевичем) второе письмо в ответ на его ответ. Или исправься, или будь монах. Царевич вторично просил государя о дозволении постричься, а за болезнию извинялся, что не мог дать пространный ответ. Петр посетил сына перед отъездом, дав ему (26 января) шесть месяцев на размышление.
На другой день (27) отправился Петр к водам. Екатерина следовала за ним с царевной Екатериной Ивановной, которую хотели выдать за герцога Мекленбургского. 29-го из Риги Петр писал к Апраксину, извещая его, что дорога ему пользует, и повелевая поручить навигационную школу Матвееву.
В Риге, негодуя на капитана Сиверса, не исправившего поручения касательно канатов, пишет он Апраксину - лучше бы взял на себя cue дело.
Петр повелел исповедоваться ежегодно, под опасением штрафа (втрое против доходу); раскольников же описать, кроме пограничных (из опасения побега) etc.
Из Митавы Петр заехал в Либаву, где зимовала гвардия и 40 галер. На пути Петр два раза занемогал. Петр назначает датскому королю свидание в Стральзунде.
В Либаве к Петру явился князь Черкасский-Бекович. Он был в 1714 году послан в Астрахань и на Каспийское море для разведования о золотом песку, находящемся в Аму-Дарии, в Хиву посланцем и шпионом послан был... (?)
Бекович донес Петру о том, что Порта и хан крымский стараются преклонить горцев и другие племена от Черного моря до Персии себе в подданство etc., etc. (см. «Журнал», ч. II - 350).
Петр отослал гвардии капитана Бековича в Хиву, прикомандировав к нему поручика Кожина. (Главная цель была открытие водяного пути в Индию. см. ч. V - 124, инструкцию Петра etc.)
В Либаве Петр дал Петру Бестужеву, определенному к особе царевны и герцогине курляндской Анне Ивановне, инструкцию, дабы истребовал он у курляндского дворянства княжеские маетности в полное распоряжение герцогини. А сборы с привозных и отпускных товаров, прежде сбираемых на князя, ныне сбирать на нас etc. Указ государя.
Сенат отправил Бековича, исполнив в точности повеления Петра.
14 февраля Петр с императрицей и племянницею из Риги отправился к своей армии, к Гданску, через Мемель и Кенигсберг.
19 февраля Петр прибыл в Данциг, в полдень в воскресение, и тотчас отправился в церковь, где слышал проповедь. Анекдот о бургомистровом парике.
Между тем Карл решился с 20 000 войска вторгнуться в Норвегию, зная о намерении союзников напасть на него в Швеции.
Петр осмотрел свои полки и жаловался Августу на убиение четырех русских подполковником Каванаком, требуя за то удовлетворения.
Поручик Мяснов послан был в Копенгаген для испрошения позволения осмотреть все гавани от Штетина до польской границы для укрытия русской эскадры (либавской) в случае бури, что и было дозволено.
Петр писал к Долгорукову, послу своему при датском дворе, что с огорчением видит он, что нет со стороны Дании никакого приготовления для десанта в Шконию, что пекутся только о взятии Висмара, чем война не может быть еще окончена, что, дабы принудить Карла к миру, надобно вторгнуться в Швецию и отвлечь его от Висмара, который тогда и будет принужден сдаться, что он (Петр) для того и лучшую часть своего войска привел etc. Петр представлял, что на следующий год ему будет невозможно понести столь великие издержки, что время к десанту будет упущено, умалчивая о могущих встретиться препятствиях etc., также просит о свидании с датским королем в Померании или Мекленбургии, ибо-де он болен и спешит пользоваться кислыми водами, а потому в Киль, Шлезвиг или Гликштадт приехать не может.
Король назначил местом свидания Гамбург.
На Данциг Петр положил штраф немалый (?) за торговлю с неприятелем и за неисполнение условий. А своим офицерам повелел в гавани осматривать суда, и шведские или приходящие из Швеции арестовать (кроме английских и голландских). 8 марта прибыл герцог мекленбургский, жених царевны Екатерины Ивановны.
Союзники просили Петра о вспомоществовании во взятии Висмара, в 1648 Вестфальским миром уступленного Мекленбургией. Петр охотно согласился, нетерпеливо желая учинить вторжение в Швецию. Он повелел Репнину следовать с частию пехоты к Висмару. Но Висмар сдался на капитуляцию прежде прибытия Репнина (? NB), который не был впущен в город датским генералом Девицем и уклонился в Стерлицкое княжество. Петр досадовал и жаловался, но это не имело никакого последствия.
23 марта прибыл в Данциг и Август.
30 марта кончен начатый в Петербурге воинский устав и отослан в Петербург для напечатания.
Петр купил у доктора Готвальза собрание минералов и других редкостей для своей кунсткамеры и отправил в Петербург.
1 апреля в день пасхи Август посетил Петра, и оба провели вечер у бискупа князя Потоцкого.
8 апреля совершился брак царевны Екатерины Ивановны с герцогом. Петр принял на себя медиацию между королем польским и Речью Посполитою. Положено Долгорукому ехать в Ярославль и дело вершить. Петр, извещая о том Апраксина, посылает ему картуз, которые выучил делать своего человека.
В инструкции, князю Долгорукому данной, Петр тайно приказывал включить себя, как единственно надежную гарантию противу королевских притязаний. Он предписывает Долгорукому стараться склонить одного из маршалов на сторону нашу etc., также и стараться о сатисфакции над подполковником Каванаком, угрожая в случае отказа все делать в пользу одних конфедератов.
Генералу Рену повелено в случае несогласия на Ярославском конгрессе вступить в Польшу и действовать по предписаниям Долгорукого.
Петр приказал Апраксину в Венецию, Францию и Англию отправить по 20 лучших дворянских детей для обучения.
Петру Михайловичу Бестужеву пишет о том, чтоб он тайно подговорил курляндцев не выбирать себе князя (герцога) без предварительного с ним сношения.
Шафирову, просившему деревень, назначает покаместъ 3000 р. из окладу Леволдова (?) сверх жалования.
В сенат послано 4 указа.
1) О рекрутах - о приеме их, об отдаче в гарнизон и взятии из гарнизона в полевые полки. NB.
2) О наследстве мужа после жены etc., etc.
3) Противу плутовства русских купцов, кладущих посреди льна и пеньки товар гнилой и даже камни.
4) О переведенцах в Петербург.
18-го апреля Петр поехал навстречу своей галерной эскадре, оставя Екатерину в Данциге.
Он прибыл в Кенигсберг и 23 апреля дал аудиенцию персидскому послу, между тем в библиотеке нашел радзивильскую (?) рукопись Нестора.
Петр, узнав, что Август не соглашается на претензии наши касательно Данцига, писал к Шереметеву не отступаться никак от требований. В случае несогласия он обещал вылечить город через пургацию, для чего уж и привезены сюда и пилюли.
Получено тогда же известие о вторжении 6000 татар в Казанскую область. Полковник Шварц их разбил, 1500 лошадей взял, а сына ханского повесил.
Город Каянбург сдался. Найдено в нем 20 пушек.
27 апреля Петр возвратился с эскадрою в Данциг, а 30-го отъехал к Мекленбургу, попировав на море с Августом.
Август согласился взять на себя контрибуцию, наложенную на Данциг (sic), и Петр приказал Шереметеву идти в Мекленбургию. Петр оставил государыню при войске, а сам отправился по почте в Stetin, куда прибыл 4-го мая, а Екатерина - 5-го. 6-го приехал сюда incognito король прусский.
7-го мая Петр, узнав, что к Копенгагену пришли шведские корабли, повелел Бутурлину идти туда с галерною эскадрою.
8-го Петр поехал на Шверин, куда и прибыл 12-го.
Король прусский обещал войску нашему во время прохода через Пруссию дать луга безденежно; но комиссары прусские вели Шереметева и Вейде песками и болотами и чуть не переморили всех лошадей. Наши жаловались, но втуне.
15-го мая Петр осмотрел Висмар и писал в Петербург, повелевая послать в черкесскую землю мастера для отыскания серебряных руд, и приказывал удержать в Петербурге до его приезда бухарского посланника.
16-го отправился он к Пирмонтским водам.
17-го был в Гамбурге.
18-го прибыл в Алтону, куда на другой день приехал и король датский. Петр оставался тут до 23-го (смотри инструкцию князю Василию Долгорукому, V - 170).
В то же время писал Петр в Петербург о злоупотреблениях армянской торговли.
26-го мая Петр прибыл в Пирмонт и остался там до 14 июня. Оттуда писал в Петербург об укреплении берегов Невы сваями и землею, а Шереметеву о провианте etc.
15-го июня Петр отправился в Ганновер и Шверин.
19-го в Ревель послал он к капитан-командору Сиверсу Румянцова и Франца Вильбуа с повелением город запереть, а эскадру послать к Копенгагену через пять часов, не более.
Сие было сделано вследствие переговоров Англии с стокгольмским сенатом, кои состояли в сих пунктах:
1) Прекратить Швеции пиратство на море.
2) Не вступаться за претендента.
3) Остановить завоевания в Норвегии и прочих датских областях.
Петр с беспокойством ожидал, чем кончатся переговоры, и жалел о том, что флот его не зимовал в Ревеле, как то он предполагал.
В Росток пришли пять купленных в Англии кораблей и два сделанных в Архангельске. Туда же, по повелению Петра, прибыли и Шереметев, Вейде и Глебов (генерал-майор).
Петр прибыл в Росток 23 июня. Петр держал совет. Положено генералу Вейду стать у Ростока лагерем etc., etc., майору гвардии Матюшкину велено ехать в Любек для заготовления судов для переправы войск в Данию.
27-го праздновал у герцога мекленбургского годовщину Полтавы, а 29-го, в день своих именин, дав войску повеление ехать к Копенгагену, отправляется на галере туда наперед, а Екатерина сухим путем через Любек.
5 июля Петр прибыл к Копенгагену.
В тот же день писал он к Ушакову о высылке 2500 тулупов в Копенгаген, также и Апраксину, жалуясь на медленность датчан etc. 12-го прибыла в Копенгаген и царица.
17 июля Сиверс привел из Ревеля к Копенгагену 13 кораблей (семь линейных) и соединился с 10 кораблями, уже там находившимися под начальством капитан-командора Шелтинга (всего 16 линейных и 43 галеры). Петр прибыл на свой корабль «Ингерманланд» и поднял синий флаг, к нему приехали английский адмирал и голландский командор, и государь потом обедал у адмирала Норриса.
20-го опять церемонии, посещения, пальба etc. Петр стал настаивать на том, чтоб учинить вторжение в Шоны; но датские министры отговаривались под предлогом, что должно им дождаться сперва прибытия их виц-адмирала Габеля из Норвегии, также и уборки хлеба с полей, дабы не повредить ему лагерем.
Петр в ожидании Габеля захотел высмотреть неприятельские берега. 22-го июля на трех шнавах объехал он шонский берег от Эльзенбурга до Карлскрона и далее. Все удобные к высадке места были укреплены. Шведы стреляли по шнавам, а Петр с своей стороны пальбою вытеснил роту конницы из приморского дома и возвратился к Копенгагену. 23-го прибыл он на шлюпке к своему флоту.
27-го в годовщину Ангутской морской битвы Петр пировал со всем флотом и увидел идущего наконец Габеля из Норвегии с эскадрою шести кораблей. Петр повелел Шереметеву отправить 4000 драгун, приведенных Матюшкиным из Любека, немедленно в Зеландию к Нейштадту, а судам воротиться пока для переправления достальной конницы к Копенгагену.
Но датский король медлил или был затруднен другими державами (см. Миллера в «Истории Шереметева» и Гебгардия II часть Датской истории).
2-го августа Петр отправил поручика Дена осмотреть Борнгольм и шведское войско.
От нечего делать соединенные флоты конвоировали торговые суда всех наций; их было в Зунде более ста.
Так как датский генерал-адмирал Гулденлеве и английский Норрис спорили о начальстве, то Петр по просьбе их решил их несогласие, приняв на себя звание главнокомандующего всеми четырьмя флотами. На сей случай выбита медаль (V - 191). Петр принял сие звание 5 августа. Флот состоял из 26 кораблей русских, датских 19, английских 19, голландских 25, не считая галер.
По данному сигналу флот сей пошел к Борнгольму.
Петр приказал датскому виц-адмиралу Юдикеру послать транспортные суда в Росток за войском.
6 августа праздновано известие о победе австрийцев над турками.
Флот отправился, но море было уже свободно. Шведы скрылись в Карлскронскую свою пристань. Петр занялся одними эволюциями, чем и ограничилась сия кампания.
Петр, посылая Апраксину ордер баталии и известие о своем наименовании, пишет: «чаю, не забудешь свою пословицу: отроду впервые», притом жалуется на датчан etc.
11-го августа Петр, уведомясь, что море точно свободно, отправил купеческие суда. Положено крейсировать. Норрис предлагал идти всем флотом к Карлскрону. Петр был того же мнения, но датчане отказались под предлогом, что не имеют на то позволения от своего короля.
Беспокоясь о медленности датчан, Петр решился отправиться в Копенгаген торопить транспорт войска из Мекленбургии. 14 августа прибыли к нему адмиралы английский и датский: Петр решил иметь им совет на корабле Шелтинга и, насилу сладя с ними, отправился к Стральзунду. Настали бури; 17-го августа Петр стал на якори у острова Ругена, а 18-го на шлюпке прибыл к Стральзунду и явился incognito к коменданту в сопровождении Ягужинского. Он повелел тут изготовить транспортные суда для переправы войска из Померании; 18-го писал к Шереметеву, чтоб он с войском из Ростока отправил на тех судах и дрова etc.
Осмотрев город и отправя при себе суда к Ростоку, Петр на «Ингерманланде» отправился 20-го августа к Копенгагену. 22-го туда прибыл и отправил к царевичу кабинет-курьера Сафонова, повелевая ему прибыть в Копенгаген.
Петр осмотрел кунсткамеру, измерил море etc.
28-го Петр опять осматривал шонский берег издали, влезал на мачту и с шнавы своей послал графу Шереметеву повеление идти скорее к Копенгагену.
Наконец 29 августа прибыл Вейде. 30-го граф Шереметев.
Того числа Петр ездил опять осматривать шонский берег с генералом Вейдом. Шведы стреляли по ним, ядро пробило его шнаву. Петр возвратился в Копенгаген, а казаки, сделав высадку, поймали трех языков, которые объявили, что берег укреплен и охраняется 20 000 шведами.
1-го сентября Петр созвал совет, и намерение учинить высадку было оставлено (см. ч. V - 206).
4-го прибыл и последний транспорт войск под начальством Репнина. Всех регулярных полков было приведено до 21 полка, около 24 000.
Петр созвал опять совет, но первые положения были подтверждены. На что 10-го сентября согласился и датский король. Высадка отложена до следующего года.
Петр осмотрел опять шонский берег и писал Апраксину, с печалью извещая его об отложенной высадке, полагая на следующий год, не полагаясь уже на датчан, самому вторгнуться в Швецию.
Датские министры были недовольны. Они предлагали учинить высадку. Петр спросил их, где будет зимовать войско? «В окопах при Есеморе, в землянках», - отвечали датчане. «Это значит губить людей», - возразил Петр (смотри Венецианскую историю Петра Великого).
Голиков полагает причиною неохоте датчан коварное недоброжелательство мекленбургца Бернсдорфа, любимца английского короля и врага герцога (см. «Журнал Петра...»). Бернсдорф успел поссорить короля английского с Петром, а датчан уверить, что Петр вступил в тайные переговоры с Швецией (см. также Миллерову «Историю Шереметева»). Датчане уже приготовились к обороне и укрепили Копенгаген; Бернсдорф посылал и Норрису повеление напасть на русский флот, ежели не будет высадки (?). Норрис не согласился, не имев на то разрешения своего короля. Тогда Бернсдорф с угрозою от имени английского короля объявил датчанам, что отложение высадки приемлется им за обиду.
Петр, однако, умел рассеять сомнения датского короля; им было положено на Генеральном совете (20 сентября) войску русскому не отдаляться. Пехоте и одному драгунскому полку стать на зиму в Мекленбургии и в Стрелицком княжестве; драгунам, - в Польше на границах; артиллерии - там, где останется флот, транспортным судам оставаться в Ростоке, галерам - там же; корабельному флоту идти в Ревель.
Транспорт оставался в Копенгагене по причине бурной погоды. Бернсдорф хотел силою оружия принудить войско русское отправиться не в Мекленбургию, а в Россию. Норрис опять на то не согласился. Бернсдорф обратился к приморским германским властителям, стараясь вооружить их на Петра.
По наущению ганноверцев Англия и просьбой и угрозой думала принудить Петра вывести войска свои из Германии. Но он остался тверд и старался только не ссориться с Данией. Он повелел транспортным судам идти с войском в Мекленбургию, а флоту под командой Шелтинга - в Ревель.
Между тем русские недоросли, присланные Апраксиным, прибыли в Копенгаген. Петр их осмотрел и распределил, кого куда послать (V - 218, примеч.). Указ о том князю Долгорукому от 12 октября.
16 октября Петр отправился в Мекленбургию.
21-го прибыл он во Фридерихсштадт, где пробыл 6 дней, до 27-го. В Любек въехал 30-го, откуда отправился в Ниренберг, где велел одному живописцу снять с себя портрет в профиль и отослал оный в Петербург с повелением вырезать его на рублях, кои и появились на следующий год (Штелин).
В Шверине встретили его герцог и герцогиня мекленбургские. Петр пробыл тут 5 дней, распоряжая квартиры для войск etc.
Между тем начиналась страшная политическая интрига. Барон Герц, новый любимец Карла XII, вздумал переменить все сношения, дотоле существовавшие между европейскими государями, склонив короля своего к миру с Россиею. Возведение на польский престол Станислава, а на английский Якова III было целию этой интриги, еще довольно темной и коей агенты были весьма мелкие и незначащие люди (см. Lemontey).
Карл XII прислал на Бруншвейгский конгресс декларацию, в коей изъявил он свою склонность на мир с тем, чтобы отъятые земли были ему возвращены. Разумеется, что никто из союзников на то не согласился.
10 ноября Петр отправился путешествовать. Екатерина, будучи брюхата, осталась в Шверине. Петр имел в Габельсберге свидание с прусским королем. «Мы здесь с прусским королем, - писал Петр к Апраксину, - нечто небесполезное учинили» (?).
Петр между тем писал в Воронеж вице-губернатору Колычеву, чтоб он велел наловить разных птиц и диких быков.
Петр заехал в Бейценбург, где стоял Шереметев, а оттоле отправился водою в Гамбург, куда прибыл 20 ноября. В Алтенау Петр оставался до 26-го. В сие время магистрат гамбургский выдал ему Войнаровского (V - 234, также «Жизнь Шереметева»).
Апраксин в то время посылал немалые партии из Финляндии и устрашал шведа даже в Стокгольме.
26-го Петр Эльбою поехал далее. В Бремене принят он был торжественно.
2-го декабря Петр прибыл в Амерсфорт, где встретил его князь Куракин и резидент Брант etc.
6-го декабря Петр прибыл в Амстердам, куда на другой день приехала и свита его, а именно: канцлер граф Головкин, подканцлер барон Шафиров, тайный советник Петр Толстой; генерал-поручики: князь Вас. Долгорукий, Ив. Бутурлин, князь Куракин, гофмаршал Шепелев.
27-го Петр осматривал недорослей, прибывших из Копенгагена, определив им по червонцу в неделю кормовых (весьма много), потом отправил их в Венецию, дав им по 25 червонцев на дорогу. Тамошний наш агент Беклемишев записал их в галерную службу.
Петр графу Шереметеву повелевает расположиться квартирами, переговоря о том с герцогом, и выговаривал за то, что Шереметев послал в Травеминд 500 человек для приема небывалых галер и тем всех перетревожил. Апраксина Петр уведомлял, что шведы сильно идут на Норвегию, отчего датчане трепещут, да и другие шарашатся.
Петр продолжал свои переговоры с датским королем о вторжении в Швецию. Он опасался союза английского короля со Францией и Голландией. Для того предлагал он вторгнуться в Швецию с двух сторон, датчанам со стороны Шон, а русским со старой Швеции; он соглашался прислать датскому королю 20 батальонов вспомогательного войска, но требовал за то по 100 (или по крайней мере по 70) матросов за батальон etc.
Петр, осматривая Амстердамскую верфь, простудился 27-го и лихорадкою болен был до 10 февраля 1717-го.
2-го января царица родила в Везеле великого князя Павла Петровича. Петр был обрадован и уведомил о том всех государей. см. письмо его князю П.М. Голицыну. Ч. V - 255.
Но новорожденный скончался 3 января. Петр как ни был тем огорчен, но не перестал заниматься делом.
Он повелевает между прочим выдать гофмейстерине Матвеевой (при курляндской герцогине) 1000 руб. жалованья: письмо к Бестужеву.
За рубку казанских и нижегородских лесов определяет жестокое наказание.
Шереметеву пишет, дабы он собрал совет, где бы решили, как кончить сию войну, «да чтоб отнюдь не было как изволишь».
Герц с успехом продолжал интригу, начатую в прошлом году. Он сам ездил в Мадрит для переговоров с Альберони и положил там основание заговора Селламара; потом явился он в Рим к претенденту, удалившемуся туда из Авиньона (после тройственного союза). Претендент обещался к марту 1718 собрать 10 000 войска в Шотландии.
Король шведский должен был туда же привести столько же войска и доставить военные припасы. Герц тайно был потом во Франции, а оттоле в Голландии. Он получил тут до 80 000 фунтов стерлингов (?), собранных англичанами недовольными; приуготовлены перевозные суда, куплены шесть военных кораблей и проч. Граф Гилленбург, посол шведский, в Лондоне ободряет недовольных, кавалер Follard во Франции подговаривает французских и ирландских офицеров. Претендент пишет Петру, прося от него помощи; а граф Гилленбург предлагает ему мир... Петр приказывает своим министрам трактовать с Герцем. Вдруг заговор Герцов разрушается! (см. Lemontey).
Гилленбург арестован в Лондоне, а Герц в Амстердаме. Петр радуется исподтишка. «Не правда ль моя, - пишет он Апраксину, - что я всегда за здоровье сего начинателя пил? никакою ценою не купишь, что сам сделал...»
Король английский напечатал переписку агентов с Герцем и Гилленбургом. Имя Петра было тут замешано. Петр через секретаря своего посольства Веселовского жаловался на сию обиду и отрекался от всякого участия в замыслах шведского министра. Он оправдывал и своего доктора Арескина, тут же замешанного. Он давал заметить, что никогда не хотел бы главному своему врагу придать сильное вспоможение, возведши на престол Англии претендента и проч. и проч. Ответ английского короля был удовлетворителен. Он отвечал, что никогда не имел подозрения в участии Петра в заговоре Герца; признавался, что, как ганноврский электор, он должен был стараться о выводе русского войска к Германии и проч.
Карл тогда был в провинции Шонен. Ему подали напечатанные письма. Он прочел их, усмехнулся и спросил, не напечатаны ли и его письма? Потом приказал арестовать английского и голландского (?) посланника; и через Францию объявил, что в интриге Герца участия не имеет и готов, буде они виновны, министров своих наказать. Они были освобождены через полгода.
2-го февраля царица приехала в Амстердам.
Тогда же Петр получил от князя Долгорукого известие о примирении короля польского с конфедератами на Ярославском съезде вопреки посторонним стараниям. Войско удалилось из Польши и по приказу Петра употреблено в работу и проч. (указ сенату).
Петр по выздоровлению своему занялся обыкновенными своими трудами. Он посещал охотно живописцев, на аукционах накупил множество картин фламандской школы, коими впоследствии украсил покои своей супруги в Монплезире (см. Штелина, известие о Кселе).
Петр купил за 30 000 гульденов анатомический и натуральный кабинет Рюйша (см. любопытное письмо его, Голиков, ч. V - 283).
Он вывез также модели корабельные и проч. Заключил также договор с типографщиком Даниилом Леейвеном о напечатании Ветхого и Нового завета на голландском языке, на половине листа, дабы припечатать потом и славенский текст, что и исполнено в 1721 году.
Боуру объявлено полное генеральство.
Морская академия поручена Матвееву, вместо Сент-Илера (?), коего отпустили для его прихотей, и проч. и проч.
27-го февраля Петр с супругою ездил в Саардам и посетил своих старых товарищей.
28-го в Утрехте посетил своего резидента Бранта в загородном доме его {в} Петербурге (см. V - 291).
В сие время Петр получил известие о побеге царевича и, прибыв в Амстердам, поручил резиденту Веселовскому, а потом гвардии капитану Румянцову отыскать укрывшегося сына, дав ему следующий указ:
1) Сыскав известную персону, тотчас везть в Мекленбургию и отдать под крепкий караул одному Вейду в величайшей тайне.
2) Узнать от него, кто участник в его побеге, видно уже давно умышленном, ибо в два дня к оному приготовиться невозможно, и тех особ, ежели они в Мекленбургии или Польше, арестовать самому.
3) Исполнить, несмотря на оную персону, всякими мерами, какими бы ни были.
Всем генералам, штаб- и обер-офицерам указ слушаться во всем капитана Румянцова.
Между том он писал Апраксину о недорослях; Ушакову о наборе рекрут; Петру Михайловичу Голицыну - о буковых деревьях, для насаждения оных в приморских окрестностях Петербурга; Шереметеву - о его беглом холопе, записавшемся в рекруты; Ушакову - о выдаче сего холопа; Долгорукову о сатисфакции за Кановакова; Колычеву - о приискании мамонтовых и других костей и проч. Голиков, по обыкновению своему, восклицает: удивительно! что за попечение, что за присутствие духа! Голиков прав.
Петр получил от Румянцова известие, что царевич находится в Тироле в крепости Эренсберге. Петр требовал его выдачи; цесарь тайно переслал царевича в Неаполь, где и скрыл его в тамошнем замке.
7-го марта Петр из Амстердама отправился и прибыл в Гаагу 8-го, где остановился у Куракина.
Здесь 14-го марта Мор писал с него портрет.
Отселе повелел, между прочим, в Петербург: ехать одному кораблю со смолою, юфтью и воском в Венецию, о чем уже с сенаторами списался.
Голицыну о недорослях и проч. и проч.
17-го Петр прибыл в Лейден, осмотрел университет, записывая, что ему казалось нужно или замечательно; потом фабрики и проч. и возвратился в Гаагу, а 19 поехал в Роттердам, где и пробыл до 24-го.
24-го марта из Роттердама, отправя Екатерину в Гаагу, сам на яхте поехал Петр во Францию. При нем находились: Толстой, князь Куракин, Шафиров, князь В. Долгорукий, Иван Бутурлин, генерал-поручики: генерал-адъютант Ягужинский, кабинетные секретари Макаров и Черкасов, лейб-медик Арескин, духовник и проч. и команда гренадер.
Петр, дорогою осмотрев шлюзы и канал города Флисинга, писал (от 28-го марта) Апраксину, объявляя ему, что неприязненные действия между Англией и Швецией начались и что должно ожидать войны. Петр приказывает ему быть в море при флоте у Дагерорта, также меж Рогервика и Финского берега. «Неприятелю страх, а людям обучение; в случае нужды все готово, а ретирада безопасная: место узкое, обойти флот нельзя».
30-го Петр отправился в Брабандию.
31-го вошел в Шельду (Escaut31) у Антверпена.
Здесь Петр посетил езуитские монастыри и нанял в свою службу шаутбенахта Падона (V - 309).
Петр из Брюсселя писал П.М. Голицыну, советуя иметь ему предосторожность о нечаянном вторжении шведов и проч.
Петр осмотрел Гольт, Ган и Остенд, где простил одного преступника, ведомого на казнь; 10 апреля прибыл в Дюнкерк, первый французский город.
Петр пробыл в Кале от 17 до 23-го апреля (дня пасхи), здесь смотрел экзерцицию и взял с собою в Россию великана, по имени Николая.
Между письмами Петра есть одно к Румянцову. Он еще не знает, где подлинно находится царевич, и повелевает ему, Румянцову, ехать самому в Тироль и incognito следовать всюду за царевичем.
Петр не принял ни услуг знатных особ, ни обеда, заготовленного для него епископом (?...), и, когда ему заметили, что негде ему будет в другом месте порядочно отобедать, отвечал: хлеб да вода, солдатская еда.
24-го апреля Петр, проехав Montreuil32, обедал в Abbeville33, где и осмотрел суконную фабрику.
26-го в Алвеве (? à Beaumont. Duclos34) встретил Петра маршал de Tesse35 с эскадроном гвардии и с экипажем, и вечером в 10 часов Петр приехал в Париж - для него приготовлен был старый Лувр, но он остановился в Hôtel de Langres36 (Голиков); Lesdiguières proche de 1’Arsenal (Duclos)37.
(О пребывании Петра в Париже смотри Вольтера и Дюкло.)
6-го июня ст. ст. Петр отправил в Италию рагузанца Савву Владиславлевича, дав ему вместо паспорта грамоту, в коей именовал его графом иллирийским.
Писал Шереметеву о содержании солдат, о полковнике Каванаке, о прежних претензиях на Данциг и пр.
Видя неохоту датчан, Петр вознамерился свои войска из Германии вывесть и писал о том князю Голицыну.
В сенат Петр послал указ дозволить опять вывоз хлеба за море, с пошлиною со ржи и ячменю по полуефимку с четверти, а с пшеницы по ефимку.
Апраксин донес Петру, что крейсировка производится с успехом, что галеры в Абове готовы до 100 судов и пр. и пр.
Петр принял медиацию французского двора и оставил в Париже уполномоченными барона Шафирова, П. Толстого и князя Долгорукова. Смотри Голиков. V - 337.
9-го/20 июня Петр выехал из Парижа.
Петр ехал через Суассон, Реймс, Шарлемонт, Намур и Лиеж.
16-го приехал он в Спа, и в тот же день приехал к нему Румянцов, с донесением о открытии местопребывания царевича в Тироле.
Петр тогда же отправил к цесарю Толстого и Румянцова с просьбой о выдаче ослушного сына и с ними писал и к самому царевичу (см. введение).
Апраксину писал он, назначая новых полковников, приказывая лить новые пушки и проч.
Франц Вильбуа произведен в капитан-поручики, и ему поручены русские матросы, определенные на датские фрегаты, которые должны были прийти (и которые, кажется, не бывали).
Петр пользовался водами от 21-го июня до 14 июля. В сей день отправился он в Аахен. (Анекдот о деревенском священнике, V - 349.)
22-го Петр прибыл в Амстердам.
24-го с царицей ездил к ост-индскому флоту, за пять миль от Амстердама, и 28-го воротились.
Адмирал Норрис и министр Wittford38 приехали в Амстердам с дружескими предложениями. Петр их не принял. Но ратификатовал союз с Францией и заключил трактат с прусским королем.
Петр ездил в Лоу, куда явился и Герц, освобожденный из-под ареста. Он имел о мире переговоры с князем Куракиным и получил пропуск для проезда через Эстляндию в Швецию.
Петр возвратился в Амстердам. Тогда куплены им часы с курантами и отправлены в Москву. (Анекдот о живописце Никитине.)
Петр в Амстердаме поручил торговлю резиденту своему Бранту на место комиссара из купцов Соловьева, коего неведомо за что под караулом отправил в Россию, что сильно поколебало доверие к русским купцам и повредило успехам нашей торговли и кредиту.
22-го августа Петр с Екатериной отправился из Амстердама и 31-го прибыл в Везель, отселе приказал Долгорукову прислать в Петербург описание адмиралтейства датского, доставленное ему Юдикером, и потом, отпустив Куракина и гг. Нарышкиных и оставя здесь Екатерину, поехал один. В Магдебурге встречен был мекленбургскими герцогом и герцогинею (6-го сентября).
В Бранденбурге имеет свидание с своим посланником при прусском дворе графом Головкиным. В Гессен-Касселе генерал Ранг, возвращаясь из Швеции, доносит ему о готовности короля к миру; и объявляет, что везет повеление трактовать о том с русскими министрами. Петр пишет о том Куракину.
8 сентября прибыл Петр в Берлин, где и провел время с королем. Отселе послал он Шереметеву приказ, чтоб Репнин шел с третьей частию пехоты к своим границам; а он, фельдмаршал, оставался бы у Данцига до совершенного удовлетворения, несмотря на поляков.
Екатерина прибыла в Берлин. 14-го сентября Петр (один) отправился в Данциг, куда прибыл 18-го сентября.
20 сентября Петр утвердил князем Долгоруким заключенные с городом условия. Данциг обязался:
1) Пресечь все сообщения со Швециею.
2) Вооружить против нее три фрегата, на коих быть русским офицерам и частию матросам.
3) Заплатить в три срока 140 000 голландских ефимков.
Петр за древнюю картину, изображающую Страшный суд, давал до 50 000 ефимков, но город отказал. Сие повествует Татищев, коему редко должно верить.
Пишет Петр в Копенгаген о вымерении фрегата и проч.
NB. Веселовский еще в Англии.
Екатерина приехала в Данциг, и 21-го Петр с ней отправился водою до Кенигсберга, повелев Шереметеву в Петербург идти с войском.
В Митаву прибыл Петр 27-го сентября. Анна Иоанновна встретила дядю своего за городом.
28-го Петр прибыл в Ригу; отселе писал он Ушакову об облегчении судьбы шведских пленников (29-го). 30-го выехал в Петербург.
3-го октября за Ревелем встретили государя Апраксин и войско. Царь и подданные его плакали от радости.
Здесь пробыл он до 5-го или 7-го октября и в Нарве (8-го), дождавшись Екатерины, снова ее оставил и 9-го прибыл в Кроншлот, где встретил его князь Меншиков, а 10-го прибыл в Петербург.
Здесь за столом произошел разговор о царе Алексее Михайловиче, см. Татищева (верить не во всем этому краснобаю).
Мнение Петра о {лакеях}39 (V - 375).
Домашний быт Петра. (Там же.)
Петр писал Ушакову в Москву, приказывая ему не решенные им дела немедленно доставить в Петербург. С 12-го октября Петр ежедневно был в сенате. Был строгий перебор.
Петр писал к Бековичу (уже умерщвленному) о пути в Индию и возвращении знающего человека в Бухарию через Китай.
Основана в Туле оружейная фабрика.
В Ярославле заведены Затрапезновым полотняные и бумажные фабрики.
Указ I. Всем торгующим юфтью (исключая Смоленской и Архангельской губерний) привозить две доли в Петербург, а третью в Архангельск.
Указ II. Запрещено носить золото и серебро, пряденое и волоченое, а донашивать позволено старое.
В деньги не играть.
Носить платья из китайских, персидских и русских материй (без золота).
Указ III. Просьб не писать и не подавать и никаких дел по домам не производить, а кроме как в приказах, а людям приказным по утрам не ходить по домам с поклонами или по делам.
Указ IV. Дозволил наем повольный (рекрутский) с тем, чтоб наемщик отвечал за наемника.
Указ о беглых:
В первый раз сквозь строй, во второй - кнут и галеры.
Указ сенату: войску, идущему из Германии, определены заранее квартиры.
Между тем 29-го ноября получено письмо от Герца к Шафирову из Лундена. Карл XII предлагал вступить в переговоры на острове Аланде. Петр назначил генерал-фельдцейхмейстера Брюса и канцелярии советника Остермана полномочными послами и сам занялся инструкцией. Петр звал к себе Шафирова.
Петр тогда же думал выдать Анну Иоанновну за герцога Саксен-Вейсенфальского и писал о том Бестужеву (см. о сем любопытное и умное изложение в Голикове, V - 389).
Кубанские татары стали шевелиться. Русское войско, в 5000 состоящее, выступило на линию с донскими казаками. Порта сама остерегала царя.
15-го декабря Петр, отправляясь в Москву, издал манифест о переговорах со Швецией.
Петр в январе прибыл в Москву, осмотрел фабрики, дал привилегию купцу Воронину и 5000 р.
5 января Петр писал Веселовскому в Лондон, объявляя о переговорах, начатых с бароном Герцем и пр.
Петр занялся гражданским управлением, присутствуя в разных приказах и проч.
Ушакову повелено: 1) набрать 400 молодых людей и доставить в С.-Петербург.
2) Набрать плотников, столяров, кузнецов и проч., также для Петербурга.
3) Выдать князю Прозоровскому для адмиралтейства 150 000.
4) Взять протопопа суздальского и сыскать Авраама Лопухина человека. Петр уничтожил правеж и повелел колодников-должников отсылать в с.-петербургскую работу; а старых баб и детей в прядильный дом, зачитая по рублю на месяц.
