• 1831
  • 380. Полевому Н. А., 1 января 1831 г.
  • 381. Чаадаеву П. Я., 2 января 1831 г.
  • 382. Вяземскому П. А., 2 января 1831 г.
  • 383. Погодину М. П., 3 января 1831 г.
  • 384. Плетневу П. А., 7 января 1831 г.
  • 385. Вяземскому П. А., 10-13 января 1831 г.
  • 386. Плетневу П. А., 13 января 1831 г.
  • 387. Бенкендорфу А. Х., 18 января 1831 г.
  • 388. Вяземскому П. А., 19 января 1831 г.
  • 389. Плетневу П. А., 21 января 1831 г.
  • 390. Хитрово Е. М., 21 января 1831 г.
  • 391. Плетневу П. А., 31 января 1831 г.
  • 392. Хитрово Е. М., не позднее 9 февраля 1831 г.
  • 393. Кривцову Н. И., 10 февраля 1831 г.
  • 394. Плетневу П. А., не позднее 16 февраля 1831 г.
  • 395. Гончарову А. Н., 24 февраля 1831 г.
  • 396. Плетневу П. А., 24 февраля 1831 г.
  • 397. Хмельницкому Н. И., 6 марта 1831 г.
  • 398. Хитрово Е. М., 26 марта 1831 г.
  • 399. Плетневу П. А., 26 марта 1831 г.
  • 400. Киселеву С. Д., около 28 марта 1831 г.
  • 401. Пушкину Л. С., 6 апреля 1831 г.
  • 402. Плетневу П. А., 11 апреля 1831 г.
  • 403. Плетневу П. А., не позднее 14 апреля 1831 г.
  • 404. Гончарову А. Н., 25 апреля 1831 г.
  • 405. Хитрово Е. М., 8 мая 1831 г.
  • 406. Нащокину П. В., около 20 мая 1831 г.
  • 407. Хитрово Е. М., 18-25 мая 1831 г.
  • 408. Хитрово Е. М., 25 мая 1831 г.
  • 409. Нащокину П. В., 1 июня 1831 г.
  • 410. Вяземскому П. А., 1 июня 1831 г.
  • 411. Хитрово Е. М., 9 июня 1831 г.
  • 412. Нащокину П. В., 9 июня 1831 г.
  • 413. Нащокину П. В., 11 июня 1831 г.
  • 414. Вяземскому П. А., 11 июня 1831 г.
  • 415. Хитрово Е. М., середина июня 1831 г.
  • 416. Хитрово Е. М., не позднее 20 июня 1831 г.
  • 417. Нащокину П. В., не позднее 20 июня 1831 г.
  • 418. Нащокину П. В., 26 июня 1831 г.
  • 419. Гончаровой Н. И., 26 июня 1831 г.
  • 420. Осиповой П. А., 29 июня 1831 г.
  • 421. Погодину М. П., 27-30 июня 1831 г.
  • 422. Плетневу П. А., 3 июля 1831 г.
  • 423. Вяземскому П. А., 3 июля 1831 г.
  • 424. Чаадаеву П. Я., 6 июля 1831 г.
  • 425. Плетневу П. А., не позднее 11 июля 1831 г.
  • 426. Плетневу П. А., не позднее 16 июля 1831 г.
  • 427. Яковлеву М. Л., 19 июля 1831 г.
  • 428. Нащокину П. В., 21 июля 1831 г.
  • 429. Плетневу П. А., 22 июля 1831 г.
  • 430. Нащокину П. В., 29 июля 1831 г.
  • 431. Осиповой П. А., 29 июля 1831 г.
  • 432. Коншину Н. М., июнь - июль 1831 («Собака нашлась...») г.
  • 433. Коншину Н. М., конец июня - июль 1831 («Вот все №-а...») г.
  • 434. Погодину М. П., конец июля 1831 г.
  • 435. Нащокину П. В., 3 августа 1831 г.
  • 436. Вяземскому П. А., 3 августа 1831 г.
  • 437. Плетневу П. А., 3 августа 1831 г.
  • 438. Вяземскому П. А., 14 августа 1831 г.
  • 439. Миллеру П. И., первая половина августа 1831 г.
  • 440. Плетневу П. А., не позднее 15 августа 1831 г.
  • 441. Гоголю Н. В., 25 августа 1831 г.
  • 442. Вяземскому П. А., конец августа 1831 г.
  • 443. Нащокину П. В., 3 сентября 1831 г.
  • 444. Вяземскому П. А., 3 сентября 1831 г.
  • 445. Миллеру П. И., не ранее 4 сентября 1831 г.
  • 446. Осиповой П. А., 11 сентября 1831 г.
  • 447. Россет А. О., после 10 сентября 1831 г.
  • 448. Хитрово Е. М., после 10 сентября 1831 г.
  • 449. Миллеру П. И., первая половина сентября 1831 г.
  • 450. Деларю М. Д., 28 сентября 1831 г.
  • 451. Хитрово Е. М., конец сентября - начало октября 1831 г.
  • 452. Нащокину П. В., 7 октября 1831 г.
  • 453. Вяземскому П. А., около 15 октября 1831 г.
  • 454. Бенкендорфу А. Х., середина октября 1831 г.
  • 455. Уварову С. С., 21 октября 1831 г.
  • 456. Нащокину П. В., 22 октября 1831 г.
  • 457. Блудову Д. Н.(?), вторая половина октября 1831 г.
  • 458. Миллеру П. И., после 24 октября 1831 г.
  • 459. Розену Е. Ф., октябрь - первая половина ноября 1831 г.
  • 460. Языкову Н. М., 18 ноября 1831 г.
  • 461. Глинке Ф. Н., 21 ноября 1831 г.
  • 462. Бенкендорфу А. Х., 24 ноября 1831 г.
  • 463. Хитрово Е. М., вторая половина октября - ноябрь 1831 г.
  • 464. Неизвестному, после 5 декабря 1830 г.
  • 465. Пушкиной Н. Н., 6 декабря 1831 г.
  • 466. Пушкиной Н. Н., 8 декабря 1831 г.
  • 467. Пушкиной Н. Н., 10 декабря 1831 г.
  • 468. Бантышу-Каменскому Д. Н., 14 декабря 1831 г.
  • 469. Пушкиной Н. Н., до 16 декабря 1831 г.
  • 470. Пушкиной Н. Н., 16 декабря 1831 г.
• 1832
  • 471. Осиповой П. А., около 8-9 января 1832 г.
  • 472. Орлову А. А., 24 ноября 1831 г.
  • 473. Нащокину П. В., 8 и 10 января 1832 г.
  • 474. Судиенке М. О., 15 января 1832 г.
  • 475. Блудову Д. Н., 20 января 1832 г.
  • 476. Балашову А. Д., 23 января 1832 г.
  • 477. Нащокину П. В., не позднее 29 января 1832 г.
  • 478. Хитрово Е. М., конец января 1832 г.
  • 479. Киреевскому И. В., 4 февраля 1832 г.
  • 480. Бенкендорфу А. Х., 7 февраля 1832 г.
  • 481. Нащокину П. В., не позднее 11-12 февраля 1832 г.
  • 482. Дмитриеву И. И., 14 февраля 1832 г.
  • 483. Бенкендорфу А. Х., 18-24 февраля 1832 г.
  • 484. Бенкендорфу А. Х., 24 февраля 1832 г.
  • 485. Кистеру В. И., после 18 февраля 1832 г.
  • 486. Чернецову Г. Г., апрель 1832 г.
  • 487. Бенкендорфу А. Х., 3 мая 1832 г.
  • 488. Осиповой П. А., 16 мая 1832 г.
  • 489. Бенкендорфу А. Х., 27 мая 1832 г.
  • 490. Вяземской В. Ф., 4 июня 1832 г.
  • 491. Бенкендорфу А. Х., 8 июня 1832 г.
  • 492. Киреевскому И. В., 11 июля 1832 г.
  • 493. Погодину М. П., 11 июля 1832 г.
  • 494. Хвостову Д. И., 2 августа 1832 г.
  • 495. Погодину М. П., первая половина сентября 1832 г.
  • 496. Пушкиной Н. Н., 22 сентября 1832 г.
  • 497. Пушкиной Н. И., 25 сентября 1832 г.
  • 498. Пушкиной Н. Н., 27 сентября 1832 г.
  • 499. Пушкиной Н. Н., не позднее 30 сентября 1832 г.
  • 500. Пушкиной Н. Н., не позднее 3 октября 1832 г.
  • 501. Нащокину П. В., 2 декабря 1832 г.
  • 502. Хитрово Е. М., август - первая половина сентября или конец октября - декабрь 1832 г.
• 1833
  • 503. Санковскому П. С., 3 января 1833 г.
  • 504. Неизвестной, декабрь 1832 г.
  • 505. Чернышеву А. И., 9 февраля 1833 г.
  • 506. Нащокину П. В., не позднее 25 февраля 1833 г.
  • 507. Чернышеву А. И., 27 февраля 1833 г.
  • 508. Погодину М. П., 5 марта 1833 г.
  • 509. Чернышеву А. И., 8 марта 1833 г.
  • 510. Одоевскому В. Ф., 28 марта 1833 г.
  • 511. Ермолову А. П., начало апреля 1833 г.
  • 512. Калашникову И. Т., начало апреля 1833 г.
  • 513. Осиповой П. А., не позднее 15 мая 1833 г.
  • 514. Дмитриеву И. И., конец мая - начало июня 1833 г.
  • 515. Соколову П. И., после 27 мая 1833 г.
  • 516. Ананьину А. А., 26 июня 1833 г.
  • 517. Ананьину А. А., до 12 июля 1833 г.
  • 518. Корфу М. А., 14 июля 1833 г.
  • 519. Спасскому Г. И., между 14 и 23 июля 1833 г.
  • 520. Бенкендорфу А. Х., 22 июля 1833 г.
  • 521. Мордвинову А. Н., 30 июля 1833 г.
  • 522. Нащокину П. В.(?), июль 1833 г.
  • 523. Пушкиной Н. Н., 20 августа 1833 г.
  • 524. Пушкиной Н. Н., 21 августа 1833 г.
  • 525. Пушкиной Н. Н., 26 августа 1833 г.
  • 526. Пушкиной Н. Н., 27 августа 1833 г.
  • 527. Пушкиной Н. Н., 2 сентября 1833 г.
  • 528. Пушкиной Н. Н., 2 сентября 1833 г.
  • 529. Пушкиной Н. Н., 8 сентября 1833 г.
  • 530. Фукс А. А., 8 сентября 1833 г.
  • 531. Пушкиной Н. Н., 12 сентября 1833 г.
  • 532. Пушкиной Н. Н., 14 сентября 1833 г.
  • 533. Пушкиной Н. Н., 19 сентября 1833 г.
  • 534. Пушкиной Н. Н., 2 октября 1833 г.
  • 535. Пушкиной Н. Н., 8 октября 1833 г.
  • 536. Пушкиной Н. Н., 11 октября 1833 г.
  • 537. Пушкиной Н. Н., 21 октября 1833 г.
  • 538. Пушкиной Н. Н., 30 октября 1833 г.
  • 539. Одоевскому В. Ф., 30 октября 1833 г.
  • 540. Пушкиной Н. Н., 6 ноября 1833 г.
  • 541. Норову А. С., 10-15 ноября 1833 («Отсылаю тебе...») г.
  • 542. Норову А. С., 10-15 ноября 1833 («Посылаю тебе...») г.
  • 543. Нащокину П. В., 24 ноября 1833 г.
  • 544. Бенкендорфу А. Х., 6 декабря 1833 г.
  • 545. Нащокину П. В., после 12 декабря 1833 г.
• 1834
  • 546. Нессельроде Д. К., 30 января 1834 г.
  • 547. Бенкендорфу А. Х., 7-10 февраля 1834 г.
  • 548. Нечаеву С. Д., 12 февраля 1834 г.
  • 549. Бенкендорфу А. Х., 26 февраля 1834 г.
  • 550. Бенкендорфу А. Х., 27 февраля 1834 г.
  • 551. Малиновской А. П.(?), не ранее 4 марта 1834 г.
  • 552. Воронцовой Е. К., 5 марта 1834 г.
  • 553. Бенкендорфу А. Х., 5 марта 1834 г.
  • 554. Дубельту Л. В., 5 марта 1834 г.
  • 555. Одоевскому В. Ф., 15-16 марта 1834 г.
  • 556. Одоевскому В. Ф., 16 марта 1834 г.
  • 557. Нащокину П. В., середина марта 1834 г.
  • 558. Княжевичу Д. М., 22 марта 1834 г.
  • 559. Бенкендорфу А. Х., 25 марта 1834 г.
  • 560. Гоголю Н. В., не позднее 7 апреля 1834 г.
  • 561. Погодину М. П., не позднее 7 апреля 1834 г.
  • 562. Никитенке А. В., не позднее 9 апреля 1834 г.
  • 563. Строганову Г. А., не ранее 11 апреля 1834 г.
  • 564. Пеньковскому И. М., 13 апреля 1834 г.
  • 565. Лажечникову И. И., первая половина апреля 1834 г.
  • 566. Пушкиной Н. Н., 17 апреля 1834 г.
  • 567. Пушкиной Н. Н., 19 апреля 1834 г.
  • 568. Пушкиной Н. Н., 20 и 22 апреля 1834 г.
  • 569. Пушкиной Н. Н., 24 апреля 1834 г.
  • 570. Пушкиной Н. Н., 28 апреля 1834 г.
  • 571. Пушкиной Н. Н., 30 апреля 1834 г.
  • 572. Пушкиной Н. Н., 30 апреля 1834 г.
  • 573. Бантышу-Каменскому Д. Н., 1 мая 1834 г.
  • 574. Павлищеву Н. И., 4 мая 1834 г.
  • 575. Пушкиной Н. Н., около 5 мая 1834 г.
  • 576. Пушкиной Н. Н., 12 мая 1834 г.
  • 577. Гоголю Н. В., 13 мая 1834 г.
  • 578. Пушкиной Н. Н., 16 мая 1834 г.
  • 579. Пушкиной Н. Н., 18 мая 1834 г.
  • 580. Мордвинову А. Н., 26 мая 1834 г.
  • 581. Пушкиной Н. Н., не позднее 29 мая 1834 г.
  • 582. Пушкиной Н. Н., 3 июня 1834 г.
  • 583. Бантышу-Каменскому Д. Н., 3 июня 1834 г.
  • 584. Пушкиной Н. Н., 8 июня 1834 г.
  • 585. Пушкиной Н. Н., 11 июня 1834 г.
  • 586. Пушкиной Н. Н., не позднее 19 июня 1834 г.
  • 587. Бенкендорфу А. Х., 25 июня 1834 г.
  • 588. Пушкиной Н. Н., не позднее 27 июня 1834 г.
  • 589. Пушкиной Н. Н., около 28 июня 1834 г.
  • 590. Пушкиной Н. Н., 30 июня 1834 г.
  • 591. Яковлеву М. Л., 3 июля 1834 г.
  • 592. Бенкендорфу А. Х., 3 июля 1834 г.
  • 593. Жуковскому В. А., 4 июля 1834 г.
  • 594. Бенкендорфу А. Х., 4 июля 1834 г.
  • 595. Яковлеву М. Л., 5 июля 1834 г.
  • 596. Жуковскому В. А., 6 июля 1834 г.
  • 597. Бенкендорфу А. Х., 6 июля 1834 г.
  • 598. Загоскину М. Н., 9 июля 1834 г.
  • 599. Пушкиной Н. Н., 11 июля 1834 г.
  • 600. Осиповой П. А., 29 июня и 13 июля 1834 г.
  • 601. Пушкиной Н. Н., не позднее 14 июля 1834 г.
  • 602. Пушкиной Н. Н., 14 июля 1834 г.
  • 603. Яковлеву М. Л., 6-15 июля 1834 г.
  • 604. Яковлеву М. Л., 17 июля 1834 г.
  • 605. Пушкиной Н. Н., не позднее 26 июля 1834 г.
  • 606. Пушкиной Н. Н., не позднее 30 июля 1834 г.
  • 607. Ваттемару А., вторая половина июля 1834 г.
  • 608. Пушкиной Н. Н., 3 августа 1834 г.
  • 609. Яковлеву М. А., не позднее 12 августа 1834 г.
  • 610. Яковлеву М. Л., 10-е числа августа 1834 г.
  • 611. Соболевскому С. А., 23 июля - 13 августа 1833 г.
  • 612. Лажечникову И. И., около 20 августа 1834 г.(?) в Твери г.
  • 613. Гончаровой Н. И., не позднее 25 августа 1834 г.
  • 614. Тургеневу А. И., не позднее 9 сентября 1834 г.
  • 615. Соболевскому С. А., 9 сентября 1834 г.
  • 616. Тургеневу А. И., 9-10 сентября 1834 г.
  • 617. Пушкиной Н. Н., 15 и 17 сентября 1834 г.
  • 618. Пушкиной Н. Н., не позднее 25 сентября 1834 г.
  • 619. Языкову Н. М., 26 сентября 1834 г.
  • 620. Яковлеву М. Л., 19 октября 1834 г. г.
  • 621. Фукс А. А., 19 октября 1834 г.
  • 622. Гоголю Н. В., вторая половина октября 1834 г.
  • 623. Пеньковскому И. М., 10 ноября 1834 г.
  • 624. Бенкендорфу А. Х., 23 ноября 1834 г.
  • 625. Тургеневу А. И., не позднее 11 декабря 1834 г.
  • 626. Бенкендорфу А. Х., 17 декабря 1834 г.
  • 627. Яковлеву М. Л., 1833-1834 г.
• 1835
  • 628. Бобринскому А. А., 6 января 1835 г.
  • 629. Нащокину П. В., не позднее 8 января 1835 г.
  • 630. Нащокину П. В., 20 января 1835 г.
  • 631. Бенкендорфу А. Х., 26 января 1835 г.
  • 632. Бантышу-Каменскому Д. Н., 26 января 1835 г.
  • 633. Неизвестной, январь 1835 г.
  • 634. Дмитриеву И. И., 14 февраля 1835 г.
  • 635. Бантышу-Каменскому Д. Н., 2 апреля 1835 г.
  • 636. Бенкендорфу А. Х., 11 апреля 1835 г.
  • 637. Катенину П. А., 20 апреля 1835 г.
  • 638. Пушкину Л. С., 23-24 апреля 1835 г.
  • 639. Дмитриеву И. И., 26 апреля 1835 г.
  • 640. Перовскому В. А., март - апрель 1835 г.
  • 641. Пеньковскому И. М., 1 мая 1835 г.
  • 642. Пушкину Л. С., 2 мая 1835 г.
  • 643. Павлищеву Н. И., 2 мая 1835 г.
  • 644. Погодину М. П., начало мая 1835 г.
  • 645. Гончаровой Н. И., 16 мая 1835 г.
  • 646. Хлюстину С. С., 25 мая 1835 г.
  • 647. Одоевскому В. Ф., апрель - май 1835 г.
  • 648. Бенкендорфу А. Х., апрель - май 1835 г.
  • 649. Бенкендорфу А. Х., апрель - май 1835 г.
  • 650. Бенкендорфу А. Х., 1 июня 1835 г.
  • 651. Павлищеву Н. И., 3 июня 1835 г.
  • 652. Дурову В. А., 16 июня 1835 г.
  • 653. Краевскому А. А., 18 июня 1835 г.
  • 654. Нордину Г., май - июнь 1835 г.
  • 655. Пушкину С. Л., после 23 мая 1835 г.
  • 656. Бенкендорфу А. Х., 4 июля 1835 г.
  • 657. Гончаровой Н. И., 14 июля 1835 г.
  • 658. Бенкендорфу А. Х., 22 июля 1835 г.
  • 659. Вольховскому В. Д., 22 июля 1835 г.
  • 660. Бенкендорфу А. Х., 26 июля 1835 г.
  • 661. Фукс А. А., 15 августа 1835 г.
  • 662. Люценке Е. П., 19 августа 1835 г.
  • 663. Поленову В. А., 28 августа 1835 г.
  • 664. Канкрину Е. Ф., 6 сентября 1835 г.
  • 665. Пушкиной Н. Н., 14 сентября 1835 г.
  • 666. Плетневу П. А., 1-15 сентября 1835 г.
  • 667. Беклешовой А. И., 11-18 сентября 1835 г.
  • 668. Пушкиной Н. Н., 21 сентября 1835 г.
  • 669. Пушкиной Н. Н., 25 сентября 1835 г.
  • 670. Пушкиной Н. Н., 29 сентября 1835 г.
  • 671. Пушкиной Н. Н., 2 октября 1835 г.
  • 672. Плетневу П. А., не позднее 11 октября 1835 г.
  • 673. Канкрину Е. Ф., 23 октября 1835 г.
  • 674. Бенкендорфу А. Х., не ранее 23 октября 1835 г.
  • 675. Осиповой П. А., не позднее 26 октября 1835 г.
  • 676. Лажечникову И. И., 3 ноября 1835 г.
  • 677. Клейнмихелю П. А., 19 ноября 1835 г.
  • 678. Осиповой П. А., 26 декабря 1835 г.
  • 679. Бенкендорфу А. Х., 31 декабря 1835 г.
• 1836
  • 680. Дуровой Н. А., 19 января 1836 г.
  • 681. Нащокину П. В., 10-е числа января 1836 г.
  • 682. Мордвинову А.Н., вторая половина января - начало февраля 1836 г.
  • 683. Хлюстину С. С., 4 февраля 1836 г.
  • 684. Репнину Н. Г., 5 февраля 1836 г.
  • 685. Соллогубу В. А., первые числа февраля 1836 г.
  • 686. Репнину Н. Г., 11 февраля 1836 г.
  • 687. Фукс А. А., 20 февраля 1836 г.
  • 688. Каверину П. П., февраль 1836 г.
  • 689. Нечаеву С. Д., июнь 1827 г.
  • 690. Одоевскому В. Ф., февраль - начало марта 1836 («Я не здоров...») г.
  • 691. Одоевскому В. Ф., февраль - начало марта 1836 («Объявление готов поместить...») г.
  • 692. Сухорукову В. Д., 14 марта 1836 г.
  • 693. Одоевскому В. Ф., конец февраля - первая половина марта 1836 г.
  • 694. Вяземскому П. А., не ранее 17 марта 1836 г.
  • 695. Дондукову-Корсакову М. А., 18 марта 1836 г.
  • 696. Крылову А. Л., 20-22 марта 1836 г.
  • 697. Жобару А., 24 марта 1836 г.
  • 698. Глинке С. Н., не позднее 26 марта 1836 г.
  • 699. Дурову В. А., 17 и 27 марта 1836 г.
  • 700. Борро Д., конец октября 1835 г.
  • 701. Одоевскому В. Ф., начало апреля 1836 г.
  • 702. Дондукову-Корсакову М. А., 6 апреля 1836 г.
  • 703. Погодину М. П., 14 апреля 1836 г.
  • 704. Языкову Н. М., 14 апреля 1836 г.
  • 705. Краевскому А. А., около 20 апреля 1836 г.
  • 706. Мордвинову А. Н., 28 апреля 1836 г.
  • 707. Дондукову-Корсакову М. А., после 18 апреля 1836 г.
  • 708. Пушкиной Н. Н., 4 мая 1836 г.
  • 709. Пушкиной Н. Н., 6 мая 1836 г.
  • 710. Вяземскому П. А., 7 мая 1836 г.
  • 711. Пушкиной Н. Н., 10 мая 1836 г.
  • 712. Пушкиной Н. Н., 11 мая 1836 г.
  • 713. Полевому К. А., 11 мая 1836 г.
  • 714. Пушкиной Н. Н., 14 и 16 мая 1836 г.
  • 715. Пушкиной Н. Н., 18 мая 1836 г.
  • 716. Нащокину П. В., 27 мая 1836 г.
  • 717. Давыдову Д. В., 20-е числа мая 1836 г.
  • 718. Пушкину Л. С., 3 июня 1836 г.
  • 719. Краевскому А. А., 6 июня 1836 г.
  • 720. Дуровой Н. А., около 10 июня 1836 г.
  • 721. Дмитриеву И. И., 14 июня 1836 г.
  • 722. Пеньковскому И. М., 14 июня 1836 г.
  • 723. Ушакову Н. И., около 14 июня 1836 г.
  • 724. Вяземскому П. А., конец мая - первая половина июня 1836 г.
  • 725. Краевскому А. А., 18 июня 1836 г.
  • 726. Дуровой Н. А., не ранее 25 июня 1836 г.
  • 727. Краевскому А. А., вторая половина июня 1836 г.
  • 728. Яковлеву И. А., 9 июля 1836 г.
  • 729. Павлищеву Н. И., 13 июля 1836 г.
  • 730. Брюллову К. П., июнь - июль 1836 г.
  • 731. Павлищеву Н. И., не позднее 13 августа 1836 г.
  • 732. Крылову А. Л., первая половина августа 1836 г.
  • 733. Жандру А. А., июль - август 1836 г.
  • 734. Краевскому А. А., июль - август 1836 г.
  • 735. Давыдову Д. В., август 1836 г.
  • 736. Корсакову П. А., не позднее 27 сентября 1836 г.
  • 737. Гречу Н. И., 13 октября 1836 г.
  • 738. Корфу М. А., 14 октября 1836 г.
  • 739. Яковлеву М. Л., 9-15 октября 1836 г.
  • 740. Чаадаеву П. Я., 19 октября 1836 г.
  • 741. Пушкину С. Л., 20 октября 1836 г.
  • 742. Корсакову П. А., 25 октября 1836 г.
  • 743. Муравьеву А. Н., октябрь - начало ноября 1836 г.
  • 744. Канкрину Е. Ф., 6 ноября 1836 г.
  • 745. Голицыну Н. Б., 10 ноября 1836 г.
  • 746. Соллогубу В. А., 17 ноября 1836 г.
  • 747. Яковлеву М. Л., 19 ноября 1836 г.
  • 748. Геккерену Л., 17-21 ноября 1836 г.
  • 749. Бенкендорфу А. Х., 21 ноября 1836 г.
  • 750. Канкрину Е. Ф., после 21 ноября 1836 г.
  • 751. Одоевскому В. Ф., 7 декабря 1836 г.
  • 752. Баранту А. Г., 16 декабря 1836 г.
  • 753. Коншину Н. М., 21-22 декабря 1836 г.
  • 754. Одоевскому В. Ф., около 24 декабря 1836 г.
  • 755. Осиповой П. А., 24 декабря 1836 г.
  • 756. Одоевскому В. Ф., не позднее 29 декабря 1836 г.
  • 757. Плюшару А. А., 29 декабря 1836 г.
  • 758. В Книжную лавку А. Ф. Смирдина, 29 декабря 1836 г.
  • 759. Неизвестному, 1827-1836 г.
  • 760. Одоевскому В. Ф., 1835-1836 («Сделайте мне божескую милость...») г.
  • 761. Одоевскому В. Ф., 1835-1836 («Я дома...») г.
  • 762. Керн А. П., 1835-1836 («Ma plume est si mauvaise...») г.
  • 763. Керн А. П., 1835-1836 («Voici la reponse de Cheremeteff...») г.
  • 764. Керн А. П., 1835-1836: Отрывки г.
  • 765. Вяземскому П. А., вторая половина 1835-1836 г.
  • 766. Неизвестному, конец 1835-1836 г.
  • 767. Яковлеву М. Л., 1836 г.
  • 768. Тардифу де Мелло А., 1836 г.
  • 769. Одоевскому В. Ф., конец ноября - декабрь 1836 («Конечно, «Княжна Зизи»...») г.
  • 770. Одоевскому В. Ф., конец ноября - декабрь 1836 («Статья г. Волкова...») г.
  • 771. Вяземскому П. А., декабрь 1836 г.
  • 772. Одоевскому В. Ф., декабрь 1836 г.
  • 773. Пушкину С. Л., конец декабря 1836 г.
• 1837
  • 774. Одоевскому В. Ф., декабрь 1836 - начало января 1837 г.
  • 775. Павлищеву Н. И., 5 января 1837 г.
  • 776. Скобельцыну Ф. А., 8 января 1837 г.
  • 777. Тургеневу А. И., 16 января 1837 г.
  • 778. Ишимовой А. О., 25 января 1837 г.
  • 779. Геккерену Л., 25 января 1837 г.
  • 780. Алымовой Л. М., март 1833 - январь 1837 г.
  • 781. Карадыкину Н. Н., декабрь 1836 - январь 1837 г.
  • 782. Неизвестному, декабрь 1836 г. - январь (до 26) 1837 г.
  • 783. Тургеневу А. И., 26 января 1837 г.
  • 784. Толю К. Ф., 26 января 1837 г.
  • 785. д'Аршиаку О., 27 января 1837 г.
  • 786. Ишимовой А. О., 27 января 1837 г.
• Деловые бумаги
  • 1. В Коллегию иностранных дел, 2 июня 1824 г.
  • 2. Показание по делу об элегии «Андре Шенье», 27 января 1827 г.
  • 3. Показание по делу об элегии «Андре Шенье», 29 июня 1827 г.
  • 4. Показание по делу об элегии «Андре Шенье», 24 ноября 1827 г.
  • 5. Показание по делу о «Гавриилиаде», 3-5 августа 1828 г.
  • 6. Показание по делу о «Гавриилиаде», 19 августа 1828 г.
  • 7. В Министерство иностранных дел, 11 августа 1833 г.
  • 8. Подпись на листе сотрудников Энциклопедического словаря, 16 марта 1834 г.
  • 9. Пеньковскому И. М., 20 ноября 1834 г.
  • 10. В Главное управление цензуры, 28 августа 1835 г.
  • 11. В съезжий дом, 4 апреля 1836 г.
  • 12. В Петербургский цензурный Комитет 5 сентября 1836 г.
• Из ранних редакций
  • 544. Бенкендорфу А. Х., 6 декабря 1833 г.: [Из черновика]
  • 684. Репнину Н. Г., 5 февраля 1836 г.: Первая черновая редакция
  • 740. Чаадаеву П. Я., 19 октября 1836 г.: [Из черновика]
  
  
• Указатель писем по адресатам
• Указатель имен собственных в письмах А.С. Пушкина
• Примечания И. Семенко
• Список иллюстраций

ПИСЬМА 1831-1837

1831

380. H. А. ПОЛЕВОМУ

1 января 1831 г. В Москве

Милостивый государь

Николай Алексеевич,

Искренно благодарю Вас за присылку «Телеграфа», приятное для меня доказательство, что наше литературное разногласие не совсем расстроило наши прежние сношения. Жалею, что еще не могу доставить Вам «Бориса Годунова», который уже вышел, но мною не получен.

С истинным почтением честь имею быть, милостивый государь,

Ваш покорнейший слуга

Александр Пушкин.

1 генв. 1831.

381. П. Я. ЧААДАЕВУ

2 января 1831 г. В Москве

Voici, mon ami, celui de mes ouvrages que j’aime le mieux. Vous le lirez, puisqu’il est de moi - et vous m’en direz votre avis. En attendant, je vous embrasse et vous souhaite une bonne année.

2 Janvier.

{Перевод:

Вот, друг мой, мое любимое сочинение. Вы прочтете его, так, как оно написано мною, - и скажете свое мнение о нем. Покамест обнимаю вас и поздравляю с новым годом.

2 января.}

382. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

2 января 1831 г. Из Москвы в Остафьево

2 янв. 1831

Стихи твои прелесть - не хочется мне отдать их в альманах; лучше отошлем их Дельвигу. Обозы, поросята и бригадир удивительно забавны. Яковлев издает к масленице альманах «Блин». Жаль, если первый блин его будет комом. Не отдашь ли ты ему «Обозы», а «Девичий сон» Максимовичу? Яковлев тем еще хорош, что отменно храбр и готов намазать свой блин жиром Булгарина и икрою Полевого - пошли ему свои сатирические статьи, коли есть. Знаешь ли ты, какие подарки получил я на новый год? Билет на «Телеграф» да билет на «Телескоп» - от издателей в знак искреннего почтения. Каково? И в «Пчеле» предлагают мне мир, упрекая нас (тебя да меня) в неукротимой вражде и службе вечной Немезиде. Все это прекрасно; одного жаль - в «Борисе» моем выпущены народные сцены да матерщина французская и отечественная; а впрочем странно читать многое напечатанное. «Северные цветы» что-то бледны. Каков шут Дельвиг, в круглый год ничего сам не написавший и издавший свой альманах в поте лиц наших? На днях у тебя буду, с удовольствием привезу и шампанское - радуюсь, что бутылка за мною. С Полиньяком я помирился. Его вторичное заточение в Венсене, меридиан, начертанный на полу его темницы, чтение Вальтер Скотта, все это романически трогательно - а все-таки палата права. Речьми адвокатов я недоволен - все они робки. Один Ламене в состоянии был бы aborder bravement la question¹. О Польше нет ни слуху ни духу. Я видел письмо Чичерина к отцу, где сказано il y a lieu d’espérer que tout finira sans guerre². Здесь некто бился об заклад, бутылку V. С. Р.³ противу тысячи руб., что Варшаву возьмут без выстрела. Денис здесь. Он написал красноречивый Eloge⁴ Раевского. Мы советуем написать ему жизнь его. Киреевский наш здесь. Вечор видел его. Лиза голенькая пишет мне отчаянное, политическое письмо. Кажется, последние происшествия произвели на петербургское общество сильное действие. Если б я был холост, то съездил бы туда. Новый год встретил я с цыганами и с Танюшей, настоящей Татьяной-пьяной. Она пела песню, в таборе сложенную, на голос приехали сани:

Давыдов с ноздрями, Д - Митюша.

Вяземский с очками, В - Петруша.

Гагарин с усами, Г - Федюша.

Девок испугали

И всех разогнали и проч.

Знаешь ли ты эту песню? Addio⁵, поклон всем твоим, до свидания.

383. M. П. ПОГОДИНУ

3 января 1831 г. В Москве

Вот Вам «Борис». Доставьте, сделайте милость, один экземпляр Никодиму Надоумке, приславшему мне билет на «Телескоп». Мы живем во дни переворотов - или переоборотов (как лучше?). Мне пишут из Петербурга, что «Годунов» имел успех. Вот еще для меня диковинка. Выдавайте ж «Марфу».

Сейчас отняли у меня экземпляр Надеждина; завтра пришлю другой.

384. П. А. ПЛЕТНЕВУ

7 января 1831 г. Из Москвы в Петербург

Что с тобою, душа моя? как побранил ты меня в сентябре за мою хандру, с тех пор нет мне о тебе ни слуха ни духа. Деньги (2000) я получил. Прелестное издание «Бориса» видел. Послание твое к Гнедко прочел, ответ его не прочел - знаю, что ты жив, а писем от тебя все нет. Уж не запретил ли тебе генерал-губернатор иметь со мною переписку? чего доброго! Уж не сердишься ли? Кажется, не за что. Отвечай же мне, а не то буду беспокоиться.

Теперь поговорим о деле. Видел я, душа моя, «Цветы»: странная вещь, непонятная вещь! Дельвиг ни единой строчки в них не поместил. Он поступил с нами, как помещик со своими крестьянами. Мы трудимся - а он сидит на судне да нас побранивает. Не хорошо и не благоразумно. Он открывает нам глаза и мы видим, что мы в дураках. Странная вещь, непонятная вещь! - Бедный Глинка работает, как батрак, а проку все нет. Кажется мне, он с горя рехнулся. Кого вздумал просить к себе в кумовья! вообрази, в какое положение приведет он и священника и дьячка, и куму и бабку, да и самого кума, которого заставят же отрекаться от дьявола, плевать, дуть, сочетаться и прочие творить проделки. Нащокин уверяет, что всех избаловал покойник царь, который у всех крестил ребят. Я до сих пор от дерзости Глинкиной опомниться не могу. Странная вещь, непонятная вещь!

Пишут мне, что «Борис» мой имеет большой успех: странная вещь, непонятная вещь! по крайней мере я того никак не ожидал. Что тому причиною? Чтение Вальтер Скотта? голос знатоков, коих избранных так мало? крик друзей моих? мнение двора? - Как бы то ни было, я успеха трагедии моей у вас не понимаю. В Москве то ли дело? здесь жалеют о том, что я совсем, совсем упал; что моя трагедия подражание «Кромвелю» Виктора Гюго; что стихи без рифм не стихи; что Самозванец не должен был так неосторожно открыть тайну свою Марине, что это с его стороны очень ветрено и неблагоразумно - и тому подобные глубокие критические замечания. Жду переводов и суда немцев, а о французах не забочусь. Они будут искать в Борисе политических применений к Варшавскому бунту, и скажут мне, как наши: «Помилуйте-с!..» Любопытно будет видеть отзыв наших Шлегелей, из коих один Катенин знает свое дело. Прочие попугаи или сороки Инзовские, которые картавят одну им натверженную {ебену мать}. Прости, мой ангел. Поклон тебе, поклон - и всем вам. Кстати: поэма Баратынского чудо. Addio.

7 янв.

385. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

10-13 января 1831 г. Из Москвы в Остафьево

Постараюсь взять отпуск и приехать на именины к тебе. Но не обещаюсь. Брат, вероятно, будет. Толстой к тебе собирается. Вчера видел я кн. Юсупова и исполнил твое препоручение, допросил его о Фонвизине, и вот чего добился. Он очень знал Фонвизина, который несколько времени жил с ним в одном доме. C’était un autre Beaumarchais pour la conversation...¹ Он знает пропасть его bon mots², да не припомнит. А покамест рассказал мне следующее: Майков, трагик, встретя Фонвизина, спросил у него, заикаясь по своему обыкновению: видел ли ты мою «Агриопу»? - видел - что ж ты скажешь об этой трагедии? - Скажу: Агриопа {засраная жопа}. Остро и неожиданно! Не правда ли? Помести это в биографии, а я скажу тебе спасибо. Что до «Телескопа» (другая Агриопа), то у меня его покамест нету, - да напиши к Салаеву, чтоб он тебе всю эту дрянь послал. Твою статью о Пушкине пошлю к Дельвигу - что ты чужих прикармливаешь? свои голодны. Максимовичу однако ж отдал «Обозы» скрепя сердце. Кланяюсь княгине и благодарю за любезный зов. О Польше не слыхать. В Англии, говорят, бунт. Чернь сожгла дом Веллингтона. В Париже тихо. В Москве также.

386. П. А. ПЛЕТНЕВУ

13 января 1831 г. Из Москвы в Петербург

Пришли мне, мой милый, экземпляров 20 «Бориса», для московских прощалыг, не то разорюсь, покупая его у Ширяева.

Душа моя, вот тебе план жизни моей: я женюсь в сем месяце, полгода проживу в Москве, летом приеду к вам. Я не люблю московской жизни. Здесь живи не как хочешь - как тетки хотят. Теща моя та же тетка. То ли дело в Петербурге! заживу себе мещанином припеваючи, независимо и не думая о том, что скажет Марья Алексевна. Что «Газета» наша? надобно нам об ней подумать. Под конец она была очень вяла; иначе и быть нельзя: в ней отражается русская литература. В ней говорили под конец об одном Булгарине; так и быть должно: в России пишет один Булгарин. Вот текст для славной филиппики. Кабы я не был ленив, да не был жених, да не был очень добр, да умел бы читать и писать, то я бы каждую неделю писал бы обозрение литературное - да лих терпения нет, злости нет, времени нет, охоты нет. Впрочем, посмотрим.

Деньги, деньги: вот главное, пришли мне денег. И я скажу тебе спасибо. Да что же ты не пишешь ко мне, бессовестный?

13 янв.

387. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

18 января 1831 г. Из Москвы в Петербург

Милостивый государь

Александр Христофорович,

С чувством глубочайшей благодарности удостоился я получить благосклонный отзыв государя императора о моей исторической драме. Писанный в минувшее царствование, «Борис Годунов» обязан своим появлением не только частному покровительству, которым удостоил меня государь, но и свободе, смело дарованной монархом писателям русским в такое время и в таких обстоятельствах, когда всякое другое правительство старалось бы стеснить и оковать книгопечатание.

Позвольте мне благодарить усердно и Ваше высокопревосходительство, как голос высочайшего благоволения и как человека, принимавшего всегда во мне столь снисходительное участие.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию есмь, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

18 января 1831.

Москва.

388. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

19 января 1831 г. Из Москвы в Остафьево

Вчера получили мы горестное известие из Петербурга - Дельвиг умер гнилою горячкою. Сегодня еду к Салтыкову, он вероятно уже все знает. Оставь «Адольфа» у меня - на днях перешлю тебе нужные замечания.

389. П. А. ПЛЕТНЕВУ

21 января 1831 г. Из Москвы в Петербург

Что скажу тебе, мой милый! Ужасное известие получил я в воскресение. На другой день оно подтвердилось. Вчера ездил я к Салтыкову объявить ему все - и не имел духу. Вечером получил твое письмо. Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нем как русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оставался на виду - около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели. Считай по пальцам: сколько нас? ты, я, Баратынский, вот и всё.

Вчера провел я день с Нащокиным, который сильно поражен его смертию, - говорили о нем, называя его покойник Дельвиг, и этот эпитет был столь же странен, как и страшен. Нечего делать! согласимся. Покойник Дельвиг. Быть так.

Баратынский болен с огорчения. Меня не так-то легко с ног свалить. Будь здоров - и постараемся быть живы.

21 янв.

390. Е. М. ХИТРОВО

21 января 1831 г. Из Москвы в Петербург

Vous avez bien raison, Madame, de me reprocher le séjour de Moscou. Il est impossible de n’y pas s’abrutir. Vous connaissez l’épigramme contre la société d’un ennuyeux:

On n’est pas seul, on n’est pas deux.

C’est l’épigraphe de mon existence. Vos lettres sont le seul rayon qui me vienne de l’Europe.

Vous souvenez-vous du bon temps où les gazettes étaient ennuyeuses? nous nous en plaignions. Certes, si nous ne sommes pas contents aujourd’hui, c’est que nous sommes difficiles.

La question de la Pologne est facile à décider. Rien ne peut la sauver qu’un miracle et il n’est point de miracle. Son salut est dans le désespoir, una salus nullam sperare salutem, ce qui est un nonsens. Ce n’est qu’une exaltation convulsive et générale qui puisse offrir aux polonais une chance quelconque. Les jeunes gens ont donc raison, mais les modérés l’emporteront et nous aurons le gouvernement de Varsovie, ce qui devait être fait depuis 33 ans. De tous les polonais il n’y a que Mickévicz qui m’intéresse. Il était à Rome au commencement de la révolte, je crains qu’il ne soit venu à Varsovie, assister aux dernières crises de sa patrie.

Je suis mécontent de nos articles officiels. Il y règne un ton d’ironie qui messied à la puissance. Ce qu’il y a de bon, c’est à dire la franchise, vient de l’Empereur; ce qu’il y a de mauvais, c’est à dire la jactance et l’attitude pugilaire, vient de son secrétaire. Il n’est pas besoin d’exalter les Russes contre la Pologne. Notre opinion est toute prononcée depuis 18 ans.

Les Français ont presque fini de m’intéresser. La révolution devrait être finie et chaque jour on en jette de nouvelles semences. Leur roi, avec son parapluie sous le bras, est par trop bourgeois. Ils veulent la république et ils l’auront - mais que dira l’Europe et où trouveront ils Napoléon?

La mort de Delvig me donne le spleen. Indépendamment de son beau talent, c’était une tête fortement organisée et une âme de la trempe non commune. C’était le meilleur d’entre nous. Nos rangs commencent à s’éclaircir.

Je vous salue bien tristement, Madame.

21 Janvier.

{Перевод:

Вы совершенно правы, сударыня, упрекая меня за то, что я задержался в Москве. Не поглупеть в ней невозможно. Вы знаете эпиграмму на общество скучного человека:

Я не один, и нас не двое.

Это эпиграф к моему существованию. Ваши письма - единственный луч, проникающий ко мне из Европы.

Помните ли вы то хорошее время, когда газеты были скучны? Мы жаловались на это. Право же, если мы и теперь недовольны, то на нас трудно угодить.

Вопрос о Польше решается легко. Ее может спасти лишь чудо, а чудес не бывает. Ее спасение в отчаянии, una salus nullam sperare salutem¹, а это бессмыслица. Только судорожный и всеобщий подъем мог бы дать полякам какую-либо надежду. Стало быть, молодежь права, но одержат верх умеренные, и мы получим Варшавскую губернию, что следовало осуществить уже 33 года тому назад. Из всех поляков меня интересует один Мицкевич. В начале восстания он был в Риме, боюсь, не приехал ли он в Варшаву, чтобы присутствовать при последних судорогах своего отечества.

Я недоволен нашими официальными статьями. В них господствует иронический тон, не приличествующий могуществу. Все хорошее в них, то есть чистосердечие, исходит от государя; все плохое, то есть самохвальство и вызывающий тон - от его секретаря. Совершенно излишне возбуждать русских против Польши. Наше мнение вполне определилось 18 лет тому назад.

Французы почти перестали меня интересовать. Революция должна бы уже быть окончена, а ежедневно бросаются новые ее семена. Их король с зонтиком под мышкой чересчур уж мещанин. Они хотят республики и добьются ее - но что скажет Европа и где найдут они Наполеона?

Смерть Дельвига нагоняет на меня тоску. Помимо прекрасного таланта, то была отлично устроенная голова и душа незаурядного закала. Он был лучшим из нас. Наши ряды начинают редеть.

Грустно кланяюсь вам, сударыня.

21 января.}

391. П. А. ПЛЕТНЕВУ

31 января 1831 г. Из Москвы в Петербург

Сейчас получил 2000 р., мой благодетель. Satis est, domine, satis est¹. На сей год денег мне более не нужно. Отдай Софии Михайловне остальные 4000 - и я тебя более беспокоить не буду.

Бедный Дельвиг! помянем его «Северными цветами» - но мне жаль, если это будет ущерб Сомову - он был искренно к нему привязан - и смерть нашего друга едва ли не ему всего тяжеле: чувства души слабеют и меняются, нужды жизненные не дремлют.

Баратынский собирается написать жизнь Дельвига. Мы все поможем ему нашими воспоминаниями. Не правда ли? Я знал его в лицее - был свидетелем первого, незамеченного развития его поэтической души - и таланта, которому еще не отдали мы должной справедливости. С ним читал я Державина и Жуковского - с ним толковал обо всем, что душу волнует, что сердце томит. Я хорошо знаю, одним словом, его первую молодость; но ты и Баратынский знаете лучше его раннюю зрелость. Вы были свидетелями возмужалости его души. Напишем же втроем жизнь нашего друга, жизнь, богатую не романическими приключениями, но прекрасными чувствами, светлым чистым разумом и надеждами. Отвечай мне на это.

Вижу по письму твоему, что Туманский в Петербурге - обними его за меня. Полюби его, если ты еще его не любишь. В нем много прекрасного, несмотря на некоторые мелочи характера малороссийского.

Что за мысль пришла Гнедичу посылать свои стихи в «Северную пчелу»? - Радуюсь, что Греч отказался - как можно чертить анфологическое надгробие в нужнике? И что есть общего между поэтом Дельвигом и {говночистом} полицейским Фаддеем?

Милый мой, еще просьба: съезди к S-t Florent (то есть к его преемнику) и расплатись с ним за меня. Я, помнится, должен ему около 1000 руб. Извини меня перед ним - я было совсем о нем забыл.

Что вдова?

31 янв.

392. Е. М. ХИТРОВО

Около (не позднее) 9 февраля 1831 г. Из Москвы в Петербург

Il est bien heureux pour vous, Madame, d’avoir une âme capable de tout comprendre et de s’intéresser à tout. L’émotion que vous montrez en parlant de la mort d’un poète au milieu des convulsions de l’Europe, est une grande preuve de cette universalité de sentiment. Si la veuve de mon ami était dans un état de détresse, croyez, Madame, que ce n’est qu’à vous que j’aurais eu recours. Mais Delvig laisse deux frères dont il était le seul soutien: ne pourrait-on pas les faire entrer au corps des pages?....

Nous sommes dans l’attente de ce que le sort va décider. La dernière proclamation de l’Empereur est admirable. Il paraît que l’Europe nous regardera faire. Un grand principe vient de surgir du sein des révolutions de 1830: le principe de la Non-intervention qui remplacera celui de la légitimité, violé d’un bout de l’Europe à l’autre. Tel n’était pas le système de Canning.

Voilà donc M-r de Mortemar à Pétersbourg et un homme aimable et historique de plus dans votre société. Qu’il me tarde de m’y retrouver et que je suis soûl de Moscou et de sa nullité tartare!

Vous me parlez du succès de «Борис Годунов»: en vérité je ne puis y croire. Le succès n’entrait en rien dans mes calculs - lorsque je l’écrivis. C’était en 1825 - et il a fallu la mort d’Alexandre, la faveur inespérée de l’Empereur actuel, sa générosité et sa manière de voir si large et si libérale - pour que ma tragédie pût être publiée. D’ailleurs ce qu’il y a de bon est si peu fait pour frapper le respectable public (c’est à dire, la canaille qui nous juge) et il est si facile de me critiquer raisonnablement, que je croyais ne faire plaisir qu’aux sots, qui auraient eu de l’esprit à mes dépens. Mais il n’y a qu’heur et malheur dans ce bas monde et delenda est Varsovia.

{Перевод:

Как вы счастливы, сударыня, что обладаете душой, способной все понять и всем интересоваться. Волнение, проявляемое вами по поводу смерти поэта в то время как вся Европа содрогается, есть лучшее доказательство этой всеобъемлемости чувства. Будь вдова моего друга в бедственном положении, поверьте, сударыня, я обратился бы за помощью только к вам. Но Дельвиг оставил двух братьев, для которых он был единственной опорой: нельзя ли определить их в Пажеский корпус?..

Мы ждем решения судьбы - последний манифест государя превосходен. По-видимому, Европа предоставит нам свободу действий. Из недр революции 1830 г. возник великий принцип - принцип невмешательства, который заменит принцип легитимизма, нарушенный от одного конца Европы до другого. Не такова была система Каннинга.

Итак, г-н Мортемар в Петербурге, и в вашем обществе одним приятным и историческим лицом стало больше. Как мне не терпится очутиться среди вас - я по горло сыт Москвой и ее татарским убожеством!

Вы говорите об успехе «Бориса Годунова»: право, я не могу этому поверить. Когда я писал его, я меньше всего думал об успехе. Это было в 1825 году - и потребовалась смерть Александра, неожиданная милость нынешнего императора, его великодушие, его широкий и свободный взгляд на вещи, чтобы моя трагедия могла увидеть свет. Впрочем, все хорошее в ней до такой степени мало пригодно для того, чтобы поразить почтенную публику (то есть ту чернь, которая нас судит), и так легко осмысленно критиковать меня, что я думал доставить удовольствие лишь дуракам, которые могли бы поострить на мой счет. Но на этом свете все зависит от случая и delenda est Varsovia¹.}

393. Н. И. КРИВЦОВУ

10 февраля 1831 г. Москва

Посылаю тебе, милый друг, любимое мое сочинение. Ты некогда баловал первые мои опыты - будь благосклонен и к произведениям более зрелым. Что ты делаешь в своем уединении? Нынешней осенью был я недалеко от тебя. Мне брюхом хотелось с тобой увидаться и поболтать о старине - карантины мне помешали. Таким образом, бог ведает, когда и где судьба сведет нас опять. Мы не так-то легки на подъем. Ты без ноги, а я женат.

Женат - или почти. Все, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже много передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Il n’est de bonheur que dans les voies communes¹. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся - я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностию.

У меня сегодня spleen² - прерываю письмо мое, чтоб тебе не передать моей тоски; тебе и своей довольно. Пиши мне на Арбат в дом Хитровой. На днях получил я чрез Вяземского твое письмо, писанное в 1824. Благодарю, но не отвечаю.

10 февр.

394. П. А. ПЛЕТНЕВУ

Около (не позднее) 16 февраля 1831 г. Из Москвы в Петербург

Через несколько дней я женюсь: и представляю тебе хозяйственный отчет: заложил я моих 200 душ, взял 38 000 - и вот им распределение: 11 000 теще, которая непременно хотела, чтоб дочь ее была с приданым - пиши пропало. 10 000 Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остается 17 000 на обзаведение и житие годичное. В июне буду у вас и начну жить en bourgeois¹, a здесь с тетками справиться невозможно - требования глупые и смешные - а делать нечего. Теперь понимаешь ли, что значит приданое и отчего я сердился? Взять жену без состояния - я в состоянии, но входить в долги для ее тряпок - я не в состоянии. Но я упрям и должен был настоять по крайней мере на свадьбе. Делать нечего: придется печатать мои повести. Перешлю тебе на второй неделе, а к святой и тиснем.

Что баронесса? я писал Хитровой о братьях Дельвига. Спроси у нее, каковы ее дела, и отец мой заплатил ли долг Дельвигу? Не продаст ли она мне мой портрет? Мне пишут, что ее здоровье плохо, а она пишет Михаилу Александровичу, что она здорова. Кто прав? Что же ты мне не отвечал про «Жизнь Дельвига»? Баратынский не на шутку думает об этом. Твоя статья о нем прекрасна. Чем более читаю ее, тем более она мне нравится. Но надобно подробностей - изложения его мнений - анекдотов, разбора его стихов etc... - -

395. А. Н. ГОНЧАРОВУ

24 февраля 1831 г. Из Москвы в Полотняный завод

Милостивый государь дедушка

Афанасий Николаевич,

Спешу известить Вас о счастии моем и препоручить себя Вашему отеческому благорасположению, как мужа бесценной внуки Вашей, Натальи Николаевны. Долг наш и желание были бы ехать к Вам в деревню, но мы опасаемся Вас обеспокоить и не знаем, в пору ли будет наше посещение. Дмитрий Николаевич сказывал мне, что Вы все еще тревожитесь насчет приданого; моя усильная просьба состоит в том, чтоб Вы не расстроивали для нас уже расстроенного имения; мы же в состоянии ждать. Что касается до памятника, то, будучи в Москве, я никак не могу взяться за продажу оного и предоставляю все это дело на Ваше благорасположение.

С глубочайшим почтением и искренно сыновней преданностию имею счастие быть, милостивый государь дедушка,

Вашим покорнейшим слугой

и внуком

Александр Пушкин.

24 февр. 1831.

Москва.

396. П. А. ПЛЕТНЕВУ

24 февраля 1831 г. Из Москвы в Петербург

Мой милый, я очень беспокоюсь о тебе. Говорят, в Петербурге грипп; боюсь за твою дочку. На всякий случай жду от тебя письма.

Я женат - и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось - лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился. Посылаю вам визитную карточку - жены дома нет, и потому не сама она рекомендуется Степаниде Александровне.

Прости, мой друг. Что баронесса? память Дельвига есть единственная тень моего светлого существования. Обнимаю тебя и Жуковского. Из газет узнал я новое назначение Гнедича. Оно делает честь государю, которого искренно люблю и за которого всегда радуюсь, когда поступает он умно и по-царски. Addio.

24 févr.

Будьте же все здоровы.

397. Н. И. ХМЕЛЬНИЦКОМУ

6 марта 1831 г. Из Москвы в Смоленск

Милостивый государь

Николай Иванович.

Свешу ответствовать на предложение Вашего превосходительства, столь лестное для моего самолюбия: я бы за честь себе поставил препроводить сочинения мои в Смоленскую библиотеку, но вследствие условий, заключенных мною с петербургскими книгопродавцами, у меня не осталось ни единого экземпляра, а дороговизна книг не позволяет мне и думать о покупке.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою

Александр Пушкин.

6 марта 1831.

Москва.

Дав официальный ответ на официальное письмо Ваше, позвольте поблагодарить Вас за ваше воспоминание и попросить у Вас прощения, не за себя, а за моих книгопродавцев, не высылающих Вам, вопреки моему наказу, ежегодной моей дани. Она будет Вам доставлена непременно, Вам, любимому моему поэту; но не ссорьте меня с смоленским губернатором, которого, впрочем, я уважаю столь же, сколько Вас люблю.

Весь Ваш.

398. Е. М. ХИТРОВО

26 марта 1831 г. Москва

Le tumulte et les embarras de ce mois qu’on ne saurait chez nous nommer le mois de miel, m’ont empêché jusqu’à présent de vous écrire. Mes lettres pour vous n’auraient dû être pleines que d’excuses et de remerciements, mais vous êtes trop au dessus des uns et des autres pour que je me les permette. Mon frère va donc vous devoir toute sa carrière à venir; il est parti pénétré de reconnaissance. J’attends à tout moment la décision de Benkendorf pour la lui faire parvenir.

J’espère, Madame, être à vos pieds dans un ou deux mois tout au plus. Je m’en fais une véritable fête. Moscou est la ville du Néant. Il est écrit sur sa barrière: laissez toute intelligence, o vous qui entrez. Les nouvelles politiques nous parviennent tard ou défigurées. Depuis près de 2 semaines nous ne savons bien relativement à la Pologne - et l’angoisse de l’impatience n’est nulle part! Encore si nous étions bien dissipés, bien fous, bien frivoles - mais point du tout. Nous sommes gueux, nous sommes tristes et nous calculons bêtement le décroissement de nos revenus.

Vous me parlez de M-r de la Menais, je sais bien que c’est Bossuet-Journaliste. Mais sa feuille ne parvient pas jusqu’à nous. Il a beau prophétiser; je ne sais si Paris est sa Ninive, mais c’est nous qui sommes les citrouilles.

Скарятин vient de me dire qu’il vous avait vue avant son départ, que vous avez eu la bonté de vous ressouvenir de moi, que vous vouliez même m’envoyer des livres. Il faut donc absolument vous remercier, dussé-je vous impatienter.

Veuillez agréer mes respectueux hommages et les faire parvenir à Mesdames les Comtesses vos filles.

26 mars.

Mon adresse: дом Хитровой на Арбате.

{Перевод:

Суматоха и хлопоты этого месяца, который отнюдь не мог быть назван у нас медовым, до сих пор мешали мне вам написать. Мои письма к вам должны были бы быть полны извинений и выражений благодарности, но вы настолько выше того и другого, что я себе этого не позволю. Итак, брат мой будет обязан вам всей своей будущей карьерой; он уехал, исполненный признательности. Я с минуты на минуту жду решения Бенкендорфа, чтобы сообщить о нем брату.

Надеюсь, сударыня, через месяц, самое большее через два, быть у ваших ног. Я живу этой надеждой. Москва - город ничтожества. На ее заставе написано: оставьте всякое разумение, о вы, входящие сюда. Политические новости доходят до нас с запозданием или в искаженном виде. Вот уже около двух недель, как мы ничего не знаем о Польше, - и никто не проявляет тревоги и нетерпения! Если бы еще мы были очень беспечны, легкомысленны, сумасбродны, - ничуть не бывало. Обнищавшие и унылые, мы тупо подсчитываем сокращение наших доходов.

Вы говорите о г-не де Ламене, я знаю, что это Боссюэт журналистики. Но его газета до нас не доходит. Пусть пророчествует вволю; не знаю, является ли для него Ниневией Париж, но мы-то уж несомненно тыквы.

Скарятин только что сообщил мне, что видел вас перед отъездом, и вы были так добры, что вновь вспомнили обо мне, хотели даже послать мне книги - я вынужден непременно благодарить вас, хотя бы должен был вас этим рассердить.

Благоволите принять уверение в моем почтительном уважении и засвидетельствовать его графиням, вашим дочерям.

26 марта.

Мой адрес: (...).}

399. П. А. ПЛЕТНЕВУ

26 марта 1831 г. Из Москвы в Петербург

Что это значит, душа моя? ты совершенно замолк. Вот уже месяц как от тебя ни строчки не вижу. Уж не воспоследовало ли вновь тебе от генерал-губернатора милостивое запрещение со мною переписываться? чего доброго? не болен ли ты? все ли у тебя благополучно? или просто ленишься да понапрасну друзей своих пугаешь. Покамест вот тебе подробное донесение обо мне, о домашних моих обстоятельствах и о намерениях. В Москве остаться я никак не намерен, причины тому тебе известны - и каждый день новые прибывают. После святой отправляюсь в Петербург. Знаешь ли что? мне мочи нет хотелось бы к вам не доехать, а остановиться в Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень таким образом провел бы я в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний и тому подобных удобностей. А дома, вероятно, ныне там недороги: гусаров нет, двора нет - квартер пустых много. С тобою, душа моя, виделся бы я всякую неделю, с Жуковским также - Петербург под боком, - жизнь дешевая, экипажа не нужно. Чего, кажется, лучше? Подумай об этом на досуге, да и перешли мне свое решение. Книги Белизара я получил и благодарен. Прикажи ему переслать мне еще Crabbe, Wordsworth, Southey и Schakespeare¹ в дом Хитровой на Арбате. (Дом сей нанял я в память моей Элизы; скажи это Южной ласточке, смугло-румяной красоте нашей.) Сомову скажи, чтоб он прислал мне, если может, «Литературную газету» за прошедший год (за нынешний не нужно; сам за ним приеду), да и «Северные цветы», последний памятник нашего Дельвига. Об альманахе переговорим. Я не прочь издать с тобою последние «Северные цветы». Но я затеваю и другое, о котором также переговорим. Мне сказывали, что Жуковский очень доволен «Марфой Посадницей», если так, то пусть же выхлопочет он у Бенкендорфа или у кого ему будет угодно позволение напечатать всю драму, произведение чрезвычайно замечательное, несмотря на неровенство общего достоинства и слабости стихосложения. Погодин очень, очень дельный и честный молодой человек, истинный немец по чистой любви своей к науке, трудолюбию и умеренности. Его надобно поддержать, также и Шевырева, которого куда бы не худо посадить на опустевшую кафедру Мерзлякова, доброго пьяницы, но ужасного невежды. Это было бы победа над университетом, то есть над предрассудками и вандализмом.

О своих меркантильных обстоятельствах скажу тебе, что благодаря отца моего, который дал мне способ получить 38 000 р., я женился и обзавелся кой-как хозяйством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда жены моей надеяться плохо, частию оттого, что их дела расстроены, частию и оттого, что на слова надеяться не должно. По крайней мере, с своей стороны, я поступил честно и более нежели бескорыстно. Не хвалюсь и не жалуюсь - ибо женка моя прелесть не по одной наружности, и не считаю пожертвованием того, что должен был я сделать. Итак, до свидания, мой милый.

26 марта.

400. С. Д. КИСЕЛЕВУ

Конец (около 28) марта 1831 г. В Москве

Отсылаю тебе твои книги с благодарностию. Что? не поздравить ли тебя с наследником или наследницею?

А. П.

401. Л. С. ПУШКИНУ

6 апреля 1831 г. Из Москвы в Чугуев

Все было решено. Ждали только ответа от гр. Паскевича, как Бенкендорф получил о тебе из Москвы un rapport défavorable¹. Нравоучительных примечаний делать я не намерен; но кабы ты не был болтун и не напивался бы с французскими актерами у Яра, вероятно, ты мог бы уж быть на Висле. В Чугуеве тебе мешкать невозможно. Немедленно поезжай в свой полк и жди там решения своей участи. Дай бог, чтоб эта шутка не стоила тебе вечного пребывания в Грузии.

6 апреля.

402. П. А. ПЛЕТНЕВУ

11 апреля 1831 г. Из Москвы в Петербург

Воля твоя, ты несносен: ни строчки от тебя не дождешься. Умер ты, что ли? Если тебя уже нет на свете, то, тень возлюбленная, кланяйся от меня Державину и обними моего Дельвига. Если же ты жив, ради бога, отвечай на мои письма. Приезжать ли мне к вам, остановиться ли в Царском Селе, или мимо скакать в Петербург или Ревель? Москва мне слишком надоела. Ты скажешь, что и Петербург малым чем лучше: но я как Артур Потоцкий, которому предлагали рыбу удить: j’aime mieux m’ennuyer autrement¹. Мне кажется, что если все мы будем в кучке, то литература не может не согреться и чего-нибудь да не произвести: альманаха, журнала, чего доброго? и газеты! Вяземский везет к вам «Жизнь Фонвизина», книгу едва ли не самую замечательную с тех пор как пишут у нас книги (все-таки исключая Карамзина). Петр Иваныч приплыл и в Москву, где, кажется, приняли его довольно сухо. Что за дьявольщина? неужто мы вразумили публику? или сама догадалась, голубушка? А кажется Булгарин так для нее создан, а она для него, что им вместе жить, вместе и умирать. На Выжигина II-го я еще не посягал, а как, сказывают, обо мне в нем нет ни слова, то и не посягну. Разумею, не стану читать, а ругать все-таки буду. Сомов написал мне длинное письмо, на которое еще не отвечал. Скажи ему, что Делорма я сам ему привезу, потому и не посылаю. Что баронесса? - О тебе говорила мне Жихарева; анекдот о билетцах - прелесть!

11 апр.

Христос воскрес!

403. П. А. ПЛЕТНЕВУ

Около (не позднее) 14 апреля 1831 г. Из Москвы в Петербург

Ты прав, любимец муз - должно быть аккуратным, хотя это и немецкая добродетель; нехудо быть и умеренным, хотя Чацкий и смеется над этими двумя талантами. Итак, вот тебе пунктуальные ответы на твои запросы. Деларю слишком гладко, слишком правильно, слишком чопорно пишет для молодого лицеиста. В нем не вижу я ни капли творчества, а много искусства. Это второй том Подолинского. Впрочем, может быть, он и разовьется. О Гоголе не скажу тебе ничего, потому что доселе его не читал за недосугом. Отлагаю чтение до Царского Села, где ради бога найми мне фатерку - нас будет: мы двое, 3 или 4 человека да 3 бабы. Фатерка чем дешевле, тем, разумеется, лучше - но ведь 200 рублей лишних нас не разорят. Садика нам не будет нужно, ибо под боком будет у нас садище. А нужна кухня да сарай, вот и все. Ради бога, скорее же! и тотчас давай нам и знать, что все-де готово и милости просим приезжать. А мы тебе как снег на голову.

Обними Жуковского за участие, в котором я никогда не сомневался. Не пишу ему, потому что не привык с ним переписываться. С нетерпением ожидаю новых его баллад. Итак, былое с ним сбывается опять. Слава богу! Но ты не пишешь, что такое его баллады, переводы или сочинения. Дмитриев, думая критиковать Жуковского, дал ему прездравый совет. Жуковский, говорил он, в своей деревне заставляет старух себе ноги гладить и рассказывать сказки и потом перекладывает их в стихи. Предания русские ничуть не уступают в фантастической поэзии преданиям ирландским и германским. Если все еще его несет вдохновением, то присоветуй ему читать Четь-Минею, особенно легенды о киевских чудотворцах; прелесть простоты и вымысла!

Перечитываю письмо и вижу, что я неаккуратно отвечал тебе на вопросы: 1) где 2) на сколько времени и 3) во сколько комнат нужна мне квартира? Ответы.

1) На какой бы то ни было улице царскосельской.

2) До января, и потому квартера должна быть теплая.

3) Был бы особый кабинет - а прочее мне все равно.

Засим обнимаю тебя, благодаря заранее.

404. А. Н. ГОНЧАРОВУ

25 апреля 1831 г. Из Москвы в Полотняный завод

Милостивый государь дедушка

Афанасий Николаевич,

Приношу Вам искреннюю мою благодарность за прием моего поверенного и за письмо, драгоценный знак Вашего ко мне благорасположения. Будьте уверены в беспрекословном согласии моем на все, что будет удобнее для Вас. Мне нельзя было принять доверенности одной, ибо чрез то долги и недоимки могли увеличиться, и имение могло быть, наконец, совершенно потеряно. Если Вам угодно вместо 300 обещанных душ дать покамест Наталье Николаевне доверенность на получение доходов с оных и заемное письмо, с условием, что при жизни Вашей оставалось оное заемное письмо недействительным - (дай бог, чтоб оно и долее оставалось таковым!). В таком случае вексель должен быть дан от крепостных дел, на столько сот тысяч рублей, сколько вы желаете дать душ крестьянских, для того, чтобы при конкурсе кредиторов действительно достались бы 300 душ, а не вдесятеро менее. Таковые векселя с таковым же условием Вы безо всякого опасения могли бы дать и прочим Вашим внукам, а доверенность на управление в случае только их замужества.

Надеюсь, что Вы не будете гневаться на меня за мою откровенность. Во всяком случае ожидаю разрешения Вашего и имею счастие с чувством глубочайшего почтения и преданности остаться,

милостивый государь дедушка,

Вашим покорнейшим слугою и внуком.

25 апреля.

Александр Пушкин.

405. Е. М. ХИТРОВО

8 мая 1831 г. Из Москвы в Петербург

Voici, Madame, le Странник que vous m’avez demandé. Il y a du vrai talent dans ce bavardage un peu maniéré. Ce qu’il y a de plus singulier, c’est que l’auteur a déjà 35 ans et que s’est son premier ouvrage. Le roman de Zagoskine n’a pas encore paru. Il a été obligé d’en refondre quelques chapitres où il était question des Polonais de 1812. Les Polonais de 1831 sont bien plus embarrassants, et leur roman n’est pas à sa fin. On débite ici la nouvelle d’une bataille qui a dû avoir lieu le 20 avril. Ce doit être faux, du moins quant à la date.

Mon voyage est retardé de quelques jours à cause d’affaires qui ne me regardent pas. J’espère en être quitte vers la fin du mois.

Mon frère est un étourdi et un paresseux. Vous êtes bien bonne, bien aimable de vous intéresser à lui. Je lui ai déjà écrit une lettre d’oncle, où je lui lave la tête sans trop savoir pourquoi. A l’heure qu’il est, il doit être en Géorgie. Je ne sais si je dois lui envoyer votre lettre; j’aimerais mieux la garder.

Sans adieu, Madame, comme sans formule.

8 mai.

{Перевод:

Посылаю вам, сударыня, «Странника», которого вы у меня просили. В этой немного вычурной болтовне чувствуется настоящий талант. Самое замечательное то, что автору уже 35 лет, а это его первое произведение. Роман Загоскина еще не вышел. Он был вынужден переделать несколько глав, где шла речь о поляках 1812 г. С поляками 1831 г. куда больше хлопот, и их роман еще не окончен. Здесь распространяют слухи о сражении, якобы имевшем место 20 апреля. Они должны быть ложны, по крайней мере что касается числа.

Переезд мой задерживается на несколько дней из-за дел, которые меня мало касаются. Надеюсь справиться с ними к концу месяца.

Брат мой ветрогон и лентяй. Вы слишком добры, слишком любезны, принимая в нем участие. Я уже написал ему отеческое письмо, в котором, не знаю, собственно, за что, намылил ему голову. В настоящее время он должен быть в Грузии. Не знаю, следует ли переслать ему ваше письмо; я предпочел бы оставить его у себя.

Не прощаюсь с вами, сударыня, и не приписываю учтивых фраз.

8 мая.}

406. П. В. НАЩОКИНУ

Вторая половина (около 20) мая 1831 г. Из Петербурга в Москву

Приехали мы благополучно, мой милый Павел Воинович, в Демутов трактир и на днях отправляемся в Царское Село, где мой домик еще не меблирован (мой будущий адрес: в дом Китаевой). Поливанов сейчас был у меня; кажется, очень влюблен. Завтра отправляется к вам. Дела мои в лучшем порядке, нежели я думал. На днях отправляю тебе 2000 рублей для Горчакова. Не знаю, получил ли ты тысячу от Вяземского. С ним перепишусь. Что ты делаешь, душка? что твоя хозяйка? что Марья Ивановна? спровадил ли ты ее? и что твои хлопоты касательно моего дома и твоего долга. До сих пор я не получал еще черновой доверенности, а сам сочинять ее не сумею. Перешли поскорее.

Жена тебе очень кланяется.

407. Е. М. ХИТРОВО

Вторая половина (18-25) мая 1831 г. В Петербурге

Voici vos livres, Madame, je vous supplie de m’envoyer le second volume de Rouge et noir. J’en suis enchanté. Plock et Plick est misérable. C’est un tas de contresens, d’absurdités qui n’ont pas même le mérite de l’originalité. Notre Dame est-elle déjà lisible? Au revoir, Madame.

A. Pouchkine.

{Перевод:

Возвращаю вам, сударыня, ваши книги и покорнейше прошу прислать мне второй том «Красного и черного». Я от него в восторге. «Плок и Плик» - дрянь. Это нагромождение нелепостей и чепухи, не имеющее даже достоинства оригинальности. Можно ли уже получить «Собор Богоматери»? До свиданья, сударыня.