Уничтожил выдачу головою за долги.
От выбора в службу увольняет мануфактуров и их работников.
Приказывает юфть для обуви делать не с дегтем, а с ворваньим салом под страхом конфискации и галер, как обыкновенно кончаются хозяйственные указы Петра.
Доносы Петр ограничил тремя первыми пунктами:
1) О замысле на здравие государево.
2) О бунте и измене.
3) О похищении казны; доносителям по двум первым пунктам велено являться к двору его величества, к караульному офицеру, а по третьему в Москве к Ушакову, а в Петербурге к Кошелеву (полковнику).
Петр отменил или смягчил указ о неношении золота и серебра (V - 401).
Устанавливает сбирать пошлину с возов у земляного города в воротах; с дров, с сена и проч.
Дал указ о чеканке денег.
Веселовскому Петр приказывает арестовать какого-то Шпиноля, яко русского подданного, за своевольную отлучку и за дерзостные речи.
(Анекдот о ябеднике, V - 404.)
В феврале начался суд над царевичем.
Петр уже в 1715 году явно изъяснялся относительно несчастного Алексея (V - 406, смотри письмо австрийского посланника).
Царевич родился 1690, февраля 29 (высокосный год), до 699 находился подле царицы. Петр определил к нему в наставники фон Гизена (царевичу было 10 лет) и поручил его князю Меншикову.
Петр записал его сержантом в гвардию, держал при себе; водил в сражения, посылал путешествовать, уважал его ум (см. письмо его, писанное в октябре 1716), несколько раз давал ему важные поручения, в 1708 при Долгоруком посылал на бунтующий Дон, в 1711 - в Польшу. Женил его на принцессе Вольфенбительской (смотри Moreau de Brasey). Она, кажется, изменила мужу с молодым Левенвольдом. Царевич ее разлюбил и взял себе в наложницы чухонку (см. Брюса: описание царевича, и Кокса).
Царевич был обожаем народом, который видел в нем будущего восстановителя старины. Оппозиция вся (даже сам князь Яков Долгорукий) была на его стороне. Духовенство, гонимое протестантом царем, обращало на него все свои надежды. Петр ненавидел сына как препятствие настоящее и будущего разрушителя его создания.
Царевич привезен был в Москву в конце января Толстым и Румянцовым. 3-го февраля велено было гвардейским полкам и двум ротам гренадер занять все городские ворота. Знатные особы собрались в столовой Кремлевского дворца. Туда прибыл и Петр. Царевич без шпаги был приведен и, пав к ногам отца, подал ему повинное письмо, в коем просил помилования.
Петр принял письмо и объявил сыну прощение, но приказал ему объявить о всех обстоятельствах побега и о всех лицах, советовавших ему сию меру или ведавших об оной. Буде же утаит, то прощение будет не в прощение.
Потом Петр объявил его от наследства престола отрешенным и требовал от царевича, чтоб он ныне присягою утвердил прежнее свое отрицание. Царевич прочел заготовленную присягу.
Тогда Петр повелел прочесть манифест, в коем он, объясняя преступления царевича, лишает его престола, и потом все министры, генералы, офицеры и знатные граждане присягнули царевичу Петру Петровичу, яко законному наследнику престола.
Потом царь, сын его и все присутствующие особы пошли в Успенский собор. Манифест был прочитан вторично. Духовенство и народ присягнули. Царевич учинил вторичную присягу... он причастился... и тут же объявил о двух своих письмах, писанных им из Неаполя, будто бы по наущению Карла VI - одно сенату, другое архиереям. Потом отвезли его в Преображенское.
В тот же день обнародован Манифест (VI - 3).
4-го начался суд.
Петр предложил несчастному следующие запросы, угрожая уже лишением живота:
1) Притворно намереваясь постричься, с кем стал советоваться и кто про то ведал?
2) Во время болезни царя не было ли слов для забежания к царевичу, в случае кончины государя?
3) Давно ли стал думать о побеге и с кем? с кем и для чего писал обманное письмо? Не писал ли еще кому?
4) В побеге с кем имел переписку или сношение?
5) Поп гречанин что, когда и где с ним говорил?
6) Какое письмо писал из Неаполя и кто из цесарцев принуждал его оное написать?
7) Объявить сие и все, что есть на совести, или впредь не пенять.
Чрез четыре дня царевич подал ответы свои письменно же:
На 1 пункт.
Письма государя читаны были им Александру Кикину и Никифору Вяземскому; они советовали отречься от наследства, чего и сам желал, Кикин ему советовал идти в монастырь. Вяземский тоже. Кикин, отъезжая в Карлсбад, обещался найти для него какое-нибудь место. Федор Матвеевич Апраксин и Василий Владимирович Долгорукий (NB) ободрили его намерение идти в монахи. Князь Юрий Юрьевич Трубецкой - тоже.
Сибирский (князь) дал ему денег - писем царя они не видали. Алексей пересылался с Кикиным через Барыкова тайно из опасения шпионов. Алексей писал духовнику отцу Якову и Ивану Кикину, объясняя, что идет в монахи по принуждению и пр.
На 2.
Отрекался от всяких слов и проч.
На 3.
О побеге советовался многократно с А. Кикиным. Решась на побег, объявил о том одному Ив. Афанасьеву и выехал, сам не ведая, куда укрыться, в Либау, свиделся с Кикиным, и они решились ехать в Вену.
На 4.
Что к нему писал только граф Шонбурн в Эренсберг, приложив копию с письма Блеера, австрийского резидента при русском дворе, с ложными известиями о бунте войска, в Мекленбургии находящегося, и проч.
На 5.
Отрекается.
На 6.
Письмо в сенат, также к архиереям Ростовскому и Крутицкому, писано им по принуждению Кейля, секретаря графа Шонбурна. Письма сии писал прямо набело, 8-го мая.
На 7. Объявил, у кого сколько взял денег (у Меншикова, у сенаторов, у Исаева в Риге и пр., всего около 6000 червонцев и до 4000 руб.)... разные сплетни. Замешаны царевич Сибирский, Самарин, Василий Долгорукий и проч.
Петр учредил следственную комиссию. Алексей подал дополнительные признания. Он запутывает Федора Дубровского и Семена Нарышкина.
Начался розыск. Дворецкий И. Афанасьев показал, что царевич гневался на графа Головкина и его сына Александра да на князя Трубецкого за то, что навязали они ему жену чертовку, грозясь посадить их на кол и проч.
Федор Еварлаков донес на неохоту, с которой царевич ездил в поход.
Царевич оправдывался тем, что был пьян, когда то говорил - в прочем во всем признался.
Петр послал в Вену к резиденту Веселовскому с требованием объяснения касательно Кейля.
Девка царевича не была еще привезена.
У Кикина был подкуплен камер-паж Баклановский. Он подсмотрел указ, писанный в С.-Петербург Меншикову о высылке Кикина. Баклановский тотчас бросился, дабы обо всем уведомить Кикина. Петр это заметил. Баклановский был схвачен, а курьер государев предускорил посланного к Кикину.
Петр на всех ямах учредил караулы. Никого не велено было пропускать без подорожной за подписанием государя или всего сената.
В сие время другое дело озлобило Петра: первая супруга его, Евдокия, постриженная в Суздальском Покровском монастыре, привезена была в Москву вместе с монахинями, с ростовским епископом Досифеем и с казначеем монастыря, с генерал-майором Глебовым, с протопопом Пустынным. Оба следственные дела спутались одно с другим. Бывшая царица уличена была в ношении мирского платья, в угрозах именем своего сына, в связи с Глебовым; царевна Мария Алексеевна в злоумышлении на государя; епископ Досифей в лживых пророчествах, в потворстве к распутной жизни царицы и проч.
15 марта казнены Досифей, Глебов, Кикин казначей и Вяземский.
Баклановский и несколько монахинь высечены кнутом.
Царевна Мария заключена в Шлиссельбург.
Царица высечена и отвезена в Новую Ладогу.
Петр хвастал своею жестокостию: «Когда огонь найдет солому, - говорил он поздравлявшим его, - то он ее пожирает, но как дойдет до камня, то сам собою угасает».
Государственные дела шли между тем своим порядком. 31 января Петр строго подтвердил свои прежние указы о нерубке лесов. 1 февраля запретил чеканить мелкие серебряные деньги, 6 февраля подновил указ о монстрах, указав приносить рождающихся уродов к комендантам городов, назнача плату за человеческие - по 10 р., за скотские - по 5, за птичьи - по 3 (за мертвые); за живых же: за человеческий - по 100, за звериный - по 15, за птичий - по 7 руб. и проч. Смотри указ. Сам он был странный монарх!
Жители Данцига из 140 000 ефимков, наложенных на них с 1717 г., между тем собрали первую треть, и секретарь нашего посольства Людвиг Ланчинский писал о том Петру, который сделал о том свои распоряжения и писал 6 февраля Бестужеву и Ланчинскому (смотри конвенции, VI - 50, в примечаниях).
7-го дал привилегии купцам Савельеву и Томилиным.
Следствия и казни продолжались до 18 марта. Петр роздал множество указов, касающихся торговли, монеты и проч.; золотые и штофные материи продавать разрешил до 1720.
Приказал ежегодно исповедоваться, по праздникам ходить к обедне под опасением штрафа от 5 до 15 руб.
Публиковано о целительных водах, открытых в Олонецком уезде.
Петр писал Бестужеву: «В княжеских маетностях, на кои имеет претензии принцесса Анна, хлеб опиши и перевези оный в Либаву».
Румянцову, посланному в Вену, приказано воротиться; за Афросиньей, находящейся в обозе царевича, послано.
11 февраля писал Петр к патриарху константинопольскому Иеремии о неперекрещении лютеран, кальвинистов и проч., в случае их обращения в православную веру, ибо иноземцы неохотно соглашаются на тройственное погружение.
Патриарх согласно с желанием Петра решил, что довольно тайны миропомазания, и в январе 1719 Петр о том обнародовал указ.
Между тем поручик Кожин прибыл из Астрахани с известием (?) о погибели Бековича. Петр отдал его под суд за ослушание. Кожин объявил в своем оправдании, что из Каспийского моря в реку Аму-Дарью нет исхода. Для сего Петр остановил суд (из любопытства) и послал его же, Кожина, с флота-поручиком князем Василием Урусовым исследовать сие на месте.
(О Бековиче смотри «Ежемесячные сочинения», 1760 года.)
Неверность тогдашних географических сведений была главною причиною погибели Бековича. Петр послал его удостовериться, точно ли река Аму-Дарья имела прежде течение в Каспийское море, но отведена бухарцами в Аральское. Также слух о золотом песке прельщал корыстолюбивую душу государя. Более достойна его гения была мысль найти путь в Индию для нашей торговли. К несчастью, Бекович был легковерен, упрям и несведущ, и предприятие великое с ним вместе погибло. Бекович набрал в Казани эскадрон шведских пленных, дав над ними начальство майору Франкенбергу (шлезвигцу). Бекович имел уже при себе Крутоярский полк. Он взял в Казани же Пензенский; в Астрахани - Риддеровский; сверх того 1500 яицких казаков, 500 гребенских да татар 500. Из Астрахани пошел он в море, взяв с собою морских офицеров Лебедева, Рентеля, Кожина, Давыдова и штурмана Бранта. С ним был трухменец Хаджи-Нефес (автор прожекта сего) и князь Саманов, персидский князек из Гиляни (перекрест, живший в Астрахани и compère ou dupe de Hadji-Nefese40).
Бекович взял с собою 3 полка и шведов, а казаков и драгун оставил в Астрахани.
Бекович заложил крепость Тук-Караганскую (при мысе Тук-Карагане) и оставил в ней Пензенский полк. В 120 верстах оттоле при заливе поставил он другую, Александр-Байскую, и оставил в ней три роты. Потом при заливе Красноводском, где мнил видеть прежнее течение Аму-Дарьи, заложил главную и в ней оставил Крутоярский и Риддеров полк (в 300 верстах от Александр-Байской и в столько же от Астрабата).
Бекович пошел отселе по мнимым следам реки Аму-Дарьи и на следующее лето вознамерился идти мимо Аральского моря в надежде найти плотину!
Он возвратился в Астрахань, оставя в Красноводской полковника фон дер Вейдена. Он послал к хивинскому хану трех посланцев с предуведомлением о своем посещении и требованием вспоможения, но они не возвратились.
В июле 1717 Бекович выступил в поход с одним эскадроном драгун, с двумя ротами солдат (с пушками и запасами), с 1500 яицких казаков, 500 татар, 500 гребенских казаков, 200 купцов - русских и татар. Кожин остался в Астрахани противу воли Бековича. На пути Бекович получил указ царский об отправлении купчина через Персию в Индию, а оттоле в Китай и Бухарию. Бекович избрал мурзу Тевкелева, впоследствии генерал-майора (см. Оренбургскую историю Рычкова). Тевкелев бурею занесен в Астрабат, посажен в тюрьму и освобожден уже по смерти Бековича старанием Волынского, нашего посла в Персии, и возвращен в Астрахань без всякого успеха в предполагаемом деле.
Бекович достигнул Хивы. Его окружили 24 000 войска под начальством самого хивинского хана Ширгази.
Три дня продолжались безуспешные их нападения. Бекович шел все вперед. Жители уже выбирались из Хивы. Бекович в сие время получил известие, что жена его (урожденная княжна Голицына, дочь Бориса Алексеевича) утонула с двумя своими детьми в Волге. Он впал в уныние и обезумел. Ширгази меж тем прибегнул к хитрости. Он успел заманить к себе Бековича будто бы на переговоры. Франкенберг был также обманут по троекратному повелению пленного Бековича. Все россияне были захвачены или умерщвлены. Бекович и Франкенберг погибли. Хан хивинский послал к хану бухарскому голову несчастного Бековича, хвалясь, что избавил себя и своего соседа от опасного врага. Бухарский хан, пользуясь плодами его коварства, изъявил негодование и назвал Ширгази человекоядцем, чем угодил Петру, который через него думал возобновить свои предприятия и для того послал к нему Флория Беневени, Иностранной коллегии секретаря.
Комиссия (?) была разрушена. Крепости опустели. Гарнизоны оных приехали в Астрахань, кроме нескольких сот солдат из Красноводска, которые потонули.
Петр оставил Москву 18 марта и 24-го прибыл в Петербург.
Князь Куракин писал ему, что английский агент Ренар всячески старается помешать миру России со Швецией. Война загорелась в ведомостях голландских. Несмотря на то, конгресс на Аланде начался. Барон Герц и граф Гилленбург прибыли на оный. Петр отпустил из плена одного шведского генерала (?), а шведы отпустили в Россию кн. Трубецкого и графа Головина, взятых под Нарвою (см. VI - 70, примеч.).
Инструкция Петра о мире со шведами:
1) Ингрия, Ливония, Эстляндия с городом Ревелем, Карелия вся, город Выборг - да будут уступлены России.
2) Княжество Финляндское будет возвращено шведам, границе быть от Выборга до Нейшлота на реке Кюмени.
3) Свободный путь русским судам.
4) Торговле быть свободной, с платежом узаконенных пошлин.
5) Король Август да будет признан; и мир да будет между Польшей и Швецией.
6) Штетин да уступится Пруссии.
7) Датского короля (коли пожелает) включить в сей же трактат.
8) Король английский, яко курфирст ганноврский, во всяком случае не помеха сему трактату.
Петр из оного уступает несколько (что?).
Петербург, по обстоятельствам, утвержденный уже надежно за Россией, быстро отстраивался. Петр прибыл прямо на Васильевский остров, который должен был быть обстроен на манер Амстердама.
Заметя, что каналы уже амстердамских, и справясь о том у резидента Вильда, он закричал: «Все испорчено», - и уехал во дворец в глубокой печали.
Петр жестоко пенял за то Меншикову. Архитектор Леблонд советовал сломать дома и завалить каналы и строить все вновь. «Я это думал», - отвечал Петр и после уж никогда о том не говорил (Штелин).
Петр указал снять заставы и чинить свободный пропуск по-прежнему, но за границу без подорожных, подписанных им или сенатом, никого не пускать. (Следствие побега царевича.)
Указ о неостановлении подвоза провианта за староманерными судами, но с 1719 их отнюдь уже не употреблять.
Указ о печах; о пожарной команде.
Розданы всем жителям безденежно парусные и гребные суда, а для починки оных учредил верфь у Летнего саду под распоряжением комиссара Потемкина.
Велено всем жителям выезжать на Неву на экзерсицию по воскресениям и праздникам: в мае - по 3½ часа, в июне - по 4, в июле - по 3½, в августе - по 3, в сентябре - по 2½, в октябре - по 2. Смотри тиранский о том закон. Петр называл это невским флотом, а Потемкина - невским адмиралом.
Холсты новоманерные отсрочены еще на год.
Князь Голицын в июне уведомил Петра о взятии шведского капитана, взявшего девять {наших} малых судов; пленный капитан уведомил нас о намерении Карла напасть в Норвегии на датчан.
7 июня учреждена в Петербурге полиция. В генерал-полицеймейстеры пожалован генерал-адъютант Девиер. Пункты полицейского устава подписаны 25 мая (см. VI - 80).
Девиер был прежде у государя денщиком. (Анекдот о неисправном мосте.)
По вечерам Петр сочинял различные регламенты.
К работам адмиралтейским приставил он своего Ушакова (см. его записку, VI - 86).
22 мая 1718 в первый раз Котлин остров назван от Петра Кронштадтом в письме к Апраксину.
Флот исправленный Петр выслал в море (23 военных и 5 фрегатов). Царевна Екатерина Алексеевна скончалась 1 мая. Петр велел было ее привезти, но московский обер-комендант медлил (вероятно, за болезнию), а Петр за то ему пенял. Узнав об ее внезапной кончине, Петр ему же приказывал тело бальзамировать. Кажется, царевна была замешана в семейственных его печалях.
Дело царевича, казалось, кончено. Вдруг оно возобновилось... Петр велел знатнейшим военным, статским и духовным особам собраться в Петербург (к июню).
В мае прибыл обоз царевича, а с ним и Афросиния.
Доказано было, что несчастный утаил приложение, что писано о нем из Москвы. Дьяки представили черновые письма царевича к сенаторам и архиереям. Изветы ее41 были тяжки, царевич отпирался. Пытка развязала ему язык; он показал на себя новые вины. Между прочим письмо к киевскому архиерею (?).
14 и 16 мая царевич подал новые признания.
16-го же даны ему от царя новые запросы: думал ли он участвовать в возмущении (мнимом).
Царевич более и более на себя наговаривал, устрашенный сильным отцом и изнеможенный истязаниями. Бутурлин и Толстой его допрашивали. 26 мая объяснил он слово ныне в письме к архиерею, им написанное, зачеркнутое и вновь написанное. Несчастный давал ему по возможности самое преступное значение.
28-го получено донесение от Веселовского из Вены. Шонбурн отпирался во всем и представил письма царевича не только неотосланные, но и нераспечатанные. Что за доказательство!
14 июня Петр прибыл в сенат и, представя на суд несчастного сына, повелел читать выписку из страшного дела (см. подлинник).
16-го Толстой прибыл к судьям и объявил волю Петра, чтоб царевича допрашивали, в случае нужды, лично. Вследствие сего даны ему запросы.
Царевич подтвердил прежние признания, объяснил незначащие обстоятельства. Толстому, Меншикову, Бутурлину и Шафирову, отведши их в сторону, объявил особо некоторые злоумышления (несчастный! своим врагам!).
Того же дня приказали судьи выписать из св. писания и из светских законов статьи, идущие к делу.
Авраам Лопухин, замешанный в последних показаниях царевича, был допрашиван, заперся было во всем, но, отведенный в застенок, признался в речах с Блеером и с Акинфьевым.
Гражданские чины, порознь, объявили единогласно и беспрекословно царевича достойного смертной казни.
Духовенство, как бабушка, сказало надвое.
24 июня Толстой объявил в канцелярии сената новые показания царевича и духовника его (расстриги) Якова. Он представил и своеручные вопросы Петра с ответами Алексия своеручными же (сначала - твердою рукою писанными, а потом после кнута - дрожащею) (от 22 июня).
И тогда же приговор подписан.
25-го прочтено определение и приговор царевичу в сенате.
26-го царевич умер отравленный.
28-го тело его перенесено из крепости в Троицкий собор.
30-го погребен в крепости в присутствии Петра.
Есть предание: в день смерти царевича торжествующий Меншиков увез Петра в Ораниенбаум и там возобновил оргии страшного 1698 года.
Петр между тем не прерывал обыкновенных своих занятий. 15-го июня спускал корабль и рассматривал ответ наших архиереев на представление Сорбонской академии (VI - 162). 18-го рассматривал голос духовенства о деле царевича. 19-го повелел из купцов в фискалы избирать не первостатейных, а средней и меньшой статьи (дабы тем не мешать первым заниматься торговлею?).
20-го запрещает бедным просить милостыню (см. о том указ жестокий, как обыкновенно).
Тогда же смотрел он за постройкою военного корабля (90-пушечный «Старый дуб»), который и спущен при нем - 26-го! При сем Петр пировал с корабельными мастерами. На сем пиру пожалован сын кн. Федора Юрьевича Ромодановского, кн. Иван, ближний стольник, в князья-кесари.
Голиков, вкратце предлагая мнение Сорбонской академии и возражение наших феологов, замечает, что мнение о первенстве папы, что и есть кафолическая мысль, сильно не покровительствует Петру, который и установил шутовской праздник, в коем осмеивал папу вместо прежнего патриарха.
Петр отправился в Кроншлот. 6 июля вывел 23 корабля из гавани на рейд.
9-го умер шаутбенахт Шхельтинг на корабле «Molbruntz» и погребен в присутствии Петра.
16 июля отправился Петр в море со всем флотом.
19-го прибыл в Ревель.
22-го Петр положил основу загородному саду в Ревеле.
Отправил капитан-командора Гордона на крейсировку и послал указ князю Репнину приближаться к Данцигу, дабы принудить их исполнить данные обязательства.
Петр прибыл к Аланду со флотом 2 августа, дабы ускорить ход переговоров.
5 августа Петр послал на смену Гордона капитан-командора Сиверса.
6-го прибыли к Петру на 39 галерах князья Голицыны (Михаил и Петр).
Петр на сих галерах отправил генерал-адмирала Апраксина и шаутбенахта Меншикова в галерный флот, стоявший у острова Аштерлота (у Абова).
17-го августа Петр сам туда прибыл.
18-го августа Петр объявил еще один из тиранских указов: под смертною казнию запрещено писать запершись. Недоносителю объявлена равная казнь. Голиков полагает причиною тому подметные письма.
Следствие над соучастниками Алексея еще продолжалось.
19 и 22 августа Петр обучал свой галерный флот (121 галера). Тогда прибыл к нему Остерман и, три дня пробыв с Петром, отправился обратно.
26-го Петр узнал о рождении царевны Натальи Петровны. Он пировал и повел флот свой в Петербург.
Петр легко мог разорить Финляндию, ибо войско шведское все находилось в Финляндии, но он не велел тревожить мирных переговоров (? не ошибка ли, не хитрость ли тут была со стороны Карла?).
Первое заседание на Аланде между шведскими и русскими министрами было 12 мая.
13 мая положено министров иных держав на конференцию не допускать.
Сначала хитрили с обеих сторон. Шведы требовали себе обратно Лифляндию и Эстляндию; русские не хотели о том и слышать, а соглашались трактовать только о Финляндии. Остерман умел подружиться с Герцем. Герц, нетерпеливый и погруженный в свои замыслы, открылся ему, что Карл XII на уступку Финляндии и Эстляндии может согласиться, и объявил, каким образом он его к тому может склонить: обольстить его мыслию о союзе с Петром, что сделает его страшным пуще прежнего. Настоящие требования или желания Карла состояли в том, чтоб от Дании вознаградить свои потери на западе, возведши на польский престол Станислава, все это, разумеется, при содействии царя.
Герц ездил 2 июля к королю и возвратился 9-го. Рейншильд был освобожден. Переговоры шли довольно успешно: шведы спорили только о Выборге.
Во время отлучки Остермана Герц ездил опять к Карлу. Оба возвратились к 1 августа.
Завязались новые переговоры, новые затруднения: шведы требовали Кексгольма, а границу по реке Вокшне. За Штетин также хотели чего-нибудь. Секретарь посольства Штамкен был подкуплен Остерманом. Напоследок Герц на все согласился. 26 августа написан был мирный трактат, и Румянцов повез его на апробацию Петра, а Герц сам поехал к королю.
Вот сей славный трактат:
1, 2, 3 статьи. Быть дружбе и союзу и проч.
4. О границах.
5. Финляндию возвратить Швеции по ратификации через 6 недель.
6 и 7. Из Финляндии России все вывезти, туда завезенное, а в ней ей принадлежащее все оставить.
8. Не собирать с Финляндии более контрибуций.
9. Для вывоза взять шведские подводы.
10. Границы: быть за Выборгом, от Пителакса в пяти милях от залива до озера, отколе вытекает Вокса, оттоле мимо Кексгольма (который остается за нами) и Ладожским озером до старой границы, через Олонецкий дистрикт до конца оного; оттоле между Белого моря и старой границы: сторона к Белому морю будет наша, а вторая до озера Кола и до границ - шведская.
Русским жителям позволено оставаться или выходить (приписано Петром).
11. Ингрия, Эстляндия и Лифляндия, также часть Карелии с городами Ригою, Ревелем и Выборгом уступлены России.
Архивы и документы возвращены будут России.
12. Шведский король всегда может закупать хлеб, пеньку и в год по 100 мачт на 100 000 ефимков.
13. Свобода верослужения обеим сторонам.
14. Привилегии подтверждаются.
15. Конфискованные имения возвращаются законным наследникам.
16. Вольно жителям оставаться или выезжать - срок на 6 месяцев.
17. Учинить каждому суд и правду в долгах.
18 и 19. Устанавливается свободная торговля (см. приписку Петра).
20. Этикет морской.
21. Об освобождении пленных.
22. Предоставляется всем державам к сему трактату приступать (приписано к сему Петром).
23. О скорейшей ратификации (хоть в три недели)
Статьи сепаратные состояли в следующих пунктах:
1) Поелику король шведский не может и не хочет помириться с королем Августом,
а Петр им весьма недоволен,
а король Август думает сделать престол польский наследственным
(что явно противно правам и вольностям Речи Посполитой),
то - принудить его к отрицанию от престола, а на оный возвести короля Станислава, взяв с него обещание о генеральной {амнистии} и проч. и проч.
Король шведский и русский царь обещают друг другу помогать оружием в сем случае.
2) Царь от союза с Пруссией отлучиться не намерен, но берется помирить королей. Изъяснено особливым письмом (приписка царя).
3) Петр обещается помогать королю 20 000-ым войском противу курфирста брауншвейг-люнебургского (короля английского). Приписано Петром: пункт сей, по резону, учинить прежде польского.
4) Англии и Голландии объявить тотчас о мире, чтоб не было им предлога на море вредить.
5) Хотя царь и принужден отступить от союза с датским королем и особенный мир со шведским заключить, но воевать противу Дании не намерен, предоставляя шведскому королю самому получить желаемое удовлетворение, но и то в единой Норвегии.
Вместо (?) 6-го. О неотдалении русского флота во время морских действий и проч. и проч.
7) О помоге шведу в морских действиях в случае воспрепятствия от других держав.
8) О титулах.
9) Склонить Францию принять на себя гарантию сего трактата.
10) Уверения в дружбе и проч.
Петр утвердил все сии пункты.
Способ к произведению в действо сего трактата был следующим образом постановлен.
1. Шведский король в следующий год идет в Германию, а царь готов ему помогать транспортными судами и восемью военными кораблями, не более.
2. Соединить в Германии в одно время вспомогательное 20 000-ое войско со шведской армией.
3. Ганноврское дело кончить сперва.
4. Царь весною вступает в Польшу для введения на престол (мирно) короля Станислава, коли же Август будет тому противиться, то Карл шведский вступит в Саксонию и с русским корпусом, у него находящимся. Стараться, чтоб другие державы в польские дела не мешались; а в том случае действовать обще противу той, которая вступится.
Герц с трактатом, подтвержденным от Петра, вновь отправился в Швецию. Старый фельдмаршал Рейншильд прибыл на Аланд и отпущен 20 октября (смотри в Голикове разговор его с министром, ч. VI - 214). Рейншильд единомышленно с Герцем желал мира, но барон Миллер, министр шведский и личный враг Герцу, был мнения противного. Шведы ненавидели Герца и явно называли его предателем, подкупленным царем. Англия, Франция и Саксония старались также ему препятствовать. Миллер утверждал, что уступки, требуемые Англией, менее тягостны, нежели изложенные в трактате, что, помирясь и вступя в союз с царем, король поставит себя в крайне опасное положение, ибо:
1) Австрия, заключив с турками мир, усилилась,
2) что Испания побеждена,
3) что регент (французский) предан Англии,
4) что и царь будет принужден пристать к сильнейшей партии; к тому ж нечего было торопиться, ибо зима наступала. Прежде всего, говорил Миллер, должно условиться в том, чтоб царь обязался помогать Карлу в войне противу датчан и в взятии Стральзунда и Ругена, как плацдарм и пункт коммуникационный.
Миллер был, конечно, прав, и король, несмотря на свою доверенность к Герцу, настоял, чтоб последний пункт был первый приведен в действо. Герц воротился на конгресс, но Остерман остался тверд в своих требованиях, ибо знал, что Карл и Герц равно желали союза. 12 ноября Герц опять поехал к королю, надеясь через четыре недели воротиться и все кончить, но судьба судила иначе.
Петр прибыл в Петербург (3 сентября), положил основание первой шпалерной фабрики в подражание французским (на Литейной).
В сие время Петр начал Ладожский канал. 19 сентября по указу велено отовсюду собирать работников с 20 дворов по одному, а с стрельцов и копейщиков с 7 дворов - по одному; работы начались в апреле 1719 и должны были кончены быть в 1721.
Он замыслил еще два канала (VI - 226).
28-го заложен военный корабль. Со 2 октября по 17-е осматривал Петр работы в окрестностях Петербурга.
Петр подтверждал указ о контрибуции Данцига и повелел Репнину стать на зимние квартиры близ сего города и проч.
Взята шведская шнава о 14 пушках.
Был в С.-Петербурге пожар и тотчас утушен, Петр находился между пожарными офицерами, что и делал обыкновенно.
23 октября издал он указ о строении каменных домов в Москве, о мостовой, о крыше домов черепицею, о печах и проч. в предосторожность от пожаров (под опасением штрафа и галер).
Повелено указом в церкви стоять смирно и не разговаривать.
В ноябре в Киевской и Азовской губерниях и в некоторых городах Малороссии оказалась чума. Гвардии капитан Горохов послан был для учреждения застав.
По свидетельству Вебера, ганноврского резидента, флот наш состоял из {40 кораблей и} 300 галер кроме малых судов. Матросов было - 14 960; пушек - 2106.
В декабре из Персии возвратился Волынский. Он был отправлен туда в 1715 к шаху Гусейну с предложением помоги противу бунтовщика Мирвейса (?) и для заключения торгового трактата (смотри описание Каспийского моря в «Ежемесячных сочинениях», 1763, ч. 1 - 100).
Волынский был потом губернатором в Астрахани.
Петр наподобие шведских и датских учредил коллегии. Вместо Посольского приказа Коллегию иностранных дел, в двух департаментах: внутренний и внешний. Камер-коллегию для сборов и доходов государственных. Юстиц-коллегию, подчинив оной Вотчинную коллегию (Поместный приказ).
Ревизион-коллегию (centrale).
Военную коллегию (вместо Военного приказа), подчинив оной Кригс-комиссариат, Казначейскую, Провиантскую и Артиллерийскую конторы.
Адмиралтейскую коллегию, при оной 14 контор (см. VI - 234).
Коммерц-коллегию (часть оной потом отделена, и составлен главный магистрат). Подчинены ей таможни.
Для ведения государственных расходов - Статс-контору, Берг-коллегию и Мануфактур-коллегию (отделена от оной потом артиллерийская канцелярия). Подчинен оной Монетный департамент.
В коллегии определены президенты, вице-президенты, советники, асессоры и проч. и проч. (VI - 236) - в трех первых и другие разные чины (?).
Президенты сии были:
В Иностранной - канцлер граф Головкин.
В Военной - Меншиков и Вейде.
В Адмиралтейской - граф Апраксин.
В Камер-коллегии - князь Дмитрий Михайлович Голицын.
В Берг-коллегии - Брюс и проч. (?).
Петр повелел, однако, не прежде начать новое коллегиальное управление, как с 1720, а до той поры управлять губернаторам с товарищи по-старому.
22 декабря Петр издал указ о небитии челом самому государю, объявляя учреждение надворных судов и порядок апелляционный; поистине сей указ трогателен, хотя и с примесью обыкновенной жестокости (которая выражалась более принятою формулой, чем в настоящем деле).
В декабре учреждены везде высшие и нижние надворные суды (состоялись 9 генваря 1719), подчиненные Юстиц-коллегии.
(Смотри NB. VI - 243; записка Петра.)
9 декабря обезглавлены приговоренные к колесованию: Авраам Лопухин, Пустынный (духовник Евдокии), Ив. Афанасьев, Федор Дубровский и гофмейстер царевича Воронов, и четыре слуги; другие (?) наказаны кнутом; киевский архиерей на дороге в Петербург отравился. Князь Василий Владимирович Долгорукий, царевич Сибирский, князь Львов и Семен Нарышкин сосланы в заточение; девка царевича объявлена невинной.
Через час после сей казни Петр явился в сенат и объявил новую следственную комиссию над беспорядками и злоупотреблениями властей по донесению фискалов.
К суду сему позваны Меншиков, граф Апраксин с братом, кн. Яков Долгорукий и многие другие.
Но из числа сего пострадал один только знатный: кн. Матвей Петрович Гагарин. Он лишился имения и жизни. Кн. Яков Долгорукий оправдался один. Обрадованный Петр его расцеловал.
Купец Милютин учредил в Петербурге ленточную и позументную фабрику (в Калинкиной слободе у Фонтанки и проч.).
Анекдот о Борисе Шабликине. VI - 253.
В 1717 из Амстердама подрядил Петр, между прочим, плотинного мастера и послал его к калужскому купцу Гончарову, заведшему по его воле полотняную и бумажную фабрику. Петр писал Гончарову. VI - 255.
К Бестужеву Петр писал заплатить из курляндских доходов 6575 ефимков за выписанные для его племянницы вещи и уборы (см. и другие письма Петра там же).
Карл, полагаясь на Герца и не опасаясь Петра по причине зимы, пошел противу датчан в Норвегию и в ноябре осадил Фридерихсгаль.
Там 30 ноября (11 декабря) вечером в траншее убит был картечью Карл XII на 37 году своей жизни (см. «Histoire de Charles XII». Voltaire42).
Петр оплакал его кончину.
Герц в Стокгольме был арестован прежде нежели узнал о смерти короля; он был казнен, приказав написать на своем гробе: Mors Regis, fides in Regem, mors mea43. С ним рушились его замыслы. Проект Аландского мира был обнародован. Август и король английский вознегодовали на Петра. Они обратились к Австрии. Петр смотрел на все спокойно и занимался внутренним устройством государства.
Вместо набора работников для Ладожского канала (см. выше) повелел он собрать по 70 коп. с двора к марту 1719.
Повелел кликать охотников для сих работ и проч. и подрядчиков и проч.
Невский проспект открыт и пошлина учреждена: с верхового 3 коп., с телеги - 5, с двух лошадей - 10, с четверки - 20, с цуга - 30.
Скончался царевич и наследник Петр Петрович: смерть сия сломила наконец железную душу Петра.
1-го июля Петр занемог (с похмелья?).
...Указ весьма благоразумный, с малой примесью самовластия и с тою вольною системою, коей ознаменовано последнее время царствования Петра.
Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, - вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика.
NB. (Это внести в Историю Петра, обдумав.)
По учреждении синода духовенство поднесло Петру просьбу о назначении патриарха. Тогда-то (по свидетельству современников - графа Бестужева и барона Черкасова) Петр, ударив себя в грудь и обнажив кортик, сказал: «Вот вам патриарх».
В синоде и сенате объявил себя президентом.
Сенат и синод подносят ему титул: Отца Отечества, Всероссийского Императора и Петра Великого. Петр недолго церемонился и принял их.
Сенат (т. е. восемь стариков) прокричал три раза vivat. Петр отвечал речью гораздо более приличной и рассудительной, чем это все торжество.
Указ о возвращении родителям деревень и проч., принадлежащих им и невинным их детям, также и о платеже заимодавцам.
NB. Сей закон справедлив и милостив, но факт, из коего он проистекает, сам по себе несправедливость и жестокость. От гнилого корня отпрыск живой.
Петр был гневен. Несмотря на все его указы, дворяне не явились на смотр в декабре. Он 11 января издал указ, превосходящий варварством все прежние, в нем подтверждал он свое повеление и изобретает новые штрафы. Нетчики поставлены вне закона.
19-го января учреждена в Москве полиция; дан указ обер-полицмейстеру (кому?).
Дан срок на исправление несостоятельным казенным должникам, потерпевшим по торговле (как то учинено для иностранцев).
С мордвы и черемис брать рекрут наравне с русскими, а с татар брать малолетних, из коих ⅓ в денщики.
24 января издана табель о рангах (оную изучить). NB NB.
28-го было третье торжество.
(NB. Мнение Петра о царе Иване Васильевиче по случаю иллюминации герцога Holstein.)
27 (или 29) января Петр создал должность генерал-прокурора (изучить). NB.
5 февраля Петр издал манифест и указ о праве наследства, т. е. уничтожил всякую законность в порядке наследства и отдал престол на произволение самодержца.
По его воле напечатана была книга: «Правда воли монаршей в определении наследника державе своей».
Петр поехал на железные заводы купца Вернера Миллера, на коих открылись минеральные воды в 90 верстах от Москвы в Истии по калужской дороге. Там он вытянул 18 пудов железа и взял за них 18 алтын.
Петр определил посланником во Францию князя Александра Куракина, в Испанию - князя Сергея Дмитриевича Голицына, к прусскому {двору} - графа Головкина (меньшого сына канцлера).
Герцога Holstein Петр обласкал и, обещав ему свою дочь (но повременив, ибо дела его были еще неблагонадежны), отпустил его из Москвы.
Петр учредил герольдмейстера при сенате, дав ему (5 февраля) инструкцию (кто был сей?).
Должен он был иметь списки дворянству прежнему и новому; стараться об изучении дворян, особенно экономии (?), и для того, в ожидании Академий, иметь школу, etc.
Петр повелел принимать иностранных офицеров с понижением чина против российских etc.
Учрежден при сенате генерал-рекет-мейстер для порядку подавания прошений. см. наказ оному:
Учреждены смотрители над лесами. Дана инструкция. Штраф за дуб 15, за прочее дерево 10 р. - также кнут, ноздри etc.
Петр повелел из монастырей прислать в синод рукописи хроник, обещав подлинники возвратить.
Беглым за вины или иначе Петр даровал прощение как внутри государства, так и за границами оного.
Повелел осмотреть рекрутские недоимки и половину оных простить.
Положено одному сенатору ежегодно объезжать губернии, взяв из каждой коллегии по члену.
Указ о дураках и дурах (фамильных): в брак не вступать, к наследсту не допускать, у женатых уже не отымать (6 декабря).
Повелевает быть всегда зерцалу (т. е. указу, наклеенному на доске, которая, яко зеркало etc.).
Повелевает по всем приказам не задерживать колодников и для правежа доимки учреждает особый стол в Ревизион-коллегии.
О побеге колодников по потворству подьячих издан указ - жестокий.
Должников на правеже не бить и не задерживать, а отсылать на галеру.
Ссылаемых повелел посылать прямо на серебряные заводы в Дауры.
Повелевает полосное железо клеймить тремя пробами сверх заводского клейма.
Должность прокурора (см. VIII - 124).
Дела шкиперов во всех судах решить первые, под штрафом цены судна и товаров etc.
О бродягах и нищих etc.
27 апреля Петр во всех цехах учредил старшин алдерманов, без клейма коих ничего не продавать, etc. Они же подчинены магистрату.
Для мелочного дела (не свыше 15 руб.) судить велено губернаторам, воеводам etc.
Указ о возвращении владельцам беглых холопьев etc.
О злоупотреблении в продаже казенной соли etc.
Кабацкие сборы отданы на откуп etc.
NB NB. Сборы с судов и подвод велел остановить. Оные были: на сухом - с найму подвод 10-ую долю и мостовые (за мосты), с водяного - привальное, отвальное, прикольное (?), пропускное (через мосты, реки и каналы), с потесей и весел и с обоих от свидетельства отписей.
В пользу мелочных продавцов запрещено на фабриках продавать товары в розницу.
Главная мысль и занятие Петра была перепись народу и расположение по оной своему войску.
Назначена подушная с посадских и прочих 120 коп.
Для положения в подушный оклад оказалось всего 5 794 928 мужских душ - по 80 копеек. NB NB NB.
Армия была расположена по сим душам.
На пешего солдата - 36 душ без 16 доли.
На конного - 50½ д. + 8 доля.
И более никаких подвод, податей и прочего не будет, разве etc. (приписано Петром).
Предоставляется на волю помещиков строить новые усадьбы для солдат или разместить их по избам. Но и тут закорючки своевольства и варварства. см. VIII - 138.
В сии пять миллионов и проч. не включены ямщики, купцы, однодворцы, дворовые, вся Малороссия, завоеванные провинции, иноверческие народы и дворцовые и церковные крестьяне (коих, однако, включили туда после).
Прямая дорога от Петербурга в Москву оказалась менее 600 верст. Оная была начата. Петр ныне издал оный новый указ.
Москву велено мостить каждому хозяину перед своим домом.
Петр разделил власть духовную от светской и под суд последней обратил следующие дела:
О любодействе.
О насилии.
О кровосмешении (с согласия синода).
О похищении ко браку.
О незаконных детях.
О детях от родственников брачных.
О браке детей без согласия родителей.
См. VIII - 145.
Определил над иконами иметь смотрение живописцу Ивану Зарудневу.
О приемлющих иную веру из православной Петр повелел докладывать в сенат, а решение дела предоставил себе.
За бороду (купцам) положено платить 50 р. и проч. двойной оклад и вышивать на платьях красные и желтые лоскутья.
См. анекдот о раскольнике. VIII - 153.
В апреле дал Неплюеву (нашему резиденту в Константинополе) инструкции, как стараться сохранить мир с Турцией при наступающей войне с Персиею.
Также повелел в случае смерти Августа ехать в Польшу послом кн. Григорию Долгорукову для избрания нового короля etc.
См. инструкцию Иностранной коллегии. VIII - 154.
Примириться с Англией было необходимо.
Петр предположил учинить сие при медиации Австрии и потому Ягужинскому и были отправлены жалобы его - (кому?) - также и прелиминарные пункты: 1) вывести из Мекленбургии ганноврские войска, 2) зундские пошлины таковыми, как прежде войны были, учинить.
3) Отдать Веселовских.
4) Помочь герцогу Holstein в его деле (о наследстве).
5) За издержки наши дать вознаграждение.
6) О корабельных английских мастерах.
7) Помогать нам в курляндском деле (весьма тайно).
Мекленбургского принца звал Петр (по возвращении своем) в Ригу.
Сватовство герцога Holstein продолжается.
Жалование, назначенное нашим министрам:
Во Франции | кн. Василию Долгорукову | 11 000 р. |
- - - | кн. Александру Куракину | 5 500 » |
в Испании | кн. Сергею Голицыну | 5 500 » |
- Польше | князю Григорию Долгорукову | 7 000 » |
- - - | князю Сергею Долгорукову | 4 000 » |
- Пруссии | графу Александру Головкину | 6 000 » |
- - - | графу Михайле Головкину | 4 000 » |
(Мая 2).
Князю Кантемиру велено ехать с царем и взять с собою азиатскую типографию.
Вместо Поместного приказа (коим он очень был недоволен) учредил Петр Вотчинную коллегию и назначил президентом Сухотина.
Мануфактур-коллегию отделил от Берг-коллегии, назнача президентом Новосильцова.
Петр прибыл в сенат и представил ему своего генерал-прокурора Павла Ивановича Ягужинского, потом повелел Апраксину ехать с ним в поход и
15 мая, отслушав молебен в Успенском соборе, отправился на москворецком струге при пушечной пальбе etc.
17 мая в Коломне решил дело между Меншиковым и Скоропадским.
В Нижнем-Новгороде Потемкин (интендант) донес, что насады готовы. Петр их осмотрел, велел некоторые исправить, обедал у барона (NB) Строганова; на другой день у губернатора, осмотрел суда и, нашед их все староманерными, издал опять о том указ (30 мая).
Учреждена в Нижнем-Новгороде верфь, на Волге велено строить морские суда.
Петр отправился в Казань.
Здесь осмотрел он леса и учредил казанского виц-губернатора главным над оными.
В Казани принял он Евреинова и Лужина, возвратившихся из Камчатки и с Курильских островов, осмотрел их карты etc.
8 июня отправился в путь. Осмотрел развалины булгарские.
В Саратове явился к Петру 80-летний Аюк, хан калмыцкий.
Петр обласкал его и старую ханшу. Подарил ему часы, парчу etc., а у него попросил несколько тысяч калмыков в поход свой.
Напечатал манифест на персидском и татарском языке (VIII - 188).
15 июня Петр прибыл в Астрахань, и там оный манифест обнародован.
Петр повелел поправить болгарские развалины.
Писал Кудрявцеву о лесах.
Дозволил фабрикантам покупать дубовый лес.
За необорону бурлаков на Волге, а ямщиков на путях - чинить суд по указам.
О отставных офицерах (кроющих свои чины и называющихся просто дворянами) строгий указ.
Приказал переписать всех подьячих, старых и молодых.
Подтверждено о перспективной дороге от Волхова до Москвы etc.
По смерти Скоропадского учреждается вместо гетмана Малороссийская коллегия. - 20 июля. см. Бантыша-Каменского.
Гусейн-шах в то время тиранствовал, преданный своим евнухам, изнеможенный вином и харемом. Бунты кипели около него. В поминутных мятежах истребился род Софиев.
На отдаленных границах Персии, близ Индии, кочевал дикий и воинственный народ: афганцы, происшедшие из Ширвана, близ Каспийского моря. Тамерлан (ум. 1405) поселил их в царстве Кандагарском; Мирвейс, происшедший из их рода, умел при дворе шаха снискать его доверенность, и он был назначен главным начальником над своими единоплеменниками во время наместничества Мансур-хана. Грузинец Джюрджи-хан, заступивший место Мансура, отрешил Мирвейса от команды. Мирвейс бежал в Испагань и там при покровительстве евнуха Ахмуд-аги Хадце (государственного казначея) получил вновь начальство над афганцами. Джюрджи-хан долго противился, но принужден был уступить. Мирвейс притворно с ним помирился. Несколько времени после Мирвейс возмутился, убил Джюрджи-хана, истребил всех персиян, находившихся в Афганской земле, и объявил себя кандагарским ханом.
Шах посылал противу мятежника свои войска. Они были разбиты, и Мирвейс умер в 1717 г., быв спокойным властителем похищенной области.
Мир-Махмуд, сын его, ему наследовал. В 1720 году он с 15 000 афганцев вторгнулся в Персию и, вскоре умножа свое войско 50 000, пошел прямо на Испагань.
Испуганный шах отправил к Петру трех посланников, одного за другим. Он послал Махмуд-бека к шамхалу и Усмею (?) с деньгами и подарками, требуя немедленной помощи. Войска их были собраны и поручены начальству Сурхая, казикумыцкого хана.
В Дербенте содержался тогда под стражею Дауд-бек. Он убежал, под видом службы набрал до 1000 человек войска и, нагнав Сурхая в Ширване, предложил ему свое товарищество в бунте и грабеже. Сурхай, старый его знакомец, с охотою согласился. Оба обнародовали, что они богом посланы для избавления правоверных от ига. Племена, подвластные шаху, возмутились. Дауд-бек и Сурхай разграбили Ширванскую область и Кубу и осадили Шемаху, которую взяли, шемахийского хана убили, также всех индийских, персидских и русских купцов (последних 300 человек).
Весною 1722 Мир-Махмуд осадил Испагань.
У шаха были 3 сына и дочь. Старший - Мирза-Зефи был его любимец. Шах взял его из харема и сделал его своим наместником. Евнухи, опасаясь деятельности и властолюбия молодого человека, нашли способ его низвергнуть. Мирза-Зефи по повелению отца был заключен в темницу и ослеплен. Наследником избран второй сын, Тахмасиб (или Тахмас). Он успел с 500 воинов пробиться сквозь афганцев, осаждающих Испагань, и поспешил (в марте) в окрестных областях набрать войско для освобождения столицы.
Тогда-то Петр прибыл в Астрахань. Устрашенные мятежники Дауд-бек и Сурхай искали покровительства Порты, обещая ему45 за то области, близ Каспийского моря лежащие (Наставление Петра гвардии подпоручику Толстому, посланному им к Вахтангу, царю грузинскому). Сие-то предложение и понудило Петра спешить и ускорить поход целым годом.
25 июня Петр писал к Семену Аврамову, консулу в Испагани, чтоб он с шахом вступил в переговоры и предложил ему помощь с тем, чтоб близкаспийские области были ему уступлены.
2 июля отправлен в Грузию князь Борис Туркестанов, предписывая Вахтангу:
Напасть на лезгинцев в их земле и дать о том нам знать в Астрахань, к Теркам, или Дербенту, где будем, и ждать приказа, куда быть.
Когда пойдет на соединение, то бы заказал под смертною казнию не грабить, не разорять, не обижать etc., etc. (политика тамошних войн. см. действия Паскевича в Армении, Турции etc.). Хлеб и скот брать не иначе, как через комиссаров etc.
Коннице Петр повелел идти из Царицына горами, под начальством генерал-майора Кропотова.
5 июля дан ему собственноручно указ о сбережении здоровья солдат сообразно климату.
Число судов было 274 (3 шнавы, 2 больших бота, 1 гукор etc.). На флот посажено регулярной пехоты 22 000 и 5000 матросов. Сухим путем отправлено: драгун 9000, казаков донских и малороссийских 20 000, татар 30 000 (?), калмыков 20 000 (?). Голиков замечает, что калмыки в походе не были, но соединились с нами в числе 40 000 уже в сентябре, на обратном пути, при реке Сулак.
17 июля велено выступить в море. см. VIII - 210.
Волынский, Кантемир, Апраксин, кабинет-секретарь Макаров поехали с Петром. Капитан 1-го ранга Гослер и Вильбуа остались в Астрахани с провиантом.
Петр в сие же время писал в сенат о фабричных учениках etc., о староманирных судах (с скобками) (грозный). Демидову (Никите) о железных трубах для Петергофа etc.
18-го июля Апраксин поднял генерал-адмиральский флаг (в первый еще раз) при пушечной пальбе etc. Петр приехал его поздравить. Апраксин плакал... За сим пошли в путь.
20 июля был на море совет. Положено: 1) если буря разнесет корабли, то соединиться при устье реки Терки (NB), 2) Петру командовать авангардом, малым и островским судам следовать за ним, вдоль берега, 3) фон Вердену с ластовыми судами идти к острову Чекеню - до указа, 4) Кантемиру и Толстому ехать вдоль берегов.
21-го на якорях при острове Четыре-Бугра Петр получил от терского коменданта письмо шамхала Абдул-гирея (о подданстве). Петр послал кабинет-курьера Чеботаева в Гилянь для разведования etc. В Ряще находился консул Семен Аврамов.
Смотри о шамхале VIII - 217.
23-го Петр прибыл к устью реки Терки.
24-го послан к шамхалу поручик гвардии Лопухин, с манифестами в Дербент, Шемаху и Баку.
Петр ездил в город Терки (худо расположенный).
Он думал высадить войско на Агра-Ханский мыс. Соймонов осмотрел оный.
27 июля (день Гангутской баталии) Петр осмотрел берег, избранный Соймоновым для лагеря.
28-го войско вступило в укрепленный лагерь, названный Агра-Ханским ретраншементом.
Тут простояли неделю. Петр окупал весь генералитет.
Жители деревни Эндери (Андреевской) напали на передовое наше войско (конное), отправленное из Астрахани под начальством бригадира Ветерани 23 июля. Неприятель в числе 5000 встретил русских в ущелии и убил 70 драгун и ранил более. Ветерани и полковник Наумов, однако, их отразили, деревню взяли и сожгли, 300 человек положили etc.
Ветерани прибыл в лагерь с лошадьми, отправленными из Астрахани, и мы вновь приготовились к походу.
Петр послал Соймонова отыскивать броду в реке Сулак (20 верст от лагеря), но дно было илистое.
Петр указал переправляться на камышовых плотах. Меж тем островские лодки были оставлены у острова в Аграханском заливе. см. VIII - 232.
В лагере оставлены больные и 200 солдат гарнизону и 1000 казаков под начальством подполковника Маслова, и 5 августа Петр пошел к Дербенту, повелев Соймонову идти с судами, оставленными в заливе, к острову Чеченю и, соединясь с фон Верденом, идти к Дербенту.
6-го августа армия начала переправляться через Сулак (6-го и 7-го).
В сие время Петр послал сенату указ о строении крестьянских изб и дворов во избежание пожаров etc., а фискалам доносить в Вотчинную коллегию. NB.
Султан (?) Махмуд из Аксая и шамхал из Тарху прислали послов к государю, который их и принял на берегу Сулака. Первый прислал 6 персидских лошадей и 100 быков, а второй 600 быков с телегами и 150 на пищу, и трех персидских аргамаков с богатой сбруей.
Петр подтвердил их права; а шамхалу дал 12 солдат и одного унтер-офицера с барабанщиком («Ежемесячные сочинения», 1760, ч. II - 38).
11 августа Петр с передовым войском пошел в поход, остальное осталось дожидаться Кропотова и провианта.
12 августа шамхал встретил Петра за пять верст от Тарху. Здесь Петр остановился лагерем, через три дня собралась армия. Петр обедал у шамхала etc.
В лагерь явились депутаты от наиба, дербентского наместника, с приветствиями и просьбами о покровительстве.
Петр послал к наибу полковника Наумова с 12-ю казаками. К Дербенту в то же время прибыл фон Верден, и русские расставили в городе свои караулы.
16-го августа армия выступила из Тарху.
18-го прибыл Петр на границу утемиш и хайтаков. Султан (утемишский) Махмуд велел изрубить посланного к нему есаула и трех казаков. У него было до 10 000 своих и 6000 усмевских (Хайтацкого султана).
Они вышли было противу нас, но бежали тотчас и преследуемы были 20 верст до самого Утемиша, которое взяли и сожгли, также и шесть других местечек. 1000 {человек} убито, 7000 быков, 4000 баранов взято - пленники казнены смертью. Издан татарский манифест.
21-го армия снова пошла в поход. Переход был труден. Жар, вихрь и пыль были несносны. Петр весь день был верхом. см. Беля, III - 171.
Петр обрезал свои длинные волосы и сделал из них парик, ныне видимый на его кукле.
Жители из Баку прислали Петру депутатов.
Наиб встретил Петра за версту от Дербента и подал ему ключ от города и произнес очень умную речь. Дербент был обнадежен, лавки открыты, и жители с русскими обходились, как со своими.
Пехота стала лагерем близ моря, а конница при реке Милукенте за пять верст от устья. Фон Верден стал при устье той же реки, ибо рейда была небезопасна от ветров.
В Дербенте, между прочим, взято 230 пушек.
Петр укрепил город двумя крепостцами при Милукенте и Артабугаме.
Наиб сделан генерал-майором и командиром персидской ланд-милиции.
30-го Петр известил обо всем сенат. (см. VIII - 248.)
Петр, узнав о покушении Августа сделать корону польскую наследственною, предписывает сенату всячески тому препятствовать и князя Сергея Долгорукова отправляет послом и дает ему кредитив.
Старый шах был в осаде, сын его скрывался в отдаленных провинциях от преследования Мир-Махмуда. Шемаха была в руках Дауд-бека и Сурхая.
Петр отправил с войском на шнаве поручика Лунина в Баку с манифестом к начальнику города.
Петр в Дербенте повелел послать в Венгрию за винодельцем и смотреть за разведением шафрана, также заботился он и об овечьей шерсти и разведении стад.
Петр на устье Куры думал построить торговый главный город, центр азиатской торговли.
Дербентский округ занят был русским войском, также и Мушкура, богатая и хлебородная страна, разоренная бунтовщиками.
Лунин возвратился. Начальники Баку его не приняли, говоря, что от бунтовщиков обороняться могут сами, а провианта и гарнизона не примут.
Петр для похода в разные стороны приказал печь хлебы и сухари. Провиант с ластовых судов, стоящих при устье Милукенти, начали выгружать.
Вдруг сделалась буря. Суда стали течь. Отрубили якори, дабы сесть на мель; все 13 судов посажены были на мель в течение двух часов. Мука промокла вся. Суда разломали на дрова для хлебопечения. Из Астрахани ждали провианта на 30 судах. Петр послал о них наведаться к Низобату (10 миль от Дербента). Их не было видно. Тогда получено известие от капитана Вильбуа, что прибыл он в Аграханский залив, но что испорченные суда далее идти не могут.
Хлеба оказалось только на один месяц. Собран был совет. Положили, оставя гарнизон в Дербенте, возвратиться в Астрахань.
Итак, план Петра овладеть Бакою, заложить город при устье Куры, идти к Тифлису по сей реке, возобновить в Грузии христианство и утвердить Вахтанга в союзе и оттуда идти на Терки - не состоялся!
Капитан-лейтенант Бернард, а вслед за ним лейтенант Соймонов посланы к Вильбуа с приказанием в море уж не пускаться, или, коли он уже вышел, то возвратиться к ретраншементу. Но Вильбоу (или Вильбуа) пустился в море и у конца Аграханского мыса потерпел бурю и сел на мель. В сем положении нашли его Бернард и Соймонов; к счастию, провианту еще было достаточно для возвратного похода и для гарнизонов.
В начале сентября Петр выступил из Дербента, оставя гарнизон под начальством Юнгера (полковника).
20 сентября прибыл Петр с армией к Сулаку. Там заложил он новый город на месте, где Аграхань от Сулака отделяется, в 20 верстах от ее устья. Город назван крепостью Св. Креста (от имени древнего оной земли - Ставрополь или татарского - Хучь).
В сие время прибыли к Петру 40 000 калмыков, высланных старым их ханом. Петр повелел Краснощекову, донскому наказному атаману, с ними и с 1000 казаками разорить Утемышскую и Хайтацкую область.
25-го Краснощеков выступил в поход etc.
Петр осмотрел минеральные терские воды, освидетельствованные доктором Шобером. Возвратясь, Петр повелел в крепость Св. Креста перевести гарнизон и жителей терских и поселенных близ него черкес Нижней Кабарды (Ахочинская слобода, 300 семей - старшина Эльмирза, брат Бековича).
Петр повелел переселить туда же 1000 семей донских казаков (сии казаки названы семейными, их селенья Кузминка, Каменка, Прорва).
Петр послал гвардии поручика Ивана Толстова к Вахтангу с грамотой.
Грузинский царь получил от арзрумского паши предложение признать турецкое владычество. Петр опасался, чтоб шах в надежде на помощь не уступил бы им Грузию. Петр через Вахтанга предлагал персидскому шаху то, что уже мы видели, а Грузию старался склонить под свое владычество. Таковое же письмо было послано и к армянскому патриарху Исаию (на Эчмиадзин?).
26-го сентября Петр выступил далее к ретраншементу, оставя в крепости полковника Леонтия Соймонова с пехотой и казаками, с повелением строить оную по данному плану. Крепость окончена была генерал-майором Кропотовым.
4000 под начальством бригадира князя Барятинского пошли вперед.
См. письмо к Апраксину - VIII - 274.
Петр в Аграханском ретраншементе занялся исправлением оного. Апраксин между тем прибыл туда же. Петр, оставя его, сел на бот и 4 октября прибыл в Астрахань.
Апраксин и граф Толстой отправились через 3 дня и претерпели бурю, но все суда прибыли в Астрахань благополучно.
Петр занемог и несколько дней не выходил из своей комнаты.
Петр, слыша о болезни Августа, писал к графу Головкину заблаговременно думать о избрании короля. Август пережил Петра. Но кто персона, предлагаемая Петром в преемники польского престола? (16 октября).
17 октября писал ему же. «Писали сюда Аврам Арап, Гаврило Резанов и Степан Коровин, что они по указу в свое отечество ехать готовы, токмо имеют на себе долгу каждый ефимков по 200, да сверх того им всем вообще надобно на проезд триста ефимков» etc. VIII - 278.
Генерал-майор де Геннин донес, что на реке Исети медные и стальные заводы строятся, также и Екатеринбург там же.
Подтвержден указ об инвалидах, увечных и престарелых etc.
Из Астрахани Петр послал двух венгерских винодельцев в Дербент.
Краснощеков возвратился из своего похода к Аграхани 30 сентября, разорив и разграбя владения Усмея и Махмуда.
20 октября Петр отправил в Казань гвардии майора Румянцова для заготовления новых морских судов для будущей кампании, а майора гвардии Юсупова в Нижний-Новгород, с таковою ж порукою - каждому велено изготовить 15 гекботов и весною отправить в Астрахань.
Осматривая учуги, Петр получил от консула Аврамова из Гилани донесение и письмо визиря (?), в коем жители приглашали русских к себе на помощь.
Петр на другой день имел на учуге совет с Апраксиным и с Толстым и положено в ту же осень послать в Гилань войско.
В Астрахани Петр приказал Соймонову (капитан-лейтенанту) и корабельному мастеру Пальчикову осмотреть суда для перевоза войска в Гилань. Мало нашлось их годных. Петр назначил два только батальона пехоты, с полковником Шиповым. Петр повелел генерал-майору Матюшкину, князю Юрию Трубецкому, Дмитриеву-Мамонову и бригадиру Левашеву и князю Барятинскому неусыпно смотреть за исправлением судов etc.
26 октября Петр повелел Казанской и Нижегородской канцелярии выслать осенью торговые суда, нагрузя чем ни попало: товарами, лесами etc.
Старомодные суда велел заорлить (заклеймить) etc.
На реке Куре для торговли Тифлиса с Каспийским морем Петр предполагает с Соймоновым заложить торговый город etc. VIII - 289.
См. разговоры {Петра} etc. о Гилани с Банианом Абдураном. VIII - 289 и примеч.
Петр думал развести шелк и в Терской области (казаки терские обработывали оный).
Шипов, получая инструкцию Петра, спросил, довольно ли двух батальонов? Петр отвечал: «Стенька Разин с 500 казаков их не боялся (персиян), а у тебя два батальона регулярного войска».
6-го ноября Шипов и Соймонов отправились в поход в присутствии царя.
27 октября Петр повелел, по старанию архиепископа Питирима (нижегородского), раскольников нижегородских, посланных в Сибирь, поворотить на работу в Рогервик.
В Стокгольм поехали наши мужички с орехами, деревянными ложками etc. Шведы смеялись. Бестужев (наш резидент) писал о том графу Толстому. Петр повелел их не пускать, «а ежели нарочитые купцы с товаром своим повезут и таковой, то дозволить».
Изданы указы о вывозе юфти в Шлезию etc.
Меж тем сын шаха, Тахмас, бесполезно скитался в окрестностях Тавриса и Ардевиля.
Еще до осады шах отправил к Петру посланником Измаила-бека с просьбой о помощи и с уверением уступки провинций приморских. Но Измаил-бек замешкался и Петра уже в Дербенте не застал.
Между тем в Испагани оказался голод. Шах (23 октября или ноября) сложил с себя власть и сам явился в лагерь афганцев.
Мир-Махмуд, овладев престолом, посадил шаха в темницу и поспешил заключить союз с Турцией.
С своей стороны Дауд-бек и Сурхай отправили жалобы свои на Петра в Турцию же, требуя защиты и предлагая Порте Ширван.
Муфти и крымский хан желали войны с Россиею, и Порта думала воспользоваться благоприятными обстоятельствами. Великий визирь желал мира. Отправлен послом к Петру Махмет-паша. Он прибыл в Астрахань, и Петр с ним объяснился (разумеется, неискренно).
Турки вновь послали к Петру Капиджи-пашу; они требовали, чтоб Дауд-бек, уже признанный ими владетелем Ширвана и пожалованный хвостом, оставлен был в покое (о Дауд-беке и Сурхае см. VIII - 299 - примеч.).
Петр на то согласился. Австрийский император Карл VI дал знать с своей стороны, что он, в случае войны, вступится за Россию, что и успокоило Порту.
Но меж тем русское войско отправлено для занятия Ряща, и приуготовления военные продолжались.
Вахтанг был согласен на все; он послал к шаху предложения Петра. Но уже было поздно.
Петр присутствовал в Астраханской канцелярии; сделал распоряжения касательно Св. Креста, а заселение оной крепости предписал Матюшкину, {приказав ему затем}, дождавшись 15 гекбогов, с 4 полками идти в море и взять Баку. Гр. Толстого оставил в Астрахани для решения азиатских дел, не терпящих замедления. Надо всем поручил главное наблюдение Апраксину и 13 декабря выехал водою из Астрахани с императрицею. Не доезжая до Царицына 113 верст, Петр поехал сухим путем. Волга стала 15-го. 20-го Петр прибыл в Царицын.
Петр повелел Житкову (?) населить тот край малороссиянами etc.
Шипов и Соймонов, претерпев бурю, прибыли в залив Зинзили и стали в виду Ряща, куда Шипов тотчас послал известить о своем прибытии визиря и Аврамова. Переводчик Петричи явился от сего последнего к Шипову с объявлением о после низверженного хана. Измаил-бек ездил к молодому Тахмасу (или Тахмасибу) и, уведомя его об участи отца, взял от него уполномочение, и прибыл с оным в Рящ.
Визирь не хотел принять русских и отказал капитану Языкову лошадей для перевоза тяжестей. Шипов поспешил к реке Перибазар предупредить визиря и там укрепился.
Однако ж Аврамов успел визиря уговорить. Он приехал к Шипову, принял императорский указ, поцеловал оный и впустил русских в Рящ.
Шипов известил терского коменданта о занятии Ряща, и Волынский донес о том государю.
Рящинский визирь помышлял сделаться самовластным и независимым. Он боялся сношений Тахмаса с Петром и всячески задерживал Измаил-бека, надеясь заставить шаха переменить мысли свои. Аврамов это проник, и Шипов предложил послу перебраться на судно и ехать в Астрахань.
Визирь ожидал уже от шаха повеления послу остаться. Аврамов поехал на встречу курьера, дождался его и задержал, сколько нужно было времени. А Соймонов между тем выпроводил посла под предлогом счастливого положения звезд; и Измаил поехал в начале января 1723 года, и визирь получил указ шаха уже поздно.
Петр приготовил полицмейстерскую инструкцию.
Приготовлены были триумфальные врата с хвастливой надписью.
18-го декабря Петр въехал торжественно в Серпуховские ворота.
В триумфальных вратах встретил Петра синод, а Феофан произнес речь (VIII - 314).
В отсутствие Петра издано 56 указов в сенате, синоде и коллегиях.
Об искоренении фальшивых денег.
О затворении кабаков во время крестных ходов.
О переписи великорослых для Военной коллегии.
О позволении русским купцам записываться в нарвские.
Подтверждение брить бороду, кои подстригают - считать за бородачей (брать с оных оброк).
Обер-комендант с.-петербургский Бахмотов завел при гарнизонах школы для солдатских детей.
Примечание к Голикову (ч. VIII, стр. 281).
Припадок - accident46. (Петр I в донесении сенату в октябре 1722 г.)
Петр застал дела в беспорядке. Он предал суду между прочих князя Меншикова и Шафирова; последний обвинен и осужден на лишение чинов, имения и жизни.
Что было их преступление? Одна ли непослушность и высокомерие? Должно исследовать. А за то, что Шафиров при всем сенате разругал по-матерну обер-прокурора Скорнякова-Писарева (31 октября 1722), кажется на смерть осудить нельзя.
Обвиняли его в том, что брата своего произвел он в чин и дал ему жалование без указу государя, что не записывал всех своих определений в протокол, что, будучи главным управителем почт, установил прибавочные деньги на письма etc., но все это в то время было бы еще весьма неважно. То ли делал Апраксин!
Он был помилован уже на плахе и сослан в Сибирь со всем семейством.
У Меншикова отняли деревни, приписанные к гор. Почепу, коим он владел уж 11 лет (дело сие было решено Петром в его пользу; Шафиров возобновил его, несмотря на то).
Шафирова Петр неоднократно увещевал и наказывал келейно; что случалось со всеми его сподвижниками, кроме Шереметева и, может быть, князя Якова Долгорукого.
Меншиков писал московскому обер-полицмейстеру указ строить впредь деревянные дома на каменном фундаменте. Сенат, напротив, остановил оный указ (яко противный царским указам?), см. 5 октября 1722 г.
Петр дал инспектору Потемкину инструкцию о судах (см. VIII - 332), изъяснение, в чем состояли староманирные суда со скобками.
Петр рассмотрел ревизские сказки, и полки расположены по душам.
Петр смягчил строгость указа об утайке душ: вместо 100 р. штрафа - положено 10 р. Генерал-майор Чернышев донес, что некоторые из посланных от воевод, также и земские управители сами велели утаивать и брали взятки. Петр определил таковых смертью казнить.
Синоду дан указ впредь никого не постригать, а на убылые места ставить старых отставных солдат.
Подтвердил указ 1701 о нежитье вместе с монахами дьячкам и мирянам, о недержании в келиях чернил и бумаги без дозволения настоятеля. (см. указ.)
В полки указом ставить попов ученых.
В церковь своих икон из дому не носить.
Не целовать икон и мощей во время службы и штрафу брать в церкви же по одному рублю.
Архиереям и прочим в церкви челобитен не принимать и приказных к себе не допускать, кроме как в делах государственных (в бунте и измене?).
Петр запретил делать гроба из выдолбленных дерев, дубу и сосны (из экономии), а из досок указанной меры. Еловые, березовые и ольховые позволено и долбить.
9 февраля указ о том, что коли на новую надобность денег не случится, то разлагать сумму на всех чинов, по мере жалования (кроме иностранных), но обще, а не вырывом, и о том для генерального вычету посылать указ из сената.
В сей год был неурожай, и вышеприведенный указ возымел свое действие.
Смотри сенатский указ в апреле и перемены, сделанные в оном Петром.
См. другой государев указ об описке чужого хлеба - в неурожай (опять тиранство нестерпимое).
Петр учредил в Военной коллегии всем генералам, по очереди, присутствовать; а президентам переменяться каждые пять лет.
Прибавление к табели о рангах.
Петр строение головинского (купленного у детей покойного Федора Алексеевича Головина) дворца с огородом поручил доктору Бидлоу.
23 февраля Петр отправился в Петербург, повелев сенату следовать за ним немедленно.
Между тем в Реште визирь тайно приготовлялся выжить русских. Ежедневно входили в город вооруженные персияне. Визири кескерский и астарийский прибыли туда. Собралось до 15 тыс. Рештский визирь послал сказать Шипову, чтоб он отваливал. Шипов, взявший свои предосторожности, отвечал, что того не может учинить.
Соймонов готовился ехать на Куру для осмотрения места города предполагаемого. Визирь надеялся, что артиллерия нагружена будет на его суда. Он притворился довольным и успокоенным, но продолжал коварствовать и старался укрепить пролив Зинзили.
В марте Соймонов пошел в море. Персияне узнали, что артиллерия оставлена на берегу и что для защиты гавани осталось три суда. Они возобновили свои требования. Шипов упорствовал. Ему угрожали. Он остался тверд.
Персияне решились напасть на русских. Они открыли огонь из четырех пушек по караван-сараю, 5000 атаковали три суда, на коих находились капитан-лейтенант Золотарев с 100 человеками. Золотарев отразил их в ¼ часа.
Шипов дождался ночи. И, отрядив капитана Шиллинга с одной ротой гренадер с повелением обойти персиян и напасть на задние ворота, сам пошел в передние с двумя ротами. Персияне бежали и усмирились. Из Астрахани пришло прибавочное войско.
Соймонов осмотрел западный берег Куры и назначил место для города.