А. Пушкин.}

408. E. M. ХИТРОВО

25 (?) мая 1831 г. В Петербурге

Je pars à l’instant pour Sarsko-Sélo avec le regret bien vrai de ne pas passer la soirée chez vous. Quant à l’amour-propre de Sillivan, il deviendra ce qu’il pourra. Vous qui avez tant d’esprit, dites lui quelque chose qui puisse l’apaiser. Bonjour, Madame, et surtout au revoir .

{Перевод:

Я сейчас уезжаю в Царское Село и искренне сожалею, что не могу провести у вас вечер. Будь что будет с самолюбием Сюлливана. Вы так находчивы - придумайте что-нибудь такое, что могло бы его успокоить. Всего лучшего, сударыня, и главное - до свиданья.}

409. П. В. НАЩОКИНУ

1 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Вот уже неделя, как я в Царском Селе, а письмо твое получил только третьего дня. Оно было застраховано, и я возился с полицией и почтой. Доверенность пришлю тебе немедленно. Очень благодарю тебя за дружеские хлопоты с Марьей Ивановной и поздравляю с прекращением домашней войны. День ото дня ожидаю своего обоза и письма твоего. Я бы переслал Горчакову тотчас мой долг с благодарностию, но принужден был в эти две недели истратить 2000 рублей и потому приостановился. Теперь, кажется, все уладил и стану жить потихоньку без тещи, без экипажа, следственно - без больших расходов и без сплетен. Как ты ладишь с влюбленным Поливановым? Едет ли он в Калугу вослед своей возлюбленной? У меня встретился он с теткой жены, К. И. Загряжской, и я рекомендовал его как будущего племянника. Только я боюсь, чтоб дедушка его не надул - смотри за ним. Что твои домашние обстоятельства? не отыскался ли жених на известную особу? Из Царского Села приехал бы я на эту свадьбу, отпраздновать твое освобождение, законный брак Ольги Андреевны, и увез бы тебя в Петербург. То-то бы зажили! Опять бы завелись и арапы, и карлики, и сотерн, и пр. - Прощай, пиши и не слишком скучай по мне. Кто-то говаривал: если я теряю друга, то иду в клуб и беру себе другого. Мы с женой тебя всякий день поминаем. Она тебе кланяется. Мы ни с кем еще покамест не знакомы, и она очень по тебе скучает.

1 июня.

Я сейчас увидел в «Литературной газете» разбор Вельтмана, очень неблагосклонный и несправедливый. Чтоб не подумал он, что я тут как-нибудь вмешался. Дело в том, что и я виноват: поленился исполнить обещанное. Не написал сам разбора; но и некогда было. Обнимаю Горчакова. Что Вяземского тысяча?

410. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

1 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Я живу в Царском Селе в доме Китаевой на большой дороге. Грех тебе будет ко мне не заехать. Все наши петербургские знакомки тебе кланяются и ждут тебя. Здешние залы очень замечательны. Свобода толков меня изумила. Дибича критикуют явно и очень строго. Тому неделю Эриванский был еще в Петергофе. Ты читал известие о последнем сражении 14 мая. Не знаю, почему не упомянуты в нем некоторые подробности, которые знаю из частных писем и, кажется, от верных людей: Кржнецкий находился в этом сражении. Офицеры наши видели, как он прискакал на своей белой лошади, пересел на другую бурую и стал командовать - видели, как он, раненный в плечо, уронил палаш и сам свалился с лошади, как вся его свита кинулась к нему и посадила опять его на лошадь. Тогда он запел «Еще Польска не сгинела», и свита его начала вторить, но в ту самую минуту другая пуля убила в толпе польского майора, и песни прервались. Все это хорошо в поэтическом отношении. Но все-таки их надобно задушить, и ваша медленность мучительна. Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря; мы не можем судить ее по впечатлениям европейским, каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей. Но для Европы нужны общие предметы внимания в пристрастия, нужны и для народов и для правительств. Конечно, выгода почти всех правительств держаться в сем случае правила non-intervention¹, то есть избегать в чужом пиру похмелья; но народы так и рвутся, так и лают. Того и гляди, навяжется на нас Европа. Счастие еще, что мы прошлого году не вмешались в последнюю французскую передрягу! А то был бы долг платежом красен. От политики перехожу к литературе, то есть к Булгарину. Знаешь ли, за что его выслали из Петербурга? говорят, будто бы при появлении эпиграммы «Фиглярин, вот поляк примерный» он так огорчился, что прямо адресовался к государю со слезной жалобою на меня, сделайте-де, ваше величество, такую божескую милость, уймите Пушкина, который все меня обиждает своими стишками. Государю было не до стишков; Булгарин же не в первый раз надоедал ему своими жалобами и доносами. Он и велел его выслать, как человека беспокойного. Но каковы бесстыдство и дерзость Булгарина? Не доволен он тем, что плутовством выманил он высочайший рескрипт Петру Ивановичу Выжигину и что он продает свои сальные пасквили из-под порфиры императорской. Карл Х сидит себе смирно в Эдинбурге, а Фаддей Булгарин требует вспомогательной силы от русского императора! Господи боже мой, до чего мы дожили! Однако ж вот тебе и добрая весть: Жуковский точно написал 12 прелестных баллад и много других прелестей. Прощай, кланяйся княгине.

1 июня.

Сердечно кланяюсь И. И. Дмитриеву. Что его здоровье?

411. Е. М. ХИТРОВО

9 (?) июня 1831 г. В Петербурге

Je suis bien fâché de ne pouvoir passer la soirée chez vous. Une chose bien triste, c’est à dire un devoir m’oblige d’aller bailler je ne sais où. Voici, Madame, les livres que vous avez eu la bonté de me prêter. On conçoit fort bien votre admiration pour la Notre Dame. Il y a bien de la grâce dans toute cette imagination. Mais, mais... je n’ose dire tout ce que j’en pense. En tout cas la chute du prêtre est belle de tout point, c’est à en donner des vertiges. «Rouge et noir» est un bon roman, malgré quelques fausses déclamations et quelques observations de mauvais goût.

Mardi.

{Перевод:

Мне очень досадно, что я не могу провести вечер у вас. Вещь очень скучная, то есть обязанность заставляет меня идти зевать сам не знаю куда. Вот, сударыня, книги, которые вы были так добры одолжить мне. Легко понять ваше восхищение «Собором Богоматери». Во всем этом вымысле очень много изящества. Но, но... я не смею высказать всего, что о ней думаю. Во всяком случае, падение священника со всех точек зрения великолепно, от него дух захватывает. «Красное и черное» - хороший роман, несмотря на фальшивую риторику в некоторых местах и на несколько замечаний дурного вкуса.

Вторник.}

412. П. В. НАЩОКИНУ

9 (?) июня 1831 г. Из Петербурга в Москву

Вот тебе одна тысяча, другая досталась мне золотом. Извини меня перед Горчаковым; он получит все прежде срока или в срок - но не позже. Если увидишь Вяземского, то спроси, как ему переслать его 1000? или нет ли у него здесь долгов, или не хранить ли ее до его приезда. Прости, любезный, будь здоров и не хандри.

413. П. В. НАЩОКИНУ

11 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Послал я к тебе, любезный Павел Воинович, и доверенность, и деньги; получил весь мой московский обоз, а от тебя ни слова не имею; да и никто из Москвы ко мне не пишет, ни ко мне, ни к жене. Уж не теряются ли письма? Пожалуйста, не ленись. С Павловым не играй, с Рахмановым кончи поскорее, Ольгу Андреевну сосватай да приезжай к нам без хлопот. Мы здесь живем тихо и весело, будто в глуши деревенской; насилу до нас и вести доходят, да и те не радостные. О смерти Дибича горевать, кажется, нечего. Он уронил Россию во мнении Европы и медленностию успехов в Турции и неудачами против польских мятежников. Здесь говорят о взятии и сожжении Вильны и о том, что Храповицкого будто бы повесили. Ужасно, но надеюсь - неправда. Холера, говорят, все не унимается. Правда ли, что в Твери карантины? Экой год! Прощай, душа моя. Жена тебя очень любит и очень тебе кланяется.

А. П.

11 июня, Сарско-Село.

414. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

11 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Что за дьявольщина? пишу, пишу - а никто мне не отвечает. Получил ли ты письмо мое? На всякий случай вот тебе другое; тысяча твоя у меня. Переслать ли ее в Москву, или прикажешь ей тебя дождаться? В Твери, сказывают, холера и карантин. Как же ты к нам приедешь? Уж не на пироскафе, как гр. Паскевич поехал в армию. Что там делается, ничего не ведаем. Потеря Дибича должна быть чувствительна для поляков; по расчету Толь будет главнокомандующим в течение 20 дней; авось употребит он это время в пользу себе и нам. Здесь говорят о взятии Вильны и о повешении Храповицкого. Ужасно во всех отношениях! Дай бог, чтоб это было ложное известие.

Видел я Тургенева и нашел в нем мало перемены: кой-где седина, впрочем, та же живость, по крайней мере при первом свидании. Жду его в Сарское Село. Он едет к тебе, если карантин его не удержит. Постарайся порастрепать его porte-feuille, полный европейскими сокровищами. Это нам пригодится. Жуковский все еще пишет. Он перевел несколько баллад Соувея, Шиллера и Гуланда. Между прочим, «Водолаза», «Перчатку», «Поликратово кольцо» etc. Также перевел неконченную балладу Вальтер Скотта «Пильгрим» и приделал свой конец: прелесть. Теперь пишет сказку гекзаметрами, вроде своего «Красного карбункула», и те же лица на сцене. Дедушка, Луиза, трубка и проч. Все это явится в новом издании всех его баллад, которые издает Смирдин в двух томиках. Вот все, чем можно нам утешаться в нынешних горьких обстоятельствах. Здесь я журналов не получаю, и не знаю, что делается в нашем омуте, и кто кого.

Прощай, кланяюсь княгине и Катерине Андреевне, если она уже доехала до Остафьева. Если вы все вместе, то мудрено тебя сюда выманить, однако ж надобно. Что Софья Николаевна? царствует на седле? A horse, a horse! My kingdom for a horse!¹ Прощай же до свидания.

А. П.

11 июня.

415. E. M. ХИТРОВО

Середина июня 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Svistounof m’a dit qu’il vous verrait ce soir, je prends cette occasion, Madame, pour vous demander une grâce: j’ai entrepris une étude de la révolution française; je vous supplie de m’envoyer Thiers et Mignet, s’il est possible. Ces deux ouvrages sont défendus. Je n’ai ici que les Mémoires relatifs à la révolution. Ces jours-ci je compte venir à Pétersbourg pour quelques heures. J’en profiterai pour me présenter à la Черная речка.

{Перевод:

Свистунов сказал мне, что увидит вас сегодня вечером; пользуюсь случаем, сударыня, чтобы просить вас об одном одолжении; я предпринял исследование французской революции; покорнейше прошу вас, если возможно, прислать мне Тьера и Минье. Оба эти сочинения запрещены. У меня здесь есть только «Мемуары, относящиеся к революции». На днях я рассчитываю на несколько часов приехать в Петербург. Я воспользуюсь этим, чтобы явиться на Черную речку.}

416. E. M. ХИТРОВО

Около (не позднее) 20 июня 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Merci, Madame, pour la révolution de Mignet, je l’ai reçue par Novossiltzof. Est-il vrai que Тургенев nous quitte et cela si brusquement?

Vous avez donc le choléra; ne craignez rien au reste. C’est toujours l’histoire de la peste; les gens comme il faut n’en meurent jamais, comme le disait la petite grecque. Il faut espérer que l’épidémie ne sera pas forte, même parmi le peuple. Pétersbourg est bien aéré et puis la mer...

J’ai rempli votre commission - c’est-à-dire que je ne l’ai pas remplie - car quelle idée avez-vous eu de me faire traduire des vers russes en prose française, moi qui ne connaît même pas l’orthographe? D’ailleurs les vers sont médiocres. J’en ai fait sur le même sujet d’autres qui ne valent pas mieux et que je vous enverrai dès que j’en trouverai l’occasion.

Portez-vous bien, Madame, c’est pour le moment ce que j’ai de plus pressé à vous dire.

{Перевод:

Спасибо, сударыня, за «Революцию» Минье, я получил ее через Новосильцева. - Правда ли, что Тургенев покидает нас и притом так внезапно?

Итак, у вас появилась холера; впрочем, не бойтесь. Это та же история, что и с чумой; порядочные люди от нее не умирают, как говорила маленькая гречанка. Надо надеяться, что эпидемия окажется не слишком сильной, даже среди простого народа. В Петербурге много воздуха, да притом и море...

Я исполнил ваше поручение, - вернее, не исполнил его, - ибо что за мысль явилась у вас заставить меня переводить русские стихи французской прозой, меня, не знающего даже орфографии? Кроме того, и стихи посредственные. Я написал на ту же тему другие, не лучше этих, и перешлю их вам, как только представится случай.

Будьте здоровы, сударыня, это сейчас самое неотложное, что я имею сказать вам.}

417. П. В. НАЩОКИНУ

Около (не позднее) 20 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Очень, очень благодарю тебя за письмо от 9 июня. Не знаю, отвечал ли я тебе на оное; на всякий случай перечитав его, пишу ответ. С подрядчиком я расплатился; он сказывал мне, что ты обещал ему от меня прибавку, на сие жду твоего приказания, а сам от себя ни гроша не прибавлю. Я не очень понимаю, какое условие мог ты заключить с Рахмановым; страховать жизнь еще на Руси в обыкновение не введено, но войдет же когда-нибудь; покамест мы не застрахованы, а застращены. Здесь холера, то есть в Петербурге, а Сарское Село оцеплено - так, как при королевских дворах, бывало, за шалости принца секли его пажа. Жду дороговизны, и скупость наследственная и благоприобретенная во мне тревожится. О делах жены моей не имею никаких известий, и дедушка и теща отмалчиваются, и рады, что бог послал их Ташеньке муженька такого смирного. Что-то будет с Александром Юрьевичем? твое известие о нем насмешило нас досыта. Воображаю его в Заводах en tête à tête¹ с глухим стариком, а Наталью Ивановну ходуном ходящую около дочерей, крепко-накрепко заключенных. Что Александр Юрьевич? остыл али нет? Ты-то что сам? и скоро ли деньги будут? как будут, приеду, несмотря ни на какие холеры и тому подобное. А тебя уж я отчаиваюсь видеть. Прости, отвечай.

418. П. В. НАЩОКИНУ

26 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Очень благодарен за твое письмо, мой друг; а что это за болезнь, от которой ты так скоро оправился? Я уже писал тебе, что в Петербурге холера и, как она здесь новая гостья, то гораздо более в чести, нежели у вас, равнодушных москвичей. На днях на Сенной был бунт в пользу ее; собралось православного народу тысяч 6, отперли больницы, кой-кого (сказывают) убили; государь сам явился на месте бунта и усмирил его. Дело обошлось без пушек, дай бог, чтоб и без кнута. Тяжелые времена, Павел Воинович! Тело цесаревича везут; также и Дибичево. Паскевич приехал в армию 13-го. О военных движениях не имеем еще никакого известия. Вот тебе общественные новости; теперь поговорим о своем горе. Напиши ко мне, к какому времени явиться мне в Москву за деньгами, да у вас ли Догановский? если у вас, так постарайся с ним поговорить, то есть поторговаться, да и кончи дело, не дожидаясь меня, - а я, несмотря на холеру, непременно буду в Москве на тебя посмотреть, моя радость. От Вяземского получил я письмо. Свою тысячу оставляет он у меня до предбудущего. Тысячу горчаковскую на днях перешлю тебе. Холера прижала нас, и в Царском Селе оказалась дороговизна. Я здесь без экипажа и без пирожного, а деньги все-таки уходят. Вообрази, что со дня нашего отъезда я выпил одну только бутылку шампанского, и ту не вдруг. Разрешил ли ты с горя? Кланяюсь Ольге Андреевне. Фуляров ей не присылаю, ибо с Петербургом, как уже сказано было, всякое сообщение прервано. По той же причине не получишь ты скоро и моего образа. Брюллов в Петербурге и женат, следственно, в Италию так скоро не подымется. Кланяюсь Шнейдеру; никого здесь не вижу и не у кого осведомиться о его представлении. Кланяюсь и Андрею Петровичу. Пришли мне его романс, исправленный во втором издании. Еще кланяюсь Ольге Андреевне, Татьяне Демьяновне, Матрене Сергеевне и всей компании. Прости, моя прелесть. Жена тебе очень кланяется. Шитье ее для тебя остановилось за неимением черного шелка. Все холера виновата.

26 июня.

419. H. И. ГОНЧАРОВОЙ

26 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Madame

Je vois par la lettre que vous avez écrite à Natalie que Vous êtes très mécontente de moi à cause de ce que j’ai fait part à Афанасий Николаевич des prétentions de M-r Polivanof. Il me semble que je vous en ai parlé d’abord. Ce n’est pas mon affaire de marier les demoiselles, et que M-r Polivanof soit agréé ou non, cela m’est parfaitement égal, mais vous ajoutez que ma démarche me fait peu d’honneur. Cette expression est injurieuse et j’ose dire que je ne l’ai jamais méritée.

J’ai été obligé de quitter Moscou pour éviter des tracasseries qui à la longue pouvaient compromettre plus que mon repos; on me dépeignait à ma femme comme un homme odieux, avide, un vil usurier, on lui disait: vous êtes une sotte de permettre à votre mari etc. Vous m’avouerez que c’était prêcher le divorce. Une femme ne peut décemment se laisser dire que son mari est un infâme, et le devoir de la mienne est de se soumettre à ce que je me permets. Ce n’est pas à une femme de 18 ans de gouverner un homme de 32. J’ai fait preuve de patience et de délicatesse, mais il parait que l’une et l’autre est duperie. J’aime mon repos et je saurai me l’assurer.

A mon départ de Moscou vous n’avez pas jugé à propos de me parler d’affaire; vous avez mieux aimé faire une plaisanterie sur la possibilité d’un divorce, ou de quelque chose comme ça. Il m’est indispensable cependant de savoir définitivement ce que vous avez résolu à mon égard. Je ne parle pas de ce qu’on a été intentionné de faire pour Natalie; cela ne me regarde pas et je n’y ai jamais songé malgré mon avidité. J’entends les 11 000 roubles que j’ai prêtés. Je n’en demande pas le payement, et ne vous presse en aucune manière. Je veux seulement savoir au juste quels sont les arrangements que vous jugerez à propos de prendre, afin que je prenne les miens en conséquence.

Je suis avec le respect le plus profond

Madame

Votre très humble et très obéissant serviteur

26 juin 1831

Sarsko-Sélo

Alexandre Pouchkine.

{Перевод:

Милостивая государыня,

Я вижу из письма, написанного вами Натали, что вы очень недовольны мною вследствие того, что я сообщил Афанасию Николаевичу о намерениях г-на Поливанова. Мне кажется, я сперва говорил об этом с вами. Не мое дело выдавать девиц замуж, и мне совершенно безразлично, будет ли предложение г-на Поливанова принято или нет, но вы добавили, что мое поведение делает мне мало чести. Это выражение оскорбительно, и, осмеливаюсь сказать, я никоим образом его не заслужил.

Я был вынужден уехать из Москвы во избежание неприятностей, которые под конец могли лишить меня не только покоя; меня расписывали моей жене как человека гнусного, алчного, как презренного ростовщика, ей говорили: ты глупа, позволяя мужу, и т. д. Согласитесь, что это значило проповедовать развод. Жена не может, сохраняя приличие, позволить говорить себе, что муж ее бесчестный человек, а обязанность моей жены - подчиняться тому, что я себе позволю. Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года. Я проявил большое терпение и мягкость, но, по-видимому, и то и другое было напрасно. Я ценю свой покой и сумею его себе обеспечить.

Когда я уезжал из Москвы, вы не сочли нужным поговорить со мной о делах; вы предпочли пошутить по поводу возможности развода или что-то в этом роде. Между тем мне необходимо окончательно выяснить ваше решение относительно меня. Я не говорю о том, что предполагалось сделать для Натали; это меня не касается, и я никогда не думал об этом, несмотря на мою алчность. Я имею в виду 11 000 рублей, данные мною взаймы. Я не требую их возврата и никоим образом не тороплю вас. Я хочу только в точности знать, как вы намерены поступить, чтобы я мог сообразно этому действовать.

С глубочайшим уважением остаюсь, милостивая государыня, вашим покорнейшим и послушным слугой.

Александр Пушкин.

26 июня 1831 г. Царское Село.}

420. П. А. ОСИПОВОЙ

29 июня 1831 г. Из Царского Села в Опочку

Je différais de vous écrire, m’attendant à tout moment à vous voir nous arriver; mais les circonstances ne me permettent plus de l’espérer. C’est donc par écrit, Madame, que je vous félicite et que je souhaite à M-elle Euphrosine tout le bonheur dont ici-bas nous sommes capables et dont est si digne un être aussi noble et aussi doux.

Les temps sont bien tristes. L’épidémie fait à Pétersbourg de grands ravages. Le peuple s’est ameuté plusieurs fois. Des bruits absurdes s’étaient répandus. On prétendait que les médecins empoisonnaient les habitants. La populace furieuse en a massacré deux. L’Empereur s’est présenté au milieu des mutins. On m’écrit: «Государь говорил с народом. Чернь слушала на коленах - тишина - один царский голос как звон святой раздавался на площади». - Ce n’est pas le courage ni le talent de la parole qui lui manquent; cette fois-ci l’émeute a été apaisée; mais les désordres se sont renouvelés depuis. Peut-être sera-t-on obligé d’avoir recours à la mitraille. Nous attendons la cour à Sarsko-Sélo, qui jusqu’à présent n’est pas encore attaqué de la contagion; mais je crois que cela ne tardera pas. Que Dieu préserve Trigorskoe des sept plaies de l’Ệgypte; vivez heureuse et tranquille et puisse-je me retrouver un jour dans votre voisinage! et à propos de cela, si je ne craignais d’être indiscret, je vous prierais, comme bonne voisine et bien chère amie, de me faire savoir si je ne pourrais pas faire l’acquisition de Savkino, et quelles en seraient les conditions. J’y bâtirais une chaumière, j’y mettrais mes livres et j’y viendrais passer quelques mois de l’année auprès de mes bons et anciens amis. Que dites-vous, Madame, de mes châteaux en Espagne, ou de ma chaumière à Savkino? pour moi, ce projet-là m’enchante et j’y reviens à tout moment. Recevez, Madame, l’hommage de ma haute considération et de mon entier dévouement. Mes hommages à toute votre famille; agréez aussi ceux de ma femme, en attendant que je n’aie eu l’avantage de vous la présenter.

Sarskoe-Sélo.

29 juin 1830¹

{Перевод:

Я все откладывал письмо к вам, с минуты на минуту ожидая вашего приезда; но обстоятельства не позволяют мне более на это надеяться. Поэтому, сударыня, я поздравляю вас письменно и желаю м-ль Евпраксии всего доступного на земле счастья, которого столь достойно такое благородное и нежное существо.

Времена стоят печальные. В Петербурге свирепствует эпидемия. Народ несколько раз начинал бунтовать. Ходили нелепые слухи. Утверждали, что лекаря отравляют население. Двое из них были убиты рассвирепевшей чернью. Государь явился среди бунтовщиков. Мне пишут: { «Государь говорил с народом. Чернь слушала на коленах - тишина - один царский голос как звон святой раздавался на площади»}. Нельзя отказать ему ни в мужестве, ни в умении говорить; на этот раз возмущение было подавлено; но через некоторое время беспорядки возобновились. Возможно, что будут вынуждены прибегнуть к картечи. Мы ожидаем двор в Царское Село, куда зараза еще не проникла; но думаю, что это не замедлит случиться. Да сохранит бог Тригорское от семи казней египетских; живите счастливо и спокойно, и да настанет день, когда я снова окажусь в вашем соседстве! К слову сказать, если бы я не боялся быть навязчивым, я попросил бы вас, как добрую соседку и дорогого друга, сообщить мне, не могу ли я приобрести Савкино, и на каких условиях. Я бы выстроил себе там хижину, поставил бы свои книги и проводил бы подле добрых старых друзей несколько месяцев в году. Что скажете вы, сударыня, о моих воздушных замках, иначе говоря о моей хижине в Савкине? - меня этот проект приводит в восхищение, и я постоянно к нему возвращаюсь. Примите, милостивая государыня, уверение в моем высоком уважении и совершенной преданности. Кланяюсь всему вашему семейству; примите также поклон от моей жены, в ожидании случая, когда я буду иметь удовольствие представить ее вам.

Царское Село. 29 июня 1831.

421. M. П. ПОГОДИНУ

Конец (27-30) июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

Сердечно благодарю вас и за письмо и за «Старую статистику». Я получил все экземпляры вчера из Петербурга и не знаю, как доставить экземпляры, следующие великим князьям и Жуковскому. Вы знаете, что у нас холера; Царское Село оцеплено, оно будет, вероятно, убежищем царскому семейству. В таком случае Жуковский будет сюда и я дождусь его, чтоб вручить ему вашу посылку. Напрасно сердитесь вы на него за его молчание. Он самый неаккуратный корреспондент, и ни с кем не в переписке. Могу вас уверить, что он искренно вас уважает. Вы удивляете меня тем, что трагедия ваша еще не поступила в продажу. Веневитинов сказывал мне, что она уже вышла, потому-то я и не хлопотал об ней. Непременно надобно ее выдать, и непременно буду писать при первом случае об этом к Бенкендорфу. Холера и смерть цесаревича нас совершенно смутили; дайте образумиться.

Пишите «Петра»; не бойтесь его дубинки. В его время вы были бы один из его помощников; в наше время будьте хоть его живописцем. Жалею, что вы не разделались еще с Московским университетом, который должен рано или поздно извергнуть вас из среды своей, ибо ничего чуждого не может оставаться ни в каком теле. А ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету.

У нас есть счетец. За мною процентов было 225 рублей; из оных отдал я вам, помните, 75 - итого остается 150, кои вы получите, как скоро получу оброк со Смирдина.

Пишите ко мне прямо в Царское, или Сарское Село. От Смирдина отделен я карантином. Ваших препоручений касательно книг покамест не могу выполнить, по многим причинам. Простите, до свидания.

А. П.

422. П. А. ПЛЕТНЕВУ

3 июля 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Скажи мне, сделай одолжение, жив ли ты? что ты намерен делать? что наши? Экие страсти! Господи Сусе Христе!

Ради бога, вели Смирдину прислать мне денег, или я сам явлюсь к нему, несмотря на карантины.

Знаешь ли что? я жив и здоров.

Прощай.

3 июля.

Я переписал мои пять повестей и предисловие, то есть сочинения покойника Белкина, славного малого. Что прикажешь с ними делать? печатать ли нам самим или сторговаться со Смирдиным? R. S. V. Р.¹

Жена моя кланяется твоей и желает вам здравия.

423. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

3 июля 1831 г. Из Царского Села в Москву

Получил я письмо твое (вероятно, от Федосея Сидоровича, по крайней мере на печати вырезан крест и якорь и надпись: бог моя надежда). Ты требуешь назад свою мебель. Эх, милый! Трудно в Царском Селе мне будет найти новую. Нечего делать, возьми себе назад. Только мне жаль будет тебе оставить ее за ту же цену. Ей-богу, Ваше сиятельство, больше стоит. Она мне досталась по оказии и по знакомству; право, не грех прибавить рублей сто. По газетам видел я, что Тургенев к тебе отправился в Москву; не приедешь ли с ним назад? это было бы славно. Мы бы что-нибудь и затеяли вроде альманаха, и Тургенева порастрепали бы. Об «Адольфе» твоем не имею никакого известия; Плетнев отделен от меня холерою, ничего не пишет. Ждал я сюда Жуковского, но двор уже не едет в Царское Село, потому что холера показалась в Пулкове. В Петербурге народ неспокоен; слухи об отраве так распространились, что даже люди порядочные повторяют эти нелепости от чистого сердца. Двух лекарей народ убил. Царь унял возмущение, но не все еще тихо. Из армии известия не имеем. Вот тебе все, что знаю. О литературе не спрашивай: я не получаю ни единого журнала, кроме «С.-Петербургских ведомостей», и тех не читаю. «Рославлева» прочел и очень желаю знать, каким образом ты бранишь его. Разговоров о «Борисе» не слыхал и не видал; я в чужие разговоры не вмешиваюсь. Не пишу покамест ничего, ожидаю осени. Элиза приготовляется к смерти мученической и уже написала мне трогательное прощание. Ты что? Вышел ли «Фонвизин» из цензуры и поступил ли в печать? Кстати о цензуре: Щеглов умер: не нашего полку, чужого. - Отец мой горюет у меня в соседстве, в Павловском; вообще довольно скучно.

3 июля.

Кланяюсь всем твоим, в том числе и Тургеневу, коли он уж у вас.

424. П. Я. ЧААДАЕВУ

6 июля 1831 г. Из Царского Села в Москву

Mon ami, je vous parlerai la langue de l’Europe, elle m’est plus familière que la nôtre, et nous continuerons nos conversations commencées jadis à Sarsko-Sélo et si souvent interrompues.

Vous savez ce qui nous arrive: à Pétersbourg le peuple s’est imaginé qu’on l’empoisonnait. Les gazettes s’épuisent en semonces et en protestations, malheureusement le peuple ne sait pas lire, et les scènes de sang sont prêtes à se renouveler. Nous sommes cernés à Sarsko-Sélo et à Pavlovsky et nous n’avons aucune communication avec Pétersbourg. Voilà pourquoi je n’ai vu ni Bloudof, ni Bellizard. Votre manuscrit est toujours chez moi; voulez vous que je vous le renvoyé? mais qu’en ferez-vous à Necropolis? laissez-le moi encore quelque temps. Je viens de le relire. Il me semble que le commencement est trop lié à des conversations antécédentes, à des idées antérieurement développées, bien claires et bien positives pour vous, mais dont le lecteur n’est pas au fait. Les premières pages sont donc obscures et je crois que vous feriez bien d’y substituer une simple note, ou bien d’en faire un extrait. J’étais prêt à vous faire remarquer aussi le manque d’ordre et de méthode de tout le morceau, mais j’ai fait réflexion que c’est une lettre, et que le genre excuse et autorise cette négligence et ce laisser-aller. Tout ce que vous dites de Moïse, de Rome, d’Aristote, de l’idée du vrai Dieu, de l’Art antique, du protestantisme est admirable de force, de vérité ou d’éloquence. Tout ce qui est portrait et tableau est large, éclatant, grandiose. Votre manière de concevoir l’histoire m’étant tout à fait nouvelle, je ne puis toujours être de votre avis; par exemple je ne conçois pas votre aversion pour Marc-Aurèle, ni votre prédilection pour David (dont j’admire les psaumes, si toutefois ils sont de lui). Je ne vois pas pourquoi la peinture forte et naïve du polythéisme vous indignerait dans Homère. Outre son mérite poétique, c’est encore, d’après votre propre aveu, un grand monument historique. Ce que l’Illiade offre de sanguinaire, ne se retrouve-t-il pas dans la Bible? Vous voyez l’unité chrétienne dans le catholicisme, c’est à dire dans le pape. - N’est-elle pas dans l’idée du Christ, qui se retrouve aussi dans le protestantisme. L’idée première fut monarchique; elle devint républicaine. Je m’exprime mal, mais vous me comprendrez. Ecrivez-moi, mon ami, dussiez-vous me gronder. Il vaut mieux, dit l’Ecclésiaste, entendre la correction de l’homme sage que les chansons de l’insensé.

6 juillet S. S.

{Перевод:

Друг мой, я буду говорить с вами на языке Европы, он мне привычнее нашего, и мы продолжим беседы, начатые в свое время в Царском Селе и так часто с тех пор прерывавшиеся.

Вам известно, что у нас происходит: в Петербурге народ вообразил, что его отравляют. Газеты изощряются в увещаниях и торжественных заверениях, но, к сожалению, народ неграмотен и кровавые сцены готовы возобновиться. Мы оцеплены в Царском Селе и в Павловске и не имеем никакого сообщения с Петербургом. Вот почему я не видел ни Блудова, ни Беллизара. Ваша рукопись все еще у меня; вы хотите, чтобы я вам ее вернул? Но что будете вы с ней делать в Некрополе? Оставьте ее мне еще на некоторое время. Я только что перечел ее. Мне кажется, что начало слишком связано с предшествовавшими беседами, с мыслями, ранее развитыми, очень ясными и несомненными для вас, но о которых читатель не осведомлен. Вследствие этого мало понятны первые страницы, и я думаю, что вы бы хорошо сделали, заменив их простым вступлением или же сделав из них извлечение. Я хотел было также обратить ваше внимание на отсутствие плана и системы во всем сочинении, однако рассудил, что это - письмо и что форма эта дает право на такую небрежность и непринужденность. Все, что вы говорите о Моисее, Риме, Аристотеле, об идее истинного бога, о древнем искусстве, о протестантизме, изумительно по силе, истинности или красноречию. Все, что является портретом или картиной, сделано широко, блестяще, величественно. Ваше понимание истории для меня совершенно ново, и я не всегда могу согласиться с вами: например, для меня непостижимы ваша неприязнь к Марку Аврелию и пристрастие к Давиду (псалмами которого, если они только действительно принадлежат ему, я восхищаюсь). Не понимаю, почему яркое и наивное изображение политеизма возмущает вас в Гомере. Помимо его поэтических достоинств, это, по вашему собственному признанию, великий исторический памятник. Разве то, что есть кровавого в Илиаде, но встречается также и в библии? Вы видите единство христианства в католицизме, то есть в папе. Не заключается ли оно в идее Христа, которую мы находим также и в протестантизме? Первоначально эта идея была монархической, потом она стала республиканской. Я плохо излагаю свои мысли, но вы поймете меня. Пишите мне, друг мой, даже если бы вам пришлось бранить меня. Лучше, говорит Экклезиаст, внимать наставлениям мудрого, чем песням безумца.

6 июля. Царское Село.}

425. П. А. ПЛЕТНЕВУ

Около (не позднее) 11 июля 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Двор приехал, и Царское-село закипело и превратилось в столицу. Грустно мне было услышать от Жуковского, что тебя сюда не будет. Но так и быть: сиди себе на даче и будь здоров. Россети черноокая хотела тебе писать, беспокоясь о тебе, но Жуковский отсоветовал, говоря: он жив, чего же вам больше? Однако она поручила было мне переслать к тебе 500 р. какой-то запоздалой пенсии. Если у тебя есть мои деньги, то заплати из них - и дай мне знать сюда, а эти 500 р. я возьму с нее.

На днях отправил я тебе через Эслинга повести покойного Белкина, моего приятеля. Получил ли ты их? Предисловие доставлю после. Отдай их в цензуру земскую, не удельную, - да и снюхаемся с Смирдиным; я такого мнения, что эти повести могут доставить нам 10 000 - и вот каким образом:

2 000 экземпляров по 6 р. = 12 000.

1 000 за печать

1 000 процентов

итого 10 000.

Что же твой план «Северных цветов» в пользу братьев Дельвига? Я даю в них «Моцарта» и несколько мелочей. Жуковский дает свою гекзаметрическую сказку. Пиши Баратынскому; он пришлет нам сокровища; он в своей деревне. - От тебя стихов не дождешься; если б ты собрался да написал что-нибудь об Дельвиге! то-то было б хорошо! Во всяком случае проза нужна; коли ты ничего не дашь, так она сядет на мель. Обозрения словесности не надобно; черт ли в нашей словесности? придется бранить Полевого да Булгарина. Кстати ли такое аллилуия на могиле Дельвига? - Подумай обо всем этом хорошенько, да и распорядись - а издавать уже пора: то есть приготовляться к изданию. Будьте здоровы все, Христос с вами.

426. П. А. ПЛЕТНЕВУ

Около (не позднее) 16 июля 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Я надоедал тебе письмами и не знал о твоем огорчении. Вчера только сказали мне о смерти нашего доброго и умного слепца. Зная твою привязанность к покойному Молчанову, живо воображаю твои чувства. Час от часу пустее свет, пустей дорога перед нами. Тяжелое время, тяжелый год. По крайней мере утешаюсь, зная, что ты в своем Патмосе безвреден и недостижим. Но, кажется, зараза теряет свою силу и в Петербурге. Мы, уже обстрелянные в Москве и Нижнем, равнодушно слышали приближающуюся перестрелку; но сколько знакомых жертв! однако ж, кроме Молчанова, никого близкого к сердцу, кажется, не потеряли. У нас в Царском Селе все суетится, ликует, ждут разрешения царицы; ждут добрых вестей от Паскевича; ждут прекращения холеры. С моей стороны, жду твоего письма; уверен, что ты и все твои здоровы, так как я всегда был уверен в жизни и здоровье своем и своих.

427. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

19 июля 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Деньги мои, любезный Михайло Лукьянович, у Плетнева. Потрудись, сделай одолжение, съездить к нему, но как он человек аккуратный, то возьми с собою вексель мой и надпиши, что проценты получены. Попроси его от меня написать мне три строчки и переслать деньги, в коих я нуждаюсь. Если он сидит на даче, опасаясь холеры, и ни с кем сношений не имеет, то напиши мне об нем, здоров ли он и все ли у него здоровы.

Кланяюсь сердечно Софье Михайловне и очень, очень жалею, что с нею не прощусь. Дай бог ей здоровья и силы души. Если надобны будут ей деньги, попроси ее со мною не церемониться, не только насчет моего долга, но и во всяком случае. Что «Северные цветы»? с моей стороны я готов. На днях пересмотрел я у себя письма Дельвига; может быть, со временем это напечатаем. Нет ли у ней моих к нему писем? мы бы их соединили. Еще просьба: у Дельвига находились готовые к печати две трагедии нашего Кюхли и его же «Ижорский», также и моя баллада о Рыцаре, влюбленном в Деву. Не может ли это все Софья Михайловна оставить у тебя? Плетнев и я, мы бы постарались что-нибудь из этого сделать.

Что вы делаете, друзья, и кто из наших приятелей отправился туда, отколь никто не воротится? Прости, до свидания.

А. П.

19 июля, Сарское Село.

428. П. В. НАЩОКИНУ

21 июля 1831 г. Из Царского Села в Москву

Бедная моя крестница! вперед не буду крестить у тебя, любезный Павел Воинович; у меня не легка рука. Воля твоя будет выполнена в точности, если вздумаешь ты отправиться вслед за Юсуповым; но это дело несбыточное; по крайней мере я никак не могу вообразить тебя покойником. Я все к тебе сбираюсь, да боюсь карантинов. Ныне никак нельзя, пускаясь в дорогу, быть уверенным во времени проезда. Вместо трехдневной езды, того и гляди, что высидишь три недели в карантине; шутка! - Посылаю тебе посылку на имя Чаадаева; он живет на Дмитровке против церкви. Сделай одолжение, доставь ему. У вас, кажется, все тихо, о холере не слыхать, бунтов нет, лекарей и полковников не убивают. Недаром царь ставил Москву в пример Петербургу! В Царском Селе также все тихо; но около такая каша, что боже упаси. Ты пишешь мне о каком-то критическом разговоре, которого я еще не читал. Если бы ты читал наши журналы, то увидел бы, что все, что называют у нас критикой, одинаково глупо и смешно. С моей стороны, я отступился; возражать серьезно - невозможно; а паясить перед публикою не намерен. Да к тому же ни критики, ни публика не достойны дельных возражений. Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход дозволен мне царем. Царь со мною очень милостив и любезен. Того и гляди попаду во временщики, и Зубков с Павловым явятся ко мне с распростертыми объятиями. Брат мой переведен в Польскую армию. Им были недовольны за его пиянство и буянство; но это не будет иметь следствия никакого. Ты знаешь, что Вислу мы перешли, не видя неприятеля. С часу на час ожидаем важных известий и из Польши и из Парижа; дело, кажется, обойдется без европейской войны. Дай-то бог. Прощай, душа: не ленись и будь здоров.

21 июля.

Р. S. Я с тобою болтаю, а о деле и забыл. Вот в чем дело: деньги мои в Петербурге у Плетнева или у Смирдина, оба со мною прекратили свои сношения по причине холеры. Не знаю, получу ли что мне следует к 1 августу, в таком случае перешлю тебе горчаковскую тысячу; не то, ради господа бога, займи хоть на мое имя и заплати в срок. Не я виноват, виновата холера, отрезавшая меня от Петербурга, который под боком, да куда не пускают; с Догановским не худо, брат, нам пуститься в разговоры или переговоры - ибо срок моему первому векселю приближается.

429. П. А. ПЛЕТНЕВУ

22 июля 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Письмо твое от 19-го крепко меня опечалило. Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер; погоди, умрет и Жуковский, умрем и мы. Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши - старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо. Вздор, душа моя; не хандри - холера на днях пройдет, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы.

Жаль мне, что ты моих писем не получал. Между ими были дельные; но не беда. Эслинг сей, которого ты не знаешь, - мой внук по лицею и, кажется, добрый малый - я поручил ему доставить тебе мои сказки; прочитай их ради скуки холерной, а печатать их не к спеху. Кроме 2000 за «Бориса», я еще ничего не получил от Смирдина; думаю, накопилось около двух же тысяч моего жалованья; напишу ему, чтоб он их переслал ко мне по почте, доставив тебе 500, россетинских. Кстати скажу тебе новость (но да останется это, по многим причинам, между нами): царь взял меня в службу - но не в канцелярскую, или придворную, или военную - нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем, чтоб я рылся там и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли? Он сказал: Puisqu’il est marié et qu’il n’est pas riche, il faut faire aller sa marmite¹. Ей-богу, он очень со мною мил. Когда же мы, брат, увидимся? Ох уж эта холера! Мой Юсупов умер, наш Хвостов умер. Авось смерть удовольствуется сими двумя жертвами. Прощай. Кланяюсь всем твоим. Будьте здоровы. Христос с вами.

22 июля.

430. П. В. НАЩОКИНУ

29 июля 1831 г. Из Царского Села в Москву

Я просил тебя в последнем письме доставить посылку Чаадаеву: посылку не приняли на почте. Я просил заплатить Горчакову остальную его тысячу. Вот сия тысяча; доставь ее с моей сердечной благодарностию моему любезному заимодавцу.

Что ты делаешь? ожидаешь ли ты своих денег и выручишь ли ты меня из сетей Догановского? Нужно ли мне будет приехать, как, признаюсь, мне хочется, или оставаться мне в Царском Селе, что и дешевле и спокойнее?

У нас все, слава богу, тихо; бунты петербургские прекратились; холера также. Государь ездил в Новгород, где взбунтовались было колонии и где произошли ужасы. Его присутствие усмирило все. Государыня третьего дня родила великого князя Николая Николаевича. О Польше ничего не слышно.

Прощай, до свидания.

431. П. А. ОСИПОВОЙ

29 июля 1831 г. Из Царского Села в Тригорское

Votre silence commençait à m’inquiéter, chère et bonne Прасковья Александровна; Votre lettre est venue me rassurer fort à propos. Je vous félicite encore une fois, et vous souhaite, à tous et du fond de mon cœur, prospérité, repos et santé. J’ai porté moi-même vos lettres à Pavlovsk, en mourant d’envie d’en savoir le contenu; mais ma mère était sortie. Vous savez l’aventure qui leur était arrivée, l’escapade d’Olga, la quarantaine etc. Dieu merci, tout est maintenant fini. Mes parents ne sont plus aux arrêts - le choléra n’est guère à craindre. Il va finir à Pétersbourg. Savez-vous qu’il y a eu des troubles à Новгород dans les colonies militaires? les soldats se sont ameutés toujours sous l’absurde prétexte de l’empoisonnement. Les généraux, les officiers et les médecins ont été tous massacrés, avec un raffinement d’atrocité. L’Empereur y est allé, et a apaisé l’émeute avec un courage et un sang froid admirable. Mais il ne faut pas que le peuple s’accoutume aux émeutes, et les émeutes à sa présence. Il paraît que tout est fini. Vous jugez de la maladie beaucoup mieux que ne l’ont fait les docteurs et le gouvernement. Болезнь повальная, а не зараза, следственно карантины лишнее; нужны одни предосторожности в пище и в одежде. Si cette vérité était connue avant, nous eussinos évité bien des maux. Maintenant on traite le choléra comme tout empoisonnement - avec l’huile et du lait chaud, sans oublier les bains de vapeur. Dieu donne que vous n’ayez pas besoin d’employer cette recette à Тригорское.

Je remets en vos mains mes intérêts et mes projets. Je ne tiens ni à Savkino, ni à tout autre lieu; je tiens à être votre voisin, et propriétaire d’un joli site. Veuillez me faire savoir le prix de telle propriété ou de telle autre. Les circonstances à ce qui paraît vont me retenir à Pétersbourg plus longtemps que je n’eus voulu, mais cela ne change rien à mon projet et mes espérances.

Agréez l’hommage de mon dévouement et de ma parfaite considération. Je salue toute la famille.

29 juillet.

Sarsko-Sélo.

{Перевод:

Ваше молчание начало уже меня тревожить, дорогая и добрая Прасковья Александровна; письмо ваше, пришедшее очень кстати, меня успокоило. Еще раз поздравляю вас и от глубины души желаю всем благополучия, спокойствия и здоровья. Я сам доставил ваши письма в Павловск, умирая от желания знать их содержание; но матери моей не оказалось дома. Вы знаете о том, что у них произошло, о выходке Ольги, о карантине и т. д. Теперь, слава богу, все кончено. Родители мои уже не под арестом. Холеры больше бояться нечего - она кончится в Петербурге. Знаете ли вы, что в Новгороде, в военных поселениях, произошли волнения? Солдаты взбунтовались все под тем же бессмысленным предлогом, что их отравляют. Генералы, офицеры и лекаря были все перебиты с утонченной жестокостью. Император отправился туда и усмирил бунт с поразительным мужеством и хладнокровием. Но нельзя допускать, чтобы народ привыкал к бунтам, а бунтовщики - к появлению государя. Кажется, теперь все кончено. Вы судите о болезни гораздо вернее, чем врачи и правительство {Болезнь повальная, а не зараза, следственно карантины лишнее; нужны одни предосторожности в пище и в одежде.}. Если бы эту истину знали раньше, мы избежали бы множества бед. Теперь лечат холеру как всякое отравление - постным маслом и горячим молоком, не пренебрегая и паровыми банями. Дай бог, чтобы вам не пришлось воспользоваться этим рецептом в Тригорском.

Отдаю в ваши руки свои интересы и планы. Не важно, будет ли это Савкино или какое-нибудь другое место; я только хочу быть вашим соседом и владельцем красивого уголка. Благоволите сообщить мне стоимость такого или иного имения. Обстоятельства, по-видимому, задержат меня в Петербурге дольше, чем я того желал бы, но это нисколько не меняет моих намерений и надежд.

Примите уверение в моей преданности и совершенном уважении. Кланяюсь всему вашему семейству.

29 июля. Царское Село.}

432. H. M. КОНШИНУ

Июнь - июль 1831 г. В Царском Селе

Собака нашлась благодаря вашим приказаниям. Жена сердечно вас благодарит, но собачник поставил меня в затруднительное положение. Я давал ему за труды 10 рублей, он не взял, говоря: мало, по мне и он и собака того не стоят, но жена моя другого мнения. Здоровы ли и скоро ль увидимся?

А. П.

433. H. M. КОНШИНУ

Конец июня - июль 1831 г. В Царском Селе

Вот все №№, находящиеся еще у меня. Сердечно благодарю за доставление известий, хотя и нерадостных. Нет ли у вас «Литературной газеты»? Здоровы ли вы и Авдотья Яковлевна? До свидания.

А. П.

434. M. П. ПОГОДИНУ

Конец июля 1831 г. Из Царского Села в Москву

Любезный и почтенный, не имею времени отвечать Вам на Ваше письмо. Уведомляю Вас только, что поручение Ваше, касательно «Статистики Петра I», исполнено; Жуковский получил экземпляры для великого князя и для себя; экземпляром, следующим великому князю Константину, расположил он иначе. Жуковский представит его императрице. Напишите, сделайте милость, официальную записку его превосходительству Ивану Павловичу Шамбо (секретарю ее величества): «Осмеливаюсь повергнуть к ногам ее величества такую-то замечательную книгу и проч.»¹. У генерала Бенкендорфа был я для Вас же, но не застал его дома; он в Царском Селе остается, следственно на днях буду с ним толковать. Покамест обнимаю Вас.

А. П.

435. П. В. НАЩОКИНУ

3 августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

Отец и благодетель! На днях послал я к тебе горчаковскую 1000; отпиши, батюшка Павел Воинович, получил ли всё исправно, да еще покорнейшая просьба: узнай от Короткого, сколько должен я в ломбард процентов за 40 000 займа? и когда срок к уплате? Пошел ли в дело дороховский вексель и здоров ли Корнилион-Пинский? Здоров ли ты, душа моя, каково поживаешь, и что твои? Что ж не присылаешь ты есауловского романса, исправленного во втором издании? Мы бы его в моду пустили между фрейлинами. Все здесь обстоит благополучно. Жена тебе кланяется¹. Портрета не присылает, за неимением живописца. Засим прощения просим.

3 августа.

Р. S. Да растолкуй мне, сделай милость, каким образом платят в ломбард. Самому ли мне приехать? Доверенность ли кому прислать? или по почте отослать деньги? -

436. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

3 августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

3 августа.

«Литературная газета» что-то замолкла; конечно, Сомов болен, или подпиской недоволен. Твое замечание о мизинце Булгарина не пропадет; обещаюсь тебя насмешить; но нам покамест не до смеха: ты, верно, слышал о возмущениях новогородских и Старой Руси. Ужасы. Более ста человек генералов, полковников и офицеров перерезаны в новгородских поселениях со всеми утончениями злобы. Бунтовщики их секли, били по щекам, издевались над ними, разграбили дома, изнасильничали жен; 15 лекарей убито; спасся один при помощи больных, лежащих в лазарете; убив всех своих начальников, бунтовщики выбрали себе других - из инженеров и коммуникационных. Государь приехал к ним вслед за Орловым. Он действовал смело, даже дерзко; разругав убийц, он объявил прямо, что не может их простить, и требовал выдачи зачинщиков. Они обещались и смирились. Но бунт Старо-Русский еще не прекращен. Военные чиновники не смеют еще показаться на улице. Там четверили одного генерала, зарывали живых и проч. Действовали мужики, которым полки выдали своих начальников. - Плохо, ваше сиятельство. Когда в глазах такие трагедии, некогда думать о собачьей комедии нашей литературы. Кажется, дело польское кончается; я все еще боюсь: генеральная баталия, как говорил Петр I, дело зело опасное. А если мы и осадим Варшаву (что требует большого числа войск), то Европа будет иметь время вмешаться не в ее дело. Впрочем, Франция одна не сунется; Англии не для чего с нами ссориться, так авось ли выкарабкаемся.

В Сарском Селе покамест нет ни бунтов, ни холеры; русские журналы до нас не доходят, иностранные получаем, и жизнь у нас очень сносная. У Жуковского зубы болят, он бранится с Россети; она выгоняет его из своей комнаты, а он пишет ей арзамасские извинения гекзаметрами.

- - - чем умоляю вас, о царь мой небесный -
- - - - - - прикажете ль? кожу
Дам содрать с моего благородного тела вам на калоши,
- - - прикажете ль? уши
Дам обрезать себе для хлопошек и проч.

Перешлю тебе это чисто арзамасское произведение.

Благодарю Александра Ивановича за его религиозно-философическую приписку. Не понимаю, за что Чаадаев с братией нападает на реформацию, c’est à dire un fait de l’esprit chrétien. Ce que le christianisme y perdit en unité, il le regagna en popularité¹. Греческая церковь - дело другое: она остановилась и отделилась от общего стремления христианского духа. Радуюсь, что Чаадаев опять явился в обществе. Скажи ему, что его рукопись я пытался было переслать к нему, но на почте посылок еще не принимают, извини меня перед ним. Кланяюсь всем вашим и желаю вам здравия и спокойствия.

Сарское Село.

437. П. А. ПЛЕТНЕВУ

3 августа 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Получил я, любезный Плетнев, и письмо и 1500. Ты умно делаешь, что сидишь смирно в своей норе и носу не показываешь в про́клятом некогда мною Петербурге. Не холера опасна, опасно опасение, моральное состояние, уныние, долженствующее овладеть всяким мыслящим существом в нынешних страшных обстоятельствах. Холера через неделю, вероятно, прекратится; но Сарское Село будет еще долго окружено карантинами; итак, свидание наше еще далеко. Что же «Цветы»? ей-богу не знаю, что мне делать. Яковлев пишет, что покамест нельзя за них приняться. Почему же? разве типографии остановились? разве нет бумаги? Разве Сомов болен или отказывается от издания? Кстати: что сделалось с «Литературною газетою»? Она неисправнее «Меркурия». Кстати: не умер ли Бестужев-Рюмин? говорят, холера уносит пьяниц. С душевным прискорбием узнал я, что Хвостов жив. Посреди стольких гробов, стольких ранних или бесценных жертв, Хвостов торчит каким-то кукишем похабным. Перечитывал я на днях письма Дельвига; в одном из них пишет он мне о смерти Д. Веневитинова. «Я в тот же день встретил Хвостова, говорит он, и чуть не разругал его: зачем он жив?» - Бедный наш Дельвиг! Хвостов и его пережил. Вспомни мое пророческое слово: Хвостов и меня переживет. Но в таком случае, именем нашей дружбы, заклинаю тебя его зарезать - хоть эпиграммой. Прощай, будьте здоровы. Сказки мои возвратились ко мне, не достигнув до тебя.

3 авг.

Россети вижу часто; она очень тебя любит, и часто мы говорим о тебе. Она гласно сговорена. Государь уж ее поздравил.

438. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

14 августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

Любезный Вяземский, поэт и камергер...
(Василья Львовича узнал ли ты манер?
Так некогда письмо он начал к камергеру,
Украшенну ключом за верность и за веру.)
Так солнце и на нас взглянуло из-за туч!
На заднице твоей сияет тот же ключ.
Ура! хвала и честь поэту-камергеру.
Пожалуй, от меня поздравь княгиню Веру.

Услыша о сем радостном для Арзамаса событии, мы, царскосельские арзамасцы, положили созвать торжественное собрание. Все присутствующие члены собрались немедленно, в числе двух. Председателем по жребию избран г-н Жуковский, секретарем я, сверчь. Протокол заседания будет немедленно доставлен Вашему арзамасскому и камергерскому превосходительству (такожде и сиятельству). Спрашивали члены: зачем Асмодей не является ни в одном периодическом издании? Секретарь ответствовал единогласно: он статьи свои отсылает в «Коммерческую газету» без имени. Спрашивали члены: давно ли Асмодей занимается Коммерческой? выигрывает ли он в коммерческую? Председатель ответствовал единогласно же: в коммерческую выиграл он ключ, и теперь Асмодей перейдет к банку.

Оставя арзамасскую политику, скажу тебе, что наши дела польские идут, слава богу: Варшава окружена, Кржнецкий сменен нетерпеливыми патриотами. Дембинский, невзначай явившийся в Варшаву из Литвы, выбран в главнокомандующие. Кржнецкого обвиняли мятежники в бездействии. Следственно, они хотят сражения; следственно, они будут разбиты, следственно, интервенция Франции опоздает, следственно, граф Паскевич удивительно счастлив. Король голландский погорячился, но, кажется, он принужден будет отложить попечение о Бельгии: Пруссии не до него. Если заварится общая, европейская война, то, право, буду сожалеть о своей женитьбе, разве жену возьму в торока. У Жуковского понос поэтический хотя и прекратился, однако ж он все еще {поддрискивает} гекзаметрами. Ждем тебя. Право, надобно нам начать журнал, да какой? Quarterley¹. В 3 месяца книжку, нет, книжищу выдадим, с помощью божией и Лизы голенькой. Кстати: Лиза написала было мне письмо вроде духовной: croyez à la tendresse de celle qui vous aimera même au delà du tombeau² и проч., да и замолкла; я спокойно себе думаю, что она умерла. Что же узнаю? Элиза влюбилась в вояжера Mornay да с ним кокетничает! Каково? О femme, femme! créature faible et décevante...³ Прощай, камергер, кланяюсь тебе и твоим от всего сердца.

14 авг.

439. П. И. МИЛЛЕРУ

Первая половина августа 1831 г. В Царском Селе

Сердечно благодарю вас за книги и за любезное письмо ваше. Когда же исполните вы другое свое обещание - побывать у меня? Внук очень тем обяжет ему сердцем преданного деда.

А. П.

440. П. А. ПЛЕТНЕВУ

Около (не позднее) 15 августа 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Посылаю тебе с Гоголем сказки моего друга Ив. П. Белкина; отдай их в простую ценсуру, да и приступим к изданию. Предисловие пришлю после. Правила, коими будем руководствоваться при издании, следующие:

1) Как можно более оставлять белых мест, и как можно шире расставлять строки.

2) На странице помещать не более 18-ти строк.

3) Имена печатать полные, напр. Иван Иванович Иванов, а не И. Ив. Ив - ъ. То же и об городах и деревнях.

4) Числа (кроме годов) печатать буквами.

5) В сказке «Смотритель» назвать гусара Минским, и сим именем заменить везде ***.

6) Смирдину шепнуть мое имя, с тем, чтоб он перешепнул покупателям.

7) С почтеннейшей публики брать по 7-ми рублей, вместо 10-ти - ибо нынче времена тяжелые, рекрутский набор и карантины.

Думаю, что публика будет беспрекословно платить сей умеренный оброк и не принудит меня употреблять строгие меры.

Главное: будем живы и здоровы... Прощай, мой ангел.

Р. S. Эпиграфы печатать перед самым началом сказки, а заглавия сказок на особенном листе (ради ширины)...

Кстати об эпиграфах. К «Выстрелу» надобно будет приискать другой, именно в «Романе в семи письмах» А. Бестужева в «Полярной звезде»: У меня оставался один выстрел, я поклялся ets. Справься, душа моя.

441. H. В. ГОГОЛЮ

25 августа 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Любезный Николай Васильевич,

Очень благодарю Вас за Проект Вашей ученой критики удивительно хорош. Но Вы слишком ленивы, чтоб привести его в действие. Статья Феофилакта Косичкина еще не явилась; не знаю, что это значит: не убоялся ли Надеждин гнева Фаддея Венедиктовича? - Поздравляю Вас с первым Вашим торжеством, с фырканьем наборщиков и изъяснениями фактора. С нетерпением ожидаю и другого: толков журналистов и отзыва остренького сидельца. У нас все благополучно: бунтов, наводнения и холеры нет. Жуковский расписался; я чую осень и собираюсь засесть. Ваша Надежда Николавна, то есть моя Наталья Николавна - благодарит Вас за воспоминание и сердечно кланяется Вам. Обнимите от меня Плетнева и будьте живы в Петербурге, что довольно, кажется, мудрено.

А. П.

25 августа.

442. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Конец августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

(Между нами) У Дельвига осталось два брата без гроша денег, на руках его вдовы, потерявшей большую часть маленького своего имения. Нынешний год мы выдадим «Северные цветы» в пользу двух сирот. Ты пришли мне стихов и прозы; за журнал наш примемся после.

20 августа, день смерти Василия Львовича, здешние арзамасцы поминали своего старосту ватрушками, в кои воткнуто было по лавровому листу. Светлана произнесла надгробное слово, в коем с особенным чувством вспоминала она обряд принятия его в Арзамас.

443. П. В. НАЩОКИНУ

3 сентября 1831 г. Из Царского Села в Москву

Любезный мой Павел Воинович, не отвечал я на твое последнее письмо, исполнившее меня радостию и благодарностию, в ожидании обещанного следующего. Но оно покамест еще не пришло. Дай бог, чтоб успех увенчал дипломатику твою! жду с трепетом сердца решения Догановского. Все ли у тебя благополучно? Что твои спазмы, головные боли, поездки к Елене Тимофеевне и прочие бури? У меня, слава богу, все тихо, жена здорова; царь (между нами) взял меня в службу, то есть дал мне жалования, и позволил рыться в архивах для составления «Истории Петра I». Дай бог здравия царю! Дома у меня произошла перемена министерства. Бюджет Александра Григорьева оказался ошибочен; я потребовал счетов; заседание было столь же бурное, как и то, в коем уничтожен был Иван Григорьев; вследствие сего Александр Григорьев сдал министерство Василию (за коим блохи другого роду). В тот же день повар мой явился ко мне с требованием отставки; сего министра хотят отдать в солдаты, и он едет хлопотать о том в Москву; вероятно, явится и к тебе. Отсутствие его мне будет ощутительно; но, может быть, все к лучшему. Забыл я тебе сказать, что Александр Григорьев при отставке получил от меня в виде аттестата плюху, за что он было вздумал произвести возмущение и явился ко мне с военною силою, то есть с квартальным; но это обратилось ему же во вред; ибо лавочники, проведав обо всем, засадили было его в яму, от коей по своему великодушию избавил я его. Теща моя не унимается; ее не переменяет ничто, ni le temps, ni l’absence, ni des lieux la longueur;¹ бранит меня, да и только - а все за вашего друга Александра Юрьевича. Дедушка ни гугу. До сих пор ничего не сделано для Натальи Николаевны; мои дела идут помаленьку. Печатаю incognito мои повести; первый экземпляр перешлю тебе. Прощай, душа. Да не забудь о ломбарде порасспросить.

3 сент.

А. П.

Жена тебе весьма кланяется. - До свидания.

444. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

3 сентября 1831 г. Из Царского Села в Москву

Сперва о деле: у Нащокина моих денег нет, а своих, вероятно, не завелось. По причине холеры я в получении доходов затруднен. Твои 500 рублей получишь из Петербурга, как скоро спишусь с моими корреспондентами. Ты пишешь о журнале: да, черта с два! кто нам разрешит журнал? Фон-Фок умер, того и гляди поступит на его место Н. И. Греч. Хороши мы будем! О газете политической нечего и думать, но журнал ежемесячный, или четыремесячный, третейский можно бы нам попробовать - одна беда: без мод он не пойдет, а с модами стать нам наряду с Шаликовым, Полевым и проч. - совестно. Как ты? с или без? Мы бы переписку Авраама с Игнатием поместили в отделении: классическая словесность. Жуковский все еще пишет; завел 6 тетрадей и разом начал 6 стихотворений; так его и несет. Редкий день не прочтет мне чего нового; нынешний год он, верно, написал целый том. Это хорошо было бы для журнала. Я начал также {подристывать}; на днях испразнился сказкой в тысячу стихов; другая в брюхе бурчит. А все холера... То, что ты говоришь о «Рославлеве», сущая правда; мне смешно читать рецензии наших журналов, кто начинает с Гомера, кто с Моисея, кто с Вальтер Скотта; пишут книги о романе, которого ты оценил в трех строчках совершенно полно, но к которым можно прибавить еще три строчки: что положения, хотя и натянутые, занимательны; что разговоры, хотя и ложные, живы, и что все можно прочесть с удовольствием (итого 3 строчки ½).

У Доны Sol был я вчера; писем твоих у ней здесь нет; она не намерена их сжечь et vous accuse de fatuité¹. Дело в том, что она чрезвычайно мила, умна и в лицах представляет генеральшу Ламбер и камер-лакея немца - в совершенстве. Твое рассуждение о пословице русской не пропадет. К числу благороднейших принадлежит и сия: за тычком не угонишься, то есть не хлопочи о полученном тычке. Кстати о тычке: читал ли ты в «Телескопе» статью Феофилакта Косичкина? Прости, кланяюсь тебе и твоим. Вчера Дона Соль получила при мне и Жуковском письмо от своего брата; он от имени Катерины Андреевны спрашивает у Жуковского его мнения: приезжать ли ей в Петербург или оставаться в Москве. Жуковский сказал, что если б он имел сто языков, то все бы они заговорили: приезжайте к нам, к нам, к нам. Себялюбие в сторону, я точно того же мнения; холера в Петербурге прекратилась, а у вас опять начинается. Экие времена! Варшава должна была быть взята 25 или 26; но еще известия нет.

3 сентября.

445. П. И. МИЛЛЕРУ

Около (не ранее) 4 сентября 1831 г. В Царском Селе

Очень благодарен вам, любезный Миллер, за статью Феофилакта Косичкина, я уже ее видел. Благодарю вас сердечно и за известие о взятии Варшавы. Поздравляю вас и весь мой лицей. Преданный вам пращур.

446. П. А. ОСИПОВОЙ

11 сентября 1831 г. Из Царского Села в Тригорское

Merci bien, Madame, pour la peine que vous vous donnez - de traiter avec les châtelains de Savkino. S’il y en a un de trop opiniâtre, n’y aurait-il pas moyen de s’arranger avec les deux autres en le laissant de côté? Au reste, rien ne presse: de nouvelles occupations vont me retenir à Pétersbourg au moins deux ou trois ans. J’en suis fâché: j’espérais les passer près de Trigorsk.

Ma femme vous est bien reconnaissante des lignes que vous avez bien voulu lui adresser. C’est une très bonne enfant, et qui est prête à vous aimer de tout son cœur.

Je ne vous parle pas de la prise de Varsovie. Vous jugez avec quel enthousiasme nous l’avons apprise, après 9 mois de désastre. Que dira l’Europe? voilà la question qui nous occupe.

Le choléra a fini ses ravages à Pétersbourg, mais il va faire sa tournée en province. Prenez bien garde, Madame. Vos maux d’estomac me font trembler. N’oubliez pas qu’on traite le choléra comme un simple empoisonnement: du lait et de l’huile - et gardez-vous de prendre du froid.

Adieu, Madame - daignez croire à mon respect et mon sincère attachement. Mes hommages à toute votre famille.

11 Sept. Sarsko-Sélo.

{Перевод:

Благодарю вас, сударыня, за труд, который вы взяли на себя, вести переговоры с владетелями Савкина. Если один из них упорствует, то нельзя ли уладить дело с двумя остальными, махнув на него рукой? Впрочем, спешить некуда: новые занятия удержат меня в Петербурге по крайней мере еще на два или на три года. Я огорчен этим: я надеялся провести их вблизи Тригорского.

Моя жена очень благодарна вам за несколько строк, с которыми вы изволили к ней обратиться. Она предобрая и готова всем сердцем полюбить вас.

Не буду говорить вам о взятии Варшавы. Вы представляете себе, с каким восторгом мы приняли это известие после 9-месячных тяжелых неудач. Что скажет Европа? вот вопрос, который нас занимает.

Холера перестала свирепствовать в Петербурге, но теперь она пойдет гулять по провинции. Берегите себя, сударыня. Ваши желудочные боли меня пугают. Не забывайте, что холеру лечат, как обычное отравление: молоком и постным маслом - и еще: остерегайтесь холодного.

Прощайте, сударыня, прошу верить моему уважению и искренней привязанности. Приветствую все ваше семейство.

11 сент. Царское Село.}

447. А. О. РОССЕТ

Середина (после 10) сентября 1831 г. В Царском Селе

Quoique vous connaissiez déjà ces vers, comme je viens d’en envoyer un exemplaire à M-me la comtesse de Lambert, il est juste que vous en ayez un pareil.

От вас узнал я плен Варшавы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вы были вестницею славы
И вдохновеньем для меня.

Vous aurez ce second vers dès que je vous l’aurai trouvé!

{Перевод:

Хотя вам уж знакомы эти стихи, но ввиду того, что сейчас я послал экземпляр их графине Ламберт, справедливо, чтобы и у вас был такой же.

От вас узнал я плен Варшавы...

Вы получите второй стих, как только я подберу его для вас.}

448. Е. М. ХИТРОВО

Середина (после 10) сентября 1831 г. Из Царского Села в Петербург

I

Ces vers ont été écrits dans un moment où il était permis d’être découragé. Grâce à Dieu, ce moment n’est plus. Nous avons repris l’attitude que nous n’aurions pas dû perdre. Ce n’est plus celle que nous avait donnée le bras du prince votre père, mais elle est encore assez belle. Nous n’avons pas de mot pour exprimer celui de résignation, quoique cet état d’âme, ou, si vous l’aimez mieux cette vertu, soit tout à fait Russe. Le mot de столбняк est encore ce qui le reproduit avec le plus de fidélité.

Quoique je ne vous aie pas importuné de mes lettres pendant ce temps de calamités, je n’ai pas manqué d’avoir de vos nouvelles, je savais que vous vous portiez bien et que vous vous amusiez, ce qui très certainement est digne du Décaméron. Vous avez lu en temps de peste, au lieu d’écouter des contes, c’est aussi très philosophique.

Je suppose que mon frère s’est trouvé à l’assaut de Varsovie; je n’en ai pas de nouvelles. Mais qu’il était temps de prendre Varsovie! Vous avez lu je suppose les vers de Joukovsky et les miens: pour Dieu, corrigez celui-ci.

Святыню всех твоих градов

Mettez: гробов. Il s’agit des tombeaux de Ярослав et de ceux des saints de Печора; cela est édifiant et présente un sens quelconque, градов ne signifie rien.

J’espère me présenter chez vous vers la fin de ce mois. Sarsko-Sélo est étourdissant; Pétersbourg est bien plus retraite.

{Перевод:

Стихи эти были написаны в такую минуту, когда позволительно было пасть духом - слава богу, это время миновало. Мы опять заняли положение, которое не должны были терять. Это, правда, не то положение, каким мы были обязаны руке князя, вашего батюшки, но все же оно достаточно хорошо. У нас нет слова для выражения понятия безропотной покорности, хотя это душевное состояние, или, если вам больше нравится, эта добродетель чрезвычайно свойственна русским. Слово (столбняк), пожалуй, передает его с наибольшей точностью.

Хотя я и не докучал вам своими письмами в эти бедственные дни, я все же не упускал случая получать о вас известия, я знал, что вы здоровы и развлекаетесь, это, конечно, вполне достойно «Декамерона». Вы читали во время чумы вместо того, чтобы слушать рассказы, это тоже очень философично.

Полагаю, что мой брат участвовал в штурме Варшавы; я не имею от него известий. Однако насколько пора было взять Варшаву! Вы, полагаю, читали стихи Жуковского и мои: ради бога, исправьте стих

(Святыню всех твоих градов)

Поставьте: (гробов). Речь идет о могилах Ярослава и печерских угодников; это поучительно и имеет какой-то смысл, (градов) ничего не означает.

Надеюсь явиться к вам в конце этого месяца. Царское Село может свести с ума; в Петербурге гораздо легче уединиться.}

449. П. И. МИЛЛЕРУ

Первая половина сентября 1831 г. В Царском Селе

Если есть в «Сыне отечества» ответ Феофилакту Косичкину, то пришлите мне, сделайте милость. Очень благодарен за «Телеграф».

А. П.

450. М. Д. ДЕЛАРЮ

28 сентября 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Очень благодарю Вас, любезный Михайло Данилович, за Ваше письмо и известие. Я был в Петербурге и не знаю, как не попал к Вам. Сказывают, Вы были больны желчью. Избави Вас бог - и в какое время! - смотрите, чтоб холера не захватила Вас при своем отступлении. Вы вам нужны.

Вот письмо Геслингу - где он? что он? Доставьте это ему, сделайте одолжение, и будьте здоровы.

А. П.

Сарское Село. 28 сент.

451. Е. М. ХИТРОВО

Конец сентября - начало октября 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Merci, Madame, pour l’élégante traduction de l’ode - j’y ai remarqué deux inexactitudes et une erreur de copiste. Иссякнуть veut dire tarir; скрижали - tables, chroniques. Измаильский штык la bayonnette d’Ismaël - non d’Ismailof.

Il y a pour vous une lettre à Pétersbourg; c’est une réponse à la première que je reçus de vous. Faites-vous la donner - j’y ai joint l’ode à feu le prince votre père.

M’r Опочинин m’a fait l’honneur de passer chez moi - c’est un jeune homme bien distingué - je vous remercie de sa connaissance.

Ces jours-ci je suis à vos pieds.

{Перевод:

Спасибо, сударыня, за изящный перевод оды - я заметил в нем две неточности и одну описку переписчика. (Иссякнуть) - означает tarir; (скрижали) - tables, chroniques. (Измаильский штык) - штык Измаила, а не Измайлова.

В Петербурге есть для вас письмо; это ответ на первое полученное мною от вас. Велите его вам доставить - я приложил к нему оду, посвященную покойному князю, вашему батюшке.

Г-н Опочинин оказал мне честь зайти ко мне - это очень достойный молодой человек - благодарю вас за это знакомство.