Капиджи-паша и Дауд-бек возмутили Турцию. Муфти и прочие настаивали, чтоб быть войне. Верховный визирь все еще противился; положено послать еще спросить у Петра его решительный ответ и требовать очищения Дербента и прочих городов. Франция, имея нужду в Турции касательно Австрии, сильно старалась о соблюдении мира. Кампредон и маркиз де Бонак, согласно с Неплюевым, действовали при Порте. Простодушные турки успокоились. Но вдруг разнесся слух, что 4000 русских дошли уже до Тифлиса. Ага поехал к Петру и в марте прибыл в Петербург с французским курьером, присланным от Кампредона к Бонаку, вместе.
3-го марта Петр приехал в Петербург. Здесь нашел он герцога Holstein и двух гессен-гомбургских принцев и сих принял в свою службу капитанами гвардии, с 6000 руб. жалования.
Как Нева вскрылась, Петр со льдом вместе поехал в Кронштадт и ветшающие корабли разослал в приморские свои города для торговли etc.
Швеция признала Петра императором, а герцогу Holstein дала титул его королевского высочества.
Петр требовал от Дании того же и других пунктов, а для поддержания своих требований велел вооружить 26 кораблей и 40 галер (в Кронштадте).
Петр учредил в Украйне ландмилицкий конный корпус (в полках 10 рот, в роте 150 человек).
Петр занялся Малороссией; облегчил подати etc.
Решил запросы магистрата касательно капиталов выбывающих из общества купцов etc.
Петр отправил турецкого посла с тем же прежним ответом, но предписал генералу князю Голицыну, находящемуся в Украйне, расположить свои 70 или 80 тысяч по границам крымским и турецким (при том подробная инструкция).
Указов состоялось множество, касающихся до торговли рыбной, шелковой etc., подтвердительный {о} полицейских {полках} etc., etc.
Апраксин и Толстой прибыли из Астрахани. Петр благодарил Румянцова и Юсупова за суда etc. (30 апреля).
Матюшкину Петр повелел ехать в Баку, кой час суда прибудут.
Герцог вейсенфельский назначен был женихом Анне Иоанновне. Петр писал Петру Михайловичу Бестужеву в Митаву, чтоб по смерти Фердинанда (больного в Данциге), избрали бы его, вейсенфельского герцога, а Эртману, генералу-аудитору нашему, по смерти герцога арестовать его имение по претензии ее высочества (16 мая).
Петр со флотом поехал до Ревеля (для экзерсиции). Датчане весьма встревожились и вооружились наскоро.
Петр пошел в Балтийское море, оттоле приезжал на время в Петербург, издал указы о новой медной монете, о рубке лесов для гуляния etc.
16-го июля Петр опять на море пишет к де Геннину о Екатеринбургской {крепости} etc.
Матюшкин посадил четыре полка на вновь прибывшие суда, разделив эскадру на три части под начальством 1) своим, 2) генерал-майора князя Трубецкого, 3) князя Барятинского. Артиллерию отдал майору Герберу, судами управляли князь Урусов, Пушкин и Соймонов, и 20 июня вышли из Астрахани, а 6-го июля прибыли в Баку.
Матюшкин послал в город султану приглашение их принять. Ему отказали. Он велел солдатам высесть на берег. Конница персидская вышла было из города, но была прогнана. Город был бомбардирован. 25 июля определен штурм, но не состоялся по причине бури на море (?). Город сдался и 26-го июля был занят. 80 пушек взято. 700 человек гарнизону и начальник их взят в нашу службу.
Матюшкин возвратился в Астрахань, оставя в Баку комендантом князя Барятинского.
Петр 27 июля прибыл в Петербург, куда прибыл и посланник шаха, Измаил-бек (см. VIII - 373) 10-го августа.
10-го же триумф старого Ботика, дедушки русского флота (см. Голикова, Ломоносова, Сумарокова etc.).
14-го дана аудиенция персидскому послу (речь его etc. см. «Ежемесячные сочинения», 1767 г. Ч. I - 387).
15-го Петр писал де Геннину благодарственное письмо. Начались конференции. Наши министры требовали себе провинции, нами уже занятые, также Мезандерана и Астрабата. О Шемахе велено объявить, что она уже под властию турок, и так и ее просили в придачу; за то обещали мы вспоможение и покровительство.
Петр повелел обмежевать Ингерманландию.
Поташ и смольчуг отдать в ведомство Коммерц-коллегии.
О цене хлеба из всех провинций присылать ведомости в Камер-коллегию понедельно и помесячно.
12-го заключен с Персиею трактат.
Дагестан, Ширван, Гилань, Мезандеран и Астрабат уступлены России (VIII - 389, весь оный трактат).
14-го сентября дана послу отпускная аудиенция и тогда же Петр получил известие о взятии Баку.
Обрадованный Петр послал к Матюшкину курьером князя Мещерского объявить ему чин генерал-поручика с приказанием князю Барятинскому послать к Куре команду и ту страну завоевать и ехать ему (?) с Соймоновым в Петербург.
Семен Аврамов, привезший сие известие, послан обратно в Гилань (16-го сентября) с подробной инструкцией.
Вахтанг, угнетенный турками, просился в Астрахань. Волынский к великой досаде Петра то и дозволил ему.
Волынскому велено быть в Петербург вместе с Матюшкиным для переговоров о будущей кампании.
Турки повелели крымскому хану готовиться к войне.
В сие время малороссияне, оскорбленные в своих правах учреждением Малороссийской канцелярии, прислали к Петру депутатов. Петр посадил их в крепость.
Петр повелел в Воронеже приготовить тамошних кораблей для учинения диверсии на Азовском море в случае нападения.
Петр повелел от Киева до Черного моря и от Самары до Крыма строить редуты и думал о заселении сих мест сербами, кроатами и другими славянскими народами, и 31 октября через майора Альбанеза послал к ним призывную грамоту.
Матюшкин и Соймонов прибыли в Петербург. Петр посетил больного Матюшкина. Через несколько дней получил от князя Барятинского донесение, что полковник Зимбулатов занял близ Куры лежащие места со всею Салианскою провинцией с одним батальоном. Петр повелел оный умножить (потому-де, что салианская княгиня превеликая воровка). Петр был прав, ибо Зимбулатов и все его солдаты коварно ею умерщвлены.
Петр осмотрел карту и согласно с мнением Соймонова избрал место при устье Куры в Гилане для построения нового города. Он писал казанскому губернатору Салтыкову нарядить черемис и татар для рытья каналов и для построения сего города.
Турки думали притом отобрать обратно у Персии земли, некогда им принадлежавшие. Петр вступил с ними в переговоры, обещая им эквивалент.
Петр повелел президентам коллегий выбрать себе асессоров, ни сродников, ни креатур, ни членов иных коллегий.
Издал странный указ о дряхлых, малолетних etc. (VIII - 410).
Печется о мануфактурах.
В Малороссии завел овчарные заводы.
Думает о шелковой мануфактуре.
Заводит компанию китового промысла и для того у города Архангельска повелевает быть пяти кораблям. Мастеров выписать из Голландии.
Учреждает обер-валдмейстера для сохранения лесов (3 декабря дает инструкцию).
Попам запрещено хоронить в неуказанных гробах.
Запрещено винокурение в местах, отколе хлеб водою вывозится.
Учреждает фонари на улицах.
15 ноября указ о короновании императрицы. Он намеревался ехать для того в Москву, но занемог тою болезнию, от которой и умер: запором урины.
Переговоры наши с Турцией шли успешно. Положено было:
1) Персидскому шаху Тахмасибу прислать в Константинополь послов pour sauver les apparences47.
2) России владеть землею между кавказскими горами и Каспийским морем - Дербентом, Баку, Гилянем, Мезандераном и Астрабадом до реки Оссы.
3) Границе быть между Шемахою и Баку.
4) Турции владеть (сверх ею завоеванного?) Эриванию, Тавризом и Касбинской областью, до древних турецких границ.
5) О прочем трактовать после.
В первый раз еще мусульмане соединялись с христианами противу своих единоверцев.
Петр сверх города при Куре думал завести еще пристань в Зинзилинском заливе для Гиляни, другую - для складки товаров, третью в Астрабаде для торгов с Хоразанью, Бухарой, Самаркандом и Индией. Он приказал их и строить, а между тем отправил (тайно?) к индейскому моголу в Бенгалию виц-адмирала Вильстера, капитана Мяснова и капитан-поручика Кошелева на трех фрегатах (5 декабря).
Велено было им заехать и в Мадагаскар и предложить королю наше покровительство.
См. добродушное примечание Голикова (VIII - 434).
Успешные труды де Геннина в Сибири продолжаются.
Петр заводит в Петербурге стеклянную и зеркальную фабрику.
Точит паникадило из кости, что ныне в Петропавловском соборе.
Выстроены у Галерной гавани и в Литейной замком постоялые дворы.
Сочинен устав для Невского монастыря.
Пошлины таможенные в Петербурге в сем году
дошли до - | 218 844 р. |
кабацкие - | 128 077 » |
мелочные - | 110 333 » |
Быть обер-секретарям только в сенате, в синоде и в трех первых коллегиях.
О золоте китайском и нерчинском.
Зачесть в рекруты 16 456 человек, взятых с Московской губернии в 1704 и 1705.
Завесть на польской границе заставы. Таковые же по большим дорогам, малые дороги засечь и перекопать.
Давать 2 р. награждения тому, кто отыщет мачтовый лес.
Калмыкам хана Аюки дозволено рубить лес (кроме дуба).
То же новгородцам и псковичам.
Заонежцам то же.
Нарвским жителям торговать мачтовым лесом.
Иностранцы неохотно являли пашпорты в полицию. Петр отменил сие.
Бородачам, сидящим под караулом за неимением чем заплатить пошлину, выбрить бороду и выпустить.
За утайку в переписи мордву и черемис прощать, если окрестятся.
В церквах деньги собирать в два кошелька в разные пения (для церквей и для богаделен).
Супер-интенданту надзирать, чтоб не продавали портретов государевых, безобразно писанных.
На могилах покойников буток не иметь (?) etc., etc.
Петр во время праздников занялся с Феофаном учреждениями, до церкви касающимися.
Еще в 1701 году отдал он монастырские и церковные имения (тунегиблемые) в управление светских людей, обратя главные доходы на школы, гошпитали etc.
При установлении синода (для задобрения монахов?) возвратил он духовенству управление имениями.
20 января повелел он описать доходы монастырские.
22-го учредил при синоде комиссию для расположения сборов, повелев учинить казначея, цалмейстера и провиантмейстера.
Президентом в сию новую коллегию назначен Кирила Чичерин
Указ синоду о монашестве. Петр сим указом превратил монастыри мужские в военные гошпитали, монахов в лазаретных смотрителей, а монахинь в прядильниц, швей и кружевниц (выписав для них мастериц из Брабандии).
Учреждены две семинарии - в Москве и в Петербурге.
Сей указ, подписанный Петром, остался без исполнения.
Указ о вольности брака. Родители должны были давать присягу, что детей не принуждают (т. е. дворяне. Слуги давали господам расписку; а крестьян сей закон не касался).
13-го января инструкция полковничья.
Не писать в партикулярных письмах о государственных делах (с изъятием однако ж).
NB. Цена поденщикам в летнее время
мужику | с | лошадью | 10 | коп. | |
- - - | без | - - - | 5 | - | |
в зимнее: | |||||
- - - | с | - - - | 6 | - | |
- - - | без | - - - | 4 | - |
Незаконнорожденных записывать в художники.
С подушного окладу убавлено 6 коп. (вместо 80 - 74).
Инструкция генерал-провиантмейстеру о магазинах etc. - 22 статьи.
О доносах по службе подчиненного на начальника.
За бранное слово, крик etc. - штраф (в присутственном месте).
Порядок судопроизводства учрежден.
NB NB. Неведением указа не отговариваться.
Петр занялся планом Академии наук и списывался о том с Лейбницем, Вольфом, Фонтенелем и аббатом Биньоном.
См. письмо Лейбница (IX - 56).
Петр 22 января на Академию определил доходы с Нарвы, Дерпта, Пернова и Аренсбурга (таможенные) 24 912 р.
Библиотекарю Шумахеру для угощения посетителей кунсткамеры определено 400 р. (IX - 72, примечание).
Петр учреждает пошлину на железо: 1 коп. с пуда.
В секретари (коллегий) повелено производить одних дворян.
Издан новый морской регламент касательно пошлин etc.
Установлен тариф.
В Петербург из Константинополя прибыл господин d’Alion, племянник Бонака.
Петр, издав множество еще указов, отправился в феврале к Олонецким водам и лечился с 1 марта по 15.
Сочинялось новое уложение; Петр новые указы велел печатать, которые в регламент, которые в уложение.
Запрещает ввозить бакан.
Сенату повелено ехать в Москву для коронации императрицы, также знатным светским и духовным; из провинции - прислать от всех чинов и народа депутатов (инструкция дана Курбатову).
Паникадило его повешено в Петропавловской церкви в Олонце (14 марта).
См. о прочих его костяных работах (IX - 86).
Петр отправился в Москву, куда прибыл в апреле.
Служивых казанских татар Петр определил на работу судов в Каспийском море.
В Москву прибыли герцогини курляндская и мекленбургская.
7-го мая назначено торжество. Накануне Меншиков подал просьбу государю о отпуске повинных штрафов через руки старой своей наложницы. Петр согласился на всё.
Учреждены для сего дня кавалергарды (их мундир IX - 92), начальником капитан (генерал-поручик) Ягужинский.
Поручик (генерал-майор) Дмитриев-Мамонов.
Подпоручик (бригадир) Леонтьев.
Прапорщик (полковник) князь Мещерский.
7-го мая. Екатерина коронована новогородским архиепископом Феодосием. Феофан произнес речь.
Одно обстоятельство замечательно. За обедом Волынский стоял за стулом Петра, а за императрицей камергер фон Монс.
Меншиков раздавал медали.
Праздники продолжались до 16-го мая.
Петр в сие время послал по просьбе сербского архиерея Моисея Петровича ризницы, книги церковные etc., учителей также. Для учения детей славянскому и латинскому языку послан синодский переводчик Максим Суворов.
Китайцы притесняли русских. Они успели выгнать русских купцов, торговавших с монголами из Урги. На жалобу нашего агента Ланга ответили они другою жалобою; именно требовали возвращения 700 (?) семейств, ушедших в Россию. Ланг принужден был выехать и явился в Москву.
Старый богдыхан Камхи меж тем умер. Петр повелел сибирскому губернатору помириться с китайцами. Ушлецы (всего 84 человека) были им выданы, и дружелюбие, по-видимому, восстановлено.
Запор возобновился. Петр поехал опять на воды, получил облегчение и возвратился в Москву.
Шталмейстер Алабердеев и инженер (поручик) Любрас осмотрели водяную коммуникацию от Волги до Ладожского озера (22 мая).
Родственникам судиям велено всем выходить,
Запрещено башкирцам рубить леса.
Де Геннину велено строить по линии (Оренбургской восточной) крепости etc.
Раскольники объявлены бесчестными (infâmes).
Указом повелено малороссиянам разводить овец.
См. (IX - 129) в замечании, сколько денег выходило на полки. NBNB. Все замечание выписать.
Гвардия содержалась от доходов Сибирской губернии:
на рационы - | 196 764 |
на амуницию - | 12 186 |
27 июня Неплюев заключил трактат с Портою.
5-го августа привезена ратификация.
11-го Петр отправил и свою (все cue через секретаря Бонака).
Неплюев получил чин и поместия. Румянцов определен чрезвычайным послом в Царьград, но сперва послан он в Персию для распределения границ (см. инструкцию) 24 августа.
Повелевает синоду запретить попам ходить незваным по домам со св. водою etc. никогда.
Осматривает Ладожский канал при надзоре генерал-поручика Миниха.
Лифляндцам и эстляндцам отсрочено окончание спорных дел (на пять вместо трех лет).
Начинает строить полковые дворы.
Указано брать вместо рекрут с купечества деньгами (по 100 р.).
1 августа уничтожено много мелочных податей, с бань, с ульев, с клейма платьев, с попов, с сидельцев etc., etc., прощены посему и недоимки 146 631 р.
Невский монастырь окончен. Петр из Владимира перенес мощи князя (30 августа).
Петр повелевает описать Балтийское море.
NB. От С.-Петербурга до Астрахани прогонных 9 рублей, 23 алтына (IX - 144).
Крепость Терек и Аграханский ретраншемент Петр повелевает разорить и перевести всё в крепость Св. Креста. Кн. Голицыну велено идти за Днепр и оттоле пригнать ушедший народ.
Болезнь Петра усиливалась. Английский оператор Горн делал операцию.
Петр почувствовал облегчение и поехал осмотреть ладожские работы. Лейб-медик Блументрост испугался, но не мог его уговорить.
Петр поехал в Шлиссельбург, оттоле на олонецкие железные заводы. 12 октября вытянул железную полосу в 3 пуда, оттоль в Старую Ладогу, в Новгород, в Старую Русь для осмотра соловарен.
Матюшкин опасался в позднее время (в октябре) пускаться в море. Петр послал его.
Матюшкин 9 ноября пустился в море и прибыл в Баку. Здесь застал он солдат убитого Зимбулатова.
Матюшкин осмотрел устье Куры, потом поехал в Решт, где 20 000 персиян под начальством кескерского визиря готовы были напасть на русских (6 батальонов пехоты, 500 драгун и легкое войско из казаков, армян etc.) под командой Левашова, генерал-майора.
В Реште под защитой русских остался несчастный Измаил-бек, признанный шахом изменником.
Аврамов был при шахе в Ардевиле. На него нападала чернь, но он был счастливее Грибоедова. Он отстрелялся и бутылкою вина утушил все сие дело.
В течение двух месяцев персияне атаковали при Реште россиян, но всегда были прогнаны.
5 ноября Петр на яхте своей прибыл в Петербург и, не приставая к берегу, поехал на Лахту, думая посетить Систербетские заводы.
Перед вечером Петр туда пристал. Погода была бурная, смеркалось. Вдруг в версте от Лахты увидел он идущий от Кронштадта бот, наполненный солдатами и матросами. Он был в крайней опасности и скоро его бросило на мель.
Петр послал на помочь шлюпку, но люди не могли стащить судна. Петр гневался, не вытерпел и поехал сам. Шлюпка за отмелью не могла на несколько шагов приближиться к боту. Петр выскочил и шел по пояс в воде, своими руками помогая тащить судно. Потом, распорядясь, возвратился на Лахту, где думал переночевать и ехать далее.
Но болезнь его возобновилась. Он не спал целую ночь и возвратился в Петербург и слег в постель.
(В тот же день указ о жаловании валдмейстеру.)
В сие время камергер Монс де ла Кроа и сестра его Балк были казнены. Монс потерял голову; сестра его высечена кнутом. Два ее сына - камергер и паж - разжалованы в солдаты. Другие оштрафованы.
Императрица, бывшая в тайной связи с Монсом, не смела за него просить, она просила за его сестру. Петр был неумолим.
Вольтер ссылается на Бассевича, министра герцога Holstein, бывшего тогда в Петербурге.
Оправдалась ли Екатерина в глазах грозного супруга? по крайней мере ревность и подозрение терзали его. Он повез ее около эшафота, на котором торчала голова несчастного. Он перестал с нею говорить, доступ к нему был ей запрещен. Один только раз, по просьбе любимой его дочери Елисаветы, Петр согласился отобедать с той, которая в течение 20 лет была неразлучною его подругою.
13 ноября Петр издал еще один из жестоких своих законов касательно тех, которые стараются у приближенных к государю, покупают покровительство и дают посулы.
24 ноября обручена старшая царевна Анна Петровна с герцогом Holstein.
Петр почувствовал минутное облегчение.
Он повелел полкам называться не именами полковников, но по провинциям, на коих содержание их было расположено.
Полкам, не имеющим гербов, учинить таковые.
Казнить смертию: унтер-офицеров генералам; офицеров - Военной коллегии; штаб-офицеров - государю докладывать.
Знатных дворянских детей записывать в гвардию, а прочих в другие.
Военная коллегия спросила, что такое знатное дворянство? и как его считать? по числу ли дворов или по рангам. Разрушитель ответствовал: «Знатное дворянство по годности считать».
Петр дозволил служащим в Петербурге третий год употреблять на житье в деревнях.
Опять указ о раскольниках: носить им медные знаки, а женам опашни и шапки с рогами, старинные.
Дозволил вход в Петербург и староманирным судам.
Татищев говорит о разных степенях духовенства, предполагаемых Петром, но Татищеву верить нельзя.
О доходах сего года см. IX - 182, в примечании.
1 января Феофан говорил проповедь в присутствии Петра.
1-го же издан указ о снятии лишних караулов.
Король испанский Филипп V заключил торговый союз с императором австрийским Карлом VI и женил Дона Карлоса на эрцгерцогине Марии-Терезии.
Георгий I был недоволен. Он подозревал тайные статьи в пользу претендента. Франция завидовала выгодам торговым Австрии.
Фридерик-Вильгельм неохотно платил Австрии магдебургские пошлины. Отселе ганноврский договор, оборонительный.
Франция и Англия обязывались поддерживать права на Бергское наследство короля прусского.
Швеция, Дания и Голландия приступили к тому же союзу.
Австрия вступила в союз с Россиею. Петр начал переговоры с Пруссией...
Петр послал в Архангельск корабельному мастеру Баженину приказ строить 3 корабля груландских, 3 бота и 18 шлюпок.
Он назначил Беринга (капитана) для открытия пути в восточную Индию через Ледовитый океан. Петр получил известие от Матюшкина. Шамхал, собрав 30 000 войска, осадил крепость Св. Креста. Генерал-майор Кропотов его разбил и землю его разорил. Петр уничтожил звание шамхала (см. «Ежемесячные сочинения», 1760, II - 38 etc.).
Петр (по свидетельству Катифора) на Иордане простудился и занемог горячкою.
Петр повелел сало, юфть, воск etc. в чужие края сухим путем не возить.
Издан полицейский указ о продаже съестных припасов.
О размещении солдат, где есть пустые строения в городах.
Объяснен указ об утайке душ.
О сборах.
16-го января Петр начал чувствовать предсмертные муки. Он кричал от рези.
Он близ своей спальни повелел поставить церковь походную.
22-го исповедовался и причастился.
Все петербургские врачи собрались у государя. Они молчали; но все видели отчаянное состояние Петра. Он уже не имел силы кричать и только стонал, испуская мочу.
При нем дежурили три или четыре сенатора.
25-го сошлись во дворец весь сенат, весь генералитет, члены всех коллегий, все гвардейские и морские офицеры, весь синод и знатное духовенство.
Церкви были отворены: в них молились за здравие умирающего государя. Народ толпился перед дворцом.
Екатерина то рыдала, то вздыхала, то падала в обморок, она не отходила от постели Петра и не шла спать, как только по его приказанию.
Петр царевен не пустил к себе. Кажется, при смерти помирился он с виновною супругою.
26-го утром Петр (?) повелел освободить всех преступников, сосланных на каторгу (кроме двух первых пунктов48 и убийц), для здравия государя.
Тогда же дан им указ о рыбе и клее (казенные товары).
К вечеру ему стало хуже. Его миропомазали.
27-го дан указ о прощении не явившимся дворянам на смотр. Осужденных на смерть по Артикулу по делам Военной коллегии (кроме etc.) простить, дабы молили они о здравии государевом.
Тогда-то Петр потребовал бумаги и перо и начертал несколько слов неявственных, из коих разобрать было можно только сии: «отдайте всё»... перо выпало из рук его. Он велел призвать к себе цесаревну Анну, дабы ей продиктовать. Она вошла, но он уже не мог ничего говорить.
Архиереи псковский и тверской и архимандрит Чудова монастыря стали его увещевать. Петр оживился, показал знак, чтоб они его приподняли, и, возведши руки и очи вверх, произнес засохлым языком и невнятным голосом: «сие едино жажду мою утоляет; сие едино услаждает меня».
Увещевающий стал говорить ему о милосердии божием беспредельном. Петр повторил несколько раз: «верую и уповаю». Увещевающий прочел над ним причастную молитву: верую, господи, и исповедую, яко ты еси etc. Петр произнес: «верую, господи, и исповедую; верую, господи: помози моему неверию», и сие всё, что весьма дивно (сказано в рукописи свидетеля), с умилением, лице к веселию елико мог устроевая, говорил, - по сем замолк...
Присутствующие начали с ним прощаться. Он приветствовал всех тихим взором. Потом произнес с усилием: «после»... Все вышли, повинуясь в последний раз его воле.
Он уже не сказал ничего. 15 часов мучился он, стонал, беспрестанно дергая правую свою руку, левая была уже в параличе. Увещевающий от него не отходил. Петр слушал его и несколько раз силился перекреститься.
Троицкий архимандрит предложил ему еще раз причаститься. Петр в знак согласия приподнял руку. Его причастили опять. Петр казался в памяти до четвертого часа ночи. Тогда начал он охладевать и не показывал уже признаков жизни. Тверской архиерей на ухо ему продолжал свои увещевания и молитвы об отходящих. Петр перестал стонать, дыхание остановилось - в 6 часов утра 28 января Петр умер на руках Екатерины.
Екатерина провозглашена императрицей (велением Меншикова, помощию Феофана и тайного советника Макарова).
В тот же день обнародован манифест.
Полкам в Петербурге роздано жалование. Генерал-майор Дмитриев-Мамонов послан в Москву к сенатору графу Матвееву.
2 февраля напечатана присяга и разослана по всему государству.
Труп государя вскрыли и бальзамировали. Сняли с него гипсовую маску.
Тело положено в меньшую залу. 30 января народ допущен к его руке.
4-го марта скончалась 6-летняя царевна Наталия Петровна. Гроб ее поставлен в той же зале.
8-го марта возвещено народу погребение. Через два дня оное совершилось. См. Голикова.
В числе иноземцев, писавших о России, Моро-де-Бразе заслуживает особенное внимание. Он принадлежал к толпе тех наемных храбрецов, которыми Европа была наводнена еще в начале XVIII столетия и которых Вальтер Скотт так гениально изобразил в лице своего капитана Dalgetty1.
Моро был родом французский дворянин. Вследствие какой-то ссоры принужден он был оставить полк, в котором служил офицером, и искать фортуны в чужих государствах. В начале 1711 года, услыша о выгодах, доставляемых Петром I иностранным офицерам, приехал он в Россию и принят был в службу полковником. Он был свидетелем несчастному походу в Молдавию и после Прутского мира был отставлен от службы с чином бригадира. Он скитался потом по Европе, предлагал свои услуги то Австрии, то Саксонии, то Венецианской республике, получал отказы и вспоможения; сидел в тюрьме и проч.
Он был женат на вдове, женщине хорошей дворянской фамилии, и которая для него переменила свое вероисповедание. Она, как кажется, была то, что французы называют une aventurière2. В 1714 году г-жа Моро-де-Бразе была при дворе государыни великой княгини, супруги несчастного царевича, но не ужилась с молодым графом Левенвольдом и была выслана из Петербурга.
В 1735 году Моро издал свои записки под заглавием: Mémoires politiques, amusants et satiriques de messire J. N. D. B. C. de Lion, colonel du régiment de dragons de Casanski et brigadier des armées de Sa M. Czarienne, à Veritopolis chez Jean Disant-vrai. 3 volumes3. В сих записках слишком часто принужден он оправдывать то себя, то свою жену. Они не имеют ни прелести Гамильтона, ни оригинальности Казановы; слог их столь же тяжел, как и неправилен. Впрочем, Моро писал свои сочинения с небрежной уверенностию дворянина, а смотрел на их успех с философией человека, знающего цену славе и деньгам. «Qui que vous soyez, ami lecteur, - говорит он в своем предисловии, - quelque élevé que soit votre génie, quelques supérieures que soient vos lumières, quelque délicate enfin que soit votre manière de parler et d’écrire, je ne vous demande point de grâce et vous pouvez vous égayer en critiquant ces amusements, que je laisse à la censure publique; mais en vous donnant carrière à mes dépens et aux vôtres, car il vous en coûtera votre argent pour lire mes ouvrages, souvenez vous qu’un galant homme qui se trouve au fond du nord, avec des gens la plupart barbares dont il n’entend pas la langue, serait bien à plaindre, s’il ne savait pas se servir d’une plume pour se désennuyer en écrivant tout ce qui se passe sous ses yeux. Vous savez qu’il n’est pas donné à tout le monde de penser et d’ecrire finement. Sur ce pied vous m’excuserez, s’il vous plaît, s’entend, par la raison qu’il у aurait bien des gens desoeuvrés et inutiles, s’il n’y avait que ceux qui pensent et qui écrivent dans le goût raffiné qui s’en mêlassent; vous y perdriez les nouvelles de ces pays perdus, que je vous donne, où les bonnes plumes ne sont pas familières. Adieu, lecteur mon ami, critiquez; plus il y aura de censeurs, mieux mon libraire s’en trouvera. Ce sera une marque qu’il débitera mon livre et qu’il retirera les fruits de son travail4.
Sunt sanis omnia sana»5.
Записки Моро перемешаны с разными стихотворениями, иногда чрезвычайно вольными, большею частию собранными им, ибо он, вероятно по своей драгунской привычке, располагал иногда чужою литературной собственностию, как неприятельскою.
Впрочем, он и сам написал множество стихов. Выпишем несколько строф из его оды к королю Августу, как образец его поэтического таланта.
En quittant le Brabant j’epousai la querelle
Du Czar votre allié, je crus le bien servir,
J’ai même cru longtemps pouvoir lui convenir.
Et quoiqu’il agréât mon zèle,
Je fus contraint de revenir.
Эти стихи доказывают, что финансы отставного бригадира находились не в цветущем состоянии. Впрочем, Август велел выдать ему триста гульденов, и Моро был очень доволен; должно признаться, что ода и того не стоила.
Рассказ Моро-де-Бразе о походе 1711 года, лучшее место изо всей книги, отличается умом и веселостию беззаботного бродяги; он заключает в себе множество любопытных подробностей и неожиданных откровений, которые можно подметить только в пристрастных и вместе искренних сказаниях современника и свидетеля. Renvoyé sans argent du fond de la Russie7, Моро не любит русских и недоволен Петром; тем замечательнее свидетельства, которые вырываются у него поневоле. С какой простодушной досадою жалуется он на Петра, предпочитающего своих полудиких подданных храбрым и образованным иноземцам! Как живо описан Петр во время сражения при Пруте! С какой забавной ветреностию говорит Моро о наших гренадерах, qui, quoique Russes, c’est à dire peu pitoyables, voulaient monter à cheval pour secourir ces braves Hongrois8, на что чувствительные немцы, их начальники, не хотели, однако, согласиться. Мы не хотели скрыть или ослабить и порицания и вольные суждения нашего автора, будучи уверены, что таковые нападения не могут повредить ни славе Петра Великого, ни чести русского народа. Предлагаем «Записки бригадира Моро» как важный исторический документ, который не должно смешивать с нелепыми повествованиями иностранцев о нашем отечестве.
Начинаю с замечательнейшего и самого блестящего из событий, коим был я свидетель в этой глухой стороне: именно с войны, объявленной султаном Петру Алексеевичу, императору Великой и Малой России.
Тринадцать венгерцев, кинувшихся в середину турецкой конницы (Прим. Пушкин.). Но дабы представить ее в истинном виде, мне должно будет описать предшествовавшие обстоятельства. Позвольте мне9 обратиться к тому времени, как шведский король Карл XII, восторжествовав над Фридериком-Августом (королем Польским и курфирстом Саксонским) и над его царским величеством10, бросился в Саксонию, возвел на польский престол Станислава и принудил Августа отказаться от короны с сохранением единого королевского титула. В это время шведский король мог заключить честный и выгодный мир, предлагаемый ему царем. Положение его было самое счастливое: у него было до 40 000 прекрасного войска, обыкшего к боям и целые десять лет избалованного победами; у войска всего было вдоволь: оно обогатилось в Саксонии, не без обиды и притеснений обывателям. Главная цель шведского короля была им достигнута. Фридерик-Август был низвержен. Он мог отделаться от прочих своих неприятелей миром, которого они сами домогались. Вспомним, что Карл XII был главным посредником при заключении Ризвицкого мира. Он мог обезоружить Европу, воюющую за испанское наследство, если бы только объявил себя противником стороне, не согласной на общий мир. Даже было о том и предположение, устроенное г-ном де Бонаком, французским чрезвычайным послом при его дворе; но герцог Марлбруг отвратил удар, прибыв в Саксонию и успев задарить г-на Пипера английским и голландским золотом11. Сей министр из благодарности разрушил
Достоверно, что Карл был непоколебим в своем намерении свергнуть с престола русского императора, что он ни с кем тогда не советовался и не нуждался в советах графа Пипера, чтобы отомстить Петру Алексеевичу, чего он так давно добивался. История Карла XII (франц.). меры, уже принятые для утверждения общего мира, и завлек Карла XII в преследование Петра в пределы областей его царского величества. Роковое предприятие, дорого ему стоившее!
Шведский король вышел из Саксонии со всеми своими полками. Он оставил в Польше для поддержания Станислава, им коронованного, 20 000 войска (в том числе 9000 новоприбывшего из Швеции) под начальством генерала графа Крассау; а сам пошел к Днепру, переправился через него, несмотря на все препятствия, и приближился к самой Полтаве, где его царское величество остановился и укреплялся, предав огню и разорению собственную землю, дабы отнять у неприятеля способы к пропитанию.
Вся Европа видела конец несчастного похода и падение короля, дотоле непобедимого. Войско его было уничтожено или захвачено в плен. Его совет, чиновники, за ним последовавшие, имели ту же участь; сам король, дабы не попасться в руки своим врагам, пробился с тремя стами конных в турецкую землю, за Днестр, в соседство буджацких татар и искал убежища в Бендерах.
Это удивительное поражение изменило все его дела не только в Польше, но и в собственном его государстве. Крассау, получив о том известие и не будучи в состоянии держаться долее в Польше, поспешно удалился в Померанию. Станислав за ним последовал, страшась попасться в руки приверженцам Августовым.
Польский король обнародовал манифест, в котором отказывался от мира, им заключенного с Карлом XII, объявляя, что принужден был на оный согласиться, дабы избавить свои наследственные области от насилия шведских войск, разорявших Саксонию, и что министры, им употребленные для переговоров, некстати обязали его и преступили его предписания. Потом явился он в Польше, и, поддерживаемый великим гетманом Синявским, имея в своей власти коронное войско и множество приверженцев, он снова вступил на престол и по-прежнему признан законным королем.
С другой стороны, король датский, видя, что Карл в Турции, а что войско его уничтожено, и полагая, что ему легко будет завоевать Сканию12 и далее вступить в Швецию, обратил туда свои войска. Генералы его вторгнулись в сию соседственную область, предмет всегдашней его зависти. Но шведы, большею частию кое-как и кой-где набранные люди, разбили их наголову. Датское войско бежало, подрезав жилы ног у лошадей, дабы не могли они служить неприятелю, и бросив казну, обоз и артиллерию.
Его царское величество, пользуясь разбитием неприятеля, двинул поспешно полки свои в Лифляндию. Между тем короли датский и польский должны были в одно время войти в Померанию, дабы произвести диверсию и облегчить царю завоевание провинции, которой он давно добивался и от которой он уже успел отлупить13 Нарву, дабы защитить Петербург - новый укрепленный городок, выстроенный им на реке Нерве (Nerva) в начале войны.
Сего не довольно; новое бедствие поразило Швецию, где в отсутствие короля учрежден был Совет из лучших и благоразумнейших голов всего государства: явилась чума в Стокгольме, в Скании, в Померании и во всей Лифляндии, где свирепствовала во всей своей силе. В сие-то время его царское величество вознамерился овладеть Лифляндией и начал свои завоевания осадою Риги. Город принужден был к сдаче более чумою, нежели силою оружия и бомбами, которые без сего божьего наказания не принесли бы царю великой пользы.
Около сего времени прибыл я в Ригу проситься в службу к его царскому величеству, твердо решившись скорее умереть с голоду, нежели воевать противу отечества моего и вредить его пользе.
Царь после взятия Риги поручил князю Меншикову взять Ревель и Пернау, города укрепленные, имеющие гавани на Балтийском море.
Князь Меншиков завоевал их тем же средством, каким взята была Рига: чума предала их в его руки в увенчала его лаврами, меж тем как осыпа́ла кипарисом несчастную Лифляндию, Курляндию, Литву и Пруссию.
После Ревеля и Пернау князь Меншиков, не нашед Выборга достойным своего личного присутствия, отрядил к оному генерал-лейтенанта Брекольса (Brecols)14 с достаточным числом войска, а сам отправился в Петербург отдать во всем отчет его царскому величеству15. Он принят был как победитель; его пожаловали губернатором Лифляндии (он уже был герцогом Ингерманландским).
Порта испугалась быстроте сих завоеваний. Султан и его сановники предвидели, что сосед их, если усилится, то нанесет им со временем большие огорчения. Завоевание Азова16 лежало у них на сердце, тем более что царь в укреплении оного сделал значительные улучшения и содержал в нем морское войско, притесняя тем турецкую торговлю на Черном море, если уж не вовсе ее уничтожая. Сверх того для защиты Азова и окрестностей оного Петр выстроил новые крепости. Все это при помощи происков шведского короля понудило Порту объявить войну его царскому величеству. Царь получил о том известие по прибытии князя Меншикова и по распределении войск по квартирам после столь многотрудной кампании. Он стал не на шутку заботиться о приготовлениях к будущему походу, дабы предупредить, буде возможно, опасного неприятеля, который на него навязывался.
Генерал-лейтенант Беркгольц взял Выборг, но не без потери и не без труда. Царь, однако ж, в знак благоволения, прислал ему свой портрет, осыпанный алмазами, и повелел войска, осаждавшие Выборг, Ревель и Пернов (кроме конницы), распределить по сим городам. Всей же коннице, кроме нескольких драгун, приказано идти в Верхнюю Польшу и в Польскую Россию (dans la Haute Pologne et dans la Russie Polonaise), где легче было ее продовольствовать, нежели в Лифляндии, коей все почти селения опустошены были чумою17.
Около ноября месяца курьер от князя Меншикова привез уполномоченному генерал-комиссару лифляндскому барону Левенвольду приказание собрать рижских дворян и объявить им, что князь через месяц прибудет в Ригу для принятия от них присяги в верности и подданстве его царскому величеству. Между разными новостями князь прислал Левенвольду и условия, недавно предложенные Портою царю во избежание войны, неминуемой в случае несогласия с его стороны. Я жил у Левенвольда. Мы провожали вместе часы веселия на досуге. Он показал мне эти условия; они состояли из семи статей:
I. Возвратить Азов, а укрепления, вновь приложенные к прежним, также и новые крепости, выстроенные по берегам Черного моря, - разорить.
II. Расторгнуть совершенно союз, заключенный с Фридериком-Августом, курфирстом Саксонским, и признать Станислава королем Польским.
III. Возвратить всю Лифляндию и вообще все завоеванное русскими шведскому королю, а Петербург разорить и срыть до основания.
IV. Заключить наступательный и оборонительный союз с королями Карлом XII и Станиславом противу Фридерика-Августа, курфирста Саксонского, если курфирст возобновит притязания свои на Польский престол, им уступленный Станиславу.
V. Казакам возвратить их прежнюю вольность и преимущества.
VI. Возвратить натурой или иначе все, что король шведский потерял через Полтавское сражение.
VII. Морское войско и флот отвести к Воронежу и с ним к Черному морю не приближаться.
Если б его царское величество находился в положении шведского короля, то и тут Порта не могла бы предложить ему условия, более притеснительные. Зато их и не приняли. Стали сильно готовиться к войне, дабы доказать Порте, что его величество не дошел еще до того, чтобы мог выслушивать таковые предложения.
Между тем как царь созывал совет за советом для определения мер, нужных противу столь опасного неприятеля, повсюду приготовляли войско к выступлению в поход по первому приказанию. Посреди сих приуготовлений и в самое то время, как государь более всего казался озабоченным, курляндский герцог женился в Петербурге на племяннице государя. Брак сей праздновал князь Меншиков и праздновал по-царски. Но молодой герцог так был невоздержан на пирах, данных по тому случаю, и так много пил венгерского (к чему русские привыкли), что шесть дней после свадьбы он занемог на обратном пути в свои владения на первом ночлеге и умер через пять дней. Об нем очень жалели его подданные и все те, которые имели честь быть с ним знакомы. Многие полагали, что не одно венгерское вино было причиною его смерти, но и наслаждения брачные. Герцог был любезный молодой человек и много обещал.
Несколько времени спустя после погребального его шествия через Ригу в Митаву, столицу курляндского герцогства, где должен был он быть похоронен между гробами герцогов, его предков, князь Меншиков из Ревеля и Пернова, где принимал он присягу дворянства, прибыл в Ригу для той же церемонии. В три дня князь привел к концу препоручение, на него возложенное, и возвратился в Петербург.
Его царское величество отправил из Петербурга своих генералов, каждого к своей дивизии, и повелел генерал-фельдмаршалу графу Шереметеву вывести в поле полки, назначенные к походу, и самому следовать за ними к Днестру, где вся армия должна была собраться.
С другой стороны, повелел он адмиралу и виц-адмиралу, находившимся при его особе, ехать в Азов, а сам отправился в Москву. Там осмотрел он рекрутов, набранных по его повелению, и отправил их к Смоленску, где их ожидал отряд, дабы препроводить в Подолию для распределения по полкам. Царь потом занялся последними приуготовлениями, отправил казну и сам наконец поехал в Польшу, поручив князю Меншикову надзор над неприятелем в Лифляндии.
24 февраля 1711 года дивизия князя Репнина, стоявшая около Ревеля и Пернова, выступила в поход к Подолии, назначенной сборным местом для всех войск. Барон Алларт, один из искуснейших генералов его царского величества, выступил из Литвы со своею дивизией; то же сделали генералы Вейде и барон Денсберг.
Имев честь быть приняту полковником Казанского драгунского полка и бригадиром войска его царского величества, получил я приказание ехать в свой полк и к своей бригаде, находившейся, в Польской России на зимних квартирах. Я имел дозволение взять из Курляндии драгунов, сколько мне их понадобится, для доставления всего нужного мне и людям моим во все время столь долгого пути: от Риги до Сороки, что на Днестре, к стороне Молдавии, где соединилась армия, считается 266 немецких миль, или 532 французских льё. Я повиновался данному мне приказанию и отправился в эту дальнюю дорогу с двадцатью только драгунами. Я ехал на Митаву, Вильну, Новогрудек, Слуцк, Давидогродек (от коего в шести французских льё переправился через Днепр, реку опасную, не имеющую берегов и разливающуюся направо и налево, на расстояние нескольких льё), потом на Полон, Острог, Мазибуш, Леополь, Замосц, Тарнаполь, Сатаноп и Шарград (Разград?), где настиг я армию. Сей последний город был некогда весьма обширен и имел знатную торговлю. Но во время войн Польши с Портою турки его опустошили; теперь одни развалины свидетельствуют о том, чем был он прежде.
Генерал-фельдмаршал граф Шереметев, вследствие своих повелений, нашел в Бродах всю свою кавалерию, собранную начальником оной генералом Янусом. Фельдмаршал пошел к Могилеву с нею и с пехотными полками Ингерманландским и Астраханским, сопровождавшими его от самой Риги. Тут и переправился он через Днестр в трех разных местах и занял Молдавию. Господарь отложился от Порты, передался фельдмаршалу и привел к нему до шести тысяч плохой молдавской конницы; их всадники большею частию вооружены стрелами или полупиками, подобно казакам; все они ужасные воры.
Дивизия генерала Алларта достигла Днестра, первая изо всей пехоты. Вслед за ним прибыли в тот же день генералы Брюс и Гинтер со всею артиллерией и своими полками. Барон Алларт переправился через Днестр на понтонах и поспешил занять укрепление в Сороке, чему никто и не думал воспротивиться.
Сорок пять лет перед тем крепость эта выдержала славную осаду. 40 000 турок и 40 000 татар под предводительством сераскира принуждены были после шестимесячных тщетных усилий со стыдом отступить, покинув лагерь и всю артиллерию, за что сераскир заплатил своею головою.
Генерал Алларт нашел хорошие подземельные погреба, несколько сабель, несколько бочонков пороху, но мало съестных припасов. Il у ordonna des ouvrages extérieurs, qu’il traça lui-même, et un pont sur le Niester qui eut pour tête le château fort bon pour le pays et deux doubles tenailles en queue18. Генерал Алларт, сверх многих других достоинств, есть один из лучших инженеров своего времени. Он умеет искусно разведать местные обстоятельства, расположиться лагерем, воспользоваться выгодами и начертать верную карту театру войны.
Покамест по его приказанию войско занималось работами, генерал-лейтенант Брюс переправил артиллерию под прикрытием неразлучных с нею полков канонерских и бомбардирских; он расположил свой парк влево от укрепления, на полуострове, образуемом рекою.
30 мая дивизия генерала Адама Вейде заняла днестровские высоты в получасе от Сороки, в прекрасной долине, куда прибыл в тот же день генерал барон Денсберг. На другой день, 31 мая, генерал князь Репнин стал там же, на левой стороне линии.
Его царское величество из Москвы отправился в польский Ярослав, где по просьбе его собраны были королем польские сенаторы с тем, чтобы принудить, если возможно, Республику соединиться с Россиею противу неверных. Но сенаторы решили иначе: положено было Республике, держась условий Карловицкого мира, никаким образом не мешаться в эту новую войну, ибо довольно было ей и своих междуусобий.
Не успев в своем намерении, государь отправился в армию в сопровождении генерала Рене, остававшегося в окрестностях Ярослава с частию конницы для охранения особы его величества.
12-го июня19 (ст. ст.) государь прибыл на берег Днестра с императрицею, с своими министрами, с казною, с преображенцами и семеновцами (les Brebresenski et Simonoski), своею гвардиею; полки сии, хотя пехотные, но в походе садятся на конь и идут с литаврами, штандартами и трубами (тож и Ингерманландский и Астраханский). В лагере или в городе им возвращают барабаны.
13-го июня поутру его величество делал смотр пехоте; после обеда посетил он мост, уже оконченный попечениями генерала Алларта, также и новые укрепления Сороки. Государь был очень доволен. Потом осмотрел он артиллерию и возвратился в свой лагерь.
14-го был у его величества большой военный совет; на нем присутствовали все генералы, которые могли только приехать. И на сем-то совете предприняты были государем по внушению его министров и русских генералов меры, произведшие бедствия, которые можно было избежать, если б обратили порядочное внимание на положение, в коем находилось войско, на местные обстоятельства и на состояние земли, в которую готовились вступить; одним словом, если бы его величество согласился с мнением своих немецких генералов20, которые, кроме его славы и пользы, ничего в виду не имели.
Прежде нежели опишу то, что произошло на знаменитом этом совете, я должен дать вам понятие о состоянии армии. Трудно поверить, чтобы столь великий, могущественный государь, каков, без сомнения, царь Петр Алексеевич, решившись вести войну противу опасного неприятеля и имевший время к оной приготовиться в продолжение целой зимы, не подумал о продовольствии многочисленного войска, приведенного им на турецкую границу! А между тем это сущая правда. Войско не имело съестных запасов и на восемь дней и могло, если оных не находилось в Молдавии, быть уничтожено не неприятелем, а голодом. Это затруднительное положение известно было всем; генералы, министры, сам государь это знал: комиссары посланы были им в Венгрию для закупки быков, а в Украйну для забрания баранов и муки.
Совет, собранный его величеством на берегу Днестра и который решил судьбу всей кампании, составляли: великий канцлер граф Головкин, барон Шафиров и господин Сава (Рагузинский) - все трое тайные советники (то же, что во Франции министры); генерал Рене, князь Репнин, Адам Вейде, князь Долгорукий и Брюс (всё генералы или лейтенант-генералы). Они составляли партию русских. Партию немцев составляли генералы: барон Алларт и барон Денсберг и лейтенант-генералы барон Остен и Беркгольц. Это разделение на две партии в России признано всеми. Русские, когда им везет, и слушать не хотят о немцах; но коль скоро по своей неопытности попадут они в беду, то уже ищут помощи и советов у одних немцев, а русская партия прячется со стыдом и унынием; ее не видать и не слыхать.
Стали рассуждать о том, что надобно было делать? Войско было собрано, а о турках было не слыхать, как будто бы в мирное время. Правда, несколько тысяч буджацких татар несколько времени пред сим учинили набег на русскую Украйну и на Землю казаков (en Cozaquie), где они пожгли и ограбили селения, отогнали скот и захватили людей; но при приближении наших полков они уже не смели показываться, и лагерь наш был в совершенном спокойствии. Генерал-фельдмаршал граф Шереметев, стоявший близ Ясс, в самой Молдавии, был точно в том же положении.
Совет начался. Немецкие генералы первые имели честь предложить свое мнение. Они полагали нужным оставаться на берегах Днестра по двум важным причинам: во-первых, для узнания неприятельских намерений; во-вторых, дабы дать армии отдохнуть после долгого похода. Они представили, что съестные запасы, без которых никакая армия не может существовать, могут быть без больших расходов доставляемы по Днестру; что можно будет устроить магазины в Польше; что, занимая берега Днестра, не должно, однако, оставаться в бездействии, но что, напротив того, надобно идти к Бендерам, которые взять можно в скором времени, укрепить и сделать из них и крепость и военный магазин, en у établissant un pont de communication;21 что Сорока, находясь уже во власти его величества и будучи укреплена, есть также крепость и магазин; что то же самое можно сделать и в Могилеве (на Днестре), и что таким образом его величество будет иметь три входа в Молдавию при всех трех переправах через Днестр и три магазина для своих войск; что турки, будучи принуждены проходить степью, потеряют лошадей, прежде нежели до нас достигнут; что им почти невозможно будет взять наши крепости, защищаемые многочисленным и исправным войском; что, вероятно, не решатся они их осадить и того менее переправляться через Днестр и строить мосты в присутствии войск его величества; что если его величество в настоящих обстоятельствах захочет ввести армию свою в Молдавию, то он может ее лишиться и помрачить славу свою; что, по показанию сорокинских жителей, должно по крайней мере пять дней проходить необитаемую степь, где нельзя найти ни воды, ни хлеба; что сторона, находящаяся за степью, не изобилует хлебом, ибо оного недостаточно даже на продовольствие жителей, хотя та часть Молдавии мало заселена; что если в Яссах и по ту сторону сего города и было чем продовольствоваться, то наша конница, стоящая там, в три недели, вероятно, все уже потребила; что пример шведского короля слишком еще свеж, и что не должно отваживаться сделать ошибку еще важнейшую, углубляясь в незнакомую землю, о коей все доселе получаемые сведения ничего благоприятного не предвещают.
В заключение немцы просили его величество быть уверену, что, представляя ему дело, каково оно есть, они не имели ничего в виду, кроме его собственной славы; что, когда займем мы берега Днестра и устроим магазины, турки, покусясь на что бы то ни было, утратят свои силы все или отчасти; между тем как его величество, имея тыл свой свободным, усилит свои войска, будет в состоянии с пользою употребить полки, оставленные в Польше, и после кампании уже безо всякого препятствия проводит неприятеля в его собственную землю и там расположится по своей воле и приготовится к завоеваниям, прежде нежели турки успеют выйти из зимних своих квартир.
Мнение сие было самое здравое; но русские ему воспротивились. Генерал Рене, хотя родом и курляндец, но по положению своему придерживающийся стороны министров, возразил, что неприлично было бы его величеству защищать реку с такими прекрасными войсками; что в случае истощения запасов должно будет их достать в самой неприятельской земле; что области греческие, по примеру молдавского господаря, готовы были возмутиться при первом вступлении наших полков в турецкие границы; что по донесениям генерал-фельдмаршала графа Шереметева за степью до Дуная армию можно будет продовольствовать; что стыдно было бы тратить деньги на построение магазинов, когда можно делать это на счет неприятеля; что надобно войти и углубиться в турецкие земли; что турки будут полууничтожены уже и тем, что увидят сильное войско его величества посреди их областей, готовое предписывать им законы; что пример шведского короля здесь вовсе нейдет; что полки наши те же самые, которые разбили его и готовы разбить турков; что таково его мнение и что славнейшего и полезнейшего способа его царскому величеству избрать невозможно.
С сим мнением согласились русские министры и генералы, и как оно льстило и честолюбивым видам государя, ему охотно последовали, и, вопреки благоразумному мнению немцев, положено было переправиться через Днестр и войти в степи.
Рассуждая об сем движении, все мы сильно обвиняли тех, которые его присоветовали его величеству. Ясно было, что государь принужден будет отступиться от своих намерений. Но зная, что русский народ склонен к спокойствию, ленив и не любит военных трудов, мы уверены были, что царские министры, опасаясь слишком продолжительной войны, нарочно завлекали государя в неудачу, дабы уменьшить в нем пыл воинский и принудить его к покою. Таково было по крайней мере мнение почти всех иностранцев.
16-го июня, рано утром дивизии генералов Алларта и Денсберга выступили в поход. 17-го его величество с преображенцами, семеновцами, своими министрами и всею свитою пошел в авангард и вступил в степи. За ним следовал генерал-поручик Брюс с артиллерией. Арьергард составляли дивизия генерала Вейде и конница, приведенная из Ярославля генералом Рене и которую его величество поручил в мое начальство, приказав мне следовать за ним. Дивизия князя Репнина осталась в Сороке для окончания работ и для принятия запасов, которые по приказанию его величества должны были быть туда доставлены22.
Генералы Алларт и Денсберг, вышед из степей, прибыли в лагерь генерал-фельдмаршала, который находился в трех милях от Ясс на выгодном местоположении.
Его величество недолго томился в пустынях: маршируя днем и ночью, достигнул он прекрасной долины, орошаемой Прутом, где и расположил свой лагерь тылом к реке. Он тотчас отправил бочки с водою на собственных подводах и на лошадях свиты своей полкам, идущим по степям. Но сие пособие принесло им более вреда, нежели пользы. Солдаты бросились пить с такою жадностию, что многие перемерли. Мы лишились множества людей от безводицы. Жары нестерпимы в сих местах, где видно только небо да горы раскаленного песку, без деревьев, без жителей и без воды23.
Дивизия Вейдова и артиллерия после шестидневного перехода через ужасные сии пустыни соединилась с лагерем его величества. 23 июня государь ездил осматривать лагерь генерал-фельдмаршала и принял в подданство молдавского господаря. С ним было только триста рейтаров. Он пожаловал господарю свой портрет, осыпанный алмазами (что впоследствии времени пригодилось сему турецкому даннику). В тот же вечер его величество возвратился в свой лагерь, а на другой день приказал наводить два моста на Пруте.
Здесь спокойно оставались мы от 22 до 29 июня, как будто в самое мирное время, ожидая запасов, которые князь Репнин должен был доставать и привезти. 26-го фельдмаршал и господарь посетили его императорское величество. Войско стояло в строю. Им отдали честь по всему фрунту, и сам государь салютовал саблею, стоя перед Преображенским полком, как генерал-поручик своей армии.
Они приглашены были на торжество, празднуемое ежегодно его величеством в память Полтавского сражения, случившегося 27 июня по старому стилю.
Все генералы с утра явились к его величеству, дабы вслед за ним отправиться в артиллерийскую церковь, где отслушал он обедню и где придворный священник24 целых полтора часа говорил проповедь, им сочиненную на случай сего счастливого дня.
Полки выстроены были в боевом порядке и составляли три фаса одного карея; артиллерия занимала четвертый. После обедни стрельба началась с правой стороны артиллерии и продолжалась по всем фасам; полки стреляли по мере приближения к ним огня. После того все генералы следовали за его величеством к его палаткам, где в земле был утвержден стол необыкновенной длины, и за которым насчитал я до ста десяти кувертов с каждой стороны.
Его величество находился в центре стола. По правую руку сидел молдавский господарь, по левую граф Головкин, министры, барон Шафиров и Сава (Сава Владиславович Рагузинский) на углах стола. Генералы, генерал-поручики, генерал-майоры, бригадиры и полковники и прочие, каждый по своему чину, поместились за этим же столом. Кроме венгерского вина, ничто мне не понравилось. Оно было отличное, то есть то, которое доходило до меня, ибо полковники, сидевшие ниже, пили другое, а подполковникам подносили особливое, капитанам еще хуже, и так далее (что показалось мне скупостию, недостойной великого государя). Капитаны преображенские и семеновские разносили вина: каждый прислуживал шести персонам, имея в своем распоряжении трех слуг для перемены стаканов и бутылок.
Тут-то, милостивая государыня, вино льется, как вода; тут-то заставляют бедного человека за грехи его напиваться, как скотину. Во всякой другой службе пьянство для офицера есть преступление; но в России оно достоинство. И начальники подают тому пример, подражая сами государю25.
Императрица, с своей стороны, угощала армейских дам. Почти все иностранные генералы имели с собою своих жен и детей, по той причине, что в случае разлуки срок свидания неизвестен и что по недостатку почты никто от своих не получает известия. Если же и придут письма, то генералы и министры имеют похвальную привычку никогда их не отдавать. Можно переписываться только чрез министров иностранных, но не всегда можно быть с ними в сношении. Я говорю по собственному опыту: в течение четырнадцати месяцев я только мог однажды писать к моей милой графине (которая оставалась в Данциге), и то через барона Лоца, посланника короля польского при дворе его царского величества.
Мало дам явилось к императрице. Генеральша Алларт и генерал-майорша Гинтер одни представились к ее величеству и были милостиво приняты.
Обед государя продолжался целый день, и никому не позволено было выйти из-за стола прежде одиннадцатого часу вечера. Пили, так уж пили (on у but се qui s’appelle boire). Всякое другое вино, наверно, меня убило бы, но я пил настоящее токайское, то же самое, какое подавали и государю, и оно дало мне жизнь.
Около пяти часов вечера один из адъютантов князя Репнина привез письма к его величеству. Генерал давал знать, что 4000 быков, 8000 баранов и 300 маленьких польских тележек с рожью, мукой (et de grit) отправлены были к нам. Государь тут же распределил, что куда доставить, и приказал тот же час отправить часть в лагерь генерал-фельдмаршалу.
28 июня мосты были готовы. Артиллерия потянулась через Прут по мосту, назначенному для двора. Вейдова дивизия переправилась по другому, назначенному для войск, и расположилась лагерем в ясской долине, в двух милях от прежнего лагеря.
29 июня (по-нашему приходится 10-го июля, ибо русские держатся еще старого стиля) в день святого Петра, в именины его царского величества, я, следуя обычаю, со всеми генералами пришел поздравить государя. Он принял милостиво наши приветствия и всех нас оставил у себя обедать. Государь празднует и этот день и обедает с своими министрами и офицерами, когда находится в своей армии.
Около пяти часов генерал-фельдмаршал граф Шереметев приказал мне, чтоб я послал моего адъютанта, стоявшего за мною, посадить кавалерию мою на́-конь, и велел ей идти вперед к своему лагерю с моим экипажем. Фельдмаршал сказал мне, что мне нужны будут только мои лошади, что я останусь при нем и что он берется быть моим вожатым. Я отдал приказ адъютанту. Кавалерия была в порядке, а экипаж мой заложен. У русских обыкновенно употребляются телеги, ибо вьючные лошади и лошаки не могли бы выдержать обыкновенные походы их войск (5 à 600 lieues).
Накануне знали, что близ лагеря фельдмаршальского произошло маленькое сражение. 20 000 татар показались на утренней заре и ударили (врассыпную, по своему обычаю) на передовой пикет, составленный из 600 человек конницы, под начальством подполковника Ропа (de Roop) конно-гренадерского полка моей бригады. Неприятель пробился сквозь отряд, несмотря на все старания командира. Число превозмогло, отряд был окружен отовсюду. Один капитан, родом из Лотарингии, наделал тут чудеса и был убит, к сожалению всех офицеров, знавших его. Подполковник взят был в плен, и убито 250 рядовых. Все это произошло в виду бригадира Шенсова26 (Chensof), родом русского, который был отряжен с 2500 человек конницы на подкрепление Ропа и не сделал ни малейшего движения.
Генерал Янус, начальствовавший в отсутствие фельдмаршала, при сем случае сделал все, что только было возможно, чтоб исправить сию неудачу и предупредить большее несчастие. Он велел выехать четырем конногренадерским полкам и всячески старался уговорить бригадира Шенсова, чтоб он по крайней мере хоть показался неприятелю. Но офицер сей отвечал, что он получил приказание охранять лагерь, а не искать неприятелей. Наши конногренадеры рассеяли эту сволочь и освободили лагерь (le front du camp).
Никогда генерал Янус не говорил мне без бешенства об этом происшествии и о маневре бригадира Шенсова. А еще должно глотать такие пилюли, не морщась и не жалуясь, потому что его величество и фельдмаршал неохотно выслушивают жалобы и не любят видеть ясные доказательства, чтобы у кого-нибудь из русских недоставало ума или храбрости27.
Как войска скоро соединятся, то позвольте, милостивая государыня, исчислить вам их силы и познакомить вас с генералами, которые начальствовали полками.
Главнокомандующий - генерал-фельдмаршал граф Шереметев. (Его величество во время дела занимает место генерал-лейтенанта.)
Дивизия Вейдова состояла из 8 пехотных полков, каждый из 1400 человек состоящий. Всего 11 200 человек; начальниками оной были: генерал Вейде, генерал-лейтенант Беркгольц (Brecols), генерал-майоры Голосин (Goloccin) и де Буш, и бригадиры граф Ламберти и Боэ.
Дивизия Репнина, состоящая из такого же числа полков и людей; начальники оной: генерал князь Репнин, генерал-лейтенант князь Долгорукий, генерал-майоры Альфендель и Бом и бригадиры Буш и Голицын.
Дивизия барона Алларта, во всем равная двум первым, была под начальством генерала Алларта, генерал-лейтенанта барона Остена и бригадиров Стафа и Лессе.
Дивизия барона Денсберга, также равная другим, находилась в команде генерала барона Денсберга и бригадира барона Ремкимга (Remquimgue), его зятя.
Не худо заметить, что русские дивизионные начальники имели комплектное число подчиненных им генералов; немцы же оного не имели; особенно барон Денсберг, у которого не было ни генерал-лейтенанта, ни генерал-майоров, а только один бригадир, зять его. Это происходило от черного коварства генерал-фельдмаршала, не любившего иностранцев, какой бы нации ни были, и не подавшего им никакой помощи, нарочно для того, чтоб вводить их в ошибки и чтоб иметь случай упрекать его царское величество за привязанность его к иноземцам. Однако ж барон Денсберг есть тот самый, который с таким великодушием и храбростию защищал Кельскую крепость, осаждаемую герцогом Вилларом в начале прошедшей войны. Он доказал, что был достоин начальствовать не только двенадцатитысячным отрядом, но и целыми армиями.
Полки Преображенский, Семеновский, Ингерманландский и Астраханский составляли 15 батальонов; всего 15 000 человек, и были под начальством самого его царского величества, генерал-лейтенанта князя Голицына и бригадира графа Шереметева (сына фельдмаршала); сюда же принадлежали полки канонерский и бомбардирский, каждый из 1500 человек состоящий.
Дивизия генерала Януса, составленная из 8 полков, каждый из 1000 человек, была под начальством помянутого генерала, генерал-майоров Волконского и Вейсбаха и бригадиров Моро-де-Бразе, графа Лионского, и Шенсова.
Дивизией Рене, равной по числу полков и людей, начальствовали генерал Рене, генерал-майоры Витман и Шариков (Cherikof), самый образованный, вежливый и любезный изо всех мне знакомых русских, и два бригадира.
Еще один драгунский полк, составлявший гвардию князя Меншикова, не соединился с армией и остался в Яссах с 2000 избранных фузиляров, между тем как войско двинулось в Молдавию.
Гвардейский эскадрон его царского величества, состоящий из 300 рейтаров (maîtres, reîtres?), сопровождал государя в его поездках и другой службы не нес.
Все сии отряды составляли на Днестре 79 800 наличного войска. Каждый полк был укомплектован пригнанными рекрутами.
Артиллерия состояла из 60 пушек разного калибра, от двенадцати- до четырехфунтовых, из 16 понтонов на телегах и из 200 подвод с ящиками пороховыми, не считая телег, нагруженных бомбами и ядрами.
Кроме сей артиллерии, в каждом полку пехотном и конном находились четыре малые орудия, двух- и трехфунтовые. Они всегда следуют за полком с малыми своими ящиками и с нужными офицерами. Их зовут корпусными детьми (се qu’ils appellent les enfants des corps)28.
При каждом полке находятся также малые телеги с амуницией, которая в случае нужды всегда под рукою, что очень хорошо придумано и достойно похвалы.
Таковы были силы его царского величества. Здесь не считаю 10 000 казаков и 6000 молдаван, годных только для опустошения земли, как и татаре. Сей армии было бы весьма достаточно, чтобы управиться с турками, если б ею хорошо предводительствовали, если б вовремя ввели ее в неприятельские земли и если б ее не разделили, как вы впоследствии увидите.
29 июня его царское величество сидел за столом до семи часов вечера. Встав из-за стола, держал он совет. Генерал Рене предложил отрядить 15 000 человек в Валахию, хорошую сторону, в которой всего было много и которая могла продовольствовать армию. Он утверждал, что валахский воевода, будучи одной нации и одного исповедания с молдавским господарем, не замедлит покориться, соединит войско свое с войсками его величества и доставит нам жизненные запасы29.
Генерал-поручик Беркгольц был единственный немец на сем совете. Он сильно воспротивился предложению генерала Рене, по причине той, что турки побеждали всякий раз, как против них войска действовали отдельно. Он привел в пример принца Карла V (Лотарингского), который во второй поход после снятия Венской осады разделил на четыре отряда свое войско, дабы удобнее оное продовольствовать, и видел, как турки разбили все четыре отряда один за другим, не могши подать им никакой помощи. Но все его рассуждения пропали втуне. Было положено отрядить войско, а начальство поручено генералу Рене, как подавшему первый на то совет. Кроме сих 15 000, отряженных в Валахию30, 4000 должны были оставаться н Сороке, дабы сберегать нам отступления и для сопровождения провианта в случае, если б мы остались в Молдавии; 2000 в Могилеве, через который можно было бы воротиться в случае неудачи, да 3000 в Яссах для охранения Молдавии и для удержания жителей в повиновении.
Фельдмаршал в 9 часов вечера сел верхом, и я вслед за ним прибыл в его лагерь. Господарь остался с его царским величеством. Он был среднего роста, сложен удивительно стройно, прекрасен собою, важен, и с самой счастливой физиономией. Он был учтив и ласков; разговор его был вежлив и свободен. Он очень хорошо изъяснялся на латинском языке, что было весьма приятно для тех, которые его разумели.
Мы догнали мою конницу в версте от фельдмаршальского лагеря, куда и прибыли в 4 часа утра. Тут увидел я в первый раз летучих кузнечиков (саранчу). Воздух был ими омрачен: так густо летели они! Не удивляюсь, что они разоряют земли, через которые проходят, ибо в Молдавии видел я иссохшее болото, покрытое высоким тростником, который съеден был ими на два вершка от земли.
Остальной лагерь его величества перешел через Прут 30 июня. Мост, через который переправился государь со своею свитою, был тотчас разобран; другой оставлен под охранением 500 гренадеров для дивизии князя Репнина, которую ожидали.
Фельдмаршал, возвратясь в свой лагерь, велел призвать бригадира Шенсова и высказал ему все, что заслуживало его гнусное поведение, о котором донесено ему было при его приезде одним драгунским полковником моей бригады. Он приказал бригадным майорам отрядить по 20 человек с каждой бригады для устроения двух мостов, находившихся в тылу нашего лагеря, дабы ему беспрепятственно можно было в случае нужды идти соединиться с его величеством. Это стоило труда, потому что мосты наведены были на малых челнах из выдолбленных пней, кое-как собранных по берегам Прута. Медные понтоны оставались при его величестве для надобностей его собственных.
Того же самого числа (30 июня) генерал Рене прибыл к фельдмаршальскому лагерю и собрал полки, долженствовавшие идти в Валахию под его начальством. Он выступил на другой день поутру и уже в армию не возвращался. Он соединился с кавалерией уже в Польской России после кампании, когда армия там отдыхала.
В лагере его царского величества и в фельдмаршальском оставались в бездействии до самого 7 июля. В сей день фельдмаршал получил от государя приказание оставить постепенно лагерь и перевести свою малочисленную армию за реку, находившуюся у него в тылу. Фельдмаршал ездил осматривать долину, назначенную им для нового лагеря, и, возвратясь, в тот же день отдал в приказе, что полки станут переправляться один после другого во избежание смятения, могущего произойти на мостах в случае, если войска выступят все в одно время.
Генерал Янус, на которого возложено было исполнение сего, взял с собою бригадира Шенсова, дабы в случае нападения от неприятеля во время переправы иметь достаточную причину не употреблять офицера столь ненадежного. Он оставил его у моста с двумя майорами и 20-ю драгунами для надзирания за исправностию в исполнении приказов.
8-го июля на утренней заре экипажи барона Денсберга с несколькими полками переправились по мосту, назначенному для пехоты. Между тем экипажи генерала Януса потянулись было до мосту, назначенному для кавалерии. Но фельдмаршал, сам за благо рассудив оставить лагерь, приказал переправить прежде свои; а остальным экипажам генерала Януса не позволил переправиться прежде полков Астраханского и Ингерманландского с их обозами. Фельдмаршал во всяком случае рад был делать неприятность иностранным генералам.
9-го июля с утра войско и обозы потянулись, и только малая часть успела переправиться, как более 30 000 татар явились перед лагерем. Войско остановили и тотчас выстроили в боевом порядке под прикрытием рогаток. Пикет отозвали; по приказанию генерала Януса два батальона гренадер поставлены были на оба фланга и в сем расположении стали ожидать приближения татар, дабы угостить их картечью из тридцати орудий. Фельдмаршал, генерал барон Денсберг, генерал-лейтенант барон Остен и бригадир барон Ремкимг приехали из нового лагеря, где они находились с прошедшего дня. Фельдмаршал был очень доволен мерами, принятыми генералом Янусом для защищения старого лагеря в случае нечаянного нападения. Он отослал генерала Денсберга с его бригадиром к новому лагерю для охранения оного, а в старом оставил только генерал-лейтенанта Остена под начальством генерала Януса с полками, не успевшими еще переправиться. Их было довольно против и вдвое большего числа татар.
Но как они час от часу умножались, то фельдмаршал приказал казакам и молдаванам (находившимся в новом лагере) прогнать и преследовать неприятеля. Они пустились с быстротою неимоверною, но которая час от часу более и более ослабевала. С обеих сторон все кончилось скаканием да кружением.
Один капитан, родом венгерец, вступивший в службу его царского величества, так же как и многие из его соотечественников, после падения его светлости принца Рогоци, находился в лагере с несколькими венгерцами в надежде быть употребленными в дело. Он уговорил отряд казачий поддержать его, обещаясь доказать, что не так-то мудрено управиться с татарами. Казаки обещались от него не отставать. Он бросился с своими двенадцатью венгерцами в толпу татар и множество их перерубил, пробиваясь сквозь их кучи и рассевая кругом ужас и смерть. Но казаки их не поддержали, и они уступили множеству. Татары их окружили, и все тринадцать пали тут же, дорого продав свою жизнь: около их легло 65 татар, из коих 14 были обезглавлены. Всех менее раненный из сих храбрых венгерцев имел 14 ран. Все, бывшие, как и я, свидетелями их неуместной храбрости, сожалели о них. Даже наши конные гренадеры, хоть и русские, то есть хоть и не очень жалостливые сердца, однако ж просились на коней, дабы их выручить; но генерал Янус не хотел взять на себя ответственность и завязать дело с неприятелем31.
Пока татаре привлекали на себя наше внимание, генерал Янус, предвидя, что наше отступление могло быть обеспокоено еще большим числом татар и даже самими турками, приказал переправить все корпусные экипажи, всех лошадей драгунских и прочей кавалерии и остальные экипажи офицеров, дабы тем удобнее отступить до нового лагеря теснинами, ведущими к мостам, что и производилось во весь тот день и в ночи.
Между тем татаре, не видя никакого движения в лагере, где полки наши стояли всё еще в боевом порядке за рогатками, ожидая смело их нападения, около третьего часа пополудни отступили, наскакавшись вдоволь, и таким образом дали генералу Янусу возможность безопасно переправиться в новый лагерь, куда вступил он самый последний (10 июля).
Он приказал разобрать оба моста и караулить лодки по нашу сторону реки: они могли пригодиться. К ним нарядили капитана с двумя стами гренадер.
Того же дня фельдмаршал отдал приказ отрядить по 200 человек с бригады для делания фашинных мостов через большой и глубокий ручей, называемый Малым Прутом и протекавший во сте шагах от нашего нового лагеря, дабы в случае нужды можно было тотчас выступить.