На этих днях буду у ваших ног.}

452. П. В. НАЩОКИНУ

7 октября 1831 г. Из Царского Села в Москву

Жалею, любезный Павел Воинович, что дело разошлось за 5000. Все-таки я тебе благодарен за твои хлопоты, а Догановскому и Жемчужникову за их снисхождение. Ты же не сердись. Они не поверили тебе, потому что тебя не знают; это в порядке вещей. Но кто, зная тебя, не поверит тебе на слово своего имения, тот сам не стоит никакой доверенности. Прошу тебя в последний раз войти с ними в сношение и предложить им твои готовые 15 т., а остальные 5 заплачу я в течение трех месяцев. Мне совестно быть неаккуратным, но я совершенно расстроился: женясь, я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро. В Москве говорят, что я получаю 10 000 жалованья, но я покамест не вижу ни полушки; если буду получать и 4000, так и то слава богу. Отвечай мне как можно скорее в Петербург, в Казачьем переулке в доме Дмитриева, О. С. Павлищевой, для доставления А. С. П. Прощай и будь здоров. Кланяюсь Ольге Андреевне и твоему наследнику.

Весь твой А. Пушкин.

7 окт. 1831.

Сарское Село.

453. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Середина (около 15) октября 1831 г. Из Царского Села в Москву

Сейчас еду из Царского Села в Петербург. Мебели твои в целости оставлены мною здесь для того, чтобы доставить тебе прямо туда, где ты остановишься. Деньги тебе не выслал, ибо жду тебя сюда. Но когда же будешь ты? Ждем и не дождемся. Похлопочи о «Северных цветах», пришли нам своих стихов и проз, да у Языкова нет ли чего? я слышу, они с Киреевским затевают журнал; с богом! Да будут ли моды? важный вопрос. По крайней мере можно будет нам где-нибудь показаться - да и Косичкин этому рад. А то куда принужден он был приютиться! в «Телескоп»! легко сказать. Двор у вас. Жуковский и Россети в Петербурге. Жуковский написал пропасть хорошего и до сих пор все еще продолжает. Переводит одну песнь из Marmion; славно. Каков Гогель? Повести мои печатаются. «Северные цветы» будут любопытны. Прощай, до свидания. Мой адрес: у Измайловского мосту на Воскресенской улице в доме Берникова.

454. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

Середина октября 1831 г. Из Царского Села в Петербург

Милостивый государь

Александр Христофорович,

Осмеливаюсь беспокоить Ваше высокопревосходительство покорнейшею просьбою о дозволении издать особою книгою стихотворения мои, напечатанные уже в течение трех последних лет.

В 1829 году Ваше высокопревосходительство изволили мне сообщить, что государю императору угодно было впредь положиться на меня в издании моих сочинений. Высочайшая доверенность налагает на меня обязанность быть к самому себе строжайшим цензором, и после того было бы для меня нескромностию вновь подвергать мои сочинения собственному рассмотрению его императорского величества. Но позвольте мне надеяться, что Ваше высокопревосходительство, по всегдашней ко мне благосклонности, удостоите меня предварительного разрешения.

С глубочайшим почтением, благодарностию и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

При сем препровождаю Вашему высокопревосходительству письмо, доставленное мне г. Погодиным.

455. С. С. УВАРОВУ

21 октября 1831 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Сергей Семенович,

Князь Дундуков доставил мне прекрасные, истинно вдохновенные стихи, которые угодно было Вашей скромности назвать подражанием. Стихи мои послужили Вам простою темою для развития гениальной фантазии. Мне остается от сердца Вас благодарить за внимание, мне оказанное, и за силу и полноту мыслей, великодушно мне присвоенных Вами.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

21 октября 1831.

СПб.

456. П. В. НАЩОКИНУ

22 октября 1831 г. Из Петербурга в Москву

Милый мой Павел Воинович, вот я в Петербурге, где я был принужден переменить мною нанятый дом. Пиши мне: На Галерной в доме Брискорн. Видел я Жемчужникова. Они согласились взять с меня 5000 векселем, а 15 000 получить тотчас. Как же мы сие сделаем? Не приехать ли мне самому в Москву? а мне что-то очень хочется с тобою поболтать, да я бы сам кой-какие дела обработал, например, бриллианты жены моей, которые стараюсь спасти от банкрутства тещи моей и от лап Семена Федоровича. Дедушка свинья; он выдает свою третью наложницу замуж с 10 000 приданого, а не может заплатить мне моих 12 000 - и ничего своей внучке не дает. Наталья Николаевна брюхата - в мае родит. Все это очень изменит мой образ жизни; и обо всем надобно подумать.

Что-то Москва? как вы приняли государя и кто возьмется оправдать старинное московское хлебосольство? Бояра перевелись. Денег нет; нам не до праздников. Москва губернский город, получающий журналы мод. Плохо. Жду Вяземского; не знаю, не затею ли чего-нибудь литературного, журнала, альманаха или тому подобного. Лень. Кстати, я издаю «Северные цветы» для братьев нашего покойного Дельвига; заставь их разбирать. Доброе дело сделаем. Повести мои напечатаны; на днях получишь. Поклон твоим. Обнимаю тебя от сердца.

22 окт.

457. Д. Н. БЛУДОВУ (?)

Вторая половина октября 1831 г. (?) В Петербурге

Сердечно благодарю Ваше высокопревосходительство за лестное участие, Вами оказываемое. Сегодня утром намеревался я приехать к Вам по долгу службы - по приказанию вашему явлюсь вечером.

С истинным...

458. П. И. МИЛЛЕРУ

После 24 октября - начало ноября (?) 1831 г.

Из Петербурга (?) в Царское Село

У меня взяли читать повести. Пришлю вам их как скоро получу. До свиданья.

А. П.

459. Е. Ф. РОЗЕНУ

Октябрь - первая половина ноября 1831 г. Из Царского Села в Петербург или в Петербурге

Вот Вам, любезный барон, «Пир во время чумы» из Вильсоновой трагедии à effet;¹ предприняв издание 3-го тома моих мелких стихотворений, не посылаю Вам некоторых из них, ибо, вероятно, они явятся прежде вашей «Альционы». Горю нетерпением прочитать Ваше предисловие к «Борису», думаю для второго издания написать к Вам письмо, если позволите, и в нем изложить свои мысли и правила, коими руководствовался, сочиняя мою трагедию.

Весь Ваш А. П.

460. Н. М. ЯЗЫКОВУ

18 ноября 1831 г. Из Петербурга в Москву

Сердечно благодарю Вас, любезный Николай Михайлович, Вас и Киреевского за дружеские письма и за прекрасные стихи, если бы к тому присовокупили вы еще свои адресы, то я был бы совершенно доволен. Поздравляю всю братию с рождением «Европейца». Готов с моей стороны служить Вам чем угодно, прозой и стихами, по совести и против совести. Феофилакт Косичкин до слез тронут вниманием, коим удостоиваете Вы его; на днях получил он благодарственное письмо от А. Орлова и собирается отвечать ему; потрудитесь отыскать его (Орлова) и доставить ему ответ его друга (или от его друга, как пишет Погодин). Жуковский приехал; известия, им привезенные, очень утешительны; тысяча, пробитая Вами, очень поправит домашние обстоятельства нашей бедной литературы. Надеюсь на Хомякова: Самозванец его не будет уже студент, а стихи его всё будут по-прежнему прекрасны. Торопите Вяземского, пусть он пришлет мне своей прозы и стихов; стыдно ему; да и Баратынскому стыдно. Мы правим тризну по Дельвиге. А вот как наших поминают! и кто же? друзья его! ей-богу, стыдно. Хвостов написал мне послание, где он помолодел и тряхнул стариной. Он говорит:

Приближася похода к знаку,
Я стал союзник Зодиаку;
Холеры не любя пилюль,
Я пел при старости июль

и проч. в том же виде. Собираюсь достойно отвечать союзнику Водолея, Рака и Козерога. В прочем все у нас благополучно.

461. Ф. Н. ГЛИНКЕ

21 ноября 1831 г. Из Петербурга в Тверь

Милостивый государь

Федор Николаевич,

Мы здесь затеяли в память нашего Дельвига издать последние «Северные цветы». Изо всех его друзей только Вас да Баратынского не досчитались мы на поэтической тризне; именно тех двух поэтов, с коими, после лицейских его друзей, более всего был он связан. Мне говорят, будто Вы на меня сердиты; это не резон: сердце сердцем, а дружба дружбой. Хороши и те, которые ссорят нас бог ведает какими сплетнями. С моей стороны, моим искренним, глубоким уважением к Вам и Вашему прекрасному таланту я перед Вами совершенно чист.

Надеюсь еще на Вашу благосклонность и на Ваши стихи. Может быть, увижу Вас скоро; по крайней мере приятно кончить мне письмо мое сим желанием. Весь Ваш без церемонии

А. Пушкин.

21 Н.

462. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

24 ноября 1831 г. В Петербурге

Mon Général,

N’étant pas encore attaché définitivement au service et des affaires pressentes nécessitant ma présence à Moscou, je suis obligé de m’absenter pour deux ou trois semaines sans d’autre autorisation que celle de l’officier de quartier. Je crois de mon devoir d’en prévenir votre Excellence.

Je saisis cette occasion pour vous parler d’une chose qui m’est toute personnelle. L’intérêt que vous avez toujours daigné me témoigner, m’encourage à vous en parler en détail et en toute confiance.

Il y a un an à peu près que dans l’un de nos journaux on imprima un article satyrique dans lequel on parlait d’un certain littérateur qui manifestait des prétentions à une origine noble, tandis qu’il n’était qu’un bourgeois-gentilhomme. On ajoutait que sa mère était une mulâtre dont le père, pauvre négrillon, avait été acheté par un matelot pour une bouteille de rhum. Quoique Pierre le Grand ne ressemblât guère à un matelot ivre, c’était me désigner assez clairement, vu qu’il n’y a que moi de littérateur russe qui comptasse un nègre parmi mes ancêtres. Comme l’article en question était imprimé dans une gazette officielle, qu’on avait poussé l’indécence jusqu’à parler de ma mère dans un feuilleton qui ne devrait être que littéraire, et que nos gazetiers ne se battent pas en duel, je crus devoir répondre au satyrique anonyme, ce que je fis en vers et très vertement. J’envoyais ma réponse à feu Delvig, en le priant de l’insérer dans son journal. Delvig m’engagea à la supprimer, me faisant observer qu’il y aurait du ridicule à se défendre la plume à la main contre des attaques de cette nature et à afficher des sentiments aristocratiques, lorsqu’à tout prendre on n’était qu’un gentilhomme-bourgeois, sinon un bourgeois-gentilhomme. Je me rendis à son avis, et l’affaire en resta là; cependant il courut quelques copies de cette réponse, ce dont je ne suis pas fâché, attendu qu’il n’y a rien que je voulus désavouer. J’avoue que je tiens à ce qu’on appelle des préjugés: je tiens à être aussi bon gentilhomme que qui que ce soit, quoique cela ne rapporte pas grand’chose; je tiens beaucoup enfin au nom de mes ancêtres, puisque c’est le seul héritage qu’ils m’ont laissé.

Mais comme on pourrait prendre mes vers pour une satyre indirecte sur l’origine de quelques familles marquantes, si on ne savait que c’est une réponse très modérée à une provocation très repréhensible, je me suis fait un devoir de vous en donner franchement l’explication, et d’y joindre la pièce en question.

Agréez, Général, l’hommage de ma haute considération.

De Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

24 Nov.

St. P. b.

{Перевод:

Генерал,

Неотложные дела требуют моего присутствия в Москве, и я, не будучи еще окончательно зачислен на службу, принужден отлучиться на две-три недели, не имея иного разрешения, как от одного лишь квартального. Считаю своим долгом поставить о том в известность ваше превосходительство.

Пользуюсь этим случаем, чтобы обратиться к вам по одному чисто личному делу. Внимание, которое вы всегда изволили мне оказывать, дает мне смелость говорить с вами обстоятельно и с полным доверием.

Около года тому назад в одной из наших газет была напечатана сатирическая статья, в которой говорилось о некоем литераторе, претендующем на благородное происхождение, в то время как он лишь мещанин во дворянстве. К этому было прибавлено, что мать его - мулатка, отец которой, бедный негритенок, был куплен матросом за бутылку рома. Хотя Петр Великий вовсе не похож на пьяного матроса, это достаточно ясно указывало на меня, ибо среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра. Ввиду того что вышеупомянутая статья была напечатана в официальной газете и непристойность зашла так далеко, что о моей матери говорилось в фельетоне, который должен был бы носить чисто литературный характер, и так как журналисты наши не дерутся на дуэли, я счел своим долгом ответить анонимному сатирику, что и сделал в стихах, и притом очень круто. Я послал свой ответ покойному Дельвигу с просьбой поместить в его газете. Дельвиг посоветовал мне не печатать его, указав на то, что было бы смешно защищаться пером против подобного нападения и выставлять напоказ аристократические чувства будучи самому, в сущности говоря, если не мещанином в дворянстве, то дворянином в мещанстве. Я уступил, и тем дело и кончилось; однако несколько списков моего ответа пошло по рукам, о чем я не жалею, так как не отказываюсь ни от одного его слова. Признаюсь, я дорожу тем, чтобы быть столь же хорошим дворянином, как и всякий другой, хотя от этого мне выгоды мало; наконец, я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них.

Однако ввиду того, что стихи мои могут быть приняты за косвенную сатиру на происхождение некоторых известных фамилий, если не знать, что это очень сдержанный ответ на заслуживающий крайнего порицания вызов, я счел своим долгом откровенно объяснить вам, в чем дело, и приложить при сем стихотворение, о котором идет речь.

Примите, генерал, уверение в моем высоком уважении.

Вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

24 ноября. СПб.}

463. Е. М. ХИТРОВО

Вторая половина октября - ноябрь 1831 г. В Петербурге

Merci beaucoup pour le Garçon boucher. Il y a du vrai talent dans tout cela. Mais Barnave... Barnave; voici Manzoni qui appartient au comte Litta. Veuillez le lui faire remettre et ne faites pas attention à mes prophéties.

{Перевод:

Очень вам благодарен за «Мясника». В этой вещи чувствуется подлинный талант - но «Барнав»... «Барнав»; вот и Мандзони, принадлежащий графу Литте, - прошу вас отослать ему и не обращайте внимания на мои пророчества.}

464. НЕИЗВЕСТНОМУ

После 5 декабря 1830 г. - ноябрь 1831 (?) г. В Москве, или Царском Селе, или Петербурге

A la lettre je n’ai pas le sou. Veuillez attendre un jour ou deux.

Tout à vous A. P.

{Перевод:

Я буквально без гроша. Прошу вас подождать день или два.

Весь ваш А. П.}

465. H. H. ПУШКИНОЙ

6 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург

Сейчас приехал к Нащокину на Пречистенском Валу, в дом г-жи Ильинской. Завтра буду тебе писать. Сегодня мочи нет устал. Целую тебя, женка, мой ангел.

6 дек.

466. Н. Н. ПУШКИНОЙ

8 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург

Здравствуй, женка, мой ангел. Не сердись, что третьего дня написал я тебе только три строки; мочи не было, так устал. Вот тебе мой itinéraire¹. Собирался я выехать в зимнем дилижансе, но мне объявили, что по причине оттепели должен я отправиться в летнем; взяли с меня лишних 30 рублей и посадили в четвероместную карету вместе с двумя товарищами. А я еще и человека с собою не взял в надежде путешествовать одному. Один из моих спутников был рижский купец, добрый немец, которого каждое утро душили мокроты и который на станции ровно час отхаркивался в углу. Другой мемельский жид, путешествующий на счет первого. Вообрази, какая веселая компания. Немец три раза в день и два раза в ночь аккуратно был пьян. Жид забавлял его во всю дорогу приятным разговором, например по-немецки рассказывал ему Iwan Wijiguin (ganz charmant!)². Я старался их не слушать и притворялся спящим. Вслед за нами ехали в дилижансах трое купцов, княгиня Голицына (Ланская), приятель мой Жемчужников, фрейлина Кочетова и проч. Всё это останавливалось вместе; ни на минуту не было покоя; в Валдае принуждены мы были пересесть в зимние экипажи и насилу дотащились до Москвы. Нащокина не нашел я на старой его квартире; насилу отыскал его у Пречистенских ворот в доме Ильинской (не забудь адреса). Он все тот же: очень мил и умен; был в выигрыше, но теперь проигрался, в долгах и хлопотах. Твою комиссию исполнил: поцеловал за тебя и потом объявил, что Нащокин дурак, дурак Нащокин. Дом его (помнишь?) отделывается; что за подсвечники, что за сервиз! он заказал фортепьяно, на котором играть можно будет пауку, и судно, на котором испразнится разве шпанская муха. Видел я Вяземских, Мещерских, Дмитриева, Тургенева, Чаадаева, Горчакова, Дениса Давыдова. Все тебе кланяются: очень расспрашивают о тебе, о твоих успехах; я поясняю сплетни, а сплетен много. Дам московских еще не видал; на балах и в собрание, вероятно, не явлюсь. Дело с Нащокиным и Догановским, вероятно, скоро кончу, о твоих бриллиантах жду известия от тебя. Здесь говорят, что я ужасный ростовщик; меня смешивают с моим кошельком. Кстати: я кошелек обратил в мошну и буду ежегодно праздновать родины и крестины, сверх положенных именин. Москва полна еще пребыванием двора, в восхищении от царя, и еще не отдохнула от балов; Цыхлер сделал в один месяц 80 тысяч чистого барыша. А. Корсакова выходит за князя Вяземского. Вот тебе все наши новости. Надеюсь увидеть тебя недели через две; тоска без тебя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне все что-то страшно за тебя. Дома ты не усидишь, поедешь во дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени комендантской лестницы. Душа моя, женка моя, ангел мой! сделай мне такую милость: ходи два часа в сутки по комнате, и побереги себя. Вели брату смотреть за собою и воли не давать. Брюллов пишет ли твой портрет? была ли у тебя Хитрова или Фикельмон? Если поедешь на бал, ради бога, кроме кадрилей не пляши ничего; напиши, не притесняют ли тебя люди, и можешь ли ты с ними сладить. Засим целую тебя сердечно. У меня гости.

8 дек.

467. H. H. ПУШКИНОЙ

10 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург

Я все боюсь, чтоб ты не прислала билетов на старую квартиру Нащокина и тем не замедлила моих хлопот. Вот уж неделю, как я с тобою расстался, и срок отпуску моему близок; а я затеваю еще дело, но оно меня не задержит. Что скажу тебе о Москве? Москва еще пляшет, но я на балах еще не был. Вчера обедал в Английском клубе; поутру был на аукционе Власова; вечер провел дома, где нашел студента дурака, твоего обожателя. Он поднес мне роман «Теодор и Розалия», в котором он описывает нашу историю. Умора. Все это, однако ж, не слишком забавно, и меня тянет в Петербург. - Не люблю я твоей Москвы. У тебя, то есть в нашем Никитском доме, я еще не был. Не хочу, чтоб холопья ваши знали о моем приезде; да не хочу от них узнать и о приезде Натальи Ивановны, иначе должен буду к ней явиться и иметь с нею необходимую сцену; она все жалуется по Москве на мое корыстолюбие, да полно, я слушаться ее не намерен. Целую тебя и прошу ходить взад и вперед по гостиной, во дворец не ездить и на балах не плясать. Христос с тобой.

10 дек.

468. Д. Н. БАНТЫШУ-КАМЕНСКОМУ

14 декабря 1831 г. В Москве

Милостивый государь

Дмитрий Николаевич,

К крайнему моему сожалению, сегодня мне никак нельзя исполнить давнишнее мое желание: познакомиться с почтенным историком Малороссии. Надеюсь, что в другой раз буду счастливее. Покамест прошу Ваше превосходительство принять изъявление глубочайшего почтения моего.

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

А. Пушкин.

14 дек.

469. H. H. ПУШКИНОЙ

До 16 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург

Оба письма твои получил я вдруг и оба меня огорчили и осердили. Василий врет, что он истратил на меня 200 рублей. Алешке я денег давать не велел, за его дурное поведение. За стол я заплачу по моему приезду; никто тебя не просил платить мои долги. Скажи от меня людям, что я ими очень недоволен. Я не велел им тебя беспокоить, а они, как я вижу, обрадовались моему отсутствию. Как смели пустить к тебе Фомина, когда ты принять его не хотела? да и ты хороша. Ты пляшешь по их дудке; платишь деньги, кто только попросит; эдак хозяйство не пойдет. Вперед, как приступят к тебе, скажи, что тебе до меня дела нет; а чтоб твои приказания были святы. С Алешкой разделаюсь по моем приезде. Василия, вероятно, принужден буду выпроводить с его возлюбленной - enfin de faire maison nette;¹ все это очень досадно. Не сердись, что я сержусь.

Дела мои затруднительны. Нащокин запутал дела свои более, нежели мы полагали. У него три или четыре прожекта, из коих ни на единый он еще не решился. К деду твоему явиться я не намерен. А делу его постараюсь помешать. Тебя, мой ангел, люблю так, что выразить не могу; с тех пор как здесь, я только и думаю, как бы удрать в Петербург к тебе, женка моя.

Распечатываю письмо мое, мой милый друг, чтоб отвечать на твое. Пожалуйста, не стягивайся, не сиди поджавши ноги, и не дружись с графинями, с которыми нельзя кланяться в публике. Я не шучу, а говорю тебе серьезно и с беспокойством. Письмо Бенкендорфа ты хорошо сделала, что отослала. Дело не о чине, а все-таки нужное. Жду его. На днях опишу тебе мою жизнь у Нащокина, бал у Солдан, вечер у Вяземского - и только. Стихов твоих не читаю. Черт ли в них; и свои надоели. Пиши мне лучше о себе - о своем здоровье. На хоры не езди - это место не для тебя.

470. Н. Н. ПУШКИНОЙ

16 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург

Милый мой друг, ты очень мила, ты пишешь мне часто, одна беда: письма твои меня не радуют. Что такое vertige?¹ обмороки или тошнота? виделась ли ты с бабкой? пустили ли тебе кровь? Все это ужас меня беспокоит. Чем больше думаю, тем яснее вижу, что я глупо сделал, что уехал от тебя. Без меня ты что-нибудь с собой да напроказишь. Того и гляди выкинешь. Зачем ты не ходишь? а дала мне честное слово, что будешь ходить по два часа в сутки. Хорошо ли это? Бог знает, кончу ли здесь мои дела, но к празднику к тебе приеду. Голкондских алмазов дожидаться не намерен, и в новый год вывезу тебя в бусах. Здесь мне скучно; Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного - что делать? Между тем денег у него нет, кредита нет - время идет, а дело мое не распутывается. Все это поневоле меня бесит. К тому ж я опять застудил себе руку, и письмо мое, вероятно, будет пахнуть бобковой мазью, как твои визитные билеты. Жизнь моя однообразная, выезжаю редко. Зван был всюду, но был у одной Солдан, да у Вяземской, у которой увидел я твоего Давыдова - не женатого (утешься). Вчера Нащокин задал нам цыганский вечер; я так от этого отвык, что от крику гостей и пенья цыганок до сих пор голова болит. Тоска, мой ангел - до свидания.

16 дек.

1832

471. П. А. ОСИПОВОЙ

Около 8 - 9 января 1832 г. Из Петербурга в Тригорское

Recevez, Madame, mes bien sincères remerciements pour les soins que vous avez bien voulu vous donner avec mes livres. J’abuse de vos bontés et de votre temps, mais je vous supplie pour dernière grâce, de vouloir bien faire demander à nos gens de Михайловское s’il n’y a pas encore un coffre, envoyé à la campagne avec les caisses qui contenaient mes livres. Je soupçonne qu’Архип ou d’autres en retiennent un à la prière de Nikita, mon domestique (à présent celui de Léon). Il doit contenir (j’entends le coffre et non Nikita) ses hardes, ses effets et aussi les miens, ainsi que quelques livres que je ne retrouve pas. Encore une fois je vous supplie de pardonner mon importunité, mais votre amitié et votre indulgence m’ont tout à fait gâté.

Je vous envoye, Madame, les «Северные цветы» dont je suis l’éditeur indigne. C’est la dernière année de cet almanach, et un tribut à la mémoire de notre ami, dont la perte nous sera longtemps récente. J’y joins des contes à dormir debout; je souhaite que cela vous amuse un moment.

Nous avons appris ici la grossesse de M-me votre fille. Dieu donne que tout cela finisse heureusement et que sa santé se rétablisse tout à fait. On dit que les premières couches embellissent une jeune femme; Dieu donne qu’elles soient aussi favorables à la santé.

Daignez, Madame, agréer l’hommage de ma haute considération et de mon inaltérable attachement.

A. P.

{Перевод:

Примите, сударыня, мою искреннюю благодарность за ваши любезные хлопоты с моими книгами. Я злоупотребляю вашей добротой и вашим временем, но прошу вас оказать мне последнюю милость, - велите спросить наших людей в Михайловском, нет ли там еще сундука, посланного в деревню вместе с ящиками моих книг. Подозреваю, что Архип или кто-либо другой утаивает его по просьбе Никиты, моего слуги (ныне слуги Льва). Он должен заключать (я разумею сундук, а не Никиту) его платье и пожитки, а также и мои веши и еще несколько книг, которых я не могу отыскать. Еще раз умоляю вас простить мою назойливость, но ваша дружба и снисходительность меня совершенно избаловали.

Посылаю вам, сударыня, «Северные цветы», коих я - недостойный издатель. Это последний год этого альманаха и дань памяти нашего друга, утрата которого будет для нас еще очень долго чувствительна. Прилагаю вздорные сказки, желаю, чтобы это вас хоть немного развлекло.

Мы узнали о беременности вашей дочери. Дай бог, чтобы она закончилась счастливо и чтобы ее здоровье совершенно поправилось. Говорят, что после первых родов молодые женщины хорошеют; дай бог, чтобы они благоприятно отразились и на ее здоровье.

Благоволите принять, сударыня, уверение в моем высоком уважении и неизменной привязанности.

А. П.}

472. А. А. ОРЛОВУ

24 ноября 1831 г. и 9 января 1832 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Александр Анфимович!

Искренно благодарю за удовольствие, доставленное мне письмом вашим. Радуюсь, что посильное заступление мое за дарование, конечно, не имеющее нужду ни в чьем заступлении, заслужило вашу благосклонность. Вы оценили мое усердие, а не успех. Мал бех в братии моей, и если мой камышек угодил в медный лоб Голиафу Фиглярину, то слава создателю! Первая глава нового вашего «Выжигина» есть новое доказательство неистощимости вашего таланта. Но, почтенный Александр Анфимович! удержите сие благородное, справедливое негодование, обуздайте свирепость творческого духа вашего! Не приводите яростию пера вашего в отчаяние присмиревших издателей «Пчелы». Оставьте меня впереди соглядатаем и стражем. Даю вам слово, что если они чуть пошевельнутся, то Ф. Косичкин заварит такую кашу или паче кутью, что они ею подавятся. Читал я в «Молве» объявление о намерении вашем писать «Историю русского народа»: можно ли верить сей приятной новости?

С истинным почтением и неизменным усердием остаюсь всегда готовым к вашим услугам.

А. Пушкин.

24 ноября 1831.

СПб.

Р.S. Вот письмо, долженствовавшее к вам явиться, милостивый государь Александр Анфимович.

Но, отправляясь в Москву, я его к вам не отослал, а надеялся лично с вами увидеться. Судьба нас не свела, о чем искренно жалею. Повторяю здесь просьбу мою: оставьте в покое людей, которые не сто́ят и не заслуживают вашего гнева. Кажется, теперь г. Полевой нападает на вас и на меня; собираюсь на него рассердиться; покамест с ним возятся Воейков и Сомов под именем Н. Лугового - мое дело сторона.

А. П.

1832 г. 9 янв.

СПб.

473. П. В. НАЩОКИНУ

8 и 10 января 1832 г. Из Петербурга в Москву

Здравствуй, любезный Павел Воинович, я все ждал от тебя известия. Нетерпеливо желаю знать, чем кончилось посольство, какой ultimatum твоего брата, и есть ли тебе надежда устроить дела твои? Пожалуйста, не поленись обо всем обстоятельно мне описать. Да сделай одолжение: перешли мне мой опекунский билет, который оставил я в секретной твоей комоде; там же выронил я серебряную копеечку. Если и ее найдешь, и ее перешли. Ты их счастию не веруешь, а я верю. Что Рахманов, и что мои алмазы? Нужно ли мне будет вступить с ним в переписку или нет? как ты думаешь? Кстати не забудь Revue de Paris¹. Напиши мне обстоятельно о посольстве своего немца. Дело любопытное. Когда думаешь ты получить свои деньги, и не вступишь ли ты в процесс (чего боже избави, но чего, впрочем, бояться нечего). Жену мою нашел я здоровою, несмотря на девическую ее неосторожность - на балах пляшет, с государем любезничает, с крыльца прыгает. Надобно бабенку к рукам прибрать. Она тебе кланяется и готовит шитье. Ждет взяток обещанных. Sur ce² обнимаю тебя. Ольге Андреевне посылаю фуляры.

8 янв. 1832.

СПб.

10 янв. Мой любезный Павел Воинович, дело мое может быть кончено на днях; коли бриллианты выкуплены, скажи мне адрес Рахманова - я перешлю ему покамест 5500 рублей; на эти деньги пусть перешлет он мне бриллианты (заложеные в 5 500). Остальные выкуплю, перезаложив сии. Сделай милость, не поленись отвечать мне. Весь твой.

474. M. О. СУДИЕНКЕ

15 января 1832 г. Из Петербурга в Москву

Боюсь я, любезный Михайло Осипович, чтоб долгая разлука совсем нас не раззнакомила; однако попытаюсь напомнить тебе о своем существовании и поговорить о важном для меня деле.

Надобно тебе сказать, что я женат около года и что вследствие сего образ жизни моей совершенно переменился, к неописанному огорчению Софьи Остафьевны и кавалергардских шаромыжников. От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою я забастовал будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои. Теперь обращаюсь к тебе: 25 000, данные мне тобою заимообразно, на три или по крайней мере на два года, могли бы упрочить мое благосостояние. В случае смерти, есть у меня имение, обеспечивающее твои деньги.

Вопрос: можешь ли ты мне сделать сие, могу сказать, благодеяние? En fait de grands propriétaires¹ трое только на сем свете состоят со мною в сношениях более или менее дружеских: ты, Яковлев и еще третий. Сей последний записал меня недавно в какую-то коллегию и дал уже мне (сказывают) 6 000 годового дохода; более от него не имею права требовать. К Яковлеву в прежнее время явился бы я со стаканчиками и предложил бы ему un petit déjeuner;² но он скуп, и я никак не решусь просить у него денег взаймы. Остаешься ты. К одному тебе могу обратиться откровенно, зная, что если ты мне и откажешь, то это произойдет не от скупости или недоверчивости, а просто от невозможности.

Еще слово: если надежда моя не будет тщетна, то прошу тебя назначить мне свои проценты, не потому, что они были бы нужны для тебя, но мне иначе деньги твои были бы тяжелы. Жду ответа и дружески тебя обнимаю. Весь твой.

15 января.

А. Пушкин.

Адрес мой - в Галерной, дом Брискорн.

475. Д. Н. БЛУДОВУ

20 января 1832 г. В Петербурге

Милостивый государь

Дмитрий Николаевич,

Письмо, коего Ваше превосходительство удостоили меня, получить имел я честь. Буду ожидать приказания Вашего, дабы приступить к делу, мне порученному.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

20 января 1832.

476. А. Д. БАЛАШОВУ

23 января 1832 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Дмитриевич.

Еще раз благодаря Ваше высокопревосходительство и прося извинения за ходатайство, коим Вам докучаю, препровождаю к Вам по приказанию Вашему г. Кнерцера, который лучше моего объяснит Вам свои предположения.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

23 янв. 1832.

СПб.

477. П. В. НАЩОКИНУ

Около (не позднее) 29 января 1832 г. Из Петербурга в Москву

Твои дела кончены. Андрей Христофорович получил от меня 1000 на дорогу; остаюсь тебе должен две тысячи с чем-то. Если б ты был . . . . . . ., то я бы мог и их тебе заплатить.

Ради бога, доставь как можно скорее письмо Рахманову. Ты не хотел отвечать мне на мое письмо, а это сделает мне чувствительную разницу.

Очень благодарю тебя за арапа. Фуляры пришлю с Андреем Христофоровичем. Портрет мой Брюллов напишет на днях. Письмо твое о твоем брате ужасно хорошо. Кончил ли ты с ним? Прощай, до свидания.

478. Е. М. ХИТРОВО

Конец (31?) января 1832 г. В Петербурге

Très certainement je n’oublierai pas le bal de M-me l’ambassadrice et je vous demande la permission d’y présenter mon beau-frère Gontcharof. Je suis charmé qu’ «Онегин» vous ait plu. Je tiens à votre suffrage.

Dimanche.

{Перевод:

Конечно, я не забуду про бал у посланницы и прошу вашего разрешения представить на нем моего шурина Гончарова. Я очень рад, что («Онегин») вам понравился. Я дорожу вашим мнением.

Воскресенье.}

479. И. В. КИРЕЕВСКОМУ

4 февраля 1832 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь,

Иван Васильевич,

Простите меня великодушно за то, что до сих пор не поблагодарил я Вас за «Европейца» и не прислал Вам смиренной дани моей. Виною тому проклятая рассеянность петербургской жизни и альманахи, которые совсем истощили мою казну, так что не осталось у меня и двустишия на черный день, кроме повести, которую сберег и из коей отрывок препровождаю в Ваш журнал. Дай бог многие лета Вашему журналу! Если гадать по двум первым №, то «Европеец» будет долголетен. До сих пор наши журналы были сухи и ничтожны или дельны, да сухи; кажется, «Европеец» первый соединит дельность с заманчивостию. Теперь несколько слов об журнальной экономии: в первых двух книжках Вы напечатали две капитальные пиесы Жуковского и бездну стихов Языкова; это неуместная расточительность. Между «Спящей царевной» и «Мышью Степанидой» должно было быть по крайней мере три нумера. Языкова довольно было бы двух пиес. Берегите его на черный день. Не то как раз промотаетесь и принуждены будете жить Раичем да Павловым. Ваша статья о «Годунове» и о «Наложнице» порадовала все сердца; насилу-то дождались мы истинной критики. NB избегайте ученых терминов; и старайтесь их переводить, то есть перефразировать: это будет и приятно неучам и полезно нашему младенчествующему языку. Статья Баратынского хороша, но слишком тонка и растянута (я говорю о его антикритике). Ваше сравнение Баратынского с Миерисом удивительно ярко и точно. Его элегии и поэмы точно ряд прелестных миниатюров; но эта прелесть отделки, отчетливость в мелочах, тонкость и верность оттенков, все это может ли быть порукой за будущие успехи его в комедии, требующей, как и сценическая живопись, кисти резкой и широкой? Надеюсь, что «Европеец» разбудит его бездействие. Сердечно кланяюсь Вам и Языкову.

4 янв.¹ 32.

480. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

7 февраля 1832 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Христофорович,

Ваше высокопревосходительство изволили требовать от меня объяснения, каким образом стихотворение мое, «Древо яда», было напечатано в альманахе без предварительного рассмотрения государя императора: спешу ответствовать на запрос Вашего высокопревосходительства.

Я всегда твердо был уверен, что высочайшая милость, коей неожиданно был я удостоен, не лишает меня и права, данного государем всем его подданным: печатать с дозволения цензуры. В течение последних шести лет во всех журналах и альманахах, с ведома моего и без ведома, стихотворения мои печатались беспрепятственно, и никогда не было о том ни малейшего замечания ни мне, ни цензуре. Даже я, совестясь беспокоить поминутно его величество, раза два обратился к Вашему покровительству, когда цензура недоумевала, и имел счастие найти в Вас более снисходительности, нежели в ней.

Имея необходимость объяснить лично Вашему высокопревосходительству некоторые затруднения, осмеливаюсь просить Вас назначить час, когда мне можно будет явиться.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию, честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

7 янв.¹ 1832.

СПб.

481. П. В. НАЩОКИНУ

Первая половина (не позднее 11 - 12) февраля 1832 г. Из Петербурга в Москву

Посылаю тебе, любезный Павел Воинович, десяток фуляров; желаю, чтоб они тебе доставили десять дней спокойствия домашнего. О бриллиантах думать нечего; если завтра или послезавтрого не получу ответа Рахманова, то деньги возвращаю, а дело сделаю после когда-нибудь. Все у нас тихо и здорово. Обнимаю тебя сердечно.

482. И. И. ДМИТРИЕВУ

14 февраля 1832 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Иван Иванович,

Приношу Вашему высокопревосходительству глубочайшую мою благодарность за письмо, коего изволили меня удостоить, - драгоценный памятник Вашего ко мне благорасположения. Ваше внимание утешает меня в равнодушии непосвященных. Радуюсь, что успел Вам угодить стихами, хотя и белыми. Вы должны любить рифму, как верного слугу, который никогда с Вами не спорил и всегда повиновался малейшим Вашим прихотям. Утешительно для всякого русского видеть живость Вашей деятельности и внимательности: по физиологическим примечаниям, это порука в долголетии и здравии. Живите ж долго, милостивый государь! Переживите наше поколение, как мощные и стройные стихи Ваши переживут щедушные нынешние произведения.

Вероятно, вы изволите уже знать, что журнал «Европеец» запрещен вследствие доноса. Киреевский, добрый и скромный Киреевский, представлен правительству сорванцом и якобинцем! Все здесь надеются, что он оправдается и что клеветники - или по крайней мере клевета - устыдится и будет изобличена.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию, честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

14 февраля

СПб.

483. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

18 - 24 февраля 1832 г. В Петербурге

По приказанию Вашего высокопревосходительства препровождаю к Вам одно стихотворение, взятое от меня в альманах и уже пропущенное цензурою.

Я остановил его печатание до Вашего разрешения.

При сем случае приемлю смелость просить у Вашего высокопревосходительства дозволения откровенно объяснить мое положение. В 1827 году государю императору угодно было объявить мне, что у меня, кроме его величества, никакого цензора не будет. Сия неслыханная милость налагала на меня обязанность представлять на рассмотрение его величества сочинения, достойные его внимания, если не по достоинству их, то по крайней мере по их цели и содержанию. Мне всегда было тяжело и совестно озабочивать царя стихотворными безделицами, важными только для меня, ибо они доставляли мне 20 000 дохода, и одна сия необходимость заставляла меня пользоваться правом, данным мне государем.

Ныне Ваше высокопревосходительство, приняв в уважение сии мои . . . . . . ., изволили приказать мне обращаться к Вашему высокопревосходительству с теми моими стихотворениями, которые я или журналисты пожелают напечатать. Позвольте доложить Вашему высокопревосходительству, что сие представляет разные неудобства. 1) Ваше высокопревосходительство не всегда изволите пребывать в Петербурге, а книжная торговля, как и всякая, имеет свои сроки, свои ярманки; так что оттого, что книга будет напечатана в марте, а не в январе, сочинитель может потерять несколько тысяч рублей, а журналист несколько сот подписчиков. 2) Подвергаясь один особой, от Вас единственно зависящей цензуре, - я, вопреки права, данного государем, изо всех писателей буду подвержен самой стеснительной цензуре, ибо весьма простым образом - сия цензура будет смотреть на меня с предубеждением и находить везде тайные применения, allusions¹ и затруднительности - а обвинения в применениях и подразумениях не имеют ни границ, ни оправданий, если под словом дерево будут разуметь конституцию, а под словом стрела самодержавие.

Осмеливаюсь просить об одной милости: впредь иметь право с мелкими сочинениями своими относиться к обыкновенной цензуре.

484. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

24 февраля 1832 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Христофорович,

С чувством глубочайшего благоговения принял я книгу, всемилостивейше пожалованную мне его императорским величеством. Драгоценный знак царского ко мне благоволения возбудит во мне силы для совершения предпринимаемого мною труда, и который будет ознаменован если не талантом, то по крайней мере усердием и добросовестностию.

Ободренный благосклонностию Вашего высокопревосходительства, осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею просьбою: о дозволении мне рассмотреть находящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера, пользовавшегося разными редкими книгами и рукописями, доставленными ему Шуваловым для составления его «Истории Петра Великого».

По приказанию Вашего высокопревосходительства препровождаю к Вам одно стихотворение, данное мною в альманах и пропущенное уже цензурою. Я остановил печатание оного до разрешения Вашего высокопревосходительства.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию, честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

24 февраля 1832.

СПб.

485. В. И. КИСТЕРУ

Вторая половина (после 18) февраля 1832 г. В Петербурге

Титулярный советник Пушкин просит г-на Кистера явиться к нему в Галерную в дом г-жи Брискорн для получения следующей ему суммы по векселю, данному в 1820 году.

486. Г. Г. ЧЕРНЕЦОВУ

Апрель 1832 г. (?) В Петербурге

Ты хотел видеть тифлисского живописца. Уговорись с ним, когда бы нам вместе к нему приехать - да можешь ли ты обедать завтра у меня?

А. П.

487. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

3 мая 1832 г. В Петербурге

Mon Général!

Sa Majesté ayant daigné s’intéresser à mon sort, m’avait assigné des appointements. Mais comme j’ignore d’où je dois les recevoir et à compter de quel jour, je prends la liberté de m’adresser à votre Excellence, en la priant de me tirer d’incertitude. Veuillez pardonner mon importunité et l’accueillir avec Votre indulgence accoutumée.

Je suis avec respect, Mon Général, de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

3 mai 1832.

{Перевод:

Генерал,

Его величество, удостоив меня вниманием к моей судьбе, назначил мне жалованье. Но так как я не знаю, откуда и считая с какого дня я должен получать его, то осмеливаюсь обратиться к вашему превосходительству с просьбой вывести меня из неизвестности. Благоволите простить мою докучливость и отнестись к ней со свойственной вам снисходительностью.

Остаюсь с уважением, генерал, вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

3 мая 1832.}

488. П. А. ОСИПОВОЙ

16 (?) мая 1832 г. Из Петербурга в Тригорское

М-r Алымов part cette nuit pour Pskov et Trigorsky, et il a bien voulu se charger d’une lettre pour vous, chère, bonne et respectable Прасковья Александровна. Je ne vous ai pas félicitée sur la naissance d’un petit-fils. Dieu veuille que lui et sa mère se portent bien et que nous assistions tous à sa noce, si nous n’avons pu assister à son baptême. A propos de baptême, j’en aurai bientôt un на Фурштатской в доме Алымова. N’oubliez pas cette adresse, si vous voudrez m’écrire un mot. Je ne vous donne aucune nouvelle ni politique, ni littéraire. Je suppose que vous en êtes fatiguée, comme nous tous. Il n’est rien de plus sage que de rester dans son village et d’arroser ses choux. Vieille vérité dont tous les jours je me fais l’application au milieu d’une existence toute mondaine et toute bouleversée. Je ne sais si nous nous verrons cet été - c’est un de mes rêves; puisse-t-il s’accomplir.

Adieu, Madame, je vous salue bien tendrement, vous et toute votre famille.

{Перевод:

Господин {Алымов} сегодня в ночь уезжает во Псков и в Тригорское; он любезно согласился взять письмо к вам, милая, добрая и почтенная {Прасковья Александровна}. Я еще не поздравил вас с рождением внука. Дай бог ему и его матери доброго здоровья, а нам всем - побывать на его свадьбе, если не пришлось быть на его крестинах. Кстати о крестинах: они будут скоро у меня {на Фурштатской, в доме Алымова}. Не забудьте этого адреса, если захотите написать мне письмецо. Я не сообщаю вам ни политических, ни литературных новостей, - думаю, что они вам надоели так же, как и всем нам. Нет ничего более мудрого, как сидеть у себя в деревне и поливать капусту. Старая истина, которую я ежедневно применяю к себе, посреди своей светской и суматошной жизни. - Не знаю, увидимся ли мы этим летом - это одно из моих сладостных желаний; если б только оно сбылось!

Прощайте, сударыня, нежно приветствую вас и все ваше семейство.}

489. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

27 мая 1832 г. В Петербурге

Général,

Mademoiselle Kuchelbecker m’a fait demander si je ne prendrais pas sur moi d’être l’éditeur de quelques poèmes manuscrits que son frère lui a laissés. J’ai cru qu’il fallait pour cela l’autorisation de Votre Excellence et que celle de la censure ne suffisait pas. J’ose espérer que cette permission que je sollicite ne pourra me nuire: ayant été camarade de collège de G. Kuchelbecker, il est naturel que sa soeur, en cette occasion, se soit adressée à moi plutôt qu’à tout autre.

Maintenant permettez-moi de vous importuner pour quelque chose qui m’est personnel. Jusqu’à présent j’ai beaucoup négligé mes moyens de fortune. Actuellement que je ne puis etre insouciant sans manquer à mes devoirs, il faut que je songe à m’enrichir et j’en demande la permission à Sa Majesté. Mon service auquel Elle a daigné m’attacher, mes occupations littéraires m’obligent à demeurer à Pétersbourg, et je n’ai de revenu que ce que me procure mon travail. L’entreprise littéraire dont je sollicite l’autorisation et qui assurerait mon sort, serait d’être à la tête du journal dont M-r Joukovsky m’a dit vous avoir parlé.

Je suis avec respect, Général, de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

{Перевод:

Генерал,

Мадемуазель Кюхельбекер просила узнать у меня, не возьму ли я на себя издание нескольких рукописных поэм, оставленных ей ее братом. Я подумал, что дозволения цензуры для этого недостаточно, а необходимо разрешение вашего превосходительства. Осмеливаюсь выразить надежду, что разрешение, о котором я ходатайствую, не может повредить мне: я был школьным товарищем Кюхельбекера, и вполне естественно, что его сестра в этом случае обратилась ко мне, а не к кому-либо другому.

Теперь позвольте мне обеспокоить вас по некоторому личному делу. До сих пор я сильно пренебрегал своими денежными средствами. Ныне, когда я не могу оставаться беспечным, не нарушая долга перед семьей, я должен думать о способах увеличения своих средств и прошу на то разрешения его величества. Служба, к которой он соблаговолил меня причислить, и мои литературные занятия заставляют меня жить в Петербурге, доходы же мои ограничены тем, что доставляет мне мой труд. Мое положение может обеспечить литературное предприятие, о разрешении которого я ходатайствую, - а именно: стать во главе газеты, о которой господин Жуковский, как он мне сказал, говорил с вами.

Остаюсь с уважением, генерал, вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

27 мая.}

490. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ

4 июня 1832 г. Из Петербурга в Москву

Сейчас от Хитровой. Elle est on ne peut plus touchée de l’état de Батюшков - elle s’offre de venir elle-même tenter le dernier remède, avec une abnégation vraiment admirable. A propos d’abnégation: imaginez-vous que ma femme a eu la maladresse d’accoucher d’une petite litographie de ma personne. J’en suis au désespoir malgré toute ma fatuité.

{Перевод:

Она как нельзя более взволнована состоянием Батюшкова. Она с самоотверженностью, поистине изумительной, предлагает сама явиться к нему, чтобы испробовать последнее средство. Кстати, о самоотверженности: представьте себе, что жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы. Я в отчаянии, несмотря на все свое самомнение.}

491. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

8 июня 1832 г. В Петербурге

Général,

II y a deux ou trois ans que Monsieur Gontcharoff, le grand-père de ma femme, se trouvant pressé d’argent, fut sur le point de refondre une statue colossale de Catherine II, et c’est à votre Excellence que je m’adressai pour en obtenir la permission. Comme j’avais cru qu’il ne s’agissait que d’une masse informe de bronze, je ne demandais pas mieux. Mais il se trouva que la statue était une belle production de l’art, et j’eus conscience et regret de l’anéantir pour en tirer quelques milliers de roubles. Votre Excellence avec sa bonté accoutumée m’avait fait espérer que le gouvernement pourrait me l’acheter; je l’ai donc fait venir ici. Si la fortune d’un particulier ne permet pas de l’acheter ni de la garder, cette belle statue pourrait convenablement être placée soit dans un des établissements fondés par l’Impératrice, soit à Zarskoe Sélo, où sa statue manque parmi les monuments qu’elle a fait élever aux grands hommes qui l’ont servie. J’en désirerai 25 000 roubles, ce qui est le quart de ce qu’elle a coutée (ce monument ayant été fondu en Prusse par un sculpteur de Berlin).

La statue est actuellement chez moi (Rue Фурштатская, maison d’Алымов).

Je suis avec respect, Général, de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

8 Juin 1832.

St. Pb.

{Перевод:

Генерал,

Два или три года тому назад господин Гончаров, дед моей жены, сильно нуждаясь в деньгах, собирался расплавить колоссальную статую Екатерины II, и именно к вашему превосходительству я обращался по этому поводу за разрешением. Предполагая, что речь идет просто об уродливой бронзовой глыбе, я ни о чем другом и не просил. Но статуя оказалась прекрасным произведением искусства, и я посовестился и пожалел уничтожить ее ради нескольких тысяч рублей. Ваше превосходительство с обычной своей добротой подали мне надежду, что ее могло бы купить у меня правительство; поэтому я велел привезти ее сюда. Средства частных лиц не позволяют ни купить, ни хранить ее у себя, однако эта прекрасная статуя могла бы занять подобающее ей место либо в одном из учреждений, основанных императрицей, либо в Царском Селе, где ее статуи недостает среди памятников, воздвигнутых ею в честь великих людей, которые ей служили. Я хотел бы получить за нее 25 000 р., что составляет четвертую часть того, что она стоила (этот памятник был отлит в Пруссии берлинским скульптором). В настоящее время статуя находится у меня (Фурштатская улица, дом Алымова).

Остаюсь, генерал, вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

8 июня 1832. СПб.}

492. И. В. КИРЕЕВСКОМУ

11 июля 1832 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Иван Васильевич,

Я прекратил переписку мою с Вами, опасаясь навлечь на Вас лишнее неудовольствие или напрасное подозрение, несмотря на мое убеждение, что уголь сажею не может замараться. Сегодня пишу Вам по оказии и буду говорить Вам откровенно. Запрещение Вашего журнала сделало здесь большое впечатление; все были на Вашей стороне, то есть на стороне совершенной безвинности; донос, сколько я мог узнать, ударил не из булгаринской навозной кучи, но из тучи. Жуковский заступился за Вас с своим горячим прямодушием; Вяземский писал к Бенкендорфу смелое, умное и убедительное письмо. Вы одни не действовали, и вы в этом случае кругом неправы. Как гражданин лишены Вы правительством одного из прав всех его подданных; Вы должны были оправдываться из уважения к себе и, смею сказать, из уважения к государю; ибо нападения его не суть нападения Полевого или Надеждина. Не знаю: поздно ли; но на Вашем месте я бы и теперь не отступился от сего оправдания; начните письмо Ваше тем, что долго ожидав запроса от правительства, Вы молчали до сих пор, но etc. Ей-богу, это было бы не лишнее.

Между тем обращаюсь к Вам, к брату Вашему и к Языкову с сердечной просьбою. Мне разрешили на днях политическую и литературную газету. Не оставьте меня, братие! Если вы возьмете на себя труд, прочитав какую-нибудь книгу, набросать об ней несколько слов в мою суму, то господь Вас не оставит. Николай Михайлович ленив, но так как у меня будет как можно менее стихов, то моя просьба не затруднит и его. Напишите мне несколько слов (не опасаясь тем повредить моей политической репутации) касательно предполагаемой газеты. Прошу у Вас советов и помощи.

11 июля.

Шутки в сторону: Вы напрасно полагаете, что Вы можете повредить кому бы то ни было Вашими письмами. Переписка с Вами была бы мне столь же приятна, как дружество Ваше для меня лестно. С нетерпением жду Вашего ответа - может быть, на днях буду в Москве.

493. M. П. ПОГОДИНУ

11 июля 1832 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь,

Михайло Петрович,

Исполнив комиссию Вашу касательно Смирдина и не получив от него удовлетворительного ответа, я все же решался писать Вам об оном. Варварство нашей литературной торговли меня бесит. Смирдин опутал сам себя разными обязательствами, накупил романов и тому под., и ни к каким условиям не приступает; трагедии нынче не раскупаются, говорит он своим техническим языком. Переждем же и мы. Мне сказывают, что Вас где-то разбранили за «Посадницу»: надеюсь, что это никакого влияния не будет иметь на Ваши труды. Вспомните, что меня лет 10 сряду хвалили бог весть за что, а разругали за «Годунова» и «Полтаву». У нас критика, конечно, ниже даже и публики, не только самой литературы. Сердиться на нее можно, но доверять ей в чем бы то ни было - непростительная слабость. Ваша «Марфа», Ваш «Петр» исполнены истинной драматической силы, и если когда-нибудь могут быть разрешены сценическою цензурой, то предрекаю Вам такой народный успех, какого мы, холодные северные зрители Скрибовых водевилей и Дидлотовых балетов, и представить себе не можем.

Знаете ли Вы, что государь разрешил мне политическую газету? Дело важное, ибо монополия Греча и Булгарина пала. Вы чувствуете, что дело без Вас не обойдется. Но журнал будучи торговым предприятием, я ни к чему приступить не дерзаю, ни к предложениям, ни к условиям, покамест порядком не осмотрюсь; не хочу продать Вам кожу медведя еще живого, или собрать подписку на «Историю русского народа», существующую только в нелепой башке моей... Кстати: скажите Надеждину, что опрометчивость его суждений непростительна. Недавно прочел я в его журнале сравнение между мной и Полевым; оба-де морочат публику: один выманивает у ней деньги, выдавая по одной главе своего «Онегина», а другой - по одному тому своей «Истории». Разница собрать подписку, обещавшись в год выдать 12 томов, а между тем в три года напечатать три тома на проценты с выманенных денег, и разница напечатать по главам сочинение, о котором сказано в предисловии: вот начало стихотворения, которое, вероятно, никогда не будет кончено. Надеждин волен находить мои стихи дурными, но сравнивать меня с плутом есть с его стороны свинство. Как после этого порядочному человеку связываться с этим народом? И что, если бы еще должны мы были уважать мнения Булгарина, Полевого, Надеждина? приходилось бы стреляться после каждого нумера их журналов. Слава богу, что общее мнение (каково бы оно у нас ни было) избавляет нас от хлопот.

Я Шишкову не отвечал и не благодарил его. Обнимите его за меня. Дай бог ему здоровия за «Фортуната»! Не будете ли Вы к нам? Эй, приезжайте.

11 июля.

494. Д. И. ХВОСТОВУ

2 августа 1832 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Дмитрий Иванович,

Жена моя искренно благодарит Вас за прелестный и неожиданный подарок. Позвольте и мне принести Вашему сиятельству сердечную мою благодарность. Я в долгу перед Вами: два раза почтили вы меня лестным ко мне обращением и песнями лиры заслуженной и вечно юной. На днях буду иметь честь явиться с женою на поклонение к нашему славному и любезному патриарху.

С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства покорнейшим слугою

Александр Пушкин.

495. M. П. ПОГОДИНУ

Первая половина сентября 1832 г. Из Петербурга в Москву

Какую программу хотите Вы видеть? Часть политическая - официально ничтожная; часть литературная - существенно ничтожная; известие о курсе, о приезжающих и отъезжающих: вот вам и вся программа. Я хотел уничтожить монополию, и успел. Остальное мало меня интересует. Газета моя будет немного похуже «Северной пчелы». Угождать публике я не намерен; браниться с журналами хорошо раз в пять лет, и то Косичкину, а не мне. Стихотворений помещать не намерен, ибо и Христос запретил метать бисер перед публикой; на то проза-мякина. Одно меня задирает: хочется мне уничтожить, показать всю отвратительную подлость нынешней французской литературы. Сказать единожды вслух, что Lamartine скучнее Юнга, а не имеет его глубины, что Béranger не поэт, что V. Hugo не имеет жизни, то есть истины; что романы A. Vigny хуже романов Загоскина; что их журналы невежды; что их критики почти не лучше наших Теле-скопских и графских. Я в душе уверен, что 19-й век, в сравнении с 18-м, в грязи (разумею во Франции). Проза едва-едва выкупает гадость того, что зовут они поэзией.

О Вашем клиенте Годунове поговорим после. На днях еду в Москву и надеюсь с Вами увидеться.

496. H. H. ПУШКИНОЙ

22 сентября 1832 г. Из Москвы в Петербург

Четверг. Не сердись, женка; дай слово сказать. Я приехал в Москву, вчера в середу. Велосифер, по-русски поспешный дилижанс, несмотря на плеоназм, поспешал как черепаха, а иногда даже как рак. В сутки случилось мне сделать три станции. Лошади расковывались и - неслыханная вещь! - их подковывали на дороге. 10 лет езжу я по большим дорогам, отроду не видывал ничего подобного. Насилу дотащился в Москву, {обосцанную} дождем и встревоженную приездом двора. Теперь послушай, с кем я путешествовал, с кем провел я пять дней и пять ночей. То-то будет мне гонка! с пятью немецкими актрисами, в желтых кацавейках и в черных вуалях. Каково? Ей-богу, душа моя, не я с ними кокетничал, они со мною амурились в надежде на лишний билет. Но я отговаривался незнанием немецкого языка и, как маленький Иосиф, вышел чист от искушения. Приехав в Москву, поскакал отыскивать Нащокина, нашел его по-прежнему озабоченным домашними обстоятельствами, но уже спокойнее в сношениях со своею Сарою. Он кокю¹, и видит, что это состояние приятное и независимое. Он ездил со мною в баню, обедал у меня. Завез меня к княгине Вяземской, княгиня завезла меня во Французский театр, где я чуть было не заснул от скуки и усталости. Приехал к Оберу и заснул в 10 часов вечера. Вот тебе весь мой день; писать не было мне ни времени, ни возможности физической. Государь здесь со 20-го числа и сегодня едет к вам, так что с Бенкендорфом не успею увидеться, хоть было бы и нужно. Великая княгиня была очень больна, вчера было ей легче, но двор еще беспокоен и государь не принял ни одного праздника. Видел Чаадаева в театре, он звал меня с собою повсюду, но я дремал. Дела мои, кажется, скоро могут кончиться, а я, мой ангел, не мешкая ни минуты, поскачу в Петербург. Не можешь вообразить, какая тоска без тебя. Я же все беспокоюсь, на кого покинул я тебя! На Петра, сонного пьяницу, который спит, не проспится, ибо он и пьяница и дурак; на Ирину Кузьминичну, которая с тобою воюет; на Ненилу Ануфриевну, которая тебя грабит. А Маша-то? что ее золотуха и что Спасский? Ах, женка душа! что с тобою будет? Прощай, пиши.

497. H. H. ПУШКИНОЙ

25 сентября 1832 г. Из Москвы в Петербург

Какая ты умненькая, какая ты миленькая! какое длинное письмо! как оно дельно! благодарствуй, женка. Продолжай, как начала, и я век за тебя буду бога молить. Заключай с поваром какие хочешь условия, только бы не был я принужден, отобедав дома, ужинать в клобе. Каретник мой плут; взял с меня за починку 500 руб., а в один месяц карета моя хоть брось. Это мне наука: не иметь дела с полуталантами. Фрибелиус или Иохим взяли бы с меня 100 р. лишних, но зато не надули бы меня. Ради бога, Машу не пачкай ни сливками, ни мазью. Я твоей Уткиной плохо верю. Кстати: смотри, не брюхата ли ты, а в таком случае береги себя на первых порах. Верхом не езди, а кокетничай как-нибудь иначе. Здесь о тебе все отзываются очень благосклонно. Твой Давыдов, говорят, женится на дурнушке. Вчера рассказали мне анекдот, который тебе сообщаю. В 1831 году, февраля 18, была свадьба на Никитской, в приходе Вознесения. Во время церемонии двое молодых людей разговаривали между собою. Один из них нежно утешал другого, несчастного любовника венчаемой девицы. А несчастный любовник, с воздыханием и слезами, надеялся со временем забыть безумную страсть etc. etc. etc. Княжны Вяземские слышали весь разговор и думают, что несчастный любовник был Давыдов. А я так думаю, Петушков или Буянов или паче Сорохтин. Ты как? не правда ли, интересный анекдот? Твое намерение съездить к Плетневу похвально, но соберешься ли ты? съезди, женка, спасибо скажу. Что люди наши? каково с ними ладишь? Вчера был я у Вяземской, у ней отправлялся обоз, и я было с ним отправил к тебе письмо, но письмо забыли, а я его тебе препровождаю, чтоб не пропала ни строка пера моего для тебя и для потомства. Нащокин мил до чрезвычайности. У него проявились два новые лица в числе челядинцев. Актер, игравший вторых любовников, ныне разбитый параличом и совершенно одуревший, и монах, перекрест из жидов, обвешанный веригами, представляющий нам в лицах жидовскую синагогу и рассказывающий нам соблазнительные анекдоты о московских монашенках. Нащокин говорит ему: ходи ко мне всякий день обедать и ужинать, волочись за моею девичьей, но только не сводничай Окулову. Каков отшельник? он смешит меня до упаду, но не понимаю, как можно жить окруженным такою сволочью. Букли я отослал к Малиновским, они велели звать меня на вечер, но, вероятно, не поеду. Дела мои принимают вид хороший. Завтра начну хлопотать, и если через неделю не кончу, то оставлю все на попечение Нащокину, а сам отправлюсь к тебе - мой ангел, милая моя женка. Покамест прощай, Христос с тобою и с Машей. Видишь ли ты Катерину Ивановну? сердечно ей кланяюсь, и целую ручку ей и тебе, мой ангел.

Воскресение.

Важное открытие: Ипполит говорит по-французски.

498. H. H. ПУШКИНОЙ

27 сентября 1832 г. Из Москвы в Петербург

Вчера только успел отправить письмо на почту, получил от тебя целых три. Спасибо, жена. Спасибо и за то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина тебе не следовало, во-первых, потому, что при мне он у нас ни разу не был, а во-вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням. Вследствие сего деру тебя за ухо и целую нежно, как будто ни в чем не бывало. Здесь я живу смирно и порядочно; хлопочу по делам, слушаю Нащокина и читаю «Mémoires» de Diderot¹. Был вечор у Вяземской и видел у ней le beau Bézobrazof², который так же нежно обошелся со мною, как Александров у Бобринской. Помнишь? Это весьма тронуло мое сердце. Прощай. Кто-то ко мне входит.

Фальшивая тревога: Ипполит принес мне кофей. Сегодня еду слушать Давыдова, не твоего супиранта, а профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник - а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие.

Опять тревога - Муханов прислал мне разносчика с пастилою. Прощай. Христос с тобою и с Машею.

Вторник.

Целую ручку у Катерины Ивановны. Не забудь же.

499. H. H. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 30 сентября 1832 г. Из Москвы в Петербург

Вот видишь, что я прав: нечего было тебе принимать Пушкина. Просидела бы ты у Идалии и не сердилась на меня. Теперь спасибо за твое милое, милое письмо. Я ждал от тебя грозы, ибо по моему расчету прежде воскресения ты письма от меня не получила; а ты так тиха, так снисходительна, так забавна, что чудо. Что это значит? Уж не кокю ли я? Смотри! Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у него вечер, и вчера был у него. Мы всякий день видимся. А до жен нам и дела нет. Грех тебе меня подозревать в неверности к тебе и в разборчивости к женам друзей моих. Я только завидую тем из них, у коих супруги не красавицы, не ангелы прелести, не мадонны etc. etc. Знаешь русскую песню -

Не дай бог хорошей жены,
Хорошу жену часто в пир зовут.

А бедному-то мужу во чужом пиру похмелье, да и в своем тошнит. - Сейчас от меня - альманашник. Насилу отговорился от него. Он стал просить стихов для альманаха, а я статьи для газеты. Так и разошлись. На днях был я приглашен Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке). А тут разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слезы умиления. Передай это Вяземскому. Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе; докажу после. На днях был я на бале (у княгини Вяземской; следственно, я прав). Тут была графиня Сологуб, графиня Пушкина (Владимир), Aurore, ее сестра, и Natalie Урусова. Я вел себя прекрасно; любезничал с графиней Сологуб (с теткой, entendons-nous¹) и уехал ужинать к Яру, как скоро бал разыгрался. Дела мои идут своим чередом. С Нащокиным вижусь всякий день. У него в домике был пир: подали на стол мышонка в сметане под хреном в виде поросенка. Жаль, не было гостей. По своей духовной домик этот отказывает он тебе. Мне пришел в голову роман, и я, вероятно, за него примусь; но покамест голова моя кругом идет при мысли о газете. Как-то слажу с нею? Дай бог здоровье Отрыжкову; авось вывезет. Целую Машу и благословляю, и тебя тоже, душа моя, мой ангел. Христос с вами.

500. H. H. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 3 октября 1832 г. Из Москвы в Петербург

По пунктам отвечаю на твои обвинения. 1) Русский человек в дороге не переодевается и, доехав до места свинья свиньею, идет в баню, которая наша вторая мать. Ты разве не крещеная, что всего этого не знаешь? 2) В Москве письма принимаются до 12 часов - а я въехал в Тверскую заставу ровно в 11, следственно, и отложил писать к тебе до другого дня. Видишь ли, что я прав, а что ты кругом виновата? виновата 1) потому, что всякий вздор забираешь себе в голову, 2) потому, что пакет Бенкендорфа (вероятно, важный) отсылаешь, с досады на меня, бог ведает куда, 3) кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом, да еще жалуешься на свое положение, будто бы подобное нащокинскому! Женка, женка!.. но оставим это. Ты, мне кажется, воюешь без меня дома, сменяешь людей, ломаешь кареты, сверяешь счеты, доишь кормилицу. Ай-да хват баба! что хорошо то хорошо. Здесь я не так-то деятелен. Насилу успел написать две доверенности, а денег не дождусь. Оставлю неоконченное дело на попечение Нащокину. Брат Дмитрий Николаевич здесь. Он в Калуге никакого не нашел акта, утверждающего болезненное состояние отца, и приехал хлопотать о том сюда. С Натальей Ивановной они сошлись и помирились. Она не хочет входить в управление имения и во всем полагается на Дмитрия Николаевича. Отец поговаривает о духовной; на днях будет он освидетельствован гражданским губернатором. К тебе пришлют для подписания доверенность. Катерина Ивановна научит тебя, как со всем этим поступить. Вяземские едут после 14-го. А я на днях. Следственно, нечего тебе и писать. Мне без тебя так скучно, так скучно, что не знаю, куда головы преклонить. Хочешь комеражей? Горсткина вчера вышла за князя Щербатова, за младенца. Красавец Безобразов кружит здешние головки, причесанные à la Ninon¹ домашними парикмахерами. Князь Урусов влюблен в Машу Вяземскую (не говори отцу, он станет беспокоиться). Другой Урусов, говорят, женится на Бороздиной-соловейке. Москва ожидает царя к зиме, но, кажется, напрасно. Прощай, мой ангел, целую тебя и Машу. Прощай, душа моя. Христос с тобою.

501. П. В. НАЩОКИНУ

2 декабря 1832 г. Из Петербурга в Москву

Сие да будет моим оправданием в неаккуратности. Приехав сюда, нашел я большие беспорядки в доме, принужден был выгонять людей, переменять поваров, наконец нанимать новую квартеру и, следственно, употреблять суммы, которые в другом случае оставались бы неприкосновенными. Надеюсь, что теперь получил ты, любезный Павел Воинович, нужные бумаги для перезалога; и что получишь ломбардные деньги беспрепятственно; в таком случае, извинив меня (как можешь) перед Федором Даниловичем, отдай ему его тысячу, а другую возьми себе, ибо, вероятно, тебе она нужна будет, остальной же долг получишь в январе - как я уже распорядился, продав Смирдину второе издание «Онегина». Sur ce¹ поговорим о деле: честь имею тебе объявить, что первый том «Островского» кончен и на днях прислан будет в Москву на твое рассмотрение и под критику г. Короткого. Я написал его в две недели, но остановился по причине жестокого рюматизма, от которого прострадал другие две недели, так что не брался за перо и не мог связать две мысли в голове. Что твои мемории? Надеюсь, что ты их не бросишь. Пиши их в виде писем ко мне. Это будет и мне приятнее, да и тебе легче. Незаметным образом вырастет том, а там поглядишь - и другой. Мой журнал остановился, потому что долго не приходило разрешение. Нынешний год он издаваться не будет. Я и рад. К будущему успею осмотреться и приготовиться; покамест буду жаться понемногу. Мою статую еще я не продал, но продам во что бы ни стало. К лету будут у меня хлопоты. Наталья Николаевна брюхата опять, и носит довольно тяжело. Не приедешь ли ты крестить Гаврила Александровича? Я такого мнения, что Петербург был бы для тебя пристанью и ковчегом спасения. Скажи Баратынскому, что Смирдин в Москве и что я говорил с ним о издании «Полных стихотворений Евгения Баратынского». Я говорил о 8 и о 10 тыс., а Смирдин боялся, что Баратынский не согласится; следственно, Баратынский может с ним сделаться. Пускай он попробует. Что Вельтман? каковы его обстоятельства и что его опера? Прощай, кланяюсь твоим - целую Павла.

2 окт. П. Б.

В Морской в доме Жадимировского.

502. Е. М. ХИТРОВО

Август - первая половина сентября или конец октября - декабрь 1832 г. В Петербурге

Ma foi oui - le joli frère est bien mal, hier je l’ai emmené chez moi. Il est entre la folie et la mort, dans une heure nous aurons la crise - et vous en aurez des nouvelles.

Comment n’avez-vous pas honte d’avoir parlé si légèrement de Karr. Son roman a du génie et vaut bien le marivaudage de votre Balzac. Adieu, belle et bonne.

{Перевод:

Честное слово - милый братец очень плох, вчера я привез его к себе. Он между сумасшествием и смертью, через час мы ждем кризиса - и вы получите о нем известия.

Как вам не совестно было так пренебрежительно отозваться о Карре. В его романе чувствуется талант, и он стоит вычурности вашего Бальзака. Прощайте, прекрасная и добрая.}

1833

503. П. С. САНКОВСКОМУ

3 января 1833 г. Из Петербурга в Тифлис

J’ai tant de torts envers vous, j’ai l’air si ingrât, que je suis tout honteux de vous écrire. M-r Kasassi m’avait apporté une bien aimable lettre de votre part; vous m’y demandiez des vers pour un almanach que vous aviez l’intention de faire paraître pour cette année-ci. J’ai tardé à vous répondre pour une bonne raison: je n’avais rien à vous envoyer et j’attendais toujours un moment d’inspiration comme on dit, c’est à dire, un moment, de griffomanie. Et bien, l’inspiration n’est pas venue, je n’ai pas écrit un vers depuis deux ans - et voilà comment la bonne intention que j’avais de vous faire hommage de mes pauvres rimes est allée paver l’enfer. Pour Dieu, ne m’en voulez pas, et plaignez-moi de ne jamais faire ce que j’aurais dû ou voulu.

J’avais chargé Ширяев de vous faire parvenir tout ce que j’ai imprimé depuis que je suis de retour de Tiflis - j’ignore s’il s’en est acquitté. Quant à moi, j’ai bien des grâces à vous rendre pour l’envoi du journal de Tiflis - le seul d’entre ceux de Russie qui ait une couleur originale et où se rencontrent des articles d’un intérêt véritable et Européen. Si vous voyez quelquefois A. Бестужев, faites lui bien mes amitiés. Nous nous sommes rencontrés sur le Гут-гора sans nous reconnaître et depuis je n’ai eu de ses nouvelles que par les journaux où il imprimait ses charmantes nouvelles. On avait répandu ici la nouvelle de sa mort, nous l’avons pleuré bien sincèrement, et nous sommes bien réjouis à sa résurrection в третий день по писанию. -

Cette lettre vous sera remise par M-r Rossetti, jeune homme plein de mérite et qui va quitter un monde brillant et une existence frivole et dissipée, pour le sévère métier de soldat géorgien. Nous vous le recommandons, et nous sommes persuadés que vous nous remercierez de cette connaissance.

Agréez, Monsieur, l’assurance de ma haute considération.

Alexandre Pouchkine.

3 janvier 1833.

St-P.