Мосты поспели к полудню 11-го июля. В 5 часов вечера один из генерал-адъютантов его царского величества привез фельдмаршалу приказ, вследствие коего мы 12 июля оставили лагерь и в одной миле от оного нашли его царское величество. Вся армия там соединилась и, таким образом, расположилась вся на одной линии. Царь с полками Преображенским, Семеновским, Астраханским и Ингерманландским стоял по левую сторону и, следственно, в авангарде. Дивизии Алларта, Денсберга, Януса со всею остальною кавалерией, Брюс с артиллерией и Вейде стояли на правой руке лицом к горе и имея Прут у себя в тылу.
13-го армия пошла в поход, принимая влево. Экипажи составляли вдоль Прута вторую колонну. Мы прошли три мили до ночи и расположились лагерем, приняв вправо (en faisant à droite). Пространство между рекою и горами не позволяло нам расширяться и составить две линии. Мы стали в том порядке, как стояли накануне и как целый день маршировали (то есть в одну линию).
14-го мы продвинулись еще на три мили, не видав ни города, ни деревни, но кое-где близ лесов рассеянные лачужки, которые показались нам жалкими обителями. Это нас удивило, тем более что на наших картах по берегам Прута назначено было множество городов и деревень. Мы стали лагерем так же, как и в предыдущие два дни.
15-го армия прошла еще три мили; но переход через крутую гору, находящуюся на самом берегу реки, остановил войско. Мы достигли места, назначенного для лагеря, не прежде как в три часа пополуночи. Мы в тот день видели за сей горою старинную могилу одного молдавского государя. Она имела вид четвероугольной пирамиды, будучи гораздо шире в основании, нежели в высоте (car elle allait en diminuant à mesure qu’elle prenait de la hauteur). Молдаване, следовавшие за армиею, из коих многие хорошо говорили по-латыни, рассказали нам о ней следующее предание.
Государь, покоящийся в сей могиле, был великий воин, но несчастный во всех своих предприятиях. Учинив нападение на земли одного из своих соседей, он привлек его в свои собственные владения. Оба войска сошлись и сразились в той долине. Кровопролитная битва длилась два дня. Молдавский государь остался победителем; неприятельское войско было им истреблено или захвачено в плен, а противник его найден был между мертвых тел, пронзенный одиннадцатью стрелами. Но победитель в то самое время, как приносил богу благодарения, умер от раны, полученной им в том сражении и которой он сгоряча не почувствовал. Он не имел детей, и войско избрало себе в государи одного из своих начальников. Первым повелением нового государя было каждому воину, каждому молдавскому жителю и каждому рабу принести на три фута земли на сие место. Он после того воздвигнул эту земляную пирамиду, в средине коей находится комната со сводом. Там похоронено тело его предшественника, а комната наполнена сокровищами, принадлежавшими его врагу. Потом вход в комнату был заделан, и пирамида окончена. На вершине ее находилась площадка, сохранившаяся доныне; на ней возвышался трофей из оружия убитых, ныне уже не существующий. Повествователь присовокупил, что все из государей, властвовавших потом, которые хотели проникнуть в сокровенную комнату, умерли прежде, нежели могли вынуть хоть один камень загражденного входа. Курган показался нам тщательно покрытым дерном. Мы спросили у нашего молдавана: кто смотрит за могилою? Он отвечал, что жители, поселенные кругом в трех милях отселе, ежегодно в марте и в сентябре месяце приходят стричь могилу ножницами, подобными тем, кои употребляются нашими садовниками. Он прибавил, что когда того не делают, тогда бывает неурожай. В заключение он нас уверял, что с тех пор, как саранча напала на их землю, все было ею разорено, кроме пространства, заключенного в этих трех милях окружности, куда она не залетала, хотя была везде, и с боков и сзади.
Этой истории и ее последствиям мы поверили только отчасти, хотя повествователь и хвалился быть дворянином и военным человеком.
16-го его царское величество приказал выслать 1000 человек конных гренадер под начальством г. полковника Ропа с двумя вожатыми, данными царю самим господарем, следовавшим за его величеством со всем своим молдавским двором. Полковник Роп имел повеление изъездить всю сторону, находившуюся влево от армии вдоль Прута, дабы удостовериться, возможно ли неприятелю напасть на нас с тыла. Он возвратился вечером и объявил нам, что капитан, наряженный с двумя стами гренадерами для охранения лодок, составлявших мосты фельдмаршальского лагеря, и который подвигался вместе с армией, был убит, а с ним и все его люди. Жители, бывшие при полковнике, видели его за две мили от лагеря и показали ему побоище. Они сказывали, что татаре в числе 20 000 переправились через реку, каждый держась за хвост своей лошади, и неожиданно напали на капитана в одной теснине, где он и погиб с своим отрядом.
Это заставило его царское величество расположить вдоль реки гренадерские взводы в некотором расстоянии один от другого, имевшие между собою коммуникацию и начальствуемые одним подполковником, двумя капитанами и четырьмя поручиками,
В тот же день генерал князь Репнин, сделав усиленный переход, стал на той же линии и занял правую руку или арьергард.
Армия наша, вся вместе состоявшая из 79 800 человек, не считая казаков и молдаван, и, по отряжении войск в Валахию и на охранение Сороки, Могилева и Ясс, все еще составлявшая 55 000, уже не составляла и 47 000, как то оказалось на смотру, сделанном 17 июля по приказанию государя: следствие беспрестанных трудов, перенесенных полками, из коих пехотные шли без отдыха от самого 24 февраля (нов. ст.). По счастию, смертность пала по большей части на одних рекрут, которые видимо таяли. Это могу я доказать моими табелями, которые я сохранил. Из всех четырех полков моей бригады, составлявших 4000 человек на сем смотру, 724 оказались убывшими, из коих только 56 убиты в помянутом сражении при пикете.
17-го генералу Янусу поведено быть готову выступить рано утром со всею нашею конницею и с генералами, ею начальствовавшими, и явиться за час перед светом в палатки его царского величества, дабы; получить от него приказания касательно того похода. Как я имел честь приносить ему приказы и всякий день приходить узнавать от него, не было ли чего прибавить для бригады, то я явился к нему. Он просил меня приехать за ним на другой день за полтора часа до свету и сопроводить его к царю, к чему я с охотою и приготовился. Итак, 18-го перед светом явились мы к его царскому величеству. Государь отдал генералу свои повеления, и как ни он, ни я по-русски не разумели, то его величество повелел их объяснить на французском и немецком языке и вручил нам тот же приказ, писанный по-русски с латинским переводом на обороте.
Приказ состоял в том, чтобы нам идти по реке Пруту восемь миль (или 16 льё) до того места, где турки по донесениям скороходов или шпионов (coureurs ou espions) должны были наводить свои мосты. Если бы генерал их нашел, то должен он был на них ударить и уничтожить их работу, коли только мосты не могли нам пригодиться и остаться в наших руках. Во всяком случае он должен был известить обо всем государя через четырех драгун, посланных полчаса один после другого. В случае же, если турков не встретим, то идти к Дунаю и там остановиться, о чем также донести.
Выслушав приказ и хорошо его поняв, мы приступили к исполнению оного, хотя генерал и я не без смеха видели, что употреблены были драгуны и кавалерия на атаку укрепленных мостов (tête-de-pont). Мы выступили из лагеря в 5 часов и пошли по одной линии, эскадрон за эскадроном. Экипажи наши тянулись в другую линию вдоль берега Прута. Во избежание нечаянного нападения мы отрядили вперед на довольно большое расстояние двух конных гренадер с обнаженными палашами, за ними шестеро других с одним унтер-офицером и подкрепили их двумя стами рейтаров (? maîtres), дабы могли они выдержать первые выстрелы и дать нам время с выгодою атаковать неприятеля. В таком порядке как мы, так и наш обоз шли без помешательства и довольно скоро. Около 11 часов утра, прошед не более как 2 мили (или 4 французских льё), вдруг очутились мы совсем неожиданно в теснине весьма узкой, ибо река протекала ближе к горе, около которой мы всё еще тянулись. Генерал Янус, г. Видман (генерал-майор) и я поехали к передовому отряду гренадеров, которые остановились и дали нам знать, что чем далее они ехали, тем у́же становилась дорога. Генерал Янус приказал войску остановиться для отдыха, и мы отправились высматривать местоположение. Земля, неприметно возвышаясь, закрывала от нас сторону, находившуюся перед нами. Когда достигли мы последней точки сего возвышения, мы увидели перед собою широкую долину и, казалось, весьма гладкую; а вдали множество белых голов, скачущих по долине с большою ловкостию и быстротою. Мы тотчас съехали влево в густоту дерев, растущих на берегу Прута. Мы подъехали как можно ближе к неприятелю и наконец усмотрели два укрепления (deux têtes-de-ponts fraisées et palissadées en forme de demi-lune)32, защищаемые множеством пехоты, которую признали мы впоследствии по ее колпакам за янычаров. За ними увидели мы два готовые моста, через которые крупной рысью переправлялась конница и соединялась с тою, которая находилась уже в долине.
Высмотрев все добрым порядком, все вместе и каждый особо, генерал Янус, Видман и я возвратились рысью тою же дорогою и соединились с нашими полками. Тут мы держали совет все трое между собою, ибо генерал не имел никакой доверенности к князю Волконскому и к Вейсбаху (генерал-майорам), а того менее к бригадиру Шенсову.
Нечего было терять времени. Мы решились спе́шить нашу конницу и выстроить ее в каре, поставя экипажи в средине. Генерал написал письмо к государю. Мы перенесли нашу маленькую артиллерию в арьергард и на оба фланга между третьим и четвертым рядом (войско выстроено было в 4 шеренги). Мы приказали артиллерийским офицерам зарядить пушки картечью, а конным гренадерам, составлявшим наш арьергард (или фронт карея со стороны турок), не стрелять без приказания, что бы ни случилось, и лечь на брюхо при первой команде. Когда наши 32 орудия были уставлены, тогда мы вывели из рядов слабых и больных солдат, большею частию рекрут, и приказали им держать лошадей, находившихся, как и экипажи, в центре карея. Мы препоручили авангард князю Волконскому, правый фланг авангарда Вейсбаху, величайшему трусу во всей Германии, а левый бригадиру Шенсову. Видман и я по воле генерала остались при его особе.
Отроду мы не видывали офицеров столь смущенных, как наших трех авангардных генералов. Беспокойство их очень забавляло нас в арьергарде и вселяло в нас истинную к ним жалость.
В сем порядке мы двинулись, дабы возвратиться туда, отколе мы пришли (?). Генерал Янус, Видман и я дивились исправности сведений, доставляемых его царскому величеству его шпионами; в двух милях от лагеря находили мы два моста, наведенные и укрепленные, когда предполагали найти их еще только начатыми в 8-ми милях, и то не наверное. Вдруг драгун, оставленный нами в тылу, выстрелил вместо сигнала и прискакал к нам. Мы скомандовали полуоборот направо арьергарду, полуоборот вправо и влево флангам и таким образом составили фронт со всех четырех сторон. Только что успели выстроиться, как увидели мы две толпы в чалмах, скачущие треугольником и ревущие во все горло как бешеные, думая нас уничтожить. Но как скоро они приближились, первый ряд наших гренадеров лег наземь, и мы встретили их залпом из 12 орудий миниатюрной нашей артиллерии, что удержало их стремление, охладило их пылкость и лишило их очень многих товарищей. Однако ж это не помешало им нас окружить. Но, встретя со всех сторон отпор и видя, что нападать на нас опасно, они довольствовались тем, что издали досаждали нам и огнестрельным оружием и своими стрелами.
Здесь, милостивая государыня, должен я вам чистосердечно признаться, что, будучи приучен к огню шестью генеральными сражениями и четырнадцатью осадами, при коих присутствовал я с тех пор, как служу, между прочими при осаде Монмелияна в 1691 и Намюра в 1692, я столько опасаюсь огня, сколько то надлежит человеку доброму и твердому; но мысль о стрелах была для меня столь ужасна, что я внутренне боялся их, того не показывая. Однако ж, когда я увидел их малое действие, я к ним привык и стал смотреть на них, как на чучела, стыдясь моего панического страха.
Было два часа пополудни на наших часах, как турки к нам приближились и с нами поздравствовались. С той поры до десяти часов вечера более пятидесяти тысяч их сидели у нас на шее, не смея ни ударить на нас, ни расстроить нас. Единственный их успех состоял в замедлении нашего марша. Они так часто нас останавливали, что от двух часов до десяти прошли мы не более, как четверть мили. Ночью, однако, сделали они важную ошибку, которой мы и воспользовались, не имея никакой охоты пропустить случай соединиться с нашим центром, то есть со всею армией: они все без изъятия при наступлении ночи ретировались в ту сторону, откуда явились. Заметив сие, генерал отправил адъютанта на лучшей своей лошади с донесением государю обо всем, что произошло с тех пор, как имел он честь писать его величеству. Он решился идти ночью как можно поспешнее, и мы прошли более мили довольно скоро и безо всякого препятствия. Теперь признайтесь, что, если бы господа Белые Колпаки отрезали нам дорогу, выставя перед нами толпу своей конницы и оставя таковую же у нас в тылу, то мы принуждены были б ночью стоять и, может быть, не успели бы на другой день соединиться с нашей армией и были бы принуждены уступить усталости, если уж не силе.
Турки догнали нас на рассвете в большей силе, нежели накануне; но всё без пехоты и без артиллерии. Они беспокоили нас стрельбою беспрерывною. Около 5 часов утра увидели мы пехоту, приближающуюся к нам на помощь и которая гордым и медленным своим движением вселила робость в скакунах и наездниках: генерал барон Денсберг со своею дивизией шел на обеспечение нашего отступления. Корпус его соединился с нашим; он сменил наших конных гренадер, находившихся беспрестанно в арьергарде, двумя своими гренадерскими батальонами и дал почувствовать неприятелю беспрерывным и сильнейшим огнем, что не так-то легко было нас смять и помешать нам соединиться с армиею33.
Армия его царского величества не ожидала, когда мы выступали, чтобы мы к ней возвратились с таким прекрасным и многочисленным обществом. Однако так случилось, к величайшему нашему сожалению, и едва вступили мы в лагерь, как увидели противуположную гору покрытою неприятельскими полками.
Генерал-фельдмаршал тремя пушечными выстрелами дал сигнал всей линии выстроиться в боевом порядке, что и было тотчас исполнено. Как турки подступали с левой стороны, то преображенцы, семеновцы и полки Ингерманландский и Астраханский вытерпели по большей части огонь неприятельский и во весь тот день почти не имели покоя.
Я не говорил, милостивая государыня, о потере, претерпенной нами во время отступления, и, может быть, полагаете вы, что мы никого не потеряли. Это было бы слишком счастливо. Довольно уж и того, что мы не погибли под усилиями пятидесяти тысяч человек, сражавшихся противу восьми и менее. Мы лишились одного подполковника, двух капитанов, трех поручиков. Ранены были: подполковник моего полка, два поручика и триста с чем-то драгунов и других конных рядовых; раны большею частию были легкие. Генерал барон Денсберг потерял одного пехотного полковника, о котором весьма сожалели, семь или восемь раненых офицеров, 160 рядовых убитыми и 246 ранеными - все это менее чем в два часа с половиною времени. Нет сомнения, что весь наш отряд был бы истреблен, если бы неприятель ранее мог нас заметить. Но он дал нам время выстроиться в каре, что и способствовало нам удержаться и спасло нас от смерти или рабства.
Около пяти часов вечера 19 июля его царское величество приказал призвать своих генералов, дабы советоваться с ними о том, на что надлежало решиться. Генералы Янус, Алларт, Денсберг, генерал-поручики Остен и Беркгольц явились, но ни один из генералов русских, ни из министров его величества не показались. Даже и генерал-фельдмаршала тут не было. Генерал Янус взял меня с собою, и таким образом был я свидетелем всему, что ни происходило. На сем-то совете генерал Янус упрекнул его величество в небрежении, оказываемом иностранным его генералам, к которым прибегали только тогда, как дела были уже в отчаянном положении. Он сказал, что неслыханное дело, чтобы он, будучи начальником всей кавалерии и первым генералом армии, не был заранее уведомлен о предположениях всего похода. Он жаловался потом на неуважение министров и русских генералов и в заключение сказал его царскому величеству, что те же самые люди, которые завлекли армию в лабиринт, должны были и вывести ее. Все иностранные генералы с большим удовольствием слушали генерала Януса. Царь всячески старался обласкать его и так убедительно просил от него советов, что стали не на шутку думать об исправлении запутанного положения, в котором находилась армия.
Турок, слишком приближившийся к нашему левому флангу во время нашего отступления, схвачен был шестью нашими конными гренадерами и приведен к генералу Янусу, который приставил к нему строгий караул и тотчас по вступлении в лагерь отослал его к государю.
Пленного допросили. Он показал, что турецкая армия состояла изо ста пятидесяти тысяч, то есть из 100 000 конницы и 50 000 пехоты, что вся конница должна была к вечеру соединиться, но что пехота, при которой находилось 160 артиллерийских орудий, не могла прибыть прежде, как к завтрашнему дню около полудня.
По сим известиям, после оказавшимся достоверными, приняты были в совете следующие меры: положено было армии воротиться назад, устроясь в каре и оградясь рогатками; экипажи, конница и артиллерия должны были оставаться в центре, и в таком порядке надлежало было стараться по возможности совершить небесславное отступление. Недостаток конницы более всего мог нам повредить. Наши лошади были совсем изнурены, а турецкие свежи и сильны.
Отдан был приказ вследствие сих положений. Армия все еще находилась в боевом порядке, на одной линии с своими рогатками перед собою. Повелено было всем генералам и офицерам уменьшить по возможности свои экипажи и жечь все ими бросаемое.
При наступлении ночи государь, государыня-императрица, министры и весь двор перенеслись на правую сторону с левой, которая стала авангардом. Между тем готовились устроить батальон-каре, что и сделано было в ночь. Гора, по которой рассеяна была турецкая конница, явилась нам вся в огнях, разложенных неприятелем.
Не нужно сказывать вам, что ночь эта прошла в смятении и беспорядке. Мы видели, что турки на горе то подвигались вперед, то шли назад, и не могли судить о их намерении иначе, как наугад. Генерал барон Алларт, генерал барон Остен и я занимали тот же пост и находились близко друг от друга. И как главным предметом была для нас гора, занимаемая неприятелем, то мы только и старались понять, что́ происходило там и к чему клонились эти марши и контрмарши, замеченные нами перед наступлением ночи. Мы подумали, что намерение неприятеля было окружить нашу армию и напасть на нее со всех сторон. Это казалось нам очевидно по движению полков, которые возвращались к тому месту, откуда пришли, дабы обойти левый наш фланг и растянуться вдоль берега Прута, с коего имели предосторожность снять все наши посты.
Неприятелю легче было судить о наших движениях. Он стоял над нами на высоте, и лагерь наш был освещен, как среди белого дня, бесчисленным множеством фур и телег, сожигаемых вследствие повеления.
В эту ночь не прошли мы четверти мили. Мы осмотрелись уже на рассвете, и тогда только увидели опасность, в которой находились. Постарались исправиться, каждый на своем посту. Одной только важной ошибки, сделанной князем Репниным, не могли исправить прежде целых шести часов.
Генерал сей начальствовал правым флангом нашего каре и не рассудил, что, как ни медленно подвигалась голова отряда, хвост его непременно должен следовать за нею рысью и вскачь, дабы не отставать; он прошел усиленным маршем, думая, что все дело состояло в том, чтоб уйти как можно далее. Таким образом разрезал он фланг, и чем далее подвигался, тем шире становился промежуток, им оставленный.
Экипажи, заключенные в центре, растянулись на просторе, полагая себя огражденными рогатками, и так-то растянулись, что большая часть отделилась от батальона-каре и шла в степи безо всякого прикрытия. Турки, заметив оплошность и видя, что экипажи составляли угол, не защищенный никаким отрядом, скользнули вдоль правого фланга под нашим огнем, отрезали все экипажи, вышедшие из батальона, и захватили их. Экипажей было тут довольно: более двух тысяч пятисот карет, колясок, телег малых и больших попались в руки неприятелю. Здесь-то, милостивая государыня, потерял я свою карету и весь свой обоз. Я успел спасти только une petite paloube34 с моим бельем и платьем довольно порядочным, que je faisais marcher à la hauteur de mon poste afin de pouvoir changer de linge la nuit35. Несколько дам были умерщвлены с детьми своими в каретах. Жена подполковника Ропа, взятого в плен в сражении при пикете, погибла с тремя своими детьми. Почти все слуги, управлявшие экипажами или тут же замешавшиеся, имели ту же участь.
Ошибка князя Репнина была замечена, но слишком поздно. Послан был к нему один из адъютантов его величества с повелением остановиться. Между тем выставили несколько артиллерийских орудий в промежуток правого фланга, дабы отогнать неприятеля и воспрепятствовать ему прорваться. Целых пять часов употреблено было на исправление ошибки, непростительной для генерала. Турки, окружавшие нас со всех сторон и с утра самого не оставлявшие нас в покое, усилили огонь во время долгого нашего растаха. Это было причиною тому, что турецкая пехота и артиллерия в течение дня успела нас догнать.
Генерал барон Алларт был легко ранен в руку; зять его подполковник Лиенро (Lienrot) ранен был смертельно близ него; генерал-майор Волконский также. Все трое были на левом фланге, на углу фронта арьергарда (près de 1’angle du front de 1’arrière-qarde). Генерал-лейтенант барон Остен ранен был в правое плечо, что не помешало ему надзирать за безопасностию своего поста, где чрезвычайно стало жарко, когда догнала нас турецкая пехота.
Около пяти часов вечера фронт нашего батальон-каре дошел до реки Прута. Его величество приказал остановиться и выстроиться. Арьергард, сделав полуоборот направо, стал нашим правым флангом, а правый фланг левым. Едва успели мы произвести сие нужное движение, как турки уперлись своими обоими флангами к реке и заключили нас с трех сторон двойною линией, расположенной полукружием. Несколько времени спустя горы, находящиеся по той стороне реки, заняты были шведами, поляками киевского палатина и буджацкими татарами.
Выстроенные в батальон-каре и со всех сторон обращенные лицом к неприятелю, мы завалили землею наши рогатки; и пока часть полков погребала нас, остальная производила беспрестанный огонь на неприятеля, который с своей стороны также укреплялся.
Около семи часов, как я возвращался к генералу Янусу, начальствовавшему на правом фланге, где находился и мой пост, исполнив данное им поручение, я был ранен пулею в правую руку, но довольно легко, и мог остаться на своем месте, где люди падали в числе необыкновенном, ибо неприятельская артиллерия почти не давала промаха. В восемь часов вечера три орудия были у меня сбиты. Его величество, посетивший мой пост, как и прочие, приказал их исправить в ночь в к ним присовокупить двенадцатифунтовое орудие.
Могу засвидетельствовать, что царь не более себя берег, как и храбрейший из его воинов (le czar ne s’épargnait pas plus que le plus brave soldat de son armée). Он переносился повсюду, говорил с генералами, офицерами и рядовыми нежно и дружелюбно (avec tendresse et amitié), часто их расспрашивая о том, что происходило на их постах.
При наступлении ночи роздали нам, по 800 на каждый полк, новоизобретенных ножей, с трех сторон острых как бритвы, которые, будучи сильно брошены, втыкались в землю; нам повелели их бросать не прежде, как когда неприятель вздумает нас атаковать. В эту ночь неприятель сделал только два покушения: одно при свете фейерверка на пост, занимаемый генерал-поручиком Остен-Сакеном, а другое на пост генерал-майора Буша. Их отразили с той и другой стороны. Они приближились снова уже на рассвете и дали знать о себе беспрерывным огнем из ста шестидесяти пушек, поддержанных беспрестанной стрельбою их конницы и пехоты.
Будем справедливы: генералы Янус, Алларт и Денсберг, генерал-поручики Остен и Беркгольц, генерал-майоры Видман и Буш и бригадир Ремкимг сделали более, нежели можно пересказать. Между тем как русские начальники показывались только ночью, а днем лежали под своими экипажами, генералы иностранные были в беспрестанном движении, днем поддерживая полки в их постах, исправляя урон, нанесенный неприятелем, давая отдыхать солдатам наиболее усталым и сменяя их другими, находившимися при постах, менее подверженных нападению неприятеля. Должно, конечно, отдать им эту справедливость, и не лишнее будет, если признаемся, что его царское величество им обязан своим спасением, как и спасением своей царицы, своих министров, своей казны, своей армии, своей славы и величия. Из русских же генералов отличился один князь Голицын, ибо если князь Волконский и был ранен, то так уж случилось от его несчастия, а не через его собственную храбрость.
Коли ночь показалась нам коротка, потому что не были мы обеспокоены, то утро зато показалось нам очень долгим, по причине быстрого и беспрестанного неприятельского огня, от которого много мы терпели, по крайней мере на правом нашем фланге со стороны фронта. Войско, приближенное к реке, было совсем безопасно.
Около девяти часов утра его величество, коему небезызвестно было, что иностранные генералы одни могли спасти его армии, приказал позвать их в центр экипажей, где находилась его палатка. Генерал Янус, которого царь приглашал особенно вместе с бароном Остеном, взял меня с собою к его величеству. Государь милостиво осведомился о моей ране, которая очень меня беспокоила, потому что я только еще промывал ее вином, данным мне генерал-майором Бушем. У меня не было ни капли. Телеги мои были в числе тех, которыми овладели турки.
Государь, генерал Янус, генерал-поручик Остен и фельдмаршал держали долгое тайное совещание. Потом они все подошли к генералу барону Алларту, лежавшему в карете по причине раны, им полученной, и тут между каретою сего генерала и каретою баронессы Остен, в которой находилась г-жа Буш, положено было, что фельдмаршал будет писать к великому визирю, прося от него перемирия, дабы безопасно приступить к примирению обоих государей.
Трубач генерала Януса отправился с письмом, и мы ожидали ответа, каждый на своем посту, как объявили нам о смерти генерал-майора Видмана.
Это была невозвратная потеря для царя. Видман был человек достойный и честный, прямой, правдивый, добрый товарищ и хороший кавалерийский офицер, основательно знавший свое дело. Все об нем сожалели тем более, что он находился не на своем посту: он служил в дивизии генерала Рене и должен был бы с ним отправиться в Валахию, если б его царское величество не оставил его в своей армии из уважения к нему.
Не прошло двух часов по отъезде трубача, как увидели мы, что он возвращается с агою янычаров. Турок прибыл на пост, где находился генерал-поручик Беркгольц, и сказал ему на франкском языке, на котором Беркгольц изъяснялся хорошо, что великий визирь соглашался на требуемое перемирие и давал нам знать, чтоб мы прекратили наш огонь (что́ и с их стороны будет учинено) и чтобы мы присылали комиссаров для переговоров о мире.
Мы не дождались повелений генерал-фельдмаршала и остановили огонь, каждый на своем посту, и в минуту на той и другой стороне водворилось спокойствие.
Не прошло и двух часов со времени, что перемирие было объявлено и что барон Шафиров отправился в лагерь великого визиря в качестве комиссара с препоручением трактовать о мире, как увидели мы всю турецкую армию около наших рогаток; турки приехали нас навестить и полюбоваться нами в нашей клетке. Наконец они так приближились, что генералы наши возымели подозрение, особенно генерал Янус, который послал г. Беркгольца к великому визирю, прося его приказать войску своему возвратиться в окопы и учредить караулы для удержания турок в повиновении, что с нашей стороны должны были сделать и мы.
Генерал-лейтенант Беркгольц возвратился с тем же янычарским агою, который одним словом погнал всю турецкую армию в ее окопы. Он расставил потом караулы (vedettes) со стороны их, а мы с нашей.
Признаюсь, милостивая государыня, изо всех армий, которые удалось мне только видеть, никогда не видывал я ни одной прекраснее, величественнее и великолепнее армии турецкой. Эти разноцветные одежды, ярко освещенные солнцем, блеск оружия, сверкающего наподобие бесчисленных алмазов, величавое однообразие головного убора, эти легкие, но завидные кони, все это на гладкой степи, окружая нас полумесяцем, составляло картину невыразимую, о которой, несмотря на все мое желание, я могу вам дать только слабое понятие.
Когда увидели, что дело клонилось к миру не на шутку, мы отдохнули, переменили белье и платье; вся наша армия, начиная с царя, походила на трубочистов; пот, пыль и порох так покрывали нас, что мы друг друга уж не узнавали. Менее нежели через три часа, все явились в золоте, всякий оделся как можно великолепнее.
22-го вечером узнали через барона Шафирова, прибывшего из турецкого лагеря для объяснений с его величеством о некоторых спорных пунктах и через час уехавшего обратно, что все шло хорошо и что, конечно, мир будет заключен.
Не могу, милостивая государыня, здесь не упомянуть о благоразумном поступке, который заставил нас уважать турецкий народ. Какой-то спаги, или, что все равно, всадник, перешел за указанную черту и явился близ моего поста, где прогуливался я с сыном барона Денсберга, подполковником в Белозерском полку, и с генерал-майором Вейсбахом. Этот спаги говорил что-то нашим драгунам, находившимся за рогатками, размахивая своею саблею и полагая, видно, что мы понимали его наречие. Офицер, разъезжавший около их лагеря, заметил, что спаги перешел за положенную черту, и, давая знак возвратиться в лагерь, с твердостию выговаривал ему. Спаги его не послушался; офицер, после двукратного требования, приближился к нему молча и махом своей сабли чисто отрубил руку, которая упала с саблею к нашим ногам; потом, продолжая путь свой с тем же хладнокровием, простился с нами, коснувшись рукою чалмы своей. Спаги не стал тратить времени и ускакал во весь опор, оставя руку и саблю у ног молодого Денсберга. Сей поступок неверного служит уроком для христиан, с какою строгостию должно хранить свое слово, данное и неприятелям.
22 и 23 числа прошли в нетерпеливом ожидании столь нужного и столь желаемого мира. Положение, в котором мы недавно находились, того требовало. Оно было ужасно. Смерть или рабство - не было средины. Нам должно было выбрать из двух одно, если б великий визирь сделал свое дело и служил с усердием государю своему. Надлежало ему только быть осторожным, укрепляться в окопах и оставаться в бездействии. Армия наша не имела провианта; пятый день большая часть офицеров не ели хлеба; тем паче солдаты, которые пользуются меньшими удобностями. Лошади были изнурены (étaient depuis le même temps au filet);36 некоторые генералы имели при себе несколько кулей овса и кое-как поддерживали своих лошадей; остальные же кони лизали землю и были так изнурены, что когда пришлось употребить их в дело, то не знали, седлать ли, запрягать ли их или нет.
Вечером 23 июля (по старому стилю) бригадиры получили приказ отобрать розданные ножи, по 800 на каждый полк, и побросать их ночью в реку через надежных офицеров. Узнали также, что в артиллерийском парке зарыто было множество пороху, бомб, гранат и ядер, также и оружия, предварительно сломанного, что предвещало нам конец нашим бедствиям.
Наконец, милостивая государыня, 24 увидели мы одну из придворных повозок (paloube), в которой везли на 200 000 червонцев золота и вещей, обещанных бароном Шафировым в подарок великому визирю. В полдень его царское величество чрез своего генерал-адъютанта объявил всем генералам, что он заключил с Портою твердый, неколебимый и вечный мир, и приказал дать знать о том всем офицерам и рядовым своей армии.
Если бы сказали нам 22 июля утром, что мир заключен будет таким образом 24-го, то всякий почел бы, конечно, мечтателем и сумасшедшим того, кто б осмелился ласкать нас надеждою на такое несбыточное счастие. Я помню, что, когда трубач генерала Януса отправился с письмом фельдмаршала, в котором просил он перемирия, генерал сказал нам, возвращаясь к нашим постам, что тот, кто завел его царское величество в это положение, должен был быть величайшим безумцем всего света; но что если великий визирь примет наше предложение в настоящих обстоятельствах, то это первенство принадлежит ему. Богу угодно было, чтоб генерал неверных ослеплен был блеском двухсот тысяч червонцев, для спасения великого множества честных людей, которые поистине находились в руках турков.
В час пополудни оттоманы обнародовали мир, и почти в то же время фельдмаршал отдал приказ армии выступить в поход в шесть часов вечера в новом боевом порядке, коего план роздан был всем генералам, дабы каждый из них занял свое место. Войско должно было выступить из лагеря с распущенными знаменами, с барабанным боем и с флейтами перед каждым полком.
Не нужно было приказывать офицерам, у коих оставались еще экипажи, их облегчить: необходимость и так уж того требовала. Множество добра побросали в лагере, ибо лошади едва таскались, изнуренные и чуть живые.
Прежде, нежели оставим лагерь, вы позволите, милостивая государыня, исчислить вам потерю обеих армий в эти четыре дня. Достоверно, что его царское величество лишился не более, как 4800 человек убитыми. Из генералов убит один г. Видман, два полковника, пять подполковников, 18 капитанов и 26 нижних чинов разделили с ним ту же участь. Турки чистосердечно признались нам, что они потеряли убитыми 8900 человек, между прочим одного любимца их султана и множество офицеров.
24-го в 6 часов вечера армия выступила в поход центром правого фланга. Четыре батальона, в нем находившиеся, составляли фронт под командою генерала барона Денсберга, генерал-майора Альфенделя и бригадира Моро-де-Бразе (Moreau de Brasey, Comte de Lion en Beauce). Прочие генералы следовали по старшинству; Адам Вейде и князь Голицын составляли арьергард, а солдаты несли рогатки, как и во время сражения. Армия, составляя батальон-каре, гордо прошла мимо турков, выстроенных в одну линию в долине по левую нашу руку. Мы шли до самой ночи по берегу Прута, который был от нас вправо, а горы влево.
Один французский инженер, по имени Терсон, человек самый честный, уважаемый царем и русскими, приятель всего света, удостоверил меня, что есть люди, имеющие верные предчувствия о своей смерти. Сей француз подружился со мною в Риге, где я узнал его; и когда шесть месяцев после встретились мы в той же армии, он часто делал мне честь навещать меня и довольствоваться моей хлеб-солью. В тот день, как возвратились мы в лагерь, в сопровождении неприятелей, он ко мне пришел поздравить меня с достославным нашим отступлением и с тем, что генерал Янус благосклонно отзывался ему обо мне, радуясь, что в сем случае имел меня при себе. Я отвечал, что генерал Янус отдавал свои приказания с такою ясностию, что офицеру, как бы тупо ни было его понятие, невозможно было их не выполнить. Умирая с голоду, я ел с большим аппетитом то, что мог еще найти годного в моих запасах, и Терсон последовал моему примеру. Тут открыл он мне за тайну, что ему из Молдавии не выйти и что он оставит в ней свои кости. Я всячески старался рассеять его мрачное предчувствие, но тщетно. Заключили мир, армия выступила. Терсон прибыл к моему посту и довольно долго со мною разговаривал. Я стал смеяться над его предчувствием, доказывая его ложность, ибо мир был заключен. Он отвечал, что генерал Янус, которому также он открылся, делал ему то же рассуждение, но что он и мне даст тот же ответ, как и генералу, именно, что он из Молдавии еще не вышел и что мы успеем над ним посмеяться, когда войско перейдет за Днестр. Несколько времени спустя он меня оставил и поехал к генералу Янусу, который, страдая подагрой, ехал в карете вдоль правого фланга во сте шагов от фронта. Поговорив с ним немного, он оставил его по некоторой нужде. Один из татар, следовавших за нашей армией в намерении что-нибудь подцепить, проскакав мимо его, воткнул в него копье и оставил его мертвым, не сняв даже с него шляпы. Генерал Янус послал за мною своего адъютанта и показал мне его тело, принесенное к батальону гренадерами и которое было еще тепло. Мы жалели об нем от всего сердца и дивились между тем предчувствиям, которые оспоривал я с упрямством. Фельдмаршал послал трубача к великому визирю с жалобою на нарушение условий. Трубач возвратился ночью с предписанием вешать всех татар, которые попадутся нам в руки, гоняясь за нашей армией.
При совершенном наступлении ночи его царское величество велел остановиться батальону-каре. Мы выстроились как можно исправнее. Мы расположились на биваках. Ночлег был краток, и ночь чрезвычайно дождлива.