{Перевод:

Я так виноват перед вами и должен казаться таким неблагодарным, что мне совестно вам писать. Г-н Казасси доставил мне очень любезное письмо от вас; вы в нем просили у меня стихов для альманаха, который намеревались выпустить к этому году. Я задержал свой ответ по весьма уважительной причине: мне нечего было вам послать и я все ждал, как говорится, минуты вдохновения, то есть припадка бумагомарания. Но вдохновение так и не пришло, в течение последних двух лет я не написал ни одного стиха - и вот почему мое доброе намерение преподнести вам свои несчастные стишки отправилось мостить ад. Ради бога, не сердитесь, а лучше пожалейте меня за то, что мне никогда не удается поступать так, как мне следовало бы или хотелось бы.

Я поручил Ширяеву доставить вам все напечатанное мною по возвращении из Тифлиса - не знаю, выполнил ли он это. Я же обязан вам большой благодарностью за присылку Тифлисских ведомостей - единственной из русских газет, которая имеет свое лицо и в которой встречаются статьи, представляющие действительный, в европейском смысле, интерес. Если вы видаете А. Бестужева, передайте ему поклон от меня. Мы повстречались с ним на Гут-горе, не узнавши друг друга, и с тех пор я имею о нем сведения лишь из журналов, в которых он печатает свои прелестные повести. Здесь распространился слух о его смерти, мы искренно оплакивали его и очень обрадовались его воскрешению (в третий день по писанию).

Письмо это передаст вам г-н Россети, весьма достойный молодой человек, который покидает блестящий свет и ветреное и рассеянное существование для сурового ремесла грузинского солдата. Мы рекомендуем его вам и уверены, что вы поблагодарите нас за это знакомство.

Примите, милостивый государь, уверение в моем высоком уважении.

Александр Пушкин.

3 января 1833. СПб. }

504. НЕИЗВЕСТНОЙ

Декабрь 1832 г. - 6 января 1833 г. В Петербурге

Jugez de mon désespoir lorsqu’un ivrogne m’a rapporté aujourd’hui une réponse que j’avais faite hier à l’aimable billet que vous avez bien voulu m’écrire.

{Перевод:

Судите о моем отчаянии, когда какой-то пьяница принес мне сегодня обратно ответ, посланный мною вчера на любезную записку, которую вы изволили мне написать.}

505. А. И. ЧЕРНЫШЕВУ

9 февраля 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Иванович,

Приношу Вашему сиятельству искреннейшую благодарность за внимание, оказанное к моей просьбе.

Следующие документы, касающиеся истории графа Суворова, должны находиться в архивах главного штаба:

1) Следственное дело о Пугачеве

2) Донесения графа Суворова во время кампании 1794 года

3) Донесения его 1799 года

4) Приказы его к войскам.

Буду ожидать от Вашего сиятельства позволения пользоваться сими драгоценными материалами.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

7¹ февр. 1833.

СПб.

506. П. В. НАЩОКИНУ

Около (не позднее) 25 февраля 1833 г. Из Петербурга в Москву

Что, любезный Павел Воинович? получил ли ты нужные бумаги, взял ли ты себе малую толику, заплатил Федору Даниловичу, справил ли остальную тысячу с ломбарда, пришлешь ли мне что-нибудь? Коли ничто еще не сделано, то сделай вот что: 2525 рублей доставь, сделай одолжение, сенатору Михаилу Александровичу Салтыкову, живущему на Маросейке, в доме Бубуки, и возьми с него расписку. Это нужно, и для меня очень неприятно.

Что твои дела? За глаза я все боюсь за тебя. Все мне кажется, что ты гибнешь, что Вейер тебя топит, а Рахманов на плечах у тебя. Дай бог мне зашибить деньгу, тогда авось тебя выручу. Тогда авось разведем тебя с сожительницей, заведем мельницу в Тюфлях, и заживешь припеваючи и пишучи свои записки. Жизнь моя в Петербурге ни то ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде - все это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения.

Вот как располагаю я моим будущим. Летом, после родов жены, отправляю ее в калужскую деревню к сестрам, а сам съезжу в Нижний да, может быть, в Астрахань. Мимоездом увидимся и наговоримся досыта. Путешествие нужно мне нравственно и физически.

507. А. И. ЧЕРНЫШЕВУ

27 февраля 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Иванович,

Приношу Вашему сиятельству глубочайшую мою благодарность за книги, которые доставлены мне от имени Вашего. Почитаю обязанностию в точности исполнить приказания Вашего сиятельства и препоручаю себя и впредь высокой Вашей благосклонности.

С душевным почтением и совершенной преданностию имею честь быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

27 февр. 1833.

СПб.

508. M. П. ПОГОДИНУ

5 марта 1833 г. Из Петербурга в Москву

По секрету.

Вот в чем дело: по уговору нашему, долго собирался я улучить время, чтоб выпросить у государя вас в сотрудники. Да все как-то не удавалось. Наконец на масленице царь заговорил как-то со мною о Петре I, и я тут же и представил ему, что трудиться мне одному над архивами невозможно, и что помощь просвещенного, умного и деятельного ученого мне необходима. Государь спросил, кого же мне надобно, и при вашем имени было нахмурился - (он смешивает вас с Полевым; извините великодушно; он литератор не весьма твердый, хоть молодец, и славный царь). Я кое-как успел вас отрекомендовать, а Д. Н. Блудов все поправил и объяснил, что между вами и Полевым общего только первый слог ваших фамилий. К сему присовокупился и благосклонный отзыв Бенкендорфа. Таким образом дело слажено; и архивы вам открыты (кроме тайного). Теперь остается решить, на каком основании намерены вы приступить к делу: думаю, что вам надо требовать вашего адъюнктского жалования, во все время ваших трудов - и только. А труды ваши не пропадут ни в каком отношении. Ибо всё, елико можно будет напечатать, напечатаете вы и для себя; это будет вам и приятно и выгодно. Сколько отдельных книг можно составить тут! сколько творческих мыслей тут могут развиться? С вашей вдохновенной деятельностию, с вашей чистой добросовестностию - вы произведете такие чудеса, что мы и потомство ваше будем за вас бога молить, как за Шлецера и Ломоносова.

Напишите же мне официальное письмо, которое мог бы я показать Блудову; и я поспешу все здесь окончить. Ожидаю вас с распростертыми объятиями.

5 марта.

509. А. И. ЧЕРНЫШЕВУ

8 марта 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Иванович.

Доставленные мне по приказанию Вашего сиятельства из Московского отделения Инспекторского архива книги получить имел я честь. Принося Вашему сиятельству глубочайшую мою благодарность, осмеливаюсь беспокоить Вас еще одною просьбою; благосклонность и просвещенная снисходительность Вашего сиятельства совсем избаловали меня.

В бумагах касательно Пугачева, полученных мною пред сим, известия о нем доведены токмо до назначения генерала-аншефа Бибикова, но донесений сего генерала в военную коллегию, так же как и рапортов князя Голицына, Михельсона и самого Суворова - тут не находится. Если угодно будет Вашему сиятельству оные донесения и рапорты (с января 1774 по конец того же года) приказать мне доставить, то почту сие за истинное благодеяние.

С глубочайшим почтением, преданностию и благодарностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

8 марта 1833.

СПб.

510. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

28 марта 1833 г. В Петербурге

Я надеялся быть сегодня у Вашего сиятельства и услышать трагедию г. Якимова - но невозможно. Мне назначили деловое свидание к 8 часам, и я жертвую Вами и Шекспиром подьяческим разговорам. Однако до свидания.

Искренне Вас уважающий

А. Пушкин.

511. А. П. ЕРМОЛОВУ

Начало апреля 1833 г. Из Петербурга в Осоргино

Собирая памятники отечественной истории, напрасно ожидал я, чтобы вышло наконец описание Ваших закавказских подвигов. До сих пор поход Наполеона затемняет и заглушает всё - и только некоторые военные люди знают, что в то же самое время происходило на Востоке.

Обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с просьбою о деле для меня важном. Знаю, что Вы неохотно решитесь ее исполнить. Но Ваша слава принадлежит России и Вы не вправе ее утаивать. Если в праздные часы занялись Вы славными воспоминаниями и составили записки о своих войнах, то прошу Вас удостоить меня чести быть Вашим издателем. Если ж Ваше равнодушие не допустило Вас сие исполнить, то я прошу Вас дозволить мне быть Вашим историком, даровать мне краткие необходимейшие сведения, и etc.

512. И. Т. КАЛАШНИКОВУ

Начало апреля 1833 г. В Петербурге

Искренно благодарю Вас за письмо, коего Вы меня удостоили. Удовольствие читателей, коих уважаем, есть лучшая из всех наград.

Вы спрашиваете моего мнения о «Камчадалке». Откровенность под моим пером может показаться Вам простою учтивостию. Я хочу лучше повторить Вам мнение Крылова, великого знатока и беспристрастного ценителя истинного таланта. Прочитав «Дочь Жолобова», он мне сказал: ни одного из русских романов я не читывал с большим удовольствием. «Камчадалка» верно не ниже Вашего первого произведения. Сколько я мог заметить, часть публики, которая судит о книгах не по объявлениям газет, а по собственному впечатлению, полюбила Вас и с полным радушием приняла обе Ваши пьесы. После этого не тревожьтесь мнением Полевого, он человек смышленый, обязательный и умный, но, конечно уж, не литератор. Как писатель, он не имеет никакого таланта, как критик - повторяет чужие мысли......

Романа его я не читал, но судя по его «Истории» знаю, как он должен быть ниже «Камчадалки» и «Дочери Жолобова».

Публика его любит единственно за его дерзость и потому, что глупцы с благоговением слушают человека, который смело все бранит, и думают: то-то умник! -

513. П. А. ОСИПОВОЙ

Около (не позднее) 15 мая 1833 г. Из Петербурга во Псков

Pardon, mille fois pardon, chère Парасковья Александровна, si j’ai tardé à vous remercier pour votre bien aimable lettre et pour son intéressante vignette. Des embarras de toutes espèces m’en ont empêché. Je ne sais quand j’aurai le bonheur de me présenter à Trigorsky, mais j’en meurs d’envie. Pétersbourg ne me convient nullement, ni mes goûts, ni ma fortune ne peuvent s’en accommoder. Mais durant 2 ou 3 ans il faudra patienter. Ma femme vous fait dire mille amitiés ainsi qu’à Анна Николаевна. Ma fille nous a donné de l’inquiétude pendant ces cinq ou six jours. Je suppose qu’elle fait ses dents. Elle n’en a pas une seule jusqu’à présent. On a beau se dire que tout le monde a passé par là, mais ces créatures sont si frêles, qu’il est impossible de ne pas trembler en les voyant souffrir. Mes parents viennent d’arriver de Moscou. Ils comptent venir à Михайловское vers le mois de Juillet. Je voudrais bien être du voyage.

{Перевод:

Простите, тысячу раз простите, милая (Парасковья Александровна), что я не сразу поблагодарил вас за ваше любезное письмо и за его прелестную виньетку. Мне мешали всевозможные заботы. Не знаю, когда буду иметь счастье явиться в Тригорское, но мне до смерти этого хочется. Петербург совершенно не по мне, ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться. Но придется потерпеть года два или три. Жена моя передает вам и Анне Николаевне тысячу приветствий. Моя дочь в течение последних пяти-шести дней заставила нас поволноваться. Думаю, что у нее режутся зубы. У нее до сих пор нет ни одного. Хоть и стараешься успокоить себя мыслью, что все это претерпели, но созданьица эти так хрупки, что невозможно без содрогания смотреть на их страданья. Родители мои только что приехали из Москвы. Они собираются к июлю быть в Михайловском. Мне очень хотелось бы поехать вместе с ними.}

514. И. И. ДМИТРИЕВУ

Конец мая - начало июня 1833 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь Иван Иванович,

Имев всегда счастие пользоваться благосклонностию Вашего превосходительства, осмеливаюсь ныне обратиться к Вам со всепокорнейшею просьбою... Случай доставил в мои руки некоторые важные бумаги, касающиеся Пугачева (собственные письма Екатерины, Бибикова, Румянцова, Панина, Державина и других). Я привел их в порядок и надеюсь их издать. В Исторических записках (которые дай бог нам прочесть как можно позже) Вы говорите о Пугачеве - и, как очевидец, описали его смерть. Могу ли надеяться, что Вы, милостивый государь, не откажетесь занять место между знаменитыми людьми, коих имена и свидетельства дадут цену моему труду, и позволите поместить собственные Ваши строки в одном из любопытнейших эпизодов царствования Великой Екатерины?

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейший слуга.

515. П. И. СОКОЛОВУ

Конец (после 27) мая - начало июня 1833 г. В Петербурге

Получив от Вашего превосходительства извещение о выборе г. сенатора Баранова в члены Российской Академии, спешу доставить Вам избирательный свой голос.

С глубочайшим почтением.

516. А. А. АНАНЬИНУ

26 июня 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Андреевич,

Быв у Вас и не имев удовольствия застать Вас дома, на всякий случай беру с собой письмо. Я собираюсь в деревню. Вы изволили обнадежить меня, что около нынешнего времени можно мне будет получить от Вас еще 2000 р. По моему счету мне более 1500 р. не надобно. Смирдин готов в них поручиться. Буду ожидать ответа Вашего через городскую почту, если не угодно будет прислать его ко мне в город. Я живу на Черной речке, на Миллеровой даче. С истинным почтением и совершенной преданностью честь имею быть.

Вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

26 июня.

517. А. А. АНАНЬИНУ

Первая половина (до 12) июля 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

Абрам Алексеевич¹,

Смирдин на днях приехал из Москвы. Он согласен за меня поручиться. Прошу Вас назначить мне день, когда можно будет нам кончить дело.

С истинным почтением честь имею быть, милостивый государь,

Ваш покорнейший слуга

А. Пушкин.

518. M. A. КОРФУ

14 (?) июля 1833 г. В Петербурге

Сейчас был у Смирдина, и, кажется, дело сделано. Николай Модестович может приехать к нему для окончательных условий; я бы советовал ему справиться сперва о том, что берут обыкновенно за переводы à tant la feuille¹, и требовать ту же цену; таким образом он верно получит более, нежели условясь брать годовую плату. В случае какого-нибудь затруднения пусть он располагает мною, я готов ему служить от всей души.

Радуюсь, что на твое дружеское письмо мог отвечать удовлетворительно и исполнить твое приказание. Сердечно благодарю за поздравления.

Весь твой

Александр Пушкин.

Пятница.

519. Г. И. СПАССКОМУ

Около 18 - 22 июля 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

Григорий Иванович,

Осмеливаюсь обратиться к Вам с покорнейшею просьбою. Мне сказывали, что у Вас находится любопытная рукопись Рычкова, касающаяся времен Пугачева. Вы оказали бы мне истинное благодеяние, если б позволили пользоваться несколько дней сею драгоценностию. Будьте уверены, что я возвращу Вам ее в всей исправности и при первом Вашем востребовании.

С истинным почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Ваш покорнейший слуга

Александр Пушкин.

Черная речка,

вторник.

520. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

22 июля 1833 г. В Петербурге

Mon Général,

Les circonstances m’obligent à aller bientôt passer 2 ou 3 mois dans mes terres de Nijni Novgorod - je voudrais en profiter pour faire un tour à Orenbourg et Kazan que je ne connais pas encore. Je supplie Sa Majesté de me permettre de voir les archives de ces deux gouvernements.

{Перевод:

Генерал,

Обстоятельства принуждают меня вскоре уехать на 2-3 месяца в мое нижегородское имение - мне хотелось бы воспользоваться этим и съездить в Оренбург и Казань, которых я еще не видел. Прошу его величество позволить мне ознакомиться с архивами этих двух губерний.}

521. А. Н. МОРДВИНОВУ

30 июля 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Николаевич,

Спешу ответствовать со всею искренностию на вопросы Вашего превосходительства.

В продолжение двух последних лет занимался я одними историческими изысканиями, не написав ни одной строчки чисто литературной. Мне необходимо месяца два провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий и кончить книгу, давно мною начатую, и которая доставит мне деньги, в коих имею нужду. Мне самому совестно тратить время на суетные занятия, но что делать? они одни доставляют мне независимость и способ проживать с моим семейством в Петербурге, где труды мои, благодаря государя, имеют цель более важную и полезную.

Кроме жалования, определенного мне щедростию его величества, нет у меня постоянного дохода; между тем жизнь в столице дорога́ и с умножением моего семейства умножаются и расходы.

Может быть, государю угодно знать, какую именно книгу хочу я дописать в деревне: это роман, коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани, и вот почему хотелось бы мне посетить обе сии губернии.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

30 июля.

Черная речка.

522. П. В. НАЩОКИНУ (?)

Июль 1833 г. (?) Петербург

Посылаю тебе мою образину. Скажи, сколько хочешь ты за свою карету? есть покупщики.

А. П.

523. H. Н. ПУШКИНОЙ

20 августа 1833 г. Из Торжка в Петербург

Торжок. Воскресение.

Милая женка, вот тебе подробная моя Одиссея. Ты помнишь, что от тебя уехал я в самую бурю. Приключения мои начались у Троицкого мосту. Нева так была высока, что мост стоял дыбом; веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами. По счастию ветер и дождь гнали меня в спину, и я преспокойно высидел все это время. Что-то было с вами, петербургскими жителями? Не было ли у вас нового наводнения? что, если и это я прогулял? досадно было бы. На другой день погода прояснилась. Мы с Соболевским шли пешком 15 верст, убивая по дороге змей, которые обрадовались сдуру солнцу и выползали на песок. Вчера прибыли мы благополучно в Торжок, где Соболевский свирепствовал за нечистоту белья. Сегодня проснулись в 8 часов, завтракали славно, а теперь отправляюсь в сторону, в Ярополец - а Соболевского оставляю наедине с швейцарским сыром. Вот, мой ангел, подробный отчет о моем путешествии. Ямщики закладывают коляску шестерней, стращая меня грязными, проселочными дорогами. Коли не утону в луже, подобно Анрепу, буду писать тебе из Яропольца. От тебя буду надеяться письма в Симбирске. Пиши мне о своей груднице и о прочем. Машу не балуй, а сама береги свое здоровье, не кокетничай 26-го. Да бишь! не с кем. Однако все-таки не кокетничай. Кланяюсь и целую ручку с ермоловской нежностию Катерине Ивановне. Тебя целую крепко и всех вас благословляю: тебя, Машку и Сашку.

Кланяйся Вяземскому, когда увидишь, скажи ему, что мне буря помешала с ним проститься и поговорить об Альманахе, о котором буду хлопотать дорогою.

524. H. H. ПУШКИНОЙ

21 августа 1833 г. Из Павловского в Петербург

Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я к тебе пишу: из Павловска; между Берновом и Малинников, о которых, вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому пять лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями; но уланы переведены, а барышни разъехались; из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш etc. живет управитель Парасковии Александровны, Рейхман, который попотчевал меня шнапсом. Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве. Но я к ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу. Здесь объедаюсь я вареньем и проиграл три рубля в двадцать четыре роббера в вист. Ты видишь, что во всех отношениях я здесь безопасен. Много спрашивают меня о тебе; так же ли ты хороша, как сказывают - и какая ты: брюнетка или блондинка, худенькая или плотненькая? Завтра чем свет отправляюсь в Ярополец, где пробуду несколько часов, и отправлюсь в Москву, где, кажется, должен буду остаться дня три. Забыл я тебе сказать, что в Яропольце (виноват: в Торжке) толстая М-lle Pojarsky, та самая, которая варит славный квас и жарит славные котлеты, провожая меня до ворот своего трактира, отвечала мне на мои нежности: стыдно вам замечать чужие красоты, у вас у самого такая красавица, что я встретя ее (?) ахнула. А надобно тебе знать, что M-lle Pojarsky ни дать ни взять M-me George, только немного постаре. Ты видишь, моя женка, что слава твоя распространилась по всем уездам. Довольна ли ты? будьте здоровы все; помнит ли меня Маша, и нет ли у ней новых затей? Прощай, моя плотненькая брюнетка (что ли?). Я веду себя хорошо, и тебе не за что на меня дуться. Письмо это застанет тебя после твоих именин. Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете - а душу твою люблю я еще более твоего лица. Прощай, мой ангел, целую тебя крепко.

525. H. H. ПУШКИНОЙ

26 августа 1833 г. Из Москвы в Петербург

26 авг. Москва.

Поздравляю тебя со днем твоего ангела, мой ангел, целую тебя заочно в очи - и пишу тебе продолжение моих похождений - из антресолей вашего Никитского дома, куда прибыл я вчера благополучно из Яропольца. В Ярополец приехал я в середу поздно. Наталья Ивановна встретила меня как нельзя лучше. Я нашел ее здоровою, хотя подле нее лежала палка, без которой далеко ходить не может. Четверг я провел у нее. Много говорили о тебе, о Машке и о Катерине Ивановне. Мать, кажется, тебя к ней ревнует; но хотя она по своей привычке и жаловалась на прошедшее, однако с меньшей уже горечью. Ей очень хотелось бы, чтоб ты будущее лето провела у нее. Она живет очень уединенно и тихо в своем разоренном дворце и разводит огороды над прахом твоего прадедушки Дорошенки, к которому ходил я на поклонение. Семен Федорович, с которым мы большие приятели, водил меня на его гробницу и показывал мне прочие достопамятности Яропольца. Я нашел в доме старую библиотеку, и Наталья Ивановна позволила мне выбрать нужные книги. Я отобрал их десятка три, которые к нам и прибудут с вареньем и наливками. Таким образом, набег мой на Ярополец был вовсе не напрасен.

Теперь, женка, послушай, что делается с Дмитрием Николаевичем. Он, как владетельный принц, влюбился в графиню Надежду Чернышеву по портрету, услыша, что она девка плотная, чернобровая и румяная. Два раза ездил он в Ярополец в надежде ее увидеть, и в самом деле ему удалось застать ее в церкви. Вот он и полез на стены. Пишет из Заводов, что он без памяти от la charmante et divine comtesse¹, что он ночи не спит, et que son charmant image etc.² и непременно требует от Натальи Ивановны, чтоб она просватала за него la charmante et divine comtesse; Наталья Ивановна поехала к Кругликовой и выполнила комиссию. Позвали la divine et charmante, которая отказала наотрез. Наталья Ивановна беспокоится о том, какое действие произведет эта весть. Я полагаю, что он не застрелится. Как ты думаешь? А надобно тебе знать, что он дело затеял еще зимою и очень подозревал la divine et charmante comtesse в склонности к Муравьеву (святому). Для сего он со всевозможною дипломатическою тонкостию пришел однажды спросить его, как Скотинин у своего племянника: Митрофан, хочешь ли ты жениться? Видишь, какой плут! и нам ничего не сказал. Муравьев отвечал ему, что скорей он будет монахом, а брат и обрадовался, и ну просить у графини son coeur et sa main³, уверяя ее письменно qu’il n’est plus dans son assiette ordinaire⁴. Я помирал со смеху, читая его письмо, и жалею, что не выпросил его для тебя.

Из Яропольца выехал я ночью и приехал в Москву вчера в полдень. Отец меня не принял. Говорят, он довольно тих. Нащокин сказывал мне, что деньги Юрьева к тебе посланы. Теперь я покоен. Соболевский здесь incognito прячется от заимодавцев, как настоящий gentleman⁵, и скупает свои векселя. Дорогой вел он себя порядочно и довольно верно исполнил условия, мною ему поднесенные, а именно: 1) платить прогоны пополам, не обсчитывая товарища; 2) не {пердеть} ни явным, ни тайным образом, разве во сне и то ночью, а не после обеда. В Москве пробуду я несколько времени, то есть два или три дня. Коляска требует подправок. Дороги проселочные были скверные; меня насилу тащили шестерней. В Казани буду я около третьего. Оттоле еду в Симбирск. Прощай, береги себя. Целую всех вас. Кланяйся Катерине Ивановне.

526. Н. Н. ПУШКИНОЙ

27 августа 1833 г. Из Москвы в Петербург

Вчера были твои именины, сегодня твое рождение. Поздравляю тебя и себя, мой ангел. Вчера пил я твое здоровье у Киреевского с Шевыревым и Соболевским; сегодня буду пить у Суденки. Еду после завтра - прежде не будет готова моя коляска. Вчера, приехав поздно домой, нашел я у себя на столе карточку Булгакова, отца красавиц, и приглашение на вечер. Жена его была также именинница. Я не поехал за неимением бального платья и за небритие усов, которые отрощаю в дорогу. Ты видишь, что в Москву мудрено попасть и не поплясать. Однако скучна Москва, пуста Москва, бедна Москва. Даже извозчиков мало на ее скучных улицах. На Тверском бульваре попадаются две-три салопницы, да какой-нибудь студент в очках и в фуражке, да кн. Шаликов. Был я у Погодина, который, говорят, женат на красавице. Я ее не видал и не могу всеподданнейше о ней тебе донести. Нащокина не видал целый день. Чаадаев потолстел, похорошел и поздоровел. Здесь Раевский Николай. Ни он, ни брат его не умирали - а умер какой-то бригадир Раевский. Скажи Вяземскому, что умер тезка его князь Петр Долгорукий - получив какое-то наследство и не успев его промотать в Английском клобе, о чем здешнее общество весьма жалеет. В клобе я не был - чуть ли я не исключен, ибо позабыл возобновить свой билет. Надобно будет заплатить 300 рублей штрафу, а я весь Английский клоб готов продать за 200. Здесь Орлов, Бобринский и другие мои старые знакомые. Но мне надоели мои старые знакомые. Никого не увижу. Важная новость: французские вывески, уничтоженные Растопчиным в год, когда ты родилась, появились опять на Кузнецком мосту. По своему обыкновению бродил я по книжным лавкам и ничего путного не нашел. Книги, взятые мною в дорогу, перебились и перетерлись в сундуке. От этого я так сердит сегодня, что не советую Машке капризничать и воевать с нянею: прибью. Целую тебя. Кланяюсь тетке - благословляю Машку с Сашкой.

527. H. H. ПУШКИНОЙ

2 сентября 1833 г. Из Нижнего-Новгорода в Петербург

2 сентября, Нижний-Новг.

Перед отъездом из Москвы я не успел тебе писать. Нащокин провожал меня шампанским, жженкой и молитвами. Каретник насилу выдал мне коляску; нет мне счастия с каретниками. Дорога хороша, но под Москвою нет лошадей, я повсюду ждал несколько часов и насилу дотащился до Нижнего сегодня, то есть в пятые сутки. Успел только съездить в баню, а об городе скажу только тебе les rues sont larges et bien pavées, les maisons sont bien baties¹. Еду на ярманку, которая свои последние штуки показывает, а завтра отправляюсь в Казань.

Мой ангел, кажется, я глупо сделал, что оставил тебя и начал опять кочевую жизнь. Живо воображаю первое число. Тебя теребят за долги, Параша, повар, извозчик, аптекарь, M-me Sichler etc.², y тебя не хватает денег, Смирдин перед тобой извиняется, ты беспокоишься - сердишься на меня - и поделом. А это еще хорошая сторона картины - что, если у тебя опять нарывы, что, если Машка больна? А другие, непредвиденные случаи... Пугачев не стоит этого. Того и гляди, я на него плюну - и явлюсь к тебе. Однако буду в Симбирске и там ожидаю найти писем от тебя. Ангел мой, если ты будешь умна, то есть здорова и спокойна, то я тебе из деревни привезу товару на сто рублей, как говорится. Что у нас за погода! дни жаркие, с утра маленькие морозы - роскошь! так ли у вас? Гуляешь ли ты по Черной Речке или еще взаперти? Во всяком случае береги себя. Скажи тетке, что хоть я и ревную ее к тебе, но прошу Христом и богом тебя не покидать и глядеть за тобою. Прощайте, дети, до Казани. Целую всех вас равно крепко - тебя в особенности.

528. H. H. ПУШКИНОЙ

2 сентября 1833 г. Из Нижнего-Новгорода в Петербург

2 сент.

Мой ангел, я писал тебе сегодня, выпрыгнув из коляски и одурев с дороги. Ничего тебе не сказал и ни о чем всеподданнейше не донес. Вот тебе отчет с самого Натальина дня. Утром поехал я к Булгакову извиняться и благодарить, а между тем и выпросить лист для смотрителей, которые очень мало меня уважают, несмотря на то что я пишу прекрасные стишки. У него застал я его дочерей и Всеволожского le cocu¹, который скачет из Казани к вам в Петербург. Они звали меня на вечер к Пашковым на дачу, я не поехал, жалея своих усов, которые только лишь ощетинились. Обедал у Суденки, моего приятеля, товарища холостой жизни моей. Теперь и он женат, и он сделал двух ребят, и он перестал играть - но у него 125 000 доходу, а у нас, мой ангел, это впереди. Жена его тихая, скромная, некрасавица. Мы отобедали втроем и я, без церемонии, предложил здоровье моей именинницы, и выпили мы все не морщась по бокалу шампанского. Вечер у Нащокина, да какой вечер! шампанское, лафит, зажженный пунш с ананасами - и все за твое здоровье, красота моя. На другой день в книжной лавке встретил я Николая Раевского. Sacré chien, - сказал он мне с нежностию, - pourquoi n’êtes-vous pas venu me voir? - Animal, - отвечал я ему с чувством, - qu’avez vous fait de mon manuscrit petitrussien?² После сего поехали мы вместе как ни в чем не бывало, он держа меня за ворот всенародно, чтоб я не выскочил из коляски. Отобедали вместе глаз на глаз (виноват: втроем с бутылкой мадеры). Потом, для разнообразия жизни, провел опять вечер у Нащокина; на другой день он задал мне прощальный обед со стерлядями и с жженкой, усадили меня в коляску, и я выехал на большую дорогу.

Ух, женка, страшно! теперь следует важное признанье. Сказать ли тебе словечко, утерпит ли твое сердечко? Я нарочно тянул письмо рассказами о московских моих обедах, чтоб как можно позже дойти до сего рокового места; ну, так уж и быть, узнай, что на второй станции, где не давали мне лошадей, встретил я некоторую городничиху, едущую с теткой из Москвы к мужу и обижаемую на всех станциях. Она приняла меня весьма дурно и нараспев начала меня усовещевать и уговаривать: как вам не стыдно? на что это похоже? две тройки стоят на конюшне, а вы мне их одной со вчерашнего дня не даете. - Право? - сказал я и пошел взять эти тройки для себя. Городничиха, видя, что я не смотритель, очень смутилась, начала извиняться и так меня тронула, что я уступил ей одну тройку, на которую имела она всевозможные права, а сам нанял себе другую, то есть третью, и уехал. Ты подумаешь: ну, это еще не беда. Постой, женка, еще не все. Городничиха и тетка так были восхищены моим рыцарским поступком, что решились от меня не отставать и путешествовать под моим покровительством, на что я великодушно и согласился. Таким образом и доехали мы почти до самого Нижнего - они отстали за три или четыре станции - и я теперь свободен и одинок. Ты спросишь: хороша ли городничиха? Вот то-то, что не хороша, ангел мой Таша, о том-то я и горюю. - Уф! кончил. Отпусти и помилуй.

Сегодня был я у губернатора, генерала Бутурлина. Он и жена его приняли меня очень мило и ласково; он уговорил меня обедать завтра у него. Ярманка кончилась. Я ходил по опустелым лавкам. Они сделали на меня впечатление бального разъезда, когда карета Гончаровых уж уехала. Ты видишь, что несмотря на городничиху и ее тетку - я все еще люблю Гончарову Наташу, которую заочно целую куда ни попало. Addio mia bella, idol mio, mio bel tesoro, quando mai ti rivedro...³

529. H. Н. ПУШКИНОЙ

8 сентября 1833 г. Из Казани в Петербург

8 сент. Казань.

Мой ангел, здравствуй. Я в Казани с пятого и до сих пор не имел время тебе написать слова. Сейчас еду в Симбирск, где надеюсь найти от тебя письмо. Здесь я возился со стариками, современниками моего героя; объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону. Погода стоит прекрасная, чтоб не сглазить только. Надеюсь до дождей объехать все, что предполагал видеть, и в конце сентября быть в деревне. Здорова ли ты? здоровы ли все вы? Дорогой я видел годовую девочку, которая бегает на карачках, как котенок, и у которой уже два зубка. Скажи это Машке. Здесь Баратынский. Вот он ко мне входит. До Симбирска. Я буду говорить тебе о Казани подробно - теперь некогда. Целую тебя.

530. А. А. ФУКС

8 сентября 1833 г. В Казани

8 сентября 1833 года.

Милостивая государыня, Александра Андреевна! С сердечной благодарностию посылаю вам мой адрес и надеюсь, что обещание ваше приехать в Петербург не есть одно любезное приветствие. Примите, милостивая государыня, изъявление моей глубокой признательности за ласковый прием путешественнику, которому долго памятно будет минутное пребывание его в Казани. С глубочайшим почтением честь имею быть...

531. H. Н. ПУШКИНОЙ

12 сентября 1833 г. Из Языкова в Петербург

Село Языково, 65 верст от Симбирска. 12 сент.

Пишу тебе из деревни поэта Языкова, к которому заехал и не нашел дома. Третьего дня прибыл я в Симбирск и от Загряжского принял от тебя письмо. Оно обрадовало меня, мой ангел, но я все-таки тебя побраню. У тебя нарывы, а ты пишешь мне четыре страницы кругом. Как тебе не совестно! Не могла ты мне сказать в четырех строчках о себе и о детях. Ну, так и быть. Дай бог теперь быть тебе здоровой. Я рад, что Сергей Николаевич будет с тобою, он очень мил и тебе не надоест. Об Иване Николаевиче говорить нечего. Надеюсь, что свадьба его расстроится. По всему видно, что все семейство воспользовалось расстроенным его состоянием, чтоб заманить его в сети. Вероятно, и начальство, если дело дойдет до начальства, примет это в соображение. Должно будет поплатиться деньгами. Если девица не брюхата, то беда еще не велика. А с отцом и дядей-башмачником дуэля, кажется, не будет. Если дом удобен, то нечего делать, бери его - но уж, по крайней мере, усиди в нем. Меня очень беспокоят твои обстоятельства, денег у тебя слишком мало. Того и гляди сделаешь новые долги, не расплатясь со старыми. Я путешествую, кажется, с пользою, но еще не на месте и ничего не написал. Я сплю и вижу приехать в Болдино и там запереться.

Из Казани написал я тебе несколько строчек - некогда было. Я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам и попал на вечер к одной blue stockings¹, сорокалетней, несносной бабе с вощеными зубами и с ногтями в грязи. Она развернула тетрадь и прочла мне стихов с двести, как ни в чем не бывало. Баратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхвалил ее красоту и гений. Я так и ждал, что принужден буду ей написать в альбом - но бог помиловал, однако она взяла мой адрес и стращает меня перепискою и приездом в Петербург, с чем тебя и поздравляю. Муж ее умный и ученый немец, в нее влюблен и в изумлении от ее гения; однако он одолжил меня очень - и я рад, что с ним познакомился. Сегодня еду в Симбирск, отобедаю у губернатора и к вечеру отправлюсь в Оренбург, последняя цель моего путешествия.

Здесь я нашел старшего брата Языкова, человека чрезвычайно замечательного и которого готов я полюбить, как люблю Плетнева или Нащокина. Я провел с ним вечер и оставил его для тебя, а теперь оставляю тебя для него. Прости, ангел женка. Целую тебя и всех вас - благословляю детей от сердца. Береги себя. Я рад, что ты не брюхата. Кланяюсь Катерине Ивановне и брату Сергею.

Пиши мне в Болдино.

532. H. H. ПУШКИНОЙ

14 сентября 1833 г. Из Симбирска в Петербург

14 Симбирск.

Опять я в Симбирске. Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне ее. Черт его побери, дорого бы дал я, чтоб его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей - гляжу, нет ямщиков - один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой; по этой на станциях везде по шесть лошадей, а почта ходит четыре раза в неделю. Повезли меня обратно - я заснул - просыпаюсь утром - что же? не отъехал я и пяти верст. Гора - лошади не взвезут - около меня человек 20 мужиков. Черт знает как бог помог - наконец взъехали мы, и я воротился в Симбирск. Дорого бы дал я, чтоб быть борзой собакой: уж этого зайца я бы отыскал. Теперь еду опять другим трактом. Авось без приключений.

Я все надеялся, что получу здесь в утешение хоть известие о тебе - ан нет. Что ты, моя женка? какова ты и дети. Целую и благословляю вас. Пиши мне часто и о всяком вздоре, до тебя касающемся. Кланяюсь тетке.

533. Н. Н. ПУШКИНОЙ

19 сентября 1833 г. Из Оренбурга в Петербург

19 сент. Оренбург.

Я здесь со вчерашнего дня. Насилу доехал, дорога прескучная, погода холодная, завтра еду к яицким казакам, пробуду у них дни три - и отправляюсь в деревню через Саратов и Пензу.

Что, женка? скучно тебе? мне тоска без тебя. Кабы не стыдно было, воротился бы прямо к тебе, ни строчки не написав. Да нельзя, мой ангел. Взялся за гуж, не говори, что не дюж - то есть: уехал писать, так пиши же роман за романом, поэму за поэмой. А уж чувствую, что дурь на меня находит, - я и в коляске сочиняю, что ж будет в постеле? Одно меня сокрушает: человек мой. Вообрази себе тон московского канцеляриста, глуп, говорлив, через день пьян, ест мои холодные дорожные рябчики, пьет мою мадеру, портит мои книги и по станциям называет меня то графом, то генералом. Бесит меня, да и только. Свет-то мой Ипполит! кстати о хамовом племени: как ты ладишь своим домом? боюсь, людей у тебя мало; не наймешь ли ты кого? На женщин надеюсь, но с мужчинами как тебе ладить? Все это меня беспокоит - я мнителен, как отец мой. Не говорю уж о детях. Дай бог им здоровья - и тебе, женка. Прощай, женка. Не жди от меня уж писем, до самой деревни. Целую тебя и вас благословляю.

Как я хорошо веду себя! как ты была бы мной довольна! за барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю - и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, очень простительное путешественнику. Знаешь ли ты, что есть пословица: на чужой сторонке и старушка божий дар. То-то, женка. Бери с меня пример.

534. Н. Н. ПУШКИНОЙ

2 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

2 окт.

Милый друг мой, я в Болдине со вчерашнего дня - думал здесь найти от тебя письма, и не нашел ни одного. Что с вами? здорова ли ты? здоровы ли дети? сердце замирает, как подумаешь. Подъезжая к Болдину, у меня были самые мрачные предчувствия, так что, не нашед о тебе никакого известия, я почти обрадовался - так боялся я недоброй вести. Нет, мой друг: плохо путешествовать женатому; то ли дело холостому! ни о чем не думаешь, ни о какой смерти не печалишься. Последнее письмо мое должна ты была получить из Оренбурга. Оттуда поехал я в Уральск - тамошний атаман и казаки приняли меня славно, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье, наперерыв давали мне все известия, в которых имел нужду, и накормили меня свежей икрой, при мне изготовленной. При выезде моем (23 сентября) вечером пошел дождь, первый по моем выезде. Надобно тебе знать, что нынешний год была всеобщая засуха и что бог угодил на одного меня, уготовя мне везде прекраснейшую дорогу. На возвратный же путь послал он мне этот дождь и через полчаса сделал дорогу непроходимой. Того мало: выпал снег, и я обновил зимний путь, проехав верст 50 на санях. Проезжая мимо Языкова, я к нему заехал, застал всех трех братьев, отобедал с ними очень весело, ночевал и отправился сюда. Въехав в границы болдинские, встретил я попов и так же озлился на них, как на симбирского зайца. Недаром все эти встречи. Смотри, женка. Того и гляди избалуешься без меня, забудешь меня - искокетничаешься. Одна надежда на бога да на тетку. Авось сохранят тебя от искушений рассеянности. Честь имею донести тебе, что с моей стороны я перед тобою чист, как новорожденный младенец. Дорогою волочился я за одними 70- и 80-летними старухами - a на молоденьких {засцых} шестидесятилетних и не глядел. В деревне Берде, где Пугачев простоял шесть месяцев, имел я une bonne fortune¹ - нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от нее не отставал, виноват: и про тебя не подумал. Теперь надеюсь многое привести в порядок, многое написать и потом к тебе с добычею. В воскресение приходит почта в Абрамово, надеюсь письма - сегодня понедельник, неделю буду его ждать. Прости - оставляю тебя для Пугачева. Христос с вами, дети мои. Целую тебя, женка - будь умна и здорова.

535. Н. Н. ПУШКИНОЙ

8 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

Мой ангел, сейчас получаю от тебя вдруг два письма, первые после симбирского. Как они дошли до меня, не понимаю: ты пишешь в Нижегородскую губернию, в село Абрамово, оттуда etc. A об уезде ни словечка. Не забудь прибавлять в Арзамасском уезде; а то чего доброго, в Нижегородской губернии может быть и не одно село Абрамово; так, как не одно село Болдино. Две вещи меня беспокоят: то, что я оставил тебя без денег, а может быть и брюхатою. Воображаю твои хлопоты и твою досаду. Слава богу, что ты здорова, что Машка и Сашка живы и что ты, хоть и дорого, но дом наняла. Не стращай меня, женка, не говори, что ты искокетничалась; я приеду к тебе, ничего не успев написать - и без денег сядем на мель. Ты лучше оставь уж меня в покое, а я буду работать и спешить. Вот уж неделю, как я в Болдине, привожу в порядок мои записки о Пугачеве, а стихи пока еще спят. Коли царь позволит мне Записки, то у нас будет тысяч 30 чистых денег. Заплотим половину долгов и заживем припеваючи. Очень благодарю за новости и за сплетни. Коли увидишь Жуковского, поцелуй его за меня и поздравь с возвращением и звездою; каково его здоровье? напиши. Карамзиным и Мещерским мой сердечный поклон. Софье Николаевне объясни, что если я не был к ним в Дерпт, то это единственно по недостатку прогонов, которых не хватило на лишних 500 верст. А не писал им, полагая все приехать. Жаль, что ты Смирновой не видала; она должна быть уморительно смешна после своей поездки в Германию; Безобразов умно делает, что женится на княжне Хилковой. Давно бы так. Лучше завести свое хозяйство, нежели волочиться весь свой век за чужими женами и выдавать за свои чужие стихи. Не кокетничай с Соболевским и не сердись на Нащокина; слава богу, что он прислал 1500 р. - а о 180 не жалей; плюнь, да и только. Что такое 50 р., присланных тебе моим отцом? уж не проценты ли 550, которых он мне должен? Чего доброго? Здесь мне очень советуют взять на себя наследство Василья Львовича; и мне хочется, но для этого нужны, во-первых, деньги, а во-вторых, свободное время; а у меня ни того, ни другого. Какова Краевская? недаром Отрежков за ней волочился. Не думал я попасть в ее мемории и таким образом достигнуть бессмертия. Кланяйся ей от меня, если ее увидишь. Да кланяйся и всем моим прелестям: Хитровой первой. Как она перенесла мое отсутствие? Надеюсь, с твердостию, достойной дочери князя Кутузова. Так Фикельмон приехали? Радуюсь за тебя; как-то, мой ангел, удадутся тебе балы? В самом деле, не забрюхатела ли ты? что ты за недотыка? Прощай, душа. Я что-то сегодня не очень здоров. Животик болит, как у Александрова. Целую и благословляю всех вас. Кланяюсь и от сердца благодарю тетку Катерину Ивановну за ее милые хлопоты. Прощай.

8 окт.

536. Н. Н. ПУШКИНОЙ

11 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

Мой ангел, одно слово: съезди к Плетневу и попроси его, чтоб он к моему приезду велел переписать из Собрания законов (годов 1774 и 1775)¹ все указы, относящиеся к Пугачеву. Не забудь.

Что твои обстоятельства? что твое брюхо? Не жди меня в нынешний месяц, жди меня в конце ноября. Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с царем, ни с женихом княжны Любы. Я пишу, я в хлопотах, никого не вижу - и привезу тебе пропасть всякой всячины. Надеюсь, что Смирдин аккуратен. На днях пришлю ему стихов. Знаешь ли, что обо мне говорят в соседних губерниях? Вот как описывают мои занятия: Как Пушкин стихи пишет - перед ним стоит штоф славнейшей настойки - он хлоп стакан, другой, третий - и уж начнет писать! - Это слава. Что касается до тебя, то слава о твоей красоте достигла до нашей попадьи, которая уверяет, что ты всем взяла, не только лицом, да и фигурой. Чего тебе больше. Прости, целую вас и благословляю. Тетке целую ручку. Говорит ли Маша? ходит ли? Что зубки? Саше подсвистываю. Прощай.

11 окт.

537. Н. Н. ПУШКИНОЙ

21 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

Получил сегодня письмо твое от 4-го октября и сердечно тебя благодарю. В прошлое воскресение не получил от тебя письма и имел глупость на тебя надуться; а вчера такое горе взяло, что и не запомню, чтоб на меня находила такая хандра. Радуюсь, что ты не брюхата и что ничто не помешает тебе отличаться на нынешних балах. Видно, Огарев охотник до Пушкиных, дай бог ему ни дна, ни покрышки! кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности, важности - не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему. Охота тебе, женка, соперничать с графиней Сологуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Все равно кабы граф Шереметев стал оттягивать у меня кистеневских моих мужиков. Кто же еще за тобой ухаживает, кроме Огарева? пришли мне список по азбучному порядку. Да напиши мне также, где ты бываешь и что Карамзины, Мещерская и Вяземские. Княгине Вяземской скажи, что напрасно она беспокоится о портрете Вигеля и что с этой стороны честное мое поведение выше всякого подозрения; но что, из уважения к ее просьбе, я поставлю его портрет сзади всех других. Кстати: она обещала мне свой портрет и до сих пор слова не сдержала; попеняй ей от меня. Жуковского и Вьельгорского, вероятно, ты уже видела. Что Жуковский? мне пишут, что он поздоровел и помолодел. Правда ли? Что ж ты хотела женить его на Катерине Николаевне? и что Катерина Николаевна, будет к нам или нет? Вообрази, что прошлое воскресение вместо письма от тебя получил я письмо от Соболевского, которому нужны деньги для pâtés de foie gras¹ и который для того затевает альманах. Ты понимаешь, как письмо его и просьбы о стихах (что я говорю просьбы, приказания, подряды на заказ) рассердили меня. А все ты виновата. Что-то моя беззубая Пускина? Уж эти мне зубы! - а каков Сашка рыжий? Да в кого-то он рыж? не ожидал я этого от него. О себе тебе скажу, что я работою лениво, через пень-колоду валю. Все эти дни голова болела, хандра грызла меня; нынче легче. Начал многое, но ни к чему нет охоты; бог знает, что со мною делается. Старам стала, и умом плохам. Приеду оживиться твоею молодостию, мой ангел. Но не жди меня прежде конца ноября; не хочу к тебе с пустыми руками явиться, взялся за гуж, не скажу, что не дюж. А ты не брани меня. Благодари мою бесценную Катерину Ивановну, которая не дает тебе воли в ложе. Целую ей ручки и прошу, ради бога, не оставлять тебя на произвол твоих обожателей. Машку, Сашку рыжего и тебя целую и крещу. Господь с вами. Прощай, спать хочу.

21 октября. Болдино.

538. Н. Н. ПУШКИНОЙ

30 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

Вчера получил я, мой друг, два от тебя письма. Спасибо; но я хочу немножко тебя пожурить. Ты, кажется, не путем искокетничалась. Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая {тебе задницу}; есть чему радоваться! Не только тебе, но и Парасковье Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут. К чему тебе принимать мужчин, которые за тобою ухаживают? не знаешь, на кого нападешь. Прочти басню А. Измайлова о Фоме и Кузьме. Фома накормил Кузьму икрой и селедкой. Кузьма стал просить пить, а Фома не дал. Кузьма и прибил Фому как каналью. Из этого поэт выводит следующее нравоучение: красавицы! не кормите селедкой, если не хотите пить давать; не то можете наскочить на Кузьму. Видишь ли? Прошу, чтоб у меня не было этих академических завтраков. Теперь, мой ангел, целую тебя как ни в чем не бывало; и благодарю за то, что ты подробно и откровенно описываешь мне свою беспутную жизнь. Гуляй, женка; только не загуливайся и меня не забывай. Мочи нет, хочется мне увидать тебя причесанную à la Ninon;¹ ты должна быть чудо как мила. Как ты прежде об этой старой {курве} не подумала и не переняла у ней ее прическу? Опиши мне свое появление на балах, которые, как ты пишешь, вероятно, уже открылись. Да, ангел мой, пожалуйста не кокетничай. Я не ревнив, да и знаю, что ты во все тяжкое не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut, всё, что vulgar...² Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя. Ты спрашиваешь, как я живу и похорошел ли я? Во-первых, отпустил я себе бороду; ус да борода - молодцу похвала; выду на улицу, дядюшкой зовут. 2) Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трех часов. Недавно расписался, и уже написал пропасть. В три часа сажусь верхом, в пять в ванну и потом обедаю картофелем да грешневой кашей. До девяти часов - читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лицо.

Проси Катерину Андреевну на меня не сердиться; ты рожала, денег у меня лишних не было, я спешил в одну сторону - никак не попал на Дерпт. Кланяюсь ей, Мещерской, Софье Николаевне, княгине и княжнам Вяземским. Полетике скажи, что за ее поцелуем явлюсь лично, а что-де на почте не принимают. А Катерина Ивановна? как это она тебя пустила на божию волю? Ахти, господи Сусе Христе! Машу целую и прошу меня помнить. Что это у Саши за сыпь? Христос с вами. Благословляю и целую вас.

30 окт.

539. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

30 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

Виноват, Ваше сиятельство! кругом виноват. Приехав в деревню, думал распишусь. Не тут-то было. Головная боль, хозяйственные хлопоты, лень - барская, помещичья лень - так одолели меня, что не приведи боже. Не дожидайтесь Белкина; не на шутку, видно, он покойник; не бывать ему на новоселье ни в гостиной Гомозейки, ни на чердаке Панка. Недостоин он, видно, быть в их компании... А куда бы не худо до погреба-то добраться. Теперь донесу Вашему сиятельству, что, будучи в Симбирске, видел я скромную отшельницу, о которой мы с Вами говорили перед моим отъездом. Недурна. Кажется, губернатор гораздо усерднее покровительствует ей, нежели губернаторша. Вот все, что мог я заметить. Дело ее, кажется, кончено.

Вы обрадовали меня известием о Жуковском. Дай бог, чтоб нынешний запас здоровья стал ему лет на пять; а там уж как-нибудь да справится.

Кланяюсь Гоголю. Что его комедия? В ней же есть закорючка.

Весь Ваш А. Пушкин.

30 окт.

Болдино.

540. H. Н. ПУШКИНОЙ

6 ноября 1833 г. Из Болдина в Петербург

6 ноября, Болдино.

Друг мой женка, на прошедшей почте я не очень помню, что я тебе писал. Помнится, я был немножко сердит - и, кажется, письмо немного жестко. Повторю тебе помягче, что кокетство ни к чему доброму не ведет; и хоть оно имеет свои приятности, но ничто так скоро не лишает молодой женщины того, без чего нет ни семейственного благополучия, ни спокойствия в отношениях к свету: уважения. Радоваться своими победами тебе нечего. {Курва}, у которой переняла ты прическу, (NB: ты очень должна быть хороша в этой прическе; я об этом думал сегодня ночью), Ninon говорила: Il est écrit sur le coeur de tout homme: à la plus facile¹. После этого, изволь гордиться похищением мужских сердец. Подумай об этом хорошенько и не беспокой меня напрасно. Я скоро выезжаю, но несколько времени останусь в Москве, по делам. Женка, женка! я езжу по большим дорогам, живу по три месяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу, - для чего? - Для тебя, женка; чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею красотою. Побереги же и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc. etc. Не говоря об cocuage², о коем прочел я на днях целую диссертацию в Брантоме.

Что делает брат? я не советую ему идти в статскую службу, к которой он так же неспособен, как и к военной, но у него по крайней мере {жопа} здоровая, и на седле он все-таки далее уедет, чем на стуле в канцелярии. Мне сдается, что мы без европейской войны не обойдемся. Этот Louis-Philippe y меня как бельмо на глазу. Мы когда-нибудь да до него доберемся - тогда Лев Сергеич поедет опять пожинать, как говорит у нас заседатель, лавры и мирты. Покамест советую ему бить баклуши, занятие приятное и здоровое. Здесь я было вздумал взять наследство Василия Львовича. Но опека так ограбила его, что нельзя и подумать; разве не заступится ли Бенкендорф: попробую, приехав в Петербург. При сем письмо к отцу. Вероятно, уже он у вас. Я привезу тебе стишков много, но не разглашай этого: а то альманашники заедят меня. Целую Машку, Сашку и тебя; благословляю тебя, Сашку и Машку; целую Машку и так далее, до семи раз. Желал бы я быть у тебя к теткиным именинам. Да бог весть.

541. А. С. НОРОВУ

10-15 ноября 1833 г. В Москве

Отсылаю тебе, любезный Норов, твоего «Стеньку»; завтра получить Struys¹ и одалиску. Нет ли у тебя сочинения Вебера о России («Возрастающая Россия» или что-то подобное)? а Пердуильонис, то есть: Stephanus Rasin Donicus Cosacus perduellis, publicae disquisitionis Johanno Iusto Martio i Schurtzfleisch².

А. П.

542. A. C. НОРОВУ

10-15 ноября 1833 г. В Москве

Посылаю тебе, любезный Норов, Satyricon¹ - а мистерии где-то у меня запрятаны. Отыщу - непременно. До свидания.

Весь твой А. П.

543. П. В. НАЩОКИНУ

24 ноября 1833 г. Из Петербурга в Москву

Что, Павел Воинович, каковы домашние обстоятельства? решено ли? мочи нет, хочется узнать развязку; я твой роман оставил на самом занимательном месте. Не смею надеяться - а можно надеяться. Vous êtes éminemment un homme de passion¹ - и в страстном состоянии духа ты в состоянии сделать то, о чем и не осмелился бы подумать в трезвом виде; как некогда пьяный переплыл ты реку, не умея плавать. Нынешнее дело на то же похоже - сыми рубашку, перекрестись и бух с берега; а мы - князь Федор и я - будем следовать за тобою в лодке, и как-нибудь - выкарабкаешься на противную сторону. Теперь скажу тебе о своем путешествии. Я совершил его благополучно. Леленька мне не мешал, он очень мил, то есть молчалив - все наши сношения ограничивались тем, что когда ночью он прилегал на мое плечо, то я отталкивал его локтем. Я привез его здрава и невредима - и как река еще не стала, а мостов уже нет, то я и отправил его ко Льву Сергеевичу, чем, вероятно, одолжил его. При выезде моем из Москвы Гаврила мой так был пьян и так меня взбесил, что я велел ему слезть с козел и оставил его на большой дороге в слезах и в истерике; но это все на меня не подействовало - я подумал о тебе... Вели-ка своему Гавриле в юбке и в кацавейке слезть с козел - полно ему воевать. Дома нашел я все в порядке. Жена была на бале, я за нею поехал - и увез к себе, как улан уездную барышню с именин городничихи. Денежные мои обстоятельства без меня запутались, но я их думаю распутать. Отца видел, он очень рад моему предположению взять Болдино. Денег у него нет. Брат во фраке и очень благопристоен. Соболевский выиграл свой процесс и едет к вам. Пиши ко мне, коли будет время. Записку отдай моему управляющему. Ольге Андреевне мое почтение.

24 ноября.

544. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

6 декабря 1833 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

Осмеливаюсь препроводить Вашему сиятельству стихотворение, которое желал бы я напечатать, и при сем случае просить Вас о разрешении для меня важном. Книгопродавец Смирдин издает журнал, в коем просил меня участвовать. Я могу согласиться только в том случае, когда он возьмется мои сочинения представлять в ценсуру и хлопотать об них наравне с другими писателями, участвующими в его предприятии; но без Вашего сведения я ничего не хотел сказать ему решительного.

Хотя я как можно реже старался пользоваться драгоценным мне дозволением утруждать внимание государя императора, но ныне осмеливаюсь просить на то высочайшего соизволения: я думал некогда написать исторический роман, относящийся ко временам Пугачева, но, нашед множество материалов, я оставил вымысел и написал «Историю Пугачевщины». Осмеливаюсь просить через Ваше сиятельство дозволения представить оную на высочайшее рассмотрение. Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, но смею надеяться, что сей исторический отрывок будет любопытен для его величества особенно в отношении тогдашних военных действий, доселе худо известных.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

6 декабря 1833.

СПб.

545. П. В. НАЩОКИНУ

10-е числа (после 12) декабря 1833 г. Из Петербурга в Москву

Я получил от тебя два грустные письма, любезный Павел Воинович, и ждал третьего, с нетерпением желая знать, что делается с тобою и какое направление принимают дела твои домашние и сердечные. Но ты, вероятно, слишком озабочен; и я не знаю, чего надеяться: переменилась ли, успокоилась ли судьба твоя? Напиши-ка мне об этом подробнее.

В твои именины семья моя (в том числе Григорий Федорович) пила твое здоровье и желала тебе всякого благополучия. Об Леленьке не имею известия; он живет у Эристова, а я на его имя получаю из Москвы письма. Сумасшедший отец его написал мне сумасшедшее письмо, на которое уж мне поздно отвечать; он беспокоится о каллиграфических трудах своего сына и о том, не плачет ли мальчик и не тоскует ли о своих родных? Успокой старика, как умеешь.

Не знаю, буду ли я у вас в январе. Наследники дяди делают мне дурацкие предложения - я отказался от наследства. Не знаю, войдут ли они в новые переговоры. Здесь имел я неприятности денежные; я сговорился было со Смирдиным, и принужден был уничтожить договор, потому что «Медного всадника» цензура не пропустила. Это мне убыток. Если не пропустят «Историю Пугачева», то мне придется ехать в деревню. Все это очень неприятно. На деньги твои, однако, я надеюсь; думаю весной приступить к полному собранию моих сочинений.

Все мои здоровы - крестник твой тебя целует; мальчик славный. С Плетневым о Павле еще не говорил, потому что дело не к спеху. Прощай - кланяюсь князю Гагарину - и желаю вам обоим счастия.

А. П.

1834

546. Д. К. НЕССЕЛЬРОДЕ

30 января 1834 г. В Петербурге

Voici Angèle, Monsieur le Comte. Ma femme l’avait prêtée à M-me Hitrof - je vous en demande pardon et vous remercie beaucoup.

Je vous salue de tout mon coeur.

A. Pouchkine.

30 janvier.

{Перевод:

Вот «Анжель», граф. Моя жена одолжила ее госпоже Хитрово - прошу вас извинить меня и очень вас благодарю.

Шлю вам привет от всего сердца.

А. Пушкин.

30 января.}

547. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

7-10 февраля 1834 г. В Петербурге

En soumettant à Sa Majesté le tome II de Pougatchef, je prends la liberté d’entretenir Votre excellence de circonstances, qui me regardent, et de recourir à Votre bienveillance accoutumée.

En permettant l’impression de cet ouvrage, Sa Majesté a assuré ma fortune. La somme que je pourrai en retirer me met à même d’accepter une succession à laquelle j’avais été forcé de renoncer faute d’une quarantaine de mille roubles qui me manquaient. Cet ouvrage me les procurera - si je puis moi-même en être l’éditeur - sans avoir recours au libraire - 15 000 me suffiraient.

Je demande deux choses, l’une, qu’on me permette d’imprimer mon ouvrage à mes frais dans une imprimerie particulière, qui dépendrait de M-r Spéransky - la seule où je suis sûr de n’être pas friponné - l’autre, de recevoir en emprunt pour deux ans 15 000, somme qui me permettra de mettre à l’édition tout le temps et le soin que je devrais.

Je n’ai d’autre droit à la grâce que je sollicite, que les bontés que j’ai déjà reçues - et qui me donnent le courage et la confiance d’y recourir encore. - C’est à la protection de Votre excellence, que je confie ma très humble requête.

Je suis M-r le Comte de Votre excellence le très humble...

{Перевод:

Представляя его величеству том II Пугачева, приемлю смелость обратиться к вашему сиятельству по поводу обстоятельств, меня касающихся, и прибегнуть к вашей обычной благосклонности.

Разрешая напечатание этого труда, его величество обеспечил мое благосостояние. Сумма, которую я могу за него выручить, даст мне возможность принять наследство, от которого я вынужден был отказаться за отсутствием сорока тысяч рублей, недостававших мне. Этот труд мне их доставит, если я сам буду его издателем, не прибегая к услугам книгопродавца - 15 000 было бы мне достаточно.

У меня две просьбы: первая - чтобы мне разрешили отпечатать мое сочинение за мой счет в той типографии, которая подведомственна г-ну Сперанскому, - единственной, где, я уверен, меня не обманут; вторая - получить в виде займа на два года 15 000 - сумму, которая даст мне возможность посвятить изданию все необходимое время и старание.

У меня нет другого права на испрашиваемую мною милость, кроме тех благодеяний, которые я уже получил и которые придают мне смелость и уверенность снова к ним прибегнуть. Покровительству вашего сиятельства вверяю я мою покорнейшую просьбу.

Остаюсь, граф, вашего сиятельства нижайший...}

548. С. Д. НЕЧАЕВУ

12 февраля 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

Степан Дмитриевич,

Осмеливаюсь прибегнуть к Вашему высокопревосходительству со всепокорнейшею просьбою.

По воле государя императора протодиакон царскосельской придворной церкви за нетрезвость исключен из придворного ведомства и переведен в епархиальное. По предписанию же синода он должен быть отправлен в свою родную епархию. Протодиакон, человек уже не молодой и семейный, просит, как милости, быть оставлену в епархии здешней. Смысл высочайшего повеления будет исполнен равно, ибо в нем ни слова не было сказано о том, чтоб на свою епархию отправить его.

Протодиакон, не знаю почему, отнесся ко мне, полагая, что слабый мой голос удостоится Вашего внимания. Во всяком случае, я не мог отказаться от ходатайства и препоручаю моего клиента Вашему великодушному покровительству.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

12 февраля 1834.

549. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

26 февраля 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Христофорович,

Не имея ныне способа, независимо от книгопродавцев, приступить к напечатанию мною написанного сочинения, осмеливаюсь прибегнуть к Вашему сиятельству со всепокорнейшею моею просьбою о выдаче мне из казны заимообразно, за установленные проценты, 20 000 рублей, с тем, чтоб я оные выплатил в два года, по срокам, которые угодно будет назначить начальству.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

26 февраля 1834.

550. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

27 февраля 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Христофорович,

Государю императору угодно было чрез Ваше сиятельство дозволить мне печатать «Историю Пугачева» в одной из типографий, зависящих от его высокопревосходительства М. М. Сперанского: осмеливаюсь прибегнуть к Вашему сиятельству с покорнейшею просьбою дать знать о том куда следует.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

27 февраля 1834.

551. А. П. МАЛИНОВСКОЙ (?)

Около (не ранее) 4 марта 1834 г.(?) В Петербурге

Je vous prie, chère Анна Петровна, d’envoyer chez moi Arnt, mais n’en dites rien aux grands parents.

A. П.

{Перевод:

Прошу вас, милая (Анна Петровна), прислать ко мне Арндта, но только не говорите об этом моим родителям.}

552. Е. К. ВОРОНЦОВОЙ

5 марта 1834 г. Из Петербурга в Одессу

Madame la Comtesse

Voici quelque scènes d’une tragédie que j’avais l’intention d’écrire. J’avais désiré mettre à vos pieds quelque chose de moins imparfait; malheureusement j’avais déjà disposé de tous mes manuscrits, et j’ai mieux aimé avoir tort envers le public que de ne pas obéir à vos ordres.

Oserai-je, Madame la Comtesse, vous parler du moment de bonheur que j’ai éprouvé en recevant votre lettre, à l’idée seule que vous n’avez pas tout-à-fait oublié le plus dévoué de vos esclaves?

Je suis avec respect, Madame la Comtesse,

Votre très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

5 mars 1834.

Pétersbourg.

{Перевод:

Графиня,

Вот несколько сцен из трагедии, которую я имел намерение написать. Я хотел положить к вашим ногам что-либо менее несовершенное; к несчастью, я уже распорядился всеми моими рукописями, но предпочел провиниться перед публикой, чем ослушаться ваших приказаний.

Осмелюсь ли, графиня, сказать вам о том мгновении счастья, которое я испытал, получив ваше письмо, при одной мысли, что вы не совсем забыли самого преданного из ваших рабов?

Остаюсь с уважением, графиня,

вашим нижайшим и покорнейшим слугой

Александр Пушкин.

5 марта 1834.

Петербург.}

553. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

5 марта 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

Извещение Вашего сиятельства о высочайшей милости государя императора имел я счастие получить. Осмеливаюсь, милостивый государь, свидетельствовать Вашему сиятельству чувства глубочайшей благодарности за могущественное ходатайство, коего изволили меня удостоить.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

5 марта 1834.

554. Л. В. ДУБЕЛЬТУ

5 марта 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

Леонтий Васильевич,

Спешу Вас всепокорнейше известить, что уведомление о высочайшем соизволении государя императора печатать мною написанную Историю о Пугачеве в одной из типографий, подведомственных господину действительному тайному советнику Сперанскому, получить имел я честь.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

5 февраля¹ 1834.

СПб.

555. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

15-16 марта 1834 г. В Петербурге

Едете ли Вы на совещание к Гречу? Если да, то отправимся вместе; одному ехать страшно: пожалуй, побьют.

556. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

16 марта 1834 г. В Петербурге

Дело идет о Конверсационс Лексиконе: я это пронюхал. Соглашаюсь с Вашим сиятельством, что нынешний вечер имеет свою гадкую и любопытную сторону. Я буду у Греча, ибо на то получил разрешение от Плетнева, который есть воплощенная совесть. Поедем; что за беда? Ведь это будет мирская сходка всей республики. Всего насмотримся и наслышимся. А в воровскую шайку не вступим.

А. П.

557. П. В. НАЩОКИНУ

Середина марта 1834 г. Петербург

Ты не можешь вообразить, милый друг, как обрадовался я твоему письму. Во-первых, получаю от тебя тетрадку: доказательство, что у тебя и лишнее время, и лишняя бумага, и спокойствие, и охота со мною болтать. С первых строк вижу, что ты спокоен и счастлив. Каждое слово уничтожает сплетни, половине коих я не верил, но коих другая половина сильно меня тревожила. У меня обедал Соболевский и Лев Сергеевич. Прочитав твое письмо сперва про себя, потом во услышание твоих приятелей, все мы были довольны, все пожелали тебе счастия. Наталья Николаевна нетерпеливо желает познакомиться с твоею Верою Александровною и просит тебя заочно их подружить. Она сердечно тебя любит и поздравляет... Но сперва поговорим о деле, то есть о деньгах. Когда ты отправил меня из Москвы, ты помнишь, что мы думали, что ты без моих денег обойдешься; от того-то я моих распоряжений и не сделал. У меня была в руках, и весьма недавно, довольно круглая сумма; но она истаяла, и до октября денег у меня не будет - но твои 3000 доставлю тебе в непродолжительном времени, по срокам, которые назначу, сообразясь с моими обстоятельствами. Здесь говорили, что ты проиграл в долг все, что тебе следовало получить с брата. Ты не можешь вообразить, как это меня беспокоило; но теперь надеюсь на перемену жизни твоей. Тебе уже не нужно потрясений кенз-ель-ва и плие, для рассеяния своего домашнего горя. Говорят, что несчастие хорошая школа: может быть. Но счастие есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному, какова твоя, мой друг; какова и моя, как тебе известно. Конечно мы квиты, если ты мне обязан женитьбою своей - и надеюсь, что Вера Александровна будет меня любить, как любит тебя Наталья Николаевна. Вообрази, что жена моя на днях чуть не умерла. Нынешняя зима была ужасно изобильна балами. На масленице танцевали уж два раза в день. Наконец настало последнее воскресение перед великим постом. Думаю: слава богу! балы с плеч долой. Жена во дворце. Вдруг, смотрю - с нею делается дурно - я увожу ее, и она, приехав домой, - выкидывает. Теперь она (чтоб не сглазить), слава богу, здорова и едет на днях в калужскую деревню к сестрам, которые ужасно страдают от капризов моей тещи. Долг Вяземского я еще до получения твоего письма перевел на себя. Андрей Петрович в ужасном положении. Он умирал с голоду и сходил с ума. Соболевский и я, мы помогали ему деньгами скупо, увещаниями щедро. Теперь думаю отправить его в полк капельмейстером. Он художник в душе и в привычках, то есть беспечен, нерешителен, ленив, горд и легкомыслен; предпочитает всему независимость; но ведь и нищий независимее поденщика. Я ему ставлю в пример немецких гениев, преодолевших столько горя, дабы добиться славы и куска хлеба. Сколько ты должен ему? Хочешь, я за тебя и ему заплачу? - Обстоятельства мои затруднились еще вот по какому случаю: На днях отец мой посылает за мною. Прихожу - нахожу его в слезах, мать в постеле - весь дом в ужасном беспокойстве. Что такое? имение описывают. - Надо скорее заплатить долг. - Уж долг заплачен. Вот и письмо управителя. - О чем же горе? - Жить нечем до октября. - Поезжайте в деревню. - Не с чем. - Что делать? Надобно взять имение в руки, а отцу назначить содержание. Новые долги, новые хлопоты. А надобно: я желал бы и успокоить старость отца, и устроить дела брата Льва, который в своем роде такой же художник, как и Андрей Петрович, с той разницей, что за собою никакого художества не знает. Сестра Ольга Сергеевна выкинула и опять брюхата. Чудеса да и только.

Вот тебе другие новости: я камер-юнкер с января месяца; «Медный всадник» не пропущен - убытки и неприятности! зато Пугачев пропущен, и я печатаю его на счет государя. Это совершенно меня утешило; тем более, что, конечно, сделав меня камер-юнкером, государь думал о моем чине, а не о моих летах - и верно не думал уж меня кольнуть. Как скоро устрою свои дела, то примусь и за твои. Прощай, жди денег.

558. Д.М. КНЯЖЕВИЧУ

22 марта 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

Дмитрий Максимович,

Извещение Вашего превосходительства о том, что государю императору угодно было пожаловать мне 20 000 рублей на напечатание «Истории Пугачевского бунта», с тем, чтоб оные заплатить через два года, получить имел я честь.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

1834, марта 22.

СПб.

559. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

25 марта 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

Всепокорнейше честь имею известить Ваше сиятельство, что сего 24 марта получено мною уведомление об отзыве г. министра финансов касательно всемилостивейше мне пожалованных заимообразно денег на издание «Истории Пугачевского бунта».

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

25 марта 1834.

СПб.

560. Н. В. ГОГОЛЮ

Март - первые числа (не позднее 7) апреля 1834 г. В Петербурге

Вы правы - я постараюсь. До свидания.

А. П.

561. М. П. ПОГОДИНУ

Около (не позднее) 7 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Радуюсь случаю поговорить с Вами откровенно. Общество Любителей поступило со мною так, что никаким образом я не могу быть с ним в сношении. Оно выбрало меня в свои члены вместе с Булгариным, в то самое время, как он единогласно был забаллотирован в Английском клубе (NB в Петербургском), как шпион, переметчик и клеветник, в то самое время, как я в ответ на его ругательства принужден был напечатать статью о Видоке; мне нужно было доказать публике, которая вправе была удивляться моему долготерпенью, что я имею полное право презирать мнение Булгарина и не требовать удовлетворения от ошельмованного негодяя, толкующего о чести и нравственности. И что же? В то самое время читаю в газете Шаликова: Александр Сергеевич и Фаддей Венедиктович, сии два корифея нашей словесности, удостоены etc. etc. Воля Ваша: это пощечина. Верю, что Общество, в этом случае, поступило, как Фамусов, не имея намерения оскорбить меня.

Я всякому, ты знаешь, рад.

Но долг мой был немедленно возвратить присланный диплом; я того не сделал, потому что тогда мне было не до дипломов, но уж иметь сношения с Обществом Любителей я не в состоянии.

Вы спрашиваете меня о «Медном всаднике», о Пугачеве и о Петре. Первый не будет напечатан. Пугачев выйдет к осени. К Петру приступаю со страхом и трепетом, как Вы к исторической кафедре. Вообще пишу много про себя, а печатаю поневоле и единственно для денег: охота являться перед публикою, которая Вас не понимает, чтоб четыре дурака ругали Вас потом шесть месяцев в своих журналах только что не поматерну. Было время, литература была благородное, аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок. Быть так.

562. A. В. НИКИТЕНКЕ

Около (не позднее) 9 апреля 1834 г. в Петербурге

Милостивый государь

Александр Иванович¹,

Могу ли я надеяться на Вашу благосклонность? Я издаю «Повести Белкина» вторым тиснением, присовокупя к ним «Пиковую даму» и несколько других уже напечатанных пиес. Нельзя ли Вам все это пропустить? Крайне меня обяжете.