Не правда ли, что вы находите меня нечувствительным в отношении к вашему полу, ибо до сих пор не говорил я вам о всем, что претерпели дамы, находившиеся в нашей армии? Вообразите их себе, милостивая государыня, посреди ужасов четыредневного сражения, подверженных тем же опасностям, как и мы; кареты их прострелены были пулями, разбиты пушечными ядрами; и эти милые дамы должны были попасться в плен, если не погибнуть в нечаянном нападении, коего мы только и опасались. Не знаю, более ли они страдали во время битвы, нежели радовались о своем избавлении; но знаю, что генерал-майорша Буш три недели после не могла еще оправиться от страха, ею претерпенного в те четыре дня, как мы имели дело с турками.
Как об условиях мира хранили глубокое молчание, то мы (иностранцы) никого и не расспрашивали, а рассуждали о них между собою, не сомневаясь, чтоб они не были весьма тягостны для его царского величества. Однако мы узнали обо всем в походе (25-го июля), и совсем неожиданным для нас образом.
Армия выступила в поход на рассвете с экипажем, уменьшенным по крайней мере двумя третями. В полдень пришли мы в теснину, где мы так долго простояли в начале нашего похода. Я был один из начальников авангарда или фронта нашего батальон-каре, который для большей удобности экипажей разделился при входе в теснину. Мы первые прибыли в долину, находящуюся за тесниною: место приятное, окруженное густыми деревьями и огражденное слева высокими лесистыми горами, а справа рекою Прутом, разливающим на свои берега прохладу, которой мы и воспользовались. Там настигли меня сначала генерал-майор Буш, а вслед за ним генерал барон Остен. Все трое мы проголодались. Карета госпожи Буш ехала невдалеке. Муж ее послал спросить, нет ли у ней чем бы нам пообедать. Эта милая дама прислала нам бутылку венгерского вина, четыре холодных цыпленка, хлеба довольно черствого, но все ж хлеба, и мы, при приближении такого сильного сикурса, избрали местоположение и стали работать с одинаковою жадностию. Бутылка нашлась недостаточной для утоления нашей жажды: мы послали за подкреплением, которое и было нам доставлено с тою же любезностию. Только что мы кончили наш обед, фельдмаршал на нас наехал и попросил нас угостить трех пашей, присланных от великого визиря к его царскому величеству, покамест государь не даст им ответа. Мы к ним отправились. Один из них говорил хорошо по-немецки и еще лучше по-латыни. Он достался на мою долю; друзья мои довольствовались оба одним из остальных, говорившим только по-немецки. В минуты первых приветствий слуги фельдмаршальские разбили шатер, постлали наземь ковер турецкий, на который усадили мы наших трех пашей. Они сели, сложив ноги крестом, и велели принести себе трубки, коих чубуки столь были длинны, что головки их лежали на земле.
Сначала разговор наш был общий. Они сказали нам, что великий визирь послал их предложить его царскому величеству 2000 человек спаги для отогнания татар, нас преследующих, и из коих шестеро ночью были пойманы, не считая тридцати убитых нашими конными гренадерами. Наконец паша, говоривший по-латыни, коль скоро узнал, что я француз, подозвал меня к себе и громко объявил, что французы были приятели туркам. Тогда, вступив в частные рассуждения, я спросил у него, по какой причине и на каких условиях заключили они мир? Он отвечал, что твердость наша их изумила, что они не думали найти в нас столь ужасных противников, что, судя по положению, в котором мы находились, и по отступлению, нами совершенному, они видели, что жизнь наша дорого будет им стоить, и решились, не упуская времени, принять наше предложение о перемирии, дабы нас удалить. Он объявил, что в первые три дня артиллерия наша истребила и изувечила множество из их единоземцев, что у них было 8000 убитых и 8000 раненых и что они поступили благоразумно, заключив мир на условиях, почетных для султана и выгодных для его народа.
Вы чувствуете, милостивая государыня, что, увидя случай отозваться с похвалою о нашей армии, я не стал скромничать и, признаюсь, отроду не хвастал я с таким усердием и не встречал подобной доверенности. Потом я сказал ему, что, будучи доволен изъяснением причин, по которым заключили они мир, я хотел бы знать и условия оного; он охотно исполнил мое желание, выпивая кофе, который между тем им подносили. И вот они, сии условия, которые тем более изумили меня, что, основываясь на предложениях, показанных мне в Риге Левенвольдом, я полагал короля шведского истинною причиною войны.
1) Его царское величество возвратит туркам Азов, срыв новые укрепления оного, также и крепости, выстроенные им по берегу.
2) Флот свой и морское войско переведет он в Воронеж и не будет иметь другой, ближайшей пристани к Черному морю, кроме как Воронежской.
3) Казакам возвратит их старинную вольность, а Польше Украйну Польскую, так же как и Эльбинг и другие города, им захваченные.
4) Выведет без изъятия все полки, находящиеся в разных частях Польши, и впредь ни под каким предлогом и ни в каком случае не введет их обратно, сам или через своих генералов.
5) Наконец, его царское величество даст королю шведскому свободный пропуск в его государство, даже в случае нужды и через свои владения, с конвоем, который дан будет от султана; также не станет никаким образом тревожить короля во время проезда его через польские владения, обязуясь в то же время удержать и Фридерика-Августа, курфирста Саксонского, от всякого неприязненного покушения как на особу короля, так и на конвой, его сопровождающий.
Таковы были условия мира, столь полезного и столь нужного для славы его царского величества. Прибавьте к тому и 200 000 червонцев, подаренных великому визирю (что подтверждено мне было моим пашою). Он сказал мне, что спустя час по отступлении армии нашей шведский король переехал через Прут на челноке, сделанном из выдолбленного пня, пустив лошадь свою вплавь, и сам-шест прискакал в лагерь великого визиря; что король говорил ему с удивительною гордостию и, между прочим, сказал, что если один из его генералов вздумал бы только заключить таковой мир, то он отрубил бы ему голову, и что ему, визирю, должно то же самое ожидать от султана. На всю эту брань великий визирь отвечал только то, что он имел от султана приказание и что он ничего не сделал без согласия одного министра (de sa hautesse)37, находящегося в его лагере, и своего военного совета.
Мы разговаривали обо всем этом, как фельдмаршал пришел им объявить, что его величество принимает учтивое предложение великого визиря. Паши откланялись, взяв с собою шестерых татар, схваченных нами ночью, и отослали их связанных к великому визирю для примерного наказания.
Я всегда воображал себе турков людьми необыкновенными; но мое доброе о них мнение усилилось с тех пор, как я на них насмотрелся. Они большею частию красивы, носят бороду не столь длинную, как у капуцинов, но снизу четыреугольную, и холят ее, как мы холим лошадей. Эти паши, хотя все трое разного цвета, имели красивейшие лица. Тот, с кем я разговаривал, признался мне, что ему было 63 года, а на взгляд, нельзя было ему дать и сорока пяти.
Армия наша, расстроившая батальон-каре при входе в теснину, разделилась в долине, находящейся при выходе из оной. Его царское величество с преображенцами, семеновцами, астраханцами и ингерманландцами стал в авангарде в двух милях от теснины. Генерал-лейтенант Брюс с артиллерией и дивизия князя Репнина следовали за его величеством и расположились лагерем в полуторе мили; генерал барон Денсберг в одной миле; генерал барон Алларт в полумиле с кавалерией, которою командовал он по приказанию его величества, ибо г. Янус страдал в это время подагрою. Дивизия же Адама Вейде осталась при выходе из теснины. Двухтысячный турецкий отряд разделился на три части: одна осталась в тылу армии, а две другие расположились по ее флангам. В таком расположении и наблюдая все те же дистанции, мы пошли на Яссы, где надеялись найти все запасы, нужные для обратного нашего похода через степи. Мы достигли сего города в шесть переходов, каждый в четырех милях состоявший. Там оставались мы четыре дня и запаслися всем, что могли только найти.
Много претерпел бы я во время сего перехода, если бы генерал барон Алларт, зная, что я потерял весь мой экипаж, не снабдил меня великодушно повозкою, четверкою лошадей и прекрасною палаткой, с ее маркизою. А как в повозочке моей (paloube) с одеждой и бельем находилась и постеля, то я в своем несчастии почитал себя счастливейшим из смертных.
Дав четырехдневный отдых своей армии и собрав запасы для перехода через степи, его царское величество повел нас вдоль Прута до (Stanope) Станопа, по дороге не столь трудной и дальней, как Сороцкая. В Станопе мы стояли опять четыре дня по той причине, что его величество приказал навести один только мост для переправы всей армии.
Здесь расстались мы с тремя пашами и с их отрядом. Дорогой имел я честь несколько раз с ними разговаривать, а однажды и обедать вместе у генерал-лейтенанта барона Остена. Они попросили рису вареного на молоке и наелись им, насыпав кучу сахара. Мы никак не могли заставить их пить венгерского вина, как ни просили: они предпочитали кофей, сваренный по их обычаю и который пили они целый день.
От Станопы армия в четыре дня пришла к Могилеву на Днестре, куда прибыл уж Сороцкий гарнизон, истребив мост и наружные укрепления городка. Новый мост, который должно было навести на Днестре, задержал нас тут еще восемь дней. Буджацкие татаре вздумали было нас беспокоить. Казачий полковник заманил их по-своему в засаду. 160 были убиты, шестеро взяты в плен, и фельдмаршал велел их повесить всех на одном дереве на самой высокой из соседних гор, дабы устрашить тех, которые вздумали бы опять нас беспокоить в нашем лагере или фуражировке, что не переставали они чинить с нами от самой Станопы.
Мост был готов, и армия спокойно переправилась в трое суток. Шесть батальонов гренадер остались в арьергарде лагеря из опасения, чтоб татаре, кроющиеся в горах, не потревожили переправы наших последних полков. Но они оказались более благоразумными, нежели мы предполагали; проученные последнею своею неудачей, они уже не показывались, и отступление наше совершилось со всевозможным спокойствием.
Во время нашего пребывания в лагере за Днестром в Подолии его царское величество пожелал узнать в точности потерю, им понесенную в сей краткий, но трудный поход. Приказано было каждому бригадиру представить к следующему утру подробную опись своей бригаде, определив состояние оной в первый день вступления нашего в Молдавию и то, в котором находилась она в день отданного приказа. Воля его царского величества была исполнена: из 79 800 людей, состоявших налицо при вступлении нашем в Молдавию, если вычесть 15 000 находящихся в Валахии с генералом Рене, оставаться надлежало 64 800; но оказалось только 37 515. Вот все, что его царское величество вывел из Молдавии. Прочие остались на удобрение сей бесплодной земли, отчасти истребленные огнем неприятельским, но еще более поносом и голодом.
На третий день нашего пребывания в новом лагере, куда припасы стекались изобильно из Каменца и других городов подольских, государь, императрица, свита их и министры (за исключением барона Шафирова и графа Шереметева, оставленных в лагере турецком заложниками мира) отправились incognito в 10 часов вечера, под прикрытием одного только гвардейского эскадрона, к Ярославу. Там по приказанию государя приготовлены были суда, на которых он Вислою отправился в Торн, где императрица, в то время брюхатая на седьмом месяце, располагалась родить. Это был первый ее ребенок с того времени, как она признана была императрицей: честь, коей она достойна более многих принцесс, которые должны бы краснеть от стыда, видя, что женщина ничтожного происхождения (une femme de rien), безо всякого образования, не воспитанная в чувствах величия и душевной возвышенности, свойственных высокому рождению, поддерживает сан императорский со всею честию, величием и умом, которые можно было бы только ожидать от самой знатнейшей крови.
На другой день отъезда его величества фельдмаршал со всею армией выступил в поход и остановился лагерем в Шарграде, куда по его приказанию съехались все генералы из разных мест, где они находились, ибо армия была распределена по разным направлениям для удобства продовольствия и фуражировки.
Когда генералы собрались в палатках фельдмаршала, он объявил им, что его царское величество, заключив мир с турками, не имел уже надобности в столь великом числе генералов, что он имел повеление от государя отпустить тех из них, которые по их большому жалованию наиболее были ему тягостны, что он именем его царского величества благодарит их за услуги, ими оказанные, особенно в сей последний поход; потом он роздал абшиды генералам, коим прилагаю здесь список, включая в том числе тех, которые оставили службу его величества с 1 января 1711 года.
Фельдмаршал генерал-лейтенант Гольц отошел без отпуску, не получив 60 000 экю и более должного ему жалованья.
Генерал Янус отошел без отпуску по той же причине.
Генерал барон Денсберг отпущен с абшидом.
Генерал-лейтенант барон Остен отпущен с абшидом.
Генерал-лейтенант Беркгольц отпущен с абшидом.
Генерал-лейтенант Ностиц, эльбингский комендант, отошел без абшида, самовольно удовлетворив себя 50 000 экю, которые считал за государем.
Бригадир граф де-Фриз отошел без отпуска.
Бригадир Моро-де-Бразе (comte de Lion en Beauce) отпущен с абшидом.
Бригадир Боэ отпущен с абшидом.
Бригадир барон Ремкимг отпущен с абшидом.
Бригадир граф Ламберти отпущен с абшидом.
Барон Денсберг, кавалерийский полковник, отпущен также с абшидом.
Полковник-от-инфантерии Meerops отпущен также с абшидом.
На следующий же 1712 год отпущены с абшидом генерал барон Алларт и генерал-лейтенант Флюгель.
14 иностранных полковников отпущено с абшидом; некоторые же отошли сами.
22 подполковника отпущены с абшидом, отчасти отошли.
156 капитанов отпущены или отошли сами.
Фельдмаршал не слишком много истратил денег, отпуская всех сих офицеров, ибо никому ничего не заплатил; и до сих пор за ним пропадает жалования моего за 13 месяцев38, по 130 рублей на месяц (рубль стоил 5 французских ливров); я получал 70 рублей как бригадир, 40 как полковник и 20 как капитан.
Генерал барон Денсберг имел ужасную схватку с фельдмаршалом касательно денег; но это ни к чему не послужило. Делать было нечего; мы решились терпеть; генерал барон Денсберг, генерал-лейтенант барон Остен и я отправились вместе через Satanope, Тарнаполь (где мы встретили полки генерала Рене, возвращающиеся из Валахии, и которые там обогатились в той же мере, как мы обнищали) и потом через Замосц в Леополь, где целый месяц отдыхали от трудов нашего сумасбродного похода. В сем-то городе познакомился я с госпожою коронною старостихой и ее сестрою, госпожою великой хорунжихою. Обе они сестры великому коронному гетману Синявскому. Сии дамы оказали мне множество вежливостей; между прочим получил я от старостихи прекрасного испанского табаку, который оживил мой нос, совсем изнемогавший без сей благодетельной помощи, для меня необходимой.
Из Леополя мы сухим путем приехали в Варшаву, где отдыхали еще один месяц. Оттуда Вислою отправился я с бароном Остеном и его супругою в Данциг, где нашел я свою жену и семейство свое, умноженное одною наследницею, милым и прекрасным ребенком.
«История Петра I» - незавершенный труд Пушкина - дошла до нас в виде обширного подготовительного текста, в котором Пушкин закрепил результаты изучения им Петровской эпохи. На основе этого текста (или так называемых «Материалов для Истории Петра Великого»), охватывающего в хронологическом порядке события петровского времени, Пушкин предполагал, как он сам сказал незадолго до смерти, написать свою «Историю Петра» «в год или в течение полугода» и затем «исправлять по документам». Таким образом, поэт считал задуманную им «Историю» подготовленной уже в такой степени, что надеялся в короткий срок закончить всю работу. Однако выполнить эту задачу и написать окончательный текст «Истории Петра» он не успел.
Большая часть обширной пушкинской рукописи стала известна читателю лишь столетие спустя после смерти поэта, когда она была опубликована в 1938 г. в большом советском академическом издании его сочинений. Объясняется это тем, что после смерти Пушкина рукопись была запрещена Николаем I, затем затеряна и обнаружена только после революции - в 1917 г. До 1938 г. из нее известны были в печати лишь отдельные отрывки, составлявшие меньше одной четверти ее.
«Историю Петра» Пушкин задумал уже во второй половине двадцатых годов. «Я непременно напишу историю Петра I», - сказал он в сентябре 1827 г. (А.Н. Вульф, Дневники, М. 1929, стр. 137); поэтому, прося в июле 1831 г. о «дозволении заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках», Пушкин сообщал о «давнишнем» своем «желании написать Историю Петра Великого». Разрешение было дано, и 21 июля 1831 г. поэт извещал П.В. Нащокина: «Зимой зароюсь в архивы, куда вход дозволен мне царем».
Вскоре он приступил к работе; уже в декабре того же 1831 г. Н.М. Языков писал брату: «Пушкин только и говорит что о Петре... Он много, дескать, собрал и еще соберет новых сведений для своей истории, открыл, сообразил, осветил и проч.» («Вестник Европы», 1897, № 12, стр. 603).
С начала 1832 г. Пушкин, не ограничиваясь изучением печатных исторических источников, стал много времени уделять своей работе в архивах. Нессельроде - министр, которому подчинен был Государственный архив, впоследствии извещал Бенкендорфа, что «Пушкин занимался... прочитыванием и деланием выписок из бумаг, касающихся до царствования императора Петра Великого, и из дел о бунтовщике Пугачеве, для чего отведена была ему особая комната. По мере прочитывания он возвращал даванные ему бумаги» («Дела III Отделения об А.С. Пушкине». СПб. 1906, стр. 199).
12 января 1832 г. Нессельроде запрашивал «благоугодно ли будет» царю, чтобы Пушкину «открыты были все секретные бумаги времен императора Петра I», «как-то: о первой супруге его, о царевиче Алексее Петровиче; также дела бывшей Тайной канцелярии». (Сб. «Пушкин». Документы Государственного архива. Сост. Н. Гастфрейнд. СПб. 1900, стр. 17-18). Царь распорядился, чтобы подобные исторические документы выдавались Пушкину «по назначению», то есть под контролем Д.Н. Блудова, ведавшего секретными архивными делами, относившимися к скрываемым в то время событиям политической истории петровского и послепетровского времени.
В том же 1832 г. Пушкин через Бенкендорфа обратился к царю с просьбой «о дозволении» ему «рассмотреть» купленную Екатериной II и «находящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера, пользовавшегося разными редкими книгами и рукописями», которые доставлялись Вольтеру в период его работы над «Историей России в царствование Петра Великого». Доступ в библиотеку Вольтера в царствование Николая I был строго запрещен, но для Пушкина сделано было исключение, и он получил возможность ознакомиться с собранными Вольтером историческими материалами, составляющими пять рукописных томов (которые сохранились до нашего времени).
Рассказывая осенью 1833 г. В.И. Далю о трудностях своей работы над «Историей Петра», Пушкин заметил: «Не надобно торопиться: надобно освоиться с предметом и постоянно им заниматься» (В.И. Даль, Воспоминания о Пушкине, сб. «Пушкин в воспоминаниях современников», Гослитиздат, 1936, стр. 455). Наконец в мае 1834 г. поэт сообщал жене: «Ты спрашиваешь меня о Петре? идет помаленьку; скопляю матерьялы - привожу в порядок - и вдруг вылью медный памятник». 11 июня 1834 г. он писал ей же: «Петр 1- й идет; того и гляди напечатаю первый том к зиме».
Но затем, отказавшись, по-видимому, от мысли издавать «Историю Петра» отдельными томами - по мере окончания работы над каждым томом, Пушкин решил создать сначала подготовительный текст, целиком охватывающий события петровского времени - год за годом - от рождения до смерти Петра. И за время с января по декабрь 1835 г. выполнил эту задачу, положив в основу своего рукописного труда изучение многотомного свода исторических материалов, изданного в конце XVIII в. И.И. Голиковым под названием «Деяния Петра Великого, собранные из достоверных источников и расположенные по годам». При этом Пушкин использовал и другие, в том числе неопубликованные и запретные тогда исторические источники.
Закончив 15 декабря 1835 г. подготовительный текст «Истории Петра», Пушкин продолжал работу над ней. В мае 1836 г. он приезжал в Москву и побывал в архивах, предполагая «опять в них зарыться месяцев на шесть». П.Я. Чаадаев 25 мая 1836 г. писал из Москвы А.И. Тургеневу, что Пушкин «очень занят своим Петром Великим» (Сочинения и письма П.Я. Чаадаева, т. 2, М. 1914, стр. 205). В конце декабря 1836 г. сам Пушкин сообщал, что «Петр Великий» отнимает у него «много времени». Изучать материалы Петровской эпохи он продолжал до последних дней жизни: в январе 1837 г. А.И. Тургенев ознакомил Пушкина с извлеченными из парижских архивов и привезенными им - в копиях - донесениями французских послов при дворе Петра I и его преемников. С этими архивными материалами Пушкин знакомился в последний раз накануне дуэли.
Работа над «Историей Петра» была в эти годы, по свидетельству современников поэта, его важнейшим трудом. «В последние годы... Петр Великий занимал все его внимание. С усердием перечитал он, - вспоминал историк М.П. Погодин, близко стоявший к этой работе Пушкина, - все документы, относящиеся к жизни великого нашего преобразователя, все сочинения о нем писанные» («Русский архив», 1865, стр. 108). «Я находил в нем сокровища таланта, наблюдений и начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные», - писал тесно связанный с поэтом знаток исторических источников того времени А.И. Тургенев, поясняя: «Никто так хорошо», как Пушкин, «не судил русскую новейшую историю» («Русский архив», 1903, кн. I, стр. 143).
За неделю до смерти поэт в разговоре с П.А. Плетневым сознавался, однако, что «Историю Петра пока нельзя писать, то есть, - пояснил он, - ее не позволят печатать». Тем не менее Пушкин, по свидетельству упомянутого уже А.Н. Вульфа, «располагал поплатиться за дуэль лишь новою ссылкой в Михайловское... и там-то, на свободе предполагал заняться составлением истории Петра Великого» (Сб. «Пушкин в воспоминаниях современников», 1936, стр. 311).
Ознакомившись после смерти Пушкина с его незавершенным трудом, Николай I указал: «Сия рукопись издана быть не может...» Понимание Петра и суждения о нем, отраженные в пушкинской рукописи, оказались запретными, так как Пушкин смело осветил не только положительные, но и отрицательные стороны исторической деятельности и личности Петра I.
Брат царя, Михаил, утверждал в декабре 1836 г. - еще при жизни поэта (который беседовал с ним о Петре), что «Пушкин недостаточно воздает должное Петру Великому, что его точка зрения ложна, что он рассматривает его, скорее, как сильного человека, чем как творческого гения» (Сб. «Пушкин в письмах Карамзиных», АН СССР, 1960, стр. 372).
Стремясь тем не менее опубликовать запрещенный исторический труд Пушкина, друзья поэта решили изъять из него все, что могло быть признано царем нецензурным. Подлинная рукопись Пушкина, составившая после сшивки ее листов тридцать одну тетрадь, была переписана и копия ее, занявшая шесть рукописных томов, перед представлением ее в официальную цензуру передана была - для предварительного «очищения» под углом зрения цензурных требований - К.С. Сербиновичу, отставному цензору, обладавшему некоторой исторической подготовкой и разбиравшему в Государственном архиве дела петровского времени.
Сербинович не ограничился изъятием из пушкинской рукописи отдельных выражений, резко характеризующих Петра: он исказил, либо исключил из нее строки, в которых нашла выражение неприемлемая для самодержавия историческая концепция Пушкина. Все отмеченные Сербиновичем места рукописи были переписаны в сводный реестр и против каждой выписки было помечено: следует ли исключить из «Истории Петра» данные строки или только смягчить. В последнем случае приводилась и предлагаемая Сербиновичем новая редакция, придающая цензурный вид историческим суждениям Пушкина о Петре.
После рассмотрения рукописи в 1840 г. официальной цензурой, которая произвела, сверх предложенных Сербиновичем, еще некоторые изъятия, рукопись была, наконец, разрешена к печати, но осталась неизданной, так как черновой, незавершенный труд Пушкина не нашел издателя. «В рукописи остаются еще, - писал в то время Белинский, - материалы к истории Петра Великого, предпринятой Пушкиным... и только одному богу известно, когда русская публика дождется этого тома...» (В.Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. VII, АН СССР, 1955, стр. 100).
Действительно, в собрании сочинений Пушкина, изданном П.В. Анненковым в 1855-1857 гг., опубликовано было - под названием «Материалы для первой главы истории Петра Великого» - только начало пушкинского труда, охватывающее период от рождения Петра до начала его единовластного царствования (1672-1689 гг.) и приведены некоторые другие небольшие отрывки.
Впоследствии Анненков напечатал в «Вестнике Европы», (1880 г., кн. 6) статью, в которой привел ряд мест, изъятых в 1840 г. из «Истории Петра» цензурой и скопированных по его указанию до того, как пушкинская рукопись - вместе с цензурной копией ее - была затеряна.
Когда рукопись «Истории Петра» была в 1917 г. найдена, оказалось, что из тридцати одной пушкинской тетради уцелели двадцать две, а из шести томов цензурной копии сохранилась половина - три тома. Но начальная часть «Истории Петра» (1672-1689), рукопись которой пропала, известна благодаря упомянутой анненковской публикации 1857 г., а текст некоторых других пропавших тетрадей Пушкина восполняется найденной вместе с пушкинской рукописью частью цензурной копии. Недостает в настоящее время поэтому только текста тетрадей, охватывающих 1690-1694 и 1719-1721 гг.
Из пропавших тетрадей, однако, известны строки, запрещенные в 1840 г. цензурой, ибо почти все они, как уже сказано, были в свое время скопированы Анненковым и потом публиковались (сначала им самим, а затем Ефремовым в Сочинениях Пушкина, изд. 1903 г., т. VI). Наконец в 1950 г. в Центральном Государственном историческом архиве обнаружен был нами цензурный реестр Сорбиновича, позволяющий уточнить в настоящем издании основные для понимания пушкинской концепции строки «Истории Петра» («Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами...») и включить в подготовительный текст «Истории» два кратких замечания Пушкина, также существенные для понимания его исторической концепции (они были опубликованы нами в «Вестнике Академии наук СССР», 1950, № 8).
Таким образом, большая часть «Истории Петра» и важнейшие, запрещенные царской цензурой места из пропавших тетрадей ее ныне известны.
Несмотря на черновое состояние подготовительного текста «Истории Петра», писанного Пушкиным большей частью для себя, сжатым образом, изучение ее, а также некоторых других, примыкающих к ней пушкинских текстов, дает возможность раскрыть исторический замысел Пушкина и концепцию, в свете которой он создавал свою «учено-художественную историю», какой должна была, по словам Белинского, явиться задуманная поэтом книга о Петре.
Сохранившийся «Очерк введения» показывает, как широко понимал Пушкин предмет и границы своей «Истории». В плане, предпосланном им «Очерку введения», мы читаем: «Россия извне - Россия внутри - Подати - Торговля - Военная сила - Дворянство - Народ - Законы - Просвещение - Дух времени». «История Петра» должна была, таким образом, многосторонне осветить предпринятое Петром преобразование России.
В незаконченной статье 1834 г., начинающейся словами «Долго Россия оставалась чуждою Европе» (историческая часть которой была тесно связана с работой Пушкина над «Историей Петра»), он писал, что и в предшествующую петровскому царствованию «эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были... в необходимости сблизить Россию с Европою... Наконец явился Петр». Преобразования, совершенные Петром, Пушкин признавал подготовленными предшествующим историческим развитием.
Вместе с тем, уже в самом начале своей «Истории» он отмечал препятствия, какие ставились допетровской России западноевропейскими государствами, стремившимися помешать ее укреплению. Войной Петра со Швецией решался, как не однажды указывал Пушкин, вопрос о государственном существовании России: в подготовительном тексте своей «Истории» он подчеркивал, что в ответ на мирные предложения Петра - за полтора года до Полтавы - «министры шведские объявили намерение короля свергнуть Петра с престола, уничтожить регулярное {русское} войско и разделить Россию на малые княжества». В стихотворении «Пир Петра I», написанном в том же 1835 г., что и подготовительный текст его «Истории», поэт сказал, что Полтавской победой Петр «спас жизнь» своей державы.
Уже в предисловии к первому изданию «Полтавы» Пушкин заметил, что Полтавская битва «доказала государству успех и необходимость преобразования, совершаемого царем». Но, повторяя в упомянутой уже статье 1834 г., что «войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны» и что «европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы», Пушкин писал далее о «крутом и кровавом перевороте, совершенном мощным самодержавием Петра». Таким образом, Пушкин видел, как сильно было внутри страны сопротивление петровским преобразованиям и признавал неизбежность осуществления их насильственным путем.
Совершенный Петром переворот Пушкин называл «революцией»; в своих исторических заметках, относящихся к началу 1830- х гг., он писал: «Петр I - одновременно Робеспьер и Наполеон (воплощение революции)». «Средства, которыми достигается революция, недостаточны для ее закрепления», - проницательно пояснял он при этом. Робеспьера и якобинский террор Пушкин, как мы знаем, не одобрял; в Наполеоне видел великого человека, но оценивал его чрезвычайно критически. Сравнивая Петра не только с Робеспьером, но и с Наполеоном, Пушкин считал, по-видимому, что в последние годы царствования Петр, подобно Наполеону, закреплял с помощью новых средств результаты совершенного им ранее «по-робеспьеровски» кровавого переворота. Царствование Петра Пушкин делил, таким образом, на два периода.
Оценивая в подготовительном тексте своей «Истории» один из указов, изданных Петром в 1719 г., Пушкин характеризует его как «указ весьма благоразумный, с малой примесью самовластия, и, - обобщает здесь Пушкин, - с тою вольною системою, коей ознаменовано последнее время царствования Петра». Однако и в этот последний период, отличавшийся «вольною системою», Петр, по мнению Пушкина, применял необходимые для закрепления «революции» новые средства недостаточно последовательно, так как наряду - и в противоречие с ними - продолжал применять по-прежнему средства, отличавшиеся большой, а отнюдь не только «малой примесью самовластия». «До Екатерины II продолжали у нас революцию Петра, вместо того чтобы ее упрочить», - заметил Пушкин 19 октября 1836 г. в письме к Чаадаеву.
В том же программном письме Пушкин объясняет, против кого была направлена, на его взгляд, совершенная Петром «революция»: он считал, что Петр «укротил» (или «уничтожил») дворянство, издав «Табель о рангах», и духовенство, отменив патриаршество (под дворянством Пушкин разумел здесь наследственную земельную аристократию). Поэтому он видел в Петре «воплощение революции», сравнивая «переворот», совершенный царем, с французской буржуазной революцией, сломившей два первые привилегированных сословия - землевладельческое дворянство и духовенство, и вспоминая о методах якобинской диктатуры.
Но французская революция 1789 г. уничтожила тяготевшие над крестьянами феодальные повинности. Ничего подобного, как мы знаем, Петр I не совершил, хотя в результате его преобразований дворянами становились, действительно, «новые люди», выдвинувшиеся на государственной службе и оттеснявшие старое родовитое дворянство. Пушкин считал, как известно, что старинное, наследственное дворянство могло и должно было являться противовесом неограниченной власти самодержавия, принимая на себя тем самым функцию защиты общенародных интересов; в представлении этом сказалась, разумеется, исторически обусловленная ограниченность взглядов Пушкина.
Революцией переворот, произведенный Петром, не был, и классовая сущность реформированного им крепостнически-помещичьего государства оставалась прежней, хотя «русское самодержавие XVII века с боярской Думой и боярской аристократией, - как указывал Ленин, - не похоже на самодержавие XVIII века с его бюрократией, служилыми сословиями, с отдельными периодами «просвещенного абсолютизма» и от обоих резко отличается самодержавие XIX века, вынужденное «сверху» освобождать крестьян...» (В.И. Ленин, Сочинения, изд. 5-е, т. 17, стр. 346.)
Существенно, однако, что, изучая Петровскую эпоху и пугачевское восстание, Пушкин пришел к социологическому пониманию исторического процесса. Освещая борьбу Петра с «дворянством» (т. е. с помещичьей аристократией), Пушкин много внимания уделил в подготовительном тексте своей «Истории» теме «Петр и народ» (крестьянство).
Говоря об отношении народа к петровским преобразованиям, Пушкин не скрывал в своей «Истории» насильственного и до последней крайности обременительного характера их. Уже в самом начале своего труда он отметил, что «народ почитал Петра антихристом». Но вместе с тем Пушкин показывает, как менялось отношение народа к Петру в ходе напряженной войны с внешним врагом «России и Петра». Описав триумф, последовавший за взятием Нарвы, Пушкин под 1704 г. пишет: «Знатнейшие люди всех сословий поздравляли государя. Народ смотрел с изумлением и любопытством на пленных шведов, на их оружие, влекомое с презрением, на торжествующих своих соотечественников и начинал мириться с нововведениями».
Но в то время как в 1704 г. народ, по мнению Пушкина, только «начинал мириться с нововведениями», после Полтавской победы, читаем мы под 1709 г. в его «Истории»: Петр вступил в Москву при «восклицании наконец с ним примиренного народа: здравствуй, государь, отец наш!»
Свою оригинальную историческую концепцию, выработанную в основном еще до того, как он приступил в начале 1835 г. к созданию подготовительного текста «Истории Петра», Пушкин развивал и обогащал в процессе работы над ним. Стремясь определить, кем был Петр, Пушкин уже в 1822 г. называл его в черновике своих исторических замечаний и «деспотом», и «великим человеком» (а затем, в окончательном тексте: «сильным человеком», «исполином»). Углубляя эту свою давнюю мысль, в подготовительном тексте «Истории Петра», Пушкин заметил:
«Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика. NB (Это внести в «Историю Петра», обдумав) ».
Мысль эта является ключевой при оценке пушкинского понимания Петра: Пушкин с большой глубиной раскрывает здесь противоречивый характер его царствования, сумев различить в Петре великого исторического деятеля и «самовластного помещика».
Это поражавшее Пушкина противоречие современная историческая наука объясняет классовой, эксплуататорской сущностью помещичьего петровского государства. Энгельс называл Петра «действительно великим человеком», подчеркивая его заслуги в области внешней политики (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 2, 1936, стр. 12). Маркс в своей работе «Секретная дипломатия XVIII века» отметил, что Россия, вернув себе в результате победоносно оконченной Петром Северной войны, балтийское побережье, овладела тем, что было безусловно необходимо для естественного развития страны. Но вместе с тем Энгельс указывал, что со времени Петра I, наряду с ростом русской внешней торговли, развивалось крепостное право и помещики получали возможность «все более и более притеснять крестьян, так что гнет все более и более усиливался (там же, т. XIV, стр. 371).
Книга Пушкина о Петре должна была явиться не только произведением передовой исторической науки, но и стать новым словом в развитии жанра художественной истории. Друг поэта П.А. Плетнев, основываясь на беседах с ним, заметил, что труд его, помимо «знания, терпения, проницательности», требовал «оригинальной широкой кисти, чтобы ожила в подлинных красках вся эта чудесная эпоха»: в «Истории Петра», говорил он, открывалась бы не только историческая, но и «художническая правда» (П.А. Плетнев, Соч. и переписка, т. I, СПб. 1885, стр. 338-339). По словам Белинского, Пушкин задумал передать потомству «дела и образ» Петра Великого; и изучение подготовительного текста его «Истории», несмотря на незавершенность труда, дает, действительно, возможность судить о том, каким рисовался ему этот создаваемый им, новый образ.
Формулируя свою историческую концепцию, Пушкин выражает вместе с тем свое художественное решение: раскрытие противоречия, так ярко проявлявшегося в преобразованиях царя, становится основой художественного раскрытия его образа. Перед нами одновременно характеристика государственной деятельности и личности Петра - его «ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости» («плодом» которого названы его «государственные учреждения», предназначенные «для будущего») и определение свойств его характера, проявившихся в его «временных указах» - «жестоких, своенравных» и «кажется, писанных кнутом». Диалектически раскрывая это «достойное удивления» противоречие, Пушкин раскрывает здесь характер Петра как характер социальный (назвав царя «нетерпеливым самовластным помещиком»). Эти обобщающие строки освещают особенности создаваемой поэтом новой исторической прозы, посвященной Петру.
Обширный подготовительный текст пушкинской «Истории» неоднороден по своему составу. Местами, и при том как раз в важнейших местах пушкинского труда (в котором до последнего времени принято было видеть только «выписки-конспекты», сделанные поэтом при изучении исторических источников), среди программ и других рабочих, вспомогательных текстов можно обнаружить страницы блестящей пушкинской прозы, которые предназначались, по-видимому, для перенесения в окончательный так и не написанный поэтом, текст «Истории Петра».