С истинным почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Ваш покорнейший слуга

Александр Пушкин.

563. Г. A. СТРОГАНОВУ

Около (не ранее) 11 апреля 1834 г. В Петербурге

Monsieur le Comte

J’expie bien tristement les chimères de ma jeunesse. L’accolade de Lelewel me paraît plus dure qu’un exil en Sibérie; je vous remercie cependant de ce que vous avez bien voulu me communiquer l’article en question: il me servira de texte à sermon.

Veuillez, Monsieur le Comte, me mettre aux pieds de Madame Votre femme et agréer l’hommage de ma haute considération.

Alexandre Pouchkine.

{Перевод:

Граф,

Весьма печально искупаю я заблуждения моей молодости. Лобзание Лелевеля представляется мне горше ссылки в Сибирь. Благодарю вас, однако ж, за то, что вы соблаговолили сообщить мне данную статью: она послужит мне текстом для проповеди.

Прошу вас, граф, повергнуть меня к стопам супруги вашей и принять изъявление моего высокого уважения.

Александр Пушкин.}

564. И. М. ПЕНЬКОВСКОМУ

13 апреля 1834 г. Из Петербурга в Болдино

Батюшке угодно было поручить в полное мое распоряжение управление имения его; посему, утверждая доверенность, им данную Вам, извещаю Вас, чтобы отныне относились Вы прямо ко мне по всем делам, касающимся Болдина. Немедленно пришлите мне счет денег, доставленных Вами батюшке со времени вступления Вашего во управление, также и Вами взятых взаймы и на уплату долга, а засим и сколько в остатке непроданного хлеба, несобранного оброка и (если случится) недоимок. Приступить Вам также и к подворной описи Болдина, дабы оная к сентябрю месяцу была готова.

А. Пушкин.

13 апреля.

565. И. И. ЛАЖЕЧНИКОВУ

Первая половина апреля 1834 г. Из Петербурга в Тверь

С живейшей благодарностью получил я письмо Ваше 30 марта и рукопись о Пугачеве. Рукопись была уже мне известна, она сочинена академиком Рычковым, находившимся в Оренбурге во время осады. В Вашем списке я нашел некоторые любопытные прибавления, которыми непременно воспользуюсь.

Несколько раз проезжая через Тверь, я всегда желал случая Вам представиться и благодарить Вас, во-первых, за то истинное наслаждение, которое доставили Вы мне Вашим первым романом, а во-вторых, и за внимание, которого Вы меня удостоили.

С нетерпением ожидаем нового Вашего творения, из коего прекрасный отрывок читал я в альманахе Максимовича. Скоро ли он выйдет? и как Вы думаете его выдать - ради бога, не по частям. Эти рассрочки выводят из терпения многочисленных Ваших читателей и почитателей.

С глубочайшим и проч.

566. Н. Н. ПУШКИНОЙ

17 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

17 апреля.

Что, женка? каково ты едешь? что-то Сашка и Машка? Христос с вами! будьте живы и здоровы, и доезжайте скорее до Москвы. Жду от тебя письма из Новагорода; а покамест вот тебе отчет о моем холостом житье-бытье. Третьего дня возвратился я из Царского Села в пять часов вечера, нашел на своем столе два билета на бал 29-го апреля и приглашение явиться на другой день к Литте; я догадался, что он собирается мыть мне голову за то, что я не был у обедни. В самом деле, в тот же вечер узнаю от забежавшего ко мне Жуковского, что государь был недоволен отсутствием многих камергеров и камер-юнкеров и что он велел нам это объявить. Литта во дворце толковал с большим жаром, говоря: Il y a cependant pour les Messieurs de la Cour des règles fixes, des règles fixes. На что Нарышкин ему заметил: Vous vous trompez: c’est pour les demoiselles d’honneur¹. Я извинился письменно. Говорят, что мы будем ходить попарно, как институтки. Вообрази, что мне с моей седой бородкой придется выступать с Безобразовым или Реймарсом. Ни за какие благополучия! J’aime mieux avoir le fouet devant tout le monde, как говорит m-r Jourdain². Поутру сидел я в моем кабинете, читая Гримма и ожидая, чтоб ты, мой ангел, позвонила, как явился ко мне Соболевский с вопросом, где мы будем обедать? Тут вспомнил я, что я хотел говеть, а между тем уж оскоромился. Делать нечего; решились отобедать у Дюме; и покамест стали приводить в порядок библиотеку. Тетка приехала спросить о тебе и, узнав, что я в халате и оттого к ней не выхожу, сама вошла ко мне - я исполнил твою комиссию, поговорили о тебе, потужили, побеспокоились; и решились тебе подтвердить наши просьбы и требования - беречь себя и помнить наши наставления. Потом явился я к Дюме, где появление мое произвело общее веселие: холостой, холостой Пушкин! Стали потчевать меня шампанским и пуншем и спрашивать, не поеду ли я к Софье Остафьевне? Все это меня смутило, так что я к Дюме являться уж более не намерен и обедаю сегодня дома, заказав Степану ботвинью и beaf-steaks³. Вечер провел я дома, сегодня проснулся в семь часов и стал тебе писать сие подробное донесение. - Посылаю тебе письмо матери, пришедшее третьего дня, - буду ей писать, а покамест обнимаю и целую тебя и благословляю всех троих.

567. Н. Н. ПУШКИНОЙ

19 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Душка моя, посылаю тебе два письма, которые я распечатал из любопытства и скупости (чтоб меньше платить на почту весовых денег), также и рецепт капель. Сделай милость, не забудь перечесть инструкцию Спасского и поступать по оной. Теперь, женка, должна ты быть уже около Москвы. Чем дальше едешь, тем тебе легче; а мне!.. Сестры твои тебя ждут; воображаю вашу радость; смотри, не сделайся сама девочкой, не забудь, что уж у тебя двое детей, третьего выкинула, береги себя, будь осторожна; пляши умеренно, гуляй понемножку, а пуще скорее добирайся до деревни. Целую тебя крепко и благословляю всех вас. Что Машка? чай, куда рада, что может вволю воевать! Теперь вот тебе отчет о моем поведении. Я сижу дома, обедаю дома, никого не вижу, а принимаю только Соболевского. Третьего дня сыграл я славную штуку со Львом Сергеевичем. Соболевский, будто ненарочно, зовет его ко мне обедать. Лев Сергеевич является. Я перед ним извинился как перед гастрономом, что, не ожидая его, заказал себе только ботвинью да beafsteaks. Лев Сергеевич тому и рад. Садимся за стол; подают славную ботвинью; Лев Сергеевич хлебает две тарелки, утирает осетрину, наконец требует вина; ему отвечают, нет вина. - Как, нет? - Александр Сергеевич не приказал на стол подавать. И я объявляю, что с отъезда Натальи Николаевны я на диете - и пью воду. Надобно было видеть отчаяние и сардонический смех Льва Сергеича, который уже ко мне, вероятно, обедать не явится. Во все время Соболевский подливал себе воду то в стакан, то в рюмку, то в длинный бокал - и потчевал Льва Сергеича, который чинился и отказывался. Вот тебе пример моих невинных упражнений. С нетерпением ожидаю твоего письма из Новагорода и тотчас понесу его Катерине Ивановне. Покамест - прощай, ангел мой. Целую вас и благословляю. Вчера был у нас первый гром. Слава богу, весна кончилась.

19 апреля.

568. Н. H. ПУШКИНОЙ

20 и 22 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Пятница.

Ангел мой женка! сейчас получил я твое письмо из Бронниц - и сердечно тебя благодарю. С нетерпением буду ждать известия из Торжка. Надеюсь, что твоя усталость дорожная пройдет благополучно и что ты в Москве будешь здорова, весела и прекрасна. Письмо твое послал я тетке, а сам к ней не отнес, потому что репортуюсь больным и боюсь царя встретить. Все эти праздники просижу дома. К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет. Теперь полно врать; поговорим о деле; пожалуйста, побереги себя, особенно сначала; не люблю я святой недели в Москве; не слушайся сестер, не таскайся по гуляниям с утра до ночи; не пляши на бале до заутрени. Гуляй умеренно, ложись рано. Отца не пускай к детям, он может их испугать и мало ли что еще. Пуще береги себя во время регул - в деревне не читай скверных книг дединой библиотеки, не марай себе воображения, женка. Кокетничать позволяю сколько душе угодно. Верхом езди не на бешеных лошадях (о чем всепокорно прошу Дмитрия Николаевича). Сверх того прошу не баловать ни Машку, ни Сашку и, если ты не будешь довольна своей немкой или кормилицей, прошу тотчас прогнать, не совестясь и не церемонясь.

Воскресение. Христос воскрес, моя милая женка, грустно, мой ангел, грустно без тебя. Письмо твое мне из головы нейдет. Ты, мне кажется, слишком устала. Приедешь в Москву, обрадуешься сестрам; нервы твои будут напряжены, ты подумаешь, что ты здорова совершенно, целую ночь простоишь у всеночной, и теперь лежишь врастяжку в истерике и лихорадке. Вот что меня тревожит, мой ангел. Так, что голова кругом идет и что ничто другое в ум не лезет. Дождусь ли я, чтоб ты в деревню удрала! Нынче великий князь присягал; я не был на церемонии, потому что репортуюсь больным, да и в самом деле не очень здоров. Кочубей сделан канцлером; множество милостей; шесть фрейлин, между прочими твоя приятельница Натали Оболенская, а наша Машенька Вяземская все нет. Жаль и досадно. Наследник был очень тронут; государь также. Вообще, говорят, все это произвело сильное действие. С одной стороны я очень жалею, что не видал сцены исторической, и под старость нельзя мне будет говорить об ней как свидетелю. Еще новость: Мердер умер; это еще тайна для великого князя и отравит его юношескую радость. Аракчеев также умер. Об этом во всей России жалею я один - не удалось мне с ним свидеться и наговориться. Тетка подарила мне шоколадный бильярд - прелесть. Она тебя очень целует и по тебе хандрит. Прощайте, все мои. Христос воскрес, Христос с вами.

569. H. Н. ПУШКИНОЙ

24 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Вторник. Благодарю тебя, мой ангел, за письмо из-под Торжка. Ты умна, ты здорова - ты детей кашей кормишь - ты под Москвою. Все это меня очень порадовало и успокоило; а то я был сам не свой. У нас святая неделя, шумная, бурная. Вчера был у Карамзиной и побранился с Тимирязевой. Сегодня пойду к тетке, с твоим письмом. Завтра напишу тебе много. Покамест целую тебя и всех вас благословляю.

570. Н. Н. ПУШКИНОЙ

28 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Ну, женка! насилу дождались мы от тебя письма. По моему расчету ты должна была приехать в Москву в великий четверг (так и вышло), и целые девять дней не было от тебя известия. Тетка перепугалась. Я был спокойнее, зная уже, что ты до Торжка дотащилась благополучно, и полагая, что хлопоты приезда и радость свидания помешают тебе в первые дни думать о письмах. Однако уж и мне становилось плохо. Слава богу! ты приехала, ты и Маша здоровы, Сашке лучше, вероятно он и совсем выздоровел. Не от кормилицы ли он болен? Вели ее осмотреть, да отыми его от груди, пора. Кланяйся сестрам. Попроси их от меня Машку не баловать, то есть не слушаться ее слез и крику, а то мне не будет от нее покоя. Береги себя и, сделай милость, не простудись. Что делать с матерью? Коли она сама к тебе приехать не хочет, поезжай к ней на неделю, на две, хоть это лишние расходы и лишние хлопоты. Боюсь ужасно для тебя семейственных сцен. Помяни господи царя Давида и всю кротость его! - C отцом пожалуйста не входи в близкие сношения и детей ему не показывай; на его, в его положении, невозможно полагаться. Того и гляди откусит у Машки носик. Теперь вот тебе всепокорнейший отчет. Святую неделю провел я чинно дома, был всего вчерась (в пятницу) у Карамзиной да у Смирновой. На качелях не являлся; завтра будет бал, на который также не явлюсь. Этот бал кружит все головы и сделался предметом толков всего города. Будет 1800 гостей. Расчислено, что, полагая по одной минуте на карету, подъезд будет продолжаться 10 часов; но кареты будут подъезжать по три вдруг, следственно время втрое сократится. Вчера весь город ездил смотреть залу, кроме меня. Соболевский здесь, но занял у меня 50 р. и с тех пор, ко мне не являлся. Лев Сергеевич переезжает сегодня от Энгельгардта к родителям. Честь имею тебе заметить, что твой извозчик спрашивал не рейнвейну, а ренского (то есть всякое белое кисленькое виноградное вино называется ренским), впрочем, твое замечание о просвещении русского народа очень справедливо и делает тебе честь, а мне удовольствие. Dis-moi ce que tu bois, je te dirai qui tu es. Пьешь ли ты ромашку или eau d’orange?¹ Тетка третьего дня заезжала ко мне узнать о твоем здоровье и пококетничала со мною из кареты. Сегодня отправлюсь к ней с твоим письмом. Прощай, мой ангел; целую тебя и всех вас благословляю. Кланяюсь сестрам... Эх, хотелось бы отпустить une bonne plaisanterie², да тебя боюсь. Addio³.

Суббота.

571. Н. Н. ПУШКИНОЙ

30 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Фомин понедельник.

Вчера был наконец дворянский бал. С шести часов начался подъезд экипажей. Я пошел бродить по городу и прошел мимо дома Нарышкина. Народу толпилось множество. Полиция с ним шумела. Иллюминацию приготовляли. Не дождавшись сумерков, пошел я в Английский клоб, где со мною случилось небывалое происшествие. У меня в клобе украли 350 рублей, украли не в тинтере, не в вист, а украли, как крадут на площадях. Каков наш клоб? перещеголяли мы и московский! Ты думаешь, что я сердился, ничуть. Я зол на Петербург и радуюсь каждой его гадости. Возвратясь домой, получаю твое письмо, милый мой ангел. Слава богу, ты здорова, дети здоровы, ты пай дитя; с бала уезжаешь прежде мазурки, по приходам не таскаешься. Одно худо: не утерпела ты, чтоб не съездить на бал княгини Голицыной. А я именно об этом и просил тебя. Я не хочу, чтоб жена моя ездила туда, где хозяйка позволяет себе невнимание и неуважение. Ты не M-lle Sontag¹, которую зовут на вечер, а потом на нее не смотрят. Московские дамы мне не пример. Они пускай таскаются по передним, к тем, которые на них и не смотрят. Туда им и дорога. Женка, женка! если ты и в эдакой безделице меня не слушаешь, так как мне не думать... ну, уж бог с тобой. Ты говоришь: я к ней не ездила, она сама ко мне подошла. Это-то и худо. Ты могла и должна была сделать ей визит, потому что она штатс-дама, а ты камер-пажиха; это дело службы. Но на бал к ней нечего было тебе являться. Ей-богу, досада берет. И письма не хочу продолжать.

572. H. H. ПУШКИНОЙ

30 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Жена моя милая, женка мой ангел - я сегодня уж писал тебе, да письмо мое как-то не удалось. Начал я было за здравие, да свел за упокой. Начал нежностями, а кончил плюхой. Виноват, женка. Остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим. Прощаю тебе бал у Голицыной и поговорю тебе о бале вчерашнем, о котором весь город говорит и который, сказывают, очень удался. Ничего нельзя было видеть великолепнее. Было и не слишком тесно, и много мороженого, так что мне бы очень было хорошо. Но я был в народе, и передо мною весь город проехал в каретах (кроме поэта Кукольника, который проехал в каком-то старом фургоне, с каким-то оборванным мальчиком на запятках; что было истинное поэтическое явление). О туалетах справлюсь и дам тебе знать. Я писал тебе, что у меня в клобе украли деньги; не верь, это низкая клевета: деньги нашлись и мне принесены. Напрасно ты думаешь, что я в лапах у Соболевского и что он пакостит твои мебели. Я его вовсе не вижу, а подружился опять с Sophie Karamzine. Она сегодня на свадьбе, у Бакуниной. Есть еще славная свадьба: Воронцов женится - на дочери К. А. Нарышкина, которая и в свет еще не выезжает. Теперь из богатых женихов остался один Новомленский, ибо Сорохтин, ты говоришь, умре. Кого-то выберет он? Александру ли Николаевну или Катерину Николаевну? как думаешь? Это письмо, вероятно, получишь ты уже в Яропольце; Наталье Ивановне я уже писал; поцелуй за меня у ней ручки и скажи много нежного. Прощай, жена, целую и благословляю тебя и вас.

А. П.

573. Д. H. БАНТЫШУ-КАМЕНСКОМУ

1 мая 1834 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Дмитрий Николаевич,

Позвольте принести Вам глубочайшую мою благодарность за письмо, драгоценный знак Вашей благосклонности, и за снимок с печати Самозванца, который я тотчас и отдал гравировать. Портрет его у меня есть и также гравируется. С нетерпением буду ждать биографию Пугачева, которую изволите мне обещать с такою снисходительностию.

Жалею, что время не позволяет мне повергнуть мой труд Вашему рассмотрению. Мнения и замечания такого человека, каков Вы, послужили бы мне руководством и ободрили бы первый мой исторический опыт.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

1 мая 1834.

СПб.

574. H. И. ПАВЛИЩЕВУ

4 мая 1834 г. Из Петербурга в Варшаву

Милостивый государь

Николай Иванович,

Благодарю Вас за Ваше письмо. Оно дельное и деловое; следовательно, отвечать на него не трудно.

Согласясь взять на себя управление батюшкинова имения, я потребовал ясного расчета долгам, казенным и частным, и доходам.

Батюшка отвечал мне, что долгу на всем имении тысяч сто, что процентов в год должно уплачивать тысяч семь, что недоимок тысячи три, а что доходов тысяч 22.

Я просил все это определить с большею точностию и, батюшка не успев того сделать сам, я обратился в ломбард и узнал наверное, что

Долгу казенного 190 750

Что процентов ежегодных 11 826

Что недоимок 11 045

(Частных долгов полагаю около 10 000)

Сколько доходу, наверное знать не могу, но, полагаясь на слова батюшкины и ставя по 22 000, выйдет, что, за уплатою казенных процентов, остается до 10 000.

Из оных, если батюшка положит по 1500 Ольге Сергеевне, да по стольку же Льву Сергеевичу, то останется для него 7000. Сего было бы довольно для него, но есть недоимки казенные, долги частные, долги Льва Сергеевича, а часть доходов сего года уже батюшкой получена и истрачена.

Покамест не приведу в порядок и в известность сии запутанные дела, ничего не могу обещать Ольге Сергеевне и не обещаю. Состояние мое позволяет мне не брать ничего из доходов батюшкина имения, но своих денег я не могу и не в состоянии приплачивать.

На днях . . . . . 74 души не заложенных . . . . . Надеюсь получить тысяч . . . . . если не будет запрещений на имении. Из них пришлю Вам долг Льва Сергеевича.

С истинным почтением и преданностию остаюсь

Ваш покорнейший слуга

А. Пушкин.

4 мая 1834.

СПб.

Я еще не получил от батюшки доверенности, а из моих денег уплатил уже в один месяц 866 за батюшку, а за Льва Сергеевича 1330: более не могу.

575. Н. Н. ПУШКИНОЙ

Около 5 мая 1834 г. Из Петербурга в Ярополец

Что это, жена? вот уже 5 дней как я не имею о тебе известия. Надеюсь, что хлопоты отъезда и приезда одни помешали тебе ко мне писать и что ты и дети здоровы. Пишу к тебе в Ярополец. Не знаю, куда отправить тебе деньги, в Москву ли, в Волоколамск ли, в Калугу ли? На днях на что-нибудь решусь. Что тебе сказать о себе: жизнь моя очень однообразна. Обедаю у Дюме часа в 2, чтоб не встретиться с холостою шайкою. Вечером бываю в клобе. Вчера был у княгини Вяземской, где находилась и твоя графиня Соллогуб. Оттуда поехал я к Одоевскому, который едет в Ревель. Тетку вижу часто, она беспокоится, что давно нет об тебе известия. Погода у нас славная, а у вас, вероятно, еще лучше. Пора тебе в деревню на лекарство, на ванны и на чистый воздух.

Сейчас, мой ангел, получил я твое письмо от 1-го мая. Благодарю тебя, что ты переждешь свои временные. Это мне доказывает твое благоразумие, и я тебя втрое за то люблю. Радуюсь, что ты хорошеешь, хоть это du superflu¹. Сейчас (в пять часов) сидела у меня тетка, она тебя целует. Летний сад полон. Все гуляют. Графиня Фикельмон звала меня на вечер. Явлюсь в свет в первый раз после твоего отъезда. За Соллогуб я не ухаживаю, вот те Христос; и за Смирновой тоже. Смирнова ужасно брюхата, а родит через месяц. Все тебе кланяются. Завтра еще буду писать.

Не смей купаться - с ума сошла, что ли. Послезавтра обедаю у Спасского - и буду на тебя жаловаться. Я не поехал к Фикельмон, а остался дома, перечел твое письмо и ложусь спать. Брат Иван у меня. Лев Сергеевич и отец меня очень сердят, а Ольга Сергеевна начинает уже сердить. Откажусь ото всего - и стану жить припеваючи.

576. Н. Н. ПУШКИНОЙ

12 мая 1834 г. Из Петербурга в Ярополец

Какая ты дура, мой ангел! конечно я не стану беспокоиться оттого, что ты три дня пропустишь без письма, так точно как я не стану ревновать, если ты три раза сряду провальсируешь с кавалергардом. Из этого еще не следует, что я равнодушен и не ревнив. Я отправил тебя из Петербурга с большим беспокойством; твое письмо из Бронницы еще более меня взволновало. Но когда узнал я, что до Торжка ты доехала здорова, у меня гора с сердца свалилась, и я не стал сызнова хандрить. Письмо твое очень мило; а опасения насчет истинных причин моей дружбы к Софье Карамзиной очень приятны для моего самолюбия. Отвечаю на твои запросы: Смирнова не бывает у Карамзиных, ей не встащить брюха на такую лестницу; кажется, она уже на даче; графиня Соллогуб там также не бывает, но я видел ее у княгини Вяземской. Волочиться я ни за кем не волочусь. У меня голова кругом идет. Не рад жизни, что взял имение, но что ж делать? Не для меня, так для детей. Тетка вчера сидела у меня, она тебя целует. Вчера был большой парад, который, говорят, не удался. Царь посадил наследника под арест. Сюда ожидают прусского принца и много других гостей. Надеюсь не быть ни на одном празднике. Одна мне и есть выгода от отсутствия твоего, что не обязан на балах дремать да жрать мороженое. Пишу тебе в Ярополец, где ты должна быть с третьегодняшнего дня. Кланяюсь сердечно Наталье Ивановне, целую тебя и детей. Христос с вами.

Знаешь ты, что княгиня Мещерская и Sophie Karamzine едут за границу? Sophie уж плачет недели две, вероятно я довезу ее до Кронштадта.

577. H. В. ГОГОЛЮ

13 мая 1834 г. В Петербурге

Я совершенно с Вами согласен. Пойду сегодня же назидать Уварова и кстати о смерти «Телеграфа» поговорю и о Вашей. От сего незаметным и искусным образом перейду к бессмертию, его ожидающему. Авось уладим.

578. H. H. ПУШКИНОЙ

16 мая 1834 г. Из Петербурга в Ярополец

Давно, мой ангел, не получал я от тебя писем. Тебе, видно, было некогда. Теперь, вероятно, ты в Яропольце и уже опять собираешься в дорогу. Такая тоска без тебя, что того и гляди приеду к тебе. Говорил я со Спасским о Пирмонтских водах; он желает, чтобы ты их принимала; и входил со мною в подробности, о которых по почте не хочу тебе писать, потому что не хочу, чтоб письма мужа к жене ходили по полиции. Пиши мне о своем здоровье и о здоровье детей, которых целую и благословляю. Кланяюсь Наталье Ивановне. Тебя целую. На днях получишь письма по оказии. Прощай, мой милый друг.

16 мая.

579. H. H. ПУШКИНОЙ

18 мая 1834 г. Из Петербурга в Ярополец

Мой ангел! поздравляю тебя с Машиным рождением, целую тебя и ее. Дай бог ей зубков и здоровья. Того же и Саше желаю, хоть он не именинник. Ты так давно, так давно ко мне не писала, что несмотря на то, что беспокоиться по-пустому я не люблю, но я беспокоюсь. Я должен был из Яропольца получить по крайней мере два письма. Здорова ли ты и дети? спокойна ли ты? Я тебе не писал, потому что был зол - не на тебя, на других. Одно из моих писем попалось полиции и так далее. Смотри, женка: надеюсь, что ты моих писем списывать никому не дашь; если почта распечатала письмо мужа к жене, так это ее дело, и тут одно неприятно: тайна семейственных сношений, проникнутая скверным и бесчестным образом; но если ты виновата, так это мне было бы больно. Никто не должен знать, что может происходить между нами; никто не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет семейственной жизни. Я пишу тебе, не для печати; а тебе нечего публику принимать в наперсники. Но знаю, что этого быть не может; а свинство уже давно меня ни в ком не удивляет.

Вчера я был в концерте, данном для бедных в великолепной зале Нарышкина, в самом деле великолепной. Как жаль, что ты ее не видала. Пели новую музыку Вьельгорского на слова Жуковского. Я никого не вижу, нигде не бываю; принялся за работу и пишу по утрам. Без тебя так мне скучно, что поминутно думаю к тебе поехать, хоть на неделю. Вот уж месяц живу без тебя; дотяну до августа; а ты себя береги; боюсь твоих гуляний верхом. Я еще не знаю, как ты ездишь; вероятно, смело; да крепко ли на седле сидишь? вот запрос. Дай бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином! Неприятна зависимость; особенно, когда лет 20 человек был независим. Это не упрек тебе, а ропот на самого себя. Благословляю всех вас, детушки.

580. А. Н. МОРДВИНОВУ

26 мая 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Николаевич,

Осмеливаюсь беспокоить Ваше превосходительство покорнейшей просьбой о позволении мне перепечатать в одну книгу сочинения мои в прозе, доныне изданные; также и о позволении доставить Вильгельму Кюхельбекеру экземпляр всех моих сочинений.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

26 мая 1834.

СПб.

581. Н. Н. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 29 мая 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Благодарю тебя, мой ангел, за добрую весть о зубке Машином. Теперь надеюсь, что и остальные прорежутся безопасно. Теперь за Сашкою дело. Что ты путаешь, говоря: о себе не пишу, потому что не интересно. Лучше бы ты о себе писала, чем о Sollogoub, о которой забираешь в голову всякий вздор - на смех всем честным людям и полиции, которая читает наши письма. Ты спрашиваешь, что я делаю. Ничего путного, мой ангел. Однако дома сижу до четырех часов и работаю. В свете не бываю; от фрака отвык; в клобе провожу вечера. Книги из Парижа приехали, и моя библиотека растет и теснится. К нам в Петербург приехал ventriloque¹, который смешил меня до слез; мне, право, жаль, что ты его не услышишь. Хлопоты по имению меня бесят; с твоего позволения, надобно будет, кажется, выйти мне в отставку и со вздохом сложить камер-юнкерский мундир, который так приятно льстил моему честолюбию и в котором, к сожалению, не успел я пощеголять. Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены. Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства. Вот тебе и мораль. Ты зовешь меня к себе прежде августа. Рад бы в рай, да грехи не пускают. Ты разве думаешь, что свинский Петербург не гадок мне? что мне весело в нем жить между пасквилями и доносами? Ты спрашиваешь меня о «Петре»? идет помаленьку; скопляю матерьялы - привожу в порядок - и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок. Вчера видел я Сперанского, Карамзиных, Жуковского, Вьельгорского, Вяземского - все тебе кланяются.

Тетка меня все балует - для моего рождения прислала мне корзину с дынями, с земляникой, клубникой - так что боюсь поносом встретить 36-ой год бурной моей жизни. Сегодня еду к ней с твоим письмом. Покамест прощай, мой друг. У меня желчь, так извини мои сердитые письма. Целую вас и благословляю.

Деньги шлю на имя Дмитрия Николаевича.

582. H. H. ПУШКИНОЙ

3 июня 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Что это, мой друг, с тобою делается? вот уж девятый день, как не имею о тебе известия. Это меня поневоле беспокоит. Положим: ты выезжала из Яропольца, все-таки могла иметь время написать мне две строчки. Я не писал тебе потому, что свинство почты так меня охолодило, что я пера в руки взять был не в силе. Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство à la lettre¹. Без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности (inviolabilité de la famille)² невозможно: каторга не в пример лучше. Это писано не для тебя; а вот что пишу для тебя. Начала ли ты железные ванны? есть ли у Маши новые зубы? и каково перенесла она свои первые? У меня отгадай, кто теперь остановился? Сергей Николаевич, который приехал было в Царское Село к брату, но с ним побранился и принужден был бежать со всем багажом. Я очень ему рад. Шашки возобновились. Тетка уехала с Натальей Кирилловной. Я еще у ней не был. Долгорукая-Малиновская выкинула, но, кажется, здорова. Сегодня обедаю у Вяземского, у которого сын именинник; Карамзина уехала также. Писал я тебе, что Мещерские отправились в Италию и что Sophie три дня сряду разливалась, обвиняя себя в жестокосердии и раскаиваясь в том, что оставляет Катерину Андреевну одну? Я провожал их до пироскафа. В прошлое воскресение представлялся я к великой княгине. Я поехал к ее высочеству на Каменный остров в том приятном расположении духа, в котором ты меня привыкла видеть, когда надеваю свой великолепный мундир. Но она так была мила, что я забыл и свою несчастную роль и досаду. Со мною вместе представлялся цензор Красовский. Великая княгиня сказала ему: Vous devez être bien fatigué d’être obligé de lire tout ce qui paraît. - Oui, Votre Altesse Impériale, отвечал он ей, d’autant plus que ce que l’on écrit maintenant n’a pas le sens commun³. A я стою подле него. Она, как умная женщина, как-то его подправила. Смирнова на сносях. Брюхо ее ужасно; не знаю, как она разрешится; но она много ходит и не похожа на то, что была прошлого году. Графиню Соллогуб встретил я недавно. Она велела тебя поцеловать, и тетка ее также. Я большею частию дома и в клобе. Веду себя порядочно, только то нехорошо, что расстроил себе желудок; и что желчь меня так и волнует. Да от желчи здесь не убережешься. Новостей нет, да хоть бы и были, так не сказал бы. Целую всех вас, Христос с вами. Отец и мать на днях едут в деревню; а я хлопочу. Лев ходит пешком в Царское Село, а Соболевский в Ораниенбаум. Видно, им делать нечего. Прощай, мой ангел. Не сердись на холодность моих писем. Пишу скрепя сердце.

3 июня.

583. Д. Н. БАНТЫШУ-КАМЕНСКОМУ

3 июня 1834 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Дмитрий Николаевич,

Не знаю, как Вас благодарить за доставление бумаг, касающихся Пугачева. Несмотря на то, что я имел уже в руках множество драгоценных матерьялов, я тут нашел неизвестные, любопытные подробности, которыми непременно воспользуюсь. Смирдину отдал я Вашу прекрасную статью о Панине. Он взял ее к себе с благодарностию. Не согласитесь ли Вы участвовать в его журнале и на каких условиях?

Вы, вероятно, изволили слышать о торговом и литературном предприятии Плюшара, о русском Conversations Lexicon:¹ великое множество биографических статей, Вами заготовленных, могли бы войти в состав этого Лексикона. Не войдете ли Вы в сношение с Плюшаром? В таком случае прошу Вас выбрать меня в свои поверенные, а мы рады стараться.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

3 июня 1834.

СПб.

584. H. Н. ПУШКИНОЙ

8 июня 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

8 июня.

Милый мой ангел! я было написал тебе письмо на четырех страницах, но оно вышло такое горькое и мрачное, что я его тебе не послал, а пишу другое. У меня решительно сплин. Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе все, что придет на сердце. Ты говоришь о Болдине. Хорошо бы туда засесть, да мудрено. Об этом успеем еще поговорить. Не сердись, жена, и не толкуй моих жалоб в худую сторону. Никогда не думал я упрекать тебя в своей зависимости. Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив; но я не должен был вступать в службу и, что еще хуже, опутать себя денежными обязательствами. Зависимость жизни семейственной делает человека более нравственным. Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас. Теперь они смотрят на меня как на холопа, с которым можно им поступать как им угодно. Опала легче презрения. Я, как Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у господа бога. Но ты во всем этом не виновата, а виноват я из добродушия, коим я преисполнен до глупости, несмотря на опыты жизни.

Благодарю тебя за весы, роскошную вывеску моей скупости. Мне прислала их тетка без записки. Вероятно, она теперь в хлопотах и приготовляет Наталью Кирилловну к вести о смерти князя Кочубея, который до вас не доехал, как имел намерения, и умер в Москве. Денег тебе еще не посылаю. Принужден был снарядить в дорогу своих стариков. Теребят меня без милосердия. Вероятно, послушаюсь тебя и скоро откажусь от управления имения. Пускай они его коверкают как знают; на их век станет, а мы Сашке и Машке постараемся оставить кусок хлеба. Не так ли? Новостей нет. Фикельмон болен и в ужасной хандре. Вьельгорский едет в Италию к больной жене; Петербург пуст, все на дачах. Я сижу дома до четырех часов и пишу. Обедаю у Дюме. Вечером в клобе. Вот и весь мой день. Для развлечения вздумал было я в клобе играть, но принужден был остановиться. Игра волнует меня - а желчь не унимается. Целую вас и благословляю. Прощай. Жду от тебя письма об Яропольце. Но будь осторожна... вероятно, и твои письма распечатывают: этого требует государственная безопасность.

585. H. H. ПУШКИНОЙ

11 июня 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Нашла за что браниться!.. за Летний сад и за Соболевского. Да ведь Летний сад мой огород. Я вставши от сна иду туда в халате и туфлях. После обеда сплю в нем, читаю и пишу. Я в нем дома. А Соболевский? Соболевский сам по себе, а я сам по себе. Он спекуляции творит свои, а я свои. Моя спекуляция удрать к тебе в деревню. Что ты мне пишешь о Калуге? Что тебе смотреть на нее? Калуга немного гаже Москвы, которая гораздо гаже Петербурга. Что же тебе там делать? Это тебя сестры баламутят, и верно уж моя любимая. Это на нее весьма похоже. Прошу тебя, мой друг, в Калугу не ездить. Сиди дома, так будет лучше. Тетка на даче, а я у ней еще не был. Еду сегодня с твоими письмами. Наталья Кирилловна узнала о смерти Кочубея. Je ne croyais pas, сказала она, que la mort de Кочубей me fit tant de peine¹. Она утешается тем, что умер - он, а не Маша. Сегодня едут мои в деревню, и я их иду проводить, до кареты, не до Царского Села, куда Лев Сергеевич ходит пешечком. Уж как меня теребили; вспомнил я тебя, мой ангел. А делать нечего. Если не взяться за имение, то оно пропадет же даром, Ольга Сергеевна и Лев Сергеевич останутся на подножном корму, а придется взять их мне же на руки, тогда-то напла́чусь и наплачу́сь, а им и горя мало. Меня же будут цыганить. Ох, семья, семья!

Пожалуйста, мой друг, не езди в Калугу. С кем там тебе знаться? с губернаторшей? она очень мила и умна; но я никакой не вижу причины тебе ехать к ней на поклон. С невестой Дмитрия Николаевича? Вот это дело другое. Ты слади эту свадьбу, а я приеду в отцы посаженые. Напиши мне, женка, как поживала ты в Яропольце, как ладила с матушкой и с прочими. Надеюсь, что вы расстались дружески, не успев поссориться и приревновать друг к другу. У нас ожидают прусского принца. Вчера приехал Озеров из Берлина с женою в три обхвата. Славная баба; я, смотря на нее, думал о тебе и желал тебе воротиться из Завода такою же тетехой. Полно тебе быть спичкой. Прощай, жена. У меня на душе просветлело. Я два дня сряду получил от тебя письма и помирился от души с почтою и полицией. Черт с ними. Что делают дети? благословляю их, а тебя целую.

11 июня.

В тот же день.

Сейчас от меня тетка. Она просит тебя к ней писать, а меня тебе уши выдрать. Она переезжает в Царское Село, в дом князя Кочубея, с Натальей Кирилловной, которая удивительно мила и добра; завтра еду с ней проститься. Зачем ты тетке не пишешь? какая ты безалаберная! Она просит, чтоб я тебя в Калугу пустил, да ведь ты махнешь и без моего позволения. Ты на это молодец. Сейчас простился с отцом и матерью. У него хандра и черные мысли. Знаешь, что я думаю? не приехать ли мне к тебе на лето? нет, жена, дела есть, потерпим еще полтора месяца. А тут я к тебе упаду как снег на голову; если только пустят меня. Охота тебе думать о помещении сестер во дворец. Во-первых, вероятно откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай, что за скверные толки пойдут по свинскому Петербургу. Ты слишком хороша, мой ангел, чтоб пускаться в просительницы. Погоди; овдовеешь, постареешь - тогда, пожалуй, будь салопницей и титулярной советницей. Мой совет тебе и сестрам быть подале от двора; в нем толку мало. Вы же не богаты. На тетку нельзя вам всем навалиться. Боже мой! кабы Заводы были мои, так меня бы в Петербург не заманили и московским калачом. Жил бы себе барином. Но вы, бабы, не понимаете счастия независимости и готовы закабалить себя навеки, чтобы только сказали про вас: Hier Madame une telle était décidément la plus belle et la mieux mise du bal. Прощай, Madame une telle¹, тетка прислала мне твое письмо, за которое я тебя очень благодарю. Будь здорова, умна, мила, не езди на бешеных лошадях, за детьми смотри, чтоб за ними няньки их смотрели, пиши ко мне чаще; сестер поцелуй запросто, Дмитрия Николаевича также - детей за меня благослови. Целую тебя. Еду на пироскафе провожать Вьельгорского, который,

586. H. H. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 19 июня 1834. г. Из Петербурга в Полотняный завод

Грустно мне, женка. Ты больна, дети больны. Чем это все кончится, бог весть. Здесь меня теребят и бесят без милости. И мои долги и чужие мне покоя не дают. Имение расстроено, и надобно его поправить, уменьшая расходы, а они обрадовались и на меня насели. То - то, то другое. Вот тебе письмо Спасского. Если ты здорова, на что тебе ванны. Тетку видел на днях. Она едет в Царское Село. Прощай, женка. Плетнев сейчас ко мне входит.

А. П.

Целую вас всех и благословляю детей.

587. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

25 июня 1834 г. В Петербурге

Monsieur le Comte

Des affaires de famille nécessitant ma présence tantôt à Moscou, tantôt dans l’intérieur, je me vois obligé de me retirer du service et je supplie Votre Excellence de m’en obtenir la permission.

Je demanderais comme dernière grâce que l’autorisation que Sa Majesté a daigné m’accorder, celle de visiter les archives, ne me fut pas retirée.

Je suis avec respect Monsieur le Comte de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

15¹ juin.

St-Pétersbourg.

{Перевод:

Граф,

Поскольку семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужденным оставить службу и покорнейше прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне соответствующее разрешение.

В качестве последней милости я просил бы, чтобы дозволение посещать архивы, которое соизволил мне даровать его величество, не было взято обратно.

Остаюсь с уважением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

15 июня. С.-Петербург.}

588. H. H. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 27 июня 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Помилуй, за что в самом деле ты меня бранишь? что я пропустил одну почту? но ведь почта у нас всякий день; пиши сколько хочешь и когда хочешь; не то что из Калуги, из которой письма приходят каждые десять дней. Передпоследнее письмо твое было такое милое, что расцеловал бы тебя; а это такое безалаберное, что за ухо бы выдрал. Буду отвечать тебе по пунктам. Когда я представлялся великой княгине, дежурная была не Соллогуб, а моя прищипленая кузинка Чичерина, до которой я не охотник, да хоть бы и Соллогуб была в карауле, так уж если влюбляться... Эх, женка! почта мешает, а то бы я наврал тебе с три короба. Я писал тебе, что я от фрака отвык, а ты меня ловишь во лжи как в petite misère ouverte, доказывая, что я видел и того и другого, следственно в свете бываю; это ничего не доказывает. Главное то, что я привык опять к Дюме и к Английскому клобу; а этим нечего хвастаться. Смирнова родила благополучно, и вообрази: двоих. Какова бабенка, и каков красноглазый кролик Смирнов? - Первого ребенка такого сделали, что не пролез, а теперь принуждены надвое разделить. Сегодня, кажется, девятый день - и слышно, мать и дети здоровы. Ты пишешь мне, что думаешь выдать Катерину Николаевну за Хлюстина, а Александру Николаевну за Убри: ничему не бывать; оба влюбятся в тебя; ты мешаешь сестрам, потому надобно быть твоим мужем, чтоб ухаживать за другими в твоем присутствии, моя красавица. Хлюстин тебе врет, а ты ему и веришь; откуда берет он, что я к тебе в августе не буду? разве он пьян был от ботвиньи с луком? Меня в Петербурге останавливает одно: залог имения нижегородского, я даже и Пугачева намерен препоручить Яковлеву, да и дернуть к тебе, мой ангел, на Полотняный завод.

Туда бы от жизни удрал, улизнул! Целую тебя и детей и благословляю вас от души. Ты, я думаю, так в деревне похорошела, что ни на что не похоже. Благодарю за анекдот о Дмитрии Николаевиче. Не влюблен ли он? Тетка в Царском Селе. На днях еду к ней. Addio, vita mia; ti amo¹.

589. H. H. ПУШКИНОЙ

Около 28 июня 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Мой ангел, сейчас послал я к графу Литта извинение в том, что не могу быть на Петергофском празднике по причине болезни. Жалею, что ты не увидишь; оно того стоит. Не знаю даже, удастся ли тебе когда-нибудь его видеть. Я крепко думаю об отставке. Должно подумать о судьбе наших детей. Имение отца, как я в том удостоверился, расстроено до невозможности, и только строгой экономией может еще поправиться. Я могу иметь большие суммы, но мы много и проживаем. Умри я сегодня, что с вами будет? мало утешения в том, что меня похоронят в полосатом кафтане, и еще на тесном петербургском кладбище, а не в церкви на просторе, как прилично порядочному человеку. Ты баба умная и добрая. Ты понимаешь необходимость; дай сделаться мне богатым - а там, пожалуй, и кутить можем в свою голову. Петербург ужасно скучен. Говорят, что свет живет на Петергофской дороге. На Черной Речке только Бобринская да Фикельмон. Принимают - а никто не едет. Будут большие праздники после Петергофа. Но я уж никуда не поеду. Меня здесь удерживает одно: типография. Виноват, еще другое: залог имения. Но можно ли будет его заложить? Как ты права была в том, что не должно мне было принимать на себя эти хлопоты, за которые никто мне спасибо не скажет, а которые испортили мне столько уж крови, что все пиявки дома нашего ее мне не высосут. Кстати о доме нашем: надобно тебе сказать, что я с нашим хозяином побранился, и вот почему. На днях возвращаюсь ночью домой; двери заперты. Стучу, стучу; звоню, звоню. Насилу добудился дворника. А я ему уже несколько раз говорил прежде моего приезда не запирать - рассердясь на него, дал я ему отеческое наказание. На другой день узнаю, что Оливье на своем дворе декламировал противу меня и велел дворнику меня не слушаться и двери запирать с 10 часов, чтоб воры не украли лестницы. Я тотчас велел прибить к дверям объявление, писанное рукою Сергея Николаевича, о сдаче квартеры - а к Оливье написал письмо, на которое дурак до сих пор не отвечал. Война же с дворником не прекращается, и вчера еще я с ним повозился. Мне его жаль, но делать нечего; я упрям и хочу переспорить весь дом - включая тут и пиявок. Я перед тобой кругом виноват, в отношении денежном. Были деньги... и проиграл их. Но что делать? я так был желчен, что надобно было развлечься чем-нибудь. Все тот виноват; но бог с ним; отпустил бы лишь меня восвояси. Письмо твое не перед мной: кажется, есть что-то, на что обязан я возразить, - но до другого дня. Пока прощай. Целую тебя и детей, благословляю всех троих. Прощай, душа моя, кланяйся сестрам и братьям. Сергей Николаевич на днях в офицеры произведен и хлопочет о мундире.

А. П.

590. Н. Н. ПУШКИНОЙ

30 июня 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Твоя Шишкова ошиблась: я за ее дочкой Полиной не волочился, потому что не видывал, а ездил я к Александру Семеновичу Шишкову в Академию, и то не для свадьбы, а для жетонов, pas autrement¹. История же о княжнах совершенно справедлива, и я не вижу тут ничего смешного. Благодарю тебя за милое и очень милое письмо. Конечно, друг мой, кроме тебя, в жизни моей утешения нет - и жить с тобою в разлуке так же глупо, как и тяжело. Но что ж делать? После завтрого начну печатать Пугачева, который до сих пор лежит у Сперанского. Он задержит меня с месяц. В августе буду у тебя. Завтра Петергофский праздник, и я проведу его на даче у Плетнева вдвоем. Будем пить за твое здоровье. С хозяином Оливье я решительно побранился, и надобно будет иметь другую квартиру, особенно если приедут с тобою сестры. Serge еще у меня, вчера явился ко мне в офицерском мундире, и молодец. История о том, как Иван Николаевич побранился с Юрьевым и как они помирились, уморительно смешна, но долго тебе рассказывать. Из деревни имею я вести не утешительные. Посланный мною новый управитель нашел все в таком беспорядке, что отказался от управления и уехал. Думаю последовать его примеру. Он умный человек, а Болдино можно еще коверкать лет пять.

Прости, женка. Благодарю тебя за то, что ты обещаешься не кокетничать: хоть это я тебе и позволил, но все-таки лучше моим позволением тебе не пользоваться. Радуюсь, что Сашку от груди отняли, давно бы пора. А что кормилица пьянствовала, отходя ко сну, то это еще не беда; мальчик привыкнет к вину и будет молодец, во Льва Сергеевича. Машке скажи, чтоб она не капризничала, не то я приеду и худо ей будет. Благословляю всех вас. Тебя целую в особенности.

30 июня.

Пожалуйста, не требуй от меня нежных, любовных писем. Мысль, что мои распечатываются и прочитываются на почте, в полиции, и так далее - охлаждает меня, и я поневоле сух и скучен. Погоди, в отставку выйду, тогда переписка нужна не будет.

591. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

3 июля 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

Михайло Лукьянович,

Вследствие данного Вам начальством поручения касательно напечатания рукописи моей, под названием «История Пугачевского бунта», и по личному моему с Вами о том объяснению, поспешаю Вас уведомить:

1-е. Желаю я, чтоб означенная рукопись была напечатана в 8-ю долю листа, такого же формата, как «Свод законов».

2-е. Число экземпляров полагаю я 3000; из коих для 1200 прошу заготовить бумагу на счет казенный, а потребное количество оной для 1800 экземпляров доставлю я сам в типографию.

3-е. Что касается до шрифта и вообще до издания книги, то на всем полагаюсь на Ваше благоусмотрение.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

3 июля 1834.

СПб.

592. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

3 июля 1834 г. В Петербурге

Monsieur le Comte

Il y a quelques jours que j’ai eu l’honneur de m’adresser à Votre Excellence pour en obtenir la permission de me retirer du service. Cette démarche étant inconvenante, je vous supplie, Monsieur le Comte, de ne pas y donner de suite. J’aime mieux avoir l’air d’être inconséquent que d’être ingrat.

Cependant un congé de quelques mois me serait indispensable.

Je suis aves respect Monsieur le Comte de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

3 Juillet.

{Перевод:

Граф,

Несколько дней тому назад я имел честь обратиться к вашему сиятельству с просьбой о разрешении оставить службу. Так как поступок этот неблаговиден, покорнейше прошу вас, граф, не давать хода моему прошению. Я предпочитаю казаться легкомысленным, чем быть неблагодарным.

Со всем тем отпуск на несколько месяцев был бы мне необходим.

Остаюсь с уважением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

3 июля.}

593. В. А. ЖУКОВСКОМУ

4 июля 1834 г. Из Петербурга в Царское Село

Получив первое письмо твое, я тотчас написал графу Бенкендорфу, прося его остановить мою отставку, та démarche étant inconsidérée; и сказал, que j’aimais mieux avoir l’air inconséquent qu’ingrat¹. Но вслед за тем получил официальное извещение о том, что отставку я получу, но что вход в архивы будет мне запрещен. Это огорчило меня во всех отношениях. Подал в отставку я в минуту хандры и досады на всех и на все. Домашние обстоятельства мои затруднительны; положение мое не весело; перемена жизни почти необходима. Изъяснять это все гр. Бенкендорфу мне недостало духа - от этого и письмо мое должно было показаться сухо, а оно просто глупо.

Впрочем, я уж верно не имел намерения произвести, что вышло. Писать письмо прямо к государю, ей-богу, не смею - особенно теперь. Оправдания мои будут похожи на просьбы, а он уж и так много сделал для меня. Сейчас от меня Лизавета Михайловна. Она привезла еще мне два твои письма. Это меня, конечно, трогает. Но что ж мне делать! Буду еще писать к гр. Бенкендорфу.

594. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

4 июля 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

Письмо Вашего сиятельства от 30 июня удостоился я получить вчера вечером. Крайне огорчен я, что необдуманное прошение мое, вынужденное от меня неприятными обстоятельствами и досадными, мелочными хлопотами, могло показаться безумной неблагодарностию и супротивлением воле того, кто доныне был более моим благодетелем, нежели государем. Буду ждать решения участи моей, но во всяком случае ничто не изменит чувства глубокой преданности моей к царю и сыновней благодарности за прежние его милости.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

4 июля 1834.

СПб.

595. М. Л. ЯКОВЛЕВУ

5 июля 1834 г. В Петербурге

Вот тебе, мой благодетель, первая глава - с богом.

596. В. А. ЖУКОВСКОМУ

6 июля 1834 г. Из Петербурга в Царское Село

Я, право, сам не понимаю, что со мною делается. Идти в отставку, когда того требуют обстоятельства, будущая судьба всего моего семейства, собственное мое спокойствие - какое тут преступление? какая неблагодарность? Но государь может видеть в этом что-то похожее на то, чего понять все-таки не могу. В таком случае я не подаю в отставку и прошу оставить меня в службе. Теперь, отчего письма мои сухи? Да зачем же быть им сопливыми? Во глубине сердца своего я чувствую себя правым перед государем; гнев его меня огорчает, но чем хуже положение мое, тем язык мой становится связаннее и холоднее. Что мне делать? просить прощения? хорошо; да в чем? К Бенкендорфу я явлюсь и объясню ему, что у меня да сердце - но не знаю, почему письма мои неприличны! Попробую написать третье.

597. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

6 июля 1834 г. В Петербурге

Monsieur le Comte

Permettez-moi de vous parler à coeur ouvert. En demandant mon congé, je ne pensais qu’à des affaires de famille embarrassantes et pénibles. Je n’avais en vue que l’inconvéniant d’être obligé de faire plusieurs voyages tandis que je serais attaché au service. Sur mon Dieu et sur mon âme, c’était ma seule pensée; c’est avec une douleur profonde que je la vois si cruellement interprétée. L’empereur m’a comblé de grâces dés le premier moment que sa royale pensée s’est portée sur moi. Il y en a auxquelles je ne puis penser sans une profonde émotion, tant il y a mis de loyauté et de générosité. Il a toujours été pour moi une providence, et si dans le cours de ces huit ans il m’est arrivé de murmurer, jamais, je le jure, un sentiment d’aigreur ne s’est mêlé à ceux que je lui ai voué. Et dans ce moment, ce n’est pas l’idée de perdre un protecteur tout puissant qui me remplit de douleur, c’est celle de laisser dans son esprit une impression que par bonheur je n’ai pas méritée.

Je réitère, Monsieur le Comte, ma très humble prière de ne pas donner de suite à la demande que j’ai faite si étourdiment.

C’est en me recommandant à Votre puissante protection, que j’ose vous présenter l’hommage de ma haute considération.

Je suis avec respect Monsieur le Comte de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

6 Juillet.

St-P.

{Перевод:

Граф,

Позвольте мне говорить с вами вполне откровенно. Подавая в отставку, я думал лишь о семейных делах, затруднительных и тягостных. Я имел в виду лишь неудобство быть вынужденным предпринимать частые поездки, находясь в то же время на службе. Богом и душою моею клянусь, - это была моя единственная мысль; с глубокой печалью вижу, как ужасно она была истолкована. Государь осыпал меня милостями с той первой минуты, когда монаршая мысль обратилась ко мне. Среди них есть такие, о которых я не могу думать без глубокого волнения, столько он вложил в них прямоты и великодушия. Он всегда был для меня провидением и если в течение этих восьми лет мне случалось роптать, то никогда, клянусь, чувство горечи не примешивалось к тем чувствам, которые я питал к нему. И в эту минуту не мысль потерять всемогущего покровителя вызывает во мне печаль, но боязнь оставить в его душе впечатление, которое, к счастью, мною не заслужено.

Повторяю, граф, мою покорнейшую просьбу не давать хода прошению, поданному мною столь легкомысленно.

Поручая себя вашему могущественному покровительству, осмеливаюсь изъявить вам мое высокое уважение.

Остаюсь с почтением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

6 июля. С.-П.}

598. M. H. ЗАГОСКИНУ

9 июля 1834 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Михайло Николаевич,

Вы изволили вспомнить обо мне и прислали мне последнее, прекрасное Ваше творение; и не слыхали от меня спасибо. Вы имеете полное право считать меня неучем, варваром и неблагодарным. Но виноват приятель мой Соболевский, который едет в Москву каждый день и уже седьмой месяц как взял от меня письмо, которое обещался немедленно Вам доставить.

Обращаюсь к Вам с важным делом. Г-н Александр, очень замечательное лицо (или даже лица), собирается в Москву и предлагает Вам следующие условия: доход за представления пополам с дирекцией (издержки спектакля на ее счет) и бенефис. Удостойте меня Вашим ответом и потешьте матушку Москву.

С глубочайшим уважением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

9 июля.

599. H. Н. ПУШКИНОЙ

11 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Ты, женка моя, пребезалаберная (насилу слово написал). То сердишься на меня за Соллогуб, то за краткость моих писем, то за холодный слог, то за то, что я к тебе не еду. Подумай обо всем, и увидишь, что я перед тобой не только прав, но чуть не свят. С Соллогуб я не кокетничаю, потому что и вовсе не вижу, пишу коротко и холодно по обстоятельствам, тебе известным, не еду к тебе по делам, ибо и печатаю Пугачева, и закладываю имения, и вожусь и хлопочу - а письмо твое меня огорчило, а между тем и порадовало; если ты поплакала, не получив от тебя письма, стало быть ты меня еще любишь, женка. За что целую тебе ручки и ножки.

Кабы ты видела, как я стал прилежен, как читаю корректуру - как тороплю Яковлева! Только бы в августе быть у тебя. Теперь расскажу тебе о вчерашнем бале. Был я у Фикельмон. Надо тебе знать, что с твоего отъезда я, кроме как в клобе, нигде не бываю. Вот вчерась, как я вошел в освещенную залу, с нарядными дамами, то я смутился, как немецкий профессор; насилу хозяйку нашел, насилу слово вымолвил. Потом, осмотревшись, увидел я, что народу не так-то много и что бал это запросто, а не раут. Незнакомых дам несколько пруссачек (наши лучше, не говоря уж о тебе), а одеты, как Ермолова во дни отчаянные. Вот наелся я мороженого и приехал себе домой - в час. Кажется, не за что меня бранить. О тебе в свете много спрашивают и ждут очень. Я говорю, что ты уехала плясать в Калугу. Все тебя за то хвалят и говорят: ай да баба! - а у меня сердце радуется. Тетка заезжала вчера ко мне и беседовала со мною в карете; я ей жаловался на свое житье-бытье; а она меня утешала. На днях я чуть было беды не сделал: с тем чуть было не побранился. И трухнул-то я, да и грустно стало. С этим поссорюсь - другого не наживу. А долго на него сердиться не умею; хоть и он не прав. Сегодня был на даче у Плетнева; у него дочь именинница. Только вместо его нашел я кривую кузину - и ничего. А он уехал в Ораниенбаум - великую княгиню учить. Досадно было, да нечего делать. Прощай, женка - спать хочу. Целую тебя и вас - и всех благословляю. Христос с вами.

11 июля.

600. П. А. ОСИПОВОЙ

29 июня и 13 июля 1834 г. Из Петербурга в Тригорское

Je vous remercie de tout mon coeur, chère, bonne et aimable Прасковья Александровна, pour la lettre que Vous avez eu la bonté de m’écrire. Je vois que vous me gardez toujours la même amitié et le même intérêt. Je m’en vais vous répondre franchement sur ce qui regarde Reichman. Je le connais honnête homme, et pour le moment, c’est tout ce qu’il me faut. Je ne puis avoir de confiance ni en Michel, ni en Penkovsky, vu que je connais le premier et que je ne connais pas le second. N’ayant pas l’intention de venir m’établir à Boldino, je ne puis songer à relever un bien qui, entre nous soit dit, touche à une ruine complète; je veux seulement n’être pas volé, et payer les intérêts du lombard. Les améliorations viendront ensuite. Mais soyez tranquille: Reichman vient de m’écrire que les paysans sont dans un tel état de misère, et les affaires en si mauvais train, qu’il n’a pu prendre sur lui l’administration de Boldino, et que dans ce moment il est à Malinniki.

Vous ne saurez vous imaginer combien l’administration de ce bien me pèse. Il n’y a pas de doute que Boldino mérite d’être sauvé quand ce ne serait que pour Olga et Léon, qui pour perspective, ont la mendicité ou tout au moins, la pauvreté. Mais je ne suis pas riche, j’ai une famille à moi, qui dépend de moi, et qui sans moi tombera dans la misère. J’ai pris un bien qui ne me rapportera que des soucis, et des désagréments. Mes parents ne savent pas qu’ils sont à deux doigts d’une ruine totale. S’ils pouvaient prendre sur eux de rester quelques années à Michailovsky, les affaires pourraient s’arranger, mais cela ne se fera jamais.

Je compte vous voir cet été, et comme de raison m’arrêter à Trigorsky. Veuillez présenter mes hommages à toute votre famille et recevez encore une fois mes remerciements, et l’expressions de mon respect et de mon inaltérable amitié.

A. P.

29 juin.

St.-Pb.

13 juillet. Voici une lettre qui devait déjà être chez vous depuis deux semaines. Je ne sais comment elle n’est pas encore partie. Mes affaires m’arrêteront encore quelque temps à Pétersbourg. Mais j’ai toujours le projet de me présenter à votre porte.

{Перевод:

От всего сердца благодарю вас, дорогая, милая и любезная (Прасковья Александровна), за письмо, которое вы были добры мне написать. Вижу, что вы по-прежнему сохраняете ко мне былую дружбу и участие. Отвечу вам откровенно на то, что касается Рейхмана. Я знаю его за честного человека, а в данную минуту это все, что мне нужно. Я не могу довериться ни Михайле, ни Пеньковскому, ибо знаю первого и не знаю второго. Не имея намерения поселиться в Болдине, я не могу и помышлять о том, чтобы восстановить имение, которое, между нами говоря, близко к полному разорению; я хочу лишь одного - не быть обворованным и платить проценты в ломбард. Улучшения придут впоследствии. Но будьте покойны: Рейхман только что написал мне, что крестьяне так обнищали и дела идут так худо, что он не мог взять на себя управление Болдином и что в настоящую минуту он в Малинниках.

Вы не можете себе представить, до чего управление этим имением мне в тягость. Нет сомнения, Болдино заслуживает того, чтобы его спасти, хотя бы ради Ольги и Льва, которым в будущем грозит нищенство или по меньшей мере бедность. Но я не богат, у меня самого есть семья, которая зависит от меня и без меня впадет в нищету. Я принял имение, которое не принесет мне ничего, кроме забот и неприятностей. Родители мои не знают, что они на волос от полного разорения. Если б только они решились прожить несколько лет в Михайловском, дела могли бы поправиться; но этого никогда не будет.

Рассчитываю повидаться с вами нынешним летом и, разумеется, остановиться в Тригорском. Будьте добры передать мое почтение всему вашему семейству и примите еще раз мою благодарность и выражение чувств моего уважения и неизменной дружбы.

А. П.

29 июня. СПб.

13 июля. Вот письмо, которое должно было быть у вас уже две недели тому назад. Не знаю, как случилось, что оно до сих пор не отослано. Дела мои задержат меня еще на некоторое время в Петербурге. Но я по-прежнему надеюсь появиться у ваших дверей.}

601. H. H. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 14 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Ты хочешь непременно знать, скоро ли буду я у твоих ног? изволь, моя красавица. Я закладываю имение отца, это кончено будет через неделю. Я печатаю Пугачева; это займет целый месяц. Женка, женка, потерпи до половины августа, а тут уж я к тебе и явлюсь и обниму тебя, и детей расцелую. Ты разве думаешь, что холостая жизнь ужасно как меня радует? Я сплю и вижу, чтоб к тебе приехать, да кабы мог остаться в одной из ваших деревень под Москвою, так бы богу свечку поставил; рад бы в рай, да грехи не пускают. Дай, сделаю деньги, не для себя, для тебя. Я деньги мало люблю - но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости. А о каком соседе пишешь мне лукавые письма? кем это меня ты стращаешь? отселе вижу, что такое. Человек лет 36; отставной военный или служащий по выборам. С пузом и в картузе. Имеет 300 душ и едет их перезакладывать - по случаю неурожая. А накануне отъезда сентиментальничает перед тобою. Не так ли? А ты, бабенка, за неимением того и другого, избираешь в обожатели и его: дельно. Да как балы тебе не приелись, что ты и в Калугу едешь для них. Удивительно! - Надобно тебе поговорить о моем горе. На днях хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и богом прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковских балах. Ну, делать нечего. Бог велик; главное то, что я не хочу, чтоб могли меня подозревать в неблагодарности. Это хуже либерализма. Будь здорова. Поцелуй детей и благослови их за меня. Прощай, целую тебя.

А. П.

602. Н. Н. ПУШКИНОЙ

14 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Все вы, дамы, на один покрой. Куда как интересны похождения дурачка Д. и его семейственные ссоры. А ты так и радуешься. Я чай, так и раскокетничалась. Что-то Калуга? Вот тут поцарствуешь! Впрочем, женка, я тебя за то не браню. Все это в порядке вещей; будь молода, потому что ты молода - и царствуй, потому что ты прекрасна. Целую тебя от сердца - теперь поговорим о деле. Если ты в самом деле вздумала сестер своих сюда привезти, то у Оливье оставаться нам невозможно: места нет. Но обеих ли ты сестер к себе берешь? эй, женка! смотри... Мое мнение: семья должна быть одна под одной кровлей: муж, жена, дети - покамест малы; родители, когда уже престарелы. А то хлопот не наберешься и семейственного спокойствия не будет. Впрочем, об этом еще поговорим. Яковлев обещает отпустить меня к тебе в августе - я оставлю Пугачева на его попечении. Август близок. Слава богу, дождались. Надеюсь, что ты передо мною чиста и права; и что мы свидимся, как расстались. Мне кажется, что Сашка начинает тебе нравиться. Радуюсь: он не в пример милее Машки, с которой ты напляшешься. Смирнова опять чуть не умерла. Рассердилась на доктора, и кровь кинулась в голову, слава богу, что не молоко. Она теперь принимает, но я у ней еще не был. Сегодня фейворок, или фейерверк - Сергей Николаевич едет смотреть его; а я в городе останусь. У нас третий день как жары - и мы не знаем, что делать. Сплю и вижу, чтоб из Петербурга убраться к тебе; а ты и не веришь мне, и бранишь меня. Сегодня съезжу к Плетневу. Поговорим о тебе. У меня большие хлопоты по части Болдина. Через год я на все это плюну - и займусь своими делами. Лев Сергеевич очень себя дурно ведет. Ни копейки денег не имеет, а в домино проигрывает у Дюме по 14 бутылок шампанского. Я ему ничего не говорю, потому что, слава богу, мужику 30 лет; но мне его жаль и досадно. Соболевский им руководствует, и что уж они делают, то господь ведает. Оба довольно пусты. Тетка в Царском Селе. Я все к ней сбираюсь, да не соберусь. Прощай. Обнимаю тебя крепко - детей благословляю - тебя также. Всякий ли ты день молишься, стоя в углу?

14 июля.

603. М. Л. ЯКОВЛЕВУ

6 - 15 июля 1834 г. В Петербурге

Не мала ли?

604. М. Л. ЯКОВЛЕВУ

17 июля 1834 г. В Петербурге

Вот и второй том.

605. Н. Н. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 26 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Наташа, мой ангел, знаешь ли что? я беру этаж, занимаемый теперь Вяземскими. Княгиня едет в чужие края, дочь ее больна не на шутку; боятся чахотки. Дай бог, чтоб юг ей помог. Сегодня видел во сне, что она умерла, и проснулся в ужасе. Ради бога, берегись ты. Женщина, говорит Гальяни, est un animal naturellement faible et malade¹. Какие же вы помощницы или работницы? Вы работаете только ножками на балах и помогаете мужьям мотать. И за то спасибо. Пожалуйста, не сердись на меня за то, что я медлю к тебе явиться. Право, душа просит; да мошна не велит. Я работаю до низложения риз. Держу корректуру двух томов вдруг, пишу примечания, закладываю деревни - Льва Сергеича выпроваживаю в Грузию. Все слажу - и сломя голову к тебе прискачу. Сейчас приносили мне корректуру, и я тебя оставил для Пугачева. В корректуре я прочел, что Пугачев поручил Хлопуше грабеж заводов. Поручаю тебе грабеж Заводов - слышишь ли, моя Хло-Пушкина? ограбь Заводы и возвратись с добычею. В свете я не бываю. Смирнова велела мне сказать, что она меня впишет в разряд иностранцев, которых велено не принимать. Она здорова, но чуть не умерла (animal naturellement faible et malade). Целую Машу и заочно смеюсь ее затеям. Она умная девчонка, но я от нее покамест ума не требую; а требую здоровья. Довольна ли ты немкой и кормилицей? Ты дурно сделала, что кормилицу не прогнала. Как можно держать при детях пьяницу, поверя обещанию и слезам пьяницы? Молчи, я все это улажу. До тебя мне осталось 9 листов. То есть как еще пересмотрю 9 печатных листов и подпишу: печатать, так и пущусь к тебе, а покамест буду проситься в отпуск. Новостей нет никаких; кроме того, что бедного маршала Мезона чуть не задавили на маневрах. Знай наших. Целую тебя и их. Господь вас благослови.

606. Н. Н. ПУШКИНОЙ

Около (не позднее) 30 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Что это значит, жена? Вот уж более недели, как я не получаю от тебя писем. Где ты? что ты? в Калуге? в деревне? откликнись. Что так могло тебя занять и развлечь? какие балы? какие победы? уж не больна ли ты? Христос с тобою. Или просто хочешь меня заставить скорее к тебе приехать. Пожалуйста, женка, брось эти военные хитрости, которые не в шутку мучат меня за тысячи верст от тебя. Я приеду к тебе, коль скоро меня Яковлев отпустит. Дела мои подвигаются. Два тома печатаются вдруг. Для одной недели разницы не заставь меня все бросить и потом охать целый год, если не два и не три. Будь умна. Я очень занят. Работаю целое утро - до четырех часов - никого к себе не пускаю. Потом обедаю у Дюме, потом играю на бильярде в клубе - возвращаюсь домой рано, надеясь найти от тебя письмо - и всякий день обманываюсь. Тоска, тоска...

С князем Вяземским я уже условился. Беру его квартеру. К 10 августу припасу ему 2500 рублей - и велю перетаскивать пожитки; а сам поскачу к тебе. Ждать не долго.

Прощай - будьте все здоровы. Целую твой портрет, который что-то кажется виноватым. Смотри -

607. А. ВАТТЕМАРУ

Вторая половина июля 1834 г. В Петербурге

Monsieur,

La réponse de M-r Zagoskine ne m’est pas encore parvenue; dès que j’aurai reçu sa lettre, j’aurai l’honneur de vous la transmettre.

A. Pouchkine.

{Перевод:

Милостивый государь,

Ответ г-на Загоскина еще не дошел до меня. Как только получу его письмо, буду иметь честь передать его вам.

А. Пушкин.}

608. H. H. ПУШКИНОЙ

3 августа 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод

Стыдно, женка. Ты на меня сердишься, не разбирая, кто виноват, я или почта, и оставляешь меня две недели без известия о себе и о детях. Я так был смущен, что не знал, что и подумать. Письмо твое успокоило меня, но не утешило. Описание вашего путешествия в Калугу, как ни смешно, для меня вовсе не забавно. Что за охота таскаться в скверный уездный городишко, чтоб видеть скверных актеров, скверно играющих старую, скверную оперу? что за охота останавливаться в трактире, ходить в гости к купеческим дочерям, смотреть с чернию губернский фейворок, когда в Петербурге ты никогда и не думаешь посмотреть на Каратыгиных и никаким фейвороком тебя в карету не заманишь. Просил я тебя по Калугам не разъезжать, да, видно, уж у тебя такая натура. О твоих кокетственных сношениях с соседом говорить мне нечего. Кокетничать я сам тебе позволил - но читать о том лист кругом подробного описания вовсе мне не нужно. Побранив тебя, беру нежно тебя за уши и целую - благодаря тебя за то, что ты богу молишься на коленях посреди комнаты. Я мало богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих, как для меня, так и для нас. Ты ждешь меня в начале августа. Вот нынче уже 3-е, а я еще не подымаюсь. Яковлев отпустит меня около половины месяца. Но и тут я не совсем еще буду свободен. Я взял квартеру Вяземских. Надо будет мне переехать, перетащить мебель и книги, и тогда уже, благословясь, пуститься в дорогу. Дай бог приехать мне к твоим именинам, и я тем был бы счастлив.

Вяземские здесь. Бедная Полина очень слаба и бледна. Отца жалко смотреть. Так он убит. Они все едут за границу. Дай бог, чтоб климат ей помог. Marie похорошела и в бедной и загнанной Москве произвела большое действие. О тебе гремит еще молва, после минутного твоего появления. Нашли, что ты похудела - я привезу тебя тетехой, по твоему обещанию: смотри ж! Не поставь меня в лгуны. На днях встретил я М-me Жорж. Она остановилась со мною на улице и спрашивала о твоем здоровье, я сказал, что на днях еду к тебе pour te faire un enfant¹. Она стала приседать, повторяя: Ah, Monsi, vous me ferez une grande plaisir². Однако я боюсь родов, после того, что ты выкинула. Надеюсь однако, что ты отдохнула. Видел я Смирнову; она начинает оправляться, но все еще плоха и желта. Тетка воротилась из Царского Села и была у меня. Она очень мила; но Наталья Кирилловна сильно ей надоела. Наталья Кирилловна сердится на всех, особенно на князя Кочубея, зачем он умер и тем огорчил ее Машу. На княгиню также дуется и говорит: Mon Dieu, mais nous toutes nous avons perdu nos maris et cependant nous nous sommes consolées³. Тетка говорит, что ты ей вовсе не пишешь. Нехорошо. А она все за тебя хлопочет. Serge в лагере. Брата Ивана не вижу. Прощай, Христос с вами. Целую вас, тебя в особенности. Принесли корректуру.

3 авг.

609. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

Около (не позднее) 12 августа 1834 г. В Петербурге

А почему ж? Вольтер человек очень порядочный, и его сношения с Екатериною суть исторические.

610. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

10-е числа августа 1834 г. В Петербурге

Вот 18-й лист. Справлялся я в других списках и смысла не нашел и там. Из предисловия (ты прав, любимец муз!) должно будет выкинуть имя Вольтера, хоть я и очень люблю его.

№ 14.

611. С. А. СОБОЛЕВСКОМУ

23 июля - 13 августа 1833 г. или апрель - середина августа 1834 г. В Петербурге

Пожалуйста приезжай ко мне, к обеду: мне с тобою непременно надо поговорить.

Воскресение.

А. Пушкин.