С первых же страниц пушкинской рукописи перед нами в живом изображении является юный Петр. Пушкин показывает его, противопоставляя соцарствующему брату Иоанну, после усмирения одного из стрелецких бунтов: в то время, как стрельцы «стояли по обеим сторонам дороги, падая ниц перед государями, Иоанн оказывал тупое равнодушие, но Петр быстро смотрел на все стороны, оказывая живое любопытство».
Изображая прибытие Петра в Голландию, Пушкин рассказывает о том, как Петр «вышел на берег с веревкою в руках», и продолжает: «На другой день оделся он в рабочее платье, в красную байковую куртку и холстинные шаровары и смешался с прочими работниками». Сказав далее о том, что «Петр упражнялся с утра до ночи в строении корабельном» и «записался в цех плотников», Пушкин заключает: «Корабельные мастера звали его Piter Bas1, и сие название, напоминавшее ему деятельную, веселую и странную его молодость, сохранил он во всю жизнь». Страница кончается, как видим, пушкински выразительной характеристикой молодого Петра.
Так же, как раньше - во Вступлении к «Медному всаднику», мысли Петра («И думал он...») становятся в пушкинской «Истории» важнейшим средством характеристики его: излагая исторические замыслы Петра, Пушкин раскрывает его образ. Под 1699 г. мы читаем: «Петр завоеванием Азова открыл себе путь и к Черному морю; но он не полагал того довольным для России и для намерения его сблизить свой народ с образованными государствами Европы. Турция лежала между ими. Он нетерпеливо обращал взоры свои на северо-запад и на Балтийское море, коим обладала Швеция. Он думал об Ижорской и Карельской земле, лежащих при Финском заливе, некогда нам принадлежавших, отторгнутых у нас незаконно во время несчастных наших войн и междуцарствия». В своей исторической прозе Пушкин передает не только содержание, но и динамизм, и эмоциональную окраску мыслей Петра («Он нетерпеливо обращал взоры свои... Он думал...»).
Сходный характер носит и отрывок, посвященный Пушкиным в «Истории Петра» основанию Петербурга: «Посреди самого пылу войны Петр Великий думал об основании гавани, которая открыла бы ход торговле с северо-западною Европою и сообщение с образованностию. Карл XII был на высоте своей славы: удержать завоеванные места, по мнению всей Европы, казалось невозможно. Но Петр Великий положил исполнить великое намерение и на острове, находящемся близ моря, на Неве, 16 мая заложил крепость С.- Петербург...» Кратко, с выразительностью, свойственной ему как поэту, сообщая об основании Петербурга - «посреди самого пылу войны», Пушкин характеризует вместе с тем величие замыслов Петра и его волевой темперамент («...по мнению всей Европы, казалось невозможно. Но Петр Великий положил исполнить великое намерение...»).
Переход Петра от поражений к победам над шведами выразительно предстает на страницах, посвященных победе при Лесной, которую, пишет Пушкин, «Петр называл потом матерью Полтавской победы, последовавшей через девять месяцев». В начале описания этого боя Пушкин говорит: «Казаки и калмыки имели повеления, стоя за фрунтом, колоть всех наших, кои побегут или назад подадутся, не исключая самого государя». А рассказав о разгроме шведов, пишет: «Ночь и вьюга спасли остаток шведского войска. Солдаты наши ночевали кого где вьюга застала. Сам Петр, покрытый снегом и льдом, провел тут же ночь далеко от лагеря». Вслед за тем идут строки, кончающиеся словами: «Все было поражено. Казаки и калмыки кололи шведских беглецов в лесах и по болотам. Многие из них погибли даже от руки мужиков. Левенгаупт почти один явился к королю с известием о своем поражении».
После этого, оставшегося в целом недоработанным, описания победы, Пушкин говорит: «В Смоленск Петр вступил с торжеством». И заключает: «Шведы потеряли свою самонадеянность и презрение к русским».
Таким изображен в «Истории» Петр-победитель, войны которого были - писал Пушкин в рукописи упомянутой статьи 1834 г. - «благодетельны и плодотворны как для России, так и для человечества». «Наша торговля, наша Академия, наше просвещение были следствием Полтавской битвы», - заметил Пушкин в рукописи той же статьи.
Не менее ярко раскрывает он, готовя материалы для обрисовки Петра, и отрицательные стороны его образа. Этой цели часто служат приводимые в подготовительном тексте пушкинской «Истории» указы Петра - те, в которых отражалось, по словам Пушкина, «своевольство и варварство» царя.
«Все состояния (то есть сословия. - И.Ф.), - писал Пушкин о Петре еще в 1822 г., - были равны пред его дубинкою. Все дрожало, все безмолвно повиновалось». В «Истории Петра» конкретно показаны средства, которые он применял, осуществляя свои преобразования. В числе многих других указов Пушкин отмечает: указ Петра «о непродаже русского платья и сапогов; ослушников лишать имения и ссылать на каторгу»... «Петр объявил еще один из тиранских указов: под смертною казнию запрещено писать запершись. Недоносителю объявлена равная казнь»... «Приказывает юфть для обуви делать не с дегтем, а с ворваньим салом под страхом конфискации и галер, как обыкновенно кончаются, - замечает Пушкин, - хозяйственные указы Петра».
Под 1722 г. мы читаем: «Петр был гневен. Несмотря на все его указы, дворяне не явились на смотр... Он 11 января издал указ, превосходящий варварством все прежние... Нетчики, - подчеркивает Пушкин в рукописи, - поставлены вне закона». «Нетчика», не явившегося на смотр дворянина, всякий вправе был убить безнаказанно, а тому, кто нетчика поймает и приведет, приказано было отдавать половину его имения.
Приводя содержание указа «о вольности брака», Пушкин касается отношения Петра к народу, крестьянству, поясняя: «Родители должны были давать присягу, что детей не принуждают (то есть дворяне... а крестьян сей закон не касался...)». «Петр почитал бани лекарством», - пишет Пушкин, и добавляет: «учредив все врачебные распоряжения для войска, он ничего такого не сделал для народа, говоря: «С них довольно и бани». Отмечая: «подтверждается ненаказание смертью», Пушкин трезво поясняет: «люди были нужны». А под 1715 г. записывает: «Послано королю прусскому в подарок (подчеркнуто Пушкиным) сто человек рослых солдат».
Но вот речь идет о лицах, ближайших Петру. В связи с процессом, возбужденным против насильственно постриженной раньше в монахини первой жены Петра, Пушкин пишет: «Петр хвастал своею жестокостью: «Когда огонь найдет солому, - говорил он поздравлявшим его, - то он ее пожирает, но как дойдет до камня, то сам собою угасает».
Раскрывая во многом таинственное для современников поэта дело царевича Алексея, Пушкин говорит: «Царевич был обожаем народом, который видел в нем будущего восстановителя старины. Оппозиция вся (даже сам князь Яков Долгорукий) была на его стороне. Духовенство, гонимое протестантом царем, обращало на него все свои надежды. Петр ненавидел сына, как препятствие настоящее и будущего разрушителя его создания». В этих строках, представляющих один из образцов создаваемой Пушкиным исторической прозы, вместе с изображением исторической ситуации и объяснением государственных, а не личных причин ненависти Петра к сыну, выразительно - одной чертой обрисованы чувства Петра.
Сообщая о пытке, которой был подвергнут Алексей по приказу Петра, Пушкин замечает: «Царевич более и более на себя наговаривал, устрашенный сильным отцом и изнеможенный истязаниями». И вместе с тем, говоря о том, что на другой год после смерти царевича Алексея скончался любимый трехлетний сын царя, рожденный ему Екатериной, Пушкин пишет: «Смерть сия сломила наконец железную душу Петра». Таким образом, он отмечает перемену, совершившуюся в характере царя.
Пушкин видит самобытность и широту Петра, женившегося на Екатерине - «мариенбургской девке», которую он полюбил, - «бывшей замужем за шведским трубачом, потом наложницею Шереметева и Меншикова». И пишет в конце своей «Истории» о том, как поступил Петр, когда она изменила ему и он казнил ее любовника Монса: «Оправдалась ли Екатерина в глазах грозного супруга? по крайней мере ревность и подозрение терзали его. Он повез ее около эшафота, на котором торчала голова несчастного. Он перестал с нею говорить, доступ к нему был ей запрещен. Один только раз, по просьбе любимой его дочери Елисаветы, Петр согласился отобедать с той, которая в течение двадцати лет была неразлучною его подругою». Перед нами вновь отрывок пушкинской прозы, полной драматического движения и освещающей психологию Петра. Наконец, изображая его кончину, Пушкин пишет о том, что «кажется, при смерти помирился он с виновною супругою».
Великий писатель не прибегал в «Истории» к художественному вымыслу, но опирался на свой предшествующий опыт художника - прозаика и драматурга; он готовился изобразить Петра в борьбе с врагами и препятствиями, в действиях, выражавших характер царя - идет ли речь о государственных делах или о неотделимых от них событиях его личной жизни, раскрывая борьбу противоречивых начал, мощно сталкивавшихся в душе Петра.
Важным средством обрисовки Петра должна была служить в «Истории» речевая характеристика, материал для которой Пушкин черпал из выразительных изречений, писем и указов царя. Вот примеры. Петр из Польши писал Апраксину: «Здесь... еще все дело как брага бродит, и не знаем, что будет. Но ежели несчастия бояться, то и счастия не будет»... «Петр писал в сенат: пропущение времени, подобно смерти, невозвратно». Выговаривая за то, что учение молодых матросов пренебрежено, Петр говорит: «Не добро есть брать серебро, а дела делать свинцовые».
В приводимых Пушкиным изречениях виден часто Петр - знаток и любитель текстов священного писания. Петр нередко ссылается на примеры исторические. Пушкин приводит ответ его на надменные требования шведского короля: «Брат мой Карл хочет быть Александром etc.», то есть Александром Македонским, - но не найдет во мне Дария (персидского царя, царство которого завоевал Александр). Пушкин записывает здесь только первую часть изречения.
Работая над созданием образа, Пушкин не ограничивался средствами собственно речевой характеристики; в своем подготовительном тексте он иногда рисует сцены, в которых передает жест и даже голос Петра. Рассказывая о том, как молодой Петр, едва не ставший жертвой заговора, «занемог горячкою», Пушкин говорит: «Многочисленные друзья и родственники преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им помилования... но Петр был непреклонен: слабым умирающим голосом2 отказал он просьбе и сказал: «Надеюсь более угодить богу правосудием, нежели потворством». «По учреждении синода, - пишет Пушкин, - духовенство поднесло Петру просьбу о назначении патриарха. Тогда-то... Петр, ударив себя в грудь и обнажив кортик3, сказал: «Вот вам патриарх». Перед нами вновь выразительная сцена, пластически воссоздающая образ царя.
«Став главою новых идей, он, может быть, дал слишком крутой оборот огромным колесам государства», - писал Пушкин о Петре в набросках своей статьи 1834 г.
Но, возражая против непонимания значения исторического прошлого России, сказавшегося в «философическом письме» Чаадаева, Пушкин 19 октября 1836 г. писал ему: «...Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется)... Неужели все это не история... А Петр Великий, который один есть целая всемирная история!»
Несмотря на противоречивость преобразовательной деятельности Петра и применение им «варварских» мер, которые, на взгляд поэта, во многом подрывали достижение поставленной Петром великой цели, преобразования его были, с точки зрения Пушкина, неизбежны, исторически прогрессивны и имели великое историческое значение.
Выяснение круга источников, собранных Пушкиным, показывает, как глубоко и многосторонне поэт изучал Петра и его эпоху.
Пушкин знал взгляды на Петра и труды русских историков и писателей, начиная с Феофана Прокоповича, Татищева и Ломоносова, публикации и работы Миллера, Болтина и Щербатова. Ему была знакома критика, которой подверглись уже в XVIII столетии преобразования Петра (продолженная позднее Карамзиным с позиций реакционных). В радищевском «Письме к другу», которое было Пушкину, по всей вероятности, известно, нашла свое выражение оценка личности и деятельности Петра с позиций революционных. Пушкин хорошо знал суждения о Петре, высказанные представителями французского Просвещения - Вольтером, Монтескье, Дидро, Мабли и Руссо. Мысли Радищева развивали декабристы, взгляды которых на Петра были также, разумеется, известны Пушкину.
Чтобы исторически верно представить эпоху преобразования, Пушкин обратился, естественно, не только к сочинениям историков, публицистов и философов, но главным образом к изучению исторических источников петровского времени - многочисленным документам эпохи и запискам ее современников.
Сохранившаяся библиотека поэта показывает, что он собрал в ней - с большим знанием предмета - целую коллекцию источников и сочинении о Петровской эпохе. Помимо многотомного свода исторических материалов, изданного Голиковым, и десятитомного «Собрания разных записок... о жизни и деяниях Петра Великого», составленного Ф. Туманским, кроме изданной Новиковым в двадцати томах «Древней российской вивлиофики», в состав которой входили и материалы о Петре, в библиотеке Пушкина сохранились и первоисточники, изданные по-русски и на других языках; на первое место среди них должны быть поставлены документы, писанные либо лично редактированные Петром.
Это, прежде всего, «Журнал или поденная записка Петра Великого с 1698 года, даже до заключения Нейштадтского мира», который является сочинением, где все важное, главное принадлежит самому Петру и представляет собой не что иное, как историю Северной войны - войны, которую Петр вел на протяжении большей части своего царствования.
Важнейшим источником должны были явиться для Пушкина письма Петра. «Большую часть писем сих, - замечает Голиков в своем труде, - великий государь писал, будучи в воинских походах - морских и сухопутных, в путешествиях своих внутрь и вне государства - на почте при перемене лошадей, даже и при самых сражениях с неприятелем, и, словом, отовсюду, где он ни находился, не отлагая встречающихся ему мыслей до другого времени или места». В подготовительном тексте своей «Истории» Пушкин широко использует письма Петра, постоянно приводимые в своде Голикова, и часто ссылается на них.
Получив вышедшее в 1830 г. «Полное собрание законов Российской империи», Пушкин 24 февраля 1832 г. сообщал, что он обратится к нему «для совершения предпринимаемого... труда» (то есть для написания «Истории Петра»). На страницах собрания законов, многие из которых писались самим Петром, с большой полнотой отражена его государственная деятельность. В подготовительном тексте своей «Истории» Пушкин перечисляет, начиная с 1696 г., под каждым годом важнейшие указы Петра, упоминаемые в своде Голикова, имея в виду обратиться к ним в окончательном тексте своего труда; они должны были, таким образом, иметь важное значение для работы Пушкина как источник исторический.
Воспоминания современников, близко стоявших к Петру, часто именовавшиеся историческими анекдотами, привлекали особое внимание Пушкина. Он знал множество «характеристических анекдотов» о Петре наизусть и любил рассказывать их. Кроме голиковского собрания анекдотов о Петре (занимающего целый том), Пушкин хорошо знал и считал нужным использовать в своей «Истории» анекдоты о Петре, записанные Штелином. Пушкин знал также воспоминания Неплюева о Петре и рассказы о нем Андрея Нартова - главного, токаря и механика Петра Великого, пополненные впоследствии сыном Нартова рассказами, взятыми из других источников.
Восковую статую Петра, одетую в голубой кафтан, поэт видел в Петербургской кунсткамере и запомнил ее; в своей «Истории» под 1722 г. он замечает: «Петр обрезал свои длинные волосы и сделал из них парик, ныне видимый на его кукле». В библиотеке Пушкина сохранилась, кроме того, книга О. Беляева «Кабинет Петра Великого», в которой содержится «подробное описание воскового его величества изображения, военной и гражданской одежды, собственноручных его изделий и всех вообще достопамятных вещей», лично ому принадлежавших. Описания и иллюстрации, содержавшиеся в этой книге, должны были представить для Пушкина, бесспорно, интерес как материал для изображения внешности Петра и своеобразной бытовой обстановки, характеризующей царя.
Кроме ряда сочинений, целиком охватывающих историю петровского царствования («Житие и славные дела Петра Великого», изданное в Венеции Димитрием Феодози, «Житие Петра Великого» Антонио Катифоро в переводе С. Писарева, о которых Пушкин не раз упоминает в своей «Истории», и других), в библиотеке поэта сохранились источники, освещающие отдельные периоды и важнейшие события изучаемой им эпохи. О начале ее говорят записки современников, посвященные стрелецким мятежам, издания, освещающие историю Азовских походов и проч.
Большой интерес представлял для Пушкина дневник секретаря австрийского посольства Иоанна Корба, который был очевидцем стрелецких казней (и даже «измерил, - как сам пишет, - шагами длину плах»). Рукописный перевод этого редкого и в России запрещенного сочинения, печатное издание которого было вскоре по выходе сожжено в Вене по требованию представителей Петра, Пушкин получил из Государственного архива; он ссылается на «Дневник» Корба в одном месте своей «Истории».
Шведский офицер Табберт, принявший затем фамилию Страленберг (Пушкин писал Штраленберг), возвратившись из русского плена, издал в 1730 г. на немецком языке книгу «Северо-восточная часть Европы и Азии». Полемикой со Страленбергом Голиков начинает свое Введение к «Деяниям Петра Великого». В своем «Извлечении» из этого Введения Пушкин отметил: «Штраленберг говорит о двух сторонах, существующих в России, за и против Петра I». Пушкин записал по пунктам сущность разногласий между сторонниками и противниками Петра; кроме того, он приобрел книгу Страленберга.
«Записки бригадира Моро-де-Бразе (касающиеся до турецкого похода 1711 года)» Пушкин перевел и со своим предисловием подготовил к печати. 31 декабря 1835 г. он писал о них: «Эти записки любопытны и дельны. Они важный исторический документ и едва ли не единственный (опричь журнала самого Петра Великого)».
Рассказ Моро-де-Бразе о походе 1711 года Пушкин называет «лучшим местом изо всей книги» его, изданной в 1716 г. на французском языке под названием «Записки политические, забавные и сатирические господина Жана-Никола де Бразе, графа Лионского, полковника Казанского драгунского полка и бригадира войск его царского величества».
Следует отметить, что в армии Петра I Моро в числе старших офицеров не числился. Возможно, что он проделал Прутскую кампанию в качестве рядового участника. Присваивая себе относительно высокий чин, Моро утверждает, что его жена состояла при дворе принцессы Шарлотты - супруги царевича Алексея. Между тем имени Моро и его жены нет ни в полковых списках, ни в списках придворных того времени. Однако участником Прутского похода Моро все же был; это не вызывает у Пушкина сомнения, и записки Моро производят, бесспорно, впечатление воспоминаний очевидца.
Из других записок иностранцев о Петре и его времени, сохранившихся в пушкинской библиотеке, необходимо упомянуть книгу Вебера, ганноверского резидента в Петербурге, и мемуары графа Дона, изданные на французском языке в Берлине в 1833 г., которые Пушкин использовал в своей «Истории», описывая под 1709 г. свидание царя с прусским королем после Полтавской победы.
Говоря о пребывании Петра в Париже в 1717 г., Пушкин ссылается в своей «Истории» на книги Вольтера, Дюкло - французского историографа XVIII в., и историка Лемонте, которого еще в 1824 г. назвал «гением XIX столетия». (Сочинения Дюкло и «История Регентства и малолетства Людовика XV» Лемонте так же сохранились в библиотеке поэта.)
Написанную Вольтером «Историю России в царствование Петра Великого» и его «Историю Карла XII» Пушкин изучал очень тщательно. Они входили в состав 42-томного издания сочинений Вольтера, принадлежавшего поэту. В своей рукописи Пушкин не однажды ссылается на Вольтера, имея в виду использовать содержащиеся в этих его книгах исторические данные для эпизодов, которые должны были рисовать пребывание Петра I в Париже, а также поведение Карла XII в «странном, по словам Пушкина, Бендерском деле» и во время осады Стральзунда. В этих местах своей «Истории» и там, где он говорит о смерти Карла XII, Пушкин указывает: «Смотри Вольтера».
Из числа других иностранных сочинений о царствовании Петра следует назвать шеститомную «Историю Петра Великого» Бергмана, на которую Пушкин ссылается в своей рукописи, касаясь заговора Цыклера. В своем экземпляре «Истории» Бергмана Пушкин разрезал страницы, посвященные казни стрельцов, измене Мазепы, Прутскому походу Петра, делу царевича Алексея, - то есть разделы, говорящие о событиях, часто замалчивавшихся или искажавшихся в то время официозной историографией.
«Одно из затруднений составить историю его {Петра I}, - говорил Пушкин Д.Е. Келлеру незадолго до смерти, - состоит в том, что многие писатели, недоброжелательствуя ему, представляли разные события в искаженном виде, другие с пристрастием осыпали похвалами все его действия»4. Таким образом, Пушкин настоятельно подчеркивал необходимость критического отношения к многочисленным историческим сочинениям о Петре, которые, как мы видим, были ему хорошо известны5.
Решив написать подготовительный текст, охватывающий и излагающий год за годом события Петровской эпохи, Пушкин, как сказано, счел целесообразным всемерно воспользоваться для выполнения этой задачи многотомным сводом, изданным Голиковым, положив в основу своей работы первые девять томов этого свода, обнимающие жизнь и царствование Петра от его рождения до смерти, и критически восполняя содержащиеся здесь исторические данные сведениями, почерпнутыми из других источников.
Такой способ работы существенно облегчал подготовительный труд Пушкина, поскольку в голиковских «Деяниях Петра Великого» собрано было большинство основных источников, освещающих события петровского царствования, известных тогда в печати. Голиков подчеркивал, что он «совсем не историк» Петра Великого а «только усердный... собиратель материалов» о нем «и приводитель оных в хронологический порядок». Исторические источники приведены в его своде частью в почти нетронутом виде, частью в извлечениях, частью изложены весьма близко к подлиннику. Свод его являлся поэтому для Пушкина ценным пособием, облегчавшим обращение к первоисточникам (ссылки Голикова на них Пушкин переносит в свой подготовительный текст, выделяя их в своей рукописи). Целый ряд неизданных материалов, кроме того, был впервые опубликован в голиковском своде, что придавало ему во многом значение первоисточника.
С «Деяниями Петра Великого» Пушкин ознакомился еще в 1825 г., когда внимательно читал их в Михайловском. Они были изданы в 12 томах в 1788-1789 гг., а затем в 1790-1797 гг. Голиков выпустил еще 18 томов «Дополнения к Деяниям Петра Великого». Пушкин пользовался «Деяниями» и «Дополнением» к ним, уже работая над «Арапом Петра Великого» и «Полтавой»; записывая устные предания о Петре, он исправлял неточности в «Анекдотах» о нем, изданных Голиковым, и, таким образом, хорошо знал его монументальный труд задолго до того, как приступил в 1835 г. к составлению подготовительного текста «Истории Петра».
Рассуждения, которыми Голиков сопровождает приводимые им источники, являются, по собственному его признанию, панегирическими. Пушкин в тексте своей «Истории» называет их «простодушными» и обычно игнорирует. Он сумел, однако, чрезвычайно широко и проницательно воспользоваться громадным историческим материалом, собранным в голиковском своде.
Созданный Пушкиным подготовительный текст «Истории Петра», как мы знаем, принято было до последнего времени называть «выписками-конспектами», сделанными поэтом при чтении «Деяний Петра Великого». Между тем, следуя хронологическому порядку, в каком Голиков расположил исторические источники (часто известные Пушкину и помимо Голикова), Пушкин создавал подготовительный текст, много более высокий по своему значению, нежели «выписки-конспекты».
«Выписки» в пушкинском подготовительном тексте сравнительно редки; в тех случаях, когда Пушкину необходим был для будущей «Истории» текст (а не только сущность) исторического документа, он, не выписывая его, отмечал обычно в своей рукописи том и страницу «Деяний Петра Великого», на которой воспроизведен нужный ему документ, либо кратко указывал на отсутствующий у Голикова исторический источник, касающийся событий, которые Пушкин считал нужным осветить в своей будущей «Истории».
Вместе с тем он не «конспектировал» собранные в своде Голикова источники, а на основе критического чтения их стремился установить, как в действительности происходили важнейшие исторические события петровского времени. Результатом работы Пушкина является поэтому текст, представлявший собой рабочую основу его будущей книги, - местами уже развернутый и переходящий в исторический рассказ.
Свод Голикова вместил огромное количество ценных материалов, но страдает неполнотой и даже искажает исторические данные при освещении многих событий петровского царствования. Объясняется это не только тем, что ряд источников остался неизвестен Голикову (поскольку он не имел, в частности, доступа к секретным архивам). Стремление Голикова охватить источники в возможной полноте лишь в редких случаях смягчает его апологетическую тенденцию. Утверждая, что, как государь, Петр Великий недостатков не имел и поэтому критике не подлежит, Голиков нередко сознательно опускал источники, освещающие отрицательные стороны личности и деятельности Петра. Кроме того, у Голикова встречаются фактические ошибки («Все описание Нарвского сражения в Голикове ошибочно», - пишет, например, Пушкин).
Стремясь установить, как совершались в действительности исторические события, замалчиваемые официозной историографией, и освещая «крутой и кровавый переворот», совершенный Петром, Пушкин обращался в своей истории к источникам, отсутствовавшим в голиковском своде, в том числе к источникам, трудно доступным и даже совсем недоступным в то время другим русским историкам. Вот примеры:
Уже в самом начале своей «Истории», описывая поспешное бегство Петра в Троицкий монастырь (когда царевна Софья в августе 1689 г. «предначертала... новый мятеж»), Пушкин ссылается на неизданные в его время страницы дневника Патрика Гордона, где рассказывается о том, как Петр «с великой поспешностью вскочил с постели, не надев сапог, и - в конюшню, где велел оседлать себе лошадь, и отправился в соседний лес, куда ему доставили одежду».
Говоря далее, под 1718 годом, о судьбе бывшей царицы Евдокии (матери царевича Алексея), Пушкин замечает: «Царица высечена и отвезена в Новую Ладогу». Голиков же о «бичевании» царицы умалчивает, хотя сам ссылается в сноске на ту страницу «Венецианской истории», где содержатся сведения о жестоком наказании, которому была подвергнута Евдокия. Источник этот Пушкину был известен и, как видим, использован им.
«Камнем претыкания» для историка Петра называет Голиков дело царевича Алексея. В столкновении Петра с Алексеем, окончившемся гибелью царевича, воплотилась борьба побеждающей «Молодой России», - олицетворением которой был в глазах Пушкина Петр, - с реакционной оппозицией, видевшей в царевиче свою надежду. Не становясь как историк на сторону Алексея, Пушкин стремился, однако, выяснить действительную картину событий, связанных с процессом и смертью царевича, которые оставались в то время неизвестны историкам.
Пушкин располагал «Объявлением розыскного дела», то есть печатным сборником документов о процессе Алексея, опубликованным Петром, где о многом, разумеется, умалчивалось. Голиков в своем своде старался представить дело так, будто «розыск», которому подвергся царевич, не означал пытки. Вольтер в своей «Истории» также молчит о ней.
Законодательство петровского времени предусматривало применение пытки: официальные источники того времени умалчивали о ней только потому, что дело шло о наследнике русского престола и Алексей был пытан по приказу отца.
Пушкину известны были различные предположения и догадки зарубежных историков о процессе и смерти царевича Алексея. Но для того чтобы выяснить истину, он счел нужным ознакомиться с подлинным строго секретным тогда следственным делом царевича, хранившимся в Государственном архиве. В своей «Истории» Пушкин основывался на документах этого «страшного, - по его словам, - дела». Сопоставление текста «Истории Петра» со страницами следственного дела царевича Алексея позволяет нам установить, откуда почерпнул Пушкин свои сведения о скрываемых в его время обстоятельствах следствия и суда над царевичем. «Смотри подлинник», - указывает Пушкин в своей рукописи, ссылаясь тем самым на секретную архивную выписку из следственного дела царевича, сделанную по приказу Петра. Пушкин упоминает и о «своеручных» ответах Алексея на вопросы Петра, «сначала - твердою рукою писанных, а потом после кнута - дрожащею». Таким образом, Пушкин обнаруживает знакомство с одним из самых секретных документов следствия, обращая внимание на выразительный внешний вид его.
Выяснив картину следствия, Пушкин не получил, однако, доступа к документу, позволяющему судить о причине смерти Алексея, умершего, по официальной версии, от апоплексического удара, после того как ему был объявлен смертный приговор. Отвергая это объяснение, Пушкин принял версию о смерти его, изложенную в недостоверных «Записках капитана Брюса», и потому писал в «Истории Петра», что «царевич умер отравленный». Между тем Алексей, судя по всему, умер, не выдержав пыток, которым был подвергнут в присутствии отца уже после объявления смертного приговора: Петр опасался, видимо, что царевич унесет в могилу имена сообщников, еще им не названных.
Важным - и замалчиваемым официозной историографией - был также вопрос о событиях, сопровождавших смерть Петра и воцарение Екатерины I. Петр, по словам Пушкина, «уничтожил всякую законность в порядке наследства и отдал престол на произволение самодержца», установив манифестом 5 февраля 1722 г., что самодержец вправе назначить наследником кого пожелает. За год до смерти Петр короновал Екатерину, как свою супругу, но умер без завещания, не в силах будучи произнести на смертном одре имя своего преемника и оставляя государство на произвол борющихся между собою за власть дворцовых партий.
С вопросом о правах Екатерины на русский престол и историей ее воцарения тесно связаны были события, происшедшие почти перед самой смертью Петра: неожиданный разрыв его с Екатериной и казнь Монса. Рассказывая о них в своей «Истории», Пушкин пишет: «Императрица, бывшая в тайной связи с Монсом, не смела за него просить... Петр был неумолим». Далее Пушкин сообщает о последовавшем разрыве Петра с Екатериной, обнаруживая, таким образом, полную осведомленность о существе этого чрезвычайно интересовавшего его дела и освещая выразительные подробности его.
Характеризуя методы работы Пушкина над подготовкой «Истории Петра», необходимо отметить, что не только Голиков, умалчивающий о действительной причине казни Монса, но и Вольтер, располагавший рукописными мемуарами, освещавшими дело Монса и историю воцарения Екатерины I, не решился воспользоваться своими источниками и раскрыть правду. За это его сурово упрекал французский историк Кастера, рассказывая о казни Монса и гневе Петра во Введении к своей «Истории Екатерины II». Пушкин хорошо знал книгу Кастера (так же как книгу Сегюра, сообщавшего те же сведения; обе они сохранились в библиотеке поэта). Но он имел, кроме того, возможность проверить рассказы французских историков, обратившись к рукописным источникам, хранившимся среди собранных Вольтером «Материалов по истории России». Получив доступ в библиотеку Вольтера, Пушкин мог прочесть здесь рукопись так называемых записок Вильбуа, где рассказана была история Монса и Екатерины.
Здесь же, в библиотеке Вольтера, Пушкин имел возможность ознакомиться и с рукописью Записок Бассевича (министра герцога гольштинского, «бывшего тогда в Петербурге», как отметил Пушкин в своей «Истории Петра»). Записки Бассевича являлись важнейшим и долгое время почти единственным источником, раскрывающим действительную историю воцарения Екатерины I.
Бассевич рассказал в них о сговоре сторонников Екатерины во главе с Меншиковым, которому деятельно помогали кабинет-секретарь Макаров и Феофан Прокопович; они действовали против сторонников возведения на престол малолетнего Петра (сына царевича Алексея), стремившихся к восстановлению допетровских порядков. Свидетель и участник этой борьбы Бассевич откровенно сообщал о средствах, которые были применены Меншиковым и его партией: сенаторам, генералам и боярам, собравшимся во дворец, было сказано, что казна, крепость, гвардия и синод находятся в распоряжении императрицы. Противникам ее дан был совет сообразоваться с этим, «если они дорожат своими головами». «Вслед за тем раздался бой барабанов обоих гвардейских полков, окружавших дворец» и проч. («Русский архив», 1865, стр. 626).
Строки, посвященные Пушкиным в «Истории Петра» возведению на престол Екатерины I, подтверждают, что он знал, как оно совершилось; он пишет: «Екатерина провозглашена императрицей (велением Меншикова, помощию Феофана и тайного советника Макарова)». Публикуя больше ста лет назад отрывок, посвященный Пушкиным смерти Петра, Анненков принужден был поэтому исключить из него смелые пушкинские строки, говорящие о том, что Екатерина была возведена на престол «велением Меншикова».
«В Пушкине было верное пониманье истории... принадлежностями ума его были: ясность, проницательность и трезвость», - говорил друг поэта Вяземский по поводу работы его над «Историей Петра», поясняя: «Он не писал бы картин по мерке и объему рам, заранее изготовленных, как то часто делают новейшие историки для удобного вложения в них событий и лиц, предстоящих изображению...» (П.А. Вяземский, Полн. собр. соч., т. II, СПб. 1879, стр. 373). Изучение подготовительного текста «Истории Петра» подтверждает этот вывод современника.
Общие контуры задуманной Пушкиным «Истории» были уже достаточно ясны. Он успел собрать, изучить и предварительно обработать поистине огромный исторический материал. В написанном им обширном подготовительном тексте отражена выработанная им общая историческая концепция, ставшая для Пушкина основой оригинальной художественно-исторической концепции, в свете которой различимы пушкинская обрисовка Петровской эпохи и создаваемый им образ Петра. Поэтому, несмотря на черновой характер пушкинского труда, мы вправе рассматривать «Историю Петра» как во многом подготовленное уже, хотя далеко не завершенное, произведение Пушкина.
Созданный подготовительный текст давал Пушкину возможность быстро написать «Историю Петра». Пушкин предполагал перенести в свою «Историю» уже написанные, готовые - или почти готовые - страницы, развернуть вместе с тем свои рабочие программы и наброски, композиционно перегруппировать и восполнить весь подготовленный им обширный материал и таким образом превратить весь свой текст в законченный исторический рассказ.
Сожалея о Пушкине как об историке, не завершившем своих работ, А.И. Тургенев писал: «Он... знал и отыскал в известность многое, чего другие не заметили. Разговор его был полон... любопытных указаний на примечательные пункты и на характеристические черты нашей истории» («Русский архив», 1903, кн. I, стр. 143). «Зная коротко Пушкина (и мое мнение разделено Жуковским, Вяземским, Плетневым), - подчеркивал Н.М. Смирнов, - я уверен, что он вполне удовлетворил бы строгим ожиданиям публики, ибо... он имел высокий проницательный ум, чистый взгляд, необыкновенную сметливость, память, не теряющую из виду малейших обстоятельств в самых дальних предметах, высоко благородную душу, большие познания в истории, - словом, все качества, нужные для историографа, к которым он присоединял еще свой блистательный талант, как писатель» («Русский архив», 1882, кн. 2, стр. 229-230). Таковы были свидетельства и надежды близких поэту современников.
О своей исторической трагедии «Борис Годунов» Пушкин сказал, что он в ней стремился «облечь в драматические формы одну из самых драматических эпох новейшей истории». В «Истории Петра» новая, исполненная глубокого драматизма историческая эпоха должна была быть облечена в формы строго-исторического и вместе художественно строящегося повествования. В работе над ней, так же как и в других сферах пушкинского творчества, сказались реализм исторического мышления Пушкина и глубоко раскрывающее действительность новое реалистическое искусство, создателем которого являлся великий поэт. Смерть оборвала его работу, и последний исторический труд Пушкина остался незавершенным.
1 Произведения, имеющие редакторские заглавия, а также произведения с одинаковыми названиями вынесены в указатель дважды: по заглавию и по начальным словам.
Тексты настоящего тома подготовлены И. Фейнбергом.
Текст «Истории Петра I», опубликованный в Полн. собр. соч. Пушкина в 16 томах, АН СССР, т. 10, 1938, и напечатанный затем с уточнениями в Полн. собр. соч. Пушкина в 10 томах, АН СССР, т. 9, 1949, печатается в настоящем издании с новыми исправлениями. В тех разделах «Истории Петра», которые сохранились в автографе Пушкина, исправления даны по автографу; в разделах, дошедших в цензурной копии 1840 г., устранены отдельные искажения, допущенные переписчиком, на основании источников, используемых Пушкиным (Свод Голикова); запрещенные цензурой места, относящиеся к 1719 и 1721 гг., известные ранее лишь в виде отдельных выписок, сохранившихся в бумагах П. В. Анненкова, печатаются с исправлениями и дополнениями, основанными на цензурном реестре К. С. Сербиновича (хранится в Центральном Государственном историческом архиве).
Пропущенные Пушкиным в рукописи слова и другие конъектуры, вводимые в некоторых необходимых случаях, отмечены в тексте угловыми скобками.