612. И. И. ЛАЖЕЧНИКОВУ

Около 20 августа 1834 г. (?) В Тверь

Я все еще надеялся, почтенный и любезный Иван Иванович, лично благодарить вас за ваше ко мне благорасположение, за два письма, за романы и пугачевщину, но неудача меня преследует. - Проезжаю через Тверь на перекладных и в таком виде, что никак не осмеливаюсь к вам явиться и возобновить старое, минутное знакомство. - Отлагаю до сентября, то есть до возвратного пути; покамест поручаю себя вашей снисходительности и доброжелательству.

Сердечно вас уважающий

Пушкин.

613. Н. И. ГОНЧАРОВОЙ

Около (не позднее) 25 августа 1834 г. Из Полотняного завода в Ярополец

Милостивая государыня матушка

Наталья Ивановна,

Как я жалею, что на пути моем из Петербурга не заехал я в Ярополец; я бы имел и счастие с Вами свидеться, и сократил бы несколькью верстами дорогу, и миновал бы Москву, которую не очень люблю и в которой провел несколько лишних часов. Теперь я в Заводах, где нашел всех моих, кроме Саши, здоровых, - я оставляю их еще на несколько недель и еду по делам отца в его нижегородскую деревню, а жену отправляю к Вам, куда и сам явлюсь как можно скорее. Жена хандрит, что не с Вами проведет день Ваших общих именин; как быть! и мне жаль, да делать нечего. Покамест поздравляю Вас со днем 26 августа; и сердечно благодарю вас за 27-ое. Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед богом. В Петербурге видался я часто с братом Иваном Николаевичем, а Сергей Николаевич и жил у меня почти до моего отъезда. Он теперь в хлопотах обзаведения. Оба, слава богу, здоровы.

Целую ручки Ваши и поручаю себя и всю семью мою Вашему благорасположению.

А. Пушкин.

614. А. И. ТУРГЕНЕВУ

Около (не позднее) 9 сентября 1834 г. В Москве

Жена выбрала булавки и сердечно Вас благодарит. Само по себе разумеется, что Пугачев явится к вам первому, как скоро выйдет из печати. Симбирск осажден был не им, а одним из его сообщников, по прозвищу Фирска. Книгу оставлю у жены, которая Вам ее и возвратит. Весь Ваш - до свидания.

А. П.

Симбирск в 1671 году устоял противу Стеньки Разина, Пугачева того времени.

615. С. А. СОБОЛЕВСКОМУ

9 сентября 1834 г. Из Москвы в Петербург

Москва, 9 сентября.

Пожалуйста, любезный Сергей Александрович, объясни жене, где живет notre ami l’usurier¹. Надеюсь на твою медлительность и полагаю наверное, что ты еще в Париже - и что даже я там тебя застану по приезде моем в Петербург.

616. А. И. ТУРГЕНЕВУ

9-10 сентября 1834 г. В Москве

Это все у меня уже есть - и будет напечатано в приложении. Благодарен Полевому за его доброе расположение к историографу Пугачева, камер-юнкеру и проч. - Сейчас еду, лошади уже заложены.

617. H. H. ПУШКИНОЙ

15 и 17 сентября 1834 г. Из Болдина в Петербург

15 сент.

Почта идет во вторник, а сегодня только еще суббота; итак, это письмо нескоро до тебя доберется. Я приехал третьего дня в четверг поутру - вот как тихо ездят по губернским трактам - а я еще платил почти везде двойные прогоны. Правда, что отовсюду лошади были взяты под государя, который должен из Москвы проехать на Нижний. В деревне встретил меня первый снег, и теперь двор перед моим окошком белешенек; c’est une très aimable attention¹, однако я еще писать не принимался, и в первый раз беру перо, чтоб с тобою побеседовать. Я рад, что добрался до Болдина; кажется, менее будет мне хлопот, чем я ожидал. Написать что-нибудь мне бы очень хотелось. Не знаю, придет ли вдохновение. Здесь нашел я Безобразова (что же ты так удивилась? не твоего обожателя, а мужа моей кузины Маргаритки). Он хлопочет и хозяйничает и, вероятно, купит пол-Болдина. Ох! кабы у меня было 100 000! как бы я все это уладил; да Пугачев, мой оброчный мужичок, и половины того мне не принесет, да и то мы с тобою как раз промотаем; не так ли? Ну, нечего делать: буду жив, будут и деньги... Вот едет ко мне Безобразов - прощай.

Ух, насилу отвязался. Два часа сидел у меня. Оба мы хитрили - дай бог, чтоб я его перехитрил, на деле; а на словах, кажется, я перехитрил. Вижу отселе твою недоверчивую улыбку, ты думаешь, что я подуруша и что меня опять оплетут - увидим. Приехав в Москву, кончу дело в два дня; и приеду в Петербург молодцом и обладателем села Болдина...

Сейчас у меня были мужики, с челобитьем; и с ними принужден я был хитрить, но эти наверное меня перехитрят... Хоть я сделался ужасным политиком с тех пор, как читаю «Conquêtes de l’Angleterre par les Normands»². Это что еще? Баба с просьбою. Прощай, иду ее слушать.

- Ну, женка, умора. Солдатка просит, чтоб ее сына записали в мои крестьяне, а его-де записали в {выблядки}, а она-де родила его только 13 месяцев по отдаче мужа в рекруты, так какой же он {выблядок}? Я буду хлопотать за честь оскорбленной вдовы.

17-го.

Теперь, вероятно, ты в Яропольце и, вероятно, уж думаешь об отъезде. С нетерпением ожидаю от тебя письма. Не забудь моего адреса: в Арзамасском уезде, в село Абрамово, оттуда в село Болдино. - Мне здесь хорошо, да скучно, а когда мне скучно, меня так и тянет к тебе, как ты жмешься ко мне, когда тебе страшно. Целую тебя и деток и благословляю вас. Писать я еще не принимался.

618. H. H. ПУШКИНОЙ

20-е числа (не позднее 25) сентября 1834 г. Из Болдина в Петербург

Вот уж скоро две недели, как я в деревне, а от тебя еще письма не получил. Скучно, мой ангел. И стихи в голову нейдут; и роман не переписываю. Читаю Вальтер Скотта и библию, а все об вас думаю. Здоров ли Сашка? прогнала ли ты кормилицу? отделалась ли от проклятой немки? Какова доехала? Много вещей, о которых беспокоюсь. Видно, нынешнюю осень мне долго в Болдине не прожить. Дела мои я кой-как уладил. Погожу еще немножко, не распишусь ли; коли нет - так с богом и в путь. В Москве останусь дня три, у Натальи Ивановны сутки - и приеду к тебе. Да и в самом деле: неужто близ тебя не распишусь? Пустое. Я жду к себе Языкова, да видно не дождусь.

Скажи пожалуйста, брюхата ли ты? если брюхата, прошу, мой друг, быть осторожной, не прыгать, не падать, не становиться на колени перед Машей (ни даже на молитве). Не забудь, что ты выкинула и что тебе надобно себя беречь. Ох, кабы ты уж была в Петербурге. Но по всем моим расчетам ты прежде 3-го октября не доедешь. И как тебе там быть? без денег, без Амельяна, с твоими дурами няньками и неряхами девушками (не во гнев буди сказано Пелагее Ивановне, которую заочно целую). У тебя, чай, голова кругом идет. Одна надежда: тетка. Но из тетки двух теток не сделаешь - видно, что мне надобно спешить. Прощай, Христос вас храни. Целую тебя крепко - будьте здоровы.

619. Н. М. ЯЗЫКОВУ

26 сентября 1834 г. Из Болдина в Языково

Я был обрадован в моем уединении приездом Александра Михайловича, который, к сожалению, пробыл у меня несколько часов. Блазнит он меня предложением ехать с ним в село Языково, быть свидетелем его свадьбы, обещаясь употребить меня с пользою - но мне невозможно - жена и дети...

Разговаривая о различных предметах, мы решили, что весьма не худо было бы мне приняться за альманах или паче за журнал, я и не прочь, но для того должен я быть уверен в Вашем содействии. Как думаете, сударь? Сами видите: щелкоперы нас одолевают. Пора, ей-ей пора дать им порядочный отпор. На днях отправляюсь в Петербург. Если вам будет досуг написать мне две строчки, адресуйте их на Дворцовую набережную, в дом Баташева - у Прачечного мосту. Александр Михайлович изволит спешить - и я кончаю письмо мое, поручая себя вашей благосклонности.

Ваш богомолец

А. Пушкин.

26 сент.

С. Болдино.

Искреннее мое почтение и мой поклон Петру Александровичу¹.

620. М. Л. ЯКОВЛЕВУ

19 октября 1834 г. (?) В Петербурге

Ведь у тебя празднуем мы Годовщину? не правда ли?

19 окт.

№ 14.

621. А. А. ФУКС

19 октября 1834 г. Из Петербурга в Казань

19 октября 1834 года. СПб.

Вчера, возвратившись в Петербург, после скучного, трехмесячного путешествия по губерниям, я был обрадован неожиданной находкою: письмом и посылкою из Казани. С жадностию прочел я прелестные ваши стихотворения и между ими ваше послание ко мне, недостойному поклоннику вашей музы. В обмен вымыслов, исполненных прелести, ума и чувствительности, надеюсь на днях доставить вам отвратительно ужасную историю Пугачева. Не браните меня. Поэзия, кажется, для меня иссякла. Я весь в прозе: да еще в какой!.. право, совестно; особенно перед вами.

Вы изволили написать, что барон Люцероде должен мне был доставить письмо еще в прошлом году; к крайнему сожалению моему, я его не получил, вероятно потому, что барона Люцероде я уже не застал в Петербурге, по возвращении моем из Оренбурга. Он уже был отозван в Дрезден. Э. П. Перцов, которого на минуту имел я удовольствие видеть в Петербурге, сказывал мне, что он имел у себя письмо от вас ко мне, но и тут оно до меня не дошло; он уехал из Петербурга, не доставя мне для меня драгоценный знак вашего благосклонного воспоминания. Понимаю его рассеянность в тогдашних его обстоятельствах, но не могу не жаловаться и великодушно ему прощаю, только с тем, чтоб он прислал мне письмо, которое забыл мне здесь доставить.

Потрудитесь, милостивая государыня, засвидетельствовать глубочайшее мое почтение Карлу Федоровичу, коего любезность и благосклонность будут мне вечно памятны.

С глубочайшим почтением и сердечною преданностию честь имею быть.

622. H. В. ГОГОЛЮ

Вторая половина октября 1834 г. В Петербурге

Перечел с большим удовольствием; кажется, все может быть пропущено. Секуцию жаль выпустить: она, мне кажется, необходима для полного эффекта вечерней мазурки. Авось бог вынесет. С богом!

А. П.

623. И. М. ПЕНЬКОВСКОМУ

10 ноября 1834 г. Из Петербурга в Болдино

Получил я Ваше письмо от 30 октября и спешу Вам отвечать. Долг мой в Опекунский совет я заплачу сам, а из доходов Болдина не должно тратить ни копейки. Что касается до 1270, требуемых за просрочку батюшкинова долга, то если можете найти такую сумму, то заплатите. - Доверенность посылаю к Вам на следующей почте. Вы хорошо сделали, что до сих пор не приступили к продаже хлеба. Невозможно, чтоб цены не возвысились. К счастью, могу еще подождать.

А. П.

10 ноября

624. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

23 ноября 1834 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

«История Пугачевского бунта» отпечатана, и для выпуска оной в свет ожидал я разрешения Вашего сиятельства; между тем позвольте обеспокоить Вас еще одною покорнейшею просьбою: я желал бы иметь счастие представить первый экземпляр книги государю императору, присовокупив к ней некоторые замечания, которых не решился я напечатать, но которые могут быть любопытны для его величества. Осмеливаюсь прибегнуть к Вашему сиятельству для получения на то позволения.

Книгопродавец Смирдин хочет издать в одну книгу мои уже напечатанные стихи; я осмелился их препроводить в канцелярию его превосходительства А. Н. Мордвинова, по предписанному пред сим порядку.

С глубочайшим почтением, совершенною преданностию и благодарностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

23 ноября 1834.

СПб.

625. А. И. ТУРГЕНЕВУ

Первая половина (не позднее 11) декабря 1834 г. В Петербурге

Писца у меня французского нет, российских сколько угодно. Завтра же пригоню. Мне покамест из Парижа ничего не надобно; разве «Папу» Мейстера.

626. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

17 декабря 1834 г. В Петербурге

Monsieur le Comte,

Je suis au désespoir d’importuner de nouveau Votre Excellence, mais M. Spéransky vient de me faire dire que l’histoire de la révolte de Pougatchef ayant été dans sa section par ordre de Sa Majesté l’Empereur, il lui est impossible de livrer l’édition без высочайшего на то соизволения. Je supplie Votre excellence de me pardonner et de me tirer d’embarras.

Je suis avec le respect le plus profond

Monsieur le Comte de Votre excellence

le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

17 décembre 1834.

{Перевод:

Граф,

Я в отчаянии от необходимости вновь докучать вашему сиятельству, но г. Сперанский только что сообщил мне, что так как история Пугачевского бунта отпечатана в его отделении по повелению его величества государя императора, то ему невозможно выдать издание (без высочайшего на то соизволения). Умоляю ваше сиятельство извинить меня и устранить это затруднение.

Остаюсь с глубочайшим уважением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

17 декабря 1834.}

627. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

1833 - 1834 г. В Петербурге

Милый Михайло Лукьянович, я надеялся с тобою обедать сегодня - невозможно. Как бы о том дать знать Эристову? Извини меня великодушно.

№ 14.

1835

628. А. А. БОБРИНСКОМУ

6 января 1835 г. В Петербурге

Nous avons reçu une invitation de la part de Madame la Comtesse Bobrinsky: M-r et M-rne Pouchkine et sa soeur etc. De là grande rumeur parmi mes femelles (comme dit l’Antiquaire de W. Scott) la quelle? Comme je suppose que c’est simplement une erreur, je prends la liberté de m’adresser à vous pour nous tirer d’embarras et mettre la paix dans mon ménage.

Je suis avec respect, Monsieur le Comte,

Votre très humble et

très obéissant serviteur

A. Pouchkine.

6 janvier 1835.

{Перевод:

Мы получили следующее приглашение от имени графини Бобринской: г-н и г-жа Пушкины и ее сестра и т. д. Отсюда страшное волнение среди моего бабья (как выражается Антикварий В.Скотта): которая? Предполагая, что это попросту ошибка, беру на себя смелость обратиться к вам, чтобы вывести нас из затруднения и водворить мир в моем доме.

Остаюсь с уважением, граф, ваш нижайший и покорнейший слуга

А. Пушкин.

6 января 1835.}

629. П. В. НАЩОКИНУ

Около (не позднее) 8 января 1835 г. Из Петербурга в Москву

Любезный Павел Воинович,

Не можешь вообразить, с каким удовольствием получил я наконец от тебя письмо. Но прежде всего поговорим о деле: Соболевский, с которым имею денежные дела, немедленно тебе доставит 2000 р. Следственно, будь покоен. Я бы нашел много, что тебе сказать в извинение моей несостоятельности, но это по почте писать вещь излишняя; а дай бог, чтоб запоздалые мои деньги пришли к тебе в пору. Поздравляю тебя с дочкою Катериной Павловной; желаю роженице здоровья. (Ты не пишешь, когда она родила.) Все лето рыскал я по России и нигде тебя не заставал; из Тулы выгнан ты был пожарами; в Москве не застал я тебя неделю; в Торжке никто не мог о тебе мне дать известия. Рад я, Павел Воинович, твоему письму, по которому вижу, что твое удивительное добродушие и умная, терпеливая снисходительность не изменились ни от хлопот новой для тебя жизни, ни от виновности дружбы перед тобою. Когда бы нам с тобой увидеться! много бы я тебе наговорил; много скопилось для меня в этот год такого, о чем не худо бы потолковать у тебя на диване, с трубкой в зубах, вдали цыганских бурь и рахмановских наездов! Пиши мне, если можешь, почаще: На Дворцовой набережной в дом Баташева у Прачешного мосту (где жил Вяземский), а не к Смирдину, который держит твои письма по целым месяцам, а иногда, вероятно, их и затеривает. С любопытством взглянул бы я на твою семейственную и деревенскую жизнь. Я знал тебя всегда под бурею и в качке. Какое действие имеет на тебя спокойствие? видал ли ты лошадей, выгруженных на Петербургской бирже? Они шатаются и не могут ходить. Не то ли и с тобою? О себе говорить я тебе не хочу, потому что не намерен в наперсники брать московскую почту, которая нынешний год делала со мною удивительные свинства; буду писать тебе по оказии. Покамест обнимаю тебя от всего сердца и целую ручки у твоей роженицы.

630. П. В. НАЩОКИНУ

20 января 1835 г. Из Петербурга в Москву

Посылаю тебе, любезный Павел Воинович, 1500 р., остальные 500 должны были к тебе явиться, но вчера их у меня перехватил заимообразно молодой человек, находящийся в подмазке. Соболезнуя положению, в котором и нам с тобою случалось обретаться, вероятно, ты извинишь меня великодушно. Однако, пожалуйста, пришли мне полный счет моего долга.

Жена кланяется сердечно твоей Вере Александровне; она у M-me Sichler заказала ей шляпу, которая сегодня же и отправляется в Москву. Жена говорит, что comme M-me Нащокин est brune et qu’elle a un beau teint¹, то выбрала она для нее шляпу такого-то цвета, а не другого. Впрочем, это дело дамское.

Ты видел, вероятно, Пугачева и надеюсь, что его не купил. Я храню для тебя особый экземпляр. Каково время? Пугачев сделался добрым исправным плательщиком оброка, Емелька Пугачев оброчный мой мужик! Денег он мне принес довольно, но как около двух лет жил я в долг, то ничего и не остается у меня за пазухой, а все идет на расплату. Теперь, обняв тебя от всего сердца и поцеловав ручку Вере Александровне, отправляюсь на почту.

20 янв. 1835.

СПб.

631. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

26 января 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

Честь имею препроводить к Вашему сиятельству некоторые замечания, которые не могли войти в «Историю Пугачевского бунта», но которые могут быть любопытны. Я просил о дозволении представить оные государю императору и имел счастие получить на то высочайшее соизволение.

При сем осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о испрошении важной для меня милости: о высочайшем дозволении прочесть Пугачевское дело, находящееся в архиве. В свободное время я мог бы из оного составить краткую выписку, если не для печати, то по крайней мере для полноты моего труда, без того не совершенного, и для успокоения исторической моей совести.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

26 янв. 1835.

СПб.

632. Д. Н. БАНТЫШУ-КАМЕНСКОМУ

26 января 1835 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Дмитрий Николаевич,

С благодарностию отсылаю к Вам статьи, коими по Вашему благорасположению ко мне пользовался я при составлении моей «Истории». При них препровождаю и экземпляр «Истории» самой. Мнение Ваше о ней, во всяком случае, мне драгоценно: похвала от настоящего историка, а не поверхностного рассказчика или переписчика, будет лестна для меня; а из укоризны научуся (чего, знаете Вы сами, не дождуся от записных наших критиков).

Прошу Вас взять на себя труд исправить две ошибки, справедливо замеченные в «Сыне отечества»: На стран. 129 был уже в 15 верстах, должно читать в 50. И в примечании к пятой главе (16) вместо Тобольск, Табинск.

С глубочайшим почтением и благодарностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

26 янв.

СПб.

633. НЕИЗВЕСТНОЙ

Январь (?) 1835 г. Петербург

Madame la Comtesse

Voici le livre en question. Je vous supplie de ne pas le montrer à qui que ce soit. Si je n’ai pas eu le bonheur de vous l’apporter moi-même - Vous me permettrez de venir au moins le reprendre.

{Перевод:

Графиня,

Вот книга, о которой шла речь. Умоляю вас не показывать ее решительно никому. Если я не имел счастья лично принести ее вам, - вы позволите мне по крайней мере зайти за нею.}

634. И. И. ДМИТРИЕВУ

14 февраля 1835 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь Иван Иванович, молодой Карамзин показывал мне письмо вашего высокопревосходительства, в котором укоряете вы меня в невежливости непростительной. Спешу оправдаться: я до сих пор не доставил вам своей дани, потому что поминутно поджидал портрет Емельяна Ивановича, который гравируется в Париже; я хотел поднести вам книгу свою во всей исправности. Не исполнить того было бы с моей стороны не только скупостию, но и неблагодарностию: хроника моя обязана вам яркой и живой страницей, за которую много будет мне прощено самыми строгими читателями.

Вы смеетесь над нашим поколением и, конечно, имеете на то полное право. Не стану заступаться за историков и стихотворцев моего времени; те и другие имели в старину, первые менее шарлатанства и более учености и трудолюбия, вторые более искренности и душевной теплоты. Что касается до выгод денежных, то позвольте заметить, что Карамзин первый у нас показал пример больших оборотов в торговле литературой.

Не знаю, занимает ли вас участь нашей академии, которая недавно лишилась своего секретаря, умершего на щите, то есть на последнем корректурном листе своего словаря. Неизвестно, кто будет его преемником. Святое место пусто не будет; но место непременного секретаря было довольно пустое, даже не будучи упразднено.

Современник ваш, о котором изволите упоминать в письме к Андрею Николаевичу Карамзину, слава богу, здравствует и продолжает посещать книжную лавку Смирдина ежедневно, а академию по субботам. В лавке забирает он свои сочинения, все еще не распроданные, и раздает их в академии своим сочленам с трогательным бескорыстием.

С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего высокопревосходительства покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

14 февраля 1835.

СПб.

635. Д. Н. БАНТЫШУ-КАМЕНСКОМУ

2 апреля 1835 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Дмитрий Николаевич,

С крайней досадою узнал я, что давно уже отосланные Ваши бумаги все еще находились в руках того, кому я их поверил. Простите невольное мое прегрешение. Не знаю, получили ли Вы «Историю Пугачева». Она была мною поручена вместе с Вашими бумагами тому же беспечному комиссионеру.

Поручая себя Вашей благосклонности, с глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

2 апреля 1835 г.

636. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

11 апреля 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

Пользуясь драгоценным своим правом, имею счастие повергнуть на рассмотрение его величества сочинение, которое весьма желал бы я напечатать по причинам, объясненным в предисловии.

Ободренный вниманием, коего Вы всегда изволили меня удостоивать, осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о дозволении объяснить Вам лично обстоятельство, собственно до меня касающееся.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою

Александр Пушкин.

11 апреля 1835.

СПб.

637. П. А. КАТЕНИНУ

20 апреля 1835 г. Из Петербурга в Ставрополь

Виноват я перед тобою, что так долго не отвечал на твое письмо. Дело в том, что нечего мне было тебе хорошего отвечать. Твой сонет чрезвычайно хорош, но я не мог его напечатать. Ныне цензура стала так же своенравна и бестолкова, как во времена блаженного Красовского и Бирукова: пропускает такие вещи, за которые ей поделом голову моют, а потом с испугу уже ничего не пропускает. Довольно предпоследнего стиха, чтобы возмутить весь цензурный комитет против всего сонета.

638. Л. С. ПУШКИНУ

23 - 24 апреля 1835 г. Из Петербурга в Тифлис

J’ai tardé à vous répondre parce que je n’avais pas grand’chose à vous dire. Depuis que j’ai eu la faiblesse de prendre en main les affaires de mon père, je n’ai pas touché 500 r. de revenus; et quant à l’emprunt des 13 000, il est déjà dépensé. Voici le compte qui vous regarde.

Votre lettre de change (10 000) a été rachetée. Outre le loyer, la table et le tailleur qui ne vous ont rien coutés, vous avez donc reçu 1230 r.

Comme ma mère a été très mal, je garde encore les affaires malgré mille dégoûts. Je compte les rendre au premier moment. Je tâcherai alors de vous faire avoir votre part des terres et des paysans. Il est probable qu’alors vous vous occuperez de vos affaires et que vous perdrez de votre indolence et de la facilité avec laquelle vous vous laissez aller à vivre au jour la journée. De ce moment adressez vous à vos parents. Je n’ai pas payé vos petites dettes de jeu, car je ne suis pas allé chercher vos compagnons - c’était eux qu’il fallait m’adresser.

{Перевод:

Я медлил с ответом тебе, потому что не мог сообщить ничего существенного. С тех пор как я имел слабость взять в свои руки дела отца, я не получил и 500 р. дохода; что же до займа в 13 000, то он уже истрачен. Вот счет, который тебя касается:

Твое заемное письмо (10 000) было выкуплено. Следовательно, не считая квартиры, стола и портного, которые тебе ничего не стоили, ты получил 1230 р.

Так как матери было очень худо, я все еще веду дела, несмотря на сильнейшее отвращение. Рассчитываю сдать их при первом удобном случае. Постараюсь тогда, чтобы ты получил свою долю земли и крестьян. Надо надеяться, что тогда ты займешься собственными делами и потеряешь свою беспечность и ту легкость, с которой ты позволял себе жить изо дня в день. С этого времени обращайся к родителям. Я не уплатил твоих мелких карточных долгов, потому что не трудился разыскивать твоих приятелей - это им следовало обратиться ко мне.}

639. И. И. ДМИТРИЕВУ

26 апреля 1835 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь Иван Иванович, приношу искреннюю мою благодарность вашему высокопревосходительству за ласковое слово и за утешительное ободрение моему историческому отрывку. Его побранивают, и поделом: я писал его для себя, не думая, чтоб мог напечатать, и старался только об одном ясном изложении происшествий, довольно запутанных. Читатели любят анекдоты, черты местности и пр.; а я все это отбросил в примечания. Что касается до тех мыслителей, которые негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым, а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который, вероятно, за сходную цену, возьмется идеализировать это лицо по самому последнему фасону.

Вы спрашиваете, кто секретарь у нас в академии? Кажется, еще не решено. Улисс Лобанов и Аякс Федоров спорят об оружии Ахиллеса. Но оно достанется чуть ли не Языкову-Нестору (по крайней мере, издателю Нестора). Вы пророк в отечествии своем.

На академии наши нашел черный год: едва в Российской почил Соколов, как в академии наук явился вице-президентом Дондуков-Корсаков. Уваров фокусник, а Дондуков-Корсаков его паяс. Кто-то сказал, что куда один, туда и другой: один кувыркается на канате, а другой под ним на полу.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию, честь имею быть вашего высокопревосходительства, милостивый государь, покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

26 апреля 1835.

СПб.

640. В. А. ПЕРОВСКОМУ

Март - апрель 1835 г. Из Петербурга в Оренбург

Посылаю тебе «Историю Пугачева» в память прогулки нашей в Берды; и еще 3 экземпляра, Далю, Покатилову и тому охотнику, что вальдшнепов сравнивает с Валленштейном или с Кесарем. Жалею, что в Петербурге удалось нам встретиться только на бале. До свидания в степях или над Уралом.

А. П.

641. И. М. ПЕНЬКОВСКОМУ

1 мая 1835 г. Из Петербурга в Болдино

Все ваши распоряжения и предположения одобряю в полной мере. В июле думаю быть у вас. Дела мои в Петербурге приняли было худой оборот, но надеюсь их поправить. По условию с батюшкой, доходы с Кистенева отныне определены исключительно на брата Льва Сергеевича и на сестру Ольгу Сергеевну. Следственно, все доходы с моей части отправлять, куда потребует сестра или муж ее Николай Иванович Павлищев; а доходы с другой половины (кроме процентов, следующих в ломбард) отправлять ко Льву Сергеевичу, куда он прикажет. Болдино останется для батюшки.

На днях буду писать вам обстоятельнее.

А. Пушкин.

1 мая.

642. Л. С. ПУШКИНУ

2 мая 1835 г. Из Петербурга в Тифлис

Отец согласен дать тебе в полное управление половину Кистенева. Свою часть уступаю сестре (то есть одни доходы). Я писал о том уже управителю. У тебя будет чистого доходу около 2000 р. - Советую тебе предоставить платеж процентов управляющему - а самому получать только эту сумму. 2000 немного, но все же можно ими жить. Мать у нас умирала; теперь ей легче, но не совсем. Не думаю, чтоб она долго могла жить.

А. П.

2 мая

643. H. И. ПАВЛИЩЕВУ

2 мая 1835 г. Из Петербурга в Варшаву

Милостивый государь Николай Иванович,

Я Вам долго не отвечал, потому что ничего утвердительного не мог написать. Отвечаю сегодня на оба Ваши письма: Вы правы почти во всем, а в чем не правы, о том нечего толковать. Поговорим о деле. Вы требуете сестрину, законную часть; Вы знаете наши семейственные обстоятельства; Вы знаете, как трудно у нас приступать к чему-нибудь дельному или деловому. Отложим это до другого времени. Вот распоряжения, которые на днях предложил я батюшке и на которые он, слава богу, согласен. Он Льву Сергеевичу отдает половину Кистенева; свою половину уступаю сестре (то есть доходы), с тем чтоб она получала доходы и платила проценты в ломбард: я писал о том уже управителю. Батюшке остается Болдино. С моей стороны это, конечно, ни пожертвование, ни одолжение, а расчет для будущего. У меня у самого семейство, и дела мои не в хорошем состоянии. Думаю оставить Петербург и ехать в деревню, если только этим не навлеку на себя неудовольствия.

За фермуар и за булавку дают 850 руб. Как прикажете? Не худо было бы Вам приехать в Петербург, но об этом успеем списаться.

Я до сих пор еще управляю имением, но думаю к июлю сдать его. Матушке легче, но ей совсем не так хорошо, как она думает; лекаря не надеются на совершенное выздоровление.

Сердечно кланяюсь Вам и сестре.

2 мая.

644. M. П. ПОГОДИНУ

Начало мая 1835 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь

Михайло Петрович,

Сейчас получил я последнюю книжку «Библиотеки для чтения» и увидал там какую-то повесть с подписью Белкин - и встретил Ваше имя. Как я читать ее не буду, то спешу Вам объявить, что этот Белкин не мой Белкин и что за его нелепость я не отвечаю.

Это письмо доставит Вам господин Семен, издатель «Живописного ежегодника». Он собирается описать Москву, отсылаю его к ее любовнику.

Скажите Наблюдателям, чтоб они были немножко аккуратнее в доставлении.

645. H. И. ГОНЧАРОВОЙ

16 мая 1835 г. Из Петербурга в Ярополец

Милостивая государыня матушка

Наталья Ивановна,

Имею счастие поздравить Вас со внуком Григорьем и поручить его Вашему благорасположению. Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучилась долее обыкновенного - и теперь не совсем в хорошем положении - хотя, слава богу, опасности нет никакой. Она родила в мое отсутствие, я принужден был по своим делам съездить во Псковскую деревню и возвратился на другой день ее родов. Приезд мой ее встревожил, и вчера она пострадала; сегодня ей легче. Она поручила мне испросить Вашего благословения ей и новорожденному.

Вчера получен от Вас ящик с шляпою и с запискою, которую я жене не показал, чтоб ее не огорчить в ее положении. Кажется, она не удовлетворительно исполнила вашу комиссию, а по записке она могла бы заключить, что Вы на нее прогневались.

Целую ручки Ваши и имею счастие быть с глубочайшим почтением и душевной преданностию

Вашим покорнейшим

слугою и зятем.

А. Пушкин.

646. С. С. ХЛЮСТИНУ

25 мая 1835 (?) г. В Петербурге

Je vous supplie de m’excuser. Il me sera impossible de venir dîner chez vous. Ma femme s’est tout à coup trouvée très mal. Veuillez de grâce m’envoyer l’adresse de Monsieur de Circourt.

Tout à Vous

Pouchkine.

25 mai.

{Перевод:

Очень прошу вас извинить меня. Мне невозможно будет пообедать у вас. Жена вдруг почувствовала себя очень плохо. Будьте добры сообщите мне адрес господина Сиркура.

Весь ваш Пушкин.

25 мая.}

647. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Апрель - май 1835 г. В Петербурге

За кого вы меня принимаете? Я слышал раз дурака в Москве, и больше не буду. Его надо слушать однако, чтоб порядком побранить в «Летописце». Итак, подпишитесь, князь! извольте заплатить, Ваше сиятельство, стерпится - слюбится. Не скупитесь. А когда-то нам свидеться?

А. П.

648. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

Апрель - май 1835 г. В Петербурге

J’ose soumettre à la décision de Vorte Excellence.

En 1832 Sa Majesté a daigné m’accorder la permission d’être l’éditeur d’un journal politique et littéraire.

Ce métier n’est pas le mien et me répugne sous bien des rapports, mais les circonstances m’obligent d’avoir recours à un moyen dont jusqu’à présent j’ai cru pouvoir me passer. Je demeure à Pétersbourg où grâce à Sa Majesté je puis me livrer à des occupations plus importantes et plus à mon goût, mais la vie que j’y mène entraînant à des dépenses, et les affaires de famille étant très dérangées, je me vois dans la nécessité soit de quitter des travaux historiques qui me sont devenus chers, soit d’avoir recours aux bontés de l’empereur auxquelles je n’ai d’autres droits que les bienfaits dont il m’a déja accablé. -

Un journal m’offre le moyen de demeurer à Pétersbourg et de faire face à des engagements sacrés. Je voudrais donc être l’éditeur d’une gazette en tout pareille à la «Северная пчела» et quant aux articles purement littéraires (comme critiques de longue haleine, contes, nouvelles, poèmes etc.), qui ne peuvent trouver place dans un feuilleton, je voudrais les publier à part (un volume tous les 3 mois dans le genre des Review Anglaises).

Je vous demande pardon, mais je suis obligé de tout vous dire. J’ai eu le malheur de m’attirer l’inimitié de M-r le ministre de l’Instruction publique, ainsi que celle de M-r le prince Dondoukof, né Korsakof. Déjà tous les deux me l’ont fait sentir d’une manière assez désagréable. En entrant dans une carrière, où je vais dépendre d’eux, je serai perdu sans votre protection immédiate. J’ose donc vous supplier d’accorder à mon journal un censeur tiré de votre chancellerie; cela m’est d’autant plus indispensable que mon journal devant paraître en même temps que la «Северная пчела», je dois avoir le temps de traduire les mêmes articles sous peine d’être obligé de réimprimer le lendemain les nouvelles publiés la veille, ce qui suffirait déjà pour ruiner toute l’entreprise.

{Перевод:

Осмеливаюсь представить на решение вашего сиятельства.

В 1832 г. его величество соизволил разрешить мне быть издателем политической и литературной газеты.

Ремесло это не мое и неприятно мне во многих отношениях, но обстоятельства заставляют меня прибегнуть к средству, без которого я до сего времени надеялся обойтись. Я проживаю в Петербурге, где благодаря его величеству могу предаваться занятиям более важным и более отвечающим моему вкусу, но жизнь, которую я веду, вызывающая расходы, и дела семьи, крайне расстроенные, ставят меня в необходимость либо оставить исторические труды, которые стали мне дороги, либо прибегнуть к щедротам государя, на которые я не имею никаких других прав, кроме тех благодеяний, коими он меня уже осыпал.

Газета мне дает возможность жить в Петербурге и выполнять священные обязательства. Итак, я хотел бы быть издателем газеты, во всем сходной с «Северной пчелой»; что же касается статей чисто литературных (как-то пространных критик, повестей, рассказов, поэм и т. п.), которые не могут найти место в фельетоне, то я хотел бы издавать их особо (по тому каждые 3 месяца, по образцу английских Review¹).

Прошу извинения, но я обязан сказать вам все. Я имел несчастье навлечь на себя неприязнь г. министра народного просвещения, так же как князя Дондукова, урожденного Корсакова. Оба уже дали мне ее почувствовать довольно неприятным образом. Вступая на поприще, где я буду вполне от них зависеть, я пропаду без вашего непосредственного покровительства. Поэтому осмеливаюсь умолять вас назначить моей газете цензора из вашей канцелярии; это мне тем более необходимо, что моя газета должна выходить одновременно с «Северной пчелой» и я должен иметь время для перевода тех же сообщений - иначе я буду принужден перепечатывать новости, опубликованные накануне; этого будет довольно, чтобы погубить все предприятие.}

649. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

Апрель - май 1835 г. В Петербурге

En demandant la permission d’être l’éditeur d’une gazette littéraire et politique je sentais moi-même tous les inconvénients de cette entreprise. Je m’y voyais force par de tristes circonstances. Ni moi, ni ma femme nous n’avons encore notre fortune; celle de mon père est si dérangée que j’ai été obligé d’en prendre la direction pour assurer un avenir au reste de ma famille. Je ne voulais devenir journaliste que pour ne pas me reprocher d’avoir négligé un moyen qui me donnant 40 000 de revenu me mettait hors d’embarras. Mon projet n’ayant pas eu l’agrément de Sa Majesté, j’avoue que me voilà soulagé d’un grand poids. Mais aussi je me vois obligé d’avoir recours aux bontés de l’empereur qui maintenant est mon seul espoir. Je vous demande la permission M-r le Comte, de vous exposer ma situation et de remettre ma requête en votre protection.

Pour payer toutes mes dettes et pouvoir vivre, arranger les affaires de ma famille et être enfin libre de me livrer sans tracas à mes travaux historiques et à mes occupations, il me suffit de trouver à faire un emprunt de 100 000. Mais en Russie c’est impossible.

L’empereur, qui jusqu’à présent ne s’est pas lassé de me combler de grâce, mais qu’il m’est pénible ... en daignant me prendre à son service m’a fait la grâce de me fixer 5000 d’appointements. Cette somme représente les intérêts d’un capital de 125 000. Si, au lieu de mes appointements, Sa Majesté me faissait la grâce de m’en donner le capital en emprunt pour 10 ans et sans intérêts - je serais parfaitement heureux et tranquille.

{Перевод:

Испрашивая разрешение стать издателем литературной и политической газеты, я сам чувствовал все неудобства этого предприятия. Я был к тому вынужден печальными обстоятельствами. Ни у меня, ни у жены моей нет еще состояния; дела моего отца так расстроены, что я вынужден был взять на себя управление ими, дабы обеспечить будущность хотя бы моей семьи. Я хотел стать журналистом для того лишь, чтобы не упрекать себя в том, что пренебрегаю средством, которое давало мне 40 000 дохода и избавляло меня от затруднений. Теперь, когда проект мой не получил одобрения его величества, я признаюсь, что с меня снято тяжелое бремя. Но зато я вижу себя вынужденным прибегнуть к щедротам государя, который теперь является моей единственной надеждой. Я прошу у вас позволения, граф, описать вам мое положение и поручить мое ходатайство вашему покровительству.

Чтобы уплатить все мои долги и иметь возможность жить, устроить дела моей семьи и наконец без помех и хлопот предаться своим историческим работам и своим занятиям, мне было бы достаточно получить взаймы 100 000 р. Но в России это невозможно.

Государь, который до сих пор не переставал осыпать меня милостями, но к которому мне тягостно ..... соизволив принять меня на службу, милостиво назначил мне 5 000 р. жалованья. Эта сумма представляет собой проценты с капитала в 125 000. Если бы вместо жалованья его величество соблаговолил дать мне этот капитал в виде займа на 10 лет и без процентов, - я был бы совершенно счастлив и спокоен.}

650. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

1 июня 1835 г. В Петербурге

Monsieur le Comte,

Je suis honteux d’importuner toujours Votre Excellence, mais l’indulgence et l’intérêt que Vous avez toujours daigné me témoigner seront l’excuse de mon indiscrétion.

Je n’ai pas de fortune; ni moi, ni ma femme n’avons encore la part qui doit nous revenir. Jusqu’à présent je n’ai vécu que des fruits de mon travail. Mon revenu fixe, ce sont les appointements que l’empereur a daigné m’accorder. Travailler pour vivre n’a pour moi, certes, rien d’humiliant; mais accoutumé à l’indépendance, il m’est tout-à-fait impossible d’écrire pour de l’argent; et l’idée seule suffit pour me réduire à l’inaction. La vie de Pétersbourg est horriblement chère. Jusqu’à présent j’ai envisagé avec assez d’indifférence les dépenses que j’ai été obligé de faire, un journal politique et littéraire, entreprise purement mercantile, me donnant tout de suite les moyens d’avoir 30 à 40 milles de revenu. Cependant cette besogne me répugnait tellement, que je n’ai songé à y avoir recours qu’а la dernière extrémité.

Je me vois dans la nécessité de couper court а des dépenses qui ne m’entraînent qu’à faire des dettes et qui me préparent un avenir d’inquiétude et d’embarras, sinon de misère et de désespoir. Trois ou quatre ans de retraite à la campagne, me mettront de nouveau dans la possibilité de venir reprendre à Pétersbourg des occupations que je dois encore aux bontés de Sa Majesté.

J’ai été comblé des bienfaits de l’empereur, je serais au désespoir que Sa Majesté put supposer dans mon désir de m’éloigner de Pétersbourg un autre motif que celui d’une absolue nécessité. Le moindre signe de mécontentement ou de soupçon, suffirait pour me retenir dans la position où je me trouve, car enfin j’aime mieux être gêné dans mes affaires, que perdu dans l’opinion de celui qui a été mon bienfaiteur, non comme souverain, non par devoir et par justice, mais par un libre sentiment de bienveillance noble et généreuse.

C’est en remettant mon sort entre vos mains, que j’ai l’honneur d’être avec le respect le plus profond Monsieur le Comte de Votre Excellence

le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

1 juin.

St.Pb.

{Перевод:

Граф,

Мне совестно постоянно надоедать вашему сиятельству, но снисходительность и участие, которые вы всегда ко мне проявляли, послужат извинением моей нескромности.

У меня нет состояния; ни я, ни моя жена не получили еще той части, которая должна нам достаться. До сих пор я жил только своим трудом. Мой постоянный доход - это жалованье, которое государь соизволил мне назначить. В работе ради хлеба насущного, конечно, нет ничего для меня унизительного; но, привыкнув к независимости, я совершенно не умею писать ради денег; и одна мысль об этом приводит меня в полное бездействие. Жизнь в Петербурге ужасающе дорога. До сих пор я довольно равнодушно смотрел на расходы, которые я вынужден был делать, так как политическая и литературная газета - предприятие чисто торговое - сразу дала бы мне средство получить от 30 до 40 тысяч дохода. Однако дело это причиняло мне такое отвращение, что я намеревался взяться за него лишь при последней крайности.

Ныне я поставлен в необходимость покончить с расходами, которые вовлекают меня в долги и готовят мне в будущем только беспокойство и хлопоты, а может быть - нищету и отчаяние. Три или четыре года уединенной жизни в деревне снова дадут мне возможность по возвращении в Петербург возобновить занятия, которыми я еще обязан милостям его величества.

Я был осыпан благодеяниями государя, я был бы в отчаянье, если бы его величество заподозрил в моем желании удалиться из Петербурга какое-либо другое побуждение, кроме совершенной необходимости. Малейшего признака неудовольствия или подозрения было бы достаточно, чтобы удержать меня в теперешнем моем положении, ибо в конце концов я предпочитаю быть стесненным в моих делах, чем потерять во мнении того, кто был моим благодетелем, не как монарх, не по долгу и справедливости, но по свободному чувству благожелательности возвышенной и великодушной.

Вручая судьбу мою в ваши руки, честь имею быть с глубочайшим уважением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

1 июня. СПб.}

651. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

3 июня 1835 г. Из Петербурга в Варшаву

Милостивый государь

Николай Иванович,

Вы желаете знать, что такое состояние батюшки; посылаю Вам о том ведомость.

В селе Болдине душ по 7-ой ревизии 564.

В сельце Кистеневе (Тимашеве тож) 476.

Покойный Василий Львович владел другой половиною Болдина, в коей было также около 600 душ. Эта часть продана спустя три года после отречения от наследства самого наследника. Я не мог взять на себя долги покойника, потому что уж и без того был стеснен; а брат Лев Сергеевич, кажется, не мог бы о том и подумать, ибо на первый случай надобно было бы уплатить по крайней мере 60 000. Жаль, что Вы в то время не снеслись со мною; кабы я мог думать, что Вы примете на себя управление этим имением, я бы мог от него не отступиться.

Вы хотите иметь доверенность на управление части Кистенева, коего доходы уступаю сестре: с охотою; напишите мне только: переслать ли Вам оную, или сами Вы за нею приедете. Переговорить обо всем не худо было б.

Весь Ваш А. Пушкин.

3 июня 1835.

652. В. А. ДУРОВУ

16 июня 1835 г. Из Петербурга в Елабугу

Милостивый государь

Василий Андреевич,

Искренне обрадовался я, получа письмо Ваше, напомнившее мне старое, любезное знакомство, и спешу Вам отвечать. Если автор «Записок» согласится поручить их мне, то с охотою берусь хлопотать об их издании. Если думает он их продать в рукописи, то пусть назначит сам им цену. Если книгопродавцы не согласятся, то, вероятно, я их куплю. За успех, кажется, можно ручаться. Судьба автора так любопытна, так известна и так таинственна, что разрешение загадки должно произвести сильное, общее впечатление. Что касается до слога, то чем он проще, тем будет лучше. Главное: истина, искренность. Предмет сам по себе так занимателен, что никаких украшений не требует. Они даже повредили бы ему.

Поздравляю Вас с новым образом жизни; жалею, что изо ста тысячей способов достать 100 000 рублей ни один еще Вами с успехом, кажется, не употреблен. Но деньги дело наживное. Главное, были бы мы живы.

Прощайте - с нетерпением ожидаю ответа.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Ваш покорнейший слуга
А. Пушкин.

16 июня 1835.

СПб.

653. А. А. КРАЕВСКОМУ

18 июня 1835 г. В Петербурге

Не написал я ничего братии московской. Но сделайте милость: поправьте передпоследний стих в «Туче».

И ветер, лаская листочки древес

654. Г. НОРДИНУ

Май - июнь 1835 г. (?) В Петербурге

Veuillez, monsieur, recevoir mes très sincères remerciements pour votre aimable contrebande. Me pardonnerez-vous de vous importuner encore?

Il me serait bien nécessaire d’avoir l’ouvrage sur l’Allemagne de ce mauvais sujet de Heine.

Oserai-je espérer que vous aurez la bonté de la faire prendre aussi?

Agréez, monsieur, l’assurance de ma haute considération.

A. Pouchkine.

{Перевод:

Соблаговолите, сударь, принять мою самую искреннюю благодарность за вашу любезную контрабанду. Простите ли вы мне, что я вам докучаю снова?

Мне было бы весьма необходимо иметь книгу о Германии этого негодника Гейне.

Смею ли я надеяться, что вы будете добры достать также и ее?

Примите, сударь, уверение в моем высоком уважении.

А. Пушкин.}

655. С. Л. ПУШКИНУ

20-е числа (после 23) мая - июнь 1835 г. В Петербурге

Votre revenu est de

donc vous avez à payer de plus

{Перевод:

Ваш доход равняется

итак вы должны платить еще

656. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

4 июля 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь,

граф Александр Христофорович,

Государю угодно было отметить на письме моем к Вашему сиятельству, что нельзя мне будет отправиться на несколько лет в деревню иначе, как взяв отставку. Предаю совершенно судьбу мою в царскую волю и желаю только, чтоб решение его величества не было для меня знаком немилости и чтоб вход в архивы, когда обстоятельства позволят мне оставаться в Петербурге, не был мне запрещен.

С глубочайшим почтением, преданностию и благодарностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

4 июля 1835.

СПб.

657. H. И. ГОНЧАРОВОЙ

14 июля 1835 г. Из Петербурга в Ярополец

Милостивая государыня матушка

Наталия Ивановна,

Искренно благодарю Вас за подарок, который изволили Вы пожаловать моему новорожденному и который пришел очень кстати. Мы ждали Дмитрия Николаевича на крестины, но не дождались. Он пишет, что дела задержали его, а что его предположения касательно графини N не исполнились. Кажется, он не в отчаянии. Жену я, по Вашему препоручению, поцеловал как можно нежнее; она целует Ваши ручки и сбирается к Вам писать. Мы живем теперь на даче, на Черной речке, а отселе думаем ехать в деревню и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства. Впрочем, ожидаю решения судьбы моей от государя, который очень был ко мне милостив и коего воля будет для меня законом.

Обращаюсь к Вам с просьбою и с домашними объяснениями: до сих пор главные наши хлопоты состоят в том, что не можем сладить с поварами, которые в Петербурге избалованы и дороги непомерно. Если в Яропольце есть у Вас какой-нибудь ненужный Вам повар (только был бы хорошего, честного и неразвратного поведения), то Вы бы сделали нам истинное благодеяние, отправя его к нам - особенно в случае нашего отъезда в деревню. Простите меня, что я без церемонии и прямо к Вам обращаюсь, надеясь на Вашу снисходительность и благосклонность.

Жена, дети и свояченицы - все слава богу у меня здоровы - и целуют Ваши ручки. Маша просится на бал и говорит, что она танцевать уже выучилась у собачек. Видите, как у нас скоро спеют; того и гляди будет невеста.

С глубочайшим почтением и преданностию имею счастие быть, милостивая государыня матушка, Вашим покорнейшим слугою и зятем

А. Пушкин.

14 июля.

658. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

22 июля 1835 г. В Петербурге

Monsieur le Comte,

J’ai eu l’honneur de me présenter à la porte de Votre Excellence, sans avoir eu le bonheur de la trouver chez elle.

Accablé des bontés de Sa Majesté, c’est à Vous, Monsieur le Comte, que je viens m’adresser pour vous rendre grâce de l’intérêt que Vous avez bien voulu me témoigner et pour vous exposer franchement ma situation.

Pendant les cinq dernières années de mon séjour à Pétersbourg j’ai contracté près de soixante mille roubles de dettes. J’ai été de plus obligé de prendre en mains les affaires de ma famille, cela m’a si fort embarassée, que j’ai été obligé de renoncer à un héritage et que les seuls moyens que j’eus de mettre ordre à mes affaires, étaient - ou de me retirer à la campagne - ou bien d’emprunter, une fois pour toutes, une forte somme d’argent. Mais ce dernier parti est presqu’impossible en Russie, où la loix accorde au créancier une trop faible garantie, et où les emprunts sont presque toujours des dettes entre amis et sur parole.

La reconnaissance n’est pas pour moi un sentiment pénible; et certes, mon dévouement à la personne de l’empereur n’est troublé par aucune arrière pensée de honte ou de remords; mais je ne puis me dissimuler que je n’ai absolument aucun droit aux bienfaits de Sa Majesté et qu’il m’est impossible de rien demander.

C’est donc à Vous, Monsieur le Comte, que je remets encore une fois à décider de mon sort, et c’est en vous suppliant d’agréer l’hommage de ma haute considération, que j’ai l’honneur d’être avec respect et reconnaissance,

Monsieur le Comte, de Votre Excellence

le très humble et

très obeissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

22 juillet 1835.

St. Pétersbourg

{Перевод:

Граф,

Я имел честь явиться к вашему сиятельству, но, к несчастью, не застал вас дома.

Осыпанный милостями его величества, к вам, граф, должен я обратиться, чтобы поблагодарить за участие, которое вам было угодно проявлять ко мне, и чтобы откровенно объяснять мое положение.

В течение последних пяти лет моего проживания в Петербурге я задолжал около шестидесяти тысяч рублей. Кроме того, я был вынужден взять в свои руки дела моей семьи: это вовлекло меня в такие затруднения, что я был вынужден отказаться от наследства и что единственными средствами привести в порядок мои дела были: либо удалиться в деревню, либо одновременно занять крупную сумму денег. Но последний исход почти невозможен в России, где закон предоставляет слишком слабое обеспечение заимодавцу и где займы суть почти всегда долги между друзьями и на слово.

Благодарность для меня чувство не тягостное: и, конечно, моя преданность особе государя не смущена никакой задней мыслью стыда или угрызений совести; но не могу скрыть от себя, что я не имею решительно никакого права на благодеяния его величества и что мне невозможно просить чего- либо.

Итак, вам, граф, еще раз вверяю решение моей участи и, прося вас принять уверение в моем высоком уважении, имею честь быть с почтением и признательностью вашего сиятельства, граф, нижайший и покорнейший слуга.

Александр Пушкин.

22 июля 1835. С.-Петербург.}

659. В. Д. ВОЛЬХОВСКОМУ

22 июля 1835 г. Из Петербурга в Тифлис

Обращаюсь к тебе, почтенный мой Владимир Дмитриевич, с дружеской и покорнейшей просьбою: граф Забела едет служить в Грузию под твоим начальством. Друзья и родственники просят для него твоего покровительства и благорасположения, которое и необходимо ему в его положении. Знаю, что мое предстательство в этом случае совершенно лишнее; но я радуюсь случаю издали напомнить тебе о старом лицейском товарище, искренно тебе преданном.

Посылаю тебе последнее мое сочинение, «Историю Пугачевского бунта». Я старался в нем исследовать военные тогдашние действия и думал только о ясном их изложении, что стоило мне немалого труда, ибо начальники, действовавшие довольно запутанно, еще запутаннее писали свои донесения, хвастаясь или оправдываясь равно бестолково. Все это нужно было сличать, поверять etc.; мнение твое касательно моей книги во всех отношениях было бы мне драгоценно.

Будь здрав и счастлив.

А. Пушкин.

22 июля 1835.

СПб.

660. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

26 июля 1835 г. В Петербурге

Monsieur le Comte,

Il m’en coûte au moment où je reçois une grâce inattendue d’en demander deux autres, mais je me décide à avoir recours en toute franchise à celui qui a daigné être ma providence.

De mes 60 000 de dettes, la moitié sont des dettes d’honneur. Pour les acquitter je me vois dans la nécessité de contracter des dettes usuraires, ce qui redoublera mes embarras, ou bien me mettra dans la nécessité d’avoir de nouveau recours à générosité de l’empereur.

Je supplie donc Sa Majesté de me faire une grâce pleine et entière: premièrement, en me donnant la possibilité d’acquitter ces 30 000 roubles; et en second lieu en daignant me permettre de regarder cette somme, comme un emprunt et en faisant, en conséquence, suspendre le payement de mes appointements jusqu’à ce que ma dette soit liquidée.

C’est en me recommendant à votre indulgence, que j’ai l’honneur d’être avec le respect le plus profond et la reconnaissance la plus vive,

Monsieur le Comte, de Votre Excellence

le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

26 juillet 1835.

St. Pétersbourg.

{Перевод:

Граф,

Мне тяжело в ту минуту, когда я получаю неожиданную милость, просить о двух других, но я решаюсь прибегнуть со всей откровенностью к тому, кто удостоил быть моим провидением.

Из 60 000 моих долгов, половина - долги чести. Чтобы расплатиться с ними, я вижу себя вынужденным занимать у ростовщиков, что усугубит мои затруднения или же поставит меня в необходимость вновь прибегнуть к великодушию государя.

Итак, я умоляю его величество оказать мне милость полную и совершенную: во-первых, дав мне возможность уплатить эти 30 000 рублей, и, во-вторых, соизволив разрешить мне смотреть на эту сумму как на заем и приказав, следовательно, приостановить выплату мне жалованья впредь до погашения этого долга.

Поручая себя вашей снисходительности, имею честь быть с глубочайшим уважением и живейшей благодарностью вашего сиятельства, граф, нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

26 июля 1835. С.-Петербург.}

661. А. А. ФУКС

15 августа 1835 г. Из Петербурга в Казань

15 августа 1835, СПб.

Долго мешкал я доставить вам свою дань, ожидая из Парижа портрета Пугачева; наконец его получил, и спешу препроводить вам мою книгу. Надеясь на вашу снисходительность, я осмелился отправить на ваше имя один экземпляр для доставления г. Рыбушкину, от которого имел честь получить любопытную историю о Казани.

Препоручаю себя драгоценному вашему благорасположению и дружеству почтенного Карла Федоровича (перед которым извиняюсь в неисправности издания моей книги).

С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть......

662. Е. П. ЛЮЦЕНКЕ

19 августа 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь, Ефим Петрович!

Мне, право, совестно за хлопоты, по которым ввожу ваше превосходительство. Смирдин не сдержал своего слова; полагаю, в самом деле обстоятельства его запутаны. Печатание вашей поэмы не может стоить 1500 рублей; он ошибается. Отъезд мой в деревню мешает мне взяться самому за это дело. Сейчас писал я барону Корфу, прося его походатайствовать за вас как за лицеиста. Надеюсь, что с своей стороны сделает он все возможное.

С истинным почтением и совершенной преданностью честь имею быть вашего превосходительства, милостивый государь, покорнейшим слугою.

А. Пушкин.

19 августа 1835 г.

663. В. А. ПОЛЕНОВУ

28 августа 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь,

Василий Алексеевич,

Честь имею обратиться к Вашему превосходительству с покорнейшею просьбою.

Государь император изволил мне приказать распечатать дело о Пугачеве для составления Исторической выписки. В осьми связках, доставленных мне из С.-Петербургского сената, не нашел я главнейшего документа: допроса, снятого с самого Пугачева в следственной комиссии, учрежденной в Москве. Осмеливаюсь покорнейше просить Ваше превосходительство, дабы приказали снестись о том с А. Ф. Малиновским, которому, вероятно, известно, где находится сей необходимый документ.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

28 августа 1835.

СПб.

664. Е. Ф. КАНКРИНУ

6 сентября 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь,

граф Егор Францевич,

Обращаясь к Вашему сиятельству с покорнейшей просьбою, осмеливаюсь утрудить внимание Ваше предварительным объяснением моего дела.

Вследствие домашних обстоятельств принужден я был проситься в отставку, дабы ехать в деревню на несколько лет. Государь император весьма милостиво изволил сказать, что он не хочет отрывать меня от моих исторических трудов, и приказал выдать мне 10 000 рублей как вспоможение. Этой суммы недостаточно было для поправления моего состояния. Оставаясь в Петербурге, я должен был или час от часу более запутывать мои дела, или прибегать к вспоможениям и к милостям, средству, к которому я не привык, ибо до сих пор был я, слава богу, независим и жил своими трудами.

Итак, осмелился я просить его величество о двух милостях: 1) о выдаче мне, вместо вспоможения, взаймы 30 000 рублей, нужных мне в обрез, для уплаты необходимой; 2) о удержании моего жалования до уплаты сей суммы. Государю угодно было согласиться на то и на другое.

Но из Государственного казначейства выдано мне вместо 30 000 р. только 18 000, за вычетом разных процентов и 10 000 (десяти тысяч рублей), выданных мне заимообразно на напечатание одной книги. Таким образом, я более чем когда-нибудь нахожусь в стесненном положении, ибо принужден оставаться в Петербурге, с долгами недоплаченными и лишенный 5000 рублей жалования.

Осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о разрешении получить мне сполна сумму, о которой принужден я был просить государя, и о позволении платить проценты с суммы, в 1834 году выданной мне, пока обстоятельства дозволят мне внести оную сполна.

Препоручая себя благорасположению Вашего сиятельства, с глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

6 сентября 1835.

665. H. H. ПУШКИНОЙ

14 сентября 1835 г. Из Михайловского в Петербург

Хороши мы с тобой. Я не дал тебе моего адреса, а ты у меня его и не спросила; вот он: в Псковскую губернию, в Остров, в село Тригорское. Сегодня 14-ое сентября. Вот уж неделя, как я тебя оставил, милый мой друг; а толку в том не вижу. Писать не начинал и не знаю, когда начну. Зато беспрестанно думаю о тебе, и ничего путного не надумаю. Жаль мне, что я тебя с собою не взял. Что у нас за погода! Вот уж три дня, как я только что гуляю то пешком, то верхом. Эдак я и осень мою прогуляю, и коли бог не пошлет нам порядочных морозов, то возвращусь к тебе, не сделав ничего. Прасковьи Александровны еще здесь нет. Она или в деревне у Бегичевой или во Пскове хлопочет. На днях ожидают ее. Сегодня видел я месяц с левой стороны, и очень о тебе стал беспокоиться. Что наша экспедиция? виделась ли ты с графиней Канкриной, и что ответ? На всякий случай, если нас гонит граф Канкрин, то у нас остается граф Юрьев; я адресую тебя к нему. Пиши мне как можно чаще; и пиши все, что ты делаешь, чтоб я знал, с кем ты кокетничаешь, где бываешь, хорошо ли себя ведешь, каково сплетничаешь, и счастливо ли воюешь с твоей однофамилицей. Прощай, душа; целую ручку у Марьи Александровны и прошу ее быть моею заступницею у тебя. Сашку целую в его круглый лоб. Благословляю всех вас. Теткам Азе и Коко мой сердечный поклон. Скажи Плетневу, чтоб он написал мне об наших общих делах.

666. П. А. ПЛЕТНЕВУ

1 - 15 сентября 1835 г. Из Михайловского в Петербург

Ты мне советуешь продолжать «Онегина», уверяя меня, что я его не кончил...

667. А. И. БЕКЛЕШОВОЙ

11 - 18 сентября 1835 г. Из Тригорского в Псков

Мой ангел, как мне жаль, что я Вас уже не застал, и как обрадовала меня Евпраксия Николаевна, сказав, что Вы опять собираетесь приехать в наши края! Приезжайте, ради бога; хоть к 23-му. У меня для Вас три короба признаний, объяснений и всякой всячины. Можно будет, на досуге, и влюбиться. Я пишу к Вам, а наискось от меня сидите Вы сами во образе Марии Ивановны. Вы не поверите, как она напоминает прежнее время.

И путешествия в Опочку

и прочая. Простите мне мою дружескую болтовню. Целую Ваши ручки.

А. П.

668. Н. Н. ПУШКИНОЙ

21 сентября 1835 г. Из Михайловского в Петербург

Жена моя, вот уже 21-ое, а я от тебя еще ни строчки не получил. Это меня беспокоит поневоле, хоть я знаю, что ты мой адрес, вероятно, узнала не прежде как 17-го, в Павловске. Не так ли? к тому же и почта из Петербурга идет только раз в неделю. Однако я все беспокоюсь и ничего не пишу, а время идет. Ты не можешь вообразить, как живо работает воображение, когда сидим одни между четырех стен или ходим по лесам, когда никто не мешает нам думать, думать до того, что голова кружится. А о чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставит мне имения; он его уже вполовину промотал; ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000. Все держится на мне да на тетке. Но ни я, ни тетка не вечны. Что из этого будет, бог знает. Покамест грустно. Поцелуй-ка меня, авось горе пройдет. Да лих, губки твои на 400 верст не оттянешь. Сиди да горюй - что прикажешь! Теперь выслушай мой журнал: был я у Вревских третьего дня и там ночевал. Ждали Прасковью Александровну, но она не бывала. Вревская очень добрая и милая бабенка, но толста, как Мефодий, наш псковский архиерей. И незаметно, что она уж не брюхата; все та же, как когда ты ее видела. Я взял у них Вальтер Скотта и перечитываю его. Жалею, что не взял с собою английского. Кстати: пришли мне, если можно, Essays de M. Montagne¹ - 4 синих книги, на длинных моих полках. Отыщи. Сегодня погода пасмурная. Осень начинается. Авось засяду. Жду Прасковью Александровну, которая, вероятно, будет сегодня в Тригорское. - Я много хожу, много езжу верхом, на клячах, которые очень тому рады, ибо им за то дается овес, к которому они не привыкли. Ем я печеный картофель, как маймист, и яйца всмятку, как Людовик XVIII. Вот мой обед. Ложусь в 9 часов; встаю в 7. Теперь требую от тебя такого же подробного отчета. Целую тебя, душа моя, и всех ребят, благословляю вас от сердца. Будьте здоровы. Бель-сёрам поклон. Как надобно сказать: бель серы иль бель сери? Прощай.

669. Н. Н. ПУШКИНОЙ

25 сентября 1835 г. Из Тригорского в Петербург

Пишу тебе из Тригорского. Что это, женка? вот уж 25-ое, а я все от тебя не имею ни строчки. Это меня сердит и беспокоит. Куда адресуешь ты свои письма? Пиши Во Псков, ее высокородию Прасковье Александровне Осиповой для доставления А. С. П., известному сочинителю - вот и все. Так вернее дойдут до меня твои письма, без которых я совершенно одурею. Здорова ли ты, душа моя? и что мои ребятишки? что дом наш, и как ты им управляешь? Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки; а все потому, что не спокоен. В Михайловском нашел я все по-старому, кроме того, что нет уж в нем няни моей и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу. Но делать нечего; все кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарелся, да и подурнел. Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не был, а молод был. Все это не беда; одна беда: не замечай ты, мой друг, того, что я слишком замечаю. Что ты делаешь, моя красавица, в моем отсутствии? расскажи, что тебя занимает, куда ты ездишь, какие есть новые сплетни etc. Карамзина и Мещерские, слышал я, приехали. Не забудь сказать им сердечный поклон. В Тригорском стало просторнее, Евпраксия Николаевна и Александра Ивановна замужем, но Прасковья Александровна все та же, и я очень люблю ее. Веду себя скромно и порядочно. Гуляю пешком и верхом, читаю романы Вальтер Скотта, от которых в восхищении, да охаю о тебе. Прощай, целую тебя крепко, благословляю тебя и ребят. Что Коко и Азя? замужем или еще нет? Скажи, чтоб без моего благословения не шли. Прощай, мой ангел.

670. Н. Н. ПУШКИНОЙ

29 сентября 1835 г. Из Михайловского в Петербург

Душа моя, вчера получил я от тебя два письма; они очень меня огорчили. Чем больна Катерина Ивановна? ты пишешь ужасно больна. Следственно, есть опасность? с нетерпением ожидаю твой bulletin¹. Все это происходит от нечеловеческого образа ее жизни. Видать ли, чтоб графиня Полье вышла наконец за своего принца? Канкрин шутит - а мне не до шуток. Государь обещал мне Газету, а там запретил; заставляет меня жить в Петербурге, а не дает мне способов жить моими трудами. Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошко деньги трудовые и не вижу ничего в будущем. Отец мотает имение без удовольствия, как без расчета; твои теряют свое, от глупости и беспечности покойника Афанасия Николаевича. Что из этого будет? Господь ведает. Пожар твой произошел, вероятно, от оплошности твоих фрейлин, которым без меня житье! слава богу, что дело ограничилось занавесками. Ты мне переслала записку от M-me Kern; дура вздумала переводить Занда, и просит, чтоб я сосводничал ее со Смирдиным. Черт побери их обоих! Я поручил Анне Николаевне отвечать ей за меня, что если перевод ее будет так же верен, как она сама верный список с M-me Sand, то успех ее несомнителен, а что со Смирдиным дела я никакого не имею. - Что Плетнев? думает ли он о нашем общем деле? вероятно, нет. Я провожу время очень однообразно. Утром дела не делаю, а так из пустого в порожнее переливаю. Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу. А ни стихов, ни прозы писать и не думаю. Скажи Сашке, что у меня здесь белые сливы, не чета тем, которые он у тебя крадет, и что я прошу его их со мною покушать. Что Машка? какова дружба ее с маленькой Музика? и каковы ее победы? Пиши мне также новости политические. Я здесь газет не читаю, в Английский клоб не езжу и Хитрову не вижу. Не знаю, что делается на белом свете. Когда будут цари? и не слышно ли чего про войну и т. п.? Благословляю вас - будьте здоровы. Целую тебя. Как твой адрес глуп, так это объедение! В Псковскую губернию, в село Михайловское. Ах ты, моя голубушка! а в какой уезд, и не сказано. Да и Михайловских сел, чаю, не одно; а хоть и одно, так кто ж его знает. Экая ветреница! Ты видишь, что я все ворчу; да что делать? нечему радоваться. Пиши мне про тетку - и про мать. Je remercie vos soeurs², как пишет Наталья Ивановна, хоть право не за что.

671. H. H. ПУШКИНОЙ

2 октября 1835 г. Из Михайловского в Петербург

2 окт.

Милая моя женка, есть у нас здесь кобылка, которая ходит и в упряжи и под верхом. Всем хороша, но чуть пугнет ее что на дороге, как она закусит поводья, да и несет верст десять по кочкам да оврагам - и тут уж ничем ее не проймешь, пока не устанет сама.

Получил я, ангел кротости и красоты! письмо твое, где изволишь ты, закусив поводья, лягаться милыми и стройными копытцами, подкованными у M-me Katherine. Надеюсь, что теперь ты устала и присмирела. Жду от тебя писем порядочных, где бы я слышал тебя и твой голос - а не брань, мною вовсе не заслуженную, ибо я веду себя как красная девица. Со вчерашнего дня начал я писать (чтобы не сглазить только). Погода у нас портится, кажется, осень наступает не на шутку. Авось распишусь. Из сердитого письма твоего заключаю, что Катерине Ивановне лучше; ты бы так бодро не бранилась, если б она была не на шутку больна. Все-таки напиши мне обо всем и обстоятельно. Что ты про Машу ничего не пишешь? ведь я, хоть Сашка и любимец мой, а все люблю ее затеи. Я смотрю в окошко и думаю: не худо бы, если вдруг въехала во двор карета - а в карете сидела бы Наталья Николаевна! да нет, мой друг. Сиди себе в Петербурге, а я постараюсь уж поторопиться и приехать к тебе прежде сроку. Что Плетнев? что Карамзины, Мещерские? etc. - пиши мне обо всем. Целую тебя и благословляю ребят.

672. П. А. ПЛЕТНЕВУ

Около (не позднее) 11 октября 1835 г. Из Михайловского в Петербург

Очень обрадовался я, получив от тебя письмо (дельное по твоему обычаю). Постараюсь отвечать по пунктам и обстоятельно: ты получил «Путешествие» от цензуры; но что решил комитет на мое всеуниженное прошение? Ужели залягает меня осленок Никитенко и забодает бык Дундук? Впрочем, они от меня так легко не отделаются. Спасибо, великое спасибо Гоголю за его «Коляску», в ней альманах далеко может уехать; но мое мнение: даром «Коляски» не брать; а установить ей цену; Гоголю нужны деньги. Ты требуешь имени для альманаха: назовем его «Арион» или «Орион»; я люблю имена, не имеющие смысла; шуточкам привязаться не к чему. Лангера заставь также нарисовать виньетку без смысла. Были бы цветочки, да лиры, да чаши, да плющ, как на квартере Александра Ивановича в комедии Гоголя. Это будет очень натурально. В ноябре я бы рад явиться к вам; тем более что такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось. Пишу, через пень колоду валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен. Ты дурно делаешь, что становишься нерешителен. Я всегда находил, что все, тобою придуманное, мне удавалось. Начнем альманах с «Путешествия», присылай мне корректуру, а я перешлю тебе стихов. Кто будет наш цензор? Радуюсь, что Сенковский промышляет именем Белкина; но нельзя ль (разумеется, из-за угла и тихонько, например в «Московском наблюдателе») объявить, что настоящий Белкин умер и не принимает на свою долю грехов своего омонима? Это бы, право, было не худо.

673. Е. Ф. КАНКРИНУ

23 октября 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Егор Францевич,

Возвратясь из деревни, узнал я, что Ваше сиятельство изволили извещать меня о высочайшем соизволении государя на покорнейшую просьбу, Вам принесенную стоили Вы меня посреди Ваших трудов, и за благосклонное ходатайство, коему обязан я успехом моего дела.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

23 октября.

С.-Петербург.

674. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

Около (не ранее) 23 октября 1835 г. В Петербурге

Обращаюсь к Вашему сиятельству с жалобой и покорнейшею просьбою.

По случаю затруднения цензуры в пропуске издания одного из моих стихотворений принужден я был во время Вашего отсутствия обратиться в Цензурный комитет с просьбой о разрешении встретившегося недоразумения. Но Комитет не удостоил просьбу мою ответом. Не знаю, чем мог я заслужить таковое небрежение - но ни один из русских писателей не притеснен более моего. Сочинения мои, одобренные государем, остановлены при их появлении - печатаются с своевольными поправками цензора, жалобы мои оставлены без внимания. Я не смею печатать мои сочинения - ибо не смею......

675. П. А. ОСИПОВОЙ

Около (не позднее) 26 октября 1835 г. Из Петербурга в Тригорское

Me voici, Madame, arrivé à Pétersbourg. Imaginez-vous que le silence de ma femme provenait de ce qu’elle s’était mis dans la tête d’adresser ses lettres à Опочка. Dieu sait d’où cela lui est venu. En tout cas je vous supplie d’y envoyer un de nos gens, pour faire dire au maître de poste que je ne suis plus à la campagne et qu’il renvoye tout ce qu’il a à Pétersbourg.

J’ai trouvé ma pauvre mère à l’extrémité, elle était venue de Pavlovsk pour chercher un logement, et elle est tombée subitement en faiblesse chez M-me Княжнин, où elle s’était arrêtée. Rauch et Spaski n’ont aucune espérance. Dans cette triste situation j’ai encore le chagrin de voir ma pauvre Natalie en butte à la haine du monde. On dit partout qu’il est affreux qu’elle soit si élégante, quand son beau-père et sa belle-mère n’ont pas de quoi manger, et que sa belle-mère se meurt chez des étrangers. Vous savez ce qu’il en est. On ne peut pas dire à la rigueur qu’un homme qui a 1200 paysans soit dans la misère. C’est mon père qui a quelque chose, et c’est moi qui n’ai rien. En tout cas Natalie n’a que faire dans tout cela; c’est moi qui devrait en répondre. Si ma mère s’était venue établir chez moi, Natalie, comme de raison, l’aurait reçue. Mais une maison froide, remplie de marmaille et encombrée de monde n’est guère convenable à une malade. Ma mère est mieux chez elle. Je l’ai trouvée déjà déménagée; mon père est dans un état bien à plaindre. Quant à moi, je fais de la bile, et je suis tout abasourdi.

Croyez m’en, chère Madame Ossipof, la vie toute sübbe Gewohnheit qu’elle est, a une amertume qui finit par la rendre dégoûtante et c’est un vilain tas de boue que le monde. J’aime mieux Тригорское. Je vous salue de tout mon coeur.

{Перевод:

Вот я, сударыня, и прибыл в Петербург. Представьте себе, что молчание моей жены объяснялось тем, что ей взбрело на ум адресовать письма в Опочку. Бог знает, откуда она это взяла. Во всяком случае умоляю вас послать туда кого-нибудь из наших людей сказать почтмейстеру, что меня нет больше в деревне и чтобы он переслал все у него находящееся обратно в Петербург.

Бедную мать мою я застал почти при смерти, она приехала из Павловска искать квартиру и вдруг почувствовала себя дурно у госпожи Княжиной, где остановилась. Раух и Спасский потеряли всякую надежду. В этом печальном положении я еще с огорчением вижу, что бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света. Повсюду говорят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как ее свекру и свекрови есть нечего и ее свекровь умирает у чужих людей. Вы знаете, как обстоит дело. Нельзя, конечно, сказать, чтобы человек, имеющий 1200 крестьян, был нищим. Стало быть, у отца моего кое-что есть, а у меня нет ничего. Во всяком случае Натали тут ни при чем, и отвечать за нее должен я. Если бы мать моя решила поселиться у вас, Натали, разумеется, ее бы приняла. Но холодный дом, полный детворы и набитый гостями, едва ли годится для больной. Матери моей лучше у себя. Я застал ее уже перебравшейся. Отец мой в положении, всячески достойном жалости. Что до меня, я исхожу желчью и совершенно ошеломлен.

Поверьте мне, дорогая госпожа Осипова, хотя жизнь и sübbe Gewohnheit¹, однако в ней есть горечь, делающая ее в конце концов отвратительной, а свет - мерзкая куча грязи. Тригорское мне милее. Кланяюсь вам от всего сердца.

676. И. И. ЛАЖЕЧНИКОВУ

3 ноября 1835 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь,

Иван Иванович!

Во-первых, должен я просить у вас прощения за медленность и неисправность свою. Портрет Пугачева получил месяц тому назад, и, возвратясь из деревни, узнал я, что до сих пор экземпляр его «Истории» вам не доставлен. Возвращаю вам рукопись Рычкова, коей пользовался я по вашей благосклонности.

Позвольте, милостивый государь, благодарить вас теперь за прекрасные романы, которые все мы прочли с такою жадностию и с таким наслаждением. Может быть, в художественном отношении «Ледяной дом» и выше «Последнего Новика», но истина историческая в нем не соблюдена, и это со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, конечно, повредит вашему созданию; но поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык. За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. В деле же Волынского играет он лицо мученика. Его донесение Академии трогательно чрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя. О Бироне можно бы также потолковать. Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа. Впрочем, он имел великий ум и великие таланты.

Позвольте сделать вам филологический вопрос, коего разрешение для меня важно: в каком смысле упомянули вы слово хобот в последнем вашем творении и по какому наречию?

Препоручая себя вашей благосклонности, честь имею быть с глубочайшим почтением, милостивый государь, вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

3 ноября 1835 г.

С.-Петербург.

677. П. А. КЛЕЙНМИХЕЛЮ

19 ноября 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь

Петр Андреевич.

Возвратясь из путешествия, нашел я предписание Вашего высокопревосходительства, коему и поспешил повиноваться. Книги и бумаги, коими пользовался я по благосклонности его сиятельства графа Чернышева, возвращены мною в Военное министерство.

Обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с покорнейшею просьбою: в Главном штабе находится одна, мне еще не известная, книга, содержащая последние письма и донесения генерала Бибикова (1774 года). Мне было бы необходимо справиться с сими документами; осмеливаюсь просить на то соизволения Вашего высокопревосходительства.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

19 ноября 1835.

678. П. А. ОСИПОВОЙ

26 декабря 1835 г. Из Петербурга во Псков

Enfin, madame, j’ai eu la consolation de recevoir votre lettre du 27 novembre. Elle a été près de 4 semaines en chemin. Nous ne savions que penser de votre silence. Je ne sais pourquoi je vous suppose à Pskov et c’est là que je vous adresse cette lettre. La santé de ma mère est améliorée, mais ce n’est pas encore une convalescence. Elle traîne, cependant la maladie s’est calmée. Mon père est bien à plaindre. Ma femme vous remercie de votre souvenir et se recommande à votre amitié. Ребятишки также. Je vous souhaite santé et bonne fête, et je ne vous dis rien de mon inaltérable dévouement.

L’empereur vient d’accorder la grâce de la plupart des conspirateurs de 1825, entre autres à mon pauvre Кюхельбекер. По указу должен он быть поселен в южной части Сибири. C’est un beau pays, mais je le voudrais savoir plus près de nous; et peut-être lui permettra-t-on de se retirer sur les terres de M-me Glinka, sa sœur. Le gouvernement a toujours eu pour lui de la douceur et de l’indulgence.

Quand je songe que 10 ans sont écoulés depuis ces malheureux troubles, il me parait que j’ai fait un rêve. Que d’événements, que de changements en tout, à commencer par mes propres idées - ma situation, etc., etc. En vérité, il n’y a que mon amitié pour vous et votre famille que je retrouve en mon âme toujours la même, toujours pleine et entière.

26 Déc.

Votre lettre de change est prête et je vous l’enverrai la prochaine fois.

{Перевод:

Наконец, сударыня, я был утешен получением вашего письма от 27 ноября. Оно было около 4 недель в дороге. Мы не знали, что думать о вашем молчании. Не знаю, но полагаю, что вы в Пскове, и туда адресую это письмо. Матери моей лучше, но до выздоровления еще далеко. Она слаба, однако ж болезнь утихла. Отец всячески достоин жалости. Жена моя благодарит вас за память и поручает себя вашей дружбе. {Ребятишки также.} Желаю вам здоровья и хороших праздников; ничего не говорю о неизменной моей преданности.

Государь только что оказал свою милость большей части заговорщиков 1825 г., между прочим и моему бедному Кюхельбекеру. {По указу должен он быть поселен в южной части Сибири.} Край прекрасный, но мне бы хотелось, чтобы он был поближе к нам; и, может быть, ему позволят поселиться в деревне его сестры, г-жи Глинки. Правительство всегда относилось к нему с кротостью и снисходительностью.

Как подумаю, что уже 10 лет протекло со времени этого несчастного возмущения, мне кажется, что все я видел во сне. Сколько событий, сколько перемен во всем, начиная с моих собственных мнений, моего положения и проч., и проч. Право, только дружбу мою к вам и вашему семейству я нахожу в душе моей все тою же, всегда полной и нераздельной.

26 дек.

Ваше заемное письмо готово, и я вышлю его вам в следующий раз.}

679. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

31 декабря 1835 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Александр Христофорович,

Имею счастие повергнуть на рассмотрение его величества записки бригадира Моро де Бразе о походе 1711 года, с моими примечаниями и предисловием. Эти записки любопытны и дельны. Они важный исторический документ и едва ли не единственный (опричь Журнала самого Петра Великого).

Осмеливаюсь беспокоить Ваше сиятельство покорнейшею просьбою. Я желал бы в следующем, 1836 году издать четыре тома статей чисто литературных (как-то повестей, стихотворений etc.), исторических, ученых, также критических разборов русской и иностранной словесности; наподобие английских трехмесячных Reviews. Отказавшись от участия во всех наших журналах, я лишился и своих доходов. Издание таковой Review доставило бы мне вновь независимость, а вместе и способ продолжать труды, мною начатые. Это было бы для меня новым благодеянием государя.

Препоручая себя всегдашней Вашей благосклонности, честь имею быть с глубочайшим почтением и совершенной преданностию, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Александр Пушкин.

31 дек.1835.

СПб.

1836

680. Н. А. ДУРОВОЙ

19 января 1836 г. Из Петербурга в Елабугу

Милостивый государь

Александр Андреевич,

По последнему письму Вашему от 6-го января чрезвычайно меня встревожило. Рукописи Вашей я не получил, и вот какую подозреваю на то причину. Уехав в деревню на три месяца, я пробыл в ней только три недели, и принужден был наскоро воротиться в Петербург. Вероятно, Ваша рукопись послана в Псков. Сделайте милость, не гневайтесь на меня. Сейчас еду хлопотать; задержки постараюсь вознаградить.

Я было совсем отчаивался получить «Записки», столь нетерпеливо мною ожидаемые. Слава богу, что теперь попал на след.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть Вашим усерднейшим и покорнейшим слугою.

А. Пушкин.

19 янв. 1836.

681. П. В. НАЩОКИНУ

10-е числа января 1836 г. Из Петербурга в Москву

Мой любезный Павел Воинович,

Я не писал к тебе потому, что в ссоре с московскою почтою. Услышал я, что ты собирался ко мне в деревню. Радуюсь, что не собрался, потому что там меня бы ты не застал. Болезнь матери моей заставила меня воротиться в город. О тебе были разные слухи, касательно твоего выигрыша; но что истинно меня утешило, так это то, что все в голос оправдывали тебя, и тебя одного. Думаю побывать в Москве, коли не околею на дороге. Есть ли у тебя угол для меня? То-то бы наболтались! а здесь не с кем. Денежные мои обстоятельства плохи - я принужден был приняться за журнал. Не ведаю, как еще пойдет. Смирдин уже предлагает мне 15 000, чтоб я от своего предприятия отступился и стал бы снова сотрудником его «Библиотеки». Но хотя это было бы и выгодно, но не могу на то согласиться. Сенковский такая бестия, а Смирдин такая дура, что с ними связываться невозможно. Желал бы я взглянуть на твою семейственную жизнь и ею порадоваться. Ведь и я тут участвовал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни. Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились. Каковы твои дела? Что Кнерцер и твой жиденок-лекарь, которого Наталья Николаевна так не любит? А у ней пречуткое сердце. Смотри, распутайся с ними: это необходимо. Но обо всем этом после поговорим. До свидания, мой друг.

682. А. Н. МОРДВИНОВУ (?)

Вторая половина января - начало февраля 1836 г. Петербург

Je vous supplie de me pardonner mon importunité, mais comme je n’ai pu hier me justifier devant le ministre -

Mon ode a été envoyée à Moscou sans aucune explication. Mes amis n’en avaient aucune connaissance. Toute espèce d’allusion en est soigneusement éloignée. La partie satyrique porte sur la vile avidité d’un héritier, qui au moment de la maladie de son parent fait déjà mettre les scellés sur les effets qu’il convoite. J’avoue qu’une anecdote pareille avait été répandue et que j’ai recueilli une expression poétique échappée à ce sujet.

Il est impossible d’écrire une ode satyrique sans que la malignité n’y trouve tout de suite une allusion. Derjavine dans son «Вельможа» peignit un sybarite plongé dans la volupté sourd au cris du peuple, qui s’écrie

Мне миг покоя моего
Приятней, чем в исторьи веки.

On applica ces vers à Patemkine et à d’autres - cependant toutes ces déclamations étaient des lieux communs - qui avaient été répété mille fois. C’est à dire dans la satyre des vices les plus bas et les plus communs peints...

Au fond c’étaient des vices de grand seigneur et je ne puis savoir jusqu’à quel point Derjavine était innocent de toute personnalité.

Le public dans le portrait d’un vil avare, d’un drôle qui vole le bois de la couronne, qui présente à sa femme des comptes infidèles, d’un plat-pied qui devient bonne d’enfants chez les grands seigneurs, etc. - a, dit-on, reconnu un grand seigneur, un homme riche, un homme honoré d’une charge importante. -

Tant pis pour le public - il me suffit à moi de n’avoir pas (non seulement nommé) ni même insinué à qui que ce soit que mon ode...

Je demande seulement qu’on me prouve que je l’ai nommé - quel est le trait de mon ode qui puisse lui être appliqué ou bien - que j’ai insinué.

Tout cela est bien vague; toutes ces accusations sont des lieux communs.

Il m’importe peu que le public ait tort ou raison. Ce qui m’importe beaucoup c’est de prouver que jamais en aucune manière je n’ai insinué à personne que mon ode était dirigée contre qui que ce soit.

{Перевод:

Умоляю вас простить мне мою настойчивость, но так как вчера я не мог оправдаться перед министром...

Моя ода была послана в Москву без всякого объяснения. Мои друзья совсем не знали о ней. Всякого рода намеки тщательно удалены оттуда. Сатирическая часть направлена против гнусной жадности наследника, который во время болезни своего родственника приказывает уже наложить печати на имущество, которого он жаждет. Признаюсь, что подобный анекдот получил огласку и что я воспользовался поэтическим выражением, проскользнувшим на этот счет.

Невозможно написать сатирическую оду без того, чтобы злоязычие тотчас не нашло в ней намека. Державин в своем «Вельможе» нарисовал сибарита, утопающего в сластолюбии, глухого к воплям народа, и восклицающего

{Мне миг покоя моего
Приятней, чем в исторьи веки.}

Эти стихи применяли к Потемкину и к другим, между тем все эти выражения были общими местами, которые повторялись тысячу раз. Другими словами в сатире наиболее низменные и наиболее распространенные пороки, описанные...

В сущности то были пороки знатного вельможи, и я не догадываюсь, насколько Державин был неповинен в каких-либо личных нападках.

В образе низкого скупца, пройдохи, ворующего казенные дрова, подающего жене фальшивые счета, подхалима, ставшего нянькой в домах знатных вельмож, и т. д. - публика, говорят, узнала вельможу, человека богатого, человека, удостоенного важной должности.

Тем хуже для публики - мне же довольно того, что я (не только не назвал), но даже не намекнул кому бы то ни было, что моя ода...

Я прошу только, чтобы мне доказали, что я его назвал, - какая черта моей оды может быть к нему применена, или же, что я намекал.

Все это очень неопределенно; все эти обвинения суть общие места.

Мне неважно, права ли публика или не права. Что для меня очень важно, это - доказать, что никогда и ничем я не намекал решительно никому на то, что моя ода направлена против кого бы то ни было.}

683. С. С. ХЛЮСТИНУ

4 февраля 1836 г. В Петербурге

Monsieur,

Permettez-moi de redresser quelques points où vous me paraissez dans l’erreur. Je ne me souviens pas de vous avoir entendu citer quelque chose de l’article en question. Ce qui m’a porté à m’expliquer, peut-être, avec trop de chaleur, c’est la remarque que vous m’avez faite de ce que j’avais eu tort la veille de prendre au cœur les paroles de Senkovsky.

Je vous ai répondu: «Я не сержусь на Сенковского; но мне нельзя не досадовать, когда порядочные люди повторяют нелепости свиней и мерзавцев». Vous assimiler à des свиньи и мерзавцы est certes une absurdité, qui n’a pu ni m’entrer dans la tête, ni même m’échapper dans toute la pétulence d’une dispute.

A ma grande surprise, vous m’avez répliqué que vous preniez entièrement pour votre compte l’article injurieux de Senkovsky et notamment l’expression «обманывать публику».

J’étais d’autant moins préparé à une pareille assertation venant de votre part, que ni la veille, ni à notre dernière entrevue, vous ne m’aviez absolument rien dit qui eût rapport à l’article du journal. Je crus ne vous avoir pas compris et vous priais de vouloir bien vous expliquer, ce que vous fîtes dans les mêmes termes.

J’eus l’honneur alors de vous faire observer, que ce que vous veniez d’avancer devenait une toute autre question et je me tus. En vous quittant je vous dis que je ne pouvais laisser cela ainsi. Cela peut être regardé comme une provocation, mais non comme une menace. Car enfin, je suis obligé de le répéter: je puis ne pas donner suite à des paroles d’un Senkovsky, mais je ne puis les mépriser dès qu’un homme comme vous les prend sur soi. En conséquence je chargeais m-r Sobolévsky de vous prier de ma part de vouloir bien vous rétracter purement et simplement, ou bien de m’accorder la réparation d’usage. La preuve combien ce dernier parti me répugnait, c’est que j’ai dit nommément à Sobolévsky, que je n’exigeai pas d’excuse. Je suis fâché que m-r Sobolévsky a mis dans tout cela sa négligence ordinaire.

Quant à l’impolitesse que j’ai eue de ne pas vous saluer, lorsque vous m’avez quitté, je vous prie de croire que c’était une distraction tout-à-fait involontaire et dont je vous demande excuse de tout mon cœur.

J’ai l’honneur d’être, monsieur, votre très humble et très obéissant serviteur.

A. Pouchkine.

4 février.

{Перевод:

Милостивый государь,

Позвольте мне восстановить истину в отношении некоторых пунктов, где вы, кажется мне, находитесь в заблуждении. Я не припоминаю, чтобы вы цитировали что-либо из статьи, о которой идет речь. Заставило же меня выразиться с излишней, быть может, горячностью сделанное вами замечание о том, что я был не прав накануне, принимая близко к сердцу слова Сенковского.

Я вам ответил: {«Я не сержусь на Сенковского; но мне нельзя не досадовать, когда порядочные люди повторяют нелепости свиней и мерзавцев»}. Отождествлять вас с свиньями и мерзавцами - конечно, нелепость, которая не могла ни прийти мне в голову, ни даже сорваться с языка в пылу спора.

К великому моему изумлению, вы возразили мне, что вы всецело принимаете на свой счет оскорбительную статью Сенковского и в особенности выражение («обманывать публику»).

Я тем менее был подготовлен к такому заявлению с вашей стороны, что ни накануне, ни при нашей последней встрече вы мне решительно ничего не сказали такого, что имело бы отношение к статье журнала. Мне показалось, что я вас не понял, и я просил вас не отказать объясниться, что вы и сделали в тех же выражениях.

Тогда я имел честь вам заметить, что все только что высказанное вами совершенно меняет дело, и замолчал. Расставаясь с вами, я сказал, что так оставить это не могу. Это можно рассматривать как вызов, но не как угрозу. Ибо в конце концов я вынужден повторить: я могу оставить без последствий слова какого-нибудь Сенковского, но не могу пренебрегать ими, как только такой человек, как вы, присваивает их себе. Вследствие этого я поручил г-ну Соболевскому просить вас от моего имени не отказать просто-напросто взять ваши слова обратно или же дать мне обычное удовлетворение. Доказательством того, насколько последний исход был мне неприятен, служит именно то, что я сказал Соболевскому, что не требую извинений. Мне очень жаль, что г-н Соболевский отнесся ко всему этому со свойственной ему небрежностью.

Что касается невежливости, состоявшей будто бы в том, что я не поклонился вам, когда вы от меня уходили, то прошу вас верить, что то была рассеянность совсем невольная, в которой я от всего сердца прощу у вас извинения.

Имею честь быть, милостивый государь, ваш нижайший и покорнейший слуга

А. Пушкин.

4 февраля.}

684. Н. Г. РЕПНИНУ

5 февраля 1836 г. В Петербурге

Mon Prince,

C’est avec regret que je me vois contraint d’importuner Votre Excellence; mais gentilhomme et père de famille, je dois veiller à mon honneur et au nom que je dois laisser à mes enfants.

Je n’ai pas l’honneur d’être personnellement connu de Votre Excellence. Non seulement jamais je ne vous ai offensé, mais par des motifs à moi connus, je vous ai porté jusqu’à présent un sentiment vrai de respect et de reconnaissance.

Cependant un M-r Bogolubof a publiquement répété des propos outrageants pour moi, et cela comme venant de vous. Je prie Votre Excellence de vouloir bien me faire savoir à quoi je dois m’en tenir.

Je sais mieux que personne la distance qui me sépare de vous: mais vous qui êtes non seulement un grand seigneur, mais encore le représentant de notre ancienne et véritable noblesse à laquelle j’appartiens aussi, j’espère, que vous comprendrez sans peine l’impérieuse nécessité qui m’a dicté cette démarche.

Je suis avec respect de Votre Excellence

Le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

5 février 1836.

{Перевод:

Князь,

С сожалением вижу себя вынужденным беспокоить ваше сиятельство; но, как дворянин и отец семейства, я должен блюсти мою честь и имя, которое оставлю моим детям.

Я не имею чести быть лично известен вашему сиятельству. Я не только никогда не оскорблял вас, но по причинам, мне известным, до сих пор питал к вам искреннее чувство уважения и признательности.

Однако же некто г-н Боголюбов публично повторял оскорбительные для меня отзывы, якобы исходившие от вас. Прошу ваше сиятельство не отказать сообщить мне, как я должен поступить.

Лучше нежели кто-либо я знаю расстояние, отделяющие меня от вас; но вы не только знатный вельможа, но и представитель нашего древнего и подлинного дворянства, к которому и я принадлежу, вы поймете, надеюсь, без труда настоятельную необходимость, заставившую меня поступить таким образом.

С уважением остаюсь вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

5 февраля 1836.}

685. В. А. СОЛЛОГУБУ

Первые числа февраля 1836 г. В Петербурге

Vous vous êtes donné une peine inutile en me donnant une explication que je ne vous avais pas demandée. Vous vous êtes permis d’adresser à ma femme des propos indécents et vous vous êtes vanté de lui avoir dit des impertinences.

Les circonstances ne me permettent pas de me rendre à Twer avant la fin du mois de mars. Veuillez m’excuser.

{Перевод:

Вы взяли на себя напрасный труд, давая мне объяснение, которого я у вас не требовал. Вы позволили себе обратиться к моей жене с неприличными замечаниями и хвалились, что наговорили ей дерзостей.

Обстоятельства не позволяют мне отправиться в Тверь раньше конца марта месяца. Прошу меня извинить.}

686. H. Г. РЕПНИНУ

11 февраля 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь,

князь Николай Григорьевич,

Приношу Вашему сиятельству искреннюю, глубочайшую мою благодарность за письмо, коего изволили меня удостоить.

Не могу не сознаться, что мнение Вашего сиятельства касательно сочинений, оскорбительных для чести частного лица, совершенно справедливо. Трудно их извинить даже когда они написаны в минуту огорчения и слепой досад ы. Как забава суетного или развращенного ума, они были бы непростительны.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию есмь, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

11 февраля 1836.

687. А. А. ФУКС

20 февраля 1836 г. Из Петербурга в Казань

Милостивая государыня

Александра Андреевна,

Я столько перед Вами виноват, что не осмеливаюсь и оправдываться. Недавно возвратился я из деревни и нашел у себя письмо, коим изволили меня удостоить. Не понимаю, каким образом мой бродяга Емельян Пугачев не дошел до Казани, место для него памятное: видно, шатался по сторонам и загулялся по своей привычке. Теперь граф Апраксин снисходительно взялся доставить к Вам мою книгу. При сем извольте мне, милостивая государыня, препроводить к Вам и билет на получение «Современника», мною издаваемого. Смею ли надеяться, что Вы украсите его когда-нибудь произведениями пера Вашего?

Свидетельствую глубочайшее мое почтение любезному, почтенному Карлу Федоровичу, поручая себя Вашей и его благосклонности.

Честь имею быть с глубочайшим почтением и совершенною преданностию, милостивая государыня,

Вашим покорнейшим слугою

Александр Пушкин.

СПб.

20 февр. 1836.

688. П. П. КАВЕРИНУ

Февраль 1836 г. (?) В Петербурге

Mille pardons, mon cher Kaverine, si je vous fais faux bond - une circonstance imprévue me force à partir de suite.

{Перевод:

Тысяча извинений, милый Каверин, за то, что я не сдержу слова - непредвиденное обстоятельство заставляет меня удалиться немедленно.}

689. С. Д. НЕЧАЕВУ

Июнь 1827 г. - февраль (?) 1836 г. В Петербурге

Возвратите мне, любезный Сергей Дмитриевич, не посылку, но письмо: я забыл в нем сказать нужное. Когда в путь?

А. Пушкин.

690. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Февраль - начало марта 1836 г. В Петербурге

Я не очень здоров - и занят. Если вы сделаете мне милость ко мне пожаловать с г. Сахаровым, то очень меня обяжете. Жду вас с нетерпением.

А. П.

691. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Февраль - начало марта 1836 г. В Петербурге

Объявление готов поместить какое будет лишь вам по сердцу. Для 1 № «Современника» думаю взять «Загадки»; о мифологии еще не читал. На днях возвращу вам рукопись.

692. В. Д. СУХОРУКОВУ

14 марта (?) 1836 г. Из Петербурга в Пятигорск

Любезнейший Василий Дмитриевич.

Пишу к вам в комнате вашего соотечественника, милого молодого человека, от которого нередко получаю об вас известия. Сейчас сказал он мне, что вы женились. Поздравляю вас от всего сердца, желаю вам счастья, которое вы заслуживаете по всем отношениям. Заочно кланяюсь Ольге Васильевне и жалею, что не могу высказать ей все, что про вас думаю, и все, что знаю прекрасного.

Писал ли я вам после нашего разлучения в Арзерумском дворце? Кажется, что не писал; простите моему всегдашнему недосугу и не причисляйте мою леность к чему-нибудь иному. Теперь поговорим о деле. Вы знаете, что я сделался журналистом (это напоминает мне, что я не послал вам «Современника»; извините, - постараюсь загладить мою вину). Итак, сделавшись собратом Булгарину и Полевому, обращаюсь к вам с удивительным бесстыдством и прошу у вас статей. В самом деле, пришлите-ка мне что-нибудь из ваших дельных, добросовестных, любопытных произведений. В соседстве Бештау и Эльбруса живут и досуг и вдохновение. Между тем и о цене (денежной) не худо поговорить. За лист печатный я плачу по 200 руб. Не войдем ли мы и в торговые сношения.

Простите; весь ваш

А. П.

14 марта 1836.

СПб.

693. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Конец февраля - первая половина марта 1836 г. В Петербурге

Весьма и весьма доволен и благодарен. Если в неделю можно будет отпечатать по пяти листов, то это славно - и дело наше в шляпе. Корректуру «Путешествия» прикажите, однако, присылать ко мне. Тут много ошибок в рукописи. Что ваша повесть «Зизи»? Это славная вещь.

А. П.

694. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Около (не ранее) 17 марта 1836 г. В Петербурге

Ура! наша взяла. Статья Козловского прошла благополучно; сейчас начинаю ее печатать. Но бедный Тургенев!.. все политические комеражи его остановлены. Даже имя Фиески и всех министров вымараны; остаются одни православные буквы наших русских католичек да дипломаток. Однако я хочу обратиться к Бенкендорфу - не заступится ли он? Ты мне говорил о своих стихах к Потоцкой: получил ли ты их? по крайней мере не вспомнишь ли их?

А. П.

695. М. А. ДОНДУКОВУ-КОРСАКОВУ

18 марта 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь,

князь Михаил Александрович,

Пользуясь позволением, данным мне Вашим сиятельством, осмеливаюсь прибегнуть к Вам с покорнейшею просьбою.

Цензурный комитет не мог пропустить «Письма из Парижа» как статью, содержащую политические известия: для разрешения оной позволите ли, милостивый государь, обратиться мне к графу Бенкендорфу? или прикажете предоставить сие комитету?

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

18 марта 1836.

СПб.

696. А. Л. КРЫЛОВУ

20 - 22 марта 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь,

Александр Лукич,

Князь М. А. Корсаков писал мне, что «Письма из Парижа» будут рассмотрены в высшем комитете. Препровождаю их к Вам; одно замечание: «Письма из Парижа» Тургенева печатаются в «Московском наблюдателе» не как статьи политические, а литературные.

697. А. ЖОБАРУ

24 марта 1836 г. Из Петербурга в Москву

Monsieur, j’ai reçu avec un véritable plaisir votre charmante traduction de l’ode à Luculle et la lettre si flatteuse qui l’accompagne. Vos vers sont aussi jolis qu’ils sont malins, ce qui est beaucoup dire. S’il est vrai, comme vous le dites dans votre lettre, qu’on ait voulu légalement constater que vous aviez perdu l’esprit, il faut convenir, que depuis vous l’avez diablement retrouvé!

La bienveillance que vous paraissez me porter et dont je suis fier, m’autorise à vous parler en pleine confiance. Dans votre lettre à M-r le ministre de l’Instruction publique, vous semblez disposé à imprimer votre traduction en Belgique en y joignant quelques notes nécessaires, dites-vous, pour l’intelligence du texte: j’ose vous supplier, Monsieur, de n’en rien faire. Je suis fâché d’avoir imprimé une pièce que j’ai écrite dans un moment de mauvaise humeur. Sa publication a encouru le déplaisir de quelqu’un dont l’opinion m’est chère et que je ne puis braver sans ingratitude et sans folie. Soyez assez bon pour sacrifier le plaisir de la publicité à l’idée d’obliger un confrère. Ne faites pas revivre avec l’aide de votre talent une production qui sans cela tombera dans l’oubli qu’elle mérite. J’ose espérer que vous ne me refuserez pas la grâce que je vous demande, et vous prie de vouloir bien recevoir l’assurance de ma parfaite considération.

J’ai l’honneur d’être, Monsieur, Votre très humble et très obéissant serviteur.

A. Pouchkine.

24 Mars 1836.

St-Pétersbourg.

{Перевод:

Милостивый государь.

С истинным удовольствием получил я ваш прелестный перевод оды к Лукуллу и столь лестное письмо, ее сопровождающее. Ваши стихи столь же милы, сколько язвительны, а этим многое сказано. Если правда, как вы говорите в вашем письме, что хотели законным порядком признать вас потерявшим рассудок, то нужно согласиться, что с тех пор вы его чертовски приобрели.

Расположение, которое вы, по-видимому, ко мне питаете и которым я горжусь, дает мне право говорить с полным доверием. В вашем письме к г-ну министру народного просвещения вы, кажется, высказываете намерение напечатать ваш перевод в Бельгии, присоединив к нему несколько примечаний, необходимых, говорите вы, для понимания текста; осмеливаюсь умолять вас, милостивый государь, отнюдь этого не делать. Мне самому досадно, что я напечатал пьесу, написанную в минуту дурного расположения духа. Ее опубликование навлекло на меня неудовольствие кое-кого, мнением которого я дорожу и пренебречь которым не могу, не оказавшись неблагодарным и безрассудным. Будьте настолько добры пожертвовать удовольствием гласности ради мысли оказать услугу собрату. Не воскрешайте с помощью вашего таланта произведения, которое без этого впадет в заслуженное им забвение. Смею надеяться, что вы не откажете мне в любезности, о которой я прошу; вместе с тем покорно прошу вас принять уверения в моем совершенном уважении.

Имею честь быть, милостивый государь, ваш покорнейший и нижайший слуга.

А. Пушкин.

24 марта 1836. С.-Петербург.}

698. С. Н. ГЛИНКЕ

Около (не позднее) 26 марта 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

Сергей Николаевич,

Искренно благодарю Вас за любезное письмо Ваше (извините галлицизм). «Современник» мой еще не вышел - а выйдет со временем. Вы первый его получите.

Как адресовать письма к Федору Николаевичу? Весь Ваш

А. Пушкин.

699. В. А. ДУРОВУ

17 и 27 марта 1836 г. Из Петербурга в Елабугу

Милостивый государь

Василий Андреевич,

Очень благодарю Вас за присылку записок и за доверенность, Вами мне оказанную. Вот мои предположения: I) Я издаю журнал: во второй книжке оного (то есть в июле месяце) напечатаю я «Записки о 12 годе» (все или часть их) и тотчас перешлю Вам деньги по 200 р. за лист печатный. II) Дождавшись других записок брата Вашего, я думаю соединить с ними и Записки о 12 годе; таким образом книжка будет толще и, следственно, дороже.

«Полные записки», вероятно, пойдут успешно после того, как я о них протрублю в своем журнале. Я готов их и купить и напечатать в пользу автора - как ему будет угодно и выгоднее. Во всяком случае, будьте уверены, что приложу все возможное старание об успехе общего дела.

Братец Ваш пишет, что летом будет в Петербурге. Ожидаю его с нетерпением. Прощайте, будьте счастливы и дай бог Вам разбогатеть с легкой ручки храброго Александрова, которую ручку прошу за меня поцеловать.

Весь Ваш

А. Пушкин.

17 марта 1836.

СПб.

Сейчас прочел переписанные «Записки»: прелесть! живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомнителен.

27 марта.

700. ДЖОРДЖУ БОРРО

Конец октября 1835 г. - март 1836 г. В Петербурге

Александр Пушкин с глубочайшей благодарностью получил книгу господина Борро и сердечно жалеет, что не имел чести лично с ним познакомиться.

701. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Начало апреля 1836 г. В Петербурге

У меня в 1 № не будет ни одной строчки вашего пера. Грустно мне; но времени нам недостало - а за меня приятели мои дали перед публикой обет выдать «Современник» на Фоминой.

Думаю 2 № начать статьею вашей, дельной, умной и сильной и которую хочется мне наименовать «О вражде к просвещению»; ибо в том же № хочется мне поместить и «Разбор Постоялого двора» под названием «О некоторых романах». Разрешаете ли вы?

О Сегиеле, кажется, задумалась цензура. Но я не очень им доволен - и к тому же как отрывок он в печати может повредить изданию полного вашего произведения.

Я еду во вторник. Увижу ли вас дотоле?

Весь ваш

А. П.

«Разговор недовольных» не поместил я потому, что уже сцены Гоголя были у меня напечатаны - и что вы могли друг другу повредить в эффекте.

702. M. A. ДОНДУКОВУ-КОРСАКОВУ

6 апреля 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

князь Михаил Александрович,

Осмеливаюсь обратиться к Вашему сиятельству с покорнейшею просьбою.

Конечно, я не имею права жаловаться на строгость цензуры: все статьи, поступившие в мой журнал, были пропущены. Но разрешением оных обязан я единственно благосклонному снисхождению Вашего сиятельства, ибо цензор, г. Крылов, сам от себя не мог решиться их пропустить. Чувствуя в полной мере цену покровительства, Вами мне оказанного, осмеливаюсь, однако ж, заметить, во-первых, что мне совестно и неприлично поминутно беспокоить Ваше сиятельство ничтожными запросами, между тем как я желал бы пользоваться правом, Вами мне данным, только в случаях истинно затруднительных и в самом деле требующих разрешения высшего начальства; во-вторых, что таковая двойная цензура отымает у меня чрезвычайно много времени, так что мой журнал не может выходить в положенный срок. Не жалуюсь на излишнюю мнительность моего цензора; знаю, что на нем лежит ответственность, может быть, не ограниченная Цензурным уставом; но осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о дозволении выбрать себе еще одного цензора; дабы таким образом вдвое ускорить рассматривание моего журнала, который без того остановится и упадет.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

6 апреля 1836.

СПб.

703. M. П. ПОГОДИНУ

14 апреля 1836 г. Из Михайловского в Москву

Милостивый государь

Михайло Петрович,

Пишу к Вам из деревни, куда заехал вследствие печальных обстоятельств. Журнал мой вышел без меня, и, вероятно, Вы его уж получили. Статья о Ваших афоризмах писана не мною, и я не имел ни времени, ни духа ее порядочно рассмотреть. Не сердитесь на меня, если Вы ею недовольны. Не войдете ли Вы со мною в сношения литературные и торговые? В таком случае прошу от Вас объявить без обиняков Ваши требования. Если увидите Надеждина, благодарите его от меня за «Телескоп». Пошлю ему «Современник». Сегодня еду в Петербург. А в Москву буду в мае - порыться в архиве и свидеться с Вами.

Весь Ваш А. П.

14 апр.

Михайловское.

704. H. M. ЯЗЫКОВУ

14 апреля 1836 г. Из Голубова в Языково

Отгадайте, откуда пишу к Вам, мой любезный Николай Михайлович? из той стороны

- где вольные живали etc., -

где ровно тому десять лет пировали мы втроем - Вы, Вульф и я; где звучали Ваши стихи, и бокалы с Емкой, где теперь вспоминаем мы Вас - и старину. Поклон Вам от холмов Михайловского, от сеней Тригорского, от волн голубой Сороти, от Евпраксии Николаевны, некогда полувоздушной девы, ныне дебелой жены, в пятый раз уже брюхатой, и у которой я в гостях. Поклон Вам ото всего и ото всех Вам преданных сердцем и памятью!

Алексей Вульф здесь же, отставной студент и гусар, усатый агроном, тверской Ловлас - по-прежнему милый, но уже перешагнувший за тридцатый год. Пребывание мое во Пскове не так шумно и весело ныне, как во время моего заточения, во дни, как царствовал Александр; но оно так живо мне Вас напомнило, что я не мог не написать Вам несколько слов в ожидании, что и Вы откликнетесь. Вы получите мой «Современник»; желаю, чтоб он заслужил Ваше одобрение. Из статей критических моя одна: о Кониском. Будьте моим сотрудником непременно. Ваши стихи: вода живая; Послание к Давыдову - прелесть! Наш боец чернокудрявый окрасил было свою седину, замазав и свой белый локон, но после Ваших стихов опять его вымыл - и прав. Это знак благоговения к поэзии. Прощайте - пишите мне, да кстати уж напишите и к Вяземскому ответ на его послание, напечатанное в «Новоселье» (помнится) и о котором Вы и слова ему не молвили. Будьте здоровы и пишите. То есть: Живи и жить давай другим.

Весь Ваш А. П.

14 апр.

Пришлите мне ради бога стих об Алексее божием человеке и еще какую-нибудь легенду. Нужно.

705. А. А. КРАЕВСКОМУ

Около 20 апреля 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Андреевич¹,

Вчера был я у Вас и не имел удовольствия застать Вас дома. Завтра явлюсь к Вам поутру. Не имею слов для изъяснения глубочайшей моей благодарности - Вам и князю Одоевскому. До свидания.

Весь Ваш А. П.

706. А. Н. МОРДВИНОВУ

28 апреля 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

Александр Николаевич,

Спешу препроводить к Вашему превосходительству полученное мною письмо. Мне вручено оное тому с неделю, по моему возвращению с прогулки, оно было просто отдано моим людям безо всякого словесного препоручения неизвестно кем. Я полагал, что письмо доставлено мне с Вашего ведома.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

28 апр. 1836.

СПб.

707. М. А. ДОНДУКОВУ-КОРСАКОВУ

Вторая половина (после 18) апреля 1836 г. В Петербурге

Письмо, коего Ваше сиятельство удостоили меня, и статью о взятии Дрездена имел я счастие получить.

Хотя цензура и не могла допустить к печати оправдание генерала Давыдова, - тем не менее, милостивый государь, благодарен я Вашему сиятельству за внимание, коим изволили почтить мою покорнейшую просьбу.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию

708. H. H. ПУШКИНОЙ

4 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург

4 мая. Москва, у Нащокина - противу Старого Пимена, дом г-жи Ивановой.

Вот тебе, царица моя, подробное донесение: путешествие мое было благополучно. 1-го мая переночевал я в Твери, а 2-го ночью приехал сюда. Я остановился у Нащокина. Il est logé en petite maîtresse¹. Жена его очень мила. Он счастлив и потолстел. Мы, разумеется, друг другу очень обрадовались и целый вчерашний день проболтали бог знает о чем. Я успел уже посетить Брюллова. Я нашел его в мастерской какого-то скульптора, у которого он живет. Он очень мне понравился. Он хандрит, боится русского холода и прочего, жаждет Италии, а Москвой очень недоволен. У него видел я несколько начатых рисунков и думал о тебе, моя прелесть. Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? невозможно, чтоб он, увидя тебя, не захотел срисовать тебя; пожалуйста, не прогони его, как прогнала ты пруссака Криднера. Мне очень хочется привезти Брюллова в Петербург. А он настоящий художник, добрый малый, и готов на все. Здесь Перовский его было заполонил; перевез к себе, запер под ключ и заставил работать. Брюллов насилу от него удрал. Домик Нащокина доведен до совершенства - недостает только живых человечков. Как бы Маша им радовалась! Вот тебе здешние новости. Окулова, долгоносая певица, вчера вышла за вдовца Дьякова. Сестра ее Варвара сошла с ума от любви. Она была влюблена и надеялась выйти замуж. Надежда не сбылась. Она впала в задумчивость, стала заговариваться. Свадьба сестры совершенно ее помутила. Она убежала к Троице. Ее насилу поймали и увезли. Мне очень жаль ее. Надеются, что у ней белая горячка, но вряд ли. Видел я свата нашего Толстого; дочь у него также почти сумасшедшая, живет в мечтательном мире, окруженная видениями, переводит с греческого Анакреона и лечится омеопатически. Чаадаева, Орлова, Раевского и Наблюдателей (которых Нащокин называет les treize²) еще не успел видеть. С Наблюдателями и книгопродавцами намерен я кокетничать и постараюсь как можно лучше распорядиться с «Современником». - Вот является Нащокин, и я для него оставляю тебя. Целую и благословляю тебя и ребят. Кланяюсь дамам твоим. Здесь говорят уже о свадьбе Marie Wiazemsky - я секретничаю покамест. Прости - мой друг - целую тебя еще раз.

709. H. Н. ПУШКИНОЙ

6 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург

Вот уж три дня как я в Москве, и все еще ничего не сделал: архива не видал, с книгопродавцами не сторговался, всех визитов не отдал, к Солнцевым на поклонение не бывал. Что прикажешь делать? Нащокин встает поздно, я с ним забалтываюсь - глядь, обедать пора, а там ужинать, а там спать - и день прошел. Вчера был у Дмитриева, у Орлова, Толстого; сегодня собираюсь к остальным. Поэт Хомяков женится на Языковой, сестре поэта. Богатый жених, богатая невеста. Какие бы тебе московские сплетни передать? что-то их много, да не вспомню. Что Москва говорит о Петербурге, так это умора. Например: есть у вас некто Савельев, кавалергард, прекрасный молодой человек, влюблен он в Idalie Политику и дал за нее пощечину Гринвальду. Савельев на днях будет расстрелян. Вообрази, как жалка Idalie! И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих, однако ж видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостию, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение вашего пола. Чтоб чем-нибудь полакомить Москву, которая ждет от меня, как от приезжего, свежих вестей, я рассказываю, что Александр Карамзин (сын историографа) хотел застрелиться из любви pour une belle brune^l, но что по счастью пуля вышибла только передний зуб. Однако полно врать. Пошли ты за Гоголем и прочти ему следующее: видел я актера Щепкина, который ради Христа просит его приехать в Москву прочесть «Ревизора». Без него актерам не спеться. Он говорит, комедия будет карикатурна и грязна (к чему Москва всегда имела поползновение). С моей стороны я то же ему советую: не надобно, чтоб «Ревизор» упал в Москве, где Гоголя более любят, нежели в Петербурге. При сем пакет к Плетневу, для «Современника»; коли цензор Крылов не пропустит, отдать в комитет и, ради бога, напечатать во 2 №. Жду письма от тебя с нетерпением; что твое брюхо, и что твои деньги? Я не раскаиваюсь в моем приезде в Москву, а тоска берет по Петербургу. На даче ли ты? Как ты с хозяином управилась? что дети? Экое горе! Вижу, что непременно нужно иметь мне 80 000 доходу. И буду их иметь. Недаром же пустился в журнальную спекуляцию - а ведь это все равно что золотарство, которое хотела взять на откуп мать Безобразова: очищать русскую литературу есть чистить нужники и зависеть от полиции. Того и гляди что... Черт их побери! У меня кровь в желчь превращается. Целую тебя и детей. Благословляю их и тебя. Дамам кланяюсь.

710. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

7 мая 1836 г. В Москве

Вот в чем дело:

Рязанским губернаторам было сделано представление (№ 11 483) касательно пенсии, следующей вдове Степана Савельевича Губанова, губернского землемера. Жена его в крайности и просит ускорить время получения оной пенсии.

Пожалуйста, мой милый, сделай это через Д. В. Дашкова, от которого дело это зависит. Очень обяжешь и Окулова, у которого пишу тебе эту записку и который о том же тебя просит.

А. Пушкин.

7 мая.

711. H. H. ПУШКИНОЙ

10 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург

Сейчас получил от тебя письмо, и так оно меня разнежило, что спешу переслать тебе 900 р. - Ответ напишу тебе после, теперь покамест прощай. У меня сидит Иван Николаевич.

712. H. H. ПУШКИНОЙ

11 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург

Очень, очень благодарю тебя за письмо твое, воображаю твои хлопоты, и прошу прощения у тебя за себя и книгопродавцев. Они ужасный моветон, как говорит Гоголь, то есть хуже нежели мошенники. Но бог нам поможет. Благодарю и Одоевского за его типографические хлопоты. Скажи ему, чтоб он печатал как вздумает - порядок ничего не значит. Что записки Дуровой? пропущены ли цензурою? они мне необходимы - без них я пропал. Ты пишешь о статье гольцовской. Что такое? кольцовской или гоголевской? - Гоголя печатать, а Кольцова рассмотреть. Впрочем, это неважно. Вчера был у меня Иван Николаевич. Он уверяет, что дела его идут хорошо. Впрочем, Дмитрий Николаевич лучше его это знает. Жизнь моя пребеспутная. Дома не сижу - в архиве не роюсь. Сегодня еду во второй раз к Малиновскому. На днях обедал я у Орлова, у которого собрались московские Наблюдатели, между прочим жених Хомяков. Орлов умный человек и очень добрый малый, но до него я как-то не охотник по старым нашим отношениям; Раевский (Александр), который прошлого разу казался мне немного приглупевшим, кажется, опять оживился и поумнел. Жена его собою не красавица - говорят, очень умна. Так как теперь к моим прочим достоинствам прибавилось и то, что я журналист, то для Москвы имею я новую прелесть. Недавно сказывают мне, что приехал ко мне Чертков. Отроду мы друг к другу не езжали. Но при сей верной оказии вспомнил он, что жена его мне родня, и потому привез мне экземпляр своего «Путешествия в Сицилию». Не побранить ли мне его en bon parent?¹ Вчера ужинал у князя Федора Гагарина и возвратился в 4 часа утра - в таком добром расположении, как бы с бала. Нащокин здесь одна моя отрада. Но он спит до полудня, а вечером едет в клоб, где играет до света. Чаадаева видел всего раз. Письмо мое похоже на тургеневское - и может тебе доказать разницу между Москвою и Парижем. Еду хлопотать по делам «Современника». Боюсь, чтоб книгопродавцы не воспользовались моим мягкосердием и не выпросили себе уступки вопреки строгих твоих предписаний. Но постараюсь оказать благородную твердость. Был я у Солнцевой. Его здесь нет, он в деревне. Она зовет отца к себе в деревню на лето. Кузинки пищат, как галочки. Был я у Перовского, который показывал мне недоконченные картины Брюллова. Брюллов, бывший у него в плену, от него убежал и с ним поссорился. Перовский показывал мне Взятие Рима Гензериком (которое стоит Последнего дня Помпеи), приговаривая: заметь, как прекрасно подлец этот нарисовал этого всадника, мошенник такой. Как он умел, эта свинья, выразить свою канальскую, гениальную мысль, мерзавец он, бестия. Как нарисовал он эту группу, пьяница он, мошенник. Умора. Ну прощай. Целую тебя и ребят, будьте здоровы. Христос с вами.

11 мая.

713. К. А. ПОЛЕВОМУ

11 мая 1836 г. В Москве

Милостивый государь

Ксенофонт Алексеевич,

Я не отвечал на последнее письмо Ваше, надеясь лично с Вами увидеться. Книгопродавец Фариков доставил мне книгу, которую сделали Вы мне честь прислать на мое имя. Что касается до «Современника», то Фариков не захотел взять его от меня, переслав Вам его сам от себя. Деньги (275 р.), о которых Вы мне изволите писать, также мне им не доставлены. Покорнейше прошу, если впредь угодно будет Вам иметь дело со мною, ничего не поручать г. Фарикову, ибо он, кажется, человек ненадежный и неаккуратный.

С истинным почтением честь имею быть

Вашим покорнейшим слугою.

А. Пушкин.

11 мая.

714. H. H. ПУШКИНОЙ

14 и 16 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург

Что это, женка? так хорошо было начала и так худо кончила! Ни строчки от тебя; уж не родила ли ты? сегодня день рождения Гришки, поздравляю его и тебя. Буду пить за его здоровье. Нет ли у него нового братца или сестрицы? погоди до моего приезда. А я уж собираюсь к тебе. В архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть, что тогда с тобою будет? А я тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму. Жизнь моя в Москве степенная и порядочная. Сижу дома - вижу только мужеск пол. Пешком не хожу, не прыгаю - и толстею. На днях звал меня обедать Чертков, приезжаю - а у него жена выкинула. Это нам не помешало отобедать очень скучно и очень дурно. С литературой московскою кокетничаю как умею; но Наблюдатели меня не жалуют. Любит меня один Нащокин. Но тинтере мой соперник, и меня приносят ему в жертву. Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь, как они могут быть так порядочны в печати и так глупы в разговоре. Признайся: так ли и со мною? право, боюсь. Баратынский, однако ж, очень мил. Но мы как-то холодны друг ко другу. Зазываю Брюллова к себе в Петербург - но он болен и хандрит. Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности; я говорю: у меня дома есть красавица, которую когда-нибудь мы вылепим. Видел я невесту Хомякова. Не разглядел в сумерках. Она, как говорил покойный Гнедич, pas un bel femme, но une jolie figurlette¹. Прощай, на минуту: ко мне входят два буфона. Один майор-мистик; другой пьяница-поэт; оставляю тебя для них.

14 мая.

Насилу отделался от буфонов - в том числе от Норова. Все зовут меня обедать, а я всем отказываю. Начинаю думать о выезде. Ты уж, вероятно, в своем

А. П.

Я получил от тебя твое премилое письмо - отвечать некогда - благодарю и целую тебя, мой ангел.

16 мая.

715. Н. H. ПУШКИНОЙ

18 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург

Жена, мой ангел, хоть и спасибо за твое милое письмо, а все-таки я с тобою побранюсь: зачем тебе было писать: это мое последнее письмо, более не получишь. Ты меня хочешь принудить приехать к тебе прежде 26. Это не дело. Бог поможет, «Современник» и без меня выйдет. А ты без меня не родишь. Можешь ли ты из полученных денег дать Одоевскому 500? Нет? Ну, пусть меня дождутся - вот и все. Новое твое распоряжение, касательно твоих доходов, касается тебя, делай как хочешь; хоть, кажется, лучше иметь дело с Дмитрием Николаевичем, чем с Натальей Ивановной. Это я говорю только dans l’intérêt de М-r Durier et M-me Sichler;¹ a мне все равно. Твои петербургские новости ужасны. То, что ты пишешь о Павлове, помирило меня с ним. Я рад, что он вызывал Апрелева. - У нас убийство может быть гнусным расчетом: оно избавляет от дуэля и подвергается одному наказанию - а не смертной казни. Утопление Столыпина - ужас! неужто невозможно было ему помочь? У нас в Москве все слава богу смирно: бой Киреева с Яром произвел великое негодование в чопорной здешней публике. Нащокин заступается за Киреева очень просто и очень умно: что за беда, что гусарский поручик напился пьян и побил трактирщика, который стал обороняться? Разве в наше время, когда мы били немцев на Красном кабачке, и нам не доставалось, и немцы получали тычки сложа руки? По мне драка Киреева гораздо простительнее, нежели славный обед ваших кавалергардов и благоразумие молодых людей, которым плюют в глаза, а они утираются батистовым платком, смекая, что если выйдет история, так их в Аничков не позовут. Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург скрепя сердце; боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи еще порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры и мне говорили: vous avez trompé² и тому подобное. Что же теперь со мною будет? Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина и Николая Полевого, как на шпиона; черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом! Весело, нечего сказать. Прощай, будьте здоровы. Целую тебя.

18.

716. П. В. НАЩОКИНУ

27 мая 1836 г. Из Петербурга в Москву

Любезный мой Павел Воинович,

Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда. Она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай бог не сглазить, все идет хорошо. Теперь поговорим о деле. Я оставил у тебя два порожних экземпляра «Современника». Один отдай князю Гагарину, а другой пошли от меня Белинскому (тихонько от Наблюдателей. NB.) и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться. Во-вторых, я забыл взять с собою твои «Записки»; перешли их, сделай милость, поскорее. В-третьих, деньги, деньги! Нужно их до зарезу. -

Путешествие мое было благополучно, хотя три раза чинил я коляску, но слава богу - на месте, то есть на станции, и не долее 2-х часов en tout¹.

Второй № «Современника» очень хорош, и ты скажешь мне за него спасибо. Я сам начинаю его любить, и, вероятно, займусь им деятельно. Прощай, будь счастлив в тинтере и в прочем. Сердечно кланяюсь Вере Александровне. Ее комиссий сделать еще не успел. На днях буду хлопотать.

27 мая.

Вот тебе анекдот о моем Сашке. Ему запрещают (не знаю зачем) просить, чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: Азя! дай мне чаю: я просить не буду.

717. Д. В. ДАВЫДОВУ

20-е числа мая 1836 г. Из Петербурга в Москву

Я сейчас из Москвы -

Статью о Дрездене не могу тебе прислать прежде нежели ее не напечатают, ибо она есть цензурный документ. Успеешь наглядеться на ее благородные раны.

Покамест благодарю за позволение напечатать ее и в настоящем ее виде. А жаль, что не тиснули мы ее во 2-м № «Современника», который будет весь полон Наполеоном? куда бы кстати тут же было заколоть у подножия Вандомской колонны генерала Винценгероде как жертву примирительную! - я было и рукава засучил! Вырвался, проклятый; бог с ним, черт его побери.

Вяземский советует мне напечатать «Твои очи» без твоего позволения. Я бы рад, да как-то боюсь. Как думаешь - ведь можно бы - без имени?..

От Языкова жду писем.

718. Л. С. ПУШКИНУ

3 июня 1836 г. Из Петербурга в Тифлис

Вот тебе короткий расчет нашего предполагаемого раздела:

80 душ и 700 десятин земли в Псковской губернии стоят (полагая 500 р. за душу вместо обыкновенной цены 400 р.)

Отец наш отказался от своей части и предоставил ее сестре.

Прежде сентября месяца мы ничего не успеем сделать.

Напиши, какие у тебя долги в Тифлисе, и если успеешь, то купи свои векселя, покамест кредиторы твои не узнали о твоем наследстве.

Из письма твоего к Николаю Ивановичу вижу, что ты ничего не знаешь о своих делах: твой вексель, данный Болтину, мною куплен, долг Плещееву заплочен (кроме 30 червонцев, о которых он писал ко мне, когда уже отказался я от управления нашим имением). Долг Николаю Ивановичу также заплочен. Из мелочных не заплочен долг Гута. И некоторые другие, которые ты знаешь, говорит мне Николай Иванович.

3 июня.

Мнение мое: эти 15 000 рассрочить тебе на 3 года - ибо, вероятно, тебе деньги нужны и ты на получение доходов с половины Михайловского согласиться не можешь. - О положенном тебе отцом буду с ним говорить, хоть это, вероятно, ни к чему не поведет. Отдавая ему имение, я было выговорил для тебя независимые доходы с половины Кистенева. Но, видно, отец переменил свои мысли. Я же ни за что не хочу более вмешиваться в управление или разорение имения отцовского.

719. А. А. КРАЕВСКОМУ

6 июня 1836 г. В Петербурге

В статье Вяземского о Юлии Кесаре и Наполеоне есть ошибки противу языка в собственных именах. Например: Тарквин вместо Тарквиний, парфы вместо парфяне. Тиверий вместо Тиберий - и другие. Исправьте, сделайте милость, если заметите.

6 июня.

720. H. A. ДУРОВОЙ

Около 10 июня 1836 г. Из Петербурга в Елабугу

Вот начало Ваших записок. Все экземпляры уже напечатаны и теперь переплетаются. Не знаю, возможно ли будет остановить издание. Мнение мое, искренное и бескорыстное - оставить как есть. «Записки амазонки» как-то слишком изысканно, манерно, напоминает немецкие романы. «Записки Н. А. Дуровой» - просто, искренне и благородно. Будьте смелы - вступайте на поприще литературное столь же отважно, как и на то, которое Вас прославило. Полумеры никуда не годятся.

Весь Ваш А. П.

Дом мой к Вашим услугам. На Дворцовой набережной, дом Баташева у Прачечного мосту.

721. И. И. ДМИТРИЕВУ

14 июня 1836 г. Из Петербурга в Москву

Милостивый государь Иван Иванович, возвратясь в Петербург, имел я счастие найти у себя письмо от вашего высокопревосходительства. Батюшка поручил мне засвидетельствовать глубочайшую свою благодарность за участие, принимаемое вами в несчастии, которое нас постигло.

Благосклонный ваш отзыв о «Современнике» ободряет меня на поприще, для меня новом. Постараюсь и впредь оправдать ваше доброе мнение.

Замечание о вашем омониме украсит второй № «Современника» и будет напечатано слово в слово. Ваш Созий не сын Юпитера, и его встреча с вами для него невыгодна во всех отношениях.

Дай бог вам здоровье и многие лета! Переживите молодых наших словесников, как ваши стихи переживут молодую нашу словесность.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, вашего высокопревосходительства покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

14 июня.

СПб.

722. И. М. ПЕНЬКОВСКОМУ

14 июня 1836 г. Из Петербурга в Болдино

Возвратясь из Москвы, нашел я у себя письмо Ваше. Надеюсь, что квитанция из московского совета Вами уже получена. Оброка прибавлять не надобно. Если можно и выгодно Кистенево положить на пашню, то с богом. Но вряд ли это возможно будет.

Батюшка намерен нынешний год побывать у вас; но вряд ли сберется. Жить же в Болдине, вероятно, не согласится. Если не останется он в Москве, то, думаю, поселится в Михайловском.

Очень благодарен Вам за Ваши попечения о нашем имении. Знаю, что в прошлом году Вы остановили батюшку в его намерении продать это имение и тем лишить если не меня, то детей моих последнего верного куска хлеба. Будьте уверены, что я никогда этого не забуду.

А. П.

14 июня 1836 г.

СПб.

О Михайле и его семье буду к Вам писать.

723. H. И. УШАКОВУ

Около 14 июня 1836 г. В Петербурге

Возвратясь из Москвы, имел я честь получить вашу книгу - и с жадностию ее прочел.

Не берусь судить о ней как о произведении ученого военного человека, но восхищаюсь ясным, красноречивым и живописным изложением. Отныне имя покорителя Эривани, Арзрума и Варшавы соединено будет с именем его блестящего историка. С изумлением увидел я, что вы и мне даровали бессмертие - одною чертою вашего пера. Вы впустили меня в храм славы, как некогда граф Эриванский позволил мне въехать вслед за ним в завоеванный Арзрум.

С глубочайшим etc.

724. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Конец мая - первая половина июня 1836 г. В Петербурге

Поздравляю с благополучным возвращением из-под цензуры. Посылаю «Фонвизина». Послания Хвостова не имею, да и не видывал. Знаешь ли ты, что Фонвизин написал феологический памфлет: «Аввакум Скитник»?

725. А. А. КРАЕВСКОМУ

18 июня 1836 г. В Петербурге

Я разрешил типографии печатать «Париж» прежде последних двух статей: «О Ревизоре» и «О новых книгах», ибо «Париж», благо, готов; а те еще не переписаны и в тисках у Крылова не бывали. Простите, будьте здоровы, так и мы будем живы.

Весь Ваш А. П.

18 июня.

726. Н. А. ДУРОВОЙ

Около (не ранее) 25 июня 1836 г. Из Петербурга в Елабугу

Очень вас благодарю за ваше откровенное и решительное письмо. Оно очень мило, потому что носит верный отпечаток вашего пылкого и нетерпеливого характера. Буду отвечать вам по пунктам, как говорят подьячие.

1) «Записки» ваши еще переписываются. Я должен был их отдать только такому человеку, в котором мог быть уверен. Оттого дело и замешкалось.

2) Государю угодно было быть моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие. Вы, конечно, будете исключением, но для сего нужен предлог, и о том-то и хотелось мне с вами переговорить, дабы скоростью не перепортить дела.

3) Вы со славою перешли одно поприще; вы вступаете на новое, вам еще чуждое. Хлопоты сочинителя вам непонятны. Издать книгу нельзя в одну неделю; на то требуется по крайней мере месяца два. Должно рукопись переписать, представить в цензуру, обратиться в типографию и проч. и проч.

4) Вы пишете мне: действуйте или дайте мне действовать. Как скоро получу рукопись переписанную, тотчас и начну. Это не может и не должно мешать вам действовать с вашей стороны. Моя цель - доставить вам как можно более выгоды и не оставить вас в жертву корыстолюбивым и неисправным книгопродавцам.

5) Ехать к государю на маневры мне невозможно по многим причинам. Я даже думал обратиться к нему в крайнем случае, если цензура не пропустит ваших «Записок». Это объясню я вам, когда буду иметь счастие вас увидеть лично.

Остальные 500 рублей буду иметь вам честь доставить к 1-му июлю. У меня обыкновенно (как и у всех журналистов) платеж производится только по появлении в свет купленной статьи.

Я знаю человека, который охотно купил бы ваши записки; но, вероятно, его условия будут выгоднее для него, чем для вас. Во всяком случае, продадите ли вы их или будете печатать от себя, все хлопоты издания, корректуры и проч. извольте возложить на меня. Будьте уверены в моей преданности и ради бога не спешите осуждать мое усердие.

С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь,

вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

Р. S. На днях выйдет 2-й № «Современника». Тогда я буду свободнее и при деньгах.

727. А. А. КРАЕВСКОМУ

Вторая половина июня 1836 г. В Петербурге

Муравьев заметил важную ошибку в своей сцене: целый стих выпущен -

Кто за великого магистра?
Князь Боэмунд: Я!

(стр. 163)

Что нам делать? перепечатать ли страницу или поместить в Errata?¹

728. И. А. ЯКОВЛЕВУ

9 июля 1836 г. В Петербурге

Любезный Иван Алексеевич,

Я так перед тобою виноват, что и не оправдываюсь. Деньги ко мне приходили и уходили между пальцами - я платил чужие долги, выкупал чужие имения - а свои долги остались мне на шее. Крайне расстроенные дела сделали меня несостоятельным... и я принужден у тебя просить еще отсрочки до осени. Между тем поздравляю тебя с приездом. Где бы нам увидеться? я в трауре и не езжу никуда, но рад бы тебя встретить, хоть ты мой и заимодавец. Надеюсь на твое слишком испытанное великодушие.

Весь твой А. Пушкин.

9 июля 1836.

Кам. Остр.

729. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

13 июля 1836 г. Из Петербурга в Михайловское

Я очень знал, что приказчик плут, хотя, признаюсь, не подозревал в нем такой наглости. Вы прекрасно сделали, что его прогнали и что взялись сами хозяйничать. Одно плохо; по письму Вашему вижу, что, вопреки моему приказанию, приказчик успел уже все распродать. Чем же будете Вы жить покамест? Ей-богу не ведаю. Ваш Полонский ко мне не являлся. Но так как я еще не имею доверенности от Льва Сергеевича, то я его и не отыскивал. Однако где мне найти его, когда будет до него нужда. Батюшка уехал из Петербурга 1-го июля - и я не получал об нем известия. Письмо сестры перешлю к нему, коль скоро узнаю, куда к нему писать. Что ее здоровье? От всего сердца обнимаю ее. Кланяюсь также милой и почтенной моей Прасковье Александровне, которая совсем меня забыла. Здесь у меня голова кругом идет, думаю приехать в Михайловское, как скоро немножко устрою свои дела.

13 июля.

730. И. С. МАЛЬЦОВ, С. А. СОБОЛЕВСКИЙ, ПУШКИН - К. П. БРЮЛЛОВУ

Июнь - июль 1836 г. В Петербурге

Мальцов,

Соболевский

свидетельствуют Брюллову свое почтение.

731. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

Около (не позднее) 13 августа 1836 г. Из Петербурга в Михайловское

Пришлите мне, сделайте одолжение, объявление о продаже Михайловского, составя его на месте; я так его и напечатаю. Но постарайтесь на месте же переговорить с лучшими покупщиками. Здесь за Михайловское один из наших соседей, знающий и край и землю нашу, предлагал мне 20 000 рубл.! Признаюсь, вряд ли кто даст вдвое, а о 60 000 я не смею и думать. На сделку, Вами предлагаемую, не могу согласиться, и вот почему: батюшка никогда не согласится выделять Ольгу, а полагаться на Болдино мне невозможно. Батюшка уже половину имения прожил и проглядел, а остальное хотел уже продать. Вы пишете, что Михайловское будет мне игрушка, так - для меня; но дети мои ничуть не богаче Вашего Лели; и я их будущностью и собственностью шутить не могу. Если, взяв Михайловское, понадобится Вам его продать, то оно мне и игрушкою не будет. Оценка Ваша в 64 000 выгодна; но надобно знать, дадут ли столько. Я бы и дал, да денег не хватает, да кабы и были, то я капитал свой мог бы употребить выгоднее. Кланяюсь Ольге; дай бог ей здоровья - а нам хороших покупщиков. Нынче осенью буду в Михайловском - вероятно, в последний раз. Желал бы Вас еще застать.

А. П.

732. А. Л. КРЫЛОВУ

Первая половина августа 1836 г. В Петербурге

Пушкин покорнейше просит Александра Лукича представить сию статью куда следует для разрешения.

733. А. А. ЖАНДРУ

Июль - август 1836 г. В Петербурге

Осмеливаюсь тебя беспокоить просьбою за молодого человека, мне незнакомого, но который находится в обстоятельствах, требующих немедленной помощи. Господин Хмельницкий на днях приехал из Малороссии. Он здесь без денег и без покровителей. Ему 23 года. Судя по его разговору и по письму, мною от него полученному, он умен и имеет благородные чувства. Вот в чем дело: он желает определиться во флот, но до сих пор не имел доступа до князя Меншикова. Я обещался его тебе представить, отвечая за твою готовность сделать ему добро, коли только будет возможно.

734. А. А. КРАЕВСКОМУ

Июль - август 1836 г. В Петербурге

Сейчас отправлюсь в цензуру - думаю мои статьи переслать к князю Корсакову - до свидания.

735. Д. В. ДАВЫДОВУ

Август 1836 г. Из Петербурга в Мазу

Ты думал, что твоя статья о партизанской войне пройдет сквозь цензуру цела и невредима. Ты ошибся: она не избежала красных чернил. Право, кажется, военные цензоры марают для того, чтоб доказать, что они читают.

Тяжело, нечего сказать. И с одною цензурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырех? Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны, но даже сами от себя согласны с духом правительства. Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче: даже и в последнее пятилетие царствования покойного императора, когда вся литература сделалась рукописною благодаря Красовскому и Бирукову.

Цензура дело земское; от нее отделили опричину - а опричники руководствуются не уставом, а своим крайним разумением.

736. П. А. КОРСАКОВУ

Около (не позднее) 27 сентября 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

Петр Александрович,

Некогда, при первых моих шагах на поприще литературы, Вы подали мне дружескую руку. Ныне осмеливаюсь прибегнуть снова к Вашему снисходительному покровительству.

Вы один у нас умели сочетать щекотливую должность цензора с чувством литератора (лучших, не нынешних времен). Знаю, как Вы обременены занятиями: мне совестно Вас утруждать; но к Вам одному можем мы прибегать с полной доверенностию и с искренним уважением к Вашему окончательному решению. Пеняйте ж сами на себя.

Осмеливаясь препроводить на разрешение к Вам первую половину моего романа, прошу Вас сохранить тайну моего имени.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашим покорнейшим слугою.

А. Пушкин.

737. H. И. ГРЕЧУ

13 октября 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

Николай Иванович,

Искренне благодарю Вас за доброе слово о моем «Полководце». Стоическое лицо Барклая есть одно из замечательнейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать его в отношении военного искусства; но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения.

С истинным почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

13 окт. 1836.

738. M. A. КОРФУ

14 октября 1836 г. В Петербурге

Вчерашняя посылка твоя мне драгоценна во всех отношениях и останется у меня памятником. Право, жалею, что государственная служба отняла у нас историка. Не надеюсь тебя заменить. Прочитав эту номенклатуру, я испугался и устыдился: большая часть цитованных книг мне неизвестна. Употребляю всевозможные старания, дабы их достать. Какое поле - эта новейшая русская история! И как подумаешь, что оно вовсе еще не обработано и что кроме нас, русских, никто того не может и предпринять! - Но история долга, жизнь коротка, а пуще всего человеческая природа ленива (русская природа в особенности). До свидания. Завтра, вероятно, мы увидимся у Мясоедова.

Сердцем тебе преданный

А. П.

14 окт.

739. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

9 - 15 октября 1836 г. В Петербурге

Я согласен с мнением 39 №. Нечего для двадцатипятилетнего юбилея изменять старинные обычаи лицея. Это было бы худое предзнаменование. Сказано, что и последний лицеист один будет праздновать 19 октября. Об этом не худо напомнить.

№ 14.

740. П. Я. ЧААДАЕВУ

19 октября 1836 г. Из Петербурга в Москву

19 oct.

Je vous remercie de la brochure que vous m’avez envoyée. J’ai été charmé de la relire, quoique très étonné de la voir traduite et imprimée. Je suis content de la traduction: elle a conservé de l’énergie et du laisser-aller de l’original. Quant aux idées, vous savez que je suis loin d’être tout à fait de votre avis. Il n’y a pas de doute que le schisme nous a séparé du reste de l’Europe et que nous n’avons pas participé, à aucun des grands évènements qui l’ont remuée; mais nous avons eu notre mission à nous. C’est la Russie, c’est son immense étendue qui a absorbé la conquête Mogole. Les tartares n’ont pas osé franchir nos frontières occidentales et nous laisser à dos. Ils se sont retirés vers leurs déserts, et la civilisation chrétienne a été sauvée. Pour cette fin, nous avons dû avoir une existance tout-à-fait à part, qui en nous laissant chrétiens, nous laissait cependant tout-à-fait étrangers au monde chrétien, en sorte que notre martyre ne donnait aucune distraction à l’énergique développement de l’Europe catholique. Vous dites que la source où nous sommes allé puiser le christianisme était impure, que Byzance était méprisable et méprisée etc. - hé, mon ami! Jésus Christ lui-même n’était-il pas né juif et Jérusalem n’était-elle pas la fable des nations? L’évangile en est-il moins admirable? Nous avons pris des Grecs l’évangile et les traditions, et non l’esprit de puérilité et de controverse. Les moeurs de Byzance n’ont jamais été celles de Kiov. Le clergé russe, jusqu’à Théophane, a été respectable, il ne s’est jamais soulié des infamies du papisme et certes n’aurait jamais provoqué la réformation, au moment ou l’humanité avait le plus besoin d’unité. Je conviens que notre clergé actuel est en retard. En voulez-vous savoir la raison? c’est qu’il est barbu; voilà tout. Il n’est pas de bonne compagnie. Quant à notre nullité historique, décidément je ne puis être de votre avis. Les guerres d’OIeg et de Sviatoslav, et même les guerres d’apanage n’est-ce pas cette vie d’effervescence aventureuse et d’activité âpre et sans but qui caractérise la jeunesse de tous les peuples? l’invasion des tartares est un triste et grand tableau. Le réveil de la Russie, le développement de sa puissance, sa marche vers l’unité (unité russe bien entendu), les deux Ivan, le drame sublime commencé à Ouglitch et terminé au monastère d’Ipatief - quoi? tout cela ne serait pas de l’histoire, mais un rêve pâle et à demi-oublié? Et Pierre le Grand qui à lui seul est une histoire universelle! Et Catherine II qui a placé la Russie sur le seuil de l’Europe? et Alexandre qui vous a mené à Paris? et (la main sur le coeur) ne trouvez-vous pas quelque chose d’imposant dans la situation actuelle de la Russie, quelque chose qui frappera le futur historien? Croyez vous qu’il nous mettra hors l’Europe? Quoique personnellement attaché de coeur à l’empereur, je suis loin d’admirer tout ce que je vois autour de moi; comme homme de lettre, je suis aigri; comme homme à préjugés, je suis froissé - mais je vous jure sur mon honneur, que pour rien au monde je n’aurais voulu changer de patrie, ni avoir d’autre histoire que celle de nos ancêtres, telle que Dieu nous l’a donnée.

Voici une bien longue lettre. Après vous avoir contredit il faut bien que je vous dise que beaucoup de choses dans votre épître sont profondément vraies. Il faut bien avouer que notre existence sociale est une triste chose. Que cette absence d’opinion publique, cette indifférence pour tout ce qui est devoir, justice et vérité, ce mépris cynique pour la pensée et la dignité de l’homme, sont une chose vraiment désolante. Vous avez bien fait de le dire tout haut. Mais je crains que vos opinions historiques ne vous fassent du tort... enfin je suis fâché de ne pas m’être trouvé près de vous lorsque vous avez livré votre manuscrit aux journalistes. Je ne vais nulle part, et ne puis vous dire si l’article fait effet. J’espère qu’on ne le fera pas mousser. Avez-vous lu le 3-me № du «Современник»? L’article Voltaire et John Tanner sont de moi. Козловский serait ma providence s’il voulait une bonne fois devenir homme de lettre. Adieu, mon ami. Si vous voyez Orlof et Rayewsky dites leurs bien des choses. Que disent-ils de votre lettre, eux qui sont si médiocrement chrétiens?

{Перевод:

Благодарю за брошюру, которую вы мне прислали. Я с удовольствием перечел ее, хотя очень удивился, что она переведена и напечатана. Я доволен переводом: в нем сохранена энергия и непринужденность подлинника. Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. Нет сомнения, что схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех. Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно? У греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу. Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы - разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, - как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человека с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал.

Вышло предлинное письмо. Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь - грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, как бы ваши религиозные исторические воззрения вам не повредили... Наконец мне досадно, что я не был подле вас, когда вы передали вашу рукопись журналистам. Я нигде не бываю и не могу вам сказать, производит ли статья впечатление. Надеюсь, что ее не будут раздувать. Читали ли вы 3-й № «Современника»? Статья «Вольтер» и «Джон Теннер» - мои, Козловский стал бы моим провидением, если бы захотел раз навсегда сделаться литератором. Прощайте, мой друг. Если увидите Орлова и Раевского, передайте им поклон. Что говорят они о вашем письме, они, столь посредственные христиане?}

741. С. Л. ПУШКИНУ

20 октября 1836 г. Из Петербурга в Москву

Mon cher père, voilà d’abord mon adresse: на Мойке близ Конюшенного мосту в доме кн. Волконской. J’ai été obligé de quitter la maison de Batachef, dont l’intendant est un coquin.

Vous me demandez des nouvelles de Natalie et de la marmaille. Grâce à Dieu tout le monde se porte bien. Je n’ai pas de nouvelle de ma sœur qui est partie malade de la campagne. Son mari après m’avoir impatienté par des lettres parfaitement inutiles ne donne plus signe de vie, quand il s’agit de régler ses affaires. Envoyez-lui, je vous prie, une доверенность pour la part que vous avez donnée à Olga; cela est indispensable. Léon est entré au service, et me demande de l’argent; mais je ne suis pas en état d’entretenir tout le monde; je suis moi-même très dérangé, chargé d’une nombreuse famille, la faisant vivre à force de travail et n’osant envisager l’avenir. Pavlichtchef me reproche les dépenses que je fais, quoique je ne suis à charge à personne, et que je n’ai de compte à rendre qu’à mes enfants. Il prétend qu’ils seront toujours plus riches que son fils: je n’en sais rien; mais je ne puis, ni ne veux faire le généreux à leurs dépens.

J’avais compté aller à Михайловское; je n’ai pas pu. Ça va encore me déranger pour un an, au moins. A la campagne j’aurais beaucoup travaillé; ici je ne fais rien, que de la bile.

Adieu, mon cher père, je vous baise les mains et vous embrasse de tout mon cœur.

20 oct. 1836.

{Перевод:

Дорогой отец, прежде всего - вот мой адрес {на Мойке близ Конюшенного мосту в доме кн. Волконской}. Я вынужден был покинуть дом Баташева, управляющий которого негодяй.

Вы спрашиваете у меня новостей о Натали и о детворе. Слава богу, все здоровы. Не получаю известий о сестре, которая уехала из деревни больною. Ее муж, выводивший меня из терпения совершенно никчемными письмами, не подает признаков жизни теперь, когда нужно устроить его дела. Пошлите ему, пожалуйста, (доверенность) на ту часть, которую вы выделили Ольге; это необходимо. Лев поступил на службу и просит у меня денег; но я не в состоянии содержать всех; я сам в очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленной семьей, содержу ее своим трудом и не смею заглядывать в будущее. Павлищев упрекает меня за то, что я трачу деньги, хотя я не живу ни на чей счет и не обязан отчетом никому, кроме моих детей. Он утверждает, что они все равно будут богаче его сына; не знаю, но я не могу и не хочу быть щедрым за их счет.

Я рассчитывал побывать в Михайловском - и не мог. Это расстроит мои дела по меньшей мере еще на год. В деревне я бы много работал; здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью.

Прощайте, дорогой отец, целую ваши руки и обнимаю вас от всего сердца.}

742. П. А. КОРСАКОВУ

25 октября 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

Петр Александрович,

Спешу отвечать на вопросы Ваши. Имя девицы Мироновой вымышлено. Роман мой основан на предании, некогда слышанном мною, будто бы один из офицеров, изменивших своему долгу и перешедших в шайки пугачевские, был помилован императрицей по просьбе престарелого отца, кинувшегося ей в ноги. Роман, как изволите видеть, ушел далеко от истины. О настоящем имени автора я бы просил Вас не упоминать, а объявить, что рукопись доставлена через П. А. Плетнева, которого я уже предуведомил.

Позвольте, милостивый государь, вновь засвидетельствовать глубочайшее почтение и сердечную мою благодарность.

Честь имею быть, милостивый государь,

Вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

25 окт.

743. А. Н. МУРАВЬЕВУ

Октябрь - начало ноября 1836 г. В Петербурге

Сердечно благодарен за статью, которую я так долго ожидал. Я перед Вами кругом виноват, я не только должен, но еще и желал бы с Вами поговорить - когда я Вас застану?

А. Пушкин.

744. Е. Ф. КАНКРИНУ

6 ноября 1836 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Егор Францевич.

Ободренный снисходительным вниманием, коим Ваше сиятельство уже изволили меня удостоить, осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею моею просьбою.

По распоряжениям, известным в министерстве вашего сиятельства, я состою должен казне (без залога) 45 000 руб., из коих 25 000 должны мною быть уплачены в течение пяти лет.

Ныне, желая уплатить мой долг сполна и немедленно, нахожу в том одно препятствие, которое легко быть может отстранено, но только Вами.

Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 заложены в 40 000. По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни, хотя и могу их закладывать как в казну, так и в частные руки.

Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения, если только оные высочайше не утверждены.

В уплату означенных 45 000 осмеливаюсь предоставить сие имение, которое верно того стоит, а вероятно, и более.

Осмеливаюсь утрудить Ваше сиятельство еще одною, важною для меня просьбою. Так как это дело весьма малозначаще и может войти в круг обыкновенного действия, то убедительнейше прошу Ваше сиятельство не доводить оного до сведения государя императора, который, вероятно, по своему великодушию, не захочет таковой уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может быть и прикажет простить мне мой долг, что поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение, ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостию и даже неблагодарностию.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

6-го ноября 1836 г.

745. H. Б. ГОЛИЦЫНУ

10 ноября 1836 г. Из Петербурга в Артек

St.-Pétersbourg. 10 Nov. 1836.

Merci mille fois, cher Prince, pour votre incomparable traduction de ma pièce de vers, lancée contre les ennemis de notre pays. J’en avais déjà vu trois, dont une d’un puissant personnage de mes amis, et aucune ne vaut la vôtre. Que ne traduisites-vous pas cette pièce en temps opportun, je l’aurais fait passer en France pour donner sur le nez à tous ces vociférateurs de la Chambre des députés.

Que je vous envie votre beau climat de Crimée: votre lettre a réveillé en moi bien des souvenirs de tout genre. C’est le berceau de mon «Онегин», et vous aurez sûrement reconnu certains personnages.

Vous m’annoncez une traduction en vers de mon «Бахчисарайский фонтан». Je suis sûr qu’elle vous réussira comme tout ce qui sort de votre plume, quoique le genre de littérature auquel vous vous adonnez soit le plus difficile et le plus ingrat que je connaisse. A mon avis rien n’est plus difficile que de traduire des vers russes en vers français, car vu la concision de notre langue, on ne peut jamais être aussi bref. Honneur donc à celui qui s’en acquitte aussi bien que vous.

Adieu, je ne désespère pas de vous voir bientôt dans notre capitale; vu votre facilité de locomotion. Tout à vous,

A. Pouchkine.

{Перевод:

С.-Петербург, 10 ноября 1836.

Тысячу раз благодарю вас, милый князь, за ваш несравненный перевод моего стихотворения, направленного против недругов нашей страны. Я видел уже три перевода, из которых один сделан высокопоставленным лицом из числа моих друзей, но ни один не стоит вашего. Отчего вы не перевели этой пьесы в свое время, - я бы послал ее во Францию, чтобы щелкнуть по носу всех крикунов из Палаты депутатов.

Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего «Онегина», и вы, конечно, узнали некоторых лиц.

Вы обещаете перевод в стихах моего («Бахчисарайского фонтана»). Уверен, что он вам удастся, как все, что выходит из-под вашего пера, хотя тот род литературы, которому вы предаетесь, самый трудный и неблагодарный из всех, какие я знаю. По-моему, нет ничего труднее, как переводить русские стихи французскими, ибо, при сжатости нашего языка, никогда нельзя быть столь же кратким. Итак, честь и слава тому, кто справляется с этим так удачно, как вы.

Прощайте, я еще не отчаялся скоро увидеть вас в нашей столице, ибо знаю, как вы легки на подъем.

Весь ваш А. Пушкин.}

746. В. А. СОЛЛОГУБУ

17 ноября 1836 г. В Петербурге

Je n’hésite pas à écrire ce que je puis déclarer verbalement. J’avais provoqué M-r G. Heckern en duel, et il l’a accepté sans entrer en aucune explication. C’est moi qui prie Messieurs les témoins de cette affaire de vouloir bien regarder cette provocation comme non avenue, ayant appris par la voix publique que M-r Georges Heckern était décidé à déclarer ses projets de mariage avec M-lle Gontcharof, après le duel. Je n’ai nul motif d’attribuer sa résolution à des considérations indignes d’un homme de cœur.

Je vous prie, Monsieur le Comte, de faire de cette lettre l’usage que vous jugerez à propos.

Agréez l’assurance de ma parfaite considération

A. Pouchkine.

17 Novembre 1836.

{Перевод:

Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал г-на Ж. Геккерена на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить считать этот вызов как бы не имевшим места, узнав из толков в обществе, что г-н Геккерен решил объявить о своем намерении жениться на мадемуазель Гончаровой после дуэли. У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека.

Прошу вас, граф, воспользоваться этим письмом так, как вы сочтете уместным.

Примите уверение в моем совершенном уважении.

А. Пушкин.

17 ноября 1836. }

747. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

19 ноября 1836 г. В Петербурге

Милый и почтенный мой Михайло Лукьянович! виноват! я было тебя зазвал сегодня к себе отобедать, а меня дома не будет. До другого раза, прости великодушно. Не забудь записку о святых доставить мне, грешному.

748. Л. ГЕККЕРЕНУ

17 - 21 ноября 1836 г. В Петербурге

Monsieur le Baron,

Avant tout permettez-moi de faire le résumé de tout ce qui vient de se passer. La conduite de M-r votre fils m’était entièrement connue depuis longtemps et ne pouvait m’être indifférente; mais comme elle était restreinte dans les bornes des convenances et que d’ailleurs je savais combien sur ce point ma femme méritait ma confiance et mon respect, je me contentais du rôle d’observateur quitte à intervenir lorsque je le jugerai à propos. Je savais bien qu’une belle figure, une passion malheureuse, une persévérance de deux années finissent toujours par produire quelque effet sur le cœur d’une jeune personne et qu’alors le mari, à moins qu’il ne fût un sot, deviendrait tout naturellement le confident de sa femme et le maître de sa conduite. Je vous avouerai que je n’étais pas sans inquiétude. Un incident, qui dans tout autre moment m’eût été très désagréable, vint fort heureusement me tirer d’affaire: je reçus des lettres anonymes. Je vis que le moment était venu, et j’en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer à M-r votre fils un rôle si grotesque et si pitoyable, que ma femme, étonnée de tant de plattitude, ne put s’empêcher de rire et que l’émotion, que peut-être avaitelle ressentie pour cette grande et sublime passion, s’éteignit dans le dégoût le plus calme et le mieux mérité.

Mais vous, Monsieur le Baron, vous me permettrez d’observer que le rôle à vous dans toute cette affaire n’est pas des plus convenables. Vous, le représentant d’une tête couronnée, vous avez été paternellement le maquereau de votre bâtard ou bu soi-disant tel; toute la conduite de ce jeune homme a été dirigée par vous. C’est vous qui lui dictiez les pauvretés qu’il venait débiter et les niaiseries qu’il s’est mêlé d’écrire. Semblable à une obscène vieille, vous alliez guetter ma femme dans tous les coins pour lui parler de votre fils et lorsque, malade de vérole, il était retenu chez lui par les remèdes, vous disiez, infâme que vous êtes, qu’il se mourait d’amour pour elle; vous lui marmottiez: rendez moi mon fils. Ce n’est pas tout.

Vous voyez que j’en sais long: mais attendez, ce n’est pas tout: je vous disais bien que l’affaire se compliquait. Revenons aux lettres anonymes. Vous vous doutez bien qu’elles vous intéressent.

Le 2 de novembre vous eûtes de monsieur votre fils une nouvelle qui vous fit beaucoup de plaisir. Il vous dit que je suis irrité, que ma femme craignait.... qu’elle perdait la tête. Vous résolutes frapper un coup que l’on croyait décisif. Une lettre anonyme fut composée par vous.

Je reçus trois exemplaires de la dizaine que l’on avait distribuée. Cette lettre avait été fabriquée avec si peu de précaution qu’au premier coup d’oeuil je fus sur les traces de l’auteur. Je ne m’en inquiétais plus, j’étais sûr de trouver mon drôle. Effectivement, avant trois jours de recherches, je savais positivement à quoi m’en tenir.

Si la diplomatie n’est que l’art de savoir ce qui se fait chez les autres et de se jouer de leurs projets, vous me rendrez la justice d’avouer que vous avez été vaincu sur tous les points.

Maintenant j’arrive au but de ma lettre: peut-être désirez vous savoir ce qui m’a empêché jusqu’à présent de vous déshonorer aus yeux de notre cour et de la vôtre. Je m’en vais vous le dire.

Je suis, vous le voyez, bon, ingénu, mais mon cœur est sensible. Un duel ne me suffit plus, et quelle que soit son issue, je ne me jugerai pas assez vengé ni par la mort de M-r votre fils, ni par son mariage qui aurait l’air d’une bonne plaisanterie (ce qui, d’ailleurs, m’embarrasse fort peu), ni enfin par la lettre que j’ai l’honneur de vous écrire et dont je garde la copie pour mon usage particulier. Je veux que vous vous donniez la peine de trouver vous même les raisons qui seraient suffisantes pour m’engager à ne pas vous cracher à la figure et pour anéantir jusqu’à la trace cette misérable affaire, dont il me sera facile de faire on excellent chapitre dans mon histoire du cocuage.

J’ai l’honneur d’être, Monsieur le Baron,

Votre très humble et très obéissant serviteur

A. Pouchkine.

{Перевод:

Барон,

Прежде всего позвольте мне подвести итог всему тому, что произошло недавно. - Поведение вашего сына было мне полностью известно уже давно и не могло быть для меня безразличным; но так как оно не выходило из границ светских приличий и так как я притом знал, насколько в этом отношении жена моя заслуживает мое доверие и мое уважение, я довольствовался ролью наблюдателя, с тем чтобы вмешаться, когда сочту это своевременным. Я хорошо знал, что красивая внешность, несчастная страсть и двухлетнее постоянство всегда в конце концов производят некоторое впечатление на сердце молодой женщины и что тогда муж, если только он не дурак, совершенно естественно делается поверенным своей жены и господином ее поведения. Признаюсь вам, я был не совсем спокоен. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь потешную и жалкую, что моя жена, удивленная такой пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном.

Но вы, барон, - вы мне позволите заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома из-за лекарств, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына. Это еще не все.

Вы видите, что я об этом хорошо осведомлен, но погодите, это не все: я говорил вам, что дело осложнилось. Вернемся к анонимным письмам. Вы хорошо догадываетесь, что они вас интересуют.

2 ноября вы от вашего сына узнали новость, которая доставила вам много удовольствия. Он сказал вам, что я в бешенстве, что моя жена боится... что она теряет голову. Вы решили нанести удар, который казался окончательным. Вами было составлено анонимное письмо.

Я получил три экземпляра из десятка, который был разослан. Письмо это было сфабриковано с такой неосторожностью, что с первого взгляда я напал на следы автора. Я больше об этом не беспокоился и был уверен, что найду пройдоху. В самом деле, после менее чем трехдневных розысков я уже знал положительно, как мне поступить.

Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других, и расстраивать их планы, вы отдадите мне справедливость и признаете, что были побиты по всем пунктам.

Теперь я подхожу к цели моего письма: может быть, вы хотите знать, что помешало мне до сих пор обесчестить вас в глазах вашего и нашего двора. Я вам скажу это.

Я, как видите, добр, бесхитростен, но сердце мое чувствительно. Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отомщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой, которая совсем походила бы на веселый фарс (что, впрочем, меня весьма мало смущает), ни, наконец, письмом, которое я имею честь писать вам и которого копию сохраняю для личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела, из которого мне легко будет сделать отличную главу в моей истории рогоносцев.

Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга

А. Пушкин.}

749. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

21 ноября 1836 г. В Петербурге

Monsieur le comte!

Je suis en droit et je me crois obligé de faire part à Votre Excellence de ce qui vient de se passer dans ma famille. Le matin de 4 novembre, je reçus trois exemplaires d’une lettre anonyme, outrageuse pour mon honneur et celui de ma femme. A la vue du papier, au style de la lettre, à la manière dont elle était rédigée, je reconnus dès le premier moment qu’elle était d’un étranger, d’un homme de la haute société, d’un diplomate. J’allai aux recherches. J’appris que sept ou huit personnes avaient reçu le même jour un exemplaire de la même lettre, cachetée et adressée à mon adresse sous double enveloppe. La plupart des personnes qui les avaient reçues, soupçonnant une infamie, ne me les envoyèrent pas.

On fut, en général, indigné d’une injure aussi lâche et aussi gratuite; mais tout en répétant que la conduite de ma femme était irréprochable, on disait que le prétexte de cette infamie était la cour assidue que lui faisait M-r Dantès.

Il ne me convenait pas de voir le nom de ma femme accollé, en cette occasion, avec le nom de qui que ce soit. Je le fis dire à M-r Dantès. Le baron de Heckern vint chez moi et accepta un duel pour M-r Dantès, en me demandant un délai de 15 jours.

Il se trouve, que dans l’intervalle accordé, M-r Dantès devint amoureux de ma belle-sœur M-elle Gontcharoff, et qu’il la demanda en mariage. Le bruit public m’en ayant instruit, je fis demander à M-r d’Archiac (second de M-r Dantès) que ma provocation fut regardée comme non avenue. En attendant je m’assurai que la lettre anonyme était de M-r Heckern, ce dont je crois de mon devoir d’avertir le gouvernement et la société.

Etant seul juge et gardien de mon honneur et de celui de ma femme, et par conséquant ne demandant ni justice, ni vengeance, je ne peux ni ne veux livrer à qui que ce soit les preuves de ce que j’avance.

En tout cas, j’espère, M-r le comte, que cette lettre est une preuve du respect et de la confiance que je porte à votre personne.

C’est avec ces sentiments que j’ai l’honneur d’être,

Monsieur le comte, Votre très humble et très

obéissant serviteur

A. Pouchkine.

21 Novembre 1836.

{Перевод:

Граф! Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить вашему сиятельству о том, что недавно произошло в моем семействе. Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего общества, от дипломата. Я занялся розысками. Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом. Большинство лиц, получивших письма, подозревая гнусность, их ко мне не переслали.

В общем, все были возмущены таким подлым и беспричинным оскорблением; но, твердя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса.

Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано с чьим бы то ни было именем. Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерен приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели.

Оказывается, что в этот промежуток времени г-н Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гончарову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в обществе, я поручил просить г-на д’Аршиака (секунданта г-на Дантеса), чтобы мой вызов рассматривался как не имевший место. Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерена, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества.

Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю.

Во всяком случае надеюсь, граф, что это письмо служит доказательством уважения и доверия, которые я к вам питаю.

С этими чувствами имею честь быть, граф, ваш нижайший и покорнейший слуга

А. Пушкин.

21 ноября 1836.}

750. Е. Ф. КАНКРИНУ

Около (после) 21 ноября 1836 г. В Петербурге

Ответ, коим Ваше сиятельство изволили меня удостоить, имел я счастие получить. Крайне сожалею, что способ, который осмелился я предложить, оказался неудобным. Во всяком случае почитаю долгом во всем окончательно положиться на благоусмотрение Вашего сиятельства.

Принося Вашему сиятельству искреннюю мою благодарность за внимание, коего изволили меня удостоить, с глубочайшим....

751. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

7 декабря 1636 г. (?) В Петербурге

Очень Вам благодарен - я вечно дома, а перед Вами кругом виноват - да черт знает как я изленился.

7 дек.

752. А. Г. БАРАНТУ

16 декабря 1836 г. В Петербурге

Monsieur le Baron,

Je m’empresse de faire parvenir à Votre Excellence les renseignements que vous avez désiré avoir touchant les règlements qui traitent de la propriété littéraire en Russie.

La littérature n’est devenue chez nous une branche considérable d’industrie que depuis une vingtaine d’années environ. Jusque là elle n’était regardée que comme une occupation élégante et aristocratique. M-me de Staël disait en 1811: en Russie quelques gentilshommes se sont occupés de littérature (10 ans d’Exil). Personne ne songeant à retirer d’autre fruit de ses ouvrages que des triomphes de société, les auteurs encourageaient eux-mêmes la contrefaçon et en tiraient vanité, tandis que nos académies donnaient l’exemple du délit en toute conscience et sécurité. La première plainte en contrefaçon a été portée en 1824. Il se trouva que le cas n’avait pas été prévu par le législateur. La propriété littéraire a été reconnue en Russie par le souverain actuel. Voici les propres termes de la loi:

Tout auteur ou traducteur d’un livre a le droit de l’éditer et de le vendre comme propriété acquise (non héréditaire).

Ses héritiers légitimes ont le droit d’éditer et de vendre ses ouvrages (dans le cas que la propriété n’en soit pas alliénée) pendant l’espace de 25 ans.

25 ans passés, à dater du jour de sa mort, ses œuvres et traductions deviennent la propriété du public. Loi du 22 avril 1828.

L’amendement du 28 avril de la même année explique et complète ces règlements. En voici les principaux articles.

Une œuvre littéraire soit imprimée, soit manuscrite ne saurait être vendue ni du vivant de l’auteur ni après sa mort pour satisfaire ses créanciers, à moins qu’il ne l’ait exigé lui-même.

L’auteur a le droit, nonobstant tout engagement antérieur, de faire une nouvelle édition de son ouvrage si les deux tiers en sont changés ou bien entièrement refondus.

Sera regardé comme contre-facteur 1) celui qui en réimprimant un livre n’aurait pas observé les formalités voulues par la loi, 2) celui qui vendrait un manuscrit ou le droit de l’imprimer à deux ou plusieurs personnes à la fois, sans en avoir eu le consentement, 3) celui qui publierait la traduction d’un ouvrage imprimé en Russie (ou bien avec l’approbation de la censure russe) en y joignant le texte même, 4) qui réimprimerait dans l’étranger un ouvrage publié en Russie, ou bien avec l’approbation de la censure russe, et en vendrait les exemplaires en Russie.

Ces règlements sont loin de résoudre toutes les questions qui pourront se présenter à l’avenir. La loi ne stipule rien sur les œuvres posthumes. Les héritiers légitimes devraient en avoir la propriété entière avec tous les privilèges de l’auteur lui-même. L’auteur d’un ouvrage pseudonime ou bien attribué à un écrivain connu, perd-il son droit de propriété et quelle est la règle à suivre en cette occasion? la loi n’en dit rien.

La contrefaçon des livres étrangers n’est pas défendue et ne saurait l’être. Les libraires russes auront toujours beaucoup à gagner, en réimprimant les livres étrangers, dont le débit leur sera toujours assuré, même sans exportation; au lieu que l’étranger ne saurait réimprimer des ouvrages russes faute de lecteurs.

La prescription pour le délit de contrefaçon est fixé à deux ans.

La question de la propriété littéraire est très simplifiée en Russie où personne ne peut présenter son manuscrit à la censure sans en nommer l’auteur et sans le mettre par cela même sous la protection immédiate du gouvernement.

Je suis avec respect,

Monsieur le Baron de Votre Excellence

le très humble et très obéissant serviteur

Alexandre Pouchkine.

16 décembre 1836

St P. b.

{Перевод:

Барон,

Спешу сообщить вашему превосходительству сведения, которые вы желали иметь относительно правил, определяющих литературную собственность в России.

Литература стала у нас значительной отраслью промышленности лишь за последние двадцать лет или около того. До тех пор на нее смотрели только как на изящное аристократическое занятие. Г-жа де Сталь говорила в 1811 г.: в России несколько дворян занялись литературой («10 лет изгнания»). Никто не думал извлекать из своих произведений других выгод, кроме успехов в обществе, авторы сами поощряли их перепечатку и тщеславились этим, между тем как наши академики со спокойной совестью и ничего не опасаясь подавали пример этого правонарушения. Первая жалоба на перепечатку была подана в 1824 г. Оказалось, что подобный случай не был предусмотрен законодателем. Литературная собственность была признана нынешним монархом. Вот собственные выражения закона.

Всякий автор или переводчик книги имеет право ее издать и продать как собственность приобретенную (не наследственную).

Его законные наследники имеют право издавать и продавать его произведения (в случае, если право собственности не было отчуждено) в течение 25 лет.

По истечении 25 лет, считая со дня его смерти, его произведения становятся общественным достоянием. Закон 22 апреля 1828 г.

Приложение от 28 апреля того же года объясняет и дополняет эти правила. Вот его главные статьи:

Литературное произведение, напечатанное или находящееся в рукописи, не может быть продано ни при жизни автора, ни после его смерти для удовлетворения его кредиторов, если только он сам того не потребует.

Автор имеет право, не взирая на все прежние обязательства, выпустить новое издание своего произведения, если две трети в нем заменены или же совершенно переделаны.

Будет считаться виновным в контрафакции (незаконном перепечатывании): 1) тот, кто, перепечатывая книгу, не соблюдает формальностей, требуемых законом, 2) тот, кто продает рукопись или право ее напечатания двум или нескольким лицам одновременно, не имея на то согласия, 3) тот, кто издаст перевод произведения, напечатанного в России (или же с одобрения русской цензуры), присоединив к нему текст подлинника, 4) кто перепечатает за границей произведение, изданное в России или же с одобрения русской цензуры, и будет продавать экземпляры в России.

Эти правила далеко не разрешают всех вопросов, которые могут возникнуть в будущем. В законе нет никаких условий относительно посмертных произведений. Законные наследники должны были бы обладать полным правом собственности на них, со всеми преимуществами самого автора. Автор произведения, изданного под псевдонимом или же приписываемого известному писателю, теряет ли свое право собственности, и какому правилу следовать в таком случае? Закон ничего не говорит об этом.

Перепечатывание иностранных книг не запрещается и не может быть запрещено. Русские книгопродавцы всегда сумеют получать большие барыши, перепечатывая иностранные книги, сбыт которых всегда будет им обеспечен даже без вывоза, тогда как иностранец не сможет перепечатывать русские произведения из-за отсутствия читателей.

Срок давности по делам о перепечатывании определен в два года.

Вопрос о литературной собственности очень упрощен в России, где никто не может представить свою рукопись в цензуру, не назвав автора и не поставив его тем самым под непосредственную охрану со стороны правительства.

Остаюсь с уважением, барон, вашего превосходительства

нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

16 декабря 1836. СПб.}

753. Н. М. КОНШИНУ

21 - 22 декабря 1836 г. Из Петербурга в Царское Село

Письмо Ваше очень обрадовало меня, любезный и почтенный Николай Иванович¹, как знак, что Вы не забыли еще меня. Докладную записку сегодня же пущу в дело. Жуковского увижу и сдам ему Вас с рук на руки. С Уваровым - увы! - я не в таких дружеских сношениях; но Жуковский, надеюсь, все уладит. Заняв место Лажечникова, не займетесь ли Вы, по примеру Вашего предшественника, и романами? а куда бы хорошо! Все-таки Вы меня забыли, хоть наконец и вспомнили. И я позволяю себе дружески Вам за то попенять.

Не будете ли вы в Петербурге? В таком случае надеюсь, что я Вас увижу. Ответ постараюсь доставить Вам как можно скорее.

А. П.

754. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Около 24 декабря 1836 г. В Петербурге

Вигель мне сказывал, что он Вам доставил критику статьи Булгарина. Если она у Вас, пришлите мне ее. Получили ли Вы 4 № «Современника» и довольны ли Вы им?

755. П. А. ОСИПОВОЙ

24 декабря 1836 г. Из Петербурга в Тригорское

24 déc.

Vous ne saurez croire, ma bien chère Прасковья Александровна, combien votre lettre m’a fait plaisir. Je n’avais pas de vos nouvelles depuis plus de quatre mois; et ce n’est qu’avant hier que M-r Lvof m’en a données; le même jour j’ai reçu votre lettre. J’avais espéré vous voir en automne, mais j’en ai été empêché en partie par mes affaires, en partie par Павлищев, qui m’a mis de mauvaise humeur en sorte que je n’ai pas voulu avoir l’air de venir à Михайловское pour arranger le partage.

C’est avec bien du regret que j’ai obligé de renoncer à être votre voisin, et j’espère encore ne pas perdre cette place que je préfère à bien d’autre. Вот в чем дело: J’avais proposé d’abord de prendre le bien à moi tout seul, en m’engageant de payer mon frère et ma sœur les parts qui leur reviennent à raison de 500 r. par âme. Павлищев оценил Михайловское в 800 р. душу - я с ним и не спорю, но в таком случае принужден был отказаться и предоставил имение продать. Перед своим отъездом писал он ко мне, что он имение уступает мне за 500 р. душу, потому что ему деньги нужны. Je l’ai envoyé promener, en lui disant que si le bien coûtait le double, je ne voulais pas en profiter aux dépens de ma sœur et de mon frère. La chose en est restée là. Voulez-vous savoir quel serait mon désir? J’aurais voulu vous savoir propriétaire de Михайловское, et moi, me réserver l’усадьба avec le jardin et une dizaine de дворовые. J’ai grande envie de venir un peu à Тригорское cet hiver. Nous eussions parlé de tout cela. En attendant je vous salue de tout mon cœur. Ma femme vous remercie de votre souvenir. Не привезти ли мне вам ее? Mes hommages à toute votre famille; à Евпраксия Николаевна surtout.

{Перевод:

24 декабря.

Вы не поверите, дорогая Прасковья Александровна, сколько удовольствия доставило мне ваше письмо. Я не имел от вас известий больше четырех месяцев; и только позавчера г-н Львов сообщил мне их; в тот же день я получил ваше письмо. Я надеялся повидаться с вами осенью, но мне помешали отчасти мои дела, отчасти Павлищев, который привел меня в плохое настроение, так что я не захотел, чтобы казалось, будто я приехал в Михайловское для раздела.

Лишь с большим сожалением вынужден я был отказаться от того, чтобы быть вашим соседом, и я все еще надеюсь не потерять этого места, которое предпочитаю многим другим. {Вот в чем дело:} сначала я предложил взять все имение на себя одного, обязуясь выплачивать причитающиеся им части, из расчета по 500 р. за душу. {Павлищев оценил Михайловское в 800 р. душу - я с ним и не спорю, но в таком случае принужден был отказаться и предоставил имение продать. Перед своим отъездом писал он ко мне, что он имение уступает мне за 500 р. душу, потому что ему деньги нужны.} Я послал его к черту, заявив, что если имение стоит вдвое дороже, я не хочу наживаться за счет брата и сестры. На этом дело остановилось. Хотите знать, чего бы я хотел? Я желал бы, чтобы вы были владелицей Михайловского, а я - я оставил бы за собой усадьбу с садом и десятком дворовых. У меня большое желание приехать этой зимой ненадолго в Тригорское. Мы переговорим обо всем этом. А тем временем шлю вам привет от всего сердца. Жена благодарит вас за память. {Не привезти ли мне вам ее?} Передайте от меня поклон всему семейству; Евпраксии Николаевне в особенности.}

756. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Около (не позднее) 29 декабря 1836 г. В Петербурге

Так же зло, как и дельно. Думаю, что цензура однако ж не всё уничтожит - на всякий случай спрос не беда. Не увидимся ли в Академии наук, где заседает князь Дундук?

757. А. А. ПЛЮШАРУ

29 декабря 1836 г. В Петербурге

Monsieur,

Je suis parfaitement d’accord sur toutes les conditions que vous avez la complaisance de me proposer, concernant la publication d’un volume de mes poésies (dans votre lettre du 23 décembre 1836). Il est donc convenu que vous le ferez imprimer à 2500 exemplaires sur le papier que vous choisirez, que vous serez seul chargé de la vente de l’édition, à raison de 15% de remise, et que le produit des premiers volumes vendus servira à rembourser tous les frais de l’édition, ainsi que les 1500 roubles assignats que vous avez bien voulu m’avancer.

Veuillez recevoir, Monsieur, l’assurance de ma parfaite considération.

A. Pouchkine.

29 décembre 1836.

St. Pétersbourg.

{Перевод:

Милостивый государь,

Я совершенно согласен на все условия, которые вы были добры мне предложить относительно издания тома моих стихотворений (в вашем письме от 23 декабря 1836 г.). Итак, решено, что вы распорядитесь отпечатать его в 2500 экземплярах, на бумаге, которую сами выберете, что вам одному будет поручена продажа издания с предоставлением 15% скидки и что доход с первых проданных томов пойдет на возмещение всех издержек по изданию, а также и 1500 рублей ассигнациями, которые вы любезно выдали мне вперед.

Благоволите принять, милостивый государь, уверение в моем совершенном уважении.

А. Пушкин.

29 декабря 1836. С.-Петербург.}

758. В КНИЖНУЮ ЛАВКУ А. Ф. СМИРДИНА

29 декабря 1836 г. В Петербурге

Двадцать пять экземпляров 4-го № «Современника» выдать по сей записке.

А. Пушкин.

29 декабря 1836 г.

759. НЕИЗВЕСТНОМУ

1827 - 1836 гг.

В эту минуту не могу еще ничего сделать; через неделю надеюсь Вас увидеть и с Вами переговорить. Если сам не буду, приезжайте ко мне.

А. П.

Пожалуйста, не принимайте этого письма за отказ.

760. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

1835 - 1836 гг. В Петербурге

Сделайте мне божескую милость, Ваше сиятельство: пришлите мне на несколько часов «Наблюдателя».

А. П.

761. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

1835 - 1836 гг. (?) В Петербурге

Я дома, больной, в насморке. Готов принять в моей каморке любезного гостя - но сам из каморки не выйду.

А. П.

762. А. П. КЕРН

1835 - 1836 гг. (?) В Петербурге

Ma plume est si mauvaise que Madame Hitrof ne peut s’en servir et que c’est moi qui ai l’avantage d’être son secrétaire.

{Перевод:

У меня такое скверное перо, что госпожа Хитрова не может им воспользоваться, и мне выпала удача быть ее секретарем.}

763. А. П. КЕРН

1835 - 1836 гг. (?) В Петербурге

Voici la réponse de Chéréméteff. Je désire qu’élle vous soit agréable. M-me Hitrof a fait ce qu’elle a pu. Adieu - belle dame - soyez tranquille et contente, et croyez à mon dévouement.

{Перевод:

Вот ответ Шереметева. Желаю, чтобы он был вам благоприятен. Г-жа Хитрова сделала все, что могла. Прощайте, прекрасная дама. Будьте покойны и довольны, и верьте моей преданности.}

764. А. П. КЕРН

1835 - 1836 гг. (?) В Петербурге

Quand vous n’avez rien pu obtenir, vous qui êtes une jolie femme, qu’y pourrai-je faire moi, qui ne suis pas même joli garçon... Tout ce que je puis conseiller, c’est de revenir à la charge...

{Перевод:

Раз вы не могли ничего добиться, вы, хорошенькая женщина, то что уж делать мне - ведь я даже и некрасивый малый... Все, что могу посоветовать, это снова обратиться к посредничеству...}

765. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Вторая половина 1835 г. - 1836 г. В Петербурге

Араб (женского рода не имеет) житель или уроженец Аравии, аравитянин. Караван был разграблен степными арабами.

Арап, женск. арапка, так обыкновенно называют негров и мулатов. Дворцовые арапы, негры, служащие во дворце. Он выезжает с тремя нарядными арапами.

Арапник, от польского Herapnik (de harap, cri de chasseur pour enlever aux chiens la proie. Reiff). NB: harap vient de herab¹.

A право, не худо бы взяться за лексикон или хоть за критику лексиконов.

766. НЕИЗВЕСТНОМУ

Конец 1835 г. - 1836 г. В Петербурге

Monsieur le Baron,

Ma femme et mes belles-sœurs ne manqueront pas de se rendre à l’invitation de Votre Excellence.

Je m’empresse de profiter de cette occasion pour vous présenter l’hommage de mon respect.

{Перевод:

Барон,

Жена моя и свояченицы не преминут явиться на приглашение вашего сиятельства.

Спешу воспользоваться этим случаем, чтобы заверить вас в моем уважении. }

767. M. Л. ЯКОВЛЕВУ

1836 г. (?) В Петербурге

Смирдин меня в беду поверг,
У торгаша сего семь пятниц на неделе,
Его четверг на самом деле
Есть после дождичка четверг.

Завтра получу деньги в 2 часа пополудни. А ввечеру тебе доставлю.

Весь твой А. П.

768. А. ТАРДИФУ ДЕ МЕЛЛО

1836 г. (?) В Петербурге

Vous m’avez fait trouver mes vers bien beaux, Monsieur. Vous les avez revêtus de ce noble vêtement, sous lequel la poésie est vraiment déesse, vera incessu patuit dea. Je vous remercie de votre précieux envoi.

Vous êtes poète et vous enseignez la jeunesse; j’appelle deux bénédictions sur vous.

A. Pouchkine.

{Перевод:

Вы заставили меня найти красоту в моих стихах, милостивый государь. Вы облекли их в ту благородную одежду, в которой поэзия становится поистине богиней, vera in cessu patuit dea ¹. Благодарю вас за вашу драгоценную посылку.

Вы поэт, и вы обучаете юношество; призываю на вас двойное благословение.

А. Пушкин.}

769. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Конец ноября - декабрь 1836 г. В Петербурге

Конечно, «Княжна Зизи» имеет более истины и занимательности, нежели «Сильфида». Но всякое даяние Ваше благо. Кажется, письмо тестя холодно и слишком незначительно. Зато в других много прелестного. Я заметил одно место знаком (?) - оно показалось мне невразумительно. Во всяком случае «Сильфиду» ли, «Княжну» ли, но оканчивайте и высылайте. Без Вас пропал «Современник».

А. П.

770. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Конец ноября - декабрь 1836 г. В Петербурге

Статья г. Волкова в самом деле очень замечательна, дельно и умно написана и занимательна для всякого. Однако ж я ее не помещу, потому что, по моему мнению, правительству вовсе не нужно вмешиваться в проект этого Герстнера. Россия не может бросить 3 000 000 на попытку. Дело о новой дороге касается частных людей: пускай они и хлопочут. Все, что можно им обещать, так это привилегию на 12 или 15 лет. Дорога (железная) из Москвы в Нижний-Новгород еще была бы нужнее дороги из Москвы в Петербург - и мое мнение - было бы: с нее и начать...

Я, конечно, не против железных дорог; но я против того, чтоб этим занялось правительство. Некоторые возражения противу проекта неоспоримы. Например: о заносе снега. Для сего должна быть выдумана новая машина, sine qua non¹. О высылке народа или о найме работников для сметания снега нечего и думать: это нелепость.

Статья Волкова писана живо, остро. Отрешков отделан очень смешно; но не должно забывать, что противу железных дорог были многие из Государственного совета; и тон статьи вообще должен быть очень смягчен. Я бы желал, чтоб статья была напечатана особо или в другом журнале; тогда бы мы об ней представили выгодный отчет с обильными выписками.

Я согласен с Вами, что эпиграф, выбранный Волковым, неприличен. Слова Петра I были бы всего более приличны; но на сей раз пришли мне следующие: А спросить у немца: а не хочет ли он {хуя}?

771. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Декабрь 1836 г. В Петербурге

Письмо твое прекрасно: форма Милостивый государь, Сергей Семенович или О etc., кажется, ничего не значит, главное: дать статье как можно более ходу и известности. Но во всяком случае цензура не осмелится ее пропустить, а Уваров сам на себя розог не принесет. Бенкендорфа вмешать тут мудрено и неловко. Как же быть? Думаю оставить статью, какова она есть, а впоследствии времени выбирать из нее все, что будет можно выбрать, как некогда делал ты в «Литературной газете» со статьями, не пропущенными Щегловым. Жаль, что ты не разобрал Устрялова по формуле, изобретенной Воейковым для Полевого, а куда бы хорошо! Стихи для тебя переписываю.

772. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Декабрь 1836 г. В Петербурге

Батюшка, Ваше сиятельство! побойтесь бога: я ни Львову, ни Очкину, ни детям - ни сват ни брат. Зачем мне sot-действовать¹ «Детскому журналу»? уж и так говорят, что я в детство впадаю. Разве уж не за деньги ли? О, это дело не детское, а дельное. Впрочем, поговорим.

773. С. Л. ПУШКИНУ

Конец декабря 1836 г. Из Петербурга в Москву

Il y a bien longtemps que je n’ai eu de vos nouvelles. Веневитинов m’a dit qu’il vous avait trouvé triste et inquiet, et que vous aviez le projet de venir à Pétersbourg. Est-ce vrai? j’ai besoin d’aller à Moscou, en tout cas j’espère bientôt vous revoir. Voici la nouvelle année qui nous arrive. Dieu donne qu’elle nous soit plus heureuse que celle qui vient de s’écouler. Je n’ai pas de nouvelles de ma sœur, ni de Léon. Celui-ci a dû être de l’expédition et ce qui est sûr c’est qu’il n’est ni tué ni blessé. Ce qu’il avait écrit sur le général Rozen, ne s’est trouvé fondé sur rien. Léon est susceptible et gâté par la familiarité de ses ci-devant chefs. Le général Rozen ne l’a jamais traité en chien comme il le disait, mais en lieutenant capitaine, ce qui est tout autre chose. Nous avons une noce. Ma belle-sœur Catherine se marie au baron Heckern, neveu et fils adoptif de l’ambassadeur du roi de Hollande. C’est un très beau et bon garçon, fort à la mode, riche et plus jeune de 4 ans que sa promise. Les préparatifs du trousseau occupent et amusent beaucoup ma femme et ses sœurs, mais me font enrager. Car ma maison a l’air d’une boutique de modes et de linge. Веневитинов a présenté son rapport sur l’état du gouvernement de Koursk. L’empereur en a été frappé et s’est beaucoup informé de Веневитинов; il a dit à je ne sais plus qui: faites-moi faire sa connaissance la première fois que nous nous trouverons ensemble. Voilà une carrière faite. J’ai reçu une lettre du cuisinier de Пещуров qui me propose de reprendre son élève. Je lui ai répondu que j’attendrai là-dessus vos ordres. Le désirez-vous garder? et quelles ont été les conditions de l’apprentissage? Je suis très occuppé. Mon journal et mon Pierre le Grand me prennent bien du temps; cette année j’ai assez mal fait mes affaires, l’année suivante sera meilleure à ce que j’espère. Adieu mon très cher père. Ma femme et toute ma famille vous embrassent et vous baisent les mains. Mes respects et mes amitiés à ma tante et à sa famille.

{Перевод:

Уже довольно давно не получал я от вас известий. Веневитинов сказал мне, что вы показались ему грустным и встревоженным и что вы собирались приехать в Петербург. Так ли это? мне нужно съездить в Москву, во всяком случае я надеюсь вскоре повидаться с вами. Вот уж наступает новый год - дай бог, чтоб он был для нас счастливее, чем тот, который истекает. Я не имею никаких известий ни от сестры, ни от Льва. Последний, вероятно, участвовал в экспедиции, и одно несомненно - что он ни убит, ни ранен. То, что он писал о генерале Розене, оказалось ни на чем не основанным. Лев обидчив и избалован фамильярностью прежних своих начальников. Генерал Розен никогда не обращался с ним, как с собакой, как он говорил, но как с штабс-капитаном, что совсем другое дело. У нас свадьба. Моя свояченица Екатерина выходит замуж за барона Геккерена, племянника и приемного сына посланника короля голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде и 4 годами моложе своей нареченной. Шитье приданого сильно занимает и забавляет мою жену и ее сестру, но приводит меня в бешенство. Ибо мой дом имеет вид модной и бельевой мастерской. Веневитинов представил доклад о состоянии Курской губернии. Государь был им поражен и много расспрашивал о Веневитинове; он сказал уже не помню кому: познакомьте меня с ним в первый же раз, что мы будем вместе. Вот готовая карьера. Я получил письмо от пещуровского повара, который предлагает взять назад своего ученика. Я ему ответил, что подожду на этот счет ваших приказаний. Хотите вы его оставить? и каковы были условия ученичества? Я очень занят. Мой журнал и мой Петр Великий отнимают у меня много времени; в этом году я довольно плохо устроил свои дела, следующий год будет лучше, надеюсь. Прощайте, мой дорогой отец. Моя жена и все мое семейство обнимают вас и целуют ваши руки. Мое почтение и поклоны тетушке и ее семейству.}

1837

774. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

Декабрь 1836 г. - начало января 1837 г. В Петербурге

Вот вам декабрь. Благодарен за статью. Сейчас сажусь за нее. Повесть! Повесть!

775. H. И. ПАВЛИЩЕВУ

5 января 1837 г. Из Петербурга в Варшаву

Пускай Михайловское будет продаваться. Если за него дадут хорошую цену, вам же будет лучше. Я посмотрю, в состоянии ли буду оставить его за собою.

776. Ф. А. СКОБЕЛЬЦЫНУ

8 января 1837 г. В Петербурге

Не можете ли Вы, любезный Федор Афанасьевич, дать мне взаймы на три месяца, или достать мне, три тысячи рублей? Вы бы меня чрезвычайно одолжили и избавили бы меня от рук книгопродавцев, которые рады меня притеснить.

А. Пушкин.

8 янв. 1837.

777. А. И. ТУРГЕНЕВУ

16 января 1837 г. В Петербурге

Вот Вам Ваши письма. Должно будет вымарать казенные официальные фразы и также некоторые искренние, душевные слова, ибо не мечите etc. Что́ вы вставите, то постарайтесь написать почетче. Думаю дать этому всему вот какое заглавие: труды, изыскания, такого-то или А. И. Т. в Римских и Парижских архивах. Статья глубоко занимательная.

Вот вам мои стихи к Вяземскому:

Так море, древний душегубец...¹

16 янв.

778. А. О. ИШИМОВОЙ

25 января 1837 г. В Петербурге

Милостивая государыня

Александра Осиповна,

На днях имел я честь быть у Вас и крайне жалею, что не застал Вас дома. Я надеялся поговорить с Вами о деле. Петр Александрович обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании «Современника». Заранее соглашаюсь на все Ваши условия и спешу воспользоваться Вашим благорасположением: мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornwall. Не согласитесь ли Вы перевести несколько из его драматических очерков? В таком случае буду иметь честь препроводить к Вам его книгу.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивая государыня,

Вашим покорнейшим слугою.

А. Пушкин.

25 янв. 1837.

779. Л.ГЕККЕРЕНУ

25 января 1837 г. в Петербурге

Monsieur le Baron!

Permettez-moi de faire le résumé de ce qui vient de se passer. La conduite de Monsieur votre fils m’était connue depuis longtemps et ne pouvait m’être indifférente. Je me contentais de rôle d’observateur, quitte à intervenir lorsque je le jugerais à propos. Un incident, qui dans tout autre moment, m’eût été très désagréable, vint fort heureusement me tirer d’affaire: je reçus les lettres anonymes. Je vis que le moment était venu et j’en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer à Monsieur votre fils un rôle si pitoyable, que ma femme, étonnée de tant de lâcheté et de platitude, ne put s’empêcher de rire, et que l’émotion que peut-être avait-elle ressentie pour cette grande et sublime passion, s’éteignit dans le mépris le plus calme et le dégoût le mieux mérité.

Je suis obligé d’avouer, Monsieur Le Baron, que votre rôle à vous n’a pas été tout à fait convenable. Vous, le représentant d’une tête couronée, vous avez été paternellement le maquereau de Monsieur votre fils. Il paraît que toute sa conduite (assez maladroite d’ailleurs) a été dirigée par vous. C’est vous qui, probablement, lui dictiez les pauvretés qu’il venait débiter et les niaiseries qu’il s’est mêlé d’écrire. Semblable à une obscène vieille, vous alliez guetter ma femme dans tous les coins pour lui parler de l’amour de votre bâtard, ou soi-disant tel; et lorsque malade de vérole il était retenu chez lui, vous disiez qu’il se mourait d’amour pour elle; vous lui marmottiez: rendez-moi mon fils.

Vous sentez bien, Monsieur le Baron, qu’après tout cela je ne puis souffrir que ma famille ait la moindre relation avec la vôtre. C’était à cette condition que j’avais consenti à ne pas donner suite à cette sale affaire, et à ne pas vous déshonorer aux yeux de notre cour et de la vôtre, comme j’en avais le pouvoir et l’intention. Je ne me soucie pas que ma femme écoute encore vos exhortations paternelles. Je ne puis permettre que Monsieur votre fils, après l’abjecte conduite qu’il a tenue, ose adresser la parole à ma femme, ni encore moins qu’il lui débite des calembours de corps de garde, et joue le dévouement et la passion malheureuse, tandis qu’il n’est qu’un lâche et qu’un chenapan. Je suis donc obligé de m’adresser à vous, pour vous prier de mettre fin à tout ce manège, si vous tenez à éviter un nouveau scandale, devant lequel, certes, je ne reculerai pas.

J’ai l’honneur d’être, Monsieur le Baron,

Votre très humble et très obéissant serviteur.

Alexandre Pouchkine.

26 Janvier 1837.

{Перевод:

Барон!

Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения; я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.

Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.

Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать ходу этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее - чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.

Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга.

Александр Пушкин.

26 января 1837.}

780. Л. M. АЛЫМОВОЙ

Март 1833 - январь (до 26) 1837 г. В Петербурге

Милостивая государыня

Любовь Матвеевна,

Покорнейше прошу дозволить г-ну Юрьеву взять с двора Вашего статую медную, там находящуюся.

С истинным почтением и преданностию честь имею быть, милостивая государыня,

Вашим покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

781. Н. Н. КАРАДЫКИНУ

Декабрь 1836 - январь (до 26) 1837 г. В Петербурге

Милостивый государь

Николай Николаевич,

Вы застали меня врасплох, без гроша денег. Виноват - сейчас еду по моим должникам сбирать недоимки и, коли удастся, явлюся к Вам.

Что это с Вами сделалось? Как Вас повидать? Очень надо!

Весь Ваш А. П.

782. НЕИЗВЕСТНОМУ

Декабрь 1836 г. - январь (до 26) 1837 г. (?) Петербург (?)

Je voudrais vous faire une question, mais elle sera inutile?

Heureusement non!¹

{Перевод:

Я хотел бы вам задать один вопрос, но не будет ли он напрасен?

К счастью, нет!}

783. А. И. ТУРГЕНЕВУ

26 января 1837 г. В Петербурге

Не могу отлучиться. Жду Вас до 5 часов.

784. К. Ф. ТОЛЮ

26 января 1837 г. В Петербурге

Милостивый государь

граф Карл Федорович.

Письмо, коего Ваше сиятельство изволили меня удостоить, останется для меня драгоценным памятником Вашего благорасположения, а внимание, коим почтили первый мой исторический опыт, вполне вознаграждает меня за равнодушие публики и критиков.

Не менее того порадовало меня мнение Вашего сиятельства о Михельсоне, слишком у нас забытом. Его заслуги были затемнены клеветою; нельзя без негодования видеть, что должен он был претерпеть от зависти или неспособности своих сверстников и начальников. Жалею, что не удалось мне поместить в моей книге несколько строк пера Вашего для полного оправдания заслуженного воина. Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно слово, сказанное таким человеком, каков Вы, навсегда их уничтожает. Гений с одного взгляда открывает истину, а истина сильнее царя, говорит священное писание.

С глубочайшим почтением и совершенною преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

26 генваря 1837.

785. О. д’АРШИАКУ

Между 9 ч. 30 м. и 10 ч. утра 27 января 1837 г. В Петербурге

Monsieur le Vicomte,

Je ne me soucie nullement de mettre les oisifs de Pétersbourg dans la confidence de mes affaires de famille; je me refuse donc à tout pour parler entre seconds. Je n’amenerai le mien que sur la place du rendez-vous. Comme c’est M-r Heckern qui me provoque et qui est offensé, il peut m’en choisir un, si cela lui convient; je l’accepte d’avance quand ce ne serait que son chasseur. Quant à l’heure, au lieu - je suis tout à fait à ses ordres. D’après nos habitudes à nous autres Russes, cela suffit. Je vous prie de croire, M-r le Vicomte, que c’est mon dernier mot, et que je n’ai rien de plus à répondre à rien de ce qui concerne cette affaire; et que je ne bouge plus que pour aller sur place.

Veuillez accepter l’assurance de ma parfaite considération.

A. Pouchkine.

27 Janvier.

{Перевод:

Виконт,

Я не имею ни малейшего желания посвящать петербургских зевак в мои семейные дела; поэтому я не согласен ни на какие переговоры между секундантами. Я привезу моего лишь на место встречи. Так как вызывает меня и является оскорбленным г-н Геккерен, то он может, если ему угодно, выбрать мне секунданта; я заранее его принимаю, будь то хотя бы его ливрейный лакей. Что же касается часа и места, то я всецело к его услугам. По нашим, по русским, обычаям этого достаточно. Прошу вас поверить, виконт, что это мое последнее слово и что более мне нечего ответить относительно этого дела; и что я тронусь из дому лишь для того, чтобы ехать на место.

Благоволите принять уверение в моем совершенном уважении.

А. Пушкин.

27 января.}

786. А. О. ИШИМОВОЙ

27 января 1837 г. В Петербурге

Милостивая государыня

Александра Осиповна,

Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на Ваше приглашение. Покамест честь имею препроводить к Вам Barry Cornwall. Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашом, переведите их как умеете - уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл Вашу «Историю в рассказах» и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,

милостивая государыня,

Вашим покорнейшим слугою.

А. Пушкин.

27 янв. 1837.

ДЕЛОВЫЕ БУМАГИ

1. В КОЛЛЕГИЮ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

2 июня 1824 г. Из Одессы в Петербург

Всепресветлейший, державнейший, великий государь император Александр Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!

Просит коллежский секретарь Александр Пушкин, а о чем, тому следуют пункты:

1

Вступив в службу вашего императорского величества из Царскосельского лицея с чином коллежского секретаря в 1817 году, июня 17 дня, в коллегии иностранных дел, продолжал оную в Санкт-Петербурге до 1820 году, потом волею вашего императорского величества откомандирован был к полномочному наместнику Бессарабской области.

2

Теперь по слабости здоровья, не имея возможности продолжать моего служения, всеподданнейше прошу

3

Дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое прошение принять и меня вышеименованного от службы уволить.

4

Всемилостивейший государь, прошу ваше императорское величество о сем моем прошении решение учинить. Июня 2 дня 1824 года, Одесса. К подаче подлежит через новороссийского генерал-губернатора и полномочного наместника Бессарабской области в Государственную коллегию иностранных дел.

Сие прошение сочинял и писал коллежский секретарь Александр Сергеев сын Пушкин.

2. ПОКАЗАНИЕ ПО ДЕЛУ ОБ ЭЛЕГИИ «АНДРЕЙ ШЕНЬЕ»

27 января 1827 г. В Москве

Сии стихи действительно сочинены мною. Они были написаны гораздо прежде последних мятежей и помещены в элегии «Андрей Шенье», напечатанной с пропусками в собрании моих стихотворений.

Они явно относятся к французской революции, коей А. Шенье погиб жертвою. Он говорит:

Я славил твой небесный гром,
Когда он разметал позорную твердыню.

Взятие Бастилии, воспетое Андреем Шенье.

Я слышал братский их обет,
Великодушную присягу
И самовластию бестрепетный ответ -

Присяга du jeu de paume, и ответ Мирабо: allez dire à votre maître etc.

И пламенный трибун и проч.

Он же, Мирабо.

Уже в бессмертный Пантеон
Святых изгнанников входили славны тени.

Перенесение тел Вольтера и Руссо в Пантеон.

Мы свергнули царей...

в 1793

Убийцу с палачами
Избрали мы в цари

Робеспьера и конвент.

Все сии стихи никак, без явной бессмыслицы, не могут относиться к 14 декабря.

Не знаю, кто над ними поставил сие ошибочное заглавие.

Не помню, кому мог я передать мою элегию «А. Шенье».

Александр Пушкин.

Для большей ясности повторяю, что стихи, известные под заглавием «14 декабря», суть отрывок из элегии, названный мною «Андрей Шенье».

3. ПОКАЗАНИЕ ПО ДЕЛУ ОБ ЭЛЕГИИ «АНДРЕЙ ШЕНЬЕ»

29 июня 1827 г. В Петербурге

Элегия «Андрей Шенье» напечатана в собрании моих стихотворений, вышедших из цензуры 8 окт. 1825 года. Доказательство тому: одобрение цензурой на заглавном листе.

Цензурованная рукопись, будучи вовсе ненужною, затеряна, как и прочие рукописи мною напечатанных стихотворений.

Опять повторяю, что стихи, найденные у Г. Алексеева, взяты из элегии «Андрей Шенье», не пропущены цензурою и заменены точками в печатном подлиннике, после стихов

Но лира юного певца
О чем поет? поет она свободу:
Не изменилась до конца.
Приветствую тебя, мое светило etc.

Замечу, что в сем отрывке поэт говорит:

О взятии Бастилии.

О клятве du jeu de paume.

О перенесении тел славных изгнанников в Пантеон.

О победе революционных идей.

О торжественном провозглашении равенства.

Об уничтожении царей.

Что же тут общего с несчастным бунтом 14 декабря, уничтоженным тремя выстрелами картечи и взятием под стражу всех заговорщиков?

В заключение объявляю, что после моих последних объяснений мне уже ничего не остается прибавить в доказательство истины.

10-го класса Александр Пушкин.

С.-Петербург.

1827 г. 29 июня.

4. ПОКАЗАНИЕ ПО ДЕЛУ ОБ ЭЛЕГИИ «АНДРЕЙ ШЕНЬЕ»

24 ноября 1827 г. В Петербурге

Господину с.-петербургскому полицмейстеру

полковнику Дешау

от 10-го класса чиновника
Александра Пушкина

Объяснение.

На требование суда узнать от меня: «каким образом случилось, что отрывок из Андрея Шенье, будучи не пропущен цензурою, стал переходить из рук в руки во всем пространстве» отвечаю: стихотворение мое Андрей Шенье было всем известно вполне гораздо прежде его напечатания, потому что я не думал делать из него тайну.

Александр Пушкин.

24 ноября 1827.

С.-Петербург.

5. ПОКАЗАНИЕ ПО ДЕЛУ О «ГАВРИИЛИАДЕ»

3 - 5 августа 1828 г.

1. Не мною.

2. В первый раз видел я «Гавриилиаду» в лицее в 15-м или 16-м году и переписал ее; не помню куда дел ее, но с тех пор не видал ее.

3. Не имею.

10 класса Александр Пушкин.

6. ПОКАЗАНИЕ ПО ДЕЛУ О «ГАВРИИЛИАДЕ»

19 августа 1828 г. В Петербурге

1828 года августа 19 числа нижеподписавшийся 10-го класса Александр Пушкин вследствие высочайшего повеления, объявленного г. главнокомандующим в С.-Петербурге и Кронштадте, быв призван к с.-петербургскому военному губернатору, спрашиван, от кого именно получил поэму под названием Гавриилиады, показал:

Рукопись ходила между офицерами Гусарского полку, но от кого из них именно я достал оную, я никак не упомню. Мой же список сжег я вероятно в 20-м году.

Осмеливаюсь прибавить, что ни в одном из моих сочинений, даже из тех, в коих я наиболее раскаиваюсь, нет следов духа безверия или кощунства над религиею. Тем прискорбнее для меня мнение, приписывающее мне произведение столь жалкое и постыдное.

10 класса Александр Пушкин.

7. В МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

11 августа 1833 г. В Петербурге

В Департамент хозяйственных и счетных дел

От состоящего

в ведомстве Министерства иностранных дел

титулярного советника Пушкина.

Прошение.

Его сиятельство г. генерал-адъютант граф Бенкендорф уведомил меня чрез г. действительного статского советника Мордвинова, что его императорскому величеству угодно было изъявить свое высочайшее соизволение на увольнение меня в отпуск на четыре месяца в губернии Казанскую и Оренбургскую. Вследствие сего покорнейше прошу Департамент хозяйственных и счетных дел учинить во исполнение таковой монаршей воли распоряжение о снабжении меня надлежащим для сего свидетельством. Письмо же г. действительного статского советника Мордвинова при сем имею честь представить.

Титулярный советник

Александр Пушкин.

11 августа 1833 года.

8. ПОДПИСЬ НА ЛИСТЕ СОТРУДНИКОВ ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКОГО СЛОВАРЯ

16 марта 1834 г.

Согласен участвовать, если имени моего не будет упомянуто и если все условия редакции будут мне известны и сообразны с моими предположениями.

А. Пушкин.

9. И. М. ПЕНЬКОВСКОМУ

20 ноября 1834 г. Из Петербурга в Болдино

Милостивый государь мой,

Осип Матвеевич!

По доверенности отца моего, статского советника Сергея Львовича Пушкина, имею я в своем ведении в Нижегородской губернии в селе Болдине по восьмой ревизии 563 души, а в сельце Кистеневе в Сергачевском уезде 274 души да сверх того в том же сельце Кистеневе 220 душ, собственно мне принадлежащих. По случаю пребывания моего в Санкт-Петербурге прошу Вас оное имение принять в полное Ваше распоряжение и управление, и буде случатся по оному дела, то следующие прошения, объявления и всякого роду бумаги от имени моего за Вашим рукоприкладством во все присутственные места, также и частным лицам, подавать, по тем делам выписки, экстракты и решения выслушивать, удовольствия или неудовольствие подписывать, на апелляции в высшие присутственные места, со взносом апелляционных денег, подавать; крестьян от обид и притеснений защищать, для работ и промыслов, по вашему рассуждению, отпускать, с законными видами, также и дворовых отпускать по паспортам с наложением оброка.

При том имеете Вы наблюдать, чтобы казенные повинности и подати были в свое время сполна уплачены; положенный же с оброчных крестьян оброк получать без недоимок и ко мне высылать; буде окажутся дурного поведения и вредные вотчине крестьяне и дворовые люди, таковых отдавать во всякое время в зачет будущего рекрутства; если окажутся неспособными, то отдавать без зачету, предварительно меня о том уведомив. Словом, прошу Вас в оном имении распоряжаться как бы я сам, высылая доходы на мое имя, что же Вы к приращению доходов и к улучшению имения учините, впредь во всем Вам верю и впредь спорить и прекословить не буду.

Двора его императорского величества камер-юнкер титулярный советник

Александр Сергеев сын Пушкин.

20 ноября 1834 года.

Сия доверенность принадлежит белорусскому дворянину Осипу Матвеевичу Пеньковскому.

10. В ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ЦЕНЗУРЫ

28 августа 1835 г. В Петербурге

Честь имею обратиться в Главный комитет цензуры с покорнейшею просьбою о разрешении встретившихся затруднений.

В 1826 году государь император изволил объявить мне, что ему угодно быть самому моим цензором. Вследствие высочайшей воли все, что с тех пор было мною напечатано, доставляемо было мне прямо от его величества из 3-го отделения собственной его канцелярии при подписи одного из чиновников: «с дозволения правительства». Таким образом были напечатаны: «Цыганы», повесть (1827), 4-ая, 5-ая, 6-ая, 7-ая и 8-ая главы «Евгения Онегина», романа в стихах (1827, 1828, 1831, 1833), «Полтава» (1829), 2-ая и 3-ья часть «Мелких стихотворений»; 2-ое, исправленное издание поэмы «Руслан и Людмила» (1828), «Граф Нулин» (1828), «История Пугачевского бунта» и проч.

Ныне, по случаю второго, исправленного издания «Анджело», перевода из Шекспира (неисправно и с своевольными поправками напечатанного книгопродавцем Смирдиным), г. попечитель С.-Петербургского учебного округа изустно объявил мне, что не может более позволить мне печатать моих сочинений, как доселе они печатались, то есть с надписью чиновника собственной его величества канцелярии. Между тем никакого нового распоряжения не воспоследовало, и таким образом я лишен права печатать свои сочинения, дозволенные самим государем императором.

В прошлом мае месяце государь изволил возвратить мне сочинение мое, дозволив оное напечатать, за исключением собственноручно замеченных мест. Не могу более обратиться для подписи в собственную канцелярию его величества и принужден утруждать Комитет всеуниженным вопросом: какую новую форму соизволит он предписать мне для представления рукописей моих в типографию?

Титулярный советник

Александр Пушкин.

28 августа 1835.

11. В СЪЕЗЖИЙ ДОМ

4 апреля 1836 г. В Петербурге

Литейной части в съезжий дом

От камер-юнкера Пушкина

Отзыв

Вследствие предъявленного мне от г. обер-полицмейстера предписания Санкт-Петербургской казенной палаты о востребовании 10 000 рублей с процентами, должных мною, имею честь объяснить:

Что по новому распоряжению г. министра финансов платеж сей суммы отсрочен и разделен на другие сроки.

Александр Пушкин.

4 апреля 1836. СПб.

12. В ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЦЕНЗУРНЫЙ КОМИТЕТ

5 сентября 1836 г. В Петербурге

Автор статьи: «Александр Радищев», покорнейше просит Комитет о возвращении ему сей статьи, не допущенной к помещению в журнале.

Александр Пушкин.

5 сентября 1836.

ИЗ РАННИХ РЕДАКЦИЙ

544. ИЗ ПИСЬМА К А. X. БЕНКЕНДОРФУ

6 декабря 1833 г.

Я оставил вымысел и написал «Историю Пугачевщины»... Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, по крайней мере я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал ее без криводушия, не стараясь льстить ни силе, ни модному образу мыслей.

684. H. Г. РЕПНИНУ

5 февраля 1836 г.

On dit que M-r le Prince Repnine s’est permis des propos outrageants. La personne offensée prie M-r le Prince Repnine de vouloir bien rester neutre dans une affaire qui ne le concerne nullement. Cette démarche est dictée non par un sentiment de crainte ou même de prudence, mais uniquement par l’affectation et l’intérêt que la personne offensée porte à M-r le Prince Repnine - pour des motifs à elle connus.

{Перевод:

Говорят, что князь Репнин позволил себе оскорбительные отзывы. Оскорбленное лицо просит князя Репнина соблаговолить не вмешиваться в дело, которое его никак не касается. Это обращение продиктовано не чувством страха или даже осторожности, но единственно чувством расположения и преданности, которое оскорбленное лицо питает к князю Репнину по известным ему причинам.}

740. П. Я. ЧААДАЕВУ

19 октября 1836 г.

Pierre le Grand dompta la noblesse en publiant la Табель о рангах, le clergé - en abolissant le patriarchat (NB Napoléon disait à Alexandre: vous êtes pope chez vous; ce n’est pas si bête). Mais autre chose est de faire une révolution, autre chose est d’en consacrer les résultats.

Jusqu’à Catherine II on a continué chez nous la révolution de Pierre au lieu de la consolider. Catherine II craignait encore l’aristocratie; Alexandre était jacobin lui-même. Voilà déjà 140 ans que la Табель о рангах balaye la noblesse; et s’est l’empereur actuel, qui le premier a posé une digue (bien faible encore) contre le débordement d’une démocratie, pire que celle de l’Amérique (avez-vous lu Toqueville? je suis encore tout chaud et tout effrayé de son livre).

Quant au clergé il est en dehors de la société, il est encore barbu. On ne le voit nulle part ni dans nos salons, ni dans la littérature, il n’est pas de la bonne société. Il n’est pas au dessus du peuple, ne veut pas être peuple. Nos souverains ont trouvé commode de le laisser là où ils l’ont trouvé. - Comme les eunuques, il n’a de passion que le pouvoir. Aussi est-il redouté. Et je connais quelqu’un qui malgré toute son énergie a plié devant lui dans une occasion grave. Ce dont j’ai enragé dans le temps.

La religion est étrangère à nos pensées, à nos habitudes, à la bonne heure, mais il ne fallait pas le dire.

Votre brochure a produit, à ce qu’il paraît, une grande sensation. Je n’en parle pas dans le monde, où je suis.

Ce qu’il fallait dire et ce que vous avez dit c’est que notre société actuelle est aussi méprisable que stupide; que cette absence d’opinion publique, cette indifférence pour tout ce qui est devoir, justice, droit et vérité; pour tout ce qui n’est pas nécessité. Ce mépris cynique pour la pensée et la dignité de l’homme. Il fallait ajouter (non comme concession, mais comme vérité) que le gouvernement est encore le seul Européen de la Russie, et que tout brutal et cynique qu’il est, il ne tiendrait qu’à lui de l’être cent fois plus. Personne n’y ferait la moindre attentation.

{Перевод:

Петр Великий укротил дворянство, опубликовав Табель о рангах, духовенство - отменив патриаршество (NB: Наполеон сказал Александру: Вы сами у себя поп; это совсем не так глупо). Но одно дело произвести революцию, другое дело это закрепить ее результаты.

До Екатерины II продолжали у нас революцию Петра, вместо того чтобы ее упрочить. Екатерина II еще боялась аристократии; Александр сам был якобинцем. Вот уже 140 лет как (Табель о рангах) сметает дворянство; и нынешний император первый воздвиг плотину (очень слабую еще) против наводнения демократией, худшей, чем в Америке (читали ли вы Токвиля? я еще под горячим впечатлением от его книги и совсем напуган ею).

Что касается духовенства, оно вне общества, оно еще носит бороду. Его нигде не видно, ни в наших гостиных, ни в литературе, оно не принадлежит к хорошему обществу. Оно не хочет быть народом. Наши государи сочли удобным оставить его там, где они его нашли. Точно у евнухов - у него одна только страсть к власти. Потому его боятся. И, я знаю, некто, несмотря на все свое упорство, согнулся перед ним в трудных обстоятельствах - что в свое время меня взбесило.

Религия чужда нашим мыслям и нашим привычкам, к счастью, но не следовало этого говорить.

Ваша брошюра произвела, кажется, большую сенсацию. Я не говорю о ней в обществе, в котором нахожусь.

Что надо было сказать и что вы сказали, это то, что наше современное общество столь же презренно, сколь глупо; что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью, правом и истиной, ко всему, что не является необходимостью. Это циничное презрение к мысли и к достоинству человека. Надо было прибавить (не в качестве уступки, но как правду), что правительство все еще единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать сто крат хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания.}

УКАЗАТЕЛЬ ПИСЕМ ПО АДРЕСАТАМ

(Цифры обозначают номера писем)